Голубая Луна — Возвращение

ОДИН ПРОШЛОЕ НАСТИГНЕТ ВАС

Самой большой гордостью, проблемой и самой прибыльной туристической достопримечательностью Ланса является Мемориальная Академия Хока и Фишер. Также известная, менее официально, как Академия Героев. Она была основана около семидесяти пяти лет назад Капитанами Хоком и Фишер, бывшими городскими стражниками которые работали в одном не самом благополучном городском порту в глубинке Южных Королевств. Существует множество историй о Хоке и Фишер, по-видимому, единственных честных стражниках в том городе; все истории носят решительно героический характер, хотя и не всегда особенно приятны или подходят для смешанной компании. Но, видимо, эти два почтенных война достигли возраста, когда они предпочли учить, а не делать, и вот — Академия.

Хок и Фишер провели много счастливых лет, обучая и тренируя молодых мужчин и женщин быть войнами, они привели в порядок дела, а потом ушли и больше их не видели. Предположительно, они снова стали героями и умерли в одиночестве и крови в каком-то далёком месте, сражаясь за дело, в которое верили. Ведь именно это обычно и происходит с героями. Академия Героев сохранила их имена и многие из установленных ими традиций, в том числе и то, что все женатые воины, которые приходили сюда чтобы управлять этим местом, брали имена — Хок и Фишер до тех пор, пока они здесь оставались. Из уважения к основателям или, возможно, для упрощения прав на продажу. В любом случае, за эти годы появилось множество Хоков и Фишер.

Десятилетиями полные надежд родители отправляли своих самых проблемных сыновей и дочерей в Мемориальную Академию Хока и Фишер. Чтобы их научили быть героями. По многим причинам — слава и удача, конечно, долг и честь… а иногда просто потому, что подающие заявление претенденты считают, что им есть что доказать своим родителям. Из многих, кто чувствует призвание, каждый год выбирают лишь немногих, но это не мешает им приходить сотнями, а иногда и тысячами. Кто-то подаёт надежды, кто-то безнадёжен. Академия проводит регулярные прослушивания в начале каждого семестра, чтобы отсеять зёрна от плевел, в процессе выбраковки. Прослушивания трудны и зачастую кровавы, и никто не должен жаловаться на принятые решения. Даже если заявители покидают Академию теряя своё достоинство или свои конечности. Потому что в Академии Героев считают, что если вас можно отговорить или запугать, то лучше выяснить это в самом начале. Наставники Академии строги, но справедливы… но строги.

Мемориальная Академия Хока и Фишер учит людей, как бороться, за что бороться и как при этом остаться в живых. Академия проводит занятия по оружию, магии, латеральному мышлению и действительно грязным трюкам, и каждый год выпускает целую группу высокомотивированных молодых людей, полных решимости выйти в мир и сделать его лучше. Мир каждый год выражает свою признательность, посылая убийц, чтобы убить нынешних Хока и Фишер и их сотрудников, а также, если это возможно, сжечь Академию и засыпать солью её землю.

Такова политика.

В тот день, который поначалу казался обычным, Хок и Фишер отправились на утреннюю разминку, — неторопливая прогулка по большой открытой равнине, окружавшей Академию. В основном это была сухая, пыльная поверхность, усеянная хаотично торчащими камнями и то тут, то там пробивающимися яркими пятнами серо-зелёного кустарника, так что приходилось тщательно выбирать дорогу. Густой лес — на западном горизонте, а Драконий хребет — на восточном. На равнине было не на что смотреть и почти нечем заняться, что чудесным образом способствовало концентрации мыследеятельности студентов.

В то утро солнце едва взошло, небо было пасмурно-серым, а воздух таким неподвижным, что даже самый незначительный звук, казалось, разносится целую вечность. Хок и Фишер двигались бок о бок, их движения были настолько согласованы, что казались почти синхронными. Они выглядели так, словно у них была долгая совместная история, большая часть которой была связана с организованным насилием. Казалось, что они принадлежат друг другу и всегда будут принадлежать.

Хок — мужчина давно перешагнувший порог среднего возраста, невысокий и коренастый с широким лицом, редеющими седыми волосами и распространяющейся лысиной, из-за которой он становился всё более раздражительным. Он носил простую солдатскую тунику поверх гладких кожаных штанов и грубые, функциональные ботинки. Его холодные серые глаза были спокойными и уверенными, и создавалось впечатление, что они ничего не упускают. Он слегка прихрамывал, как будто его движения бередили старую рану, но, учитывая, что хромота имела свойство неожиданно переходить с одной ноги на другую и обратно, никто не воспринимал её всерьёз. По давней традиции вместо меча он носил при себе большой топор. Он изучал мир вдумчивым, внимательным взглядом, чтобы убедиться, что он не попытается взбрыкнуть и застать его врасплох. Всё в его движениях и манере держаться говорило о том, что в прошлом он был солдатом или наёмником, но он никогда не говорил об этом. Традиция требовала, чтобы Хок и Фишер оставили своё прошлое и свои имена, когда они вступали во владение Академией Героев.

Фишер достигла порога среднего возраста, но с ещё меньшим энтузиазмом, чем её муж. Она была едва среднего роста и более чем среднего веса, с коротко остриженными седыми волосами, выступающим носом-клювом и короткой, ослепительной улыбкой. На ней была такая же простая туника, как на Хоке, и леггинсы, а за спиной у неё висел длинный меч в ножнах с рунической насечкой. Она изучала мир свирепыми зелёными глазами, словно намекая на то, что миру лучше не доставлять ей неприятностей, если он заботиться о своём благе.

Один абитуриент, утверждавший, что он мастер клинка, а значит, непобедим с мечом в руке, однажды сказала Фишер в лицо, что место женщины — в доме, в основном на кухне. Фишер неистово расхохоталась, а потом дуэлировала с ним прямо там в коридоре, выбила шпагу из его руки, дала по шее, пнула его по яйцам, и тот упал на пол. После чего отправила его домой на муле, привязав его лицом к хвосту.

Не пререкайтесь с Хоком и Фишер.

Позади них, спотыкаясь и постоянно ворча себе под нос, шёл Администратор. Он не был жаворонком, и ему было плевать, что об этом думают окружающие. Обычно в этот ранний час он сидел один за кухонным столом, держа кружку с глинтвейном обеими руками, словно это единственное, что помогало ему держаться на ногах, и бросая убийственный взгляд на всех, кто пытался с ним заговорить.

Но это был первый день нового осеннего семестра, прослушивание должно было состояться в полдень, а Хок и Фишер очень настаивали на том, что хотят поговорить с ним где-нибудь в очень уединённом месте, и вот он здесь. Он прогуливался ранним утром, что, несомненно, было полезно для него, и ненавидел каждый момент этой прогулки. В небе над головой радостно пели птицы, и время от времени Администратор поднимал свою тяжёлую голову и просто смотрел на них с отвращением.

Если Администратор когда-либо и был благословлен чем-то столь же обычным, как настоящее имя и надлежащее прошлое, никто об этом не знал… Он прибыл в Академию около сорока лет назад простым студентом, блефом и запугиванием пробился в штат и не теряя времени доказал свою бесценность в выполнении всей скучной, угнетающей душу, но, к сожалению, совершенно необходимой административной работы, которую никто не хотел делать. Стоило ему только пригрозить уходом, как ему тут же повысили зарплату и прямо заверили, что всем наплевать, как его зовут на самом деле и откуда он родом.

Администратор был высоким, но сильно сутулился и имел обыкновение вышагивать по коридорам Академии так, словно лично нёс все заботы мира на своих узких плечах. И хотел, чтобы все это знали.

Он носил строгую чёрно-белую официальную одежду, удобную обувь и старую шляпу, которая ему не шла. Хотя, учитывая её ужасающее состояние, трудно было бы назвать кого-нибудь, кому бы она подошла. Он был долговязым и нескладным, с выпирающими локтями и коленями. Его лицо было мрачным и костлявым, он хмурился, как будто это было спортивное соревнование, и в тех немногих случаях, когда его видели улыбающимся, все знали, что это означало, что у кого-то где-то действительно большие неприятности.

Он фактически руководил Академией Героев на всех уровнях, и делал это при многих Hawks and Fishers.

Он заворчал громче, чтобы дать понять Хоку и Фишер, что он их не простил, шумно пнул ногой пыльную землю перед собой и окинул хмурым взглядом мир, словно не решаясь приблизиться к нему.

Наконец Хок и Фишер остановились на вершине длинного хребта, с которого открывался беспрепятственный вид на всю равнину. Администратор рухнул рядом с ними и издал громкий стон, который мог быть как простым облегчением, так и мольбой о сочувствии. Он положил руки на поясницу и медленно выпрямился, при этом его позвоночник издавал громкие протестующие звуки. Хок и Фишер обменялись весёлыми взглядами. Они делали много поблажек для Администратора. Они должны были это делать, иначе им пришлось бы улепётывать при каждом его приближении.

Администратор медленно двигал каждым плечом, при этом они издавали зловещие скрипучие звуки.

— Хорошо, — сказал Хок. Теперь ты просто выпендриваешься.

— Ты ничего не знаешь о спинах! Ничего! — рычал Администратор. — Они должны выдать вам справочник, как только вам стукнет сорок, предупреждающий вас обо всех ужасных вещах, которые будут происходить с вашим телом по мере того, как вы будете вступать в средний возраст. Он должен быть полон полезных таблиц и полезных советов, а также подробных записей о том, какие лекарства являются лучшими и имеют минимальные побочные эффекты. Я мученик своего позвоночника. Он громко фыркнул и холодно посмотрел на открытую равнину.

— Почему мы здесь, в этот неприлично ранний час? Бог создал такие часы специально для того, чтобы сломить дух людей, достаточно глупых, чтобы встать с постели раньше положенного. Все это знают.

— Есть вещи, которые нам нужно обсудить, жалкий старпёр, — бодро сказал Хук. — Важные вещи.

— Такие, которые лучше всего обсуждать там, где нет никого, кто мог бы подслушать, — сказала Фишер.

— Вы ведь больше не убили никого важного? — буркнул Администратор, поморщившись. — Вы же знаете, сколько лишней бумажной работы это означает.

— Мы вели себя хорошо, — сказал Хок. — В основном.

— Точно, — нахмурилась Фишер. — Прошла целая вечность с тех пор, как я была в приличной переделке. Наверное, я старею. Или окультуриваюсь. Даже не знаю, что из этого меня больше беспокоит.

— Тогда что такого важного я должен был сделать, чтобы меня вытащили из моей тёплой постели и бесконечно омерзительно сна? — огрызнулся Администратор.

— Что привело тебя сюда, изначально? — спросил Хок. И в том, как он это сказал, было что-то, что заставило Администратора уделить этому вопросу больше внимания, чем обычно.

— Мои родители считали, что у меня есть задатки мастера меча, — хрипло сказал он, — потому что у меня была привычка попадать в неприятности, а потом выкручиваться из них. Они думали, что я могу стать мастером клинка. Но я понимал, что… Я знал, что я не воин, не говоря уже о герое — просто вспыльчивый человек без реального чувства самосохранения. Я говорил об этом во всеуслышание, но никто не слушал. Отец посадил меня на коня, вручил мешок серебра и отправил в мир, чтобы я нашёл своё место. Может быть, он всё-таки понимал меня.

— Я пришёл сюда после того, как перепробовал все остальные места. Предыдущий Администратор позволил всему прийти в настоящий беспорядок, поэтому я столкнул его с лестницы, несколько раз, и взял всё на себя…

Хок и Фишер тогда точно знали, что я сделал, но они дали мне шанс. Сказали, что у меня есть шесть месяцев, чтобы проявить себя, иначе они попросят Преподавателя Магии превратить меня в маленькую зелёную прыгающую тварь. Мне понадобилось меньше трёх. Теперь, спустя сорок лет, я всё ещё здесь, и буду здесь до тех пор, пока меня не вынесут ногами вперёд.

— Ты счастлив здесь? — спросила Фишер.

Администратор некоторое время смотрел на неё, как будто не совсем понимая вопрос. — Я никогда не хотел ничего другого. Я — часть легенды, и мне этого достаточно.

— А ты никогда не хотел брака, семьи, детей — всего этого? — спросил Хок.

— Брак не для всех, — твёрдо сказал Администратор. — Просто люди мешающие мне, когда у меня есть важные дела, которыми я должен заняться. Мои коллеги по персоналу — это вся семья, в которой я когда-либо нуждался или о которой мечтал. Он задумчиво посмотрел на Хока и Фишер. — Вы здесь уже десять лет? Как Хок и Фишер? И раньше вы никогда не проявляли интереса к моей личной жизни. Так почему сейчас?

— Потому что пришло время перемен, — ответил Хок. Он окинул взглядом равнину. — Посмотри на Древо. Разве оно не великолепно?

Администратору хотелось сказать очень многое, но разговор казался достаточно важным, и он решил подыграть. На данный момент. Все они смотрели на открытую равнину, на единственную важную вещь, которую она содержала: древний и могучий Тысячелетний Дуб. Самое большое дерево в мире; высотой в тысячу футов, а возможно, и больше, со стволом почти вдвое меньшей ширины и массивными ветвями, простирающимися гораздо дальше, чем задумано природой. Это лишь один из многих признаков того, что Тысячелетний Дуб — волшебное дерево. Его потрескавшаяся и сморщенная кора светилась тусклым золотистым светом, как и его массивная ощетинившаяся листва. Древо доминировало над ландшафтом, как будто его подавляющее присутствие высасывало большую часть жизни из сухой и пыльной равнины. Оно поднималось всё выше и выше в небо, его самые верхние ветви исчезали в облаках. Были известные альпинисты, покорившие все горы мира, но они не осмелились бы попытаться штурмовать Тысячелетний Дуб. И не только из-за его высоты. У дерева было своё присутствие и, возможно, даже характер, и оно не желало, чтобы на него взбирались.

Так и было.

Вокруг Тысячелетнего Дуба на многие мили простиралась сплошная равнина, пустынная и нетронутая. Если пройти достаточно далеко на запад, можно было попасть в дикий лес. Совершенно обычные деревья, что теснились друг к другу, всех естественных оттенков коричневого и зелёного, вплотную подступали к краю равнины, словно деревья упирались в невидимую ограду. Все виды диких животных бродили по лесу, но никто из них никогда не выходил на равнину. Они знали, что это не принесёт им пользы. На востоке, ещё на много миль, тянулась горная гряда — Драконий хребет, высокая и рельефная местность, обозначавшая границу между Герцогством Ланкр и Лесным Королевством. Об этих горах ходило множество историй. Говорили, что когда-то драконы устраивали свои лежбища в пещерах на всём протяжении хребта. Давным-давно. Пещеры всё ещё были там, неестественно большие и тревожно тёмные, но никто не видел дракона уже много веков.

— Первые Хок и Фишер первым делом проверили эти пещеры, — сказал Администратор. — Никаких драконов они не нашли. Выглядели они весьма разочарованными, по крайней мере, так мне сказали. Конечно, это было задолго до меня. Существуют песни и рассказы о войне с демонами, в которых говорится, что Принцесса Юлия поехала на драконе в бой против полчищ демонов. Это последняя встреча с драконом в мире людей.

— Нельзя доверять менестрелям, сказал Хок. — Ещё не было барда, который не пожертвовал бы фактами ради подходящей рифмы.

— Существует проклятая уйма историй о происхождении Тысячелетнего дуба, — сказала Фишер. — Некоторые из них настолько древние и странные, что в них даже есть доля правды. Когда ветер гуляет между ветвями, листья словно живут собственной жизнью, и иногда это похоже на голоса.

Что-то, что Древо слышало давным-давно. Но слова эти принадлежат языку, на котором никто больше не говорит и даже не узнаёт его. Язык народа, который больше не существует. Поэтому никто теперь не может понять, что именно вспоминает Древо. Древо старое…

— Птицы всех видов прилетают сюда со всего мира, — говорил Хок. — Всех форм и размеров, всех цветов, какие только можно придумать, включая некоторые виды, которые давно считались вымершими… просто чтобы расположиться на золотых ветвях и петь Древу. Они поют тысячи разных песен, но каким-то образом они всегда гармонируют.

— Хотя вы никогда не увидите дятла, — сказала Фишер. — Я думаю, они чувствуют, что им не рады.

— Никому из них не рады, когда они первым делом по утрам тараторят за окном моей спальни, — прорычал Администратор. — Проклятый рассветный хор. Мне пришлось трижды переносить свою спальню. Клянусь, эти проклятые твари преследуют меня. Он посмотрел на Хока. — Мы уже достаточно предались своим прихотям? Могу ли я просто сказать, что мне абсолютно наплевать на всё это, чтобы мы могли наконец перейти к делу?

— Тысячелетний Дуб — это изумительное чудо, — твёрдо сказал Хок. — Разве вы никогда не задумывались, кто изначально выдолбил внутреннюю часть Древа, чтобы сделать сотни комнат, залов и соединяющихся коридоров, так давно, что никто уже не помнит, кто и зачем? Семьдесят пять лет Древо является домом для Академии, а мы до сих пор не заняли и половины имеющихся комнат. Древо с городом внутри. Кто бы мог подумать?

— Не забывая о городе палаток, который его окружает, — сказала Фишер. — Всё студенчество, выстроившееся в ряды вокруг ствола. Отсюда я вижу дюжину различных флагов, из стран ближнего и дальнего зарубежья, гордо развевающихся на ветру… Хотя я рада, что все следуют традициям, и ни один флаг не поднят выше другого. Я бы не хотела спускаться туда и вразумлять кого-то. Мне бы очень не хотелось…

— А мне понравилось, когда ты подпалила последний флаг, который пытался нарушить традицию, — торжественно произнёс Хок. — И то, как ты подпалила владельца флага, когда он возражал. В конце концов им пришлось завернуть его в его собственный тент и катать его туда-сюда по грязи, чтобы потушить пламя. Как же он рыдал!

— На Тысячелетний Дуб никогда не водружался флаг, — сказала Фишер. Древо находится на территории Герцогства, но и вне его.

— Вернитесь на пару сотен лет назад, сказал Хок, — и там есть история об одном герцоге, который пытался захватить Древо. Это было сделано для того, чтобы выяснить, кто же здесь самый главный. Герцог привёл свою армию из трёхсот тяжеловооруженных соратников внутрь Древа, но никто из них так и не вышел. Мы даже не нашли следов тел. Корни Древа уходят глубоко, и никто никогда не пытался выяснить, насколько глубоко и что их питает.

— Я думаю, на обратном пути нам стоит провести экскурсию по палаточному городку, — сказала Фишер. Показать студентам, что мы проявляем интерес. То есть, да, от них ждут, что они сами будут обеспечивать себя и заботиться о себе; в этом вся суть того, что мы не даём им расслабиться внутри Древа. Самодостаточность начинается с жилища, и всё такое. Но не мешало бы напомнить студентам, что мы всё ещё присматриваем за ними.

— Кто-то опять затеял возню, не так ли? — сказал Хок. — В чём дело? Ты не получаешь справедливую долю?

— Дело в принципе, — сказала Фишер.

— Скоро начнутся прослушивания, — сказал Хок. — Посмотри на тень.

Тысячефутовый Тысячелетний Дуб отбрасывал умопомрачительно длинную тень, и в палатках, стоявших в сени Древа, всегда было заметно прохладнее. Поэтому студенты постарше и поопытнее устанавливали свои палатки в тени в жаркие летние месяцы, а зимой — вне её. Новичкам же оставалось только делать всё наоборот и мечтать о грядущих лучших временах, потея летом и дрожа зимой. И, конечно, раз в год происходила массовая миграция и переставлялись палатки, поскольку обе стороны менялись местами в соответствии со сменой времён года. Обычно это сопровождалось определённым количеством вооружённых стычек, так как некоторые люди не соглашались с тем, к какой стороне они принадлежат.

Всё это было очень добродушно и обычно заканчивалось первой кровью. Потому что студенты, которые не могли или не хотели следовать правилам и традициям Мемориальной Академии Хока и Фишер, долго не задерживались. Хок и Фишер следили за этим. Надо сказать, что студенты не возражали против жизни в палаточном городке. Коммуналка, много еды, питья, пения и хихиканья под брезентом.

Были дикие леса для охоты, несколько ручьев, в которых можно было ловить рыбу, мыться… (и горе всем, кто не придерживался строго раздельного использования), и несколько городов за лесом, где можно было отведать более изысканные блюда. Часто по очень низким ценам — торговцы потакали студентам, потому что они привлекали туристов. Которые, разумеется, как положено, просаживали каждый пенни. Для этого они и существовали. Ни к Древу, ни даже к палаточному городку туристы не приближались. Древо не допускало такой чрезмерной фамильярности.

Администратор глубоко вздохнул и помассировал руками поясницу. Было ясно, что Хок и Фишер притащили его сюда для того, чтобы что-то обсудить, но они решили не торопиться. Поэтому он стиснул зубы, продумал план будущей мести и подыграл им.

— Я часто задавался вопросом, почему Хок и Фишер изначально приехали в герцогство Ланкр, — сказал он, — чтобы основать свою Академию. Ведь мы не такая уж большая или знаменитая территория.

— Наверное, в этом и был смысл, сказал Хок. — Драконий Хребет очень хорошо отделяет Ланкр от Лесного Королевства, а по ту сторону — только океан.

— Вдали от всех остальных и под защитой идеальной естественной обороны, — сказала Фишер. — Они не смогли бы выбрать лучшего места.

И тут они оба замерли и посмотрели прямо на Администратора, который почувствовал внезапный холодок, пробежавший по его телу, когда он оказался объектом их холодного, задумчивого взгляда. Администратор решил, что, что бы они ни хотели ему сказать, лучше ему об этом не знать.

— Время, сказала Фишер.

— Нам пора двигаться дальше, — сказал Хок.

Администратор медленно кивнул. — Конечно. Для этого всё и затевалось. Взглянуть в последний раз и попрощаться.

— Сегодня первый день нового семестра, — сказал Хок. — А это значит, что сегодня самое большое Прослушивание в этом году. Наше последнее, прежде чем мы двинемся дальше, чтобы освободить место для следующих Хока и Фишер.

— Ты будешь скучать по нам? — спросила Фишер.

Администратор любезно обдумал их вопрос. — Полагаю, да. Вы здесь дольше всех, уже почти десять лет. Вы хорошо поработали. Я уже начал думать… Вы должны уйти?

— Да, — сказал Хок. — Люди начинают слишком привыкать к нам.

— Новые Хок и Фишер встряхнут ситуацию, — сказала Фишер.

— Все эти годы мы работали вместе, — медленно произнёс Администратор, — и я не могу сказать, что знаю кого-то из вас лучше, чем в тот день, когда вы прибыли сюда, чтобы сменить предыдущих Хока и Фишер. Конечно, я не могу сказать, что знал кого-то из ваших предшественников лучше. Вы всегда были самодостаточны.

— Всё это часть жизни Хока и Фишер, — легко согласился Хок. — Мы здесь, чтобы быть образцом для подражания, а не друзьями или семьёй. Это подорвёт легенду и авторитет имён, если люди увидят, какие мы на самом деле обычные.

— И мы, в конце концов, приехали сюда, чтобы оставить своё прошлое позади, — сказала Фишер.

— Вот только… от своего прошлого невозможно убежать, — сказал Хок. — У него есть скверная привычка подкрадываться к тебе сзади, когда ты меньше всего этого ожидаешь.

Фишер посмотрела на него. — Это возрастное?

Хок смотрел на равнину, его взгляд был устремлен вдаль. — Этой осенью рано холодает.

Фишер придвинулся к нему поближе. — Ты… что-то чувствуешь?

— Не знаю, — ответил Хок. — Может быть.

Фишер подождала, пока не убедилась, что ему больше нечего сказать, и снова повернулась к Администратору, с наигранно весёлым выражением лица. — Итак, ты будешь скучать по нам?

— Нет, если я буду эффективен, — прорычал Администратор. — Я видел, как приходят Хоки и Фишеры, и видел, как они уходят. Важно только, чтобы они оставили меня в покое, чтобы я мог продолжать работу, которая действительно важна. Эффективно управлять Академией. Должен сказать… вы были меньшими занудами, чем большинство.

Тут Фишер удивила его, неожиданно разразившись искренним смехом. — Ах ты, сентиментальный старикашка. Мы знаем, что всю настоящую работу делаешь ты. И не думай, что мы тебе не благодарны. Перед отъездом мы разрешим повысить тебе зарплату. Устроим для тебя вечеринку с бочонком эля и целой компанией распутных женщин. Что скажешь?

Администратор вздрогнул. — Нет. Спасибо. Правда. А если я захочу прибавки, я просто снова исправлю бумаги в бухгалтерии.

— Мы уже договорились о замене, сказал Хок. — Они уже в пути. Мы с Фишер уедем в конце недели. Мы хотели сначала сообщить тебе эту новость, чтобы ты мог отладить необходимые процедуры и средства защиты до того, как новость распространится по всему Древу.

— Как только прослушивание закончится, мы сможем начать приводить наши дела в порядок, — сказала Фишер. — А потом мы уйдём. Нет смысла торчать здесь. Я ненавижу долгие, затянувшиеся прощания.

— Мы здесь уже слишком долго, — сказал Хок. — Люди… привыкают к нам.

— Я полагаю, ты будешь рад нашей замене? — сказала Фишер.

— Конечно, — ответил Администратор, вновь обретая достоинство. — Я всегда так делаю. Я подготовил специальную речь и всё такое. В основном о том, чтобы не мешать мне, и о том, какие формы им придётся заполнять всякий раз, когда они сочтут нужным кого-то убить. Я горжусь тем, что у меня хорошие рабочие отношения с каждым Хоком и Фишер. Вы знаете куда пойдёте..?

— Мы всё ещё работаем над этим, сказала Фишер. — Но пришло время перемен. Ты прав, Хок. Для такой ранней осени здесь холодно. Я чувствую это своими костями.

Хок и Фишер долго смотрели друг на друга. Администратор чувствовал, как между ними что-то происходит.

— У меня такое чувство, — сказал Хок, — что надвигается что-то плохое.

— Да, — ответила Фишер. — Что-то очень плохое.

— Ну, да, — сказал Администратор. — Новые студенты.

Обычно он не шутил, но внезапно почувствовал потребность сменить настрой.

Они все тихо рассмеялись. Только для того, чтобы резко замолчать, когда целая стая мёртвых птиц упала с неба, плюхнувшись на землю вокруг них. Мягкий, ровный звук ударов маленьких мёртвых тел о землю был похож на бездушные аплодисменты.

Администратор чуть не выпрыгнул из кожи, осознав происходящее, а затем его сердце снова заколотилось, когда Хок и Фишер с почти нечеловеческой скоростью выхватили оружие и встали спина к спине, держа оружие перед собой наготове. Но не было ни нападения, ни явного врага. Только мёртвые птицы, падающие со спокойного и пустого неба без всякой видимой причины. А потом это прекратилось, и всё замерло.

Администратор понял, что стиснул руки. Он чувствовал, как болезненно быстро бьётся его сердце. Хок и Фишер внимательно огляделись вокруг, и только убедившись, что врага нигде не видно, немного расслабились и убрали оружие.

Администратор опустился на одно колено, мучительно медленно, не обращая внимания на резкий скрип суставов.

Он старался не смотреть на Хока и Фишер. Он склонен был забывать об этом до тех пор, пока у них не возникала необходимость продемонстрировать, насколько быстрыми и опасными они могут быть. Что они на самом деле были убийцами, высококвалифицированными и профессиональными. Он заставил себя сосредоточиться на телах мёртвых птиц перед ним. Он тщательно принюхался к воздуху, но не смог уловить никаких необычных запахов. Он наклонился вперёд и как можно тщательнее осмотрел маленькие тела, стараясь ни к чему не прикасаться. Их глаза были открыты, тёмные и незрячие, нигде ни малейшего движения, ни на одном из них не было следов насилия.

— Не хищники, — сказал Хок.

— Во всяком случае, не хищники по своей природе, — сказала Фишер.

— Это почти так же, как если бы кто-то изо всех сил старался подать нам знак, — сказал Хок.

— Слишком демонстративно, — сказала Фишер.

— Я пошлю сюда несколько ведьм, чтобы они посмотрели, сказал Администратор, снова выпрямляясь и старясь не суетиться. Преувеличивать свои многочисленные недуги казалось малодушием перед лицом стольких внезапных смертей. Как будто какая-то сила или власть протянула длань и низвергла птиц с неба. Просто потому, что могла. Он посмотрел на равнину, на город палаток, сгруппированных вокруг Древа. — Это мог быть один из учеников, я полагаю, чтобы показать себя, но…

— Да, сказал Хок. — Но.

— Пусть кто-нибудь из более продвинутых студентов-магов проведёт расследование, — сказала Фишер. — Пусть это будет для них хорошей практикой.

Администратор оглянулся вокруг себя, на все мёртвые тушки, разбросанные по каменистой гряде. Десятки тушек. Затем он резко посмотрел на Хока и Фишер.

— Есть ли вероятность, что это может быть связано с вашим решением так внезапно уехать?

— Не понимаю, как, — сказал Хок. На самом деле это не было ответом, и они все это знали.

— Старый враг настиг вас? — спросил Администратор.

— Маловероятно, — ответила Фишер.

Администратор посмотрел на них. — Вы что-то не договариваете, не так ли?

Хок широко улыбнулся — внезапное, но очень реальное проявление расположения. — Больше, чем ты когда-либо мог вообразить, старый друг.

— Думаю, нам пора возвращаться в Тысячелетний Дуб, — бодро сказала Фишер. — Мы должны подготовиться к прослушиванию. Приготовьтесь отделить потенциальных героев и войнов от заблуждающихся и подражателей. В последний раз.

Они отвернулись от мёртвых птиц и спустились с каменной гряды на сухую и пыльную равнину. Тайна мёртвых птиц должна была подождать до окончания прослушивания. Ведь некоторые вещи просто не могут ждать. Но все трое молча понимали, что это… дело ещё не закончено. Администратор никогда не оставлял проблему, как только вгрызался в неё зубами. Особенно, если она представляла какую-либо угрозу для его любимой Академии.

— Вы не всегда выпускаете героев, — грубовато сказал он. — Даже лучшие ученики могут вас подвести. Чёрный Принц из “Land’s End” — он ведь был одним из ваших, не так ли?

— К сожалению, да, — ответила Фишер. — Нам с Хоком пришлось сделать это и лично разобраться с ним.

— Я знаю, сказал Администратор, немного резко. — Вы должны были вернуть провинившегося ученика, а не коллекцию кусочков в коробке! Мы до сих пор получаем письма с требованием заплатить за весь ущерб, который вы причинили, уничтожая Чёрного Принца!

— Вы же не собираетесь платить им? — спросила Фишер.

— Конечно, нет! Я просто хочу подчеркнуть, что ваши проблемы не всегда прекращаются только потому, что вы убили своего врага.

— Вот именно, — сказал Хок.

Администратор решил, что ему очень не понравилось, как Хок это сказал.

Хок и Фишер решили пройтись по центру палаточного городка вокруг Тысячелетнего Дуба, а не придерживаться основных тропинок, чтобы в последний раз поговорить со студентами.

Администратор предпочёл бы поспешить обратно к Древу, чтобы сделать доклад о мёртвых птицах и привести механизм в действие. Но он заставил себя замедлить свой шаг до темпа Хока и Фишер, потому что хотел услышать, что они скажут. Дело было не в том, что он вдруг стал им не доверять после стольких лет совместной работы; скорее в том, что Администратор не доверял никому.

Палатки были всех размеров и цветов, как потрёпанная радуга, разбросанные вокруг основания Древа. Повсюду горели небольшие костры, и в воздухе с раннего утра витали восхитительные запахи дюжины различных кухонь. Между палатками трепетали тяжело нагруженные бельевые верёвки, демонстрируя больше видов нижнего белья, чем разум мог с комфортом вместить столь ранним утром. Студенты бегали взад-вперёд, смеясь и гоняясь друг за другом, или сидели небольшими кружками, зашнуровывая доспехи друг друга, или выполняли упражнения с изнуряющей тщательностью. Никто никогда не пропускал первый урок в “Тысячелетнем Дубе”. Все они слишком усердно работали, чтобы заслужить своё место.

Хок и Фишер легко перемещались среди студентов, приветствуя многих из них по имени, спрашивая, как у них дела, и, казалось, искренне интересуясь ответами.

Администратор не присоединился к ним. Отчасти потому, что его навыки общения с людьми были весьма ограниченными, что он и сам готов был признать, но в основном потому, что ему было всё равно. Его заботили успехи студентов Академии только после того, как они покидали её и отправлялись заниматься соответствующими героическими делами, куда подальше и больше не были под его ответственностью. Доводилось слышать, как он довольно громко и совершенно искренне говорил, что Академией было бы гораздо легче управлять, если бы не все эти проклятые студенты, мешающие ему.

Хок и Фишер чувствовали его угрюмое присутствие у себя за спиной, но отказывались спешить. Они продолжали двигаться, ни разу не остановившись, потому что знали: если они это сделают, то вскоре соберётся толпа, и они не смогут пройти. Многие из новых студентов рассматривали их присутствие как возможность продемонстрировать свои многочисленные навыки.

Один лучник не напрягаясь сбил яблоко с головы доверчивого друга, но тут же его опередил другой лучник, нацелившийся на яблоко между бёдер другого чрезвычайно доверчивого друга. Взгляд этого молодого человека был откровенно испуганным, но надо отдать ему должное — он не дрогнул. Возможно, потому, что не осмелился. Лучник удачно выстрелил, а друг, оставив яблоко пристрелянным к дереву, быстро пошёл прочь. Возможно, чтобы прилечь… Хок и Фишер не преминули поздравить его, а также лучника.

Они сделали небольшую паузу, чтобы посмотреть показательный поединок двух первоклассных фехтовальщиков, которые любезно останавливались через регулярные промежутки времени, чтобы объяснить зрителям, что они делают и как они это делают.

Молодой колдун, едва вышедший из подросткового возраста, сидел в одиночестве за столом, неподвижно уставившись на единственный кусочек фрукта, лежавший перед ним на блюде. Он сосредоточился, нахмурился, пока его брови не сошлись, а на лбу не выступили бисеринки пота, и яблоко перед ним превратилось в лимон. А затем в грушу. Кусочек фрукта трансформировался снова и снова, ученик явно прилагал к этому большие усилия. Хотя базовые трансформации всегда впечатляли, они часто требовали больше усилий, чем того стоили. Однако практика приводит к совершенству. В конце концов. Хок сделал молодому колдуну неопределённый комплимент, после чего тот радостно покраснел, потерял концентрацию, и яблоко взорвалось. Неприятно. На ошмётки. Хок и Фишер быстро пошли дальше.

Казалось, что у каждого есть какое-то особое умение, которое он просто обязан продемонстрировать. Студенты неуверенно парили в воздухе или жонглировали огненными шарами, а одна юная ведьма танцевала благопристойный вальс с одушевлённым чучелом. Хок и Фишер улыбнулись, кивнули и пошли дальше. Они прошли мимо одного молодого человека, который пытался установить свою палатку, но делал это с медвежьей грацией. Наконец он потерял терпение от всего этого, попятился и резко щёлкнул пальцами. Палатка тут же установилась: полотно натянуто, деревянные колышки глубоко вбиты в землю, верёвки натянуты. Хок кивнул Фишер.

— Он демонстрирует потенциал…

Палатка вспыхнула. Студент разрыдался.

— А может, и нет, — сказала Фишер.

И тут сквозь толпу пробился наглый молодой бретёр и встал перед Хоком, преграждая ему путь. Новоприбывший был крупным, мускулистым парнем, в отполированной до блеска кольчуге и с массивным двуглавым боевым топором. Он принял высокомерную позу и оглядел Хока с ног до головы, его взгляд был откровенно презрительным. Очевидно, он слышал все истории о Хоке и решил, что они слишком хороши, чтобы быть правдой. Он спешил произвести впечатление.

— Пора показать, на что ты способен, Хок, — громко сказал он. — Я — Грэм Стил из Лесного Королевства, потомственный воин. Мне не нужно прятаться за легендой чужого имени. Ты хочешь, чтобы я прошёл отбор. Что ж, давай сделаем это прямо здесь и сейчас, чтобы все могли видеть.

Хок задумчиво посмотрел на него. Люди уже начали отходить, хотя бы для того, чтобы убедиться, что на них не попадёт кровь. Хок взглянул на Фишер.

— Всегда найдётся один, не так ли?

— Давай быстрее, — сказала Фишер. — У тебя нет времени играть с ним.

Стил начал поднимать свой топор, говоря что-то провокационное, а Хок бросился вперёд так быстро, что стал просто размытым пятном. Топор внезапно оказался в его руке, он настиг своего противника прежде, чем молодой человек успел поднять свой топор. Топор Хока взлетел вверх, обрушился вниз и перерубил деревянное древко другого топора. Руки Стила разжались от силы удара, и две части топора выпали из его рук и упали на землю. Хок приставил остриё топора к горлу Стила. Стил стоял очень неподвижно, его пустые руки подёргивались, как будто не могли поверить, что они пусты. Его лицо было мокрым от пота, и ему хотелось бы сглотнуть, но он не осмеливался, не с топором у горла.

Он никогда не видел, чтобы кто-то двигался так быстро… Он попытался встретиться взглядом с Хоком, который был так близко от него, но не смог. Хок отступил назад, убрал топор и пошёл дальше, ничего не сказав. Стил гневно покраснел от того, что его так небрежно отстранили. Он выхватил тонкий кинжал из потайных ножен в рукаве и направился к повернувшемуся спиной Хоку. Фишер подошла сзади и сбила его с ног одним ударом рукояти своего меча. Стил рухнул на землю и больше не двигался, а Фишер перешагнула через него и догнала Хока. Тот даже не оглянулся. Администратор поспешил за ними, качая головой.

— Выпендрёжники…

Они вернулись в Тысячелетний Дуб через главный вход — массивную арку, вырезанную глубоко в золотом стволе. Внутренние стены покрывала многовековая искусная резьба и украшения из дюжины стран и ещё большего числа культур, превращая весь вестибюль в великолепное произведение искусства. Другие, менее украшенные арки и коридоры вели в комнаты, залы и кладовые. Стены, пол и потолок были из дерева грушевого цвета. Ни камень, ни металл не были использованы во внутренней отделке Древа. Словно один гигантский кусок затейливого дерева. Хотя на самом деле нигде не было никаких признаков, что над этим работали люди — ни следов инструментов, ни разметки. Единственным вкладом человека была резьба и украшения, а также несколько примеров человеческой изобретательности. Как единственный лифт, который доставлял людей от основания Дерева на самую вершину, когда некогда было подниматься по изогнутой деревянной лестнице, которая петляла вокруг внутренних стен Древа. Лифт представлял собой плоскую деревянную плиту, которая поднималась и опускалась в соответствии со сложной системой противовесов. Никто так и не смог их найти. Древо любило скрывать некоторые свои тайны глубоко в своих недрах.

Администратор топал в свой личный кабинет, чтобы отдохнуть от боли в ногах и спине и подготовиться к новому семестру. Каждый год он громко ворчал по поводу своей загруженности, и это никого не обманывало. Все знали, что он живёт ради своей бумажной работы.

— Знаешь, — сказал Хок, направляясь прямо к лифту, — учитывая, что мы скоро уезжаем, думаю, нам следует провести последний тур по различным факультетам. Убедиться, что все преподаватели на высоте, все студенты усердно работают, и…

— И просто в общем, чтобы все вздохнули с облегчением, в последний раз? — сказала Фишер. — По-моему, звучит неплохо.

Итак, они поднялись по шахте лифта, стоя прямо в центре деревянной плиты, потому что там не было никаких поручней. Чтобы отбить у людей охоту пользоваться этой штукой, если им это не нужно. Хоку и Фишер не терпелось посмотреть, как идут дела в многочисленных и разнообразных отделах Академии.

В Академии Героев учили не только основам боевых искусств, обращению с — мечом, топором, луком… Там также серьёзно изучали магию, Высшую и Дикую, и всевозможные занятия по таким полезным навыкам, как проникновение, шпионаж, политика, сбор информации, подкрадываться и вообще действовать исподтишка.

Как любил говорить Хок, — “Правильно подготовленный воин уже выиграл схватку ещё до своего появления”. А Фишер любила повторять: “Если сомневаешься, схитри”.

Хок и Фишер начали свою случайную и совершенно неофициальную инспекцию с главного тренировочного зала на втором этаже. Огромное открытое пространство с обилием света, падающего через множество круглых окон. Ни в одном из окон Древа не было стекла, только отверстия в дереве. Но каким-то образом Древо всегда было прохладным летом и уютно тёплым зимой. Это было замечательно, потому что никто и никогда не был настолько глуп, чтобы разжечь огонь внутри Тысячелетнего Дуба. За исключением кухни на первом этаже. Там повара часто бормотали, что им всё время кажется, будто за ними кто-то наблюдает. Когда темнело, лампы проливали безопасный серебристый свет ложного огня.

Роланд Безголовый Топорщик отвечал за обучение владению оружием. Высокий человек, изначально, надо полагать; трудно сказать наверняка теперь, когда у него больше нет головы. Голова его была аккуратно отсечена, чуть выше плеч, а в тунике, которую он носил, не было отверстия для шеи. Роланд был крупным и грузным, одни мускулы, и с такими мощными руками, что он мог раскалывать грецкие орехи в локтях (для других людей; сам он их не употреблял). На нём была кожаная броня со стальными шипами, обработанная до эластичности, гладкая, как ткань, поверх функциональных гетр, и старые потертые сапоги со стальными носками. У него были большие руки, солдатская осанка, и он был настолько внушительным, что от него просто разило мужественностью. У него был глубокий, рокочущий, властный голос. Никто точно не знал, откуда он взялся, хотя люди придумывали очень тревожные и даже неприятные варианты. Может, у Роланда и не было головы, но он всё видел и всё слышал, и абсолютно ничто не проходило мимо него. Непревзойдённый с массивным боевым топором в руках, Роланд был терпеливым, требовательным и очень опасным наставником, который никогда не переставал добиваться от своих учеников лучшего результата. Чего бы это ни стоило.

Некоторые говорят, что он сам отрубил себе голову…

Многие колдуны и ведьмы на протяжении многих лет проводили обширные, хотя и тщательно скрываемые, тесты на Роланде Безголовом Топорщике. С безопасного, как они надеялись, расстояния. Они были уверены, что он не призрак, не лич, не гомункул и не один из десятков других маловероятных существ. Но кем или чем он был на самом деле..? Никто не имел ни малейшего понятия. Даже Хок Фишер; а если и знали, то молчали. Ужасно много людей спрашивали Роланда, прямо в лицо… но это всегда были разные ответы на один и тот же вопрос. Роланд всегда старался сказать этим людям именно то, что они не хотели слышать, чтобы они ушли и перестали его беспокоить.

Администратор просил каждого нового Хока и Фишер избавиться от Роланда, потому что тот не подчинялся приказам Администратора и, как известно, делал очень болезненные и разрушительные вещи с учениками, которые его разочаровывали. Обычно за неправильное отношение… Администратор постоянно указывал на то, что Роланд Безголовый Топорщик до смерти пугал студентов и большинство сотрудников Академии, а все Хоки и Фишеры в свою очередь говорили одно и то же: что это лучшая из возможных причин держать Роланда при себе. Потому что если студенты могли противостоять ему, они могли противостоять кому угодно. И надо отдать должное: Роланд действительно подготавливал первоклассных войнов. Все они были полны правильного героического настроя.

Хок и Фишер стояли в конце тренировочного зала, чтобы убедиться, что все ученики стараются изо всех сил, а потом кивнули Роланду. Тот сделал короткое движение плечами, давая понять, что может кивнуть в ответ. (Однажды Хок провёл рукой по пространству над плечами Роланда, где должна была находиться голова, чтобы убедиться, что там действительно ничего нет. Роланд позволил ему это сделать, а потом сказал: “Никогда больше так не делай”. Все волоски встали дыбом на шее Хока, и он решил, что больше не испытывает любопытства по этому поводу).

Ученики попарно дуэлировали в размеченном коридоре, тяжело ступая ногами по деревянному полу, нанося удары и великолепно парируя. Столкновение стали со сталью было странно приглушённым, словно древесина Тысячелетнего Дуба поглощала часть звука, чтобы показать своё неодобрение такому количеству стали, здесь внутри.

Хок и Фишер неторопливо шли по длинному извилистому коридору, ведущему в лабораторию алхимика, когда раздался внезапный и очень громкий взрыв. Пол задрожал под их ногами, а дверь в лабораторию сорвало с петель, она пролетела через весь коридор и врезалась в дальнюю стену, а через открытый дверной проём повалил чёрный дым. Затем последовали вопли, крики и довольно много нецензурной брани. Алхимик плохо переносил неудачи. Чёрный дым очень сильно вонял, в воздухе висела чёрная гарь.

Хок вдохнул дым полной грудью, прежде чем смог остановиться, и на мгновение крошечные ярко-розовые феи закружились у него над головой, распевая высокими голосами очень наводящую на размышления песню о ком-то по имени Сингапур Нелл… Хок решительно тряхнул головой, и розовые феи исчезли, одна за другой. Последняя из них подмигнула и поцеловала его. Феи действительно могли на время появиться. Алхимик мог делать удивительные вещи с нестабильными соединениями.

— Я вижу, наш Алхимик всё ещё усердно вкалывает, — торжественно произнесла Фишер, отбивая одной рукой чёрный дым, который медленно клубился в воздухе, а затем быстро всасывался в открытый проём коридора.

Древо могло позаботиться о себе само, хотя Алхимик испытывал его терпение чаще других. — Он всё ещё пытается превратить свинец в золото? Я постоянно говорю ему, что если золото станет таким же доступным, как свинец, то оно будет стоить не больше, чем свинец; но он меня не слушает. Я думаю, что всё дело в азарте.

— Хотя он удивительно хорошо готовит, сказал Хок. — Полагаю, вся эта возня с зельями даёт ему представление о том, как правильно сочетать ингредиенты… Ему всё ещё запрещено посещать кухни Древа?

— Верно, сказала Фишер. — Из-за этого его пирога с макаронами я просидела в клозете несколько часов.

— Он был очень вкусным, — сказал Хок.

— Странно, но это не заставило меня чувствовать себя лучше, — сказала Фишер.

— Это избавило тебя от икоты.

— Только потому, что мне было страшно.

Хок глубоко вдыхал последние остатки чёрного дыма. — Я чувствую запах… серы, мандрагоры и… это кардамон? Тебе это о чём-нибудь говорит?

— Это значит, что нам придётся ещё раз серьёзно поговорить с ним, — сказала Фишер. — Я не против, чтобы он взорвал свою лабораторию, потому что Древо всегда поглощает ущерб и убирает за ним, а Алхимик всегда возвращается… но это сильно выбивает из колеи студентов.

— Он не так часто устраивает разрушительные взрывы, как раньше, — сказал Хок. — А вот рефлексы студентов от этого только улучшаются. Они могут увернуться, укрыться и выпрыгнуть из окна Академии быстрее, чем кто-либо другой.

— Но когда он ошибается, это чревато последствиями, — сурово сказала Фишер. — И родители очень не любят, когда их любимых отправляют домой в закрытом гробу, потому что мы не смогли найти все части.

— Ты преувеличиваешь, — сказал Хок.

— Только чуть-чуть!

— Ладно, ладно. Мы заскочим к нему надолго, чтобы сказать своё веское слово. Но только потому, что я ненавижу писать письма с извинениями родственникам студентов.

Алхимик был не в настроении выслушивать нотации. Поэтому Хок сбил его с ног и сел на него, в то время как Фишер очень строго отчитала его, пока он не согласился, что они правы, а он не прав, и не могли бы они позволить ему подняться сейчас, так как ему ещё нужно потушить несколько новых очагов.

Хок и Фишер шли по длинным, извилистым коридорам Древа, поднимаясь и спускаясь по лестницам в зависимости от настроения, заглядывая в любую комнату, которая привлекала их внимание, и даже в те, которые изо всех сил старались не привлекать. Все потолки Древа были удивительно гладкими и полированными, хотя никто никогда их не полировал и не натирал. Древо само о себе заботилось. Тот, кто изначально вырезал внутреннюю часть Тысячелетнего Дуба, проделал отличную работу. Согласно современной научной теории, Древо позволило этому случиться и, возможно, даже сотрудничало в этом процессе, поскольку трудно представить себе кого-то достаточно могущественного, чтобы навязать свою волю Тысячелетнему Дубу. Всевозможные колдуны пытались, но едва-едва, потому что некоторые колдуны просто не могли противостоять вызову, и обычно всё заканчивалось головной болью, которая длилась несколько дней. Было слышно, как один из них жалобно причитал: “Проклятье, Древо реальнее нас!” Пока кто-то не отвёл его в сторону, чтобы он хорошенько полежал, накрыв глаза влажной салфеткой.

По последним представлениям, Древо позволило сделать в себе дупло, потому что ему было одиноко и хотелось, чтобы его заняли, для компании. Эта теория вызывала беспокойство только в том случае, если о ней слишком много думать, поэтому большинство людей старались не думать об этом. Многие люди жили внутри Тысячелетнего Дуба и использовали его для разных целей на протяжении многих лет. Древо не делало различий. Первоначально Хок и Фишер нашли Древо заброшенным и покинутым и просто поселились в нём. Древо, должно быть, одобрило их, потому что никто не остаётся надолго в Древе, если оно их не одобряет. Они либо улетают со свистом, либо вообще не уходят, и никто никогда их больше не видит. Все сходятся в одном: Древо, безусловно, бодрствует и осознаёт происходящее в своей собственной древней древесной манере. Несколько глубоко мистических типов утверждают, что могут разговаривать с Древом, но только после того, как проглотят поистине героические порции местных грибов.

Первоначально Хок и Фишер основали свою Академию Героев в подземелье, полном сокровищ, которые они привезли с собой из Лесного Королевства. Предположительно украденных. Даже после стольких лет в Академии оставалось более чем достаточно средств для поддержания её существования, к которым добавлялись щедрые пожертвования благодарных выпускников. Предположительно, дань. Первый Хок всегда говорил, что ученики должны получать всё необходимое для развития своих талантов, независимо от их предыдущего происхождения. Первая Фишер утверждала, что он говорит это только для того, чтобы можно было использовать слово — irregardless.

Студенты-войны смотрели свысока на студентов-магов, те — на студентов-алхимиков, те — на студентов-политиков, те — на всех остальных. Все Хоки и Фишеры поощряли здоровое соперничество, но в то же время жестко обрушиваясь на любого, кто опускался до издевательств.

Этой мысли было достаточно, чтобы добавить немного беспокойства в их шаг, когда они подходили к одной конкретной комнате для тренировки с мечом. До них уже давно доходили слухи о второстепенном мастере клинков Антоне ла Верне. И это не те доклады, которые вы хотите услышать о человеке, которому доверили учить впечатлительную молодёжь.

Хок и Фишер внимательно слушали, ещё более внимательно наблюдали за ла Верном и истолковывали сомнения в его пользу, насколько это было возможно… потому что, в конце концов, он был мастером клинка. Предположительно, непобедимым с мечом в руке. Такие люди были редкостью, и ещё труднее было заполучить их в качестве наставников Академии Героев. Они повышали престиж Академии и помогали привлечь самых лучших учеников. И ла Верн был хорошим наставником — все так говорили, — подготовившим немало отличных молодых мечников и мечниц. Но наступает момент, когда нужно перестать искать оправдания. Потому что, как справедливо заметил Хок, хуже хулигана может быть только его гнилое нутро.

Они остановились в открытом дверном проёме тренировочного зала и молча наблюдали, как десятки исполненных мрачной решимости студентов сошлись лицом к лицу со сталью в руках. Воздух был полон звона клинка о клинок, тяжелого дыхания и хриплого кряхтения, а также топота ног в сапогах по деревянному полу. Здесь не было ни тренировочных клинков, ни доспехов. Реальная опасность и случайное пролитие крови чудесным образом ускоряли процесс обучения и помогали отсеять тех учеников, которые на самом деле не были преданы делу или не подходили для пути война. Помогало и то, что под рукой всегда был колдун-медик, который мог залечить раны, пришить отрубленные пальцы и справиться со всем, кроме смертельных ранений или полного обезглавливания.

Хок и Фишер наблюдали за происходящим из дверного проёма, так тихо и безмолвно, что никто даже не заметил их присутствия. И слишком скоро они увидели то, что искали. Ла Верн ходил взад-вперёд по залу, внимательно следя за всеми бойцами, то хваля их здесь, то резко отчитывая там, но всегда двигаясь дальше, ища что-то конкретное… что-то, чего он действительно не выносил. Он наблюдал, как два молодых человека дуэлировали друг с другом, вверх — вниз по коридору, делая выпады и парируя, отпрыгивая и атакуя друг друга с головокружительной скоростью. А потом ла Верн вмешался, остановил поединок и призвал всех остальных остановиться. Зал внезапно погрузился в тишину.

Десятки юношей и девушек отступили друг от друга и опустили мечи, обливаясь потом и тяжело дыша, чтобы посмотреть, как Антон ла Верн кричит и глумится над лучшим из двух фехтовальщиков, насмехаясь и унижая его на глазах у всех. Он делал всё возможное, чтобы разрушить уверенность юноши и сломить его дух — потому что это было единственное, чего Антон ла Верн не мог вынести. Что кто-то из его класса может стать на один уровень с ним. Ла Верн должен был быть лучшим, чего бы это ни стоило. Он быстро пришёл в ярость, крича на стоящего перед ним бледного ученика так громко, что даже не услышал, как в тренировочный зал вошли Хок и Фишер.

Он понял, что что-то не так, только когда огляделся вокруг и обнаружил, что никто его больше не слушает. Никто даже не смотрел на него. Все студенты в зале смотрели мимо него, и когда он повернулся, чтобы выяснить причину этого, его лицо внезапно побледнело, так как он увидел, что Хок и Фишер направляются прямо к нему. Ему не нужно было спрашивать, почему, он видел ответ по их лицам. По тому, как они смотрели на него, он понял, что не так хорошо замёл следы, как ему казалось. Долгое время он не мог найти, что сказать. Он мог бы защищаться, мог бы попытаться оправдать своё поведение… но ему достаточно было взглянуть в их глаза, чтобы понять, что это бессмысленно. Поэтому он просто взял себя в руки, посмотрел им прямо в лицо и молча бросил им вызов.

Хок и Фишер остановились перед ним, и что-то в их взгляде и в том, как они держались, заставило наблюдавших за ними студентов решить, что сейчас самое время отступить. Потому что, что бы ни происходило, они не хотели в этом участвовать.

— Антон, — сказал Хок, — я не хотел в это верить. Я не знал, что ты такой… неуверенный в себе.

— Я и не знала, что ты такой недалёкий, злобный, маленький засранец, — сказала Фишер.

— Тебе придётся уйти, Антон, — сказал Хок.

— Я никуда не уйду, сказал ла Верн. Его голос был ровным и твёрдым, взгляд — непоколебимым. — Я не уйду, потому что ты не можешь меня заставить. Я — Мастер клинка. Ты знаешь, что это значит. С мечом в руке я непобедим. Я — мастер стали, а вы — просто два прожженных наёмника, прикрывающиеся чужими именами.

Хок от души пнул его ногой в пах. Антон издал низкий, шокированный звук, а затем его глаза зажмурились. По его щекам потекли слёзы. Он попытался сделать новый вдох и обнаружил, что не может. Он упал на колени. Одна рука оцепенело нащупывала меч на его боку. Фишер наклонилась и со страшной силой ударила его по затылку, и Антон ла Верн без сознания рухнул на пол.

— Непобедимый, да. Но только с мечом в руке, — сказал Хок. — Неужели ты думаешь, что ты первый мастер клинка, с которым мне пришлось иметь дело? Он указал на двух ближайших учеников. — Поднимите этот кусок дерьма и утащите его отсюда. Передайте его охране, пусть отберут у него меч, пристегнут его к мулу задом наперёд и отправят восвояси.

Ученики быстро двинулись вперёд и подняли потерявшего сознание мастера клинка. Один из них неуверенно посмотрел на Хока.

— А если он вернётся?

— Если он будет настолько глуп, что снова покажется здесь, мы позволим студентам-колдунам попрактиковаться на нём, — сказала Фишер. — Не зря мы держим этот большой пруд с лягушками у цоколя.

Хук и Фишер бродили по сверкающим деревянным коридорам, никуда особенно не направляясь, думая о чём-то своём. Хок одобрил кандидатуру Верна в качестве наставника, а он терпеть не мог ошибаться в людях.

Фишер думала о том, что будет на ужин. Она никогда не была склонна к самобичеванию. Люди проходили мимо них в коридорах, почти всегда кивая и улыбаясь. Нынешние Хок и Фишер были популярными, уважаемыми главами Академии Героев, хотя оба удивились бы, услышав это. Им нравилось думать о себе как о крутых и наместниках.

— Как долго мы здесь находимся? — спросила Фишер.

— Дольше, чем я ожидал, — ответил Хок. — В чём дело? Тебе всё это надоело?

— Ты же знаешь, что нет, — ответила Фишер. — Мне здесь нравится — заниматься делом, менять мир к лучшему, дело для героя.

— Либо это, либо уйти на покой и управлять таверной, сказал Хок. — А это всегда казалось мне слишком похожим на тяжёлую работу. Это… подходит мне больше.

Они остановились у большого открытого окна, чтобы посмотреть, как вереница довольно нервно выглядящих студентов неуверенно выстраивается вдоль широкой ветви Древа. Они не спеша заняли свои места, проверили, что находятся на расстоянии вытянутой руки друг от друга, а затем хмуро посмотрели на затяжной… спуск вниз. Порывистый ветер трепал их волосы и одежду. Мужчины и женщины, все студенты выглядели так, словно предпочли бы оказаться где-нибудь в другом месте. Некоторые из них тихо молились, некоторые тихо хныкали, а у некоторых глаза были крепко зажмурены.

Их наставница, ведьма-резидент Лили Пек, прошла по ветке позади них и бодро сталкивала их одного за другим. Они стремительно падали вниз, оставляя за собой только крики.

— Это единственный способ научить их летать, — сказал Хок. — Попроси их прыгнуть, и к обеду они всё ещё будут там.

Фишер фыркнула. — Если бы мы действительно хотели их мотивировать, нам следовало бы убрать страховочные сети.

Они пошли дальше. Некоторое время спустя они остановились перед плотно закрытой, запертой на засов дверью. Из-за массивной деревянной двери, на которой висела табличка “Экзамены Продолжаются”, доносились различные звуки экстремального характера.

— Я смотрю, занятия магическим тантрическим сексом всё ещё весьма популярны, — прокомментировал Хок.

— Для тех, кто выжил, да, — ответила Фишер.

Они задержались на некоторое время у двери. У них не было там никаких дел, но всё же… Внезапные громкие голоса, долетевшие от основания Древа — из открытой шахты лифта позади них, привлекли их внимание, и они неохотно решили, что лучше проверить. Они спустились по шахте на плоской деревянной плите, (чуть быстрее, чем следовало), и добрались до входа в Тысячелетний Дуб, где появился Вульфсхед — Известная Личность и потребовал прохода.

Охранники Древа вежливо, но весьма твёрдо преградили путь новоприбывшему, сомкнув ряды и обнажив мечи; но Уоррен Вульфсхед был не из тех, кого легко впечатлить или запугать. Он стоял перед стражниками, уперев кулаки в бёдра, пристально глядя на них и громогласно требуя, чтобы его впустили. Он назвал себя и потребовал права войти в Академию, заявил, что намерен учить всех студентов, обучать их всему, что знает сам, и набирать лучших из них для реализации своих целей.

Все, конечно, слышали о Вульфсхеде, но для многих это был первый шанс увидеть легенду — героя изгоя во плоти. Он был высок, смуглолиц, мускулист, и даже в неподвижном состоянии от него исходила едва подавляемая нервная энергия. Он выглядел так, словно предпочел бы убить целую толпу людей, и только элементарная вежливость сдерживала его. Он смотрел на всех присутствующих, опустив свой выдающийся нос, его рот был сжат в ровную, решительную линию. У него был высокий костистый лоб, редеющая линия волос и холодные-прехолодные глаза. Трудно было поверить, что он мог совершить все эти многочисленные жестокие подвиги, и при этом выглядеть всего лишь на тридцать с небольшим лет. Просто глядя на него, создавалось впечатление, что он готов перешагнуть через любого, кто встанет у него на пути. Можно было также сказать, что он явно считал себя Прирождённым Лидером. Такие люди опасны. Особенно для тех, кого они ведут за собой.

Уоррен Вульфсхед, легендарный бандит и разбойник из Редхарта, носил одежду зелёного и коричневого цветов для маскировки, чтобы он мог сливаться с окружающей обстановкой и стрелять своим врагам в спину из засады. А потом убегать. Хотя об этом редко упоминалось в многочисленных историях и песнях, основанных на его подвигах. Уоррен Вульфсхед был профессиональным разбойником, отступником поневоле, и если верить слухам… он также был автором большинства историй и песен о нём.

Хок и Фишер слышали о нём. Они его совсем не одобряли.

Они пробились сквозь толпу, собравшуюся в вестибюле, жаждущую взглянуть на живую легенду и, может быть, даже получить автограф, а затем пробились сквозь ряды охранников, чтобы наконец предстать перед Вульфсхедом.

Тот оглядел Хока и Фишер с ног до головы, чуть скривил губы, чтобы показать, насколько он не впечатлён, а затем перешёл к блефу и эмоциональному воздействию. Он одарил их секундной, мужественной улыбкой, рассчитанной, чтобы показать, что он официально рад познакомиться с нынешними главами Академии Героев, но что они не его уровня и поэтому не должны использовать эту возможность в своих интересах.

Вульфсхед всегда был героем истории, где бы он ни находился и с кем бы ни разговаривал. Но прежде чем он успел что-то сказать, Хок влез первым. Потому что на него никто не производил впечатления.

— Да, мы знаем, кто ты, и нет, нам всё равно, — прямо сказал он. — Тебе здесь не рады.

— Мы тебя не одобряем, — сказала Фишер.

— Почему же? — спросил Вульфсхед, искренне ошеломлённый.

— Потому что мы разговаривали с людьми, которые встречались с тобой, — сказал Хок.

Он сделал осторожный, обдуманный шаг вперёд, чтобы оказаться прямо перед Вульфсхедом и перекрыть ему вход в Древо. Вульфсхед не сдвинулся ни на дюйм, и двое мужчин столкнулись лицом к лицу. Вульфсхед любил играть перед жадно наблюдающей за ними публикой. Он был знаменит, а может быть, правильнее сказать, печально известен тем, что возглавлял стаю политических преступников, которых любили называть Оборотнями, в тёмных и диких лесах Редхарта. Страной правил Король Вильгельм, которому, в свою очередь, очень строго следовал избранный Парламент. Но Вульфсхед считал демократический процесс слишком медленным процессом. Его дело поддерживали, но не его методы. Которые, как правило, были жестокими, кровожадными и корыстолюбивыми. Ты либо был на стороне Вульфсхеда, либо — мёртв. Вульфсхед никогда не говорил, кто или что должно заменить Короля, но никто не удивился бы, если бы имя Уоррена оказалось во главе списка. В конце концов, он был Прирождённым Лидером.

— Мы слышали, что у тебя плохо шли дела, — сказал Хок. — Что твоя порочная деятельность подорвала твоё дело и настроила против тебя большую часть населения Редхарта.

— Ложь, распространяемая моими врагами, — сказал Вульфсхед, продолжая играть на публику.

— Большинство твоих последователей были убиты, арестованы или просто дезертировали, — сказала Фишер. — Потому что ты обращаешься со своими людьми хуже, чем Король.

— И потому что ты ничего не смыслишь в стратегии, — сказал Хок. — Прятаться в глухих лесах, нападать из засады, а потом исчезать — вот и всё, что ты умеешь. Последнее, что я слышал, тебя прогнали из Редхарта вместе с твоими немногими оставшимися последователями. Вы пытались начать своё дело в Лесном Королевстве, но поскольку в наши дни там в основном демократия, а не конституционная монархия, у вашей политики вне закона не было ни единого шанса. Армия Леса турнула вас ещё до того, как вы успели написать песню о своём пребывании там. И вот вы здесь, с семью последователями, не слишком впечатляющими, надо сказать, требуете права обучать моих студентов вашему стилю экстремальной политики, чтобы вы могли взять их с собой в качестве мяса, использовать в вашей частной войне. Как будто я позволю этому случиться.

— Мне нужна новая база и новая армия, — спокойно сказал Вульфсхед. — И я нашёл их здесь. Вам не выстоять против меня. Судьба на моей стороне. Это больше не ваши люди. Они мои.

— Только через мой труп, — сказал Хок.

Вульфсхед счастливо улыбнулся. — Да, в этом и заключается идея. На корабле не может быть двух капитанов. Он посмотрел на Фишер. — Я здесь ради него. Он за всё ответит. Ты не должна вмешиваться.

— И не мечтай, — ответила Фишер. — Может быть, мой Хок уже не так молод, как раньше, но никогда не наступит день, когда ему понадобится моя помощь, чтобы разобраться с таким выскочкой, мелким дристуном, как ты.

Вульфсхед властным жестом подозвал своих последователей. — Схватить её!

Фишер шагнула вперёд и впилась взглядом в лица семерых оборотней. Они невольно попятились, сбились в кучу, неуверенно переступали с ноги на ногу и не сделали ни единого движения, чтобы схватиться за оружие. Они не знали, что делать с людьми, которые их не боялись.

Фишер разразилась резким гортанным смехом и встала между оборотнями и их вожаком. Она резко кивнула Хоку, который на мгновение задумчиво посмотрел на Вульфсхеда, а затем достал свой топор и многозначительно поднял его. Одним простым движением он продемонстрировал, что это то, чем он занимается каждый день. То, в чём он очень хорош.

Вульфсхед отступил назад, быстро огляделся и понял, что потерял внимание толпы. Он распахнул свою коричнево-зелёную тунику, обнажив сохранившуюся волчью лапу, висящую на серебряной цепочке на его весьма волосатой груди. Некоторые люди в толпе издали восхищённые возгласы, но не многие. Все они обучаясь в Академии Героев видели и более странные вещи. Вульфсхед обнажил свой длинный меч, устроив из этого настоящее представление. Он поводил острым клинком из стороны в сторону перед собой, отполированная сталь ярко сверкала в золотистом свете прихожей. Он насмешливо улыбнулся Хоку, который не сдвинулся ни на дюйм.

— Видишь волчью лапу, малыш? Я отрубил её у оборотня, которого убил в Редхарте, когда только начинал. Отрубил лапу и сделал из неё этот полезный амулет, чтобы я мог иметь волчью силу и скорость. Никто не встанет на моём пути и не уйдёт от ответа. У меня есть предназначение, которое я должен исполнить! Я разделаю тебя и разрежу на мелкие кусочки, малыш.

Хок ничего не сказал. Он просто стоял на месте, в своей привычной боевой стойке, с топором наготове, и выглядел как крепкий, опытный воин, каким он и был. В зал со всех сторон сбегались студенты — не для того, чтобы помешать, а чтобы посмотреть и поучиться. Новость о столкновении двух легенд быстро распространилась по Тысячелетнему Дубу, и теперь и ученики, и наставники стремились посмотреть на поединок. Ведь некоторые уроки лучше всего получать из первых рук. Хок не двигался и даже не оглядывался по сторонам, но он чуть улыбнулся Вульфсхеду.

— Не обращай на них внимания, — легко сказал он. — Им просто нравится смотреть, как я работаю.

Вульфсхед театрально рассмеялся и несколько раз взмахнул клинком. Он переместил свой вес с ноги на ногу, демонстративно напряг мускулы и с усмешкой посмотрел на Хока. — Внимание, все! — громко сказал он. — И я покажу вам, как это делается. А когда всё закончится, Фишер, ты сможешь провести для меня экскурсию по моему новому дому.

Он рванулся вперёд, не переставая говорить, — старый трюк, и Хок шагнул ему навстречу. Вульфсхед топал ногами и танцевал вокруг Хока, бросаясь то в одну, то в другую сторону, двигаясь почти на грани — человеческий глаз едва мог за ним уследить. Он смеялся над Хоком, дразнил его, метался туда-сюда, меч его, казалось, был повсюду одновременно… не предпринимая никаких действий, пытаясь спровоцировать Хока на первую атаку.

Но Хок просто сохранял боевую стойку, медленно перемещаясь по кругу, так что всегда оказывался лицом к лицу с Вульфсхедом, как бы быстро разбойник ни пытался вывести его из равновесия. При всей скорости и ярости молодчика, Хок каким-то образом всегда оказывался в нужное время в нужном месте.

Наконец Вульфсхед понял, что у него безрезультатно сбивается дыхание. Он оглушительно зарычал и бросился вперёд, его меч метнулся для удара… и тут его поджидал Хок. Его топор одним простым, и грубым ударом вонзился в грудь Вульфсхеда. Раздался громкий треск, когда тяжёлое стальное острие топора прошло прямо сквозь серебряную цепь, удерживающую лапу волка, через грудную кость разбойника и глубоко вошло ему в сердце. Кровь потекла из страшной раны, а Вульфсхед замер. Его рука медленно разжалась, и меч выпал из онемевших пальцев. Клинок с громким звуком ударился об пол, но ни Хок, ни Вульфсхед не смотрели вниз. Они смотрели только друг на друга.

Рот разбойника зашевелился. Из него хлынула кровь и потекла по подбородку. — Как..?

— Верховный Маг сделал этот топор для Хока, — сказал Хок. — Он может разрубить всё, включая магическую защиту. Например, сокрытые в волчьей лапе чары. Этот топор был передан мне по наследству от других Хоков, чтобы я мог справиться с такими опасными маленькими засранцами, как ты.

— О, — сказал Вульфсхед.

Хок рывком выдернул топор из груди разбойника, хлынула кровь, и Вульфсхед потеряв эту опору рухнул на пол. Хок посмотрел на него сверху вниз, а затем поднял топор и снова резко опустил его вниз, чтобы отрубить Вульфсхеду голову. На всякий случай.

Все, кто наблюдал за происходящим в вестибюле, как студенты, так и преподаватели, разразились бурными аплодисментами. Деньги переходили из рук в руки, но не много; у большинства присутствующих хватило здравого смысла не ставить против Хока.

— Отличная работа, — сказала Фишер, проходя вперёд и становясь рядом с Хоком. — Я знала, что ты сможешь его взять.

— Но ты бы проткнула его сзади, если бы казалось, что я проигрываю? — спросил Хок.

— Конечно, — сказала Фишер. И они усмехнулись. Затем они неторопливо повернулись, чтобы посмотреть на семерых последователей Вульфсхеда, стоявших очень близко друг к другу и изо всех сил старавшихся выглядеть совершенно безобидными.

— Здесь есть место для вас, если вы этого хотите, — сказал Хок. Оставайтесь здесь как ученики, учитесь быть настоящими бойцами и как искупить всё то, что вы натворили до того, как попали сюда. Или вы можете уйти. Сейчас. Выбирайте.

— Мы бы хотели остаться, — сказал один из бывших Оборотней, и остальные быстро кивнули в знак согласия. Фишер подала знак охранникам, которые двинулись вперёд и разоружили бандитов.

— Проследите, чтобы они хорошо поели, — буркнула Фишер. — Они выглядят полуголодными.

Охранники повели бывших бандитов прочь. Один из студентов в толпе наблюдателей поднял руку, чтобы задать вопрос, как будто он всё ещё был на уроке.

— Простите, Сэр Хок, — неуверенно произнёс он, — но, согласно всем старым песням и историям, которые мы слышали в Лесном Королевстве, оригинальный топор Хока, сделанный специально для него — Верховным Магом, был утерян во время визита Хока и Фишер в потустороннее царство Ревери, обитель Голубой Луны, где они в конце концов столкнулись с Принцем Демонов и уничтожили его.

Хок подождал мгновение, чтобы убедиться, что ученик закончил, а затем бодро кивнул. — Даже это не смогло разлучить топор и его законного владельца. Он сделал небольшую паузу, чтобы стереть кровь с топора куском ткани, затем заправил ткань обратно в рукав и пристроил топор обратно на бок.

Он понял, что ученик всё ещё смотрит на него. — Топор появился снова, когда в нём возникла необходимость. Как это обычно бывает в таких случаях.

— Это просто доказывает, — весело сказала Фишер, отвернувшись от лежащего на полу трупа, — никогда не верьте всему, что читаете в сказках или слышите в песнях.

— И никогда не верь менестрелям, — сказал Хок.

Прослушивание началось в полдень, но задолго до этого огромный зал для прослушивания в сердце великого Тысячелетнего Дуба был заполнен от стены до стены желающими, ожидающими героями и отчаявшимися претендентами — последний шанс. Они прибыли издалека, из всех стран и слоев общества, а некоторые — из городов и культур, о которых никто даже не слышал. Вход был бесплатным и без каких-либо условий. По давней традиции, если вы могли найти путь в Академию Героев, вы получали шанс показать, на что способны, и доказать, что достойны быть принятыми. Не существовало даже ограничения на количество студентов, принимаемых в Академию каждый год; если вы могли доказать, что у вас есть всё необходимое, Академия освобождала для вас место. Конечно, каждый потенциальный студент должен был показать себя прямо на месте, когда его вызывали, перед всеми, и не повезло, если ты оцепенел. Процесс прослушивания был не для слабонервных, но в этом и заключался вызов. Если ты не можешь выступить перед аудиторией, что толку от тебя в бою?

Хок и Фишер пришли туда раньше всех. Им всегда нравилось занимать места на помосте в задней части зала для прослушивания, чтобы наблюдать, как он заполняется. Долгий опыт научил их, что в противном случае потенциальные студенты заглядывали внутрь, видели пустые стулья и снова уходили.

Потому что если Хока и Фишер там не было, значит, прослушивание и близко не начиналось, и не было смысла там появляться. Кроме того, Хоку и Фишер нравилось сидеть и наблюдать за собравшимися учениками, изучать их полные надежды лица и незаметно делать ставки на то, кто из них упадёт в обморок, или обмочится, или кто взмокнет как конь в тот момент, когда его вызовут выступать.

Некоторые преподаватели пришли посмотреть, а некоторые нет. Потому что некоторые из них были чужды людям, а некоторые определённо даже не были ими. Попасть в штат Мемориальной Академии Хока и Фишер можно было не за счёт приятных манер; вы получали своё место, демонстрируя экстраординарные навыки и силу воли.

Роланд Безголовый Топорщик являлся на каждое прослушивание и стоял рядом с Хоком, игнорируя всё мягкое и удобное, например, стул. Он стоял неестественно неподвижно, спина его была совершенно прямой, казалось, что он наблюдает абсолютно за всем. Даже если у него не было глаз. Или ушей.

— Он ничего не пропускает, — сказал однажды Хок.

— О, должно быть, да, — сказала Фишер. Это была очень старая шутка, даже тогда.

— Я слышал это, — сказал Роланд. Я не глухой.

— Тогда кто же ты такой? — спросил Хок.

— Complicated, — сказал Роланд.

Затем Фишер сказала что-то чрезвычайно грубое, и все присутствующие сделали вид, что не слышали.

Алхимик то и дело сутулился, и оглядывал всех присутствующих, словно они тратили его время. На нём был засаленный белый лабораторный халат со множеством разноцветных пятен и подпалин. Он носил его годами, и в плохие дни вы могли почувствовать его запах задолго до того, как увидели алхимика.

Он мог бы почистить его или даже купить новый, но, видимо, он считал различные следы упорного использования боевыми шрамами или знаками отличия. Он любил говорить, что это заявление, хотя какого рода, никто не был уверен. Вероятно, выживание вопреки обстоятельствам. И это помогло привести его учеников в нужное состояние осторожности. Сам алхимик был болезненно худым, нервным и явно раздражительным, дёрганным, с затравленным, озабоченным взглядом. Среди его студентов всегда было много споров о том, доживёт ли он до конца семестра. Но каким-то образом он всегда доживал. Даже если его лаборатория порой не… Несомненно, он знал своё дело, и ещё кучу всего, чего не знал никто другой; и он был отличным преподавателем, если только вы были внимательны и падали на пол, когда он велел.

Может быть, он ещё не умел превращать свинец в золото, но он мог взрывать всякую дрянь с большим мастерством и бесконечным энтузиазмом. Множество битв было выиграно с помощью одного из маленьких помощников алхимика. Просто его обширные знания сопровождались бесконечным любопытством и полным отсутствием инстинкта самосохранения. На всех его лекциях всегда возникала потасовка между теми, кто хотел сесть поближе, чтобы всё видеть, и теми, кто просто хотел остаться в безопасности сзади, поближе к двери. И это была стандартная практика: если Алхимик говорил — Упс, то каждый студент был сам за себя…

Джонас Крейн, мастер клинка, главный преподаватель всех воинских навыков, ворвался в зал в самый последний момент и встал в парадную стойку рядом с Фишер. Он был единственным мастером клинка в Академии после ухода Антона ла Верна. Он ничего не сказал, оглядывая претендентов на участие в прослушивании, да это и не требовалось. Вся его поза, его фигура, облачённая в сверкающий доспех, говорила о многом.

Фишер тяжело вздохнула. — Ты недоволен, не так ли, Джонас? Я говорю это на том основании, что твоя поза выражает неодобрение так громко, что у меня начинается мигрень.

— Ла Верн был мастером клинка, — произнёс Крейн своим суровым солдатским голосом. — Мы не растём на деревьях. Даже если некоторые из нас преподают в них. Это могло быть шуткой, а могло и не быть. Крейн не отличался чувством юмора. Некоторые говорили, что если он улыбается, то это означает, что дождь будет лить сорок дней.

— Мы найдём вам другого помощника мастера клинка, как только сможем, — сказал Хок.

— Я хочу повышения, — сказал Джонас Крейн.

— Приятно хотеть чего-то, — сказала Фишер. А теперь прекрати стенать, или я дам тебе в ухо, и это будет больно.

Крейн громко фыркнул, но ему больше нечего было сказать. На данный момент. По опыту Хока и Фишер, у Крейна никогда не было недостатка в словах, которые он мог бы сказать в своё время. Кроме того, у него была склонность принимать многозначительный вид.

Крейн был крупным, коренастым мужчиной лет сорока, уродливым, как коровья задница, и, как ни странно, он гордился своей длинной светлой гривой, как у варвара. Он красил её и до сих пор думал, что никто об этом не знает. Он обладал определённым животным магнетизмом, который привлекал определенный тип студенток, и его постель редко пустовала. Если какая-нибудь из его побед становилась слишком навязчивой, Крейн был готов к публичной дуэли.

Лили Пек, ведьма-резидент Академии, всегда приходила последней. Одарённый и весьма опытный адепт всех видов магии, которые только можно припомнить, (а некоторые из них лучше не обсуждать в присутствии тех, кого легко шокировать). Лили была невысокой и коренастой, вызывающе немолодой, но по-своему милой и уютной, она превращала людей в маленьких, вонючих слизняков, когда они действительно раздражали её. Она всегда была готова прислушаться, потому что обожала сплетни и умела варить такое зелье похоти, что у вас сносило крышу. Иногда это приводило к жалобам, особенно когда она сама пила эту дрянь, и тогда начинались громкие упрёки, слёзы в постели, и не успеешь оглянуться… как снова наступало время мелкой слизь-ливой твари.

Лили Пек предпочитала стоять в самом конце помоста, наполовину скрытая за спинами других преподавателей. Не потому, что она стеснялась, а потому, что не хотела стать мишенью. Нельзя стать по-настоящему могущественной ведьмой, не нажив себе много врагов, как среди живых, так и среди мёртвых. Она всегда носила на плече дохлую сгорбленную кошку, которая плевала на всех и наблюдала за миром злобными запавшими глазами. Хок поморщился, когда Лили заняла своё обычное место, прямо за его стулом.

— Я бы очень хотел, чтобы ты завела себе нового фамильяра, Лили. Эта кошка становится всё более взбалмошной.

— Ты просто предвзято относишься к смертельно больным, — сказала Лили. — Пятныш — хороший кот.

— Он не смертельно болен, он мёртв, — твёрдо сказал Хок. — И он смердит! Я знаю, что он мёртв, потому что мой пёс постоянно пытается наброситься на него, и я могу сказать, что он разлагается, потому что мои глаза начинают слезиться каждый раз, когда ты подходишь ко мне с ним. Почему ты не можешь довольствоваться попугаем на плече, как большинство людей?

— Потому что я не такая, как большинство людей! — сказала Лили. — И я не пират! Я ведьма, а некоторые традиции нельзя нарушать. Я заведу нового фамильяра, когда этот развалится, и не раньше. Это одна из традиционных проверок состояния твоего фамильяра: если он кивнет головой и она отвалится, значит, пришло его время.

— Я помню, как однажды Повар говорила со мной, сказала Фишер, — о том, как можно определить, когда дичь готова к употреблению.

Хок недоверчиво посмотрел на неё. — Что?

— Вы подвешиваете её за голову, и когда шея прогнивает, а тело падает на пол, тогда она готова к употреблению, — сказала Фишер. А ещё она рассказала мне, что когда ей приходится иметь дело с мясом дичи, она всегда старается смазать руки до локтей, чтобы личинки, выползающие из мяса, не могли забраться по рукам.

— Я больше никогда не буду есть мясо дичи, — сказал Хок.

— Ты не авантюрист… — сказала Фишер.

К этому времени огромный зал для прослушивания был переполнен перспективными кандидатами, настолько, что они едва могли дышать. Единственным свободным местом оставалась демонстрационная зона перед помостом. Она была обозначена белыми меловыми линиями на полу; охранники стояли рядом, чтобы следить за их соблюдением, но в охранниках почти никогда не было необходимости. Никто не был настолько глуп, чтобы рисковать быть вышвырнутым ещё до того, как у него появится шанс показать, на что он способен.

В толпе были не только подающие надежды молодые люди; к сожалению, здесь были и их родители. Они поддерживали или защищали, подбадривали, плакали или спорили с судьями, когда это было необходимо. Всегда находились родители, решившие воплотить свои мечты через своих детей, сделать их героями и войнами, которыми, как они всегда знали, они могли бы стать… если бы только нашли время. А некоторые родители (обычно, но не всегда, матери определённого возраста) были готовы биться насмерть за любое решение, которое не в пользу их отпрыска. Вооружённые до зубов охранники заранее тянули жребий, кому достанется эта обязанность, потому что плата за опасность никогда не была достаточной, чтобы оправдать то, через что им приходилось проходить.

Когда, наконец, стало ясно, что вы не сможете втиснуть в зал ещё одного участника прослушивания, даже если вымажете их жиром с головы до ног и воспользуетесь ломом, Хок и Фишер поднялись на ноги, и весь зал погрузился в тишину. Толпа притихла, охваченная почти невыносимым напряжением.

Хок и Фишер произнесли свою обычную краткую приветственную речь и предупреждение (сделайте всё, что в ваших силах, но не тратьте впустую наше время), а затем снова сели и жестом велели начать прослушивание. Они сказали краткую речь, потому что знали, что всё были настолько на грани и настолько поглощены собой, что им могли бы объявить о приближающемся конце света, и никто бы этого не заметил.

Администратор появился, казалось бы, из ниоткуда, и ткнул своим терновым посохом в первого просителя, и вот так начались прослушивания Героев.

Первым выступил будущий колдун. Он был ещё подростком, хотя чёрная мантия и белая раскраска лица делали его старше, когда он выпускал клубы чёрного дыма, стрелял пламенем из рук и вытащил из шляпы издохшего кролика. Учитывая его реакцию на то, что кролик был мёртв, и скорость, с которой он засунул его обратно в шляпу, можно предположить, что часть с издыханием не была намеренной. Ему аплодировали, и он быстро мотал головой во все стороны, пока Лили Пек не вышла вперёд и не смерила его холодным взглядом.

— Хорошая попытка, — сказала она, — но это не колдовство. Это всё трюки и иллюзии. Быстрота рук обманывает разум, и всё такое. Возвращайся, когда научишься настоящей магии, и не раньше.

Молодой человек исчез в толпе ещё до того, как она закончила говорить. Убийца кроликов, — пробормотали некоторые из толпы.

Следующим вперёд вышел лучник с длинным луком в руке. Затем он произнёс длинную и слезливую речь о том, какая это честь — быть здесь, и как много это значило бы для его бедной дорогой умершей бабушки, которая всегда верила в него… и как он делает это для неё… Пока Хок не наклонился вперёд и не остановил лучника холодным взглядом.

— Извини, — сказал Хок, — но мы здесь не занимаемся сантиментами. Справа от тебя мишень. Попади в яблочко или отвали.

— Верно, — сказала Фишер. — Что ты собираешься делать в разгар сражения, заставить другую сторону рыдать так сильно, что они не смогут видеть и метко стрелять?

Лучник тяжело сглотнул, тщательно прицелился и каждый раз попадал в набитую мишень. К сожалению, ни разу не попал в яблочко. Лучник посмотрел на Хока и Фишер.

— Вы вывели меня из равновесия! Вы заставили меня нервничать! Я требую второго шанса!

— А мы не требуем, — сказал Хок…

Лучник скользнул обратно в толпу, снова готовый расплакаться. Никто не обращал на него внимания. Отчасти потому, что все знали, что всё дело в выступлении, но главным образом потому, что все были слишком поглощены своим собственным моментом истины. Никто из них не позволил бы отнять у себя время, и они не претендовали на второй шанс. Они были героями и войнами, и они были здесь, чтобы доказать это.

Следующим выступил ясноглазый молодой мечник, в сверкающих шелках. Он кивнул и улыбнулся судьям и показал необыкновенное сольное выступление, танцуя, делая выпады и удары, его меч метался туда-сюда, сверкая сталью. Он был быстр, грациозен и бесспорно искусен, и когда он наконец остановился и отсалютовал судьям мечом, тяжело дыша с лицом, покрытым потом, толпа нехотя, но искренне зааплодировала. Хок медленно кивнул.

— Впечатляет. Мастер клинка Крейн, будьте добры…

мастер клинка спустился с возвышения, уже держа в руке свой длинный меч, и яростно атаковал молодого фехтовальщика. Крейн не произносил ни слова, просто колол и рубил с брутальным мастерством. Мечник чуть не упал, отступая назад, и ему пришлось приложить все свои силы и скорость, чтобы отбивать удары. Мастер клинка выбил меч из руки юноши и приставил острие меча к горлу противника. Молодой фехтовальщик стоял очень тихо, но не отступал. Мастер клинка коротко кивнул ему, отвернулся, убрал меч в ножны и снова занял своё место на помосте. Он даже не дышал. Хок с сочувствием посмотрел на широко раскрытые глаза молодого мечника.

— Хорошие навыки. Большая практика. Но тренировка с самим собой тебя ни к чему не приведёт. Уезжай и учись дуэльному мастерству, сражаясь с реальным противником. И возвращайся в следующем году, когда будешь готов. У тебя есть потенциал, но бой на мечах — это не просто выпад и парирование, это умерщвление противника до того, как он убьёт тебя.

Молодой фехтовальщик кивнул, чуть дрожа, и приложил руку к горлу, где остриё меча мастера клинка рассекло кожу. Он посмотрел на кровь на пальцах, поднял меч с пола, убрал его в ножны и вышел из зала прослушивания с гордо поднятой головой. Несколько других мечников молча ушли с ним.

Следующим потенциальным воином был человек с топором. Высокий и коренастый, с мощной мускулатурой, одетый в поношенный кожаный доспех, он шагнул вперёд и твёрдо встал перед Хоком. Он яростно размахивал топором и громким голосом требовал, чтобы ему дали возможность продемонстрировать свои навыки, сойдясь с Хоком лицом к лицу. Роланд сделал шаг вперёд, но Хок остановил его, подняв руку.

— На каждом прослушивании всегда есть такой человек. Кто-то всегда хочет бросить мне вызов, чтобы узнать, достоин ли я преподавать здесь. Лучше покончить с этим сейчас. У всех хороший обзор? Тогда давайте сделаем это.

Он спустился с помоста с топором в руке, и, казалось, все потрясённо вздохнули. Хок улыбался холодной и тревожной улыбкой, и он больше не выглядел как коренастый мужчина средних лет. Он выглядел тем бойцом и воином, каким, как все знали, он был до прихода в Тысячелетний Дуб, чтобы стать Хоком. Молодой претендент вдруг стал выглядеть гораздо менее уверенным в себе, но, к его чести, он устоял на ногах, когда Хок двинулся на него. Они ринулись вперёд одновременно, сходясь лоб в лоб, нос к носу, размахивая своими огромными топорами со страшной силой и скоростью, реализуя весь свой потенциал. Они громко топали и кряхтели, скрещивали топоры, хекали при ударах, с их лиц стекали бисеринки пота. Хок ни на секунду не переставал ухмыляться. Молодой топорщик был хорош, но в конце концов его навыки пришли из практики, а знания были в основном теоретическими. У Хока был опыт. Он сражался с молодым топорщиком до победного конца, его топор, казалось, прилетал со всех сторон, пока, наконец, топорщик не разорвал дистанцию, отступил на несколько шагов.

Он задыхался, мокрый от пота, и у него едва хватало сил, чтобы поднять топор. У него ещё оставались силы для борьбы — это было видно всем, — но он знал, что его превзошли. Он опустил топор и склонил голову перед Хоком, который коротко поклонился в ответ. Он тоже тяжело дышал, но его тревожащая ухмылка не исчезла.

— Ты справишься, — сказал Хок. Он убрал топор и вернулся на своё место на помосте. Фишер ласково улыбнулась ему.

— Показуха.

— С каждым годом они становятся всё быстрее, — пробормотал Хок. — Несколько раз он почти подловил меня. Но мне всё ещё есть что им показать.

Охранники увели молодого топорщика прочь, чтобы он начал свою новую жизнь в качестве студента Академии. Он ошарашенно улыбался, словно не мог поверить в это. Толпа добродушно аплодировала ему.

Затем вперёд протиснулась вполне обычная на вид девочка-подросток и тихим, невнятным голосом объявила, что она ведьма. Никто даже не подозревал, что она Соблазнительница, пока она не произнесла несколько слов, и внезапно каждый мужчина в зале влюбился в неё. И не мало женщин. В спертом воздухе стоял тяжёлый запах мускуса, и все взгляды были не мигая устремлены на всё ещё очень невзрачную девушку, как будто она была самым великолепным существом, которое они когда-либо видели. Она счастливо рассмеялась, повернулась к Хоку и поразила его всем, что у неё было.

— Разве я не прекрасна? — сказала она с придыханием. — Я думаю, что моё место здесь, в этой маленькой нелепой школе, не так ли? На самом деле, я думаю, что должна управлять ею. Не так ли?

Она была совершенно ошеломлена, когда Хок беззлобно рассмеялся над ней. И вот так заклинание было разрушено, и все зрители в зале в недоумении покачали головами, как будто им только что плеснули в лицо ведро холодной воды. Они смотрели на обычного подростка и недоумевали, что они вообще в ней увидели. Раздалось несколько сердитых возгласов, оборвавшихся, когда Хок окинул взглядом толпу, прежде чем полностью переключить своё внимание на Соблазнительницу.

— У тебя, конечно, невероятный дар, — весело сказал он. — И для тебя здесь найдётся место, если ты этого захочешь. Но послушай меня, юная Леди, и учти: если ты ещё раз повторишь этот трюк вне занятий под присмотром, тебя исключат.

— И мы вырежем тебе язык, прежде чем отпустим, — категорично заявила Фишер. — Лили, будь добра…

— Она одна, не так ли? — сказала Лили, сходя с помоста. — Но я думаю, она больше подходит Ричарду и Джейн. Пойдём со мной, дорогая, и я провожу тебя к практикующим тантризм. Тони или плыви — вот что я всегда говорю.

Она повела Соблазнительницу прочь, а молодая девушка всё ещё пыталась решить, получила ли она то, что хотела.

По указанию Администратора из толпы вышел молодой человек и неуверенно встал перед помостом. Он тоже выглядел довольно заурядно. На нём была грубая крестьянская одежда, он не носил меча, и в его облике не было ничего магического.

— Я — оборотень, — тихо сказал он, опустив глаза. — Я Кристофер Скотт из Лесного Королевства. Я… меняю форму.

— Ты оборотень? — спросил Хок.

— Не оборотень, Сэр, нет, — сказал Скотт, всё ещё не поднимая глаз от пола. — Я демон. Вы, наверное, слышали, Сэр, что в своё время, во время Войны Демонов, когда демоны вырвались из Темнолесья и бродили по Лесной Стране, они не всегда убивали своих жертв. Некоторые из них были достаточно человечны, чтобы… желать человеческих женщин. Насиловать их. Так случилось с моей бабушкой, когда она была ещё совсем девочкой. Я потомок демона. Я могу… меняться, туда-сюда. И когда луна полная, я меняюсь, хочу я этого или нет.

Хок и Фишер долго смотрели друг на друга. Хок выглядел внезапно постаревшим. — Нет, — сказал он наконец. — Я не слышал.

— Покажи нам, — сказала Фишер.

Скотт быстро кивнул головой. Он оглянулся вокруг себя, чтобы убедиться, что у него достаточно места, и коротко, понимающе улыбнулся, увидев, что первые ряды толпы уже отступили от него. Казалось, он не сосредоточился, не приложил никаких усилий, но тут же исчез, а на его месте стояло нечто, что никак нельзя было назвать человеком. Ростом он был около восьми футов, покрыт тёмной чешуёй, а его длинный хвост нетерпеливо метался из стороны в сторону. У него были клыки, когти, копыта и ужасающая лицо — маска. При одном взгляде на него хотелось его убить. Демон не был естественным существом, и сама его неправильность заставляла всех вздрагивать. Оно хотело вырваться на свободу, рвать, убивать и творить ужасные вещи, и каждый мог это чувствовать.

Демон запрокинул свою ненавистную морду и торжествующе завыл — мерзкий звук, который эхом разнёсся по Большому залу и вызвал тошноту у всех, кто его слышал. Хок и Фишер были на ногах, с топором и мечом в руках, готовые броситься на демона…

Но он просто стоял на месте и не делал никаких движений, чтобы напасть. Оно хотело убить мужчин и женщин и снискать славу, но что-то удерживало его. Просто стоя там, он был самым опасным и смертоносным существом в этом зале, и можно было сказать, что мысли, которые двигались в его неправильной форме головы, и эмоции, которые бушевали в его демоническом сердце, не имели в себе ничего человеческого… и всё же, всё же, что-то удерживало его на месте. Он снова изменился, так же легко, как человек снимает плащ, и Кристофер Скотт вернулся, стоя перед помостом. Его лицо было белым и осунувшимся, он выглядел больным и потрясённым. Он крепко обнял себя, словно боясь, что то, что было внутри него, может снова вырваться наружу. Хок заставил себя вернуться на место, и через мгновение Фишер тоже.

— Впечатляет, — произнёс Хок на удивление ровным голосом. Он окинул взглядом недовольную толпу, многие из которых всё ещё были потрясены и встревожены. Он не знал, как долго они будут молчать, и поэтому заговорил первым. — Демон. Ну. Каждый год ты видишь что-то новое. Насколько ты контролируешь свою… другую сущность, Кристофер Скотт?

— Не так сильно, как мне бы хотелось, — твёрдо сказал Скотт. — Я чувствую, как оно внутри меня напрягается, сопротивляясь прутьям клетки, которая его удерживает. И с каждым днём становится всё сильнее. Вот почему я пришёл сюда, Сэр. Потому что я просто не могу больше это сдерживать. Не в одиночку. Пожалуйста, Сэр Хок. Скажите, что вы можете мне помочь.

— Ты пришёл в нужное место, — сказал Хок. — У нас есть репетиторы на все случаи жизни. Мы найдём того, кто сможет тебе помочь.

— Но, — сказала Фишер, — мы оставляем за собой право приковывать тебя в подвале каждое полнолуние.

— Спасибо, — сказал Скотт. — О, спасибо вам. Он всё ещё говорил это, когда охранники повели его прочь.

Следующим был тёмный маг. Он не скрывал того, кем он был; более того, он превозносил это. Ободренный восторженным вниманием толпы, он принял перед Хоком и Фишер выверенную позу, чтобы продемонстрировать свои тёмные одежды, клубящийся тёмный плащ и множество демонических амулетов, висящих на цепочках на его груди. Он даже отрастил аккуратно подстриженную козлиную бородку и добавил немного тонкого тёмного макияжа вокруг глаз.

— Все тёмные искусства подвластны мне! — сказал он величественно. — Я могу вызывать духов из мерзких глубин бездны, поражать живых и повелевать мёртвыми. Все силы тьмы склоняются передо мной…

— О, приступай, сказал Хок. — У нас нет целого дня.

— Точно, — сказала Фишер. — Драматурги-любители прослушиваются по соседству.

И каким-то образом, перед лицом их совершенно обыденного внимания и неподвижных взглядов толпы, оказалось, что повелитель тёмных сил ничего не может сделать. Он пытался скандировать и проклинать, но слова просто не шли, а руки слишком сильно дрожали, чтобы справиться со страшными знаками-жестами. Он схватился за один из своих демонических амулетов, но тот лопнул у него в руке, и он уронил его на пол, где тот раскололся на сотню осколков. В конце концов он топнул ногой, произнёс несколько детских ругательств и, не оглядываясь, вышел из зала.

— Попробуй ещё раз в следующем году, — крикнул ему в вслед Хок. — Только в следующий раз оставь нервы дома.

— Хороший спич, однако, — сказала Фишер.

— Я слышал и похуже, — сказал Хок.

Следующий участник прослушивания утверждал, что умеет летать, но когда на него надавили, он смог лишь зависнуть в нескольких футах от пола.

— И это всё? — сказал Хок.

— Вот почему я здесь! — сказала молодая ведьма, тяжело опускаясь на пол. — Мне нужна тренировка!

— Возвращайся, когда сможешь коснуться потолка, — безжалостно сказала Фишер.

Молодая ведьма едва успела отойти с дороги, как вперёд вышла зрелая женщина солидного возраста и комплекции, в платье такого яркого цвета, что оно почти доминировало, таща за собой возмущённого молодого человека. Она сердито посмотрела на Хока и Фишер, громко фыркнула на других преподавателей и подтолкнула вперёд своего высокого худощавого сына.

— Покажи им, на что ты способен, Сидни!

— О, мама! — воскликнул Сидни, уставившись на свои ноги. — Я не хочу. Оставь меня в покое! Ты ставишь меня в неловкое положение!

— Не будь глупцом, Сидни! Это твой шанс. А теперь покажи им свои чудеса!

— Не хочу поступать в Академию Героев, — пробормотал Сидни, все ещё упрямо глядя в пол. — Не хочу быть героем. Я же сказал тебе. Я хочу быть портным и делать интересные вещи из тканей.

— Где же здесь деньги? — проворчала его мать, схватила его за руку и хорошенько встряхнула. — Где слава и известность? Если бы твой отец был жив, он бы очень расстроился из-за тебя. Теперь покажи им свои чудеса, или будут неприятности!

Сидни издал весьма удручённый вздох, и с потолка, словно проливной дождь, посыпались камешки, появившиеся из ниоткуда. Из толпы, тесно прижавшейся друг к другу и не успевшей рассыпаться, раздались крики и проклятия, но ни один из камешков не был достаточно велик, чтобы причинить кому-либо вред. Каменный дождь резко прекратился, и Сидни устроил настоящий дождь.

Хотя это было больше похоже на морось и длилось недолго, чтобы никто не промок. Он заставлял одежду людей временно менять цвет, вылечил несколько головных болей, отрастил волосы на лысой голове и создавал ощущение, что может грянуть гром, если подождать достаточно долго. Затем он сложил руки на впалой груди, шмыгнул носом и твёрдо уставился в землю.

— Ты закончил? — спросил Хок, вполне вежливо, учитывая обстоятельства. Ведь даже самое маленькое чудо, в конце концов, было чудом.

— Не смей так разговаривать с моим Сидни! — огрызнулась его мать. — Когда-нибудь он станет великим человеком, нравится ему это или нет! Он может сделать всё, если только приложит к этому усилия.

— Ты уже совершил один великий поступок, не так ли, Сидни? — сказала Лили Пек, недавно вернувшаяся в зал. Что-то в её голосе заставило Сидни поднять голову и посмотреть на неё, и она ласково улыбнулась ему. — Скажи мне, Сидни, как давно умерла твоя мать?

— Прошло уже четыре месяца, — сказал Сидни. — Я так скучал по ней, когда был один, поэтому я призвал её обратно. Только это не совсем она. Просто её восставшее тело, говорящее всё то, что я мог помнить. И теперь я не могу избавиться от неё. Не могу заставить её снова лечь и оставить меня в покое. Вот почему я в конце концов позволил ей запугать меня и заставить прийти сюда. Потому что надеялся, что кто-то здесь сможет научить меня тому, что мне нужно знать; чтобы она снова стала мёртвой.

— Сидни! — взвизгнула мёртвая женщина. — Так нельзя говорить о своей матери!

— Позвольте мне, — сказала Лили Пек. Она щёлкнула пальцами, и мать Сидни рухнула на пол и затихла. Сидни посмотрел вниз на свою мёртвую мать, потыкал тело носком ботинка, чтобы убедиться, и наконец испустил долгий вздох облегчения. А потом он начал плакать. Лили наклонилась поближе к Хоку.

— Он действительно обладает большой силой. Ты бы видел его ауру. Лучше позволь мне оставить его здесь, на обучении, где мы сможем за ним присматривать. И принять меры, если понадобится.

— Согласен, — сказал Хок. Он повысил голос, обращаясь к Сидни. — Хорошо, ты в деле. Но больше никаких воскрешений мёртвых без присмотра специалистов.

— Конечно, — сказал Сидни. Он перестал плакать и громко высморкался в пятнистый носовой платок. — Поверьте мне, некоторые ошибки можно совершить только один раз. Он снова посмотрел вниз на мёртвое тело. — Моя мать не была такой. Когда она была жива.

Он тихо ушёл вместе с охранниками. Чтобы вынести тело, потребовалось ещё четверо стражников.

Это была последняя встряска. После этого остались только обычные бойцы, пользователи маги и целая куча подражателей. С бойцами Хок разобрался, сказав, что им придётся сразиться с Роландом Безголовым Топорщиком, прежде чем им разрешат посещать Академию. Этого было более чем достаточно, чтобы отпугнуть недостаточно преданных делу. Некоторые отбыли так быстро, что оставили следы на полу. И даже после всего увиденного многие потенциальные студенты не справились с элементарными тестами, когда до них наконец дошла очередь. Один очень искусный фехтовальщик свёл поединок с Роландом вничью, а затем начал давить на судей, глядя на них сверху вниз.

И тогда, Хок сказал: — Приведите козла. Все озадаченно наблюдали, как охранник привёл на крепком поводке очень неряшливого на вид чёрного козла. Козел огляделся, совершенно не обращая внимания на толпу, очевидно он привык к людям. — Это должно быть какое-то домашнее животное или талисман, — раздалось из толпы.

Хок посмотрел на заносчивого мечника. — Хорошо. Продолжай.

— Что? — сказал мечник, переводя взгляд с Хока на козла и обратно. — Я не понимаю.

— Нет, понимаешь, — сказал Хок. — Убей его. Убей козла. Сейчас же.

Молодой мечник снова посмотрел на козла. Козел посмотрел в ответ, вполне доброжелательно. И мечник опустил меч.

— Я не могу, — сказал он почти умоляюще. — Я не могу просто… убить его. Не просто так. Не хладнокровно!

— Ты не можешь обратиться к своему командиру на поле боя и сказать, что не можешь убить врага, потому что ты не в настроении, — сурово сказал Хок. — А теперь убей козла.

Но мечник не смог. Он несколько раз пытался заставить себя, но не мог даже посмотреть козлу в глаза.

— Всё в порядке, — наконец сказал Хок. — Ты удивишься, как много людей просто не имеют инстинкта убийства. Даже если это всего лишь животное. Просто они не убийцы. Полезно узнать это о себе в мирной обстановке, а не на поле боя.

Сюрприз прибыл в самом конце прослушивания, в конце очень долгого дня. Аудитория была почти пуста, почти все, кто хотел попасть на прослушивание, получили оценки, и Хок, Фишер и другие преподаватели как раз готовились закругляться, ожидая последних упрямцев, когда эффектный молодой человек вышел вперёд и грациозно поклонился Хоку и Фишер.

Какими бы усталыми они ни были, в этом человеке было что-то такое, что заставило их выпрямиться и обратить на него внимание.

Он легко улыбнулся Хоку и Фишер, спокойно и уверенно, и было в нём что-то такое… У него была лёгкая харизма, шарм и уверенная стойка опытного бойца. Он был высоким и элегантным, красивым, со светлыми волосами и голубыми глазами, и носил свою кольчугу с привычной лёгкостью. На боку у него висел меч, и, похоже, он знал, как им пользоваться. В общем, он был похож на героя гораздо больше, чем все остальные, кого они видели в тот день. Хок сразу решил, что не доверяет ему, просто из принципа. Никто не имел права выглядеть так впечатляюще в столь юном возрасте.

— Я проделал долгий путь, чтобы оказаться здесь, мои благороднейшие Лорд и Леди, Хок и Фишер, — произнёс он четким, властным голосом. — Я прибыл сюда из Лесного Замка и Двора Короля Руфуса — Лесной Страны. Я вырос там и провёл большую часть своей жизни, изучая записи в Замке о том, что произошло во время легендарной Войны Демонов. Думаю, я могу с уверенностью сказать, что знаю всё, что можно знать о героическом Принце Руперте и Принцессе Джулии и их славных подвигах в те времена.

— Серьёзно? — сказал Хок. — Спорим, что нет. Вы же знаете, что нельзя доверять всему, что вы читаете в официальных отчётах?

— Но мне был предоставлен доступ не только к официальным отчётам, Сэр Хок, — спокойно ответил молодой человек. — Потому что я внук Аллена Чанса, некогда квестора Королевы Лесной Страны Фелисити, и его жены, ведьмы Тиффани. Я Патрик Чанс.

Хок и Фишер посмотрели друг на друга, а потом снова на молодого Чанса.

— Они были хорошими людьми, — сказал Хок.

— Согласно всем историям, — сказала Фишер.

— Их имена гарантируют вам наше полное внимание, — сказал Хок. — Поэтому постарайтесь, чтобы всё, что вы хотите сказать, было достойно внимания.

— Вы немного опоздали на прослушивание, — сказала Фишер.

— О, я пришёл сюда не за этим, — сказал Чанс. Он лаконично и пренебрежительно улыбнулся немногим оставшимся на прослушивании, а затем повернулся к ним спиной. На наставников он тоже не смотрел. Его взгляд был устремлён только на Хока и Фишер. — Я здесь, чтобы поговорить с вами наедине, Лорд и Леди. Я доставил важную весть от самого Короля Руфуса. И мои слова предназначены только для ваших ушей.

Хок и Фишер снова посмотрели друг на друга, и между ними установился молчаливый контакт. Затем они оба встали и задумчиво посмотрели на Патрика Чанса. Хок посмотрел на Роланда Безголового Топорщика. — Позаботься о последних претендентах. Мы подчинимся твоему решению.

— Эх, проклятье, я надеюсь, после стольких то лет, — сказал Роланд. — Вы бродите вокруг и мило беседуете с молодым и нахальным посланником, а я заканчиваю настоящую работу…

— Как всегда грациозно, Роланд, — сказала Фишер.

— Это был долгий день, сказал Роланд. — Голова разболелась.

Хок жестом пригласил Патрика Чанса следовать за ними, и они вышли из зала прослушивания, прошли по нескольким коридорам и вошли в тихую боковую комнату. Хок сел за единственный стол и жестом предложил Чансу занять место напротив него, а Фишер плотно закрыла дверь. Чанс вежливо отказался от предложенного стула и побродил по комнате, осматривая её. Фишер вернулась и встала рядом с Хоком. Чанс резко повернулся и скупо улыбнулся. Он больше не выглядел очаровательным. Он выглядел холодным и сосредоточенным, как будто перед ним стояла необходимая, но неприятная обязанность, которую он твёрдо решил выполнить.

— Время, — сказал он. — Так много времени… Неужели ты думал, что сможешь убежать от своего прошлого, просто сбежав в другую страну, чтобы стать кем-то другим? Неужели ты думал, что тебя когда-нибудь простят за то, что ты сделал? Нет. Пришло время… тебе умереть.

Он не стал доставать меч. Он воздел руки в позе призыва, и из его искаженного рта вырвалось древнее и ужасное Слово Силы. В воздухе вокруг Хока и Фишер, шипя и потрескивая, появилось заклинание изменения, призванное изменить форму их тел, их плоть и кости, и превратить их в нечто совершенно неспособное выжить. Медленная и скверная смерть. Вот только… заклинание не смогло достичь Хока и Фишер. Оно завывало и искрилось в воздухе вокруг них, не в силах ни зацепиться за них, ни хоть как-то повлиять на них. Странные огни мерцали и вспыхивали, странные энергии бились в комнате, но ничего из этого не сработало. Заклинание распалось, безвредно рассеялось и исчезло, оставив Патрика Чанса тупо смотреть на неизменных Хока и Фишер перед собой.

— Это невозможно, — оцепенело произнёс он. — Чары изменения — одни из самых древних; ничто в этом мире не может противостоять заклинанию изменения такого масштаба!

— Это была хорошая попытка, — сказал Хок. — Но заклинания изменения против нас бесполезны.

— Не после всего, через что мы прошли, — сказала Фишер.

— Низшая магия не может коснуться нас, — сказал Хок. — Нас коснулась Дикая Магия, и мы всегда будем… теми, кто мы есть.

— … Верно, — сказала Фишер.

Хок неторопливо поднялся на ноги и холодно посмотрел на Патрика Чанса. — Итак. Ты ведь на самом деле не внук квестора? Кто послал тебя?

— Кто ещё знает, кто мы на самом деле? — потребовала Фишер.

Чанс поднялся и с усмешкой посмотрел на них. — Вы никогда не узнаете. Вы не можете заставить меня говорить.

— О, я думаю, ты поймешь, что мы можем, — сказал Хок.

— Нет, — сказал Чанс. — Вы не сможете. К этому моменту я был подготовлен ещё до моего отъезда. Цена неудачи была мне предельно ясна.

Его спина внезапно выгнулась дугой, лицо исказилось от ужасной агонии. Он упал на пол и лежал там в конвульсиях, пытаясь выдавить крик сквозь стиснутые зубы. Хок и Фишер поспешили к нему, а затем резко остановились, так как то, что было Патриком Чансом, изменило свою форму, превратившись в нечто, никак не похожее на человека. Это был демон. Но не тот огромный и тёмный, которого они видели раньше в Зале прослушивания; это была просто приземистая, искаженная форма с игольчатыми зубами, алыми глазами и зазубренными когтями. Он несколько раз лягнул, один раз зло бросился на них, а потом умер. Плоть быстро отделялась от костей, которые, в свою очередь, растворялись, пока не осталось ничего, кроме тёмного пятна на деревянном полу и неприятного запаха в воздухе. Хок и Фишер подошли к открытому окну и глубоко вздохнули.

— Ну, сказал Хок. — Это было… интересно.

— Интересно, проклятье! — сказала Фишер. — Кто-то знает, кто мы на самом деле!

— Рано или поздно это должно было случиться, — сказал Хок. Он повернулся, чтобы посмотреть на тёмное пятно на полу, которое уже впитывалось в дерево. — Сто лет прошло с Войны Демонов… и мы встречаем двух демонов за один день. Можно подумать, что кто-то пытается нам что-то сказать.

— Не забывая о стае мёртвых птиц, которые свалились нам на голову сегодня утром, сказала Фишер. — Что это было? Угроза или предупреждение?

— Уже поздно, сказал Хок. — И я устал. Пойдём спать.

Когда они наконец-то легли спать, на улице был поздний вечер и уже стемнело. Они и не заметили, как затянулось прослушивание. Они сидели бок о бок в большой кровати с балдахином, на матрасе из гусиного пера, в который можно было провалиться. Их спины поддерживало мягкое изголовье, а от стен исходил тёплый золотистый свет. Древо заботилось о себе. У Хока была кружка горячего шоколада. У Фишер был большой бокал бренди. С бумажным зонтиком в нём. Оба они по-своему согревали внутреннее “я”. Они были одеты в длинные белые ночные рубашки, на левой стороне груди которых были со вкусом вышиты их инициалы. Когда они были моложе, то никогда ничего не надевали в постель, но они неохотно согласились надеть эти вещи, потому что иначе это шокировало студентов, когда они шли в клозет рано утром. К тому же, зимы стали намного холоднее. Их комната была удобной, даже уютной, и абсолютно никто их не беспокоил. Хок и Фишер сидели, прижавшись друг к другу, натянув одеяло до пояса, и тихо обсуждали события дня. У изножья балдахина, на куче очень вонючих одеял, свернувшись калачиком, лежал их весьма вонючий старый пёс и громко храпел. Это был огромный, длинноногий, ширококостный зверь, не принадлежащий к определённой породе, уже старый, как и они сами, но всё ещё достаточно активный, чтобы отхватить изрядную долю неприятностей. Его шерсть была серой, а вокруг морды — белой. Он беспокойно дёргался, гоняясь за кроликами в своих снах. Он громко пукал.

Хок медленно покачал головой. — Он потихоньку стареет.

— Как и все мы, — сказала Фишер.

— По крайней мере, я не лижу свои интимные места на публике, — сказал Хок.

— Ты бы лизал, если бы мог, — сказала Фишер. — Вообще-то, я думаю, что заплатила бы хорошие деньги, чтобы увидеть это.

Пёс издал быструю серию булькающих пуканий, похожих на миниатюрный грохочущий вулкан и почти таких же взрывоопасных. Хок и Фишер вздрогнули.

— Я попрошу Алхимика приготовить ещё немного этих маленьких синих таблеток, — сказал Хок.

— Либо это, либо пробка, — сказала Фишер.

— Мы действительно не будем говорить о демонах? — сказал Хок, ставя свою пустую кружку на прикроватную тумбочку.

Фишер опустошила свой бокал с бренди и небрежно бросила его в мягкое кресло. — Что тут говорить? Это просто совпадение. Должно быть. В живых не осталось никого, кто бы знал, что мы сделали. Кем мы были раньше.

— Кто-то, должно быть, послал этого демона-убийцу, выдававшего себя за Патрика Чанса, — упрямо сказал Хок. — Они знали правильные имена, чтобы преодолеть нашу защиту. Кто-то хочет нашей смерти!

— Что мы можем сделать? — спросила Фишер. — Бежать? Я так не думаю. Никто не выгонит меня из собственного дома.

— Мы всё равно собирались уходить, — осторожно сказал Хок. — Возможно, наш таинственный враг не станет преследовать новых Хока и Фишер. Наших сменщиков.

— Я уже не знаю, чему верить, — сказала Фишер. — Я думала, что здесь мы в безопасности. Я думала… всё это осталось позади.

— Прошлое рано или поздно даёт о себе знать, — сказал Хок.

И тут они оба резко поднялись и огляделись вокруг. Что-то было не так. Они чувствовали это. Что-то плохое приближалось, надвигалось прямо на них, с направления, которое они могли почувствовать, но не определить. Нечто, прокладывающее себе путь в этот мир, Извне. А потом вдруг появился он, оказался там, стоял прямо посреди комнаты и мерзко ухмылялся им от изножья кровати.

Принц Демонов.

Он выглядел как человек, походил на человека — насмешка над человечеством, дискредитация. Он был неестественно высоким и стройным до истощения. Его бледная плоть имела нездоровый, как проказа, перламутровый оттенок, а одет он был в лохмотья и лоскуты цвета тьмы, как будто кутался в клочья, вырванные из самой ночи. На нём была потрёпанная широкополая шляпа, низко надвинутая на багровые глаза; черты его лица были размытыми, неопределёнными, словно они никак не могли сойтись на одном лице. Он воздел перед собой бледные руки, словно в насмешливой молитве — мольбе, его длинные тонкие пальцы заканчивались жуткими когтями, с которых постоянно сгустками капала тёмная кровь. В его позе, в том, как он держался, не было ничего человеческого. Он выглядел как человек, потому что это его забавляло. Когда-то он был похож на что-то другое, и, возможно, будет похож снова, но сейчас он жил в мире людей и формировал себя соответствующим образом. Если слово “жил” вообще можно применить к чему-то, что никогда не рождалось. Принц Демонов, повелитель всех демонов Темнолесья. Он пытался уничтожить всё человечество во время Войны Демонов и переписать живой мир по своему ужасному образу и подобию. Его присутствие, казалось, отравляло воздух, омрачало свет, оскверняло комнату одним своим присутствием. Медленные скрипы разносились по дереву комнаты, как будто старое Древо было потревожено самим существованием Принца Демона. Его ноги прожигали ковры на полу и обжигали дерево под ними. Принц Демон медленно улыбнулся Хоку и Фишер, показав острые зубы, а когда он заговорил, его голос был таким, какой можно услышать в самых страшных кошмарах.

— Так, так… снова здравствуйте, мои сладкие. Столько времени прошло, не так ли? Вам понравился мой маленький убийца, моя визитная карточка?

— Как ты пробрался сюда, минуя все защиты Древа? — спросил Хок. Его голос был не таким ровным, как ему хотелось бы.

— Вы пригласили меня войти, — сказал Принц Демонов. Голосом, похожим на плач младенцев, на смерть детей, на крик в ночи. — Вы впустили меня вместе со своими драгоценными кандидатами на прослушивание, и никто меня не видел. Теперь я живу внутри людей. Вы убедились в этом. Вы никогда не найдёте меня, и меня всё равно уже не будет. Разве вы не рады видеть меня снова, мои самые сокровенные враги, мои дражайшие соперники? Вы теперь такая же легенда, как и я, Руперт. Джулия.

— Чего ты хочешь? — спросила Фишер.

— Ваши внуки в опасности, — ласково сказал Принц Демонов. — Они умрут, медленно и ужасно, если вы не вернётесь в Лесное Королевство, чтобы спасти их. Грядёт война. Страна против страны, армии против армий… Фермы, города и посёлки запылают в ночи, кровь и резня в лесах, террор на марше. Тьма вздымается, Голубая Луна возвращается, и мы с вами в последний раз сыграем в игру судьбы & предназначения. И я наконец-то отомщу… когда Дикая Магия навсегда хлынет в мир людей. Остановите меня, мои дорогие, если сможете.

Он исчез, исчез в одно мгновение. Ничто не свидетельствовало о его присутствии, кроме следов от его ног на полу. Старый пёс у изножья кровати поднял свою большую седую голову.

— О, Пекло… Только не это.

— Тише, Чаппи, — сказал Хок.