Глава 5

Пришедший вскоре доктор крайне деловито и обстоятельно выслушал меня такой смешной деревянной трубочкой прямо через сорочку и наспех накинутый халат, довольно потёр руки и высказался, что слава Господу, воспаления в лёгких удалось избежать – это, конечно, самое главное. А то, что три дня была без сознания - так это переутомление нервическое и мозговая горячка, мол, со всяким может случиться, а тем более, с девушкой тонкой душевной организации. Эти слова я уже слышала как-то, ещё дома, у нас у соседей умер сын-подросток, от этой самой горячки. (Вероятно, имелся в виду менингит, но у героини наверняка его не было, за три дня не вылечился бы, да и совсем не вылечился, что уж тут скрывать, хе-хе).

Постепенно я выздоравливала, и через три дня я напялила с помощью Магды какое-то платье, которое она сочла утренним и, хотя и на поднимающихся ногах, но добрела утром самостоятельно до утренней столовой. Ещё из холла услышала скрипучий, старческий голос, распекавший кого-то. Войдя в высокие, белые с позолотой двери, я заметила за нею анфиладу комнат, первой было достаточно большое помещение.

Магда, предупредительно открыв мне двери, предусмотрительно смылась отсюда. «Ага, это жу-жу неспроста!», - успела решить я, пока не увидела ту самую утреннюю столовую. Что и говорить, я удивилась про себя - утренняя столовая, как правило, помещение камерное, а тут больше походит под высокое звание: «Банкетный зал». При этом за столом сидели всего лишь двое - старик с брезгливым выражением на сморщенном лице, седыми и какими-то желтоватыми клоками волос на лице и маленький светловолосый мальчик лет пяти. Старик был одет в застёгнутый под самое горло сюртук и сидел в инвалидном кресле, ноги были укутаны в клетчатый плед. Мальчик же, наоборот, не доставал до стола, поэтому сидел на высоком детском стульчике. Рядом с мальчиком стоял навытяжку мужчина неопределенного возраста, в наглухо застегнутом то ли мундире, то ли сюртуке. И вообще, весь он был какой-то неопределенный, непонятного, мышиного цвета редкие волосы вроде бы приклеены, хотя, наверняка, просто так прилизаны к голове, словно он щедро полили на голову масла для волос. Востроносенький, весь прилизанный, с постным лицом. Мелькнула недостойная мысль относительно того, что если это гувернер бедного ребёнка, то надобно экстренно присмотреться к такому. Пусть солдат в армии воспитывает, если что.

Возле брюзжащего, скривившегося старика, стоял лакей с тележкой, уставленной блюдами под металлическими клошами. Он приподнимал крышки, демонстрируя генералу (а это точно был он) блюда. Но генерал кривился, демонстрируя мерзейший характер:

- Холодное привезли! Не могли подогреть, что ли? Из жалованья вычту! Безобразие!

Хотя из-под крышки валил пар от горячей, щедро сдобренной жёлтым кусочком масла, рассыпчатой каши. Я видела, что мальчик провожает голодным взглядом блюдо с кашей. Все верно, утро, ребенок хочет есть. Обозвав мерзкого старикашку последними словами (мысленно, прости, Господи, конечно!), я приняла решение, что стоит вмешиваться, необходимо спасать ситуацию. Генерал демонстративно не обращал внимания на мое появление. Поэтому я сама себя пригласила к столу. Села рядом с Дитрихом и весело сказала:

- А я бы съела этой горячей каши! Посмотри, она ещё и с маслом...

Слуга, кинув осторожный взгляд на старика – не брызнет ли он на него ядом, как кобра, начал накладывать мне в тарелку кашу. Я тут же молча подсунула и тарелку мальчика. Слуга замялся, но мой строгий взгляд помог лакею решиться. Каша и правда была горячая, с желтеньким кусочком масла сверху, и дико вкусная. Хотя, мне сейчас, с голодухи, абсолютно всё показалось бы вкусным, даже стряпня нашей поварихи. Я вздохнула, засунув воспоминания о прошлой жизни глубоко внутрь, и обратила внимание, что мальчику кашу ещё и сиропом полили. Ага, сладкоежка он у нас! Старик снова скривился, на сей раз видя, как мы вдвоём уплетаем ароматную кашу. Но мужественно молчал до тех пор, пока лакей не склонился ко мне, чтобы узнать, что я буду - чай или же кофе желают госпожа графиня. Я приветливо ответила, что она желает кофе, а молодой человек слева от меня, наверное, будет горячий шоколад. Дитрих радостно закивал головой. Генерал фыркнул:

- Госпожа графиня! Девчонка из провинции! Вот моя Тильда была настоящей графиней, с манерами...

Ну все! Достаточно он пытался оскорбить меня. И я спокойно ответила, в душе желая свернуть старикашке куриную шею:

- Графиня я по рождению, и вам, господин генерал, хорошо об этом известно. Давайте поговорим про благородство и древность моего рода после завтрака, когда у Дитриха будут занятия. А потом я хотела бы, чтобы он мне показал окрестности имения.

Генерал что-то злобно пробурчал себе под нос, быть может, желая оспорить моё высказывание, потом громко сказал:

- Раз уж вы решили тут править, то мне не хватает прислуги. Категорически не хватает, госпожа графиня, - последнее старик выкрикнул с некоторым злорадством. - Пришлите ко мне Магду!

Я вспомнила, что девушка отзывалась со страхом о генерале и радушно улыбаясь, ответила:

- Магда моя личная горничная и более никому не служит. Я так хочу. Да и мне её помощь просто решительно необходима. Возьмите кого-нибудь другого из прислуги!

При этом я мысленно подумала, что этот «кто-то» вряд ли очень образуется моему распоряжению. Но, возможно, я смогла бы чем-то облегчить жизнь бедняги, об этом нужно крепко подумать. Я уже выходила из-за стола, вострый гувернер Дитриха предусмотрительно увел наевшегося мальчика. Лакей с тележкой тоже стоял у дверей, когда у старика перекосило лицо и послышался грохот. Я обернулась в дверях, а вдруг, чем чёрт не шутит, старику сделалось плохо? Но нет, судя по всему, старику было хорошо. Пущенная твердой рукой чашка с чаем приземлилась точно там, где я сидела ещё пару минут назад. Чашка, конечно же, разбилась. Я вернулась, неслышно подошла к старику и тихо, чтобы не слышал слуга, прошептала в стариковское ухо, из которого торчал маленький клок седых волос:

- Не позволю уничтожать имущество моего супруга! Ещё одна такая выходка, и вы будете есть из небьющейся посуды и исключительно в вашей комнате!

Вообще-то я хотела сказать: "из металлической посуды", но не стала унижать старика больше, чем надо. Он и так смотрел на меня, вытаращив глаза, как на исчадие ада, по попустительству божьему выползшее из преисподней исключительно одной целью – портить его, генеральское, существование. Очевидно, что он привык, когда его капризы выполняются по щелчку пальцев. А тут посмели ему противоречить и чуть ли не угрожать! Ведь это его прерогатива! Непорядок!

В моих покоях сидела Магда, чуя недоброе, тише мышки, перекладывала и перевешивала мои наряды. Погладила рукой ярко-зелёный бархат платья и вышивку, сделанную руками моей сестры Лидии, прошептала:

- Какие у вас платья нарядные и богатые! Говорили, что прежняя графиня все в столицах себе наряды заказывала, а вы со своими нарядами приехали! Красота, что тут ещё скажешь! Вот ужо я похвалюсь перед другими, какая у меня хозяйка теперь! - и без перехода спросила, дрогнув лицом: - Вы меня к генералу не отправите?

Я удивилась, больно уж испуганные глаза были у всегдашней хохотушки Магды. Но степенно ответила:

- Да, он хотел, чтобы ты пришла, но я отказала, пояснив, что ты моя служанка теперь и нужна мне самой. А что не так с генералом, Магда? Только честно говори!

Очевидно, что-то суровое промелькнуло в моём лице, поскольку Магда, приглядевшись и вжав голову в плечи, соврать не рискнула, зато, пламенея не только щеками, но и ушами, помялась, но потом решилась и тихонько пробормотала:

- Так щиплется он пребольно за попу! Правда, вот хоть побожусь! Больно – страсть! И неловко как! Такой приличный господин, и вот! Где же это видано?

Щиплет за попу? Вот это простодушное деревенское дитя? Ах, он старый… а-а-а… сластолюбец! Не сказать бы хуже… Уверив готовую заплакать от стыда девчонку, что я не отдам распоряжения идти ей к генералу ни в коем случае, все-таки уточнила, где именно находится комната старого генерала. Девушка сказала, что проводит меня, так и быть, но внутрь не пойдет. Оно и понятно, если бы меня «щипали пребольно за попу», вряд ли бы я добровольно согласилась очутиться с ним в одном помещении.

Интересно, а бывает ли генерал на втором этаже, где расположены покои графа и мои теперь тоже? я имею в виду, с чисто технической точки зрения. Может ли он подняться сюда по лестнице? Насколько мне известно, старик не парализован, у него просто болят ноги. Видимо, я сказала это вслух, потому что Магда простодушно и крайне обстоятельно мне ответила:

- Так господин граф приказали установить заграничную машину, которая сама поднимает груз. Вот он на своем кресле закатывается в кабину, дёргает за верёвку, в подвале машина включается и поднимает его наверх. А потом он ездит по коридору и подслушивает, кто чем занимается, как господин гувернер занимается с молодым господином Дитрихом, не болтают ли служанки, когда уборка идёт. Может, кто радуется или ещё как ведёт себя неподобающе. Но мы все уже знаем, что машина та гремит сильно, как только услыхали - все, молчок, трем и моем. А старик злится, что теперь поймать не может и вычесть из жалованья.

- А разве он распоряжается прислугой и деньгами? Вроде бы этим должна заниматься экономка?

- Так она то ли боится его, то ли ещё что, но делает так, как скажет генерал, - развела руками Магда и уставилась на меня преданными глазами, словно я тут же должна была объяснить непонятное поведение фрау Эльзы.

Однако, странные дела творятся в этом доме, пока хозяина нет! Надо бы разобраться. Хотя Генрих и сказал мне, что желает видеть в доме тишину и покой, довольного ребенка и ухоженного старика - все равно так не получится, хоть ты разорвись. Если с Дитрихом я налажу отношения без особых проблем, мальчишка он неконфликтный, судя по всему, то вот с генералом пока что мира у нас не будет, жаловаться на меня он начнет с порога, стоит только графу зайти в дом. Это и к бабке не ходи, и так понятно. Не с того мы начали с ним общение. Впрочем, мой жизненный опыт подсказывал мне, что нет абсолютно никакой разницы, даже если бы я его тут же, не сходя с места, крепко поцеловала в старые дёсны, он нашёл бы повод ко мне прицепиться. Если бы пожелал, конечно. Я вспомнила его сурово поджатые губы и презрение ко всем, дышащим за столом (и дышащим в принципе), и не сомневалась, что старый пень желал бы очень.

За всеми этими размышлениями мы и подошли к комнате. Магда показала мне двери и стремглав, подобрав юбки, умчалась, полагаю, что на кухню, поделиться последними новостями и похвастаться "богатыми" нарядами хозяйки.

Загрузка...