Голубая луна

Глава 31

Кадотт вел мою машину. Меня преследовали картины того, как нас останавливает один из моих сослуживцев, а мы пытаемся объяснить, почему водитель голый, да и я недалеко от него ушла. Длинная футболка едва прикрывала мои ягодицы, но нижнего белья под ней не было. Если кто-нибудь заметит меня в таком виде, я этого не переживу.

Но профессор оказался осторожным водителем, и мы без приключений добрались до грунтовой дорожки, ведущей к его дому. Кадотт припарковал мой служебный автомобиль возле своего джипа, и мы пошли в сторону дома.

Я никогда не была внутри его коттеджа, только заглядывала в окно, словно вуайеристка. Я и думать забыла о том случае, а тут зашла в дом следом за хозяином и снова испугалась висевшего в коридоре волка.

— Что это? — спросила я.

Кадотт не походил на парня, который стал бы развешивать по стенам чучела.

— Подарок от друга.

Теперь, когда я смогла рассмотреть ее поближе, оказалось, что волчью голову можно надевать как шапку, а шкура могла сойти за накидку. Я видела людей в подобных штуках на фотографиях с пау-вау[18] и тому подобных мероприятий. Для ритуальных танцев люди напяливали всевозможные интересные вещи.

— Ты ею пользуешься? — спросила я, думая, что она, должно быть, имеет какое-то отношение к волчьему клану.

— Нет. Такая показуха в духе равнинных племен[19]. Навахо верят, что ведьма может превратиться в оборотня, надев волчью шкуру. — Кадотт кивком указал на стену. — Вроде этой.

— Верят? В настоящем времени?

— Да. Или, по крайней мере, некоторые из них.

— Например, твой друг?

— Возможно.

— А ты?

— Я верю в оборотней. Но я примерял эту шкуру и остался самим собой, только с головой волка на макушке.

Кадотт прошел в основную часть дома, предоставив мне выбирать: оставаться в одиночестве в коридоре или следовать за ним. Так как волчья шкура пугала меня больше чем следовало, я поспешила за хозяином дома.

Но в гостиной его не оказалось. Как и на кухне, просматриваемой с того места, где я стояла.

Дом был чище, чем того можно было ожидать от холостяцкого жилища, но вот порядком там и не пахло. По всем поверхностям разбросаны книги и бумаги, а по углам и за мебелью распиханы всякие предметы обихода.

Я обвела взглядом барахло Кадотта, затем осмотрела комнату. Все окна украшали деревянные жалюзи. Хм. Я видела, что снаружи на окнах имеются ставни. Мне стало интересно, зачем они ему еще и внутри.

Должно быть, для пущей обособленности.

Дверь слева была открыта, поэтому я вошла в нее. Кадотт уже лежал в постели.

Я подняла бровь:

— Торопишься?

— Я думал, ты устала.

Глядя на него, лежащего там под простыней, собравшейся складками на бедрах и открывающей обнаженную прекрасную грудь, я больше не чувствовала себя такой уж усталой. Я уронила сумку на пол, сняла футболку и забралась в кровать к Уиллу. Но когда я провела рукой по его бедру, он прижал мою ладонь своей.

— Я обещал, что мы поспим.

— А я — нет.

Он притянул мою голову к своему плечу.

— Отдохни, милая. И позволь обнимать тебя, пока ты спишь.

Я вскинулась, услышав ласковое обращение.

— Знаешь, если бы какой-нибудь другой парень назвал меня «милой», я бы ему зубы в глотку вколотила.

— Полагаю, я не просто какой-то там парень.

— Полагаю, что нет.

Он провел губами по моим волосам.

— Возможно, это самое приятное из всего, что я от тебя слышал.

— Смотри не заносись.

— Не буду.

По моему позвоночнику пробежали нежные, невесомые пальцы; их успокаивающие прикосновения заставили меня прикрыть глаза. Но я не заснула. Мне нужно было кое-что спросить.

— В ночь нашей первой встречи у тебя на бедре был синяк.

— У меня много синяков бывает.

— Правда? Почему?

— Ну, я довольно неуклюжий, или раньше таким был. Поэтому и занялся восточными единоборствами. Это помогло мне с равновесием. Уже не так часто спотыкаюсь о собственные ноги, как раньше.

Хорошее объяснение, но он все еще не ответил на мой вопрос. Я снова его спросила:

— Почему ты не говоришь мне, откуда, по-твоему, взялся тот синяк?

Начав озвучивать свои сомнения, я обнаружила, что не могу облечь подобную глупость в слова. Поэтому и пытаться не стала.

Однако Кадотт таких затруднений не испытывал.

— Ты думаешь, что меня в обличье волка сбила машина, и к тому времени, когда ты меня увидела, я уже был с синяком.

Я вздрогнула, покраснела и пожала плечами.

— Ну, синяка уже не было, когда мы в первый раз… ты знаешь.

— Занимались любовью?

Я поморщилась. Ненавижу этот оборот. Любовь всегда была чуждым мне чувством. Я не знала точно, что оно означало. Отец явно меня не любил. У матери была странная манера демонстрировать свою любовь. Я никогда не любила мужчину, и никогда мужчина не любил меня. Возможно, любовь — это то, что я чувствовала к Зи. Возможно.

— Не важно, — пробормотала я.

— Я быстро поправляюсь. Всегда так было. Здоровый образ жизни. И немного снадобий оджибве.

— Какого рода снадобий?

— Моя бабушка входила в Мидевивин[20].

Я нахмурилась, и он поспешно пояснил:

— Великое шаманское общество. Таких, как она, обычно называли знахарками. Бабушка использовала природные средства — травы, кору, жабий глаз. — Кадотт подмигнул. — Она знала древние методы и научила им меня.

— Знала?

— Бабушка умерла от пневмонии, когда мне было десять. Не все можно исцелить.

— Сожалею.

— Как и я.

Моя рука лежала на груди Уилла. Под ладонью ровно билось его сердце. В комнате было тихо, и меня клонило в сон.

— Почему ты такого низкого о себе мнения? — спросил он.

— Что? — Я с трудом уследила за внезапной сменой темы. — Это не так.

— Да ладно. Именно поэтому ты так озабочена тем, что скажут люди. Красавица и Чудовище, только роль Красавицы досталась мне. Мы поменялись.

— Я знаю, кто я. Знаю свои сильные стороны. Женственность к ним не относится.

Свободной рукой Кадотт скользнул по моему бедру и сжал ягодицу.

— Думаю, ты не права. Ты очень женственна.

— Скажешь тоже.

— Да, скажу, потому что считаю тебя красивой.

— Ты глупый и слепой.

— Не язви.

— Но у меня так хорошо получается.

— Да. Это правда. — Он снова поцеловал меня в макушку. — Не говори мне, что ты некрасивая, потому что я знаю, это не так.

Я отодвинулась, уворачиваясь. От таких разговоров мне становилось тревожнее, чем при столкновении с пьяницей с разбитой бутылкой.

По крайней мере, в стычке я знала что делать. Но комплименты? Мне хотелось убежать, спрятаться и никогда не возвращаться.

Потому что, если я им поверю, а потом обнаружу, что он лгал, мне будет только больнее. Но зачем ему лгать? Я не могла в этом до конца разобраться. Пока.

Кадотт теснее прижал меня к себе, словно знал, о чем я думаю.

— Ты особенная для меня, Джесси. Не убегай, пока мы не выясним, что это означает, ладно?

— Ладно, — ответила я, не успев вовремя прикусить язык.

— Итак, почему ты тоже вслед за мной поверила в оборотней?

Я замолчала в нерешительности. Следует ли ему рассказывать или нет? Я хотела кому-нибудь рассказать, так почему не Кадотту? Я знала, что он не будет надо мной смеяться. По крайней мере, громко.

И я все ему выложила. Просто остановиться не могла. Про Манденауэра и его тайное общество. Про волков в лесу, Тину, пещеру и наполовину волчью, наполовину человеческую тень на стене.

Он выслушал, ни разу меня не перебив. В некоторых местах рассказа я слышала, как его сердце билось быстрее, но, с другой стороны, и мое тоже. На некоторых фразах он напрягался, а затем расслаблялся. Когда я закончила, в комнате воцарилась тишина.

Она тянулась слишком долго, и я подняла голову и повернулась лицом к Уиллу. Замерла, почти ожидая, что он, несмотря на свою веру во всю эту сверхъестественную ерунду, уставится на меня как на сумасшедшую. Произнесенная вслух, эта история заставила меня саму снова задуматься. Но выражение лица Кадотта было серьезным, задумчивым. Он лежал, уставившись в пространство.

— Что такое? — спросила я.

Кадотт вздрогнул, посмотрел на меня и улыбнулся, но улыбка вышла рассеянной, совсем не той, которую я начинала обожать.

— Вот так история, — пробормотал он.

— Что думаешь?

— Правительству всегда известно намного больше, чем оно говорит.

— Тоже мне сюрприз.

Он рассмеялся.

— Моя ты умница. Так ты скоро за каждым углом будешь подозревать заговор.

— Уже, — проворчала я.

— М-м-м.

Он снова ушел в раздумья. Я раньше никогда не встречалась с мозговитыми профессорами, но пришла к выводу, что он частенько так отключается.

— Ты знаешь Тину? — спросила я.

— Тину?

— Пропавшую девушку?

— Конечно, знаю. Но без понятия, где она сейчас.

— Как и все.

— Я думал, она сгорела.

— Возможно. Тебе не кажется странным, что она посещала твои лекции?

— Не особенно. Мы выяснили, что кто-то пытается воскресить волчьего бога. Это ритуал оджибве. Если эта Тина одна из них, то с ее точки зрения было разумно записаться на мой курс.

— Почему?

— Возможно, она пыталась прояснить туманные места, чтобы помочь их главарю.

Я нахмурилась.

— Ты получил книгу, которую заказывал?

— Что? А, нет. Пока нет.

Он снова уставился в пространство.

Я теснее прижалась к нему, и стук его сердца под моей щекой и уверенное размеренное дыхание, колыхавшее мои волосы, успокоили меня. Расслабленность наложилась на недосып и кучу стрессов, и через тридцать секунд я отключилась.

* * *

Я проснулась, когда угол падающих в окно солнечных лучей соответствовал раннему вечеру. Кадотт еще спал рядом со мной. Мне пора было на работу, но требовалась одежда.

Выскользнув из постели, я посмотрела на его лицо. Он действительно был слишком красив для меня. Странно, но мне это начинало нравиться.

Он не шевельнулся, даже когда я поцеловала его в бровь. Я на цыпочках прокралась в гостиную, задержавшись на кухне, чтобы выпить воды. И обнаружила это.

Сначала я решила, что он оставил разбросанными по столешнице свои записи. Я даже улыбнулась его рассеянности, пока пила из стакана, украшенного аппликацией с Флинстоуном.

Но тут внимание привлек мой собственный почерк. Слова мозг различил секундой позже. Я едва не уронила стакан, что было бы досадно — вещица-то почти антикварная.

Схватила бумаги. Одной из них была расписка в получении тотема, которую я заставила подписать Кадотта; другой — скомканная страница, вырванная из журнала регистрации улик. А под ними лежал пакет с осколками стекловолокна и пластика, которые я смела с дороги после происшествия с Карен Ларсон.

Что пропавшие улики делают на кухне Кадотта?

Я понятия не имела. Но прежде чем выбивать из него ответы, собиралась выяснить, что еще из того, что я хотела бы знать, он тут припрятал.

Долго искать не пришлось. На кофейном столике в беспорядке валялись книги и записи. Все они касались маленькой проблемы Минивы.

Со стороны Кадотта было весьма любезно выделить относящиеся к делу отрывки. Одна книга особенно притягивала взгляд — «Легенды оджибве». Не ее ли он ждал? Ту, что, по его словам, еще не привезли? Судя по количеству и характеру подчеркнутой информации, подозреваю, что эту самую.

Я проглотила комок в горле, который по вкусу слишком напоминал слезы. Я не плачу из-за мужчин. Черт, я вообще ни из-за чего не плачу.

Я посмотрела на ярко-желтые выделенные фрагменты, расплывающиеся перед глазами. Зажмурилась, стиснула зубы, и, снова открыв глаза, увидела, что буквы обрели четкость.

«Обряд необходимо провести под голубой луной». Что, по моим расчетам, соответствовало завтрашней ночи.

Я чувствовала себя так, словно время стремительно проносилось мимо, неудержимо толкая всех нас навстречу этому второму полнолунию.

Я заставила себя снова сосредоточить внимание на книге.

«Дорогe должна проложить армия оборотней».

— И так далее и тому подобное, — пробормотала я. — Плавали, знаем.

Я перевернула страницу. Все, что там осталось — зазубренный край. Уилл или кто-то еще вырвал лист с оставшимися сведениями. Это не к добру.

Больше ничего интересного я в книге не нашла, поэтому снова просмотрела бумаги Кадотта. Пропавшей страницы там не оказалось, зато обнаружился любопытный факт.

Для выполнения обряда необходим волчий тотем с отметками мачи-овишук. К сожалению, в записях не объяснялось каким образом использовать амулет.

Я разложила все по местам, затем, крадучись, выскользнула из дома Кадотта и отправилась на поиски Манденауэра.