Так, с разговорами, мы и дошли до конюшни. Тренер-жокей был свободен и охотно вывел к нам пони, посетовав на то, что мальчик крайне редко садится на него. Зевс и вправду был красив - шоколадного окраса, в белых чулках, он выглядел на редкость смирным. Пока что мальчик угощал его сладкой морковкой и что-то приятное нашептывал ему на ухо, гладя по морде. Потом умоляюще взглянул на меня, прося разрешение прокатиться. Я вздохнула и приняла волевое решение: раз уж пообещала - слово надо держать! Обратилась к стоящему рядом жокею с просьбой поводить пони на корде, только как можно, осторожнее, чтобы малыш не упал. Жокей тут же радостно уверил меня, что Дитрих хорошо держится в седле, и вообще, он редкий молодец, а про то, что пони спокойный до малахольности, и говорить нечего, в противном случае господин граф просто не подарил бы его своему сыну, после чего пристегнул длинный повод. Быстро надел на Зевса детское седло и посадил до ужаса счастливого мальчика. И пони медленно пошел по кругу в манеже, судя по всему, торопясь показать, насколько он спокойный. Я с замиранием сердца внимательно следила за этой выездкой, готовая в случае чего тут же бежать на помощь, даже если мне только почудиться далёкая тень опасности. Хотя, не совсем так: даже если мне почудится тень далёкой тени опасности. Но десятиминутная поездка прошла без происшествий, я выдохнула и неуверенно сообщила ребёнку, как было здорово, подарившего мне в ответ лучезарную улыбку и счастливый смех.
На прощание жокей обещал подобрать кобылку поспокойнее и для меня, наездница я ещё та, аховая. Большого опыта у меня не было, конечно. Если не считать за таковой, поездки на нашей единственной рабочей лошадке, для которой было привычнее тянуть за собой телегу, чем гордо гарцевать под седлом. Так что я помню, как мама настаивала на том, чтобы мы с девочками все научились ездить в женском седле, потому как положение обязывает, как мы помним… обязывает-то оно, хм… только вот от этих занятий удовольствия не получили ни мы с сёстрами, ни бедняга Ласточка, которая наверняка думала в эти моменты, что она могла с куда большей пользой провести своё время, чем медленно и печально брести под нервно ёрзающими девчонками. Лидди так и вовсе уверяла, что она упадёт с лошади, вот просто непременно упадёт! И в конце самодовольно интересовалась, что мы тогда делать будем? Кажется, именно тогда мама решила, что наше обучение на этом можно считать завершённым, что не могло не порадовать нас всех четверых (очень подозреваю, что наша лошадь радовалась больше всех, просто молчала).
Двинулись дальше. Прошли через фруктовый сад, и я увидела чудное, просто какое-то волшебное место. Это была небольшая, закрытая с двух сторон горами, с третьей стороны лесом, горная долинка. Надо же, когда мы ехали сюда, ничего подобного я не видела, долина была скрыта. Со стороны, откуда мы подошли, ее ограждал фруктовый сад с уже убранным урожаем. Я не увидела даже яблока, чтобы похрустеть. И на стол фрукты не подавались... ещё один вопрос к сонму имеющихся. Но, оказалось, что просто так мы с ребёнком туда не попадём - вход в долину перекрывались длинной металлической оградой из железных прутьев, а на калитке красовался пудовый замок. Дитрих прижался лицом к ограде, с любопытством рассматривая посадки внутри.
- Смотри, Гертруда, виноград уже совсем синий, почти черный! - возбуждённо воскликнул он, показывая мне на тяжёлые грозди, свешивающиеся вниз.
Я подошла ближе, между прутьями ограды были видны длинные ряды, уходящие вдаль, виноградник и немного видны ещё деревья, очевидно, те самые персики, ради которых и появляются здесь принцы. Ребенок вздохнул, подтверждая мои мысли:
- Теперь надо ждать принцев, тогда и мне разрешат полакомиться!
- А ты хочешь сейчас? – повернула к Дитриху голову я.
-Да, но мне не разрешат, только принцы и княгиня должны первыми собрать себе корзины, - рассудительно ответил ребёнок.
Я удивилась - винограда здесь было в торговых объемах, и нельзя малышу поесть даже немного? Ладно, разберусь.
Неожиданно услышав грозный крик за спиной, я обернулась. К нам спешил старик, потрясая суковатой палкой:
- Вот я вас, воришки проклятые! Не успеешь отойти так и лезут, так и лезут! Надо, сказать генералу, чтобы он здесь капканов поставил!
Испуганный Дитрих спрятался за мои юбки, а я с любопытством разглядывала это чудо, приближающееся к нам с перекошенным от праведного негодования лицом. Точно, пара нашему генералу. Точно так же "любит" людей, если намерен ставить капканы!
- Это Гуннар, наш садовник, - пискнул сзади мальчик, аккуратно высунувшийся из-за моей юбки.
Гуннар подбежал к нам почти вплотную, тяжело дыша, и первым делом проверил целостность амбарного замка на воротах, только потом перевел взгляд на нас
- А, это вы, господин Дитрих! Что вы тут делать изволите? А это ваша новая нянька, что ль? Однако, богато нынче одеваются эти профурсетки! – поинтересовался старик, бросая на меня недоверчивые взгляды. Судя по всему, у садовника было какое-то личное душевное неприятие к тем самым профурсеткам.
- Можете обращаться ко мне «госпожа графиня», а разговаривая в таком тоне, вы рискуете быть уволенным. Вы не единственный садовник в княжестве. И откройте этот замок! Ребенок хочет фруктов, - стараясь казаться спокойной, сказала я.
- Так нет у меня ключа, он только у генерала! – ядовито ответил мне садовник.
Показалось мне или нет, но вроде бы глаза садовника блеснули злорадством.
- Хорошо, завтра мы придем с ключом, - решила я.
Мы пошли прочь, а старик проводил нас недоверчивым взглядом. Думаю, если бы он мог - он бы сейчас кинулся пересчитывать все грозди и все персики на деревьях.
Дитрих вел меня куда-то в старую часть парка. Конечно, и здесь было чисто, красиво, празднично, все дорожки выметены, трава аккуратно подстрижена, нигде не лежали сухие или сломанные ветки, парковые работники-смотрители свое дело знали. В результате мы вышли к пруду, возле которого стояла белая скамья. Присев на нее, с любопытством принялась осматриваться. Пруд как пруд, разве что только одна ива растет на противоположном берегу. Чистая вода, у берега мелко, видно жёлтое песчаное дно. Дальше, видимо, было глубже, во всяком случае, вода была точно темнее, а в глубине видны колыхающиеся ленты водорослей. Декоративный мостик через пруд с хлипкими покрашенными перильцами.
Затянувшееся молчание прервал Дитрих:
- Здесь, где-то рядом, живёт мой друг. Он немного старше меня и у него есть большая собака. Когда я убегаю от господина Германа, то иду сюда и, если друг приходит, то мы играем с собакой. Она добрая и умная, очень воспитанная, приносит мне палку и выполняет команды. Но долго они тут не могут находиться и другим, если кто-то неподалёку, не показываются. Им ведь нужна вода, они живут в пруду.
Я с недоверием смотрела на ребенка. Часто в этом возрасте одинокие дети выдумывают себе друзей, но, чтобы вот такое? Очень, очень странно.
Мальчик бесхитростно добавил:
- Плохо только то, что они совсем прозрачные, словно из воды, и я могу нечаянно бросить палку сквозь Феро, так собаку зовут. Хотя Кассель говорит, что им совсем не больно, только вот прикасаться к нам, людям, он не может, ему жжётся.
Час от часу не легче! А не тот ли это пруд, где нашли мертвой графиню Тильду? Но, не спрашивать же об этом ребенка, в самом-то деле, все-таки она была его матерью, хотя и не думаю, что мальчик что-то помнит о ней, слишком уж мал он был в тот момент, когда она умерла. Пожалуй, лучше расспрошу болтушку Магду.