Fila vitae. Нити жизни

Глава 6

Информация, добытая Лерой, Павлову понравилась. Он знал, какими отбитыми иногда бывают религиозные фанатики. Более того, совсем недавно ему как раз попадалась статья в газете о том, что очередная такая община, по странному недоразумению имеющая своего человека в Госдуме, пыталась пролоббировать запрет на ЭКО. Дескать, дети, зачатые таким образом, рождаются без души, и еще какая-то религиозная туфта. В другое время Олег даже не стал бы читать такую статью, но в тот момент вся газета им уже была прочитана, не этикетку же на освежителе воздуха разглядывать.

Несмотря на то, что Олегу Павлову к пятидесяти годам было уже ближе, чем к сорока, он прекрасно умел обращаться и с компьютерами, и со смартфонами. Для него не составляло труда найти нужную информацию в интернете, отыскать человека в соцсетях и справиться с очередным новомодными приложением. Он даже печатать выучился двумя руками вслепую.

У Олега было много недостатков, он прекрасно знал об этом. Он так и не создал семью, поскольку стал бы плохим мужем и отвратительным отцом. Он редко навещал родителей. Много курил и еще больше пил, хотя алкоголиком себя не считал. Когда того требовали обстоятельства, он прекрасно обходился без алкоголя несколько недель кряду. Правда, тут стоит отметить, что обстоятельства такие случались крайне редко. Единственное, в чем Олег был по-настоящему хорош, это в своей работе. Он был прекрасным профессионалом, испытывал определенный кайф, вычисляя очередного преступника. Он был единственным в отделе, кто беспрерывно проработал в нем больше двадцати лет, а потому его уважали и к нему прислушивались. Намекнули даже однажды, что, если бы не его тяга к спиртному, отдел три года назад, после того, как старого начальника проводили на пенсию, возглавил бы именно он. Олег любил свою работу, хотел в ней преуспевать, а потому считал, что просто не имеет права отстать от времени, не уметь обращаться с гаджетами, не знать, чем живет современная молодежь. К сожалению, преступниками становятся не только те, кто уже перешагнул полувековой рубеж.

И тем не менее от гаджетов он уставал. Приходя домой поздно вечером, Олег хотел отдохнуть от сенсорных экранов и сложных меню, поэтому он выписывал газеты и с удовольствием их читал. А прочитав, не выбрасывал, а складывал на полку в туалете. Смартфон в «места заседаний» он никогда не брал, а сидеть просто так было скучно. Именно там и доходили руки до тех статей, что показались ему неинтересными сначала, именно там и попалась ему информация о попытках запретить ЭКО.

Вернувшись домой, Олег быстро сбросил тяжелые ботинки и куртку, оставив их лежать на полу в коридоре, направился в туалет, стащил с полки кипу газет. К сожалению, по порядку он их никогда не складывал, и даже тот факт, что видел статью около месяца назад, помочь ему не мог. Однако он обладал фотографической памятью, а потому помнил, что статья располагалась на третьей странице вверху, а ниже была огромная черно-белая фотография отреставрированного недавно музея.

Статья нашлась в девятой по счету газете. Найдя ее, Олег не потрудился положить остальные газеты на место, вышел с нужной и направился на кухню, чтобы согреть себе чаю. Так и ставил чайник, держа одной рукой тонкие листы и вчитываясь в буквы, близоруко щурясь. Надо бы дойти до врача и выписать наконец очки, да все некогда.

Статья была написала с пафосом, и чувство гадливости вызвала у него еще в первый раз, теперь оно лишь усилилось. Автор писал о том, что подобный метод размножения нарушает тайну зачатия, сводит участие в нем отца к минимуму и что вообще это не лечение бесплодия, а едва ли не новый способ размножения.

«ЭКО, таким образом, стоит на одном уровне с фашистскими методами селекции человека, с попытками вывести идеальное человеческое существо, отбросив всех остальных, – писал автор. – По сути, ЭКО – это евгеника. И кто может обещать нам, что женщины в будущем не откажутся от зачатия естественным способом? Кто может обещать, что, видя у соседки ребенка, которому та сама выбрала пол и внешность, женщина, способная зачать и выносить, не захочет тоже дитя из пробирки, ведь у нее дома уже три дочери, а так хочется сына? А ведь это вмешательство в замысел Бога, это путь вопреки Его воле!»

У Олега, в общем-то, не было какого-то четкого отношения к подобному методу зачатия. Как и вообще к детям. Он этим вопросом в принципе мало интересовался, но еще при первом прочтении прекрасно видел искажение фактов, кривую логику и попытки манипулирования общественным сознанием. А это все то, что он терпеть не мог. И если уж зашел разговор о религии, то Сын Божий, насколько Олег помнил, тоже был зачат не совсем традиционным способом. Но об этом, конечно, лучше помалкивать.

Автор статьи был подписан как Юрий Белогородцев, глава Общины Спасения мира. И именно это было Олегу важно. Сведений об Общине в интернете он нашел немного, никакого сайта, где были бы указаны ее телефоны, и вовсе не было. Тогда Олег вытащил из кармана телефон, отыскал номер знакомого журналиста. Тот работал в другом издании, но имел обширные связи среди журналистской братии, а потому наверняка мог свести Олега с тем, кто даст ему контакты этого Белогородцева. Так и получилось: уже следующим утром на его столе лежал листок бумаги, на котором был записан и телефон этого главы, и даже адрес, где размещается данная секта. А в том, что это самая обыкновенная секта, Олег не сомневался ни секунды. Знал он таких. Правда, пообщаться с Белогородцевым удалось только спустя два дня: преступники Санкт-Петербурга отказывались ставить свои злодеяния на паузу, чтобы дать майору Павлову немного времени на расследование, по которому с него никто ничего не спрашивает.

Община занимала обычный одноэтажный старый дом, которых на окраине города все еще было много. Правда, забором и воротами Белогородцев озаботился. Олегу пришлось долго звонить в звонок, прежде чем ему открыли. Перед ним стояла молоденькая девушка, одетая в длинное платье до пола, напоминавшее бы одеяние монахини, если бы было не светло-голубого цвета. На голове девушки, почти целиком скрывая волосы, был повязан такого же цвета платок, а из-под подола платья выглядывали голубые туфли. И ни куртки, ни пальто.

– Добрый день! Я к вашему… – Олег осекся, не зная, как в этой секте принято называть главного. – Господину Белогородцеву, – в итоге выкрутился он.

Сектантка бросила на него кроткий взгляд и тут же снова опустила глаза вниз.

– К отцу Юрию, – поправила она его. – Пойдемте.

Отец, значит. Ну-ну.

Девушка провела Олега через небольшой двор, запущенный и неухоженный, в дом. Тот только на первый взгляд казался обычным, но, уже попав во двор, Олег понял, что здание многократно достраивалось и сейчас внутри наверняка напоминало лабиринт. Начинался дом с узкого темного коридора, в который выходили три одинаковые, как сиамские близнецы, двери.

– Ждите тут, – коротко бросила девушка и скрылась за центральной.

Ждать пришлось не меньше десяти минут. За это время Олег успел изучить абсолютно пустые стены коридора, убедиться, что тусклая лампочка под самым потолком одна, другого освещения нет, а две другие двери надежно заперты. На самом деле даже не две, а все три, поскольку сектантка, уходя, свою тоже заперла – Олег слышал недвусмысленный щелчок. Хорошо хоть входную ему открытой оставили, а то чувствовал бы себя как мышь в мышеловке.

Олег мог бы предположить, что Белогородцеву нужно время, чтобы подготовиться к визиту и произвести нужное впечатление на посетителя, однако Олег звонил ему и предупреждал о своем визите. Значит, эта задержка нужна лишь для того, чтобы показать свою занятость. Или власть.

Белогородцев ждал его в тесной комнатушке, оборудованной под уютно обставленный кабинет. И если вдруг Олегу придется самостоятельно искать выход, он точно заблудится. Куда они идут, он запутался уже на третьем повороте. В кабинете, как и в коридорах, которыми его вели, не было ни икон, ни крестов, что давало понять, что ни к каким ответвлениям традиционной церкви отец Юрий свою Общину не относит. И это было правильно, на взгляд Олега: чем меньше привлекаешь внимания со стороны признанных религиозных служителей, тем меньше к тебе вопросов. Правда, религиозная тематика все-таки присутствовала: во всех углах стояли свечи, по большей части пока не зажженные, на низких столиках Олег разглядел тоненькие книжицы и брошюры с пафосными названиями вроде «Путь к Нему», «Все о спасении души», «Не жить во грехе» и т. д.

В кабинете Белогородцева свечи тоже присутствовали, а вот брошюр Олег не заметил. Напротив двери располагалось большое окно во всю стену, занавешенное тяжелыми темно-синими портьерами. Возле окна стояли два мягких кресла и низкий столик. Слева вдоль стены протянулись многочисленные закрытые шкафы, справа находился большой стол, занимающий почти все свободное пространство, и за ним сидел мужчина.

Если бы Олегу нужно было описать гражданина Белогородцева одним словом, он сказал бы «крыса». Глава общины был худ, бледен, имел мелкие черты лица, маленькие глазки и острый нос. Жидкие темные волосы были убраны назад и завязаны в тонкий хвост, а еще, похоже, смазаны гелем. Ну либо Белогородцев не знал о существовании шампуня. Вся одежда его была синего цвета: синяя рубашка с длинным рукавом, синяя лента на волосах, синие штаны – мужчина сидел ко входу боком, поэтому Олег смог разглядеть и их. На вид Белогородцеву было около сорока, но мелкие черты лица могли скосить ему несколько лет.

– Добрый день! – по-деловому поприветствовал Олега Белогородцев. – Чем могу быть полезен?

Олег прошел внутрь, без приглашения плюхнулся на стул посетителя, вытянул гудящие ноги.

– Вижу, вы человек занятой, – с места начал он, – поэтому буду краток. Недавно в городе произошло убийство женщины, и у нас есть основания полагать, что произошло оно на, скажем так, религиозной почве.

Белогородцев заинтересованно подался вперед, поставил локти на стол и сложил руки домиком.

– Честно говоря, пока сложно понять, почему вы пришли именно ко мне. Наша Община маленькая, о ней мало кому известно. Что в этом убийстве натолкнуло вас на мысль, что именно мы к нему причастны?

И сразу про причастность. Мог бы спросить, какой информацией может помочь. Или подумать, что убили его прихожанку. Но нет, он сразу про причастность. Интересный тип.

– Эта женщина недавно делала ЭКО.

Олег немного приврал, но следил за реакцией Белогородцева внимательно. И реакция эта ему не понравилась. В первое мгновение маленькие глаза отца Юрия убежали в сторону, заметались по кабинету, но, так ни на чем не задержавшись, вернулись к Олегу. Белогородцев напустил на себя насмешливый вид, откинулся на спинку кресла, но руки под стол спрятал. Очевидно, пытался скрыть дрожь в пальцах.

– Вы о той статье? – с легкой ухмылочкой поинтересовался он. – Прочитали и подумали, что мы имеем к убийству какое-то отношение? Так официальная церковь, знаете ли, тоже не одобряет такие «способы размножения». – Белогородцев изобразил пальцами кавычки, а затем снова спрятал руки под стол.

– Однако она не говорит, что таким женщинам уготована вечность в аду и им вообще нельзя топтать одну землю с теми героинями, что зачали и выносили Божий дар самостоятельно, – процитировал статью Олег.

Глаза крысиного короля снова забегали.

– Согласен, переборщили, – наконец признал Белогородцев. – Все никак не привыкну, что нынешнее общество слишком толерантно ко всякого рода извращениям. В любом случае, у меня нет возможности следить за такой интимной сферой женщин, если только они не наши прихожанки, чтобы знать, кто из них делает ЭКО.

– Может, кто-то из ваших прихожан работает в этой сфере? – как бы между прочим заметил Олег.

– Поверьте, если бы кто-то из моих прихожан работал в этой сфере, я сделал бы все, чтобы он там не работал, – фыркнул Белогородцев. – У врачей есть тысячи других богоугодных способов помогать людям.

Олег многое мог сказать на это, но промолчал. Толку? Высказывать свою точку зрения стоит лишь тогда, когда есть шансы изменить мнение оппонента, иначе это просто болтовня в пустоту. Здесь же была бы именно болтовня, во-первых, а во-вторых, Олег сюда пришел совсем не за этим.

– Вы так хорошо знаете, кто у вас кем работает? – уточнил он.

– Конечно! – возмутился Белогородцев. – Я глава этой Общины, я знаю, чем живут мои последователи! Более того, я уже говорил, что прихожан у нас немного, людей сложно вести к свету, тьма более привлекательна. В этом мире, по крайней мере, а о другом мало кто думает. Я знаю всех поименно, знаю, кто чем живет! И я уверяю вас, что среди нас нет того, кто мог бы убить несчастную женщину, какова бы ни была на то причина. Убийство – грех гораздо более страшный, чем ЭКО. Я не имею к этому никакого отношения!

В том, что к убийствам Белогородцев не имеет отношения, Олег уже почти не сомневался. Характер не тот. Возомнить себя мессией, задурить голову несчастным людям – а счастливые в секты не попадают, – тявкать из-за угла в газеты, как крыса, он может, а вот убить – едва ли. Но это не отменяет того, что в его секте может быть кто-то с более крепким характером, отбитый на всю голову, воспринявший слова «отца» буквально. Споришь с Богом – смерть тебе.

– Тогда я попрошу у вас список ваших прихожан, желательно с адресами и телефонами, я лично все проверю, – сказал Олег, прекрасно понимая, что, если у Белогородцева есть хоть капля мозгов или подозрений, что убийство мог совершить кто-то из его людей, список он не получит.

Капля мозгов или подозрений у него была.

– В ответ я попрошу у вас ордер, – заявил Белогородцев.

– Ордер на список? – приподнял бровь Олег.

– Ну, какая-то же официальная бумага у вас должна быть, – не смутился тот.

Официальной бумаги у Олега не было. И достать ее возможности не было тоже. С другой стороны, едва ли Белогородцев знает, как такая бумага должна выглядеть, если немного поколдовать в фотошопе… Но, если крыса позвонит его начальству, Олегу не поздоровится. Тут же не простое самоуправство и растрата человеческих ресурсов на дело, которое до сих пор воспринималось неоднозначно, но и подделка документов. За такое могут и из органов выпереть.

– Будет вам бумага, – пообещал Олег, поднимаясь. – А вы пока начинайте список писать, чтоб потом время не тратить.

– Со списком проблем не будет, бумагу принесите, – ухмыльнулся Белогородцев.

Он тоже поднялся, но этим выставил себя в не слишком выгодном свете: отец Юрий был тощ и на целую голову ниже Олега. Однако, очевидно, чувствовал сейчас собственное превосходство. Да, такой крысеныш едва ли сможет убить человека, а тем более двух. Если Нелли Коростаева и могла быть нежной барышней, не ожидающей подвоха, то едва ли матерая уголовница Дарья Антонова позволила бы причинить себе вред подобному хорьку.

Олег вышел за ворота дома в сопровождении той же девушки, что его встречала. Казалось, она и вовсе ждала его у двери, хотя, может, и ждала. Такая вот персональная секретарша у отца Юрия. Вышел за ворота и сразу закурил, хотя хотелось помыть руки с мылом. Слишком уж неприятная личность этот Белогородцев. Смешно вот, после возлияний с бомжами Олегу руки мыть не хотелось, а после разговора в чистом кабинете с Белогородцевым – хотелось. Потому что бомжи – это вам не крысы. Крыс Олег не любил еще больше, чем собак.

До конца рабочего дня оставалось некоторое время, а потому Олег решил наведаться к участковому, на территории которого находится сие богоугодное заведение. Если с участковым повезет, то и фотошопить ничего не придется. Хорошие участковые знают, чем живет участок, особенно такие ненадежные контингенты, как этот Белогородцев со своей сектой. Если очень повезет, даже заветный списочек Олег получит сегодня.

Лера понятия не имела, как Павлову это удалось, однако вскоре отчет судмедэксперта по вскрытию Дарьи Антоновой лежал у нее на столе. Конечно, на работе она его читать не стала, спрятала в сумку, а вытащила уже дома, где не было лишних глаз и любопытных коллег.

Простуда так и не прошла, от боли в горле по-прежнему спасали пастилки с медовым вкусом, а в сумочке поселился спрей для носа, поэтому Лера воспользовалась поводом и пораньше ушла с работы. То есть как пораньше? Не через два часа после окончания официального рабочего дня, а всего через сорок минут. Никто ей ничего не сказал бы за своевременный уход и так, особенно с учетом болезни, но она сама себе казалась бы слабой и ущербной. А тут вроде как отчет в сумке лежит, значит, она может сбежать пораньше собственноручно установленного срока.

Несмотря на высокое мнение эксперта Макара Ивановича о собственных способностях, его отчет практически полностью совпадал с тем, что писала сама Лера, исследуя тело первой жертвы. Ровно те же крепкие зубы, чистые сосуды, неизмененные внутренние органы – и непонятное быстрое старение всего организма. Точную причину смерти эксперт также не смог указать, но отметил, что внешних повреждений нет и тело после смерти не перемещали. Но только сейчас Лера обратила внимание на одну любопытную деталь. И оказалось, что именно эта деталь и не давала ей покоя с выходных, когда она общалась с матерью Антоновой и мужем Коростаевой.

Нелли Коростаева была женщиной во всех смыслах положительной. Родилась в обеспеченной семье, замуж тоже вышла за хорошего мужчину. Никогда ни в чем не нуждалась, имела доступ к платной медицине, качественной еде, а потому ее крепкое здоровье в двадцать четыре года Леру не удивляло. С генетикой и доходами девушке повезло, а возраст еще не успел взять свое. С Дарьей же дело обстояло по-другому. На взгляд Леры, женщина, проведшая не один год в заключении, просто не могла сохранить идеальное здоровье, даже если такое досталось ей от природы. Лера знала, как неохотно оказывают медицинскую помощь заключенным даже при серьезных заболеваниях. Бывает, у тюремного врача на все случаи жизни один анальгин, хорошо если не просроченный. Работают заключенные много, и даже в свободное время никто не разрешает им просто так валяться на нарах. Едва ли женщина способна провести несколько лет в тюрьме и выйти оттуда абсолютно здоровой. Не способна, а вот поди ж ты, Дарья Антонова как-то смогла.

Если до этого вечера Лера считала, что обеих женщин могла связывать какая-то болезнь, то теперь задумалась: а что, если их связывало отменное здоровье?

Заинтересовала Леру и та часть отчета эксперта, где он описывал внешние данные и отличительные черты трупа. У Дарьи было несколько татуировок, в том числе та, о которой рассказывала ее мать, – в виде птицы феникс на плече. Кроме этого, эксперт отметил еще небольшой шрам у самого уха слева, а также большую родинку на левой лопатке. И такую же родинку Лера видела на плече Нелли Коростаевой.

Почему у двух незнакомых между собой женщин они в одном месте? Точно ли эти женщины не имеют друг к другу никакого отношения? Пожалуй, этим стоит озадачить Павлова.

А если это не родинки? Ведь муж Коростаевой утверждал, что ничего подобного его жена не имела. Дескать, ее тело он знал очень хорошо, родинку бы не пропустил.

Лера быстро вытащила телефон, нашла в списке исходящих номер телефона Маргариты Степановны Антоновой и уже три минуты спустя выяснила, что на теле ее дочери таких родинок тоже не было.

Что это? Имеет ли отношение к смерти и таким существенным изменениям во внешности обеих женщин? Черт, а ведь оба тела уже захоронили! На анализ материал не взять.

Лера с силой оттолкнула от себя бумаги с отчетом, сцепила руки в замок и вытянула их над головой, разминая затекшие мышцы, да так и замерла в таком положении: с кухни доносился какой-то стук. В многоквартирном старом доме стуки, по идее, должны слышаться часто, но в последнюю неделю Лера слышала их практически постоянно, чего не случалось в предыдущие месяцы. Либо она не обращала внимания, а сейчас почему-то начала. По ночам кто-то словно бы пробегал пальцами снаружи по стене дома, как раз в том месте, где стоял ее диван. Наверняка это ветка дерева, но каждый раз Лера непроизвольно сжималась, когда слышала этот стук.

Сейчас же Лера была уверена, что стучали по стеклу, в окно. И это уже не походило на тот скрежет, какой порой издают ветки растущего рядом дерева. Стук был тройным, ритмичным.

Тук-тук-тук. Тук-тук-тук.

Лера медленно опустила руки, настороженно посмотрела в сторону выхода из комнаты. Варианта у нее было ровно два: позвонить Илье или же сходить посмотреть самой. Звонить Илье показалось глупым. А если это все-таки ветки? Зацепились вот так неудачно. А даже если и не ветки, то кто? Не воры же забрались на дерево и просят хозяев любезно предоставить доступ в жилье.

В конце концов Лера поднялась со стула и направилась на кухню, не включая свет. За окном уже царила ночная темнота, а потому свет в квартире дал бы преимущество тому, кто находился за окном. Если там, конечно, кто-то вообще был.

Оказалось, был. Со стороны улицы на подоконнике сидела большая черная птица. Не то ворона, не то галка – Лера не настолько хорошо разбиралась в орнитологии, чтобы знать разницу. Птица сидела за окном, поглядывала на Леру хищным глазом и через равные промежутки стучала в стекло крепким клювом: тук-тук-тук.

– А ну пошла отсюда! – махнула рукой Лера, подходя ближе, но на птицу это не произвело никакого впечатления.

Тук-тук-тук.

– Кыш, слышишь! – Лера стукнула раскрытыми ладонями по стеклу, но птица даже не дернулась.

Тук-тук-тук.

– Ну и черт с тобой!

Лера развернулась и демонстративно направилась в комнату, но новый стук заставил ее вздрогнуть. Нет, он был все той же тональности, ничего не изменилось, но каждый удар клювом по стеклу словно касался нервных окончаний в теле, и Лера вздрагивала непроизвольно. Похоже, птицу придется все-таки прогнать.

Схватив со стола полотенце, Лера снова подошла к окну и замахала им, затем несколько раз ударила по стеклу. Птица не шелохнулась.

– Ну держись, тварь, – пробормотала Лера, подтягивая к подоконнику стул.

Старые окна открывались не как современные стеклопакеты: все и сразу. В старых окнах для проветривания существовала форточка, но дотянуться до нее с пола Лера не могла. Взобравшись на стул, она с трудом повернула ручку, а когда распахнула форточку, намереваясь высунуть туда руку с полотенцем и согнать наконец надоедливую птицу, оказалось, что той уже и след простыл.

Лера раздраженно и разочарованно выдохнула сквозь стиснутые зубы. С одной стороны, улетела – и хорошо, а с другой, остался непогашенным запал ее согнать.

Спрыгнув вниз, Лера не стала ставить стул на место. Кинула полотенце на стол и, громче необходимого топая ногами от злости, направилась в комнату.

– Кар! – застало ее на полпути.

Вот теперь стало по-настоящему страшно. Потому что это «Кар!» отчетливо прозвучало в комнате. А Лера была уверена, что мимо нее в форточку ничего не залетало, как и не открывала она окно в комнате. Она проверила в прошлый раз оба, окна не должны были открываться самостоятельно.

Тем не менее окно оказалось распахнуто настежь. От ледяного ветра взмывали вверх невесомые тюли, как привидения в плохих фильмах, а мерзкая черная птица сидела прямо на столе возле ноутбука и снова таращилась на Леру черным глазом. Голоса больше не подавала, просто смотрела хитро, будто спрашивала, как Лера собирается ее прогонять.

Лера же бочком обошла ее, приблизилась к окну, приговаривая:

– Слушай, давай ты сама улетишь, а? Ну пожалуйста, что тебе, медом тут намазано? Улетай!

Отодвинула в сторону тюль, словно освобождая место птице, но та и не думала улетать. А в Лериной голове прозвучал голос матери, большой любительницы всякого рода суеверий: «Птица, залетающая в дом, к скорой смерти».

Лера не верила ни в какие приметы и суеверия, но сейчас все равно по коже пробегал холодок. И не только от ледяного ветра, но и от следящей за ней птицы.

– Не хочешь по-хорошему? – разозлилась Лера. – Ну тогда пошла вон!

Резким движением она сдернула с дивана плед и бросилась на птицу. Та мгновенно развела в стороны огромные черные крылья, которые показались Лере гораздо больше тех, что должны быть у вороны. Они накрыли собой полкомнаты разом. Птица громко каркнула и тоже полетела на Леру. Когда шумные крылья оказались совсем рядом, а острые когти полоснули по коже, Лера взвизгнула и закрылась руками. Но птица нападать не стала. Сквозь прижатые к лицу ладони Лера видела, что она не шмыгнула в окно, а словно взорвалась, разлетелась на тысячи маленьких черных перьев, которые не упали на пол, а растворились в воздухе. Лера опустила руки, убеждая себя, что комната пуста. Ворона вылетела в окно, а все остальное – просто игра ее воображения. По-другому не бывает. Не бывает. Если бы птица взорвалась, вся комната была бы усыпана перьями и залита кровью. А вокруг чисто. В два прыжка оказавшись у окна, Лера с силой захлопнула его, повернула ручку, снова убеждаясь, что оно закрылось крепко и никак не может открыться от ветра.

Сердце отбивало в груди бешеный канкан, болью отдавалось в висках. Огнем жгли кожу на плече тонкие царапины, оставленные птичьими когтями. В горле пересохло, и Лера поняла, что успокоить ее сейчас сможет только стопка коньяка. Даже вино тут бессильно. Благо, запасы нужного лекарства в ее шкафу имелись, хотя в целом коньяк Лера не очень-то любила.

Однако до коньяка дело не дошло. Стоило Лере вернуться на кухню, как зазвонил мобильный телефон. И Лера вдруг поймала себя на мысли, что если это Илья, то она попросит его приехать.

Звонил Павлов. И Лера подумала, что это неплохой вариант. Она отвлечется на посторонние разговоры и придет в себя, не станет падать лицом в грязь и звать на помощь мужчину только потому, что к ней в дом залетела мерзкая ворона.

– Не спишь еще? – поинтересовался Павлов, а потом, не дожидаясь ответа, продолжил: – Информацию интересную раздобыл. Нашел одну религиозную Общину, то бишь секту, глава которой недавно очень уж недобро высказывался по поводу ЭКО. Побеседовал и с ним, и с участковым, на территории которого находится сие… кхм… заведение. Сошлись мы с участковым на том, что глава этот весьма труслив, чтобы на самом деле решиться на убийство, а вот кто-то из его последователей вполне мог. Но проблема в том, что у участкового нет списка всех членов этой секты, а сектант от сотрудничества отказался.

– А чем тебе поможет список? У каждого алиби проверять будешь? – не поняла Лера. – Или по первому взгляду определишь, кто убийца?

– Ну, я пока не настолько крут, – хмыкнул Павлов. – Место работы проверим. Информацию о тех, кто собирается делать ЭКО, не так просто раздобыть, особенно если люди сами не трубят об этом на всех углах. А Коростаевы не трубили, даже родители мужа ни о чем не знали.

– Кстати, я тут тоже интересную вещь нашла. – Лера поняла, что коньяка больше не хочет, а потому вернулась в комнату и плюхнулась на диван. – Даже две. Первая. У Коростаевой и у Антоновой были одинаковые родимые пятна на левой лопатке. Причем родственники что одной, что другой уверяют, что ничего подобного на их теле не было. И либо обе имеют какие-то родственные связи, либо эти пятна имеют отношение к их смерти.

– На родственные связи проверим, – сообразив, что от него нужно, заверил Павлов.

– Вторая. Я думала, что у обеих жертв есть какое-то общее заболевание или генетическое отклонение, но вот выяснила, что общее у них – отменное здоровье и отсутствие каких-либо хронических болячек вообще.

– Даже у Антоновой? – усомнился Павлов, и Лера поняла, что ее размышления были правильными.

– Ага. Так что нам мало найти того, кто работал в клинике, где Коростаевы собирались делать ЭКО. Надо еще искать кого-то, связанного с тюремной медициной, кто знал бы, что заключенная Антонова никогда ни на что не жаловалась и обладала богатырским здоровьем.

– Дорогая клиника и тюремная медицина? Организованной группой пахнет, – хмыкнул Павлов.

Лера была с ним согласна. Врачи, конечно, часто совмещают несколько мест работы, но тут уж слишком разные направления. Маловероятно, но не невозможно, конечно.

– Да, без списка последователей секты не обойтись, – вздохнул Павлов, и во вздохе этом Лере почудилось нечто такое, что дало ей понять: у Павлова уже есть план, и он Лере не понравится. Так и вышло. – Слушай, а если тебе в эту секту затесаться? – предложил он.

Лера даже села на диване от неожиданности.

– Что?

– Я рожу уже засветил, да и странно это, когда мужик почти в пятьдесят в секту некую приходит.

– А женщина в тридцать не странно? – хмыкнула Лера.

– Ну, с женщинами все более понятно. Тридцать – это уже возраст такой. Особенно если женщина не замужем и без детей. Разочарование в мужиках, в жизни, депрессия.

– Павлов, это сексизм по меньшей мере! А то и вовсе шовинизмом пахнет.

– Да я не про тебя!

– Ты про всех женщин, которые к тридцати не обзавелись семьей, я поняла.

Лера, конечно, огрызалась, но не могла не признать, что Павлов прав. Общество все еще предъявляет большие требования к женщинам, ставит возрастные рамки и требует неукоснительного их соблюдения. Те, кто послабее, ломаются. Чего греха таить, собственная мать и Лере периодически пытается капать на мозги по поводу семьи и детей, только на Леру где сядешь, там и слезешь. Если Лера от отчаяния ударится в религию, те, кто хорошо с ней знаком, удивятся, а вот незнакомые воспримут как должное. Сломалась дамочка. Не была настолько изящна и женственна, чтобы захомутать хорошего мужика, что ей теперь еще остается?

– У меня работа, какая секта? – буркнула Лера уже просто из вредности.

– Так на выходных! – обрадовался Павлов, поняв, что почти уговорил ее. – Я все выяснил уже: секта эта немногочисленна, лишь некоторые живут в доме при ней, остальные просто приходят на молитвы. Ну и финансовой помощью занимаются, само собой. Нам, конечно, надо, чтобы ты в доме этом провела хотя бы пару дней. Осмотришься, вотрешься в доверие, а там и в документах покопаешься. Мне участковый говорил, что Белогородцев этот редкой щепетильности и занудности человек, у него все писано-записано. Даже если не найдешь прям список всех членов, то наверняка есть какие-то финансовые документы, а там уж людей установим.

Лера приложила ладонь к лицу и ничего не ответила. Но Павлову уже и не нужен был ее ответ, но и так его знал.