РАНЫ ЛЮБВИ (Перевод Г. Мурадян, Е. Барзовой)

Из сборника «Песни любви и смерти» под редакцией Джорджа Р. Р. Мартина и Гарднера Дозуа.


Действие происходит между событиями «Продажной шкуры» и «Перемен».


Гарднер Дозуа может похвастаться целой пачкой наград за его сборники, потому что они у него классно получаются, и я принял его приглашение поучаствовать в антологии, первоначально называвшейся «Роковые любовники», над которой он трудился вместе с Джорджем Р. Р. Мартином. Я с энтузиазмом взялся за работу, однако найти отправную точку для истории оказалось не так-то просто, поскольку Гарри Дрезден вполне рискует оказаться в тройке лучших абсолютно-не-роковых любовников во всей современной фэнтези. Как же мне впихнуть его в историю вроде этой?

Ответ: Поместить в гущу событий рядом с Мёрфи, когда вроде бы случайные любовные заклятия распространяют безумие по всему городу. После этого все, что мне оставалось, — это использовать его обычную везучесть и дико хохотать, набирая текст.

Название сборника изменилось на «Песни Любви и Смерти» уже после того, как я написал свой рассказ, что, наверное, и к лучшему. Иначе мне, возможно, пришлось бы — чтобы не выйти из темы — попытаться каким-то образом присобачить к этому битву групп в стиле дэт-метал. Такого не заслужил никто.


Показывая на трупы, Мёрфи сказала:

— Раны любви.[23]

Я пролез под лентой, огораживающей место преступления, и вошел в квартиру. Здесь пахло кровью и смертью. Юмор висельника просто напрашивался.

Мёрфи стояла там и смотрела на меня. Она не предложила никаких объяснений. Стало быть, хочет услышать непредвзятое мнение консультанта отдела специальных расследований полицейского департамента Чикаго — то есть меня, Гарри Дрездена. Насколько мне известно, я — единственный чародей на планете, получающий значительную долю своего дохода за работу на силы правопорядка.

Я остановился и осмотрелся вокруг, проводя инвентаризацию.

Итак: два обнаженных тела, мужское и женское, сплелись в любовном объятии. Один маленький пистолет, незаконный в Чикаго, покоится в обмякших пальцах женщины. Два огнестрельных ранения в висок, по одному на каждого. Брызги крови образовали два пересекающихся конуса, еще больше крови впиталось в ковер. Тела чертовски смердели. После смерти с ними произошли некоторые весьма не романтические перемены.

Я прошел чуть подальше и огляделся. Где-то в квартире крутилась старая пластинка группы «Квин». Фредди задавался вопросом, кто хочет жить вечно. Пока я слушал, песня закончилась и через несколько секунд заиграла сначала, ностальгически поскрипывая и потрескивая.

Стены были покрыты фотографиями.

Я не хочу сказать, что на стенах было множество фотографий, как в доме у прабабушки. Я хочу сказать — именно покрыты фотографиями. Целиком. Полностью покрыты бумагой.

Я глянул вверх. И с потолком то же самое.

Я медленно обошел комнату, разглядывая, что на фотографиях. И на всех, на каждой из них, — вместе те мужчина и женщина, что лежали сейчас мертвые. Они позировали тут и там и выглядели нереально счастливыми. Я внимательно всматривался в снимки. Изрядное их количество не отличалось ничем, кроме одежды, — почти всюду на этой паре были модные футболки. Как правило, они снимались на фоне тех мест в Чикаго, которые любят посещать туристы. И выглядело все так, будто эта парочка каждый день, снова и снова, устраивала один и тот же экскурсионный тур, коллекционируя одни и те же фотографии.

— Одинаковые футболки, — сказал я. — Кошмар.

Мёрфи в ответ невесело улыбнулась. Мёрфи — миниатюрная и мускулистая, волосы у нее светлые, а носик пуговкой. Я бы сказал, что она столь прелестна, что я бы с удовольствием положил ее себе в карман, но попытайся я это сделать, она тотчас же сломала бы мне руку. Мёрф владеет боевыми искусствами.

Она молча выжидала.

— Еще одно самоубийство по договоренности. Уже третье в этом месяце. — Я показал на снимки. — Хотя те две пары не были настолько задвинутыми. Или, хм, in medias res.[24] — Я пожал плечами и, имея в виду эти маниакальные снимки, добавил: — Дурдом какой-то.

На это Мёрфи только чуть приподняла бровь.

— Напомни-ка мне — сколько мы тебе платим за консультации, Шерлок?

Я поморщился.

— Да-да, конечно… — Немного помолчав, я спросил: — А как их звали?

— Грег и Синди Бардалаки, — ответила Мёрфи.

— Что ж, вроде бы эти три пары самоубийц никак друг с другом не связаны, но сценарии смерти очень похожи. Теперь мы переходим к иррациональному и маниакальному поведению как предвестнику… — Я нахмурился. Гм… Просмотрев еще разок снимки, я подошел осмотреть тела.

— Ух ты! — пробормотал я. — Блин-тарарам.

Мёрфи выгнула бровь.

— Нигде не видно обручальных колец, — сказал я. — И никаких свадебных фотографий. И… — Наконец-то я углядел среди множества снимков семейную фотографию в рамке. На ней были оба: и Грег, и Синди вместе с парой постарше, и еще один человек — помоложе.

— О Боже, Мёрф! — воскликнул я. — Они не были супружеской парой. Они брат и сестра!

Мёрфи посмотрела на переплетенные тела. Никаких признаков борьбы явно не наблюдалось. Бокалы для шампанского, пустая бутылка игристого, разбросанная одежда…

— Супружеской — нет, — сказала она. — А парой они были. — Мёрфи мое открытие не поразило. Она себе это уже уяснила.

— Но это-то как раз и объясняет… — сказал я.

— Объясняет что?

— Да вот эти двое. Они были вместе — и находились в невменяемом состоянии, когда это делали. Кто-то вмешался в их разум.

Мёрфи искоса глянула на меня:

— Почему?

Я развел руками:

— Допустим, Грег и Синди столкнулись с Плохим Парнем Икс. И этот Плохой Парень Икс входит в их мозг и вынуждает их дико влюбиться друг в друга и сгорать от страсти. Они не могут совладать с чувствами, которые кажутся абсолютно естественными, но на каком-то уровне осознают: то, что они делают, вовсе не то, чего они на самом деле хотят, и это ненормально, неправильно. Их искаженное сознание вступает в конфликт с их подсознанием. — Я указал на снимки. — Давление все нарастает и нарастает, и они уже не в силах справиться с этим, и — ба-бах! — Я выстрелил в Мёрфи, изобразив пистолет большим и указательным пальцами.

— Если ты прав, то они не покойники, — сказала Мёрфи. — Они жертвы. Большая разница. Чьих это рук дело?

— Без понятия, — сказал я. — А единственное свидетельство, благодаря которому можно было бы подтвердить те или иные догадки, вытекает на пол. Будь у нас выживший, у меня, быть может, и получилось бы всмотреться и увидеть что-то, но поскольку выживших нет, нам предстоит изрядно побегать.

Мёрфи вздохнула и уставилась в пол.

— Два самоубийства по договоренности еще могли бы быть совпадением. Но три — уже перебор, так не бывает. Это больше смахивает на modus operandi.[25] А как насчет вампиров Скави?

Я покачал головой:

— Нет, эти охотятся на одиночек. Такие смерти — не их профиль.

— Так ты хочешь сказать, что мы должны найти некий общий знаменатель для всех жертв? Вот черт, могла бы и сама додуматься.

— Вроде того. — Я вздрогнул и посмотрел на двух других детективов из спецрасследований, находящихся в комнате. Они фотографировали тела, документировали стены, и все в таком роде.

Судмедэкспертов не было. Они не любители терять время на самоубийства эмоционально не уравновешенных, пусть даже и неординарные. Такую грязную работенку они валили на ОСР.

Я понизил голос:

— Если кто-то играет в такие игры, влезая в мозг, Совет, может, что-то об этом и знает. Я попробую что-нибудь разнюхать, начав оттуда. А ты начни отсюда. Будем надеяться, я отработаю свой гонорар, и мы встретимся посередине.

— Идет.

Мёрфи уставилась на тела напряженным, беспокойным взглядом. Она-то знала, каково это — быть жертвой ментальной манипуляции. Я не выказал сочувствия. Она терпеть не могла проявлять слабость, а потому я не хотел, чтобы она поняла, что я что-либо заметил.

Фредди достиг крещендо, возвещая, что любовь должна умереть.

Мёрфи вздохнула:

— Боже милостивый! Вырубит хоть кто-то наконец эту треклятую запись!


— Извини, Гарри, — сказала капитан Люччо. — У нас точно нет орбитальных спутников для обнаружения черной магии.

Я чуток подождал, просто хотел убедиться, что она договорила. Когда на линии сильный чародей, связь между Чикаго и Эдинбургом то и дело обрывается. Я звонил в Эдинбург, где находится штаб Белого Совета чародеев. Анастасия Люччо, капитан Стражей, моя бывшая подружка, готова была сообщить мне ту информацию, что имелась у Совета касательно чикагских интриг — то есть ровным счетом ничего.

— Очень плохо, что у нас их нет, а? — сказал я. — А неофициально — есть кто-нибудь, кто может что-то знать?

— Привратник, возможно. У него дар ощущать проблемные зоны. Только его уже несколько недель никто не видел, что абсолютно в порядке вещей. Но если честно, Страж Дрезден, вообще-то именно вы должны сообщать нам такого рода информацию. — В ее голосе насмешка соседствовала с убийственной серьезностью. — А как по-твоему, что у вас там творится?

— За последние две недели три парочки жутко влюбленных голубков совершили двойное самоубийство, — сказал я. — Последние двое были братом и сестрой. И их поведение в достаточной степени иррационально.

— То есть ты подозреваешь ментальное вмешательство, — процедила она, и я расслышал в ее голосе неприкрытую тоску.

Люччо тоже была когда-то жертвой.

Я невесело улыбнулся. Ведь, помимо всего прочего, ее запрограммировали на то, чтобы быть со мной. Очевидно, в последнее время только таким способом кто-то мог назначить мне свидание.

— Вроде бы вполне обоснованное подозрение. Я дам знать, если на что-нибудь наткнусь.

— Ты там поосторожней, — посоветовала она. — Не впутывайся в опасные ситуации без поддержки. Слишком велики шансы, что тебя могут подставить.

— Вот как? А кто из двоих, ведущих этот разговор, попался на крючок парню, копающемуся в мозгах? — заметил я.

— Туше, — признала Люччо. — Но ему это удалось лишь потому, что мы были чересчур самонадеянными. Так или иначе, не лезь на рожон.

— Буду стараться, — пообещал я.

Повисло неловкое молчание, потом Анастасия спросила:

— Как ты, Гарри?

— Весь в делах, — ответил я. Она уже извинилась, или что-то вроде того, за то, что столь стремительно исчезла из моей личной жизни. Она, впрочем, никогда и не намеревалась играть в ней ведущую роль. Вокруг событий прошлого года бушевало настоящее эмоциональное цунами, и я-то как раз не слишком сильно от этого пострадал. — А ты?

— Вся в делах. — Немного помолчав, она продолжила: — Я знаю, что с этим покончено. Но я рада, что мы были вместе. Это делало меня счастливой. Порой мне…

«…этого не хватает», — мысленно договорил я, ощутив комок в горле.

— Нет ничего плохого в счастье.

— Конечно. Когда оно настоящее. — Голос ее смягчился. — Будь осторожен, Гарри. Пожалуйста.

— Буду, — сказал я.


Я начал искать ответы на свои вопросы у представителей сверхъестественного мира, и в общем-то безрезультатно. У Маленького Народца абсолютно ничего для меня не было, а ведь обычно на них можно рассчитывать. У них слишком короткая память на подробности, и даже про те смерти, которые произошли слишком давно, чтобы это мне что-нибудь дало, я услышал лишь нечто противоречивое и бессвязное.

Несколько ночей я ментально обшаривал город при помощи модели Чикаго в своем подвале — и не получил ничего, кроме головной боли.

Я обзвонил Паранет — это организация тех, кто наделен весьма скромным магическим даром, а потому зачастую становится жертвой более сильных сверхъестественных существ. Теперь они сотрудничали, делясь информацией, обмениваясь действенными методиками, — словом, компенсировали недостаток магических силенок за счет взаимной поддержки при работе в команде. У них тоже ничего для меня не оказалось.

Заглянул и в паб Мак-Энелли, центр сверхъестественной общественной жизни, и задал кучу вопросов. Ответов не было ни у кого. Тогда я взялся за свое окружение, начав с тех, кто, по моему мнению, мог в принципе дать какую-то информацию. Я методично проработал весь список, вычеркивая имена, и теперь оставался только выборочный опрос людей на улицах.

Бывают такие дни, когда я не очень-то чувствую себя чародеем. Или детективом. Или детективом-чародеем.

Для обычных частных детективов такие дни в порядке вещей — выслеживать, вынюхивать и выкапывать информацию и в итоге не находить ничегошеньки. У меня такие дни случаются реже, чем у большинства, благодаря моим способностям у меня больше вариантов — но иногда и я терплю крах.

И самое поганое, что в ближайшее время могут появиться еще жертвы.


Через четыре дня я выяснил лишь одно — ни о какой черной магии в Чикаго никто не знает. Обнаружились только ее остаточные незначительные следы, не столь сильные, чтобы представлять какую-либо опасность (для такого ничтожного, по сути, безвредного злого умысла страж Рамирес придумал термин «тусклая магия»). Имелись также и обычные следы тусклой магии, каковую вполне способен неосознанно, под влиянием темных эмоций, творить тот, кто даже и не подозревает, что обладает магическим даром.

Короче, результат нулевой.

Хорошо хоть у Мёрфи что-то продвинулось.

Иногда упорный труд продуктивнее магии.

Пару лет назад злосчастное влияние Сатурна на Мёрфи несколько усилилось вроде как по моей вине — понижение в должности и все такое, и сейчас ей приходится довольствоваться старым «харлеем». По каким-то причинам она не хотела ездить на мотоцикле, так что оставалась моя машина, всегда (ну или почти всегда) надежный Голубой Жучок, старенький «фольксваген-жук», побывавший со мной в тысяче передряг. Ему не раз приходилось несладко, но он решительно рвался к новым битвам, даже если эта битва — всего-навсего езда без особой гонки и на не слишком большое расстояние.

(Вот только не надо ничего говорить. Он за это уже поплатился.)

Я остановился у белого домика Мёрфи с маленьким розарием, опустил стекло с пассажирской стороны.

— Давай действуй, как эти «Придурки из Хаззарда»,[26] — сказал я. — Дверцу заклинило.

Мёрфи глянула на меня с подозрением. Попробовала открыть дверцу. Та открылась без всяких усилий. Самодовольно ухмыляясь, Мёрфи устроилась на пассажирском сиденье и хлопнула дверцей.

— Работа в полиции сделала тебя циничной, — заметил я.

— Если желаешь пялиться на мой зад, тебе надо для этого хорошенько постараться, как и всем прочим, Гарри.

Я фыркнул и завел машину.

— Куда направляемся?

— Никуда, пока не пристегнешься, — заявила она, застегивая ремень безопасности.

— Это моя машина, — сказал я.

— Нет, это закон. Привлечь тебя к судебной ответственности? Запросто.

Я поразмыслил, что хуже. Мёрфи одарила меня коповским взглядом и вытащила из кармана шариковую ручку.

Я пристегнулся.

Мёрфи лучезарно улыбнулась:

— Спрингфилд. Езжай по И-55.

— Вроде бы это не в твоей юрисдикции, — пробурчал я.

— Если бы мы что-то расследовали, тогда да. Мы едем на ярмарку, — сообщила Мёрфи.

Я с подозрением покосился на нее:

— На свидание, что ли?

— Конечно, если кто-нибудь спросит, — заявила она. И добавила: — Вполне подходящее прикрытие.

— Точно, — кивнул я. Ее щеки чуть порозовели. На этом разговор иссяк.

Я выехал на шоссе, что всегда выглядит забавно на машине, созданной, чтобы гонять по автобану на безумной скорости сто километров в час, и спросил Мёрфи:

— Спрингфилд?

— Ярмарка, — сказала она. — Вот что было общим знаменателем.

Я нахмурился, припоминая даты.

— Эта ярмарка сколько длится? Десять дней?

Мёрфи кивнула:

— Сегодня вечером закрытие.

— Но ведь первая пара погибла двенадцать дней назад.

— Они оба были волонтерами, помогали там все устраивать до открытия. — Мёрфи уперлась пяткой в сиденье и, отвернувшись, хмуро смотрела в окно. — Я обнаружила в квартире второй пары билеты на скибол и дурацкую мягкую игрушку. А Бардалаков остановили за превышение скорости на шоссе И-55, в пяти минутах езды от Спрингфилда и за пределами Чикаго.

— Значит, они вполне могли отправиться на ярмарку, — сказал я. — Или, может, на машине катались, или еще чего.

Мёрфи пожала плечами:

— Все может быть. Но если считать, что это совпадение, это нам ничего не даст и ответа мы не получим. Если же предположить какую-то связь, у нас появится зацепка.

Я не смог сдержать улыбки.

— А говорила, что не любишь читать Паркера.

— Допустим, но это вовсе не значит, что его логика не имеет смысла.

— Ах, ну да.

Мёрфи тяжело вздохнула:

— Ничего лучшего у нас пока нет. Я просто надеюсь, что если ты попадешь на эту ярмарку, то сумеешь уловить что-то, чем бы оно там ни было.

— Ага, — сказал я, вспомнив о стенах, покрытых фотографиями. — Я тоже надеюсь.


Что меня больше всего радует в таких местах, как Спрингфилдская ярмарка, так это запахи. На подобных мероприятиях вы получите такие комбинации запахов, которых больше нигде не найти. Среди них лидируют поп-корн, жареные орешки и фастфуд — здесь всегда можно найти все, что угодно, чтобы закупорить артерии и заработать язву желудка. Хот-доги с чили, пончики, жареные хлебцы, жирная пицца, засахаренные яблоки, о боги! Вредная пища пахнет так потрясающе, что либо это происки дьявола, а может, чего-то столь же трансцендентного, либо Всемогущий и впрямь не хочет, чтобы каждый питался только экологически чистым тофу. Никак не могу решить.

Остальные запахи имеют выборочную локализацию и зависят от места, где вы находитесь. Дезинфектанты и вонь от биотуалетов, выхлопы, горелое масло, смазка, раскаленный асфальт и гравий на парковке, распаренные на солнце тела, лосьон для загара, сигаретный дым и запах пива вокруг некоторых посетителей, едкий, честный запах домашнего скота — там, где выставки животных, где их держат, или там, где катают на пони, — все прямо-таки заполняет ваш нос. Люблю побаловать свое обоняние.

Запахи чаще всего не лгут.

Мы с Мёрфи приступили к методическим поискам ближе к полудню и все ходили и ходили по ярмарке. Это заняло весь день. Спрингфилдская ярмарка — это вам не хухры-мухры.

— Вот черт! — сказала Мёрфи. — Мы тут целый день торчим. Ты уверен, что ничего не унюхал?

— Ничего из того, что мы ищем, — ответил я. — Этого-то я и боялся.

— Чего?

— Такое уже бывало не раз, подобного рода магии — сложной, долговременной, неуловимой, темной — солнечный свет не благоприятствует. — Я поглядел на удлиняющиеся тени. — Через полчасика попробуем снова.

Мёрфи нахмурилась:

— Ты вроде бы всегда говорил, что для настоящей магии не бывает чего-то полезного или вредного.

— Кроме солнечного света.

— Мог бы и раньше предупредить, — неодобрительно фыркнула Мёрфи.

— Чтобы сказать наверняка, надо сперва проверить, — заметил я. — Что, если мы просто не там ищем?

Она снова вздохнула и окинула взглядом ближайшие трейлеры с едой и прилавки с товарами.

— Вот блин. Есть ли здесь хоть что-то, от чего мои джинсы не лопнут по швам?

Я ухмыльнулся:

— Скорей всего нет. Как насчет хот-дога и пончиков?

— Скотина, — окрысилась Мёрфи. И добавила: — О'кей.

Еще не расправившись со вторым хот-догом, я понял, что за нами кто-то шпионит.

Я постарался не выдать своего торжества, откусил еще кусок сосиски и заметил:

— А может, все-таки мы не ошиблись?

Мёрфи отыскала, где продаются индюшачьи ножки. Она срезала мясо с кости на бумажную тарелку и ела пластиковой вилкой.

— Что такое? — поинтересовалась Кэррин, не прекращая жевать.

— Парень в темно-красной футболке и коричневых камуфляжных штанах, примерно в двадцати футах от твоего правого плеча. Я видел его сегодня не меньше двух раз.

— Это вовсе не означает, что он за нами следит.

— Все три раза он ничем не был занят.

Мёрфи кивнула:

— Пять футов восемь дюймов или около того, длинные волосы? Эспаньолка?

— Ага.

— Он сидел на скамейке, когда я вышла из туалета, — сказала Мёрфи. — И ничего не делал. — Она пожала плечами и снова принялась за еду.

— Ну так как?

— Тут чертова уйма людей, Гарри. — Она перешла на шепот. — По-твоему, мне что, схватить его за шкирку и колошматить, пока не расколется?

Я проворчал нечто невразумительное и покончил с хот-догом.

— Это вовсе не обязательно что-то означает. Может, он на тебя запал.

Мёрфи фыркнула:

— А может, он запал на тебя?

Я прикрыл рукой сытую отрыжку и потянулся за пончиком.

— Кто ж его за это осудит? — Я откусил хрустящий кусок и кивнул: — Ладно. Поглядим, что будет дальше.

Мёрфи кивнула, потягивая диетколу.

— Уилл говорит, вы с Анастасией не так давно расстались.

— Уилл слишком много болтает, — мрачно откомментировал я.

— Он твой друг. Он о тебе беспокоится, — сказала Мёрфи, старательно избегая моего взгляда.

Я внимательно посмотрел на нее и кивнул.

— Ладно, — сказал я, — передай Уиллу, что беспокоиться не о чем. Было дерьмово. Теперь не так дерьмово. Рыбка в море плавала. Уплыла. Вот и все дела.[27] Ла-ла-ла. — Откусив еще кусок пончика, я поинтересовался: — Как там Кинкейд?

— Да как всегда, — сказала Мёрфи.

— Когда тебе несколько сотен лет, привычки становятся устойчивыми.

Она покачала головой.

— Это для него типично. Он был бы таким и в двадцать. У него своя дорога, и он никому не позволит вынуждать его поступать иначе. Он как… — Мёрфи запнулась, так и не сказав, кого именно ей напоминает Кинкейд. Она доела индюшачью ножку.

По ярмарке прокатилась дрожь, весьма ощутимая для моих чародейских органов чувств. Закат. Солнце заходит. Сумерки продлятся еще какое-то время, но такой свет уже не удержит ночных тварей.

Мёрфи посмотрела на меня, почувствовав, как изменился мой уровень напряженности. Она допила колу, я отправил в рот последний кусок пончика, и мы синхронно встали со своих стульев.

Небо на западе еще было чуть оранжевым, когда я наконец ощутил действующую магию.

Мы находились недалеко от аттракционов, той части ярмарки, где полно ярко освещенных дорожек, палаток, промышляющих азартными играми и всяких низкопробных развлекаловок. Вопли, визги, неуправляемые детишки, теряющие последние запасы терпения родители, прибацнутые модой тинейджеры. Музыка то позвякивала, как жестянка, то грохотала. Вспыхивали и плясали огни. В назойливых выкриках зазывал почти в равных долях мешались упрашивающие, подбадривающие, сочувственные нотки.

Мы дрейфовали в веселой неразберихе, а наш темно-красномаечный хвост волочился за нами в десяти — двадцати ярдах. Я шел, полуприкрыв глаза, как ищейка, взявшая след, — зрение меня только отвлекало. Мёрфи держалась рядом, лицо ее ничего не выражало, а голубые глаза льдисто посверкивали, готовые предупредить о физической угрозе.

И тут я ощутил это — трепетание воздуха, заметное не более чем замирающий звон гитарной струны, которой едва коснулись. Я отметил, откуда оно идет, и через пару шагов проверил снова, пытаясь произвести триангуляцию источника возмущения. Я примерно установил ее где-то за минуту и вдруг обнаружил, что стою и куда-то пристально смотрю.

— Гарри? Что такое? — спросила Мёрфи.

— Что-то вон там, — сказал я, кивнув в сторону аллеи аттракционов. — Не слишком отчетливо. Но что-то там есть.

Мёрфи сделала резкий вдох:

— Это, должно быть, то самое место. Туда направился наш «хвост».

Нам не требовалось советоваться друг с другом. Если «хвост» принадлежал кому-то, кто за всем этим стоит, мы никак не могли позволить ему уйти, чтобы предупредить преступника, — к тому же имелись превосходные шансы, что «белый кролик» в лице красномаечного приведет нас в итоге к чему-то интересному.

Мы развернулись и бросились в погоню.

Соревнование по ходьбе на открытой местности — это одно. Бег в ярмарочной толпе — нечто совсем другое. Вы не можете набрать необходимую скорость, потому что ежесекундно рискуете либо споткнуться и полететь в пыль, либо привлечь к себе ненужное внимание. Вам приходится спешить, лавируя между кучками и кучами народа, не имея реальных шансов по-настоящему «газануть». Опасность такой погони не в том, что добыча вас опередит, а в том, что вы потеряете ее в толпе.

У меня было гигантское преимущество. Я высокий. Я мог видеть поверх голов, как темно-красная точка пробирается сквозь толпу. Я двигался впереди, Мёрфи за мной.

Меня уже отделяло от «хвоста» лишь несколько широких шагов, но тут я оказался заблокирован стадом старшеклассников в красных бейсболках. «Хвост» притормозил одновременно со мной, на открытом пространстве за школьниками, и, пробираясь сквозь них, я успел заметить, как красномаечный протягивает билеты перевозчику. Он запрыгнул на платформу, влез в автомобильчик на рельсах, как в американских горках, и пропал внутри аттракциона.

— Проклятие! — сказала Мёрфи, переводя дух. — Что теперь?

За аттракционом, объявленным как «Туннель ужаса», было пустое пространство, окруженное еще несколькими аттракционами подобного рода. Там спрятаться никто не мог.

— Ты заходишь сзади. Я смотрю спереди. Кто его застукает, тот крикнет.

— Так и сделаем. — Мёрфи двинулась в обход «Туннеля ужаса». Завидев невысокий пластиковый барьер с уведомлением «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА», она нахмурилась, потом спокойненько проигнорировала его и направилась дальше.

— Анархистка, — пробормотал я и приготовился ждать красномаечного, прикидывая, куда тот мог подеваться.

Он не появился.

Полинялый, видавший виды автомобильчик неспешно, со скрежетом выкатился, показавшись с противоположной стороны платформы, — пустой. Перевозчик, старик с растрепанной белой бородой, этого не заметил — он подремывал, сидя на стуле.

Мёрфи вернулась несколько секунд спустя.

— Сзади две двери, — доложила она. — На них цепь и запоры. Там он выйти не мог.

Я со вздохом показал на пустую машину:

— Здесь тоже. Слушай, не можем же мы стоять тут и ждать. Вдруг он через туннель пробежал или еще чего. Если он внутри, мы это выясним.

— Пойду выгоню его наружу, — сказала она. — Сцапаешь его, когда покажется.

— Не вариант, — возразил я. — Мы не будем разбивать наш, — я глянул на Мёрфи, — персональный состав. Сила, которую я ощущаю, исходит откуда-то поблизости. Если мы разделимся, то станем в миллион раз уязвимее для ментального манипулирования. И если этот парень нечто большее, чем кажется, то никто из нас не захочет брать его в одиночку.

Она поморщилась, кивнула, и мы направились к «Туннелю ужаса» вместе.

Старый перевозчик проснулся, как только мы подошли к пандусу, хрипло прокашлялся и указал на знак, который требовал от нас выложить по три билета с каждого за поездку. Я не покупал ни одного, а билетная касса располагалась так далеко, что с тем же успехом могла быть и на луне, и наш парень сто раз успеет слинять, пока мы тут будем заморачиваться с правилами.

— Сэр, — внушительно произнесла Мёрфи, — человек, которого мы ищем, только что вошел в ваш аттракцион, но оттуда не вышел. Нам необходимо зайти внутрь и поискать его там.

Он стрельнул припухшими глазками на Мёрфи и сказал:

— Три билета.

— Вы не поняли, — повторила она. — В «Туннеле ужаса» может прятаться беглый преступник. Мы должны проверить, там ли он.

Перевозчик фыркнул:

— Три билета, мисси. Хотя это и не лучшее помещение, которое вы двое могли бы арендовать.

Мёрфи громко скрипнула зубами.

Я шагнул вперед.

— Эй, приятель, — сказал я. — Гарри Дрезден, частный детектив. Если вы не возражаете, то все, что нам надо, — зайти внутрь на пять минут.

Он посмотрел на меня:

— Частный детектив, а?

Я предъявил мою лицензию. Он глянул на нее, потом на меня.

— Что-то не больно вы похожи на частных детективов, которых я видел. А шляпа где?

— В магазине, — сказал я. — Доставка не сработала. — Я подмигнул ему, зажав сложенную двадцатку между большим и указательным пальцами. — Пять минут?

Он зевнул.

— Не положено всяким тут разгуливать где ни попадя. — И потянулся за двадцаткой. — Но опять же, что вы и ваша дамочка по обоюдному согласию будете делать там, внутри, меня не касается.

Перевозчик поднялся, тронул рычаг и указал на автомобильчик:

— Залезайте. — Он искоса посмотрел на нас. — И не высовывайте свои, э-э… конечности из машины.

Мы сели внутрь, и я чуть было не ошпарился — у Мёрфи прямо-таки пар валил из ушей.

— Ты подыгрывал этому гаду!

— Нам ведь нужно было как-то попасть туда, — пояснил я. — Просто делаю свою работу, сержант.

Она фыркнула.

— Эй, Мёрф, гляди! — Я потянул ремень из старой, потертой кожи. — Ремни безопасности.

Она одарила меня взглядом, который мог бы испарить сталь, и, упрямо стиснув зубы, обезопасила себя при помощи этой хлипкой штуковины. Я не рискнул затевать дальнейшую дискуссию, а вместо этого усмехнулся и расслабился. Не стоит и дальше злить Мёрфи, себе дороже.

С той стороны платформы перевозчик потянул другой рычаг, и вот уже карт покатился вперед с потрясающей скоростью в одну или даже две мили в час. Перед нами открылся темный занавес, и мы оказались в «Туннеле ужаса».

Мёрфи сразу же достала оружие — было темно, но я услышал шуршание ствола о пластик, когда она вытащила его из кобуры. Она защелкнула под пистолетным стволом маленький светодиодный фонарик и зажгла его. Мы находились в тесном туннельчике, выкрашенном в черный цвет, и красномаечному тут спрятаться было абсолютно негде.

Я встряхнул браслет-оберег на левом запястье, готовя защитную энергию на случай, если понадобится. Мы с Мёрфи достаточно долго работали вместе и знали свои роли назубок. Если возникнут неприятности, я выстрою защиту, а Мёрфи и ее «ЗИГ» будут предпринимать ответные действия.

В конце маленького предбанника отворилась дверь, и мы выкатились вперед, к декорациям, изображающим сельский дом с большим количеством мелких деталей, которые, как предполагалось, должны вызывать ужас, — несколько пальцев у колоды для рубки мяса, прямо под окровавленным топором, светящиеся глаза, появляющиеся в верхнем окне, и все такое прочее. Никаких признаков того, кого мы ищем, да и прятаться тут негде.

— Лучше отстегнуть эти ремни безопасности, — сказал я. — Если дойдет до дела, нам надо иметь возможность отреагировать быстро.

— Ага, — сказала она и пригнулась. В тот же миг из темноты над нами в машину с воплем свалилось нечто огромное и ужасное.

Адреналин ударил по нервам, как слетевший с тормозов самосвал. Я глянул вверх и увидел несомненно демоническое чучело, болтающееся в нескольких футах над нашими головами, подпрыгивающее на проводах под аккомпанемент записи гогочущего, безумного смеха.

— О Боже, — выдохнула Мёрфи, опуская пистолет. Она слегка побледнела.

Мы переглянулись и захохотали.

— «Туннель ужаса», — оскалилась Мёрфи. — До чего ж мы крутые!

— Полные отморозки, — ухмыльнулся я.

Автомобильчик медленно покатил дальше, и Мёрфи отстегнула ремень безопасности. Теперь мы прибыли в следующее место; сей антураж, видимо, означал, что перед нами больница, кишащая зомби. Там наличествовал манекен зомби, выскакивающий из клозета вблизи нашей трассы, и реки запекшейся крови. Мы вылезли, разведали пару мест, где мог скрываться «хвост», но его там не было — и запрыгнули обратно в автомобильчик, прежде чем тот миновал декорации.

Так мы ехали дальше, через устрашающее кладбище, пещеру троглодитов и буквально призрачный город Старого Запада. Мы еще ничего не нашли, но действовали вместе, в команде, лучше, чем на моей памяти это получалось раньше с кем-либо еще. Все шло так гладко и естественно, как будто мы двигались вместе всю жизнь. И все это в полном молчании, инстинктивно предугадывая действия напарника.

Хотя даже великие команды, бывает, проигрывают тут или там. Мы так и остались ни с чем и выкатились из «Туннеля ужаса» без этого парня и не имея ни малейшего представления о том, куда он подевался.

— Блин-тарарам, — пробормотал я. — На этой неделе у меня как у детектива выдался прямо-таки Большой Праздник Отстоя.

— Ты сказал «отстой», — снова захихикала Мёрфи.

Я улыбнулся ей и огляделся вокруг.

— Что ж, — сказал я, — куда делся наш красномаечный друг, мы не знаем. Если они не сделали нас раньше, то сделают сейчас.

— Можешь поймать этот, как бишь его, сигнал снова?

— Энергетический след, — сказал я. — Возможно. Это все же довольно неопределенно. Я не уверен в том, на какую точность могу рассчитывать.

— Так давай выясним, — сказала она.

— Давай, — кивнул я. Мы начали обходить подозрительный круг аттракционов, двигаясь медленно и пытаясь раствориться в толпе. Когда мимо нас пронеслась парочка шумных детишек — один из них гонялся за другим, — я обнял ее за плечи и привлек к себе осторожно, чтобы не шокировать.

Она медленно выдохнула и не отстранилась.

Мое сердце забилось быстрее.

— Гарри, — тихо сказала она.

— А?

— Ты и я… Почему мы никогда… — Она посмотрела на меня. — Почему нет?

— Как водится, полагаю, — спокойно сказал я. — Неприятности. Обязанности. Другие люди.

Она покачала головой.

— Почему нет? — повторила она. — Все эти годы. Что-то между нами могло произойти, но так ни разу и не произошло. Почему?

Я облизнул губы:

— Вот как? Мы просто решаем быть вместе?

Ее веки дрогнули.

— Почему нет?

Мое сердце исполнило соло ударных из «Wipeout».

Действительно: почему нет?

Я склонился к ее губам и поцеловал, очень нежно.

Она ответила на поцелуй, прижавшись ко мне крепко-крепко. Получилось слегка неуклюже. Я был почти на два фута выше ее. Недостаток грациозности мы восполнили энтузиазмом; ее руки обвились вокруг моей шеи, и она страстно меня поцеловала.

— Тпру! — сказал я чуть погодя и отстранился. — Сперва работа. Идет?

Она посмотрела на меня, порозовевшая, губы слегка припухли от поцелуя, и сказала:

— Идет. — Закрыла глаза, кивнула. — Идет. Сперва работа.

— Потом обед? — спросил я.

— Обед. У меня. Можно заказать.

Мой желудок завибрировал, внезапно взбодрившись от такого заманчивого предложения.

— Договорились. — Я огляделся по сторонам. — Так давай поскорее найдем то, что ищем, и покончим с ним.

Мы опять начали обход. Но осмотр торговых площадей и аттракционов не приблизил меня к источнику энергии, которую я ощутил прежде.

— Блин-тарарам, — расстроился я, когда мы завершили обход.

— Эй, — сказала Мёрфи. — Не терзай себя из-за этого, Гарри. — Ее рука скользнула в мою, наши пальцы переплелись. — Я была копом долгое время. Не всегда удается достать плохого парня. И если начнешь винить себя в этом, то полезешь в бутылку или съешь собственный пистолет.

— Спасибо, — прошептал я. — Но зад…

— Ха! — встряла Мёрфи. — Ты сказал «зад».

Мы оба заухмылялись, как придурки. Я ведь хотел всего лишь сказать «задачка нам предстоит не из легких». Я смотрел на наши переплетенные пальцы, продолжая глупо хихикать.

— Мне это нравится.

— Мне тоже, — сказала Мёрфи. — Почему же мы не сделали этого давным-давно?

— Откуда мне знать.

— Может, мы просто так глупы? — спросила она. — Я имею в виду, все мы, люди. Может, мы правда настолько слепые, что упускаем то, что совсем рядом?

— Мы, как род человеческий, в сущности, безумны, — сказал я. — Так что да, возможно. — Я поднял наши руки и поцеловал кончики ее пальцев. — Но теперь я не намерен этого упускать.

Ее улыбка осветила площадь в несколько тысяч квадратных футов.

— Хорошо.

И вдруг отзвук этого слова прокрутился в моей голове: безумны…

— Ой! — сказал я. — Блин-тарарам!

Она нахмурилась:

— Что?

— Мёрф… Кажется, на нас навели порчу.

Она моргнула.

— Что? Нет, ведь не могли…

— А я думаю, могли.

— Я ничего не вижу и не ощущаю. Ничего, Гарри. Я уже попадала под действие магии вроде этой.

— Посмотри на нас, — сказал я, покачав нашими сцепленными руками.

— Мы долго были друзьями, Гарри, — сказала она. — И у нас уже была раньше пара возможностей. Сегодня мы просто не стали ее упускать. Вот и все, что тут произошло.

— Как насчет Кинкейда? — спросил я.

Секунду она обдумывала это. Потом сказала:

— Не уверена, что он вообще заметит, как я ушла. — Она нахмурилась. — Гарри, я не была так счастлива с… Никогда не думала, что смогу почувствовать это снова. К кому-нибудь.

Мое сердце продолжало выстукивать барабанную дробь.

— Я знаю о чем ты, — сказал я. — Я чувствую то же самое.

Ее улыбка сделалась еще теплее.

— Тогда в чем проблема? Разве это не похоже на любовь? И без всяких усилий?

Я немного поразмыслил. А потом сказал, осторожно и медленно:

— Мёрф, подумай об этом.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты знаешь, как это здорово? — спросил я.

— Да.

— Каким правильным это ощущается?

— Ага, — кивнула она.

— Как это просто?

Она энергично кивнула, глаза ее сияли.

Я наклонился к ней, чтобы придать особую значимость своим словам:

Слишком уж оно все просто, блин-тарарам, чтобы и вправду быть твоим и моим.

Ее улыбка померкла.

— Боже мой… — сказала она, широко раскрыв глаза. — На нас навели порчу.


Мы вернулись к «Туннелю ужаса».

— У меня не получится, — сказала она. — Я не… Я не чувствую ничего такого. Не чувствую никакой разницы. Я ведь думала, если осознаешь такого рода вещи, они проходят.

— Нет, — сказал я. — Но иногда это помогает.

— Ты все еще?..

Я еще раз сжал ее руку, потом отпустил.

— Да, — сказал я. — Я все еще это чувствую.

— Оно… оно пройдет?

Я ей не ответил. Я не знал. А может, не хотел знать.

Старый перевозчик заметил наше приближение и, едва увидев нас, почуял недоброе. Он поднялся и глянул из-за пульта управления аттракционом на вход внутрь.

— Так-так, — пробормотал я. — Грязный ублюдок. Только попробуй.

Он щелкнул одним из переключателей и зашаркал к туннелю.

Я сделал волевое усилие, поднял руку и, взмахнув ею, прорычал: «Forzare!» Невидимая сила сбила перевозчика с ног, и он грохнулся на пол.

Мы с Мёрфи подоспели к платформе прежде, чем ему удалось подняться на ноги и удрать. Да и беспокоиться было не о чем. Перевозчик оказался вовсе не замаскированной сверхъестественной тварью, а обыкновенным всамделишным стариканом. Он лежал на платформе и стонал от боли. Мне стало слегка не по себе из-за избиения пенсионера.

Но минуточку! Он ведь правда наколол меня за мои кровные двадцать баксов.

Мёрфи встала над ним, глядя холодными голубыми глазами.

— Где тайник? — спросила она.

Перевозчик моргнул:

— Ась?

— Люк. Секретная комната. Где она? — рявкнула Мёрфи.

Я нахмурился и пошел ко входу.

— Ну не надо так, прошу, — канючил перевозчик. — Я не знаю, о чем вы говорите!

— Черта лысого, ты не знаешь, — процедила Мёрфи. Она нагнулась, ухватила его за рубашку и притянула поближе, угрожающе скалясь.

Перевозчик побледнел.

Для такой крошки Мёрфи может быть очаровательнейшей задирой. Мне в ней это нравится.

— Я не могу, — проблеял перевозчик. — Не могу. Мне платят за то, чтобы я ничего не видел. Она меня убьет. Она меня убьет!

Я раздвинул тяжелый занавес, ведущий ко входу в туннель, и обнаружил на расстоянии около двух футов круглое отверстие в полу, в котором виднелись верхние ступеньки лестницы. Такая же круглая крышка, выкрашенная, как и весь туннель, черным, была сдвинута вбок.

— Это здесь, — сказал я Мёрфи. — Вот почему мы ничего не заметили. Когда ты зажгла фонарик, мы уже проехали мимо.

Мёрфи очень сердито глянула на перевозчика.

— Гони двадцать баксов, — велела она.

Тот облизнул губы. Потом выудил из кармана рубашки мою сложенную двадцатку и передал Мёрфи.

Она кивнула и помахала своим значком.

— А теперь — убирайтесь, пока я не вспомнила, что была свидетелем того, как вы брали взятку и создавали угрозу жизни, не обеспечив должным образом безопасность клиентов при пользовании аттракционом.

Перевозчик слинял.

Мёрфи передала мне двадцатку. Я сунул ее в карман, и мы полезли вниз по лестнице.

Достигнув дна, мы тихо двинулись дальше. Пластика у Мёрфи не слишком изысканная — и не может быть таковой. Она полицейский, а не балерина. Но при необходимости она умела двигаться бесшумно. А я неуклюж. От меня это требует гигантских усилий.

Лестница привела нас в какое-то помещение наподобие погребенного в земле железнодорожного вагона. По стенам тянулась электропроводка. В дверном проеме в дальнем конце вагона виднелся свет. Я шел первым, браслет-оберег наготове — Мёрфи в шаге от меня и справа, держа на изготовку «ЗИГ».

Дверь в конце вагона привела в большое рабочее помещение, здесь были компьютеры, картотеки, микроскопы и по крайней мере один шикарный химический набор.

«Хвост» сидел перед одним из компьютеров, мы его видели в профиль.

— Проклятие, Стью, — пробурчал он. — Я ж тебе говорил, не ходи больше вниз, в этот сортир. Ходи в один из… — Он глянул на нас и замер на полуслове, выпучив глаза на пистолет Мёрфи.

— Стью сегодня вечером отдыхает, — приветливо сообщил я. — Где ваш босс?

Дверь в дальнем конце комнаты открылась, и вошла молодая женщина среднего роста. В очках и лабораторном халате — но ни то ни другое вовсе не умаляло великолепия ее внешности. Она посмотрела на нас, потом на красномаечного и проговорила с идеальным британским прононсом:

— Ты идиот.

— Ага, — согласился я. — Хорошего помощника найти непросто.

Женщина в лабораторном халате обратила на меня взгляд своих темных выразительных глаз, и я ощутил нечто вроде фантомного давления на виски, словно по поверхности кожи сновали верткие головастики. Это была попытка неприкрытого ментального вмешательства, но я уже неплохо научился ставить щиты, практики у меня было предостаточно, и я вовсе не собирался пасовать перед столь очевидной атакой. Оттолкнув усилием воли вторгающиеся извне чужие мысли, я предостерег:

— Мёрф! Только не смотри ей в глаза! Она вампир. Красная Коллегия.

— Угу, — сказала она, не отводя ствола от парня у компьютера.

Вампирша окинула взглядом нас обоих и сказала:

— Не трудитесь представляться, мистер Дрезден. Я баронесса Ле Блан. На данный момент наши народы не находятся в состоянии войны.

— В правовой казуистике я не слишком силен, — сообщил я. У меня имелось при себе кое-что для защиты, и я был готов применить что-нибудь из своего арсенала. Вампир в ближнем бою — это вам не шутки. Пока я дотянусь до пистолета и прицелюсь, Ле Блан запросто может повыдергивать мне руки-ноги. Я напряженно следил за ней, чтобы задействовать магию при малейшем намеке на угрозу нападения. — Мы оба знаем, что война может начаться в любой момент.

— Вы не на своей территории, — заявила она. — При этом вы нарушили границы моей территории. По Договору я буду в своем праве, убив вас и закопав туловище и конечности по отдельности.

— Вот ведь в чем подстава с этим аттракционом, — пожаловался я Мёрфи. — В этом их «Туннеле ужаса» нет ничего по-настоящему ужасного.

— Хорошо, ты вернул свои деньги, — заметила она.

— Ах, ну да. — Я улыбнулся Ле Блан. — Послушайте, баронесса. Вы знаете, кто я. Вы тут кое-что делаете с мозгами людей, и я намерен это прекратить.

— Если вы отсюда не уберетесь, — проговорила она, — я буду считать это объявлением войны.

— Урра-а, — сказал я с занудливой интонацией Бена Штейна, крутя указательным пальцем в воздухе, как новогодней трещоткой. — Я уже развязал один раз войну с Красной Коллегией и, если понадобится, буду рад это повторить, если не найдется другого способа защитить от вас людей.

— Это иррационально, — сказала Ле Блан. — Полностью иррационально.

— Скажи ей, Мёрф.

— Он абсолютно иррационален, — сообщила Мёрфи с усмешкой в голосе.

Мгновение Ле Блан бесстрастно меня оценивала. Потом ее губы тронула чуть заметная улыбка.

— Что ж, возможно, физическая конфронтация и не лучшее решение.

— Да ну? — нахмурился я.

Она пожала плечами:

— Не вся Красная Коллегия — сплошь воинственные монстры, подсевшие на кровь, Дрезден. В моей деятельности нет ничего угрожающего. Даже совсем наоборот.

Я скептически хмыкнул:

— Забавно. Тогда откуда все эти трупы, а?

— Процесс действительно имеет некоторые побочные эффекты, — рассудительно согласилась она. — Но это будет полезным уроком и поможет в дальнейшем усовершенствовать мою работу, сделать ее более безопасной и эффективной. По правде говоря, Дрезден, вам бы следовало поддержать меня, а не пытаться остановить.

— Поддержать вас? — Я улыбнулся. — Вы, вероятно, полагаете, что ваша работа дьявольски хороша?

— Я создаю любовь.

Я рассмеялся.

Лицо Ле Блан по-прежнему оставалось серьезным.

— Так, по-вашему, если людей насильно вынуждают чувствовать то, чего они чувствовать не хотят, — это любовь? — поинтересовался я.

— А что такое любовь, — парировала Ле Блан, — как не последовательности электрохимических сигналов в мозгу? Сигналы могут быть продублированы точно так же, как и любое другое ощущение.

— Любовь — это нечто большее, — сказал я.

— Вы любите эту женщину?

— Да, — сказал я. — Но в этом нет ничего нового.

Ле Блан оскалилась:

— А как насчет того, что вы чувствуете теперь — влечение и жгучее желание, а? В этом-то есть новизна, да еще какая, и то, что вы чувствуете, совершенно неотличимо от ваших настоящих эмоций. Что скажете, сержант Мёрфи?

Мёрфи сглотнула, но с вампиром взглядом не встретилась. Незамысловатую ментальную атаку Ле Блан чародей мог отразить без проблем, но с обычным человеком, наверное, было бы покончено даже прежде, чем он осознает, что его разум подвергся вторжению. Вместо ответа Мёрфи сама задала вопрос:

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем это делать? Зачем эти эксперименты, зачем заставлять людей влюбляться друг в друга?

Ле Блан насмешливо выгнула бровь:

— Разве не очевидно?

Тут-то до меня вдруг дошло, что происходит.

— Белая Коллегия, — выдохнул я.

В отличие от Красных Белые — другой род вампиров, они кормятся жизненными силами своих жертв в основном за счет соблазнов. Истинная любовь и знаки истинной любви для них смертельны, как святая вода. Любовь к другому человеку как бы передается вам в момент близости, и тогда само прикосновение к вашей коже становится для отпрыска Белой Коллегии проклятием.

— Согласна, кое-какие побочные эффекты время от времени проявляются, — улыбнулась мне Ле Блан. — Но это пока очень малый процент от тестовой группы. И выжившие, как вы сами только что убедились, полностью счастливы. Они получают ту любовь, которую большей части вашего вида редко удается встретить и еще реже — сохранить. Здесь нет жертв, чародей.

— О да, — сказал я. — Разумеется. За исключением тех, кто не вынес навязанной им любви.

Ле Блан вздохнула:

— Смертные, чародей, подобны бабочкам-поденкам. Они живут краткий миг, и вот их уже нет. И те, кто умер из-за моих экспериментов, хотя бы умерли, прожив дни, а то и недели полного блаженства. Многие долгожители получали куда как меньше. То, что я здесь делаю, потенциально способно навеки уберечь смертных от Белой Коллегии.

— Если любовь кем-то вызвана насильно, то это не истинная любовь, — резко заявила Мёрфи.

— Нет, — сказала Ле Блан. — Но из такой близости и счастья истинная любовь не замедлит возникнуть, как я полагаю.

— Боже ты мой, какое благородство, — усмехнулся я.

В глазах Ле Блан сверкнуло что-то очень гадкое.

— Вы делаете это, чтобы избавиться от конкуренции, — сказал я. — И, черт побери, возможно, чтобы повысить популяцию людей в мире. Чтобы увеличить количество вашей пищи.

Вампирша оценивающе посмотрела на меня.

— Для работы есть много мотиваций, — сказала она. — Изложенную вами точку зрения приняли многие из моей Коллегии, кто не поддерживает идею усиления и защиты смертных.

— О-о-о… — протянул я. — Вы вампир с золотым сердцем. Флоренс Найтингейл с клыками. Полагаю, это все оправдывает.

Ле Блан уставилась на меня. Потом ее взгляд метнулся к Мёрфи и обратно. Она улыбнулась краем губ.

— Для вас, Дрезден, в Красной Коллегии зарезервирована специальная клетка. Ее прутья покрыты лезвиями и шипами, и если вы попытаетесь заснуть, они будут вонзаться в вас и терзать.

— Заткнись, — бросила Мёрфи.

— Ее нижняя часть углублена примерно на фут, — спокойно и радостно продолжила Ле Блан, — так что вы будете стоять в собственных нечистотах. И еще перед клеткой имеются три копья с острыми наконечниками — это для того, чтобы каждый, кто пройдет мимо, мог провести несколько приятных мгновений, поучаствовав в наказании.

— Заткнись! — рявкнула Мёрфи.

— В конце концов, — мурлыкала Ле Блан, — вам вырвут кишки, и они будут валяться у ваших ног. А когда вы сдохнете, с вас сдерут кожу, выдубят и сделают из нее обивку для кресла в Красном Святилище.

— Заткнись! — дико заорала Мёрфи. Ее пистолет метнулся в сторону Ле Блан. — Закрой рот, сука!

Я осознал опасность на миг позже, чем следовало. Это была именно та реакция, которую хотела вызвать Ле Блан.

— Мёрф! Нет!

«ЗИГ» Мёрфи уже не был направлен на красномаечного, и он торопливо выхватил свое оружие из-под стола и не целясь, со всей возможной быстротой принялся давить на курок. Он находился не более чем в пятнадцати футах от Мёрфи, но первые пять пуль в нее не попали — я успел с помощью браслета-оберега поставить невидимый силовой барьер. Пули ударили в щит вспышками света, и от них расходящимися синими кругами пробежала воздушная рябь.

Мёрфи тем временем открыла огонь по Ле Блан. Стреляла она почти так же быстро, как красномаечный, но плюс к тому у нее был тренинг и дисциплина, необходимые для боя. Ее пули впивались в торс вампира, пробивая бледную плоть и вырывая сгустки красно-черной крови. Ле Блан отбросило в сторону — она не была мертва, но выстрелы задержали ее на секунду или две.

Когда пистолет красномаечного защелкал вхолостую, я опустил щит, поднял правый кулак и резким движением высвободил энергию кольца на своем указательном пальце. Кольцо накапливало энергию всякий раз, когда я шевелил рукой, и хранило до нужного момента. Невидимая сила из кольца сшибла красномаечного с ног и подбросила к потолку. Падая, он налетел спиной на угол стола и в отключке свалился на пол. Оружие выпало из ослабевших пальцев.

— Патроны кончились! — крикнула Мёрфи.

Развернувшись, я обнаружил, что Ле Блан уже оттолкнулась от стены и восстановила равновесие. Она одарила Мёрфи ненавидящим взглядом, глаза ее сделались полностью черными — и белок, и радужка. Она разинула рот в нечеловеческом вопле, и вампир, скрывающийся под женским обликом Ле Блан, вырвался наружу, словно скаковая лошадь из створа спортивных ворот, оставляя за собой клочки бледной, бескровной кожи.

Это была мерзкая тварь — черная, морщинистая и осклизлая, с обвисшим животом, мордой летучей мыши и тонкими длинными конечностями. Дико выпучив глаза, Ле Блан ринулась на меня.

Я вовремя выставил свой щит и успел ее перехватить — отлетев от него, вампирша рухнула на залитый кровью пол.

— Вниз! — крикнула Мёрфи.

Я присел на корточки и убрал щит.

Ле Блан поднялась ровно в тот момент, когда я услышал, как Мёрфи глубоко вздохнула и задержала дыхание. Ее пушка рявкнула один раз.

Вампиру снесло выстрелом где-то с пятую часть головы. Ее отбросило к стене, но она все еще была жива. И вновь попыталась подняться на ноги.

Мёрфи методично произвела еще шесть выстрелов, и ни один из них не прошел мимо цели. Ле Блан упала на пол. Мёрфи подступила на шаг ближе, прицелилась и выпустила в голову вампира еще десять или двенадцать пуль. Когда она закончила, череп твари напоминал разбитую вдребезги тыкву.

Через несколько секунд Ле Блан уже не шевелилась.

Мёрфи, перезарядив пистолет, по-прежнему держала труп на прицеле.

— «Хорошая стрельба, Текс»,[28] — сказал я и проверил красномаечного. Он все еще дышал.

— Так что, — спросила Мёрфи, — проблема решена?

— Не совсем, — ответил я. — Ле Блан не была практикующим чародеем. Это заклятие не ее рук дело.

Мёрфи нахмурилась и устремила взгляд на красномаечного.

Я подошел к поверженному противнику и прикоснулся пальцами к его лбу. Никаких явных следов чародейской энергии.

— Нет.

— Тогда кто?

Я покачал головой:

— Это сложная, тонкая магия. Во всем Белом Совете найдется не более трех, кто смог бы сотворить нечто подобное. Скорее это может быть какой-то фокусирующий артефакт.

— Что?

— Артефакт со встроенной функцией, — сказал я. — С одного конца заливаешь энергию, с другого получаешь результат.

Мёрфи потерла нос:

— Типа тех волчьих поясов фэбээровцев?

— Ага, типа того. — Я моргнул и щелкнул пальцами. — Именно!

Я выбежал из подземелья и поднялся по лестнице. Подошел к аттракционному автомобильчику, вытащил старый кожаный ремень безопасности. Перевернул его и обнаружил, что обратная сторона исписана крохотными, почти невидимыми знаками. Теперь, когда я точно знал, что искать, я почувствовал покалывание циркулировавшей в этой штуке энергии.

— Ха, — сказал я. — Вот оно.

Мёрфи хмуро воззрилась на вход в «Туннель ужаса».

— Что будем делать с «Малышом» Билли?[29]

— Мы мало что можем, — сказал я. — Или ты хочешь объяснять спрингфилдским копам, что тут случилось?

Она покачала головой.

— Я тоже, — сказал я. — Парень был рабом Ле Блан. Вряд ли он будет опасен для кого-либо в отсутствие вампира-хозяина.

Да и Красные его скорее всего прикончат по своим законам, как только узнают о смерти Ле Блан.

Мы помолчали, потом шагнули друг к другу и нежно обнялись. Мёрфи била дрожь.

— С тобой все нормально? — тихо спросил я.

Она склонила голову мне на грудь:

— Как помочь всем тем, кого она успела обработать?

— Сжечь пояс, — сказал я и погладил ее по волосам. — Это освободит всех, кто с ним связан.

— Всех, — медленно проговорила она.

Я дважды моргнул:

— Ага.

— Ну так сожги… И мы убедимся, что это не более чем дурацкая мысль. Помнишь, у каждого из нас имеются веские причины не быть вместе, а?

— Да.

— И… мы больше не будем чувствовать этого. Это… счастье. Эту наполненность.

— Нет. Не будем.

Голос ее сорвался.

— Проклятие!

Я крепче обнял Кэррин.

— Да.

— Я хочу сказать, надо выждать какое-то время, — проговорила она. — Оставить все как есть будет только достойно и справедливо. Я хочу сказать, если мы уничтожим этот ремень, мы разрушим счастье бог знает скольких людей.

— Наркоманы счастливы под кайфом, — спокойно сказал я, — но им не нужно быть счастливыми. Им важнее быть свободными.

Я положил ремень в автомобильчик, повернул правую руку ладонью вверх и прошептал слово. В моих пальцах возник раскаленный добела огненный шар. Я перевернул руку, и шар, мягко опустившись в машину, обратил ремень в пепел. Мне стало не по себе.

Я не смотрел, как это происходит. Я повернулся к Кэррин и поцеловал ее снова, горячо и настойчиво, и она неистово ответила на мой поцелуй. Так, словно мы надеялись, что наши губы, слившиеся в поцелуе, могут помешать чему-то ускользнуть.

Я почувствовал, когда оно исчезло.

Мы чуть напряглись. Мы оба помнили свое решение, что у нас ничего не получится. Мы оба помнили, что Мёрфи уже была связана с кем-то другим и что измена — не в ее характере.

Она отступила от меня, обхватив руками живот.

— Готова? — тихо спросил я.

Она кивнула, и мы двинулись в путь. Никто из нас не произнес ни слова, пока мы не дошли до Голубого Жучка.

— Знаешь что, Гарри? — тихо сказала она с другой стороны машины.

— Знаю, — ответил я ей. — Как ты и говорила, это раны любви.

Мы сели в Жучка и направились обратно в Чикаго.

Загрузка...