На полке оставалось совсем мало места; я осторожно раздвинул две книги в середине, поставив туда последнюю. Вот теперь все, никакого беспорядка.
Я отступил на шаг – ряд получился красивый. Темно-зеленые переплеты переходят в темно-синие, дальше – в черные; ничто не режет глаз. Пожалуй, надо на следующей неделе заказать еще пару стеллажей – чувствую, скоро у меня появятся новые книги.
Я неспешно направился к выходу из зала, по пути проводя рукой по плотным корешкам. Кому-то так нравится касаться стволов деревьев или мха на камнях. Каждому – свое. Мне лично милее книги.
Стоп.
Ну, так я и знал – у ближней к выходу полки растрескалась стенка. Я уже давно это заметил, но забыл, отложив на потом. Но сейчас, раз уж я здесь…
Я чуть прикрыл глаза, представил себе чистый лист и перо, потом вновь взглянул на трещины, сохраняя в уме белую бумагу.
И произнес:
– Стеллаж был сделан из темного дерева; видно, что мастер работал с любовью и душой. Такие вещи не ломаются очень долго; эта полка не стала исключением – несмотря на солидный возраст, на ней не было ни единой трещины.
Мир услышал произнесенные слова, которые легли на белый лист в моем сознании. Мир принял их и поверил.
Трещины исчезли, словно их никогда и не было. Я знал, что благодаря этой паре строк мой шкаф действительно станет крепче и простоит еще очень долго.
Возможно, мастер древесного волшебства мог бы вообще придать ему прочность стали. Я такими талантами все же не отличаюсь.
В нашем городе, которому так и не подобрали имени, очень много магов. Черные, белые, природные, духовные, стихийные – любые. Встречаются и совсем редкие специальности; обычно адепты таковых выбирают профессию, тесно связанную со своими умениями.
Как раз мой случай.
Я нахожу, читаю и продаю книги – пытаюсь делиться с другими частичками того волшебства, которым напитана каждая талантливо написанная строка. А оно есть, мне ли не знать. В конце концов, я – маг книги.
Библиомант.
Я покинул хранилище, вышел в главный зал магазина – здесь я выставлял новые книги и принимал клиентов. Моим постоянным покупателям в хранилище заходить не требовалось. Они могли точно описать желаемое, так что подходящую под описание книгу было легко отыскать. Тем, кто заглядывал ко мне от случая к случаю, оставались новинки. Среди них всегда попадалось что-то для не особо увлеченных чтением.
Рейн, мой помощник и ученик, закрыл книгу, поднялся мне навстречу и, вежливо кивнув, он направился в хранилище. Мы дежурили поочередно; пока один принимал покупателей, второй мог отдохнуть или же почитать в куда более комфортных условиях. Для этого в хранилище стояли хорошие кресла.
Я посмотрел Рейну вслед и невольно припомнил, как впервые с ним познакомился – около двух лет назад.
– Вы Хильд?
Ни «здравствуйте», ни «прошу прощения». Я со вздохом оторвался от книги и бросил взгляд на вошедшего. Молодой человек, на полголовы выше меня, стройный и крепкий. Темные волосы, и в тон им – плотный черный костюм. Очень пристальный зеленый взгляд. Лицо – упрямое такое.
Такие лица удобно и одновременно непросто описывать. Никакой невыразительности в чертах (о, неприметность – вечное проклятье для подбирающего прилагательные), и очень живая мимика, выражение часто сменяется.
– Добрый вечер, молодой человек, – отозвался я, неспешно поднимаясь со стула. Нарочито неспешно. Сделал небольшую паузу и все же дождался ответного «Добрый вечер».
– Да, я Хильд. Чем могу помочь?
– Я слышал, что вы... – гость с явным замешательством огляделся вокруг. – Что вы – один из самых сильных магов в городе.
Удивление вполне можно было понять. Мой дом не похож на жилище могущественного мага. Это книжный магазин, таким он и выглядит. Просторное помещение, тяжелые полки с книгами, два окна, сквозь которые смотрят вечные сумерки, гладкий прилавок темного дерева. За прилавком – я, худощавый человек лет пятидесяти в темно-зеленом костюме и с сединой в волосах.
Ничего особенно волшебного. Для посетителя.
– Я к своим талантам и умениям отношусь более скромно, – пожал плечами я, – но такие слухи ходят.
– А они соответствуют истине?
Вот упорный. Правильное у меня сложилось впечатление. Хотя недоверие понятно; я редко выбираюсь из дома, и обо мне действительно ходят лишь слухи.
– Думаю, да.
– Хорошо... – он секунду помедлил. – Меня зовут Рейн.
Я кивнул, запоминая. При моей работе полезно помнить имена посетителей. Обычно записываю, но короткие запоминаю.
– Вы принимаете учеников?
– Что, простите? – искренне удивился я.
– Учеников, – выражение лица Рейна стало еще более упрямым. – Мне известно, что у меня есть дар к магии, но... я не могу найти ту сферу, которая мне по душе.
Я чуть склонил голову. Интересно. А действительно ли он ищет то, что понравится, или что поскорее приведет к силе?
– Точнее – ту сферу, которая позволит обрести мощь?
Рейн вспыхнул, но твердо кивнул:
– Да. Точнее – нескованную силу. А те, кто говорили о вас, утверждают – маг вашей школы способен почти на любое.
– Понятно, – протянул я. – Что ж, говорившие так, конечно, правы. Но есть проблема. Рейн, вы знаете, как называется моя специальность?
– Мне говорили – библиомантия, – прозвучал ответ. – Но я не знаю, что это. Как-то связано с книгами?
– Напрямую, – кивнул я.
Рейн на мгновение задумался.
– То есть – для создания заклинания нужно зачитать его из книги?
– Не совсем.
– А, книга – необходимый компонент ритуала?
– Нет.
Вот теперь он совсем озадачился.
– А как же тогда работает?
Я помедлил перед ответом. Суть библиомантии действительно сложно объяснить. Надеюсь, что Рейн поймет; если не сможет – то и не научится.
Многие маги способны ощущать еще не развитые способности – если таковые близки их собственным. Есть похожее чутье и у меня, хотя мне-то как раз больше свойственно ошибаться. Слишком уж легко спутать склонность к библиомантии с любовью к чтению и талантом писателя.
Вслух я сказал иное:
– Дело в том, что для библиомантии требуется не только магический дар. Нужно еще и творческое мышление, в самом прямом смысле творческое. Поэтому далеко не каждый способен стать магом Книги.
– Каждая специальность требует чего-то особого, – нетерпеливо прервал меня Рейн. – Так для чего нужны книги?
Я поднялся со стула, вложил в книгу закладку и осторожно опустил ее на прилавок.
– Пойдемте.
Спиной я чувствовал недоуменный взгляд Рейна, но юноша сдержал желание задать вопрос и последовал за мной в хранилище. Мы прошли мимо нескольких стеллажей, я выбрал одну книгу и передал ее Рейну.
– Прочитайте, – предложил я и кивнул на низкий деревянный столик рядом.
– Это книга заклинаний? – с явным сомнением спросил он.
Я пожал плечами.
Рейн с прежним недоумением открыл титульный лист, прочел его и вновь взглянул на меня.
– Автор – Александр Куприн... Это мастер-маг?
– В определенной степени – да, – кивнул я. – Читайте, Рейн.
Я наблюдал за каждым его движением: как кладет книгу, как садится, как перелистывает страницы, и во мне крепла уверенность, что юноша действительно подойдет. Однако выводы делать было рано. Я ждал, что услышу определенный вопрос, и роль играло то, когда и как он прозвучит.
Рейн, все еще удивляясь, начал читать первый рассказ. Я не видел его лица, но мне было достаточно посмотреть на спину. Вот, напряженные мышцы слегка расслабились... он чуть изменил позу, чтобы читать было удобнее... нетерпеливым жестом отбросил падающую на глаза прядь волос...
Дальше Рейн почти не двигался, полностью погрузившись в чтение.
Хорошо. Очень хорошо.
Я практически успокоился, когда он не оторвался от книги через пять минут, но для верности выждал еще десяток. А потом – вернулся к прилавку, оставив Рейна наедине с книгой.
В этот день посетителей почти не было; только зашли Андрао в поисках второго тома «Путешествия на Запад» и Алвейт в сопровождении девушки из только что перешедших – показывал известные места Вечернего сектора.
Так что, когда через несколько часов Рейн показался из хранилища с книгой в руках, в зале никого, кроме меня, не было.
– Понравилось? – поинтересовался я.
– Да, – отозвался он, осторожно положив том Куприна на прилавок. – Но... для чего?
– Что – для чего?
– Для чего вы мне ее дали? Это ведь не книга заклинаний... у нее вообще нет магических свойств!
– Да неужели? – с улыбкой осведомился я. – Все зависит от того, что понимать под «магией».
– Магия – способность сотворить что-то, ранее не существовавшее в данных условия силами своего разума, – заученно отозвался Рейн, явно цитируя прочитанное где-то определение.
Хорошая формулировка. А главное – идеально подходит к нашему случаю.
– Когда ты читал, – я соскользнул на «ты» совершенно спокойно, и Рейн принял это как должное, – то что себе представлял?
– Что было в рассказах, – удивленно ответил Рейн. – Люди, события, разговоры...
– Они существовали?
– Нет, конечно, – ответил он с еще большим недоумением – и замер. – Подождите...
Я молчал, ожидая, пока он вспомнит свое же определение и сделает вывод.
– Но это же нельзя назвать магией!
– А почему?
– Ну... – Рейн замялся, пытаясь подыскать веский довод. – Магия – это... ну...
– Способность сотворить нечто новое силами своего разума, – улыбнулся я. – Именно это писатели и делают. Те, кто заслуживает этого звания, конечно. Они заставляют других поверить в созданные ими образы, и так оживляют свой вымысел – на время прочтения.
Юноша помедлил, припоминая утреннюю беседу.
– Так что же, библиомантия – это магия писателей?
– Почти точно, – кивнул я. – Маг-библиомант находит слова, которыми верит мир вокруг, сказанное им воплощается в реальность. Конечно, если слова правильные. Но для этого, как я уже говорил, просто магического дара мало. Чтобы понять библиомантию, надо любить читать; чтобы овладеть ей, надо уметь писать. Сложное искусство.
– Но в результате – обретаешь огромную мощь, правда? – с горящими глазами спросил Рейн.
Я вздохнул.
– Зависит от тебя.
Сейчас не имело смысла говорить, что если раскрыть потенциал, сила будет огромная. Только восприятие ее изменится.
Для писателя важно написать хорошую вещь. Сделать так, чтобы она впечатляла, чтобы понравилась тем, кто читает, важно донести то, что горело в душе, когда текст ложился на бумагу.
И для таких писателей жажда силы исчезает, растворяется в творчестве. И потребность в могуществе – тоже. А зачем они?
То же самое и для библиоманта. Только он читает свой текст не другим, а миру.
И тот отзывается.
Тогда я этого Рейну не сказал. Где-то через год он все понял и сам, после своего десятого рассказа. Как раз в то время я начал обучать его уже магической составляющей нашего искусства: умению представлять себе лист и наносить на него слова, предназначенные миру.
Именно для этого надо было отточить само писательское мастерство. В какой-то степени наша специальность опаснее многих других: иные маги могут заранее просчитать результат плетения чар, а у нас – пойди угадай, как откликнется мир на неверное слово?
В первых рассказах Рейна все же читалось откровенное подражание. Посторонний глаз мог бы и не уловить, но я помнил все книги, которые успел прочесть Рейн, и видел заимствования. Пятый был уже его собственным, с оригинальной идеей, хотя и не лучшим изложением. А десятый получился и вовсе вполне достойным – Рейн учел все ошибки.
Так Рейн перешел нужную черту; до нее я его наставлять не мог. Прочесть написанное, выправить, указать на недостатки – пожалуйста. Но научиться писать Рейн должен был сам.
Он справился. Он потерял изначально двигавшую им жажду силы и приобрел вкус к творчеству. И научился задавать очень правильные вопросы.
– А есть какие-то ограничения при создании чар?
– Пожалуй, только твои личные. Например, кому-то удобнее писать стихами – я предпочитаю прозу. Стиль – опять-таки, твое дело. Я слышал, что некоторые пытаются писать на листе разума в чужом стиле. Это легче, но менее эффективно.
– Почему?
– Потому что слова тогда не будут полностью твоими. Конечно, иное дело – цитаты...
– Понятно, – Рейн задумчиво повертел в пальцах карандаш, который в последнее время почти не выпускал из рук. – А цитаты – это?..
– А, – я налил себе чаю; холодного, как обычно – не люблю горячий. – Написать на листе разума цитату куда скорее, чем выстроить свое. Ими пользуются, когда нужно действовать быстро. Но есть сложность: цитата может остаться просто набором слов. Силу она обретает, если произнести так, чтобы она вызывала те же чувства, что и в изначальном тексте.
– То есть ощутить то же впечатление, как при первом прочтении? – изумился Рейн.
– Именно так. Иначе – какой смысл в цитате? Только одно учти: не стоит слишком увлекаться цитированием. Оно может проникнуть в твои тексты слишком глубоко.
За эти два года Рейн успел проглотить немало книг – как выяснилось, читал он очень быстро. Впрочем, куда важнее было то, что ученик понимал прочитанное. После закрытия магазина мы с удовольствием беседовали об авторах, стилях, сюжетах; давно мне не приходилось обсуждать книги настолько жарко.
Потом Рейн вызвался помогать в магазине. Я ничего не имел против; даже любимая работа утомляет, если ей долго занимаешься в одиночку. Как у меня и было.
Впрочем, с постоянными клиентами я все равно продолжал общаться сам, как и с теми, кто приносил новые книги. Большую часть новинок я получал от Проводников, тех, кто путешествует в иные миры. Остальные книги мне приносили жители города.
Иногда же книги просто появлялись на одной из свободных полок. Всегда – в мое отсутствие, так что я до сих пор ломал голову над этой загадкой. Впрочем, в нашем городе много тайн, и одна лишняя ничего особенно не изменит.
Я всегда предчувствовал появление новых книг – неважно, каким образом они появлялись в магазине. Точно так же звери чувствуют, что рядом вода, создания Огня ощущают пламя, а птицы – ветер.
Сегодня у меня с утра было четкое ощущение, что хранилище пополнится. Я оказался прав: Рейн еще не успел скрыться за дверью, как прозвонил входной колокольчик.
– Приветствую, – сообщил Проводник Теймаш, с трудом проталкивая сквозь дверь пухлую сумку. – Хильд, могу тебя обрадовать: привез пополнение.
– Я так и подумал, – улыбнулся я. – Давай сюда, на прилавок. Рейн, вывеси объявление, что магазин на пару часов закрыт.
Теймаш немного ниже меня и напоминает вставшего на задние лапы дымчатого кота в темном костюме. Среди Проводников вообще немало тех, кто принадлежит к многочисленным ветвям кошачьего племени – им легче ходить между мирами.
Я давно работаю с Теймашем – ему нравятся книги и предметы искусства и, конечно, достойная оплата за их доставку. Как и всем Проводникам.
Сумка у Теймаша, разумеется, с заклятием на дополнительный объем, так что принес он действительно много. Стопки книг заняли весь прилавок, от края до края.
Я люблю такие моменты: брать в руки новые книги, открывать их, пролистывать. Люблю ощущение еще незнакомого тома в руках, всегда вспыхивающий в душе интерес – что найдется на новых страницах? Наверное, это свойственно любому, кто не может жить без книг.
У Рейна глаза загорелись таким же огнем, как и у меня, пока мы вместе увлеченно раскладывали книги. Разница лишь в том, что для него большинство были новинками, а я сразу вспоминал, какие тома и в каком количестве уже есть в шкафах. Хотя какая разница? Все равно ведь приятно.
Теймаш наблюдал с легкой улыбкой; сам он читать любил, но никогда не увлекался книгами по-настоящему.
– Мастер Хильд, а ведь это «Сказания звездных дорог»! – выдохнул Рейн, приподнимая на ладони том в серебристом переплете. – Я ссылки на них уже в пяти книгах встречал!
– Дай-ка посмотреть... Действительно. Теймаш, где ты их нашел? Редчайшая же вещь.
Проводник только ухмыльнулся, обнажив белые клыки. Он никогда не рассказывал о том, как и где работает; подозреваю, что мой лучший поставщик нарушил не один десяток законов разных миров.
Впрочем, мне-то какое дело?
К чести Теймаша, он нечасто приносит книги, которые у меня уже есть; вот и сейчас из всей партии я вернул обратно в сумку лишь около десятка томов. Остальные мы с Рейном перенесли в хранилище, чтобы потом рассортировать и расставить на стеллажах.
– Сколько? – настало время поговорить об оплате.
– Сто четыре сотни, – подсчитав в уме, сообщил Теймаш. Он всегда так считает; слово «тысяча» употребляет лишь когда речь идет о совсем уже крупных суммах, вроде миллиона.
Я расплатился. Далеко ходить не надо, ящик с деньгами у меня всегда в зале. Кое-кто из новичков этому сильно удивлялся, но на деле ничего странного нет: надо быть совсем уж сумасшедшим, чтобы пытаться грабить мага в его собственном доме. Тем более, что здесь всегда есть Стражи.
Некогда именно о них мы с Рейном говорили довольно долго. Он никак не мог поверить, что Стражи – это не призванные демоны или духи, не подчиненные волшебные существа, а просто персонажи, которых я придумал и воплотил в реальность.
Это, замечу, куда сложнее, чем провести ритуал вызова. Если персонаж выйдет нежизнеспособным в замысле, то и ожить ему не суждено. А уж если он действительно ожил, то его существование надо поддерживать: регулярно дописывать новые черточки к облику, дополнять прошлое – пусть и несуществующее – и внимательно следить, не противоречит ли новое тому, что уже вписано в персонажа и развилось в нем.
Иначе он исчезнет, и сохранится только в памяти.
Теймаш пересчитал деньги, удовлетворенно кивнул и поднял практически опустевшую сумку с прилавка.
– С тобой приятно работать, Хильд. Может, еще зайду – после следующего рейда.
Я кивнул. У всех Проводников разное время между путешествиями, и Теймаш отдыхает где-то недели две. Признаться, я так и не выяснил, почему кто-то долго отдыхает, а кто-то может вновь выйти в иные миры чуть ли не через день. Похоже, это часть иной загадки: почему некоторые из города вообще становятся Проводниками?
Может быть, однажды кто-то ее и разгадает.
Теймаш исчез за дверью, аккуратно прикрыв ее за собой. Мы перенесли книги в хранилище и взялись за сортировку. В этот раз Проводник принес почти сплошь энциклопедии и летописи, художественных оказалось только с десяток. Зато какие! Пару я не видел с тех времен, когда еще не жил в городе. Так, а вот это я сразу отложу – для Алвейта. Он «Хрустальное утро» Савейра спрашивает уже года два, а у меня его стихи только в сборниках были. Наконец-то целая книга попалась.
Повернувшись к помощнику, я без особого удивления обнаружил, что он придерживает локтем две книги, явно о них забыв, и умудряется свободной рукой листать третью.
– Рейн, – напомнил я, – нам их разложить надо, а не читать.
– Простите, мастер Хильд, – смущенно извинился он, – не мог удержаться…
– Еще как понимаю, – усмехнулся я. – Поэтому я и сам никак хранилище не перестрою – отвлекаюсь. Так, давай расставлять. За полчаса надо бы управиться, а то чувствую – скоро посетители будут.
Пара слов на листе разума раздвинула шкафы там, где не хватало места, и новые тома легко встали рядом со старыми. Хорошо; часто бывает, что какие-то книги не хотят стоять рядом. А если ты действительно умеешь их чувствовать – то вместе на полке такие книги и не окажутся.
Мы справились быстрее, чем я ожидал. Уже через двадцать минут я вновь открыл магазин и занял место за прилавком. Предчувствие меня не обмануло: посетитель объявился на пороге всего пару минут спустя. В коричневом плаще, высокий и худощавый, с четкими чертами лица и цепким взглядом.
– У вас есть «Canzone Fuoce»? – не здороваясь, поинтересовался он.
Тон-то какой… вельможа, обращающийся к лавочнику, не иначе как. Положим, я торговец и есть, но вот в вельможности моего клиента имеются большие сомнения.
– «Песни Пламени»? Книга по высшей огненной магии? – я помедлил, перебрав в памяти имевшиеся в наличии тома. – Да, есть. Только она достаточно дорога.
– Сколько? – тон все тот же, со смыслом «о пустяках и говорить не стоит».
– Две тысячи.
– Несите, – коротко кивнул он.
– Подождите немного, – я пододвинул толстую тетрадь. – У меня есть обыкновение записывать имена своих клиентов, дабы потом им сообщить не появилось ли нечто, им интересное. Попрошу и вас назвать свое.
– Сактор, – бросил посетитель. – Мастер-маг Сактор. Теперь несите книгу. Да побыстрее!
Нет, ну что за манеры… Я отложил перо и взглянул на него в упор. Точнее – взглянул.
Да, маг, причем довольно сильный. Склонность к разрушительным чарам… оно и видно. Но разве это повод для невежливости? Думаю, напротив. Самый опасный и могучий боевой маг, которого мне доводилось встречать, был учтив всегда и со всеми. Даже с врагами – особенно со врагами.
– Я бы попросил вас вести себя повежливее, – тихо сказал я.
Краем глаза я отметил, что на пороге хранилища появился Рейн – видно, услышал непривычные ноты в моем голосе. Я и сам удивился вспыхнувшему в душе раздражению, почти гневу. Мне давно уже не грубили.
Сактор раздраженно сдвинул брови.
– Несите книгу и не возражайте, – распорядился он. – Клиент всегда прав – слыхали о таком?
– Увы, в этом городе прав скорее продавец, – возразил я. – В любом случае, в моем магазине я желал бы слышать вежливую речь. А еще… я беру плату вперед.
– Я заплачу позже, – раздраженно отозвался маг. – Можете записать на мое имя.
– В долг я позволяю брать книги только постоянным и проверенным клиентам, – вздохнул я. – Вы пока что к таким не принадлежите, так что исключений я делать не буду.
Видно, с несогласием сей господин встречался так же редко, как я – с грубостью. Сейчас он разозлился по-настоящему. И ведь подумать, что Рейн тоже начал с невежливости… но он, видимо, умнее Сактора. Точнее, рассудительнее. А вот мой посетитель явно рассудительностью не выделялся.
– Еще одно слово, лавочник, и ты пожалеешь, – он поднял руку и по ней заплясали язычки пламени. – Ходят слухи, что ты – неплохой маг, да только!.. Настоящий маг в какой-то лавке ютиться не станет!
– У меня, вообще-то, магазин, – заметил я. – И, раз уж разговор пошел так, то я попрошу вас его покинуть.
Я сосредоточился. Если я правильно оценил нрав гостя, то…
Оказалось, правильно: Сактор сжал кулак и пламенный фонтан ударил мне в лицо.
Рейн по-прежнему наблюдал и в момент удара дернулся вперед – но понял, что его помощь не требуется. Правильно, ученик. Смотри; все же я не так часто показываю тебе магию Книги в действии.
Такую же защиту я и не показывал, и даже не говорил о ней. О том, что мастер-библиомант при желании может воплощать в мир уже не слова, а образы… свои или чужие, ярко и талантливо описанные.
Пламенный удар Сактора зашипел и испарился, когда ему навстречу плеснула река дракона Хараи. Он растерялся лишь на мгновение – но тут же овладел собой и метнул в меня десяток стальных зазубренных дротиков.
Они затерялись и пропали в белом безмолвии снежной пустыни.
Пучок молний рассыпался в бесконечно изменчивом небе Дворов Хаоса.
Энергетический жгут рассеялся в бурном грозовом небе над перевалом.
Разящее копье света разбилось о щит, любовно описанный слепым поэтом.
А сложное заклятие, ввергающее противника в безумие, разлетелось мириадами осколков, встретившись с многотысячными толпами сарантийских улиц.
Раздражение в душе сменилось удовольствием. На проявленное к книгам неуважение я отвечал силой, почерпнутой со страниц: так было правильно.
Я поймал себя на том, что улыбаюсь; уже очень давно мне не приходилось фехтовать чарами и мгновенно подбирать под каждый удар наилучший образ. В памяти талантливых волшебников могут храниться сотни боевых заклинаний, но даже в одном лишь мире прекрасных книг написано больше, чем занесено чар в самый толстый фолиант – под каждым переплетом таятся тысячи образов, остающихся в памяти.
Что могут противопоставить этому создатели сокрушительной магии?
Сактор отступил на пару шагов; он осознал, что ему не пробить мою защиту. Еще бы. Видно, он не любитель чтения – такой противник не сумеет меня поразить. Однако он не привык проигрывать. И, похоже, хотел оставить за собой хотя бы последнее слово, раз уж победы не вышло…
– Ты еще пожалеешь, лавочник! Я вернусь и спалю все твои книги!
Что…
Что?
Что он сказал?
В магазине вдруг стало абсолютно тихо – из звуков осталось только дыхание троих человек, и я ощущал в ушах бешеный грохот, рожденный полыхнувшей в душе яростью.
Не представлял, что еще способен так злиться. Не знаю, какими стали мои лицо и взгляд, но Сактор застыл на месте, а Рейн побледнел.
Внутри меня бушевала злая буря, хотя снаружи царило безмолвие.
Я разбил его размеренными словами:
– Четыреста пятьдесят один градус по Фаренгейту…
Сактор шарахнулся назад, налетев на стеллаж; он закачался.
– …температура…
– Нет! Подожди!
– …при которой…
– Стой!
– …воспламеняется…
– Предвечным Огнем клянусь – я не трону ни одной твоей книги!
Я замолк, хотя завершение фразы просилось на язык. Сактор был у самой двери, но застыл недвижимо, и ужас в его глазах показывал – он понимает, что я делаю. Может, не знает точно, но осознает…
– Еще раз покажешься в моем магазине, – я с трудом заставил себя произнести иные слова, – и я договорю эту фразу до конца.
Я замолк, хотя завершение фразы само просилось на язык. Сактор был у самой двери, и ужас в его глазах выдавал – он понимает, что я делаю. Может, не знает точно, но ясно чувствует…
– Еще раз покажешься в моем магазине, – я с трудом заставил себя произнести иные слова, – и я произнесу эту фразу полностью.
Он кивнул и поспешно выскочил на улицу, ударившись плечом о косяк.
Я глубоко вздохнул, стараясь погасить бешенство. Еще вдох… еще… Так гораздо лучше.
Похоже, я не настолько флегматичен, как полагал – если способен так отреагировать на угрозу книгам. Хотя, наверное, только это и способно меня разъярить.
Кольнул стыд: чуть было не сотворил то, чего делать нельзя. Обещал же себе так не поступать.
– Мастер Хильд… – нерешительно позвал Рейн, наконец сдвинувшись с места.
– Да? – я устало потер виски. Утомленное сознание тяжестью просачивалось в тело.
– Что это было? Ну… фраза…
Я хотел объяснить, потом понял, что не смогу подобрать достаточно ясные слова. И сказал:
– Пойдем.
В хранилище я быстро отыскал полку с книгами гениального уроженца Уокигана. Снял одну из них, в зернистом сером переплете, и подал ученику.
– Прочитай сам. Так будет проще.
Рейн нашел меня через несколько часов и на мой вопрос «ну и как?», честно ответил:
– Страшно.
– Вот, – кивнул я. – Именно эта цитата, примененная как боевая… Пожалуй, одна из самых страшных. Если бы я так не рассвирепел – никогда бы не позволил себе ее использовать.
– Почему? – удивился Рейн. – Есть же, наверное, и более мощные…
– Мощные – есть, а вот страшнее – нет. Магия – это творчество, Рейн. Любая магия. Чародеем не стать, если нет хоть небольшой творческой жилки. А эта цитата выжигает способность к творчеству – и магические способности в том числе. Навсегда.
Рейн задумался.
– Но… подождите! – он резко вскинул голову. – Он ведь не о том писал!
– Верно, – одобрительно кивнул я. – Напротив, автор добивался того, чтобы описанного им в жизни никогда не случилось. Чтобы применить его цитату таким вот образом – надо полностью вывернуть наизнанку смысл его книги. А такого делать часто нельзя… я бы сказал, что такого делать вообще никогда нельзя.
Рейн замолчал и молчал долго. Вполне его понимаю. Мне в свое время к этой мысли тоже было тяжеловато привыкнуть.
– Мастер Хильд, а почему здесь нет ваших книг? – вдруг задал он совершенно неожиданный вопрос.
– Что? – настала моя очередь удивляться.
– Здесь нет ни одной вашей книги. Разве что, вы пару раз говорили, как во время ученичества тоже писали. Неужели ничего не смогли издать?
– Не в этом дело, – я пожал плечами. – Тут нет моих книг, потому что их вообще не существует.
– Что? – вот теперь снова изумился уже Рейн. – Но почему?
Я вздохнул. Что за день такой? Приходится объяснять едва ли не самые необычные стороны нашего искусства…
– Состоявшиеся библиоманты практически никогда не пишут сами. Слишком уж легко не удержаться – и напитать книгу своей Силой. Что тогда получится? Она будет привлекать читателей – да, будет. Воплощенным в ней заклинанием, а вовсе не настоящим словом. Даже если она будет действительно хороша – все равно запоминаться будет заклятие. Оставлять отпечаток в разуме, переделывать читателя.
Потому причине нам просто нельзя издавать свои книги. Они ведь меняют мир: труды, написанные людьми без магического дара, порождают новые религии, влияют на судьбу тысяч и сотен тысяч, отпечатываются в уме целых поколений… повторю – написанные не-магами. Вспомни, Рейн, каждую книгу читатель воспринимает по-своему. Даже если в ней изначально были мир и покой, то именем тех же идеалов могут призывать к войне, и ведь найдут в тексте подтверждение.
Я дал Рейну несколько секунд на то, чтобы осознать услышанное, и добавил:
– Теперь представь, что может сотворить с миром книга, которую создаст мастер-библиомант: все перечисленное будет в ней сильнее десятикратно.
На этот раз Рейн молчал еще дольше. Потом он тихо спросил:
– Значит… библиоманты не пишут сами?
– Нет. Волшебная мощь всегда требует платы. В нашем случае она такова.
– Я не уверен, что сумею заплатить такую цену, – еще тише промолвил мой ученик.
Я промолчал.
Я не смог бы объяснить, как сумел заплатить ее сам.
07.06.2008 –22.07.2008