Жабья царевна

Глава 15

Василиса плыла…

Она плыла в холодной воде – совсем, как в детстве.

Когда ее тело, выскользнув из узкого пещерного хода, плюхнулось в воду, она ничуть не испугалась, наоборот, почувствовала облегчение. Расправив руки, она поплыла наугад, ничего не видя в черной воде.

Читать с начала: «Жабья царевна. Глава 1.»

Плавать Василису научила Неждана. В те дни, которые она провела вместе с ней у Зеленого озера, они почти все время плескались в воде вместе с жабами. Сначала Василиса боялась заходить далеко, ее страшила темная, холодная глубина. Никогда прежде она нигде не купалась, даже в мелкой, заросшей камышом, речушке, которая текла вдоль их деревни. Мать бы никогда не позволила ей приближаться к воде.

Рядом с Нежданой девочка осмелела и стала заходить в воду все глубже. А однажды зашла так далеко, что ноги перестали касаться илистого дна. Назад можно было только выплыть. И она поплыла, яростно двигая руками и ногами, повторяя движения лягушек. Озерная вода сжимала ее тело в холодных объятиях, да таких крепких, что становилось трудно дышать. Но вода подарила то, чего у нее, запечницы, никогда не было – свободу. На нее можно было лечь, раскинув руки, и плыть туда, куда подует ветер. Василиса упивалась этой свободой, плавая в Зеленом озере.

Именно тогда, в те беззаботные дни, Василиса придумала звать сестрицу Жабьей царевной. Однажды Неждана сидела вся грязная и чумазая, в жидком илистом месиве у берега, и одна из жаб прыгнула ей на голову. Такое бывало довольно часто – жабы напрыгивали на них, когда звали играть. А иногда и сама Неждана садила какую-нибудь свою холодную, слизкую сестрицу на голову и звонко смеялась. Теперь же Василиса увидела, что жаба, сидящая на голове Нежданы, сверкает в лучах заходящего солнца, и от этого ей показалось, что на голове сестрицы надета сияющая корона.

– Неждана! Да ты будто настоящая Жабья царевна! – воскликнула она.

И это почетное звание, сказанное в шутку, стало для Нежданы вторым именем. Впоследствии она становилась все больше похожа на своих сестриц. Она превратилась во взрослую нежить – гнилую, страшную, опасную, но по-прежнему звала себя Жабьей царевной. Лишь горячая, живая кровь Василисы помогала ей вернуть на время человеческий облик.

Так, вспоминая детство, Василиса медленно плыла под водой. Но вода не заканчивалась, и когда воздух в легких иссяк, Василиса, выпучив глаза, отчаянно задергала руками и ногами. Как не поддаться смерти, если она совсем рядом и уже держит за руку?

Из груди Василисы вырвался последний маленький пузырек воздуха. И тут снова что-то больно кольнуло ее. Она достала из-за пазухи мамку-берегиню. Ведьмина кукла вновь сверкнула слабым сиянием, и вода вокруг вдруг забурлила. Неведомые силы понесли Василису вместе с этим бурлящим потоком куда-то вперед, вверх, она всеми силами старалась удержаться за куколку, не разжать слабеющие пальцы.

“Держись за мою куклу, может и выплывешь!” – вспомнила она последние слова ведьмы. И Василиса держалась столько, сколько могла. А когда куколка все же выскользнула из ее ослабевшей руки, она раскинула руки, отдавая себя во власть холодной воды. Смерть крепко сжала ее в своих ледяных объятиях. Но до того, как взгляд остекленел, Василиса успела увидеть, как по воде рядом с ней проплыло что-то белое и живое. Василиса схватила маленькое податливое тельце и узнала свою Уленьку.

Ради собственного ребенка мать способна на все, даже восстать из мертвых. Вскинув свободную руку вверх, Василиса вновь поплыла. Не понятно, откуда взялись в ней, почти мертвой, жизненные силы. Правду говорят, что мать сильнее всего. Вынырнув из воды, Василиса судорожно вдохнула, закашлялась, почувствовав боль в груди. Как же было приятно дышать! Для утопающего нет ничего слаще воздуха!

Положив Уленьку на плечо, она принялась похлопывать ее по спине. Девочка вскоре тоже зашлась кашлем, из посиневших губ вытекла озерная вода.

– Доченька моя милая… – прошептала Василиса.

Обхватив рукой тельце дочери, Василиса поплыла вперед. И очень скоро ноги ее нащупали илистое дно.

Но чем ближе она подходила к берегу, залитому лунным светом, тем медленнее становились ее шаги. На берегу темнели две тени. Одна стояла прямо – высокая, тонкая, она словно тянулась к небу кокошником, напоминающим корону. А вторая – сгорбленная, маленькая, она то вскидывала руки вверх, то резко опускала их вниз. Неждану Василиса узнала сразу же. А потом, по порывистым движениям и взволнованным возгласам, узнала и свою мать. На душе заскребли кошки. Зачем она пришла сюда?

Женщина металась вокруг Жабьей царевны и горько выла.

– Мама? – позвала Василиса, – Мама, зачем ты пришла?

– Дочка? Василиса? – тут же измученным голосом отозвалась Иринушка, вглядываясь в темноту – туда, откуда услышала голос дочери.

Василиса даже на таком расстоянии увидела, какое загнанное и напуганное лицо у матери. Не побоявшись ничего, она пришла сюда, чтобы спасти их с Уленькой. Пришла одна, безоружная, беззащитная. Мама всегда была готова на все ради нее. Она, не задумываясь, умрет за них.

– Мамочка, зачем ты пришла сюда? Почему ослушалась меня? – закричала Василиса, чувствуя, как к глазам подступают слезы.

– Пришла, чтобы остаться здесь вместо тебя.

– Нет! Нет! Нет!

Голос Василисы прозвучал высоко и отчаянно. Она хотела уберечь мать, спасти ее из лап нежити. Но Иринушка вдруг проговорила:

– Я должна здесь остаться, Василиса. Так надо. Ты многого не знаешь, дочка.

Иринушка замолчала, и Василисе вдруг показалось, что лицо ее стало ей незнакомо – оно будто окаменело.

– И чего же я не знаю? – тихо спросила она.

– Я мать Нежданы, – сказала Иринушка после недолгого молчания, – Я – та, которая оставила ее здесь, на берегу Зеленого озера, много лет назад. Да, Василиса, когда-то я бросила ее новорожденную, испугавшись позора… Это мой вечный грех, моя вечная тяжесть. И вот теперь я пришла сюда, чтобы остаться здесь с дочерью, которой не досталось ни капли моей любви. Неждана не названная сестрица. Она твоя родная кровь, родная сестра тебе…

Василиса ахнула, не веря своим ушам. В это же время Неждана, равнодушно слушая речь Иринушки, медленно шла по воде к Василисе.

– Беги, дочка! Беги скорее отсюда! Уноси Уленьку! За меня не переживай, со мной все будет хорошо, – закричала Иринушка, поняв намерения Жабьей царевны.

Она догнала Неждану, наскочила ей на спину и повалила в воду. Василиса не стала мешкать, выскочила на берег и побежала прочь от озера, прижимая к груди присмиревшую от страха Уленьку. Увидев, что дочь и внучка бегут в лес, Иринушка крепко обхватила руками Жабью царевну и прошептала:

– Доченька, милая, не ходи за ними. Останься со мной. Мы с тобою теперь всегда будем вместе! Я ведь люблю тебя!

Были ли эти слова правдой? Что чувствовала Иринушка на самом деле, обнимая холодное, мертвое тело загубленной когда-то дочери? Наверное, она и, вправду, чувствовала любовь. И это было не менее сильное и трепетное чувство, чем то, которое она испытывала к Василисе. Это была любовь вперемешку с виной и раскаянием.

К удивлению Иринушки, Неждана не пошла следом за Василисой, позволила беглянке уйти. Она осталась с матерью и даже не попыталась вырвать свою руку из ее руки.

– Ты правда останешься здесь, со мной, мама? – спросила девушка.

Иринушка кивнула, пытаясь унять дрожь. Одежда ее была насквозь сырой, и свежий ночной ветер холодил тело. Неждана смотрела на нее тяжелым, мертвым взглядом.

– Ты ведь знаешь, маменька, что кожа твоя скоро сгниет, от тебя прежней ничего не останется, ты станешь нежитью – огромной жабой на человечьих ногах. И что же, милая маменька, ты, и вправду, хочешь вечно гнить здесь вместе со мной?

Иринушка затряслась всем телом, лицо ее вытянулось от ужаса, но она прошептала то, что хотела услышать от нее Неждана:

– Очень хочу, дочка. Главное – мы будем вместе. Я тебя больше не оставлю одну, всегда буду с тобой.

Жабья царевна взглянула в сторону убегающей сестрицы, а потом протянула руку матери. Иринушка вложила дрожащие пальцы в ледяные ладони Нежданы и улыбнулась ей. Улыбка получилась кривой. Глаза Жабьей царевны сверкнули, а потом гладкая человечья кожа лопнула, и из-под нее показалось истинное лицо нежити – гнилое, страшное, лупоглазое. Но Иринушка не отшатнулась, не отвела взгляд. Притянув к себе Неждану, она, не боясь испачкаться, коснулась губами серого липкого лба.

– Даже не сомневайся. Я люблю тебя, доченька, – ласково проговорила Иринушка.

И теперь ее слова прозвучали искренне. Неждана ухватилась крепче за руку матери и повела ее за собой – туда, где блестела, словно зеркало, водная гладь Зеленого озера. Страх отступил, вместо него к Иринушке пришло осознание, что все она делает правильно, что только так сможет, наконец, искупить свою страшную вину перед загубленной дочерью – остаться с ней навсегда, стать такой, как она, превратиться в озерную нежить.

Иринушка шла за Жабьей царевной, медленно переставляя ноги по топкому илистому дну. Холодная вода обнимала ее, тянула все глубже и глубже. Когда она достала до Иринушкиного лица, женщина вдруг остановилась и в последний раз вдохнула воздух, пропитанный сладким ароматом цветущего багульника.

А потом уверенно шагнула вперед, уходя с головой под воду…

***

Василиса бежала к лесу. Намокшее платье облепило ноги, мешало двигаться. Она бежала, не видя и не слыша ничего вокруг. Она знала, что мать, оставшаяся у озера с Нежданой, больше не вернется – отдаст свою жизнь во имя их с Уленькой спасения.

Признание матери шокировало ее, но пока она не хотела и не могла все это обдумывать. Она подумает об этом позже. Василиса беспокоилась за Игната – его, лежащего в пещере, ей в одиночку не спасти, у нее просто не хватит сил сдвинуть с места огромный валун, загораживающий вход. Поэтому Василиса глотала слезы и бежала вперед. Она погорюет потом, а теперь ей надо унести дочку домой, подальше от этого жуткого места. Уленька, будто чувствовала волнение матери, и молчала в ее руках, уткнувшись личиком в мокрую, пропахшую потом и озерной водой, рубаху Василисы.

Но бежала Василиса не долго – вскоре путь ей преградили жабы. Их было так много, что некуда было ступить. Сначала Василиса ступала прямо на их холодные, слизкие тела, но потом остановилась, идти было невозможно. Жабы выскакивали из кустов, садились друг на друга, превращаясь в непреодолимую зеленую стену. И вскоре за этой плотной “стеной” показалась мощная фигура озерной нечисти. Василиса вскрикнула, подняла голову и посмотрела в пустые, страшно выпученные глаза огромной жабы.

Они стояли так, замерев друг против друга, несколько долгих мгновений, а потом нежить взмахнула длинными лапами, выхватила у Василисы ребенка, и поскакала обратно к Зеленому озеру, громко квакая. Василиса закричала, и страшный крик ее огласил спящий лес, возвращаясь эхом с разных сторон. Она бросилась вдогонку за нежитью, давила на бегу жаб, но существо слишком быстро передвигалось на длинных лягушачьих ногах, а Василиса то и дело запиналась и падала, проваливаясь в мягкий мох.

Когда она добежала до озера, небо на горизонте уже окрасилось ярким золотом первых лучей рассвета. Матери с Нежданой нигде не было видно. Все внутри Василисы заныло от нехорошего предчувствия.

Нежить стояла в воде, держа на вытянутых руках ее плачущую дочку. Огромная жабья голова поворачивалась из стороны в сторону, и из впалой груди вырывались звуки, похожие на тоскливые рыдания. Воды озера были спокойны, на зеркальной глади отражались лучи восходящего солнца, они слепили глаза яркими всполохами. Василиса подошла к нежити, протянула дрожащие руки.

– Зачем тебе мое дитя, тетушка? Верни девочку, прошу! Я уйду отсюда, и ты больше никогда меня не увидишь!

Соленые материнские слезы текли по щекам Василисы, и там, где они капали в воду, она начинала пузыриться и кипеть. Нежить обжигалась, отступая все дальше и дальше от горюющей матери. А потом из ее большого, зияющего черной дырой, рта вырвался протяжный вопль. Она бросила кричащую Уленьку в воду и поскакала прочь, вскидывая высоко вверх лягушачьи лапы. Василиса бросилась спасать девочку, но озерная вода вдруг стала густой и тягучей, словно кисель, а ил под ногами склеил ступни.

– Да что же это такое? Что за напасть? – закричала Василиса.

Она топталась на месте, словно приклеенная, пытаясь вызволить ноги, ушедшие в вязкое дно по самые щиколотки.

– Аааа! – что есть сил закричала Василиса и в приступе бессильной ярости принялась бить ладонями по воде.

И тут произошло нечто неожиданное, почти чудесное: кто-то вынырнул из темной озерной воды, держа в руках маленькое детское тельце. Сгорбленная, худая фигура направилась к берегу. Она двигалась медленно и неуверенно, шатаясь в разные стороны. Василиса прищурилась и выдохнула с облегчением:

– Игнат?

Это был он, ее муж. Выйдя из воды, он бережно опустил маленькое тельце Уленьки на землю – оно было обмякшим и бездыханным. Он стоял и смотрел на дочь, как завороженный. Личико девочки посинело, глазки закатились. Василиса рухнула рядом на колени и разрыдалась.

– Очнись, Уленька! Милая моя доченька! Открой глаза! Заклинаю тебя! Не умирай, прошу!

Она целовала закрытые веки, гладила мокрые волосы и тонкие ручки ребенка.

– Игнат, она умерла! Наша доченька умерла! – закричала она, и голос ее сорвался на последнем слове, превратившись в пронзительный визг.

Нет ничего страшнее лица матери, потерявшей ребенка. Игнат взглянул на Василису и будто очнулся от оцепенения. Оттолкнув жену в сторону, он перевернул Уленьку на живот и принялся похлопывать по спинке. Девочка по-прежнему лежала неподвижно, Василиса истошно рыдала рядом, уткнувшись лицом во влажный песок, и повторяла:

– Она умерла! Она умерла!

Игнат поднял девочку за ножки и тихонько встряхнул ее. И тут изо рта Уленьки выплеснулась озерная вода, девочка открыла глаза, посмотрела мутным взглядом на Игната, и скривив маленький ротик, тоненько запищала.

Василиса замерла, ее пронзительный крик оборвался, вернулся назад эхом, вторящим из туманных далей. Игнат снял рубаху, обернул ею девочку, а потом передал Василисе. Она взяла кулек дрожащими руками, поднесла к лицу и покрыла мягкие щечки своего ребенка жаркими поцелуями. А потом уронила обессиленную голову на плечо мужу.

– Давай поскорее уйдем отсюда, Игнат! – прошептала она, – У меня больше нет сил сражаться!

Мужчина оглянулся кругом и, убедившись, что поблизости никого нет: ни Нежданы, ни озерной нежити, обнял жену за плечи и повел к лесу.

На этот раз никто не остановил их. Игнат, Василиса и Уленька спокойно ушли из владений Жабьей царевны. Мужчина то и дело оглядывался, ожидая погони. Если бы нежить побежала следом за ними, он бы бросился на защиту и боролся бы за жену и ребёнка до последней капли крови. Лучше умереть, чем вновь отдать их на растерзание.

Но погони не было. Даже жабы, и те оставили их в покое. Лес был тих и спокоен. Даже кусты, и те будто расступались перед ними, чтобы облегчить путь домой.

***

***

десять лет спустя

Василиса шла быстрым шагом по узким деревенским улочкам, то и дело оборачиваясь и поглядывая на светловолосого, кучерявого мальчугана, который бежал за ней следом вприпрыжку. Мальчишка подбирал комья земли и бросал их в канавки, заросшие бурьяном. В руке у Василисы была зажата корзинка, доверху наполненная пирогами, прикрытыми сверху полотенцем, чтоб не остыли.

– Вот тебе, получай! – во все горло кричал мальчишка.

– Пошли побыстрее, Коленька, а не то пироги остынут. Дед любит тепленькие, – нетерпеливо позвала Василиса, увидев, что мальчик совсем отстал от нее.

– Я не могу быстрее, маменька! На меня медведи напали! Со всех сторон лезут, проклятые, хотят сожрать! – прокричал в ответ он и запустил очередной камень в кусты.

Василиса улыбнулась, глядя на сына. Коленька был копией Игната – такие же кудри, только светлые, такое же красивое, мужественное лицо, озорные искорки в глазах. Он был тот еще сорванец – нисколько не сидел на месте. Едва просыпался, тут же бежал на улицу помогать отцу по хозяйству или играть с соседской ребятней в лапту. Игнат крепко любил их долгожданного сынка, баловал его, прощал проказы. Василиса тоже души не чаяла в Коленьке, наверное, потому, что с его появлением, их дом наполнился шумом, жизнью и радостью.

Дойдя до отцовского дома, Василиса открыла калитку, пропустила вперед сына, который тут же скрылся в доме. Она вошла следом, и тут же на нее пахнуло запахом родного дома. Без матери он стал пустым и унылым, но запах здесь до сих пор стоял тот же самый, что в детстве – пахло кислыми щами и пряными травами, которые теперь собирала и развешивала по стенам вместо матери Василиса. Она много что делала для отца вместо матери. Вот и сегодня – напекла пирогов с капустой и добрую половину сложила для него в корзинку.

Обняв деда в знак приветствия, маленький Коленька сел на пол и принялся гладить большого черного кота. А Василиса налила в чашку молока, поставила ее на стол и стряхнула вчерашние крошки на ладонь.

– Иди, батя, поешь пирогов, пока не остыли! – сказала она.

Василий подошел к дочери, поцеловал ее в макушку и сел на лавку. Взяв из корзинки пирог, он откусил его и прикрыл глаза от удовольствия.

– Ох и вкусны твои пироги, Василиска! – проговорил он, – Спасибо, не забываешь старика, заботишься!

– Мне не сложно, – улыбнувшись, ответила Василиса, собирая грязные чашки в таз.

Пока отец ел, она перемыла посуду и подмела полы, гоняя недовольного кота, а вместе с ним и Коленьку, с места на место.

– В субботу пойду на реку стирать, заберу и твое белье, постираю заодно, – крикнула она из сеней.

Когда все дела были переделаны, Василиса села на лавку, глядя, как отец строгает небольшую деревяшку.

– Дед мне обещал лодку сделать! Ты стираться пойдешь, меня с собою возьми – буду лодку по воде пускать!

– Смотри, как бы не уплыла твоя лодка! Ты не мамка, с жабами не жил, плавать-то, небось, не умеешь! – хрипло засмеялся Василий.

– А что, моя мама с жабами жила? – округлив глаза не то от удивления, не то от страха, спросил мальчишка.

– Дед шутит, не слушай его, Коленька! – сказала Василиса, строго взглянув на отца, – Ступай-ка лучше погладь еще Кузьку.

Мальчик тут же переключил внимание на кота и снова упал на колени, протяжно замяукав.

Василиса снова посмотрела на отца. За последние годы он сильно постарел – волосы и борода его стали седыми и редкими, глаза потускнели, лицо покрылось глубокими морщинами.

Тогда, десять лет назад, когда Василиса с Игнатом вернулись из леса, неся на руках едва живую Уленьку, она не рассказала отцу о том, как погибла Иринушка, так как знала, что он тотчас пойдет к Зеленому озеру, откуда точно не сможет вернуться. Потерять еще и отца Василиса не могла, поэтому она соврала, что не видела мать и не знает, куда та ушла. Она тоже страдала и тосковала по матери, но не могла потерять еще и отца.

Василий горевал, искал жену – сначала с деревенскими мужиками, а потом один. Когда надежды найти ее не осталось, он закрылся в своем доме и целый год не выходил и никого к себе не впускал – беспробудно пил. Василиса пыталась с ним поговорить, утешить, даже звала его жить к ним с Игнатом, но все было без толку. Василий никого не слушал, он оплакивал жену и жалел себя. Все остальное ему опротивело.

Но шли дни, боль постепенно притупилась, мужчина привык к одиночеству. Василиса стала приходить к отцу почти каждый день, убирала дом, стирала и штопала вещи, готовила свежую еду. А пока дочь хлопотала, по дому бегала его маленькая внучка Уленька. Малые дети способны чудесным образом исцелять скорбь. В них полно жизни и радости, они щедро делятся ими с каждым, кто нуждается.

Василий стал больше времени проводить с внучкой, а потом родился и внук – Коленька. Хлопот и забот в семье прибавилось, но прибавилось и радости. Теперь Игнат с Василисой почти не вспоминали о том, через что им пришлось пройти десять лет назад, а если и вспоминали, то не говорили друг другу об этом, чтоб не тревожить лишний раз. А вот Василий вспоминал свою потерянную жену почти каждый день и часто говорил о ней. Вот и теперь он, убедившись, что Коленька их не слушает, перегнулся через стол к дочери и сказал:

– Опять мать ко мне приходила.

Василиса не удивилась, лишь строго взглянула на отца и прошептала в ответ:

– Ну что ты, батя, наверное, почудилось тебе снова. Ночь – такое время, чего только не почудится! Главное – не верить этим видениям, гнать их от себя подальше.

Василий отстранился и задумчиво посмотрел в окно.

– Нет, не видения это. Я ее взаправду вижу. Встанет Иринушка моя у окна и смотрит на меня, смотрит… А глаза-то у нее и не человечьи вовсе теперь – круглые и выпученные, как у жабы. Я ее спрашиваю – чего, мол, домой не заходишь, Иринушка? А она в ответ только глазами хлопает. То ли не слышит, то ли отвечать не хочет!

Василиса тяжело вздохнула и ничего не ответила. Потом взяла у отца пустую чашку и пошла споласкивать ее водой. Но потом все же обернулась и тихо проговорила:

– Это все мерещится тебе, отец. Думаешь о матери, забыть ее не можешь, вот и кажется, – Василиса вдруг замолчала, будто забыла, что хотела сказать, а потом продолжила глухим, напряженным голосом, – Ты ее к себе не зови и сам из дома не выходи. Если даже поманит тебя. Не выходи, понял?

Морщинистое лицо Василия скукожилось, из мутных глаз выкатились две крупные, прозрачные слезы. Коленька, увидев, что дед расстроился, выпустил из рук черного Кузьку и залез к нему на колени, обнял за шею.

– Что у тебя случилось, дед? Кто обидел? Неужто маменька? – жалобно спросил мальчик.

Василий улыбнулся сквозь слезы, прижал внука к груди.

– Твоя маменька и мухи не обидит, вот какая она добрая. Обо всех заботится!

Еще немного посидев у отца, Василиса отправилась домой. На этот раз присмиревший Коленька спокойно шел с ней рядом. Они вошли в свой двор, держась за руки. На крыльце их встретила девочка лет десяти – высокая, длинноногая, темноволосая и улыбчивая.

– Ох и долго вы сегодня! Пришлось мне самой батю ужином кормить!

Василиса с нежностью взглянула на Уленьку, раскинула руки в стороны и обняла ее крепко.

– Ты чего это, мам, обниматься вздумала? А ну пусти, я ведь уже не маленькая! – звонко засмеялась Уленька, вырываясь из материнских объятий.

– Ты у меня умница, доченька! – ласково сказала она.

Коленька тоже захихикал, решив, что это очередная забава. Он обнял обеих – и мать, и старшую сестру, отчего Уленька еще сильнее завизжала. На шум из дома вышел Игнат. Увидев такие шумные объятия, он подошел к семейству и обнял всех разом, крепко прижав всех друг к дружке.

Василиса закрыла глаза от счастья. Такие простые, радостные моменты длятся недолго. Но именно они, как сахарные крупинки, пропитывают жизнь сладостью. Уже в следующую секунду Уленька, наконец, выскользнула из “плена” родных рук и забежала в дом. За ней, весело смеясь, последовал Коленька. Следом за детьми в дом вошли Игнат и Василиса.

И жизнь снова пошла своим чередом.

***

Поздно вечером, переделав все дела, Василиса подняла с пола упавшие простыни и укрыла спящих на лавках детей, потом подошла к мужу и поцеловала его.

– Ложись уже, Василиса, вставать рано, – сонно проговорил он, переворачиваясь на другой бок.

– Сейчас, только дверь прикрою и лягу, – ответила Василиса.

Она вышла на улицу босая, в одной ночнушке, вдохнула ночную прохладу и села на верхнюю ступеньку крыльца. Закрыв глаза, она слушала, как в кронах деревьев заливаются трелями соловьи, а в траве яростно стрекочут кузнечики. Летний воздух был наполнен свежестью и ароматом скошенной травы.

И тут до Василисы донесся сырой и резкий запах озерной тины, ее тело будто окутало холодом. Она напряглась, открыла глаза и переменилась в лице. Румянец сошел с круглых щек, уступив место смертельной бледности.

За калиткой, в нескольких шагах от Василисы, стояла Неждана. На сером, сгнившем лице были видны голые кости, спутанные черные волосы торчали в разные стороны, выпученный жабий взгляд остановился на Василисе.

Василиса молча смотрела на сестрицу и молчала…

Это было не впервые. Она ничего не говорила ни отцу, ни мужу, но нежить постоянно являлась и к ней. И каждый раз Василису охватывали дрожь и ужас. Обычно, она видела Неждану из окна, теперь же она стояла так близко, что Василиса чуяла запах гнилой плоти. Вспомнив о том, что в доме спят дети, Василиса сжала кулаки и злобно прошипела в темноту:

– Уходи! Ты нежить. Тебя нет. Ты мне просто чудишься! Уходи и не возвращайся больше никогда!

Жабья царевна оскалилась, резко развернулась и поскакала прочь на длинных ногах. Василиса еще какое-то время стояла на крыльце, дыша ночной прохладой. А когда волнение в груди стихло, она вошла в дом. Забравшись под одеяло, она обняла мужа.

– Ну, где ты так долго бродишь? – недовольно проворчал Игнат.

Василиса провела рукой по его кудрявым волосам и проговорила:

– Миленький мой, давай уедем отсюда.

– Да куда ж мы отсюда поедем? Тут мы выросли, тут наши деды и прадеды жизнь прожили и умерли… – удивленно проговорил Игнат.

– Ну и пусть. А мы возьмем и уедем! Обустроимся заново. Новую жизнь начнем.

Игнат недовольно заворочался, закряхтел, а потом сказал:

– Давай спать, Василиса. Утро вечера мудренее.

***

Спустя месяц Игнат и Василиса с детьми и Василием навсегда уехали из деревни. Подальше от Зеленого озера. Свекры рыдали в голос, провожая единственного сына и любимых внуков.

Впереди семью ждала неизвестность, новая жизнь, но они были ко всему готовы. Они были вместе, а это, как ни крути, самое главное. Ведь когда люди вместе и любят друг друга, их силы удваиваются.

И было еще кое-что, что Василиса пока скрывала от всех. Она бережно хранила свой секрет и не спешила им ни с кем делиться. Внутри нее, прямо под сердцем, рос еще один ребенок. Наверняка, это девочка, которую Василиса назовет Иринушкой, в честь матери. Она решила рассказать об этом Игнату и семье тогда, когда они устроятся на новом месте. А пока она одна втайне радовалась тихой женской радостью и лелеяла это счастье.

Порой бывает так: если не можешь больше противостоять темным силам, просто сбеги от них, чтоб они тебя не нашли.