Гарвардский баг

Глава 17

Станислава Воронова

Я мысленно застонала, увидев огонек предвкушения в глазах матушки. Мысленно же пожелала Ястребу удачи, и себе заодно. Судя по маминой позе, выражению лица, даже интонациям Гору предстоял допрос с пристрастием.

— И долго вы встречаетесь? — не разочаровала мама, хлопнув кокетливо ресницами. Мы с Игорем переглянулись растеряно, и он незаметно кивнул, давая мне право придумать очередное вранье. Ну, потому что говорить маме о том, что всего через пару недель я умудрилась рассказать Игорю о Сухорукове, значит вызвать ненужные подозрения.

— Пару месяцев, мам, — все-таки ответила. Гор как-то неопределенно хмыкнул, уголки губ подрагивали в намеке на ироничную усмешку.

Я ситуацию забавной не считала. Мама разогревается, и легко не будет никому.

— Живете вместе? — сощурилась родительница.

— Два дня, — пожала плечами.

— А что…

Следующий вопрос так и не прозвучал, потому что у Гора зазвонил смарт, и он, коротко извинившись, ушел на кухню. А я с облегчением выдохнула. Никогда не чувствовала себя настолько… дебильно. Честно.

В общем-то, до этого момента я не знакомила маму со своими мужчинами. В этом просто не было необходимости. Возможно, никогда бы и с Гором не познакомила, если бы не вся ситуация.

Пока Ястреб разговаривал с кем-то на кухне, я перебросила звонок с экрана на собственный смарт и ушла в спальню, чтобы избавить Игоря и себя заодно от неловких вопросов и таких же неловких ответов.

Пожалуй, лучше нам с мамой сначала все обсудить вдвоем. Она ничего не сказала, только улыбнулась коротко, когда я закрыла дверь спальни.

— Спрашивай, — выдохнула, падая на кровать.

— Ты сказала, что вы работаете полгода, как тесно? — спросила мама. Спросила совершенно не то, что я от нее ожидала. Но при этом казалось, что вся подобралась и напряглась, ожидая моего ответа.

— Тесно. Игорь — лид разрабов, мам. Я тестирую то, что разрабатывает он и его команда. Бесил меня дико сначала. Все еще иногда бесит, но… — я не договорила, просто развела руками. А мама вдруг непонятно улыбнулась. — Еще вопросы?

— Нет. На этом все, — пожала она плечами спокойно, а я не поверила тому, что услышала, села по-турецки, сжала в руках телефон, вглядываясь в экран.

— В каком смысле? — нахмурилась, не понимая, как реагировать на слова.

— Не о чем мне спрашивать, — снова повторила она пожатие плечами. — Ты рассказала ему про Сухорукова, про Дыма, про то, что с тобой случилось. Ты даже Янке про это не рассказывала. Мне не о чем спрашивать.

— Мам… — я сощурилась, всмотрелась в почти одухотворенное лицо матушки и в который раз мысленно застонала.

— Что? — вскинула она брови в притворном удивлении. — Он выглядит серьезным и, если осмелился к тебе подойти после полугода «тесного» общения, значит достаточно упрямый. С тобой сложно, Славка, а он не против. Единственное, что могу сказать, не просри все из-за Дыма, собственной глупости и дурацкого характера.

Теперь я застонала в голос.

— Мам, послушай, — осторожно начала, стараясь подобрать слова. — Мы… я не уверена, что это серьезно, я не знаю, как долго продлится, я сейчас вообще ничего не знаю и не хочу. Просто сил нет разбираться. Сегодняшний звонок тебе продиктован обстоятельствами, а не далеко идущими планами. Так что не надо этих улыбок и понимающего тона, пожалуйста. Напрасных ожиданий тоже не надо.

— Слав…

— Нет, — вскинула я руку, — дай договорить, — матушка скривилась, но все-таки кивнула, и улыбка по мере моих слов становилась все слабее. — Мы работаем вместе, сейчас вместе живем, спим. Но это совершенно ничего не значит. Секс с Гором отличный, но это просто…

— Ты понимаешь, что врешь сама себе? — усмехнулась она, скрещивая руки на груди.

— Не вру. Думаешь, я не знаю, что со мной сложно? Думаешь не знаю, что…

— …у тебя железные яйца, — фыркнула мама.

— И это тоже, — кивнула, не ведясь на откровенную провокацию. — Я просто хочу, чтобы ты трезво оценивала ситуацию. Вполне возможно, что Гора ты больше никогда не увидишь, понимаешь? — пристальнее всмотрелась я в мамино лицо. Она только подбородок упрямо вскинула.

— Ты все еще Артема из головы своей глупой выкинуть не можешь, да?

Вопрос шарахнул в солнечное сплетение, и я подавилась воздухом. Не нашлась с ответом и не смогла выдавить из себя ничего вразумительного, только телефон сжала до побелевших костяшек. Зря я тогда рассказала об Артеме, зря сейчас познакомила ее с Гором, надо было изначально говорить с ней самой.

— Дело не в Теме, мам…

— И снова врешь себе. В нем! — отчеканила она, почти выплюнула. — Он как будто тебя отравил, и ты стала неуверенной. Мужчина в твоей квартире не свалил даже после того, как узнал о Сухорукове. Не сбежал, не отступил после полугода общения с тобой. Ты ведь настоящим чудовищем можешь быть, Славка. Жесткая, бескомпромиссная, постоянно в работе.

— Мам…

— Все. Делай выводы сама, но мне будет действительно жаль, если ты все испортишь, — взмахнула она рукой. И я опять не нашла, что ей ответить.

Она считает, что я все испорчу. Не Гор, а я… Блеск. Просто, мать его, блеск! Злость, возмущение, упрямство сплелись внутри в дикий клубок. Мне очень хотелось швырнуть телефон в стену. И еще что-нибудь тоже в стену. Так, чтобы на осколки и кусочки, на маленькие крошки. Ведь… ведь я действительно все порчу.

— С платьем поможешь? — сменила она тон, давая понять, что тема себя исчерпала и больше ей неинтересна. Я провела рукой по волосам и только кивнула.

Следующие двадцать минут мы выбирали ей платье. Остановились на желто-зеленом тонком сарафане. Привезла его маме из Италии, как подарок, ноунейм, но выглядел роскошно, и мама в нем казалась всегда моложе своих лет.

— Я люблю тебя, дочь, — махнула она рукой на прощание после того, как выбор был сделан, и отключилась, а я еще какое-то время бездумно пялилась в стену. Тот дикий коктейль из эмоций не стал слабее. Меня не отпустило, не расслабило и не перестало мутить. В крови бурлил ад.

Поэтому я скинула с себя домашние шмотки и полезла в шкаф за спортивной одеждой. Надо сбросить хотя бы энергию, избавиться хоть от чего-то, а пока бегаю, подумаю о том, что рассказала матушка о Екатерине Николаевне. Пойму, что делать с этой информацией.

Я натягивала толстовку, когда в спальню вошел Ястреб, вскинул удивленно брови.

— Я так понимаю, все прошло не очень? — спросил Гор, помедлил несколько секунд, пока я подыскивала слова, а потом стащил с себя футболку. И меня переклинило, пальцы замерли на змейке толстовки, взгляд прилип к Ястребу. Шея, плечи, идеальное тело с этими потрясающими кубиками, мышцами, венами…

Фа-а-а-к…

— Лава? — он потянулся к штанам, ленивая, полная понимания улыбка расползлась по жестким губам. Тягучие нотки в голосе сделали все только хуже.

— М-м-м, — промычала в ответ.

Воронова, ты тупеешь с каждым мгновением.

— Прости… — все-таки моргнула я. — Нормально прошло, но мне… надо проветрить мозги. Хочу пробежаться и подумать.

— Две минуты, — кивнул Гор, ныряя в шкаф за своей одеждой. Возражать я не сочла нужным, не нашла причин для отказа. Мне будет спокойнее, если Ястреб будет рядом.

А через две минуты мы действительно стояли у подъезда, и я настраивала на руке трекер, бросая косые взгляды на Игоря.

Казалось, он понимал, что мне не хочется обсуждать беседу с мамой, кажется, даже понимал, что вообще говорить не хочется. Поэтому просто мотнул головой и первым перешел на бег. Я включила музыку и сорвалась следом.

Не в Артеме дело. Дело в том, что мне страшно, чертовски страшно поверить в Гора, в нас. Потому что, если поверю и ошибусь, не выживу…

И у меня даже получилось ни о чем не думать. По крайней мере, первые минут пятнадцать. Бежала немного позади Ястреба, наблюдая и наслаждаясь тем, как перекатываются под одеждой мышцы, как плавно и легко он двигается, как тихо стучат кроссовки по асфальту. И внутри дрожала от раздражения. Мама умеет давить на больное, мама знает, куда бить, и мама… почти ничего нового не рассказала.

Екатерина Николаевна сошла с ума, лежала в больнице, преследовала нас, считала, что я — это Дым. Все так очевидно и так… нереально.

В моей голове упорно не складывалась картинка. Я не могла себе представить Екатерину Николаевну, оставляющую мне зайца на капоте кара, пишущую сообщения и пытающуюся свести меня с ума, нанимающую детей и запускающую дронов. Это… все равно что Энджи превратится в Ириту, все равно что наше свежее мясо перестанет выдавать лажу.

Так же нереально, как отсутствие правок от клиента в проект.

Вообще все, что происходило, казалось каким-то бредом. Я прокручивала в голове события последних недель: сообщения, подарки, надпись на двери, столкновение с парнем на самокате, Мирошкина, если он, конечно, имеет ко всему этому отношение. Имеет, скорее всего, потому что сообщения начали приходить почти сразу после нападения. Глупо считать, что просто так совпало. Прокручивала, но не могла никак понять, что нужно анону. Свести меня с ума? Зачем?

Он ведь так ни разу и не написал, чего хочет, даже не намекнул.

Так может стоит поинтересоваться? Все-таки ответить ему? Хоть раз?

Возможно, ответ на этот вопрос поможет понять, кто он такой. Надо только понять, что и как спрашивать, как начать ему отвечать. Но кажется, что это несложно, кажется, что анон именно ответного сообщения и ждет.

Я не заметила, как за своими мыслями умудрилась обогнать Гора и добежала почти до середины парка у дома. Очнулась, только когда Ястреб вдруг поравнялся со мной, вынырнув чуть ли не из-под локтя и заставив шарахнуться в сторону.

— Гор! — чуть ли не вскрикнула, отшатываясь.

— Прости, не хотел напугать, — улыбнулся Ястреб, и пальцы сомкнулись на моем локте. — Это пробежка, Слав, не марафон, — покачал он головой.

Я попыталась выдавить из себя подобие улыбки и сбавила темп. Только сейчас понимая, что мышцы довольно сильно тянет, легкие дерет кошачьими когтями, а в боку колет. Покосилась на Ястреба, мысленно готовясь.

Сейчас будет бой.

— Гор, я хочу начать отвечать анону, — слова вырвались толчками, смешались со звуком бега и утонули в шуме вечернего города. Несколько секунд, а может и минут Ястреб ничего не говорил, только глаза стали темными. Снова колючий и холодный серый.

Игорь бежал рядом, дыхание, в отличие от моего, было ровным, движения все такими же уверенными и плавными, как и в самом начале.

— Возможно, даже сегодня. Он писал?

— Писал, — выплюнул зло Ястреб, — полчаса назад: «Превет, Стася! Ты сегодня рано ушла из офиса. Что-то случилось? Расскажи, вдруг смогу помочь».

Мы обогнули какую-то парочку, почти не обратив на них внимания, и Игорь повернул ко мне голову, стараясь что-то прочитать в лице.

— Звонок маме почти бесполезный, — покачала головой под его взглядом. — Мы как не знали ничего, так и не знаем, Игорь. Я хочу понять, что надо анону, чего он от меня хочет, — звучало жалко, почти как оправдание. Как будто мне действительно было за что оправдываться.

Ястреб шумно выдохнул, отвернулся, снова не говоря ни слова. Будто и не услышал.

— Ты не веришь, что это Нестерова, — процедил он, когда мы почти добежали до конца парка.

— Нет, — кивнула, соглашаясь.

— Она могла измениться, Слав, — Игорь замедлился, потом перешел с бега на шаг. — Нестерова другой человек, могла стать совершенно другим человеком.

— Екатерина Ник… — хотела снова начать я.

— Она убила Сухорукова, Слав, — оборвал меня Игорь, останавливаясь напротив меня, загораживая меня от вечерней Москвы, от шумной улицы за деревьями, от поднявшегося ветра. Мои пальцы сами сжались вокруг его запястий, я невольно придвинулась ближе.

— Как? — только и смогла пробормотать.

— Когда он вышел… — Гор дернул головой. — Доказательств нет, Лава, но мы с Чертом считаем, что это сделала она, потому что таких совпадений не бывает.

— Как? — повторила глухо, крепче сжимая пальцы.

— Нестерова переехала почти сразу, как Сухорукова выпустили, — Гор стоял все так же неподвижно, все так же внимательно смотрел на меня, говорил чуть ли не по слогам, стараясь убедить, — устроилась медсестрой в больницу, в которой он наблюдался, вышла на смену в тот день, когда он сдох. Слишком много «совпадений».

— Убийство Светозара не меняет почти ничего, — усмехнулась. — Я довольно часто думала о том, с каким удовольствием всажу ему куда-нибудь нож за то, что он сделал со мной и Дымом. И буду стоять над ним и смотреть, как урод истекает кровью.

— Но ты не всадила в него нож, Лава, — сжал Гор губы в тонкую линию, я закатила глаза.

— Не знала, что Светозар вышел.

— А Нестерова знала, выследила его, дождалась момента и прикончила. Мать Дыма упорнее и упрямее, чем ты думаешь.

Я вздохнула. Ладно.

Возможно, Ястреб прав, возможно… Вот только зачем спорить, к чему вообще этот разговор? Бессмысленный какой-то, мы снова только время теряем.

— Хорошо, — сдалась я в итоге, устав спорить. — Давай заявим на нее, давай просто поговорим, давай сделаем хоть что-то, и пока… делаем это что-то, я пообщаюсь с аноном.

— Лава…

— Не вижу ни одной причины, почему «нет», — развела руками в стороны, наконец-то выпуская из захвата запястья Ястреба. Он только нахмурился. Все еще оставался неподвижным, нависая, дыша едва слышно. Толстовка была расстегнута на груди, темные волосы взъерошены ветром, на висках серебрились капли пота.

— Под мом присмотром, — скрипнул зубами он. — Ты напишешь анону, а я буду рядом. Отвечать ему будешь только, когда я рядом, — и слишком много стальных нот в глубоком голосе, чтобы я могла считать слова просьбой или вопросом.

И я засмотрелась, заслушалась и задумалась. Внутри что-то натянулось и лопнуло с тихим хлопком, дышать отчего-то стало легче, а на губы просилась улыбка. Совершенно неуместная, глупая, но очень легкая.

— Слава? — с нажимом проговорил Игорь, подцепляя мой подбородок пальцами, удерживая на месте. И я все-таки улыбнулась, подалась к нему, поднимаясь на носочки, схватила завязки капюшона, заставляя Ястреба нагнуться.

— Ты — тиран, — прошептала, все еще с улыбкой.

— Слава…

— Хорошо, — улыбнулась еще шире. — Я общаюсь с уродом только вместе с тобой, — и сталь во взгляде стала наконец-то мягче, руки опустились мне на талию, Игорь притиснул меня еще ближе. И я все-таки его поцеловала.

Скользнула своими губами по его, захватила нижнюю, скользнула языком вдоль, обводя по внутреннему контуру. И через миг потеряла контроль над ситуацией, потому что Игорь этот самый контроль забрал, не давая опомниться.

Кусал, толкался собственным языком в мой рот, сжимая так, что трещали кости, все теснее и теснее вжимая в собственное горячее, влажное после пробежки, каменное тело.

От него так охренительно пахло им… что я не могла надышаться и не могла разжать собственных рук. Цеплялась, кусала в ответ, сплетая свой язык с его. Дурела, совершенно забыв, где мы и вообще зачем.

Отступила только, когда дыхания совсем не осталось, только когда поняла, что пальцы окончательно запутались в ткани футболки, толстовки и черт знает чего еще, и я никак не могу коснуться обнаженной кожи.

Отстранилась, качнулась, открыла глаза, проводя языком по нижней губе, слизывая вкус поцелуя.

— В душ? — прохрипела.

Ястреб только отрывисто кивнул, развернул, подталкивая, и снова перешел на бег. Я смотрела Игорю в спину несколько секунд прежде, чем последовать за ним. Улыбалась.

Не будет с ним, как с Артемом. С ним вообще не будет, как с другими. По-новому все: непривычно, странно, но охренительно кайфово. Как надо.

А спустя душ, секс, еще раз душ и салат, который должен был сойти за ужин, я смотрела на Гора в собственной кровати, стоя на пороге спальни, и думала о том, чем может грозить превращение в нимфоманку. Идея с каждой секундой, что я разглядывала Игоря, казалась все более и более привлекательной.

Ястреб лежал поверх одеяла, в одних домашних штанах, кодил…

Мягкая ткань, очки, ноут на коленях, смарт рядом, все еще немного влажные волосы, полумрак от спотов, пальцы, летающие над гибкой клавиатурой… Музыкальные пальцы. Ему бы скрипачом быть или пианистом, хирургом. Но с ноутом тоже очень… горячо.

Я сглотнула, тряхнула головой, скользнула все-таки в комнату, потом на кровать, устраиваясь у Игоря под боком и заглядывая в экран.

Гор, кажется, на автомате обнял меня, притягивая ближе, не поворачивая головы, и снова вернулся к строчкам кода.

— Что это? — я видела куски Ириты, сверху куски каких-то надстроек, гео, трекинг, что-то еще.

— Попробуем вытащить максимум из твоего общения с аноном, — отстраненно ответил Ястреб. — Я написал ее еще в универе, от нечего делать. Простая, но эффективная собирает и сшивает куски данных: география, время, айпишники, домены, если они есть, и так далее и тому подобное. Из крошек почти пирог.

— Это Ирита… — пробормотала я, ткнув пальцем в строчку, за которую невольно зацепился взгляд. Ирита… система, которая, когда ее доведут до ума, будет способна взломать любой код, пробиться сквозь любую защиту. Искусственный интеллект для госов…

— Ее куски, не все, — спокойно кивнул Игорь.

— Ты уверен? — закусила я губу, отнимая руку от монитора, словно обожглась о него.

— Слава, это крошки, — коротко поцеловал Ястреб меня в висок. — Не волнуйся.

Ну да, ну конечно. Хрен ли мне волноваться, подумаешь Иннотек в коленно-локтевую поставят и работать запретят за слив. Что здесь такого…

Снова пробежалась взглядом по строчкам кода. Один раз, другой и снова, пока Ястреб невозмутимо продолжал прописывать все новые значения.

Ладно, хрен с ним. Скорее всего, Игорь прав, это действительно крошки, даже в Энджи можно отыскать подобные части.

Я взяла себя в руки и только после этого снова всмотрелась в экран, а через пару секунд потянулась через Ястреба к полке.

Не можешь подавить, возглавь, так ведь?

— Воронова, — недовольно прошипел Игорь, потому что я, очевидно, закрыла от него экран, ну и потопталась знатно по животу, потерлась о каменное тело грудью.

Конечно, не специально. Ага.

— Не ворчи, — улыбнулась, цепляя на нос собственные очки и возвращаясь на место, снова не забывая прижаться поплотнее, задержаться подольше, услышать, как с шипением выходит из его легких воздух.

Ну нравится мне дразнить Гора, чего уж тут? Смотреть, как глаза темнеют, как разливается по стали серебро желания, как дергается кадык, ощущать, как напрягается тело.

Я девочка — иногда — мне позволены маленькие слабости.

Я поправила кончиком пальца «глаза», снова вернулась к изучению кода, стараясь игнорировать тяжелую, горячую ладонь на собственном бедре, пристальный взгляд. В отличие от Гора, у меня со зрением пока все в порядке. Ключевое — «пока», и чтобы оно длилось как можно дольше, я и таскала периодически окуляры для работы за монитором.

— Ошибки в коде будут на твоей совести, — донесли до меня строго и подтянули повыше.

Хм, ошибки в коде — не есть гуд. А поэтому…

— Мы этого не допустим, — промурлыкала Игорю на ухо, пару секунд посмаковала эффект и подхватила ноут с его колен. Сама перебралась между, расталкивая ноги задницей, чтобы устроиться удобнее. Сидеть вот так, прижимаясь спиной к каменной груди, в кольце рук, скоро войдет в привычку. И не уверена, что я особенно против, скорее, наоборот.

— На полке старая клавиатура, давай сюда, — попросила, усиленно делая вид, что не замечаю жалящего дыхания на шее.

Вот так лучше, а то сидит весь такой серьезный и сосредоточенный, погруженный в работу, почти недовольный. Не тем, что приходится работать, тем, для чего он это делает.

Я тихо фыркнула, мысленно покачала головой, удивляясь собственному поведению.

Что-то меня плющит сегодня. Из одного настроения в другое швыряет просто за секунды, как будто рубильники в башке переключает.

ПМС — ты ли это?

Пока Гор шуршал на полке над кроватью, я копалась в памяти, прикидывая даты. Толку от этого было мало, потому что вспомнить получалось плохо. В итоге махнула рукой и вывела код Ястреба на зеркало над комодом напротив кровати.

— Ее выкинуть пора, — проворчал Игорь, протягивая мне требуемое. Старая еще кнопочная клавиатура привычно уместилась на ногах, рядом с ноутом Игоря.

— Она дорога мне как память, — хмыкнула и полезла смотреть новое творение кодера всея Иннотек. Ястреб только проворчал что-то неразборчивое. Наверняка что-то грозное, в его духе и осторожно запустил руку мне в волосы, распуская шишку на макушке. Ну да, она наверняка мешает. А я с трудом подавила предательские мурашки от таких простых действий и вернулась к строчкам, морщась. Мне тоже не особенно, если честно, хотелось общаться с аноном, но и другие варианты развития событий не устраивали.

Ждать опять? Прятаться?

Игнорирование не прокатило, значит, стратегию надо менять. Ястреб, скорее всего, это тоже понимал, поэтому и согласился в итоге, и даже сопротивлялся относительно недолго.

И спустя секунд тридцать мы оба ушли с головой в работу, стараясь быстрее закончить с программой. А уже примерно через час, все было готово. Ноутбук Игоря лежал закрытый на полке, моя старенькая клавиатура покоилась где-то рядом, зеркало снова стало лишь зеркалом, а я сжимала в пальцах смарт Игоря, смотря и не видя последнего сообщения от анона. Разве что первые строчки: «Превет, Стася».

В ответ хотелось написать какую-нибудь грубость, гадость. Так чтобы выбесить придурка.

— Я хочу его послать, Гор, — призналась, откидываясь назад, руки Ястреба рассеянно поглаживали живот под майкой, отвлекая и расслабляя.

— Нет. Ты же понимаешь, что это плохая идея. По крайней мере, сейчас.

— Понимаю, — кивнула нехотя. — Что писать?

Игорь помолчал несколько секунд, пальцы замерли.

— Просто поздоровайся с ним для начала, посмотрим на реакцию.

— А если номер он уже поменял? — скривилась.

— Это вряд ли, — как-то нехорошо, слишком хищно протянул Гор. — Он меняет их примерно раз в три дня. Все-таки ждет, что ты ответишь.

Я вздохнула, чувствуя, как тянет в животе, сосет под ложечкой. Какое-то хреновое волнение, если честно. Непонятное.

Ладно, черт с ним.

— Если хочешь, можем отложить до завтра, — по-своему истолковал мою нерешительность Гор.

— Нет. Все в порядке. Завтра нас затянет работой и до вечера я ему точно писать не стану, чтобы не отвлекаться. Лучше сейчас, — кивнула уверенно, открыла клавиатуру.

Меньше нескольких секунд.

«Превет!» — написала, нажала на отправку и тут же отложила телефон.

— Теперь ждем, — выдохнула. Мерзкое чувство в животе слабее не стало. Наоборот, казалось, что тянуть после отправки начало в два раза сильнее.

— Ждем, — кивнул, соглашаясь Игорь.

Я поерзала, пробуя устроится удобнее, спустилась немного ниже, чтобы расслабить мышцы, но снова ничего не вышло.

Да что ж такое-то?

А потом до меня дошло.

Я ткнула пальцем в трекер, нашла нужное, ругнулась и подскочила с кровати.

— Слава… — донеслось почти вопросительное в спину.

Я только рукой махнула и унеслась в ванную. Вот тебе и ПМС, вот тебе и календарь, Энджи считала, что до часа икс у меня еще, как минимум, пару дней.

Обломись, подружка.

Зато глюки с настроением понятны.

Через пару минут в дверь ванной послышался осторожный стук.

— Слав, у тебя все в порядке? — донеслось обеспокоенное с другой стороны.

И, честно говоря, я растерялась с ответом, потому что успела прошерстить шкафчик над раковиной и искомое в нем не нашла. От слова совсем.

— Нет, — проворчала в итоге. — Сходишь в аптеку внизу? Она круглосуточная, — выдавила из себя, признавая поражение и не находя других вариантов. Как в студенческие времена, честное слово. В коридоре воцарилась подозрительная тишина. Ястреб явно завис, пытаясь сложить в своем гениальном мозгу два и два.

Я считала, что разговор с мамой самый неловкий момент в моей жизни? Ни-фи-га. Вот он самый неловкий момент.

И пока Гор перезагружался, я судорожно вбивала в трекер названия того, что было необходимо купить: таблеток и средств гигиены. Через несколько секунд после отправки сообщения из-за двери донеслось неуверенное шуршание. И Игоря стало даже немного жаль, потому что жизнь его явно к подобному не готовила, кажется, он снова завис. Правда, на этот раз перезагрузка системы заняла всего несколько секунд.

— Я быстро, — оповестил меня Гор в итоге, и вскоре раздался тихий хлопок входной двери. Я нервно хихикнула, внося необходимые изменения в календарь.

— Княгиня Станислава, — тут же обратилась ко мне Энджи, стоило сохранить обновленные данные, — я рекомендую вам снизить уровень стресса, — менторским тоном начала ИИ. — Смещение цикла, по моим данным, произош…

— Спасибо, Энджи, — прервала я вездесущую машину, в надежде, что после этого она заткнется, — я обязательно последую твоим рекомендациям.

— Перебивать некрасиво, княгиня Станислава, — меланхолично отреагировала машина и, вопреки ожиданиям, продолжила прерванный монолог, решив, видимо, перечислить все мои прегрешения: недосып, переработки, неправильное и нерегулярное питание, слишком большие дозы кофеина и так далее и тому подобное и бла-бла-бла.

Я молчала, не желая вступать в спор, почти ее не слушала. Метнулась из ванной в комнату за чистым бельем, потом назад в ванную, все еще недоумевая, как не заметила, что закончились не только обезболивающие, но и еще более в данной ситуации необходимые вещи. Накинула халат, стаскивая испачканное.

Энджи все еще что-то бухтела, я почти заканчивала стирку, кривясь от усиливающейся боли, когда Ястреб наконец-то вернулся и снова осторожно постучал в дверь.

И через несколько секунд, понадобившихся на то, чтобы Игорь просунул в щель пакет, сильно смахивающий на магазинный, а не аптечный, я с недоумением рассматривала его содержимое и решала, глючит меня или нет.

— Гор? — позвала, едва сдерживая громкий, неприличный хохот, все-таки придя к однозначному, но неутешительному для Игоря выводу.

— Их там десять видов, Воронова, — процедил он таким тоном, словно я только что обвинила его во всех человеческих грехах. — Я решил…

— Не мелочиться, — договорила вместо гения и все-таки расхохоталась, не сумев сдержаться.

В пакете лежали все десять видов ночных прокладок, часть из которых я не купила бы и под дулом пистолета, а часть — просто не знала. Хорошо хоть обезболивающее было всего одно.

Ястреб буркнул что-то в ответ на мой хохот и ушел, скорее всего в комнату, оставляя меня заниматься своими делами и, видимо, стараясь уберечь остатки потрепанной психики.

Из ванной я вышла все еще тихо посмеиваясь, так же посмеиваясь снова нырнула к нему под бок, на ходу глотая таблетку.

— Ты с гордостью и честью прошел это испытание, — клюнула его в колючую щеку, — не дуйся.

— Я не дуюсь, — усмехнулся он, награждая меня таким же коротким поцелуем в нос. — Я охреневаю от количества ассортимента. Ты знаешь, что есть трусы… — вполне искренне удивлялся Ястреб, — и силиконовые штуки… Вы реально их используете? — Игорь сверлил меня одновременно полным любопытства и священного ужаса взглядом.

— Некоторые используют, — кивнула, забавляясь от вида его вытянувшегося лица. — Но первое — не слишком удобно и практично, а второе — не гигиенично. Я же написала, какие именно нужны, почему ты принес все, что было? — я не сомневалась, что Ястреб притащил именно все, что нашел на стенде в аптеке. Это знание, правда, нисколько не загасило любопытства. Тут, как с программой: не поймешь, пока не протыкаешь и не открутишь.

Игорь вдруг сжал челюсти и отвел взгляд. Это он зря, конечно, сделал, потому что интерес подскочил в разы.

— Гор? — решила чуть-чуть надавить.

Главный кодер всея Иннотек с шумом выдохнул, снова повернулся ко мне.

— Фармацевт начала задавать вопросы, — буркнул он. — Я решил… не затягивать, просто взял, что попалось.

Секунда, две, три… И я опять расхохоталась. Почти до слез, глядя на Ястреба.

Краснеющий, мнущийся от неловкости Игорь — это что-то невероятное. Очень смешное и очень… теплое. В этот момент он казался отчего-то моложе, не таким жестким, как обычно.

Я представила себе грозную тетку за кассой, интересующуюся, насколько все у меня серьезно, не представляющего, что ей ответить, Игоря, растерянно оглядывающего полки, и снова прыснула.

— Как так получилось, что за всю свою жизнь ты ни разу никому не покупал прокладки? — все-таки удалось выдавить сквозь смех.

— Ну вот как-то так, — развел он в стороны руками, а мой смех стал еще громче, несмотря даже на то, что я уткнулась лицом в подушку, пробуя справиться с собой.

— И хватит ржать! — прорычал гений. А через миг набросился на меня с щекоткой, губы у самого при этом растягивались не то в улыбке, не то в оскале.

Я честно пыталась в первые секунды отбиваться, а потом силы меня покинули, и, скрючиваясь и выгибаясь, я просто хохотала до слез и икоты, почти не обращая внимания на болезненные спазмы внизу живота. Когда сил хохотать не осталось совсем, а слезы от смеха из глаз текли не переставая, я взмолилась о пощаде. К чести Гора, он дольше мучить меня не стал. Убрал от моих ребер руки, притянул к себе и, поглаживая по спине, дождался, пока я успокоюсь.

— Теперь я знаю твое слабое место, — проворчал он сытым котом. — Буду наказывать тебя щекоткой.

— Не надо меня наказывать, — улыбнулась, пряча лицо у него где-то между шеей и ключицами, все еще посмеиваясь. — Я буду послушной девочкой. И обещаю больше тебя не стебать. По крайней мере, часто, — добавила и тут же ойкнула, потому что получила легкий шлепок по заднице.

— Мне нравится, когда ты непослушная, — серьезнее, чем я рассчитывала, прозвучало над головой. — И я не хочу, чтобы ты что-то меняла. Хорошо, Слав? — он на мгновение крепче прижал меня к себе, потом ослабил захват, как будто боялся наставить синяков.

Пришло мое время виснуть и теряться, всматриваться в заострившиеся черты лица. Тон Ястреба все еще был немного шутливым, но…

— Хорошо, — кивнула, убирая из собственного голоса остатки смешинок, опять коротко клюнула, куда достала. — Спать? — предложила, бросив короткий взгляд на часы на зеркале.

Половина первого почти. Лучше, чем вчера, но хуже, чем могло бы быть.

— Спать, — утвердительно кивнул Гор, но не пошевелился. — Только надо завтрак на утро заказать. Что хочешь? — он потянулся к трекеру, а я, выбравшись из рук, полезла за свалившимися на пол подушками.

— Можно сырники, или блинчики с вишней, каша тоже неплохо. По утрам теперь холодно, так что хочется чего-то горячего. Ты как?

Игорь ничего не ответил.

— Гор?

Опять тишина.

Я повернулась, сжимая в руках подушку, чтобы понять, что случилось, и тут же застыла сама. Ястреб пристально всматривался в небольшой экран трекера, и взгляд стал обжигающе ледяным.

Я выпустила чертову подушку, придвинулась к Гору, стараясь заглянуть в гаджет, но Ястреб тут же опустил руку. Под моими пальцами мышцы в его теле, казалось, звенели, Игорь закаменел и подобрался. Притянул меня ближе, проглатывая то ли рычание, то ли шипение, то ли мат, готовый сорваться с губ. С шумом выдохнул.

— Что там? — спросила, сама подбираясь, реагируя острее, чем ожидалось, на состояние Гора. Мозг не успел за телом, сознание не смогло сформулировать мысль до конца, только внутри толкнулось что-то нехорошее. Предчувствие.

Ястреб снова с шумом выдохнул, поколебался несколько мгновений, а потом молча протянул ко мне запястье с трекером.

«Я знал, что ты не выдержишь. Решилась наконец-то, Стася?» — и ухмыляющаяся желтая рожа отдельным сообщением на весь крошечный экран. Как издевка, как грубая шутка.

Я прочитала сообщение несколько раз прежде, чем надавила на запястье Гора, заставляя опустить руку.

— Мы ведь этого и добивались, да? — провела пальцами по его груди, плечам, скользнула к подбородку, заставляя Ястреба посмотреть на меня.

— Да, — прозвучало сухое и отрывистое.

— И, судя по временной метке, анон отреагировал на сообщение быстро. Значит, ты прав, и придурок действительно ждал. Все хорошо, — я несмело улыбнулась. Взгляд Игоря тут же впился в мое лицо, он как будто хотел что-то спросить, но никак не мог решиться.

— Ты не будешь отвечать ему? — недоверчиво протянул он в итоге.

Мне хотелось. Святой Линус, как мне хотелось написать ответ на гребаное сообщение, но… Нет, так неправильно, так делать — высшая глупость. И именно поэтому Ястреб так насторожился и подобрался. Решал, показывать мне или нет. Считал, что я брошусь в переписку.

— Очень хочется, но не буду, — Гор немного расслабился. — Напишем ему завтра с утра. А сейчас давай просто закажем завтрак и ляжем спать. Я хочу блинчики с вишней. А ты?

Ястреб рассеянно моргнул несколько раз, тряхнул головой.

— Тоже не откажусь от блинчиков, — поцеловал меня в макушку и вернулся к трекеру.

Я с облегчением выдохнула и закрыла глаза, откидываясь и сползая ниже, устраиваясь удобнее.

Хотелось верить, что я все сделала правильно, что анон не поменяет номер и дождется ответа.

А даже если и нет… Будут ведь и другие сообщения, будут и другие возможности. Так что… пошел он в задницу сегодня, я буду спать! Спать вместе с Гором и наслаждаться каждым долбаным мгновением этого сна, а не думать о мудаке.

Темнота и сон приняли меня так, как будто только и ждали, когда я закрою глаза, даже все еще ноющий живот не особенно мешал, и уснула я, стоило голове коснуться подушки, а мне самой пригреться возле Ястреба.

Жаль только, что все хорошее редко длится долго. Видимо, раздраконенная событиями вечера нервная система никак не желала успокаиваться и приходить в нормальное состояние, а поэтому не дала мне долго насладиться сном.

Я открыла глаза в три утра, если верить часам на зеркале, и поняла, что умру, если не попью воды. Странно, но стакан на тумбочке оказался пустым, хотя я точно помнила, что после того, как проглотила таблетку, в нем оставалось не меньше половины.

Гор тихо дышал рядом, спеленав меня по рукам и ногам так, что мне пришлось изрядно повозиться, чтобы выбраться из постели и не разбудить его.

В комнате почему-то было ужасно темно. Темнее, чем обычно. Так, как будто на улице шел дождь, причем непроглядной стеной.

Я прислушалась, но стука капель по подоконнику или стеклу так и не услышала. Пожала плечами, влезая в тапки, и практически на ощупь пошла на кухню, стараясь ни во что не врезаться и не шуршать особенно громко. Пусть хоть кто-то из нас двоих выспится сегодня нормально.

На кухне было примерно так же, как и в спальне, то есть не видно ни хрена. А еще почему-то ужасно холодно и сыро. Тело почти сразу покрылось гусиной кожей, пальцы даже в тапках окоченели. У Ястреба под боком было гораздо-гораздо теплее и приятнее. Но пить все-таки хотелось страшно.

— Энджи, — позвала я шепотом, — включи отопление и свет на кухне над раковиной.

Я подождала несколько секунд, но, к удивлению, ИИ не отозвалась, и ничего не изменилось.

Я повторила просьбу, и, снова получив в ответ лишь тишину, сама потянулась к выключателю. Мягкий желтый свет тут же высветил темную столешницу и черную раковину, сложенные в ряд вилки на ее краю. Они тускло блестели в приглушенном свете спотов.

Гор складывал… Его привычка. Помыл посуду после ужина и сложил приборы, настойчиво отказавшись засунуть все в посудомойку. Сказал, что ему несложно помыть, и он не понимает, чего я разворчалась. А ворчала я не потому, что он помыл посуду, а потому, что меня вид блестящих вилок на черной поверхности раздражал страшно. Я собиралась их убрать, но… остаток вечера как-то не располагал, и из головы все вылетело напрочь.

Вообще всегда бесила посуда в раковине или рядом. Грязная действовала как красная тряпка для быка, как очередные костыли в коде, с чистой дела обстояли, как правило, немного лучше. Раздражала, конечно, тоже, но не так, чтобы скрипеть зубами и хотеть убивать.

Я как-то даже наорала на соседку по общаге во Франции, потому что она оставила в раковине тарелку из-под хлопьев. Орала на французском, перемежая рычание с великим и могучим русским матом. Бедная Морин с тех пор посуду за собой убирала всегда.

Я покачала головой, отбрасывая воспоминания, потянулась за стаканом, а через несколько секунд жадно глотала воду, чуть ли не мурлыча от наслаждения. Даже холод на кухне уже не казался таким безжалостным и выкручивающим кости.

Я допила последние капли, облизала губы и опять подставила стакан под кран, чуть ли не притоптывая в нетерпении. Пить все еще хотелось, пусть и гораздо меньше.

Снова поднесла стакан ко рту, когда там было чуть ли не с горочкой, но в следующий же миг отдернула руку с тихим ругательством, открывая глаза.

Что за хрень?

От воды воняло затхлым: плесенью и ржавчиной. Воняло так сильно, что в уголках глаз выступили слезы. Я поднесла стакан ближе к свету и ругнулась уже громче.

Мутная.

Внутри была какая-то мутная рыже-белесая жижа, с мелкими хлопьями чего-то непонятного, с черными вкраплениями. Затошнило. К горлу подступил комок, а желудок сжался в болезненном, колючем спазме, грозя вернуть назад все, что я так неосмотрительно и с такой жадностью успела проглотить.

Взгляд метнулся к крану, потом снова к стакану, опять к крану. Я ничего не понимала.

Из крана текла нормальная вода. Обычная. От нее не воняло, она ни запахом, ни цветом не походила на то, что плескалось у меня в стакане. Дело не в фильтре. Да и Энджи бы предупредила, если бы пришло время менять блоки.

С другой стороны, она так и не отреагировала на мою просьбу несколько минут назад… Может, ее снова глючит? Возможно, спайка прошла не так успешно, как мне казалось, и где-то остались баги логики, которые я не заметила. Надо будет утром проверить.

Я опять посмотрела на стакан, с трудом подавив очередной спазм в желудке, пропихнув комок в горле, с трудом сглотнув.

Может, дело в нем? Что-то было на дне? И я не почувствовала в первый раз, потому что эта бурда не успела раствориться…

Греби ж тебя, как же холодно.

Я вздохнула, включила другой кран, тщательно вымыла стекляшку, наблюдая как ржаво-белая муть смешивается с пеной и исчезает в сливе. Вытерла руки.

В холодильнике было несколько бутылок воды. Пока не разберусь, что не так с блоками, если с ними действительно что-то не так, рисковать больше не буду.

Я развернулась с вполне очевидным намерением, предвкушая, как наконец-то напьюсь, вот только так и осталась стоять на месте. Не в силах ни пошевелиться, ни сделать вдох, ни даже просто моргнуть. Пальцы вцепились в столешницу за спиной, сдавило спазмом горло.

Мне просто надо было за что-то схватиться, чтобы устоять на ногах, чтобы ощутить что-то реальное. Холод пронзил от пальцев ног, по позвоночнику, стиснул грудную клетку и свел челюсть. Ожгло, как будто хлыстом, как будто я очутилась в проруби в минус сорок. Ни вскрикнуть, ни вынырнуть на поверхность за глотком воздуха.

Холод и страх.

За столом, на том месте, на котором обычно сидела я, спиной к чернильно-черному провалу окна был Дым. Дым, которого я помнила, Дым, которого знала.

Улыбался его улыбкой, смотрел его глазами, даже отблески желтого света на пшеничных волосах были знакомыми. Все было знакомым, до мельчайших деталей. Димка… Точно такой, каким я видела его в последний раз.

Он сидел, положив руки перед собой, в школьном пиджаке и светлой рубашке, легкая куртка перекинута через спинку соседнего стула. Невозможно было разглядеть ее цвет, но… Я знала, что она синяя, что верхняя пуговица темно-серого пиджака держалась на честном слове, и что под рубашкой у Димы майка. Я знала, что на правой ладони Дыма наполовину стертая шпаргалка зеленой ручкой, потому что в тот день у его класса была проверочная.

Он сам мне рассказал… Димка…

Я смотрела на него и не могла поверить, и взгляд отвести не могла. Рассматривала жадно и пристально и тряслась от страха так, что не будь челюсть сжата — до боли и хруста — была бы слышна дробь моих зубов. Громкая и беспорядочная.

— Дым… — выдавила чужим голосом, рваным шепотом, полным недоверия и ужаса.

— Привет, Стася, — шире растянул он потрескавшиеся, обветренные губы. Сверкнули неестественно-белым в полумраке кухни зубы. — Ты наконец-то меня заметила, обратила на меня внимание. Я уж думал, придется тебя звать, — голос тоже был его. Интонации, тембр, манера немного растягивать окончания фраз. Вот только что-то не так было с этой улыбкой, в ней как будто чего-то не хватало.

Я смогла лишь драно качнуть головой. Все, на что меня хватило, все, на что я решилась, потому что боялась до чертиков отводить от него взгляд. И непонятно, чего больше было в этом чувстве: страха от того, что он останется, или страха от того, что исчезнет.

— Ты чего дрожишь? Дать тебе мою куртку? — Димка потянулся за одеждой.

— Не надо, — выдавила из себя по слогам прежде, чем его пальцы сомкнулись на ткани, зубы пару раз все-таки клацнули, заставляя вздрогнуть. Какой-то собачий, неестественный звук. — Я… все хорошо. Просто здесь холодно.

— Не так холодно, как будет, — ответил он непонятное, но руку вернул на место, снова сидел прямо. Смотрел на меня так же, как я на него: не моргая и не дыша. Изучал.

— Ты… как… — я не могла сформулировать вопрос, не могла даже понять толком, что спросить. В башке гудело, а картинка перед глазами вдруг подернулась непонятной пеленой.

— Только не плачь, Стася, — укоризненно покачал мальчишка головой. — Ты же знаешь, я не выношу, когда ты плачешь. И он, — Дым на миг нахмурился, — тоже не выносит слез.

— Дед? — не зная зачем, спросила я. Димка говорил о Сухорукове, сомнений в этом не было.

— Да, — серьезно кивнул Дима. — Не плачь, пожалуйста.

Я невероятным усилием заставила себя разжать пальцы и отпустить столешницу, быстро, судорожно вытерла сначала левый глаз, потом правый, чтобы продолжать видеть, чтобы держать Дыма в поле зрения.

— Я скучала, — почти прошептала одними губами, снова хватаясь за темное дерево за спиной, чтобы хоть немного вернуть ощущение реальности. — Я так скучала, Димка.

— Я тоже скучал, Стася, — кивнул он серьезно и опять улыбнулся. От этой улыбки стало снова не по себе. Страх опять сомкнул крючковатые, артритные пальцы на горле, забирая весь воздух. И я наконец-то смогла понять, что не так с его улыбкой, потому что на этот раз она не пропала с такой скоростью, как в первый, потому что на этот раз я всмотрелась в его лицо до рези в глазах. Димка улыбался только обветренными губами, взгляд оставался колючим и серьезным, совершенно чужим.

— Зачем ты здесь? — вопрос прозвучал еще тише, чем предыдущая моя фраза. — Почему…

— Предупредить, — просто пожал мальчишка тощими плечами, не давая договорить. Пожал нетерпеливо и резко, как будто торопился. — Может, все-таки возьмешь куртку? Тебя почти трясет.

Я яростно замотала головой.

Нет. Нет-нет-нет.

Мне не хотелось прикасаться к этой куртке, не хотелось даже смотреть на нее. Казалось, что, если возьму, если дотронусь хотя бы кончиком пальца, холод, что сейчас впивался тонкими, зазубренными шипами в тело, меня прикончит.

— О чем ты хочешь предупредить? — спросила немного громче, морщась от того, что зубы снова мерзко клацнули, и сильнее сжала столешницу.

Димка опять улыбнулся.

— Уверен, ты знаешь, — прошелестел он и странно дернулся всем тощим телом. Димка всегда был худым и немного нескладным, но сейчас это почему-то особенно бросалось в глаза. Почти гротескно, театрально тощий. Может, потому что я его давно не видела. Может, потому что, когда мы были у Деда, все стало только хуже.

— Награда Деда — мелки, помнишь, Стася? — спросил он, немного наклонив голову вперед, как будто хотел меня лучше разглядеть, и от этого движения заметнее стали синяки под глазами.

— Помню, — кивнула настороженно. — И карамельки иногда. От них воняло бумагой, старыми газетами — мы никогда их не ели, настолько мерзкими они были. Но при чем здесь это? Почему ты появился сейчас? Ты никогда мне не снился раньше…

— Неужели? — нахмурился Дым. — Ты обманываешь меня, Стася, — покачал он головой укоризненно, и стало вдруг действительно стыдно. Стыд ошпарил шею и лицо, заставил поморщиться.

— Только в самом начале. В первые несколько лет, — добавила, вздыхая. Врать Дыму не хотелось, да и не получалось никогда. Он был единственным человеком, которому я не врала. Ни во снах, ни наяву. Я даже себя обманывала, обманывала психологов, маму, отца… а с Димой не выходило.

— Хорошо, — кивнул он, выпрямляясь и снова превращаясь в застывшую статую. Единственное светлое пятно в чернильно-черной кухне. Казалось, что даже свет от единственного включенного спота бледнее. — Так ты думаешь, что я тебе снюсь, да?

— Да, — кивнула. Я действительно так считала. И, казалось бы, меня должно это успокоить, приглушить чувство страха, примирить с вывертами собственного сознания, но не получалось. Вода была слишком реальной, холод от плитки под босыми ногами, мигающие цифры на микроволновке, мелкая дрожь собственного тела. Мои сны еще никогда не были такими реальными, в них никогда еще не было столько деталей. По крайней мере, во снах, связанных с Сухоруковым. Никогда в этих снах я не оказывалась так близко к собственной реальной жизни.

Мне снилась шахта, клетка, ржавая решетка и размытая, огромная фигура Деда, запах мяты и перца от него, голос Дыма, даже гребаный Вареник. Но никогда никто из них не вторгался так бесцеремонно и с такой настойчивостью в мое настоящее.

— Раз тебе так проще…

— Ты умер, Дым, — покачала я головой, обрывая его, чтобы не услышать того, что, возможно, слишком тяжело будет вынести. — Я была там, видела тебя на подушке, видела, как забрасывают могилу землей. Я похоронила тебя.

— И что? — вскинул он брови, лицо неестественно вытянулось от удивления. — Ни разу после этого не думала, не вспоминала? Ни меня, ни Вареника, ни Деда…

— Каждый день, — покачала я головой. — Каждый долбаный день! — прохрипела, чувствуя, как чуть ли не крошатся ногти, впивающиеся в каменную поверхность стойки.

— Значит, все-таки не до конца похоронила, да, Стася? — он подмигнул. Неестественно и совсем не весело. Жест вышел не заговорщицким, а каким-то угрожающим. — Это хорошо, что ты помнишь, ты должна помнить, что произошло, — последние слова мальчишка почти выплюнул. В них было столько злости, что меня снова затошнило, комок поднялся по пищеводу прямо в горло, раздулся там, застревая, мешая нормально дышать и мыслить. Вокруг все еще висела непонятная пелена.

— Я… — не знаю, что собиралась ему сказать. Возможно, что самым моим яростным желанием с тех пор стало желание забыть. Возможно, что он несправедлив, что не знает, как мне хочется почувствовать себя в безопасности хоть раз. Хоть один гребаный раз. Возможно, что впервые не хочу его видеть, боюсь его. Но не успела. Димка меня перебил.

— Про награду ты помнишь, а помнишь про наказание, Стася? Как наказывал Дед?

— Бил тебя, — едва проговорила. Хотелось уйти, хотелось вырваться из собственной кухни, но тело не слушалось. Ноги отказывались двигаться, пальцы — выпускать столешницу, я даже голову отвернуть не могла. Было чувство, что стоит мне только пошевелиться, я тут же свалюсь на пол и останусь сидеть до самого утра.

Дед действительно бил Дыма до крови и синяков, до кошмарных ссадин по всему телу. Я никогда не знала чем, но явно не просто руками или… не только руками.

— А еще? — спросил Димка, снова заставляя меня вернуться на хренову тучу лет назад. Следя пристально, с непонятным нетерпением на узком лице. — Что он делал еще, Стася? Он ведь не только бил, да? Ты не могла о таком забыть, я знаю.

Следующий глоток воздуха показался совсем мерзким, с привкусом ржавчины из воспоминаний.

— Да. Не только… — пробормотала, сжимая зубы, чтобы снова не начали клацать. Димка разочарованно вздохнул, ему явно не понравился мой ответ.

— Я не про это, — скривился и передернул нетерпеливо плечами. — Вспоминай, Стася. Что он делал еще? Как развлекался, когда становилось скучно? Как наказывал нас обоих?

Я не хотела, не хотела лезть в глубины собственной памяти, копаться там, как голыми руками в термитнике. Но подстегнутые словами Димки воспоминания класть хотели на мои желания, выпрыгнули черными кошками, которых вспугнули фары кара.

— Вспомнила? — поторопил Димка. Быстро, отрывисто, чуть ли не приказывая. И холод стал в несколько раз сильнее. Сковал все тело от кончиков пальцев ног до затылка, сдавливая и душа.

— Дед забирал фонарь и одеяла, закрывал вход, чтобы темно было, — выдавила с булькающим тихим стоном. — Чтобы мы не могли… Не понимали, сколько времени прошло, — и следующая мысль чуть ли не заставила вскрикнуть: холод и темнота… Я смотрела на Димку во все глаза и совершенно ничего не понимала, отказывалась просто. А тело снова затрясло, гораздо сильнее, чем в самом начале. Не может… Он не может…

— Ты наказываешь меня? За что, Дым? — все-таки спросила, рассматривая отчего-то теперь совершенно незнакомого мальчишку.

— Вот, — кивнул он удовлетворенно. Странно кивнул — движение было резким и каким-то неестественным, только головой. Больше ни одна часть тела не пошевелилась, как будто шея, плечи и грудь не были связаны между собой, — я знал, что ты справишься.

— За что? — я не была уверена, что задала вопрос вслух. Вообще не была уверена, что из горла вырвалось что-то, кроме сдавленного дыхания. Димка сощурился. Злобно, угрожающие. Тонкие губы превратились в нитку, друг детства опять наклонился вперед, словно хотел быть ближе ко мне. Я попробовала отшатнуться, но сзади была столешница, и сдвинуться не удалось ни на миллиметр.

— Не трогай маму, Стася, — процедил он яростно. — Не лезь к ней, не копайся в этом. И пса своего на цепь посади. Всех псов, — низко и грубо, совершенно чужим теперь голосом. Совершенно не похожим на привычный мальчишеский, немного ломающийся.

— Я не…

— Не трогай, — прорычал он снова. — Ты и так забрала у нее все. Меня, себя, все! Не трогай ее, не приближайся, не звони, не пиши. Даже не думай об этом! — он поднялся резко и совершенно бесшумно, не скрипнули ножки стула, не было шороха одежды. Просто через миг Димка уже стоял на ногах возле стола, сжимал руки в кулаки. Прожигал меня полным ненависти взглядом.

— Кто-то… — я хотела объяснить, рассказать, но снова не успела.

— Это не она! Ты знаешь, что это не она, Стася. Она никогда не причинила бы тебе зла, и об этом ты тоже знаешь!

— Дым, твоя мама может рассказать…

— Она ничего не может, Стася! Ничего тебе не должна! Хватит над ней издеваться, прекрати, — он подошел еще на шаг. Маленький, крошечный шаг. И я была готова закричать в голос. Перебудить весь дом, разбудить Игоря, что угодно сделать, чтобы это прекратилось.

Я не хотела, чтобы Димка подходил ближе, не хотела на него больше смотреть, говорить с ним. Потому что это был не мой Дым, кто угодно, только не мой Дым. Лицо стало совсем бледным, прозрачным, чуть ли не светилось. Вытянулось так сильно, как будто нижнюю челюсть больше ничего не держало, скулы полностью ввалились внутрь, синяки под глазами стали еще темнее, а рот казался черным провалом. Взгляд полыхал такой яростью, что от нее становилось физически больно. Дико и заполошно трепыхалось в груди сердце.

— Она не выберется, если ты опять появишься в ее жизни. Не сможет, она не такая, как ты и твоя мать. Не трогай ее, Стася!

— Дым… — я разжала сведенные пальцы, протянула руку к раковине, следя за незнакомцем.

Его грудная клетка тоже ввалилась и пиджак неестественно повис на плечах, как будто друг стал на несколько размеров больше. Тонкая-тонкая кожа на шее, и синюшные вены сеткой, капилляры.

Пальцы наконец-то нащупали искомое. Там, на раковине, лежал нож. Тонкий нож для сыра, нож, который вымыл и оставил Гор.

Металлическое лезвие тонко чиркнуло по камню, сталь обожгла ладонь холодом.

— Пообещай мне! — выплюнул мальчишка все тем же низким, скрипучим голосом, сделал еще шаг, подобрался, натянулся, оскалился, показывая почему-то желтые зубы. — Пообещай!

— Я…

— Обещай, Стася! — еще громче, еще злее. Звук его голоса — низкий, странно гулкий и звенящий одновременно — щелкнул хлыстом по нервам, вскрыл нервы. Так больно, что я все-таки застонала, прикрывая на миг глаза.

— Обещай, — прогудело низко, совсем рядом. Дим сделал ко мне следующий шаг. Подкрадывался, подбирался, как хищник, скрючились длинные пальцы, превращаясь в птичьи когти. — Обещай!

Его лицо исказилось еще сильнее, менялась, удлиняясь, каждая его черточка.

Так сильно хотелось проснуться, так отчаянно…

Синяки стали почти черными, нижняя челюсть теперь касалась ключиц, а волосы, еще секунду назад гладкие и блестящие, начали седеть и осыпаться на пол.

Я успела лишь глотнуть воздуха. Едва-едва отвести руку, а Димка уже бросился ко мне, на меня, целясь в горло, повторяя и повторяя это хриплое, резкое «обещай».

Крик все-таки вырвался наружу. Придушенный и жалкий. Я закрыла голову рукой, вторую с ножом выставила вперед, сжалась, защищаясь от Дыма, прячась от него впервые в жизни. Я ненавидела себя за это. И боялась.

Ждала удара, толчка, горячечного шепота, ледяного дыхания на лице.

Но прошло несколько секунд, потом еще пару, но так ничего и не произошло.

Я опустила руку, всматриваясь в темноту, выпрямилась, а в следующее мгновение по глазам ударил свет. Настолько яркий, что стало больно.

Я крутанулась волчком, снова замахиваясь, и застыла, руку зажало в чужой хватке.

— Слава…

Напротив стоял Гор, сжимал мое запястье, тонкое лезвие сверкало в миллиметре от его горла. Воздух из груди вырвался с шипением, так и не сорвавшись в крик. Меня качнуло, и я разжала пальцы, нож со стуком упал на пол.

— Слав? — снова позвал Ястреб.

Я моргнула. Еще раз и еще. Обернулась.

Дыма на кухне не было, не было его куртки на стуле. Никаких следов. Только нож у ног, вымытый мной стакан на раковине и открытое на проветривание окно.