Глава 11

Очень полезно сначала подумать и лишь потом начать что-то делать. А еще лучше подумать несколько раз. В спокойной обстановке, чтобы на нервы и психику не капали, уверяя, что это последний шанс и если не отреагировать, то дальше будет только хуже.

Потому что, если когда-нибудь о случившемся на этой лестничной площадке узнает мир, словарь фразеологизмов наверняка обогатится словосочетанием “Имярекова победа”, по аналогии с пирровой.

Помраченное состояние не то чтобы проходило — скорее обустраивалось в моей психике. А я, тем временем, пытался адаптироваться к нему.

Болела спина, затылок, болел локоть, ушибленный во время эпичного имярековского полета с подоконника то ли об стену, то ли об пол. А может и когда бил им чудом восстановившееся стекло. Не важно. Физическое состояние, пусть и не самое хорошее, отходило на второй план перед безграничными перспективами того лютого кошмарища, в которое меня угораздило попасть.

Леоника, когда еще существовала — стремилась избавиться от волшебного болта, чтобы не превратиться в факел из-за пребывания в непосредственной близости от артефакта.

Но ей опытный, хотя уже тоже не существующий практик, сообщил о подобной опасности — а меня кто проконсультирует? Где гарантия, что среди предков тоже не найдется кого-то неподходящего из-за чего в один не самый прекрасный момент исходящая из болта сила сделает с моим телом что-нибудь откровенно непотребное?

Шесть поколений предков дали Леонике около двух суток. То есть одного поколения где-то на восемь часов хватает. Мама с папой вроде как люди, за обеих бабушек и деда по отцовской линии не поручусь, но тоже вроде все в порядке. Второго деда вовсе не помню — он еще до моего рождения скончался.

Кое как встав на ноги я наконец осмотрел источник своих проблем. Болт уютно устроился в кулаке, чтобы разжать пальцы пришлось как следует сосредоточить волю.

Теперь он еще меньше напоминал латунное изделие. На секунду показалось, что где-то внутри него мелькают какие-то светящиеся символы, напоминающие сигилы с именами гоэтических демонов. Аж до мурашек пробрало от предположения, что мне достался воплощенный в форме болта демон. Или, если быть точным и честным, это я достался ему.

Подавив желание сжать пальцы обратно и засунуть артефакт в карман, я поднес болт поближе к глазам. Любители голливудских ужастиков на этих кадрах затаили бы дыхание, поскольку так поступать не рекомендовалось ни в одном из них. Но когда не знаешь, сколько времени осталось до твоей дематериализации, приоритеты как-то меняются, а страхи отходят покурить.

Для выживания требовалась информация. Много информации, чтобы перекопать её и найти тот шанс, что обеспечит пусть и маловероятное, но гарантированное выживание.

По мере приближения к глазам окружающая реальность становилась все более расплывчатой. Периферическое зрение отказывалось глядеть по сторонам, отдавая предпочтение поверхности артефакта. Предельно детальной, с кучей загадочных царапин, слегка сбитой в нескольких местах резьбой.

По канавкам этой резьбы словно что-то перетекало. Что-то, невидимое, но ощущаемое тем же чувством магии, которое удалось зафиксировать на рыбалке, менее суток назад.

А затем я сделал еще одну глупость, наивную и детскую. Недаром Иисус призывал быть как дети.


Приятной новостью следующего утра стало мое пробуждение в собственной кровати. Знал бы кто, насколько может стимулировать и радовать человека его существование! Особенно, когда есть наглядные примеры обратного.

Право слово, мне бы стоило как-то эмоциональнее реагировать на исчезновение Леоники, но акт дематериализации затронул и эту часть бытия, сохраняя мне лишь знание о том, что она действительно когда-то существовала, что вчера вечером я видел ее качающейся на качелях во дворе и так далее.

Даже воспоминание о чертах лица потихоньку меркли, не имея возможностей зацепиться за что-то реальное. Пришлось в меру своих способностей к рисованию набросать портрет девушки и, на всякий случай, подписать его.

Впрочем, тут не обошлось без вечного любопытства. Хотелось знать, исчезнет ли и это изображение, как исчезали из мироздания все прочие следы девушки. Но чуда не произошло — карандашный набросок остался на листочке в клеточку, вместе с подписью печатными буквами.

Болт, пролежавший всю ночь у меня под подушкой, использовал протокол безопасности на полную катушку. Без него не удалось даже сходить утром в туалет — пришлось держать его в кулаке пока не запер дверь изнутри. Камер в домашнем туалете не было ни одной, телефона с собой я не брал.

Это позволило на несколько секунд отложить артефакт в сторону. Попытка “забыть” болт при выходе даже не выглядела действительной попыткой: движение получилось ловким и машинальным.

После него я несколько минут радовался сравнительно скромному формату артефакта. Будь это какое-нибудь весло, жизнь стала бы заметно эксцентричнее. К счастью, карман джинсов вполне оказался приемлемым хранилищем для моей невольной прелести.

Вероятность случайной потери, как это произошло с Горлумом во “Властелине колец” умножалась на нуль работой протокола безопасности. Вместе с болтом можно было спокойно хранить деньги — ни один карманник без развитых способностей к магии не выберет такой карман для кражи.

Чего я не ожидал, так это материнского требования потратить сегодняшний день на шопинг к лету. Отец любил ходить за одеждой не больше меня, но в этот раз обошлось даже без короткой шутливой перепалки.

Пришлось и мне изменить свои планы. Не станешь же нервировать предков рассказами о том, что из-за какого-то болта, который я даже показать им не в состоянии, они могут в любую минуту лишиться своего единственного сына!

Это же безвыигрышная ситуация. Если поверят, то поплохеет всем, а не поверят — сочтут повернувшимся на эзотерике. Одно дело хобби, когда оно не в ущерб учебе, но совсем другое — сдвиг по фазе, при котором уместно гуглить телефон скорой психиатрической помощи. Пусть и про запас, на случай дальнейших обострений.

Пришлось собираться в большой шопинговый поход, между делом пытаясь сообразить, что же сверхъестественное, помимо проявившихся способностей к магии да заколдованного болта с непонятными свойствами появилось в последнее время.

Интуиция подсказывала, что на уровне сознания присутствует какое-то слепое пятно. И в нем таилось что-то очевидное со стороны, но незаметное изнутри. Наподобие парашюта, волочащегося за спиной Штирлица во время прогулок по Берлину.

Ворчун по-прежнему пребывал вне зоны доступа сети, впутывать родителей не хотелось. Вот и сидел на заднем сиденье семейного автомобиля, пытался изобрести способ разобраться что к чему.

Ответ подсказало воспоминание о виде из окна, когда внизу сидела Леоника с болтом-артефактом в кармане. Теперь, когда волшебный предмет оказался у меня, я наблюдал тот же эффект из эпицентра.

Чем-то оно напоминало наведенную близорукость. Предметы вдали казались более расплывчатыми. Взгляд норовил соскользнуть с них на то, что располагалось ближе. К счастью, отца подобная деформация не затронула — в противном случае вождение автомобиля могло бы стать куда опаснее.

Зато детализация предметов поблизости была такой, словно ко мне вернулось испорченное за школьные годы стопроцентное зрение — да еще с какими-то дополнительными аддонами.

Мозг со скрипом переваривал увиденное, из чувства врожденной ленности и привычки минимизировать усилия — пытался игнорировать то, что выпадало за пределы привычного.

Попав в торговый центр мне удалось вычленить одну из дополнительных способностей. Новый цвет, выделенный еще на улице, я назвал желто-муаровым. От желтого в нем было только смутное ощущение желтизны, но имя ему очень подходило.

Только оказалось, что это банальный ультрафиолет.

Все страньше и страньше, пробормотал я, выбирая футболки на лето. А затем обнаружил, что ультрафиолетовых цветов несколько. И желто-муаровый снова вернул столь подходящее имя.

Соседним ультрафиолетовым цветом стал муаренго. На оригинальный оттенок маренго он был похож лишь в том же степени, что и желто-муаровый на желтизну, но раз никто кроме меня таким зрением не обладает — можно было пофантазировать.

Только всех моих чуть приподнятых настроений хватило ровно до того момента, когда мы поднялись к ресторанному дворику. Потому что на полу перед ним я обнаружил надпись: “Обналичивание монет”, сделанную никому не видимым муаренго с желто-муаровой каймой.

Надпись елозила по полу, направляемая каким-то скрытым излучателем, возможно даже магической природы.

Я тут же вспомнил, что радоваться, собственно говоря, нечему. Это у сотен и тысяч других практиков полноценная магия со всеми удобствами. Тогда как у меня нестандартный резервуар, который еще заполнять надо, проблемы с начисто выпавшей из реальности девушкой (которая тоже не моя!), а вдобавок артефактный болт в джинсах вытворяет со мною и моим окружением невесть что.

Ультрафиолетовое зрение, как подозреваю, только цветочки, легкий побочный эффект.

Нужно связываться с Росси, решил я. Единственный мой очевидный контакт с миром потустороннего, не считая Медеи, предпочитающей держать нейтралитет по любому поводу, Крокодилыча и слухов про Варлока, у которого некогда начинала Леоника.

Мне нужны дополнительные связи в среде практикующих. Двадцать процентов связей с миром магии меньше суток назад растаяли в воздухе. Случись что с Росомахой, станет совсем неуютно.

Почему я подумал о связях именно сейчас? Потому, что там, где размещают невидимые надписи, должны появляться те, кто их читает. Если проследить за поведением посетителей торгового центра, можно будет выявить необходимые аномалии. Ну и сунуться туда, где занимаются обналичкой монет.

План был не слишком хорош. Он требовал слишком большого количества времени. У меня его столько не было.

Помог случай. Перед тем как приступить к еде, я зашел в мужской туалет, вымыть руки. Ну и заодно осмотреться, поскольку надпись болталась неподалеку от закутка с туалетами.

— Беззаботная нынче молодежь, — выдохнул за моей спиной кто-то, когда я пустил воду в умывальнике. — Накинут на себя протокол и гуляют по жадной зоне. В мои века хоть боевую обойму с собой брали на случай прорыва. А теперь под печатью так уныло, что появляется риск умереть естественной смертью.

Судя по отражениям в зеркале, позади меня никого не было. Две кабинки с унитазами, обе двери распахнуты. Только я уже ученый и не доверяю зеркалам.

Понимая, что любая фраза с моей стороны может выдать неопытность практикующего, я лишь вежливо склонил голову. Контекст фразы предполагал значимый возраст говорившего, а старость любит тех, кто умеет слушать.

Мои действия неведомый собеседник встретил одобрительным смешком.

— А вот умного молодого человека встретить в это смутное время — хорошая примета! Когда-то меня знали под именем Сверчок. Я даже не жду, что кто-то вспомнит. Кто помнил, тот в этой глуши не появляется.

А вот тут вежливость потребовала от меня ответной реплики. Предположив, что этикет должен иметь какие-то корни в мире практиков, я остановился на довольно емкой формулировке.

— Имярек, к вашим услугам…

По зеркалу пошла рябь, как будто стекло со слоем амальгамы на несколько мгновений превратилось в крошечное подобие моря, только вертикально ориентированного.

— Старая школа! Но вы, молодой человек, сюда же явно не за монетами пришли… неужели родители не позаботились о том, чтобы обеспечить вас местными деньгами? Или механические побрякушки аборигенов снова в моде ваших кругов? Я могу сконвертировать излишки по курсу пятьсот евро за монету. Нелегально, разумеется, но старой гвардии надо и под печатью на что-то жить…

Сверчок явно пытался получить ману заведомо дешевле обычного. Об этом говорили и его манеры, и скрытность. Даже предупреждение о нелегальности предлагаемой операции служило скорее чем-то вроде извинения. Старая школа… мало ли чьим сыном или внуком я окажусь. Подпольному обменщику явно не хотелось портить отношения с могущественными практиками. Только вот он ошибся из-за артефактного болта и его эманаций.

— Потом, сударь. Чуть позже я обязательно прибегну к вашим услугам. А сейчас меня интересует иное.

Вот честно, сам не знаю, что дернуло меня повернуть беседу в эту сторону. Возможно, болт, помимо всего прочего, как-то влиял и на мои мозги.

— Иное не здесь, — печально вздохнул Сверчок. — Возьмите эту карту. Она бесполезна под местной печатью, но, когда окажетесь за пределами ограничения, назовите мое имя трижды подряд. Пятипроцентная скидка и абсолютная конфиденциальность. И… спасибо за то, что еще помните, Имярек. Я запомнил ваше имя.

Когда зеркало успокоилось и вернулось к обычному состоянию, стало ясно, что в туалете я остался один. Впрочем, через секунду в дверь ввалилось два подростка, чуть моложе меня. К магии они очевидно не имели никакого отношения. Достаточно было услышать разговор, перемежаемый цензурными словами в очень скромной концентрации.

Загрузка...