Грани снов

Часть 7

Часть VII

Вячеслав

Жизнь в Железогорске потекла своим чередом. К концу ноября снег лег окончательно, временно прикрыв грязь сверкающей белизной.

Комбинат дымил и грохотал, более не напоминая прожорливого дракона.

…

В какой-то из дней Юрий Иванович спросил сына о Валерии. И только покачал головой, услышав невразумительное "мы на связи". Как и обещал, жене он ничего не сказал. Но слухи до нее все равно доходили. Она деликатно, в ее понимании, интересовалась у Славы матримониальными планами, и натыкаясь на очередной резкий ответ, поджимала губы.

— Не приведи бог в невестки вертихвостку-белоручку, — рассуждала она, стоя у плиты. — Вот Леночка…

Далее шел перечень качеств, характеризующих упомянутую особу как мечту свекрови.

— Ты учти, они с матерью к нам на Новый год в гости приглашены. И ты тоже. Неужто будешь сидеть бирюком один? Уважь родителей.

— Мам… Почему один?

Она отмахивалась и неодобрительно качала головой:

— А чего? С приятелями опять шататься пойдешь?

“Нет, мам. Не с ними. И Лера умеет чистить грибы.”

— Я зайду.

Слава и правда подумывал зайти, может быть мать не станет слишком картинно падать в обморок при виде “вертихвостки-белоручки”.

…

Через пару недель после отъезда Леры, Вячеслава нашел Павел.

— Вяч! Здорово! — Паша подскочил как всегда неожиданно. — Как жизнь? А меня тут вызывали… О тебе спрашивали. Скажи, мол, Дегтяренко, что про Огонькова скажешь. Ответственный парень, нет… На повышение что ли идешь? Не понял, почему меня спрашивали, а не твоего бригадира.

— Чего натворил, Огоньков? — ворчал Вадим Станиславович. — Из-за тебя меня СБ тягала. Интересовались как работаешь, как с коллективом. Так чего натворил-то?

Несколько раз забегал грустный Виталик. Жаловался на работу, жизнь, время, дядьку. Он стал вести менее разгульный образ жизни. Этим и объяснялась тоска в глазах.

— Чета делать надо, Славян, чета надо…

…

Лера, как и обещала, звонила. Она рассказывала о своих делах, немного о работе, спрашивала чем занят Вячеслав и как в целом поживает Железогорск. В одном из разговоров она упомянула, что Серов собирается баллотироваться в депутаты по одномандатному округу. "То есть Железогорск и окрестности тоже входят," — иронично сказала она. "Вот и думай теперь, как нам успеть удрать на Южный полюс. Или на Северный. До того, как начнется показуха и катавасия. Но дороги заасфальтируют точно. Чувствуешь, с кем связался, мой стальной рыцарь?"

Слава слушал и улыбался, представляя себе, как она убирает прядь за ухо и сверкает глазами. Ему было и тревожно и хорошо. И все вроде бы все в порядке, но… Он понемногу приводил в порядок квартиру, понимая, что все равно не дотягивает до ее уровня, как ни старается.

— Ты все равно приедешь?

— Я… приеду. К Новому году. Каких-то три недели. На самом деле у меня уже есть билет, — тихо ответила Лера. — Я скучаю…

— Лера…

— Не говори ничего, Слав, ладно? Потом. У нас будет время.

— Целая вечность.

И они молчали, слушая дыхание друг друга, будучи ужасно далеко.

“Она все решила. А ты, Вяч? Неужели так смирился с мыслью, что…” Он тряхнул головой, отгоняя сомнения.

— Твой отец таки сделал то, что никогда бы не сделал слесарь, — улыбнулся Слава.

— Ты… говорил с ним?

— Можно и так сказать.

…

Бригадир дернул Вячеслава от конвертера, пробасил недовольно почти в ухо:

— Сам постою. Тебя там к начальству. Учти, Огоньков, если слетит премия…

— Куда она слетит? Все нормы выплавки блюдем, — буркнул парень.

— Поторопись, а? — досадливо стукнул его по плечу Станиславыч.

Ну, если торопиться, то есть ли смысл менять робу? Вот так он оказался пред очами Дмитрия Андреевича. Слава, конечно, ожидал, что такое может быть, однако оказался совершенно не готов.

Секретарь в приемной недоуменно окинула его взглядом и улыбнулась. Сам же обитатель кабинета не был столь радушен. Он довольно холодно взглянул на Славу, не предлагая сесть. Впрочем, Дмитрий Андреевич и сам стоял. От его коренастой фигуры исходила та самая “аура” властности, про которую говорила Лера. И высокий Огоньков почувствовал себя незначительным перед небольшим финдиректором.

Секретарь вышла и в кабинете повисло молчание, где два человека вели зрительную дуэль.

— Что ж, Вячеслав. Давайте перейдем к делу.

Парень, ощущая свою неуместность в рабочей и не самой чистой одежде среди деловой роскоши, чуть пожал плечами.

— Не буду оскорблять Вас прямым предложением денег, — спокойно сказал Серов, следя за реакцией Славы. — Хотя это бы решило нашу проблему.

— Проблему, Дмитрий Андреевич? — осторожно спросил Слава.

— Хотите поторговаться? Что ж, это разговор.

Слава подавил в себе возмущение и желание рассмеяться будущему тестю в лицо.

— Отнюдь. Собственно, раз мы оба здесь, думаю, нужно официально сообщить о том, что я собираюсь жениться на Вашей дочери.

— Чего Вы хотите, Вячеслав? — скрестил руки на груди Серов. — Я однозначно против ее решения. Это детские глупости. Она испортит себе жизнь и карьеру. Подумайте. Еще есть время. И… если Вы рассчитываете таким образом получить какие-то привилегии…

Ухмылка поползла вверх и Слава с трудом вернул лицу серьезное выражение.

— Нет, Дмитрий Андреевич. Никаких далеко идущих планов, связанных с использованием родственных связей Леры у меня не было.

Серов посмотрел на парня с жалостью и каким-то презрением. И Славе отчего-то подумалось, что сам-то финдир наверняка бы воспользовался таким шансом на его месте.

— Лера говорила, что Вы умны, но мне так не кажется.

Проглотив почти прямое оскорбление, парень выпрямился.

— Ваша воля думать как угодно, — сдержанно ответил Слава. — Однако, это наш с ней вопрос. Не станем же мы обсуждать сейчас традиционное “мы взрослые люди и сами разберемся”?

Внутри у него похолодело от собственной дерзости. Все же перед ним не просто отец его девушки, но и не последнее лицо в руководстве завода.

Серов хмыкнул и неожиданно улыбнулся:

— Язык подвешен, вижу. Возможно, что и не все так плохо. Но своего согласия я не даю.

— Я могу идти?

— Идите. Но это не последний разговор.

В цех Слава возвращался на ватных ногах, прикидывая, писать ли на опережение “по собственному желанию” или дождаться, пока бригадир принесет новости об увольнении.

…

— Все хорошо, принцесса.

— Слав, по интонации я понимаю, что его величество тебе отказал? — обеспокоилась Лера. — Но… Я пойму.

— Все в порядке. Рыцарь не может отказаться от своего слова. И я его не твоему отцу давал.

— Ладно… Только, — она напряженно рассмеялась, — он никогда ничего не делает просто так. И теперь мы оба будем использованы как пиар ход в его кампании. “Смотрите, как я близок к народу, что позволил дочери выйти замуж за жителя нашего избирательного округа”.

— Ну вот, не все так плохо, да? — поддержал ее Слава. — Снимемся для пары плакатов, раздадим интервью. Если они дотянутся до нас в Антарктике.

— Ты серьезно? — голос Леры потеплел и смех стал менее принужденным.

— Приезжай. Будем решать проблемы по мере поступления.

…

“Нива”, мерно порыкивая, послушно несла Славу по белой глади дороги. Вечерело, в стекло летел снег. И на этом участке не было фонарей, поэтому он чувствовал себя движущимся в каком-то снежном нигде. То ли машина летит через снег, то ли снег облетает неподвижную машину… В заднем стекле ничего не видно, да и впереди тоже. Совершенно невозможное ощущение, будто время и правда растянулось в вечность. Долгую вечность до ее рейса.

Слава не волновался. Пока не волновался. Его руки спокойно лежали на руле и он следил за дорожным полотном, стараясь не слишком соскальзывать мыслями в воспоминания о сне, слишком ярком, чтобы его забыть. Забыть…

Девушка с золотыми глазами сидела на холме и он все шел и не мог дойти, а ветер, волнующий траву шелестел бесконечное “помнить или забыть”. И когда Слава наконец закричал, что он не понимает, что хватит его терзать и пусть она объяснит, девушка оказалась рядом.

Ее прохладные пальцы легли на виски парня, заставив смотреть в невыносимое сияние взгляда. “Помнить — это больно. И эти сны, все, что я могу дать. Ведь я никогда не придумываю то, чего не видела в твоей голове. Мы проживаем раз за разом…”

“А… забыть?” — спросил он.

“Ты можешь забыть. Я могу сделать так, чтобы больше не было больно. Если ты придешь сюда. Но… это навсегда. И…”

Он положил свою ладонь на ее. В золотых глазах было столько сочувствия.

“Что-то ужасное я должен забыть?”

“Ты должен разделить грани сна, Вяч. Сейчас ты все еще глубоко.”

И как он ни пытался удержать ее, златоглазая рассыпалась искрами.

Нужно будет рассказать Лере, вот в этом месте “сумеречной зоны”, подумалось ему. И они будут снова строить теории, что это может быть. И смеяться, и философствовать. Словно и не было этих почти двух месяцев, а они так и ехали в своей сумеречной зоне. А потом он привезет ее домой… И эта мысль звучала так странно. Домой. Чтобы встречать Новый год. Черт. Он купил мандарины?

…

В аэропорту царила почти та же суета, что и обычно. Снегопад усиливался. Люди вокруг Славы нервничали и поглядывали на табло, где один за одним красным вспыхивали отмены и задержки рейсов. Но Лерин самолет обещал быть по расписанию. И сердце отмеряло минуты.

Ужасно хотелось курить, но отчего-то не хотелось быть пропахшим этим дымом, и Слава держался.

Недолго осталось… Прибытие горит зеленым…

Уильям

Она отпустила поцелуй, но не отстранилась. Уилл ощутил легкую дрожь в теле девушки, словно ей стало холодно. На губах все еще чувствовался персиковый вкус.

— Подожди… У них все сложилось хорошо? О чем ты его все время спрашивала?

Он держал Хранителя в руках и никак не мог отпустить. Она подняла взгляд, полный бескрайнего отчаяния и вины.

— Я спрашивала не его. Не того, кого ты видел. Он еще не стал им.

— Не понимаю…

— Ах, Уилл! — девушка приникла слишком резко, спрятала лицо в его плече. — Показать легче, чем рассказать. Он… все время зовет меня, чтобы я показала ему один и тот же сон. И погружается очень глубоко. И тоже не понимает.

— И иногда видит меня?

— Прости… Все так больно, что я…

— Так. Это ты сделала? — Уилл погладил спутанные белые косы. — Зачем?

— Чтобы отвлечь его, конечно. Я же не совсем бесчувственная. А теперь и подавно.

Хранитель вздохнула.

— Я думала, что если подарю ему другую реальность, ему станет лучше. Он увидит твои приключения и ему это как-то поможет…

— И поэтому его восприятие внутри сна изменилось? Драконы, замки…

— Да. Я не знаю, как это было на самом деле. Только его воспоминания.

Она посмотрела на Уилла.

— Ты сердишься?

— Сложно сказать. Ведь я еще не был чьим-то сном. Тем более не был лекарством. И, как выяснилось, подвел своего, как ты это называешь, сновидца? И от чего я должен был его излечить?

Хранитель посмотрела на высокое небо и Уилл понял, что солнце давно ушло. Звезды смотрели на них и было достаточно светло.

— Ты хочешь знать, о чем я его спрашивала? — ее тон теперь неуловимо напомнил ему о Гиле и злых огоньках в ее глазах.

— Нет. Нет, Хранитель.

Но и усмешка тоже принадлежала не нежной златоглазке, а своенравной богине. И рука держала его ладонь твердо.

— Поздно, Уилл. Ты узнаешь. Грани снов могут ранить.

Она вспыхнула золотым вихрем, закружила вокруг, Уилл поднял было освободившуюся ладонь, чтобы отмахнуться от искр? Пепла догорающей Башни? От снега?

Вячеслав Юрьевич. Уилл. Хранитель.

Уилл стоял в кружении медленного снегопада и не чувствовал холода. Люди сновали мимо, не замечая его ошарашенного лица. Одни были веселы, другие озабочены. Город полнился огнями, гирляндами в витринах, шумом машин. Пахло бензином и морозом.

— Пойдем, — сказала Хранитель. Она была все в том же сарафане, а снежинки падали сквозь ее обнаженные плечи. — Ты мой гость. Иногда мне позволено делать так, хотя я и не люблю смешивать сны.

— Мы кому-то снимся?

— Не совсем. Сложно объяснить. А, вот и твой, хе, сновидец.

Она махнула в сторону светлых дверей, из которых вылился еще один поток спешащих людей.

Уилл сразу узнал знакомую высокую, но теперь словно пытающуюся стать меньше фигуру. Вячеслав шел быстро, огибая прохожих, придерживая небольшую прямоугольную сумку через плечо.

Уилл обернулся на Хранителя с вопросом “как такое возможно”, но та лишь повела плечами.

— Я умею собирать головоломки из обрывочных воспоминаний во снах.

Выбравшись из толпы, Вячеслав свернул на совсем безлюдную улицу и вскоре оказался у подъезда высокого дома.

Невидимые и бесплотные тени последовали за ним.

В квартире было тихо, слишком тихо после городской суеты. Навстречу никто не вышел. И в свете ламп Уилл увидел, что этот Вячеслав много старше. Не старый еще, хорошо одетый мужчина с усталым лицом и непроницаемым взглядом. Он мельком глянул на горшок с крошечной елью на зеркальном столике и прошел по темному коридору в кухню, где тоже не стал включать свет.

— Он один?

Хранитель кивнула.

— И никто не придет?

— Никто из тех, кто ему дорог.

На кухне послышался звук льющейся воды, а потом что-то стеклянно звякнуло.

Когда тени проникли в кухню, то застали Вячеслава, стоящим у открытого окна.

— Он давно не курит. Жена отучила, — сказала Хранитель. Она подошла ближе и положила руку на плечо мужчины.

— Жена? Та девушка? С которой он собирался уехать?

Вячеслав закрыл окно и потер лицо, посмотрел на пустую бутылку у раковины. Света от снегопада и уличных фонарей ему хватало. Он еще немного посмотрел вниз, на женщину с мальчиком и собакой, гуляющих во дворе, перевел взгляд на темные деревья, на невидимый за пеленой город…

Хранитель села, подобрав ноги, на кухонный диван, похлопала на место рядом с собой.

— Он сейчас пойдет в ванную. Не будем мешать.

Уилл помедлил, но сел, посмотрел на девушку.

— Нет. Если тебе это важно. Лера не стала его женой.

Хранитель явно не хотела говорить об этом. Ее пальцы коснулись плеча Уилла, заскользили кончиками до локтя.

— Он не дождался ее тем вечером… Что-то случилось с этой штукой, на которой она летела и… Из-за снега, как я поняла.

Она отвела взгляд, повернула голову к окну.

— Нет… так же… нельзя…

— Это люди, Уилл, — девушка снова смотрела на него с невысказанной болью. — Их жизни… такие хрупкие. Ты ничего не решай сейчас. Подумай… Ведь ты хотел от всего отказаться.

Уилл не ответил, просто взял ее за руку.

— И ты показываешь ему этот сон, где он внезапно счастлив раз за разом?

Опущенные ресницы сказали все без слов.

— О… ты меня прости. Ты просто хотела, чтобы ему не было так больно?

Хранитель не отняла руки. Голос ее зазвучал словно издалека.

— Он тогда немного, как они называют, “сошел с ума”. Ходил на работу, что-то делал, пил. И никого не слышал вокруг. Я не знаю, сколько это длилось, но Вячеслав в конце концов уехал из Железогорска, поступил в университет, работал там, сям. Ему предложили остаться в аспирантуре и он не отказался. Теперь он заведует лабораторией научного института, они изучают что-то связанное с плавкостью металлов, я не разбираюсь. Но он стал весьма известным ученым. Гранты, патенты, поездки…

А потом он поехал домой и привез сюда Леночку… У них двое детей, но она ушла от него, потому что… Об этом трудно говорить, ведь он несмотря на весь свой прагматизм до сих пор любит свою несбывшуюся мечту.

— Не отпускает?

Она помотала головой.

— И поэтому ты спрашиваешь его?

— А что мне делать, Уилл? Он должен выбрать, помнить свой сон и понимать, что это сон или уйти со мной. Это Вячеслав Юрьевич видит сны о тебе и иногда о Лере, особенно с тех пор как остался один. Славе мы были не нужны.

Вода давно перестала литься. Вячеслав сидел на кровати с ноутбуком, а на краю кровати сидели Хранитель и Уилл.

Тикал старый будильник, привезенный еще наверное из Железогорска. На комоде стояли детские фотографии. В большой и современной квартире царили безмолвие и пустота.

— Я не против ему сниться, — наконец сказал Уилл. — Только ведь и я теперь сплю, ты же знаешь.

— Знаю, — Хранитель сдвинулась ближе к Вячеславу, осторожно коснулась его волос. Он поднял голову от экрана, потер глаза, непонимающе вглядываясь в темноту спальни.

— Что мы можем сделать?

— Для него? Я могу его… забрать. Или продолжать показывать то, что он хочет. Что Лера жива…

Уилл смотрел в глаза Вячеславу, непроницаемость и жесткость исчезли, оставив рассеянность и безмерную усталость.

— Его не станет?

Лицо Хранителя стало отстраненным, холодным. Через милые черты Уилл увидел ее истинную суть — бесстрастного вечного призрака, дарящего такие же призрачные, но и до боли реальные сны. Он вспомнил все, что она показывала ему. Поежился от воспоминания полета в пропасть и огненного шторма. Великий дар, она приходит не ко всем.

— Нет… Он не умрет. Мертвым не нужны мои грезы. Но я могу показать ему тебя.

Уилл понял и невесело усмехнулся.

— Мой мир разрушен и я сплю.

— Да. Но в отличие от тебя, у него нет вечности. И вы оба должны выбрать. Нельзя жить во сне.

— Я бы хотел остаться с тобой и помнить тебя.

Она покачала головой.

— Этого никак нельзя, помнишь? Таково условие, поставленное не мной, а… Это неважно.

— Так что же я должен вспомнить? — внезапно спросил Вячеслав, чувствуя себя странно, словно он не один.

— Сон… — тихо ответила Хранитель.

Вячеслав ошалело посмотрел на девушку, непонятно откуда взявшуюся в его спальне. Он нахмурился, порываясь что-то сказать и понял, что стоит в море колышущейся травы, над ним летнее ночное небо.

На холме стояли двое. Та самая дева с белыми длинными косами и смутно знакомый бородач. Они молча смотрели на Вячеслава.

— Я хочу вспомнить, — сказал он и крикнул: — Я хочу вспомнить свой сон с утра! Чёрт с ней, с этой болью! Я хочу вспомнить…

— Вот видишь, — Хранитель печально улыбнулась Уиллу. — Он сделал правильный выбор.

Вячеслав шел быстро, почти бежал к не желающему приближаться холму.

— Ты отпустишь его?

— Он сам себя отпустит… И ему теперь будут снится другие сны.

Вячеслав

На мобильном было несколько пропущенных звонков. Вячеслав резко сел на постели. Белый утренний свет струился через незакрытые шторы. Кажется вчера был снегопад? Или сегодня? Или много лет назад? Приснится же такое… Грани снов. Где он был?

В голове все смешалось. И тут он вспомнил. Сердце оборвалось.

— Рыцарь, — сонно пробормотала Лера, — мы все пропустили, да? Твои родители сильно обидятся?

Слава медленно повернул голову на голос. Темные волосы разметались по подушке…

— Лера… — Слава стиснул девушку в объятьях, зарылся лицом в ее шею. — Лера, ты…

— Вроде я. Слава, ты чего? Я тоже рада тебя видеть, — засмеялась она. — С Новым годом!

Хранитель

— Это было… — Уилл поцеловал персиковые губы еще раз. — В общем, я понял. Не делай так больше.

— Как не делать? — Хранитель подняла брови. — Именно это я и умею делать очень хорошо. Леди меня научила. Помнишь, как она поцеловала тебя в старом парке? И ты не мог понять, это все всерьез произошло или тебе привиделось.

— Вы обе… — он не мог подобрать слова. — Так это был сон? Просто страшный сон?

— Не такой страшный, — нахмурилась девушка. — Возможно, я чуть перегнула палку. Он очень боялся ее потерять. И с его-то склонностью к рефлексии, напридумывал себе всякого. А ты с самого начала предполагал, что все закончится плохо. Я просто взяла и чуточку усилила ваши страхи, чтобы вы прочувствовали… Знаешь, Уилл… Пока это в наших силах, я хочу, чтобы ты помнил меня.

Он взъерошил шевелюру.

— Для этого мне нужно время от времени просыпаться? И жить своей безмерно долгой жизнью? Это больно.

— Это цена… Но у тебя целая вечность, чтобы подумать.

— Я подумал. Вечность — это, пожалуй, не так плохо, Хранитель снов. Но… у тебя есть другое имя?

Девушка усмехнулась.

— Пойдем… У нас есть еще немного времени до того, как ты проснешься, — она потянула Уилла вниз с холма. — А имя… Леди назвала меня Обливио Ларгито, — кивнула Хранитель. — Дарящая забвение. Или просто Лив. Теперь ты знаешь, как позвать меня в следующий раз.

Они спустились и побрели по бескрайнему лугу. Лив, склонив голову и касаясь ладонью травы, а Уилл, глядя на ее тонкий профиль и легкий отсвет луны на обнаженных плечах.

Где-то здесь скоро покажется дорога, он ступит на нее и вернется к себе. А пока у него есть ночь, трава, ветер. И Дарящая забвение. И этот момент в вечности отраженный в гранях чьих-то снов тоже неплох. Совсем неплох. И он даже не будет спрашивать кто кому приснился.

Больше книг на сайте — Knigoed.net