Голем

Глава 5

Ответил Игорь не сразу. Не потому, что не хотел, — он просто не знал, что ему следует отвечать. Он поднялся со стула, взял в руки чайник, наполнил все четыре чашки. Расставил их так, чтобы каждый из сидящих за столом мог без проблем до них дотянуться, и лишь затем вновь занял своё место. Отхлебнул чая, выигрывая себе ещё немного времени на то, чтобы упорядочить мысли.

Значит, его отец отправил Морозову сообщение с просьбой помочь Ангелине. Причин у такого действия могло быть немного: Игорь склонялся к тому, что Константин Земцов был в отчаянии и просто не знал, к кому обратиться. Вся его семья уже была в их доме, что, по сути, обрекало их на смерть в неравном бою с огненными элементалями. Стал бы кто-то из посторонних ввязываться в открытое противостояние с Прометеем ради Земцовых?

Конечно, нет. Слишком рискованно, слишком мало времени на размышления и подготовку. Вряд ли другие Дома и Семьи смогли бы среагировать и прибыть достаточно быстро, чтобы помочь Земцовым. Да и вообще сомнительно, что они бы решились на что-то подобное. Так что в тот момент, когда Константин увидел приближающихся к дому элементалей Прометея, ни у кого из семьи уже не оставалось шанса выжить.

«Или, точнее сказать, почти ни у кого, — Игорь покосился на Ангелину. — Константин знал человека, который рискнёт и приедет, чтобы при малейшей возможности помочь ей выбраться. А мать не смогла бы уйти без своего ребёнка».

Морозов молча пригубил свой чай. Казалось, его целиком занимала беспокойная поверхность горячей жидкости: на Игоря он подчёркнуто не смотрел, предоставляя тому возможность подумать.

«Итак, — продолжил рассуждать Лазарев, — Отец написал Морозову, и тот в самом деле приехал, однако помочь матери не получилось: к этому времени Прометей со своими помощниками уже были в доме Земцовых, и вытащить оттуда мать было невозможно. Зато — помочь старику с ребёнком, неведомо как выбравшимся наружу, было ему вполне по силам».

— Как мы сбежали? — вслух спросил Игорь.

— Из дома? Не знаю, — прямо ответил Арес. — Предполагаю, с помощью какого-то тайного хода. Хотя как одноногий старик смог им воспользоваться и при этом не попасться на глаза ни одному из элементалей Прометея, для меня было и остаётся загадкой. Как и та руна, которую предусмотрительно нанесли родители на твоё тело.

Ангелина вскинула голову и прищурилась:

— Что ещё за руна?

— Сейчас её практически невозможно увидеть, она наверняка уже плотно ассимилировалась с телом, — тоном ментора проговорил Морозов. — Спустя двадцать лет такую руну сможет распознать далеко не каждый рунист. Но в тот момент узор был ещё свеж, и на теле ребёнка проглядывался совершенно отчётливо. Даже для меня, который в этом ничего не смыслит. Подозреваю, это было сделано, чтобы Игоря невозможно было отследить, когда он повзрослеет.

Лазарев переводил взгляд с Морозова на мать и обратно. По удивлённому лицу Ангелины, по её прикушенной нижней губе, по тому взволнованному интересу, с которым она ловила каждое слово говорившего элементаля, Игорь начинал догадываться о том, чего Арес ещё понять не успел.

— Мы здесь не при чём, — полушёпотом подтвердила его мысли Ангелина. — Никаких рун на тело сы… Игоря мы не наносили.

На этот раз удивляться настала очередь Морозова:

— Как это — не вы? Подобная руна очень сложна, и чтобы её нанести…

— Повторяю ещё раз, — в голосе девушки зазвенели стальные нотки, — Мы ничего подобного не делали. Единственный рунист, который был в доме Земцовых, пришёл вместе с моим… Вместе с Прометеем, — невпопад закончила она.

Арес задумчиво потёр подбородок:

— Кажется, я слышал о нём. Говорили, что на Прометея работал некий рунист по имени то ли Гоша, то ли Гриша, уже не помню. Очень талантливый, но совершенно беспринципный, он вроде как был изгнан из общества рунистов. Не знаю, что ему предложил Прометей, но заполучить такого сильного руниста на свою сторону — это большая удача.

Игорь постарался сохранить равнодушное выражение лица. Он знал одного руниста, который подходил под описание Ареса. И предполагал, чем «то ли Гошу, то ли Гришу», то ли Григория Геннадьевича мог заинтересовать Прометей.

Фальсиформикой.

Умирая, Григорий Геннадьевич сказал, что она нужна не только ребёнку Филиппа. Весьма вероятно, что он искал лекарство для кого-то — возможно, своего сына или дочери, — и Прометей дал ему надежду, что поможет ему. А потом не сумел этого сделать.

«Или просто не захотел», — мрачно подумал Игорь.

Чем больше он рассматривал эту мысль, тем сильнее она становилась похожа на правду. Прометей вполне мог обманом привязать Григория Геннадьевича к себе и заставить работать на него, обещая помочь с поисками фальсиформики. А рунист, осознав, что его водят за нос, мог попытаться сбежать от Прометея. Все это казалось Игорю логичным и понятным, но одно событие никак не хотело укладываться в его теорию.

Почему Григорий Геннадьевич, — если, конечно, это был он, — нанёс Игорю сдерживающую руну?

Если он решил предать Прометея и сбежать, то Григорию Геннадьевичу следовало сделать всё как можно быстрее, а не тратить время и кучу сил на сложный узор, призванный заблокировать стихийные силы Игоря. Лазарев незаметно вздохнул. Похоже, некоторым вопросам суждено было остаться без ответа.

Тёмные брови Ангелины нахмурились.

— Его удача меня не волнует. Гораздо важнее, почему этот рунист запечатал силы Игоря. Сомневаюсь, что это было решение Прометея.

— Я тоже сомневаюсь, — кивнул Морозов. Тем более, после нападения на Земцовых этого руниста больше никто не видел. Так что, скорее всего, его убрали…

— Или он сбежал, — закончил Игорь за него.

— Или сбежал, — не стал спорить Арес. — В любом случае, правды мы сейчас не узнаем.

— Ладно, — Лазарев понял, что если они сейчас не остановятся, то рассуждения затянутся надолго и всё равно ни к чему не приведут, а потому решил оборвать их. — Это пока не так важно. Что было дальше?

Морозов повернул голову к нему:

— Дальше? Дальше я затащил тебя и ослабленного старика в машину и увёз к себе домой. Клинков узнал меня: мы никогда не общались лично, но он должен был понимать, что я не желаю, — пауза была крохотной, и всё же Игорь заметил, как Арес быстро глянул на Ангелину, — вам зла. Никому из вас. Поэтому он не сопротивлялся. Позже люди, которым я доверяю, обработали его раны, подготовили поддельные документы для Александра Лазарева и его внука Игоря, — Арес остановился, чтобы промочить горло. Затем продолжил:

— Как только Клинков, или, точнее, уже Лазарев поправился в достаточной мере, чтобы действовать самостоятельно, он поблагодарил меня за помощь, забрал тебя и ушёл. С тех пор я его не видел.

— Ты так просто его отпустил? — спросила вдруг Ангелина.

Впервые за вечер в голосе Морозова мелькнуло раздражение:

— А что я должен был сделать? Удерживать его у себя? Клинков сам решил уйти. Я должен был помешать ему? Может, мне, обычному Старшему Магу Семьи Гордеевых, следовало вступить в открытую войну с Прометеем? Из-за едва знакомого старика и чужого ребёнка? — Арес поднялся и отчеканил: — Вы, Ангелина Владимировна, явно меня переоцениваете. Когда я помог Клинкову сбежать и скрыться под новым именем, моя помощь закончилась. А теперь позвольте откланяться. Я, знаете ли, сегодня весьма устал. Аркадий скоро придёт и покажет вам ваши комнаты. Доброй ночи.

С этими словами Морозов встал, резким движением задвинул стул и стремительно покинул комнату. Игорь взял в руки чашку. Чай остыл, и пить его совершенно не хотелось.

Справа раздался скрип дерева. Ангелина поднялась из-за стола и прошла к окну. По её непроницаемому лицу сложно было понять, о чём она думает. Игорь повернулся к Соне. Уставшая девочка отчаянно клевала носом. Удивительно, как она вообще до сих пор держалась: на её долю выпало слишком много испытаний.

В комнату неслышно вошёл Аркадий. Когда он заговорил, его лихо закрученные белые усы забавно шевельнулись:

— Ваши комнаты готовы. Могу вас проводить?

Лазарев движением головы указал на Соню:

— Если не затруднит, отведите сначала её. Нам ещё нужно поговорить.

Аркадий кивнул:

— Без проблем. С вашего позволения, я тоже отправлюсь отдыхать. Ваши комнаты — в конце коридора, справа и слева.

Соня молча поднялась со своего места и направилась следом за вышедшим из столовой беловолосым стариком. Игорь увидел на её лице странное выражение, но не смог понять его смысла. Хотел сказать ей хоть что-нибудь, но не знал, что именно ему следует говорить. В итоге девочка, непонятно каким образом втянутая в разборки между семьями элементалей, покинула комнату в полной тишине.

— Кто эта девушка? — не оборачиваясь, поинтересовалась Ангелина. Почему-то называть её матерью даже в своих собственных мыслях у Игоря получалось с трудом: непросто ассоциировать женщину моложе себя с…

«А с чем?» — вдруг спросил себя Игорь. Он никогда об этом не задумывался прежде, но сейчас вдруг осознал, что у него в мыслях нет чёткого образа матери. Разумеется, когда за кем-то из его сверстников в детстве приходили их мамы, маленький Игорь мечтал, что однажды за ним придёт и его. Спрашивал, как он думал, у деда, где мама и почему она не приходит, но в ответ слышал одно и то же: «Твои мама и папа очень далёко. Пока они не могут с тобой встретиться». И сколько бы Игорь не мучал старика новыми вопросами, больше дед Саша ничего ему не отвечал.

Со временем Игорь как-то свыкся с мыслью о том, что не увидит своих родителей. Образ, и без того нечёткий, смазался ещё сильнее. Папа и мама перестали быть объектом детских мечтаний, превратились в холодные, чуждые Лазареву скульптуры, безликие и гордые, не имеющие к сыну никакого отношения. Игорь смирился с этим. Смирился он и с тем, что никого, кроме деда, у него нет и не будет. Как и у деда не было никого, кроме Игоря. Их маленькая семья состояла лишь из них двоих.

Когда Прометей сказал о том, что мать Игоря жива, что-то изменилось. Лазарев понял, что его не бросили — это обстоятельства повернулись таким образом, что он с родителями не мог быть вместе. Но он мог это исправить. Мог — и пообещал себе, что сделает это.

Ему до сих пор с трудом верилось, что он справился. Это было непросто: пришлось отказаться от работы в СЗГ, к которой Игорь успел привыкнуть и, как он с удивлением понял, даже полюбить. Сразиться с бывшими коллегами — Юлей, оказавшейся скрытым членом банды Болота, и Ждуном, который, по сути, просто выполнял свою работу. С боем прорываться в особняк Прометея, сражаться с пепельным элементалем, который к тому же был его собственным дядей, — словом, с освобождением матери оказалось связано немало событий, которых без неё могло и не произойти. И всё же — цель была достигнута.

И теперь Игорь находился в одной комнате со спасённой матерью, выглядевшей, как девушка лет двадцати, и пытался увязать этот образ с тем, что хранился в его детских мечтах.

Получалось не очень.

— Это дочь моего погибшего друга, — ответил Игорь, когда пауза затянулась настолько, что это уже становилось неприличным. — И одновременно — выдающийся рунист, который снял с меня ограничивающую печать.

Ангелина хмыкнула. Почему-то это простое и в общем-то безобидное действие задело Игоря за живое: он не знал, как именно любящая мать должна реагировать на слова о проблемах сына, но подозревал, что точно не равнодушным хмыканьем.

— Дочь твоего, как ты выразился, коллеги, смотрит на тебя… — Ангелина позволила себе чуть приподнять уголки губ, — Не так, как следует смотреть дочерям коллег.

«А ты — говоришь не то, что следует говорить матери, увидевшей сына впервые за двадцать лет», — хмуро подумал Игорь, но вслух произнёс другое:

— Как ты себя чувствуешь?

Ангелина вздрогнула. Саркастичная полуулыбка увяла, как брошенная на солнце орхидея, глаза остекленели. Мысли матери унеслись куда-то далеко.

— Когда… Когда я ушла, — заговорила она, бессмысленным взглядом уставившись во двор, — Покинула Дом Прометея против отца, я знала, что он придёт. У него всегда были на меня свои планы. А я… Я не хотела быть частью его планов. У меня были свои.

Игорь молчал. Он не всегда умел подбирать правильные слова, но уже успел понять, что иногда самый лучший ответ — это молчание. Порой оно работает ничуть не хуже самых умных фраз.

Ангелина чуть повернула голову и посмотрела на него поверх своего плеча:

— Ты знаешь, кто такие Очаги?

Не нужно было быть гением, чтобы понять: речь идёт не о каком-то там камине. Игорь отрицательно покачал головой:

— Нет.

— Так называют женщин, которые изредка появляются в семьях элементалей. Их немного — жалкие доли процента от общего числа людей, способных пользоваться силами стихий. Нужна масса проверок, начинающихся в детстве и продолжающихся… Лет так до двадцати. К этому возрасту они должны достичь ступени Старшего Мага, — Ангелина вновь повернулась к окну. Казалось, говорить со стеклом ей было проще, чем с собственным ребёнком. — Все Очаги очень талантливы, но их главная особенность не в этом: дети, рождённые Очагом, всегда щедро одарены стихийной энергией.

— Насколько щедро?

— Настолько, что в наше время широко известны лишь два человека, рождённых от Очага. Это Деметра и Прометей, — ровным голосом ответила Ангелина. — После родов Очаг теряет возможность шагнуть на следующую степень, но зато её ребёнок всегда превосходит по силе своих родителей. Именно поэтому таких женщин никогда не выпускают за пределы Семьи или Дома. Понимаешь?

Игорь понимал, хотя и предпочёл бы не понимать. Он слышал о том, что в семьях элементалей нередки браки между родственниками — якобы для того, чтобы сохранить чистоту стихии, — но не хотел верить, что подобная участь могла ожидать и его собственную мать.

— Ты правильно думаешь, — не оборачиваясь, подтвердила Ангелина. — Чтобы в семье появился элементаль чудовищной мощи, необходимо, чтобы Очаг забеременела от кого-то из сильнейших родственников. Такова неприятная необходимость для Домов и Семей. Никто не станет по доброй воле отпускать свой Очаг к потенциальным соперникам. Поэтому я сбежала сама. Надеялась, что он не станет преследовать собственную дочь, но в глубине души знала: он придёт.

Голос Ангелины еле заметно подрагивал. Игорь молчал, делая вид, что не замечает напавшей на мать слабости. Девушке потребовалось добрых полминуты, чтобы снова взять себя в руки.

— Естественно, информация о появившемся в Семье Очаге держится в строжайшей тайне. Единственный известный на данный момент Очаг — Елена Гордеева, которая отказалась от замужества, стала Повелителем и возглавила свою Семью, получив титул Посейдона, — невесело улыбнулась Ангелина. — Я завидую её удаче. Предыдущий Глава был лишь Старшим Магом и не мог навязать ей свою волю. Мне повезло гораздо меньше. За мной тогда пытались ухаживать двое молодых и перспективных элементалей, Константин и Игорь. Прометей делал вид, что не против их попыток завязать со мной общение: в противном случае у других Глав могли зародиться подозрения, а отец всегда старался избегать острых углов даже у предметов круглой формы.

Она замолчала, собираясь с мыслями. Игорь поднялся со своего места, взял чайник, налил немного чуть тёплого чая в пустую кружку, а затем подошёл к Ангелине сбоку и протянул ей напиток. Почему-то это действие показалось ему правильным. Девушка с благодарным кивком приняла кружку и отпила из неё, совершенно не по-благородному хлюпнув. В тусклом свете расположенного на улице фонаря Игорь разглядел на её щеках влажные дорожки от слёз, однако голос её прозвучал ровно:

— Константин был сыном Главы Семьи Земцовых. Они не были достаточно сильны, чтобы Прометей воспринимал как своих соперников, но всё же были уважаемы, и я надеялась, что отец, узнав, что я беременна от Кости, не станет воевать против них, а предпочтёт заключить союз, — она говорила всё тише, а последняя фраза и вовсе превратилась в едва различимый шёпот. — Я ошиблась. Прометей и не думал с ними воевать. Он просто всех уничтожил.

Ангелина замолчала, и Игорь понял, что больше она ему ничего не расскажет, по крайней мере — сегодня. И всё же один вопрос не давал ему покоя. Лазарев чувствовал, что должен спросить. Ему нужно было знать.

— Ты сбежала к отцу, потому что любила его?

Она не обернулась.

— Спасибо, что спас меня, — слова звучали глухо и теперь больше подошли бы сорокалетней женщине, чем двадцатилетней девчонке. — Нам всем нужно отдохнуть.

— Ты не ответила, — не отступился Лазарев. Ангелина обернулась.

— Доброй ночи, Игорь.

Он сухо кивнул и вышел из столовой, оставив мать в одиночестве. В ответе вслух он не нуждался — Игорь уже прочитал его в холодных чёрных глазах.