Жабья царевна

Глава 14

Василиса кричала и билась о каменные стены. Сорвала голос, содрала в кровь ладони. Знала, что ее никто здесь не услышит, никто не спасет, и все равно плакала навзрыд, молила о помощи, скребла ногтями холодные камни. Уленька была так близко, но она, похоже, ее больше никогда не увидит, так и умрет тут одна, в темной пещере. А дитя ее будет загублено, станет нежитью. А может быть, у Нежданы еще более жестокий план? Вдруг она будет держать Василису в заточении всю жизнь, заставляя ее страдать каждый день и каждую минуту, показывая ей, что стало с ее любимой доченькой, которая вскоре ее и не вспомнит? От этих мыслей Василиса еще яростнее застучала и заскребла стены.

А потом на нее навалилась страшная усталость. Как будто что-то горело-горело внутри, а потом – раз, и потухло! Обессиленная, несчастная, она прислонилась к стене и сползла по ней вниз, уткнувшись распухшим от слез лицом в колени. И то ли она задремала, то ли просто впала в забытье, но ей вдруг показалось, что где-то в глубине пещеры кто-то еле слышно стонет. Василиса задрожала, затаила дыхание от страха.

– Кто здесь? – осипшим от крика голосом спросила она.

Темнота вокруг была черная-черная, густая. Кажется, если выйти прямо сейчас на свет, то она оставит темные следы на коже и на одежде. Слабый стон повторился.

«А вдруг нечисть какая тут сидит? Или вдруг это логово самой озерной нежити? Сейчас вот подберется сзади и проглотит целиком!» – подумала Василиса и снова уткнулась лицом в колени.

Но стоны все повторялись, и казалось, что это стонет не нечисть, а вполне реальный, живой человек. Василиса встала на четвереньки и поползла на звук. Она продвигалась вперед очень медленно, прощупывая руками сырую землю перед собой. На пути ей то и дело попадались влажные, скользкие камни, которые она брезгливо отбрасывала в сторону. Время от времени ее пальцы нащупывали не камень, а нечто мягкое, холодное и бугристое, тогда она отдергивала руку, и сонная жаба, квакнув, прыгала куда-то в непроглядной черноте. Иногда руки Василисы натыкались на что-то длинное и гладкое, вытянутой формы – человечьи кости, судя по всему. Видимо, в пещере покоились все жертвы озерной нежити.

Стоны зазвучали все ближе, Василиса уже слышала тяжелое, хриплое дыхание стонущего. И вот она нащупала чью-то руку – шершавую, худую и холодную.

– Эй, кто ты? – спросила Василиса.

В ответ вновь раздался лишь стон. И на этот раз голос показался ей знакомым. Она получше ощупала руку человека, дотянулась до его лица и выдохнула изумленно:

– Игнат…

Мужчина вновь застонал, на этот раз громче и жалобнее, чем прежде.

– Так вот, чем обернулась любовь? Возлюбленная твоя хочет загубить наше дитя, возможно уже губит в Зеленом озере Уленьку в этот самый момент. А ты… Ты лежишь едва живой в темной, сырой пещере. Тебя, как и меня, оставили здесь умирать! Бездушную нежить – вот кого ты полюбил, Игнат!

– Прости меня, Василиса, – с трудом выговорил Игнат, едва ворочая языком.

Василиса села рядом и положила голову мужа на свои колени. Из глаз ее потекли слезы, они капали на лицо Игната – Василиса этого не видела, но чувствовала под ладонями мокрые капли.

– Что же делать? Придется умирать здесь обоим. А наша бедная девочка… Что с ней будет?

Василиса всхлипнула, прижала руки к груди и почувствовала на коже колкое прикосновение травяной мамки-берегини. Василиса достала куколку из-под рубахи и со злостью швырнула далеко в сторону. И тут случилось нечто удивительное – травяная мамка-берегиня засветилась. Травинки, из которых она была скручена, заискрились, рассеяли тусклым сиянием густую темноту, царящую в пещере. Василиса ахнула, зажмурилась с непривычки от света, а потом открыла глаза и взглянула на мужа. Игнат был очень бледен и напоминал скелет, обтянутый кожей.

– Господи Боже, она же всю кровь из тебя высосала! Гадина! – прошептала Василиса.

Игнат повернул голову, посмотрел с тоской на жену и прохрипел:

– Уходи, Василиса. Спасайся!

Он посмотрел в темноту – туда, где пещера сужалась, уходя вниз, в неизведанную глубину, в которой слышалось журчание воды.

– Я не пойду туда! – покачала головой Василиса.

Игнат сжал ее руку – хотел крепко, но получилось едва ощутимо, сил у него совсем не осталось.

– Ты должна попробовать спастись. Пока у тебя есть свет, борись с тьмой, иди вперед, не сдавайся. Где-то там есть выход.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросила Василиса.

– Оттуда все время тянет холодом, а еще… – он порывисто вздохнул, – Оттуда идут жабы.

Василиса поднялась на ноги и всмотрелась вперед, в сужающийся, кривой ход, по которому ей предстояло ползти. Страх окутал ее со всех сторон, но она не хотела ему поддаваться. Если есть хоть один крошечный шанс спасти Уленьку, она должна им воспользоваться. Пусть даже она погибнет в этой пещере, но уж лучше так, чем сидеть, сложа руки, в ожидании смерти. Она взяла светящуюся куколку в руку, обернулась и сказала:

– Если там есть выход, я вернусь за тобой.

Глаза Игната были полны бесконечной тоской.

– Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня… – прохрипел он, – просто знай, что теперь, когда пелена спала с моих глаз, я понял, что по-прежнему люблю тебя. Тебя, живую женщину, а не эту нежить! Как же жаль, что я разрушил нашу жизнь своими собственными руками!

Василиса отвернулась и пошла вперед. Она изо всех сил сжимала зубы, чтобы не разрыдаться. Лютая ненависть к мужу смешалась с жалостью и любовью. Сердце от этих чувств рвалось надвое. Раскаяние всегда ждет прощения, но Василиса не могла простить Игната, пока Уленька была в лапах нежити.

Василиса шла… Сначала идти было легко – мамка-берегиня все еще слабо светилась и хоть немного, но освещала путь. Да и своды пещеры в начале пути были высокими – Василиса не касалась их, даже если вытягивала руки. Но чем дальше она шла, тем уже и круче становился ход и вскоре ей пришлось ползти на животе вниз по узкому отверстию.

А потом травяная куколка вспыхнула в последний раз и погасла. Василиса тяжело вздохнула, в душу ее закрались ощущения страха и безысходности. Где-то впереди журчала вода, но не было видно ни единого проблеска света. Василиса собрала в кулак остатки своей решимости и поползла вперед. Ей вдруг вспомнилось, как она мечтала о приключениях, когда маменька ее, хилую и болезненную, берегла и не выпускала из дому, и Василиса целыми днями маялась на печи. Тогда маленькая пленница мечтала вырваться из родительского дома и попасть в самые необычайные переделки, которые только возможны в диковинных сказках, которые ей рассказывали перед сном. Вот ведь каким образом мечта сбылась! Ползет теперь Василиса по узкой пещере неизвестно куда, может на собственную погибель!

Ход пещеры стал совсем узким, каменные своды сжали Василису со всех сторон, она еле-еле продвигалась вперед.

– Как же страшно! – прошептала она, чувствуя, что еще чуть-чуть, и страх накроет ее с головой.

Даже дышать – и то было трудно. Но тут перед глазами вдруг возникло маленькое личико с ясными голубыми глазками и пухлыми розовыми щечками. Ее дочка, ее прелестная Уленька находилась в это самое время в руках Жабьей царевны. И спасти ее из лап нежити кроме нее больше некому. Василиса впилась пальцами в неровные, выпуклые камни и стала протискиваться вперед изо всех сил. А потом стены пещеры резко расширились, и она, выскользнув из узкого хода, полетела вниз головой и упала с громким всплеском в холодную, черную воду…

***

Неждана сидела на берегу Зеленого озера. Облаченная все в то же нарядное одеяние и расшитый камнями кокошник, она была прекрасна. Стройный стан, пышные черные волосы, белое лицо с идеально гладкой кожей, голубые глаза и алые губы – Жабья царевна во всей своей красе. Закатное солнце окутывало ее с ног до головы нежным, золотым сиянием, камни на кокошнике сверкали, и эти цветные отблески падали на траву и на озерную гладь. Лицо Нежданы было спокойным, но в глазах стояла тоска. Василиса и ее муженек были уничтожены, больше нет смысла завидовать их счастью – оба они заперты в пещере, из которой есть лишь один выход – на дно озера. Они сгниют в пещере, и скоро от них останутся лишь голые кости.

Думая об этом, Неждана сжала губы так, что они превратились в тонкую полоску. Но, что странно, мысль о гибели Василисы не приносила ей счастья. Наоборот, Неждана еще больше злилась.

Позади зашуршали кусты – это ее тетушка, озерная нежить, шла к берегу тяжелой поступью. Она выходила на берег каждый вечер, садилась на высокий обрыв и сидела так до самого рассвета, уставившись пустыми, выпученными глазами на темную водную гладь. Вот и теперь нежить плелась, тяжело переставляя длинные ноги. Мощное, скрюченное тело раскачивалось, переваливаясь из стороны в сторону, на лице и животе болтались безобразные складки, сплошь покрытой слизью, наростами и бородавками. Голая грудь нежити свисала почти до колен, за спиной торчал безобразный горб. Длинные руки с перепончатыми пальцами волочились по земле, зеленые волосы спутанными лохмами торчали во все стороны, наполовину прикрывая жабье лицо. Нежить остановилась возле травяного гнезда, в котором спала девочка. Длинные руки потянулись к беззащитному ребенку, и Неждана прикрикнула на нее, не оборачиваясь:

– Не трожь, тетушка! Я сама.

Нежить пожамкала толстыми губами, покрытыми липкой слизью, и уселась на землю рядом с Нежданой. Девушка положила голову ей на плечо, и так сидели они, глядя на Зеленое озеро, поверхность которого темнела все сильнее, лишь у берега еще отражались в воде оранжевые всполохи гаснущего солнца.

А потом Неждана поднялась, отряхнула подол своего нарядного сарафана и подошла к ребенку. Девочка как раз проснулась и потянула ручки к свисающим над гнездом травинкам. Поймать тонкие стебельки не получалось, и она, играя с ними, улыбалась и от нетерпения била ножками. Увидев Неждану, она сначала замерла, рассматривая яркий кокошник, но потом улыбнулась, приняв ее за мать, потянулась к ней. Неждана взяла Уленьку на руки и улыбнулась, вот только улыбка вышла холодной. Девочка уткнулась личиком ей в грудь, ожидая, что мать сейчас накормит ее, сильно проголодавшуюся. Но “мама” пахла вовсе не молоком, а трупной сладостью и озерной водой. Девочка захныкала, и Неждана, крепко обхватив ее тельце, стала спускаться вниз по крутому берегу – туда, где с ласковым шелестом плескалась о берег вода. Нежить по-прежнему сидела на берегу и жамкала склизскими губами, утробно квакая время от времени.

Неждана зашла в воду, нарядное платье намокло, поплыло следом за ней по воде темным пятном. Она скинула с девочки пеленку и распашонку, Уленька, почувствовав озерную прохладу, сморщилась и расплакалась. Тонкий голосок разнесся далеко по водной глади, над которой уже повисла туманная дымка. Неждана остановилась, погладила девочку по мягким темным волосам.

– Не плачь. Скоро ты станешь такой же, как я. Я стану тебе матерью, Уленька. Мы с тобой всегда будем вместе.

Девочка отчаянно завизжала, когда холодная вода коснулась ее голых ножек, но Неждана не останавливалась – осторожно шагая по илистому дну, она заходила все глубже.

И тут нежить на берегу соскочила со своего места, выгнула спину дугой и зашипела, скривив огромный рот. Неждана обернулась и увидела жабу, сидящую не берегу. Но это была не обычная жаба, каких на Зеленом озере было несметное число. Эта жаба смотрела на Неждану человечьими глазами, а потом начала раздуваться, увеличиваясь в размерах. Коричневая бугристая кожа надулась, словно шар и лопнула с мощным хлопком, отчего девочка, сидящая на руках Нежданы, вздрогнула и зашлась плачем.

Вместо жабы на берегу появилась темноволосая женщина. Она испуганно и удивленно озиралась по сторонам, но увидев Неждану с ребенком, стоящую по пояс в воде, бросилась к ней, протягивая руки:

– Не губи дитя, Неждана! Остановись! – закричала она высоким голосом.

Неждана взмахнула рукой, и по озеру к берегу пошла высокая волна, она сбила женщину с ног, отбросила ее назад, к пологому берегу.

– Кто ты такая? Откуда взяла жабью кожу? – спросила Неждана низким, властным голосом.

Иринушка сидела в воде, тяжело дыша, не сводя глаз с внучки. Лицо ее исказилось от боли и страдания. Она успела добраться до Зеленого озера в последний момент. А что бы было, если б не успела? Даже думать об этом было невыносимо, страшно.

Иринушка перевела взгляд на Жабью царевну. Впервые она видела ее так близко. Женщина ахнула, прижав ладони к губам, сердце застучало в груди громко и неистово. Все от того, что эта красивая, высокая, темноволосая девушка была похожа на Василису так сильно, как будто у них было одно лицо на двоих. Они были похожи, будто двойняшки, и это тоже было не иначе, как частью ее проклятья.

– Доченька… – прошептала Иринушка.

– Чего ты там шепчешь? Говори, кто ты такая! – закричала Неждана.

Иринушка с трудом поднялась на ноги. Промокшая насквозь одежда стала тяжелой, потянула книзу, потоки воды потекли по ней тонкими ручьями. Жабья царевна медленно шла к ней, и вода вокруг нее пенилась и вздымалась волнами. Ног Иринушки что-то коснулось, она глянула вниз и вскрикнула от ужаса – под водой плавали жабы, и было их так много, что они переплетались друг с другом, свивались в клубки. Она выскочила на берег, отряхиваясь, ей казалось, что жабы проникли под одежду и сейчас касаются ее кожи своими холодными, бородавчатыми телами.

– Кто ты? – снова спросила Неждана, взгляд ее потемнел.

Иринушка вздрогнула, подняла бледное, испуганное лицо и ответила:

– Я твоя мать…

– Что? – гаркнула Жабья царевна, нахмурившись.

Крик ее прозвучал так громко, что на несколько мгновений все вокруг смолкло, даже вода перестала плескаться о берег. Только маленькая Уленька все кричала и кричала от голода и страха. Неждана сморщилась, положила ладонь на лицо девочки, и та умолкла, закрыла послушно глаза, как будто уснула.

– Прошу, не трожь дитя! – взмолилась Иринушка, – я все тебе расскажу, во всем покаюсь, только не губи девочку! Она ни в чем не виновата.

Неждана вышла на берег, положила спящую Уленьку у самой воды и вновь взглянула на незваную гостью. Взгляд ее был полон ненависти, брови сурово нахмурились, губы сжались. Иринушка проглотила комок, подступивший к горлу, прокашлялась и заговорила:

– Много лет назад я родила тебя, будучи незамужней девицей, родила в тайне от всех. Чтобы избежать людской молвы и позора, я отнесла тебя сюда, к Зеленому озеру. Отнесла и оставила.

– Но почему? – в голосе Нежданы послышалось искреннее удивление.

Иринушка сжала кулаки, ногти больно впились в мякоть ладони.

– Потому что ты могла мне сломать всю жизнь. Родить незамужней – это ведь хуже смерти.

– Ты меня совсем не любила? – Неждана пристально посмотрела на Иринушку.

– Любила, но…

Женщина всхлипнула, не зная, как выразить словами свое раскаяние.

– Но себя ты любила больше, – закончила за нее Неждана.

– Нет! – яростно воскликнула Иринушка, – Просто тогда я еще совсем не умела любить по-настоящему.

Иринушка почувствовала, как ослабели от сказанного её ноги. Она пошатнулась, но удержалась, не упала. Неждана усмехнулась, покачала головой.

– А зачем ты сейчас сюда явилась? Решила прощение мое вымолить? Чтобы тебе жить стало легче? – язвительно спросила она.

– Нет. Я за внучкой пришла, – прошептала Иринушка, – Василиса – моя дочь, она твоя родная сестрица. А Уленька – моя внучка и твоя племянница.

По щекам женщины потекли крупные, прозрачные слезы. Глухие рыдания вырвались из груди, тело затряслось. Иринушке стало так худо, что в голове ее мелькнула мысль, что она сейчас просто умрет от терзающих чувств.

– Молю тебя, не губи ни в чем не повинного ребенка!

Неждана смотрела на нее глазами Василисы, но все же они были другими. Никогда Иринушка не видала, чтобы в человеческом взгляде было столько ненависти и зла. Если бы пламя, горящее в глазах Нежданы, вышло наружу, оно вмиг спалило бы все вокруг дотла.

Но чем ближе подходила к ней Жабья царевна, тем сильнее менялось ее лицо. Красота, которая поразила Иринушку, испарилась, и теперь на на нее уставилось истинное лицо нежити, которое пугало ее. Его и лицом-то сложно было назвать – так, жуткая маска, лишь отдаленно похожая на человечий облик. Серо-зеленая кожа местами сгнила до кости, нос впал, губы иссохли, обнажив большие черные зубы, глаза застыли и страшно выпучились – такой была ее загубленная дочь. Нежить, взращенная другой нежитью!

Неждана склонилась над трясущейся Иринушкой, в ноздри которой ударил приторно-сладкий запах гнилой плоти и озерной воды.

– Страшно тебе, маменька? Страшно с такой дочкой рядом стоять? – спросила Неждана.

– С-страшно, д-дочка, – прошептала Иринушка, заикаясь на каждом слове, – Н-но я это заслужила – этот страх. Можно сказать, я всю жизнь с ним прожила. Если б только можно было повернуть время вспять…

Неждана хмыкнула, отстранилась от женщины и проговорила с напускной, неискренней нежностью:

– Так тебе жалко меня, маменька? Сейчас тебе жалко меня?

– Жалко, дочка! – с надрывом воскликнула Иринушка.

Ночная тьма медленно опускалась на воду, окрашивая все вокруг в серый цвет. В кустах шевелились темные тени, они ползли к Иринушке, пытаясь проникнуть под одежду и дальше – под кожу, чтобы завладеть ее душой. Все здесь было страшным и пугающим, но больше всего ее пугала сама Жабья царевна, которая смотрела на нее бездушным, неживым взглядом.

Иринушка скосила глаза, чтобы взглянуть на маленькую внучку, которая так и лежала с закрытыми глазами у холодной воды, и из ее груди вырвался пронзительный, жалобный стон. Куда ни глянь – она кругом виновата, перед всеми есть ее вина – и перед мертвой Нежданой, и перед Василисой, которая, наверняка уже покоится бездыханная на дне озера, и перед маленькой Уленькой, покорно лежащей на холодной земле и ждущей своей страшной участи. Иринушка была виновата, и эта вина ее сейчас придавила к земле своей непомерной тяжестью. Вспомнились слова ведьмы Матрены – “ты этим поступком прокляла весь свой женский род…” Ведьма была права, это было настоящее проклятье.

Иринушка склонила голову, из глаз ее потекли горькие слезы. Плеча ее что-то коснулось, и женщина вздрогнула, увидев рядом с собой руку, покрытую лоскутами гнилой кожи. Говорят, мать смотрит на ребенка сквозь любовную пелену, от того собственное дитя всегда прекрасно. Но что, если дитя настолько уродливо, что даже любовная пелена падает с глаз? Иринушка задрожала всем телом, когда Неждана, обхватив ее заплаканное лицо, прошептала:

– Обними меня, маменька! Я так долго этого ждала.

Женщина стояла, не двигаясь. От страха руки не слушались. Но, собравшись с силами, она все же обхватила Неждану за плечи, прижала ее к груди. Объятия нежити были холодными, Иринушка закрыла глаза и стала гладить мертвую дочь по волосам.

– У Василисы был дом и родители, а у меня не было ничего. Ты ей подарила всю свою любовь, а мне не дала ни капли. Она провела с тобою много лет, я же не провела с тобою ни дня. Ее ты вырастила, а меня выбросила!

С каждым словом объятия Жабьей царевны становились все более крепкими. Они стягивали тело Иринушки, словно мощные канаты. И, наконец, мертвые руки сжали ее с такой силой, что она покраснела, выпучила глаза и открыла рот, пытаясь вдохнуть хоть каплю воздуха.

– Прости меня! – одними губами прошептала Иринушка.

Неждана душила ее без всякой жалости. Мертвое лицо Жабьей царевны не выражало ни единой эмоции. Иринушка уже побледнела и стала опадать на землю, когда пальцы ее мучительницы разомкнулись. Упав на землю, она закашлялась, схватившись за грудь. Неждана угрожающе нависла над матерью, но больше не прикасалась к ней.

– Убей меня, дочка… – прохрипела Иринушка, – Убей! Я это заслужила.

Неждана скривила губы, резко развернулась и пошла к тому месту, где неподвижно лежала Уленька.

Оглянувшись, она вдруг вновь сразила Иринушку своей писаной красотой и статью. Будь она живой, она была бы первой красавицей на деревне. Василиса похожа на нее, но красота ее более блеклая, нет в ней той стати, которая могла быть в Неждане, если бы… Если бы она был жива. Иринушке стало еще хуже от осознания того, что она погубила такую красоту.

– Убей меня, дочка! Я не смогу больше жить с этой виной, с этой тяжестью! Она раздавит меня!

Неждана остановилась, посмотрела на женщину и сказала:

– Раньше ты была мне очень нужна, а теперь нет. Раньше я ненавидела тебя, а теперь нет. Но я рада, что ты страдаешь. Мне радостно видеть твои мучения. Пусть вся твоя жизнь превратится в сплошные страдания – вот все, что я хочу. А теперь уходи прочь! Если тетушка нежить захочет позабавиться с тобой, я ей мешать не стану.

Неждана взяла Уленьку на руки. Девочка встрепенулась, потянулась, как после долгого, крепкого сна, но плакать не стала, только смотрела на Жабью царевну, не моргая. Яркая луна освещала драгоценные каменья, которыми был расшит ее кокошник, и они играли на воде цветными бликами.

Неждана быстро зашла в воду по пояс и подняла Уленьку вверх на вытянутых руках. Иринушка заголосила бросилась за ней, но Неждана уже развела руки в стороны, и Уленька с громким всплеском упала в темную воду. И тут же по озеру пошли высокие волны, они закручивались от центра и расходились в разные стороны, расплескивая о берег крупные брызги. Иринушку отбросило к берегу мощной волной. И она больше не смогла встать.

Вот так. Она шла сюда спасти внучку, но не спасла…