Гремучий Коктейль 7

Глава 12

— У меня что-то со слухом, — пожаловался мне в разговорник Дракарис, — Ты хочешь, чтобы я поспособствовал активизации борьбы русских с Синдикатом в пользу более выгодных для них контрактов с Китаем, так? А за это…

— А за это я заманю тебя в смертельно опасную ловушку, полную драконьего пламени, — невозмутимо повторил я уже сказанное, — Чтобы ты не говорил, что я для тебя ничего не делаю.

Минута молчания в «трубке» была медом, пролившимся на мое самолюбие.

— Кейн… а не молод ли ты играть в такие игры? — голос телокрада был довольно серьезным.

— Учусь у лучших. Если хочешь узнать подробности — будь добр появиться.

— Не тогда, когда Акстамелех крутится возле тебя. Скотина учует мой запах.

— Он занят обустройством ловушки.

— … ты интригуешь меня, юный князь. Добром это не кончится. Уговорил. Я займусь твоим вопросом уже сегодня, чтобы ты боялся разочаровать меня завтра.

— А я прямо уже сегодня боюсь. Прямо сейчас, — саркастически бросил я, вырубая аппарат.

С тоской вспоминаю времена, когда я нищий и в обносках лез бомбить нелегальных скупщиков маны возле академии ревнителей. За пару тысяч рублей я напал на бандитское логово, всех к чертовой бабушке перебив. Жизнь тогда была гораздо проще. Теперь мы воюем с преступной организацией словами и интригами, организация гритбольного матча способна изменить ход истории, а я собираюсь сыграть пьеску обезьяны и дерущихся под деревом тигров.

А еще это.

Вздохнув, я посмотрел на дочь. Та сидела на моем рабочем столе, облокотившись спиной на развалившегося Мишлена, и вовсю пыталась разобрать одну из моих пишущих ручек. Неуместность своего нахождения здесь княжна игнорировала точно также, как и мое возмущение. Когда ты открываешь порталы на Гарамон в определенное время, чтобы поддерживать связь с женой и ребенком, то нет ничего удивительного в том, что ребенок захочет пройти сначала через свой портал, а затем воспользоваться отцовским. Если за ним не уследят.

За ней не уследили.

— Алиса, милая… — попробовал я воззвать к родной кровинушке, — Тебе пора домой. Понимаешь?

Искоса взглянув на меня, дочь задумалась на несколько секунд, а затем, взмахнув ручкой, открыла свой портал посреди моего кабинета, целиком и полностью лишая себя возможности вернуться в Аркендорф. И, пока я сидел с открытым ртом, а это длилось недолго, тут же закрыла портал, всем своим видом показывая, что она прекрасно знает, что делает, отрезая себе дорогу домой.

Лежащий под столом Курв, пролезший сюда как Мишель, лишь иронично хрюкнул.

— Вы издеваетесь… — устало выдохнул я, откидываясь на кресле и массируя виски. Стефания вчера вечером отпросилась на пару дней к матери, а столько я ждать не мог. Как и Кристина, которая будет сходить с ума, не обнаружив дочь.

Ну разумеется, как тут не бросить ручку, и не встать на стол для того, чтобы после достаточно ловкого прыжка на папин пах, не погладить расстроенного родителя по голове, пока он хватает ртом воздух? А потом еще и умоститься задом на ногу, чтобы было сподручнее отрывать пуговицу с жилетки?

А нет, она полезла к револьверу в кобуре!

— Три покушения, один дракон, интриган телепортатор… — просипел я, не давая дочери выдрать оружие из кобуры, — Две зачистки гангстерских логовищ… Без царапины. Но один младенец…

— Папа! — меня требовательно дергали за револьвер, а чтобы не особо возражал — уперлись коленкой туда, куда уже был причинен урон.

— Помоги! — просипел я, пуча глаза на кота. От боли меня натурально скрючивало.

Кот, поднявшись с места и встав на краю стола, использовал свои передние лапы, принявшись утягивать ими княжну к себе. Та ворчала, пытаясь отцепить согнутые крюками кошачьи конечности от своей девичьей груди, но силы были неравны. Тем не менее, досадливо брыкнуть ножкой — дело святое, а куда должна угодить пяточка — неважное.

— Да в самом-то деле! — проскулил я, натурально сползая на пол, где и был добит облизыванием собакой.

По крайней мере я так думал, что оказалось в корне неверно. Выскользнувшая благодаря гравитации и потере точки опоры дочь, мягко приземлившаяся со мной под стол, вовсе не думала сдаваться. Тактически грамотно рухнув на коленки, она создала себе достаточную точку опоры, чтобы прибежавший кот её не смог оттащить, а затем, крепко вцепившись мне в воротник, продолжила изъятие оружия. Деморализованный Курвом я, зажав револьвер подмышкой и изнывая от оттоптанных к чертовой бабушке гениталий, пытался перевернуться на живот.

Борьба, впрочем, завершилась победой гравитации — папа тяжелый, пушка застряла, кот тянет назад, Курв пихает толстым задом, одинаково портя жизнь всем вокруг… придётся сдаться.

— Так, — сказал я через пять минут, лежа на полу и глядя в потолок, — Так жить нельзя. Мы едем к маме.

— Папа! Фу!

Я не понял, она вообще общаться умеет или только приказывает? С одной стороны, я бесконечно рад за характер собственного потомка, с другой стороны уже как-то тревожненько.

Один из немногочисленных Истинных Америки проживал в Индианаполисе, куда я, зарядив манамобиль, и двинул, предупредив всех заинтересованных лиц о своем отбытии по разговорнику, когда уже выехал за пределы города. Заинтересованные были резко против, начиная с драконьего «я этого не дозволял» и заканчивая хоровыми стонами городских «как же мы без вас». Да плевать, у меня тут чрезвычайное происшествие.

Это стало своеобразным отпуском. Впереди дорога, дочь рядом на сиденье, зафиксированная спящим вокруг неё котом, собака храпит сзади. Идиллия. Мы даже общаемся, когда самой Алисе надоедает спать и она встает, чтобы обозревать проносящиеся мимо окрестности. Характер общения, правда, хромает — дочь пытается отдавать мне разные команды, а я в ответ рассказываю ей, как у меня тут, в Америке, дела. В итоге звучание родительского голоса постоянно сбивает Тернейшество-младшее с мысли, повышая при этом настроение, поэтому она за неисполнение команд сильно не злится.

Несмотря на то, что между двумя крупными городами было чуть менее двух сотен миль, я никуда особо не спешил, даже останавливался пару раз, позволяя животным размять лапы, а Алисе обозреть окрестности, что она и проделывала с истинно королевским достоинством. Именно эта невозмутимость маленькой дочери, стоящей на ногах и вглядывающейся в мелькающие мимо пейзажи, и натолкнула меня на неожиданную, но очень странную мысль.

Остановившись возле небольшого озера, я повел мой маленький отряд межконтинентальных путешественников к могучей склонившейся иве, растущей неподалеку от воды. Сев у её корней и усадив дочь на колени, я, посидев минут пять спокойно, решился и…

…пощекотал Алису Дайхард.

Пальцами.

За бочок.

Дочь очень медленно повернула ко мне голову и уставилась совершенно неверящим взглядом, даже не моргая от яркости моих глаз. Превозмогая стыд, как будто пукнувший при любимой учительнице четвероклассник, я повторил компроментирующие действия, а затем повторял их до тех пор, пока младшая Дайхард не начала отпихиваться от терроризирующей её руки. Я не сдавался в своих наглых домогательствах и продолжать мучить ни в чем не повинную дочь (почти), пока та, спустя почти десять минут борьбы, не начала сворачиваться клубком, спасая бока и издавать звуки, похожие на хихиканье.

Я продолжал. Сидящий неподалеку Мишлен, наблюдавший всё это действие, пригнул голову и выпучил глаза, натурально разинув пасть в неземном удивлении.

Алиса Дайхард смеялась. Неловко, неумело, она как будто каркала своим детским голоском, но да, это был натуральный смех. Она смеялась, а я чувствовал себя идиотом.

Все грешили на особенности рождения и развития Алисы, но вот обратить внимание на то, что её родители поддерживают чересчур взрослый и малоулыбчивый имидж, никто не обратил. До появления маленьких гоблинш, моя дочь росла в среде, где улыбки были редкостью, а смех не звучал вовсе. Учитывая, как она отличалась от зеленокожих, то не удивительно, что она восприняла все проявления жизнерадостности как видовую особенность своих новых… подчиненных.

Да уж. Надо как можно скорее рассказать об этом жене!

Замученная родным отцом дочь вырубилась, вцепившись в огромного кота, как в спасательный круг, а я, нажав на газ, повез нас в Индианаполис, терзая голову теми же мыслями, что терзает каждый родитель, упустивший нечто элементарное, но критически важное.

Попасть на срочный прием к лорду Стилворту у меня не вышло, его не было дома, но для нужд тех, у кого есть толстый кошелек и высокое положение в обществе, лорд оставил дома одного из своих детей. После месяца Каскадов многие Истинные, пробавляющиеся перемещениями, заработали целое состояние, так что совсем юный подросток, с серьезным видом ожидающий, пока дворецкий семейства утрясет со мной все необходимые дела, хоть и выглядел забавным, но при этом был полностью готов заработать за одно небольшое усилие больше, чем пара-тройка семей простолюдинов за всю свою жизнь.

Договорившись с подтянутым усачом в ливрее о скорейшем отгоне моего мобиля назад в Чикаго, я выписал чек, дождался, пока дворецкий по разговорнику утрясет требуемую цепочку перемещений, а затем, кивнул в знак благодарности важному мальчишке, раскрывшему портал, отправился с ребенком, котом и собакой в путешествие по мирам.

Замученная родным отцом княжна даже и не думала просыпаться, хотя за пару часов мы посетили ледяную пустошь, скалистый фьорд, дворец в джунглях и даже, на сдачу, чтобы оказаться в Цюрихе, вулканический мир. Оказавшись в Европе и услышав по разговорнику волнующуюся супругу, успокоил её, продолжив наше приключение. Лишь в конце, когда я на арендованном автомобиле уже вовсю гнал в сторону не существующего в этом мире Лихтенштейна, Алиса проснулась и, надувшись, попробовала жевать кота. К этому мы были готовы, поэтому животным и князьям достались баварские сосиски, зажаренные на углях, а детям пришлось довольствоваться молочной кашей.

Ну, пока я не отвернулся. Харизмы у урожденной Дайхард оказалось достаточно даже для того, чтобы взглядом вытребовать у бульдога одну сосиску. Не то чтобы это принесло девочке много счастья, всё-таки зубов и силы в челюстях было категорически недостаточно, чтобы нормально жевать, но отнимать с честью добытую еду я не стал, тем более что дочь перенесла на неё обиду с меня. Курв тем временем пытался повторить её успех, клянча пищу насущную у неторопливо обедающего Мишлена, но тот явно не подавал в этот день недели, а широченный пес не мог самостоятельно протиснуться между сидений.

Вот так, в полнейшей идиллии, мы и доехали до небольшого горного княжества, а затем и до замка Аркендорф, у которого нас встречала внушительная делегация, возглавляемая моей женой. Глупость, конечно, но эту мысль я озвучивать не стал, глядя в бывшую Тернову — та, кажется, здорово переволновалась.

А вот Ария фон Аркендорф, стоящая, как и некая итальянка, возле Кристины — это странно…

Хм, и Фурио Медичи?

///

Всю жизнь Фурио после того, как ему было даровано баронство, можно было поименовать состоянием «не в своей тарелке». С молодости он только и знал, что стрелял, рубил и резал иномировых тварей всех форм и размером. Прибыть в город, попьянствовать, переспать с податливой простолюдинкой, а затем отправиться искать порталы. Иногда с сопровождением, иногда без, когда денег и себе на патроны не хватало. А затем, после дела, после крови, после впитавшегося в пальцы порохового нагара — кутить, отмечая главный праздник жизни — он снова выжил.

А затем — барон. Защитник своей земли. Человек, которому не нужно думать о том, где раздобыть денег на патроны, вино и шлюх. Зато…

Это была не его тарелка. Его, Фурио Медичи, постоянно звала дорога. Не та, что ложится под стоптанные сапоги, но другая, требующая приключений и полного отсутствия ответственности за завтрашний день. Оставив в замке кастеляна, он с большим удовольствием принял персональное предложение императора Руси, став преподавателем в академии ревнителей. Вдалбливать знания в тупые головы ничего не понимающей молодежи, учить их беречь шкуру, Медичи нравилось. Ему казалось, что товарищи, с которыми он учился, и которые давно уже гниют в земле, одобряют такую «старость».

Если так подумать, то он замечательно устроился. Живет на Руси, есть постоянная женщина, носящая его ребенка, над которой трясется целый замок (а еще она от него далеко!), можно ежедневно гонять оболтусов, до сих пор думающих, что стезя ревнителя — это сплошь горячащие кровь схватки… Всё неплохо в этой жизни. Разве что надо платить по небольшим счетам.

К примеру, сейчас.

— Они просто делают, что хотят, — плаксивым голосом жаловалась его красноволосая подруга, целомудренно прижимая край одеяла к груди, — Хозяйничают здесь, отдают приказы. Обращаются со мной как с вещью…

Кроме одеяла на ней ничего не было. Пара только что закончила аккуратные, но долгие игры в постели, неоднократно финишировав. Теперь настала пора поговорить.

— Ложь, ложь и еще раз ложь, — равнодушно отозвался стоящий у окна итальянец, голый как в момент собственного рождения, но с бокалом вина, — Зачем ты мне лжешь, Ария? Я прекрасно осведомлен о том, как ты тут живешь. Никельбаккер выходит со мной на связь дважды в неделю.

— Это он тебе лжет, — насупившись, отвернулась баронесса, — Но тебе же плевать, да? Ты готов верить кому угодно, но только не мне! Сделай что-нибудь!

— Конечно, — легко согласился начавший раздражаться итальянец, кому пришлось пойти на довольно внушительные траты, чтобы оказаться здесь, — Зачем верить женщине, которая пытается спровоцировать меня на вражду с князем просто ради того, чтобы хоть слегка уколоть это семейство? Хотя нет, можешь не отвечать. Зачем верить женщине, когда я могу всё узнать у даймона, наблюдающего за каждым твоим шагом? Кейн сейчас в замке, ему достаточно позвать Спигона, чтобы тот…

— Я здесь, — в центре комнаты появилась слегка пламенеющая фигура темнокожего человека, — Ты прав, волосатый, эта сучка брешет. До неё дошли слухи, что у Дайхардов много врагов, поэтому она вбила себе в голову выгнать их из Аркендорфа. За этим она тебя и позва…

Возмущенный вопль баронессы был прерван свистом пролетевшего мимо её головы бокала, разбившегося о одну из стоек балдахина, нависающего над кроватью. Подавившись воплем, Ария фон Аркендорф испуганно отпрянула назад, не сводя взгляда с мертвенно спокойного лица мужчины.

— У меня ушло полторы недели, чтобы добраться сюда, — ровно проговорил Фурио Медичи, складывая руки на груди, — Полторы недели проблем и хлопот. Знаешь, для чего я это сделал, Ария? Не потому, что получал от тебя письма, не потому что ты жаловалась мне по разговорнику. Я хотел посмотреть тебе в глаза…

— Лучше бы вокруг посмотрел!! — внезапно завизжала, подпрыгивая, баронесса, — В замке полно доспехов! Они устанавливают пушки! Хозяйничают как у себя дома! Они…

— Это уже не твоё собачье дело, ты, тупая сука, — насмешливо хрипнул даймон, исчезая.

Ария изумленно хлопнула ресницами.

— И в чем он не прав? — тон барона так и остался равнодушным, — Ты что, надеялась, что я по твоему капризу стану бодаться с Дайхардом? С тем самым Дайхардом, который менее недели назад отказался принять американский надел в виде города с населением в два с половиной миллиона человек?

Он резко двинулся вперед, вынуждая девушку испуганно ползти назад, пока она не уткнулась спиной в спинку кровати.

— Я теперь понимаю Кейна, — кривя губы, прошептал Фурио своей любовнице, — Ты настолько жалкая и глупая, настолько не просчитываешь последствия, что убить тебя у него рука не поднялась. Это как обидеть скорбного головой ребенка.

— Через неделю сюда приедет клан Тан!! — взвизгнула беременная девушка, подскакивая, — Через неделю тут всё будет в руках китайцев! Они будут управлять всем, они не выпустят Аркендорф никогда! Ты не по…

— Повторить слова Спигона? — поинтересовался учитель ревнителей, подхватывая с пола своё исподнее, — Это не твоё дело, Ария. Твоё — родить барона Аркендорфа, выбрать себе новую фамилию и отправиться в кругосветное путешествие. Правда, тебе уже некуда будет возвращаться, так как я отзываю своё предложение и разрываю наши отношения. Своей дурацкой попыткой манипуляции, такой детской и грубой, ты меня… сильно оскорбила.

Страх и горечь на лице девушки, наблюдающей за неспешно одевающимся бароном, сменились горячей ненавистью. Чем она была порождена, не знал никто. Отчаянием заключенной? Чувствами той, кто, потеряв столь многое, только что потеряла и то, что осталось? Крахом всех планов, что она настроила в воображении, ожидая приезда её мужчины, того, кто должен был встать на её сторону и оставаться на ней до самого конца?

Неизвестно.

— Я. Сейчас. Превращусь, — пригрозила она натягивающему сапоги итальянцу, — Прямо сейчас! И твой ребенок умрет! Слышишь⁈

Ответом её был сначала взгляд, в котором презрение бултыхалось наполовину с разочарованием. Часто встречающийся, но очень гремучий коктейль.

— Тогда Спигон тебя сожжёт, медленно, — дернув щекой, сообщил барон Медичи, — А я буду смотреть, возможно даже с вином. Или ты даже такое предугадать не в состоянии?