Господин барон

Глава 29. О трупах и ядах

Недлинные рыжие волосы, забранные назад гребенкой, россыпь веснушек на лице и ладони, покрытые пятнами настолько неприятными, что я отшатнулся от открытой нам двери. Вместе с Павлом, разумеется, потому что идти самостоятельно он уже почти не мог.

— Ты чего? — спросила девушка. Я не мог заставить себя оторваться от вида ее ладоней. — А, — она тут же спрятала руку за спину. — Это последствия моих увлечений. Не переживай, я вполне здорова. В отличие от Трубецкого. С ним что? — спросила она, когда мы протиснулись в квартирку.

— Он сказал, что ты нам поможешь это выяснить, — выдохнул я. — Куда его можно посадить?

— Лучше к окну, я сейчас открою.

Когда я посадил шпиона на жесткий табурет, он уронил голову на грудь и засопел. Девушка пошумела задвижками и приоткрыла окно, а после вернулась к Трубецкому. Шумно вдохнула и спросила у меня:

— Он пил?

— Хуже, — я показал на сумку, которую нес за спиной. — Мы так толком и не успели понять, в чем дело. Я уверен на сто процентов, что дело вот в этом, — я расстегнул сумку и, отвернувшись, вытащил пробирку, тщательно запакованную и даже залитую воском снаружи. — А, черт, протекло немного, — и с этими словами извлек еще и злополучный кофейник. В нос сразу же ударил запах кофе.

— Все может быть очень плохо! — воскликнула рыжая и тут уже убежала в другую комнату, погрохотала там и вернулась с плотной резиновой маской на все лицо — только два круглых стекла перед глазами и фильтр на носу. — Давай сюда и стой у окна.

— Настолько плохо? — испугался я

— Может и нет, — девичий голос теперь звучал очень глухо из-за плотной резины. — Но я проверю и скажу.

— Так может ему уже сейчас помощь нужна? — я оторвался от окна и сунулся обратно в комнату. Во-первых, я не считал, что я настолько надышался, и, во-вторых, на улице на высоте уже второго этажа воздух был совсем не свежим — стоял устойчивый химический аромат.

— Я не медик! — приглушенно крикнула девушка из-за маски. — Оклемается. Губы не синие, дыхание ровное. А ты давай обратно в окно!

— Очень смешно, — я отошел от него подальше. — Там не лучше.

— Ах, ваша милость, — рыжая сделала реверанс и исчезла в соседней комнате вместе с пробиркой и кофейником. — Уж извините — здесь я живу, другого воздуха тут нет.

Я прошел за девушкой и оказался в еще одной комнатушке, еще теснее первой — вряд ли больше десяти квадратов площади. И это притом, что все стены были увешаны полками и шкафами, а снизу стояли массивные тумбы. Все рабочее пространство заполоняли реактивы, горели несколько спиртовок. Изредка раздавался громкий «бульк».

— И чего ты за мной ходишь?

— Мне нужны ответы.

— Будут тебе ответы через полчаса. Может, через час. Иди, ваша милость, а то еще удар тебя хватит.

— Не надо меня так называть!

— А как тебя называть? — как она фыркнула, было слышно даже через плотную маску. — Трубецкой сказал, что придет с бароном, стало быть, с тобой.

— Я Максим.

— Что ж, очень приятно, ваша милость барон Максим. Свалите теперь из моей лаборатории!

— Но я...

— Вон!

Я потоптался на месте, злясь на рыжую, злясь на шпиона, который позволил себе надышаться этим дерьмом и теперь, как бесполезный мешок, сидел на табурете. Наверняка на девицу можно надавить, но, если перегнуть палку, она вообще откажется помогать — а этого мне и вовсе не нужно.

— Хорошо. Извини, — сказал я и вернулся к Павлу.

Он по-прежнему сидел, склонив голову. Я присел перед ним на корточки, посмотрел на лицо. Губы и правда не синие. Наверно, все обойдется.

И принялся ходить по комнате, осматривая старую мебель. Полы скрипели, и я поразился тому, как резко отличается уютный и ухоженный сквер снаружи от такого непонятного соседства в виде тесной квартиры.

Комнат здесь было всего две, но я не сразу нашел короткий диван, который, вероятно, служил и кроватью для рыжей безымянной лаборантки. Интересным мне показалось и то, что почти нигде не было книг. Как же тогда понимать просьбы шпиона, если такую сложную науку, как химию, девица едва ли старше меня практикует без теоретических основ?

Я продолжил бродить по комнате, обнаружив, что скрипит всего три половицы, и старался на них не наступать, но из-за тесноты мне этого сделать не удавалось никак. В итоге минут через пятнадцать девушка, уже сняв маску, вернулась в комнату:

— Обязательно меня раздражать? — сердито сказала она и бросила быстрый взгляд на шпиона. — Почему нельзя просто сесть и дождаться меня?

— Может, потому что я нервничаю? Обязательно быть такой сварливой?

— Да какие мы нежные! — воскликнула рыжая. — Садись на диван. Поговорить надо.

Я нехотя сел на диван, стряхнув с него какие-то крошки. Девушка присела на противоположной стороне, забравшись на него с ногами, и подобрала их под себя. Потом подняла мятую, продавленную подушку и достала из-под нее такую же мятую пачку сигарет. Протянула мне:

— Нет, спасибо, — отказался я.

Рыжая пожала плечами и затянулась, прикрыв глаза от удовольствия. Я не стал прерывать ее — может, хоть это заставит девушку быть поспокойнее. И оказался прав.

— Ладно. Не сердись на меня, твоя светлость, — выдала она. — Просто я не люблю, когда мне мешают. — Вместо ответа я закатил глаза, и девушка поправилась: — Ладно, Максим. Я — Ульяна. В какое дерьмо вы вляпались на этот раз?

— На этот раз?

— Ага, — она пустила еще больше дыма, — думаешь, он приходит сюда впервые? Ему же надо узнать все так, чтобы другие не знали. Иначе он, наверно, и не стал бы обращаться ко мне.

— Я ничего не думаю. Мне важно узнать, что за гадость в пробирке.

— Кофе, конечно же, — Ульяна прикрыла глаза и хихикнула. — И еще кое-что, разумеется. Адская смесь — первые компоненты я уже вывела. Ты с химией как?

— На ножах, — отозвался я.

— Понятно, — рыжая снова фыркнула и растерла окурок в замызганной стеклянной пепельнице. — Значит надо попроще объяснить. Состояние Трубецкого — это следствие воздействия этой гадости. Сам понимаешь, что тебе повезло.

— Он переливал ее из кофейника в пробирку, а потом упаковывал все это, — я пожал плечами, — он вдохнул гораздо больше, чем я. Даже с учетом утечки в сумке. Но ведь были и другие люди, которые вдыхали, но я не заметил ничего странного.

— Во-первых, смесь составлена таким образом, что не начинает действовать быстро. Это как бы пилюля, — она составила пальцы обеих рук, изображая оболочку, — компоненты некоторое время защищены от усвоения и потому эффект наступает не сразу.

— А когда? — перебил я.

— Через пять минут. Десять или полчаса даже — я не знаю, надо исследовать. И знаешь, в некоторой степени хорошо, что Трубецкой пришел в таком состоянии. Мне редко приносят вещи, которые наносят вред испарениями.

— Да? — я указал на ее ладони.

— Это результаты моих экспериментов. Обычно мне приносят какие-нибудь яды. Так, о чем я? А, во-вторых, твоя смесь — это как восточные курительные смеси. Пропорции подобраны просто идеально. Не каждый химик так сможет сделать. Нужно оборудование — и не просто точные весы с погрешностью в тысячные доли грамма. Гораздо сложнее.

— Понимаю.

— Я же могу надеяться на твою память и то, что мне не придется повторять все, когда он очнется?

— Ты же знаешь, он попросит повторить все равно.

— Да, — Ульяна закусила губу, — знаю. Хорошо еще, что в письменной форме не просит отчетов. В общем-то, я тебе все рассказала.

— Погоди, есть вопросы.

— Ты же говорил, что не разбираешься в химии, а уже начались вопросы, — слабо улыбнулась рыжая и зевнула.

— У меня вопросы только по воздействию. Что будет, если человек выпьет такой кофе?

— Чтобы точно ответить, мне надо больше времени на исследования. Это непросто. Могут выявиться какие-нибудь необычные соединения. Но в целом там сплошная органика. Наркотики и немного химии. Если бы имелись примеры, то я бы попробовала сориентироваться.

— Примеры, хм...

— Поведения, если о другом сообщить не можешь.

— Фривольность... развязность и агрессия. Возможно, что потребляет где-то с мая.

— И этот человек все еще жив? — удивилась Ульяна.

— Да, она еще жива и больной не выглядит.

— Она? — переспросила девушка. — Кто это должен быть, чтобы травили таким извращенным способом?

— Не спрашивай, дай лучше подумать, — я поморщился — она закурила снова:

— Теоретически, это возможно. Постепенно наращивали дозу. За почти пять месяцев, если ее заставляли употреблять регулярно, несмертельное увеличение может быть даже трехкратным. А по тому, кто попробует в первый раз — хорошенько вдарит даже аромат, — Ульяна показала на Трубецкого, который в этот момент громко всхрапнул.

— Осталась только одна проблема: как заставить человека пить кофе, если этот напиток он не любит? Все отмечали неожиданную перемену вкусов.

— Проще простого. Любой природный аттрактант. Тоже наркотик по своей сути. Уверена, после твоих слов, что найду что-то подобное. Создает почти неощутимый аромат, который заставляет хотеть что-то или кого-то, связанного с этим ароматом. Пока люди гадают, как цыгане и деревенские «колдуньи» делают приворот — вот тебе логичное объяснение.

— Да, логичное, — пробормотал я.

Учитывая, что весь мой дом насквозь пропах кофе и от меня наверняка тоже в момент нашей первой встречи с Аней исходил «неуловимый» аромат, становится понятно, почему она обратила на меня внимание. Но если пил кофе еще и профессор, почему она не делала знаков внимания и ему? Когда на мозг действует химия, все привычные аспекты становятся уже неважными.

После этого стало как-то пусто. Точно все, что я делал последние месяцы, было впустую.

— Что с тобой? — Ульяна толкнула меня в плечо. — Уже думаешь, как создавать любовные напитки? — хихикнула она под одновременный шорох Павла, сползающего с табурета.

— Нет, скорее наоборот.

— А, как избавиться?

— Ты не понимаешь, — поморщился я. — Давай не будем об этом.

— Хорошо, о твоем кофе я рассказала все, что знаю, — быстро ответила рыжая и почесала тыльную сторону ладони, — Зараза, зудит-то как. Знаешь, что это?

— Уверен, что не хочу этого знать.

— Это яд. Его не берет даже желудочный сок. Или он даже вступает с кислотой в реакцию, я еще не разобралась.

— У тебя что, где-то в квартире еще и тело лежит? — опешил я.

— А то, — подмигнула рыжая. — Хочешь, покажу? Трубецкой пока все равно спит. Хотя, что я? Пошли уже.

Я все еще думал о своем «статусе» при Ане. А если окажется, что все и правда было впустую? Но, с другой стороны, проходило несколько дней с момента ее возможных приемов этого наркотика. И она по-прежнему относилась ко мне хорошо.

— А что еще может быть с человеком от этой дряни? — спросил я, когда мы уже были в лаборатории. — Память может терять?

— Да все что угодно может быть. И проблемы с памятью тоже. Так, подвинься, — она встала к короткой стене напротив окна и с усилием потянула на себя ручку, выкатывая длинный ящик.

Сразу же потянуло холодом. Ящик оказался невероятно длинным — и это заодно объяснило мне компактность жилища — фальшстена, за которой могло быть что-то еще, кроме места для холодильника. Как в морге.

Обнаженный мужчина посинел и немного покрылся инеем. Вскрытая грудина и живот дополняли тошнотворную картину. Пальцы, сведенные судорогой, приоткрытый рот и в целом кривое лицо намекали, что он страдал перед смертью.

— Сказали, что он умер от сердечного приступа. А Павел не поверил и доставил его сюда, чтобы я изучила все. Что-то ты не удивлен.

— Меня мало что может удивить после твоих рассказов. И о таких случаях я тоже слышал. Надо дождаться, когда он проснется.

— И не только, — Ульяна закатила ящик обратно и весело сверкнула глазами: — у него должно быть просто адское похмелье.