Грани снов

Часть 1

Гила

Сон был беспокоен. Он ощущался как нечто зыбкое, но в то же время опутывал прочной липнущей к лицу и рукам паутиной.

“Иди ко мне… Ты все равно придёшь… Зачем откладывать то, что должно случиться?”

И действительно, зачем? Мрак, струящийся в тишине спальни давно просочился в трещины расколотой души. А для таких как она, для тех, кто может, расколотая душа становится причиной многих бед, из которых черное безумие еще не самое страшное.

“Это совсем не страшно. Приходи. Я попробую убрать твою боль.”

“А цена?”

Не нужно задавать таких вопросов, если заранее знаешь ответ. Она не боялась этого голоса во мраке, тем более, что предлагал он нечто настолько соблазнительное, что ее стойкость подвергалась суровому испытанию. Мрак всегда выбирал таких, у которых всего в избытке — характера, воли, совести, темперамента. Выбирал тех, кто горел страстями чуть более высокими нежели алчность или власть или сладострастие. Искатели истины, фанатики до определенной степени, вот кто был нужен. Те, кто могут насытить его собой и привести других.

“Ты спрашиваешь о цене? Не так дорого за то, что я собираюсь дать…”

Недорого, нет. Часть души за возможность познать экстаз творения. Стать демиургом собственного маленького мира.

Она подумала о тех, кто уже поддался и стал его добычей. О том, как исследуя их творения, натыкалась на границы.

“Ну же! Не думай о них! Ты можешь больше! Я выбрал тебя, потому что ты можешь много, много больше. Если хочешь, границ не будет.”

“И ты дашь мне столько строительного материала, сколько захочу я и те, кого я приведу с собой?”

По комнате словно пробежался нетерпеливый ветерок.

“За твою энергию творения? Да. Я буду питать твой мир, а он будет питать меня…”

Нет, нет, нет! Мрак поймает ее в ловушку, высосет созидательные силы до конца, высушит подвижную и масштабную фантазию, а потом… Потом сожрет и то, что будет создано. Ведь он сам не умеет, запертый в своем заточении и насильно лишенный собственного жестокого воображения.

А какая ей разница, если здесь она более не чувствует себя цельной? Может быть, став демиургом нового мира, она сможет все забыть?

“Хорошо… Договор будет составлен по моим правилам. Я когда-нибудь и так стану твоей целиком. Я знаю, как тянут связи утраченной части души. Мне будет больно, но пока мир не воссоздан до конца, я останусь там, где есть. Ты согласен?”

“Иди ко мне…”

…

Глухой час ночи. Даже здесь, где всегда кто-то не спит, ей не встретилась ни одна живая душа.

Живая душа… Ее душа еще жива, сочится кровью, но жива. Такие раны не лечит ни одно зелье, ни одно заклинание, ни один артефакт. Сердце стукнулось о ребра и словно замерло.

Женщина посмотрела в сумрак коридора. Факелы в держателях, похожих на когтистые лапы вспыхнули мертвенным беловатым свечением. Замок все знал. Он тоже был живым, возможно даже больше, чем о том догадывались обитатели. Она привнесет это в свое творение. Мрачную темноту коридоров, свет сквозь филенчатые окна, каменные потертые полы кухни, широкие лестницы… Потом, это все потом. А сейчас нужно сделать шаг в глубину, туда, до конца тупика.

Рама большого в полный рост зеркала была украшена причудливой резьбой. И женщине мерещились любопытные мордочки сквозь густую листву, цепляющиеся за ветви лапки неизвестных зверьков. Она лишь миг видела в поверхности свое отражение и отражение коридора позади. Бледное лицо с решительными темными глазами и сведенные брови, рука, тянущаяся к стеклу…

Стекло, похожее на полированный обсидиан, стало матовым. В нем колыхалась мгла. И в этой мгле она увидела сотни тусклых глаз на безротых лицах фантомов. А его глаз видно не было. Он стоял среди своих детей, среди своих безмолвных рабов, не выше их, не крупнее, но чернее черного. Ждал.

На краткий миг женщина усомнилась. Ужас побежал по спине от того, что она собиралась сделать. Сейчас она пустит в себя весь этот мрак и вынесет его наружу, став проводником, так или иначе выпустив его часть из-за этого барьера.

Он ступил вперед и протянул руку.

— Идём, ты уже приняла решение. Я жажду.

…

Вначале ничего не было. Лишь туман, серый холодный туман. И клочок каменистой земли под ногами. Она не будет торопиться, чем больше деталей, тем позже она растеряет себя, чтобы остаться во мраке навечно.

Хранитель

"Что это? Что?" сердце забилось чаще, а на вечно бледных щеках выступил внезапный румянец.

Хранитель подошла к зеркалу в изящной витой раме, единственному украшению ее почти пустой комнаты.

Она поднесла руки к лицу. Оно… не прозрачное! И сами кисти и шея в вырезе темно-желтого платья! Так вот что имела в виду сновидица, когда говорила, что даст больше свободы!

От переполнившего ее восторга Хранитель закружилась по холодной комнате.

"Свободна! Свободна! Не призрак! Я могу пойти куда захочу и брать, что захочу, и, о, есть и вдыхать запахи, и спать, и… они перестанут меня бояться…"

Голова кружилась. Сейчас ее абсолютно не тревожило, что ради этой свободы сновидица отдала еще часть себя. Сейчас ее переполняло счастье. Она на минуточку забыла кто она и для чего здесь…

Вприпрыжку сбежав вниз, Хранитель все же постаралась взять себя в руки. Несмотря на осеннее ненастье и вечер во внутреннем дворе могли быть слуги. Едва сдерживая шаг, она пересекла двор, нырнула в арку и вышла на площадку над морем. Оно билось штормом где-то в темноте. Но ей не нужен был свет, чтобы набрать нужную последовательность узорчатых плит…

Зал Стихий был мрачен, но едва Хранитель вошла огонь вспыхнул сильнее, отразился в темной воде, на стенах заискрили вкрапления руды. Ветер привычно ворвался и обнял ее холодными крыльями.

"И все-таки Воздух…"

Она не стала подходить к Дереву с Книгой. Вместо этого подошла и встала на краю обрыва зала-пещеры.

Сновидицы рядом не было и Хранитель с оттенком легкой ревности подумала о своем сопернике, оранжевоглазом чудовище. Хотя иногда он и выглядел как высокий светловолосый человек, она все равно звала его чудовищем. Он приходил и забирал ее сновидицу, и та, улыбаясь, шла за ним, оставляя Хранителю отголоски непонятных чувств.

Сегодня брызги и ветер были приятны. Ведь она чувствовала их сама.

"Леди… Леди… Гила…"

Она обернулась, но не увидела того, кто звал. Сновидица не слышит? А что, если…

Ветер все шептал и шептал.

Темнота перед ней рассеялась и она шагнула вперед в… чей-то беспокойный сон.

…

Она с любопытством смотрела на проекцию спящего, как на отражение в зеркале.

"Так вот какая ты! Я совсем не похожа на тебя…"

Тот кто звал, искал эту темноволосую Леди в тумане, клубившемся вокруг. В нем кружили еще не оформившиеся до конца образы, кроме одного.

Хранитель склонила голову набок, рассматривая неясные картинки.

"Какой беспокойный. Ему одиноко? Зачем он зовет ее? Вопросы? Ему нужны ответы? А он милый и немного потерянный… Помочь? Это я могу. Ведь я — почти она…"

Хранитель протянула к пустой и безжизненной проекции руку.

"Я немного побуду тобой, как ты бываешь мной."

Два женских силуэта слились в один. Опущенные веки темноволосой дрогнули. Золото глаз потемнело…

Из тумана начали выступать очертания пейзажа. Вдали загрохотал гром.

Уильям

Ветер будто погладил его щеке, оставив ощущение прикосновения тонких пальцев. Потом подхватил неизвестно откуда взявшееся белое перышко. Поиграл им над Уильямом, и направил в сторону обрыва. Оно кружилось и кружилось, не падая, в потоках воздуха, пока не исчезло из вида.

— Это легко… — шепнул ветер на ухо. — Если ты захочешь. Если ты не испугаешься. Если ты сделаешь шаг. Навстречу. Просто закрой глаза и… лети…

— Лети! — серебристый смех был так неуместен среди этого холодного тусклого пейзажа. — У тебя есть крылья, Уильям!

Он смотрел на скалы внизу. "Если ты не умрёшь там сразу, будешь долго страдать, Вилли. Нет, это твой мир, твой сон, если ты захочешь, ты сможешь падать вверх."

Он шагнул с обрыва спиной вперёд, прочь от одиночества, но всё ещё боясь смотреть в будущее. Крыльев Уильям представить себе не смог, он падал. Ветер свистел в ушах по нарастающей, но по далёким облакам нельзя было понять, скоро ли удар о камни.

"Я лечу слишком долго. Таких пропастей не бывает. Я должен быть уже там, внизу."

Спустя ещё несколько бесконечных мгновений любопытство победило страх и он обернулся…

Она сидела на холме в окружении золотистой травы и смотрела на бесконечное море такого же золота. Лямка небесно-голубого сарафана сползла с плеча, но она не поправляла, очевидно разморенная долгим теплым летним днем. Последний уже катился к закату оранжевым шаром солнца, подсвечивающего розовые облака на горизонте. В воздухе разливался запах цветущих трав. Жужжали черно-белые шмели и тихо насвистывала одинокая певчая птичка.

— Что ты хочешь там увидеть? Призраков? — спросила Гила. — Поднимайся ко мне.

Вячеслав

Он ждал этого сна. Подсознательно ждал. Ведь наутро он ничего не вспомнит кроме ощущения легкости и покоя. Вячеслав Юрьевич не знал, как и когда это приходит. Каждый раз он пытался удержать хоть что-то, но память рассыпалась золотыми искрами, словно кто-то нарочно стирал ее. И лишь крошечные обрывки сна, приходя внезапно, тревожили душу. Сна, где он то ли был кем-то другим, то ли смотрел со стороны… И там он мог больше, много больше. У него был целый мир, где существовали невозможные твари, где среди нигде зиждилась высокая башня с тысячей комнат. Где законы физики были игрушкой в руках ее обитателей. Где он был одним из… Кем? Из тех, к которым принадлежала и она. Тающий неуловимый силуэт, безуспешно вылавливаемый в толпе.

Где же ты? Приснись…

Уильям

Уильям почти поймал закономерность, вернее полное ее отсутствие. Сделал шаг и… сразу оказался на вершине холма. Гила только что протащила его через несколько опасных приключений. Парень поежился, вспомнив пропасть.

Она всегда это умела — проникать в голову и устраивать там бардак, не отличимый от реальности. А потом, как ни в чем ни бывало, выталкивать обратно.

— Где мы? Я умер? Теперь это мой мир? Или это твой?

Он потянулся к девушке.

— Дай руку. Я хочу знать, что ты живая. Что тебя не сожжёт моя жажда силы.

Она прищурившись посмотрела на него и улыбнулась, смешно сморщив нос неожиданно с россыпью веснушек.

— Пока не твой. Пока… Гроза, и огонь, и холодный ветер — это все я. Или ты. Можем быть такими или скрываем ото всех, даже от себя. Это, — махнула рукой вдаль, — тоже я. И ты можешь этим стать. Ты и только ты волен выбирать.

Она вложила свою руку в его, еще холодную.

— Конечно, живая! Здесь нельзя умереть, здесь слишком красиво.

Подвинулась ближе и облокотилась на его плечо. Нагретая солнцем макушка уткнулась ему в шею. Гила прикрыла глаза и замолчала, вдыхая пряный аромат травы, так похожий на ее собственный.

"Ты можешь выбирать, Уилл. Между непогодой и безмятежность, между холодным одиночеством и яркостью дня, где тебя кто-то ждет."

Он обнял ее свободной рукой. "Ну вот, Малыш Вилли, ты сделал это. Сама Леди у тебя в руках. Пусть это и наваждение."

— Выбирать и потом изменять выбор, — откликнулся он вслух на ее мысль. — Но… Но почему же ты всё чаще выбираешь холодность?

Гила звонко рассмеялась и повернула свое неуловимо изменившееся лицо к нему.

— Разве я — это ледяная Она? А ты — малыш Вилли? Не стоит думать об этом. Здесь у нас почти нет имен, хотя ты зовешь меня Леди, а я тебя Уилл. И “мы” здесь так же возможны как эта трава и небо. И когда ты найдешь сюда путь, я буду здесь и буду ждать тебя.

Сознание сместилось. “Это же сон?” — спросил кто-то в его голове. Девушка наклонила голову к плечу, словно читая его. Впрочем, почему словно?

— Ты поэтому меня искал вот здесь? — она тихонько ткнула пальцем ему в лоб. Потом задержала руку на щеке. — Чего ты хочешь?

Уилл улыбнулся в ответ, позабыв неприятное ощущение раздвоения.

— Чего я хочу прямо сейчас? Чтобы лето не кончалось. И, пожалуй, не просыпаться!

Девушка погладила по щеке и вздохнула.

— Ах, Уилл… Это не в моих силах. Ты должен сам найти способ, чтобы эти желания сбылись.

Солнце уже наполовину село за горизонт. В воздухе разлилась прохлада. В совершенно чистом небе прогремели раскаты грома. Гила, или уже не она, зябко передернула плечами и высвободилась из объятий.

— Кажется, нам обоим пора…

Она встала и стряхнула травинки с сарафана. Последние лучи, проникнув сквозь тонкую ткань, обрисовали ее силуэт.

— Ну что ж, хоть я и отчаянно рискую проснуться…

Уилл встал и обнял девушку за талию. Она была так близко в этом наваждении…

— Всего один поцелуй… И станет ясно, что будет дальше, лето или зима.

Поцелуй вышел коротким и скорее, нерешительным.

"Ты сделал это, Вилли. Остаётся верить, что это не было шагом в никуда. Но ведь… Это прекрасно!" И он снова не понял, чье одобрение прозвучало так отчетливо, как голос.

Гила чуть отстранилась, уперевшись ладонями ему в грудь, ее глаза больше не были темными, они стали такими же теплыми и золотыми как верно мед, собираемый шмелями с этих трав. Она понимающе улыбнулась, и, приподнявшись слегка на носочки, притянула его голову к себе. Тихо, едва слышно сказала на ухо:

— Спасибо… Там, где ты сейчас, Вяч, все это невозможно. Это возможно только здесь. Спи… Я буду ждать.

Она нежно поцеловала парня в щеку и рассыпалась тысячью мерцающих искр в его руках.

По траве пробежал быстрый ветерок, дунул Уиллу в затылок. Застрекотали цикады, в небе начали загораться огоньки незнакомых звезд…

Вяч? Кто это? Что это?

Он ещё долго сидел в ночи, не зная, как проснуться и вернуться из этого лета. Наваждение затягивало и не отпускало. Заснуть во сне? Уилл повалился на спину в траву.

"Интересно, как называются местные созвездия? Интересно, что будет, если тут уснуть? Интересно, кто же она такая? Ведь она не… А куда она ушла? А ушла ли она вообще? А была ли она?

Звезды моргнули. Их узор стал похож, болезненно похож на контуры лица.

“Интересно, я всё это сам придумал?” — и этот вопрос Уильям точно себе не задавал. Он вгляделся в звездное небо и уловил на огромном лице удивленное и озадаченное выражение.

“Погоди, я хочу понять, — сказали беззвучно губы. — И помнить. Можно мне помнить?”

— Наверное, можно, — не менее озадаченно пробормотал Уилл. — Ты… кто?

Но звезды остались равнодушны к его вопросам, рассыпавшись в беспорядке. Парень посмотрел на них еще немного и… заснул.

Хранитель

"Он придет. Он найдет дорогу. Надеюсь, я все сделала правильно."

Хранитель скользила по пустым залам замка в задумчивости, наполняя его деталями. Там завитушка на резьбе, здесь кисть бахромы на подвязке гардины…

"Он придет. Может быть не скоро, но он будет искать…"

Но кто из них придет, она сказать не могла. Ну… или один, или другой. Ее слышали оба. Хотя двухуровневый сон было распутать не так легко, отделить мысли и желания одного от неумелых попыток управлять всем у другого.

Она вздохнула. Вздохнула! Она дышит! Совсем забыла… Спасибо, Леди… Надо обрадовать повариху, что теперь госпожа будет есть каждый день, а не раз в две их дюжины.

И на Хранителя теперь свалился весь мир, созданный Гилой. Ей теперь и решать. Сначала, пожалуй, она спустится в городок на берегу…

Вячеслав

Рука потянулась к бутылке. Вячеслав помедлил, взял ее и с садистским удовольствием вылил в раковину дорогой, подаренный зарубежными коллегами, виски. Он и так чувствовал себя глупо, когда те, “следуя русским традициям”, прислали им на всю лабораторию подарков к Новому году и ребята, пряча глаза, почему-то отдали бутылку ему.

Он не будет сегодня пить. Он давно не пьёт. И это давно уже не выход.

Наверное, следовало поехать к родителям, но… Как заставить себя вернуться, когда даже спустя столько лет, все будет напоминать о той осени?

Мать будет звонить уже совсем скоро, у них полночь наступит раньше. Вячеслав будет слушать поздравления и вздохи, что он мог бы “один раз, ради них, наплевать на свою проклятую гордость и попросить Лену отпустить детей с ним в Железогорск”.

Но Вяч не хотел звонить бывшей жене. Тем более, что они, ее новый муж, она сама и дети, уезжали на каникулы, то ли в Швейцарию, то ли во Францию…

И этот новый год он снова встретит один, втайне желая того самого сна, где у него еще все хорошо. И не просыпаться бы…

В большой пустой квартире пахло мандаринами. Он и забыл, что аспиранты подарили ему горшок с елкой и, наверное, ящик оранжевых кругленьких и упругих плодов. Вяч запоздало пожалел о виски, усмехнулся, представив, как он сидит в полутьме кухни и закусывает золотистый напиток килограммом мандаринов. Золотистый…

Уильям

Башня пылала и рушилась. Он смотрел, бессильно опустив руки. До чего все дошло. Когда он свернул не туда? Почему позволил событиям происходить как они сами по себе происходят. Сначала он запер себя в тысяче комнат, думая, что этого достаточно для всей его вечности, сжигаемый острым недовольством собой.

Может быть следовало откликнуться на просьбу и отправиться с ней? Почему он остался? Гила звала его, смотрела насмешливыми темными глазами без капли золота в глубине. Звала в иные дали, искать давнее проклятие и благословение их мира — старых драконов.

А он не отозвался. Лишь отшутился, что ему хватает ручного. Она не настаивала.

И Уильям остался в своей башне, где, он полагал, его не коснутся боль и предательство.

А теперь… Он сам разрушил ее. Выплеснул весь ревущий огонь, на какой был способен. Тот объял грандиозное строение, пожирая и урча от удовольствия. Монолитные стены трескались и падали в пылающую лаву.

Уильям горько усмехнулся. В этом мире создать что-то гораздо легче, чем разрушить.

Кто-то похлопал его молча по плечу, сочувствуя. Он обернулся и увидел, что обитатели нигде разбредаются, исчезая в темных коридорах замка.

Уилл сжал в кармане заветный флакон с сильнодействующим снотворным, которое свалит с ног даже такую сущность как он.

“Давно надо было уйти… А если лауданум не подействует как нужно? Нет, она сказала, что будет ждать.”

Хранитель

По небу быстро бежали облака, изредка закрывая солнце. Их тень создавала на море травы причудливые и пожалуй слишком темные, будто выжженные пятна.

Девушка, стоявшая на холме по колено в золотой траве ничем более не напоминала Гилу. Она не позвала его подниматься, а спустилась сама.

— Здравствуй, Уилл… Сегодня это было нелегко, — она показала на темные пятна.

Он был изрядно удивлён.

— Ты так изменилась. Или мир изменился? Что произошло? Что-то не так. Я хотел рассказать тебе, что нашёл прекрасный способ оставаться здесь намного дольше. Я надеюсь, лауданум не разрушит меня, пока я ищу, как остаться здесь навсегда. Но… Нет, сначала ты. Что изменилось?

Девушка улыбнулась.

— Но ты же узнал меня? Значит не так и изменилась. А что случилось… ничего особенного, одни иллюзии приходят на смену другим. Рушатся стены, — она насмешливо посмотрела на Уилла. — Иногда нужно разрушить чтобы построить новое, не так ли?

Она присела на непонятно откуда взявшийся серый камень.

— Помнишь, что я не Она? Она захотела, чтобы я была такой. Неплохо на мой взгляд.

Налетел холодный ветер и облака совершенно закрыли солнце. Вокруг холма с травой беспокойно волновалось серо-зеленое море. Они внезапно оказались на крошечном островке посреди бескрайней воды.

— Я узнал тебя потому, что это очевидно ты. Ты всё знаешь, нет смысла рассказывать тебе, что и как я успел разрушить. Это хорошо. Это очень хорошо. К чему мне лишний раз оборачиваться?

Он сел в траву рядом с камнем.

— И хорошо, что ты — не Она. К ней я так и не научился просто приходить. И будь такой, какой хочешь ты. Вдруг Она однажды захочет, чтобы ты… А, не суть.

Он смотрел на горизонт, наслаждаясь холодным ветром.

— Ты знаешь всё обо мне. Ты знаешь, что я хочу остаться с тобой. Я больше не буду размышлять о прошлом, когда ты рассыпешься искрами. Можно, ты это будешь делать в большой библиотеке? Я буду искать способ. А может, ты просто сама скажешь мне — как?

Хранитель смотрела на волны. Они медленно подбирались выше и выше по холму, но были еще далеко от ног собеседников.

— Я не имею права утаивать. Это одна из моих обязанностей, рассказать правду и дать выбор.

Она повернула голову и посмотрела на Уилла немного сверху вниз.

— Взгляни, это иллюзорный мир, — она взмахнула рукой, отодвигая картинку как ширму. Теперь не было ни травы, ни моря, ни камня. Они просто висели друг напротив друга в пространстве наполненном туманом.

— Здесь мы можем создать, что хотим, здесь я могу почти все. Здесь я повелеваю материей снов. Но там, — в тумане открылось окно и за ним показались башни замка на высокой скале, город внизу у самой кромки моря, — там мы будем подчинены Ее воле, точнее правилам мира, который Она создает. Там я лишь исполнитель. Хранитель Ее мира. Пока ты здесь, ты можешь вернуться обратно. Но стоит тебе попасть туда, все изменится. Хочешь вернуться — у тебя только два дня. Два дня без еды и питья. Через два дня магия исчезнет. Я захвачу тебя полностью. И ты… если хочешь остаться там — должен забыть. Все.

— Всё? Но захватишь меня ты. Тебя забывать не придётся? Иначе какой смысл…

Он не знал, готов ли он на этот шаг. Забывать вообще всё в изначальные планы пока не вписывалось.

— Мне нужно знать больше, чтобы принять решение. Ты будешь здесь или там? Я сюда прихожу к тебе… Если мне нужно было бы просто убегать, я бы сел на коня и проехал тысячу миль.

Ему надоело висеть в тумане и он создал два дивана. Сидя в привычной позе, думалось легче.

— А Она? Она как ходит туда? Тоже на два дня? А если Она решит перейти туда, и я буду уже там, мы вспомним друг друга? А если перейдёт кто-то ещё, кого я знаю, мы узнаем друг друга? Я задаю слишком много вопросов, но и решение не из простых…

Хранитель подобрала юбку темно-желтого платья и села на другой диван.

— Там я не умею превращаться в ветер, — она вздохнула. — Когда твоя Леди приходит, она становится мною, а я ею. Но… она знает про меня все, а я про нее только то, что позволено.

Она начала задумчиво заплетать белую прядь.

— Я покажусь тебе знакомой, не более. И другие тоже. Вы не будете знать друг друга. Так захотела Она. Я не могу сопротивляться.

Она помолчала, не говоря всей правды. По большому счету так захотел тот, другой, кто соблазнил Гилу возможностью творения. Темный. Кому и приносятся в жертву воспоминания из иных реальностей. Но этого открывать это запрещено…

— Мне тоже будет жаль, если ты меня не вспомнишь.

— Не вини ее. Она хотела забыть. Возможно, потом передумала, но юный мир уже исполнил ее желание. Разве вы не хотите иногда стать другими, все зачеркнуть и переписать? — ее голос внезапно стал глубоким, а сама она оказалась рядом с Уиллом, очень близко, что он мог почувствовать ее тепло. — Я буду тебя помнить. Но никогда не расскажу тому, кем ты станешь. Этого никак нельзя.

И она опять спокойно и чинно сидела на другом диване.

— Выбор, выбор… Хочешь остаться в иллюзиях со мной — тебе придется возвращаться в свою реальность, чтобы поддерживать физическую оболочку. Хочешь прийти в мою реальность, — Хранитель показала на город за окном, — придется все забыть.

— Конечно, мы иногда хотим всё забыть. Даже чаще, чем хотим, на самом деле. Ты простишь меня, если я скажу тебе, что не готов ответить прямо сейчас? Забыть тебя, единственную, кому я могу сказать всё, с кем мне было хорошо всегда? А если и было неспокойно, так это было для моего блага. Мне обещали, что я бессмертен, и думаю, что я долго смогу протянуть на снотворном. Однажды я решусь. Ещё не было загадки, которую я не мог бы разгадать за вечность, я найду способ перейти, чтобы не забыть тебя. Мне достаточно будет только тебя.

Хранитель рассмеялась.

— Простить тебя? За что? За то, что ты не бросаешься очертя голову в омут забвения? Я предлагаю выбор. Как я могу сердиться на твое решение?

Вокруг снова было безмятежное лето.

Никаких диванов не осталось и в помине.

Они опять сидели на траве. Между ними стояла корзинка с… больше всего эти крупные плоды были похожи на персики оранжево-зеленоватые с пушистыми боками.

Хранитель взяла один и откусила. Мякоть оказалась бледно-розовой.

— У тебя есть столько времени, сколько ты пожелаешь, Уилл. А что касается забвения… оно бывает разное. И мой мир не худший из вариантов.

— Спасибо. Не сделать выбор — это тоже выбор? Философия. А вот персики — не философия.

Уильям тоже взял фрукт.

— Если что-то выглядит, как персик, на ощупь, как персик, и на вкус, как персик — то это и есть персик. Откуда я могу быть уверен, что реальность, в которой мое тело лежит в беспамятстве — реальна? Сейчас твоя иллюзия куда реальней, чем всё, что осталось там.

Он с наслаждением хрустел сочной мякотью.

— Ты знаешь, я никогда не пробовал забвения.

Кид с интересом смотрел в глаза Хранителя.

— Тебе ведь есть что мне показать? Ты никогда не говоришь просто так. Покажи, если обещаешь, что потом я вспомню.

Взгляд Хранителя немного потемнел, она склонила голову набок, изучая лицо парня.

— О да, порой реальность происходящего зависит интенсивности наших ощущений. И я никогда не придумываю того, что… не вижу.

Корзинка исчезла, но девушка не дала Уиллу увидеть, что с ней случилось, она протянула руку и погладила его по щеке, чуть задержав пальцы.

— А ты приложи все усилия, чтобы не забыть. Закрой глаза. Может быть это поможет…

Она потянулась к нему и поцеловала сладкими от персикового сока губами.