Жемчуг (СИ)

Глава 34

В комнате было темно, а потому и Синг, и лорд Броунсворт согнулись и почти уткнулись носами в образец повреждённой ткани.

Поздний вечер должен был навевать сонливость, но возбуждение и даже страх прогоняли любое желание спать.

— Ну? — хриплым голосом спросил-предложил лорд, и Синг кивнул.

Он осторожно наклонил колбу. Недостаточно. Судорожно вздохнув от волнения, наклонил ещё.

Синеватая вязкая жидкость медленно перелилась через край стеклянного сосуда и длинной, жирной линией упала на образец.

Синг резко убрал колбу, будто бы этого могло спугнуть успех.

— Наблюдаете? — взволнованно спросил Синг, пристально глядя на стол.

— В оба глаза, — скомкано ответил лорд. Он совершенно не по-лордски облизал губы, взволнованный, похоже, в высшей мере.

Синг напряжённо наблюдал. Его взгляд метался туда-сюда, пытаясь уловить хоть малейшее изменение.

И с каждым мгновением волнение внутри него сдувалось, оседая глухим разочарованием.

Он и Броунсворт стояли ещё несколько минут, громко дыша и напряжённо ожидая чего-либо.

Но чего-либо не происходило.

— Ничего, — убитым голосом подытожил Броунворт. — Оно не подходит…

Синг развёл руками.

— Я совершенно не понимаю этих закономерностей, — зло прошипел он, отходя от алхимического стола. — Вы понимаете?!

— Не больше вашего, — озадаченно проговорил лорд Броунсворт, потирая подбородок. — Оно будто бы меняется…

— Конечно оно меняется! — Синг раздражённо прошёл мимо пыхтящих колб к окну и открыл его нараспашку. — Мы же выяснили, что есть несколько разновидностей одной болезни, разве нет?

— Да, но это не объясняет… — невозмутимо начал было Броунсворт.

— Да, не объясняет, — зло оборвал его Синг. Он не знал, что его бесило больше — незнание или невозмутимость Броунсворта. Выглянув в укрываемый пеленой дождя дворик поместья, он шумно вдохнул в себя холодный воздух.

Спокойствия это не принесло, как он и ожидал.

— Я так не могу, — зло и быстро проговорил он. — Сколько мы проторчали над вычислениями и расчётами?! И что?!

— Лекарство от Проклятья искали несколько веков. Не думаете ли вы, мастер Дегнаре, что сможете найти лекарство за…

— Это не Проклятье! — Синг зло обернулся на Броунсворта. Всё такой же холодный и невозмутимый — сверяется с расчётами! — Оставьте в покое бумаги, лорд, мы не сделали ошибок!

— Никогда не будет лишним проверить ещё раз, — глухо произнёс лорд, морща лоб.

Синг убито вздохнул и развернулся к окну.

Ошибки. Он искал их тысячу раз — в надежде, что просто что-то упустил и пазл сейчас соберётся. Но ничего не выходило. Ошибки не было.

А если нет ошибки в решении, которое, по идее, должно быть верным…

Может, верного решения и нет?

Он зло тряхнул головой, отгоняя глупую мысль.

— Что мы знаем о болезни? — лихорадочно спросил он, расхаживая туда-сюда по своей комнате.

— Что мы знаем о болезни? — невнятно переспросил Броунсворт, не отрываясь от чтения. Синг всплеснул руками и остановился на месте, переполненный раздражением. Он что, издевается?!

— Да, я так и спросил! — не в силах сдерживать раздражение, он уже приготовился плюнуть. Но, взглянув на холодный профиль Броунсворта, подавил порыв. — Что мы знаем о болезни? Мы же ничего не знаем!

— Кое-что да знаем, — не согласился Броунсворт, откладывая записи в сторону. — Нет, никаких ошибок. Как обычно, да?

Синг почувствовал, как внутри что-то обрывается. Какая-то струна, которая до этого поддерживала его на ногах.

Он тяжело вздохнул и уселся на скрипнувший стул.

— Да, как обычно… — он вздохнул ещё раз и вытянул ноги. Сапоги раздвинули завалы книг, пару бесценных изданий упали на пол — но сейчас Сингу было плевать, сколько дают на книжном рынке Мёнхена за «Историю лекарственной алхимии».

Он просто хотел вытянуть ноги. Странно, но в его нынешней комнате это вызывало массу затруднений.

За последнюю неделю его обиталище с каждым днём становилась всё более и более похожим на алхимическую лабораторию. И библиотеку. И пещеру отшельника. Вечная темнота, пара горящих свечей, книги и алхимические инструменты — Сингу уже было негде повернуться.

А хуже всего было то, что он не помнил, когда в последний раз выходил отсюда.

Ему не хотелось. Если быть совершенно честным — хотя бы самому с собой, — ему совершенно ничего не хотелось.

— Я не могу понять одного, — задумчиво проговорил Броунсворт, заставив Синга в надежде поднять голову. — Смотрите, — он взял один из листков, покрытых записями, и подал его Сингу.

Синг с волнением вперился взглядом в лист.

И разочарованно выдохнул, узнавая собственный почерк. Записи-наблюдения о разных формах Гнили, да. Прелестная зарисовка, общая информация.

— И? — Синг пожал плечами. — Не вижу ничего нового и интересного.

— Тогда посмотрите ещё раз. Разные формы Гнили поражают разные органы — но одним и тем же образом. При этом, каждая форма — это определённо Гниль, просто разной степени интенсивности, — Броунсворт оперся на краешек стола и принял задумчивый вид, становясь до невыносимости аристократичным. — И при том, что это всё лишь вариации одной болезни, лекарство к одной форме катализируют другую. Возможно ли такое?

— Мы наблюдаем это. Очевидно, возможно, — раздражённо процедил Синг, припечатывая листок к столу рядом. От удара стеклянные ряды инструментов вздрогнули. — Я не понимаю, к чему вы клоните.

— Вам не приходило в голову, что болезнь… — Броунсворт осёкся, а затем осторожно продолжил. — Страшно подумать, но — рукотворная?

— Рукотворная болезнь? Как вы себе это представляете? — фыркнул Синг, хотя по его спине пробежал неприятный холодок.

— Посудите сами, — Броунсворт начал загибать пальцы. — Разные формы, от которых зависит интенсивность болезни. Невозможность подобрать универсальное лекарство. Конфликт между лекарствами. Не просто конфликт — лекарства одной версии усиливают…

— Да-да, вы это уже трижды говорили, — однако за раздражением страх получалось скрывать так себе.

— Ну так скажите мне, господин Дегнаре, — лорд развёл руками, будто предлагая окинуть взглядом что-то. — Разве это не очевидно? Что настолько совершенная и несовершенная болезнь не могла появиться сама?

— Может, и очевидно, — проворчал Синголо.

Да, когда все эти слова говорит Броунсворт, звучат они гораздо более убедительно. И это его совершенно не радовало.

— Вы думали об этом?

— Даже если и думал — имеет ли это значение? Мы должны вылечить её. Её происхождение меня не интересуют.

— И, тем не менее, вы думали, — Броунсворт поднял невидящий взгляд к потолку, и Синг устало вздохнул. — Кто может создать болезнь? Болезнь такой силы?

— Почему вы так ухватились за эту идею? — недовольно дёрнул щекой Синг. — Создана Гниль кем-то или появилась сама — какая разница?

— Знай мы, что её создали, мы могли бы использовать это. Попытаться пойти от противного — понять, что лежит в основе, и…

— Нам не хватит умений или знаний, чтобы использовать это, — Синг угрюмо взял одну из колб и потерянно заглянул в неё. На донышке валялась мёртвая муха. — Вы же понимаете это, лорд. Это всё — ложные следы. Нам нужно иметь дело с фактами, — Синг чуть стукнул колбой о край стола, заставляя муху выскользнуть на пол. — Вы хотите сместить приоритеты и добиться успеха хоть в побочных стараниях. Но это не приблизит нас к лекарству. Поверьте.

— Да, вы правы, мастер Дегнаре. Но… — Броунсворт вздохнул. — Я не понимаю. На вашем месте я давно опустил бы руки, — он зло поджал губы, и Синга резануло неприятным предчувствием. — Ландстар. Мы прошли с ним всю кампанию тысяча двухсотого. И каждый день он шутил. Резал, зашивал, ампутировал — и шутил, улыбался. А вчера он спросил у меня — вижу ли я смысл в этом всём.

Синголо скривился. Да, он ожидал таких вопросов и настроений с самого начала. Но от этого ситуация не становилась более приятной.

— Многие сомневаются, — продолжал лорд. — Многие бы уже сдались. И, честно говоря, не сдаются только из-за вас. Вы… Вдохновляете, — последнее слово далось Броунсворту с трудом.

— Ага, — Синг горько усмехнулся. — Вдохновляю. Мы же относительно взрослые люди, лорд. Всем просто стыдно сдаться раньше, чем это сделаю я. Если я, безмозглый выскочка, не сдаюсь — разве могут они?

Броунсворт не отвечал — но Сингу ответа и не надо было. Он всё ещё неплохо разбирался в людях, и очевидные выводы мог сделать сам.

Если бы все эти выводы были бы хотя бы раз приятными, было бы вообще замечательно.

— Я пытаюсь помочь вам, — холодно, с аристократичной выдержкой произнёс Броунсворт. — Честно пытаюсь.

— И я благодарен вам, — искренне кивнул ему Синг.

— Нет ничего, за что стоит благодарить. Самое ценное, что я понял — это то, что весь мой стаж, всё моё обучение ничего не значит. У меня на руках умирали роженицы, я хоронил пациентов после оперативного хирургического вмешательства. Но это… — он дёрнул щекой. Синг понимающе усмехнулся.

— А, это чувство, да? Когда осознаёшь, что все возможные решения исчерпаны, а ответа так и нет. А оно, — он абстрактно потряс рукой в воздухе, — всё ближе и ближе, и забирает всё больше и больше людей?

— Да, — Броунсворт широко раскрыл глаза, потерянно глядя в пустоту. — Чёрт возьми, да. Оно. Как вы с ним боретесь?

— Никак, — безразлично бросил Синголо, прикрывая глаза и откидывая голову назад. — Борьба отнимала бы время. Я трачу его на то, чтобы анализировать и искать решения.

Какое-то время он наслаждался тишиной и шелестом дождя за открытым окном. А затем Броунсворт произнёс:

— Тогда я понимаю, почему Робартон поставил вас над нами. Вы за месяц прочли больше, чем каждый из нас прочёл за всю жизнь.

— Само по себе чтение не делает человека умным. Если бы я понял всё, что написано в этих книгах…

— То не были бы человеком.

— Если бы это помогло — я бы с радостью не был бы, — буркнул Синг.

— И тогда, полагаю, вас здесь не было бы. Полагаю, вы помните Вортлера. «И глупость людская, переплетясь в объятьях с пылкой страстью, меняла мир в моём веку не раз».

— О, только не приплетайте сюда поэзию, — скривился Синг. Ему никогда не нравились стихи Вортлера. Слишком напыщенные. Хороши для цитирования, плохи для прочтения.

— Я веду к тому, что глупость и опрометчивость, знаете ли… — лорд криво улыбнулся. — Они полезны. Вы здесь из-за них.

— Громкое заявление.

— Я знаю, что вы проникли в город после эпидемии, — Синг равнодушно пожал плечами, признавая его правоту. — Раньше я бы назвал этот поступок опрометчивым и глупым. Но, надо заметить, после знакомство с вами я поменял взгляды на многие вещи. Если бы не глупость и опрометчивость, вас бы тут не было. И, думаю, не было бы даже наработок лекарства.

— Думаете. Но не знаете, — отмахнулся от него Синг.

— Я хочу узнать только одно, — лорд с интересом смотрел на Синга. — Зачем вы вообще приехали сюда?

— Услышал об эпидемии, — развёл руками Синг. — Никаких тайн, ничего особенного. Подумал, что могу оказаться полезным.

— О да, вы оказались, — недоверчиво хмыкнул Броунсворт. Явно не поверил, что Синг прибыл просто из-за «полезности». Впрочем, его проблемы. Синг не собирался распахивать перед кем-то здесь душу. — В любом случае, вы справляетесь весьма неплохо для человека, прибытие которого сюда выглядит глупостью.

— Недостаточно неплохо.

— Другие бы не справились.

Синг хотел было сказать то, что говорил Мэй уже тысячу раз — он не другие. Но слова застряли в глотке. Какой смысл? Будут те же возражения и попытки оправдать его перед ним самим же.

Раньше он сам прекрасно справлялся с этой задачей — оправдывать себя. А теперь, когда права на оправдания у него не было, каждый пытался подсказать ему, как можно переложить чувство ответственности и вины на кого-то ещё. Или что-то ещё.

Если бы проблему можно было бы решить, просто переложив вину, он бы обвинил каждого и всякого вокруг.

— Пожалуй, на сегодня дела можно считать оконченными? — спросил он, открывая глаза.

— Да, пожалуй, — кивнул Броунсворт. — Вы собираетесь ещё сегодня работать?

— Наверняка.

— Тогда, может, мне сходить проведать вашу помощницу?

При упоминании Мэй Синг неловко дёрнулся. И по виноватому взгляду лорда понял, что тот этот жест заметил.

— Нет, — смущённо пробормотал Синголо. — Не надо, — он чувствовал, что скулы и шея горят от жгучего стыда, а потому был благодарен полутьме комнаты.

— Как знаете, — лорд чуть склонил голову — жест уважения, за который Синг некогда был бы готов платить годами жизни. Только вот теперь он лишь вяло кивнул в ответ — и Броунсворт покинул его комнату, бросив его на растерзание самому себе и стыду.

Стыду вполне оправданному. Синг прекрасно понимал, что поступает плохо. Некрасиво. Даже подло. Но сил поступить правильно найти в себе не мог.

Он не видел Мэй уже четыре дня. И боялся видеть её. Боялся зайти в комнату к ней и увидеть вместо весёлой и чуть странной девушки умирающее пособие для изучения. Он хотел зайти к ней туда, увидеть её улыбку и сказать, что знает, как спасти её.

Но он всё ещё не знал. И, в придачу, был ужасным трусом. Он думал, что было тяжело хоронить и резать незнакомых ему людей, которые вложили свои жизни в его слабые руки.

Оказывается, когда речь идёт о дорогих и близких людях, всё становится сложнее. Гораздо сложнее и тяжелее.

Настолько тяжело, что тут наверняка не только его — никакие руки не выдержат.

Синг поднял свои ладони и задумчиво уставился на них. Длинные, худые пальцы, мягкая и бледная кожа.

И вот в эти руки они отдали всё.

Он тяжело вздохнул и закрыл глаза.

А затем обхватил этими самыми руками голову, сгорбившись.

Он не знал, что делать. Пора открыто это признать. Выйти на галерею, откашляться… Хотя нет, это примут как издевательство те, кто кашляет весь день. Тогда просто выйти и сказать. Сказать, как есть.

Что он не имеет ни малейшего представления о том, почему его лекарства удаются хоть в какой-то мере. Что больны все, и, рано или поздно, Гниль начнёт пожирать каждого живого в этом городе.

В конце концов, сказать, что он не знает, что делать.

Сколько раз он пытался разобраться в этом всём? Синг уже сбился со счёта.

«Я даже считать успел, — отстранённо подумал он. — Не то что пытаться».

Только он знал, что сегодня попытка будет последней. Потому что он не врал Броунсворту — он не боролся. У него не было уже сил бороться.

Поэтому, тяжело вздохнув, Синг встал. Сердце начало судорожно биться, будто пытаясь его остановить.

— Поздно, — едва ли не ласково произнёс Синг, нервно поправляя свою рубаху. — Давно уже поздно, дружище, — он похлопал по сердцу — успокаивающе и обещающе.

Сердце продолжится исступлено биться, явно не доверяя ему.

«И правильно. Будь я кем-то другим, никогда бы себе не поверил», — подумал он, быстро утирая пот со лба. Да ладно же ему. Всего лишь очередной обход, подумаешь! Он такие за последний месяц провёл уже… Сколько? Десятки, сотни?

Но какая-то часть понимала, что этот обход не будет таким же, как другие.

Комната, которую Синг велел отвести Мэй, была более-менее сухой. Если честно, более сухой и тёплой, чем комната Синга.

Он раздражённо дёрнул щекой, приближаясь к кровати. Если бы Гниль можно было бы лечить уютом, сухостью и теплом, все были бы счастливее.

Мэй полусидела на кровати, как-то расслабленно откинувшись на подушку. На коленях у неё лежала книга — по красно-золотистой обложке Синг безошибочно узнал «Песнь смеха». Дурацкий сборник стихов анонимного автора, посвящённый истории любви шута и королевы. Отличное объяснение того, почему Синг ненавидит поэзию.

— Ты долго шёл, — заложив страницу пальцем, Мэй подняла на него смешливый взгляд. — Я думала, что увижу тебя чуть раньше. Тебе повезло, что я не сплю.

— Работа… Много работы, — неловко пробормотал Синг, замирая у её кровати в нерешительности. Ему сесть? Или…

— Садись уже, — Мэй похлопала рукой по постели. — Ты едва стоишь. Ты ешь хотя бы?

— Да, — солгал Синг, плюхаясь на кровать.

— Врёшь.

— Вру, — спокойно согласился Синг, стараясь глядеть на книжку в её руках. Но взгляд сам собой соскальзывал на чёрные точки под ногтями. Проклятье. Ещё больше.

Значит, уже где-то вторая или третья стадия, и скоро…

— Эй! — девушка щёлкнула пальцами у него перед лицом, заставив вздрогнуть. — Я что, похожа на учебник? Прекрати так смотреть на меня! Мне не больно, я ещё не умираю! Понятно?

— Прости, — Синг стыдливо отвёл взгляд. Совсем в сторону — от греха подальше. — Я… Похоже, ты хорошо устроилась.

— Твоими стараниями, милый Синголо, твоими стараниями, — она тихо усмехнулась.

Синг не ответил — он как-то растерянно изучал комнату. Небольшую и непривычно заполненную светом. Не так уж много места — но это лишь придаёт ей уюта. Разве что столик стоит неудобно, прямо под окном — а оттуда наверняка ведь дует, и вообще…

— Ты пришёл ко мне? Или изучать мою комнату, м? — девушка придвинулась к Сингу на кровати ближе.

Синг неловко пробормотал что-то невразумительнее себе под нос. Раньше он всегда находил, о чём с ней поговорить. А теперь слова не шли. Совершенно.

— Ты пугаешь меня, Синг, — Мэй чуть пихнула его в плечо. — Раньше ты постоянно ворчал. А теперь молчишь.

— Я… — в горле у Синга пересохло, и он закашлялся.

Пока он пытался справиться с лающим кашлем, в голове пронеслась тысяча мыслей. Что ей сказать? Что он… Что?

Откашлявшись, он понял, что не знает, что говорить. А потому просто стиснул зубы, глядя на пол перед своими ногами.

— Стоило мне оставить тебя ненадолго — и ты снова расклеился, — чуть обиженно произнесла Мэй. — Что, неужели ты совсем не можешь без меня?

— Сложнее, — хрипло выговорил Синг. — Без тебя.

— А я думала, что будет легче. Никто мешать не будет, — она хихикнула и вновь пихнула его в плечо. — Вот, меня нет — работай не хочу.

— А я и не хочу, — тихо произнёс он. И тут же его спина покрылась холодным потом от испуга.

Он не должен произносить этих слов. Сам себе, шёпотом — возможно. Но не ей или кому-нибудь другому.

Мэй, похоже, придерживалась похожего мнения. Он поднял на неё взгляд ровно в тот момент, когда она картинно нахмурилась и поджала губу.

— Не хочешь? — она сложила руки на груди, и чёрные пятна под ногтями сами собой притянули завороженно-испуганный взгляд Синга. — Не хочешь, да? После всего того, что сделал и кем стал для всех нас?

— Я не могу! — простая фраза вышла гораздо более громкой и панической, чем Синг планировал. Он тяжело вздохнул, пытаясь собраться с силами. А затем нервно, быстро заговорил. — Я… Я не хочу и не могу! Это всё не для меня! Я не понимаю, что делаю, как решить проблему, почему она не решается теми путями, что приходят в голову мне и другим лекарям! — он захлёбывался словами и чувствовал, как в груди разрастается неприятный, колючий комок. — Я пытаюсь что-либо делать — а не выходит совершенно ничего! Каждый день умирают люди — а я сижу в своей комнате и бесполезно бьюсь над решением загадки, на которую, может быть, нет ответа!

— Синг… — она робко попыталась прервать его, но Синголо продолжал, не глядя на неё.

— Я перерыл все книги, я использовал все резервы — и что?! И ничего, понимаешь?! Я не могу! Я не хочу! Каждая моя неудача — это смерть! Все эти смерти — на моих руках! — Синг резко осёкся. А затем поднял взгляд на Мэй. — Я не хочу, чтобы твоя смерть была на моих руках, понимаешь? И не могу.

Глаза защипало, и он стыдливо опустил голову, пытаясь скрыть слёзы.

Ещё не хватало, чтобы эта идиотка увидела это.

И хуже всего, больнее всего ему было от осознания того, что целью своих жалоб он выбрал смертельно больную девушку, для которой самое яркое событие в жизни — прочтение второсортных сборников поэзии.

— Я уверена, ты сделал всё, что мог, — мягко проговорила Мэй, подсаживаясь ближе к нему. — Любой другой бы не делал и этого же.

Её слова задели что-то внутри него, и Синг, всхлипнув, зашёлся в тихом плаче.

— Чего не сделал бы другой? — сдавленно прошептал он, обхватывая голову руками. — Чего бы другой не сделал бы? Не… — он шмыгнул носом. — Не вскрывал бы трупы в поисках ответов? Может, не убивал бы людей, пытаясь спасти?

— Нет. Другой бы не смог начать. Заботиться о больных. Все слишком боялись. Ты… Ты добрый. Решительный. Смелый, — девушка осторожно взяла руку Синга. — У городских лекарей не получилось. И это у них, а ты…

— Я — не они, — резко произнёс Синг, вырывая руку. — Не они! Я должен, понимаешь?! Но я не могу!

— Кому? Ты и так создал из пустоты место, которое даёт им приют и надежду. Ты сам заботился о каждом из них, когда было нужно, я же помню.

— Сиделка! — злость ослабила противное чувство, и Синг уцепился за эту возможность. — Когда-то я был сиделкой — а теперь просто сижу в своей комнате и ничего не делаю! Вот и вся моя надобность!

Где-то в груди разрасталось горькое, парализующее и такое отвратительное чувство.

Мэй осторожно положила руку ему на щёку, пытаясь повернуть к себе лицом. Но Синг резко, судорожно дёрнулся, отстраняясь.

— Ты сможешь, — Мэй вновь взяла его за руку, не смотря на его слабые попытки вырваться. — Сможешь. Поверь.

— Как поверить в это? — спросил Синг, резко открывая глаза и поворачиваясь к ней. — Я бьюсь над лекарством — а люди умирают! Я пытаюсь спасти — а они умирают! Я перебрал все варианты, даже абсурдные и глупые — а они умирают! Понимаешь?! Разве ты понимаешь?!

Мэй смотрела на него. Смотрела ярко-синими глазами. А затем кивнула. Серьёзно и медленно кивнула.

— Понимаю, — и она крепко обняла его, заставив наклонить голову. — Понимаю.

— Нет, — снова всхлипнул Синг, пытаясь отпихнуть её. — Не понимаешь!

— Тш, — Мэй мягко поглаживала его по спине, заставляя всхлипывать ещё чаще. — Тш. Всё будет хорошо. Ты сможешь. Ты справишься.

А Синг сидел, позволяя ей обнять себя, и плакал.

Он не хотел верить ей. Он просто хотел сидеть так и плакать вечно. В её объятиях. Посреди слишком светлой комнаты.

— Ты сможешь, — прошептала она ему, продолжая гладить. — Я в тебе уверена. Если ты даже не веришь — я уверена, ты найдёшь путь.

— Хотел бы… Хотел бы и я быть, — он крепко обнял её. — Я не хочу тебя терять.

— Я тоже не хочу тебя терять, — грустно проговорила она.

И опять этот знакомый тон, который он иногда слышал у Пёрышко. И опять это дурацкое, абсолютно не к месту чувство откровения.

А затем, будто во вспышке, Синг понял. Сначала обмер, боясь пошевелиться и вздохнуть. Затем — покрылся холодным потом от осознания. И лишь тогда понял.

Этот тон. Так Пёрышко разговаривала с Варгом. Так, чёрт побери, сам Синг разговаривал с Лесте.

— Всё будет хорошо, — неловко соврала Мэй.

— Да, конечно, — заторможено, неловко ответил Синголо.

Настолько неловко он никогда себя не чувствовал.

Они ещё так сидели — просто молча обнявшись. А затем Синг осторожно, но уверенно отник от неё и встал.

— Прости… За всё это, — а он думал, что это раньше ему было стыдно. Теперь он чувствовал, как уши нестерпимо жжёт.

— Ты всё ещё человек, Синг, — грустно произнесла Мэй. — Не забывай об этом и не вини себя. Всё в порядке.

— Да, — деревянно кивнул Синг. — Всё в порядке.

— Зайдёшь ещё на днях? — с надеждой спросила девушка.

— Конечно, — солгал Синг, до боли стискивая кулаки.

Проклятье. Проклятье.

— Хорошо, — она кивнула, явно не купившись на его ложь. — Тогда я буду ждать. Отдохни хоть немного.

— Разумеется, — произнёс он, пятясь прочь из комнаты.

Очередное поражение, подумал он, закрывая за собой дверь. Чего он надеялся добиться этим разговором? Выговориться? Получить совет?

Он и сам не знал.

Вытерев щёки от слёз, Синг устало зашагал прочь. В свою лабораторию. Продолжать бессмысленную борьбу.

За жизнь девушки, которая, похоже, была настолько глупа, что влюбилась в него.

Коридоры лазарета гудели. На первом этаже опять оживление — наверняка либо раздача еды, либо какая-то игра. Странно — больные отличаются потрясающей жизнерадостностью. Они готовы веселиться и играть во что угодно и как угодно. Ну, как сказать «во что угодно»… Карты да кости — во что тут ещё играть-то? Но Синг знал, что играют они на интерес — а партии собирали массу зрителей. Некоторые даже играли с лекарями. Это было… Гротескно. Неправильно, что ли.

Когда за ними придёт Брат-Смерть, что они скажут? «Погоди чуть-чуть, мне карта пошла»? Неужели они не видят, что всё это — бессмысленно и…

«Каков я молодец, а! Все дураки, один я умный — и ничего, что всё лицо в соплях и слезах!»

Мысль заставила его сбиться с шага и почувствовать, как недавняя горечь превращается в густую, липкую злобу.

А ведь раньше он считал, что отчаянье и нужда — самые сильные катализаторы работы. Как там писал Гитше? Что-то о том, что безвыходные положения — залог того, что выход будет придуман?

Синг с трудом удержался от того, чтобы пнуть что-нибудь. Гитше! И он читал этот бред и верил, что в нём есть хот капля смысла или пользы! Лучше бы читал трактаты о медицине и эпидемиях!

Что-то внутри обожгло его, и он ускорился, спеша миновать ветхий столик, который его так и подмывало ударить.

Безвыходные, мать его, ситуации! Рождают выходы, ага!

Безвыходнее некуда — так в чём проблема?!

Впрочем, тут же оборвала рациональная часть Синга, всегда есть куда хуже. От Гнили могли бы слечь его лекари или он сам, и тогда…

Он сделал ещё два шага, прежде чем мысль окончательно дошла до него.

Всегда есть, куда хуже.

Он замер посреди тёмного коридора. С первого этажа слышались приглушённые крики и смех, откуда-то сверху — шаги дежурных лекарей. Но Синг слышал только стук своего сердца.

— Безвыходные ситуации рождают выходы, — медленно произнёс он.

А что, если недостаточно безвыходно? Если недостаточно страшно?

— Хм-м, — протянул он. Привычное хмыканье стёрло без следа недавних слёз и злости, оставляя лишь острый, почти болезненный интерес.

— Недостаточно безвыходно… — задумчиво проговорил Синголо. А затем быстрым шагом двинулся к своей комнате.

Зародившаяся в его голове идея была абсурдна, опасна и имела мало общего с медициной, если быть честным.

Но, в конце концов, если не работает медицина — может, стоит попробовать философию?