ГЛАВА ПЯТАЯ Из дневника Халька Юсдаля – II «Тарантийские тайны»

Тарантия, Аквилония.

6 день Третьей весенней луны.


Если кто-нибудь подумает, что прибытие королевского эскорта в столичный город есть дело простое, а во многом и торжественное, то в нашем случае уважаемому «кому-нибудь» не избежать разочарования. Дело складывается из множества мелких деталей: какой король, какой эскорт, какая столица, каково настроение у Ихнего величества и свиты, а заодно и у гвардейцев… А самое главное – есть ли осознание того, каков же был результат столь длительной и, не побоюсь этого слова, безумной поездки.

Лошади устали, наши дорожные облачения пропылены и заляпаны темными пятнышками глины, парадные одеяния, измятые и влажные, позабыты на Посольском холме под Демсвартом и наверняка станут достоянием местного ворья или не слишком чистых на руку обнищавших дворянчиков, дорожная казна показала дно еще двое суток назад и Просперо вынужден был одалживаться у бургомистра одного из приграничных городков. А взгляд у людей скорее отрешенный, нежели злой. Раз уж случилось, то пусть уж случилось. Против воли богов не попрешь.

Унылая кавалькада вяло процокала от Закатных ворот до площади святого

Эпимитриуса и далее, к замку короны. Горожане поглядывали озадаченно: вот вроде бы и королевский штандарт, на двух передних лошадях едут самолично достославнейший король и блистательный герцог Пуантена, но щедрая милостыня не рассыпается, глаза у обоих вождей зверские, а если попытаешься поклянчить монетку у одного из гвардейцев, лишь получишь довольно злобный тычок тупым оконечьем пики в спину.

Слух по городу: «Проиграли войну, что ли? Так вроде и войны никакой не было… С немедийцами на границе поцапались? То-то оно, разговоры ходили, будто в соседней державе неспокойно… А король-то, король какой смурной! Ну, теперь жди беды!.. Дурень, не беды, а гнева Его величества. Ой, недолго веревки на виселице будут в одиночестве болтаться, найдут им компанию…»

Лишь одним-единственным человеком, ярко выбивавшимся из ряда хмурых вояк, была женщина. Довольно высокая, темноволосая, с гордо задранным подбородком. Удивительное дело – одна она посреди сонмища грязнуль, сопровождавших короля, красовалась в начищенном кожаном колете, сапоги блестели от масляной смазки, а длинные волосы (диво!) были начисто вымыты и развевались на ветерке черным мохнатым знаменем.

– Мой король, – невозмутимая Дженна чуток подтолкнула коня шпорами и поехала стремя в стремя с лошадью короля, – улыбнись хоть разочек! На тебя люди смотрят.

– Это не люди, – буркнул Конан. – Это подданные.

– Тем более, – настаивала черноволосая. – Как там насчет того, чтобы король вечно подавал пример бодрости духа и поднимал престиж власти одним своим видом?

– Вот пусть Просперо и поднимает, – вздохнул киммериец, кивая в сторону герцога. – А у меня в кошельке ни монетки. Даже заржавленного асса не осталось. Все провалили, подонки! Девочку не спасли, великое судилище превратили в площадный балаган, а Каримэнон так и вообще украден… Найду – руки оторву и вместо ног воткну! Просперо, подними сюзерену настроение! Скажи что-нибудь хорошее!

– Покушать бы, – выдохнул Просперо и скрыл отрыжку уголочком платка. – Может быть, Хальк?

– А что Хальк, что Хальк? – немедленно возмутился я. – Знаете, кого мы все сейчас напоминаем? Похоронную процессию! Только неизвестно, кого на ней хоронят – нашу собственную честь или дворянскую честь всего Заката. Нет, благородные месьоры, больше я с вами в такие игрушечки не играю! Женюсь, уеду в Юсдаль и буду писать мемуары! Стыдно, Ваши величества и ваши светлости!

– Глянуть на вас, мужиков, – с варварской непринужденностью заявила Дженна, – так у всех коров в округе на сто лиг молоко скиснет. Эй, нищеброд! Пойди ко мне!

Решительная дикарка из Пограничья с небрежностью, достойной короля Сигиберта Завоевателя, запустила широкую ладонь в кошель, вынула пригоршню монет, и, подняв голос, выкрикнула:

– Бедному люду Тарантии от короля!

Солиды, полусолиды и даже кесарии со звоном полетели на гранитную мостовую. Немудрено – купеческая дочь. У таких всегда мошна не пустует. Королевская улица огласилась громкоголосым, однако донельзя унылым воплем: «Да здравствует король!».

Конан скроил на лице некое подобие ухмылки, с какой обычно восходят на эшафот приговоренные к смерти насильники, убийцы и грабители, и сделал вид, что он вовсе и не король.

Пример Дженны оказался заразителен, но не особо. Поиздержавшиеся гвардейцы побросали в толпу немножко золотых кругляшков, самый озорной запустил тяжелой серебряшкой точнехонько в гревшегося на солнце кота, который с истеричным мявом бросился под ноги лошадей, вызвав небольшую сумятицу, а последняя монетка разбила крынку у уличной торговки-молочницы. Престиж монархии взлетел на недосягаемую высоту.

– Домой, домой и только домой! – трагически голосом продекламировал я, завидев впереди грозные стены нашего обиталища. – В ближайшие годы – никаких приключений!

– Точно, точно, – втихомолку поддержал меня Просперо и оглянулся – не подслушивает ли кто. – Дома дел невпроворот, а мы беремся устраивать судьбы каких-то чужеземных оборванцев. Двум богам служить нельзя. Хальк, вот приказ, как тайному советнику: нынешним же вечером собирай Малый государственный совет и канцлера. Будем решать, что делать дальше. Только сначала отмоемся и отъедимся. Уже четыре седмицы мечтаю о настоящем бассейне и чистом белье.

– Канцлер не пойдет, – съязвил я. – Старик Публио столько не выпьет. Сам знаешь, что такое Малый государственный совет в понимании Конана. Решение одного мало-мальски важного вопроса затягивается до той поры, пока не будет выдут последний кувшин и не пошлют за новым. А потом два умных человека – я имею в виду вашу светлость и самого себя – сядут тихонько в уголочек и все решат. И без всяких Малых советов.

– С такими мыслями, – Просперо укоризненно глянул на меня, – ты скоро дойдешь до крамольного соображения, что король нам требуется только как ширма и дегустатор винных запасов Тарантийского замка.

– Но зато какая ширма! – я мечтательно воздел глаза к предвечернему небу. – Ни в одной стране такой нету! Большая, красивая и…

– Если вы оба не заткнетесь, – прорычал спереди Конан, – оба отправитесь в яму на хлеб и на воду! Все, отдыхать, отсыпаться, а вечером…

– А вечером – на Малый совет, – грустно заключил Просперо. – Ольтена позвать?

– Пускай идет. Он, считай, теперь король без королевства. Уважим парня?

С тем и въехали мы под гулкие своды барбикена Тарантийского замка короны.


* * *

– Итак, други, стаканчик мы взяли, кости выбросили, ожидали выбить трех «коней», а судьба решила так, что с граней костяшек на нас пялится свинья.

С таких оптимистичных слов и начал варвар вечернее заседание Малого государственного совета. Впрочем, слово «вечернего» здесь малоприменимо. Мы собрались в любимой Конаном Белой гостиной глубоко за полночь – на донжоне едва отбили два колокола. Компания разнообразием не блистала: король, вице-король (я Просперо имею в виду), потеющий и вечно вытирающий пот со лба толстяк Публио, я сам, как тайный советник короны, Паллантид – он командует войском, значит, обязан присутствовать. Возле камина грел косточки загадочный барон Гленнор, замотанный в теплый клетчатый плед по самый подбородок. С краешку примостились двое личностей, уж никак не должных быть на секретном совете – принц Ольтен Эльсдорф (хотя, если подходить юридически, король Ольтен Эльсдорф) и мало кому известная девица Дженна из рода Сольскелей, что в Пограничье.

– Назову сразу несколько ошибок, – не спрашивая дозволения говорить, проскрипел барон Гленнор, даже к нам не поворачиваясь. – Каюсь, в основоположной ошибке виновен я. Сознавая, что в Немедии вскоре произойдет нечто из ряда вон выходящее, я не предпринял никаких чрезвычайных мер, а всего лишь послал соглядатайствовать в Бельверус никчемного мальчишку с ветром в голове и украденным векселями за пазухой. Оставил, как выражаются простецы, на авось. Авось обойдется, авось пронесет, Немедия – государство крепкое, и без нас справятся…

– Ты бы на беднягу Маэля не ругался, – набычился Конан. – Парень сделал все, что смог, и во многом помог нам. Давай не будем вспоминать плохое о мертвых. Какие еще ошибки?

– Совет королей, – вздернул острые плечи барон Гленнор. – Задумано было неплохо, но выполнено – из рук вон. Если уж объединились и чувствовали свою правоту, то надо было давить Тараска до последнего, а не проявлять слабину. Сочувствую Чабеле.

– Это почему же? – наклонил голову Просперо.

– Да потому, – поморщился глава нашей тайной службы. – Бесспорно, Чабела – умнейший политик Материка. Хотя постойте… Умнейшая женщина, а не умнейший политик. Замечаете разницу? Политика – это жесткость, подлость, коварство, удар из-за угла и желательно чужими руками. Правда должна быть доказана не судом, а своей силой. Вам было достаточно подписать ордонансы о вступлении Аквилонии, Зингары, Аргоса, Бритунии, Пограничья, Хорайи и Хаурана в военный союз против узурпатора Тараска и выдвинуть армии хотя бы на десять лиг вглубь немедийских рубежей. В столицу отправляются несколько десятков отлично обученных, преданных и знающих свое дело людей, находят Тараска Эльсдорфа, а дальше… Можно не фантазировать. Несчастный случай на охоте, поскользнулся на лестнице, отравился неспелыми сливами… Все приспешники Тараска разбежались бы в этот же вечер, а досточтимый Ольтен сейчас носил бы не этот дурацкий золотой обруч на волосах, а венец Нумы. Я просто объяснил?

– Куда уж проще, – вздохнул Конан. – Но Чабела хотела как лучше, без крови.

– А получила крови в десять раз больше, – наставительно сказал Гленнор. – Увы, мои драгоценные месьоры и прекрасная дама, ваша компания предпочла руководствоваться эмоциями, а не холодным разумом. Самый проигрышный путь в политике. А ваш Совет Семи королей… Посадите в большую склянку двух скорпионов и заставьте рассудить их драку крольчонка. Что будет с крольчонком?

– Сдохнет в муках, – надменно усмехнулась Дженна из Пограничья. – Что с нами и случилось. – А Чабелу действительно жалко. Ей сейчас приходится отдуваться за все наши художества перед Тараском.

– Не о Чабеле речь! – ледяным тоном и чересчур громко заявил Гленнор, повернулся и обвел немигающим взглядом змеиных глаз всех присутствующих. – Речь о нас. О тебе, мой король, о тебе, Просперо, герцог и нынешний наследник трона, о тебе, Хальк. О тебе, Паллантид, потому что командовать войском придется не только королю, но и тебе. О месьоре канцлере Публио, которому придется платить за то, что произойдет в ближайшие дни. О госпоже Сольскель и короле без королевства Ольтене. И, в конце концов, обо мне. Думаете, барону Гленнору будет приятно болтаться несколько дней на дыбе перед тем, как из него выбьют все тайны Аквилонии?

– И чем вызвано столь мрачное пророчество? – усмехнулся я.

– Посмотрите на столе большой синий пакет, – отмахнулся таинственный барон. – дело будет ясно и без моих комментариев. Печати, кстати говоря, сорваны мною. Служба такая.

– Просперо, ты здесь самый грамотный, читай, – покачал головой варвар, подсознательно ожидая очередные подвохи и гадости. Герцог Пуантенский, не выпивший пока и капли вина, твердым шагом подошел к приземистому мраморному столику, отыскал среди груды важных и неважных документов здоровенный лист пергамента, сложенный вчетверо, критически осмотрел вскрытые начальником тайной службы печати и, беззвучно шевеля губами, вчитался.

– Я догадался? – Конан вздохнул в сотый раз. – Нам предлагают отдать Ольтена, желательно связанного по рукам и ногам, вернуть в Немедию успевших сбежать мятежников, расформировать их военные отряды и не под каким видом не оказывать им помощи. В противном случае нас ждет маленькая победоносная война?

– Именно, – с постным лицом кивнул Просперо, бросая пергамент обратно на стол. – А еще предлагают выплатить треть суммы за понесенные королевством Немедия потери, принести извинения на государственном уровне… и… как бы это сказать… Докладывают, что предводительница мятежников со дня на день будет казнена через сожжение. Желают всего наилучшего, процветания и добросердечия в сношениях между великими державами, извечными душевными соседями. Ага, приписочка. Конан, лучше сам прочитай.

Варвар протянул руку, ухватил пергамент, нашел взглядом нижний край страницы, выругался так, что у воспитанного Публио захолонуло сердце, скомкал бумагу и прямиком отправил в камин через голову барона Гленнора.

– Вот сволочь! – наконец высказался король. – Про женщин такие вещи вообще-то не говорят. За подобные словечки в нашем клане вешали на сосне и не за шею.

– Значит, про меня что-то написано, – скривилась Дженна. – Месьоры, не смущайтесь. Тараск, видимо, дарит мою персону королю Конану или любому желающему. Для игривых, так сказать, утех.

– С личными делами разберетесь позже, – рявкнул барон Гленнор. – Послушайтесь моего совета хоть раз в жизни! Принц Ольтен и его сподвижники, стоящие на нашей границе – самый великий козырь в наших руках. Паллантид?

– Так точно? – немедленно вскинулся тысячник гвардии.

– Этой же ночью отправить приказы тяжелой кавалерии, стоящей на перевалах Немедийских гор, в Шамаре и на стыке границ Аквилонии, Немедии и Офира. Ты назначаешься верховным командующим, прочих командиров назначишь сам. Быть готовыми к активной обороне. Крепости закрыть, по дорогами пропускать только гонцов. Пехотные легионы подвести из центра страны и из Пуантена к полуночным областям Шамарского герцогства. Это война, тысячник. И я не хочу, чтобы она была победоносной для Немедии.

– Я исполняю приказы только короля, – отрезал Паллантид и покосился на Конана.

– Исполняй, – кивнул киммериец. – А вот еще Просперо хочет что-то сказать…

– Месьор, вы что, лотоса обкурились? – нахмурился Просперо и вышел на середину, пожирая нас грозным взглядом из-под пушистых темных бровей. – Не спорю, готовиться надо, и одобрю приготовления Гленнора. Но! Война – это последний довод. Давайте снова попробуем перехитрить Тараска!

– У-у… – одновременно скривились Гленнор, Конан, Паллантид и даже Ольтен.

– Выслушайте же до конца! – поднял голос герцог. – Они нас бьют ультиматумом, а мы по ним ударим законом! Замечу, древним законом, соблюдаемым со времен Эпимитриуса! Будем хитрить, выворачиваться, использовать лучших людей барона Гленнора, которые ради славы и безопасности Трона Льва горы снесут! Вытащим с костра Долиану Эрде… Или вы что, так и собираетесь бросать на произвол судьбы дочь герцога Мораддина? Отправим самых знающих и самых подготовленных на поиски Каримэнона – не под землю же он провалился! Устроим несколько покушений – ксальтоун и его присные слишком долго стоят на нашей дороге! Наведем тихую панику… Господин барон, все перечисленное в ваших силах?

– Ну-у… – задумчиво протянул барон Гленнор, сложив вместе подушечки пальцев. – Можно попробовать… Латерана – это, конечно, не Вертрауэн, руки у нас покороче, но зато, – Гленнор просиял, – зато головы покрепче. Принимается. Вы ведете войну явную, я веду войну тайную. Если решение принято, прошу разрешения откланяться. Дел невпроворот.

Барон сбросил плед, встал, предъявив всем присутствующим парадный бархатный колет со скромными орденскими значками, коллекции которых позавидовал бы любой собиратель редкостей, поклонился королю, герцогу и быстрым шагом отбыл. Конан крикнул вдогонку:

– Никаких бумаг с приказами не получишь! Действуй, как привык!

– Я всегда действую, как привык, – совсем тихо донеслось со стороны дверного проема, и тяжелая резная дверь мягко закрылась.

– А как же я? – взвился Ольтен.

– Ты? – Конан с хитрецой посмотрел на молодого принца. – Обещать не обещаю, но к лету уже не ты будешь к меня в гостях, а я у тебя. Где – неважно. Но с полным соблюдением этикета, соответствующего двум коронованным особам. Идемте спать, благородные месьоры. Публио, если ты сейчас полезешь ко мне со своими бумажками – зарежу на месте, а голову выкину в окно. Вопросы снабжения войска обсудишь с Паллантидом.


Тарантия, Аквилония.

8 день Третьей весенней луны.


Еще в славное царствование Сигиберта Завоевателя, знаменитого не только военными походами, но и искренней любовью к очаровательной супруге, зингарке Алендии, Тарантийский замок украсился небольшим, всего на три этажа, чудом света – некая помесь висячего парка, зверинца и естественного природного ландшафта. Замшелые валуны, ручейки, небольшие, но шумные водопадики, экзотические растения, осеняемые крилами затейливых птичек, свезенных в прохладную Тарантию со всех сторон света. Милые пушистые зверьки, начиная от маленьких ланей и заканчивая прирученными котятами леопардов и пантер… Лучшее место для устроения заговоров и громких любовных сцен.

Дело в том, что зимние сады практически не охраняются изнутри. Это из коридоров замка попасть в место отдохновения высочайших особ можно попасть только через несколько суровых караулов и остроумных ловушек для непосвященных, а внутри – рай и идиллия. Незаметные служаночки в белых столах, всегда готовые принести вам изысканнейшие яства, поговорить о философии и сопроводить для купания в бассейн, и все.

У меня тут было свое особенное местечко, слегка напоминавшее родные пущи Гандерланда. Невысокая искусственная скала с водопадом, каменная скамья, застеленная волчьими шкурами, кустики вереска и особые желтые цветы, которые растут только на полуночных болотах. Маленький уголок дома в сердце холодной Тарантии.

Хальк, барон Юсдаль, приносит потрепанную папку с вензелем тайного советника, раскладывает маленький стальной пюпитр, раскрывает золотую чернильницу, тубус с перьями, строит ужасно вдохновенное лицо и начинает писать… Тьфу, клякса, будь она неладна! Берем новый лист.

«Милая Цинтия, весна сердца моего! Увы, но тебе, как и всякой любви, предугадательно наинеприступнейшее из прибежищ. Как если бы ты, подобно лучезарной голубке, вырвалась из дланей моих, то приняла бы себе в обиталище некий пловучий остров, что вознесся волею ветров в отдаление, безмерное и невидимое. Я же своим воздухновением сие отдаление преодолеть усерден, будь там даже подступы загорожены льдами.

Сударыня!..»

Великая Иштар, что я написал? Влюбленные, бесспорно, глупеют в позициях жизни, ибо весь ум их отдается любви. Продолжим…

– О, нет! – простонал я, расслышав неподалеку чьи-то голоса. Светлое вдохновение исчезло так, будто грязная кухарка вымела его помелом за порог и отдала на растерзание псам.

– Ты не можешь так со мной поступить!

– А я тебе ничего и не обещал! Альбиона, пойми, я люблю другую!

– Ты можешь любить хоть собственного жеребца, суть от этого не изменится! Ты меня использовал и выбросил!

– Причем не первую… – мужской голос снисходительно надменен. – Альбиона, повторяю – ты была приятной женщиной для меня, я был приятным мужчиной для тебя. Надеюсь. В конце концов, мы дружили.

Хальк, барон Юсдаль замер в безмолвии, не хуже близлежащего валуна. Еще не хватало услышать любовную перебранку короля и его пассии! За такое не прощают даже самые великодушные монархи.

– А это подарки, эти охоты, эти заверения о тои, что глаза мои подобны звездам! Да-да, звездам, которые никогда не угаснут на твоем небосклоне!

– Это, как говорит Хальк, полити… э-э… поэтическое преувеличение.

– Значит, ты меня выгоняешь?

– Нет, я хочу расстаться с тобой, как с другом. И ты знаешь, что я никогда тебя не оставлю. Пойми, ты не королева. Ты богата, красива, умна, посмотри, сколько вокруг ходит парней, которые ничуть не хуже меня! Неужели вся моя привлекательность только в моей короне?

– Но ты мой, мой, понимаешь, бесчувственная скотина?

– Я ничей. Я только свой собственный. А это ты понимаешь? Перестань на меня орать, я ведь и рассердиться могу…

В том-то и беда, что Альбиона была глупа и, увы, она была не просто глупа. Она была глупенька и не смогла понять, на что ей столь ясно намекают. Я, Хальк, барон Юсдаль, недаром славлюсь первым собирателем сплетен при дворе Конана. Варвар всегда смотрел сквозь пальцы на мимолетные увлечения своих подружек и никогда не ревновал. Насколько я знаю, наша «ночная королева» на сегодняшний день без ума влюблена в одного из лейтенантов Черных Драконов – ничего не скажу, красивый взрослый парень с состоянием, умный, но немножко пресыщенный. Скоре всего, Альбиона клюнула на него только из-за запредельной мужественной внешности и потому, что Конана так долго не было в городе. Однако место «ночной королевы» Альбиона покидать явно не собирается…

– Ты!.. Как ты смел! После всего, что я для тебя сделала?

– Хороший вопрос, – развязно рассмеялся Конан. – А что ты для меня сделала? То же, что женщины делают для прочих мужчин? Альбиона, повторю последний раз – наша с тобой история закончена.

– И ты, конечно же, любишь другую? – с ядовитейшим сарказмом вопросила бывшая фаворитка. – Эту, которую… От нее же хлевом воняет!

– А от меня – лошадиным потом, – не остался в долгу король. – За будущее не беспокойся. Сегодня же пойди к генеральному казначею и возьми из сокровищницы любые украшения, которые понравятся. Публио выпишет тебе вексель. Полагаю, ты и твои внуки будете обеспечены до конца жизни. Уходи. Э-э, нет, только никаких поцелуев! Уходи.

Зимний сад огласился громогласными рыданиями и легким топотком сандалий, насколько я слышал из-за кустов, варвар ходил по дорожке взад-вперед, поругивался под нос, но не зло, а скорее облегченно.

Я совсем уж было решился выйти из своего убежища и предстать перед королем, поздравив со счастливым избавлением от очередной интрижки, но на сцене появилось третье действующее лицо, точнее, второе, если меня считать суфлером.

Голос низковатый, чуть с хрипотцой, но в то же время чарующе-женственный.

– Звал?

Дженна, как всегда, говорит коротко и без недомолвок.

– Звал, – столь же непоэтично отозвался варвар. – Я, собственно, вот к чему… Ты Тараска… знала?

– Ты хочешь спросить, спала ли я с ним? – с прямотой обитательницы Пограничья осведомилась Дженна. – Представь себе, нет. Но вообще-то это не твое дело.

Я, извернувшись как змея, попытался разглядеть лицо Конана в хитросплетениях листвы и заметил, что физиономия киммерийца озабочена некоторыми вопросами, которые он либо стесняется задать, либо не знает, как начать разговор.

– Да спрашивай, я уж краснеть не буду, – махнула рукой Дженна. – Ну да, любовники были, но только те люди, которые мне нравились.

– Ты их любила? – в лоб спросил Конан.

– Понимаешь ли, варвар, – с непонятными мне философскими интонациями в голосе сказала Дженна, не делая паузы, – ложиться в постель стоит только с тем человеком, к которому испытываешь либо настоящую любовь, либо глубокую привязанность, как к другу. Понимаешь? В противном случае это и не любовь, и не дружба, а кроличий садок. Все мои бывшие любовники были моими хорошими друзьями. Кого унес огонь, кого – железо, с кем характерами не сошлись… потом. Чего ты хочешь от меня добиться? Затащить в спальню? И Дженна из Пограничья будет очередной фавориткой варварского короля? Благодарю покорно. Этого ты от меня не получишь. Ты мне нравишься и как мужчина, и как друг, на которого можно положиться, мы не раз спасали друг другу шкуры, но я предпочитаю видеть в тебе боевого товарища, а не любовника. Боевого товарища, который всегда станет за твоей спиной, и за спиной которого могу встать я.

– Тьфу, дура, сколько слов наплела! – обиделся Конан, и я вздрогнул, услышав звук оплеухи, нанесенной женской рукой.

– Я могу быть для тебя кем угодно, но только не дурой, – железным голосом процедила Зенобия. – Поостерегись в словах, варвар. Сам знаешь древние легенды нашего народа. Словом можно ударить больнее, чем мечом. И мне плевать, король ты или последний наемник.

– В самом деле плевать? – в голосе Конана появились непонятные мне обрадованные нотки. – Вот что, давай будем говорить прямо. Мы боевые друзья, союзники, через многое прошли… Да ты сама упоминала! Хочешь быть моей женой? По-настоящему? Пройдя через все обряды? Я тебя не покупаю, я просто предлагаю тебе самого себя вместе со всем, что у меня есть. Считай, с домашним хозяйством. А хозяйство называется Аквилония.

– Прямо сейчас, что ли? – усмехнулась Зенобия. – Еще и с хозяйством? Видывали хозяйства и получше вашего. Во всех смыслах. Эх, варвар, варвар! А если отвечу, что согласна? Гляди, такую возможность упускать не буду! Не пожалеешь потом? Давай подумаем.

– Срок раздумий? – осторожно спросил киммериец.

– Помнишь, что тебе нагадала Меланталь? Лето! Вот до лета и подумаем. Но гляди, ущипнешь меня за грудь или задницу до означенного срока – превращу твое причинное место в кисель!

И внезапно жесткий и насмешливый тон Зенобии полностью изменился. Исчезла «гром-баба», наводившая ужас на противников и заставлявшая уважать себя самых сильных мужчин. Она вздохнула и как-то очень тихо сказала:

– А знаешь, Конан Канах, мне всегда хотелось детей… И чтобы я знала, что дети будут накормлены, напоены и у них будет свой дом. И прежде всего – сильный отец. Я сказала.

Сквозь ветки мне было видно, как Конан слегка поклонился, приложил руку к сердцу и раздельно произнес:

– И я сказал. Это слово Конана из клана Канах. Ждем лета. Пойдем, покатаемся на лошадях в парке?

Как только звуки шагов стихли, я захлопнул папку с пергаментами, едва не растерял детали пюпитра и во вех ног понесся наверх, в библиотеку. Очень уж хотелось записать два нечаянно услышанных разговора. Кто знает, вдруг мои уши, сами того не желая, услышали решение, долженствующее определить дальнейшую судьбу Аквилонии?

Посмотрим-посмотрим…

Зенобия, королева Аквилонии? А что, звучит!


19 день Третьей весенней луны.


Интересно, как обстоят дела у Даны Эрде? До нас с некоторым опозданием дошла весть о ее шумном побеге с церемонии собственной казни в Бельверусе, а спустя полторы седмицы мне окольными путями доставили толстенный пакет, содержавший десяток мелко исписанных листов пергамента. По какой-то причине девица Эрде выбрала Халька Юсдаля своим доверенным лицом, отправив ему подробное описание последних трех лун своей жизни. Слог, надо признать, у дочки Мораддина весьма хорош, хотя по молодости лет она склонна к излишней драматизации событий и преувеличению своей вины.

Поскольку в послании Долианы ясно указывалось, что оно предназначено не только мне, но также королю Аквилонии и всем, кто имел отношение к событиям при Демсварте, я прочел его вслух на традиционных вечерних посиделках у Его величества.

Теперь почти все наши подозрения относительно замыслов и поступков Тараска Эльсдорфа сотоварищи получили подтверждение, однако письмо Даны Эрде не могло служить неоспоримым доказательством. Именно это в течение всего вечера Пуантенец и я пытались втолковать королю. У Долианы нет никаких осязаемых свидетельств, кроме собственных умозаключений! Нет, она, безусловно, говорит правду, но этого недостаточно, чтобы заново собирать Совет Семи королей и предпринимать какие-то шаги против Немедии. Что делать? Ждать, мой король, набраться терпения, продолжать словесную дуэль и ждать. Хорошо бы Дана объявилась самолично, желательно вместе с Камнем, из-за которого заварилась каша, и своим одноглазым дружком, втянувшим умненькую и настойчивую дочку герцога Эрде в новую авантюру. Будем надеяться, маг из Рабиров не позволит своей подопечной натворить глупостей.

– Как бы не так, – желчно высказался в ответ на это Конан. Пояснять свои слова варвар не пожелал, добавив только, что Хасти вкупе с Даной способны выкинуть шутку почище многих предыдущих, включая похищение Камня, Рокод и битву при Демсварте. И вообще, подобное тянется к подобному, а женщинам семьи Эрде только дай завести интрижку с каким-нибудь незаурядным типом…

Ольтена, по-моему, изрядно задело последнее замечание, но немедиец скрыл свое недовольство. Принц вообще с каждым днем становился все раздражительнее. Его можно понять: жизнь-то ему спасли, но смысл этой жизни утратился. Кто он теперь? Беглец в чужой стране, почти лишенный надежд на возвращение законного трона. Король Аквилонии способен предоставить ему надежное убежище и даровать какой-нибудь титул, однако что ждет Ольтена в будущем? Прозвище «вечного изгнанника» и выжидание удобного момента, дабы загнать удачливому противнику нож в спину? Сколько может длиться подобное шаткое противостояние? История должна получить определенное завершение, а трон Немедии – законного владельца…

Загрузка...