Микель промучился всё утро. Он не мог спать, не мог работать и всё пытался составить какой-нибудь план − как поймать двух врагов государства, которых так отчаянно хочет заполучить Фиделис Джес.
Сначала он решил не заниматься поисками Стайка. Старого ветерана уже ищет половина «Шляпного магазинчика», и Микель мало чем поможет. Нет, ему нужно сосредоточиться на текущей цели, на Тампо. Если он сможет выследить этого ублюдка, Тампо почти наверняка приведёт его к Стайку.
А если остальные черношляпники, занятые поисками Стайка, смогут его изловить, Микель найдёт Тампо с его помощью.
Это решение казалось логичным, но не помогло заснуть.
Он ворочался и крутился в своей маленькой квартирке в мансарде на южном краю плато, пока не решил вылезти из постели. Одевшись и не став бриться, он вышел под первые лучи утреннего солнца и взял наёмный кэб. Проехав милю до Прокторского рынка, остановился купить хлеба и фруктов, а дальше отправился пешком с корзинкой по ещё спящим улицам.
Проктор был из тех районов, где Микель позволял себе немного помечтать, каково это остепениться, обзавестись семьёй и поселиться здесь. Район был не слишком чистым и не слишком грязным, не слишком богатым и не слишком бедным. Абсолютно обычный во всех отношениях, и Микелю нравилось, что в таком месте он мог быть настолько дружелюбным и неприметным, как ему хотелось.
В некотором смысле он и жил здесь косвенно, через мать − прячась от солнца, проводя дни в праздности, за чтением книг и болтовнёй с соседями.
Эта мысль заставила его остановиться рядом с книжным магазином и уставиться на витрину. Продавцы выносили на тротуар коробки с дешёвыми романами, чтобы привлечь внимание прохожих. Микель прикусил губу, стараясь не думать о том, чем ему следовало сейчас заниматься.
− Не поощряй её, − тихо сказал он себе. − От этого становится только хуже.
− Да ладно тебе. Иногда я могу быть хорошим сыном.
− Ты можешь быть хорошим сыном, заботясь о ней, и ты можешь быть хорошим сыном, усугубляя её дурные привычки. Нельзя быть и тем, и другим.
Он закатил глаза.
− Почему нет?
− Потому что ты не можешь быть всем, Микель. Ты должны сделать выбор.
Микель проигнорировал удивлённо поднятые брови одного из продавцов и приказал себе заткнуться, а затем зашёл в магазин и огляделся в поисках более дорогих книг в кожаных переплётах в глубине магазина. Взял несколько наугад и пролистал, вспоминая времена, когда читал почти так же много, как мать, а затем выбрал три книги с завлекательными названиями и поднял руку, подзывая продавца.
− Чем могу помочь, сэр?
− Я возьму эти, − сказал Микель.
− Спасибо, сэр. Оплата за наш счёт.
Микель несколько секунд удивлённо моргал, но потом сообразил, что на нём форма черношляпников. Хотя цепочку с серебряной розой он прятал под одеждой, было нетрудно догадаться, кто он. Микель достал из кармана пачку кран.
− Я не против заплатить.
− Всё в порядке, сэр, − сказал продавец. − Спасибо, что выбираете нас.
Микель редко задумывался над привилегиями, которые давала его работа. Лучшие из них − бесплатные товары, и тут он не упускал удобного случая. Но покупать для матери книги за счёт славы черношляпников... это было как-то неуместно.
− Легка на помине, − пробормотал он себе под нос, глядя в окно на тротуар, где на столике расставили коробки с дешёвыми романами.
Знакомая фигура уже просматривала подборку, хотя магазин открылся всего несколько минут назад. Вздохнув, Микель инстинктивно огляделся в поисках чёрного хода и опять повернулся к продавцу.
− Не могли бы вы завернуть их для меня? Кроме того, я хотел бы заплатить за всё, что захочет купить та женщина.
Он сунул продавцу банкноту в десять кран, прежде чем тот успел возразить, и вышел на улицу.
Его мать задумчиво перелистывала дешёвые романы, напевая себе под нос и пританцовывая в такт.
− Доброе утро, мама.
Она подскочила и с удивлением повернулась к нему.
− Микель! Что ты здесь делаешь?
Он изобразил свою самую очаровательную улыбку.
− Просто зашёл подобрать что-нибудь для мамы. Собирался по пути на работу занести тебе немного еды.
Пока он говорил, на лице матери сменялись эмоции. За считанные секунды она сначала удивилась, потом обрадовалась, и наконец на её лице отразились разочарование и гнев. К тому времени, как он произнёс слово «работа», вид у неё был совершенно разъярённой.
Она схватила его под руку и потащила за угол книжного магазина в ближайший переулок. Повернувшись к нему, сунула палец ему под нос.
− Что ты себе позволяешь, Микель?
У него упало сердце. Приготовившись к худшему, он пробормотал себе под нос:
− Не стоило хлопотать.
− Что ты имеешь в виду? Говори громче, малыш!
Она сердито уставилась на его форму, оглядывая с ног до головы. С таким отвращением матери смотрят на своих детей, обнаружив их голыми на улице.
− В этой униформе? Разгуливаешь по моему району? Что подумают соседи? Что подумают владельцы книжных магазинов? Меня здесь уважают и любят!
− Я даже не заметил, во что одет. − Микель примирительно развёл руками, надеясь, что крик не привлечёт внимания. Только этого ему сегодня не хватало.
Хмыкнув, мать отвернулась к стене и, кипя от негодования, искоса поглядывала на Микеля.
− Послушай, − сказал он, − мне очень жаль. Я знаю, тебе не нравится то, чем я зарабатываю на жизнь. Я стараюсь не усложнять тебе жизнь. Но я просто хотел сделать что-то приятное.
− Не нравится то, чем ты?.. − прошипела она. − Дело не в том, что мне это не нравится, Микель. А в том, что ты черношляпник! Мой папа – твой дедушка[3]− был чистокровным пало. Твой отец погиб, сражаясь с кезанцами за нашу свободу. Что бы они подумали, увидев тебя в таком наряде? Ты не понимаешь, кем стал, Микель? Ты же бандит! Каждый день твоей работы на Линдет − это ещё один день, когда ты втаптываешь в грязь своё происхождение.
− Погоди. − Микель чувствовал, что тоже начинает закипать. − Это уже слишком. Я не бандит. Я никого не бью. Я обучаю, работаю посредником. Меня уважают за то, что я делаю.
− Это не уважение, если оно основано на страхе.
− Я о людях, с которыми работаю.
− А я говорю о людях, которых вы, черношляпники, топчете в пыли. Я же не дура. Я читаю газеты и слушаю сплетни. Даже Линдет не может пресечь все новости в этом городе. Знаешь ли ты, что всего через две улицы от моего дома черношляпники убили девушку за то, что она раздавала листовки? Листовки, Микель!
Микель оглянулся через плечо.
− Пожалуйста, мама, говори тише.
− Или что? Бросишь меня в застенки «Шляпного магазинчика»? Собственную мать? Я считаю Линдет настоящей стервой, и мне всё равно, кто это услышит. Она тиран, а вы, черношляпники, её громилы, а я не хочу, чтобы мой сын был связан с ними. Это что, слишком?
Она говорила всё громче, пока Микель не уверился, что её слышно на всю улицу.
− Я не... это не... мама, всё гораздо сложнее.
Мать сделала несколько глубоких вдохов, её челюсть дрожала. Он уже много лет не видел её такой взвинченной и решил, что это из-за убийства той девушки. Возможно, в мире Микеля это обычное дело, но его мать потрясло до глубины души.
− Ты хороший мальчик, − тихо сказала она. − Но каждый раз, когда я вижу тебя в этом наряде, я вспоминаю, во что ты ввязался.
− Мне жаль, − снова сказал он. − Это просто...
Вдруг мать подняла сумочку и, порывшись в ней, сунула что-то в лицо Микелю. Он рассеянно взял этот предмет, пытаясь закончить фразу, но когда рассмотрел брошюру, его сердце упало. На обложке были напечатаны теперь уже знакомые слова «Грехи империи».
− Где ты это взяла? − потребовал он.
− Вчера их раздавал один милый молодой человек. Ты должен прочитать это, Микель. Это та правда, которую ты должен услышать.
− Кто? − сердито спросил он. − Какой молодой человек?
Мать отступила на полшага, ошеломлённо уставившись на него, и вздёрнула подбородок.
− Так я тебе и сказала. Я пытаюсь тебе помочь, и ты должен хоть раз выслушать меня. Этот памфлет...
− Я знаю всё об этом памфлете. − Микель засунул его в карман и, подталкивая мать дальше в переулок, настойчиво прошептал: − Мама, нельзя, чтобы это видели у тебя. Как раз сейчас с этой самой штукой разбираются, и если её у тебя найдут, то могут…
− Что они могут? Бросить старуху в тюрьму?
− Они могут!
− Ну и пусть, − огрызнулась она. − Не принимай меня за старую бестолковую дуру. Мы с твоим отцом участвовали в протестах против кезанцев в Малой Старле. Во время войны я заряжала мушкеты для Тринадцатого. Я выдержу тюрьму.
− Тут всё не так, тут...
− Беспокоишься о своей карьере? − снова перебила она. − Беспокоишься, что старая мать разрушит твои шансы на продвижение?
− Да! − прошипел Микель.
− Вот и отлично! Я всё равно не хочу, чтобы ты получал повышение в этом проклятом гадючьем гнезде.
Микель раздражённо вздохнул и зашагал было к выходу из переулка, но вернулся. Эта ссора повторялась много раз и всегда кончалась одинаково. Он пытался заставить её молчать, она угрожала, что поставит крест на его карьере, потом он пару месяцев к ней не заглядывал, а она опять погружалась в свои книги.
− Мастер приходил? − тихо спросил он.
− Пф. Приходил. Я не хочу, чтобы ты ремонтировал мой дом на деньги черношляпников.
Микель замер, уставившись на неё.
− У тебя крыша протекала.
− Мне это не мешает.
− Вода погубит твои книги, − попытался он урезонить её.
− Я достану ещё.
− Ты слишком упряма, мама.
− Ну и пусть. Деньги черношляпников пропитаны кровью моего народа. Нашего народа.
− Мама, ты же только наполовину пало.
− И я горжусь этой половиной!
Микель расхаживал взад-вперёд, несколько раз мысленно начиная фразу и тут же останавливаясь, чтобы не выпалить чего-нибудь обидного. Наконец он достал из кармана «Грехи империи».
− Пожалуйста, мама, просто сделай мне одолжение и не прикасайся именно к этому памфлету. Если железные розы схватят тебя с ним, это никому не принесёт ничего хорошего.
Она снова хмыкнула − примерно на такой ответ он и рассчитывал. Микель открыл рот, но тут из-за угла выглянул продавец из книжного магазина.
− В чем дело?
− Ваши книги, сэр, − ответил тот и вручил аккуратно завёрнутый свёрток. Микель посмотрел на свёрток, а потом на мать.
− Это тебе, − спокойно сказал он.
Она взяла довольно увесистый свёрток, и по её лицу Микель понял: она сразу догадалась, что там. Интересно, когда в последний раз она могла позволить себе книги в кожаных переплётах? Она протянула их обратно.
− Я не возьму книги, купленные на деньги черношляпников.
Микелю захотелось встряхнуть её.
− Просто возьми их, мама.
− Нет!
Продавец слегка кашлянул, явно смущённый, и Микель повернулся к бедняге.
− Проследите, пожалуйста, чтобы она больше никогда не платила здесь за книги. Понятно? Я проверю, и если узнаю, что вы взяли с неё деньги хотя бы за один дешёвый роман, я сожгу ваш проклятый магазин дотла.
Продавец вытаращил глаза. Выходя из переулка, Микель услышал, что мать ахнула. Он бросил пакет с книгами в кожаных переплётах на стол и зашагал по улице, высматривая ближайший наёмный экипаж. Он прошёл два квартала, прежде чем нашёл кэб, и вскоре уже ехал к желанной тишине «Шляпного магазинчика».
− Она не понимает, − сердито сказал он себе.
− Ты же знал, что она не поймёт.
− Я всегда надеялся, что поймёт. Когда-нибудь.
− Ты дурак или оптимист?
− И то и другое.
Только проехав полпути, он успокоился и вспомнил, что оставил продукты для матери на столе в книжном магазине. Учитывая то, сколько она тратит на книги, это был бы весь её рацион на ближайшие дни. Он выругался про себя и чуть не крикнул кучеру, чтобы тот повернул назад.
Его остановила одна мысль.
Ей дали экземпляр «Грехов империи». Не неделю назад, а вчера. Железные розы должны были собрать большую часть тиража. Даже если той юной революционерке удалось спрятать несколько стопок брошюр, тот факт, что их по-прежнему распространяют, кое о чем говорит. О том, что их всё ещё печатают.
Но кто? И где?
Микель вылез из кэба у «Шляпного магазинчика», заплатил кучеру сверху, чтобы тот съездил за корзинкой хлеба и доставил её по адресу матери. Войдя внутрь, Микель увидел за столом в углу агента Варсима и похлопал его по плечу.
− Занят?
− Нет, сэр.
− Отлично. Мне нужно, чтобы ты составил список всех типографий в городе. Будь внимателен.
− Есть, сэр. Могу я спросить зачем?
− Есть у меня есть одна идея. Пока не придумаю ничего лучшего, хочу проверить все печатные станки отсюда до Редстоуна.