Жрица моря

Глава 9

Дорога вилась по берегу древней Ривер Дик, напоминавшей теперь лишь узкую канаву; казалось, что этот пересохший ручей, скорее напоминавший оросительный канал, служил издевательским памятником некогда могучей судоходной реке. Здесь отчетливо были видны остатки бурлацких следов; мне подумалось, что эти тропы протоптали ноги тысяч рабов, тащивших волоком неуклюжие морские посудины, которые, опустив свои латинские паруса, покорно тянулись на буксире через едва проходимые болотистые низины речной поймы вверх, к Дикфорду. Там их встречали жестянщики. Пробежав некоторое время по натоптанной прибрежной тропе, узкая дорога сворачивала затем к. морю, ведя нас к заброшенной ферме у подножья Белл Хед, которая также принадлежала мисс Морган.

Мы смотрели на ферму, стоя на остатках развалившейся сухой кладки, которая когда-то была стеной, разделявшей маленький двор фермы и бескрайние болота. В свое время стена была побелена известкой, как это традиционно делалось повсюду в округе, но сейчас от известки остались лишь редкие проплешины, а сами камни были такого же серого цвета, как и трава на соляных болотах.

Домик был низким, приземистым и напоминал спичечную коробку; в точности такой же домик нарисовал бы на грифельной доске ребенок, совершенно не имеющий склонности к рисованию. Сада около дома не было и в помине, но дорожка буйной зеленой травы вела к тому 'месту, где, безусловно, когда-то была куча навоза, почти к самой задней двери дома. Лучше всего об уровне хозяйственной культуры домовладельца можно судить по тому, как он решает проблемы с удалением отходов, — однако узкий травянистый склон, начинавшийся за фермой и ведущий к вершине скалы, еще хранил какие-то признаки обработки почвы. Белл Хед напоминал своей формой лежащего льва: его хвост опускался к. морю, а ферма находилась между передними лапами, словно пыталась укрыться от западных ветров. Тянувшийся к плечам «льва» склон некогда был покрыт террасами, но земля, когда-то знавшая плуг земледельца, уже давно поросла чертополохом и медленно растущей солончаковой травой.

Мисс Морган сразу же заметила львиную форму холма и, указывая на террасы между его лапами, произнесла:

— А здесь они растили виноград.

— Кто — они? — невнимательно спросил я.

— Те, кто использовал Белл Ноул в качестве храма. Когда я вернусь сюда, я верну на эту землю виноградную лозу.

Мы вышли к дороге, построенной по приказу Министерства Обороны; начало ее прокладке было положено обыкновенной карандашной линией на карте, прочерченной под линейку и обрекавшей до смерти уставших солдат на изнурительный труд каменотесов в свободное от службы время. Прямая линия дороги шла диагональю вдоль обрывистого края львиной головы и делала резкий поворот буквально в дюйме от ее макушки, так что я даже испугался, как бы машина не покатилась кувырком. Я испытал чувство искренней жалости к солдатам-строителям, представив, как они взбирались сюда со своим инструментом без помощи еще не существовавших тогда автомобилей.

После этого жуткого поворота дорога устремилась прямо к плоскогорью на вершине холма, вдалеке теряясь из виду. Прямо над нами, на самой вершине, виднелось множество беспорядочно разбросанных каменных пирамид, весьма заинтересовавших мисс Морган. Однако я не позволил ей выбраться из машины и заняться их исследованием — напротив, я направил машину, не обращая внимания на мириады прыгавших повсюду кроликов, прямо вперед, пока мы не уперлись в форт. Завидев его, мисс Морган просто захлебнулась от восторга.

Форт представлял собой небольшое сооружение, хорошо защищенное от ружейного огня; его построил из известняка тот самый лишенный творческого воображения архитектор, который проложил дорогу с помощью карандаша, линейки и карты. Истлевшие ворота давно соскочили с петель, и мы въехали прямо во внутренний дворик, форта. Позади нас стояли казармы, а впереди виднелись расположившиеся полукругом окопы. Прямо перед нами длинным языком уходил в море гребень утеса. Достаточно было одного взгляда на плескавшиеся в водоворотах у его подножья волны, чтобы вообразить ту монотонность, с которой они денно и нощно облизывали камень. Мне почему-то представилось, как морские валы перекатываются через этот утес в штормовую погоду.

Мисс Морган хватило одного взгляда вокруг, чтобы объявить это место своим идеалом. Я подумал о той жизни, которую должны были влачить здесь несчастные, Богом забытые новобранцы, и понес корзинку с завтраком к окопному блиндажу.

Однако, как оказалось, мисс Морган пока еще не собиралась завтракать. Взобравшись на амбразуру, она прошла до конца острого, как бритва, утеса, вдававшегося в море на добрых пятьдесят-шестьдесят футов, и стала у самой кромки набегавших волн, неподвижно глядя в морскую даль. Я беспокоился за нее, ибо стоило ей оступиться на этих покрытых ракушками валунах — и ничто не спасло бы ее от волны, мчащейся со скоростью локомотива, — так что я крикнул ей, чтобы она возвращалась, предложив осмотреть пляж для купания. Она не ответила, продолжая оставаться на месте; я выкурил целых три сигареты, наблюдая, как она каждый раз отступала перед приближающейся волной набиравшего силу прилива.

Ее фигура в серо-зеленом пальто почти сливалась с цветом моря, едва различимая на его фоне в тусклом свете пасмурного дня. Свободно развевавшиеся полы пальто трепетали и хлопали на ветру, подобно знаменам. Затем она сняла шляпу, вынула из волос резной черепаховый гребень и распустила по ветру свою роскошную черную гриву. Я смотрел на нее с гораздо большим восхищением, чем мог бы ожидать от себя, ибо ранее мне никогда не встречалась женщина, которая так бы себя вела. Вторую сигарету я выкурил практически мгновенно; выкурив третью, я почти перестал волноваться и, подумав, что она стоит там с распущенными волосами и развевающимися одеждами, грудью встречая ветер, уже достаточно долго, сошел вниз, намереваясь помочь ей спуститься с утеса.

Обернувшись, она протянула руку. Я подумал, что она балансировала, чтобы не упасть назад; однако, она позвала меня к себе на узкий пятачок мыса и взяла под руку.

— Станьте ближе и почувствуйте море, — произнесла она.

Я молча стоял рядом, так же, как и она наклоняясь вперед, чтобы противостоять напору ветра. Это был не пронизывающий холодом, а теплый, мощный воздушный поток, крепко охватывавший нас своими невидимыми руками. Под нашими ногами слышались негромкие вздохи и шипение, а чуть далее тяжелый прибой с гулом и грохотом разбивался о скалы. Это было замечательно. Бездонное могучее море окружало нас со всех сторон, если не считать узкого, подобного острию ножа, обкатанного волнами скального гребня, связывавшего нас с фортом. Стоя позади нее, я полностью отдался восторженному созерцанию.

Затем я услышал звук, замеченный мною ранее, еще когда я прислушивался к шуму разбивавшихся о скалы волн, — это был звон колоколов, доносившийся из толщи воды. Безусловно, это была лишь иллюзия, навеянная шумом прибоя, — некая реверберация внутри самого уха, уставшего от ритмичного грохота. Я мог сравнить этот звук разве что с биением волн, которое можно было услышать, приложив к уху морскую раковину. Я продолжал зачарованно слушать, и с каждым мгновением звук из неясного шума морской раковины все более превращался в отчетливые удары; то был перезвон бронзы, как будто возвещавший, что пучина вот-вот расступится, открыв взору подводные дворцы.

Неожиданно меня пробудил громкий окрик прямо над ухом:

— Мой дорогой мальчик, немедленно очнитесь, не то вы свалитесь вниз!

Я испуганно обернулся и увидел мисс Ле Фэй Морган, которая стояла подле меня, все еще держа меня за руку.

Нам удалось пробраться обратно, осторожно ступая по узкому и скользкому скальному гребню. Признаюсь, я оглянулся, чтобы убедиться — не следуют ли за нами морские боги. Мне казалось, что в тот самый миг, когда ее голос заставил меня очнуться, я стоял на границе двух царств, и ворота царства морского уже собирались распахнуться предо мною. Другими словами это значило «утонуть» и я, наверное, пройдя по этой холодной тропе, присоединился бы к морскому народу, если бы мисс Ле Фэй Морган не прервала мое наваждение.

Затем мы позавтракали, и я отвез ее домой. Я был рад, что ей понравилось это место, хотя чувствовал, что товарищ по экспедиции из меня вышел никудышный.

Когда мы прощались у входа в ее гостиницу — я не собирался оставаться с ней пить чай, — она неожиданно взяла меня под локоть и сказала:

— Когда же вы наконец поймете, что я не имею никаких далеко идущих планов, пытаясь подружиться с вами?

Я был настолько обескуражен, что не мог произнести ни слова, а если бы и произнес, то сам бы не поверил этому. Что-то невежливо пробормотав, я поспешно распрощался. Попытайся она удержать меня — и я оставил бы в ее руке клок своей одежды, подобно одному библейскому герою.

По дороге домой меня остановил наш местный полицейский-регулировщик, который заявил, что если бы не знал меня лично, то непременно попросил бы проехать с ним в участок. Он поинтересовался, что побудило меня мчаться так быстро: может, это как раз было то средство, которое доктор прописал мне от астмы? Я ответил, что, наверное, да; тогда он посоветовал мне как мужчина мужчине: завязывать поскорее с астмой.