Когда мы ехали обратно в ГУВД вместе с Вениаминовым, я все время молчал. Думал совершенно о другом. О том, что так и не успел поговорить с Голубевой. Ей надо уехать из города, чем быстрее, тем лучше.
Шефиня вся извертелась на переднем сиденье. Как выяснилось потом, Белокрылова, оказывается, беспокоилась, как будет отдавать свой долг. Свой проигрыш.
Кто не умолкал ни на минуту, так это Вениаминов. Любопытный оказался дядька. Действительно на костылях, действительно с ампутированными конечностями. Но унывать не спешил. Места заключения для него — родной дом.
— Это ты, значит, такой востроумный будешь, — сказал он, поглядывая на меня поблескивающими глазками. — Надо же, молодой да ранний, а котелок варит. Устроил теплый прием, однако! Я и думать не мог, что меня уже поджидают.
Он сидел рядом со мной, в наручниках, а по другую сторону, у противоположного окна, находился Терехов.
— Да и у тебя, дядя, тоже есть щи в чугунке, — я показал на его голову. — Устроил ты переполох, надо сказать. И в Москве славно покуралесил, и здесь успел.
Вениаминов довольно приосанился. Надо полагать, теперь в арестантском мире будут ходить про него легенды. О том, как обычный человек, бывший карманник, сумел обмануть систему и суровых советских руководителей, ее представляющих.
Шутка ли, оказывается, в Москве он успел обойти свыше двадцати государственных учреждений, прежде чем те подняли шум! Причем не какие-то шарашкины конторы, а министерства всесоюзного значения, а также их подведомственные предприятия, чьи директора ворочали миллионами рублей и держали в руках судьбы тысяч людей.
— Да, это я умею, — сказал он. — Будет что вспомнить, на старости лет.
Белокрылова, конечно же, не могла спокойно смотреть на это. Как я уже говорил, она и так вся испереживалась по поводу своего проигрыша. А теперь еще и уголовник какой-то будет хвастаться, как прищучил хвосты десяткам государственных ведомств.
— Посмотрим еще, доживешь ли ты до старости, прохиндей, — раздраженно сказала шефиня. — У тебя ущерба на тысячи рублей, хищение социалистической собственности, мошенничество в особо крупных, подлог документов, вдобавок… Надо будет, и покушение на основы социалистического строя припаяем. Не только против собственности, но и против порядка управления. Чтобы гарантированно зеленкой лоб намазали.
Но Вениаминов не испугался. Он был опытный сиделец, знал, что к чему.
— Ну-ну, не требушись, начальница, — примирительно сказал он со сладкой улыбкой. — Какие же здесь покушения на государственный строй? Нет, одни только хищения. Надо же умысел учитывать, подруга! А я только наказать ваших чиновников хотел. Хамы и невежды сплошь. Вот уж где настоящие преступники-то. Никакого почтения к инвалидам. Только на словах все, а на деле никакой помощи.
В конце он уже сорвался на крик. Я удивленно посмотрел на старика. Надо же, как его пробрало. Видимо, действительно натерпелся и намыкался, пока инвалидность оформлял.
Вот и решил тогда отомстить за унижения. Надо сказать, получилось у него неплохо. Совместил приятное с полезным.
Вскоре мы приехали к ГУВД и Терехов увел Вениаминова, а мы поднялись в кабинет. Когда поднимались по лестнице, Белокрылова по привычке пошла передо мной.
При этом ее форменное платье соблазнительно облегало аппетитные бедра девушки и я невольно обратил внимание на ее попочку. Между прочим, очень даже восхитительную попочку.
Ощутив мой взгляд и придя от этого в еще большее смятение, Белокрылова даже чуть было не споткнулась. Я подхватил ее за руку и помог сохранить равновесие. Да что такое с ней творится, как будто шестнадцатилетняя девчонка перед выпускным балом.
— Благодарю, Ян, — пролепетала Аня.
Я не мог поверить своим глазам. Надо же, оказывается, моя железная шефиня, гроза бандитов и убийц, на самом деле обычная стеснительная девушка. Полноте, да целовалась ли она? Может, она к тому же, еще и девственница?
Когда мы зашли в кабинет, там оказались Аксаков и Наварская. Лида, как обычно, печатала на машинке, но еще и что-то говорила Рему. Когда мы зашли, она как раз сказала:
— Да никогда в жизни шефиня не…
Увидела нас вместе и тут же замолчала. Только хлопала большими ясным глазами, не могла понять, как же так случилось.
Белокрылова не стала ничего спрашивать, а рассерженно отправилась в свой кабинет. Даже захлопнула дверь за собой, с силой, да так, что слетела штукатурка.
Я улыбнулся ребятам. Подошел к двери и постучался.
— Кто там? — тут же спросила Аня изнутри. — Я занята!
— Ну, я пришел за своим выигрышем, — заявил я через дверь. — Ты собираешься его отдавать?
Обернулся к коллегам и подмигнул. Лида показала большой палец и кивнула, а Аксаков сидел неподвижно с каменным лицом.
— Потом! — крикнула Белокрылова. — Я же говорю, я занята.
Я снова постучал.
— Э нет, Анна Николаевна, так не пойдет. Долг платежом красен. Отдавай прямо сейчас, ничего не желаю знать.
Белокрылова некоторое время молчала. Видимо, думала, как быть дальше. И ничего не решила, кроме как сказать:
— Заходи ко мне сюда.
Но я покачал головой и открыл дверь кабинета.
— Ну уж нет, шефиня. Народ требует зрелищ. Хлеба и зрелищ.
Когда дверь открылась, я увидел перед собой удивительное зрелище. Пунцовую от смущения Белокрылову, когда она подняла на меня лицо. Никогда не думал, что когда-нибудь узрею такое.
— Э-э, Аня, — сказал я, испытывая неловкость. Кажется, я и в самом деле зашел чересчур далеко. Так и до истерики несложно довести, если моя шефиня сильно стесняется. Если к тому же добавить ее дикую усталость, то понятно, что слишком тяжкое давление до добра не доведет. — Ладно, иди сюда, я тебя просто чмокну в щечку. Что ты так переживаешь, всего-то маленький поцелуй.
Я направился к столу, за которым сидела Белокрылова, планируя так и сделать, чмокнуть ее в щечку. Но тут девушка решительно поднялась, подошла ко мне, сверкая глазами, обхватила руками голову и сама поцеловала в губы. Причем поцелуй оказался далеко не дружеским.
Ого, это было чертовски приятно. Аня целовалась страстно и самозабвенно, и совсем не собиралась отпускать меня. Ну, раз уж тут пошла такая потеха, то почему я должен противиться желанию начальницы?
Как я уже говорил, Белокрылова весьма привлекательная девушка. И если бы не ее вечно каменное выражение лица, то она была бы самой желанной девушкой во всей ленинградской милиции, опережая даже Наварскую.
Но, в то же время, под ее жесткой внешностью, как я заметил еще в самую первую нашу встречу, таилась хрупкая и ранимая девочка. И вот теперь, как оказалось, эта девочка давно хотела вырваться наружу.
— Анна Николаевна, там пришел… — сзади появилась Наварская и тут же умолкла, пораженная открывшимся перед ней зрелищем.
Мы, наконец, оторваись друг от друга, и Аня смущенно отошла и к тому же еще отвернулась. Я едва перевел дыхание и сказал:
— Ого, это надо будет когда-нибудь повторить!
Белокрылова вспыхнула еще больше.
— Да ни за что на свете, — сказала она резко, приподняв руки к груди и обратилась к так и глазеющей на нас Наварской: — Что там случилось, Лида?
Если бы я не был специалистом по чтению мыслей, то очень огорчился бы ее категорическому отказу. Но, судя по блеску в глазах, носкам стоп, повернутым в мою сторону и общему положению тела, открытому для меня, Аня на самом деле сказала это больше для проформы. Будь я проклят, если это не так. Или я вообще уже не разбираюсь в женщинах?
— Ограбление сберкассы, — пробормотала Наварская. — Только что произошло. Убили инкассатора, потом наши погнались за преступником, поймали его. Там была настоящая перестрелка с погоней. Но он какой-то странный. Кукушкин сказал обязательно отправить Климова, чтобы поговорил с ним.
Белокрылова наконец посмотрела на меня. Я заметил, что румянец у нее уже давно сошел.
— Ну, и отлично, — сказала она. — Поехали, как раз развеемся. А то мне что-то не хватает воздуха.
Мне тоже не мешало бы поразмыслить о происходящем. Надо же, невинный поцелуй вдруг перерос в нечто большее. И как теперь прикажете разбираться с этим, с учетом того, что у меня еще есть Ира Голубева и точно также непонятно, как относится ко мне Крылова Аля?
Вскоре мы выехали на место происшествия. Я и две девушки, Белокрылова и Наварская. Терехов так и остался в конторе, а Аксаков ездил по делам.
Доехали быстро, потому что все произошло недалеко от нас. По дороге Михалыч, который уже наслушался слухов и сплетен от других водителей ГУВД, рассказал, что там случилось нечто невообразимое.
— Этот парень, Калачев, он прямо там, на месте, завалил охранника. Чуть не убил грузчиков и кассира. Схватил сумку с деньгами и был таков. Хорошо, что там неподалеку оказался сторож. Он увидел, куда грабитель пошел после этого. Представляете, пошел, а не побежал! Спокойно, как на прогулке по набережной. Сторож быстро вызвал милицию и там как раз оказался патруль неподалеку. Они тут же подъехали, но этот Калачев уже уселся в машину и пытался скрыться.
Белокрылова уже полностью преобразилась. Теперь она снова стала железной леди, готовой ловить убийц и воров.
— А еще он пытался отстреляться, правильно я поняла? — спросила она. — Были еще жертвы или нет?
Но Михалыч покачал головой.
— Тут уже точно не знаю. Что слышал, то слышал. Вроде, только ранил кого-то.
Тут я уже позволил себе вмешаться. Потому что тоже не мог понять, в чем дело.
— А в чем его странность заключалась? Только в том, что он пошел, а не побежал? Так, может быть, он просто не хотел привлекать к себе внимания. И поэтому двигался спокойно. А как отошел, так сразу бросился в машину.
Но шофер продолжал отнекиваться:
— Нет, тут я уже ничего больше не добавлю. Говорят, он смотрит в одну точку и не разговаривает. Какой-то полоумный.
Ну что же, интересно, хотя если он сумасшедший, то лучше надо было звать психиатра или просто врача. Если он состоит на учете, тогда все понятно. Мне там делать нечего. Разве что взглянуть из любопытства.
Михалыч заехал на небольшую улочку и остановил машину у обочины. Мы вышли и направились к группе людей, неподалеку, столпившихся рядом с оранжевым «Москвичом», милицейскими «Волгами» и «Уазиками» и каретой скорой помощи. Дверца «Москвича» была открыта.
— Черт, Хвалыгин уже тоже здесь, — пробормотала Белокрылова. — Его еще не хватало.
Народу хватало. Тут были и наши ребята из дежурной бригады, криминалисты, высокое начальство и даже журналисты. Место ареста уже оцепили, за ограждением стояли зеваки, целая толпа.
Универмаг, который Калачев успел ограбить, находился в нескольких кварталах отсюда и там тоже уже работали наши специалисты.
— Что вы так долго? — нетерпеливо спросил начальник ГУВД, как только мы подошли. — Климов, ты сможешь решить эту загадку? Врач со скорой не может понять, что происходит с этим субчиком.
Ну-ка, это уже интересно. Что с ним может быть такого, что даже врач затрудняется? Тихое помешательство?
Мы подошли к милицейскому «Уазику», где сидел арестованный. Прежде всего, я просканировал его полностью, с головы до ног.
Странный тип. Он сидел в машине, скованный наручниками. Лицо бледное, глаза открыты, зрачки неестественно расширены, даже белков не видно. Никаких эмоций, круглое лицо в очках совершенно спокойно, как поверхность горного озера. Руки и ноги полностью неподвижные.
— Он так сидит уже минут двадцать, — сказал нам один из милиционеров, молодой лейтенант. — Не двигается, не разговаривает.
Рядом стояла врач, женщина лет тридцати, что-то писала на бумаге. Она посмотрела на меня и поправила очки.
— Вы судебный психиатр? — спросила она. — Там ваш пациент. Мы пока что еще не проверили, состоит ли он на учете, но признаки все налицо.
Я качнул головой, продолжая вглядываться в лицо Калачева.
— Нет, я не психиатр. Я и сам, знаете ли, немножко не от мира сего. Он сказал свое имя?
Врач удивленно посмотрела на меня поверх очков.
— Это как так, не от мира сего? Что это значит? Вы что, тоже состоите на учете?
Я пощелкал пальцами перед лицом Калачева. Ноль внимания. Я коснулся его плеча, толкнул. Парень молчал и все также смотрел в одну точку.
— Нет, до ужина я не состоял на учете, — ответил я и ущипнул Калачева. — И, надеюсь, после тоже не буду. У кого-нибудь есть фонарик? Желательно очень сильный.
Лейтенант начал рыться в бардачке. Тем временем к нам подошел Хвалыгин.
— Ну что, есть какие-то догадки или идеи? Он что, в наркотическом трансе?
Прежде чем я успел ответить, врач подала голос:
— Нет, в том-то и вопрос. Я его осмотрел, никаких признаков приема наркотиков или психотропов. Для более точного диагноза, конечно, надо взять анализы, но пока что могу сказать, что он не употреблял вещества. Его мышечные реакции, пульс и сердцебиение в очень заторможенном состоянии, совсем наоборот, чем при приеме таких веществ.
Лейтенант подал мне фонарик. Я щелкнул им в лицо Калачеву, одновременно громко хлопнув в ладоши. Глаза Калачева на мгновение отозвались на вспышку света. Сделали попытку моргнул. Но потом он снова принял безмятежное состояние.
— Ну, и что ты скажешь, телепат? Ты можешь проникнуть ему в мозги? — все так же нетерпеливо спросил Хвалыгин. — Дьявол, мы даже не знаем, кто он такой. Хорошо, что хоть документы имеются. А вообще, честно говоря, он совсем не похож на бандита.
Врач продолжала глядеть на меня поверх очков. Пробормотала непонимающе:
— То есть, как это: «Проникнуть в мозги»?
Я оглянулся на высокого начальника. Изобразил удивление.
— Да, все верно. Вы совершенно правы, шеф. Он вовсе не бандит и не грабитель. Он обычный конторский работник. Раньше был техником, но сейчас, по большей части, перебирает бумаги. Скорее всего, он инженер. И еще, он загипнотизирован. Очень сильно. Кто-то усыпил его до состояния сомнамбулы и отправил грабить сберкассу.
Хвалыгин открыл рот от удивления.
— А разве такое возможно? Я всегда считал, что даже под гипнозом человек сохраняет свободу воли.
Ух ты. А он, оказывается, что-то там даже изучал по поводу гипноза. Молодец, наверняка пытался понять, что это такое на самом деле и кто же будет работать у него консультантом.
— Да, это так, — мягко согласился я. — Но это только на легком и среднем уровне. А когда действует профессионал экстра класса, и испытуемый человек очень подвержен внушению, можно достичь практически полной власти над его сознанием. Этот наш задержанный сейчас находится в состоянии сомнамбулизма. На самом деле он совершенно не отдает себе отчета в своих действиях. И я уверен, что когда он очнется, то совершенно забудет о том, что произошло. Фактически в настоящий момент он полностью под контролем неведомого нам гипнотизера. Что тот ему скажет, то он и сделает.
Некоторое время Хвалыгин и все остальные присутствующие переваривали сказанное. А потом начальник ГУВД сказал:
— Черт подери. Вы знаете, кто может быть таким сильным гипнотизером? Это какой-нибудь психиатр-академик, доктор медицинских наук? Другой эстрадник, типа вас? Кто это может быть? И еще, вы сможете, наконец, вывести этого человека из транса, чтобы мы могли подробно допросить его?
Я пожал плечами. Слишком много вопросов, слишком мало ответов. Если бы дело происходило в двадцать первом веке, где я знал много своих коллег, то я мог бы сразу перечислить несколько имен, кому под силу такое, да еще и склонных к криминалу.
Но сейчас я не мог ничего сказать сразу. Правда, такой ответ вряд ли понравился бы Хвалыгину.
— Пожалуй, есть два направления, в которых мы можем двигаться, — сказал я, чуток подумав. — Это могут быть преступники, умеющие гипнотизировать человека. Цыгане, мошенники, жулики. Поднимите картотеку, может, кто-то из них ошивается поблизости. Либо это практикующие гипнотизеры с медицинским образованием, хотя я сомневаюсь, что кто-то из них смог пойти на такое. Впрочем, есть еще вероятность, что это может быть очень талантливый самоучка, вроде Мессинга.
Хвалыгин тяжело вздохнул и посмотрел на Белокрылову.
— Ну что, задача ясна? Черт знает что. Давайте, ищите этого сильного гипнотизера.