Голос крови

ГЛАВА ВОСЬМАЯ Из дневника Халька Юсдаля – III «Единым росчерком пера»

Тарантия, Аквилония.

25 день Третьей весенней луны.

«Пергаментная война» между Аквилонией и Немедией тянулась почти четыре седмицы. Должно быть, немало лошадей потеряло подковы, скача по Дороге Королей от Тарантии к Бельверусу и обратно, и немало гонцов слало проклятия жестким седлам и правителям, желающим, чтобы их драгоценные депеши как можно скорее доставили по назначению. Конан относился к обмену высокопарными посланиями с равными долями скуки и истинно варварского презрения, предпочитая слову – дело, принц Ольтен Эльсдорф и его приспешники – с негодованием, Пуантенский Леопард и ваш покорный слуга, добровольно взявшие на себя обязанность сочинять ответы, искренне развлекались. Вдобавок я вовсю злоупотреблял возможностью подбрасывать в сумки королевских гонцов свои личные письма, отправлявшиеся в Бельверус на имя молодой баронессы Целлиг. Время от времени Цинтии выпадал счастливый случай переслать ответ, но какой толк от десятка торопливо набросанных строчек, не дающих никакого представления о том, чем занята и какие планы строит моя взбалмошная дама…

Для выяснения истины требовалась сущая малость: бросить все, отправиться в Немедию и поговорить с Цинтией. Я уже всерьез начал задумываться о подходящем предлоге, когда в Тарантийский дворец доставили послание, резко отличавшееся по тону и характеру от своих предшественников.

Выглядело оно, как и другие. Плотный пакет коричневого пергамента, зеленые и красные сургучные печати личной канцелярии владельца Трона Дракона, под центральную вложено орлиное перо, означающее крайнюю спешность. Первым с его содержанием ознакомился Просперо, немедля разославший слуг по всем уголкам дворца в поисках лиц, коим следовало узнать о последних новостях из Бельверуса.

Вестник застал меня на положенном месте, то есть в комнатах на третьем этаже дворца, примыкающих к обширным помещениям Королевского архива. Господин библиотекарь маялся двойственностью собственного разума, одна половина которого корпела над переложением хроники времен королевы Алиенор со староаквилонского на нынешнее наречие, а другая изощрялась в сложении очередного куртуазного письма, предназначенного Цинтии Целлиг. На пергаментном листе в самых невероятных сочетаниях перемешались отрывки, посвященные описанию героического похода аквилонской армии к границам Офира, и строки, которые иначе как «сугубо личными», не назовешь. Пришлось брать нож и старательно соскабливать всю писанину.

Краем уха я прислушивался к доносившимся из-за распахнутых двухстворчатых дверей голосам: в библиотеке находились посетители, блуждавшие между огромных шкафов и стеллажей в поисках необходимых фолиантов, и перекликавшиеся между собой. Мера вынужденная, но оправданная – вопреки скудно отпускаемым из казны средствам за последние шесть лет книжное собрание Тарантийского замка приобрело достойный вид и изрядно расширилось. Конечно, до Бельверусского архива нам еще далеко, однако большое начинается с малого, не правда ли?

В данный момент по библиотеке странствовали трое – магистр гильдии строителей, он же главный королевский архитектор месьор Бланд, изыскивавший сохранившиеся чертежи грозившей скоро рухнуть Старой ратуши в полуденной части города, а также Монброн-старший и его рабирийская подружка. Именно ее серебристый голосок позволял мне без труда следить за перемещениями визитеров по библиотечным залам. Вот что-то с шелестом свалилось на пол, кто-то громко расчихался, звонко щелкнули расстегиваемые бронзовые зажимы на очередной книге…

Если месьор Бланд, как всегда, явился сюда с определенной целью и ради полезного дела, то Райан, по-моему, просто обожал шататься по книгохранилищу в надежде обнаружить какой-нибудь старинный раритет. Порой ему удавалось натыкаться на забытые всеми рукописи, засунутые в глубины шкафов. С сожалением вынужден признать, что составление общего каталога библиотеки, на создание коего уже который год уходят силы старого Озимандии, мои и десятка наших помощников, пока равно далеко и от завершения, и от совершенства.

Кстати, о Райане Монброне. С некоторых пор в поведении танасульского мага начали появляться определенные перемены, и перемены эти – хвала всем богам! – вроде бы к лучшему. Он стал меньше язвить и выказывать свое пресловутое презрение к миру, хотя в отношении вызывающе ярких нарядов его вкус заметных изменений не претерпел. Полагаю, мы должны сказать «спасибо» благотворному влиянию госпожи Фриерра. Может, характер Монброна-старшего испортился оттого, что он не мог подыскать себе подходящей спутницы? Я по-прежнему считаю подобный выбор несколько шокирующим, однако если волшебника устраивает общество женщины-гуля – их дело. Меланталь Фриерра отчасти похожа на Рингу Эрде, но, если так можно выразиться, более возвышенна, мечтательна и склонна к созерцательному образу жизни. Как есть Дева Лесов из старинного предания, тогда как герцогиня Ринга и ее наследница – парочка крайне предприимчивых, неугомонных и решительных особ.

И я весьма затрудняюсь представить изысканную Меланталь в ее прирожденном образе вампира. Как она выкручивается, если ей жизненно необходимо хотя бы раз в три дня пить кровь живого существа? Надо полагать, специально ради нее на дворцовых кухнях содержат десяток-другой куриц или поросят, и она достаточно умела, чтобы никому не попадаться на глаза во время своих трапез. Слухов о жутковатых пристрастиях госпожи Фриерра, во всяком случае, пока не ходит. Правду о ней во всем замке знают лишь пяток человек, и эти люди – не из болтливых. Что же до обычных сплетен, то, полагаю, Танасулец и его подруга сообразят не обращать на них особого внимания…

– Месьор Юсдаль! – должно быть, я так задумался, что дворцовому лакею пришлось дважды или трижды окликать меня по имени. – Месьор Юсдаль, его светлость герцог Просперо хотел бы немедленно видеть тебя в Малой Охотничьей гостиной.

– Немедленно? – озадаченно переспросил я, встряхивая головой, дабы придти в себя. В дверях библиотеки появилась рабирийка, державшая в руках растрепанный томик старинной летописи, и вопросительно глянула на нас. – А что стряслось, милейший?

– Из Бельверуса доставили какое-то известие, – кратко пояснил служитель, поклонился Меланталь и осведомился, не присутствует ли здесь месьор Райан, ибо его и госпожу Фриерра также приглашали на встречу.

– Письмо из Немедии? – слегка удивился вынырнувший из-за шкафов Монброн-старший. – Так их каждые три-четыре дня привозят. К чему такая спешка и таинственность?

– Значит, нынешнее письмо особенное, – предположил я и оказался прав.

В Малую Охотничью мы явились последними. Кроме самого Пуантенца там уже сидел пребывавший в крайне мрачном настроении Конан, разозленный чем-то и с трудом удерживавший себя в руках Ольтен, Ньоро, с тревогой поглядывающий то на своего сюзерена, то на правителя Аквилонии, и державшаяся в отдалении Зенобия Сольскель. Судя по выражению ее лица, девица из Пограничья напряженно о чем-то размышляла, приходя к неутешительным выводам.

Пресловутый конверт из Немедии со взломанными печатями лежал посредине стола, по соседству с кувшинами аргосской «Морской волны» и золотыми бокалами. Просперо кивком предложил нам ознакомиться с посланием, что я незамедлительно проделал. Райан и Меланталь пристроились сбоку, заглядывая мне через плечо. От рабирийки пахло еле различимыми и наверняка дорогими благовониями с запахом лаванды.

– Широкий жест, – нарочито равнодушным тоном проговорил Монброн-старший, добравшись до конца послания. – Слишком широкий, и потому чрезвычайно подозрительный. Кто-нибудь желает оспорить мое мнение?

– Никто, – высказал общее мнение Ньоро, растерянно добавив: – Но я не понимаю…

Признаться честно, я тоже ничего не понимал.

Депешу из Бельверуса выводила не опытная и безличная рука умелого писца королевской канцелярии. Похоже, ее начертал лично Тараск Эльсдорф, подобрав безукоризненно-куртуазные и вежливые фразы, заключавшие в себе призыв положить конец царящей между двумя странами-соседями двусмысленности, избежав при том ненужной трескотни, шумихи и бряцания оружием. Отдавая дань проницательности и уму королевы Чабелы Зингарской, Тараск вполне справедливо указывал, что разрешение затруднений между Аквилонией и Немедией касается только упомянутых государств. Суховатые и деловые предложения Тараска Эльсдорфа сводились к следующему: довольно словесных игрищ под знаком «плаща и кинжала», довольно военных стычек и напрасного изведения дорогого пергамента, необходима встреча. Личная встреча заинтересованных лиц, сиречь Конана, Ольтена и Тараска. Никаких колдунов с их непредсказуемыми выходками, никаких притащенных с собой армий, никаких пышных церемоний и по возможности – никаких сторонних свидетелей.

Местом правитель Трона Дракона предлагал избрать малоизвестную немедийскую крепостцу Арнейд, расположенную вблизи границы, временем назначался двадцать восьмой день Третьей весенней луны. Он, Тараск, прибудет в Арнейд к назначенному сроку с небольшим числом охранников и будет ждать ответа, сиречь либо появления Его величества Конана Канаха, либо гонца с вестью об отказе Аквилонии вступать в какие-либо мирные переговоры.

Уже поставив свою роспись и заверив ее королевской печатью с гербом страны, Тараск сделал приписку, извещавшую, что он постарается обеспечить прибытие на грядущую встречу герцогини Эрде-младшей, буде разыскивающим ее людям удастся обнаружить местонахождение таковой и убедить наследницу дома Эрде последовать доводам разума, а не эмоций. Он признает, что допустил ошибку, сгоряча распорядившись казнить госпожу Долиану, однако его можно понять – по ее вине Немедию потрясло крупнейшее военное поражение за последние двадцать-тридцать лет, не считая ущерба, причиненного Рокодом!

Сложив весьма удивительное письмо Тараска, я вернул его в конверт и выжидательно посмотрел на того, кому надлежало принимать решение – на Конана.

– Я поеду, – тоном, не принимающим малейших возражений, откликнулся король Аквилонии. – Хватить бродить вокруг да около! В чем этот проходимец Тараск прав, так в том, что Совет Семи королей ничего не добился, лишь все испортил…

– Неужели у Вашего величества достанет неосторожности поверить хотя бы единому слову в нагромождении этой чудовищной лжи? – Ольтена, похоже, ввергало в состояние ярости одно упоминание имени нынешнего правителя Немедии. – К тому же Дана… госпожа Эрде никогда не согласится иметь дело с изменником, обманом захватившим власть!

– Ой ли? – вполголоса пробормотала Меланталь. – На какие жертвы порой приходится идти ради установления истины…

Она не договорила, коротко махнув рукой.

– Если хотите знать мое мнение, я бы прогулялась в этот Арнейд, – ни к кому не обращаясь, ровно произнесла Дженна. – Попыталась бы разузнать, чего на самом деле добивается Тараск. Порой он умеет быть честным – когда ему это выгодно, разумеется. Чем он может навредить? Не укрыть же в кустах отряд головорезов с приказом убить приехавших на встречу? Нелепый и безрассудный поступок, а Кофиец при многих недостатках глупцом не является.

– Я против поездки, – сухо оповестил собрание Райан Монброн. – Это письмо – очередной виток игры за трон Немедии. Не стоит ее поддерживать. Пусть Тараск с присными недоумевает. Глядишь, совершит какую-нибудь ошибку. Милейшая Зенобия, королям, за редкими исключениями, честность несвойственна.

– Съездить, проявляя наивозможнейшую осторожность и предусмотрительность, – высказался Просперо. Я кивнул, присоединяясь к идее герцога. Столь неожиданно представившийся шанс нужно использовать, иначе мы опять окажемся втянуты в бесконечный круговорот придворных интриг и заговоров.

В этом духе я и высказался, добавив, что за одну-единственную встречу наверняка ничего не решится, но попробовать стоит. Ведь речь идет о налаживании отношений не с отдаленными тысячами лиг Тураном или Кхитаем, а с расположенной у нас под боком Немедией! Мы и так нарушили множество традиций. Скажем, на коронацию нового владельца Трона Дракона не явилось ни одного представителя двора Аквилонии, что в давние времена давало повод к началу немедленной войны… Кто знает, вдруг Тараск одумался и желает выторговать условия своего почетного ухода в отставку?

Немедийцы, Ольтен и Ньоро, встретили мое предположение дружным презрительным хмыканьем.

– Неизменный глас разума, то есть голос Халька из Юсдаля, – без обычного азарта съязвил Конан. – Значит, господин библиотекарь милостиво соглашается составить нам компанию. Выезжаем завтра, думаю, за пять-шесть дней обернемся. Даже сплетни не успеют разойтись. Ольтен, если хочешь, оставайся в столице.

– Это оскорбление или шутка, Ваше величество? – нехорошо прищурился младший Эльсдорф. – Осмелюсь напомнить, речь идет о моей судьбе и моих законных правах!

Киммериец не удостоил его ответом, хотя подобное неуважение к собеседникам нашему королю обычно несвойственно. И привычной вечеринки сегодня тоже не вышло – у всех нашлись неотложные дела, которые необходимо закончить до отъезда.

Полагаю, многие во дворце ломают головы над причиной, вызвавшей в последнюю седмицу столь резкое ухудшение настроения правителя Аквилонии, но я-то знаю разгадку. Конану довольно резко напомнили, что в мире еще остались люди, которым не затмевает глаза блеск королевского титула, и что отнюдь не каждая женщина с готовностью согласится стать фавориткой правителя. За настоящей женщиной, бледным подобием коей являлась благополучно отправившаяся в свое тауранское имение Альбиона Каэтос, любому придется побегать – хоть королю, хоть обычному горожанину…

Ах, Дженна, Дженна. Поскорее бы они с Конаном разобрались между собой и пришли к какому-нибудь решению: то ли она уедет в Пограничье, то ли останется в Аквилонии. В конце концов, единственный недостаток Зенобии Сольскель – низкое происхождение. Чем-то она напоминает незабвенную Мойю Махатан из Темры, только Дженне отлично известны жестокие порядки придворной жизни и она способна играть по этим правилам. Мойа не умела. Красивая и тихая уроженка земли Гвинид прошла по краешку наших жизней и исчезла, как смутное воспоминание.

Впрочем, что хлопочу о чужих судьбах? Собственную бы устроить, ибо моя рыжекудрая мечта, увы, в данный миг находится в Бельверусе. Представления не имею, смогу ее повидать в ближайшую луну или нет.

Крепость Арнейд, граница Немедии и Аквилонии.

28 день Третьей весенней луны.

Девятый послеполуночный колокол.

За делами и хлопотами королей совершенно позабылось, что в наши края пришла вполне обычная новая весна. Дожди и распутица сменились солнечными днями, дороги высохли, черные леса подернулись свежей, пронзительно-зеленой листвой, и над нашими головами пронзительно орали какие-то птицы. Дженна сказала, это дрозды спорят из-за мест под будущие гнезда, и мы в ответ согласно покивали – ей виднее. В конце концов, девица из Пограничья наверняка знает бегающих, летающих и плавающих обитателей лесов назубок, а нам, городским жителям, какая разница? Дрозды и дрозды.

Мы прибыли сюда прошлым вечером. «Мы» – Его величество король Аквилонии Конан Канах, десяток человек свиты во главе с герцогом Просперо, да полусотня Черных Драконов («Вполне хватит и этого, – отмахнулся Конан в ответ на предложение увеличить число военной охраны до трех сотен мечей. – Не на войну собираемся»).

Форт Арнейд оказался сущим захолустьем: нуждающаяся в починке деревянная крепость с крохотным гарнизоном лигах в шести к Полуночи от Дороги Королей. Основное занятие местных вояк – ловля шныряющих между Немедией и Аквилонией контрабандистов, с которым они справляются из рук вон плохо. Пока мы ехали к крепости, вспугнули в лесу какую-то шайку, мгновенно вскинувшуюся в седла и рысью дунувшую в сторону Заката.

Немедийцы не рискнули расположиться в собственной крепости (видимо, опасались, что ночью бревна обрушатся им на головы) и разбили лагерь в десяток шатров и палаток у подножия занятого фортом холма. Тараск привел чуть больше людей, чем мы – утром я насчитал приблизительно сотню гвардейцев в зеленой с красным форме королевской страже – и выполнил данное им в письме обещание: зловещий ксальтоун отсутствовал. В этом нас заверил все-таки решивший присоединиться к отряду Райан Монброн. После чего маг ядовито осведомился, должен ли он также покинуть пределы аквилонского лагеря, заслужил от короля прозвище «склочника» и с достоинством удалился, не забыв прихватить свою подружку.

Ушли они недалеко. Сели на стволе поваленного дуба, откуда открывался вид на крепость и серо-желтые палатки немедийцев. Вскоре к ним присоединилась Дженна, и, поскольку для господина королевского летописца до начала переговоров никаких дел не предвиделось, я решил узнать, не возражает ли компания против моего общества. Никто не возражал, но настроение у всех троих почему-то было подавленным.

– Эта затея перестала мне нравится, – высказалась Зенобия, меланхолично крутившая в ладони маленький стилет. – Все идет как-то слишком…

– Благопристойно, – подсказала рабирийка.

– Угу. Тишь да гладь. Неужто Тараск так повздорил с любезным его сердцу ксальтоуном, что решился действовать самостоятельно? Райан, знаю, что лезу не в свое дело, но ты уверен, что Менхотепа здесь нет? Я наведалась к немедийцам и глянула по сторонам. Аррас и Ораст Сарваш точно не приехали. Если только не прячутся в палатках или не выкопали себе берлогу в окрестном лесу.

– Не уверен, – после некоторого молчания откликнулся Монброн-старший.

– Что значит «не уверен»? – вскинулся я. – В каком смысле?

– В прямом. Как всякий человек, я способен ошибиться. На первый взгляд ксальтоуна вроде бы тут нет, но клясться в этом на алтаре Митры я бы не рискнул. Сейчас его нет, а спустя миг он появится.

– Тогда нужно предупредить короля, – я начал подниматься с бревна, и замер в нелепом полусогнутом положении, услышав пронесенные высоким и твердым девичьим голоском слова:

– Доброе утро, месьор Хальк. Ты получил мое письмо?

Я оглядывался так медленно, словно мне стукнуло полторы сотни лет и мои суставы грозили вот-вот рассыпаться в прах. Райан, Меланталь и Дженна управились куда быстрее господина летописца, но выражение их лиц стало на редкость одинаковым: растерянным и недоверчивым. Зенобия аж выронила свой стилет, воткнувшийся глубоко в землю.

Увлекшись разговорами, мы не заметили, как со стороны немедийского лагеря к нам подошла невысокого роста девушка – молоденькая, темноволосая, в зеленовато-серебряном, под цвет глаз бархатном платье, волочившемся по мокрой траве.

Первой дар речи обрела Дженна, хрипловато спросившая:

– Долиана Эрде?

– Она самая, – невозмутимо кивнула девушка и перевела взгляд на меня: – Так мое послание дошло?

– Д-да, – почему-то заикнувшись, ответил я. – Но как?.. Почему ты здесь? Тебя заставили? Тараск держит тебя в плену?

– С какой стати? – искренне удивилась Дана. – Его люди отыскали меня… нас в Заморе и передали нижайшую просьбу приехать в Арнейд. К сожалению, я не знаю последних новостей, но могу сказать одно: расстановка сил в Бельверусском замке изрядно переменилась.

– Где Камень? – шелестящим, еле различимым шепотом проговорила Меланталь. Я заметил, что рабирийка изо всех сил пытается не задирать верхнюю губу, чтобы не показывать клыков, и одновременно пятится прочь от Даны, словно боится ее. – Где Эллар? Ты бежала с ним, я знаю, но где он сейчас? Где?

– Неподалеку, – почти по слогам отчеканила Долиана Эрде. – Они неподалеку… Вы их обязательно увидите. Попозже. Чуть попозже, – она громко, принужденно рассмеялась.

Девица-гуль шарахнулась к Райану и съежилась, будто от холода. Дженна обеспокоено хмурилась, и, признаться, я разделял ее тревогу. Конечно, я видел Дану Эрде всего два раза, но в моей памяти ее облик сохранился несколько иным. Наследница Мораддина походила на ослепительно яркий огонек, принявший облик девушки, и у нее не имелось привычки изъясняться недомолвками. Куда она подевала свой драгоценный Талисман и своего приятеля?

– Госпожа! Госпожа Долиана! – отчаянный вопль мертвого бы поднял из могилы и принадлежал Ньоро Висмарту, спозаранку решившему прокатиться верхом вокруг крепости и теперь возвращавшемуся в лагерь. Молодой немедиец не выпрыгнул, вывалился из седла и побежал к оглянувшейся на крик Дане. Шагах в трех остановился, как вкопанный. Девушка приветливо смотрела на него, ожидая шумных и не слишком вразумительных расспросов, однако Ньоро просто глядел на нее, медленно отступая назад, пока не споткнулся о корень и не пошатнулся. Дана протянула ему руку, но молодой человек дернулся в сторону, будто увидел ядовитую змею. Эрде-младшая недоуменно пожала плечами, повернулась и скрылась среди деревьев, держа путь к стоянке Тараска.

– Да что с вами стряслось? – раздраженно осведомился я. – Это ведь Долиана Эрде! Она нашлась, она жива и вроде бы в безопасности!

– Эта женщина выглядит как Долиана Эрде, – удрученно произнесла рабирийка, понуро жавшаяся к своему приятелю. – Только… У нас в лесах такое называется – «ослепшая душа».

– Наша Госпожа была другой, – Ньоро подошел к нам, продолжая неотрывно и тоскливо глядеть вслед удалявшейся тонкой фигурке в зеленом платье. – Что с ней сделали? Она словно дремлет на ходу… По-моему, она толком меня не узнала… Какими обещаниями или угрозами Тараску удалось переманить ее на свою сторону?

– Она не говорила, что находится на стороне Тараска, – напомнил я и сам поразился, как неуверенно прозвучали мои слова. С Даной Эрде творилось нечто весьма неладное, и я не мог решить, радоваться или огорчаться тому обстоятельству, что дочь Мораддина вновь находится среди нас. Однако я точно знал, что должен поскорее известить Конана и Ольтена о присутствии в немедийском лагере младшей из семейства Эрде. Независимо от состояния ее рассудка, Долиана – слишком важная персона, с которой необходимо считаться.

Придется кое-кому до начала переговоров поднапрячь разум и воображение в попытках догадаться, какой новый ход измышляет Тараск Эльсдорф и что мы в силах ему противопоставить.

28 день Третьей весенней луны.

Одиннадцатый послеполуночный колокол.

Для столь поспешно устроенной, хотя в общем не противоречащей традициям Материка встречи королей возвели даже не шатер, а скорее навес, растянув на прогалине в дубовой роще большие желтоватые полотнища с гербами Немедии. Холщовые стены колыхались под ветром, и оттого по лицам находившихся внутри людей и по предметам скудной обстановки пробегали янтарного цвета блики.

С нашей последней встречи, произошедшей более луны назад, Тараск не слишком изменился, разве слегка осунулся и стал резковат в движениях. Долиана Эрде, единственная женщина среди присутствующих, сидела во главе маленького походного стола. Когда вошедший Ольтен кинулся к ней, госпожа Эрде-младшая одарила его столь надменным взором, что принц смешался и наверняка пожалел о своем порыве.

На столе перед Даной лежали какие-то пергаменты и стоял бронзовый чернильный прибор. Больше ничего – никаких обычных на подобных встречах угощений, даже ни одного кувшина с вином!

В общем, из всех переговоров, на которых мне удалось побывать в качестве участника, летописца или свидетеля, эти заслуживали названия наиболее диковинных. Четверо главных действующих лиц: Конан, Ольтен, Тараск и Долиана. Двое представителей Немедии – какой-то вояка в немалых чинах и крючкотворского вида желчный старик. Двое представителей Аквилонии, его светлость пуантенский герцог и некий Хальк Юсдаль из Гандерланда. Остальным предоставлена возможность маяться ожиданием и догадками за цепочкой грозных немедийских гвардейцев, выстроившихся кругом шатра. Только что прозвучало зачитанное стариком традиционное требование к членам свит, обязывающее их хранить молчание относительно тайн, которые им доведется увидеть и услышать на этих переговорах, в чем оные свитские принесли клятву, скрепив ее своими личными подписями и фамильными печатями. Пергаментный лист с шуршанием свернулся.

– Благодарю за ваше согласие приехать, – вежливо и самую капельку язвительно произнес Тараск. Он пренебрег своим законным правом сидеть, встав позади табурета Даны. Я подумал, что такой поступок можно истолковать двояко: не то Тараск подчеркивает свои дружеские отношения с Долианой Эрде, не то предостерегает, дабы она не сболтнула лишнего. Сам я последовал примеру Пуантенца и Ольтена, решившись занять место на скамье для гостей. Предназначенное Конану тяжеловесное кресло осталось пустовать – король Аквилонии предпочел остаться на ногах. Что это, дань варварскому обычаю: «В доме врага не садятся, не едят и не пьют?».

Тараск Эльсдорф продолжал:

– Собравшись здесь, мы получаем счастливую возможность разрешить наши трудности без советов доброжелателей и к нашей взаимной выгоде. Однако предупреждаю заранее, во избежание упреков – ни о каком моем отречении речи быть не может. Я догадываюсь, что обо мне думает и каким чудовищем считает Его величество Конан Канах, однако напомню, что сам он получил престол…

– Это дело прошлого, – очень спокойно и на удивление сдержанно перебил Конан. – Мы обсуждаем день сегодняшний. Дальше.

– Тягости нынешних дней кроются в следующем, – Тараск наклонил голову и еле слышным шепотом спросил что-то у Даны. Та подумала миг и согласно кивнула. – Вопреки измышлениями завистников и клеветников я уже два десятка дней являюсь признанным королем Немедии, коим собираюсь остаться на время, угодное богам. Однако начало моего правления трудно назвать безоблачным: бунт черни в Бельверусе, Рокод, крайне оскорбительные действия Совета Семи королей и в завершение – события возле Демсварта. Знаете, – Кофиец понизил голос и доверительно сообщил: – от пресловутой «великой армии» Немедии осталось едва ли три четверти. Да, признаю, я тоже совершил немало ошибок. В первую очередь – проявил слишком много доверия к не заслуживающим того людям.

– Ваше величество имеет в виду волшебника Менхотепа? – интересно, только я заметил допущенную Просперо крохотную заминку перед словом «величество»?

– Его в том числе, – любезно подтвердил Тараск. – Как видите, мои дела обстоят не лучшим образом. Примите также во внимание, что мне пришлось вызвать крайнее неудовольствие благородного сословия, казнив зачинщиков Рокода, и заполучить постоянную угрозу в лице весьма подозрительной персоны, именующей себя Ольтеном Эльсдорфом. Многие до сих пор верят, что Ольтен – истинный наследник династии. Честно говоря, мне безразлично, самозванец он или нет, однако не хотелось бы в течение ближайшего десятка лет тратить золото на подкуп людей, изъявляющих желание принести мне голову сего молодого человека.

Выражение лица Ольтена ясно доказывало, что только воспитание и присутствие в шатре посторонних личностей удерживает его от стремления вцепиться Тараску в горло.

– Постарайтесь меня понять, – слова немедийского правителя звучали размеренно и веско, – я должен заботиться о своей стране и своей репутации, но считаю, что крови пролито достаточно. Я пытаюсь остановить это безумие и мне требуется помощь.

– Какая? – деловито уточнил Конан. Долиана переворошила лежавшие перед ней пергаменты, достала нужный лист и протянула Тараск. Тот помотал головой:

– Прочти ты, дорогая.

«Дорогая»? Вот как? Для своих шестнадцати лет Долиана Эрде на удивление умело находит могущественных покровителей и меняет друзей.

– Наши предложения таковы, – девушка, видимо, хорошо знала текст, ибо почти не глядела на лежавший перед ней пергамент. – Его величество Тараск признает Ольтена Эльсдорфа законным носителем этого имени, что заверяется королевским указом, который огласят в столице и всех крупных городах страны. Взамен Ольтен Эльсдорф подписывает этот документ, – она постучала ногтем по свитку, – который гласит, что все его поступки, в том числе написание оскорбительных писем к Совету Семи королей, устроение Рокода и война против законного правителя, являлись следствием душевного разлада, вызванного зрелищем гибели…

– Никогда! – Ольтен взвился с места. – Дана, как ты можешь?! Ты же знаешь, это ложь – от первого до последнего слова!

– Дай им договорить, – рыкнул Конан.

– Зрелищем гибели наследников Его величества короля Нимеда Первого, – невозмутимо продолжила чтение Эрде-младшая, словно ее и не перебивали. – Кроме того, здесь сказано, что с начала прошлой луны Ольтен Эльсдорф находился под влиянием особы, владеющей тайнами колдовства. Сия особа злонамеренно использовала праведное негодование принца в своих интересах, убедив его, что Тараск Эльсдорф является узурпатором… Это обо мне, – с легкой улыбкой пояснила Дана. – Таким образом, его светлость Ольтен полностью осознал свою неправоту и надуманность своих обвинений. Он отказывается впредь предъявлять какие-либо права на престол Немедии, без принуждения уступая их старшему сородичу, Тараску Эльсдорфу, принцу крови и племяннику покойного Нимеда Эльсдорфа, и покидает страну, дабы никто впредь не мог использовать его имя в своих неблаговидных замыслах.

– Госпожа Эрде-младшая проявила редкое для ее юных лет здравомыслие, – заметил Кофиец. – К чему враждовать, когда необходимо исправлять последствия ее неосторожных поступков? Чернь получила свою кость – виновников Рокода. Этого вполне достаточно. Герцогиня Эрде искупит свою вину, став верной сторонницей короны.

– Ваши требования на этом исчерпаны? – настороженно осведомился Просперо. Пуантенский Леопард входил в знакомые ему угодья казуистических ловушек, недомолвок и словесных капканов.

– Не совсем, – любезно откликнулся Тараск. – Дальнейшее – не требование, но призыв к проявлению доброй воли. Трон Дракона и хранимая им страна с радостью приветствовали бы в Бельверусе послов дружественной Аквилонии, по нелепой случайности отсутствовавших на недавних торжествах по случаю вступления на престол нового короля. Также было бы неплохо, если Его величество Конан Канах в какой-либо форме удостоверит истинность признаний Ольтена Эльсдорфа. Полагаю, слово Льва Аквилонии не вызовет сомнений ни у кого, начиная от уважаемой всеми нами королевы Чабелы до управителей какой-нибудь захудалой Заморы.

– Допустим… только допустим, что мы принимаем ваши условия, – медленно, взвешивая каждое слово, заговорил Пуантенец. – Тут много говорилось о взаимной выгоде, но я пока не вижу, что подобное соглашение сулит Аквилонии?

– Прекращение нелепой розни, спокойствие на границах и восстановление нарушенных торговых путей, – с готовностью перечислил Тараск. – Ольтен Эльсдорф и его единомышленники отныне могут больше не тревожиться за свои жизни, устраивая их по собственному разумению там, где им угодно – в Аквилонии, в Зингаре или Пиктских Пущах. Если угодно, заключим соглашение о ежегодных выплатах из казны в пользу его высочества. Госпоже Эрде возвращается достояние ее семьи, приговор королевского суда о конфискации владений Эрде будет отменен…

– Она тоже покинет Немедию? – вырвалось у меня.

– Долиана Эрде останется, – отрезал Тараск. Дана чуть смягчила его ответ, рассеянно улыбнувшись и добавив:

– Поверьте, у меня есть веские причины…

Однако мелькнуло в ее обманчиво-спокойном взгляде нечто, заставившее меня насторожиться. Дженна с ее варварским чутьем права – от переговоров дурно пахнет. Это представление, разыгранное специально для нас. Оно насквозь фальшиво, и все же я не могу ни в чем упрекнуть Тараска. Ему позарез нужны хорошие отношения с нами и нашими союзниками вроде Зингары, Аргоса или Офира. Этим документом, особенно если его заверит Конан, Тараск Эльсдорф надолго заткнет рот приспешникам старой династии Нимеда. Не подкопаться. Нигде не подкопаться. Должно быть, Просперо пришел к схожим выводам, ибо оглянулся на Конана и еле заметно пожал плечами.

Похоже, на сей раз мы проигрываем… Не видать Ольтену трона своих предков. Отказаться подписывать – втянуть Аквилонию и ее соседей в затяжной конфликт, при котором, как обычно, пострадают невиновные, а относительно мирное бытие Заката снова превратится в кровавую круговерть. Боги, с времен Офирской войны минуло всего два года! Неужели опять все сначала?

– Едва не забыл, – нарушил молчание Тараск. – Понимаю, вам требуется время для размышлений, но я непременно должен вам кое-что показать. Вернее, кое-кого. Подойдите сюда, Ваше величество. Вашим спутникам это зрелище тоже покажется небезынтересным и наверняка поможет принять верное решение.

Мы столпились у выхода из шатра. Что еще оставалось делать? Меня крайне беспокоило состояние Ольтена, от ярости близившегося к полнейшему отчаянию. Он прекрасно понимал, что его слова и желания почти ничего не значат. Он – никто, изгнанник, из милости принятый королем Аквилонии. Личные привязанности правителей всегда вынуждены отступать перед соображениями политики. Горько признавать, но это так.

Занавеси шатра отодвинулись. Мы увидели несших караул гвардейцев Немедии и остановившийся шагах в двадцати от шатра фургон, запряженный парой тяжеловозов. Чуть дальше, под деревьями, стояли Райан, Дженна, Меланталь и Ньоро, с возрастающим удивлением созерцая разыгрываемую перед ними сцену.

Фургон охраняли десяток человек, носивших на плащах уже попадавшийся мне на глаза неприметный герб с изображением летучей мыши. Великолепная, натасканная покойным Мораддином Эрде гвардия Вертрауэна, теперь доставшаяся Тараску…

Двое или трое охранников возились с откидывающимся задником повозки. Затем они приставили короткую лестницу, залезли внутрь и очень аккуратно вывели наружу какого-то человека. Даже не вывели, скорее, вынесли, ибо ноги и руки незнакомца были опутаны еле слышно позванивающими цепями. Пленника поставили возле борта фургона, сняли с его головы черный мешок и развернули лицом к нам.

– Его отыскала Долиана, – в мое оцепеневшее сознание пробился чуть ироничный голос Тараска. – Знаете, где? В Кезанкийских горах, в тамошнем подгорном королевстве двергов. Он решил навсегда покинуть мир людей, однако у его дочери имелись иные планы. Не нужно спрашивать, знаете ли вы этого человека? Да-да, хитроумный Мораддин Эрде воскрес из мертвых. Увы, он больше не всесильный глава жуткого Пятого Департамента, а всего лишь изловленный злодей короны. Оно слово короля Аквилонии – и герцог Эрде останется в людской памяти именно таким: пронырливым и честолюбивым интриганом, казненным за измену Трону Дракона, которому он якобы верно служил. Или же он навсегда пребудет мертвым, ушедшим, как подобает человеку его характера, павшим, защищая свой дом и семью от взбунтовавшейся черни.

Мораддин поднял голову, равнодушно взглянув на нас. Я услышал короткий, сдавленный выдох, как от нанесенного под дых сильнейшего удара. Можно не гадать, кому он принадлежал – Конану. Вот и встретились старые друзья.

28 день Третьей весенней луны.

Первый послеполуденный колокол.

Думаю, потребуй Конан разрешения обменяться с Мораддином хотя бы парой фраз, Тараск бы проявил великодушие к противнику. Однако правитель Аквилонии резко повернулся и ушел обратно в шатер. Ольтен немедля рванулся за ним. Я различил лишенный малейших проблесков надежды голос немедийского принца:

– Значит, я должен это подписать? Тараск отыскал безотказное средство! Откажемся – Эрде умрет, и трудно сказать, что станется с Даной. Кофиец не шутит, ты понимаешь это? Он не даст тебе покоя, пока не добьется своего. И война наверняка будет, если не сейчас, то через год, когда он накопит силы. Согласимся – с обеих сторон границы вздохнут с облегчением. Тебе отдадут Мораддина, и какое значение, что станется со мной? Я понимаю, моя жизнь, жизнь одного человека не слишком важна по сравнению с благом государства. Нимед, мой отец, наверняка подписал бы эту треклятую бумажку, сказав, что через год-другой все может измениться…

Ольтен говорил сущую правду и приводил разумные доводы, однако никакого ответа не добился. Конан молчал. Он не произнес ни единого слова, пока мы снова не собрались в шатре. Мое настроение заслуживало единственного слова: «угнетенное». Думаю, Просперо чувствовал себя точно также. Аквилонцам не часто приходилось признавать свое поражение, но сегодня боги решили побаловать своим вниманием Тараска.

– Могу я узнать ваше решение? – вежливейшим тоном осведомился правитель Немедии.

Поскольку варвар упрямо отмалчивался, тяжесть ответа пала на Пуантенца. Тот мудро решил добиваться спасительной отсрочки:

– Ваше величество должны понимать, что такие вопросы не решаются за один день! Мы выслушали ваши предложения и находим их разумными, однако даже короли не всегда свободны в своем волеизъявлении! Нам нужно узнать мнение дворянского собрания Аквилонии…

– Почему бы не Совета Семи королей? – выдержка Тараска тоже имела свои пределы. – Месьоры, ответ должен быть дан здесь и сейчас. К чему эти уловки? Вы сами признали: чем быстрее мы разрешим наши трудности, тем спокойнее будет наша совесть. Дженну Сольскель можете забрать себе в качестве довеска и утешения.

– Я подпишу, – Ольтену удалось собрать все отпущенное ему природой достоинство. – Пусть меня потом сочтут изменником, но я вынужден это сделать…

Он в упор посмотрел на Дану. Может быть, надеялся, что герцогиня Эрде-младшая оценит и одобрит его поступок. В конце концов, Ольтен пытался спасти жизнь ее отца, которую она сама, похоже, ни во что не ставила.

Долиана Эрде равнодушно отвела глаза и забарабанила ногтями по столешнице.

Младший наследник Нимеда, сумевший увлечь за собой Полночь страны и уцелевший в бойне у Демсварта, подошел к столу, где лежало и терпеливо ждало признание его собственной неудачи – полное, окончательное, не подлежащее дальнейшему изменению. Я невольно зажмурился, чтобы не видеть, как Ольтен подписывает смертельный приговор сам себе. Как нас угораздило? И почему молчит Конан? Ну скажи хоть слово, ты, признанный герой, правитель великой страны и верный друг!

– Нет, – король Аквилонии изволил нарушить свой обет добровольного молчания. – Он не рискнет так поступить. Я в это не верю. Мы не станем ничего подписывать. Чабела права: стоит один раз нарушить закон, и его перестанут уважать. Ольтен, положи перо! Мы уезжаем.

– А Мораддин? – язвительно напомнил Тараск.

– Мораддин всегда знал, что ходит по острию меча, – не замедлил с ответом Конан. – И я верю – он поймет и одобрит.

– Если узнает, конечно, – Кофиец нахмурился. Кажется, его планы рушились.

«Уходите. Уходите немедленно. Пожалуйста. Уходите».

Я вздрогнул, услышав в своей голове отчетливый, звонкий голос Долианы Эрде. Украдкой глянул по сторонам: Дана по-прежнему сидела за столом, и выглядела, как женщина, которой вот-вот станет дурно. Ее без того бледная кожа приобрела желтоватый оттенок, в глазах появилось выражение откровенной ненависти. Она ненавидела не нас, не Ольтена и даже не Тараска или своего отца. Ее противник был далеко… и рядом… внутри нее самой… И никто в целом мире не мог ей помочь.

«Это ксальтоун, – неслышимый голос Даны слабел. – Он держится в тени и дергает за ниточки. Я управляю Талисманом, он управляет мной. Вы пришли в ловушку. Я пыталась докричаться, но меня никто не слышит, только ты. Уведи короля или хотя бы уходи сам. Быстрее. Сейчас он справится со мной. Я паршивая колдунья, но я – Эрде. Крепче камня, настойчивее воды… Да убирайся же!»

«Где Рабириец?» – я начал соображать, что к чему.

«В Бельверусе! В подвалах замка короны! Мы обречены – он, я, отец… Вон! Вон отсюда! Оставь меня в покое!»

Последний выкрик Даны, кажется, относился не ко мне. Единственное, что я мог предпринять – изобразить внезапный приступ кашля и, согнувшись в три погибели, кинуться к выходу. Внезапно занемогшего королевского библиотекаря не стали задерживать, и, пробегая мимо Просперо, я умудрился незаметно ткнуть его светлость локтем, прошипев: «Уходите из шатра!».

Я уже достиг порога, когда за моей спиной возникла какая-то шумная возня, сопровождаемая восклицаниями и аханьем. Любопытство победило, и я оглянулся. Долиана Эрде тоже стало нехорошо. Она потеряла сознание и упала с табурета. Ольтен и Тараск, как лучшие друзья, хлопотали над ней.

Немедийские гвардейцы, охранявшие шатер, нехотя расступились, пропуская меня. Я добежал до маявшейся нетерпением группки посланцев Аквилонии и первым, кто налетел на меня, оказался Райан Монброн.

– Что там происходит? – маг пребывал в тихом бешенстве. – Сначала из фургона вытащили Мораддина Эрде, а теперь шатер просто трясет от магических колебаний! Чья работа – ксальтоуна или Эрде-младшей?!

– Не кричи! – вступилась за меня Дженна. – Дай человеку придти в себя.

– Это Дана, – отдышавшись, выговорил я. – То есть не сама Долиана, а ксальтоун. Он как-то распоряжается через нее…

– Опосредованное воздействие, – пробормотал Райан маловразумительную фразу. – Вопрос в том, как далеко он может зайти в использовании этой взбалмошной девицы… Каримэнон при ней?

– Не знаю… Наверно, да.

– Тогда мы пропали, – Монброн-старший беззвучно присвистнул, и тут входные полотнища шатра даже не раздвинулись, но разлетелись в стороны, отброшенные сильнейшим толчком изнутри. Сначала появился Тараск, державший под руку очень бледную и еле передвигавшую ноги Долиану. За ним вышли Конан и Просперо, направившиеся к аквилонскому лагерю.

– Где Ольтен? – слегка нервозно спросил Ньоро. Мы подождали, однако немедийский принц так и не появился.

– Собирайтесь, – распорядился Конан. – Мы вместе с Тараском едем в Бельверус.

– Куда? – опешил я.

– В Бельверус, – нетерпеливо повторил варвар.

– Зачем? – тихо проговорила Дженна. – И куда вы подевали Ольтена? Что случилось?

– Я же сказал: мы едем к немедийцам, – в голосе варвара прозвучали угрожающие нотки. Не пожелав более ничего объяснять, он зашагал к палаткам, на ходу выкрикивая засуетившимся гвардейцам приказы сворачивать лагерь и седлать лошадей.

– Как это понимать? – Зенобия резко повернулась к Просперо. Пуантенец зажмурился и с силой прижал ладони к вискам, словно страдал от сильнейшей головной боли.

– Я не… Вы не поверите, но я не помню… Хальк зачем-то выбежал наружу, потом Долиана упала в обморок и…

– Где Ольтен? – Ньоро сорвался на визг.

– Его увели. Немедийские гвардейцы из «Летучих мышей». А Конану почему-то взбрело в голову отправиться в Бельверус. Он подписал это соглашение и заявил, что желает лично засвидетельствовать свое почтение новому королю Немедии. Нам придется отправиться с ним.

– Я не хочу, – Меланталь задрожала. – Тут происходит что-то плохое, неужели вы не замечаете? Ваш король совершает поступки, которые не должен делать.

– Вы нас продали, – ледяным голосом произнес Ньоро, отступая. – Продали Тараску, ведь так? Устроили это представление, а мы поверили! Боги, как можно быть такими слепцами!

– Ньоро, да подожди ты! – в сердцах выкрикнул Пуантенец. – Никто вас не продавал! Неужели ты думаешь, что Конан на это способен?

– Однако он всерьез намерен ехать в Немедию, – буркнул Райан. – Куда меня совершенно не тянет. Это магия. Незнакомая, старинная магия, которой управляют Дана Эрде и ксальтоун.

– Что же делать? – растерянный вопрос принадлежал мне. – Следовать за Конаном, как подобает верным подданным? Бежать, пока еще возможно?

– Я – за бегство, – Дженна оглянулась через плечо, убедившись, что нас никто не слышит. – Но кому-то придется остаться, и, похоже, это будет ваша светлость, – она с признательностью кивнула герцогу Пуантена. – Если тут распространяется какой-то затуманивающий мозги дурман, должен уцелеть хоть один человек с соображающей головой. Сделаю вид, будто удираю, но буду держаться неподалеку. Кто со мной?

– Увези ее, – Райан слегка подтолкнул вперед свою подружку-гуля. – Я останусь, хочу разобраться.

Поколебавшись, я сделал выбор, зная, что спустя миг горько пожалею о своем решении. Сколько раз я клялся, что не стану вмешиваться в чужие неприятности, особенно когда они касаются Его величества Конана?

– Если исчезнет слишком много людей, это вызовет подозрения…

– Скажи лучше, что хочешь увидеть все до конца, – хмыкнул Райан и вполголоса предупредил: – Сюда идет Конан. Дженна, если ты собираешься приводить свой замысел в действие, то более подходящего момента не найти. Мелла, не спорь. Ты отправишься с Дженной, так мне будет спокойнее.

– Чего вы возитесь? – сердито окрикнул нас киммериец. – Я же сказал – отправляемся в путь!

– Они хотели проводить меня, – невозмутимо и отчетливо произнесла Зенобия Сольскель. – Я не еду.

– Это почему? – подозрительно осведомился Конан.

– Мне не по душе Бельверус, Тараск и ваши метания вокруг трона. Вы похожи на стаю шакалов, дерущихся из-за старой кости. Я возвращаюсь в Тарантию, – девица из Пограничья подумала и злорадно добавила: – Или поеду еще куда-нибудь, только бы подальше от тебя.

С этими словами Дженна промаршировала к своему коню, привязанному неподалеку, и взобралась в седло. Меланталь, прихватив с собой Ньоро, исчезла несколькими мгновениями раньше. Полагаю, что рабирийка отвела нам глаза, дабы в суматохе никто не заметил их ухода.

– Я тебя не отпускал, – король Аквилонии попытался схватить жеребца своей несговорчивой гостьи под уздцы.

– Твое согласие мне и даром не нужно, – Зенобия с размаху пнула коня по бокам, проскочила мимо нас и понеслась рысью вниз по склону, огибая аквилонский лагерь с заката.

– Держите ее! – взвыл Конан. Призыв не пропал втуне: за Дженной сорвалось по меньшей мере два десятка конных, и в считанные мгновения вопящая и азартно улюлюкающая кавалькада скрылась в лесу.