Группа Фале

Глава 2. Бабочка

Огромные светло-коричневые, с черной бахромой по краю и оранжевыми пятнами-глазами крылья несли бабочку следом, а она бежала по тропинке соснового бора, наполненного солнечным светом, сбивая растущие на пути ромашки и сминая голыми ступнями сочно-зеленую траву, пыталась убежать, но у нее не получалось.

Ужас наполнял сознание. Дикий, звериный страх, разрывал нервы мелкой дрожью. Мир вокруг не казался ей прекрасным, не смотря на все великолепие летнего, наполненного светом утра. Сочные краски не радовали глаз. За ней гнался монстр.

Что так ее пугало в этом безобидном насекомом? Размер? Нет. Она, конечно, огромная, но не на много больше своих соплеменниц? Уродливость? Отнюдь. Она красива, можно даже сказать сказочно прекрасна. Так что же? А то, что она преследует ее. Летит следом, с намерением причинить страдания. От куда она это знает? Чувствует.

Она пыталась кричать, звать на помощь, но вместо громкого голоса, горло выдыхает беззвучный, тягучий, противный, наполненный отвратными запахами гниющей плоти воздух.

Она знала, что ее может спасти только край леса. Там бабочка отстанет. Вернется назад в чащу. Только там на опушке можно почувствовать себя в полной безопасности, и она торопится, но ноги почему-то вязнут в зловонии как в трясине, цепляются за воздух, не дают убежать.

На плечи наваливается тяжесть, дыхание сбивается и останавливается, закрывая крылом ртом.

— Юля. — Звучит родной голос с небес…

Тьма. Кругом тьма. Сознание возвращается медленно, тупой болью в кружащейся голове. Легкие наполняются запахом искусственного озона и старого пластика, знакомый и не обещающий ничего хорошего вкус.

Шелест прогоняемого вакуума, сквозь решетки радиатора. Он знает этот звук. Протонный ускоритель двигателя толи запускается, то ли останавливается. Значит они будут прыгать или уже прыгнули. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять куда. Он улыбнулся и скривился от головной боли.

Эта боль теперь для него как ласкающее прикосновение мамы к щеке. Вся боль еще впереди. Шалагуд знает толк в пытках. У него даже камни способны заплакать. Смерть лучший выход. Откусить язык и захлебнуться собственной кровью на много милосерднее, чем один день погостить в каземате предателя. Страшна не смерть. Страшно не выдержать мучений и проявить слабость. В сознании этого он себе не позволит, но что будет если мозг не выдержит и отключится. Тело слабо, и может застонать на потеху зверя, такой позор недопустим для Скараду.

Перед глазами вспыхнул голубой зигзаг графика осциллографа и побежали зеленые цифры.

— Преисподняя тебя забери. — Проскрежетал зубами в бессилии Фале. Умереть не получится. Это корабельный медицинский интеллект. Шалагуд знает, что делает. Все предусмотрел. Любая попытка будет пресечена, любая рана залечена. Его довезут целым и невредимым. На потеху предателю.

Когда в полной тишине, наполненной мистикой, внезапно зазвучит токката фуга Баха ре минор, это жутко. Не удивительно почему зал нервно вздрогнул. Николай Сергеевич поморщился, отодвинул книгу, достал из бокового кармана пиджака телефон, прочитал сообщение и вздохнул:

— Прошу меня простить. Обстоятельства складываются таким образом, что нам придется прервать чтения. Мне очень жаль. Он зло захлопнул книгу и встал. Зал вначале недовольно загудел, но потом взорвался аплодисментами. — Спасибо. Мы обязательно продолжим, только немного позже, я сообщу о времени на своей странице. Еще раз спасибо за понимание. — Он сверкнул черными очками, пробежав отражением юпитеров по залу, остановился на короткий миг, словно зацепившись за кого-то взглядом, еле заметно кивнул, и вышел в дверь.

Следом за ним, буквально секунда в секунду, поднялась молодая пара, только, что нежно обнимающаяся на галерке, и тоже выскочила вон из гомонящего обсуждениями и эмоциями помещения.

Черный джентльмен, видимо иностранец, стоял на тротуаре перед входом в городскую библиотеку, и нервно постукивал тростью по асфальту, забавно, по птичьи склоняя голову и косился на высокие двери. Прошуршав протектором колес около него остановился черный лимузин. Пассажирская дверь распахнулась, но джентльмен только раздраженно махнул рукой, словно говоря: «Отстаньте. Не до вас», и еще ожесточеннее, в нетерпении, застучал тростью.

— Что случилось? К чему такая спешка? — Писатель появился на пороге в тот момент, когда лимузин рявкнул клаксоном. Поморщившись, Николай Сергеевич сошел по обшарпанным ступеням. — Говори. — Его жуткие очки сверкнули в глаза черного.

— ЧП. Гронд. Вселенец, только что обнаружили. Такого еще не было. Чирнелло на месте, пытается разобраться что к чему. Я за вами приехал. Времени на решение очень мало остается. Девятый месяц. Счет на дни, сами понимаете.

— Поехали. Не место здесь обсуждать дела. В особняк. Прыгнул он в автомобиль. — Тебе особое приглашение нужно, Гоо. Поехали я сказал.

Черный джентльмен, пытающийся что-то еще сказать, только мотнул головой, соглашаясь и ловко запрыгнул в открывшуюся заднюю дверь.

Лимузин сорвался с места, взвизгнув колесами, и спустя мгновение жизнь в городе потекла привычной неторопливой провинциальной жизнью.

— Могу ли я видеть главврача? — Странный посетитель, похожий на кота, в тренировочном костюме с эмблемой «Спартак» на спине, на половину влез в окошко регистратуры.

— По какому поводу. — Оторвалась от бумаг медсестра и подняла глаза. Сначала удивилась увидев прямо перед лицом зеленые глаза, но будучи по жизни человеком веселого, с налетом сарказма нравом, рассмеялась. — Вы только не застряньте, прошу вас. Окошко узкое а плечи у вас широкие. Неровен час оконфузитесь, МЧС вызывать придется, вырезать вас стеклорезом.

— Не извольте сомневаться. — Улыбнулся посетитель. — Если уж голова пролезла, то остальное я как-нибудь впихну. Ну так что у нас с главврачом?

— По какому поводу визит? — Не унималась язвить представительница бюрократии от медицины.

— С проверочкой милая. С проверочкой красавица. — Еще шире растянул губы в улыбке похожий на кота гражданин, и это сходство подчеркнули два белоснежных зуба — клыка, необычно острых для человека.

— С какой еще проверочкой? У нас недавно комиссия Минздрава работала? — Внезапно растерялась медсестра, сразу растеряв весь сарказм и веселость.

— С обычной, пожал зажатыми в окошке плечами посетитель. — Несоответствия кое какие обнаружились.

— Минутку. — Она нервно подхватила трубку телефона. — Вера Ивановна, у нас тут товарищ к вам рвется с проверкой говорит от Минздрава. Так я ему уже говорила что была уже проверка, но он настаивает. Сами спуститесь? Хорошо, я скажу. — Она опустила трубку и подняла глаза. — Подождите немного, она сама к вам спустится.

— Хорошо. — Выскользнул из окошка спортивный товарищ и сел напротив, на диван, закинув одну ногу на другую, покачивая лакированной, никак не соответствующей костюму туфлей, с выглядывающими из-под задранных штанин синих трико белыми носками с довольно крупной дыркой на правой ноге.

— Это вы будите проверяющий. — Уничижительно, с долей брезгливости окинула мурлыкающего какую-то блатную песенку себе под нос мужчину, подошедшая полная женщина в белоснежном, накрахмаленном, пахнущим свежестью халате.

— Позвольте представится. — Ловко подпрыгнул он и сунул красные корочки с золотыми змеями перевившими кубок, прямо в очки главврачу. — Чирнелло. Никодим Петрович. Старший группы. Проверять вас будем. Остальные попозже будут. — Хохотнул он и с достоинством поклонился. — Может в кабинет пригласите. Не будем больных смущать.

Растерявшаяся от такого напора женщина оглянулась. Их диалог действительно привлек внимание немногочисленных посетителей.

— Пройдемте. — Справилась она с эмоциями и важно проследовала в сторону лифта.

— Давно бы так. — Хмыкнул ей в след Чирнелло.

Гоо, как обычно варил кофе на плавающей в воздухе книге, а за столом в креслах сидели Вернерра и новый водитель писателя Илья.

— Как у вас дела? — Николай Сергеевич снял очки и устало потер жуткие глаза.

— Заявление вчера подали. Через месяц свадьба. — Улыбнулась девушка. — Вы обязательно должны присутствовать. Все втроем. — Бросила она украдкой взгляд с намеком, на черного джентльмена.

— Непременно. — Улыбнулся писатель. — Такое событие я не пропущу.

— И еще. — Парень неуверенно опустил глаза. — Мы просим вас быть свидетелем.

— Меня. — Удивился писатель. — Странный выбор, хотя почему бы и нет. — Пожал он плечами.

— Спасибо. — Зарделась румянцем Вернерра. — Это важно для нас с Ильей.

— Ладно. С этим все понятно. — Хлопнул ладонями по столу Николай Сергеевич. — Рассказывай. — Обернулся он к Гоо и стал серьезен.

— Я уж думал ты забыл, зачем тебя с чтений вытащили. — Пробурчал тот недовольно в ответ.

— Ты прекрасно знаешь, что я умею думать и одновременно разговаривать на отвлеченные темы. Одно другому не мешает. А планы наших новых, неожиданных помощников меня интересуют не меньше, чем преступления скрывающихся от правосудия ублюдков. Рассказывай. Я слушаю.

— Помнишь того черного риэлтора, который несколько десятков стариков приговорил? — Гоо подошел с туркой парящей ароматами свежесваренного кофе и начал разливать по чашкам.

— Это тот, который успел сбежать еще до того как тело издохло. Помню. Жуткое зрелище. Человек без души и разума страшен. Выпученные глаза, приоткрытый рот с керамической улыбкой, и свисающая с уголка губы слюна. Брр… Зачем напомнил. Теперь как кофе пить?

— Ну явно не для того, чтобы испортить тебе аппетит, Гронд. — Пробурчал Гоо и сел в кресло напротив. — Так вот нашелся наш беглец. Подселился к девахе беременной и перерождения ждет.

— От куда стало известно? — Фале заинтересованно посмотрел в глаза и отхлебнул из чашки.

— Чирнелло след почуял. Он мимо женской консультации проходил, сам знаешь, кот частенько там бродит, место рыбное, и тут как током его шибануло. След свежий. Проследил. Любопытство привело в психбольницу. Сейчас он там. Узнает что, да почем.

— Хорошо. — Потер руки довольный писатель. — Давай ка и ты к нему. Узнай где наша роженица живет, и опроси там всех, как ты это умеешь.

— Как скажешь Гронд. — Склонил тот голову, поставил чашку на стол и взорвался перьями обратившись в ворону. Каркнул, сверкнув черным глазом и вылетел в форточку.

— Который раз вижу, как они обращаются в животных, а привыкнуть не могу. — Илья завороженно смотрел на окно. — Кому расскажи, не поверят.

— Вот и не стоит рассказывать, молодой человек. Лишнее это. Идите-ка лучше проверьте автомобиль, нам предстоит много поездить в скором времени, он должен как часики работать.

— Вы мой отец? — Вернера трепетала внутри, краснела, бледнела, но все же задала мучающий ее вопрос, не смея посмотреть в глаза сидящему рядом Николаю Сергеевичу.

— Что за глупости? — Поперхнулся тот кофе. — С чего такие предположения?

— Вы знали мою маму. — Уже более решительно продолжила девушка. — И не скрывайте этого. Я же вижу как вы заинтересовались ее судьбой. Вы удивились не столько моему странному имени, сколько тому, что оно прозвучало. Вы проявляете заботу и в моей судьбе, можно сказать отеческую. Почему?

— Н-да. Однако ты наблюдательна и умеешь делать выводы, хоть и неверные. Ну что же. Пожалуй отвечу. Я не твой отец, хотя имя действительно тебе дал я. Не могу я быть твоим отцом по простой причине. Я не человек. Это невозможно генетически. Не может комариха забеременеть от слона. — Он рассмеялся над собственным сравнением. — Твоя мать проходила по делу твоего папаши, уж извини за подробности, ублюдка, промышляющего обманом женщин, играя на их чувствах. Как это у вас называется. — Почмокал он губами. — Альфонс, вот. Вспомнил. Конечно это неприятно тебе слышать, но уж извини, такова правда.

Мы его тогда поймали, и отправили туда, где таким как он самое место, а мать твою, оставшуюся одну, с ребенком на руках, я успокаивал, применяя довольно специфические технологии моего мира. Нет, ты зря ухмыляешься. Мы небыли любовниками, только друзьями. Очень хорошими друзьями. Она мне доверяла, так, что даже позволила дать тебе имя напоминающее мне далекую родину. Жаль что наши пути разошлись. Увы. Мы не всегда властны над своей судьбой. Мне пришлось уехать по заданию на другой конец вашей планеты, ловить душу очередного особо опасного ублюдка, а она переехала в другой город не оставив адреса. Мы потеряли друг — друга. Представь мое удивление, когда ты сказала как тебя зовут.

— Значит, вы не мой отец? — Как-то уж очень горько, с сожалением, вздохнула Вернерра.

— Нет. Но я был бы счастлив иметь такую дочку. — Улыбнулся нежно он. — А ту тварь, что сбила твою мамку, мы найдем. Поверь, я сделаю все возможное для этого.

— Вот вороны обнаглели. — Баба Нюра возмущенно хлопнула ладонями по коленям. — Это же надо, ничего не боятся. — Обращалась она видимо сама к себе, потому, как в округе больше никого не было. — Прямо в окно влетела. И отчего они в подъезде форточки не закрывают. И чего ей там только понадобилось. Небось кто-то мусорку не закрыл, или рассыпал.

Женщина остановилась отдохнуть, по дороге домой из магазина, и увидела странное поведение наглой птицы. Сердце как-то резко стукнуло, остановилось на миг, и вновь завелось но уже более быстро и не ровно. Тяжело в таком возрасте ходить. Но что поделаешь. Если не двигаться то быстро сляжешь и душу богу отдашь. Да и в очередях, да в сутолоке, можно поговорить с людьми, пообщаться, зацепиться языками с соседкой — Надюхой, обсудить сплетни последние, душу отвести. Дома-то скучно. Одна осталась. Мужа схоронила, а дети своей жизнью живут.

Из подъезда облюбованного наглой вороной вышел мужчина. Важный такой, весь черный. Как есть иностранец. Огляделся по сторонам. Увидел стоящую неподалеку бабушку, улыбнулся и пошел на встречу.

— День добрый леди. — Извините за беспокойство. Мне право неудобно вас отвлекать, но обстоятельства диктуют свои правила.

— Вот буржуй! Вот это завернул, аж на душе потеплело от такого обращения. — Подумала баба Нюра, а в слух сказала улыбнувшись. — Ничего милок, спрашивай, я не тороплюсь. Пройти куда надо? Заблудился?

— Нет, что вы. Простите, как к вам обращаться. — Важно поклонился он.

— Так Нюра я. — Ответила она и спохватившись уточнила. — Баба Нюра.

— Я Гоо Арчибальд, рад знакомству со столь замечательной леди. — Поклонился еще раз незнакомец. — Я Елизавету Корякину разыскиваю. Она должна жить в этом доме. Может вы знакомы, и подскажите как мне ее найти?

— Тута она живет. Соседка моя. — Проскрипел сзади голос. — Джентльмен обернулся. Сзади стоял высокий старичок в коротко обрезанных валенках на ногах, в рубашке, расстёгнутой наполовину груди и в черных трико с оттянутыми коленями, в одной его руке было зажато пустое ведро, в другой клюшка-трость, обшарпанная частым применением. — Ты эту старуху-леди не спрашивай, она давно маразмом разбавленным склерозом страдает, причем в очень запущенной форме. — Хохотнул он и подмигнул игриво бабуле.

— Сам ты Васька маразматик. — Покраснела от негодования та. — Вышел мусор выносить, вот и иди выноси, нечего встревать в разговор. Без твоего ехидства разберемся.

— Как же, разберется она… — Попытался дальше разозлить бабку старик, но был вежливо остановлен незнакомцем.

— Простите великодушно сэр. — Но не могли бы вы мне подсказать, где данная особа проживает.

— Сэр говоришь. — Сощурился дед. — Ну так опоздал ты сэр, увез ее муж с утра. Рожать видать пора пришла.

— Мать честная. Уже? Недавно только в бантиках голубеньких бегала, пигалица, и вот тебе на, уже сама мамашей стать собирается. Как время-то летит… — Запричитала бабка.

— Раскудахталась, курица. Вы на нее сэр внимание не обращайте, она с молоду на голову больная.

— Сам ты больной. До сих пор простить не можешь, что я вместо тебя Федьку выбрала. — Надулась баба Нюра и демонстративно отвернулась.

— Так зачем вам Лизка-то понадобилась, такому всему из себя важному? Что-то я не припомню в ее роду знати да графьев всяких. — Не обращая внимания на сопящую в сторону бабку спросил дед.

Гоо хлопком обернулся в черного джентльмена, вальяжно развалившегося в кресле и покачивающего лакированной туфлей, из-под которой торчал кусочек белоснежного носка, закинутой на колено противоположной ноги, и неторопливо достав из кармана накрахмаленный носовой платок, вытер пот со лба:

— Узнал. — Он подхватил со стола остывшую чашку и отхлебнул. — Это было несложно. Люди — удивительные создания Высшего. Любители перемалывать косточки ближнему, особенно если выказать заинтересованность, и умело поддерживать разговор, задавая правильные вопросы.

— Ну заинтересованность ты выказать умеешь, тут не подкопаешься. — Усмехнулся Николай Сергеевич, встал и прошел к стеллажу с книгами. Достал фолиант, распахнул пробежавшим по страницам электричеством и углубился в чтение. — Рассказывай, не томи, я внимательно слушаю. — Прозвучал его отстраненный голос.

— Обычная девчонка, такая как все, немного со своими странностями, но кто из людей без них, в каждом есть что-то от Сатаны. Во всех земных особях хорошего и скверного напихано поровну. Высший умеет соблюсти баланс, чтобы и не скучно и не перебрать с гадостью. Так вот. Год назад вышла она замуж. Молодой супруг переехал к ним с матерью в квартиру. Отца нет, схоронили четыре года назад. Инсульт мужику голову взорвал. Пил много. Буйный был, несдержанный и глупый. Остановится не умел. В общем ничего особенного. Семья как семья.

Скандалили редко, но бурно. Это нормально для молодых пар, притирающихся друг к другу в первые годы жизни. Это, кстати вам на заметку, леди. — Он повернулся к Вернерре и подмигнул склонив голову. — Любовь не всегда выживает в ежедневной рутине быта. Убить ее грязной посудой и разбросанными носками легко. Имейте в виду. Не стоит благодарности. — Улыбнулся он не ожидая реакции на свои слова от девушки, хотя никто и не собирался ему отвечать. — Ну так вот. — Вновь повернулся он к писателю. — Все было, как обычно, но месяца три назад Юля, так зовут нашу подопечную, едва не потеряла ребенка.

Заплутала в лесу, грибы собирала, и наткнулась на секача. От куда он взялся в такой близи от города непонятно, но это и не важно. Хорошо он без свиньи с выводком был, иначе нам бы некого было опекать. Инстинкт сохранения потомства у этих тварей развит на высшем уровне, а так, похрюкал да убежал. Но этого хватило. Кровь у девушки пошла на нервной почве. Отторжение плода началось. В общем если бы не муж, то случилось бы страшное. Он ее нашел и на руках на дорогу вынес, там на попутке до скорой довез, ну а там уж дело техники. Ребенка сберегли, в роддом на сохранение положили, две недели продержали да отпустили восвояси.

Только вот с тех пор Юля изменилась. Круги черные под глазами, видимо недосыпает. Нервная стала, злая, на любой вопрос огрызается. Сама не своя. Думаю там в лесу и произошло подселение. Там этот гаденыш от правосудия прятался, а тут такой подарок. Надо отдать ему должное, не растерялся, быстро сориентировался. — Гоо замолчал и смочил губы в чашке. — Может быть даже с выкидышем помог. Сохранил тело для себя. Умен, тут ничего не скажешь.

— Думаю ты прав. — Николай Сергеевич захлопнул книгу и сунул ее на старое место, отодвинув другие тома рукой в сторону. — Тут вот я прочитал, про подобный случай. Оказывается все в этой жизни повторяется. Ничто не ново в этом мире. Так вот. Жил такой Луций Домиций Агенобарб, более известный как Нерон. Сволочь редкостная. Убийца, насильник и подонок. Мать его, Юлия Агриппина, тоже стресс перенесла, со львом встретилась беременная во время охоты. Как ее одну, да еще на сносях оставили в степи непонятно. Она тоже едва плод не потеряла, и тоже вселенца себе в утробу пустила, сделавшую из милого мальчика, который должен был родиться и справедливо править Римом, на радость народу, подонка.

Так вот этот любитель песен и стихов, спалил к чертям собачьим столицу империи, которой правил. Вдохновения урод искал. Рифмы у него не складывались. Ловцы с ног сбились пытаясь выманить из тела душу. Только организовав заговор, смогли достать ублюдка. Очень случай на наш похож. Только вот как вселенца в утробе матери повязать не представляю. Не было еще такого.

Телефон взорвался фугой.

— Весь во внимании. — Нахмурился писатель поднеся сенсорный экран к уху. — Ждут для консультации? Когда? Очень хорошо. Выезжаем немедленно. — Он ткнул пальцем отключившись от разговора, подошел к дверям и выглянул в темный коридор дома. — Илья! Машину к подъезду. В роддом едем немедленно. Чирнелло звонил, он договорился. Проверяющими будем. Консультантами. Психиатрами из столицы.

Опять эта бабочка. Нет от нее спасения. Монстр преследует повсюду. Во сне, догоняет, летит, размахивая огромными крыльями с нарисованными на них, меняющими постоянно цвет, подмигивающими ехидно глазами с длинными ресницами. И спасение только там на опушке. Там монстр отстанет, но она никогда не успевает убежать. Ноги вязнут в смраде тягучего воздуха, а сзади тут же на спину наваливается ужас. Спасибо мужу. Будит вовремя, иначе бы свихнулась во сне. Господи. За что ей это все? Где она так согрешила?

Но и днем покоя нет. Даже в чашке с чаем, в дольке лимона, заботливо отрезанного мамой, мерещится бабочка. Смотрит желтыми глазами и ехидно улыбается. Девушка уже ненавидит этих насекомых, которых совсем еще недавно обожала за весеннюю раскраску, и нежность. Прекрасные создания, но она их терпеть не может. Последнее время она вздрагивает от каждого шороха за спиной, ожидая нападения. Так невозможно жить. Мука. Господи! Помоги!

Психушка как выход. Муж прав. Надо показаться специалистам. Таблетки, процедуры. Будем надеяться, что все эти меры помогут. Вон Степан стоит с главврачом о чем-то шепчется. Нет-нет, да кинет на нее взволнованный взгляд. Комиссию какую-то ждут из минздрава. Говорят специалисты серьезные приедут, обязательно помогут. Даже гипнотизер будет. Она верит мужу во всем. Он верный, надежный, не предаст и не бросит. Кому еще доверится, как не ему.

Хлопнули стеклянные двери. Вот и они. Трое. Один в очках черных, непроницаемых. Важный, серьезный, немного страшный. Больше на воина похож чем на доктора. Больно уж выправка офицерская. Собранный весь.

Другой из тройки — джентльмен. Важный весь и черный, движения резкие, головой словно птица крутит, а в карих глазах ум. Истинный профессор. Такому на кафедре лекции читать.

Третий — разгильдяй. Больше на гопника подворотни похож, а не на врача. Круглый, какой-то пушистый, как кот, в спортивном костюме. Идет — словно крадется. Сейчас мышь поймает и слопает. Девушка улыбнулась собственным мыслям.

— Значит вы и есть Юлия? — Черные очки посмотрели сверху вниз на ссутулившуюся, кивнувшую в ответ девушку. — Хорошо. Пройдемте в кабинет. Поговорим. Вы, надеюсь, не против, Вера Ивановна, если мы оккупируем ненадолго ваше законное место работы? — И не дожидаясь ответа, троица подхватив роженицу под локоток заскочила в двери, захлопнув бесцеремонно их перед носом ошарашенного бестактностью главврача и мужа.

Ну и что, кто по этому поводу думает. Писатель шагал по залу особняка, измеряя ногами длину собственных мыслей. — Только вот не надо пожимать плечами. — Грозно рявкнул он на Чирнелло, наливающего в чашку кофе.

— А чего я-то сразу. — Возмущенно огрызнулся тот на разлившуюся по столу коричневую, парящую кипятком, ароматную лужицу. — Чуть что, сразу кот. Я что, крайний? И вообще… Чего под руку-то орать. Кофе из-за тебя разлил.

— Мысли какие есть? — Не обратил внимания писатель, а обиду.

— Нет у меня мыслей, одни эмоции. — Вздохнул тот и принялся вылизывать крышку стола.

— Прекращай. — Рявкнул снова Николай Сергеевич. — Или в кота перекинься, или прекрати вести себя как животное. Смотреть противно.

— Кофе в облике кота, не так приятно пить. Вкусовые рецепторы не те. — Усмехнулся Чирнелло, но лизать лужицу перестал. — Ну а ты, ворона, чего молчишь? — Обернулся он к джентльмену, угрюмо крутящему в руках носовой платок.

— Думаю. — Задумчиво выдохнул тот, не отрывая взгляда от платка. — Помощь нам не помешает. Наблюдать надо, не выходя из палаты, прямо внутри. Из нас троих никто не подойдет.

— Почему это? — Усмехнулся кот. — Физиономии не фото гигиеничные? Дресс-код не пройдем?

— Нет. Мы мужчины. У людей не принято селить вместе противоположные в половом отношении, незнакомые, не состоящие в родстве особи вместе. — Поднял глаза Гоо. Нас никто не допустит дежурить у больной.

— Глупость какая. Как же неудобно бывает подстраиваться в реалии аборигенов. Все у них неправильно и неудобно. — Фыркнул Чирнелло.

— Сами вы особи и аборигены. — Обиделась Вернерра. — Я подежурю.

— Точно. — Николай Сергеевич остановился напротив девушки. — Представим тебя как лаборанта-наблюдателя. — Койку рядом поставим. Если что случится позвонишь, мы на подхвате будем. Тебе нечего бояться, ничего не угрожает. Ту тварь интересует только младенец, на взрослого он не кинется. Незачем ему.

— Я и не боюсь. — Покраснела девушка.

— Гронд, а ты уверен, что такая должность как лаборант-наблюдатель существует. — Усмехнулся ворона. — Мне кажется это белыми нитками шито. Раскусят наш обман. Только хуже получится.

— Нас тоже в минздраве не существует, однако мы есть и дело делаем. Все получится. Я знаю. — Махнул рукой писатель. — Выбора у нас особого нет, так что будем использовать существующие наработки.

— Мой Степа, золотой муж, я за ним как за каменной стеной, хоть это и звучит банально и пафосно, но факт. Он и защитит, и успокоит, плечо подставит. Надежный человек. Я думаю, что меня боженька любит, раз послал такого мужа. — Юля сидела на кровати и улыбалась поглаживая огромный живот. Ее положили в больницу под наблюдение, и подселили рядышком, заботливую и внимательную медсестру. Еще, что было хорошо, так это то, что они были примерно одного возраста, поэтому тему для разговора находили мгновенно. Скучно не было. — Во! Толкается. Непоседливый какой, весь в папку. Решили Илюшей назвать, в честь дедушки моего. — Она мечтательно улыбнулась. — Вырастет, будет большим, умным, смелым и справедливым как дед.

Соседка отчего-то нахмурилась и отвернулась. Что там у нее в голове? Завидует что ли? Так вроде нечему. Не она пациент психбольницы.

Врачи процедурами не обременяли. Лекарства давать побаивались, дабы не навредить малышу, уколов не делали, процедур не назначали. Курорт, да и только. Вернерра просто жила рядом. Ничего не записывала, ничего не измеряла, просто была внимательной и заботливой соседкой, только взгляд у нее иногда был озабоченный, и смотрел с затаенной требовательной жалостью. Кто его знает, что она там думала, может считала новую подругу сумасшедшей.? Мыслей не прочитаешь. Чужая душа — потемки. Главное она рядом. Будит, когда бабочка врывается в сон. Успокаивает, словно мамочка, гладит по голове и садится рядом на край кровати. Конечно ей за это зарплату платят, за заботу и уход, но все равно приятно. Хорошая девушка.

— Знаешь Вернерра. Эта бабочка мое проклятие. Она преследует меня везде. Снится ночами, гоняется, вроде и не страшная, а почему-то жутко, мнится на Яву, словно нависает за спиной, давит на плечи ужасом. Я сумасшедшая? Да? Скажи правду, я приму все. Я выдержу. — Слова сами слезами слетали с губ девушки. Это как поток воды, прорвался и уже не остановить, пока не закончится, и не опустеет резервуар.

— Нет, что ты, это просто стресс. Тебе просто нужен отдых. Так Николай Сергеевич сказал, а он в этом огромный специалист. Ты ему верь, он поможет. Они втроем огромная сила, ты даже представления не имеешь на сколько велика их мощь. — Соседка говорила на столько убежденно и искренне, что Юлии стало спокойнее и легче на душе.

— Ты так это произнесла, словно они боги. — Рассмеялась она вытирая слезы, и высморкавшись в платок. — Еще немного и спою: «Аллилуйя».

— В чем-то и так. В чем-то и боги. Ты верь им, это главное. Они до конца пойдут, не бросят. Я знаю точно. — Вернера встала и подошла к окну. И вдруг улыбнулась и помахала рукой. Юлия заинтересовалась, встала с кровати и подошла, замерев рядом. Там, на улице, стоял высокий симпатичный парень с букетом роз и что-то кричал. Стеклопакеты не пропускали звук, но он все равно настойчиво раскрывал беззвучно рот, пританцовывал и махал букетом.

— Твой? — Юлия не стала пояснять вопроса, и так все понятно.

— Да. — Соседка улыбнулась и отправила воздушный поцелуй, а парень сделал вид что, поймал и прижал к сердцу.

— Почему она не звонит? Что все это значит? — Метался по комнате Николай Сергеевич, а Гоо и Чирнелло сидели в креслах, и настороженно за ним наблюдали.

— Ты бы успокоился, Гронд. — Джентльмен кашлянул в платок и отвел глаза. — Мы все волнуемся, но паниковать?! Это на тебя не похоже. Девушке ничего не угрожает. Ты же знаешь. Сядь, выпей кофе. Сосредоточься. Нам надо придумать как преступника поймать. Паникуя невозможно трезво мыслить.

— Да. Ты прав, дружище. Ты как всегда прав. — Писатель рухнул в кресло, и Чирнелло тут же сунул ему чашку в руку.

— Хлебни горяченького.

— Есть у кого, какие соображения по этому делу. — Страшные, змеиные глаза пробежали по друзьям, заглянув каждому в душу.

— Есть у меня одна задумка, может и безумная, но альтернативы пока все равно нет. — Кот встал, и прошел несколько раз взад-вперед, собираясь с мыслями. — Сеть накинуть ловчую и сжимать.

— Глупость. — Вскочил Гоо. — Что толку от нее. Сквозь живую плоть она не проходит. Сам знаешь. Ему эта сеть… — Он не договорил, а только махнул рукой и сел.

— Но он-то про это не знает. Он не эксперт в ловле душ ублюдков, а простой преступник, пусть и талантливый, каким-то образом сообразивший свалить из умирающего носителя, и догадавшийся присосаться к другому телу.

— А если и сейчас догадается? — Николай Сергеевич заинтересованно посмотрел на кота.

— Он урод, сволочь, но не гений. Тут догадаться невозможно. Тем более когда сеть сдавит мать носителя, паника начнется. Много в таком состоянии не на мыслишь. Удрать попробует, мы его и прихватим.

— А как сеть маскировать будем. Твои пассы руками на научную деятельность профессора непохожи. Тут же заподозрят в шарлатанстве и помешают. Достаточно отвлечься на миг и можно упустить добычу. — Писатель уже внутренне согласился с предложением и начал прорабатывать варианты.

— Под рентген замаскирую. — Хохотнул кот.

— Какой рентген. Он беременным противопоказан. — Вновь вскочил Гоо.

— УЗИ тебя устроит? Мистер нельзя. Ты предложи сначала что-нибудь сам, а потом критикуй. — Кот тоже подскочил и выпятив грудь встал напротив вороны.

— Хватит! — Рявкнул Фале. — Успокоились оба. Мне тут разборки не нужны. Одно дело делаем. Сядь Чирнелло. Гоо прав. Маскировка должна быть безупречная и не вызывать подозрений. Думайте. УЗИ действительно толковый вариант. И движениям рук не мешает. Выглядеть будет правдоподобно. Водишь сенсорами по телу, а сам сеть расправляешь. Не подкопаться.

Спор оборвал звонок телефона. Писатель подскочил к аппарату и сорвал трубку:

— Слушаю. — Голос его сорвался волнением. — Когда? — Он побледнел. — Куда повезли? Воды уже отошли? Нет? Замечательно. Давай следом. Ни на шаг не отходи. Мы сейчас будем. — Он швырнул трубку на аппарат. — Собирайтесь, у Юлии схватки. Повезли в роддом. Вернерра с ней, но толку от нее сами понимаете — ноль. Воды еще не отошли, поэтому будем надеяться есть время. Где этот водила. Почему его нет, когда он нужен!

Опять! Когда же это прекратится? Сон, который должен приносить отдых и успокоение, превратился в ад. Эта бабочка. Она воплощение самого сатаны, красивая с виду и наполненная ужасом внутри. Ужаса сочащегося невидимым смрадом, заполняющим все сознание.

За что ей это все? Какие могут быть грехи у молоденькой женщины готовящейся стать мамой? За что Господь наказывает? За то, что в недалеком, школьном детстве, стерла двойку в дневнике, исправив ее на тройку, за то что испугалась родительского гнева. За наивный, детский поступок, за то, что в зоопарк не поведут? Или за то, что съела у бабушки в деревне полбанки варенья? Это, что? Чревоугодие? И за этот невинный проступок, ее в снах преследует ужас? Какие грехи она искупает? А в чем виноват ее еще не родившийся сын? Он что совершил, страдая вместе с матерью?

Вновь эта гадкая бабочка, и вновь прекрасный с виду лес наполненный смрадом. Вновь немой крик из открытого, перекошенного ужасом рта. Но все теперь по-другому.

Она видит себя со стороны. Себя? Это же не она! Лицо другое, бледное до синевы, подернутое следами оспы. Какой-то несуразный макияж. Она никогда так не красилась? Черные тени, черные стрелки под глазами, черные с отливом густые, неухоженные брови, черная помада на губах, искривленных страхом. Все черное. Даже одежда похожая на балахон.

Но ведь это точно она. Юлия это знает. Зачем задавать себе лишние вопросы, и сомневаться? Это она бежит по тропинке, с трудом переставляя заплетающиеся ноги, вытаскивая их из сгустившегося воздуха, а сзади бабочка. Летит, непринужденно, вальяжно размахивая крыльями, и улыбается. Бабочка улыбается? Улыбается, сомнений нет. Ехидно, с чувством полного превосходства. И ничего нельзя с этим поделать. Выхода нет. Сейчас она догонит, навалится на нее сзади и…

— Юля! Проснись! — Вернерра трясла девушку за плечи. — Просыпайся!

— Чего это с ней такое?! — Санитар скорой, обескураженно вращал глазами, переводя их с роженицы-пациентки, на странную спутницу-лаборантку, навязанную в психбольнице.

— Она больна. Вас предупреждали. — Раздраженно махнула на него рукой Вернерра. — И вновь склонилась над бьющимся в конвульсиях телом. — Юлечка, милая, очнись. Плюнь на нее. Эту бабочку. Она только сон.

Голубые, полные безумства и страха глаза открылись, постепенно окрашиваясь узнаванием и разумом, посмотрели на склоненное перед ними лицо подруги. Слезы заполнили взгляд затуманив, исказив, размыв реальность.

— За что. — Юля содрогнулась рыданием, и заломила в истерике руки. — Что я сделала? Почему? Чем провинилась перед богом? Я так больше не могу…! Сил нет. Господи! Забери меня!!!

— Юлечка, успокойся. Я рядом. — Держала ее за плечи Вернерра, пытаясь не дать подняться с носилок. — Потерпи. Тебе помогут. Совсем скоро. Друзья уже едут. Мы не бросим в беде… Да сделайте хоть что-нибудь. — Повернулась она к застывшему в ступоре, ничего не понимающему санитару. — Что вы стоите истуканом!

— А что я могу. — Округлил тот глаза и развел как-то по-бабьи руки. — Успокоительное ей нельзя, снотворное нельзя. Ей ничего нельзя, ей рожать!

— Дурак и бездарь. — Рявкнула Вернерра, прострелив его ненавистью, сверкнувшей в глазах, и вновь склонилась над подругой. — Все будет хорошо, ты верь. Родится маленький и все пройдет. Не будет больше жутких снов, будет счастье и покой. Ты заслужила это. Только верь.

— Так всё-таки, кто же вы такие? Аферисты? Что вы хотите от девушки, или скорее всего, от роддома? — Главврач сидел за столом в кабинете, протирая платочком очки, и сверлил грозным взглядом троих странных посетителей. — Та бумажка, что вы мне сунули, не более чем «Филькина грамота», и стоит меньше, чем бумага на которой она написана.

Федор Степанович, а это именно он сейчас разглядывал гостей, был человек умный и не делающий скоропалительных выводов, предпочитая поначалу разобраться в происходящем.

— Вы и правда хотите знать? — Как-то угрюмо произнес один из них в черных непроницаемых очках, скривив недовольно губы.

— Уж потрудитесь, сделайте милость, пока я не вызвал полицию. — Приподнялся со своего места доктор, ухмыльнувшись. — Я, видите ли, не психушкой руковожу, я не Вера Ивановна, как вы видите, и в сказки про проверки минздрава не верю.

— Объяснения говоришь?! — С ехидством произнес кругленький, похожий на кота, посетитель, в несуразной одежде. — Изволь… — Он ловко прыгнул вперед и через мгновение оказался стоящим на столе и держащим Федора Степановича за отвороты воротника халата, притягивая его, вмиг ставшим безвольное тело, к себе. — Если я скажу, кто мы такие, то придется тебя убить. Это не шутка, сынок, не юмор такой, у меня вообще отсутствует чувство юмора. — Он швырнул доктора назад в кресло, и сам спрыгнул назад, встав рядом с троицей, как будто ничего не произошло.

— Вы уж его простите, милейший. — Заговорил еще один, с виду иностранец. — Не сдержан. Работа нервная, вот иногда и срывается. Но то, что он сказал, истинная правда. Убить нам вас в таком случае придется непременно, вы уж тут не сомневайтесь. На вашем месте, лучший выход, это помочь и далее помалкивать, тем более мы не просим ничего сверхъестественного, и уж поверьте на слово, ни вам ни девушке ничего не угрожает.

Первый раз с руководителем роддома поступали таким образом. Он был напуган, обескуражен напором, сидел, переводя взгляд с одного посетителя на другого, и не понимал что нужно делать. Но на то он и был главврач, человек бесспорно умный, и деятельный, привыкший выходить из любых, казалось бы самых проигрышных ситуаций, победителем.

— Что вы хотите? — Наконец глухо произнес он, тихим голосом.

— Вот это уже совсем другой разговор. — Самым милым образом улыбнулся круглый. — Вот это уже речь не мальчика, но мужа.

— Помолчи, Чирнелло. — Оборвал того очкастый, и перевел взгляд на врача. — Рад, что вы осознали. Мы многого не потребуем. Кабинет УЗИ, и отсутствие свидетелей.

— Допустим, кабинет я вам предоставлю, но как я объясню персоналу, что делают чужие люди там, где их быть не должно. И вообще, вы хотя бы с медицинской аппаратурой обращаться умеете.

— Ох, не переживайте милейший. — Похожий на ворону иностранец забавно сморщил нос. — Мы с такой аппаратурой имели возможность работать в свое время, для которой коллайдер, песочница для малышей. Не извольте в нас сомневаться.

— Компетенция зашкаливает. — Хмыкнул круглый.

— Ну так, что? Мы договорились? — Сделал шаг посетитель в очках.

— Я попробую. — Сдался наконец доктор.

— Ну что же, голубушка. Ложитесь на кушеточку, сейчас посмотрим на вашего малыша. Проверим, как он там себя чувствует, потер ладони похожий на кота доктор, приглашая жестом Юлю раздеваться.

— У меня что-то не так? — Обеспокоенно провела она взглядом по еще двоим докторам, вежливо стоящим в сторонке, и по Вернерре, расстилающей на кушетке простынь.

— Нет, что вы, что вы. Все прекрасно. Нам просто необходимо убедиться, что плод готов, и роды не будут проходить неправильно. Подстраховаться надо.

— Вы мало похожи на врачей. — Недоверчиво произнесла девушка и сделала шаг назад.

— Верь им. — Вернерра схватила за руку. — Это друзья. Они тут, чтобы тебе помочь. — Не сомневайся. Ты же хочешь, что бы кошмары перестали тебя мучить по ночам?

— Причем тут кошмары и мой малыш? — Недоверчиво спросила девушка, но поддалась настойчивости подруги и подошла к кушетке.

Один из докторов, в черных очках, подошел ближе и взял ее за руку.

— Самое непосредственное. Самое, что не на есть непосредственное. — Закивал он подтверждая свои слова жестами. — Ваш ребенок и вы связаны естественным образом, и его эмоции — это ваши эмоции. Во время сна барьеры, ограждающие психику падают, и вы начинаете воспринимать мысли малыша, как свои. А он напуган. Очень напуган, поверьте. Ему предстоит сильное эмоциональное потрясение. Смена среды обитания. Он увидит другой, огромный мир, а не темноту, простите, вашей утробы, даже дышать ему придется по-другому, самостоятельно.

— При чем тут тогда УЗИ. Мне его совсем недавно делали, и сказали, что все нормально, плод развивается правильно.

— Вы будите спорить, какое нужно проводить лечение. — Подошел третий похожий на птицу доктор. — Вы простите, врач? Может быть, хотя бы медсестра? Какое отношение имеете к медицине? Может вы профессор инкогнито, гений, так сказать?

— Нет. Никакого отношения не имею. — Смутилась девушка под напором странного гражданина. — Я волнуюсь.

— Вот и слушайте, что вам говорят, и не смейте сомневаться. — Смягчился тот. — Мы здесь для того, чтобы вам помочь, а не мучить. Ложитесь, прикройте глаза и расслабьтесь. Позвольте доктору Чирнелло делать свою работу.

Страшно. До чего же страшно прятаться и ждать. Он успел сбежать тогда. Почувствовал что пора. Бросил дорогую сердцу, выпестованную годами оболочку, называемую когда-то Степаном. Она наверно до сих пор жива. Валяется где-нибудь в палате для умалишенных, ходит под себя и пускает слюни. Как не хотелось этого делать. Но это необходимо было.

Он чувствует неприятности. Каким-то внутренним нервом, который невозможно описать. Он привык ему верить, и наверно поэтому до сих пор еще жив. Как вовремя тогда сбежал. Он видел те сгустки энергии которые за ним пришли, и явно не для того, чтобы пригласить на ужин. Но это теперь в прошлом.

Сегодня снова это неприятное чувство тревоги. Неужели его выследили? Нет, не может быть. Он хорошо прятался. Эта дура, которая носит его будущее тело, не может ничего подозревать. Это недоступно человеку. Только отделившаяся от тела душа способно на такое. Те небольшие шалости, что он себе позволял по отношению к ней не могли привести к провалу.

Подумаешь, побегал за ней во снах. Что тут особенного? Да и обставлял он это красиво, как умел когда-то, уговаривая стариков. Не даром они дарили ему все, вплоть до последних трусов. Если бы у него были губы, он бы сейчас улыбнулся. Дураки, мечтающие о любви и заботе. Какие они всё-таки дураки, отдающие только за надежду все свои сбережения. Счастливое было время.

А тельце ему достанется неплохое. Душеньку, что только что зарождается он выгонит вон. Какое ему дело что с ней станет. Сдохнет и все, как те старики вышвырнутые из своих квартир.

Но с развлечениями пора завязывать. Девка с катушек слетает. Если умом тронется, кто будет вскармливать его новый носитель? Отдадут в детдом, а это совсем не то, чего хочется.

Но что же все-таки не так? Что так скребет внутри? Что-то давит, стягивает. Неужели все-таки выследили. Тяжесть наваливается все сильнее и сильнее. Зарождается паника. Бежать? Но как? Тут его последний шанс. Вон он, этот шанс, лежит и чмокает губами. Он уже готов появиться на свет.

Стимулировать? Послать энергетический импульс? Так и надо сделать. Даже если его выследили и ждут, то во время родов поймать его будет сложно. Он успеет проскочить, и внедрится. Другого выбора нет. Надо действовать.

— Ой мамочка! — Вскрикнула Юля. — Началось!

— Что? — Не понял Чирнелло.

— Я рожаю! Вы врач или кто?! — Отшвырнула она в сторону сенсоры с живота.

— Акушеров! — Рявкнул на Вернерру писатель. — Быстро. Воды отошли. Что встала, бегом.

— Черт. — Выругался Гоо. — Немного не успели. — Держи сеть кот, не упусти момент.

— Нас не пустят в операционную. — Покрасневший от натуги Чирнелло с мольбой посмотрел на Николая Сергеевича. — Сделай что-нибудь, Гронд.

— Пусть только попробуют. — Нахмурился тот и посмотрел на роженицу. — Дыши глубже и терпи, сейчас тебе помогут. Главное терпи. — Он повернулся к Гоо. — Остаешься тут и готовишься прыгать и ловить, а ты. — Его палец уткнулся в Чирнелло. — Держи сеть, не дай бог упустишь. Я иду с девушкой и буду на готове.

— Что тут вообще происходит? — Кривясь от боли спросила Юля. — Какая сеть, какой прыжок? Вы не видите что я рожаю? Мне помощь нужна.

— Терпи. — Грозно посмотрел на нее писатель. — Все будет хорошо.

— Каталку! Быстро! — Ворвался в палату Федор Степанович. — А этот, что, спит. — Ткнул он пальцем в лежащего на полу иностранца.

— Устал. — Мотнул головой писатель. — А мы идем с вами в операционную.

— Исключено.

— Вы будите со мной спорить, доктор? Вам было мало объяснений наших полномочий? — Навалился на него тип в очках. — Мне спорить некогда, или вы будете принимать роды, или мы решим эту проблему по-другому… Бегом. — Рявкнул он и толкнул врача в спину, по направлению к Юлии.

Началось. Нет не зря он стимулировал. Давление сразу спало, и стало легче ничто не наваливается сверху, и чувство паники притупилось. Суета вокруг, это чувствуется по всплескам энергии. Хорошо. То, что нужно. Даже если его и ждут, в неразберихе, шанс проскочить будет на много выше.

Повезли. Уже скоро. Что же так она кричит-то так? Больно? О как приятно это чувство. Оно впитывается, растекаясь по энергетическому телу удовольствием. Жаль что это скоро прекратится. Появится новая жизнь и боль сменится радостью. Поганое чувство, и оно будет первым в новом теле. Вновь все вокруг будут радоваться «сюсюкать», пытаться угодить, надо перетерпеть, вырасти и стать тем, кем был до этого.

Все, младенец задергался, сейчас полезет, уже вон свет показался. Надо готовиться. Надо сделать последний прыжок к свободе.

— Держи его, не вздумай ослабить сеть! Где этот чертов Гоо, вечно не торопится. Упустим эту сволочь, я вороне крылья по выщипываю. — Фале метался вокруг скрученного спазмами тела роженицы, переливающимся красными, энергетическими бликами боли, пытаясь набросить на пленника удавку. — Да отодвинься ты немного в сторону Чирнелло, не могу прицелиться.

— Не могу. — Призрак, в виде ухватившего в зубы мышь кота, прохрипел в ответ. — Шустрый гад, может вырваться. — Гоо зараза, чтоб тебе пусто было, что ты телишься?

— Поберегись. — Красная молния сгустком плазмы влетела в сеть, откидывая в сторону кота, и ослабляя путы. Между ног суетящихся сущностей акушеров покатился сверкающий клубок из двух тел, нового охотника и дичи, и его тут же накрыл еще один темный, силуэт самого Гронд Фале.

— Держу. Руки сволочь. Вяжи его Чирнелло.

Вновь лес, вновь бабочка, только страха нет. Радость наполняет душу. Боже как хорошо. Она гладит шелковые крылья насекомого, которое как оказалось, просто хотело поиграть. И лес… Он же не смрадом наполнен. Как она могла так ошибаться? Это же запах сирени.

Юля открыла глаза. Блаженство прокатилось волной по телу. Сейчас принесут сына. Игорь, она решила так его назвать, сдавит губами твердый сосок и будет причмокивая глотать молоко.

Вечером придет Вернерра. Она настоящая подруга, хоть и скрывает, кто такие эти странные врачи. Но они точно друзья. Она это знает.

Улыбка растеклась по губам поцелуем счастья. Жить — хорошо. Любить — прекрасно.

— Конфуз однако. — Гоо был серьезен, но глаза смеялись. — Вам наверно неловко было, уважаемая Вернерра, за столь впечатлительных ученых-медиков.

— Да. — Рассмеялась девушка. — Это надо было видеть, как два суровых мужчины падают в обморок, как только головка малыша появляется на свет. — Доктор кричит: «Нашатырь им, и вон из операционной», а сам младенца принимает, хмурится, но видно, что под маской смехом давится. Медсестра к шкафчику с лекарствами в панике летит, хватает пузырек, а я ей на встречу, суету изображаю, мешаю, понимаю что вас в чувство приводить нельзя в такой момент, и тут вы встаете, как ни в чем небывало, улыбаетесь, говорите: «Спасибо», и уходите, словно ничего и не было. А следом по коридору выспавшийся Гоо догоняет.

— Да. Смешно. — Улыбнулся Николай Сергеевич откинувшись на спинку лавочки.

Они сидели четверо в парке и ждали машину. Вечер потихонечку вступал в свои права наполняя воздух свежестью и высыпая на небо звезды. Чувство хорошо выполненной работы словно витало над ними в воздухе.

— Хороший вырастет парень. Правильный. — Улыбнулся Фале.

— Что? — Не поняла Вернерра.

— Юлька говорю, будет хорошая мать. — Подмигнул писатель. — Пошли, вон уже Илья подъехал, вижу довольный. Видимо ему ресторан для свадебного ужина понравился.

— Вы что же, его в такой момент отправили ресторан выбирать? — Удивленно округлила глаза девушка.

— Ну да. Что тут странного. Одно другому не мешает. Поехали домой. Устал я что-то.