Гостинец из будущего

Глава 11. Что мне с вами делать?

Почва под ногами размокла, раскиселилась, превратилась в жижу. Противники возились в этой жиже, оскальзывались, падали, поднимались.

Фраст подличал, старался ударить сзади, бил ногами лежачего, норовил сделать подножку и при каждом удобном случае дышал Игорю прямо в нос, обдавая запахом отхожего места. Игорь отворачивался, задыхаясь, Фраст же бил его коленом. Увечий не было, спасал энергетический каркас, но поскольку удары кремниевого урода были невероятно, нечеловечески сильны, они отдавались во всём теле тупой болью. Приходилось терпеть. Главное сейчас было не жалеть себя, любимого, не терять головы, не пускаться в отмщение, потому что отмщение по горячим следам всегда бывает чревато проколом.

Время от времени Фраст применял магические приемы. Игорь это чувствовал по тому, как вдруг становился теплым энергокаркас, а в голову лезла какая-то противоестественная чушь, какие-то размытые образы, какие-то нашептывания, навевающие тоску и уныние. Разумеется, каркас многократно ослаблял действие чар, сводя их почти на нет, но и то, что доходило, имело весьма неприятный эффект. Наверное, Фраст был очень сильным магом.

Раз, воспользовавшись передышкой, Фраст вызвал на физический план некоего духа, и тот послушно явился, однако, увидев кремниевого урода, испугался, разнервничался, осыпал проклятьями вызвавшего и исчез, оставив после себя запах горелых перьев. Экое суматошное создание.

Восходящий Вектор благоразумно пережидал в отдалении. Хоть он и был невидимым и неосязаемым Знанием, однако же Фраста, памятуя о его оккультной силе, опасался. Лишь дважды он вмешался в ход битвы, подсказав потерявшему ориентир Игорю, что Фраст готовится ударить сзади.

Битва шла уже не час и не два и порядком надоела. Противники ходили по колено в грязи, кружа друг против друга и нанося порой удары, в которые старались вложить всю силу. А сил-то уже и не было.

Лил проливной дождь и, кажется, уже начало смеркаться. Да, да, уже наползали сумерки, далекая гора с гребенкой леса исчезла во мраке, слившись с черной землей, небо потемнело, а косая сетка дождя довершила общую картину, сделав всё размытым.

Они стояли друг против друга, мокрые, перемазанные грязью, как свиньи. Энергетический каркас сделал Игоря толстым, и он был толстой приземистой свиньей, а Фраст был свиньей большой и уродливой.

«Черт бы побрал этого Фраста, — подумал Игорь обессиленно. — Сколько ж можно в этой луже ворочаться?»

— Ладно, — проскрипел Фраст. — На этом поставим точку.

— Да уж, — отозвался Игорь. — Пора.

— Желаю подохнуть где-нибудь под забором, — сказал Фраст.

— Вам также желаю благополучно окочуриться, — ответил Игорь.

Фраст презрительно фыркнул и, шагнув в сторону, исчез.

Намесили они изрядно, образовав этакое болото диаметром около 20 метров, глубиною в полметра.

Вектор, вынужденный утомительно долго молчать в тряпочку, трещал не умолкая, называя Игоря шефом.

Он продолжал верещать и в транспортировщике, пока чудо-кресло обмывало Игоря и меняло на нем одежду. Чувствовалось — зауважал. Да и то — сделать ничью с самим Фрастом всякий ли сможет?

Теперь-то уж дорога в 27 век была абсолютно свободна…

Видок у этих четверых был тот еще, аховый видок.

Легче всех отделалась Зинаида, только майка её до талии была разодрана надвое, кто-то в темноте пытался добраться до тугих девичьих грудей.

По Буханкину ходили. Кроме того, на него опрокинулся стол с закусками, и теперь он был в разноцветных, пахнущих салатами и шпротами пятнах. Левое его ухо, куда пришелся нокаутирующий удар, было вдвое больше правого и имело устойчиво лиловый цвет.

Толян был весь в драном. Его хватали за одежду, пытаясь свалить, он вырывался и вырубал схватившего. Уже другие били его и хватали за одежду, он и этих вырубал. Ему бы драться в латах, а то что нынешние шмотки — труха.

Антон не был так раздёрган, но он имел под левым глазом внушительный фонарь и потому держался вполоборота. Пуговицы на его рубахе были выдраны с мясом, на проглядывающих сквозь неплотный запах груди и животе виднелись ссадины. Жалко его было просто ужас, однако же именно он стрелял в казино, после чего последовало обращение в милицию дирекции заведения. Так что жалеть его не следовало.

Доставивший их сотрудник милиции передал Маше записку от Реутова следующего содержания: «Ув. Мария Тим. Спешу уведомить, что квартира Золотухина А.Г., которая уже горела намедни, сейчас сгорела окончательно. Об этом только что меня известил глав. пожарный Кириллыч, которого ты прекрасно знаешь. Люблю, целую, вечно твой Реутов».

Записку эту Маша сунула в стол, после чего попросила охранников принести еще стульев. На двух уже сидели утомленные Светлана с Колькой, оставался лишь один свободный.

Кабинет у лейтенанта Кибиткиной был маленький, не предназначенный для совещаний, и как только стулья были принесены, в нём стало тесно. Зато теперь все сидели.

— Излагайте, — сказала Маша, глядя на Антона, который старался спрятаться за широкого Толяна.

— Прошу учесть, что я лицо подневольное, — помявшись, заявил Шепталов. — Куда прикажут идти, туда и иду. Вооружившись.

— Кто прикажет? — спросила Маша.

— Анатолий Геннадьевич, — ответил Антон, морщась. Не нравился ему этот разговор. — Я у него в охране.

И добавил, глядя в сторону:

— Жить-то на что-то надо.

— Ну и? — сказала Маша, не спуская с него глаз.

— В общем, глупость получилась, — отозвался Антон, трогая кончиками пальцев фингал. — Не нужно было и затевать.

— Дай-ка я расскажу, — решительно внедрился в их диалог Толян.

Стул ему был явно маловат, он сидел на нем прямо, широко расставив слоновьи ноги, и старался не двигаться, так как при каждом его движении стул подозрительно скрипел.

— Ну чего, Мария, жизнь есть жизнь, ты же понимаешь, — сказал Толян. — У людей ни шмоток, ни бабок, одни долги, вот и пошли за бабками. Это ведь не запрещено?

— Ты меня спрашиваешь? — осведомилась Маша.

— Короче, начали играть, — продолжал Толян. — Сначала пёрла везуха, это всегда делается для затравки, а после пошел чистый мухлёж. Слово за слово, валенком об стол, заварилась кутерьма. Вот Антон и пальнул в воздух. Для порядка. Какое там. Надо бы пониже, по Мефодию, тогда бы и вопросов не было. Ведь это он, гад, ментов вызвал?

— Ты меня спрашиваешь? — вновь осведомилась Маша.

— Мефодия надо было первого брать, он заводила, — сказал Толян. — Чего ж нас одних-то повязали?

— Про Валентина Карповича Пузырёва, которого ты именуешь Мефодием, разговор особый, — произнесла Маша сухо. — Вам, Золотухин, надо отвечать только за свои действия.

Пузырёв был на крючке у Ларина, на хорошем таком, крепком крючке с рядом неопровержимых фактов, свидетельствующих о тесной связи Мефодия с игорной, алкогольной и наркомафией, но факты эти, увы, ничего не стоили, поскольку Пузырёв занимал пост замминистра и пользовался благоволением Хозяина. Поди-ка возьми такого. Сразу с насиженного места слетишь, а то и вовсе пропадешь без вести.

Прав был, конечно, Толян, первым нужно было вязать Мефодия и с ним вместе еще тысячу таких же мефодиев, тогда бы, может, и образовался какой-никакой порядок, однако это уже было не во власти Ларина, а тем более какой-то Маши Кибиткиной. Вот так, Анатолий Геннадьевич Золотухин. Вот и весь ответ.

Вслух она это, разумеется, не сказала. Как в детской прибаутке: зубы на крючок — и молчок.

— Что же мне с вами, умными такими, теперь делать? — вздохнув, спросила Маша.

— Оружие пусть вернут, — мрачно изрек Антон. — Не ими куплено. И разрешение выдайте. Обещали же.

— Прямо детсад какой-то, — сказала Маша. — Отряд желтопузиков. Отдайте мои игрушки. Это надо же? Ладно, считайте, что легко отделались.

Расхристанная Ремизова хихикнула, Толян одобрительно пробубнил: «Я знал, что Мария свой парень».

— Напрасно радуешься, Толик, — Маша вытащила из ящика записку Реутова. — Как бы это сказать помягче?.. В общем, твоя квартира сгорела. На этот раз окончательно.

— Тьфу ты, — сказал Толян и саданул кулачищем по колену. В стоящих на столе чашках задребезжали ложечки. — Что за гад под меня копает? Без копья остался.

Он бухнул себя кулаком в грудь и с надрывом сообщил:

— Всё пошло прахом. Нажитое праведным трудом.

Тут он задумался, вслед за чем сказал уже поспокойнее:

— А может, и неправедным. Такое, говорят, как приходит, так и уходит.

Он вновь задумался и сказал с надеждой:

— А может, тайник-то цел?

— Слышь, Мария, — заторопился он после этого. — Будь другом, сделай машину. Какую угодно, хоть помойную. Надо по головешкам пошарить, пока другие не пошарили.

Машина нашлась у эмвэдэшников, знакомый уже минивэн «Крайслер», куда уместились все скопом, в том числе и Светлана с Колькой. Света так и таскалась с тяжелой объемистой хозяйственной сумкой, не доверяя её никому. Оставаться в здании ФСБ они категорически не хотела.

По дороге к Котельнической набережной Маша свернула к моргу, где находились тела Люписа и Тяпуса. Толян, единственный, кого Маша прихватила с собой в наводящее тоску здание, узнал в них давешних злодеев, которых самолично нокаутировал на пороге дачи Поповых.

Дом на Котельнической был цел и невредим, сгорела лишь многострадальная квартира Золотухина. Точнее, сгорело всё, что в ней находилось, стены остались. Соседи, вызвавшие пожарных, утверждали, что в квартире кто-то был, кто поначалу крушил всё подряд, а потом крикнул дважды, причем крикнул так, что мороз продрал по коже. Пожарные, не осилив ломами дверь, на этот раз ничего не вышло, выворотили в одном из окон решетку и через него проникли внутрь. Пожар потушили, но никого в квартире не нашли.

Сейчас у этого окна стоял милиционер, которого снарядил сюда Реутов, чуть поодаль толпились жильцы и разные пришлые люди, которым не терпелось покопаться в пожарище — авось чего осталось от сокровищ толстосума, что не взял огонь. Мешался мент, который не торопился уходить.

У подъезда также были люди, которые расступились, освободив «Крайслеру» проезд. Когда из минивэна вылез Толян, они заговорили разом, жалеючи. Хоть Толян был и из новых русских, и надирался порой, как сапожник, и вёл себя при этом по-хамски, мол — вот он я, а вы тут кто? — но тем не менее парнишка он в целом был неплохой. Другие были много хуже.

Толян открыл ключом дверь. В нос шибануло тяжелым запахом гари. Палас в прихожей, залитый уже высохшей пеной, превратился в нечто мерзкое и скользкое.

— Аккуратнее, — предупредил Толян вошедших вслед за ним Ремизову, Буханкина и Шепталова и, оскальзываясь, направился в кабинет.

Толян имел при себе фонарь, найденный Машей в бардачке «Крайслера», но на улице еще было достаточно светло, и он его пока не включал, хотя в коридоре от черных закопченных стен было мрачновато.

От кабинета, который назывался так потому, что в нем кроме прочей мебели стоял двухтумбовый письменный стол, ничего не осталось.

Толян прямиком направился к тайнику и, о ужас, обнаружил, что тот вскрыт. Деньги превратились в серую спекшуюся массу. Два капкана из существующих четырех сработали на ворюгу, умудрившегося обнаружить тайник и открыть его. Ворюга был осторожен, сунул не руку, а палку. Верхний капкан вцепился в отросток на палке, второй — в нижний конец палки. Оба капкана вцепились в одну палку. Что-то тут было не то.

И тут до Толяна дошло, что если внутренний капкан должен был среагировать на палку, то второй, наружный, должен был сомкнуться на ноге мазурика. Всё было рассчитано до миллиметра.

Он включил фонарь. Подошедший сзади Шепталов присвистнул от удивления. Он сразу узнал эту палку, хотя она и обгорела.

— Марьяж, — сказал Толян. — Экие глубины открываются, кореш. А?

— Какие именно? — осведомился Шепталов.

— Да так, всякие догадочки в башке шевелятся насчет выигрышей-проигрышей, — уклончиво ответил Толян и добавил: — Всё, кореш, побаиваться больше некого. Нету ни Люписа, ни Тяпуса, ни Марьяжа.

— И угла больше нету, — сказал Шепталов.

Толян засопел и, взяв какой-то закопченный прут, пошерудил им в глубине тайника, заставив сработать оставшиеся два капкана. После этого тем же прутом он начал ворошить спекшуюся массу. Сгоревшие доллары рассыпались в прах, но вот он нащупал нечто твердое и, оживившись, принялся руками выгружать из тайника пепел и обгоревшие остатки пока не докопался до невредимых денег. При этом перемазался, как черт.

— За сумкой сбегаю, — объявил он и удалился, оставив Антона наедине с капиталом.

Через пару минут он вернулся умывшийся, с большой пустой сумкой.

— Соседи снабдили, — сообщил он и начал перегружать деньги, считая пачки.

Пачек оказалось сорок две. В каждой сто банкнот по сто долларов.

— Не густо, но на хату хватит, — сказал Толян. — И на кое-что еще, на кое-что другое, о чем не говорят, чему не учат в школе.

И подмигнул Антону.

Тем временем Ремизова с Буханкиным рылись в пепелище на месте бывшей гостиной. Они уже нашли немало вполне приличных вещей, но из них поистине ценными были слегка поврежденная золотая цепь и каменная шкатулка с абсолютно невредимыми перстнями и печатками, также золотыми, массивными. Перстни были с драгоценными камнями. Рассовали всё это по карманам, шкатулку засунули поглубже под горелый хлам.

Сюда бы с рюкзачком, да чтобы свету было побольше, а так-то что глаза ломать?

Было кое-что из столовой утвари, всякие там ложечки-вилочки, серебряные стопочки. Была целая россыпь часов, в основном целых, была коллекция тяжелых ножей, была даже золоченая сабля. Всё это отчистить от копоти — и пользуйся на здоровье. Но куда, спрашивается, пойдешь с этой саблей? Кому нужны эти ножи?

— Что-нибудь надыбали? — появляясь в дверях, спросил Толян. За спиной у него стоял Шепталов.

— Вон, — сказала Зинаида, кивнув на кучу, сложенную на расчищенном месте. Про перстни и цепь она, разумеется, промолчала.

— Пошли, — произнес Толян. — Надобно гостиницу застолбить, привести себя в божеский вид. Оставляй всё, как есть, охрана до завтра будет стоять.

Весть о том, что найдены останки последнего из злодеев, вдохновили не только Машу, но и, кажется, Светлану. Как гора с плеч свалилась. Оставались еще виртуалы, однако эти были не страшны, ибо, как говорил Игорь, действовали они только по указке Люписа и Тяпуса.

Между прочим, Светлана вызвалась материально помочь погорельцу, однако Толян, похлопав по раздувшейся сумке, ответил, что на данном этапе в помощи не нуждается, а напротив хотел бы, чтобы Маша отвезла их в гостиницу подороже. Бабки, мол, есть.

Маша отвезла пованивающую гарью четверку в одну из центральных гостиниц, где сдала знакомой администраторше. Антону она наказала прибыть к ней завтра на работу, дабы оформить разрешение на оружие, после чего со Светланой и Колькой поехала к себе домой. Света хоть и воспряла, но не настолько, чтобы остаться одной с сыном, а потому предпочла Машину однокомнатную квартиру своей двухкомнатной. Маша в её просьбе не отказала.

После боя в Лыково, боя бездарного, унесшего жизни еще ряда виртуалов, суперсыщики предпочли отмежеваться, переключившись на свои дела

Предоставленные самим себе виртуалы рассыпались по городу. Помимо Шурфейса и Джадфайла остались пять виртуалов, действовавших порознь. Всех их, не зная покоя, гоняли неутомимые чистильщики.

Виртуалы в метро — и коротышки в метро, виртуалы в троллейбус — и коротышки в троллейбус, идущий следом, виртуалы бегом проходными дворами, а коротышки уже пристроились сзади. Упаси Бог попытаться схорониться в Интернете или локальных сетях — живо найдут и разделают под орех, не оставив мокрого места.

Шурфейс с Джадфайлом колесили по городу вдоль и поперек, не останавливаясь, меняя транспорт, не экономя денег, которыми их снабдил Люпис. Без подпитки и обновления в компьютерных сетях они потеряли бравый вид, поизносились, обросли ненужными подробностями.

У Шурфейса вдруг выросли огромные клочкастые брови, закрывающие пол-лица. На него оглядывались. На одной из автобусных остановок, что рядом с универмагом, они сошли, купили ножницы. Тут же за углом обстригли брови и вновь сели в автобус. Валяющиеся на земле виртуальные волосы какое-то время оставались волосами, потом превратились в сухую спутанную массу, истончились до паутины и пропали.

Эта вынужденная остановка позволила чистильщикам не только выйти на след виртуалов, но и вплотную приблизиться к ним.

Закончим, однако, с ненужными подробностями. Помимо бровей у Шурфейса значительно увеличились мужские достоинства, прямо-таки распирали теперь гульфик, а поскольку постоянно приходилось находиться на людях, то, как ни крутись, всё равно кто-нибудь да подмечал эту деталь. Шу-шу-шу, и вскоре все окружающие начинали пялиться на потрепанного виртуала. Мужчины с пониманием, дескать с таким прибором и не так истаскаешься, женщины со смятением в душе и с краской на лице.

Приходилось терпеть, тут-то уж ножницами не воспользуешься.

У Джадфайла выросли горб и большая бородавка на носу, из которой попер густой, жесткий волос. И вообще из молодого румяного красавца-гренадера он превратился в горбуна лет сорока с сердитым пронзительным взором. При этом в росте он потерял немного, практически оставшись при своих двух метрах.

Это не считая скрытых одеждой мелочей, всяких там псевдоручек, ложноножек, обросших шерстью пространств.

Сев на хвост, чистильщики планомерно, методично загоняли виртуалов в тупик, выхода откуда не было. Тупик этот мог появиться в любой момент и где угодно, стоило лишь хоть на йоту ошибиться. Виртуалы пока не ошибались.

Но, как говорят, сколько веревочке ни виться, а конец будет. Ближе к вечеру стал виден этот конец. Они мчались по одному из «спальных» районов на машине какого-то частника, прельстившегося стодолларовой банкнотой (от российских рублей нос воротил стервец). Машинешка у частника была так себе, «Жигуленок» пятой модели. Преследующие их на «Мерседесе», «Форде» и «Мазде» чистильщики догоняли.

— Слышь, шеф, — сказал Шурфейс и вытянул из кармана еще одну сотню. — Оторвешься — получишь еще это.

— Умножь на пять, — отозвался шофер, мужичок лет пятидесяти с косящим левым глазом. — Ремонт нынче дорог, а придется по канавам.

Шурфейс молча вынул еще четыре сотни и протянул ему.

— Ну, держись, — сказал частник, сунув в карман деньги, и резко свернул на боковую улицу, а оттуда во двор.

Косой-то он был косой, этот мужичок, да приметливый. Район знал, как свои пять пальцев, и не только снаружи, с шоссе, а изнутри, будто только и делал, что гонял по дворам на своей колымаге. Знал, где можно будет срезать, промчавшись по газону и не сшибив при этом помойные баки, знал, где можно прошмыгнуть между железными гаражами, знал, где выкопана траншея под кабель, через которую можно было только перелететь, предварительно разогнавшись и воспользовавшись как трамплином скрытым под травою бугорком.

Гонка была та еще, с визжащими тормозами, крутыми юзами, бешено вращающимися колесами, выстреливающими залпы песка вперемежку с мелкими камушками. Вот не вписался в поворот «Мерседес» и протаранил забор, вот вломилась в кусты и затихла там «Мазда». «Форд» держался дольше всех, но и он приплыл, влетев передними колесами в траншею.

Для верности они еще поколесили по дворам, уйдя довольно далеко от погони, потом у одного из стандартных, неотличимого от других домов Шурфейс сказал «Стоп».

Виртуалы вышли, Шурфейс со словами «За сноровку» вручил мужичку еще сотню, и тот, козырнув, укатил.

Им нужен был один-единственный, не подключенный ни к каким сетям персональный компьютер.

Виртуалы вошли в первый попавшийся подъезд, позвонили в обитую дверь, поскольку обычно за такой дверью, а не за обшарпанной необитой, имели место быть компьютеры.

Открыл развинченный субтильный юноша в разноцветных трусах. В квартиру не пустил, встав на пороге.

— Гуляет компьютерный вирус, — зловеще начал Джадфайл, но юноша его перебил.

— А пошел-ка ты со своим вирусом, — сказал он и захлопнул дверь.

Чувствуя, что чистильщики вот-вот засекут их, виртуалы обошли три подъезда, встречая в каждой квартире то отказ на предложение произвести бесплатную профилактику компьютера, то абсолютное непонимание, то понимание с подтекстом, мол, на бутылку сшибаете, ребята? — не выйдет-с, то чистосердечное пожелание идти на три буквы. Везде в квартирах был кто-то еще кроме открывшего, не идти же напролом. Но вот в четвертом подъезде на третьем этаже им открыл худенький мальчик в очках с толстенными линзами и впустил.

Мальчик дома был один, звали его Витя. Компьютер он только осваивал, про вирусы был наслышан. Хотел бы поиграть в игры, но у него на винчестере были записаны только «кинг» и «балда». Родители уехали в театр, а ему театр не нравится, потому что на сцене он, Витя, ничего не видит. Ничегошеньки.

Всё это Витя произнес скороговоркой, провожая «техников» в комнату с компьютером.

Это было то, что надо. Отдельно стоящий, подключенный только к сети питания Селерон, с винчестером на 8 гигабайт, не замусоренным мультимедийной дурью.

— Иди чайку попей, попысай, — сказали мальчику виртуалы. — А мы пока профилактику проведем. И пяток игрушек запишем. С драками, голопопыми девицами. Не возражаешь?

— Не возражаю, — заворожено сказал Витя и ушел на кухню, где включил радио на полную громкость.

Сварганить пять игрушек, не занимающих много места, но при этом весьма содержательных, с голыми обольстительными красотками, крутоплечими суперменами и разной потусторонней нечистью, для виртуалов было раз плюнуть. Это был их мир.

Для этого Джадфайл ушел через монитор в компьютерные недра, вновь став тем, кем и был, то есть обитателем виртуальной вселенной, Шурфейс же контролировал снаружи, общаясь с напарником с помощью клавиатуры. Заодно он следил, чтобы ненароком не приплелся Витёк. А то притащится, увидит своими слепыми зенками, что в комнате один лишь Шурфейс, уж это-то он увидит, и прицепится — а где второй дядя? А потом призадумается и где-нибудь ляпнет. Ни к чему это, чтобы мальчонка раньше времени призадумывался и ляпал. Вот уйдут восвояси бершонцы со своими чистящими файлами, тогда пусть раскидывает мозгами. Тогда он поневоле будет этим заниматься. Мы, думал Шурфейс, из него компьютерного гения сделаем. Именно он соединит нынешний мир с виртуальной реальностью так прочно, что уже никакие чистящие файлы не помогут. А пока пусть слушает свою глупую музыку. И пысает каждые полчаса мимо унитаза.