Гладиатор, Маленький Лев и Капитан

Глава 11. Роберт и Эммэ

Я проснулась от того, что ужасно замерзла. Ног я почти не чувствовала, нос и щеки ужасно щипало. Я подышала на руки, но от пара стало только хуже. Мы где-то ехали… да, мы определенно ехали.

Я встала и нетвердо прошлась по теплушке. Наверху было небольшое окно, зарешеченное, естественно. В раме нетвердо держалось грязное стекло. Я посмотрела, но кроме неразборчивых силуэтов какой-то плоской унылой долины ничего не увидела. По небу нехотя тащились тяжелые снеговые или дождевые тучи, земля была голой: ни деревца, ни холмика и среди этого первозданного великолепия мы и ехали.

На естественно возникший вопрос: "Где я?" у меня был только один ответ: "Пока еще на этой планете". Ничего конкретнее я придумать не могла. Вдоволь насмотревшись на серую плоскость, я вернулась на свое сено. И стала растирать ноги. За этим увлекательнейшим занятием меня и застала очередная остановка. Поезд сбавил ход, зашипел, несколько раз конвульсивно дернулся и остановился.

Я прислушалась: извне ни звука.

В окошечке ничего, кроме голой равнины.

Дверь моей теплушки заскрежетала и отодвинулась.

— Эй, иди сюда! — окликнул меня бодрый мужской голос.

Я обернулась. Молодой мужчина, лица его я рассмотреть сначала не смогла, приветливо махал мне рукой откуда-то снизу.

Я взяла котомку с едой и вышла к нему. Он подал мне руки, донельзя горячие и снял меня с теплушки.

— Александр сказал, что девчушку подсунет. Ты что здесь делаешь, паренек?

— Я — девушка, — возмутилась я.

— Да? Я вашей сестрой не интересуюсь. Давай за мной, — мужчина бодро зашагал вперед, закрыв дверь теплушки.

Мы дошли до самого локомотива по холодной земле, где не было ни души, наверное, на сотню километров.

— Проходи, — мужчина помог мне забраться в жаркое, но тесное помещение. Там был пульт и два кресла. Одно пустовало, второе занимал мужественный парень лет двадцати четырех на вид.

— Привет, малой, — сказал он.

— Да вы сговорились, что ли все! — взорвалась я.

— О, девушка, — расплылся он в улыбке, — Я — Роберт, это Эммэ, — я обернулась на моего провожатого. Тот приветливо мне улыбнулся, — Замерзла?

— Есть немного.

— Прости, что не сразу признали в тебе девушку, но это достаточно сложно. Ты на паренька похожа, — добродушно извинялся Эммэ.

Роберт наливал мне чай, я раскладывала еду на коленках. Эммэ тронул состав. Я тайком разглядывала машинистов, они оказались очень похожи друг на друга: смуглые, черноглазые, с курчавыми жесткими волосами.

Эммэ был слегка патлат, мягок, его интонации, манеры, жесты были пропитаны ленью и грацией. Роберт постоянно приглаживал недлинные волосы широкой ладонью, он по-хорошему был крепок, мужиковат, резок в разговоре и стремителен в движениях. На его фоне ухоженный Эммэ выглядел ленивой и капризной куколкой. Жеманность Эммэ и прямота Роберта меня немного пугали, но вскоре, послушав их болтовню, о каких-то станциях и полустанках я свыклась с манерами моих перевозчиков.

— И много вы таких, как я, перевозите? — спросила я, наконец.

— Нет, не много. Ну, одну в полгода, — пожал плечами Роберт, — как Александру приспичит.

— А ничего вам не будет, если меня вдруг найдут?

— Ничего, — помотал головой Эммэ.

— Ну, штраф сдерут, так не впервой. Когда будешь уходить в Иезеркеле, сразу иди к первому попавшемуся служащему вокзала, тогда все будет хорошо. С нас штраф возьмут и то, только если найдут у нас в кабине или мы признаемся, что сами тебя посадили, — обстоятельно объяснил Роберт.

— Но мы не признаемся, — подмигнул мне Эммэ, — а перед самим Иезеркелем пересадим в последний вагон. Там, прости, дрова… но оттуда легче уйти, и по логике вещей забраться туда тоже проще.

Я пожала плечами. Чай меня согрел, мне снова захотелось спать. Леность овладела мной, как-то странно разболелась голова, а по телу пошла ломота.

— Сама зачем в Иезеркель подалась накануне полярной ночи? — спросил Роберт, не отрывая глаз от далекого горизонта.

— Да, просто мне надоело у себя жить. Хочется посмотреть на другую жизнь. И заработать тоже хочу.

— Заработок дело святое, — улыбнулся Эммэ, — Роб, давай я дальше поведу, ты устал, душа моя.

Роберт встал, и подался в сторону от рычагов, за которыми сидел. Эммэ сел на его стул. От меня не ускользнуло, что Эммэ, садясь, украдкой поцеловал Роберта в шею. Роберт несколько смутился.

— Спокойной ночи, Роберт, — ласково сказал Эммэ.

— Хорошей ночи, Эммэ, — Роберт скрылся где-то за дверью.

Мы молчали, я смотрела за стекло и, кроме выскакивающих из темноты рельс, ничего не видела. Хуже того, я не могла разобраться, смутил меня как-то или нет поцелуй двух мужчин. Что-то Лида говорила, о том, что Эммэ и Роберт любят друг друга. Для любви поцелуй естественный. Но Эммэ и Роберт мужчины… Могут ли мужчины любить друг друга? Хотя любят же, поэтому могут и вопроса такого в голове у меня быть не должно. Естественно это или нет? Да, какая разница, они меня не трогают, а посему… пусть делают, что хотят и как хотят, тем более ребята они не плохие, видимо.

— Тебя не смущает мое поведение? — уловив ход моих мыслей, спросил Эммэ.

— Я вот только думала на эту тему. Я пришла к выводу, что скорее нет.

— Это славно. Женщины вообще склонны к тому, чтобы не выносить каких-то резких суждений. То ли дело наши братья. Мы собственно и мотаемся с поездом, чтобы особенно нигде не задерживаться. Кто знает, как отреагирует на наше поведение следующий станционный смотритель. Нас бояться. Я не вижу чего-то плохого в том, чтобы любить Роберта, если мне и ему это нравится.

Я пожала плечами. Мне трудно было поддерживать эту тему.

— Вы ведите себя так, чтобы никто ничего не заподозрил, — заранее смиряясь с провалом, сказала я.

— Это очень трудно. Значит, мы должны сидеть в кафе и вести себя, как друзья, идти по улице и не держаться за руки. Мы много чего делать вообще не должны будем. Это так тяжело, находиться рядом с любимым и не давать ему даже знака, и не сметь прикоснуться к нему. Это мука.

— Я никогда не была в отношениях с кем-либо, я не могу судить.

— На нас были гонения, может быть, знаешь. Иезеркель в этом смысле самый вольный на этом континенте город. Там и трансвеститы и транссексуалы, и много еще нетрадиционных мужчин. Их просто туда согнали те, кто нас почему-то боится. Хотя чего бояться? Я не понимаю. Если что-то в мире есть, значит, оно нужно и надо с этим смириться.

— Может быть, остальные бояться, что ваш пример заразителен. Ну, что они сами поддадутся соблазну…

— Так оно и есть. Признаться самому себе, что ты можешь любить мужчину, это тяжело, почти равно признанию, что ты согласен быть женщиной, для обоих.

Любовь она одна на всех: и для лесбиянок, и для нас, и для обычных людей. Кого и как ты любишь, это уже дело твое, а не кого-то другого.

Проблема в том, что люди очень любят лезть в чужую жизнь, суют свой нос, а потом говорят, что мы не так живем. А как надо? Они знают? Они ни одной женщины в глаза не видели, они не умеют любить. В этом проблема нашего мира: мы лишены любви!

У меня есть Роберт. Когда я понял, что влюблен в лучшего друга, я решил повеситься. Роберт вынул меня из петли и как-то все так у нас закрутилось… Мы и сами не поняли, как все произошло, мы просто всегда любили друг друга. У Роберта есть я и мы счастливы, у нас есть возможность отдать свое тепло в чьи-то другие руки, мы умеем любить и быть верными — это тоже немаловажно, когда ты любишь кого-то.

— Это интересно, — я засыпала, голос у Эммэ был мягкий, достаточно высокий, но спокойный и он баюкал меня. Я не столько вникала в то, что он говорит, сколько слушала голос и удивлялась, сколько странных людей я уже повидала, а всего-то стоило уйти из родного города, как сразу началась какая-то суматоха. Потом мне начало казаться, что я в пути всю свою жизнь, как Мисхора, постоянно куда-то еду. Но, только ей интересны города, а мне голоса попутчиков, благо попадаются разговорчивые экземпляры.

— Роберт не любит об этом говорить. У него вообще другая точка зрения на происходящее. Мы хотим накопить денег и уехать в южную Африку. Я где-то слышал, что там целые города для нас. Почему бы и нет? Не надо бояться, что тебя обругают обидным словом или вообще попытаются избить. Мы с Робертом не слабые ребята и драться научились хорошо, но дураков-то полно по улицам шастает, сама понимаешь.

Эммэ наконец-то умолк и смотрел прямо, улыбаясь чему-то своему.

Из темноты непрерывными параллельными прямыми вылетали рельсы, но тьма постепенно рассеивалась. Мне только стало казаться, что ночь была столько же сколько я еду, как первые лучи нового дня стали рассеивать кромешную тьму. Стали видны унылые пейзажи, то поля, то темные леса с буреломами.

Мы выехали на длинную равнину, периодически проносились мимо жилых и заброшенных деревень. Кое-где уже пасся скот. Солнце взошло, но погода была ненастная и тучи застилали небо и горизонт. Поезд пошел в поворот. Мне нравилась эта скорость, которая очень хорошо ощущалась из кабины машиниста. За поворотом меня ожидало фантастическое зрелище.

Неподалеку виднелся лес, в серебристой дали ветер разметал тучи, и сквозь них в мареве дрожало огромное оранжево-желтое солнце, какое бывает только в начале осени.

Тучи медленно расходились, освобождая солнце, и оно, не дожидаясь пока ленивые, медлительные тучи разлетятся, било нам в глаза нещадно.

— Надень очки, — ткнул меня в бок Эммэ.

Я не реагировала, потому что всю меня заполнило это новое солнце. Восходы я видела тысячу раз, но сейчас в дороге солнце было другое, чужое, пленительно новое.

— Ты, я смотрю, без глаз хочешь остаться, — хохотнул Эммэ, — понимаю. Восход всегда интересное зрелище. Но очки бы стоило надеть.

Он коротким движением пихнул мне что-то на колени. Я лениво одела аляповатые мужские солнечные очки, но зрелище прорывающегося сквозь лес солнца было уже не таким захватывающим.

— Скоро станция. Тебе бы спрятаться в подсобку к Роберту. Хорошо?

Я зевнула.

— Ответ принимаю, как положительный, — улыбнулся Эммэ. Я покорно прошла в подсобку. Мне было откровенно все равно. Тело наливалось свинцом, и ломота усиливалась. Я легла рядом с Робертом. Он был какой-то ужасно теплый, даже горячий. Я прижалась к нему, чтобы согреться, меня немного знобило. Пригревшись, я скоро уснула.

Во сне я снова увидела дубовую аллею, залитую солнцем, даже на дорожках были солнечные капли, горячие и шершавые, но очень приятные, навстречу мне шли Эммэ и Роберт. Они обнимали друг друга, Эммэ говорил что-то, а Роберт смеялся в ответ и целовал Эмме то в шею, то в щеку. Им было счастливо, и мне стало хорошо тоже. "И это же хорошо, если им хорошо!" — несвязно подумала я напоследок.

Глава 12. Город Иезеркель

— Девочка, да ты заболела, — меня разбудил заботливый голос Эммэ. Роберт был уже у руля, а Эммэ пришел спать, вид у него был измученно-встревоженный.

— Нет, я хорошо себя чувствую, — зевнула я, чувствуя, как тяжелые теплые волны качают меня.

— Можешь мне этого не рассказывать, — фыркнул Эммэ и куда-то исчез. Поезд мерно качался и убаюкивал меня. Машинист вернулся через несколько минут с чашкой. От нее шел пар, и пахло лимоном.

— На, выпей сразу, других лекарств нет, к сожалению. Эммэ лег к самой стенке, там было теплее всего, и тут же засопел. Я выпила обжигающую жидкость и на глазах моих выступили слезы отчаяния и боли. Так я не обжигалась давно. Пора кончать с этим беспрекословным подчинением разным темным личностям.

Я, тихо пошатываясь, цепко держась за стенки, вышла из подсобки. Роберт сидел на своем стуле, уставившись в гущу леса, которому не видно было конца и края. Я стала разбирать еду.

— У нас скоро будет станция, — сказал Роберт. — Смотритель наш человек, ты можешь помыться там. Я знаю, для женщин это очень важно.

— О, спасибо большое, — вежливо отозвалась я, размышляя над смыслом фразы "наш человек".

— А откуда вы знаете? — вдруг спросила я, когда поняла конец фразы.

— Я был женат. Ну, то есть я жил очень долго с женщиной на островах. Она умерла и больше я не хочу знать ни одной женщины близко, — скороговоркой отрапортовал Роберт, давая понять, что это все и больше мне не стоит трогать эту тему.

— Сочувствую, — коротко сказала я. Тон Роберта отбил у меня всякое желание разговаривать и тем более что-то слушать.

На станции меня снова приняли за мальчишку, я не стала переубеждать еще более полоумного старика, чем Александр, в этом и спокойно себе придавалась банным процедурам. Там мы хорошо поели. Оказалось, что мы уже третий день едем, а не второй, как я предполагала и это самая последняя большая остановка. Будет еще две, чтобы оставить товар и все.

Мы ехали без остановок, спала я в основном под боком у Эммэ и слушала его болтовню. За те три дня, что мы ехали вместе, он успел поговорить обо всем на свете: о литературе, музыке, живописи, философии, психологии и мужчинах. О последних он любил говорить особенно, но не об обычных, а о таких, как они с Робертом. Мне было интересно, я не знала ни одного из писателей или композиторов, которых называл Эммэ.

— Мы с Робертом в этом плане совершенно разные. Я лучше образован, это объективно. Зато без Роберта, я бы давно помер с голода. Никому ты не нужен, будь хоть семи пядей во лбу, если ты ничего не умеешь делать. Роберт очень рукастый, по-моему, он умеет делать все, — не раз повторял Эммэ.

Деревушки и поселки стали чаще, мы даже переезжали через большую реку по очень длинному мосту. То, искусственное, крайне жалкое подобие, что называли рекой у нас, натурально в подметки не годилось тому, что я увидела. Свинцово-серые бескрайние воды несущиеся откуда-то и куда-то. Я не могла оторвать взгляда сначала от самой реки, потом уже от разных ярких деревушек, разбросанных по двум берегам.

— Красиво, правда? — я услышала Роберта, который специально встал, чтобы посмотреть на реку.

— Да, — эхом отозвалась я.

— Как стемнеет, остановимся. Мы перецепили твою теплушку назад, там все же комфортнее, чем в дровах, — сказал он, — Женщины любят комфорт, — не к месту прибавил он и снова ушел. Эммэ проводил его тоскливым взглядом и тут же вернулся к созерцанию пути.

— Иезеркель в одном дне. У нас будет единственный шанс остановиться на боковом пути, дескать, аппаратная неисправность четвертой степени, ты перейдешь, и там уже сама себе хозяйка. Ты пока думай, чего тебе надобно из того, что мы можем тебе дать. Потом уже вряд ли увидимся.

Меня подмывало спросить, что такое "аппаратная неисправность четвертой степени", но я решила, что лишняя загадка никому никогда не мешала, а вот если я что-то забуду и не возьму, это будет реальной проблемой.

Я набрала воды. Эммэ дал мне жестяную флягу, старую, как сам поезд. В нее поместилось около литра горячей воды. Пока вода не остыла, я использовала флягу, как грелку.

Мы остановились в лесу, едва стемнело. Эммэ и Роберт вдвоем вышли проводить меня до теплушки. Шли мы достаточно долго.

— Ну, давай, Аиша, будь здорова! — улыбаясь, сказал Роберт. Я ждала, что он что-то прибавит о женщинах, которые это любят, но он ничего не сказал.

— Помнишь, как только ты приезжаешь в Иезеркель, то сразу сдаешься властям, — напомнил Эммэ, — Аиша, желаю тебе счастья. Ты — хорошая девчушка, пусть и похожа на мальчика и это не так плохо, как ты думаешь.

Эммэ приобнял меня и помог забраться в теплушку. Дверь лязгнула и закрылась. Я долго сидела в темноте. Скоро поезд двинулся. Тут-то мне и стало страшно по-настоящему. Все мои страхи до этого были лишь блеклыми мелкими цветочками, по сравнению с тем, что я испытала сейчас. Меня вдруг осенило, что я одна, черт знает где, и тот же самый черт только и знает, что надо делать дальше. Сдаться властям… А что будет потом? Вдруг меня посадят. Хотя нет, вряд ли бы Эммэ стал мне советовать то, что совершенно неприемлемо.

Недаром я еду в Иезеркель, Лида нашла там свое счастье, почему бы и мне не попробовать там же. Я не пропаду. Мне всегда говорили, что я умею выплыть, умею выжить. Выжила же я у Ирэн, выживу и в Иезеркеле, каким бы он не оказался.

Путем нехитрых увещеваний, я расхрабрилась и на самом пике бравады уснула сном младенца. Проснулась я от лязга дверей.

На меня смотрели несколько странных рож в фуражках, за ними маячили Эммэ и Роберт.

— А это кто еще? — спросила одна из рож.

— Без понятия, — емко ответил Роберт.

— Так уж и без понятия, — прищурилась вторая рожа.

— Абсолютно, — авторитетно подтвердил Эммэ, — сами знаете, чего только не заведется в хвостовом вагоне.

— Гхм, — прочистил горло первый, — завелось. Ты чей, паренек?

Я так испугалась, что не могла ничего сказать.

— Ты глухой там что ли? — вспылил второй, — Тебя спрашивают, значит, отвечать должен.

— Аэ-э-э, — промямлила я.

— Ты умственно отсталый? — прочувствованно пожалел меня первый.

Находясь в глубоком шоке, я кивнула.

Мужчины расхохотались.

— Давай заберем его, там Патрик сам разберется, что это за человек. Смотрители полезли в теплушку. Я поспешно собрала свои вещи. Забыла только пару бутылок с водой на полу. Они подхватили меня за руки и вывели. Я обернулась, чтобы посмотреть на Эммэ и Роберта, на прощанье они тайком помахали мне руками.

Я осматривалась по сторонам. Смотрители, оба усатые и мордатые, вели меня по каким-то путям к зданию вокзала. Оно было странным, не таким, какими вокзалы бывают у нас. Строгое здание без украшений из побеленного известняком кирпича, в центре его вздымался продолговатый стеклянный пузырь, укрепленный железными балками.

На улице были сумерки, трудно определить время. Проходя мимо каких-то часов, я увидела, что сейчас всего час дня.

В здании вокзала было так же строго и даже угрюмо. Никакой даже маленькой росписи, все по-деловому неуютно. Меня посадили на жесткую скамейку в казенном коридоре. Но очень скоро привели в кабинет, обставленный с претензией даже на роскошь. На двери значилась табличка: "Комендант вокзала".

Сам комендант в собственном кабинете смотрелся блекло. Это был обрюзгший средних лет господин с бардовым лицом и мясистыми губами. Короткие волосы были скрыты под фуражкой, а серые глаза при моем появлении как-то жутковато сверкнули.

Меня посадили на мягкий стул с высокой спинкой, вещи положили рядом. Я как-то неожиданно для себя решила и дальше разыгрывать роль слабоумной девушки, только надо было сначала доказать, что я эта девушка и есть.

— Как твое имя? — спросил комендант с явной угрозой.

Я молчала.

— Ты глухой? Или идиот? — раздражился комендант, и лицо его побагровело, — А может ты террорист! — взорвался он и начал брызгать слюной.

"Почему же мне так везет на душевнобольных?" — мысленно вздохнула я.

Комендант взял в руки мой рюкзак и вытряхнул вещи из него на стол. Я покраснела, он снова недобро сверкнул на меня глазами. Переворошив все мои вещи, перепотрошив каждую тряпочку, перенюхав все бутылочки, он разочарованно крякнул и сел напротив.

— Ты транс ведь так? — задушевно спросил он.

Я не совсем понимала, что такое "транс", но по тону догадалась, что это какая-то тяжелая болезнь, возможно, неизлечимая. И кивнула едва заметно.

— Что ж это многое объясняет. Я столько вашего брата тут повидал и все, как один, говорить не хотят. Что же вы все за люди-то такие. Мужчины не мужчины, женщины, не женщины, — он грузно встал и медленно обошел стол. За это время он умудрился запыхаться. Комендант сел напротив меня совсем близко на корточки и, посмотрев снизу вверх, еще душевнее сказал:

— Меня Патрик зовут. А тебя?

Я кивнула, но ничего не сказала, а смотрела в пол и думала, что лучше уж молчать, чем отвечать на разные странные вопросы. Щеки моей вдруг коснулось что-то горячее и шершавое. Я отпрянула, сквозь макушку и до самых пяток меня прошила молния, да так и пригвоздила к стулу. Я таращилась на Патрика.

— Ну, чего ты глазки прекрасные свои пучишь? — улыбнулся Патрик. Лучше бы он этого не делал. Меня тут же вывернуло наизнанку. Я вскочила со стула, не понимая, что происходит, и что надо делать дальше. Патрик тоже не понимал, что произошло и ошарашено щупал лицо и фуражку, на которые меня стошнило. Он багровел все больше и больше. Вот-вот его мог хватить удар. Пока он не взорвался громогласной бранью, я схватила в охапку вещи и все, что смогла унести унесла, в том числе и ноги, со всем, что было выше. Я бежала долго и успокоилась только тогда, когда пробежала несколько километров, по какому-то пешеходном мосту через небольшую, но тоже естественную реку.

Я вспомнила все, что было в кабинете коменданта и меня передернуло. Стошнило меня от того, что комендант принял меня за мальчика и полез ко мне с совершенно определенной целью. Был бы он симпатичнее, кто знает. Я не обременена особыми принципами, но только не этот боров. Меня чуть не стошнило второй раз. Я снова пустилась наутек и голова у меня совершенно не кружилась, как это бывало раньше.

Остановиться я смогла только перед одним из самых величественных зданий, которые я когда-либо видела. Мэрия Иезеркеля. Здание поражало воображение. Я тут же забыла про все свои невзгоды. Посмотрев на это холодное архитектурное воплощение абсолютной власти на всем сущим, я поняла, что наконец-то достигла своей цели. Я на мужской территории, совершенно одна, почти без денег, без связей и мне открыты совершенно все пути. Пришибленная этой мыслью и навалившейся на меня вдруг гордостью, я пошла искать место, где можно было бы неплохо заночевать.

Глава 13. В Иезеркельском порту

Нарвель не был морским городом, это я знала, но совершенно не предполагала, что Иезеркель северный портовый город. Я вспомнила, что в Неркеле тоже видела естественную реку, Риммель ловила в ней рыбу. Почему тогда величавый вид реки не поразил меня? Видно права поговорка, что в соседском саду и трава зеленее и вон реки величавее, шире и полноводнее.

Я шла по набережной налево от мэрии очень долго, проходила разные величественные здания, которые обеспечены были первосортной иллюминацией, дабы напугать меня своим строгим видом.

Наконец, я вышла к каким-то складам. "Странно располагать склады у воды!" — подумала я, — "Хотя у них тут все не как у людей".

Краны причудливых форм высились над рекой. Где-то громко загудел корабль. Я была в порту. Я остановилась и стала размышлять, а стоит ли в порту что-то делать приличной девушке? Там же пьяные матросы и все такое.

У нас в портах находятся бордели. Женщины, любящие древнейшую из профессий, кучкуются именно там, так как портовое сообщение налажено не только с женскими, но и с мужскими частями света. Здесь борделей не было точно, но я даже предположить боялась, что может быть там еще.

Сглотнув, я поняла, что любопытство разъедает меня на части, и направилась к порту. Поплутав, по узким улочкам, между складами и доками, я вышла на площадь. На ней имелся фонтан, не работавший. Он изображал разломившийся пополам парусник, нещадно пожираемый спрутом. Посреди это великолепия должна была бить вода, но валялись только пустые бутылки.

Площадь по периметру была усеяна различного вида и пошиба тавернами и забегаловками. Все заведения были питейными, и входить мне в них было страшно. Из одного валил густой едкий вонючий дым. Курильни запретили у нас, а здесь видимо еще не до конца вытравили этих оборотистых людей, которые любят поиграть с законом. Из других доносились разные песни, исполняемые пьяными голосами. Я не зашла ни в один из них из страха, что это может плохо кончиться. Как видно, то что я прикинулась мальчиком меня не спасало. Решат еще опять, что я какой-то "транс" и полезут, а то и бить начнут. Эммэ рассказывал, что на таких, как они устраивались целые облавы там, откуда они с Робертом. Они сбежали в ночь, когда всех таких в городе хотели вырезать, как поросят. К слову, люди вовремя одумались и не стали этого делать. Эммэ с Робертом больше туда не вернулись, а переехали в Иезеркель, потому, что тут нравы проще. Да уж, проще не бывает. Я снова вспомнила о коменданте Патрике, и меня затошнило, а потом вдруг сильно захотелось есть.

Собственно ничего страшного не случится, если я присяду на краешек фонтана и поем. Местные вон в него бутылки кидают, значит, и я могу немного покушать.

Я доедала свой скудный ужин, когда из курильни вывалилась честнáя компания. От них аж пар валил, до того они были разгоряченными. До меня донесся слабый запах опиума. Я как-то один раз чуяла его от Лиды, когда та пришла из последней оставшейся у нас курильни. Наутро ей было так плохо, что больше она в курильню не ходила, да и ту закрыли. Но тот запах я запомнила навсегда.

Компания прошла мимо меня, когда вдруг один из курильщиков обернулся на меня.

— Эй, ты что делаешь! — закричал он на меня.

— Не видите что ли — я кушаю, — фыркнула я, чувствуя собственное превосходство над ним, как над пьяным.

— Жрет она тут, — взъелся второй, — Это памятник, дура!

— Я вижу, какой это памятник, там же бутылки валяются, — резонно ответила я.

Компания дружно стала на меня моргать часто-часто осоловевшими глазами. Я сложила еду в рюкзак, а мусор в пакетик. Не найдя урны, я сунула в рюкзак и пакетик тоже.

— Сучка, — беззлобно, констатировал факт кто-то из компании.

Я только фыркнула в ответ, мне совершенно нечего было на это ответить, а брань его меня не тронула.

— Да, чтобы ты еще понимала в наших традициях, — сказал первый с усмешкой. Я посмотрела на него и поняла, что окружена этими совершенно не милыми людьми в десятки раз сильнее меня.

— Может, пропустите? — пыталась состроить дурочку я.

— С чего бы? — в тон мне ответил первый.

— Ну, хотя бы с того, что вы несомненно джентльмен и отпустите даму.

— Ага, щас, отпустим и проводим, — усмехнулся он, — А ты знаешь, что в ваших портах делают женщины?

— От части, боюсь только в теории, и помочь я вам тут ничем не смогу, прошу прощения, — у меня ужасно дрожали коленки. И что сегодня всех просто прорывает покуситься на Аишины честь и достоинство? Как будто там медом намазано, ей-богу. Я пошла напролом. Но вывернуться не успела и оказалась в мгновенно залапавших меня руках какого-то матроса. Все тут же загоготали, как будто случилось что-то крайне забавное. Я ничего забавного не видела. Я чуяла разливавшуюся по телу истерику.

— Сама в руки пошла, — сказал тот, кто меня тискал.

Я укусила его за руку и что было силы, лягнула. Попала в пах. Матрос выпустил меня и согнулся пополам и неразборчиво сипел что-то нецензурное обо мне.

— Так ты еще и драться, — рассвирепел кто-то из толпы. Я сжалась комочком и ждала, что сейчас они все навалятся на меня и тут, скорее всего, моя история кончится, едва ли начавшись.

— Что такое, ребятки? — новый бархатный высокий голос с издевкой прозвучал совсем рядом.

— Да вот, поймали дурочку какую-то. Она вон Билли саданула, — сказал кто-то. Я искоса посмотрела на внезапного спасителя. На спасителя он похож совершенно не был. Высокий светловолосый мужчина, выражавший своим видом скорее отсутствие в данном месте, чем явное участие. В глазах его не было ни капли сочувствия ко мне, он был над всем этим сбродом главным и упивался своей властью. Серо-зеленые глаза холодно скользнули по съежившейся мне.

"Он-то их и возглавит", — стараясь не заплакать, подумала я.

— Дурочку? — насмешливо сказал он.

— Ну, да, — ошарашено ответил ему кто-то.

— Билли, позор тебе, скотина ты пьяная, — спокойно сказал он, — тебя смог побить пятнадцатилетний пацан, — он усмехнулся, и все как-то тихо неуверенно заржали.

— Ты заблудился, парень? — он похлопал меня по спине большой теплой рукой. Меня передернуло.

— Да, — тихо ответила я.

— Но, Капитан, я клянусь тебе, у нее есть грудь, не большая, конечно, но есть, — возмущался Билли.

— Билл, ты помнишь Ахума с "Элегии"?

— Помню. Он не так давно ушел с "Элегии", решил завязать с флотом, — ответил медленно Билли, не понимая, к чему клонит собеседник.

— Так, вот Билли, у Ахума грудь теперь тоже есть. Но это еще не значит, что он баба. Пошли, парень.

Капитан дернул меня за шкирку и поволок за собой, сквозь молчавшую компанию. Метров двадцать мы шли так, потом он остановился. В нем не было ни капли властности или холодности. Он был взволнован, серо-зеленые глаза, сначала показавшиеся мне узкими стали круглыми и очень добрыми.

— Ты как цела? — он присел передо мной на корточки и потряс за плечи.

— Вроде того, — выдавила из себя я, через три минуты, пока сообразила, что на площади разыгрывалась пьеса по спасению меня. Этот мужчина мог легко побить моих обидчиков, он был сильнее их, выше и ловчее, но он выиграл сражение без крови, хитростью.

— Нет, это надо было догадаться, пойти в порт! — набросился он на меня, не вставая с корточек. Я чувствовала себя ужасно маленькой и глупой.

— Простите меня, — промямлила я и разревелась. Плакать я не люблю, особенно на глазах у кого-то, но сейчас было не до того.

Капитан смотрел на меня удивленно, потом прижал к себе и погладил по спине.

— Ну, бывает, бывает, — тихо говорил он, — Ты давно тут?

— В час дня приехала.

— Ох, — только и сказал он, — Боюсь я больше ничего не смогу для тебя сделать. Тебя хоть как зовут?

— Аиша, — размазывая слезы по лицу, сказала я, отстраняясь. В его объятьях хоть и было тепло, но злоупотреблять не хотелось. Вроде бы он приличный и добрый человек, а кто его знает, что у него на уме.

— Аиша, больше я ничего не могу сделать для тебя. Друг мой в отъезде, я мог бы тебя поселить там, ему, как раз помощник нужен, но он уехал и неизвестно, когда вернется. Ты вот что, здесь недалеко есть агентство помощников, сходи туда. Ты же за этим приехала?

— Да.

— Ну, вот и славно. Я же точно знал, что за этим, а не за тем, чтобы тебя пользовали в порту.

Я снова стала всхлипывать.

— Ну, хватит, успокойся, Аиша, — он неловко погладил меня по плечу, — Ты больше не ходи сюда, хорошо?

— А вам помощник не нужен? — вдруг спросила я.

— Нет, к сожалению, нет, — улыбнулся он, — у меня целая команда помощников, а женщина на борту, к беде. Мы рыболовы все-таки.

— А дома? Я бы присмотрела за вашим домом.

— У меня нет дома. Я живу на своем корабле. Я все равно большую часть года ловлю редких рыб в южных морях. В Иезеркеле у меня друг и кое-какая родня, поэтому я тут. Тебе очень повезло, что я оказался рядом.

— Да, я это уже поняла.

Капитан проводил меня из порта. Мы больше ни о чем не говорили, просто не о чем было.

— Ой, это получается вы совсем, как Мисхора, — вдруг сообразила я.

Капитан встал, как вкопанный.

— Как ты сказала? — встревожено спросил он.

— Мисхора. Это моя попутчица. Она живет в своей машине и ездит по городам, у нее запутанная, но любопытная теория на счет того, что города можно будить.

Капитан долго смотрел на меня сверху вниз сощурившись, пытался понять выдумываю я или просто вру. На его лице блуждала мечтательная улыбка, но вдруг другая мысль наскочила черным облаком, глаза его стали стального цвета, он резко постарел.

— Не может быть, — пошевелил он губами, но тут же снова с живейшим интересом уставился на меня.

— Чего не может быть? — недоумевала я.

— Ничего. На этом свете, милая Аиша, уже ничего хорошего быть не может, — туманно пояснил он, — Но это ничего. Мне просто интересно, каким ветром тебя прибило к моему берегу. Не просто так мы встретились. Я всегда знал, что просто так ничего не бывает, но эта встреча просто за гранью фантастики.

— Чего?

— Ничего. У меня нет желания тебе рассказывать. Лучше просто покажусь сумасшедшим.

— Из всех психов, которых я уже встретила, вы самый добрый.

Капитан хмыкнул и улыбнулся одной стороной рта.

— Вот тут свернешь налево и прямо до вывески агентства. Они еще работают. Там назовешься, ну, да что я тебя учить буду, сама все знаешь, — Капитан подмигнул мне, — Не знаю увидимся ли еще, но я был рад знакомству Аиша. Ты — молодец, боевая. Как ты Билли уделала, а! — он хлопнул меня по плечу рукой.

— А как вас зовут?

— Я единственный в мире, у которого два имени и ни одно я не использую. Зови меня Капитан, если увидишь. Я ведь и правда — Капитан.

— А как хотя бы ваше судно называется?

— Мария-Мисхора, — Капитан махнул мне рукой и свернул в переулок.

— Как-как? — переспросила я темноту. Мне естественно никто не ответил, теперь была моя очередь столбенеть, что я и сделала. Судно "Мария-Мисхора" это название я точно никогда не забуду. Зато я поняла, почему Капитан так отреагировал на имя Мисхоры. Не часто должно быть капитаны спасают девушек, которые разговаривали с их кораблями.

Глава 14. Агентство "Чистые руки"

Я простояла, глядя в след Капитану очень долго, хотя на улице было совершенно темно. Мне казалось, что он притаился где-то, чтобы спасти, если вдруг будет необходимость. Но опасность, что я медлила и шанс, что Капитан снова появится, был до того ничтожен, что с каждой минутой таял и через пять минут исчез совершенно.

Я повернула в указанном направлении. Меня ласкал свет желтых фонарей, а в голове было легко-легко, мне казалось: вот-вот взлечу. Это, впрочем, не мешало мне терзаться жуткими мрачными предчувствиями, что и тут Аише не повезет.

Агентство и вправду еще работало. Называлось оно странно: "Чистые руки". Я толкнула дверь и попала в теплый чистый холл, где все было кремово-белым. Я тут же почувствовала себя грязнулей, каких свет не видывал.

За столом сидел человек с лошадиным лицом и примерно такой же мимикой.

— Здравствуйте, юноша, — сказал он, приподнимая верхнюю губу так, что были видны его длинные, широкие, желтые зубы. Назвать его волосы прической я не могла, на голове у него была именно грива каштановых волос, заплетенных в косу, в нескольких местах схваченную разноцветными резинками. Это довершало полноценный образ лошади.

— Я — девушка, — сказала я, придавая себе, как можно больше достоинства.

Человек мог бы быть кентавром, но проблема в том, что низ у него был вполне человеческий, в отличие от лица, на минотавра он тоже не тянул, ибо у минотавра была бычья голова. Я ограничилась тем, что стала условно звать его человек-жеребец.

Он стянул изящной ухоженной рукой очки на нос и пристально посмотрел на меня поверх.

— Необычно. Не часто встретишь вас тут, — сказал он, надевая очки обратно, — как ваше имя?

— Аиша.

Он застучал по клавишам.

— Откуда родом?

— Охтор.

— О, милый городишко, — сказал он, стуча по клавишам. На лице его рисовалось недоумение.

— Где последний раз работали?

— Там же. Но я официально не увольнялась, так что могу быть без вести пропавшей.

— Хм. Когда прибыли?

— Сегодня в час дня.

— Проходили регистрацию в коменданта?

При его упоминании меня затошнило.

— …Неет… — не совсем уверенно ответила я, помедлив.

— То-то я смотрю, нет никакой Аиши из Охтора в базе данных.

— А что это значит?

— А это значит, что я не могу взять вас на работу. Нам сейчас нужны помощники, но неизвестно кого я брать не могу, понимаете? Формальности, — пожал он плечами.

— А что надо сделать, чтобы зарегистрироваться?

— Я могу вызвать сейчас полицию, и они заберут вас. Вы три дня просидите там, потом вас зарегистрируют, и вы снова придете сюда.

Я подумала. Звучало это хоть и правильно, но жутко ненадежно. Полиция и у нас всегда казалась мне живодерней, а здесь мужчины. За сегодняшний день у меня было так много доказательств их неблагонадежности, что, пожалуй, хватит. Капитан был исключением, да вот и человек-жеребец тоже так во мне заинтересован.

— А по-другому совсем никак? — спросила я.

— Не любишь власти?

— Я приехала сегодня в час дня и за это время меня уже два раза домогались. Кто его знает, что там будет за три дня.

Человек хотел что-то сказать, но одернул себя.

— Сколько у тебя денег?

Я посчитала жалкие гроши.

— О, женские, — разочарованно сказал он, — и так мало. Ты чем думала, когда сюда ехала?

— Мне не до мыслей было. Я себе жизнь спасала, — фыркнула я.

— Ладно, бедолага, — вздохнул человек и поднялся, — Присядь, я сейчас.

Он удалился куда-то, отчаянно цокая подкованными ботинками по кафельному полу. Я не сдержалась и прыснула. Он вернулся, улыбаясь, совсем скоро.

— Я договорился, за мизерную мзду тебя зарегистрируют прямо так. У меня друг в полицейском управлении, я дал твои данные, он зарегистрирует тебя, но за такие услуги надо платить.

— И сколько? Мизерное в вашем случае, в моем может означать катастрофу.

— Вообще-то все твои деньги, — сконфуженно согласился жеребец, — но ты не унывай и не расстраивайся. Завтра мы уже сможем найти тебе работу. На девушек всегда спрос есть, — горячо стал он меня уверять.

Я снова заподозрила неладное, но поворачивать было поздно. Я выложила деньги.

— Вот и славно! — обрадовался человек, — Я сегодня же ему передам деньги. Завтра придешь и снова представишься, тебя примут. У нас полно мест.

— Куда мне сейчас идти?

— У тебя есть знакомые в городе?

— Есть, но он живет на собственном корабле и не приютит меня.

— Мда… Ситуация, — причмокнул он, — Здесь я тебе не помощник, к сожалению, приходи завтра. Сама понимаешь, я не могу оставить тебя тут в офисе.

Я не понимала, но кивнула головой и побрела на улицу. Заметно похолодало, но теплые вещи грели меня. Я поправила рюкзак на спине и пошла, куда глаза глядят, четко памятуя о том, где находится порт. Мне захотелось найти "Марию-Мисхору" и пробраться туда тайком. Все же рядом с Капитаном спокойнее. Но что-то меня останавливало, не хотелось навязываться силой, когда тебе уже дали понять: в твоих услугах не нуждаются.

Я заночевала возле пекарни, недалеко от агентства. Внутри пекарни стояла печь, а стена со стороны улицы была теплой, я легла к стене спиной и быстро уснула.

Мне снова снился человек в кирпичных брюках, и я понимала, что это Капитан, волосы его были цвета спелой пшеницы и слегка отливали зеленым. Это было странно, но почему-то успокаивало меня. Потом мне приснилась Лида, ругавшая меня на чем свет стоит, она уговаривала меня пойти в полицию.

Проснулась я разбитая, у меня поднялась температура: лоб горел, а руки и ноги были ледяные. Шатаясь от внезапной слабости, я дошла до агентства "Чистые руки". Открывались они очень поздно: в 12 часов. Я порядком задубела скакать возле их дверей и наблюдать серый, унылый рассвет.

Без четверти двенадцать возле агентства остановилась блестящая темно-синяя машина, из которой вылез очень респектабельный господин. Он скользнул по мне взглядом и состроил оскорбленную физиономию, кинул мне несколько монеток на мостовую. Я не подняла их и ответила ему взглядом полным презрения.

Господин зашел в агентство и пропал внутри здания. Ровно в двенадцать он появился возле стойки. Я зашла.

— О, я думал ты уже ушла. Чего тебе, бродяжка? — надменно спросил он.

— Я хочу работать помощницей.

Господин хмыкнул.

— И как твое имя?

— Аиша.

— Откуда родом?

— Охтор.

— Раньше помощницей работала?

— Да. Последний раз в Охторе, сбежала, поэтому официально не уволена и могу числиться в списке пропавших без вести.

— Знаешь, что… Аиша из Охтора. Тебя нет в базе. Ты просто не существуешь.

Я едва удержалась на ногах.

— Но, как же так? Ваш сотрудник вчера сказал мне, что за небольшую сумму поможет мне зарегистрироваться без полиции и я могу сегодня прийти… — пролепетала я и осела прямо на ковер.

— Как его звали? — встревожился господин.

— Я не знаю. Но он был очень похож на лошадь, с косичкой в очочках….

— Уэсллсберт, — фыркнул господин, — Этот аферист провел вас, вчера был его последний рабочий день. Как же вам не повезло, — сменил он тон, — он много забрал? — участливо спросил Господин, видя, как я бледнею.

— Все… Все, что у меня было… — слезы покатились по лицу.

— О, черт, — выругался Господин, — Не уходите, пожалуйста, я скоро вернусь.

Он убежал куда-то. Я сидела в белом холле, грязная оборванка, без денег, одинокая, как осина в степи. Попадись мне сейчас такая осина, я, нераздумывая, повесилась бы. Господина не было очень долго, около полутора часов. Нет, ждать было невозможно. По мимо душевного, подводило еще и физическое самочувствие. Меня одолевал жар, и за полчаса я выпила все, что растягивала на день. Жажда была нестерпима.

Я вышла на улицу и пошла туда, где мы расстались с Капитаном. Оттуда я пошла, куда повели ноги. Наконец, я, поплутав, вышла к той пекарне, где и ночевала.

Стена была горячей и я, прислонившись к ней, кое-как согрелась. Во сне я мирилась с Ирэн, и она снова принимала меня на работу и даже кормила, и больше не истерила. Из всех хозяев она теперь казалась мне самой милой и доброй.

— Ты что тут делаешь? — над моей головой раздался низкий голос с каким-то южным акцентом.

— Я? Сплю. У вас очень теплая стенка.

— О, я рад, — с сомнением ответил пекарь. Он был в белом халате, усат, нос щеки и руки все в муке, — Ты бы шла отсюда!

— Да, хорошо, — безразлично ответила я на его спокойное указание. Я, пошатываясь, встала. Ноги и руки были сухими и пылали, я горела изнутри, и мне было абсолютно "по барабану", что там говорит пекарь и что будет со мной через несколько минут.

— Ты есть хочешь? — вдруг участливо спросил он.

— Нет. Но давайте, я потом съем.

— Подожди.

Пекарь исчез и очень скоро вернулся.

— Это брак. Местные все привереды, чуть не так завиток повернут — все! А есть их можно, — он дал мне несколько едва теплых булочек в виде каких-то цветов и пару обычных сдобных булок.

— Вам работник не нужен? — безнадежно спросила я.

— Да, пожалуй, что нет. Пекаренка у меня маленькая. Мне на жизнь хватает, а кому-то жалование платить я не готов.

— Хоть честно, — сказала я, — А за еду?

— Нельзя. У нас это нарушение закона. Иди с Богом. Пусть с тобой все будет хорошо, — улыбнулся пекарь.

Я устало кивнула и куда-то побрела, держа булки в руках. Уже темнело.

Из подворотни меня окликнул голос.

— Эй, ты! Что несешь?

— Я? — безразлично спросила я, вглядываясь во тьму.

— Ну, не мы же.

— А. Так вас там много. Я булки несу. Вам их отдать?

— Ты все прекрасно понимаешь. И рюкзак свой тоже по-хорошему отдавай.

— Вы меня грабите, ведь так? — безразлично сказала я, снимая рюкзак, сил сопротивляться, не было, только желание, чтобы все скорее кончилось.

— Не грабим, а разбойничаем, — уточнил владелец мясистых красных рук, принимавший у меня вещи.

— Ну, и зря. У бедной Аиши и так ничего нет, — вздохнула я.

— Теперь точно нет, — мерзко прохихикали из темноты.

Я пошла дальше, размазывая слезы по лицу. Я ужасно замерзла, с неба падали первые снежинки и я не чувствовала ничего кроме адской ломоты в конечностях.

Скоро я выбрела на какую-то большую площадь, где стояли дома с иллюминацией. Снег валил гуще, и в свете фонарей все было очень красиво. Я залюбовалась этим и не заметила, как лишилась последнего, что у меня оставалось — сознания.

Глава 15. Медведь-Гладиатор

Я была, а Аиши не было. Странное состояние: я не помнила, кто я, зачем я. Все было не таким, как я привыкла. Все было другим: других цветов, других форм. То, что раньше было твердым, стало зыбким, то, что было незыблемо — разрушилось, руины поросли лесами, а пустыни наполнились водой. Теперь вместо снега на землю падали клочки сахарной ваты. Я лежала на поле незабудок. Они пахли морозным холодом, рыбными очистками и выхлопными газами. Посередь поля высился башенный кран. Внутри него кто-то сидел, но этот кто-то не был человеком. А вата все продолжала падать крупными кусками.

Я лежала, и меня не было. Я была везде и одновременно нигде. Я была эхом в горах, которые окружали незабудковое поле. По горам неслись разноцветные речки и ручьи — это тоже была я.

Я порхала крылатым горным козлом и перескакивала с цветка на цветок. Мне было спокойно, но очень жарко. Вата с неба валила сильнее.

Ватные хлопья падали мне на лицо и были холодны, как лед. На жаре самое то. Я попыталась ловить их ртом, но рот не открывался, да и не было у меня рта. У земли нет рта, а я была землею. Вата больно холодила меня и тут же таяла, согреваясь моим жаром. Вата заполнила все пространство от туч до меня. Но я была и тучами тоже. Только падающей ватой не была и завидовала ее короткому веку. Я была вечной.

С гор спустился мой волк. Я была им, и понимала, зачем он приходил. Он хотел уберечь меня от ошибки, он пытался сожрать меня, чтобы я больше не совершала ошибок. Милый, ласковый волк. Он прошел мимо меня, лежащей на поле незабудок. Проходя мимо, он встал на задние лапы и долго шел, повернув свою голову ко мне. Потом опустился на все четыре и потрусил вперед.

Пробегали ежи, пролетали птицы. Мне было не до них. Вата перестала. Ветер угнал тучи, и вышло солнце. Оно, лихорадочно желтое, чихало и кашляло. Я знала, что у него болит все тело: я была им.

Из межгорья на двух лапах пришел медведь. Он ковылял спокойно и медленно по моему полю. Я не была им и с высоты солнца взирала на его широкие плечи и косматую голову. У медведя был воротник, в который он кутал морду, словно ему было холодно. В лапах у него была трость и саквояж.

Он прошел мимо меня, не заметив. Я увидела знакомое лицо, но не могла узнать его. Мысли путались, я снова лежала на площади.

— Капитан, — тихо позвала я.

Медведь обернулся. С солнечных недосягаемых горных высот я смотрела на то, как медведь бросил трость и саквояж и подошел к маленькой Аише, чтобы слопать ее. Я видела, как сверкнули его клыки, как вдруг он протянул к ней лапы. Землетрясение потрясло кручи и стряхнуло меня в Аишу.

Я боролась с медведем, потому что на сегодня это было слишком: обокрали, теперь еще и сожрать собираются. Медведь что-то нечленораздельно рычал и пытался тащить меня. Я ловко вывернулась и, сделав несколько шагов, упала. Медведь с диким ревом схватил меня за шкирку и перевалив через плечо понес.

"Ну, и пусть жрет! Что у меня осталось? Ничего. Ничего нет, только шкурка и несколько костей, ему хватит!", — думала я.

Медведь тащил меня долго, и я не могла понять, где именно нахожусь. Горы сменялись видами незнакомого города, а потом наступали снова. Создавалось ощущение, что мы идем не день и не два, а несколько недель и успели пройти много.

"Когда меня станут есть?!" — возмущенно думала я.

Но ответа на свой вопрос так и не дождалась.

Наконец, медведь подошел к какому-то дубу, несколько раз постучал, ствол раздвинулся и медведь вошел. Он долго поднимался по лестнице наверх. Потом открыл лапой перегородку и вошел в свою берлогу.

— Не знала, что медведи живут на… в… внутри деревьев, — слабо сказала я.

— Ты говорить умеешь? — спросил медведь.

Я закричала, потому что морда медведя надменно сложилась в гримасу. Должно быть он улыбался.

— А ты почему разговариваешь? — спросила я после того, как он отнял свою лапу от моего рта.

— Потому что все люди, разговаривают, — с расстановкой сказал он.

— Но ты не человек, — резонно ответила я.

— А кто же я? — лукаво спросил медведь.

— Медведь, — честно ответила я.

Он снова скорчил свою гримасу и коснулся лапой моего лба. На удивление лапа была прохладной и кожистой, а вовсе не меховой.

— У тебя температура, детка, — сказал Медведь, — Давай снимай пальто свое, будем тебя лечить.

Я посмотрела на себя, но так и не поняла, чего он хотел.

— Притащил домой психа, — фыркнул Медведь и принялся сдирать с меня кожу. Это было совершенно не больно, но без кожи стало зябко.

— Дальше сама.

Я снова не поняла о чем он.

— Ох, ты горе горькое. Приехал, называется, на родину, — фыркал Медведь.

— И ничего я не горе, — обиделась я.

— Хм, я могу соседа позвать, чтобы ты ему рассказала. Мне можешь не рассказывать. Ты откуда такая взялась?

— От мамы с папой, — зевая, ответила я.

Медведь шумно выпустил воздух. Дальше я смутно помню только ощущения чего-то очень теплого, потом мокрого и холодного, потом я заснула и больше ничего не видела.

******

Я проснулась, и первые ощущения были связаны с тем, что я абсолютно здорова и полна сил. После я выяснила, что лежу на кровати. Неужели мне все приснилось? Да, уж, это больше похоже на бредовый сон, чем на правду. Вслед за этим пришло чувство, что я, во-первых, нагишом, во-вторых, не одна. Я была укутана в одеяло, с одной стороны, а со спины меня грел своим телом еще кто-то. Тут произошло сразу две странные вещи.

Первая: я не стала с визгом выпрыгивать и пугать противника. Вторая: кожа как-то вдруг истончилась, я чувствовала абсолютно все, что происходит внутри и снаружи. Странное ощущение.

Я тихонько пошевелилась, чтобы тихо встать, тихо собрать вещи и так же тихо уйти, но это не удалось.

— Проснулась, — некто сзади пробасил мне в затылок, — А я только задремал.

— В-вы кто? — пролепетала я, предпочитая не оборачиваться и не думать о том, что вообще могло быть.

— Я — человек, я, кажется, говорил об этом тебе вчера. Кушать хочешь?

Я прислушалась к себе и поняла, что безумно хочу.

— Нет, — послушно ответила я.

— Значит, хочешь, — мужчина поднялся с той стороны кровати, — Вещи твои на тумбочке, чистые. Впрочем, больше ты в этом безобразии ходить не будешь.

— Чего?

— Одевайся, говорю, горе горькое.

Я подождала, пока он выйдет, и стала одеваться. Боюсь, спичка и вспыхнуть бы не успела, так быстро я оделась.

— Ты расторопная, это хорошо, — констатировал мужчина, чье лицо мне как будто бы было знакомо, хотя я точно никогда его не видела. Сам из себя он был очень эффектной, запоминающейся внешности: черные кудрявые волосы, едва до плеч, круглые умные голубые глаза, шикарный по своим размерам и размаху нос, изломанный и двух местах, аккуратный рот то и дело складывавшийся в улыбку, потенциально готовый к ней. Лицо его было гладко выбрито. Он был высок, статен, силен, на пальцах красовались серебряные кольца. Одет он был в дорогой махровый халат, на сильных жилистых ногах обычные резиновые тапочки. Это меня почему-то поразило.

— Иди, ешь, чего смотришь?

— Ааа…э…

— Если ты о сексе, то я слишком стар для таких забав с такими молоденькими девочками, — приподняв одну бровь сказал он, — а теперь хватит мямлить и стоять, марш есть!

Я послушно поползла за ним, страдая от навалившегося облегчения.

Столько еды я не видела, пожалуй, давно, а за время жизни с Лидой в Неркеле вообще привыкла питаться помаленьку раз в день.

Мужчина смотрел на меня умиленно и хитро.

— Ты откуда такая? — спросил он вдруг.

— Из Охтора, я на заработки приехала.

— Ясно. И заработала горячку. Ты помнишь, как сюда попала?

Я честно подумала и помотала головой.

— Зато я прекрасно помню это шоу! — рассмеялся он, — Я иду себе с вокзала, никого не трогаю и вдруг из сугроба стон. Я подхожу, смотрю, парнишка в снегу замерзает. Вообще-то снег в сентябре это бред, но факт фактом, замерзает человек. Ты синяя вся была, смотреть страшно. Дралась со мной, убежать пыталась. Ты сильная, как я посмотрю, со мной драться. Ты на меня посмотри и на себя, анатомическое пособие скелета человека. А нет, хорошо меня побила, до синяков. Короче, я тебя притащил и тут новое известие, ты не мальчик, ты — девочка. На улице некогда тебя было разглядывать, а дома я уже понял. Тут еще один шок — сумасшедшая, вот только не хватало, — Он рассказывал и размахивал руками, активно жестикулировал и белозубо улыбался, — говорю, раздевайся, поросенок. Смотришь на себя, прости, как овца, и глазками хлоп-хлоп. Пришлось раздевать тебя. Уж, извини, понимаю, не очень приятно, когда тебя, без твоего ведома, раздевают, но у меня выбора не было. Полечил тебя, как мог. Ты теперь хоть на человека похожа, а то была, не пойми кто, не пойми куда, и к чему.

Как тебя зовут?

— Аиша.

— Красивое имя, тебе очень идет. Знаешь, из тебя вышел бы прекрасный лев. Я — художник-любитель. Я просто вижу, как ты выглядела бы в образе Маленького Льва, не львенка и не львицы, а именно карликового льва. Да и характер у тебя, — он рассмеялся.

— У вас можно поработать?

— Можно, конечно. Мне нужен помощник, ну, помощница тоже сойдет. Я особо нигде не работаю, у меня столько денег, что можно до седьмого колена не беспокоиться, ем я всегда в ресторанах и часто один, это скучно. Вот будешь помогать мне есть, и отмывать мастерскую, потому что там настолько художественный бардак, что я боюсь, скоро заведутся химеры.

— Кто-кто?

— Ты грамотная?

— Да.

— Странно, что ты не знаешь химер. Хотя… Ты же помощница? По рукам вижу, можешь не отвечать. Тебе не до книжек. Ничего, я сделаю из тебя женщину.

— Чего?

— Не таращись так на меня. Не в физиологическом смысле, в моральном и духовном. Вот что на тебе надето?

— Одежда.

— Мешок на тебе надет! Мешок! Разве может так одеваться молодая девушка? Это ужасно, это кошмар! И потом ты умная, это видно по глазам, но в твоей умной голове совершенно пусто, как так можно? Я вижу по твоему лицу, ты слишком много думаешь о насущном, в твоем сердце не живет любовь. А что же это за женщина такая, у которой в сердце ничего, кроме еды и моющих средств? Это кухарка, но не женщина. Есть настоящие мужчины и их нещадно высекают, а настоящую женщину надо бережно лелеять и холить, и всячески воспитывать.

— А почему я?

— Какая разница? Хотя бы потому, что я тебя нашел.

— А как ваше имя? — вспомнила я немаловажный вопрос.

— Максимус, в честь древнегреческого гладиатора, — ответил он.

Глава 16. Аиша показывает зубы

У меня в голове что-то щелкнуло. Я вдруг очень четко увидела, сидящего передо мной мужчину седым, потом рыжим, я даже заплаканную Лиду рядом с ним на секунду увидела. Я тихо отложила ложку и встала. Руки мои дрожали, я нечеловеческим усилием сдерживала себя, чтобы не броситься и не расцарапать благообразное лицо этому Максимусу.

— Что такое? — нахмурился он.

— Я не стану работать на вас, — с плохо сдерживаемым презрением сказала я.

— Это почему? — он насторожился.

— Потому что вы — козел, — тихо сказала я.

Максимус смотрел на меня с минуту, я ждала его реакции, потом разразился хохотом.

— Это многое объясняет! — восклицал он. Это была последняя капля, от ярости я сама себя забыла и залепила ему смачную плюху.

Максимус перестал смеяться и мрачно растирал щеку. Он тоже хорошенько разозлился, побледнел и ноздри его носа стали раздуваться при вдохе.

— У вас была помощница уже один раз, — начала я, — Вы ее соблазнили, увезли на острова, а потом бросили, претворившись умирающим. Вы ее обманули. Она теперь живет под мостом в Неркеле и вспоминает о вас, все, что у нее есть, все, чем она живет — фотография, сделанная в аэропорту. И какая-то лапша, которую вы навешали ей на уши.

— Как ее зовут? — мгновенно собрался Максимус.

— Не скажу! Сами вспоминайте.

— Лида ее зовут, — мгновенно отозвался он, — Я помню ее. Ты не понимаешь, Аиша…

— Может быть! Но она страдает из-за вас. Она думает, что вы живы, чтобы было легче жить. Это прекрасно, что вы живы, я напишу ей письмо, что вы обманули ее.

— И она бросится с того моста, под которым жила, — спокойно ответил Максимус, — Я думал она умнее, а она забыла все, чему я ее учил. Если она не приняла пансиона и живет под мостом, как бродяжка, то она попросту — дура.

С глухим рыком я бросилась на циника через стол, чтобы выцарапать ему лицо. Я была очень зла, но успела только оцарапать ему щеку от уха до подбородка. Максимус тут же схватил меня за запястья. Я повалила стол и стала лягаться. Он забавлялся нашей дракой и очень быстро положил меня на лопатки, одной рукой держал меня за руки, другой за горло. Коленом придавил грудину, а другой ногой едва сдерживал мои попытки лягнуть его.

— Ну, ты даешь, — нервно улыбался он, — Тихо лежи. Я тебя, как котенка придушу, чуешь? Никогда не лезь в драку, особенно с такими драчунами, как я.

Перестань дергаться, говорят тебе!

Со мной произошло то же, что и утром. Кожа вдруг истончилась, и я почувствовала, какой тяжелый этот Максимус, как цепко он сжимает мое горло. Чувство сладкого страха разлилось по мне. Я перестала дергаться. Он еще немного посверлил меня взглядом, чтобы убедиться, что я больше не брошусь на него. Только потом аккуратно встал и поднял меня.

— Ну что, понравилось? — скептически спросил он, поднимая стол.

— Не очень.

— А, то есть все-таки чуточку понравилось, — рассмеялся он, — Дура, ты — дура.

— Зачем вы опять ругаетесь?

— Я просто удивляюсь, до чего должна дойти безалаберность в сочетании с обостренным чувством собственничества и огромным запасом везения. Это надо было нам с тобой встретиться, чтобы мне окончательно разочароваться в Лиде, да еще и получить по мордам за правду.

— Значит, было за что, — фыркнула я.

— Нет, эта наглость все пределы превышает. Лида тебе вообще кто? Сестра? Мать? Хотя скорее сестра, да и то, наверное, не родная.

— Она мне первая хозяйка. Она меня оставила, когда сама уехала сюда. И мы с ней встретились в Неркеле, она помогла мне перебраться через границу.

— О, а это что-то новенькое! Лида, эта правильная педантичная зануда, стала аферисткой? Ты прямо меня к жизни возвращаешь, — насмешливо сказал он.

— Вы совсем ее не любили да? — сказала я возвращаясь с тряпкой, чтобы утрать с пола остатки еды.

— Любил. Я умею любить, — задумчиво сказал Максимус, — Но знаешь, Лида единственная женщина, с которой мне захотелось остаться надолго. Я увез ее на острова поэтому. А потом тут же разочаровался. Из женщины она стала кухаркой. Странная особенность. Стоило нам немного расстаться, как она тут же снова становилась женщиной. Она складывала все, чему я ее учил в какие-то отдаленные шкафчики сознания и доставала при надобности. Но она слишком занималась хозяйством, чем своим совершенствованием. Поэтому я ее и оставил. Я знал, что если я "умру", нам обоим будет легче, ведь я оставлял ее, когда все еще любил. А она девочка умная, она сама бы себе придумала сказочку. Но ей нельзя было забывать то, чему я ее научил, иначе… ну, вот мы имеем то, что имеем.

— А может, вы плохо ее учили?

— Много бы ты понимала, умница! — обиделся Максимус и потер щеку, — больно ты меня. Натуральный Маленький Лев!

— Почему маленький-то?

— Потому что тощая, — коротко ответил он и удалился куда-то. Я домыла пол и, выжимая тряпку, думала о том, что мне сказал этот человек. Выходило, что Лида сама во всем виновата, а он весь такой белый и пушистый. Не может быть, чтобы человек, запросто оставивший возлюбленную, был таким уж паинькой. Тут что-то явно фальшивило, только пока я не могла разобраться, что именно. В одном он был прав: посылать письмо Лиде нельзя, да и куда посылать? В графе адресата писать: "Под северный Нарвельский мост", что ли?

Максиму вернулся с пластырем на щеке, которым закрыл самый глубокий порез.

— Теперь из-за тебя хоть из дома не выходи, — ворчал он.

— Видите, как все удачно складывается. Теперь вы сами меня на работу не возьмете, — поддела я.

— Да, щаз, размечталась, детка. Я теперь тебя вообще никуда не отпущу. Ты, конечно, несколько инфантильная, безалаберная, неряха, к тому же, но я сделаю тебя человеком. За остальное можешь не беспокоиться, чему научила меня история с Лидой так это тому, что каждый должен держаться своего и с помощницами лучше не иметь никаких отношений, кроме деловых.

— Вы же из меня человека делать собираетесь?

— Телесную близость это не предполагает, а посему, почему бы и нет. Не то, чтобы ты не в моем вкусе, просто староват я для тебя, девочка.

— Ну, да. Я так и поняла, — фыркнула я, — Мне-то по сути все равно.

— Да-да, я примерно так тебя и понял, — в тон мне ответил Максимус, а глаза его хитро блеснули, — Когда ты приехала?

— Мне трудно сказать, — Я посчитала, выходило, что третьего дня.

— И сколько раз тебя за это время домогались?

— М-м-м. Считать, те разы, когда меня считали мальчиком?

— Конечно.

— Два.

— Что оба раза мальчиком?

— Нет.

— Разы, — презрительно фыркнул Максимус, — уже одно то, что тебе приходится постоянно одергивать всех и утверждать, что ты не мальчик должно бы тебя насторожить.

— И что. Мало ли, какие идиоты тут водятся?

— О, чем кишит Иезеркель не перечесть, тут всяких фриков полно, — Максимус вальяжно раскинулся на стуле и хитро сощурился, — расскажи, где же тебя раскусили, что ты девушка?

Я быстро рассказала о происшествии в порту и о спасении таинственным Капитаном.

— Как, говоришь, представился? — Максимус от души веселился.

— Капитан. Сказал, что у него два имени, но ни одно он не использует.

— Знаю, я эту шельму. Он еще не знает, что я вернулся, а самое главное, что по его получилось, впрочем, как всегда. Ты бы легко отгадала оба его имени, но тебе даже бесполезно давать подсказки. Ты же не знаешь древней литературы, ни греческой, ни британской. Надо сообщить ему, что я тут и у меня есть для него сюрприз.

Я была шокирована таким совпадением, но почему бы и нет?

— Видимо, мы как-то связаны, ты, я, Лида, Капитан этот… — задумчиво говорил Максимус, — раз мы все так совпали. А ты хочешь, чтобы я тебя отпустил. И вообще пора бы собираться.

— Куда?

— В магазин. У нас прекрасные магазины женской одежды между прочим.

— Это еще откуда?

— О. Лида тебе не рассказывала о своих "подружках", те еще фрики? Мужчины, они как мужчины, в принципе, кроме одного, очень любят краситься и одеваться в женские наряды, платья там, юбки, блузы. Специально грудь подбирают накладную, но они в основном по вечерам по клубам тусуются, не смущают народ своим видом.

— Так вот про какую грудь Капитан говорил.

— Не понял.

— Он сказал, что у Ахума с "Элегии" теперь тоже есть грудь.

— Ох, — Максимус растерялся, — И Ахум тоже? Куда катится мир?! Так… Хватит забалтывать меня. Собирайся, Аиша! И не кривись, дорогуша, женщина она, как театр… начинается с вешалки. В конце концов, я твой хозяин и имею право требовать от тебя соответствующего внешнего вида.

Я нехотя поднялась.

— Я скоро, — бросил Максимус и вышел.

— Стоило меня поднимать, чтобы самому уйти. Кто бы после этого про логику-то заикался.

— Не стоит судить по одному представителю вида по всей популяции, — донеслось из комнаты.

— Тьфу, пропасть, — выругалась я.

— Это ты в порту научилась?! Забудь, чтобы я больше от тебя этого не слышал.

— А вы мне пока еще не хозяин, вот наймете, тогда и указывайте, — фыркнула я.

— А вот найму и буду указывать. Ты уже к какому-нибудь агентству прикрепилась?

— Нет, — ответила я тихо.

— А чего таким голосом? Радуйся, ты все еще свободная личность, — Максимус высунулся из-за дверного проема, — Да, что с тобой?

— Я не зарегистрирована, и в агентстве меня обманули, — я села на место.

Максимус подошел ко мне, нахмурившись.

— А ну, рассказывай.

Я выложила все, как на духу.

— Значит, вот оно как… Ну, рюкзак твой я вернуть не обещаю, вообще ты правильно сделала, что отдала самостоятельно. Убили бы и имени не спросили, — он заметался по просторной кухне, — Уэсллсберт, говоришь! Имя-то какое… Не простой мальчик… разберемся, Аиша. Со всем разберемся. Ты виновата только в том, что слишком доверяешь людям, но это и не плохо. Впредь сама умнее будешь. Но все потом, а сейчас в шмотошную!

Максимус дернул меня за руку и потащил в коридор.

— Дом покажу после. Я обитаю в квартире в собственном доме. Она на третьем этаже, на втором комнаты для гостей, там иногда живет Капитан, на первом комнаты для вечеринок, различные залы, выставка моя, но в нее вход с площади и платный, там специальные люди работают.

Максимус говорил и расчесывал гриву черных волос, в которых тонкими ниточками проглядывала седина.

— А вы красите волосы? — спросила я, лениво натягивая сапог.

— Красил раньше. Потом отказался от этой гиблой затеи. Что-то я еще хотел тебе сказать… Ах, да. У меня часто бывают гости, еще чаще я куда-то уезжаю, ты везде должна будешь меня сопровождать, ясно?

— Да.

— И вести себя соответственно. Не как дикарка портовая, а как женщина. По началу, конечно, лучше молчать, но слушать. Люди, которые приходят ко мне, интеллектом не обижены, они очень много знают и умеют красиво говорить. Больше слушай, чем говори, и все сочтут тебя приятным собеседником!

— Вы же сами меня хотели женщиной сделать, — заметила я, накидывая пальто.

Максимус повернулся ко мне и недовольно цокнул языком:

— Во-первых, не цепляйся к словам, во-вторых, мне стыдно идти с тобой, но что делать. Полчаса позора, я думаю, будут стоить всех восхищенных взглядов. Ты хорошенькая, просто не знаешь об этом.

— Вы…тоже ничего, — ответила я, чувствуя, что должна что-то сказать. Максимус был одет со вкусом и в то же время очень просто. Костюм двойка черной материи и батистовая тонкая рубашка, фривольно расстегнутая у горла.

Он оперся на трюмо и расхохотался.

— По мнению очень многих женщин, я ничего, — сказал он, надевая дорогущее кашемировое пальто с воротником стойкой, подчеркнувшем в самом выходном свете достоинства лица хозяина.

Для острастки я фыркнула, совершенно не хотелось соглашаться с этим Максимусом.

Глава 17. Магазин и прочие неприятные места

Мы вышли из дома, светало. Максимус шел впереди, широким торжественным шагом, размахивая тростью. Я так и не могла понять, почему же он показался мне медведем. На нем и правда тогда была длиннополая мохнатая шуба, бобровая шапка, но, видимо, так сильна была моя фантазия в тот момент, что я восприняла его как полноценного медведя. Я еле поспевала за ним. Мы пересекли площадь с каким-то господином на постаменте.

— Это основатель города Николай Иезеркельский. Выход к морю, ключевая стратегическая позиция. Приморские города всегда живут относительно лучше. Тогда еще длилась война, и выход к морю был спасением, кто имел ключи от моря, тот имел все. Аиша, ты слушаешь? Я, между прочим, для тебя распинаюсь, — тоном занудного лектора сказал Максимус.

Я так засмотрелась на величественного Николая со слегка выпученными глазами, что прослушала.

— Просто я не готова была слушать. Надо же дать человеку немного и посмотреть в тишине.

Максимус то ли фыркнул, то ли хмыкнул и сказал:

— Идем, ценительница скульптуры. Так вот, Иезеркель был основан, как военный и рыболовный город. Мы с Капитаном начинали служить на линкоре, потом я оставил службу, это не мое, Капитан отдался свою любимому увлечению. Его рыболовное судно приносит больше дохода, чем другие. Все потому, что они ловят редких южных рыб, мясо их ценится втрое дороже местных пород.

Итак, про рыбу тебе, наверное, не интересно.

— Мне про Капитана интересно.

Максимус улыбнулся половинкой рта и иронично посмотрел на меня.

— Ох, уж этот Капитан, мой друг. На его счету раз в десять больше разбитых сердец, чем на моем. Мы никогда не вели счета. Это дохлый номер. У него специфические представления о том, что такое верность, любовь и долг. Боюсь, кроме моря и своей "Марии-Мисхоры" он никого не любит.

— Я, кстати, знаю одну Мисхору, — сказала я.

Максимус резко остановился и резко развернувшись, посмотрел на меня. Он был крайне удивлен.

— Да, ты прямо сундучок с сокровищами, — чеканя звуки пробормотал он.

— Да, что такое-то? Что с этой Мисхорой не так?

— Все так. Все так, — задумчиво проговорил Максимус, — просто с этим именем много связано. Одна большая история, которую можно было бы и уложить в три предложения… но, Аиша, я понимаю, что тебя гложет любопытство. Не моя тайна…. Не могу… Прости…

Он закончил свой монолог почти шепотом, каким-то глухим голосом. Он развернулся и пошел дальше в два раза быстрее. Мне пришлось перейти на легкий бег, чтобы поспеть за ним.

Шли мы молча. Максимус был хмур, губы плотно сжаты, он напряженно о чем-то думал. Скоро мы пришли к маленькому, но очень пестрому магазинчику. В витрине выставлены манекены. Женщины в разных бальных и коктейльных платьях.

— Нам сюда, — резко сказал Максимус, когда мы чуть не проскочили мимо входа.

За дверью звякнул колокольчик. Из-за стойки к нам вышла женщина. Под ярким светом ламп она казалась красивой. Стройная негритянка, с черными вьющимися волосами. Макияж слегка вызывающий, но это не портило ее. Этнический наряд, много колец и браслетов, ей все удивительно шло. Только длиннопалые широкие руки странно диссонировали со всем образом.

— Чего желаете? — спросила она грудным, неестественным голосом.

— Меня зовут Максимус, ее Аиша, — он указал не меня через плечо большим пальцем, — в общем, из нее надо сделать настоящую леди.

— Ох, — вздохнула негритянка, щеки ее потемнели от румянца, — Вы меня не узнали?

— А должен? — насторожился Максимус.

— Ахум, матрос с "Элегии", — представилось видение.

Максимус только приподнял черную бровь и сдержанно улыбнулся.

— Не судите строго, Максимус.

— Да, что там. Я отчасти понимаю тебя, Ахум. Меня больше смущает то, что ты пошел торговать. Вроде бы у тебя не было таких склонностей.

— Именно за это я и просил вас не судить меня строго, — надменно ответил Ахум, — ладно, мы сейчас оденем вашу Аишу. Идем.

Он подошел ко мне и положил на плечо тяжелую руку. Максимус сел на диванчик и положил руки на трость, а подбородок на руки и сделал знак бровями, чтобы я шла с Ахумом.

— Что тебе нравится, девочка? — ласково спросил Ахум.

— Да, просто, то что удобно носить.

— То есть красота тебя на беспокоит?

— Как-то нет.

Ахум нахмурился.

— Ничего страшного. Побеспокоит.

— Снимай верхнюю одежду, я не могу определить размер. Боже, что за мешки ты на себе носишь? Что за цвет? Что за крой? Неужели у женщин сейчас носят такое? Какой кошмар!

— Понимаете, я некоторое время жила на улице, поэтому костюм мой не для красоты, а для жизни.

— Жизнь должна быть красивой, иначе она теряет в смысле и удовольствии, — изрек Ахум и поднял палец вверх. Потом убавил патетичности в позе и стал быстро рыться в каких-то ящичках. Я сидела и размышляла, я вспоминала Лиду и теперь понимала ее. Ахум был совершенно не похож на мужчину, разве что крепкие лодыжки, да кисти рук его выдавали.

— А волосы у вас свои?

— Нет, парик, — коротко отозвался Ахум, — Чего сидишь, давай одевайся. Он бросил мне ворох шмоток. Я ушла в примерочную, и через несколько минут вышла разодетая в стиле ретро.

— Ох, Максимусу понравится, — сложил умилительно ручки Ахум, — Вы знаете, как жалко, что настоящая женщина может получиться только из женщины. Вот еще паричок.

— Не буду его одевать!

— Ну, пожалуйста, попробуй.

Я брезгливо надела на себя белобрысый парик. Но мне совершенно не понравилось.

— Да, тут я дал маху. А вот черный, под шляпку, очень даже.

Черный парик пришелся мне к лицу, но мои непослушные рыжие пряди то и дело вылезали с разных сторон.

— А теперь вот эту волчью шубку, — Ахум бросил мне короткую шубку с поясом, — и вот эти сапожки.

Я послушно оделась.

— Звезда, просто звезда!

Мы вышли с ним к Максимусу. Точнее он вышел, а ковыляла, узкая юбка не давала сделать и шагу, а высокие каблуки на сапогах так и норовили уйти из-под меня.

Максимус коротко поднял голову и снова положил ее на руки.

— Парик снять, — сказал он, — твои рыжие волосы это все, что у тебя есть. Я сняла парик и надела шляпку поверх.

— Нет. Ахум, а что если под платок?

Мне повязали голову тонким шерстяным серым платком и шляпка была возложена поверх.

— Вот теперь так.

— Теперь, Ахум, раз уж ты у нас эксперт. Нарисуй ей личико.

Я медленно злилась. Ну, и устрою же я потом этому Максимусу! Ахум долго пробовал то одно, то другое. Наконец, в зеркале узнала себя не сразу. Да, я была красивой, но это была не я.

Теперь Максимус встал при моем появлении.

— Мы торопимся, Ахум, рад был тебя повидать, счет и много разнообразного в этом стиле вышлешь. Адрес ты помнишь?

— Помню, — кивнул Ахум.

Они пожали друг другу руки. Максимус предложил мне локоть, чтобы я могла на него опереться. Я с удовольствием приняла его помощь и поняла, что я больше не маленькая Аиша, я стала выше ростом, причем значительно.

Мы шли по улице уже не так быстро, а чинно и даже важно.

— Как чувствуешь себя? — спросил он.

— Ну, как вам сказать. Высоко.

Максимус широко улыбнулся.

— Сейчас идем в полицейское управление. Регистрировать тебя. Хотя, какое "идем". С такими дамами принято ездить.

— О, это так кстати, я редко хожу на каблуках.

Максимус поймал такси, и мы покатили куда-то. В машине он сел на переднее сиденье, а я на заднее, он молчал, а я любовалась строгими домами. Вот мы проехали мимо мэрии, свернули налево и остановились. Максимус расплатился, открыл мне дверь и так же медленно повел по улице, до управления.

— Чего вам угодно? — мрачно смотрел полицейский.

— Зарегистрировать эту женщину, — деловито пробасил Максимус.

— Как кого?

— Как домашнее животное, — фыркнула я, — как помощника, конечно!

— Это не очевидно, леди, — фыркнул полицейский.

Максимус крякнул и ухмыльнулся.

— Кстати, мы тут всех опрашиваем, — Полицейский выложил листок на стол. Вы не видели этого мальчишку?

Мы посмотрели на листок. Я ухватилась за стойку, чтобы не упасть. С листка на меня смотрела я.

— Нет, не видели, — хором ответили мы.

— Как ваше имя? — спросил меня полицейский.

— Аиша.

— Из какого города прибыли?

— Из Охтора.

— Где последний раз работали?

— Там же.

— Уволены официально?

— Нет.

Полицейский посмотрел на меня исподлобья.

— Вы официально внесены в базу данных города Иезеркеля, — мрачно пробубнил он.

— А что сделал этот мальчишка? — поинтересовался Максимус, — вдруг встречу его, — он бросил короткий взгляд на меня.

— Это умственно отсталый, глухой мальчик. Больной вдрызг. Обблевал коменданта вокзала и сбежал.

— Ох, — нахмурился Максимус, — И за это его ищут?

— Не совсем. Комендант к нему никаких претензий не имеет. Просто жаль ему стало мальчонку, и он решил найти его.

— Ах, понятно.

— За вознаграждение, если увидите его, приводите в полицию или самому коменданту.

Мы вышли из отделения.

— Та-а-ак-с, — протянул Максимус и остановился, резко повернувшись ко мне. — И как же так получилось, что маленький мальчик олигофрен, да еще глухой и больной, оказался девочкой, да еще и такой хорошенькой? Расскажешь? А то может, ну, это все, продам тебя коменданту. Ну-ну-ну, не бледней, я пошутил.

— Шуточки у вас, знаете ли!

— Знаю. Давай, в такси расскажешь.

Максимус снова поймал такси и сел уже рядом со мной.

Я рассказывала ему всю историю с Патриком. Максимус веселился от души.

— Так, значит, наш комендант вокзала любитель мальчиков-трансвиститов. Умора! Кстати, где ты, говоришь, тебя обокрали?

— Агентство "Чистые руки".

— "Чистые руки"? Будет "Битое лицо"! Шеф, агентство "Чистые руки".

— Оно не далеко от порта, — уточнила я.

— Оно одно на весь город. Монополисты фиговы, — фыркнул Максимус.

Мы добрались туда быстро. У меня создавалось ощущение, что Иезеркель очень маленький город, все было как-то рядом. Но, мне было не до того, у меня сильно ныли ноги.

В агентстве мне сразу предложили присесть на диванчик. И лощеный хлыщ, прошлый раз говоривший со мной надменно, увивался теперь вокруг, только из кожи не лез, чтобы я хотя бы на него посмотрела.

Ни имени, ни моей биографии он не вспомнил, зарегистрировал и Максимус тут же заплатил за услуги найма, мы официально заключили договор.

— Ну, вот теперь ты моя, — нежно прожурчал он, подписывая копии договоров.

— Только по контракту, — фыркнула я.

— Боже-боже, — замахал на меня руками хозяин и засмеялся.

— А меж тем, любезнейший, — Максимус резко обернулся к человеку, — работает ли у вас некий господин по имени Уэсллсберт?

— Работал. Он уволен.

— Он очень мне нужен, — Максимус пододвинул к человеку две крупные купюры.

— Н-ничем не могу помочь, господин, — запинаясь и глядя на деньги, сказал служащий.

Максимус положил сверху еще две такие же купюры. У служащего на глазах навернулись слезы. Он протянул руку, чтобы взять деньги, но вовремя себя одернул.

— Пожалуйста… Ральф, — как могла нежно проворковала я, и коснулась его руки на стойке.

Служащий вздрогнул, удивленно посмотрел на меня. Я улыбнулась. Он вдохнул — выдохнул, снова вдохнул, но выдохнуть уже забыл и вдохнул снова.

— Только никому не говорите, что я дал вам адрес, — прошептал Ральф. Он написал торопливо адрес на бумажке и отдал мне. Денег на стойке уже не было.

— Лихо ты его, а? — восхищался Максимус, — Делаешь успехи, молодец.

— Теперь домой?

— Да.

— Хорошо. Скорей бы. Хоть руки помою. Он ужасно противный. И имя дебильное — Ральф.

Максимус хохотал, как сумасшедший.

— Аиша, с тобой я буду жить вечно! Сейчас едем домой, уже темнеет. Потом я поеду кое-куда один, а ты обживайся, погуляй по дому, вытри пыль. Ну, найдешь, чем заняться.

Мы сели в такси, и через пятнадцать минут были дома у Максимуса.

Глава 18. Гость

Максимус быстро показал мне дверь моей комнаты и куда-то сбежал. Сил думать не было. Я легла на мягкую кровать и закрыла глаза. Через несколько минут я сделала над собой усилие и встала. Что-то там Максимус говорил про пыль?

Подсобка, располагавшаяся прямо рядом с моей комнатой была во истину прекрасна, просто мечта. Я выбрала себе венчик и стала смахивать пыль и заодно изучать дом. Квартира Максимуса на третьем этаже была убранной, но запыленной. Я обчихалась, пока смахнула там всю пыль. На втором этаже было много стандартно обставленных комнат, различных цветов, от нежно-розового, до лазорево-голубого. В последней меня ждал сюрприз. Там было все не так как в других. Обстановка та же, но вещей там было больше. На тумбочках возле кровати стояли рамочки с фотографиями. На обеих были изображены женщины.

Первая была блондинка, с каким-то хозяйским выражением лица. Ничего особенного.

Вторая меня поразила. Девушка на фото была Мисхора. Я, как-то сразу заскучала. Не плохо бы пробудить Иезеркель, мне пока не очень в нем везет, но может быть, тогда мы подружимся?

Хотя стоит ли считать, что мне так уж сильно не повезло. Я встретила Капитана, Максимуса. Каким бы ни был Максимус противным и чванливым, все же он добрый человек. Он мог бы и не подбирать меня на улице, и не одевать, и не устраивать в дом непонятно кого. Больше я ничего не могла бы о нем сказать. История с Лидой все еще туманна и неясна.

Внизу брякнул колокольчик.

Я спустилась, чтобы открыть дверь. Но кто-то уже впустил высокого мужчину в пальто в коридор. У Максимуса кроме меня были и еще помощники, но они были невидимы, по крайней мере, не попадались не глаза.

— Принять ваше пальто? — спросила я.

Мужчина положил шапку на трюмо и обернулся.

— Нет, спасибо, — вежливо, но прохладно отозвался он.

У меня же голова пошла кругом. По мне скользнул взором Капитан, и даже не узнал. Ну, да, я и сама себя в зеркале едва узнавала после Ахумова макияжа.

— Максимус дома?

— Нет, господин, — промямлила я.

— Ты здесь давно? Я что-то тебя не припомню, — сказал он, надевая тапочки. Вел он себя спокойно, как дома.

— С сегодняшнего дня. Боюсь еще и двух часов не прошло, как я на службе у господина Максимуса.

Капитан молча кивнул и прошел дальше.

— Подать вам что-нибудь?

— Ничего не надо, спасибо. Я пойду в залу, — Капитан свернул по коридорчику в комнату для официальных приемов, обставленную с кричащей роскошью. Посреди нее стоял белый рояль. Он сел за него и как-то тяжело вздохнул. Я украдкой наблюдала за ним из-за двери.

— Жаль, жаль, жаль, — что-то констатировал себе под нос Капитан и открыл крышку рояля. Он закрыл глаза, и комната наполнилась звуком. Это был первый раз, когда я видела, как человек играет на рояле вживую. Он играл самозабвенно, наполняя каждый уголок, каждую секунду звенящим, хрустальным звуком. Эту музыку хотелось пить, ею хотелось дышать. В ней слышались то звуки прибоя, то крики чаек. Капитан жил морем и играл о море.

Вдруг музыка стала нежнее и ласковей, и клавиш он касался легче и взволнованней. Лицо его смягчилось, глаза приоткрылись, губы сложились в улыбку. И если можно было бы так играть, то только о любви. В эту музыку мне захотелось завернуться целиком, согреться ее теплом.

Но и эта тема вскоре ушла, сменившись напористой, жесткой и нахальной, которая скакала по залу, как бешеная, сметала на своем пути все, и мне слышались, то стоны, то взрывы. И Капитан сам нахмурился, согнулся и стал раскачиваться под гнетом этой мелодии. Я не могла понять, то ли о любви, то ли о страсти, то ли о войне играет он.

Но вдруг две последние темы встретились. Одна рука вела мелодию нежную и теплую, вторая пыталась разрушить все, что вообще когда-либо было создано. И на лице его была эта же борьба. Он согнулся еще сильнее и раскачивался и волосы его прилипли ко лбу.

Вдруг он резко выпрямился, лицо его разгладилось, на нем появилось безмятежное выражения безразличия и спокойствия. Легкими брызгами снова заполнилась комната и прозрачным бризом растворилась где-то под потолком.

Капитан положил руки на колени и еще секунду слушал что-то, потом закрыл крышку рояля и спокойно громко сказал:

— Что ты там топчешься, заходи.

Я тихо вошла, все еще под впечатлением.

— Ну, как?

— Очень понравилось. Вы же Капитан "Марии-Мисхоры"?

Капитан пристально напряженно посмотрел на меня.

— Я — Аиша. Помните меня, тогда в порту!

Капитан тепло улыбнулся.

— Это судьба, — тихо сказал он, — Я рад, что все так сложилось. Что ж, значит, ты и есть тот самый сюрприз, который мне приготовил Максимус? — бодро встав, сказал Капитан, — Мальчишка принес мне записку от него. Что за старомодный бред, как будто просто нельзя позвонить. Приходи, мол, я вернулся, и дома тебя ждет сюрприз.

Вот ты тот сюрприз и есть, ведь так?

— Не знаю, наверное.

— Ну, женщина в его доме не новость, где он только их берет. А ты на сюрприз очень даже похожа, — он легко щелкнул меня по носу, — Ты похорошела, я даже тебя не узнал. Если Максимус за два часа сделал из тебя эдакую красавицу, то что же будет дальше?

— Он собрался делать из меня человека, — буркнула я.

Капитан широко улыбнулся, на мгновение, показав ровные белые зубы.

— Это он любит. Пойдем, посидишь со мной. Мне интересно, как вы столкнулись-то вообще.

Капитан провел меня через залу в маленькую тесную комнатушку.

— Это бар, — хозяйски представил комнату Капитан, — Ты будешь что-то пить?

— Вермут?

— Есть.

Капитан налил мне вермута. Облизнул губы и достал откуда-то из недр стойки томатный сок. Путем некоторых манипуляций он получил коктейль.

— Кровавая Мэри, пила когда-нибудь?

— Нет.

— И правильно. Что-то нашего друга долго нет. Ну, рассказывай, как и что!

Я честно, как запомнила, рассказала все с того момента, как мы с ним расстались.

— Ужас какой-то! Не надо было мне тогда тебя оставлять. Я еще думал вернуться за тобой, но потом передумал. Выходит зря. Прости, это из-за меня все. Я не должен был тебя оставлять, — Капитан говорил это все спокойно, как будто бы отстраненно, просто констатировал факт, — Но все случилось, как случилось. Еще одно доказательство: что не делается, все к лучшему. А что с той Мисхорой, помнишь, ты рассказывала?

Взгляд его тут же потеплел, он заинтересовано смотрел, что я скажу. Недолго я колебалась, сказать, что я видела фото у него в комнате? А вдруг это не та Мисхора, мало ли тезок? С другой стороны Максимус говорил, что мы все как-то связаны. Да и на упоминание отреагировал показательно. Я рассказала все, что знала, как мы познакомились, как расстались.

— А какая она из себя?

— Шотенка, на мой взгляд, не первой красоты. Но у нее очень добрые лучистые глаза, карие, по-моему.

Капитан тяжело вздохнул. И пристально посмотрел на меня. Было что-то в его взгляде, что заставило меня не просто сидеть и ждать, а ответить таким же взглядом. Он сжал мою руку и еле слышно, сказал:

— Спасибо. Как ты думаешь, она счастлива?

— Не знаю. Иногда мне казалось, что она абсолютно счастлива, иногда, что ее гложет тоска и она просто бежит куда-то, — честно призналась я.

— Она ничего не рассказывала о себе?

— Мы не говорили о ней.

Капитан допил свой коктейль и неловко слез с табурета.

— Руке больно, — робко сказала я, когда терпеть его хватку стало нестерпимо.

— Прости, я забылся, — глухо ответил он.

— А знаешь, Аиша, возможно, это она. Пойдем, покажу.

— Фото? Я видела. Я убиралась в вашей комнате и видела. Но она только от части похожа.

— Если бы они не встретились… — Капитан пошел обратно к роялю, он сел за него и стал пальцами хаотично перебирать клавиши, небрежно, словно машинально.

— Я познакомился с Марией, когда был совсем молод. В первое увольнение на берег. Тогда линкор участвовал в морском параде к какой-то дате. И мы базировались под Сенеторой. Я молод, вокруг лето, миллионы девушек, женщин. Максимус тогда развлекся отменно, а я встретил Марию в кабаке. Она с подружками по медицинскому институту пришла отметить окончание очередного курса.

Я никогда не мог понять, как моя спокойная уравновешенная, закрытая натура может вместить столько страстей одновременно. Я обезумел от любви, в прямом смысле слова, я сходил с ума. А когда уволился, наконец, со службы, то увез Марию на острова и думал, что мы будем счастливы там всю жизнь. Такие наивные мечты, не самое худшее, что может приключиться с таким безнадежным романтиком, как я.

Мы жили мирно и тихо. Мария заботилась о доме, я ловил рыбу, на каком-то утлом судне, которое назвал ее именем. Но нам все равно чего-то не хватало. Мы знали, наш плод любви будет обречен на тяжелую жизнь помощника, но я всегда мог надеяться на Максимуса.

Детей нам дано не было. Мария сильно переживала. А, однажды предложила, чтобы развеяться, съездить к друзьям в Сенетору. И снова было лето, и я снова влюбился в нее, но судьба готовила нам испытание. Мария с подругами ушла на пляж, в то время, как я прогуливался в парке. Там я встретил Мисхору.

Парк Сенеторы место романтическое и роковое: ежеминутно можно встретить там пары, которые расстаются или встречаются.

Любовь выскочила к нам из-под земли и сразила двоих одним ударом.

С тяжелым сердцем я уезжал из Сенеторы, оставляя любимую. Я долго не мог решиться, но когда, наконец, решился, на дом мой обрушилась катастрофа. Мисхора нашла меня сама. Я не сказал ей, что я связан узами с другой женщиной. Как она нашла меня, я не знаю. Наша любовь была платонической, я не мог себе позволить физически изменить жене, как бы того мне не хотелось. Мисхора и Мария встретились. Мария не смогла простить мне любви к другой и уехала куда-то, я давно потерял ее след. Мисхора умоляла меня остаться с ней, но, несмотря на всю любовь, я должен был выпить эту чашу до дна.

Я приехал к Максимусу и дал обет, что больше ни одна женщина не пострадает из-за меня. Я предан морю и судну, которое назвал двумя любимыми именами. Иногда я бываю истинно несчастен, когда думаю о них. А сейчас я скорее рад бы слышать от тебя, что Мисхора путешествует до сих пор.

Когда мы расставались, она сказала, что раз у меня есть судно, она купит себе машину и не станет негде задерживаться дольше необходимого. Мисхора верит, что однажды, наши пути снова пересекутся. Но я хожу по воде, она по суше, мы никогда не пересечемся, как бы она не умоляла небеса об этом.

Две последние ноты каплями упали и растворились, так и не достигнув потолка.

— Тем интереснее, что я встретил тебя, — закончил Капитан, встал и, улыбнувшись, сказал, — Я поднимусь к себе. Когда Максимус придет, позови. Только сама позови.

Он немного постоял передо мной, рассматривая лицо, погладил теплой большой рукой по голове и сказал:

— Там в порту, ты нравилась мне больше.

Глава 19. Максимус возвращается

Я еще сидела, скованная обаянием момента, Капитан давно ушел. На душе начинали точить когти кошки. Звякнул колокольчик. Я едва ли уловила этот короткий тревожный звук. Колокольчик звякнул еще раз, и звонил дольше.

Тогда я встала открывать дверь, все еще плохо соображая, кто я есть. На полдороге я вспомнила, что Капитан просил лично позвать его, когда Максимус придет. Я бегом бросилась наверх.

Капитан сидел на подоконнике, согнув одно ногу в колене, вторая свободно болталась в пространстве. "Вот почему тут окно так высоко!" — коротко отметила я.

— Максимус вернулся, — сказала я.

— О, спасибо. Отсюда не слышно колокольчика.

Мы спустились вниз, колокольчик трезвонил, как сумасшедший. И куда деваются эти невидимые помощники, когда они так нужны?

Я открыла дверь. Хватило секунды, чтобы понять — Максимус зол. Я инстинктивно сжалась.

— Тебя только за смертью посылать, — фыркнул Максимус и скинул шляпу.

Капитан стоял, прислонившись к косяку плечом, руки скрестил на груди и лукаво улыбался.

— Ох, каким ветром тебя прибило? — обрадовался Максимус и полез обниматься. Они хлопали друг друга по спине и были рады встрече, как мальчишки.

Наконец, Максимус отпустил Капитана и снял пальто. Он не повесил пальто на крючок, а кинул мне.

— Положи пока тут. А я наверх собирать вещи.

— Что-то случилось? — забеспокоилась я.

— Да неприятности от тебя сплошные, — снова фыркнул Максимус, взлетая по лестнице наверх, — Советую и тебе начать одеваться, чем раньше выйдем, тем живее будем, — донеслось сверху.

— Но мои вещи там у вас? Где прикажете переодеваться?!

— Тоже мне ца-ца.

Я посмотрела на Капитана, он, прикрыв рукой губы, смеялся.

— Старик, ты скоро собирался в рейд? — Максимус уже летел с чемоданом.

— Через неделю.

— Придется раньше, брат.

— Объясни хоть в чем дело?

— Аиша, ты еще здесь, соляной столп, живо одевайся, — Максимус посмотрел на меня так, что ноги как-то сами собой подняли меня наверх. Я все же сложила теплые старые вещи в небольшой рюкзачок, предоставленный хозяином и собиралась спуститься вниз, когда услышала странный шум.

Дом был устроен так, что со второго этажа я бы ничего не услышала, но из квартиры хозяина все было прекрасно слышно.

Сначала начал конвульсивно дергаться колокольчик. Потом в двери кто-то стал долбиться. Я взяла рюкзак и сбежала вниз. В коридоре никого не было. Я оглянулась по сторонам. Из-за двери высунулась чья-то рука и вдернула меня в залу. Это был Максимус, он сосредоточенно потащил меня за шкирку в бар, оттуда сквозь маленькую дверцу в галерею, через подсобки.

— Что происходит? — осмелилась спросить я.

— Ничего особенного, меня опять хотят убить и всего-то.

— За что?

— За то, что, — нервно ответил Максимус.

— Где Капитан?

— У тебя рот вообще закрывается? Болтаешь много, а меж тем надо работать ногами. Капитан в порту уже давно, готовит все к отплытию.

Мы нырнули в такси.

— В порт, — коротко сказал Максимус.

Водитель гнал быстро и в порт мы приехали, и моргнуть я не успела.

Максимус снова потащил меня за руку сквозь порт. Мы добежали до причалов и поднялись по трапу милого небольшого рыболовецкого судна "Мария-Мисхора". Максимус точно знал, куда идти и в капитанской каюте мы были через минуту, там мы бросили вещи и побежали в кают-компанию. Там нас ждал Капитан. Только тогда Максимус слегка успокоился.

Капитан сидел как-то напряженно, спина его была прямая, как кол, руки лежали на столе. Глаза были лазорево-зелеными, узкими, холодными. Чувствовалась недюжинная сила и напряжение в этом человеке.

Максимус оценил ситуацию быстро и вроде бы совсем расслабился. Странно было, что два друга, так радовавшиеся друг другу, чуть меньше часа назад, теперь сидели молча и напряженно.

Из-за спины Капитана встал какой-то человек.

— Вот вы и с нами наконец-то, господин Максимус. Мы взяли в заложники вашего друга, уж простите, но и вы поступили с нашим другом не лучшим образом, — спокойно заговорил он.

Лицом человек был похож на грызуна, тонкий нос, узкие губы и подвижная мимика. Холодные серые глаза сверлили Максимуса, на мощной сильной шее играли мускулы. Хозяин взгляд выдерживал спокойно без напряжения, расслабленно.

— Я только сделал то, чего заслуживает этот ваш Уэсллсберт. Он обокрал девушку, отнял у нее последнее и получил по заслугам, — спокойно ответил Максимус.

— А что если ваши действия нанесли непоправимый вред здоровью нашего друга? — проговорил человек.

— Как вас зовут? — спросил Максимус.

— Сельбус.

— Сельбус, будет вам, было бы что портить. Вашего друга соплей перешибить можно.

— Это грубо.

— Зато показательно.

Капитан пошевелился на своем месте.

— Еще одно движение, уважаемый, и мы лишимся вашего приятного общества, — заметил Сельбус, — О, крошка, а ты что здесь забыла? Проходи не стесняйся, садись рядом с хозяином.

Сельбус указал мне глазами на стул. Я села.

— Это тебя, как ты утверждаешь, обокрал Уэсллсберт?

— Да. Самым наглым образом.

— Он лишь взял то, что должен был взять. А то, что его друг не выполнил обещание и не зарегистрировал тебя, это твои проблемы, не так ли?.. И потом, ты сама не хотела идти в полицию, не так ли? Тебе есть, что скрывать?

— Может, хватит уже болтать? — нетерпеливо прервал Максимус.

— Корабль захвачен. Мне лично некуда спешить. С кого начнем? Может с него? — Сельбус приставил к горлу Капитана нож. Капитан был также бесстрастен, — Или может с нее?

Что произошло дальше мне описать трудно, потому что расслабленный спокойный Максимус вдруг сиганул, как разжавшаяся пружина, через стол. Стул его полетел с грохотом назад. Я нырнула под стол и видела, как покатились по полу Сельбус и Максимус. Я услышала пронзительный свист в окно, и тут же на корабле началась свалка, я слышала топот ног по трапу.

Сельбус сидел на Максимусе верхом и пытался задушить его, тоже пытался проделать и Максимус, успехи обоих были бесплодны. Капитан резко дернул Сельбуса назад, тот повалился на спину, но быстро встал.

— Некрасиво, братцы, некрасиво. Двое на одного.

Сельбус бросился в ноги Капитану, но тот отреагировал быстрее и успел перехватить Сельбуса. Максимус сзади уже скрутил бандиту руки.

— Вас просто за борт выбросить? Или связать? А может добавить махонький порез на руке или там ноге? На ваш выбор естественно, акулам то все равно с какого конца начинать есть, — проворковал Капитан.

Сельбус злобно молчал.

— Аиша, — услышала я голос Максимуса, — Веревку.

— Где я ее возьму? — выползла я из-под стола.

— Да, хоть роди, мне все равно. Я не нанимался его до самого океана держать! — прикрикнул хозяин.

Я пожала плечами и огляделась, веревки нигде не было. Зато было тяжелое пресс-папье, декоративное, из дорогого дерева.

Я быстро схватила его и что было сил, опустила на голову Сельбуса. Тот мгновенно обмяк. Мужчины выпустили его.

— Я вообще-то просил веревку, — процедил сквозь зубы Максимус.

— Веревки здесь нет. А выходить отсюда я боюсь.

Максимус еще минуту смотрел на лежащего Сельбуса и то, как Капитан щупает ему пульс.

— Живой, — с облегчением сказал Капитан.

Максимус рухнул на пол и залился нервным громогласным хохотом.

— Некогда, старик, некогда, — Капитан дернул его на ноги. Мы втроем высыпали из кают-компании. Капитан куда-то сбегал и принес веревку.

— Связывай, — бросил он мне и они с Максимусом поспешили куда-то.

— Ну, здрассти, "Связывай!" Легко сказать!

Я как могла, стреножила Сельбуса, заломив ему руки за спину.

— Все лежи, дорогой, — я села рядом и перевела дыхание. Неужели Максимус убил Уэсллсберта? Мало ли, не рассчитал силу. Но даже если он и ездил к нему, то наверняка не бить.

— Ты что сделала, малохольная! — пробасил хозяин. Капитан давился от смеха в проеме.

— Ты зачем из него ласточку связала? — хохотал Максимус, — Ты просто рождена, чтобы пытать. Он же так без рук останется!

Максимус полез все переделывать.

— Какая разница, вы же сами хотели его в море выкинуть, — фыркнула я.

Максимус и Капитан зашлись новым приступом смеха.

— Это по морскому обычаю предателей принято в море выбрасывать, а он не моряк даже, — пояснил Капитан.

Сельбус очнулся и поднял, было, голову (он как раз был в той стадии пересвязывания, когда ни одной веревочки или петельки на нем не было).

— Да, лежи ты, — Максимус дал ему подзатыльник, Сельбус гулко стукнулся головой об пол и потерял сознание снова.

Приехала полиция. Захватчиков корабля выносили, выводили, выкатывали на каталках. Команда Капитана неплохо поработала, да и другие свободные матросы с соседних суден и просто прохлаждающиеся в порту, пришедшие на условный свист, хорошо помогли в деле освобождения "Марии-Мисхоры".

Через некоторое время курс был дан в открытое море.

— Не понимаю, что ты такого натворил? — вечером в кают-компании мы втроем выпивали после насыщенного событиями дня.

— Понимаешь ли, милый друг, — начал Максимус, — наша милая дама, имеет талант наживать себе неприятности, причем по-крупному. То ее на коменданта вокзала стошнит.

— Да, ладно.

— Я тебе говорю. Да, он — парень неприятный, но это же не повод все-таки, Аиша, — Максимус шутливо погрозил мне пальцем, я ответила презрительным взглядом, — То ее в агентстве обокрали.

— Я знаю.

— Ну, вот. Я решил вернуть Аише хотя бы деньги, потому что это несправедливо, в конце концов. Аиша соблазнила там какого-то служащего. В общем, за мои деньги и Аишины многообещающие взгляды, этот менеджер сдался. Дал мне адрес этого ублюдка — Уэсллсберта.

— Ты бы на имя обратил внимание, рыцарь, — фыркнул Капитан.

— Да, пофигу мне, что он, видите ли, третий прямой наследник богатого папаши. Сам-то он кто из себя? Мелкий пакостник. А мне, например, за Аишу обидно, не заслужила она такого с собой обращения. И вообще там ничего доказать нельзя, так хоть я объясню, что так делать нельзя, а то может он и не знает.

Так вот. Пришел я к этому Уэсллсберту, а там дома форменный притон. Мафия на мафии и мафией погоняет, а в центре этой паутины сидит этот конь. Он натуральная лошадь, только в очках! Я ему напомнил суть истории, он стал мне хамить. Но ты же знаешь, как я не люблю когда мне хамят. Я расстроился, сильно расстроился, почти даже обиделся. Я дал ему один раз… заметь, один!.. по лошадиной физиономии и свалил его с ног. После я, конечно, тут же дал деру, потому что они бы меня прямо там убили. Бегал, как чертов заяц (Аиша заткни уши), и дальше вы знаете.

— Ты своим благородством себе могилу выкопаешь, — качал головой Капитан.

— Да, ладно…

— И куда ты теперь?

— Не знаю. Аиша, ты была в Киотануре?

— Нет, — заинтересовалась я, — А это где?

— На юге. Там, где сейчас очень тепло.

— Ты же только приехал, — скептически заметил Капитан.

— И в честь этого я должен болтаться с тобой и твоей рыбой посередь океана? Я сухопутная тварь.

— Я б тебе сказал, какая ты "тварь", но при Аише промолчу.

Максимус широко улыбнулся и погрозил Капитану пальцем.

— Пойду я спать, — сказал Капитан, — а вы тут развлекайтесь, как хотите, только без меня. Спокойной ночи, брат, спокойной ночи, Аиша.

— Спокойной ночи, — пожелали и мы.

Глава 20. Максимус и Капитан

— Хороший он парень, Уллис, — вздохнул Максимус и отвернулся к своему стакану, на дне которого плескался виски, совсем чуть-чуть.

— Это вы о Капитане?

— Да. Только тсссс! У него два имени первое Уллис, второе Вильям. От первого у него нечеловеческая хитрость и изворотливость, от второго непомерный романтизм. Что только в той голове не варится. Вообще-то его звали Вильям, когда мы с ним познакомились на линкоре. На камбузе в очереди передо мной стоит жердь здоровенная. Тощий был, как черт знает что. И локтями острыми пихается.

Я его вежливо так попросил, он мне вежливо ответил. Мы поговорили, как два вежливых человека. Потом на следующий день за завтраком, за обедом и за ужином. Я страдал от скуки и думал, что эти, чертовы, пять лет на линкоре обернутся против меня. Невозможно общаться с деревенщинами и не отупеть окончательно. Моряки — те еще солдафоны. А этот паренек… знаешь, от Вильяма до сих пор веет этой романтической отмороженностью северных морей. Кто не ходил за льды, тому не понять, но там очень красиво, особенно во время сияния.

Мне повезло, видимо, Вильям тоже тосковал без разговоров с умным человеком. Он очень закрытый. Это я могу притащить тебя в дом и оставить жить. Вильям обязательно бы тебя выставил на третий день. Скорее всего, потому, что ты девушка. Но любого другого он бы выставил на четвертый день, не велика разница. Не знаю в чем причина, но он по жизни разочарован в людях. Мне пока удается его не разочаровывать. Считай, тебе повезло. А может это потому, что он тебя спас. Ему тяжело сходиться с людьми, и вся команда такая же нелюдимая, но слаженная.

Сразу после льдов, после сияний, мы направились в южные моря. Я был готов заняться привычными приятными делами. Вильям был отморожен окончательно и бесповоротно. Он и так был всегда к воде неравнодушен, а теперь прямо влюбился в океан. Ну, да, что ждать от человека, у которого глаза цвета морской волны.

— А я думала они серо-зеленые… И потом, я как-то не заметила, что он так уже и нелюдим. В порту с Капитаном обращаются уважительно, — возразила я.

— Во-первых, потому что, старик — добрая душа и всем помогает, а во-вторых, вот я здоровяк, а брат меня в драке просто убьет, без всяких предисловий. Силы немеряно. На корабле у нас часто были стычки, и все почти с моим участием. А у него ни единой драки. Все конфликты умеет оборачивать на себя. Вот его и прозвали Уллис. Сначала прозвище прозвищем, а потом он его принял, как второе имя.

— А кто такой Уллис?

— Оо, — горько протянул Максимус, — Ты Одиссею читала?

— Нет.

— Что с тебя взять. Вот Одессей с Итаки и Уллис это одно и то же. Бестолочь. Тебе надо больше читать и начнем мы, пожалуй, с греческой истории. У старика тут хорошая библиотека.

Так вот. Уже будучи Уллисом, Вильям, ну, и мы с линкором заодно, прибыли в самый знойный город во Вселенной. Господи, какие же там женщины!

Максимус отпил немного из стакана и глаз его томно заволокло.

— Там этот отмороженный нашел себе пару. Как в таком знойном городе, как Сенетора могла родиться такая снежная королева, ума не приложу. Но это проблемы нашего Капитана. Он извернулся, в очередной раз и она к нему примерзла. Не могу сказать прикипела или привязалась. Примерзла, то самое слово. А потом выяснилось, что не она к нему, а он к ней. Она вообще странная была дамочка, эта Мария. Ну, да что там. Я снегурочек никогда не любил.

Вроде бы все у них было путем, жили себе, не тужили. Там наш отмороженный полюбил рыбалку, он рыб знает больше, чем я коктейлей. А уж по ним я спец, каких мало.

А потом я надолго потерял его из виду. Они с Марией на островах. Я занялся рисованием. Путешествовал много. Потом сам на острова с Лидой съездил. Это я тебе уже рассказывал, кажется.

И Вильям снова приехал в Сенетору. Я его нисколько не сужу, это было бы странно. Но знаешь, если мужчина чего-то хочет, он обязательно добьется этого, не с одной так с другой. Я-то это как никто знаю. И не вижу смысла больше связывать свою жизнь с какой-то одной женщиной, потому что ни одна не сможет мне дать всего, что нужно. Так вот.

В принципе это чувство должно быть знакомо любому мужчине, который познал женщину. Он находит ту, которая лучше прежней, и будет находить до тех пор, пока не поймет, что все женщины суть одинаковы, обертка разная, а внутри…

— Спасибо. Мне так приятно это слышать. Прямо так приятно, что хочется вас ударить, — процедила я.

— О, прости. Хуже обиженной женской гордости, нет ничего. Прости, я погорячился. В общем, мой друг влюбился. В эту самую Мисхору. Вот уж была красавица и умница, по мне правда немного мечтательна, но это нисколько ее не портило. Ситуация комическая, если вдуматься.

Он благороден до потери пульса, она вся в мечтах о прекрасном принце принца этого встречает. И он полностью отвечает ее требованиям. Проблема только в одном. Когда Он с Марией, то скучает по Мисхоре, когда Он с Мисхорой — скучает по жене. Вот такой он не простой, мой старый друг.

Едва начав, он решил порвать с Мисхорой. Ну, примерз он к своей снежной королеве намертво. Порвав с ней мучился, потому что на одну половину он все еще отморожен вечный сиянием чистых льдов Марии, с другой вполне тепл и согрет лучами Мисхоры. С тех пор он так и живет двухполюсный. Женщин боится, как гильотины. Но его можно понять.

Мисхора не вынесла разлуки с ним, и, будучи дамой настырной, получила за свою настырность по самое не балуйся. Мария, не смотри, что изо льда вырезана, дама страстная. Оттаскала Мисхору за волосы и была собой очень довольна, когда собирала вещи. Хотя я руку или ногу, да, что там, голову на отсечение отдам, что Вильям разве, что в мыслях (но это нормально), что-то там имел с Мисхорой. Да, они любили друг друга, но чистой непорочной детской любовью.

Мария его не поняла и не простила, а зря, я считаю. Такого мужчину еще поискать. Молчит много, говорит мало и всегда по делу, постоянный, к несчастью, и в заблуждениях тоже, верный, хоть не разумом, но телом. Он вообще последний из тех, для кого слово долг и честь имеют смысл. В наше время эти слова поистерлись.

Мария разбила ему сердце, а он ее очень любил. Ну, нельзя постоянно вымораживать человека. Как хочет. Работает теперь на станции приема спермы, насколько я знаю, особо не страдает.

След Мисхоры я потерял, но благодаря тебе слегка нашел. Мне любопытно следить за судьбами милых сердцу людей. Она, значит, тоже поддалась этому безрассудному благородству. Все несчастны, домохозяйки рыдают в голос.

Не люблю такие истории.

Максимус допил свой виски и надолго замолчал.

— Мне их жаль. Хоть жалость и мерзкое чувство. Но мне больно видеть этого любителя, настоящего ценителя женской красоты. Я, конечно, в шутку так говорил о них, они обе были достойные пассии. Но это большая потеря для всех женщин.

Он снова замолчал, уставившись в иллюминатор.

— Он уже рассказывал мне эту историю, — тихо сказала я.

— О, неужели в таких же красках, — Максимус выглядел очень удивленным.

— Нет, достаточно коротко. Я слушала, как он играет на рояле, а потом мы вместе пили и он рассказывал мне эту историю.

— О, как он играет. Он один, кого я знаю, может сыграть море так, что ты почувствуешь соленый привкус брызг.

— Он играл не только о море.

— Это кому как. Так, как он любит море с тех пор как потерял обеих возлюбленных, не любит никто и не любил никогда.

Как-то, уже после всей этой заварушки с Марией и Мисхорой, друг мой сильно заболел. Самое страшное для него свершилось: он не мог выйти в море! Обычно дольше двух недель на суше он не высиживает, а тут предстояло заточение в два месяца. Вполне нормально, что он взвыл на десятый день. Умолял меня, чтобы я взял его на прогулку. Но ему категорически было запрещено любое передвижение по улице. Тогда он взял краски и написал за три дня морской пейзаж. Так себе, не Айвазовский, конечно, но тем интереснее. Он все время болезни писал картины, а на последней неделе вдруг отбросил все свое рисование и сел за рояль.

Я-то сам на рояле не играю. Если что-то спеть, то я мастер, а играют в основном гости. Я дружу со многими музыкантами. Капитан сел и стал играть. Он ничего не исполнял, он ничего не сочинял, он просто думал пальцами, а вместо мысли рождалась музыка. Он играл, как дышал. Такой любви к морю я никогда не слышал и не услышу.

Когда он закончил, то встал и выдал любопытную сентенцию: "Знаешь, друг, мне кажется, любовь — это самое страшное, что есть на свете! Она убивает все, что не похоже на нее" и ушел. Лег спать, а проснулся почти уже здоровым. С тех пор море заменяет Капитану родину, звание — имя, корабль — жену, матросы — местами детей, местами домашних животных.

И я очень рад, что мы смогли пронести нашу дружбу. Но вот чего я не могу понять. Ответь мне, Аиша, вот на какой вопрос.

Максимус сменил тон так быстро, что я не сразу сориентировалась.

— Нравится ли тебе Капитан?

— Что еще за детский сад. Нравится — не нравится… — пробурчала я.

— Ох, ты какая бука, посмотрите на нее, — передразнил Максимус, — у тебя на него так глаз загорается. Да, и вообще когда он рядом, ты как-то меняешься и в лице, и в манерах.

Я давно это заметил. Ничто не может сделать женщину женщиной. Мужчина может и ничто в мире больше. Наоборот, кстати, теорема верна. Мы можем быть хоть сотню раз быть различны полом, но без противоположности мы усредняемся, теряем основу своей самости — пол. Женщина не может быть женщиной в союзе с себе подобной. Обе они будут наполовину мужчинами. Почему стало так много трансов, и самые мужественные из нас надевают на себя платья и каблуки? Нам не хватает женщин! И вам не хватает мужчин. Ты вот зачем приехала в Иезеркель?

— За заработком.

— Зачем тебе деньги?

— Работать не надо.

— Лоботряска, — фыркнул Максимус, — Ты приехала, чтобы стать женщиной, детка. Вот как. И я свое слово сдержу.

Он встал и легко шатнулся.

— До каюты дойдете?

— Дойду. Главное дверью не ошибиться и не зайти к тебе, — Максимус хихикнул, как школяр.

— Я запрусь изнутри, — медленно проговорила я.

Максимус удивленно посмотрел мне в глаза, взгляд его потеплел, он широко улыбнулся и потрепал меня по макушке.

— Маленький мудрый Лев, — сказал он, — Спокойной ночи.

— Спокойной. Мне убираться еще.

— Это верное решение. Убирайся отсюда подальше, в свою каюту и спи там. Ни одна посуда не стоит того, чтобы вставать с синяками и мешками под такими прекрасными глазами.

Максимус аккуратно запрокинул мою голову за подбородок. Я перестала дышать, внутри все напряглось, а кожа стала, словно сплошное нервное окончание. Он расплывчато улыбнулся, слегка коснулся губами носа и вышел.

Я отмерла, потерла нос ладошкой и принялась греметь оставленной посудой, чтобы не думать больше ни о ком. Ни о Капитанах, ни о Максимусах, вообще больше не думать. Оба они упорно лезли в голову, и тогда я нашла верный выход. Я стала думать о городе, куда мы плывем и еще о том, что здесь большая библиотека и Максимус, наверняка, будет выделять мне много времени на чтение, которое так полезно вкупе со свежим воздухом.