Я должна была оказаться сверху, чтобы одержать победу и в награду поддаться желанию.
Вместо этого я оказалась на спине, а Кадотт решительно устроился между моих бедер. Я запыхалась, а профессор даже не вспотел.
— Скажи, что любишь меня.
Услышав смех в его голосе, я тоже улыбнулась.
— Поцелуй меня в…
Его губы накрыли мои, и все мысли исчезли в охватившем тело огне желания.
У меня очень давно не было секса, а с такой прелюдией — вообще никогда. Я настолько возбудилась, что еле смогла сдержаться, чтобы, выгнув спину, сразу же не кончить. Но мне надоело отрываться в одежде. Я хотела Кадотта, до самого конца, поэтому перестала сопротивляться. Уилл целовал меня невероятно долго. Судя по моему не такому уж большому опыту, парни обычно не тратили время на поцелуи, особенно если знали, что быстро получат большее.
Но, казалось, Кадотту нравилось целоваться. Черт, если бы я была так же в чем-то хороша, думаю, мне бы тоже нравилось заниматься этим постоянно.
Он прикусывал мои губы, проходился по ним языком, и, обхватив мое лицо длинными сексуальными ладонями, большими пальцами поглаживал подбородок, а остальными нежно ласкал щеки. Уилл не остановился только на губах, а уделил равное возбуждающее внимание моей шее, векам, ушам…
Никогда бы не подумала, что проникновение умелого языка в ухо сделает меня мокрой намного ниже.
Кончиками пальцев я исследовала литые мышцы его спины, затем провела ногтями по подрагивающим бокам, прежде чем обхватить его очень привлекательный зад. Но этого было недостаточно — потребность ощутить его обнаженную кожу на своей была мне нужнее воздуха.
— Мы можем переместиться в мою комнату?
Уилл поднял голову, перестав дразняще облизывать покрытый кружевом бюстгальтера сосок. Солнце начало всходить, и этого света хватило, чтобы наконец рассмотреть лицо профессора. Улыбка исчезла, а желание в его глазах было таким же сильным, как и у меня внутри. Не говоря ни слова, Уилл легким грациозным движением поднялся на ноги и протянул мне руку.
Я могла бы отпустить колкость или отвергнуть его руку — не настолько уж я увлеклась, что не встала бы самостоятельно. Но без его тепла, даже в такую жаркую летнюю ночь, мне стало зябко.
Подав ему руку, я позволила Уиллу поднять меня. И вот так, держась за руки, мы вошли в спальню. Обстановка комнаты была довольно спартанской: кровать, сейф для оружия да комод с зеркалом. Я здесь спала — только и всего. До сегодняшнего дня.
Никогда еще не приводила сюда мужчину. Мысленно спросила себя, почему, но не стала искать ответ. Сейчас меня занимали куда более интересные вопросы.
Как быстро я смогу его раздеть? Сколько раз он заставит меня кричать? Сочтет ли он меня странной, если я попрошу его связать меня и облизать всю с ног до головы?
Я получила ответ на первый вопрос, не проронив ни слова. Уилл стащил футболку через голову и секундой позже сбросил джинсы. На нем не было нижнего белья — еще одна загадка раскрыта.
Мне хотелось включить свет и рассмотреть его, но тогда и он сможет меня увидеть, а эта перспектива совсем не прельщала. Я была крупной девушкой — везде. И, готова поклясться, без одежды выглядела еще больше.
Переступив порог, я вдруг нерешительно замялась. Уилл по синусоиде пересек комнату, что напомнило мне о раскованной поступи большого черного волка. Этот образ вылетел из головы сразу же, как только Уилл протянул руку и легким щелчком расстегнул мой бюстгальтер спереди. Столь внезапно освобожденные груди выпрыгнули наружу с почти слышимым хлопком. Но стесняться времени не было. Кадотт опустил голову и потерся щекой о выпуклость, вдохнув при этом так, будто мог задержать в легких мой аромат, а потом стащил футболку и бюстгальтер с моих рук и жадно обхватил сосок, слегка царапая его зубами и придавливая языком.
Я вычитала в каком-то женском журнале, что чем больше у женщины бюст, тем меньше она возбуждается от прикосновения к нему. Учитывая, насколько трепетно парни относились к этой части женского тела и как хотели ее трогать — причем это желание возрастало по мере увеличения размера груди — я пришла к выводу, что природа просто так неудачно пошутила.
Но после прочтения статьи почувствовала облегчение — ведь я всегда считала, что проблема именно во мне.
Когда парень касался моей груди, мне было совершенно все равно. Эта возня и сопение ниже шеи обычно отбивали у меня всякое желание. Но теперь понятно — мне просто попадались не те парни. Кадотт знал, что делать: нежно и уверенно он возбуждал меня короткими посасываниями, поцелуями открытым ртом и неразборчивыми словами одобрения. Когда он наконец наклонился и взял меня на руки, мои колени уже подкашивались.
— Эй! — Комната кружилась, пока он шел к кровати. — Мне не хочется играть в похищенную поселенку и храброго индейца.
«Так грубо и невоспитанно, Джесси!» Голос матери. Вот черт! Когда я уже от этого избавлюсь?
Мне помог смех Кадотта.
— Возможно, позже.
Он без предупреждения бросил меня на матрас, и я аж ойкнула. По крайней мере, я заткнулась.
Я протянула руки к Уиллу, а он отступил назад. Забеспокоившись, что обидела его, я приподнялась на локтях.
Он скользнул взглядом по моему лицу, потом вернулся к грудям:
— Ты знаешь, они бесподобны. — Он поднял на меня глаза. — Как, впрочем, и вся ты.
Грудь была моим наказанием с двенадцати лет. Как только она выросла, все друзья-мальчишки не могли, казалось, забыть, что я не одна из них. С тех самых пор они пытались добраться до моего бюста, а я старалась удержать их подальше. Никто не называл мою грудь «бесподобной». Самыми похожими на комплимент словами мужчины были «она охренительно большая».
Но в темных спокойных глазах Кадотта я видела правду — я была красива. По крайней мере, до восхода солнца.
Он щелкнул пальцем по брюкам:
— Сними их.
С удовольствием!
Я сбросила ботинки так, что они перелетели через всю комнату и, приподняв бедра, стащила уродливые желто-коричневые брюки. За ними последовали белые хлопковые «бабушкины» трусы. Может, я и носила проституточные бюстгальтеры, но терпеть не могла белье, которое впивалось в задницу, как зубная нить.
Я лежала на кровати, а Уилл возвышался надо мной.
— Такая нежная кожа… — Он обвел пальцем коленную чашечку. — Сильные ноги. Ты совершенна.
— М-мне нравится плавать.
Не имею понятия, почему мне вдруг захотелось поговорить.
— Мне тоже нравится, что ты плаваешь.
— У меня есть пруд. На моем участке земли. Там, где живет старый Макрэй.
— Ш-ш-ш. — Уилл наклонился и поцеловал мой живот, и желание разговаривать пропало окончательно.
Кровать прогнулась, но вместо того, чтобы накрыть меня своим телом и отдаться процессу — что устроило бы меня полностью, — Уилл вытянулся рядом, одной рукой подперев голову, а второй водя по моему бедру к животу и назад.
— Джесси, позволь мне трогать тебя. Я ждал этого целую вечность.
Я чуть не ляпнула, что мы знакомы всего несколько дней, но не очень-то хотелось выставлять себя легкодоступной. Кроме того, мне казалось, что я знаю профессора уже давно, а хочу вообще всю свою жизнь.
Ох и опасные мысли! Поэтому я отгородилась от них и закрыла глаза, чтобы не видеть, как менялось выражение лица Кадотта, когда он прикасался ко мне.
Не знаю, сколько мы вот так лежали, целуясь, исследуя, пробегая пальцами по груди, бедрам, ногам друг друга. Когда я открыла глаза, рассвет окрасил спальню в оттенки серого. Я снова забыла закрыть жалюзи. А, все равно.
Тело Уилла при свете солнца впечатляло даже больше, чем при лунном. Я возбуждалась от одного его вида.
Поцеловав меня, Уилл встал с кровати. Шорох одежды, звук рвущейся фольги, щелчок резинки — он пришел подготовленным. Меня это порадовало, так как до этого момента я даже не задумывалась о предохранении. Позволила бы я ему заняться со мной на полу незащищенным сексом? Думаю, никогда не узнаю.
Когда Уилл приподнялся и наконец вошел в меня, я не стала закрывать глаза — мне хотелось видеть его лицо, видеть, как я поглаживаю его грудь, а большим пальцем дразню сосок. Хотелось знать, как он выглядит, когда я сжимаюсь и пульсирую вокруг него.
Но не он, а я закатила глаза; он не проронил ни звука, а я стонала. Уилл держал меня, гладя и снаружи, и внутри, пока я не ахнула, обмякнув и задыхаясь.
Придя в себя, я поняла, что он до сих пор возбужденный и твердый внутри меня. Я залилась краской:
— Что?..
Уилл прервал вопрос поцелуем и не останавливался до тех пор, пока я не оставила попытки заговорить. Только тогда он снова задвигался.
Я всегда считала разговоры о множественных оргазмах городскими легендами. Полагаю, я ошибалась.
Уилл просунул между нами руку и начал гладить там, где я уже была возбуждена, пока я опять не стала извиваться, задыхаясь и снова балансируя на краю. Он приподнял мои бедра и погрузился в меня уверенно и напористо, доставая до таких мест, куда прежде никто не добирался.
Его руки учили меня ритму: сначала быстро, потом медленно, затем нечто среднее. Казалось, его пенис увеличивался, набухал, пульсировал в такт моему сердцебиению. Я снова ахнула, сжимаясь вокруг него, и кончила, пока Уилл легко царапал зубами изгиб моей шеи.
Кадотт обмяк на мне, вдавив в матрас. Оказавшись в этой ловушке, я вдруг осознала, какой же он большой и сильный. На минуту меня охватила паника, пока Уилл не скатился в сторону, сжав ладонью мое бедро. Мы чуть не столкнулись носами. В глазах Уилла я увидела неопределенность — то, что мне было хорошо известно. У меня перехватило дыхание, свело желудок. Тревога сменилась желанием сделать так, чтобы смятение ушло из глаз Уилла. Поэтому я дотронулась до его лица и прошептала:
— Дяденька.