Форт-Хоэн

Глава 11

Утром в деревню прибежали дозорные и ударили в било. Мы собирались возвращаться в город, стояли возле храма. Я хотел попрощаться со старейшиной, проявить учтивость, поблагодарить за ночное спасение. Я всё рассказал группе, не утаил ничего, кроме того, что ночные шептуны говорили со мной голосом Уголёчки. Рассказал и о способностях самосадов. Дизель по обыкновению воспринял рассказ скептически, а вот Шурка поверил сразу. Среди клириков всегда ходили слухи о том, что самосады являются потомками древнего народа долины обладавшего магическим даром.

— Чушь, — скривился Дизель. — Сказка для детишек. Дерьмо.

— То есть, лягушка величиной с телёнка тебя не удивляет? — спросил я.

Дизель растерялся. Болотные жабы были для него предметом охоты, но никак не порождением магии. Он даже не задумывался над этим, ибо всё, что он видел, было вполне естественным и имеющим право на существование без каких-либо объяснений. Мои слова его расстроили.

— Но ты же сам её видел, — попытался он возразить.

— Вот только в природе подобных жаб не существует. Ты же изучал в школе биологию?

— Что я изучал?

Наверное, зря я спросил его про биологию, потому что Дизель завис окончательно. Слова, которые я произносил, были ему знакомы, но значение оставалось где-то за гранью понимания. Нет, с громилой подобным языком разговаривать нельзя.

И тут прибежали дозорные.

При первых же ударах била деревня ожила. Только что самосады ходили сонными мухами с вилами и граблями, и вдруг засуетились. К храму начали сбегаться мужчины и женщины. Появился старейшина. Он встал на пороге храма, к нему подошли дозорные, заговорили поочерёдно. Старейшина кивал, иногда переспрашивал и одновременно обшаривал площадь глазами. Увидел нас, задержал взгляд на мгновенье и принялся обшаривать дальше. Собравшийся народ терпеливо ждал. Что именно случилось, было понятно без объяснений — один из наших кланов шёл в рейд. Но хотелось подробностей.

Наконец, допрос дозорных завершился, и старейшина обратился к людям.

— Враги идут!

Площадь загудела тихим утробным гулом.

— Мы люди мирные, мы растим хлеб и овощи, но городские кланы не дают нам покоя. Каждый тайм они нападают на деревню, грабят дома, насилуют женщин, убивают мужчин. Мы тоже убиваем их воинов, но они как Гидра, на месте одной срубленной головы вырастает другая.

Вообще-то, у Гидры вместо одной головы вырастало сразу две, но я не стал поправлять господина Моасу.

— Сегодня этих голов движется столько, что отсечь все мы не сможем, слишком их много. Мы должны отступить к деревне Ниу и дать врагу отпор соединёнными силами. Забирайте детей, гоните стада. Торопитесь, времени мало.

В действительности, его оставалось ещё меньше. Не успел старейшина завершить речь, а на дороге уже поднялась пыль. Из серых разводов выпросталось треугольное знамя нубов, и слева от него вырос длиннохвостый стяг червивых. В рейд шли сразу два клана. Такого в истории Форт-Хоэна не было. Кланы предпочитали сражаться в одиночку, чтобы не устраивать потом драк из-за лута. Ныне червивым ввиду своей малочисленности выбирать не приходилось, и за малую долю в добыче они готовы были присоединиться к любому рейду.

Впереди шла пехота. Большинство были облачены в бригантины, и лишь несколько человек могли похвастать кирасами. На головах шлемы всех эпох и традиций начиная от римских касок и заканчиваяжабьими головами. Банда бродяг, но банда сильная и жадная до наживы.

При виде деревни колонна на ходу развернулась в цепь. Знаменосцы встали по центру, на фланги выдвинулись стрелки. Со стороны ржаных полей появился ещё один отряд. Я не сразу его заметил. Он был меньше по численности, может быть, человек двадцать, и стремился перекрыть самосадам путь к отступлению. Коротыши тоже его заметили, и если первый отряд вызвал у них оторопь, то теперь находившихся на площади людей начала охватывать паника.

Нужно было действовать быстро. Я подбежал к старейшине.

— Уважаемый господин…

— Говори!

— Жгите дома.

— Что?

— Жгите дома! А людей заводите в храм.

— В храме мы окажемся в ловушке.

— Заводите! Добраться до другой деревни мы не успеем, да и не сможем. Видите отряд? А если дома сгорят, кланам придётся уйти. Нам нужно продержаться до полудня.

До полудня оставалось часа три, единственный вход в храм — дверь, в которую одновременно могли пройти два человека. Если изнутри подпереть её чем-то… может и продержимся.

Старейшина ударил посохом о землю.

— Самосады поджигайте ваши дома и бегите в храм! Торопитесь!

Я вернулся к своим.

— Диз, необходимо найти бревно. Или что-то похожее.

— Нет здесь брёвен. Трава и камни.

— Возле загонов есть деревянные колоды с водой для животных, — сказал Шурка. — Подойдёт?

— Вполне. Курт, Диз, вы со мной. Шурка, вы с Уголёчкой в храм. Сидите и не высовываетесь!

Мы побежали по центральному проходу к загонам. Самосады, путаясь под нашими ногами, бросились к своим жилищам. От посохов к бревенчатым стенам потянулись красные лучи. Справа вспыхнул дом, слева второй, впереди сразу два. Запахло горелым, в небо потянулись чёрные дымы, затрещало сухое дерево. К загонам мы подбегали в ореоле чадящих костров. Несколько коротышей, раскрывали ворота, и скот, сшибая на пути всё и всех, в панике разбегался по округе.

Колоду мы увидели возле первого же загона.

— Диз, клади её в мешок, — крикнул я.

Дизель согнулся над ней, и тут же выпрямился.

— Не могу. Интерфейс выдаёт сообщение, что вещь положить в мешок нельзя.

А это уже закон подлости в действии. Какую-то хрень положить можно, а то, что действительно необходимо приходится таскать на себе.

— Хватайте, понесём на руках.

Дизель схватил колоду спереди, Курт сзади. Подняли. Я хотел подсесть под середину, помочь, но в землю у моих ног вонзилась стрела и замельтешила перед глазами пегим оперением. Я проследил направление её полёта. Отряд, наступавший со стороны ржаного поля, приблизился к деревне вплотную. К счастью, стрелок у них был только один, и создать серьёзную помеху нам он не мог. Да и меткость у него была не на высоте. Вторая стрела вспорола рукав моей куртки и воткнулась в ворота.

— Бегите, бегите! Я следом!

Пригибаясь под тяжестью колоды, Дизель с Куртом побежали обратно, а я метнулся вдоль ограждения к следующему загону. На земле лежал самосад и елозил ногами, пытаясь встать. В боку торчала стрела. Я подхватил его под мышку, приподнял. Тяжёлый. Несмотря на маленький рост, весу в нём было как в колоде. Он простонал что-то вроде: «Брось, комиссар, я справлюсь». Какое справится! Лицо побледнело, зрачки сузились. Я обхватил его крепче, поднял на ноги.

Пожары всё сильнее окутывали деревню дымом, солнце просвечивало сквозь него матовым пятнышком. Самосад повис на мне тряпичной куклой, звал то ли маму, то ли жену, а может быть это вообще была молитва. Его шептаний я почти не понимал, да и не слушал. Дым лез в горло, душил, выжигал кислород в лёгких, а я продолжал тянуть свою колоду к храму.

Вы получили дебафф «Удушение». Внимание! Ваше здоровье понижено на 50 %

Рядом просвистела стрела, значит, отряд вышел к загонам. За дымом стрелок вряд ли меня видел, поэтому бил наугад. Сунуться за мной следом он побоялся, а вот стрел не жалел. Они летели по проходу роем, одна ударила меня под лопатку, и от боли я едва не упал.

Вы получили удар стрелой. Вы потеряли 200 ХП здоровья

А стрелок не такой уж и слабенький, как я подумал вначале, во всяком случае, не хуже Уголёчки. Сука! Узнаю потом, кто он, отрежу уши и заставлю сожрать…

Критическое состояние! Критическое состояние!

Самосад совсем перестал двигаться, только хрипел и закатывал глаза. Я поднатужился, закинул его на плечо, чувствуя, как от усилия стрела глубже входит в тело, и поплёлся к храму. Его кирпичные контуры уже прорисовывались в дыму. Я упал на четвереньки, пополз. Дышать стало чуть легче, но сил уже не оставалось. Перед глазами поползла муть, храм начал отдаляться, уходить вниз. Я успел подумать, что Шурка больше не встретит меня в камере перезагрузок, не принесёт хлеба…

— Открывай, открывай.

Надо мной склонилась Уголёк. Тонкое благородное лицо, безоблачный взгляд… Значит, она тоже умерла. Мы проиграли бой, и нубы похваляются победой. Конечно, хорошо быть сильным, когда за тобой полторы сотни вооружённых до зубов головорезов. А самосады… Что они могут сделать своими посохами? Только ночных шептунов отгонять. Вот же нелепость…

— Долго меня не было?

— Минуты две.

Я приподнял голову — рифлёные колонны, чаны с огнём, люди. Сотни людей. Я не в перезагрузочной камере. Господи, это храм!

— Дизель тебя вытащил, — пояснила Уголёк. — Ты молодец, ты донёс коротышку до самых дверей. Все самосады считают тебя героем.

По всем приметам я должен был умереть. Я надышался дыма, схлопотал стрелу в спину и уже чувствовал, как жизнь вытекает из меня, а мир скукоживается и пузыриться испорченной плёнкой. Очень знакомые ощущения. Но вместо подвала в здании ратуши я увидел такое милое и бесконечно красивое лицо Уголёчки. Что ж, может оно и к лучшему. Правда теперь придётся вставать и руководить защитой храма от посягательств из вне. Самосады, как я уже успел убедиться, были те ещё тактики.

— Это Шурка меня вылечил? — спросил я, поднимаясь.

— Старейшина, — ответила Уголёк. — Тебе нельзя вставать. Господин Моасу сказал, что у тебя мало сил.

— К чёрту господина Моасу. Дверь держится?

Глупость спросил. Конечно держится, раз мы ещё живы.

— На хер мы ваще тащили твою колоду, полководец-любитель? — услышал я голос Дизеля. — Тут столько скамеек, на сотню дверей хватит.

— А ты что здесь делаешь?

— Тебя стерегу.

— Иди дверь стереги.

— Уголёш, это он мне вместо спасибо. В следующий раз брошу его посреди площади, пусть задыхается.

— Спасибо, Диз, а теперь пошёл к дверям.

Я перевалился набок, встал на карачки. Голова кружилась, но в целом я чувствовал себя здоровым.

— Так говоришь, Шурка вылечил?

— Старейшина, — поправила меня Уголёк. — У Шурки нет лекарств, чтобы лечить отравление угарным газом. А старейшина вылечил тебя при помощи посоха. Они настоящие маги.

Может они и маги, но слишком уж слабенькие. Не боевые. Их свет способен лечить и отгонять ночных шептунов, а этого мало, чтобы защитить деревню от кланов. Надо будет взять над ними шефство и наладить начальную военную подготовку.

Я выпрямился, повёл плечами. Уголёк хотела поддержать меня, но я отстранился. Как-нибудь без женской помощи устою. Вокруг на полу, возле колонн, вдоль стен сидели мужчины, женщины и дети. Лица понурые, на коже чёрные разводы. Над алтарём навис старейшина, водил ладонями, вызывал дымки, как будто у нас и без того дыма мало.

Возле храмовых дверей собралась вся наша группа. Дверное полотно было поджато колодой, а пространство вокруг завалили тяжёлыми дубовыми скамьями. На одной из них устроился Дизель с топором, готовый рубить каждого, кто прорвётся в храм.

Дверь содрогнулась, как от удара тараном, и отошла от косяка. Ещё несколько таких прилётов, и никакие подпорки её не спасут. Завал из скамеек нападающих сдержит, но ненадолго.

— Уголёк, сколько у тебя стрел?

— Пять. Каменные.

— Пять стрел. Каменные, — задумчиво повторил я. — Шикарный арсенал. Урон у них какой?

— Пять.

— Тоже пять. Пять стрел, пять урон. Раз, два, три, четыре, пять, вышла девка пострелять. Классика. Придётся бить криты. В твоём случае — в глаз. Сможешь попасть в глаз?

— С такого расстояния? Легко!

— Не торопись хвастать. Мишени наверняка будут скакать, как мыши по кухне, придётся предугадывать траекторию их движения. А интеллект у тебя…

— Хорошо у меня с интеллектом, — надула губки Уголёк.

— Я не про ум, не обижайся. Общие показатели интеллекта делают интуицию более, так сказать, интуитивной, а у тебя…

— Моя интуитивная интуиция в виде интеллекта имеет пять базовых очков и пять новоприобретённых. Достаточно?

— Надеюсь. Очень на это надеюсь.

Дверь снова содрогнулась и ещё больше отошла от косяка. В щель просунулась рука, Дизель с размаху врезал по ней топором. За дверью заорали, по полу покатились пальцы. Кому-то придётся перезагружаться.

Удары тарана посыпались один за другим. Голоса заорали в унисон: И-и-и, раз! И-и-и, раз! Посыпалась каменная крошка, но дверь пока ещё держалась, чего не скажешь о косяке. Шлицы вышли из пазов, кладка с одной стороны дала трещину. Я подсчитал, что при такой настойчивости гости пробьются к нам минут за двадцать, и уж тогда нубам торопиться будет некуда.

Через зал торопливо шёл старейшина, в глазах застыла тревога, посох в руке подрагивал.

— Все самосады молятся за вас, игроки. И я молюсь тоже!

Мне было плевать на его молитвы.

— Что вы можете делать своими лучами? — кивком указал я на посох.

— Наша магия способна лишь помогать.

— Но раньше вы как-то отбивали нападения.

Старейшина огладил подбородок.

— Обычно мы встаём в круг и пускаем красные лучи. Они достаточно горячи, чтобы сдерживать грабителей, а если отряд небольшой, то могут отогнать их прочь. Иногда приходит помощь из соседней деревни, но сегодня я не стал бы на это надеяться.

— Насколько далеко бьют лучи?

Старейшина оглянулся к алтарю, словно ответ находился там, и снова повернулся ко мне.

— Сорок шагов — это предел.

— Сойдёт. Надо поставить сотню, а лучше две сотни ваших самосадов от стены к стене и направить лучи их посохов на дверь. Ни одна тварь тогда не зайдёт.

— Это не возможно, — покачал головой старейшина.

— Почему?

Он воздел руки.

— Это храм! Мы не можем использовать лучи внутри него.

— Погоди, Уголёк сказала, что вы меня лечили.

— Снаружи. Это было снаружи. Я выходил за порог.

Теперь понятно, почему он говорил про ловушку, почему раньше самосады никогда не прятались в храме. Запрет на использование лучей внутри, скорее всего, связан с каким-нибудь мифом или легендой, которые давно стали законом. Нарушить его, значит, пойти против богов, вследствие чего на них обрушаться все казни египетские, или что там у них вместо дельты Нила. Но в том-то и дело, что в некоторых случаях законы не работают, потому что идут против людей, и тогда встаёт выбор: нарушить или умереть.

— Тогда все мы умрём.

В подтверждении моих слов, очередной удар тарана разломил дверь надвое. Верхняя половина кое-как удержалась, а нижняя влетела внутрь. В проём тут же поднырнул боец со знаком червивых на бригантине, и Уголёк всадила ему стрелу в глаз.

Вы нанесли критический удар. Вы получили опыт 300 ХП

— И ждать осталось недолго, — кивнул я на упавшее тело.

Старейшина задышал через ноздри.

— Я не хуже тебя понимаю, уважаемый господин Соло, что произойдёт с моим народом, если кланы ворвутся в храм. В отличие от игроков мы умираем навсегда, так что каждая смерть для нас — горе. Но поступиться своей верой мы не можем.

Он развернулся и пошёл к алтарю.

— Разумеется! Кто бы сомневался! — крикнул я ему в спину. — Попробуйте теперь объяснить матерям, каково это видеть, когда твоего ребенка берут за ногу и бьют головой о стену!

Я крикнул громко, чтоб услышали все, но гул и новый удар тарана заглушили мои слова….

Остатки двери развалились на несколько кусков, и между нами и нубами осталась лишь груда скамеек. Я выхватил рапиру думая, что клановые сразу ворвутся в храм и устроят резню. Мелькнула коротенькая мысль, дескать, плен и всё такое, но мы сожгли дома, сожгли склады с продуктами, грабить нечего, и теперь они изольют свою злость на людей. Однако сначала полетели стрелы. Храм отозвался криками боли и ужаса, несколько стрел пролетели настолько близко от меня, что я кожей почувствовал колыхание воздуха.

Уголек, не целясь, выпустила оставшиеся четыре стрелы и побежала назад, собирать вражеские стрелы. Умница, девчонка! Трижды я был прав, когда уводил её у нубов. Курт и Дизель безо всяких команд встали по обе стороны дверного проёма, Шурка готовил шприцы.

В след за стрелами с улицы прилетел мат, и сразу несколько клановых полезли в храм, толкая друг друга локтями и выставив перед собою мечи, словно палки. Одному Дизель всадил топор в грудь — он хрюкнул и осел — второго Курт ударил копьём в бедро. Обоих утянули назад.

Следующие бойцы действовали осторожнее: пошли медленно, прикрывшись щитами и втягивая головы в плечи. Завязалась потасовка. Дизель включил свою излюбленную систему по колке дров, но на этот раз добился лишь того, что противник просто отступил. Громила раззадорился, полез за ним на улицу, но в итоге заполучил меч в рёбра. Я ухватил его за ворот и рывком затянул в храм.

— Я ещё могу! Могу! — заревел он. — Пусти!

Подскочил Шурка, взрезал ножом куртку. Быстро осмотрел рану, потом выковырял из пачки две таблетки, размельчил их и посыпал рану.

— Ерунда, лёгкий порез.

Рана затянулась прямо на глазах, остался лишь тонкий шрам.

— Только куртку испортили, — сплюнул Дизель.

— Встань возле колонн, — велел я, занимая его место.

— Ты чё, Соло, — заспорил он. — Рана ерундовская. Шурка же сказал! Я от здоровья тридцати ХП не потерял.

— Лучше бы ты башку потерял! Ты по кой чёрт туда полез? Тебе чего здесь не стоялось?

— Соло…

— Будешь в резерве. Может, научишься чему-то.

Солнце уже давно перешагнуло зенит, и стало понятно, что уходить клановым поздно. Добраться засветло до города и покинуть зону обитания ночных шептунов они не успевают, и перед ними теперь маячило два выхода: или уничтожить нас, или сдохнуть самим. Вероятность, что они выберут второй, очень мала, поэтому я приготовился к сече.

Снова полетели стрелы, но на этот раз на их пути никого не было. Я услышал, как наконечники зачиркали по алтарю, забарабанили по дальней стене. Уголёчек была уже где-то там, и я не сомневался, что часть этих стрел вернётся к клановым обратно.

Стрелки опустили луки, и в храм гурьбой ринулась пехота. Скамьи замедлили их натиск, но не сдержали. Я рубанул одного, он отскочил с визгом, ткнул второго в живот. Напротив бился Курт. Он встал в классическую стойку гоплита и наносил удары копьём сверху. Но копьё было слишком короткое, а щит слишком слабый да и фаланги по бокам не было, поэтому волна наступающих смяла его и отбросила к колонне. Шурка кинулся к нему на помощь, а я ткнул в горло очередного противника.

Вы нанесли критический удар. Вы получили опыт 250 ХП

Знакомое лицо. Дня три или четыре назад он был такой же подёнщик, как я, но червивые соблазнили его сказками о хорошей жизни и уговорили вступить в клан. Теперь он лёг у моих ног кучей костей. До скорой встречи в камере перезагрузки, брат.

Слева подскочил Дизель. Сидеть в резерве он больше не хотел, да и нужды не было. Наоборот, любая помощь сейчас становилась бесценной. На Дизеля насели двое, а я скакал лягушкой, сдерживая периметр и полосуя всё, до чего мог дотянуться.

За следующие четверть часа интерфейс разрывало от потока сообщений:

Вы убили бойца клана «Червовых валетов». Вы получили опыт 300 ХП

Вы убили бойца клана «Червовых валетов». Вы получили опыт 200 ХП

Вы убили бойца клана «Червовых». Вы получили опыт 300 ХП

Вы получили удар мечом. Вы потеряли здоровье 72 ХП

Вы убили бойца клана «Червовых валетов». Вы получили опыт 250 ХП

Вы убили бойца клана «Нубы по пояс». Вы получили опыт 450 ХП

Вы убили бойца клана «Червовых валетов». Вы получили опыт 300 ХП

Вы получили удар мечём. Вы потеряли здоровье 64 ХП

Вы нанесли критический удар. Вы получили опыт 250 ХП

Вы убили бойца клана «Нубы по пояс». Вы получили опыт 400 ХП

Вы получили дебафф «Кровотечение». Внимание! Вы будете терять одну единицу здоровья каждую секунду в течении ста восьмидесяти секунд

Вы убили бойца клана «Червовых валетов». Вы получили опыт 250 ХП

На сообщения я внимания не обращал. Дважды меня уже достали мечом, и я чувствовал, что движения мои становятся вялыми. Вместе с кровью из тела вытекали очки здоровья и сил. Хотелось крикнуть: Где ты, Шурка? Хиляй! Но у Шурки и без моих криков работы было навалом. Вместо шприцов он орудовал акинаками, и получалось у него неплохо. Курт так и не встал. Заика по-прежнему сидел спиной к колонне, и только чудом можно было объяснить, почему клановые его до сих пор не добили. А может у них приказ от Барина взять нас живыми? Если так, то дела наши скверные.

От алтаря прилетела стрела. Уголёчек! Но теперь это вряд ли поможет. С улицы продолжали вбегать клановые, и под их нажимом мы отходили всё дальше от дверей. Наконец в проёме появился сам Барин — полный латный доспех, на голове топфхельм[9] с навершием в виде раскрытой ладони, за спиной знаменосец. С двух сторон встали телохранители с миндалевидными щитами и в одинаковых немецких саладах[10]. Как бы ни пытался глава нубов выглядеть простоватым старичком, однако внутренняя сущность пёрла наружу недуром. Ему бы ещё жабо для полной ясности и шоссы, как у клириков, чтоб вообще изгнать все сомнения.

Барин вытянул в мою сторону руку и проговорил громко:

— Живьём!

Мои опасения сбылись, мы были нужны ему живыми. Он и рейд наверняка устроил ради того, чтобы взять нас. Получается, в гибели деревни самосадов буду виноват я. Досадно. Надо было дать коротышам уйти, как того хотел старейшина, а не строить из себя великого полководца и придумывать планы по спасению окружающего мира от дрянных нубов…

На кирасе Барина отразилось несколько красных точек. По блестящей поверхности побежали мутно-синие разводы окалины, железо покраснело, покоробилось. Барин закричал, телохранители прикрыли его собой и поволокли прочь из храма. Задымилось и вспыхнуло знамя. Свечкой загорелся пехотинец, заколотил руками, пытаясь сбить огонь. В ноздри полез приторный запах горящей плоти, и он сработал для врага как сигнал к отступлению. Нубы вперемежку с червивыми повернули вспять, и забились в суматохе и хаосе, а лучи продолжали жечь их, как несколько часов назад жгли дома.

Я опустился на пол, положил рапиру рядом. Мы победили. Самосады, сплотившись, выставили посохи перед собой, и от каждого тянулся к дверному проёму тонкий красный луч. Подошёл Шурка узнать как я. Настоящий лекарь и друг. Я отмахнулся: нормально. Шурка пошёл к Дизелю.

Тело сковывала усталость. Хотелось спать, есть, пить и неплохо бы помыться. Пот разъедал кожу и вызывал желание чесаться в самых конфузных местах. Где-то в деревне должен быть колодец, надо найти его и умыться, вот только дождусь, когда клановые сбегут окончательно.