Жабья царевна

Глава 13

Иринушка не спала. Сначала она просто лежала на постели рядом с Василием, а потом тихонько встала и принялась ходить по кухне из угла в угол. Ночь была душная, небо на горизонте заволокло тяжелыми черными тучами, какие бывают перед близкой грозой. От жары и от сильного волнения тело Иринушки покрылось испариной, тонкая сорочка прилипла к телу. Василиса ушла к Зеленому озеру еще до полудня, а сейчас стояла глубокая ночь, но она так и не вернулась. С ней явно случилось что-то нехорошее!

По наказу дочери Иринушка ничего не сказала Василию, и всеми силами старалась вести себя с мужем, как ни в чем не бывало.

– Ну что, ходила сегодня к дочери? Как там наша внученька? Давно ее не видел, – спросил вечером вернувшийся с поля Василий.

– Ходила, Васенька, все в порядке у них. Василиска нянчится с дитем, да по дому хлопочет, – с натянутой улыбкой соврала Иринушка.

– Ох, доченька наша, бедняжка! Несчастливая долюшка ей выпала…

Иринушка кивнула и вышла с кухни, чтобы не продолжать разговор.

После этого ей стало совсем неспокойно. И вот теперь, когда ночь нависла над деревней черным покрывалом, а воздух стал сухим и тяжелым, предвещая близкую грозу, Иринушке стало совсем худо, она не могла успокоиться и металась из угла в угол, как раненый зверь.

В голове женщины звучали слова, сказанные Василисой о силе материнской любви. А перед глазами стояло личико младенца – красивой, темноволосой девочки, как две капли воды похожей на ее внучку Уленьку. Только это была не Уленька, это была ее собственная дочь, которую она родила больше двадцати лет назад и отнесла в лес на погибель. Казалось, как давно это было, но нет, она помнила все до мельчайших подробностей. Помнила сладкий, молочный запах новорожденной, ощущение теплоты, идущее от кулька, который Иринушка прижимала к груди, пока бежала по лесу, помнила пронзительный плач, пронесшийся по лесу, едва она положила кулек в высокую траву. Этот плач она так отчаянно хотела стереть из памяти, но он и сейчас звучал в голове, резал ей слух, рвал раскаявшееся сердце на части.

И старая повитуха Пелагея, и ведьма Матрена были правы: тогда, много лет назад, она сотворила страшное – дала жизнь и загубила ее собственными руками. Ей казалось, что после рождения Василисы, она смогла искупить эту чудовищную вину, окружив новую дочку заботой и любовью, но искупить такой грех невозможно. Она виновата, и навсегда останется виноватой. Вот только за эту вину платит не она сама, за нее расплачиваются дочь и внучка. И платят они своими жизнями. Это и вправду проклятье!

Иринушка задохнулась от горечи, наполнившей ее изнутри и подступившей к горлу. На секунду она даже подумала, что сейчас упадет замертво и больше никогда не поднимется, но удушье прошло, только в глазах потемнело. И сквозь эту черную пелену Иринушка увидела странные картины – на лавке у стола будто бы лежал маленький кулек – тот самый, который она несла когда-то к Зеленому озеру. Держась рукой за стену, она подошла ближе и увидела, что в кульке лежит ее новорожденная дочь. Девочка смотрела на нее ясным взглядом и улыбалась. Вспомнив имя, которое называла Василиса, Иринушка прошептала:

– Неждана? Доченька моя? Это ты?

Она протянула руки и взяла крошечный, почти невесомый кулек на руки. Мгновенное, острое облегчение всколыхнуло измученную душу женщины. Она тихонько засмеялась, поцеловала девочку в гладкий лобик, и тут же лицо младенца скривилось, почернело, кожа на щечках треснула, и из-под расползающихся лоскутов показалась плоская коричневая лепешка – неровная, пупырчатая, покрытая слизью. Посередине надулись и выпучились два круглых бугорка-глаза. Иринушка закричала, разжала руки, выпустила кулек с жабой из рук, и он упал на пол с глухим стуком.

Жаба квакнула, выползла из пеленки и запрыгала по кухне за Иринушкой. Оступившись, женщина упала, закрыв лицо руками. Жаба запрыгнула на нее, а потом откуда-то взялись другие жабы, они напрыгивали на женщину со всех сторон, придавливая ее к полу, словно хотели растоптать. Иринушка закричала от ужаса, что есть мочи. От ее воплей проснулся Василий. Прибежав на кухню, он помог жене подняться и усадил на лавку.

– Ты чего это, женка? – встревоженным голосом спросил он.

Иринушка оглянулась вокруг и убедившись, что никаких младенцев и жаб в кухне нет, и весь этот ужас ей лишь привиделся, горестно всхлипнула и подала мужу обе руки.

– Стареешь потихоньку, женка! На ровном месте уж с ног валишься! – усмехнулся Василий, помогая ей подняться с пола, – Иди-ка приляг, до утра еще далеко!

Он зачерпнул ковшом воды из ведра, напился сам и напоил Иринушку, а потом они вместе легли в постель. Но едва муж уснул, Иринушка встала, оделась и вышла тихонько на улицу. У крыльца яростно стрекотали кузнечики, где-то далеко, в лесу, ухала сова. Взяв у сарая лопату, Иринушка обошла дом и, походив немного между ветвистыми смородиновыми кустами на заднем дворе, остановилась и воткнула острие лопаты в землю. Примерившись, она принялась копать и копала до тех пор, пока лопата не уперлась во что-то твердое. Тогда женщина опустилась на колени и стала скрести землю руками.

Вскоре она вытащила из ямы небольшой железный ларь. Крышка его заржавела и поддалась не сразу. Иринушка, пыхтя от натуги, вертела ларь и так, и сяк, обломала все ногти, но все-таки кое-как открыла крышку, небрежно бросив ее в сторону. Внутри, обернутая в ветхую тряпицу, лежала жабья кожа. Удивительно, но с ней ничего не случилось: она не иссохла и не сгнила. Иринушка расправила жабью кожу, встряхнула ее и брезгливо накинула себе на плечи. Но, к ее удивлению, ничего не произошло – влажный, пупырчатый лоскут лишь противно холодил плечи. Тогда Иринушка, припомнив движения Василисы, вновь взяла жабью кожу и подбросила ее в воздух. И вот тут-то она стала растягиваться и расти в размерах. Медленно опускаясь, она накрыла женщину с головой, и тут же она уменьшилась в размере и обратилась в жабу.

Деревня спала, улочки были тихи и безлюдны, даже сторожевые псы, и те молчали. Воздух пропитался ароматом грозы, и где-то вдалеке уже слышались первые раскаты грома. Но Иринушка, облаченная в жабью кожу, скакала вперед, ничего вокруг не замечая. Выпученные глаза ее были полны решимости. Она скакала по узкой тропинке прямиком в лес, к жуткому и зловещему Зеленому озеру. Жизнь Иринушки сделала огромный крюк, но все равно вернула ее на то самое место, с которого все началось…

***

Когда Игнат, обливаясь потом, прибежал к Зеленому озеру, прижимая к груди отчаянно плачущую Уленьку, Неждана уже поджидала его. И хоть истинное имя Жабьей царевны было непривычным и резало слух, все же он сказал, глядя ей в лицо:

– Я принес тебе свое дитя, Неждана…

Девушка строго взглянула на него, но ничего не ответила. Посмотрев на дитя, она широко улыбнулась, протянула тонкие руки к девочке, подхватила маленькое тельце, прижала к себе и стала качать, напевая хриплым голосом песню, которую, видимо, придумывала на ходу.

– А на озере кувшинки

Цветом зацветают,

А у матери дитя

Крепнет, подрастает.

А в лесочке деревца

Как моря безбрежные

А у матери дитя

Скоро станет нежитью…

Игнат не вслушивался в смысл слов, не замечал злого огня, который вспыхнул в глазах его возлюбленной в тот момент, когда Уленька оказалась в ее руках. Он видел лишь то, что хотел видеть: нежную, почти материнскую улыбку Нежданы и спокойствие на лице его маленькой дочери, которую он до смерти перепугал, несясь, как угорелый, по лесу. Девочка, и вправду, успокоилась, затихла, глядя на Неждану. Взгляд ее помутнел, веки опустились, и она уснула в руках той, что была похожа на мать, но отчего-то пахла не молоком, а озерной тиной.

Неждана положила дитя в гнездо из сухой травы, которое мастерила все утро специально для нее. А потом повернулась к Игнату. Вновь на мгновение его обожгло видом мертвой плоти – безобразные проплешины на голове, лоскуты гнилой кожи, висящие на лице. Теперь он знал, что его возлюбленная – нежить, поэтому ему придется привыкать к ее истинному виду. Сможет ли он?

Неждана сделала шаг по направлению к Игнату, и тот резко отшатнулся. Это вышло непроизвольно, и он тут же устыдился своей слабости.

– Небось, успела наговорить тебе обо мне Василиса всякого? – скривив губы в неприятной усмешке, спросила она.

Игнат растерянно пожал плечами, не зная, что ответить. Собравшись с духом, он произнес:

– Я тебя люблю не меньше, чем раньше. Кровь моя все так же кипит, когда я вижу тебя. Я не перестану тебя любить, какой бы ты ни была на самом деле.

Неждана улыбнулась, взмахнула черными волосами, повела плечами.

– Так поделись же со мною, если так любишь! – игриво сказала она.

– Чем поделиться? – спросил Игнат.

– Кровью своей горячей да бурлящей, – страстно выдохнула она, – Поделись!

Подойдя к Игнату, она расстегнула его рубаху, положила ладони ему на грудь и поцеловала в губы. Поцелуй получился нежный и трепетный. Губы Нежданы скользнули ниже, замерли на шее Игната – там, где под кожей билась тонкая жилка.

– Бери, что хочешь. Ничего для тебя не пожалею! – хрипло выговорил он, чувствуя, как голова снова кружится от страсти.

Она сводила его с ума, покоряла красотой. Нежить… Жабья царевна… Он готов был все делать так, как она прикажет, готов был отдать ей все – свое дитя, свою кровь и свою жизнь, если понадобится. Сердце выпрыгивало из груди от восторга, едва она прикасалась к нему. Вот какой сильной была любовь Игната. Только если любовь заставляет одного человека служить и подчиняться другому, то любовь ли это?

Об этом Игнат не думал. Ему нравился дурман, во власти которого он находился. Более того – он уже не мог жить без этого ощущения, нуждался в нем. Он был рад подчиняться Жабьей царевне, и был готов служить ей вечно. Поэтому, когда Неждана поманила его за собой, он, не мешкая ни секунды, пошел следом за возлюбленной…

***

Неждана привела его в пещеру, вход в которую был скрыт двумя огромными валунами. Трава возле них была примята.

“Неужели кто-то сдвигает их с места на место? Это сколько силищи надо иметь, чтобы двигать такую тяжесть?” – подумал он про себя.

А вслух спросил:

– Что это за место, Неждана?

Она взяла его за руку, улыбнулась, прекрасное лицо наполнилось гордостью.

– Это мой дом. В этой пещере я выросла. Здесь я пережидаю зимние морозы, сплю, прижавшись к шершавому боку тетушки. Мой дом, моя защита – все здесь. А теперь эта пещера станет домом и для тебя.

У Игната от ее слов все внутри замерло и похолодело. Но Неждана уже вновь потянула его за собой, и он подчинился, пошел за ней, несмотря на то, что ему не хотелось входить в это жуткое логово. Они по очереди протиснулись между большими, выше его роста, валунами и вошли внутрь, пригнув головы. Пещера была большая, просторная, внутри было темно и влажно. Слышалось, как где-то вдалеке, в сужающемся черном зеве, капает вода. Игнату вдруг почудилось, что камни у входа, сдвигаются, и назад он уже вряд ли протиснется. Но Неждана прильнула к его груди, погладила нежной ладонью его заросшее щетиной лицо, и ласково проговорила:

– Помнишь, ты сказал, что останешься здесь со мною навсегда?

Она заглянула Игнату в глаза, и вновь он содрогнулся от жуткого вида своей невесты – гнилая кожа, выпученные глаза, ввалившиеся щеки и длинный черный язык. Нет, наверное, он никогда не привыкнет к истинному лицу Жабьей царевны. Он с хриплым криком оттолкнул ее в сторону. Лицо Нежданы тут же изменилось – брови нахмурились, губы недовольно сжались. Поправив нарядный кокошник, съехавший с волос, она обиженно проговорила:

– Вся твоя любовь, похоже, – только слова!

Игнату стало стыдно, он подбежал к возлюбленной, схватил ее руку и прижал к груди.

– Я все помню, милая! Конечно, я останусь. Останусь там, где будешь ты. Потому что ты – это все, что у меня есть в жизни. Я от всего отказался, но от твоей любви не откажусь никогда. Я останусь здесь с тобой навсегда.

Она глянула исподлобья, но потом вновь прильнула к нему, коснулась губами шеи. Игнат ощутил, будто его что-то кольнуло, а потом увидел на губах Нежданы кровь. Она целовала его снова и снова – все жарче, все яростнее, разрывая пальцами рубаху, царапая острыми когтями кожу, и вскоре весь рот и все лицо ее перепачкались в крови. У Игната кружилась голова, он не чувствовал боли, лишь задыхался от страсти, прижимая к себе жадную, ненасытную нежить. Но вскоре тело его ослабло, руки повисли вдоль туловища, ноги подкосились. Без единой кровинки в лице он упал на холодный земляной пол, и глаза его безжизненно закатались.

– Хочешь остаться здесь навсегда? Так оставайся же, ненаглядный женишок! – хохотнула Неждана.

Обтерев лицо краем нарядного, расшитого узорами платья, она развернулась и выскользнула из пещеры. И тут же валун, загораживающий вход, сдвинулся с места – огромные перепончатые лапы толкнули камень, и он покатился и сомкнулся с другим, таким же мощным, валуном. Пещера погрузилась в непроглядную тьму, выхода из нее больше не было. Внутри пещеры остался медленно умирать Игнат, а снаружи вход охраняла могучая тетушка Жабьей Царевны – озерная нежить.

***

Василиса бежала по лесу, путаясь в длинном подоле платья. В лесу стояла туманная прохлада, но ее тонкая блузка насквозь промокла от пота, волосы прилипли к разгоряченному лицу. Время от времени она падала от усталости на мягкий мох, лежала на нем, тяжело дыша, но потом вновь поднималась и бежала дальше, шепча пересохшими губами:

– Уленька, девочка моя, я спасу тебя! Я уже иду!

Ей то и дело с разных сторон лесной чащи мерещился плач дочери, сначала она останавливалась, вертела головой, прислушивалась, но плач тут же стихал.

– Нечисть лесная меня запутать хочет! – решила она.

Зажав уши, она побежала вперед, уже не глядя по сторонам. Грудь колола травяная мамка-берегиня, которую мать сунула ей с собой. Она будто увеличилась в размерах и едва умещалась под рубашкой. Несколько раз Василиса порывалась выбросить куклу, но что-то удерживало ее.

Лес шумел. Он всегда шумел, когда что-то случалось. Украденное дитя крепко спало в травяном гнезде на берегу Зеленого озера, вокруг гнезда, как безмолвные стражи, сидели огромные жабы, таращили по сторонам свои круглые, безумные глаза. А горюющая мать металась по лесным тропам, раздирала в кровь руки и ноги, пробираясь сквозь овраги и бурелом. Если она не сможет больше бежать, то поползет по земле за своим ребенком. Она не отдаст свою дочь в лапы нежити, не позволит лишить ее жизни, превратить в такую же холодную, лупоглазую жабу.

Перед глазами Василисы мелькали страшные картинки того, что могло случиться с Уленькой, но она, сжав зубы до скрипа, гнала их от себя. Если поддаться чувствам и дать слабину, то ничего хорошего не выйдет, силы иссякнут раньше времени, огонь, горящий в сердце, погаснет. Чтобы иметь силы мстить, нужно не поддаваться чувствам. Поэтому Василиса бежала вперед изо всех сил, чтобы опередить свои мысли, чтобы не дать им догнать ее. Хрупкая, маленькая женщина-мать бежала за своим дитя. И если бы на пути ее сейчас выросла огненная стена, она, не колеблясь, бросилась бы в жаркое полымя. Лицо Василисы было мрачным и суровым, она будто повзрослела сразу на десяток лет. Горе всегда прибавляет человеку жизненного опыта, а вместе с ним – морщин и седых волос.

Когда деревья расступились, и перед Василисой, наконец, раскинулось Зеленое озеро, она остановилась и судорожно вздохнула. Это место было ей знакомым, почти родным. Она бывала тут так часто, что знала все тропки и дорожки, все тайные местечки. Она легко найдет дочку, где бы Неждана ее не спрятала. Но искать не пришлось – взгляд Василисы сразу же остановился на травяном гнезде. Они с Нежданой спали в таких гнездышках, когда были маленькими. Василиса вспомнила, как в них было тепло и уютно. Подойдя ближе, она увидела в гнезде Уленьку. Девочка спокойно спала, посасывая во сне кулачок, и Василиса присела рядом, прошептала одними губами, чтоб не нарушить ее сон:

– Доченька моя…

Она протянула к девочке руки, но жабы, сидящие у гнезда, громко заквакали на разные голоса. Уленька встрепенулась, открыла глазки и заплакала. И тут за спиной Василисы прозвучал голос Нежданы – низкий и хриплый.

– Не смей! Не трогай дитя!

Василиса обернулась и встретилась взглядом со своей названной сестрицей. Жабья царевна возвышалась над ней, ее стройное, крепкое тело будто стало еще выше и сильнее. “Видать, немало кровушки у Игната выпила!” – подумала Василиса.

Яркий наряд Нежданы, украшенный вышивкой и блестящими каменьями, подчеркивал красоту и блеск длинных, черных волос. Только красота эта была не настоящей, да и взгляд был хитрый, недобрый, и в голосе слышалось столько злобы, что все внутри у Василисы похолодело. А ведь когда-то они назвали себя не просто подругами, а сестрицами! Неужели такая крепкая дружба может превратиться в лютую вражду? Неужели человек может в одночасье так сильно перемениться? Оказывается, может, если душу раскалывает надвое черная зависть.

– Забирай, что хочешь, Неждана: дом, мужа, да хоть всю мою жизнь себе забери! – проговорила Василиса, – Но свою дочь я тебе не отдам.

Неждана усмехнулась, склонила голову набок.

– Она уже не твоя. Игнат отдал ее мне.

– Зачем тебе дитя малое? Если крови хочешь, на, бери мою! – Василиса вытянула вперед руку. – В такой-то малютке крови – всего ничего.

– Мне кровь ее не нужна, – произнесла девушка, повела головой и подбоченилась горделиво. – Она будет служить мне!

Василиса почувствовала жар внутри, будто в животе закипел огромный котел.

– Никому моя дочь служить не будет! – яростно воскликнула она, сжав кулаки.

Неждана запрокинула голову и громко расхохоталась.

– Ты пришла ко мне, Жабьей Царевне! Пришла в царство самой нежити, из чьих лап ни один живой человек уйти не может. Ты пришла сюда и смеешь перечить мне?

Она схватила Василису за горло и принялась душить. Ее лицо стало зеленовато-серого цвета, глаза надулись, безобразно выпучились, рот открылся, обнажив гнилую челюсть, а язык вывалился наружу. Но руки Нежданы то и дело соскальзывали, оставляя на коже Василисы ошметки гнилой кожи, Василиса в ответ молотила ее маленькими, но сильными кулачками, впивалась зубами в рыхлую, гнилую плоть. Неждана хватала свою жертву снова и снова, пытаясь придавить ее, задушить, но у нее ничего не выходило. Василиса стала скользкой, как рыба.

И тут Неждана заметила под ее рубахой травяную куклу.

– Оберег твой тебя не спасет. Я вот сейчас тебя в озеро столкну, и вода смоет всю его силу.

Она схватила Василису за волосы и потащила к пологому берегу. Но и волосы девушки вдруг просочились сквозь пальцы Нежданы, словно вода.

– За что ты меня так ненавидишь, Неждана? Что плохого я тебе сделала? – закричала Василиса, сидя на земле.

Неждана, уже занесшая руку для нового удара, вдруг опустила ее. Ее неприглядное мертвое лицо застыло в злобной гримасе. Помолчав несколько минут, она проговорила:

– Помнишь, мы с тобою назвались сестрицами? Хотели всегда быть вместе, и чтоб все у нас было одинаково… Да вот только тогда с Зеленого озера ты ушла домой, дома тебя ждали родители. Они тебя любили и баловали. У меня не было никого. Потом у тебя появились подруги и даже жених. У меня же по-прежнему не было никого. Когда ты перестала приходить к Зеленому озеру, я посчитала это насмешкой. Ты обзавелась семьей, а я так и была совсем одна. Ты обещала, что всегда будешь со мной, но не выполнила обещания. Поэтому я лишу тебя самого дорогого, что у тебя есть. Я заберу твое дитя. Скоро Уленька станет такой, как я. Она станет нежитью и будет служить мне.

Неждана резким движением склонилась к гнезду и подхватила на руки Уленьку.

– Нет! – в отчаянии закричала Василиса.

Вскочив на ноги, она попыталась отобрать дочку у Жабьей царевны, но у нее не вышло, она лишь напугала девочку. Уленька отчаянно заплакала, испугавшись криков и громкой ругани, она принялась молотить ручками по воздуху. У Василисы сжалось сердце от пронзительного крика, она взглянула на Неждану глазами, полными слез и взмолилась:

– Дай я хотя бы накормлю ее! Она же голодная.

К ее удивлению, Жабья царевна улыбнулась и ответила:

– Так и быть, разрешу тебе покормить дитя в последний раз!

Она поманила ее за собой.

– Пошли за мной, покажу тебе укромное местечко. Там тебе будет удобно, никто не помешает.

Василиса почуяла какой-то подвох в словах Нежданы. Что-то тут явно было не так! Только что Жабья царевна хотела ее придушить, а теперь заботиться об ее удобстве. Василиса напряглась всем телом, пытаясь разгадать замысел Нежданы, но когда та подошла и отдала ей в руки кулек с ребенком, все мысли и догадки вмиг улетели из головы. Неждана, Зеленое озеро, жабы, громко квакающие со всех сторон и даже притаившаяся где-то в зарослях страшная нежить – все помутнело, растворилось в воздухе и исчезло. Остались только они вдвоем – Василиса и ее маленькая дочурка Уленька.

Девочка, оказавшись на руках у Василисы, затихла, перестала плакать и улыбнулась счастливой беззубой улыбкой – так умеют улыбаются лишь дети своим матерям, потому как мать для ребенка до поры до времени – это вся его жизнь, весь мир. У Василисы сердце захлестнуло пламенной нежностью, она почувствовала, как в груди пришло молоко.

– Сейчас, милая, я накормлю тебя досыта, – прошептала она.

Неждана шла вдоль берега, перешагивая высокие кусты, и Василиса отправилась следом, прижимая к себе Уленьку. Когда они подошли к пещере с узким, темным входом, Василиса остановилась в нерешительности, подозрительно взглянув на Неждану, лицо которой вновь приняло человеческий вид. Большие голубые глаза были холодными и непроницаемыми, губы плотно сжались. Василиса не могла разгадать ее чувства и эмоции. У большинства людей все бывает “написано” на лице, Неждана была не из таких. В ее лице невозможно было увидеть и, уж тем более, распознать какие-либо эмоции. Василиса покосилась на вход в пещеру, и душа ее наполнилась тревогой.

– Иди, не бойся, – сказала Неждана. – Там внутри сухо и тихо. Ты сможешь спокойно покормить девочку.

“Что-то тут не так. Что-то не так.”

Разум Василисы говорил одно, но стоило ей вновь взглянуть на улыбающееся личико ребенка, как чувства вновь все затмили. Она прижала дочку к себе и протиснулась в темную пещеру. Ее тут же окутали тишина и прохлада. Увидев большой камень, лежащий на земле, Василиса присела на него, распахнула рубаху и дала девочке грудь. Но внезапно губки ребенка поползли в стороны и безобразно распухли, глаза округлились и выпучились, а маленькое личико стало покрываться то тут, то там мелкими бугорками, будто кто-то ползал под тонкой кожей.

Василиса закричала от страха, вскочила на ноги, и в это время кожа Уленьки начала трескаться и отходить от тела лоскутами, из-под которых проступала серая, влажная, бугристая плоть. Вскоре из свернутой пеленки на землю выпрыгнула огромная жаба.

– Аааа! Помогите! – в ужасе закричала Василиса.

Поняв, что Неждана подло обманула ее, она отбросила пеленку в сторону и побежала к выходу из пещеры. Но огромные валуны начали сдвигаться со своих мест и со страшным скрежетом сомкнулись прямо перед ее ней. Василиса осталась внутри, замурованная заживо в этом темном, сыром и холодном склепе. Снаружи послышался зловещий смех Жабьей царевны. А потом все стихло.

Все было кончено.