Alchy Я пас в СССР! — 2
Глава 1
Зима 1987 г.
— А вот сам ты, Вань, к чему стремишься, чего от жизни хочешь?
Вопрос Равиля не стал неожиданностью, не так давно сбылся мой прогноз о волнениях в Казахстане, после чего веры моим аналитическим запискам стало больше, и неизменный куратор всё чаще стал подступаться с вопросами за жизнь, вселенную и всё остальное. В эти моменты взгляд его становился цепким и внимательным, словно всё, сказанное мной — тщательно документировал в памяти, для дальнейшего изложения на бумаге. Впрочем, ничуть не удивлюсь, если все так и обстояло на самом деле. По крайней мере, постепенное увеличение населения села за счет молодых и не очень парней, недавно отслуживших в рядах Советской армии и выбравших новым местом жительства нашу Петропавловку, давало понять, что я тут не просто так отныне живу, а под надежным присмотром.
Впрочем, женская часть общества подобное обстоятельство всячески приветствовала, и за сердца недавних бойцов разгорелись нешуточные схватки. Да что там говорить, мама с недавних пор стала сама не своя: то у зеркала в раздумья погрузится минут на десять, не на шутку зависнув, то свой гардероб придирчиво инспектирует. А недавно посоветовалась с нами, изрядно при этом смущаясь:
— Дети, а как вы думаете, не купить ли мне новые сапоги зимние и куртку, потянем?
— Бери мам! — Тут же поддержал я, ей всё-таки тридцать четыре всего и надо личную жизнь устраивать, не оглядываясь на нас. — Я даже через музыкантов своих спрошу, они всяко лучший вариант помогут подобрать, чем ты что-то найдешь.
— Я так-то в КБО работаю! Найдем! — Оскорбилась мама сомнениям в том, что она сможет достать дефицитные вещи. Ну да, как привез ей журналов из Ленинграда, так нет отбоя от заказов, не только из нашего села — из соседних приезжают. Плюсом идет мудрая и дальновидная политика нового директора совхоза, который не только озаботился сельским хозяйством и достройкой Дома культуры, но и комбинат бытового обслуживания взял под крыло — со снабжением тканями и фурнитурой у них теперь проблем не было.
— Зачем, мама⁈ — Требовательно и с подозрением вклинилась Саша. — Ты же уже старая, куда тебе куртку и сапоги⁈
Мне уже заранее жалко ту учительницу начальных классов, к которой Саша попадет в следующем году. И тут без вариантов: весной ей исполняется семь, читать мы её с мамой совместными усилиями научили, так что — прощай, детский сад и здравствуй, школа! А писать пусть там учат, у нас никаких нервов не хватает с ней…
— Иван, ты чего опять в облаках витаешь?
Равиль помахал раскрытой пятерней у меня перед глазами и, убедившись, что я здесь и с ним, выдернул из розетки вилку бульбулятора. Он у него был ого-го: не жалкая поделка из двух лезвий «Нева», а две пластины из нержавейки, воду в полулитровой банке этот самодельный кипятильник доводил до кипения меньше чем за минуту. Вот и сейчас, вытащив это творение сумрачного уральского слесаря из банки, повесил его обсыхать на гвоздь, а в банку сыпанул щедрую жменю того самого чая со слоном. А сверху — щепотку своих травок, собранных летом, не знаю, что именно там было, в этой смеси (я только мяту и душицу безошибочно определял), но чай у него был на диво хорош и в меру крепок.
— Да задумался, как ты и говоришь, чего я на самом деле хочу…
— Ну и к каким логическим умозаключениям пришел⁈ — С неподдельным интересом отозвался Равиль и не удержался от того, чтоб не отпустить шпильку. — Не поздно ли задумался, на сорок пятый год жизни? Или больше уже, это там тебе сорок пять было, да здесь считай скоро год будет в начале апреля. Самое то определиться!
— Главное в жизни — определиться: где твое место и что ты за птица! — Попытался я отшутиться, а вслух принялся раздумывать, чего же я действительно хочу. — Отбросим в сторону абстрактную хрень, вроде мира во всем мире и из той же оперы — борьбу за всё хорошее против всего плохого.
— Канешь отбрасывай! — Поддержал меня старший товарищ. — Давно не салага, в сказки верить!
Я неожиданно растерялся и задумался, обводя взглядом каморку-кабинет Равиля, который с моей легкой руки называли не иначе как офисом. Три кресла от Камаза заменяли офисные стулья, на побеленных стенах — плакаты на различную тематику: от антиимпериалистических (Мир-Дружба-Солидарность! Нет фашизму!) до моего любимого, с одним единственным словом «Нет!» и изображением мужчины, правой рукой отстраняющегося от стопки. Не считая милитари стиля, с кратким ликбезом по зонам поражения ядерного оружия и инструкцией по сборке разборке автомата Калашникова. Это с воинской части, как я понимаю — агитационный материал предоставили.
Наш новый директор советского хозяйства то ли шефство установил над близлежащей военной частью (причем немаленькой, там даже спецполигон для различной техники присутствовал), то ли наоборот — они взяли под опеку нашу Петропавловку. Как бы то ни было, взаимодействие этой воинской части и нашего совхоза ширилось и углублялось, выражаясь лексиконом Миши Конвертика (на данный момент — генерального секретаря РСФСР). Солдаты срочники осенью помогли с уборкой урожая, ну а наше руководство помогало разнообразить рацион бойцов, и это не считая установившихся горизонтальных связей. Я всё бредил идеей установить неформальные отношения с каким-нибудь вороватым прапорщиком, дабы под шумок распада СССР — разжиться стрелковым оружием, а в идеале — и не только. Правда, все эти мои мечты натолкнулись на серьезное сопротивление как со стороны Андрея, так и Равиля. Хорошо ещё, что деду не нажаловались, у которого я самогон для будущего обменного фонда втихаря коммуниздил…
Самогон изъяли, мне сделали строгое внушение, чтоб самодеятельностью не занимался, а в качестве утешения — взяли на стрельбище в составе организованной группы молодежи, из состава сельского военно-патриотического клуба. Развели, как пацана, а я и повелся! Повторилась та же ситуация, как с охотой: вместо романтики, стрельбы и баек у костра — грязная работа по разделыванию туши лося, а затем — перетаскивание мяса. Так и тут — привезли на стрельбище, выдали саперные лопатки и заставили отрывать индивидуальные стрелковые ячейки. А на дворе — конец ноября, земля подмерзла, со всеми вытекающими…
Ладно, с горем пополам отрыли эти ячейки, затем инструктаж, очередная проверка на знание сборки-разборки автомата, и наконец выдали цинки с патронами — набивать рожки. Два обычных, трассер, опять два обычных и снова трассирующий. Дернул же меня черт похулиганить и набить один из магазинов только трассерами, пока на меня внимания не обращали, под шумок. Ну и надо было сдержаться, а я первым же магазином зарядил этот и выпустил очередь не в мишень, а в сторону леса — прямо в отчего-то засохшую елку, ярко выделявшуюся на фоне остальной зеленой хвои бурой желтизной. Или сосна это была?
В общем: дерево горит, сержант, ответственный за работу с молодежью — орет, а через полчаса я чищу картошку возле полевой кухни, вместе с несколькими другими провинившимися до наряда на кухне солдатами-срочниками. Отлично съездили, к весне ещё намечается подобное мероприятие, нельзя такое пропустить! Сержант тогда же проницательно заметил, что тяготы воинской службы — совсем не для меня, особенно в мирное время: с гауптвахты вылезать не буду.
А вот чего я хочу от жизни — с этим сложно, прямо до сдвига по фазе. Всю жизнь себя считал гуманитарием, прямо с пятого класса, как с алгеброй не заладилось, так и решил, что точные науки — это не мое. А начиная с лета, как стал разбирать точные науки с Леной, дело не просто с мертвой точки сдвинулось, а пошло в гору. Может, в финансисты податься? Или в нефтянку, да и в строительстве неплохо зарабатывают, смысла идти по уже пройденному пути не видел. Не для того мне жизнь, вернее, сисадмин ноосферы, второй шанс дал, чтоб его бездарно использовать на повторение пройденного.
— Знаешь, Равиль, перед тем, как сюда попасть, мне один хохол щирый комплимент сделал, написал, что я — ублюдочный рашист и сталинист, а от войны испытываю радость и воодушевление. А так как мне ещё восьмой класс надо закончить, потом ещё два года отмучиться, думать я буду потом, куда пойти, куда податься. В армию, в органы или вообще в дезинсекторы, бороться старыми проверенными методами не только с насекомыми, но и остальными паразитами!
— Ты же вот только недавно шипел на Сталина с его драконовскими методами в отношении крестьян? — Вот ведь память у Равиля, ничего не упускает! — Тебя послушать, так во всей истории России нормальных правителей не было, кроме Ивана Грозного?
— К Иосифу Виссарионовичу у меня претензий минимум, — от этакой сентенции Равиль аж захохотал, но я его смехуёчки проигнорировал и продолжил. — Правильно всё делал, за исключением того, что опять все эти достижения за счет простого русского народа и других коренных этносов страны. А как прижало усатого, сразу и про русский народ вспомнил, и про великую историю империи, и про героев былых времён. Ты статистику знаешь, как народы Средней Азии во Второй мировой воевали?
— Да я и без статистики представляю, — помрачнел мой куратор. — довелось воочию наглядеться… Хотя всех под одну гребёнку не стоит, и у нас нормальные парни были.
— Исключения лишь подтверждают правило! Да и судят по народу не по его самым достойным представителям, а по тем, кто на виду. А к нам сейчас таких завозят и паспорта раздают, мама дорогая! Это вы сейчас живете в парадигме, что все люди братья и граждане одной страны, а у нас эти тожероссияне у себя на родине учатся по своим учебникам, и с детства им объясняют, что Россия веками угнетала их предков, высасывая все соки и ресурсы, вначале во времена Российской империи, потом при СССР. А за тридцать четыре года, как не стало советской власти, все эти бывшие республики в такое пещерное средневековье скатились, если судить по тем его представителям, которых к нам завозят.
— Ты не наговаривай, у нас тоже таких хватает! — Неожиданно обиделся Равиль. — В учебку таких, прости господи, чурок привозят, что они не только разговаривать по-русски не умеют, так и что такое зубная щетка не знают! Ну и насмотрелся, как у них дела делаются, там же без барашка в бумажке ни одного вопроса не решить, особенно если за пределы годов выбраться… А про войну, знаешь что я тебе скажу, сам скучаю. Там всё просто и понятно было: вот враг — вот друзья-сослуживцы. Но вот для страны своей войны не хочется, ты просто не знаешь, что это такое, Вань, так что мысли об этом лучше выброси из головы
— Подожди, Равиль, совсем скоро и афганскую войну осудят, как безответственное моральное и политическое деяние. Причем свои же депутаты, с полного одобрения Меченного. И войска выведут, а затем через одиннадцать лет туда зайдут американцы, как к себе домой. И столько героина наварят за время их присутствия там, что по оценкам лет на сто запасов хватит, всем наркоманам планеты. Правда, затем они оттуда побегут, роняя тапки, но это уже совсем другая история. А что до войны и мира, так когда нам про мир во всем мире начинают затирать и гуманизм, я сразу вспоминаю, во что нам это обошлось в девяностые. Там потери демографические вышли как бы не на уровень неплохой такой гражданской войны. Да и не было как такового мира, и по всем окраинам полыхало, и в городах стреляли и взрывали. Две чеченские с позорным хасавюртовскими соглашениями, теракты в столице и крупных городах, лучше действительно война, чем такой «мир»! Я про дальнейший тувинский цирк молчу, когда на третий год СВО всю верхушку генералитета кого за воровство, кого за взятки под следствие определили, а министра обороны, под чьим носом всё это творилось, в секретари совета безопасности Российской Федерации определили!
— Ну тих, Вань, тих, не ори только! — Успокаивающе проговорил Равиль, снял с банки, в которой заваривался чай, крышку, отлил в граненый стакан, затем обратно в банку («поженив», если выражаться сообразно эпохе) и наконец разлил по стаканам, достав из ящика стола пиалку с немудреной карамелью. — Вот давай лучше чаю попьём, экий ты заполошный! Не раз ведь уже говорил тебе, что не будет у нас так, костьми ляжем, но не допустим такой похабени!
— Не допустите, млять, — проворчал я, принимая в руки стакан с обжигающее горячим чаем. — а то я не вижу, как под видом военно-патриотического движения молодежь и не только под крыло берёте, сразу поневоле гитлерюгенд на ум приходит, такие вот ассоциации, ты уж извини, конечно.
— Не извиню! — Вскипел Равиль. — Нашел тоже, с кем сравнивать! Мы пацанов от улицы отбиваем, находим, чем их занять! Ну а так как закон приняли уже, о котором ты все уши прожужжал, о индивидуальной трудовой деятельности, так и зарабатывать будут неплохо, как утвердят.
— Щас после этого закона как раз и полезет вся пена и накипь наверх! — В очередной раз принялся ванговать я и уже даже не по третьему разу. И Равилю неоднократно рассказывал, и не сосчитать, сколько бумаги извел, расписывая всё то, что запомнил. — А потом ещё закон о кооперации финальным аккордом примут и готово — начнется легализация теневой экономики, отмывание денег, и к девяностому армия братков возникнет. Ну и сольются в экстазе цеховики, воры в законе с примкнувшими к ними спортсменами и чиновники.
— В курсе, мать писала! — Отмахнулся Равиль. — То есть ты конечно же писал, извиняюсь, Вань, ты не забивай себе голову тем, что ещё не случилось. А вот мы мимо этого явления никак не пройдем, сам же говорил, что если нет возможности предотвратить, надо возглавить! Ну, я в точности не знаю, что наши — Он выразительно показал пальцем наверх. — придумали, но есть четкое распоряжение вливаться в это кооперативное движение, принимая в нем самое непосредственное участие. И тщательно собирать информацию о других игроках на этом поле: кто чем дышит, кто с чего кормится и прочее, включая тех чиновников, что на мзду падкие. Нам тоже есть чего легализовать, да и экспроприировать могём неправедно нажитое — все по заветам большевиков!
— Я вот этого и боюсь, если честно, — поделился я своими сомнениями. — если в этой движухе вариться самим, то тяжело руки чистыми оставить. Да и деньги, особенно большие, они того… Не способствуют высоким помыслам и альтруизму. Напротив, люди курвиться и ссучиться начинают, получив доступ к финансовым потокам. Особенно если иммунитета нет, а вокруг начинают соблазны появляться, а они уже есть, и чем дальше, тем больше их возникнет.
Равиль в очередной раз легкомысленно отмахнулся от моих мрачных пророчеств, допили чай, и я засобирался домой. Мой куратор вышел вместе со мной из офиса и проводить, и посмотреть — что пацаны творят в обширном подвале, отданного под нужды секции мотокросса. Тут он не соврал — молодежь с улицы они нашли чем заинтересовать и привлечь, помимо видеодвойки, доступ к которой строго регламентировался, зато все просмотры были бесплатные. Представляю, что у них в городе за модельный ряд, если к нам в село привезли три чешских «чезета» спортивных и несколько новых «восходов — 3М спорт».
Сейчас, по причине зимы, тренировок и выездов не было, но пацаны без дела не сидели. Желающих покататься было много, а вот техники — мало, поэтому нашли изящное решение, нашедшее самый горячий отклик и участие у сельской рукастой молодежи. Это же надо додуматься — переделать обычные мотоциклы под спортивные модели! Но, отдавая должное талантам, получалось весьма неплохо: пацаны даже самый распространенный и неприхотливый в стране мотоцикл «Минск», ласково называемый в народе «козлом», ухитрились переделать под спортивный! Смотрелось весьма и весьма неплохо, не знаю что там с ТТХ, но с виду — типичный спортивный мотоцикл получился, с задранными задними и передними амортизаторами, маленькими крыльями и укороченным сиденьем. Ну, на этих самоделках не на соревнованиях выступать, а для обучения азам мотокросса — почему бы и нет.
Вот и сейчас, на дворе время ближе к полуночи, видеодвойка давно под замком в офисе Равиля, а парни и не думают расходиться. Кто увлеченно спорит, а большинство заняты делом — мотоцикл сам себя не модернезирует, надо руки приложить. Чувствую, что по весне, как сезон откроется — за достраивающимся клубом, где устроили трассу — будет висеть несмолкающий рев моторов. Дай волю и не утаскивай видеомагнитофон в офис — пацаны здесь сутками бы торчали, но ближе к одиннадцати Равиль закрывал избушку на клюшку и разгонял всех по домам. Всё-таки и жильцы над головой двухэтажного дома, и статус военно-патриотического клуба не стоило опускать, превращая секцию в ночной клуб.
А то и в притон, я-то нашу молодежь знаю, особенно тех, что постарше. Оставь их без присмотра взрослых ответственных людей, вроде Равиля и его товарищей с боевым прошлым, в отапливаемом помещении зимой, да ещё и с девчонками (вот да, девчонки в секции мотокросса были не просто частыми гостями, в первую очередь из-за киносеансов, но постепенно прониклись атмосферой и стали принимать непосредственное участие в делах кружка, так что и гонять по весне будут наравне с парнями, чему ничуть не удивлюсь) — тут же сообразят, где найти горячительных напитков. Магнитофон есть, помимо видика, чем тебе не дискотека! Вот во избежание подобных эксцессов часы работы секции были точно обозначены — с шестнадцати ноль-ноль до одиннадцати по будням, с двенадцати и до одиннадцати по выходным — и безукоризненно соблюдались. И так среди жильцов были недовольные таким соседством, но это уже человеческий фактор, порой кажется, что и на необитаемом острове найдется такой сосед беспокойный, вечно чем-нибудь недовольный…
А уже перед сном, поймав на транзисторном приемнике прибалтийского производства «Голос Америки», снова послушал, что вот уже полтора месяца вещает вражеская пропаганда о беспорядках в Казахстане. Ведь вроде всё рассказал отцам-командирам, что знал об этом, но что-то пошло не так! Тут или в наше время не всю правду рассказывали, преуменьшая масштабы, или зарубежные журналисты преувеличивали, или всё вместе, но события явно выходили за рамки скупых строчек в википедии. Февраль месяц, а там чуть ли не боевые действия, с привлечением армейских частей. Специально ведь заострял внимание на том, как растаскивали под шумок склады оружейные в преддверии и во время локальных конфликтов, как потом вооружение времен СССР наши «уважаемые партнеры» по ОДКБ и ШОС хохлам не особо скрываясь перепродавали. Но вот про Казахстан я такого совсем не слышал, неужели творчески переосмыслили информацию и сыграли на опережение? По своим закромам прибрав стрелковку и военно-патриотическое движение при непосредственном участии бывших воинов-интернационалистов по всей стране распространилось. Мало того, несмотря на цензуру, народ — в курсе, пусть и не в деталях, но общее положение знают.
Вот с этой цензурой пресловутой Союз и погорел в том числе, чего только не рассказывают. И про расхищение военных складов со стрелковым оружием, и про общевойсковую операцию по приведению к покорности взбунтовавшихся казахов с тысячными жертвами с обеих сторон, такие подробности рассказывали в селе, что только диву оставалось даваться. Впрочем, западные журналисты отжигали ничуть не хуже деревенских бабок, с такими леденящими душу подробностями, что сразу становилось ясно — эту информацию, как и деревенские слухи, можно смело делить на десять.
Я уже и к Равилю подкатывал, попросив разъяснить, что там случилось, на что он мне традиционно посоветовал не забивать голову тем, что меня напрямую не касается. И обмолвился, что всё под контролем: «Наши там работают, Вань, нормально всё!» Чего нормального, интересно? Как бы не получилось, что я своей инсайдерской информацией не взрастил нового монстра, который и цеховиков с преступным миром сожрет не подавившись, и демократов переиграет. Военные, они ведь могут «цифровой гулаг», о котором я рассказывал, устроить гораздо раньше того, как это станет модной теорией конспирологической. Только что по причине отсутствия информационных технологий и компьютеров, из цифрового в нем будут разве что многозначные числа на груди телогреек контингента…
Глава 2
Глава 2.
Весна 1987 г.
Наступила весна, и мне стало не до прослушивания «Голоса Америки» по ночам: учеба отнимала слишком много времен. И если с точными науками у меня всё было хорошо, то вот с доселе любимыми гуманитарными предметами, по которым я даже с домашними заданиями не заморачивался, возникла проблема. Обычно мне хватало эрудированности и начитанности, чтоб выплыть на уроке во время ответа у доски, даже не заглядывая до этого в учебник. Обычно в самом начале сентября, получив учебники в библиотеке, прочитывал историю, географию и литературу, и этого хватало до конца года. Да и учителя не доставали, будучи уверенными в том, что я с предметом знаком и зачастую — даже сверх школьной программы.
А тут что опять пошло не так, и если с русалкой у нас было всё сложно (по русскому языку у неё ко мне претензий почти не было, а вот с литературой (официальной, с тем, что было написано в учебнике) — дело доходило и до горячих дискуссий, и даже до двоек), то с историком сразу начались контры. Окончательно убедился, что история не наука, а, скорее, беллетристика в угоду конъюнктуре господствующей в обществе идеологии. Светлая мысль не умничать пришла в мою голову только после Нового года, когда отношения с педагогом были испорченны окончательно. Сидели мы с Леной у историка на первой парте, и была у него неприятная особенность — брызгать слюной, когда начинал орать, войдя в раж. А сатанел он сразу при виде меня, не заладилось как-то, не оценил мою трактовку событий новой истории, весьма политкорректную, надо сказать, но ему почему-то не понравилось…
В эти минуты я раскрывал учебник, придвигался ближе к соседке по парте и прикрывал нас многострадальным томиком, изредка комментируя: «Брызговики носите, Михаил Иванович!», вызывая гомерический хохот у всего класса. К счастью, продолжалось это обычно недолго и заканчивалось тем, что он выгонял меня из класса. Конфронтация и силовое решение конфликта историку — с вызовом мамы к директору школы — ничего не дала. Директриса как раз и была русалкой, то бишь — учительницей русского языка и литературы. Она любила поэзию Серебряного века, и зуб даю — читала то, что пока ещё было запрещено, но уже понемногу начало становиться достоянием если не широкой общественности, так узкий круг ценителей уже мог вкусить доселе запретных плодов.
Лариса Максимовна, узнав что я читал многое из того, что ещё даже не опубликовавалось, прониклась ко мне самыми теплыми чувствами. Обсудили с ней «Жизнь и судьбу» Гроссмана (его как раз в каком-то журнале начали публиковать, «Собачье сердце» и «Дни Турбиных» Булгакова, после чего она практически умоляющим тоном попросила:
— Иван, ты молодец, конечно, что многое читаешь, но прошу тебя — на уроках давай в рамках школьной программы! Белинского тоже почитай, его точку зрения на русскую литературу! У нас в конце года открытые уроки запланированы, из районо люди приедут, ты уж тогда молчи лучше! Ну вот как можно в восьмом классе не знать, чем отличалось положение Пушкина и Лермонтова?
— А какая разница, Лариса Максимовна⁈ Обоих на дуэли убили… А, понял: у Михаила Юрьевича предки-то — из Шотландии, он из васпов получается. Или католики там? А у Александра Сергеевича — негр прадед!
— Жуков!!! — Лариса Максимовна изобразила классический фейспалм. — В разное время они жили! У Пушкина была возможность бороться с царизмом, благо он и с декабристами многими в дружеских отношениях состоял. А вот у Лермонтова уже такой возможности не было, отчего он и страдал, от невозможности изменить существующее положение вещей!
Кто там от чего страдал из великих поэтов — у меня на это было собственное мнение, которое, впрочем Ларисе Максимовне не решился озвучить. Пообещал заняться литературой, но остался при своем мнении. А вот этого самого Белинского — возненавидел с удвоенной силой, он мне и в прошлой жизни подгадил, и здесь от него не избавиться. Редкостная тварь, должно быть, была, если его в равной степени и коммунисты почитают, и демократы. Про всех этих критиков Булгаков хорошо написал, выведя эталонный типаж Латунского…
Не считая историка, который закусился со мной всерьёз и даже пророчил, что поспособствует тому, чтоб меня в комсомол не приняли (тут я вздохнул с облегчением и пожелал ему удачи в начинаниях), с остальным преподавательским составом отношения складывались хорошо. Англичанка не гадила, мой словарный запас и знание инглиша — даже другим в пример ставила. Только что губки поджимала и морщилась, не одобряя произношения:
— Какие вульгарные американизмы, Иван! И что за акцент! Одно слово — Нягань!
Это она зря про Нягань так, там всё-таки город, и помимо английского в школе учили ещё немецкий и французский. Рецепиент мой как раз немецкий осваивал, но судя по тому, что осталось в голове, даже не все немецкие фильмы известного характера про сантехников и чистильшиков бассейнов я без словаря пойму. А тут — в Петропавловской сельской школе — только английский, без вариантов.
С трудовиком и физруком (он же — ответственный за начальную военную подготовку), после того, как вначале передал им от деда литр самогона тройной очистки за свое спасение, достигли полного консенсуса. Узнав, что меня на второй год не оставляют, энвепешник высказал затаенное:
— Слава КПСС! А после восьмого, Ваня, иди в фазанку, хоть на сварщика, как отец! Толку от этого высшего образования, когда гегемон на заводе больше получает! А там разряд получишь и вообще в ус дуть не будешь!
— И из села пораньше уедешь! — Горячо поддержал его физкультурник. — Коров, которых летом пас, как страшный сон забудешь! На заводе-то милое дело: смену отработал, спецовку в шкафчик, в душ сходил и свободен, аки сокол!
Впрочем, уже ближе к новому году, когда поток спиртного с моей стороны не иссяк, ограничившись первым литром (дед Арлен к учителям питал симпатию, поэтому не жалел натурпродукта и всё ещё лелеял мечту определить меня по партийной линии, так что снабжал через меня трудовика с физруком бесперебойно), завели совсем другие речи. Всячески склоняя меня взяться за ум и учебу основательно, чтоб ещё и девятый, и десятый класс в Петропавловке учиться. Им бы волю — они меня на таких условиях и в коллектив учительский приняли со всем удовольствием, сразу после завершения общего среднего образования, минуя не то что техникум — училище.
С трудовиком же ещё пообщался тет-а-тет, обсудив то, что принят закон о индивидуальной трудовой деятельности, не за горами его утверждение. Так почему бы вместо того, чтоб колотить табуретки и вытачивать бесчисленные указки на токарном станке (всегда было загадкой — на кой мы эти указки выдаем на гора, да ещё в таком количестве, словно в процессе обучения учителя то и дело ломают их о спины нерадивых учеников), не монетезировать этот процесс? Тот вначале отнесся к этому со скепсисом, но когда я заверил, что со сбытом продукции (при условии достаточного качества) проблем не будет, оживился. Я-то намеревался задействовать свои связи с ленинградским знакомым дядьки — Севой, и прибарахлиться не мешает, и школу поддержать, и соученикам — дав возможность заработать. И музыкантов в голове держал, у них фан-база неустанно расширялась, самое время обеспечить спрос соответствующим предложением. Обсудили с учителем, что можно руками школьников изготавливать, учитывая наличие нескольких токарных станков. Тот самоуверенно заявил, что могут что угодно строгать, точить и вырезать. Пришлось спустить с небес на землю: разделочных досок, расписанных под Хохлому и Палех, и без нас хватает в обеих столицах, как и матрешек. Совместно поломав голову, сошлись на том, что курительные трубки, ручной работы, вырезанные из березового капа, для начала запустим. Взбодрил педагога, тот аж повеселел от открывающихся перспектив, глядишь — меньше квасить с физруком в каморке будут!
С одноклассниками и остальными учениками отношения установились более менее ровные, я в их дела особо не вникал, все свободное время проводя в общении с Леной. Попытки дразнить нас женихом и невестой — не возымели никакого успеха: не в том я возрасте, чтоб на подобные уловки поддаваться и страшиться общественного мнения. Демонстративно держались вместе, поглядывая на остальных с превосходством, и такая тактика сработала на отлично. Спровоцировав эпидемию отношений среди других учеников; надеюсь, дальше обжиманий по углам не зайдет, а то вместо экзаменов в десятом девчонки дружно в роддом заедут…
А я, окрыленный такой легкой победой, решил продолжить манипуляции с коллективным сознанием школьников. Без перегибов, исключительно в рамках разумного, доброго и вечного, к тому же — с приходом зимы назрели проблемы, которые требовалось решать незамедлительно. После Нового года ударили крещенские морозы, а мы хоть и на Урале, но казахстанские степи под боком, как начнет задувать свежий ветер от соседей, когда на термометре ниже минус тридцати, так пока до школы дойдешь — насквозь промерзаешь.
А в помещении — пар изо рта, несмотря на наличие центрального отопления и клубы дыма из высокой трубы кочегарки. И паста в шариковой ручке подмерзает, приходиться отогревать дыханием или периодически за пазухой держать. Учителя категорически настаивали на том, чтоб все занятия ученики проводили в верхней одежде. А вот слабоумие и погоня за модой вступали в неравный бой со здравым смыслом. Если начальные классы довольно сопели в валенках и теплых шубках, то, начиная со средних, дети выеживались изо всех сил: кто в болоньевой куртке, кто в полуперденчике драповом, и все поголовно — в ботинках. А старшеклассницы ещё и в чулках щеголяли, у меня лично вид прекрасных женских ножек в чулках из-под школьных юбок — на фоне пара изо рта и накинутых на плечи пальто и курток — вместо вожделения вызывал озноб…
Промучившись первый день при такой холодине, сразу же решил, что так не пойдет. Проводил Леночку до дома и, отогреваясь у неё горячим чаем, перед тем как сделать финишный рывок к себе, спросил:
— Милая моя, а у тебя есть валенки нормальные?
— Есть, — мило покраснела она и встревоженно вскинулась. — Вань, не думаешь же ты, что я в валенках в школу пойду⁈
— Я не думаю — я знаю! Вместе пойдем, нам так-то ещё детей рожать и воспитывать, не хватало за партой всё отморозить! Неси и показывай, что у тебя!
Белые валенки, которые она вынесла из кладовки, даже мне понравились, у меня-то — обычные черные. Забрал их, сказав ни о чём не беспокоиться и пообещав зайти завтра утром, отправился домой. Затем, короткими перебежками, добежал до деда Арлена, выпросив у него старый овчинный тулуп, который мне был в самую пору, а потом — к маме в КБО. Швеям оставил валенки подруги с подробными пожеланиями, как их следует обтянуть тканью, на которую следует пристрочить пару патчей. Швеи-мотористки идею патчей, как аппликаций из ткани восприняли не то что положительно — с интересом. И пообещали всё к вечеру сделать в лучшем виде, после чего мама прогнала меня домой, чтоб не стоял над душой и не мешал творческому процессу. Сказала, что вечером принесет сама результат коллективного творчества.
Своими валенками занялся собственноручно, не стал изобретать велосипед — развел известки погуще и на каждом валенке вывел «AC/DC» с молнией вместо черточки. Из чулана вытащил на свет божий три потрепанных жизнью школьных портфеля и безжалостно вырезал из них замки. Прикинул так и сяк — трех было мало, сходил к соседям и обзавелся ещё одним портфелем, с которым обошелся так же безжалостно. Затем спорол с тулупа пуговицы и понял, что сам тут ничего не сделаю, поэтому прихватил тулуп, застежки, бутылку самогона и направился к безногому инвалиду Аниське, который славился тем, что чинил обувь выше всяческих похвал, если уж совсем люто не запивал.
Четыре замка от портфелей Аниська присобачил мне за полчаса, пригласив заходить ещё, с любой блажью, которая мне в голову взбредет, главное — чтоб с самогоном. До прихода мамы успел на спине тулупа написать всё той же известкой (понятно, что нестойко держаться будет, но что мешает время от времени подновлять, а то и что-нибудь новое рисовать или писать, под настроение): «Воля або Смерть!» и сверху — схематичное изображение двух костей, череп не стал пытаться нарисовать. С моими-то натянутыми четвертками по черчению и рисованию — не до изысков и художеств, и так сойдет. А вечером мама принесла преобразившиеся до неузнаваемости валенки для Лены. Такое, бабочки и цветочки, я себе это немного иначе представлял, но для девчонок сойдет…
На следующий день на нас вначале косились, за спиной пересмеивались, но открыто пальцем тыкать опасались. У меня всё-таки и братьев полдеревни, и давно показал школьному сообществу, что и за себя, и за подружку — постоять смогу, за мной не заржавеет. И то, что я на короткой ноге общался с Равилем и афганцами, не говоря уж о тесном знакомстве с гремевшим теперь на весь Союз музыкальным коллективом «Явь и Навь», работало на авторитет, вместо коллективной травли в рядах детей зародилось сомнение. А через несколько дней, намерзшись и глядя на нас, школьная мода в одночасье и бесповоротно изменилась. Я и сам такого эффекта не ожидал, что старшеклассники начнут приходить на занятия в изрисованных известкой телогрейках (тулупы были не у всех, а вот с фуфайками проблем не было). Со своим позаимствованным у анархистов слоганом я ещё поскромничал, мои последователи совсем ничего не стеснялись, давая волю разнузданной и буйной фантазии…
Весной, когда сугробы только-только начали оседать под солнцем и первые сосульки появились, Равиль обрадовал:
— Ещё до лета утвердят закон этот, чтоб обогащаться можно было на всем, информация из надежных источников!
— О индивидуальной трудовой деятельности, Равиль!
— А я как сказал? В общем, директор совхоза под строительство, вернее, под достройку клуба столько фондов выбил, что девать некуда. И лесопилка у нас вполсилы работает, неэффективно. Как утвердят закон, создаем молодежно-жилищный кооператив, вовлекаем в него односельчан и начинаем строить коттеджи: на три конца деревни будем рассчитывать и минимум три улицы. Ты-то сам как, хочешь из двухкомнатной квартиры в коттедж благоустроенный переехать? С запасом будем строить, задел на переезд людей из «братских» республик создадим, чтоб было куда ехать, а не как у вас…
— Отлично! Я уже и сам подумывал, у меня Саша подрастает, ей отдельную комнату надо. И мамка заневестилась, с вашим, кстати, колобродят за стайкой по вечерам, как дети, право слово. Слушай, Равиль, а можно нам два коттеджа, один на вырост⁈ Вы обещали всяческое содействие так-то, а мне в девяностом, как поженимся, не хочется по съемным углам мыкаться! И это: что за дома, проекты есть уже? Я и сам могу изобразить, доводилось прикладывать руку к такому. А то представляю, что там за проекты времен позднего социализма — коридор на полдома и кухня такая, что не развернуться…
— Нормально все с проектом, не лезь туда, по ходу дела, когда строить будем, сделаешь как хочешь, будет тебе домик в деревне на будущее. А ты, значит, в курсе что мать твоя того: с нашим бойцом встречается? Он парень хороший, а что не женат, так с бывшей не сложилось, поэтому и приехал сюда, ты не против, получается⁈
— А чо я против буду? — Пожал я плечами. — Люди взрослые, маме тоже одной мыкаться не сладко, да ещё с нами двумя на шее. Совет да любовь, как говорится, раз обоюдная симпатия присутствует, я только за. Только смотри, не дай бог что-то не так пойдет, начнет маму обижать, так я его лично того: выселю и подальше!
Тем же вечером обрадовал маму, вначале рассказав про грядущее создание МЖК, затем добавил:
— Бери, в общем, своего сержанта или кто там он у тебя, прапорщик? Бери его в охапку и дуйте в сельсовет расписываться, ну и на нас справки собери, что мы безотцовщина и что там потребуется. Не удивлюсь, что к осени уже в новый дом заедем, вот свезло так свезло с директором, да, мам⁈
— Лейтенант он у меня! — Вскинулась мама, тут же ойкнула и прикрыла заалевшие щеки ладонями. — А ты откуда знаешь⁈ А Сашка знает? А ты не против будешь?
— Трудно не узнать, — самодовольно заметил я, пряча улыбку. — по полтора часа сейчас корову доить ходишь, и я уже забыл, когда в стайку ходил навоз убирать. Саша не знает, скорей всего, пока, но это дело времени — скоро просветят, в деревне же живем. Давайте, узаконивайте отношения, он, кстати, насколько тебя младше?
— Он старше! На полтора года! — С гордостью поведала мама и с преувеличенной энергичностью начала хлопотать на кухне.
В комсомол, кстати, меня так и не приняли — там многое сыграло роль в нежелании актива школьного отлучить меня от молодежной организации. Начиная от моего активного неучастия во всех общественных мероприятиях и яростного противодействия историка, заканчивая тем, что меня обвинили в создании нездорового ажиотажа в школе, что выразилось в том, что эпидемия неформального стиля (самое главное — при минимуме затрат и из подручных материалов, в отличии от покупных джинсов) одежды мало того, что приобрела нездоровый ажиотаж на селе, но и на город перекинулась — надо поосторожней с влиянием на умы…
Ещё очень обрадовали выпускные экзамены за восьмой класс: всего то русский язык устно и письменно, да алгебру с геометрией пришлось сдавать, закончил учебный год хоть и не отличником, но зато почти без троек и благополучно перешел в девятый класс. А в середине июня — сразу после скромного выпускного (не сравнить с моими в конце девяностых) — бросил всё и опять пошел подпаском к дядьке, для баланса ощущений. Утомил меня это год: помимо учебы — ещё и пиши, что запрашивают, вроде бы за почти год из человека всю имеющуюся информацию можно вытащить, но действительность превзошла все ожидания. Так что взял своеобразный тайм-аут перед девятым классом, что не избавило меня от ежедневного написания пространных воспоминаний о, надеюсь, несостоявшемся будущем…
Глава 3
Глава 3.
— Вот лето пролетело, все осталось позади, но мы-то знаем: лучшее, конечно, впереди! — В упоении распевала Саша.
В школу идем, она — в первый раз в первый класс, в руках — букет цветов, из-за которого её не видно почти, за спиной -ранец. А я — в девятый, из двух параллельных восьмых классов Петропавловской средней школы до девятого дошли «не только лишь всё», половина сошла с дистанции: кто в ПТУ отправился, кто покорять техникумы. А из оставшихся — сформировали один класс, просто девятый, соперничество негласное между ашками и бешками — в прошлом, теперь мы одна команда. Вернее, класс, и в нём три кандидата на золотую медаль, в их числе — моя дорогая. Я не честолюбив, да и не горю желанием поплавить мозг, поэтому держусь в середняках, надеюсь, за предстоящие два года там и останусь.
А лето действительно пролетело махом, столько событий в нем уместилось, а вот уже и первое сентября, понедельник. Мама со своим старлеем в начале июня тихо и без особой помпы поженились, ютимся пока вчетвером в нашей двушке. Максим оказался мужиком нормальным, с Сашей общий язык нашел, та его приняла (больше всего за этот момент волновался), а с мамой они души друг в друге не чают, и это главное. Родственники его тоже приняли, естественно, не сразу, а после традиционных деревенских проверок. Картошку, покос и последующие после них семейные посиделки Макс прошел достойно, не посрамив рядов советской армии. Ну а мне с ним тем более делить нечего, мама довольна, Сашка его признала — чего ещё надо.
Потеснимся зиму, мои надежды на переезд к осени в коттедж не оправдались. Нет, двадцать коробок силами молодежно-жилищного кооператива сумели за лето поставить и даже под крышу завести. Коммунальшики подвели, не успели прокинуть отопление от кочегарки и канализацию к очистным сооружениям, до сих пор роют траншеи, хорошо, если следующей весной-летом управятся. А пока, на радость детворе, две грандиозных канавы тянутся от окраины села, есть где в войнушку поиграть. Так что отделочными работами зимой, по причине отсутствия коммуникаций, решили не заниматься, доделывают без спешки и всё — объекты на зимовку.
Это что касается села, в мире и в стране не всё так безоблачно. Я политикой особо не интересовался, разгружал сознание после учебного года, даже телевизор по вечерам не смотрел, в отличии от мамы с Максом. Те каждый месяц с предвкушением ждали новой передачи, «До и после полуночи», выходившей в ночь с субботы на воскресенье. Пускай смотрят, дело молодое, я на выходные брал Сашу в охапку и к бабушкам с дедами отправлялись, с ночевкой. Не мешать родителям по ночам в телевизор пялиться.
«Время» иногда смотрел по вечерам, до начала августа, когда в эфире появилась программа «Прожектор перестройки», от музыкальной заставки которой у меня сразу же начиналась идиосинкразия. Проявляющаяся в непроизвольном скрежете зубовном и неконтролируемых приступах агрессии, так что если в это время был дома — запирался с мелкой в своей комнате, где вместе читали книжки. Иногда слушал вражеские голоса, благо ту же «русскую службу БиБиСи» с зимы перестали глушить. А краткую политинформацию о том, что происходит в мире, мне ежедневно дядя Паша выдавал — тот и газеты читал, и телек по вечерам смотрел, и «голос Америки» слушал перед сном. И Равиль, который нет-нет да приезжал к нам рыбачить, просвещал о происходящем в обществе и политике.
Пока, по моим скромным прикидкам, никаких кардинальных изменений от моего вмешательства не было видно. Так же Матиас Руст в конце мая беспрепятственно пролетел через советское ПВО и сел на Красной площади, что послужило поводом для кадровых перестановок в армии. В Москве жена Меченого с фанфарами провела торжественный вечер в честь выхода в СССР первого номера журнала «Бурда моден» на русском языке, так что питерские друзья Андрея теперь русифицированными журналами мод снабжают. Тогда же, весной, приезжала Тэтчер с официальным визитом. Летом Рейган в Берлине призывал Горбачева разрушить Берлинскую стену, в общем, всё примерно в тех же рамках, что и в моем мире.
Из хороших новостей — пиндосы экстрадировали в СССР нацистского преступника Карла Линнаса, служившего в годы Великой отечественной комендантом концлагеря в Тарту. Двадцатого апреля его отправили из аэропорта имени Кеннеди, а уже второго июля эта гнида скоропостижно скончалась в тюремной больнице Ленинграда, по официальной версии — от болезней сердца и почек. И поделом, с шестьдесят первого года добивались его выдачи, а на его руках — по официальному обвинению — смерть двенадцати тысяч человек.
Больше ничего из хорошего не было, из свободной пропажи пропал сахар, на который ввели талоны. Хотя вру: вражеские голоса заливались истошным воем о судьбе крымских татар, чью мирную демонстрацию на Красной площади в конце июня, по словам иностранных журналистов, буквально втоптали в асфальт, даже расползтись не дали, упаковали и увезли, на этом протест и закончился. Тут я с вопросом был знаком слабо, вроде бы в моей истории они долго и настойчиво прав и свобод требовали, но могу и ошибаться. Скорей всего, такая жесткая реакция не возникла на ровном месте: власть была раздражена событиями в Казахстане, которые то ли вышли из-под контроля, то ли были жестоко подавленны, все зависело от того — из каких источников информации черпать знания.
Ну а по селу гуляли всевозможные слухи, где новомодный СПИД таинственным образом коррелировал с экстрасенсами и НЛО. Первоначальная эйфория от прихода к власти нового и молодого генсека успела схлынуть, полки в магазинах потихоньку пустели, а от перестройки гласности, после антиалкогольной компании, перестали ждать чего-то хорошего. А в первой декаде августа я впервые поругался с Равилем, да так, что две недели не разговаривали. Поводом послужила как раз новая политика СССР и то, что военно-патриотические объединения взяли курс на радикальное отмежевание от официальной идеологии в целом, начав поддерживать демократизацию.
Ещё бы курс на разоружение и демилитаризацию поддержали, о чем я не преминул высказать Равилю. Его объяснения, что так надо — меня не устроили, слово за слово — и поругались, оставшись каждый при своем мнении. Приезжать к нам на речку он не прекратил, но общались при этом исключительно через дядьку. Обязанность писать то, что я помнил, в основном, как ответы на передаваемые запросы, с меня никто не снимал, но я всё больше и больше сомневался — не зря ли я во всё это вписался…
Всё, как мультфильме про Простоквашино: я давал дядьке упакованные в конверт листы тетрадные, заполненные моим ужасным почерком и кивал в сторону Равиля:
— Передай, пожалуйста, этому демократу хуеву!
— Вот, Паш, это нашему черносотенцу, будь добр, передай — Не оставался в долгу мой куратор, в свою очередь передавая мне конверт с новыми вопросами.
Позавчера только помирились, и то — по вынужденной необходимости: Андрюха привез уже ставшей традиционной «гуманитарную помощь» от питерского отделения военно-патриотического клуба — пришлось вечером идти к в секцию мотокросса. Там и мои заказы привезли — их забрать, и новинки видеопроката (видеосалоны после принятия закона о индивидуальной трудовой деятельности — как грибы после дождя стали возникать по всей стране) и для бойцов подгоны.
— Хорош дуться, Вань! — Сделал Равиль первый шаг к примирению, передавая мне объемный баул и показывая головой на картонную коробку. — Вот, как и просил, всего изданного Пикуля привезли, что нашли, и так: фантастику. Устроим пару библиотечных полок, пусть читают пацаны.
— Ага, прям бросились читать, их от видака палкой не отгонишь. Ладно, убери пока; мне эту сумку оттащить бы, а книжки — это хорошо, Лене надо показать, она давно новенького чего-нибудь просила. А где Андрюха-то?
— Учителя повез на квартиру, будет у вас новый педагог. Пошли, помогу унести до дома, поговорим заодно по пути. — Равиль закинул на спину сумку и удивился. — Ты чего, гантели заказал что ли?
Гантели, не гантели — какая разница? Возможность доставать практически без ограничений то, что сейчас считалось дефицитом, я использовал не стесняясь, не испытывая никаких угрызений совести, и себе ни в чем не отказывая, и близких радуя. А это, скорей всего, электромясорубка такая тяжелая или блендер, или все вместе, помимо остальных вещей. Мы всё-таки в селе живем и когда обязанность прокручивать мясо на фарш лежит на мне, поневоле хочется этот процесс автоматизировать, слава богу, что с чем-чем, а с убоиной у нас проблем нет. И родственники обрадуются, это тебе не с чугунным изделием Каслинского завода мудохаться, вручную ту же лосятину прокручивая. А блендер — привык я к нему, буду Сашку смузи поить, ей понравится.
— Учитель этот, из города, — по дороге начал разговор Равиль. — из этих, которых ты не любишь, но наш. В курсе про тебя и твое появление, так что по легенде будешь к нему на дополнительные занятия ходить, а на деле — непосредственно общаться будете. Утомились твой почерк разбирать, да и продуктивней выйдет вот так, тет-а-тет, чем этот эпистолярный жанр.
— Из каких ваших, — не удержался я. — из дерьмократов что ли?
— Они такие же мои, как и твои! Заманал уже — вроде взрослый, а ведешь себя порой, как подросток! Надо так пока, все по заветам Ленина, используем временных попутчиков и настроения общества. Тебя не поймешь: то сам на коммуняк ядом исходил, то вдруг защищать стал!
— Да я только сейчас понял, что мы потеряли, когда поменяли социализм на развивающийся капитализм. — Сознался я. — Минусы есть, не спорю, но они намного меньше плюсов. Вот скажи, Равиль, что у нас за особенность такая и тяга к переустройству глобальному? Весь мир до основания разрушить и новый на обломках строить; хорошо же живем, только мало кто это понимает. Ничего, поймут в девяностых, но поздно будет…
— Ты не идеализируй, Вань, социализм. — Немного спустил меня на землю Равиль. — И не забывай, что ты сейчас живешь, как номенклатура, по сути, вон, ежемесячно баулами привозят всё, что ни попросишь.
— Да тут не только в уровне жизни дело, Равиль, тут больше в отношениях между людьми и общественным настроением. Ладно, чо спорить, ты в мое время не жил — не с чем сравнивать. Но я тебе говорю, нет ничего хорошего ни в демократии, ни в капитализме! Так что за учитель-то?
— Да кто спорит-то, Вань, наслушался уже, как там у вас — волосы дыбом. А с учителем завтра познакомлю, будет тебе сюрприз, удивишься, ты же всё; закончил с коровами, после обеда свободен?
С работой подпаском да, я этим летом закончил и завтра был свободен. Лена в город хотела съездить, правда, но это решим, Можно и без поездки обойтись, чего она там найти хочет, что я не смогу достать благодаря своим подвязкам? А Равиль, заинтриговав — уперся, ни в какую не сдаваясь, не желая раскрывать личность того, кто приехал под легендой учителя. Из чего я сделал закономерный вывод, что это кто-то из знаковых фигур, так что потом долго не мог уснуть ночью, гадая, с кем придется завтра познакомиться.
У подъезда забрал сумку, поблагодарил сухо (припомню когда-нибудь, любителю этому заинтриговать и оставить в неведении) и закинул в нашу с Сашей комнату, не разбирая, успею, никуда не денется. На холодильнике прочитал записку от мамы, прикрепленную магнитом: «Мы у Арлена в бане, сменку я тебе взяла, не задерживайся, весь пар пропустишь!» Да уж, десятый час уже, какой пар, младшую уже спать, наверное, там уложили, надо поторапливаться.
Спасибо деду — позаботился о внуке. Поворчал, конечно, что из-за меня подбрасывать дров пришлось (баня у Арлена не классическая, а с возможностью мыться и топить одновременно, специфика и издержки работы кладовщиком в МТС, какие только жулики к нему в гости не приезжают по делам, вернее, снабженцы городские), но зато получилось попариться от души. Вот и всё, второе лето в этом мире заканчивается, завтра — последний день, и осень начнется, школа, учеба, со всеми вытекающими.
Саша уже тоненько посапывала, свернувшись клубком, а я, не в силах уснуть, включил старую ламповую радиолу. Нашел «голос Америки» и, выкрутив звук до минимума, послушал, что там клевещут на советскую действительность. Хватило меня ненадолго, вопреки обыкновению, вместо очернения социализма диктор расточал дифирамбы в адрес нового и прогрессивного советского генерального секретаря, разделяющего общечеловеческие ценности, борющегося за разоружение и деэскалацию напряжения в холодной войне. Ещё и Равиль этот, со своими сюрпризами на ночь глядя!
Погасил радио, вышел из дома на крыльцо, там вытащил из опрометчиво оставляемой дедом пачки «Астры» сигарету и закурил, как ни зарекался до этого. Ладно, вторая в этом времени сигарета: очень уж меня выбесила эта неприкрытая радость и восхищение зарубежного журнализда в адрес Горбачева. Уже одно только это даже не маркер, а клеймо, что наш генсек — отъявленный и конченный предатель, хорошего человека западные СМИ хвалить не будут! Ещё и эти в демократию играть вздумали, тут я совсем терялся в догадках: что вообще происходит и во что по итогу выльется…
Глава 4
Глава 4.
Хорошо, что утром в воскресенье дед с бабушкой дали отоспаться, пожалели внуков перед началом учебного года. Только Саша, хорошо выспавшаяся (она-то полночи не ворочалась, размышляя о судьбе страны), всё равно меня окончательно разбудила в начале девятого. Сквозь сон слышал, как она по всему дому кискискала, подманивая кошек, но те, хорошо с ней знакомые, ещё с вечера куда-то сквозанули по своим кошачьим делам и не показывались, пережидая наше нашествие. Естественно, моя любимая младшая переключила внимание на меня, о том, чтоб поваляться и всласть выспаться, пришлось забыть.
— Пошли домой, Ваня! — Дергала моё одеяло маленькая непоседа. — Чего ты спишь, вставай давай!
— Чо тебе неймется, малявка? Вон, телевизор смотри, сейчас как раз ваше что-то начнется!
— Вот именно! Домой пошли, там цветной!
Вот же мелкая расистка, цветной ей подавай, не хочет черно-белый у деда смотреть! Новый телевизор появился у нас благодаря Максиму, и у меня, после плазменных панелей и жидкокристаллических мониторов, ничего, кроме слез, не вызывал. Но семье нравилось, пусть смотрят, а мне больше по душе пришлись походы в кино, широкий экран и в эпоху развитого социализма впечатлял, звук бы ещё подтянуть до стандартов двадцать первого века, и — вообще хорошо. Так что с Леной время от времени выбирались на киносеансы: и в свет выйти, и к искусству приобщиться.
Пришлось вставать, умываться и отправляться домой, пока дед не нашел работу какую-нибудь. Он уже поглядывал оценивающе за завтраком, прикидывая — какой мне фронт работ нарезать, пришлось отмазаться:
— Деда, мы домой, нам на завтра в школу надо собраться!
— Ой, да что там собираться⁈ — Удивилась Саша. — Мама собрала уже всё!
— Это тебе нечего, потому что ты первоклашка, а у меня в этом году предметов прибавилось, та же астрономия и информатика! Ишь ты, собираться ей нечего; ничего, отмотаешь первую четверть — поймешь, что такое домашнее задание и как самой к школе готовиться надо, а не на маму надеяться! Допивай чай скорее!
Дома застали ставшим уже привычным скандал, вернее, вялую перебранку на тему домашнего хозяйства и скотины. Вот уже третий месяц, как расписались — Макс агитировал маму против советской власти, тьфу ты, отговаривал от того, чтоб держать многочисленных домашних питомцев, которых у нас и без него хватало. Это и корова, и бычка каждую весну брали откармливать до осени, а после сельсовета — у мамы кулацкие гены взыграли. Двух поросят взяли вдобавок, тоже до холодов.
Максим выступал против того, чтоб мама ежедневно, невзирая на дни недели, в шесть утра подрывалась в сарай, доить корову. И если с остальной скотиной вроде договорились, что вот зарежем последний раз и всё, не будем больше держать, то за корову мама встала как Зоя Космодемьянская на допросе в комендатуре. Вот вроде и в городе училась, и жила столько времени, и самой каждый день суета и хлопоты, а кормилицу даже не под нож, а продать — ни в какую.
— Вань, ну хоть ты ей скажи!
Максим привлек меня, а что, я не просто школьник несмышлённый, но и работаю каждое лето — копеечку в дом. Не говоря уж о немыслимых по нынешним временам ежемесячных посылках с гуманитарной помощью из Ленинграда. Перед мамой и Максом эту роскошь и изобилие залегендировал тем, что написал тексты для «Яви и Нави», а так как от авторских прав я отказался, то вот чем могут, тем и выказывают благодарность. Объяснение удовлетворило всех, а Сашка привосокупила: «Пиши ещё, Ваня!»
А что касается хозяйства и приусадебного участка — я был полностью на стороне отчима, сердцем. Но вот в голове жило послезнание о лихих девяностых, когда такое подспорье будет совсем не лишним. Но до этого времени ещё несколько лет, да и будут ли эти девяностые, учитывая моё вмешательство? Может, как у нас и не будет, но ведь жизнь такая штука, непредсказуемая — ещё хуже может обернуться, по принципу: хотели как лучше, а получилось как всегда. Так что держу в голове — если что, то при первых признаках разрухи следует пахать огород побольше, брать скотину и тащить из совхоза всё, что плохо приколочено, включая корма и всё остальное, что поможет продержаться в лихую годину. Ну а пока — пусть мама отдохнет, что мы, не можем себе позволить того же молока прикупить? Так что совместными усилиями в скором времени уговорим, она ведь так и работает на полторы ставки.
— Да! — Неожиданно поддержала нас с Максом Саша. — Всех курей зарежем и лучше котенка возьмем!
Дался ей этот котенок! Ничего, переедем в коттедж, и будет ей питомец, там комнат много, есть место, где от большой и бескорыстной любви Александры котейке спрятаться. За всем этим из головы совсем вылетело, что сегодня с Леной в город собирался, так что её приход застал меня врасплох.
— Ты чего, Вань, не готов⁈ — С каким-то даже удовольствием удивилась моя подруга и тут же, без перехода, добавила. — И хорошо тогда, будет тебе сюрприз завтра!
Чмокнула меня в щёку и упорхнула к остановке, оставив меня в недоумении: сговорились они с этими сюрпризами, что-ли? Ну а мы продолжили психологическое давление на хозяйку домашнего очага, засыпая её доводами и аргументами. Пока убеждали маму на три голоса, заявился Равиль. Поздоровался за руку со мной и Максом, маме пояснил:
— Пойду Ваньку с новым учителем познакомлю, протекцию окажу — у нас с ним знакомые общие. Будет репетитором, подтянет Ивана по химии-физике, ему ведь ещё после десятого в институт поступать, а там совсем другие требования на вступительных, чем в сельской школе!
Я аж помрачнел от перспективы ещё несколько лет своей жизни потратить на институт, тут бы школу добить благополучно. А диплом и в переходе потом можно будет купить, за мелкий прайс! Исподтишка показал Равилю кулак, чтоб не увлекался, расписывая все прелести высшего образования, а вслух выразил согласие и принялся собираться. Мама тут же принялась любопытствовать, что за новый учитель, откуда Равиль его знает, в общем, включился стандартный режим досужей кумушки. Не иначе, устроив наконец свою личную жизнь, кого-то из своих швей-мотористок и закройщиц хочет пристроить в надежные мужские руки.
— Ой! — Всплеснула руками мама, когда мы уже топтались в прихожей, собираясь на выход. — А что же с пустыми руками-то в гости⁈
— Мы не с пустыми! — Возразил Равиль и встряхнул хозяйственную сумку, в которой и шуршало, и даже булькало.
— Подождите! — Не обратила мама внимания на его слова и скрылась на кухне, через пару минут вернувшись с газетным свертком. — Вот, Ваня сам солил, тут и перец, и чеснок, до чего же хозяйственный растет!
— Благодарю, Нина Александровна, лишним не будет! — Равиль сунул сало в безразмерную сумку и подтолкнул меня, вполголоса прокомментировав. — Пошли быстрей, хозяйственный ты наш, пока не нагрузили как вьючных лошадей!
По дороге к интернату возле школы, где с понедельника до пятницы жили дети с отделений, а также было несколько служебных квартир для молодых специалистов, приезжающих для обязательной отработки после распределения, пару раз подступался к Равилю, выпытывая, что это за тип, к которому мы идем. А тот уперся рогом и лишь посмеивался:
— Сейчас сам увидишь! Кстати, как человека тебя прошу, не прививай ему свою любимую шизу!
— Какую из⁈ — Нервно осведомился я, ну вот никак не могут поверить, что многое из того, что они не могут принять и понять, совсем скоро воплотится в реальность.
— Про жидомасонов, мировое правительство и борьбу кланов Ротшильдов и Рокфеллеров!
— То, что раньше считалось конспирологической чушью и теорией заговора, со временем находит подтверждением и перестает быть таковым, становясь обыденностью! — Назидательно объяснил я ему на ходу.
— Ну вот пусть своим умом и доходит, нечего в этом направлении подталкивать, — меланхолично завершил спор Равиль. — Ну вот и пришли, стучи, у меня руки заняты.
Дверь нам открыл какой-то совсем уж молодой товарищ, поразительно похожий на актера, игравшего Шурика в комедиях Гайдая. Только что телосложением посолидней, да очки представительные, сразу видно — что не советского производства.
— Кто это⁈ — В унисон и с одинаковым недоумением в голосе обратились мы к Равилю.
— Заходим, заходим, нечего на пороге стоять! — Принялся подталкивать меня куратор, тесня незнакомца. — Ты чего, Ваня, своего любимого авторитета не узнал, на которого то и дело ссылаешься? А вы, Михаил Леонидович, вас же предупреждали о возрасте объекта и его несоответствии реальному, чему удивляетесь?
Уже затолкав меня в тесную однокомнатную квартиру и прикрыв за собой дверь, Равиль без всякого стеснения подошел к столу и принялся выгружать из него деревенские припасы, в конце водрузив со стуком две бутылки настойки. А я, со смутными проблесками узнавания и возникшей неловкостью, удивился:
— Хазин⁈ А чего вы такой молодой? А как вы здесь, Михаил Леонидович⁈ Очень приятно, Иван!
— Ну-с, вы тоже сединой не щеголяете, молодой человек, как я успел заметить! — Молодой Хазин после моего представления преодолел первоначальную растерянность, протянул руку и продолжил. — А здесь я благодаря некому провидцу, я так-то тихо-мирно занимался теоретическим обоснованием прикладных задач химической физики в своем институте, как вдруг на меня выходят люди, огорошивают тем, что я в будущем стану известным экономистом и даже публичным лицом. Было чему удивиться, а затем сделали такое предложение, что вот я здесь. Вот ты бы сам, Иван, как тебя по отчеству, кстати, а то неудобно этак панибратски, мы же взрослые люди здесь все, смог бы от такого предложения отказаться, заглянуть, пусть и краем глаза, в грядущее?
— Александрович. А вот по поводу того, как бы отреагировал на вашем месте, затрудняюсь ответить. Мне в этом возрасте только ларек подломить предлагали или магазин обнести, это если из интересных мероприятий. А давайте на ты, Михаил Леонидович, без излишних церемоний, к тому же, как вы изволили заметить, все мы здесь взрослые…
— Давайте к столу! — Скомандовал Равиль, накрывший поляну и уже отрывший одну из бутылок. — За знакомство бахнем, успеете ещё друг другу дифирамбы пропеть, времени у вас достаточно будет!
— Ой, а мне мама сало положила, я ведь не знал, и ты мне ничего не сказал! — Обратился я с упреком к Равилю, чем вызвал вспышку негодования у Хазина.
— Иван, я уже составил о вас представление, как о яром антисемите, таки шо, вы сало для бедного еврея зажали?
— А вам можно разве⁈ — Растерялся я.
— Я в первую очередь советский человек! И уже потом еврей, что за предубеждение? Я же не запрещаю тебе водку пить, так как понимаю, что только де-юре не положено, а де-факто ты меня почти в два раза старше, так ведь?
— Почти. Извини, это у меня нервное. Не ожидал вот так, да ещё в такой неформальной обстановке встретиться. Я ведь вас, тебя то есть, несколько лет на ютубе смотрю, не скажу, что фанат и верный последователь, но многое из ваших умозаключений близко. Давайте, за знакомство и дальнейшее плодотворное общение и сотрудничество!
Застучали вилки и заработали челюсти, что совсем не помешало Хазину в процессе неуемно любопытствовать. Как выяснилось, большинство из того, что я писал, было ему знакомо. И немалую часть как раз приходилось писать по его запросам. Как он сам признался, никогда до этого не думал связать свою жизнь с экономикой, и вот сейчас приходилось наверстывать упущенное, занимаясь самообразованием в этой области. Естественно, про два соперничающих между собой глобальных иудейских проекта, о чем я неоднократно писал, речь зашла сразу же. Сразу, чтоб расставить все точки — поведал с торжеством Михаилу, что это не моя теория, а его! Именно он и его видео, с теоретическими обоснованиями и экономическими выкладками, в далеком будущем заставил меня изучить этот вопрос столь подробно.
Само собой, мне было интересно, что сподвигло даже не самого Михаила Леонидовича (не по своему хотению приехал явно, а с одобрения группы товарищей, занимающихся мной) — переселиться в нашу провинцию. Я ведь, со своими отчетами и и воспоминаниями — не для галочки работал, а душу вкладывал, вспоминая все, что удавалось извлечь из памяти. Нередко было и такое, что вдогонку к уже написанному — добавлял новые детали, хорошая мысля, как водится — часто приходит опосля.
— А тут всё просто, Вань. — Просветил Хазин. — Ты — извини, конечно, простой обыватель с уже сложившейся картиной мира. Которая ни в коей мере не отражает действительного положения вещей, так что всё, что ты пишешь, это лишь обоснование твоих убеждений и представлений о существующем в твоем времени порядке. И довольно логичное, следует признать, даром слова ты не обделен. Что может ввести в заблуждение, а нам нужны факты, вот в этом как раз непосредственное общение поможет больше, чем твои опусы. Как там сказано: «Большое видится на расстоянье!», не помнишь, кстати, чья эта фраза?
— Ты чо, это же Есенин! «Письмо к женщине»! — Возмутился я и продекламировал. — Лицом к лицу Лица не увидать. Большое видится на расстоянье. Когда кипит морская гладь — Корабль в плачевном состоянье.
— Вот и я про то же! — Назидательно заметил Михаил. — У тебя гуманитарный склад ума и своеобразная трактовка политическо-общественных событий и тенденций, а нам из всего этого ещё только предстоит вычленить крупицы истины. Ты же понимаешь, что мир не всегда таков, каким нам кажется, и глупо с этим спорить.
Только хотел обидеться на последнюю сентенцию, как Равиль спохватился и перестал мне наливать. По полной. А засиделись мы, к взаимному удовольствию, до поздней ночи, о чем только не разговаривая. Больше всего пришлось отдуваться мне, то любопытство Михаила Леонидовича удовлетворяя, то Равиля. Ну вот он-то куда, столько знакомы, а всё никак не успокоится! Уже поздним вечером, устав от расспросов, сам обратился к Хазину:
— Ну вот, а ты сам как считаешь, Михаил, возможно ли спасти СССР? Ей богу, совсем не лежит душа к тому, через что прошли в девяностые. И даже тот так называемый развитый капитализм, который у нас в двадцать четвертом году, он только на вид с человеческим лицом. Только лицо это с волчьим оскалом…
— Весьма и весьма маловероятно: уже точка невозврата пройдена, все эти реформы и законы приняты, начиная с закона о индивидуальной трудовой деятельности, заканчивая откровенно вредительскими и разрушительными для советской экономики переводом предприятий на хозрасчет и самоокупаемость, отказом от монополии внешней торговли и созданием совместных предприятий. Я совсем не экономист, что бы ты ни говорил о будущем, но и моих знаний хватает, чтоб понять, что это путь в катастрофу неизбежную! — Здесь Хазин подобрался и совсем трезво внимательно обвел нас взглядом. — Но не все с этим согласны! А сейчас, когда у нас есть свидетельство того, во что это выльется, есть и шанс изменить будущее! Так что ты, Ваня, или терминатор, или послан самим богом! Хоть я и атеист, но тут поневоле задумаешься…
Как холодным душем окатил Михаил Леонидович, в конце обнадежив. Дружно и мрачно замолчали, думая каждый о своем; не знаю, о чем размышляли мои собеседники, а я ещё со времени встречи на карельском перешейке в глубине души верил, что в этом мире история пойдет по совсем другому пути. Слова Майора, о ракетной системе залпового огня, с одной стороны грели сердце. А с другой — внушали опасение: это же военные, как бы они в попытках сделать лучше ещё больше дров не наломали. Так что появление Хазина обрадовало донельзя, значит, не только о репрессиях задумываются, раз со всех сторон проблему рассматривают и различных специалистов подключают.
А Михаил Леонидович — с какого ракурса не посмотри — человек образованный и интеллигентный, так что можно надеяться хотя бы на мягкую посадку того, что останется от СССР, о сохранении Союза я и не мечтал. Тут память подкинула картинку из будущего, где Хазин в одном из своих роликов, в очередной раз клеймя компрадорскую политику Центробанка, делился своим видением того, как правительство должно обеспечивать работу чиновников. Недобро поглядывая из-за линз очков, вспоминал, как это происходило при Октябрьской революции, когда суровые мужчины в кожанках и с маузерами — расстреливали занимающихся саботажем бывших хозяев жизни без всякого сожаления.
— А ты не боишься, Вань? — Внезапно спросил Хазин, вызвав у меня недоумение.
— Чего?
— Да хоть того, что слишком многое знаешь. — Разоткровенничался Михаил Леонидович. — Меня вот сразу предупредили о последствиях, даже никаких бумаг подписывать не пришлось. Сразу понял, чем чревато будет предательство. Но и остаться в стороне не смог, слишком уж интригующее всё это вышло, так что мы сейчас все как в подводной лодке.
— Мда, — огорчился я. — так то это меня Равиль просил вам шизу не прививать, ну вот чо началось, нормально же сидели! А так, конечно боюсь, я же не дурак, хоть и гуманитарий. По крайней мере, больше опасаюсь того, что история повторится, а сейчас моя совесть чиста: сделал всё, что мог. А не аферы принялся мутить всяческие или, того хуже, свалить за бугор! Кстати, Михаил Леонидович, раз уж пошла такая пьянка, давайте совместное предприятие организуем!
— Я вам сейчас организую! — Добродушно скомандовал Равиль. — Не ссыте, правильно Миша заметил — мы в одной лодке, и ликвидировать вас есть приказ только в случае предательства прямого или угрозы вашего похищения, дабы предотвратить утечку информации на сторону!
Ну спасибо, успокоил! Хотя я сразу нечто подобное предполагал, так что открытием откровение Равиля не стало. К месту вспомнил ещё одну песню, которую с большим трудом частично воссоздал, думая порадовать Колю и коллектив «Яви и Нави», почему бы не опробовать вначале в узком кругу? Так что через десять минут на три голоса с Равилем и Хазиным огласили стены интерната дружным и совсем не музыкальным ревом, зато от души:
'Ведут нас ко Христу дороги узкие
Мы знаем смерть, гонения и плен
Мы — русские, мы — русские, мы — русские
Мы всё равно поднимемся с колен
Ведут нас ко Христу дороги узкие
Мы знаем смерть, гонения и плен
Мы — русские, мы — русские, мы — русские
Мы всё равно поднимемся с колен!' Ж. Бичевская.
На поднятый шум подтянулась ещё одна городская коллега Хазина и соседка (как хорошо, что больше в интернате никого не было, особенно школьников), учительница химии, только что после университета. Светлана Павловна, как она представилась в процессе знакомства.
— Пить будешь, Светлана Павловна? — Галантно поинтересовался Михаил Леонидович, достав третий стакан.
— Ой, вы что, со школьником? Это же аморалка! — С восторгом пискнула субтильная преподавательница. — Наливайте!
Несмотря на отлично проведенный вечер, до дома я добрался вполне благополучно, всю дорогу негромко напевая на мотив какой-то революционной песни: «И Хазин — такой молодой, и ГеКаЧепе впереди!» И даже дома не спалился, прошмыгнув тихой сапой в нашу с Сашей комнату, где с удовлетворением уснул, без всяких мыслей и раздумий, можно сказать — завтрашний день знаний отметили…
Ну а сюрприз, обещанный моей ненаглядной, оказался её новой и модной стрижкой, сделанной в городе без меня. На что я на линейке в честь первого сентября — сразу обратил внимание, безо всяких подсказок и полунамеков. Да и немудрено: её роскошная грива светло-русых волос превратилось в аккуратное каре, как у Натальи Варлей. Жалко, конечно, былое великолепие, но и так неплохо. Да что там неплохо — отлично просто! Правда, к её новому образу развращенное двадцатым веком сознание непроизвольно подставляло чокер и обязательно черного цвета, что в сочетании с цветом волос — гарантировало убийственный и неповторимый эффект. Осталось убедить Лену и окружающих, что черное короткое ожерелье, плотно обхватывающее шею, это совсем не ошейник! Хотя и очень похоже…
Глава 5
Глава 5.
Осень 1987 г. — весна 1989 г.
Михаил Леонидович проработал школьным учителем учебный год, тютелька в тютельку, и в конце мая покинул Петропавловку. Я уже от него устал, если честно, под конец. Все жилы вытянул, напоследок пристал с этим объединением Германии, особенно с подробностями, в которых я был ни ухом ни рылом. Он, однако, вытянул всё, что я об этом знал, на зависть иным гипнотизерам.
— Объясни мне, — горячился Хазин. — как это ссыкливое убожище, которое все, по твоим словам, заметь, делал по указке западных кураторов, пошел на такой шаг⁈ Это же в корне противоречит интересам как Англии, так и Штатов!
— Мне почем знать, я свечку не держал! Может компромат какой убойный был, а может и через Раису Максимовну зашли, сами же знаете, что и в рядах западного истеблишмента нет никакого согласия, каждый свой край одеяла на себя тянет. Чо было, то и рассказываю. На мизер я иду, сколько там у меня уже?
— Хорошо подумал? Безумству храбрых поем мы песню! — Михаил в предвкушении потер руки. — Сейчас снова тебе насую взяток!
Да, пристрастились к преферансу, есть грешок. От пространных отчетов меня наконец-то избавили, а Михаила Леонидовича я посещал как по расписанию — несколько раз в неделю, под предлогом репетиторства. И если поначалу и вправду подтягивал меня без всякого снисхождения по школьной программе, то вскоре это дело бросил, убедившись, что и без него с этим всё хорошо. Так вот и начали — под карты разговаривать о геополитике, экономике и прочем, вплоть до самых похабных вещей, интересных мужикам в любое время и эпоху. Причем пульку расписывал я, а Хазин периодически конспектировал то, что я ему наговаривал. Кипу пухлых общих тетрадей исписал, и это только при мне, с сентября по май. Подозреваю, что и после моего ухода без дела он не сидел.
Как бы то ни было, его отъезд взволновал только химичку Светлану Павловну, которая при прощании хлюпала носом и то и дело прикладывала к покрасневшим глазам платочек. Мы с моей Леной отъезд нашего классного руководителя (вот да, по иронии судьбы — он преподавал биологию и был классным нашего девятого) встретили с облегчением.
И на то были свои причины, всё началось в сентябре. Следует сказать, что при советской власти нет никакой ювенальной юстиции, и к детям как к единственным и неповторимым снежинкам — не относятся. В общем, большинство работ в школе лежит на наших хрупких плечах: начиная с мелкого ремонта во время летней отработки, заклейки рам газетами осенью на зиму и их же очисткой (с одновременной мойкой стекол) весной. И уборщица на трехэтажную школу всего одна и занимается только коридорами да учительской с кабинетом директора, а сами классы — убирают ученики. Те, за кем этот класс закреплен.
Так как нашим новым классным стал Михаил Леонидович, взваливший на себя нелегкое бремя преподавать биологию, нам достался кабинет биологии вместе с обязанностью ежедневно после уроков проводить там уборку, в том числе и мытьё полов. Как раз из-за этого первый классный час чуть не перерос в грандиозный скандал — начали спорить, кто будет мыть первым, как распределять пары и составлять график. Вовремя заметив, что наш староста и по совместительству комсорг класса начинает впадать в столь привычный ему организационный раж, вызвался добровольцем в этот праздничный день помыть полы в классе. А график пусть составляют как есть, по справедливости, на все двадцать три рыла, из которых наш девятый и состоит. А то знаю я такие расклады, не заметишь, как классный час перейдет во внеочередное комсомольское собрание, от которого и мне не отвертеться, так как дело касается всего класса.
Естественно, моя дорогая в беде не бросила и присоединилась, а комсорг, гордо расправив плечи, словно одержал героическую победу на превосходящими силами противника, покровительственно прокомментировал:
— А был бы ты комсомольцем, Жуков, решили бы всё голосованием, вот сейчас и отдувайся как беспартийный!
То, что наш комсорг, хоть и исполнительный, но туповат, я ещё в прошлом году понял, что не помешало пережить мне приступ желания дать ему целительных люлей. Еле сдержался, тут ещё Лена, которая давно меня понимала без слов, успокаивающе по руке погладила. Соученики, радостно и оживленно галдя, поспешили в коридор, словно боясь, что мы передумаем и потребуем социальной справедливости. А я, дождавшись когда все уйдут, принялся поднимать стулья и ставить их на парты, чтоб не мешали вначале подмести, а затем и вымыть пол.
— Не расстраивайся, Вань, и не обращай на них внимания! — Продолжила меня успокаивать Лена, занявшись классной доской, стирая с неё написанное мелом. — Зато нам с кабинетом повезло: есть лаборатория с раковиной, не придется воду ходить набирать в туалет.
— Было бы на кого обижаться, — буркнул я, приходя в себя. — это же дети недоразвитые. С водой — да, фартануло, только грязную всё равно лучше выносить, не стоит в раковину выливать.
— А мы что, по твоему, не дети разве?
С такой иронией и лукавой улыбкой спросила Лена, что меня вдруг бросило в жар в и так душном кабинете. Вот я вроде, с одной стороны, взрослый, а с другой — последствия пребывания в подростковом теле вылезают на каждом шагу. Вот и сейчас, потеряв голову, поддавшись очарованию нового имиджа милой, плюнул на все свои прежние намерения воздержаться от сексуального просвещения подруги хотя бы до десятого класса и возможное нахождение в школе посторонних. Закрыл класс на ключ, сел на парту, посадил её к себе на колени, поцеловал её в стремительно порозовевшее ушко и внезапно охрипшим голосом сказал:
— А вот мы — да, скорей всего, уже не дети!
В общем, вместо традиционной влажной уборки класса, которая занимала максимум полчаса в обычном режиме — проторчали в школе почти три часа. Жалко, конечно, что у нас классный кабинет — не спортзал с матами в подсобке, но и так ничего. Конечно, так это был первый раз — не все три часа на жесткой парте пролежали. А вопреки моему недавнему заявлению, сразу после всё-таки сделанной уборки — расшалились как настоящие дети, принявшись обследовать лабораторию при кабинете биологии. Экспонатов там было много и всяких: от учебных материалов, сложенных на стеллажах, до макета скелета в натуральную величину. И здорового железного сейфа в углу кабинета, который сразу привлек мое внимание, как взрослого и состоявшегося человека.
И жизненный опыт не подвел — запустил пальцы под узкий проем между дном сейфа и полом, жестом фокусника выудил ключ и с торжеством продемонстрировал Лене.
— Ты чего, Вань! — Посмотрела она на меня одновременно с испугом и восторгом. — Может, не надо⁈
— Не бойся, мы только посмотрим!
Впрочем, в сейфе ничего интересного не нашлось: куча бумаг различных, для нас не представлявших интереса, литровая бутыль с мутноватым спиртом (для спиртовок, пить такой точно не стоит, мало ли чем разбавили) и большого пакета, килограмма на два, со странным кристаллическим порошком. Порошок этот я, несмотря на увещевания пытающейся меня отговорить Лены, тут же определил, со всеми предосторожностями, конечно. Оказалось обычной глюкозой, ну да, что ещё за порошок мог оказаться в кабинете биологии? Тут же накормил и подружку, и сам продегустировал, вместо ложки воспользовавшись свернутым согнутым тетрадным листком.
И так получилось, что весь последующий учебный год мы с Леной никогда не отказывались подменить заболевших или обладающих уважительными причинами дежурных, когда те не могли выполнить свои обязанности по уборке классного кабинета. Даже в пример нас ставили, что такие сознательные. Ну а мы к весне не только несколько парт расшатали, но и незаметно доели все два кило глюкозы этой, или фруктозы, неважно — вкусная была. И ключевое слово тут — что была, поэтому отъезд Хазина стал бальзамом на душу. Неудобно бы получилось, если бы стало достоянием общественности, да и лично перед Михаилом Леонидовичем. А тут уехал и всё, концы в воду…
Летом восемьдесят восьмого, без троек закончив девятый класс, по привычке опять занялся дауншифтингом, уже в третий раз подрядившись подпаском в помощь дяде Паше. Очень здорово помогло вот так летом насладиться природой, познав все прелести уральского капризного лета, чтоб набраться мотивации перед заключительным аккордом в Петропавловской средней школе — десятым классом. Летом же мы въехали в новый, только что сданный под ключ коттедж, ещё пахнущий краской и с совсем не обустроенным двором. Соседей у нас тоже фактически не было (хоть коттеджи и были на два хозяина), как объявил Равиль, вторая, необжитая половина, и была мне предназначена, обещанная на вырост. Осталось ещё дожить до совершеннолетия…
Заодно всё решилось с подсобным хозяйством на новом месте жительства. Как мы и агитировали маму, скотины у нас теперь не было, и тут больше помог несчастный случай с Максимом. Тут следует немного прояснить текущую кадровую политику нашего нового директора совхоза: многие из приехавших неприметных парней с военной выправкой, устроенные кто на ферме, кто механизатором, работали по весьма странному графику, периодически отбывая в командировки. Вот и наш Макс из одной очередной шабашки на югах, где по его словам, они дружно строили коровники, вернулся с простреленной ногой и как минимум (после совместного посещения бани, по результатам визуального осмотра) двумя осколочными.
Максим теперь хромал с тросточкой (временно, врачи обещали полное восстановление со временем), корову продали, новый сарай при коттедже сиротливо пустовал до тех пор, пока я не начал забивать его собираемым цветметом (инстинктивно, мало ли как жизнь сложится, а я за несколько лет бесхозно валяющимся имуществом, никому не нужным, весь его заполнить постараюсь). А мама сокрушалась, что без коровы и куриц не заведешь без того, чтоб не отапливать стайку зимой. Саша же осуществила свою мечту и принесла в дом котенка, теперь дня не проходило без её праведного гневного крика, разносящегося по всему коттеджу:
— Гарик, маленький паршивец! Я же тебя люблю по всякому, а ты ко мне так! Ну погоди!!!
Свои мысли по поводу странных подработок нашего Макса и его товарищей я оставил при себе, отчима расспросами не донимал (мне и своего груза знаний хватало), но было интересно, что это за командировки такие интересные. Судя по тому, что дома давно появился видеомагнитофон и видеокамера, а также по навострившемуся с ними обращаться Максиму, дело пахло не столько диверсионной разведывательной деятельностью, а ещё сбором и документированием доказательной базы. Ну, это были мои личные домыслы, а чем они там на самом деле занимались — мне не докладывали.
С самого начала зимы восемьдесят восьмого накал гласности и перестройки нарастал непрерывно, в газетах беспрерывно обличали коррупцию партийного руководства, вещали о кровавом тиране Сталине и о жертвах «бессмысленных и жестоких репрессий». А я всё ждал, когда они от Иосифа Виссарионовича перейдут на Ленина, а затем и вовсе на всех большевиков скопом. А затем, по заветам всё тех же проклинаемых большевиков, с упоением примутся демонтировать социализм, чтоб на его развалинах построить светлое капиталистическое будущее. А мне, знавшему, к чему приведет вся эта вакханалия со срывом покровов и обличением язв социалистического прошлого и настоящего, было совсем не весело.
Кстати, весь мой апломб и чувство превосходства человека из будущего над несовершенством качества цветопередачи видеотехники предков — забылись как страшный сон. Информационный голод не тётка, так что телевизор вместе со всей семьёй смотрел с удовольствием, не говоря про фильмы на видеокассетах. Боюсь, что в этой жизни «Войну и мир» Толстого даже осилю — как раз в школьной программе присутствует. А человек, привыкший к монитору, как оказалось, если лишить его привычного удовольствия, со временем и осциллографу будет радоваться. Я вот лично с нетерпением жду выполнения просьбы о уже неоднократно озвученном желании иметь в личном пользовании один из первых персональных компьютеров, которые уже есть. Если не ошибаюсь — «ZX Spectrum» давно шагает по планете, почему бы и не воспользоваться возможностью обзавестись раритетом. Десятый класс заканчиваю, заслужил, в этом, восемьдесят девятом, семнадцать лет стукнет…
А этот год, в выпускном классе, вообще вышел продуктивным. Помимо занятий спортом по расписанию и учебы, при школе заработал прообраз кооператива, где ученики вначале вырезали курительные трубки, продававшиеся потом при моём деятельном участии, а затем, когда берёзового капа на трубки для всех желающих перестало хватать, стали клепать немудреную, но добротную мебель, расходившуюся влет. Да и не у всех получалось с художественной резьбой по дереву, так что наиболее талантливых трудовик оставил корпеть с трубками, а остальных желающих заработать — определил в небольшой мебельный цех. Ажиотаж с кооперативным движением не минул и наше село, мы хоть и в глубинке живем, но не совсем уж в изоляции. Но у нас хоть пока всё без перегибов и организованной преступности обходилось, в отличие от крупных городов.
Страна жила в предвкушении перемен к лучшему, наше село тоже не было исключением, и только я ощущал себя пассажиром «Титаника», осведомленного о трагическом и неизбежном финале. На носу выпускные экзамены, к которым надо готовиться, а впереди — то ли неизвестность, то ли предсказуемый и уже пройденный мной в прошлой жизни мучительный и трагичный распад страны. Который, впрочем, прошел под всеобщее одобрение, как общества, уставшего от лицемерия партийной элиты, так и самой номенклатуры, жаждущей свою политическую власть обратить в звонкую монету и осязаемые активы.
О дальнейшей учебе после окончания школы речи уже не шло, причем ни у меня, ни у моей Елены. Нам бы десятый закончить спокойно: так вышло, что к экзаменам мы оказались немного беременны. Причем все: и мама с Максимом ждали ребенка, и мы с Леной где-то просчитались. И если у предков это событие было если и не запланированным, так хоть официально оформленным, то мы залетели спонтанно, и сейчас, когда последствия вылезали наружу в самом прямом смысле (четвертый месяц на носу, никаким школьным фартуком не прикроешь), пришлось планы перестраивать на ходу, сообразно всплывшим обстоятельствам…
Догадываюсь, что судачили на улицах, но нам на их пересуды было параллельно. Главное, что поддерживали родные и близкие, да и родители возлюбленной, ознакомленные, что молодой ячейке общества будет где жить: успокоились. Расписаться решили сразу после сдачи экзаменов и выпускного, только-только получив на руки аттестат. Женимся, родим — я пойду работать, а после декрета Лена, как и хотела, поступит в институт. Пусть и на заочное отделение. А там и я, может быть, таким же образом, лишь бы не очно ещё несколько лет за партой просиживать.
С работой тоже всё определилось: директор совхоза с этой весны организовал строительство грандиозного тепличного комплекса с искусственным освещением (круглогодично функционирующим, в отличие от парников для капустной рассады и огурцов, которые каждый год по весне перекрывали заново пленкой), ну и меня туда обещали пристроить, по старой памяти. А пока просто познакомили с директором; тот, несмотря на всю занятость, со мной пообщался, впечатлился количеству и качеству моих знаний по выращиванию агрокультур в закрытом грунте (пришлось сослаться на природную любознательность и чтение соответствующей литературы), хмыкнул, пожал руку на прощание и заключил задумчиво:
— Принято, заканчивай школу и выходи на работу. Видел, наверное, что фундамент заложили, сейчас трубы отопления прокинем и начнем каркас возводить, затем застеклим. А ближе к осени должны уже работать в штатном режиме. Так что пока на общих основаниях будешь во всё вникать, чтоб от и до понимал, как всё функционирует. А затем посмотрим, на что годен окажешься. За тебя попросили, Иван, но если рассчитываешь, что синекурой обеспечили, то заверяю, глубоко ошибаешься!
— Да мне самому это интересно, Василий Федорович!
Горячо уверил я нашего директора, который за три года для совхоза сделал немало, хотя всеобщей любви у населения не снискал — руководил хоть и эффективно, но жестко. Что для многих оказалось сродни холодному душу, расслабились тут, понимаешь, при закате социализма. Ну а то, что оба моих деда признали нового директора крепким и разумным хозяином, было важнее мнения тех, кому он не пришелся по душе. Смущало, конечно, стекло вместо привычного там, в моем будущем, поликарбоната, но ничего, прорвемся. А рядом — город с населением в сто тысяч человек, в округе — еще несколько населенных пунктов, где тоже тысяч двадцать-тридцать в совокупности наберётся, так что не только на самоокупаемость выйдем, но и в плюс.
Двадцать пятого мая в школе провели торжественную линейку, где я пронес на плече мелкую первоклашку с косичками, отчаянно зажмурившую глаза, правой ручкой обхватившую мою шею, левой — телепая звонким колокольчиком. На моем месте должен был быть наш комсорг, но он в последний момент поймал паническую атаку, переволновался и отказался. Остальные парни тоже от такой чести открестились, а я, глядя на покрасневшую Светлану Павловну (нашу многострадальную классную руководительницу в десятом, взамен Хазина), спас праздник.
В этот же день начался первый Съезд народных депутатов, который транслировали в прямом эфире. И это зрелище по разрушительному воздействию на экономику — затмевало все недавно принятые вредительские реформы. Народ правдами и неправдами отлынивал от работы, а где была возможность — прямо на рабочем месте следил за теледебатами, не отходя от кассы. А затем и между собой обсуждали, как водится у нас — не без того, чтоб домыслить и прибавить свои размышления и догадки. Не так давно окончившийся показ продолжения «Рабыни Изауры» по центральному телевидению — нервно курил в сторонке от зависти…
Что там говорить, даже я поддался массовому психозу и в первый день, сразу после линейки, часа полтора смотрел всё вот это. Пока не очнулся, с удивлением увидев рядом с собой на диване Сашу, с не меньшим интересом уставившуюся на экран и позабывшую про своего ненаглядного Гарика.
— На… Нафиг, Александра Александровна! Давай я тебе лучше «Тома и Джерри» включу, неча на такое непотребство пялиться!
А на следующий день поймал директора нашего совхоза после планерки и сказал, что готов приступить к обязанностям, чего там делать надо.
— Всё! — Зло рубанул рукой Василий Федорович. — И копать, и таскать! А то у нас эпидемия: у кого — понос, у кого — золотуха внезапно! Работать некому! В бухгалтерию телевизор приволокли! А как же экзамены? Я же тебя в штат хотел только в конце июня принять…
— Да справлюсь, Василий Федорович, можете и не оформлять пока тогда, мне для себя больше надо. И вникнуть, и от учебы развеяться.
В общем, первые плюсы в глазах директора заработал, а так как пришел не в парадном костюме, сразу после разговора и поехали вместе на объект. Где Василий Федорович познакомил меня с коллективом и бросил как щенка в воду — выплыву или нет. Пришлось выгребать, с первого же дня включившись в тяжелую и совсем неквалифицированную работу. Но я не жаловался, поэтому то вместо разнорабочего пахал, то сварщикам помогал — работы хватало. Зато из головы все мысли как сквозняком выдуло, всю ту смесь безнадёги, отчаяния и надежды на чудо, которая одолевала не переставая, за редким исключением, с самого начала переноса. А после ознакомления воочию с тем, что представляет из себя первый Съезд народных депутатов, вообще обострение началось, стоило только увидеть среди участников Сахарова, Ельцина, Попова и единогласно избранного председателем Горбачева…
Слова «выходные» у крестьян (особенно с весны по осень), в отличие от пролетариата — нет, поэтому ударно трудился с первого дня, как вышел на работу, то есть с пятницы. По вечерам изредка открывал учебники, но и то лишь — за компанию с Леной: той ни беременность, ни что-либо ещё — настрой закончить школу с золотой медалью не сбивали. А во вторник, придя на обед домой обнаружил Сашу, смотрящей по телевизору «Конана-варвара», причем не по видеомагнитофону, а в эфире центрального телевидения.
— Это что, Саша, давно такое показывают по телеку⁈
— Второй фильм уже, между ними мультики и новости. — Объяснила младшая, пристально наблюдая за похождениями киммерийца в исполнении Щварцнеггера. И добавила с интонацией соседской бабки, с которой была в приятельских отношениях, та вечно сидела то у телевизора, то на скамейке и была в курсе всего происходящего как в мире, так и в округе. — Брежнев умер, Ваня, Андропов умер, Ельцина взорвали, народ митингует, работать никто не хочет, как жить-то дальше будем?
— Что же будет с Родиной и с нами, Саша⁈ — Поддержал я её совсем не детское высказывание на ходу, и пока шестерёнки в моей голове проворачивались, осознавая только что услышанное, но ещё не понятое, она успела мне ответить со всей серьёзностью.
— А я ведь не знаю, Ваня, я же только второй класс закончила…
Глава 6
Глава 6.
Попробовал вызнать у Саши подробности только что сделанного заявления о взорванном Ельцине, но конкретики не добился.
— Подожди, сейчас фильм кончится, и новости будут — сам всё увидишь, не мешай смотреть! — Отмахнулась она от моих расспросов.
— Ты хоть ела сегодня, со своими фильмами и мультиками?
— Ой, забыла! — С деланным раскаянием покаялась младшая, не отрывая взгляд от экрана.
— Ишь ты, забыла она! — Проворчал, направляясь на кухню, и уже оттуда, перекрикивая телевизор, громко добавил. — Вот сдадим тебя в лагерь на две смены подряд, там быстро и от безответственности, и от забывчивости вылечат!
Не дождавшись ответной реакции — принялся за готовку. Мелкими кубиками нарезал сало из морозилки, кинул всё это в сковородку — пусть поджарится. Достал из холодильника пяток яиц, подумал и ещё одно добавил. Эх, сейчас бы в начавшее шкворчать сало ещё помидорку закинуть, ломтиками, но чего нет — того нет. Развитый социализм свежих овощей в конце весны и начале лета на Урале не подразумевает, по крайней мере, в сельских магазинах. Ничего, вот запустим оранжерею и заживем! А пока придется довольствоваться краснодарским томатным соусом, его, в отличие от помидор, уместней будет в конце готовки добавить.
Наконец яичница дошла до готовности, отрезал несколько кусков хлеба, сковородку водрузил на доску, прихватил две вилки и со всем этим добром пошел в зал. Судя по происходящему в телеке, злоключения Конана-варвара подходили к концу — это я вовремя подсуетился с обедом. Выгрузил принесенное на журнальный столик, вооружился вилкой и скомандовал младшей:
— Налетай, пока не остыло!
— А чего в сковородке? — Высказала свое «фи» мелкая. — Это же некультурно, надо было по тарелкам разложить!
— А посуду ты потом мыть будешь⁈
Всем своим видом выказывая неудовольствие, Александра тем не менее — взяла вилку и, не отрываясь от экрана, принялась поглощать яичницу с не меньшим, чем у меня, аппетитом. Как бы обязательно съязвила мама, будь она здесь: «Вам с телевизором или книжкой хоть собаку с шерстью подсунь, всё съедите!» Да и я не отставал, с утра не ел — на свежем воздухе трудился.
— Вань, а Вань? — С набитым ртом обратилась ко мне Саша. — А вот первый фильм показывали, так там тетя с дядей боролись, даже одежду рвали друг на друге! Это же не честно, девушки слабей мальчиков! Это что за борьба такая⁈
— Кхх, кхх, кхх… — Я даже подавился от неожиданности, пришлось прокашляться, прежде чем нашелся, что ей ответить. Прибить бы того, кто додумался такие фильмы в эфир ставить! Зимой вон — «Интердевочку» показывали, так там все приличия соблюдены были, не в прайм-тайм и уж тем более не утром транслировали. — Ну вот такая вот борьба, Сань, традиционная… — Ну вот что ей ещё сказать, вроде и в садик ходила, и второй класс окончила, неужели сейчас придется заниматься сексуальным просвещением младшей сестры? Всё-таки плохо без интернета. — Кто кого поборет, тот того и порет!
— Ну ладно, — смилостивилась мелкая и заключила. — Зато не как на собачьих свадьбах, когда на одну собачку десять кобелей нападают! Относительно честно…
Возникшую неловкую ситуацию спасло лишь окончание фильма и сразу же всплывшая заставка новостей. Саша, как и подобает воспитанной девочке, тут же упорхнула на кухню, не забыв прихватить с собой опустевшую сковородку и остатки былой трапезы.
— Чай поставлю, тебе как обычно, покрепче и три ложки сахара?
— Ага, спасибо!
Настала моя очередь пристально впериться в экран. Вот почему-то сразу появилась уверенность, что всему моему послезнанию кирдык приходит. Эх, а ведь такие планы были — воспользоваться неоспоримыми преимуществами, зная, что произойдет в будущем. А теперь -навряд ли: крепнет у меня такая уверенность, что не получится прикупить биткоинов в десятых годах грядущего столетия, чтоб и нам с Леной обеспечить безбедную старость, и детям помочь…
— В эфире — экстренный выпуск новостей! — На экране, вместо давно привычных и знакомых (словно члены семьи) дикторов, возник молодой человек в военной форме, довольно-таки приятной наружности. Это они молодцы, не жабоподобного генерала выставили, уже плюс. — Вчера, поздним вечером, было беспрецедентное покушение на жизнь членов Съезда народных депутатов! В банно-прачечном комбинате было приведено в действие взрывное устройство. По предварительным сведениям, взрыв унес жизни следующих товарищей. — Диктор, доселе шпаривший без шпаргалки, взял в руки листок бумаги и зачитал. — Анатолий Собчак, Юрий Афанасьев, Гавриил Попов, Галина Старовойтова и Борис Николаевич Ельцин! Это событие потрясло всех, и я, как представитель Национальной гвардии, обещаю — виновные будут изобличены и наказаны по всей строгости закона! От ответственности никто не уйдет! А память невинных жертв будет увековечена!
Да: история — это такая махина инерционная, что как ты не изменяй её ход, некоторые вещи неизбежны. Чувствую, что этот уродливый Ельцин-центр и в этом мире возникнет. Хорошо хоть так вышло, туда и дорога несостоявшемуся президенту, аж душа запела от таких новостей! А что за национальная гвардия, откуда дровишки? Неужели переворот⁈ Выпуск новостей, да ещё и экстренный — сомнений в этом не оставляли. Не говоря уже о том, что вместо привычной программы передач показывали по телевизору. Телевидение как минимум под контроль взяли, а то, что вместо унылого «лебединого озера» какая-никакая развлекательная трансляция ведется и информация подается, говорит о грамотном подходе и надежде на успех. На экране между тем замелькали кадры, под комментарии диктора.
— В крупных городах страны проходят стихийные демонстрации, собравшийся народ скорбит о жертвах бессмысленного и жестокого покушения и одновременно протестует против давно набившей оскомину политики правящей верхушки, давно потерявшей связь с народом и обособившейся в своем номенклатурном и благополучном мирке! — Поплыли кадры с демонстрантами, особой скорби на лицах собравшихся я не заметил (а вот их многочисленность поразила). Ну и транспаранты в руках собравшихся — были красноречивей закадровых комментариев: «Пусть живет КПСС на Чернобыльской АЭС!»; «Выборы, выборы — депутаты пидары!»; «По России мчится тройка: Мишка! Райка! Перестройка!»
Пока я переваривал и осмысливал только что увиденное — картинка сменилась, показав уже знакомый интерьер Съезда народных депутатов. Только народные избранники лежали мордой в пол, с руками на голове, а группа людей в военной форме конвоировала Михаила Сергеевича с места председателя этого самого съезда.
— Это какое-то трагическое недоразумение и ошибка, товарищи! — Срываясь на фальцет причитал Горбачев, подталкиваемый прикладом автомата.
— Это вся твоя жизнь — трагическое недоразумение и ошибка, враг народа! — Оборвал его один из конвоиров. — Шевели копытами, следователю всё рассказывать будешь, где ты и в чем ошибался! А где — сознательно вредил!
— Волеизъявлением народа Съезд народных депутатов в полном составе взят под арест, как и все члены Политбюро. — Продолжал вещать за кадром диктор. — В столицу и Ленинград введены войска для поддержания порядка, так же, как и в крупные города страны. Комитет государственной безопасности взят под контроль, вся власть временно находится в руках армии и народа! Просьба соблюдать порядок и воздерживаться от актов насилия, в ближайшее время будет выступление с разъяснением, как страна будет жить дальше. От себя могу сказать лишь одно — возврата к старому не будет. На местах часть властных полномочий передана в руки Национальной гвардии, созданной на базе военно-патриотических клубов воинов-интернационалистов! Все граждане, кому небезразлична судьба общества и страны, могут вступить в наши ряды! А деятельность тех должностных лиц, которые вместо выполнения своих обязанностей лишь набивали свой карман и пользовались преимуществом своего положения, получит свою правовую оценку и справедливое наказание уже в самом ближайшем времени! Следите за эфиром и соблюдайте спокойствие!
Экстренный выпуск новостей закончился, на экране появился молодой, но уже мордастенький Расторгуев в окружении своего коллектива и на весь коттедж (Александра, принесшая чай, выкрутила звук на максимум) зазвучал их первый хит, если не ошибаюсь:
'Я иду, а мне 16 лет,
Впереди стоит колхоз «Рассвет»,
За колхозом город мой родной,
Я — герой, и он герой.
Я буду жить теперь по-новому,
Мы будем жить теперь по-новому,
А Любе-Любе, Любе
А Любе-Любе, Любе,
А Любе-Люберцы мои-и-и!
Я буду жить теперь по-новому,
Мы будем жить теперь по-новому,
А Любе-Любе, Любе
А Любе-Любе, Любе,
А Любе-Люберцы мои-и-и!
На зарядку рано я встаю,
За разрядку голову сниму,
Закаляю свой я организм —
Берегись, капитализм!
Ускоряюсь я в 16 лет,
Ускоряется колхоз «Рассвет»,
Ускоряется моя страна —
Вот такие, брат, дела!'
В кружке остывал чай, в телевизоре группу «Любе» сменили похождения неудачного и от этого злобного Тома, донимаемого наглым донельзя Джерри, а я сидел в прострации — вот что это сейчас было? И спасут ли массовые расстрелы Родину? Почему-то эта популярная в интернетах фраза сразу пришла на ум, после выпуска новостей. И не просто пришла, а засела там занозой.
— Рот закрой, Вань, муха залетит! — Участливо посоветовала сестренка. — Чего расселся-то, тебе разве на работу не надо? Тоже митинговать хочешь?
— А ты чо, продолжишь в телевизор пялиться? Может, к бабушке тебя отвести? А то как ягоды обдирать, так мы первые! А как на огороде горбатиться, так нас нет!
Так-то она права, пора на работу. Мало ли что в столице происходит, а ведь с этого и начинается разруха, когда вместо выполнения своих обязанностей люди начинают митинговать и лезть в политику. Как там профессор Преображенский говорил — ни прибавить, ни отнять. Допил в несколько глотков остывший чай, прихватил с собой транзистор ВЭФ с давно сделанным для него блоком питания (с батарейками — та же беда, что и со свежими овощами в межсезонье, если не хуже: овощи скоро свои появятся, а элементы питания всех видов — хронический дефицит), выключил телевизор и отвел упирающуюся Саньку к Арлену, где сдал её на руки сидящей перед телевизором бабе Тоне. Мда, вот стоило делать крюк (теплицы волевым решением директора возводились недалеко от школы, чтоб подрастающее поколение к труду привлекать и заодно разнообразить рацион школьников, так что от — дома десять минут ходьбы в сторону школы, клуба и дальше, к месту расположения возводимого тепличного комплекса) и над ребёнком издеваться?
Был, конечно, соблазн остаться дома, мониторить обстановку, смотря, что скажут по телевизору в новостях. Но думаю, что ничего особо нового и интересного не услышу, да и ждать два-два с половиной часа, чтоб посмотреть десятиминутный новостной блок, пропуская работу — не самая удачная мысль. По радио услышу, что происходит, вернее, что сочтут нужным рассказать широким общественным массам. Самое интересное, как водится, всегда скрыто от внимания и не на виду. И как оказалось, принял правильное решение: не успел вернуться с обеда — прикатил наш директор, Василий Федорович собственной персоной. Со своим водителем и моим отчимом Максимом, и все трое — при оружии, хоть с охотничьим, а не с автоматами Калашникова и винтовками.
— Молодец, Иван! — Похвалил меня директор и тут же посетовал. — Вот мало нам было этого съезда, сегодня вообще после обеда половина личного состава на работу не вышло!
— А вы чего со стволами-то? — Поинтересовался я у Макса, пока Федорович осматривал фронт работ, грозя всяческими карами тем, кто сегодня наплевал на трудовую дисциплину и не вышел на смену.
— Короче, Вань, порядок в стране наводить будут. — Отвел взгляд Максим. — Всякое возможно, вплоть до беспорядков, а возможно и военное положение введут. Ты голову не забивай, нормально всё, у нас навряд ли что-то произойдет. Это в Москве и крупных городах волнения и стихийные выступления, это мы так, на всякий случай вооружились. Новости-то слышал?
— Ага, и даже видел: дома обедал, успел посмотреть. Сашу к бабке отвел, так что не теряйте, если что.
— Хорошо, ты тоже сразу после работы — домой. Я не знаю, когда появлюсь, пока с Федоровичем буду, до прояснения обстановки.
Я понимающе хмыкнул, в смутные времена охота на председателя колхоза — это у нас традиция ещё с Гражданской. Директор, удостоверившись, что работы, хоть и с неполным кадровым составом, продолжаются, отбыл в неизвестном направлении, сопровождаемый клубами пыли из-под колёс машины. А мы вернулись к созидательному труду, не забывая при этом обсуждать то, что внезапно произошло в столице. Народ, что характерно, убийство (а как ещё назвать случившееся с Ельциным и его подельниками — слово «терракт» пока не в ходу) осуждал и негодовал, а вот арест Горбачева и разгон депутатов — всячески приветствовал. Квинтэссенцией народного мнения стала фраза одного из наших рабочих, брошенная им в адрес недавно показанных по телевизору народных избранников, лежащих на полу:
— Да расстрелять всех этих пиздаболов! Перестройка, гласность, хуястность! Который год в уши одно ссут, а на деле совсем другое происходит! Хули толку от их съездов⁈ Я точно в эту Национальную гвардию запишусь! Ванька, ты же с Равилем вась-вась, узнай у него — будет ли у нас эта Национальная гвардия? Военно-патриотический клуб же есть, значит и гвардия должна быть, так по телевизору сказали! А ружжо у меня свое имеется! А завтра нам расскажешь. И это… Кого отстреливать надо — тоже узнай!
Да уж, переоценил я идиллию развитого социализма. Что-то никаким гражданским согласием и всеобщим довольством не пахнет. Прав был Равиль, что я попросту зажрался, благодаря содействию старших товарищей, материальной и вещественной поддержке с их стороны. И если в селе такие настроения, то что можно сказать о городе, где и номенклатура с их дистанцированием от простого народа глаза мозолит, и кооператоры, появившиеся в последнее время, не способствуют душевному спокойствию граждан, жаждущих декларируемой властью социальной справедливости.
Так, ни шатко, ни валко — проработали до вечера. Трудно продуктивно трудиться, когда голова забита совсем другими мыслями, далёкими от сельского хозяйства. Ещё и радиоприемник отвлекал — по радио новости выходили не в пример чаще, каждый час выпуск был. Хотя ничего нового, вдобавок к уже слышанному и виденному, не пришлось узнать. Ну хоть беспорядков массовых нет (или про них не передавали), и то уже хорошо. В столице и Ленинграде народ продолжал митинговать, армия стихийному выражению чувств сограждан не препятствовала и даже содействовала, подогнав полевые кухни и кормя уставших демонстрантов кашей с тушенкой. Вражеские голоса своей внятной позиции не высказали, видимо, ещё не определились с тем, как освещать происходящее. Внушало осторожный оптимизм, что всё обойдется если не мирно, то малой кровью, объявление о двух бесплатных концертах, которые состоятся вечером в двух крупнейших городах страны. Игорь Тальков выступит на Красной площади, а ансамбль «Явь и Навь» — на Дворцовой площади Ленинграда соответственно.
Так-то молодцы с подачей информации — никакого официоза, давно стоявшего всем поперек горла. Особенно порадовал комментарий про организованные концерты, когда диктор с юмором упомянул, что грядущие мероприятия абсолютно бесплатные, поэтому — только Тальков и «Явь и Навь». Алла Пугачева и группа «Кино» во главе с Цоем в ответ на просьбу принять участие в концертах — задали вопрос: «А сколько нам заплатят за участие?»
— Так что выступать будут только что упомянутые коллективы и другие, кто захочет присоединиться, — иронизировал диктор в радиоприемнике. — А Виктор Робертович и Алла Борисовна забронзовели настолько, что без гонораров отказываются принимать участие!
Если по поводу Пугачевой я давно уже не питал никаких иллюзий, то поведения фронтмена «Кино» неприятно царапнуло. Не ожидал такого от Виктора Робертовича, ну да ладно — творческие люди, любим-то мы их за песни. Я ведь особо просил, чтоб присмотрели за этим беспокойным товарищем, не дали ему разбиться в августе девяностого, а он вон как… А гениальность, как известно, не всегда сопутствует адекватности. Мне вот всю жизнь мертвые наркоманы нравились, если ту же музыку взять, так что теперь. Хотя, постой, Курт Кобейн ведь сейчас ещё жив⁈
Закончив работу, забрал Александру от деда (вернее — от телевизора, в который они все втроем залипли) и пошли домой. Дома та же картина — мама у телека, ну и мы как раз успели к выпуску новостей. И опять никаких подробностей — власть новая, вечером концерты, эксцессов нет (кроме арестов видных членов политбюро и партийных функционеров). Вокруг идиллия и народное ликование, вплоть до сплошного благолепия и благорастворения воздусей…
Вот это-то и нервировало больше всего, был этом даже не подвох, а явное несоответствие. Не может быть такого, чтоб всё так безоблачно происходило. До колик насмешил кадр, выхваченный оператором на московской улице, где на белой стене черной краской было размашисто выведено: «Цой — жид!». Ни мама, ни тем более младшая — моего веселья не поняли, а объяснять было бесполезно, так что отделался тем, что у меня это нервное. А тут и выпуск новостей закончился, включили художественный фильм, вопреки ожиданиям — наш, «Кин-дза-дза». Этот и я с удовольствием пересмотрю!
Однако насладиться одним из своих любимых фильмов не получилось — заявился Равиль с горящими глазами. Долго и самозабвенно врал маме, отпрашивая меня до утра в город.
— Да вы чо, теть Нин! Поможет с организационными вопросами просто, у нас аврал там! Народ валом валит, все хотят в Национальную гвардию, даже коммунисты! Посадим его списки составлять, да не волнуйтесь, какие беспорядки, вон в Москве и Ленинграде концерты!
Мама сомневалась недолго и наконец милостиво согласилась меня отпустить, и я вышел вслед за Равилем к стоящей у ворот машине.
— Не томи, конспиратор! Куда поедем? Это то, о чем я думаю? Может ружье взять? — Начал я сыпать вопросами ещё на крыльце.
— Да! На акцию едем! Цыган пиздить, которые опиумом торгуют вот уже полгода, если не больше! Брось ты свое ружьё, там у нас конфиската уже левого много, вдруг убьёшь кого. Зачем свое марать! Садись, поехали!
— Ночь длинных ножей!
Глава 7
Глава 7.
Вместо того, чтоб вдавить педаль газа до отказа, вырулив на дорогу к Энску — Равиль направился к секции мотокросса, где в салон набилось ещё несколько человек. Мало того, что с автоматами, так ещё и закурили сразу же. Ну хоть наконец-то поехали, оставив возле входа в подвал солидную толпу человек в тридцать селян, как я понял — желающих вступить в ряды Национальной гвардии. Хорошо, что посевная закончилась, так бы добровольцев больше было.
— А чо так мало народа? — Полузадушенно прохрипел я, стиснутый с двух сторон.
— Да всё уже давно там, только мы задержались. Из-за перестраховщиков некоторых! — Простодушно пояснил мне сосед, сплюнув в открытое окно и явно кого-то передразнивая, принялся вещать на весь салон. — «Сидите в селе, на случай беспорядков! Записывайте актив в Нацгвардию, особое внимание обращайте на тех, у кого есть охотничьи билеты и оружие, это наш контингент!» Тьфу! Ну какие тут беспорядки, чай нормальные русские люди живут! Да и деревня, некогда беспорядки устраивать, огороды и скотина, не считая основной работы…
Кое-как всё-таки устроились и стало полегче, шесть человек в салоне «копейки» — немного перебор, как по мне. Мужики минут десять в основном помалкивали, бросая на меня любопытные взгляды, пока боец с переднего сиденья не озвучил вопрос, гнетущий попутчиков с самого начала:
— Равиль, а зачем малого с собой взяли?
— Он молодой, да ранний! Раз взял — значит надо! К тому же это не первая его акция, так что расслабьтесь парни, свой это. Он своего первого двухсотого вообще жердью уработал и даже не сблеванул…
Парни покосились на меня изучающе и вняв совету Равиля — расслабились. В салоне царила та атмосфера, которая присуща любому мужскому коллективу в преддверии какого-либо мероприятия, будь то охота или рыбалка, и уж тем более — боевая вылазка. Мужики, приняв меня за своего — разговорились, вспоминая свои командировки: кто куда ездил и чего видел. География впечатляла — и Казахстан, и Карабах, не считая Афганистан, в котором они кто срочку проходили, кто призванным из запаса. Словами классика: «бойцы вспоминали минувшие дни, и битвы, где вместе рубились они». Я со своим Чубайсом — скромно молчал в сторонке…
А вот тот факт, что представители военно-патриотического движения в составе многочисленной группы прошлой осенью в декабре ездили в Армению — грело душу. Не зря предупреждал о землетрясении, что смогли — сделали, по крайней мере, хоть масштаб катастрофы и здесь был огромным, но количество жертв было гораздо меньше, благодаря вмешательству.
— Приехали, значит, в самом начале декабря. — Рассказывал с переднего сидения боец. — А у нас вводные: пойди туда, не знаю куда. То ли от экстрасенсов информация, то ли ещё от кого, и никакой конкретики: будет землетрясение, а когда точно — неизвестно. Вот мы там не пришей кобыле хвост неделю болтались, местным бобину грели про то, что скоро тряханет. Так я там всю эту дружбу народов в очередной раз прочувствовал: местные сходу нас оккупантами называли, сквозь зубы советуя убираться, мол сами разберёмся. А когда всё-таки тряхануло и не по детски: «Русские, помогите!» Ну там всем миром откликнулись, смотрели по телеку ведь. Примечательно другое, из Айзербаджана гуманитарка пришла, так у армян психоз групповой: «Не берите, люди, они нас отравить хотят!» В рот я ебал такую дружбу народов!
Комментарии остальных собравшихся тоже не отличались толерантностью и декларируемой с самого верха многонациональностью. Странно, я о СССР совсем другого мнения был, почему-то казалось, что здесь и сейчас нет такой национальной напряженности, все в мире и согласии живут. А тут вон что, оказывается — противоречия и взаимные обиды никуда не делись, лишь тлеют подспудно, а кое-где — уже и вспыхивают, как в том же Карабахе и Казахстане.
Ну вот и Энск, вырулили на асфальт и поехали к городскому филиалу военно-патриотического клуба. А там стихийный митинг, не чета нашему селу — человек триста кучкуются. Равиль, объезжаяя собравших — подрулил к заднему входу, где нас встретели.
— Здорова, Равиль, вы к цыганам же? Вот две тачки, волга смотрящего, шоха спортсменов. Они у ромалов частые клиенты, так что хоть подъедете на них спокойно, не вызывая подозрений.
— Ага, нормуль. Перегружаемся, парни! Олег, выдай малому что-нибудь из огнестрела, есть что-то типа обреза? Желательно с дробью, нам тотальный геноцид не нужен, так — внушение сделать и охоту отбить.
— Найдем! Двенадцатый калибр как раз есть, и маслята дробовые, одиннадцатый номер, на бекаса и перепелов, с десяток хватит?
— Вы бы ещё мне холостые выдали! — Психанул я.
— Ты чего, если в голову зарядить, да ещё дуплетом — и одиннадцатого номера хватит! — Успокоил Олег, вручая мне обрез двустволки и россыпь патронов.
— Да не кипятись! — Поддержал его Равиль. — Там баб разогнать надо будет, как они поймут, что мы не за ханкой приехали. Не из калаща же по ним шмалять, а вот дробью под ноги — самое то. Ну и по ногам можешь, если борзеть начнут. У этих нерусских — стандартные приемы, баб впереди выпустить голосящих. Так что сразу пресечь надо, чтоб не мешали, справишься?
— А то! — Сразу загнал два патрона в стволы, поставил на предохранитель, остальные патроны прибрал в карман. — Ненавижу, блядь, цыган!
Равиль смерил меня таким взглядом, что сразу понял — жалеет уже, что меня с собой взял. Поспешил его успокоить:
— Да нормально всё будет, это просто фраза такая, из одного малоизвестного фильма. Нормально я к цыганам отношусь, если они наркотиками не банчат и не воруют, поехали уже!
— Это где ты таких цыган видел? — Удивился Олег. — Я только Будулая знаю и тот сказочный персонаж. Равиль, вы вшестером собрались? Возьми пару моих, как раз на двух машинах подъедете, чтоб не тесниться. А минут через десять мой боец твою подгонит. Волгу у ромалов оставляйте, подожгите ещё там, я в багажник канистру с бензом закинул.
— Зачем жечь-то? — Удивился Равиль, подходя к «Волге» и осматривая её, даже наклонился, оглядывая что под машиной есть. — Ааа, понял, масло подтекает с картера, мы на ней доедем вообще?
— Доедете. Это не масло, со смотрящего в багажнике натекло. — Пояснил Олег. — Поэтому и сожгите лучше, у цыган. Пусть понервничают, милиции сейчас совсем не до них, начальнику обе руки сломали, в КПЗ сейчас отдыхает.
Нормально так оборачивается, лишь бы через край не перехлестнуло. Уже в салоне поинтересовался у севшего с нами бойца Олега:
— А эти, братки которые, тоже двухсотые есть?
— Какие братки? — Не понял он сначала. — А, ты про спортиков. Троих самых борзых пришлось приземлить, там у них за спиной грехов хватает, так что ликвидировали. Остальных кого поломали, кого до кучи ещё в КПЗ определили. Пусть потом следствие разбирается.
Цыганский поселок на отшибе Энска давно сникал недобрую славу и не в последнюю очередь — благодаря облюбовавшим Шанхай цыганам. С этими упырями и советская власть не могла сладить в полной мере, несмотря на все страшилки либералов: о авторитарном режиме и репрессивном характере тоталитарного государства. Ромалы клали с прибором что на милицию, что на административные власти: потихоньку спекулировали дефицитом и самостроком, подворовывали, что плохо лежит, а вот сейчас — и наркотиками занялись. Совсем скоро войдут во вкус, если не пресечь и вместо пока ещё скромного самостроя — появятся коттеджи в стиле цыганского лакшери, «дорого-богато». Но если судить по разворачивающимся событиям — лучше цыганам переселяться на историческую родину, что не может не радовать…
— Вот этот дом наш, тут ихний барон живет! — Показал головой Равиль и вместо того, чтоб остановиться у ворот — прибавил газу, хорошо что хоть предупредил. — Держитесь!
Это хорошо, что не успели ромалы обрасти жирком и отстроить особняки с кованными воротами — деревянные створки не выдержали веса «волги». Одна распахнулась, а вторая попросту рухнула на землю, в то время как вначале мы, а вслед за нами и шестерка со второй группой — въехали во двор. Тут же, словно пчёлы из растревоженного улья — вылетели цыганки, тряся широкими юбками. Патронов было мало, поэтому не стал тратить на предупредительный под ноги, а сразу разрядил по ногам — благо кучно собрались, обступая машину.
Те, кому посчастливилось избегнуть дробью по ногам — подхватили подранков под руки и завывая на все лады — отшатнулись от машин. Генетическая память сработала, не иначе — ещё не так давно, по историческим меркам, пойманных конокрадов крестьяне бесхитростно забивали насмерть. И тогда все эти фокусы с голосящим бабьем не прокатывали, могли и их дрекольем отоварить, дикие люди, что с них взять — ни о каком феминизме и женских правах не слышали. Предприняв тактическое отступление, больше похожее на паническое бегство — цыганке завывать при этом не переставали. Это у них такой аналог экстренного оповещения, вроде сирены гражданской обороны.
— А ну заткнулись! — Не выдержал Равиль и дал пару коротких, по два-три патрона, очередей по окнам дома барона.
Я, не теряя времени, давно перезарядил обрез, три патрона взял в рот, чтоб если что, не тратить время, выуживая их из кармана и посматривал на крыльцо. Как оказалось — предусмотрительно не упускал его из внимания. Так как в следующий момент распахнулась дверь и на крыльце появился колоритный персонаж, голый по пояс, но в шляпе и с ружьем в руках. Совсем цыгане берега попутали! Он еще не успел вскинуть свой ствол, как я спустил оба курка, навскидку беря чуть выше колен.
Ничего себе, дробь на бекаса и перепелов! Ромал словно сломался и как кукла завалился с крыльца. А одна нога вообще висела на остатках штанины, её практически оторвало. Но живучий, не отнять — не выпускает ружьё из рук и в нашу сторону направляет. На инстинктах, приобретенных на охоте — машинально перезарядился и уже в голову выстрелил, чтоб не тянул ручонки с ружьем в нашу сторону.
— Алмаза убили, ай на-нэ! — Ещё громче взвыли бабы из-за ограды и судя по удаляющимся крикам — убежали подальше.
— Хуяссе, дробь! — Выразил свое неудовольствие подошедший Равиль. — Ему же ногу к такой-то матери оторвало почти. Вань, ну почему у тебя всё не так, так у людей? То экономиста жердью забьешь, то вот барона кончил! Мы же с ним только поговорить хотели, припугнуть там. Ну может ноги переломать или руки, но не убивать же!
— Да правильно он все сделал, Равиль, чего разоряешься? — Вступился за меня один из бойцов. — Или ждать надо было, пока он в нас свой карамультук разрядит⁈ Чего дальше-то делать будем?
— Да хрен его знает, — Равиль выглядел действительно расстроенным. — Надо кого-нибудь поймать из этих. Довести до сведения и чтоб остальным передал, нельзя наркотиками торговать! Ну и давайте наскоряк по дому пройдемся, может найдем чего. Двое во дворе, смотрите по сторонам и ждите машину нашу, двое по окрестностям пройдитесь, поймайте кого-нибудь, чтоб поговорить, а то неудобно получилось. Мы вчетвером пошли в дом! Иван, ты с нами, не отходи далеко, на виду будь, пока ещё чего-нибудь не отчебучил!
Пока парни неумело, но старательно осматривали дом — я сразу прошел на кухню к холодильнику. Распахнул дверцу и присвистнул — полна коробочка: стопка размазанных по полиэтиленовым квадратикам чеков ханки для розничной продажи и три круглых шара, как бы не по килограмму — тоже упакованных в полиэтилен. Так, это ещё не всё, надо ангидрид поискать. Хотя чего искать — вот на полу возле холодильника трехлитровая банка стоит. Открыл крышку — оно, резкий уксусный запах не оставил сомнений.
— Ну как, нашли чего? — Поинтересовался Равиль из соседней комнаты.
— Деньги только! — Отозвался один из бойцов.
— Много⁈
— Не знаю, сумка хозяйственная, почти полсумки!
— На кухне всё, идите сюда! — Прервал я их метания.
Зашедшим на кухню парням вместе с Равилем показал что нашел.
— А это много?
— Дохуя!
— Так, парни, забирайте деньги и идите к машинам, мы сейчас! — Скомандовал Равиль и дождавшись, пока парни выйдут, поинтересовался устало. — ну вот и что теперь со всем жтим делать?
— Этот дом сжечь вместе со всем, ну и ещё парочку для профилактики, а цыган предупредить, чтоб валили отсюда. С концами.
— А не круто⁈
— Нет, я просто видел, во что это всё выльется в конце концов. Лучше сразу эту раковую опухоль вырезать. Этих мразей в мое время целыми таборами за решетку закрывали, а они и не думали прекращать торговать героином. Причем бабы на себя вину брали и паровозом лет на десять-пятнадцать на кичу уезжали, а остальные и дальше продолжали барыжить. И малолеток вовсю вовлекали, как не подлежащих уголовной ответственности. Ну и зачем нам такие товарищи? Обговаривали же уже, и не раз…
— Да, ты прав, просто трудно представить всё то, о чем ты рассказываешь. Словно с другой планеты прилетел.
— Равиль, ты глаза-то открой, с какой другой планеты⁈ Тут три с лишним килограмма опиума в холодильнике, хозяйственная сумка с деньгами и барон с ружьем, что-то сомневаюсь, что у него охотничий билет есть! От моей планеты до вашей — всего пару лет, и не световых!
Уезжали мы не солоно хлебавши — парням так и не удалось никого поймать, чтоб передать пожелание на добровольной основе покинуть территорию Энска и района. А за задним стеклом шестерки спортсменов, в которую мы пересели — разгоралось зарево пожара. Горела не только «волга» и дом барона, а добрая половина Шанхая. А я напевал (вернее — начитывал речитативом) вспомнившуюся песенку из нашего времени:
'Циги Циги, Циги Циги Айлюлю
Привозят в жопе нам героин и коноплю
Я накоплю и тоже у них куплю
Их все не любят, а я вот циган люблю
Циги Циги, Циги Циги Айлюлю
Привозят в жопе нам героин и коноплю
Я накоплю и тоже у них куплю
Их все не любят, а я вот циган люблю…'
Глава 8
Глава 8.
В Петропавловку вернулись под утро — на востоке уже занимался рассвет, а в стороне фермы, где обитал дядя Паша, что-то горело.
— Ну ё-моё! — Не сдержался Равиль и покосился на товарища. — Не случится в селе ничего значит? Перестраховщики, говоришь⁈
— Хорош нагнетать, может, просто несчастный случай. Мало ли что произошло, короткое замыкание или по пьяни матрас подожгли, поехали посмотрим.
Пожар, оказалось, случился у известной на всё село самогонщицы Клавы Патрет — сгорел сарай (по сути — лаборатория, с самогонным аппаратом и запасами произведенной, но ещё не распроданной продукции), но хату отстояли. А собравшиеся на огонек односельчане охотно разъяснили подоплеку произошедшего: вдохновленные происходящими событиями в стране постоянные клиенты Патрет из числа маргиналов попытались произвести экспроприацию самогона на революционные нужды. Пока Клавка в одиночку героически отбивалась от посягательств на своё имущество, неравнодушные соседи сигнализировали куда надо. Оперативно прибывшая группа из оставленных на хозяйство членов военно-патриотического клуба, усиленная новыми членами Национальной гвардии, беспорядки пресекла, возжелавших халявы люмпенов — усовестила и дислоцировалась в этом самом сарае, от которого сейчас осталась лишь куча пышущих жаром углей.
— Как же так! — Стенала Патрет, наседая на Равиля. — Я твоим всё честь по чести за спасение выставила: несколько бутылок, банку огурцов достала, а они мне сарай сожгли, по миру пустили! Кто возмещать будет⁈
— Ты в атаке-то не офигевай, старая! — Урезонивал её Равиль. — С каких это пор у нас самогоноварение стало разрешённым? Уймись по хорошему, скажи спасибо, что дом не сгорел!
К его чести — публичную выволочку своим бойцам и новоиспеченным нацгвардейцам устраивать на потеху собравшимся сельчанам не стал, оставив разбор полетов на потом. А судя по взгляду, которым он провожал проштрафившихся, ничего хорошего их не ждет.
Хорошо, хоть до дома добросил: высадив меня, так резво взял с места, что из-под задних колес полетела пыль и мелкий гравий. Чего так переживать — без жертв и особых разрушений обошлось, а сарай Патрет можно записать в актив как ликвидацию незаконной предпринимательской деятельности. Дома ещё все спали, шесть утра — как же хорошо без коровы, в ином случае мама давно суетилась, собираясь на утреннюю дойку. Умылся с дороги и тихонько проскользнул в свою комнату — отсыпаться. Благо сегодня среда, тридцать первое мая — завтра первый экзамен, так что имею полное право выспаться и отдохнуть…
— Вставай, Ваня, вставай! — Про младшую-то я совсем забыл, планируя всласть выспаться.
— Чего тебе, Сан Саныч? — Недовольно поинтересовался я, не желая просыпаться. — Заняться нечем⁈ У меня экзамен завтра! Телек посмотри, погуляй в конце концов!
— Война, Ваня!
Тут волей-неволей пришлось подниматься, дабы вникнуть, что началось. Поставил чайник, умылся, и пока вода закипала, вызнал у Александры, откуда она принесла эти безрадостные вести.
— Так по телевизору сказали! — Заметив мой скепсис, тут же с гордостью добавила. — Я и на кассету записала, мне мама с Максом сказали — новости записывать!
— Ну иди, включай тогда, — направил я её в зал к телевизору. — а я сейчас чаю налью и подойду…
Новости начались довольно безобидно (особенно если сравнивать со вчерашней акцией) — всех собак спустили на партийную номенклатуру, теневиков и оборотней в погонах, в частности, из КГБ. Так прямо и сказали, что выродившаяся верхушка, поставленная блюсти интересы народа и обеспеченная всеми благами, этот самый народ и предала. Возжелав большего, а именно: передать своим детям полученные привилегии и накопленное материальное благосостояние. И хоть тушкой, хоть чучелом — встроиться в западную капиталистическую модель рыночных отношений.
— Таким образом, — вещал с экрана диктор. — используя давно накопившиеся противоречия в обществе и играя на желании простого народа к изменению существующего положения, номенклатура в союзе с теневыми дельцами предала интересы простых тружеников и интеллигенции! Дефицит, последствия которого ощутили на себе все жители Союза, не в последнюю очередь возник благодаря саботажу и откровенно вредительским действиям этих «деятелей». О масштабах заговора можете судить по кадрам репортажа из следственного изолятора в Лефортово…
Картинка сменилась, показывая сутулившегося хмыря в наручниках, а голос за кадром оповестил: «Яковлев Александр Николаевич, заведующий отделом пропаганды в ЦК КПСС, по совместительству — председатель Комиссии Политбюро ЦК по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями в 1930−40-х и начала 1950-х годов».
— Кем и когда были впервые завербованы?
— Осенью сорок второго… — В потухшем взгляде подследственного не выражалось никаких эмоций, словно они все выгорели. — Случайно попал к немцам, возвращаясь с наблюдательного пункта полка, будучи его командиром. В сорок девятом мои контакты были переданы английской разведке. Но уже в пятьдесят первом перешел под контроль армейской разведки США, полагаю, что до сего момента — работал на ЦРУ. Номера счетов зарубежных банков, на которые мне перечислялось вознаграждение в иностранной валюте, прошу приложить к делу и учесть добровольное содействие следствию!
Картинка сменилась, антураж казенного учреждения с решетками остался прежним, а вот новый подследственный выглядел более представительным, хотя и изрядно помятым. «Шеварнадзе Эдуард Амвросиевич, министр иностранных дел СССР». — бесстрастно прокомментировал закадровый голос.
— У тебя, шакала, старший брат, вечная ему память, погиб в сорок первом при обороне Брестской крепости, а ты чего творишь⁈ Что это за договоры о взаимном разоружении, при котором нам придется в два раза больше ракетных боеголовок утилизировать⁈ Какой к чертям вывод группы советских войск из Европы, шени дэда мовтхан, когда базы НАТО остаются на своих местах? Ты чей министр иностранных дел в конце концов⁈ Тебе заплатили или компромат на тебя есть⁈ Вот это что за бумаги, временное соглашение 1977-го года о разграничении линии морских пространств предлагается подписать как окончательное⁈ Ты с кем там уху ел из морской рыбы, Эдуард, с Меченым? Как только в голову пришло безвозмездно решить передать США почти семьдесят девять квадратных километров исключительной экономической зоны СССР и участок континентального шельфа, взамен получив лишь четыре с половиной тысячи? У тебя сколько по арифметике в школе было?
— Вы не понимаете, это другое! — Оправдывался не совсем растерявший былые вальяжность и апломб несостоявшийся первый президент Грузии. — Все эти шаги и жесты доброй воли — исключительно в рамках снятия былой напряженности и разрядки международных отношений?
— Ты сейчас вместо одиночной камеры — в наручниках и со спущенными штанами отправишься в петушиную хату, исключительно в рамках снятия напряженности и разрядки отношений!
Экран телевизора мигнул, и действие вновь перенеслось в студию с диктором:
— В связи с участившимися в последние сутки актами мотивированной агрессии в отношении бывших партийных деятелей и самосудам, в стране вводится временное военное положение! Убедительная просьба — не поддаваться на провокации и не участвовать в беспорядках! До наведения порядка — считать утратившими силу законы о индивидуальной трудовой деятельности и о переходе государственных предприятий на хозрасчет и самофинансирования! Данные инициативы, в свете вновь открывшихся обстоятельств, нуждаются в пересмотре и доработке, после выяснения всех обстоятельств! Ни в коей мере это не будет возвратом к прошлому, общество и Коммунистическая партия нуждаются как минимум в реформации и оздоровлении! На этом всё, следите за текущими событиями в следующих выпусках новостей!
Не, ну вот как можно спутать введение военного положения, к тому же временного, с войной⁈ Ну Саша, напугала с утра. Хотя какое утро — на часах стрелки к обеду подходят, самое время наведаться в кухню.
— Ты опять забыла поесть? — Спрашиваю мелкую для проформы.
— Хлеба нет… — Сознается она и тут же с энтузиазмом предлагает. — Сходи в магазин, Вань! Все равно уже не спишь!
— Могла бы и сама сходить, — ворчу по пути в кухню. — зачем тебе каникулы, от телевизора не отлипать⁈
— Ну знаешь! — Возмущению сестренки нет предела. — У меня и так обязанностей полно, почитай список на холодильнике!
Ну кухне любопытствую, что это за обязанности такие, читая прикрепленный магнитом листок бумаги:
1 Сходить за хлебом!
2 Записывать новости!
И почерком Максима добавлено:
3 Мух убить, трупы собрать!
— Ахахах, — смеюсь в голос. — ладно, я — в магазин, а ты не манкируй обязанностями, чтоб всех мух к моему приходу истребила!
В сельмаге собрание, несмотря на то — что среда и рабочий день. Помещение магазина гудит, как раз к моменту моего прихода обсуждают расстрел в полном составе всего контингента исправительно-трудовой колонии в соседнем с нашим Энском городе. Если верить подробностям, даже охранников перестреляли, чтоб не оставлять свидетелей, трупы зарыли бульдозером и им же — снесли бараки. В таких новостях, особенно из магазина, делить всё надо на десять, но дыма без огня не бывает.
Настроение упало в минус, задумавшись, взял ещё две буханки хлеба сверху. Надо сухарей хоть насушить, а то живем беззаботно, как та стрекоза из басни. Что-то происходящее всё больше стало настораживать, особенно своей непредсказуемостью. Дернул же меня черт вмешаться, и назад уже не отыграть, и что впереди — неизвестно. В расстроенных чувствах вместо дома пошел к Равилю, вывалив на него узнанное от общественности. Тот ничуть не удивился:
— С преступностью боремся, причем с причинами, а не с последствиями. Как Иосиф Виссарионыч — без суда и следствия перестрелял воров в законе и ничего, что социально близкими считались! Зато притихли, это уже после его смерти и амнистий — полезла воровская романтика изо всех щелей, вместе с вышедшими на свободу…
— Слушай, но ведь сейчас же не те времена! — Возмутился я. — У нас общественное мнение к сидельцам всегда благожелательное было и будет, стоило ли так перегибать в моменте⁈
— Да не суетись ты! — Равиль подошел к телефону и принялся крутить диск, набирая номер. — Сейчас узнаем, что там, может, накладка вышла или эксцесс исполнителей. Ты про введение военного положения ведь слышал? А что из него вытекает по должностным инструкциям в системе исполнения наказаний — в курсе? Так что особо буйных и осужденных по тяжким статьям в расход неминуемо могут отправить! Алло⁈ Что там у вас в колонии случилось такого, что об этом уже весь район в курсе⁈
Несколько минут спустя, положив трубку, повеселевшим голосом успокоил:
— Нормально всё! Начальник лагеря сукой оказался — предупредил блаткомитет о предстоящих мероприятиях, те подняли бунт, подбив на него других заключенных. Всего-то семь трупов, включая начальника лагеря! Оставшиеся оказались вменяемыми, отреклись от своих заблуждений и сейчас в изоляторе судорожно звезды с плеч и колен осколками кафельной плиткой сдирают. Ну а большинство так называемых «апельсинов» и «лаврушников», кто воровской титул купил, массово в актив перекрашиваются, всё по диалектике — чем блатней, тем красней… А ты не верил в перевоспитание, недооценил эффективность нашей исправительной системы!
Ну спасибо — успокоил. Домой вернулся как раз вовремя — по телевизору вышла в эфир новая передача «Экономика по-русски» с молодым ведущим, в котором я с большим удивлением узнал Хазина.
— Здравствуйте, уважаемые телезрители! — Объявил Михаил Леонидович, снял и протер очки, затем вновь водрузил их на переносицу и доверительно продолжил. — Я совсем не экономист, до недавнего времени работал в институте физической химии. Но сейчас мы вместе с вами разберем по полочкам: что за экономические реформы предлагала нам партийная элита, чем они вредны для нашей экономики и какие действительно нужны преобразования для эффективного оздоровления плановой экономики. И попрошу вас: в следующий раз, когда услышите словосочетание «невидимая рука рынка», присмотритесь к тому, кто это произносит! Не торчит ли у него, извините за выражение, в заднице — чья-то рука, благодаря которой он вынужден повторять эту галиматью, не имеющее никакого отношения к экономике!
Следующие полчаса Хазин весьма убедительно и на пальцах растолковал сложившуюся ситуацию в экономике, успокоил, что препятствий индивидуальному предпринимательству не будет, особенно в сферах сельского хозяйства и услуг. Семейным предприятиям вроде небольших кафе и ресторанчиков преград не будет, а вместо принятого драконовского налога в шестьдесят пять процентов на доход — введут вменяемую тарифную сетку. А вот кооперативы, занимающиеся перепродажей или скупающие сырьё по государственным ценам и продающие производимую продукцию уже по рыночным — подвергнутся самому пристальному вниманию со стороны компетентных органов. Про внешнюю торговлю рассказывал мало, но одно было ясно — монополия государства на неё будет возобновлена в полном объёме. Особо посоветовал обратить внимание желающим заняться предпринимательством на заброшенные деревни и хутора, пообещав со стороны государства полное содействие в их возрождении: от беспроцентных ссуд и кредитов до строительство дорог и инфраструктуры, включая электрификацию и газификацию.
— Вражеские голоса разносят грязные инсинуации, — Михаил Леонидович доверительно склонил голову. — что у нас государственный переворот и массовые репрессии, чуть ли не второй тридцать седьмой год. Уверяю вас — это не так. И в качестве десерта, держите: в планах нового руководства — создание безвизового режима со странами Совета экономической взаимопомощи; это вдобавок к всемерному развитию сферы внутреннего туризма и поощрения частной инициативы для тех, кто примет участие в этих проектах. И для наивных мечтателей, грезящих о капитализме и западном мире, тоже хорошие вести: препятствий для поездок за границу станет меньше, как и препон для тех, кто не может найти себя в социалистических странах. А по Центральному телевидению выйдет новая передача «Как стать миллионером», где съемочная группа будет отслеживать судьбу тех, кто решит бросить всё и начать с ноля на западе. Обещаю — вас ожидает много интересного, срыв покровов и разрушение иллюзий гарантирую…
Какой-то насыщенный день выдался, а если вчерашние приключения добавить, то голова кругом идет. И это у меня, привыкшего к информационным атакам и кликбейтным заголовкам двадцать первого века, без регистрации и смс. А каково приходится хроноаборигенам — остается только догадываться. Взял пульт от видика и отключил запись на видеокассету — пусть мама с Максимом вечером смотрят. А сам отправился спать, хватит на сегодня впечатлений, завтра первый экзамен…
Глава 9
Глава 9.
— Утро красит нежным светом стены древнего Кремля! — Декламировал я по дороге в школу, шествуя туда под руку с Леной. Первый экзамен наконец-то, сдать бы их все скорее и прощай, школьные годы чудесные. Всего-то восемь — ЕГЭ нервно курит в сторонке. — Бля! Деревня, шагу не ступить, чтоб на коровью лепешку не напороться!
— Не деревня, а село! — Тоном будущей учительницы поправила моя спутница. — Вань, а ты слышал, что хотят церковь реставрировать? Раз уж клуб новый построили, да и вообще… Я комсомолка, конечно, но венчание в церкви, в белом подвенечном платье — это так красиво!
Оттирая ботинок о придорожную траву, пробормотал, что пусть хоть что восстанавливают, лишь бы не барщину и продразверстки. А то любит у нас народ из одной крайности в другую бросаться и с особым упоением то отрекаться от прошлого во имя светлого будущего, то наоборот — вспоминать давно забытое старое. Интересно, как там казачество — возрождается? У нас ведь тоже на Урале казаки были, могут и повторить увлекающиеся личности. Ладно, чего это разворчался, казачество — не самая плохая идея, всё лучше ролевиков или того, боже упаси, квадроберов.
Хотя, если говорить начистоту, столько квадроберов, как в СССР, я больше нигде не встречал. Правда, активизируются они только по праздникам и обитают на детских утренниках и в актовых залах школ, по газонам не бегают. Зайчики, лисички, волки и медведи — несть им числа. Ну и не такие агрессивные, как в мое время — не рычат и не лают, видимо, отсутствие специализированных кормов для животных играет роль…
На школьном крыльце уже толпились соученики, а от угла школы, за которым вечно то драки устраивали, то курили, трудовик гнал компанию нескольких наших одноклассников, из бедовых. Не иначе как решили успокоить нервы никотином — экзамен-то несколько часов будет длиться, а выйти можно ненадолго только в туалет. А у нашей директрисы, Ларисы Максимовны, несмотря на её любовь к поэтам Серебряного века и к запрещённой советской цензурой литературе, не забалуешь. Вот и решили пацаны надышаться перед смертью, то есть экзаменом, и нарвались: теперь всё — трудовик явно не просто так пришел, будет дежурить, и горе курильщикам, вздумай они использовать туалет не по его прямому назначению…
— Иван! — Неожиданно обратился ко мне наш трудовик, который после открытия при школе вначале кооператива по выпуску трубок, а затем — мини-цеха по сборке мебели, даже пить в прежних масштабах бросил. И физрука-НВПешника привлек к нашей деятельности (а что, я тоже посильно участвовал, не столько из-за материальной заинтересованности, сколько из любви к экспериментам, да и скучно сидеть на жопе ровно: где советом, а где связями помогал и руки прикладывал). — Ты ведь сейчас при теплицах зимних подвизаешься, с Василием Федоровичем ручкаешься, есть у меня к тебе разговор деловой. Ты там кем, кстати, устроился — начальством небось?
— Пока что, судя по происходящему, прислугой за всё, некем командовать. — Выложил всё как есть.
— Это же замечательно! — Расцвел трудовик и тут же, видя, что я его радость не разделяю, поправился. — То есть плохо, конечно, но для школы и учеников — хорошо! Я тут подумал, ну вот что с этой школьной отработкой делать, опять заборы красить? У меня помимо рукастых, что мебелью занимаются, ещё куча оболтусов, у которых сил и энергии хоть отбавляй, а применить их некуда. А дети, у которых избыток свободного времени и недостаточная физическая нагрузка, сбиваются в стаи, уходят в ближайшие леса и овраги брагу пить. Поговоришь с Федоровичем, нужен ведь тяжелый и неквалифицированный труд, хотя бы пока стеклить не начали?
— А чо, поговорю! — Повеселел и я, действительно ведь, со всем происходящим — работать некому, завал у нас, и график работы идет по известному месту. — На лето точно рабочая сила пригодится! А чо Лариса наша свет Максимовна этот вопрос не решает? Она же директор школы?
— Да не до этого ей, рыдает со вчерашнего дня! — Махнул рукой трудовик. — По Сахарову убивается, помершему преждевременно.
— А чо с ним⁈ — Удивился я, как-то эта новость мимо меня прошла. Попросту невозможно стало следить за всеми событиями: тут тебе и новости с шокирующими подробностями чуть ли не ежечасно по телеку и радио, и вражеские голоса со своей «правдой» — работать некогда будет, если руку на пульсе политической жизни держать, не говоря уж о личной жизни.
— Копыта отбросил, номинант Нобелевской премии мира! Кондратий хватил! — Радостно возвестил учитель. — Ты чего, Вань, совсем за политической ситуацией не следишь? И я тебе говорю, вовремя он помер, передавали, что среди его бумаг, подготовленных для выступления на съезде, такая клевета на нашу армию содержалась, что вот он под следствием и не выдержал: то ли совесть заела, то ли опасение за свою шкуру!
— Да ладно вам, — заступился я за Андрея Дмитриевича. — зато он немалый вклад сделал в создание ядерного оружия в свое время, а от маразма в старости никто не застрахован…
Вернулся к одноклассникам на крыльцо и уже оттуда дружной гурьбой, гомоня на ходу, ввалились вначале в вестибюль, а затем поднялись на второй этаж, к классу, в котором было намечено проведение экзамена. Помимо естественного мандража от предстоящей проверки, думы и помыслы молодежи будоражили недавние события, благо информации к размышлению было хоть отбавляй. И если девчонки мечтали посетить курорты социалистической Болгарии, без виз и бюрократических проволочек (как Хазин анонсировал), то среди парней шли совсем другие разговоры. У одного из пацанов вчера брат старший ездил в военкомат (по присланной повестке), где ему, как недавно отслужившему, сделали роскошное предложение.
— Говорит, что теперь сверхсрочная переводится на какую-то контрактную основу! — Захлебываясь от переполнявших его эмоций, рассказывал Серёга. — Платить будут хорошо, на пенсию рано и всякие компенсации за ранения, и в случае боевых действий оклад в несколько раз повысят! И жилье обещают по выслуге лет предоставить от армии, как вот у нас МЖК коттеджи строят — так вот такой же! Братан сегодня с утра собрал вещмешок, руку мне пожал, пожелал удачи и со словами: «В жопу это село, я и так без всяких путевок и загранпаспортов мир повидаю и страну объеду! И заработаю!»
— Фи! — Сморщила носик одна из записных красавиц класса (Лену свою я вне конкуренции считаю — на первом месте). — Серёжка, стоит ли несколько лет кирзовые сапоги топтать, ради коттеджа? Мы тоже в этом году в такой заедем, было бы желание! Уже четыре улицы отстроили, скоро в своих халупах только ферма жить будет!
Возникший гвалт (только наш комсорг не участвовал в общей беседе — всем своим обликом напоминая нахохлившегося ворона под дождем) купировала в самом зародыше появившаяся Лариса Максимовна, вместе с членами экзаменационной комиссии. Взъерошенные ученики, не успевшие исчерпать все аргументы в только начавшемся споре, с неохотой расселись за партами, бросая на своих оппонентов многозначительные взоры. Я присмотрелся к нашей директрисе — и впрямь: глаза покрасневшие и вид такой, словно у декабристки, собравшейся взойти на эшафот.
— Здравствуйте ещё раз, дети! — Строго сказала директор, достала платочек, промокнула глаза, а затем трубно высморкалась. — Поздравляю вас с первым экзаменом! Сегодня будет сочинение на свободную тему, по любому прочитанному вами литературному произведению…
Половина класса заплакала, половина впала в панику, поднялся нарастающий ропот не готовых к такому повороту выпускников. Рассчитывали на диктант, изложение или, на худой конец, сочинение на заданную тему. Вроде «Лев Толстой как зеркало русской революции».
— Да как же так, Лариса Максимовна⁈
— Мы не готовились же!!!
— А что писать, Лариса Максимовна, можно я по Солженицину напишу, как раз «Архипелаг ГУЛАГ» прочитал⁈ — Внес и я свою лепту в охвативший класс раздрай.
— Тихо! — Неожиданно сорвалась на крик наша русалка и тут же, словно устыдившись минутной слабости, всхлипнула. — Я и сама, хмм, в некотором недоумении! Но вот такую тему из ГорОНО прислали! Да, Ванечка, можно писать всё, что хочешь… — Тут наша директриса не выдержала, и всхлипывая удалилась, прижимая к глазам платочек, на ходу риторически возмущаясь. — Что происходит⁈ Нет, я так больше не могу!!!
Сразу же после удалившейся из класса директрисы вошел из коридора трудовик, поигрывая киянкой, и поднявшийся ропот стих, перейдя в опасливый шепот — не ожидавшие такой подставы ребята и девчонки советовались, что, а самое главное, как писать. Посмотрел на Лену — и у неё в глазах плещется паника: золотая медаль в опасности!
— Так, расслабься дорогая, что ты недавно читала, вернее, что тебе из прочитанного больше всего понравилось?
— Стругацкие, «Полдень, XXII век», — пролепетала она. — но это же фантастика, неужели можно?
— А чо нет? Солженицин тоже фантастика, да ещё с элементами клеветы — по нему же можно. — Успокоил её. — Пиши и не сомневайся! Книга хорошая, вот и развей мысль, про светлое будущее и общество, построенное на принципах справедливости и правилах социального общежития. И да, Лен, введи термин ПРБ, прекрасная Россия будущего, прям упирай на это, что видишь будущее страны таким, как его описали братья Стругацкие.
— Какая Россия⁈ Мы же в СССР живем… — впала в задумчивость моя ненаглядная.
— Мы как раз в России, милая, да ещё и на Урале. А СССР, боюсь, уже никогда не будет прежним. Если вообще будет…
Трудовик всё-таки не выдержал и вдарил киянкой по учительскому столу: «Молчать! Тишина должна быть на экзамене!» Оставшиеся две учительницы предпенсионного возраста синхронно подпрыгнули, а в классе тут же установилась тишина, сменившаяся вскоре шелестом выданных тетрадных листков с печатями для черновика и чистовика, да сосредоточенным сопением учеников, погрузившихся в тяжкие раздумья.
Скосил глаза на соседку по парте: Лена, успокоившись, с мечтательной улыбкой строчила не переставая, поймав вдохновение. Придвинул поближе черновик и без раздумий вывел тему: Александр Исаевич Солженицин, «Архипелаг ГУЛАГ» Затем сделал отступление и начал само сочинение: «Во первых, автор — пидарас!» Немного подумал, вспомнил рыдающую Ларису Максимовну и исправил на клеветник. За час с небольшим накатал в черновике всё, что я думаю об этом деятеле, и практически без исправлений — приступил к чистовику. Уложился раньше всех, к тому моменту и успокоившаяся директриса вернулась к остальным членам экзаменационной комиссии, сдал сочинение и с чистой совестью покинул класс.
— Иван, подожди! — Окликнула вышедшая вслед за мной Лариса Максимовна. — Молодец какой! Раньше всех управился! Я в тебе и твоих способностях и не сомневалась!
Меня даже в краску бросило от неожиданного комплимента, да и от неудобства — боюсь, что после ознакомления с моим творчеством у директрисы сложится совсем другое мнение обо мне и моих способностях…
— Впрочем, я о другом хотела поговорить, — Лариса Максимовна прекратила расточать дифирамбы и перешла к делу. — Елена ведь твоя вполне заслуженно идет на золотую медаль, так что готовьтесь к повторным экзаменам в районе, для подтверждения! И не волнуйтесь, главное!
— Как тут не волноваться, Лариса Максимовна, — в сердцах высказал наболевшее. — дай бог, чтоб у нас ребёнок со всеми этими экзаменами нервным не родился! Или преждевременно!
Меньше часа поскучал в опустевшей с началом летних каникул школе, дожидаясь Лены, затем проводил её до дома и сбегал до строящихся теплиц, в надежде застать Федоровича. Чем черт не шутит — вдруг к нам нагрянул. Там его не оказалось, с такой же целью сходил в контору — и вновь безрезультатно. Ладно, придется завтра утром его ловить, обрадую тем, что школьников можно привлечь к работам. Пойду-ка в телек попырю, посмотрю, что происходит в стране.
Устроился в зале за журнальным столиком и попал как раз на кадры оперативной хроники: милиция и бойцы Национальной гвардии бодро крутили теневых дельцов и цеховиков. На экране мелькали фантастические для советских людей суммы денег, помпезная обстановка выстроенных на нетрудовые доходы дворцов нуворишей, а голос за кадром всё это непотребство с осуждением комментировал: «Вот вся сущность принятия поспешно популистских реформ, под трескучие лозунги о демократии, перестройке и гласности. Всего несколько шагов оставалось до того, как деньги, полученные преступным путем, легализовались, а их владельцы — стали миллионерами и новыми хозяевами жизни, наравне с покровительствующими им представителями партийной номенклатуры и засевшими в КГБ и МВД оборотнями в погонах…»
Прямо как в старые добрые времена — была такая программа «Криминальная Россия», так и здесь — примелькавшиеся и скучноватые кадры сменились перестрелками и штурмом зданий с засевшими в них и не желавшими сдаваться преступниками. Для нынешней эпохи — прорыв и нонсенс, даже на фоне появившихся в последнее время в прессе скандалов, интриг и расследований. И психологический эффект подобран хорошо, ничего иного, кроме раздражения и негодования против зажравшихся и наворовавших чиновников и дельцов теневого криминалитета, подобные кадры вызвать у простых людей не могли. Хотя нет, тут не только раздражение и негодование — классовая ненависть возникала по мере просмотра…
Передача закончилась, пошли титры художественного фильма, на этот раз — советская классика: «Джентльмены удачи». Словно насмешка над только что задержанными и показанными подследственными в рамках небывалого размаха и масштаба всесоюзной операции по искоренению организованной преступности. Впрочем, особых иллюзий и надежд на скорую и безоговорочную победу над укоренившейся во всех слоях общества мафией я не возлагал. Тот же Равиль вчера признался, что во многих союзных республиках подобные мероприятия не просто спустя рукава проводятся, а встречают активное сопротивление, сопровождающееся все возрастающим национальным движением за независимость от Москвы. Как бы тут вакханалия парада суверенитетов раньше времени не полыхнула…
Бессмертное творение с Доцентом, Косым и Хмырем я и так знал наизусть — поэтому убавил звук и вышел на двор. Эх, первый день лета, а жарит как в июне! Сходил с ревизией в сарай, где складировал стаскиваемый со всей округи плохо лежащий цветмет, и преисполнился довольством — теперь при любом развитии ситуации подушка безопасности есть! Там-то, в сарае, меня и застал Равиль, вырвав из мечтательной задумчивости язвительным вопросом:
— Ну ты чо, хомяк из несостоявшегося капиталистического будущего, всё над медью и алюминием чахнешь? Бросай ты это дело, поехали с фашистами бухать!
— Чо это⁈ — Обиделся я. — У меня тут и нержавейка есть! Постой, с какими фашистами⁈
— Да я в нашу подшефную воинскую часть сейчас поеду, продуктов им отвезти надо, ну и с братьями по оружии пообщаться. Там от Хайнца Кесслера подмога прибыла, части Национальной народной армии ГДР, по любому и представители Штази будут. Совместные учения у нас, максимально приближенные к боевым, завтра их в КазССР перебросят. Вот сегодня отметим, так сказать, поехали!
— Не, спасибо, мой дед ихних в танках жег, не горю желанием. — Сухо отказался я. — Так, а что там в Казахстане, давно ведь вроде всё успокоилось, что за учения?
— Как успокоилось, так по новой полыхнет! — Пообещал Равиль, загадочно улыбаясь. — Ну как хочешь, смотри новости!
Как я его не уламывал и не расспрашивал, больше ничего конкретного от него не услышал, но, судя по всему его виду, что-то там грядет в весьма скором времени. А если обратить внимание на его совет следить за новостями, всё происходящее будет хоть частично, но освещаться в прессе и телевизоре. Ладно, если что и произойдет — в ближайшее время из новостей узнаю, ну или вражеские голоса не обойдут вниманием. Покрутился по двору, не нашел куда приложить силу и энергию — вернулся домой. Как раз закончился фильм и началась историческая передача. С первых же кадров позволившая сложить воедино загадочный вид Равиля, прибытие в воинскую часть части войск из ГДР и грядущие «учения, максимально приближенные к боевым» в КазССР…
Вещи с экраны рассказывались крамольные, но верные: начиная со Среднеазиатского восстания 1916 года, которое во все годы советской власти подавалось как национально-освободительное, заканчивая тем, как при Советской власти большая часть территории Российской империи была передана национальным окраинам. А сейчас диктор это национально-освободительное движение называл тем, чем оно и было — этническими чистками русского населения. А само пестование казахской государственности и национального самосознания за счет коренного населения России — преступлением большевиков против русского и народов России, испокон веков её населяющих.
Офигеть не встать! Чувствую, нас ждет много интересного, а кое-кому — придется спуститься с небес на землю! Неужели в этой истории не придется платить за аренду Байконура? А может вообще исконно принадлежащие России территории, преступно отданные при Советской власти, останутся в составе страны, как оно и должно быть? Немцы-то вату катать не будут, не зря их к учениям привлекли. А учитывая, что на севере и востоке КазССР проживает немало этнических немцев, переселенных с Поволжья, Украины и Крыма во времена Второй мировой, и то, что они могли пострадать во время недавних волнений, горе тем, кто мечтает о возрождении Алаш-Орды! Да и аппетиты на подаренные территории мечтающим о независимости националистам — придется поумерить…
Глава 10
Глава 10.
Вся пятница второго июня выдалась суматошной: утром поймал в конторе Василия Федоровича, изложил ему предложение от руководства школы и получив добро — направился к трудовику. Обрадовал его, тот потащил меня к директору — согласовать всё с ней. Принялся отбиваться, предполагая что показываться на глаза Ларисе Максимовне — будет не самой лучшей идеей. У неё и так с нервами в последнее время непорядок, тут ещё я похулиганил со своим сочинением, оттоптав все любимые мозоли либералов и покусившись на Солженицина. Но разве с нашим трудовиком поспоришь, не слушая никаких аргументов — затащил меня в директорский кабинет.
«Не проверяла ещё!» — догадался, увидев как лицо нашей учительницы русского и литературы осветилось приветливой улыбкой. Рассеянно покивала, выслушав проникновенную речь Трактор Палыча и не вникая в подробности, благословила:
— Делайте что хотите, Виктор Павлович, я в этом не понимаю, полагаюсь на вас. Вань, у вас с Леной всё хорошо, не забыл про необходимость подтверждения результатов экзаменов в районе?
— Спасибо, Лариса Максимовна, нормально всё. Нет, не забыл, приму меры!
После чего наши пути с учителями разошлись: Директриса осталась в кабинете, Трактор Палыч с энтузиазмом отправился к себе — составлять договор, обещая все за выходные подготовить, в понедельник согласовать с Фёдоровичем и тогда же пригнать с утра первую бригаду учеников. Ну а я пошел к теплицам, благо идти до них было совсем ничего. С какой стороны не посмотри — хорошая идея с этими оранжереями, особенно если школьники будут задействованы. И в школьную столовую витамины, и дети при деле, и село обеспечим овощами и зеленью, не говоря о коммерческой составляющей — продажи в город и ближайшие населенные пункты. Даже трудовик, ещё на стадии обсуждения проекта привлечения школьников, однажды мечтательно прикрыл глаза и высказал затаенное:
— Ты, Иван, молодой ещё, не понимаешь, что это такое, когда можно посреди зимы уральской закусить свежей хрустящей редиской! Вьюга завывает, окна льдом затянуты, а на столе зелень и редиска бочком краснеет на тарелке…
Ну а чтоб мечты воплотились в реальность — приходится пока ручками работать. Радует, что процесс идет, вот уже и каркасы будущих теплиц обозначились. А как молодежь выйдет на помощь, так можно будет вздохнуть спокойней — пока от запланированных сроков отстаем. До вечера вкалывал наравне со всеми, не покладая рук, за что от коллег то и дело слышал беззлобные подколки, вроде того, что за такой ударный труд — скоро бригадиром стану. А перед концом смены подъехал Равиль, дождался, пока закончу и предложил, распахнув переднюю дверь:
— Поехали, Вань, доброшу до дома!
Явно что-то надо, мне до коттеджа минут пятнадцать добираться, и то — если со всеми встречными здороваться и разговаривать. Ладно, прокатимся, по дороге выложит, с чем пожаловал. Равиль, однако, начинать разговор не спешил, сосредоточенно вцепившись в баранку, лишь изредка посматривая в мою сторону. Решил ему помочь, завязав беседу:
— Ну чо, как вчера с немцами посидели? Судя по цветущему виду, толком и не пили? Не вывозят фрицы пить по русски⁈
— Да нет, хорошо посидели, душевно, — Улыбнулся мой куратор. — а пили и впрямь мало, говорил же, их сегодня перебрасывают к соседям, так что сильно не гуляли. Вань, тут такое заваривается по всей стране, скажи, тебе и впрямь интересно сидеть здесь в глухомани? Ещё и оранжереи эти, как колхозник какой-то! Не хочешь в Москву, например, перебраться или в Ленинград? А, Иван? На телевидение тебя можно устроить или на радио, там сейчас всю прежнюю команду перетряхивают, новые люди нужны?
— Уволь, я ведь всё что вспомнил, рассказал и написал, давайте без меня. Не тянет в эту тусовочку, ты ещё предложи под крыло к Пугачихе пойти. Я как зимой краем глаза глянул эти Рождественские встречи, так до сих пор не по себе. Румын там этот засветился, скоро с перьями в жопе на всех экранах страны скакать будет…
— Он молдаванин же, но «Алёшу» почему-то на болгарском пел. Не будет, он вместе с Борисовной и всем составом театра песни Аллы Пугачевой позавчера на гастроли отправился, пока в Австралию, потом в ФРГ по графику. Вернутся не все, Примадонне намекнули, что к её фирме «Театр песни» накопилось много вопросов финансового и правового характера, так этот кагал перед турне вложился по крупному в золото и ювелирные украшения. На рывок решились скорей всего, ну и наши их ненавязчиво подтолкнули к этой мысли, что лучше за бугор свалить. Сегодня новости обязательно вечером посмотри, а с певцами ртом — давай забьемся, что эти клоуны ещё в Австралии сбегут?
— Кто спорит, тот говна не стоит! Это хорошие новости, конечно, но я не хочу никуда ехать, чо пристал-то? Мне следующей осенью восемнадцать будет, в армию пойду, вот и попутешествую. Чо неугомонный такой?
— Да скучно, Вань. — Признался Равиль. — Сейчас с казахами не хилая заруба будет, в Нагорный Карабах перебрасывают войска, а мы тут в глухой провинции киснем. Вчера посмотрел на восточных немцев из народной армии и прям засвербело, зависть взяла. Сейчас бы на боевой выход, а не вот это всё…
— Ааа, — догадался я. — ты из-за меня здесь застрял, получается? Ну извини, мне здесь всё по душе, невеста опять же на сносях. Хочешь, ещё цыган поедем погоняем каких-нибудь, есть же ещё поблизости?
— Ага, — сник Равиль. — носитель гостайны получаюсь, вместе с тобой. А цыгане пока вроде смирные, дальше время покажет, может и съездим. Ладно, надеюсь, тебя служить на Камчатку отправят, я там ещё не был!
— Вот дела! — Присвистнул я. — Так ты теперь за мной долго так присматривать будешь?
— Боюсь, что всю оставшуюся жизнь… — Скорчил кислую мину Равиль, затем загоготал. — Ты чего, повелся? Пошутил я! Но есть желание развеяться, засиделся тут, так что если появится интерес изменить жизнь — маякуй, всячески поддержу!
— Равиль, я вот в девяностых так «развлекался», что сейчас покою рад! И надеюсь, что и дальше всё без особых потрясений обойдется!
— А не получится, увы… — Равиль притормозил у наших ворот. — Давай, до завтра.
В этот вечер пятницы уже вся семья была в сборе, только я припозднился. И как обычно в последнее время — ужинали в зале, у экрана телевизора. Всего пятый день, как прежнее руководство отстранили от власти, а телевидение уже кардинально изменилось: и новости без лакировки действительности, с давно обрыдшими всем цифрами надоев и тоннами выплавленного чугуна, и фильмы часто показывают, причем без цензуры — и зарубежные, и наши включают. Хотя новости были интересней любых фильмов, как обычно — действительность переиграла любой художественный вымысел, вот народ и ждал выпуски новостей с замиранием сердца: «Чем сегодня огорошат?»
Подозревая, что Равиль не зря советовал посмотреть вечерние новости — быстро смел со стола ужин, не замечая вкуса. Макс обронил:
— Несколько раз сегодня объявляли, что в вечернем выпуске будет сделано важное объявление.
Я ещё быстрее заработал ложкой, выпил, обжигаясь, горячий чай и откинулся на диван. В ожидание анонсированных важных новостей. Хорошо сегодня поработал, и спина ноет, и устал как собака. Интересно, какой сюрприз сегодня приготовлен для пока ещё советского народа? Весь сегодняшний день пролетел незаметно, а какие-то жалкие десять минут до вечерней программы «Время» — тянутся вечность…
Наконец заставка и на экране возникает молодой человек, и ещё до пояснительной подписи — приходит узнавание: «Да это же Рыгоравич!» На душе потеплело: не зря вспоминал что только можно, ведь Лукашенко — единственный из депутатов Верховного совета, выступивший резко против «Беловежских соглашений». Да и вообще — моложавый вид Александра Григорьевича сильно контрастировал с закабаневшими рылами членов политбюро, шутейка про «гонки на лафетах» — не на пустом месте возникла. И как бы не шипели злопыхатели на «председателя колхоза» и «многовекторного» батьку — был я в Барановичах у тетки, так не сравнить с моим Челябинском, где уже не столица Южного Урала, а вилайет среднеазиатский. Сравнение, конечно же — не в пользу Челябы…
— Добрый вечер, товарищи! В истории государства Российского было всякое: и великие победы, и унизительные поражения. Смутное время, затем революция с последующей гражданской войной — это явления одного порядка. Множество нерешенных и нерешающихся проблем политического, экономического, социального и военного толка, которые по объективным причинам вызывали протестные настроения людей. Монархия не могла эффективно решать имеющиеся проблемы, которые нам создавали на тот момент коллективный Запад (вернее, его элиты) и влиятельные части нашего условного олигархического класса того времени, по факту связанные общими интересами с этими элитами. Не находите аналогий с происходящими в данный момент событиями? Только что до открытой интервенции ещё дело не дошло… — Александр Григорьевич, выступавший без бумаги, налил из стоящего перед ним графина воды в стакан, залпом выпил и продолжил. — Большинство задержанных из партийной номенклатуры — дают признательные показания, наперегонки сдавая пароли и явки, нет в них идейности и преданности идеалам, свойственной большевикам. Картина происходящего поражает — это даже не полномасштабный заговор, хотя уши иностранных спецслужб и торчат за спинами многих высокопоставленных чиновников, это какое-то массовое помешательство новоявленной элиты, возомнившей себя хозяевами страны! Под предлогом демократических реформ и разрядки напряжения с Западом — решили сдать все социалистические завоевания, изменить существующий политический строй и легализовать криминальный капитал! Который, при попустительстве КГБ и деятелей из высших органов власти — пустил такие метастазы в нашем, с виду здоровом, советском обществе, что если судить по конфискованным активам, денежным средствам и иными материальными ценностями — изъятое уже на несколько годовых бюджетов СССР тянет!
Лукашенко поднял стакан, посмотрел на него и с ожесточением грохнул об стол, тот чудом уцелел, не разбившись и успокоившись — продолжил:
— Смута, это о властных русских боярах, которые в слепой жажде власти сдали полякам московский престол и ввергли страну в Гражданскую войну. И закончилось смутное время лишь тогда, когда простой русский народ объединился под предводительством Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина и вышиб из Кремля польско-литовских оккупантов. А в это же время: на севере шведы оккупировали русские города и крепости, на юге — бесчинствовали орды кочевников. Ещё более трагична история революции и Гражданской войны: всё события тех времен у нас до недавнего времени подавались в рамках марксисткой идеологии несколько однобоко, если мягко выразиться. В связи с вырождением номенклатуры и усилиям большинства должностных и партийных чиновников встроиться в западную элиту путем предательства интересов простого народа, обманной передачи промышленности и средств производства в частную собственность, то есть их наглое и беззастенчивое присвоение — Коммунистическая партия СССР с сегодняшнего дня прекращает свое существование! Внутренняя и внешняя политика сейчас находится в ведении комитета Гражданской обороны, а я, Александр Григорьевич Лукашенко — являюсь одним из её публичных представителей. Местным органам самоуправления предоставляется большая автономность, при всецелой поддержке формирующейся Национальной гвардии. Кризис, сложившийся в последнее время благодаря саботажу, а то прямому вредительству тех, кому народ доверил всю полноту власти — придется как и встарь, преодолевать всем миром, товарищи…
Александр Григорьевич сделал паузу, потянулся к графину, в котором воды осталось на треть стакана. С ожесточением вытряс последние капли, допил всё и вновь принялся вещать на камеру:
— Как я уже и говорил, в нашей истории было всякое. Что не дает нам морального права, подобно большевикам в семнадцатом — отринуть прошлое и строить новый мир на обломках старого. Нет, изменения в обществе и стране неизбежны, уже и сейчас это видно невооруженным взглядом, а дальше будет больше! Но вот очернять прошлое, поливая грязью то, что было — не стоит. Догматы марксизма-ленинизма с этого момента, вместе с деятельностью коммунистической партии — отменены как из официальной идеологии, так и из учебного курса всех образовательных учреждений. Как устаревшие и потерявшие актуальность, мир не стоит на месте и современная эпоха бросает новые вызовы. Конституция и Уголовно-процессуальный кодекс подвергнутся редакции, окончательные их варианты уже будут предоставлены на всеобщее рассмотрение через месяц, а затем и на всесоюзный референдум. И в случае одобрения народом — примут юридическую силу уже осенью. Пока лишь могу сказать, что в новых вариантах этих важных документов многое будет от западных демократий, вроде так хорошо зарекомендовавшей себя двухпартийной системы. Только у нас вместо демократической и республиканской партии — будет социалистическая и национальная. Будет принят пакет документов о государствообразующей роли русского и коренных народов России. А по примеру доктрины Монро у американцев, формирующей принципы их внешней политики — разработана доктрина Ермолова. Приоткрою завесу тайны: большевики, особенно на заре становления Советской власти так рьяно боролись с «великорусским шовинизмом», в противовес ему взращивая местечковый национализм и создавая государственность для племен и народностей, прежде её совсем не имевших, параллельно декларируя воспитание новой формации, так называемого советского народа — что получили парадоксальный результат. Русский народ, включая коренные народы России, стал костяком и оплотом советского общества, а вот окраины и так называемые союзные республики, кто бы мог подумать — превратились в очаги пещерного национализма и вначале робко, а затем всё более настойчиво — стали требовать независимости и суверенитета! От лица комитета по Гражданской обороны говорю всем тем, кто сейчас жаждет независимости: «Берите суверенитета, сколько сможете проглотить! Только не подавитесь! И если сможете его защитить! Да, ещё нюанс: за государственность, развитую инфраструктуру и промышленность — придется заплатить, все это было построено за счет народов России в первую очередь, и так же руками специалистов из РСФСР!» И как сказал Отто фон Бисмарк: «Не надейтесь, что единожды воспользовавшись слабостью России, вы будете получать дивиденды вечно. Русские всегда приходят за своими деньгами. И когда они придут — не надейтесь на подписанные вами иезуитские соглашения, якобы вас оправдывающие. Они не стоят той бумаги, на которой написаны. Поэтому с русскими стоит или играть честно, или вообще не играть…» А в РСФСР в ближайшем будущем, для развития оружейной промышленности и соблюдения прав и свобод граждан, для охраны собственности и защиты личности — будут приняты законопроекты о приобретении, хранении и применении огнестрельного оружия, от короткоствола до нарезного.
Я непроизвольно взглянул на окно — не озарился ли горизонт заревом горящих пердаков с национальных окраин, а тем временем Лукашенко продолжал накидывать на вентилятор:
— Перебои с продовольствием и товарами первой необходимости уже решаются, комитетом по Гражданской обороне принято решение о задействовании складов Госрезерва, до стабилизации ситуации. Порочная практика, когда за счет СССР спонсировались так называемые социалистические общества — будет пересмотрена, а за всё выданное — потребуем возмещение. Нет денег — расплачивайтесь продуктами, концессиями на добычу полезных ископаемых или переданными в аренду территориями, будем курорты для советского народа строить. Завоевания социализма для простых людей ни при каких обстоятельствах не подлежат пересмотру: восьмичасовая смена и пятидневная рабочая неделя, равноправие мужчин и женщин, право на бесплатное образование и медицинское обслуживание, государственное пенсионное обеспечение и прочие блага социалистического общества. Вместе с тем будет разрешена частная инициатива и предпринимательство, в разумных пределах. Желающим воплотить в жизнь «американскую мечту» и стать миллионером — добро пожаловать на Запад, препятствовать выезду граждан за рубеж не будем. С некоторыми оговорками — за бесплатное образование и прочие льготы, полученные здесь и которые там по умолчанию платные — желающим эмигрировать придется заплатить. Прорабатывается юридическое оформление этого процесса, с возможностью выплачивать задолженность уже из-за рубежа. Надеюсь, в этом вопросе достигнем взаимопонимания с теми странами, которые готовы принять к себе переселенцев. На этом у меня всё, спасибо за внимание и до новых встреч!
Студия с Александром Григорьевичем исчезла, появился диктор, вещавший о советских дипломатах внезапно массово запросивших политического убежища. И о ответных мерах советского правительства, не менее массово арестовавшего иностранных дипломатов — за вмешательство в дела суверенного государства, подрывную деятельность и поддержку антисоветских деятелей и общественно-политических движений. И наверняка — не без оснований, с солидной доказательной базой, судя по показательно-демонстративным кадрам ареста.
— Максим, а у тебя сигарет в заначке не осталось⁈ — Я ожидал чего угодно, кроме только что увиденного и услышанного, так что поплыл, словно после пропущенного удара.
— Я же бросил, забыл что-ли? — Макс выглядел не менее удивленным, встал, прошел к стенке, вытащил из неё одну из бутылок дедовской настойки, на секунду задумался и достал вторую. — Пошли до Равиля сходим, Вань, а закурить по дороге стрельнем.
На удивление: ни мама, ни Александра — на это ничего не сказали, продолжая внимательно смотреть новости…
Глава 11
Глава 11.
Не зря на ночь глядя сорвались из дома, хорошо посидели, душевно! Не успели мы с Максимом завалиться в подвал к Равилю (благо — рабочие часы секции мотокросса уже закончились и лишних людей не было), как вслед за нами стал ещё народ подтягиваться. Даже дядя Паша со своей фермы прикатил на мотоцикле, несмотря на то, что ему завтра с утра табун собирать и гнать пасти. Сборище образовалось около пятнадцати человек — в офисе Равиля всем не поместиться, поэтому накрыли импровизированную поляну прямо в основном помещении, откатив в сторону мотоциклы.
— Только потише, мужики! — Сразу предупредил начальник секции, а теперь ещё и главный над отделением Национальной гвардии в селе. Надо не забыть спросить, что у него за должность такая и как к нему обращаться. Да про саму структуру и функции народного ополчения не лишним будет узнать. — Над нами два подъезда и шестнадцать квартир, ещё только жалоб от жильцов не хватало!
— Да понятно, Равиль, чего ты как маленьким объясняешь⁈ — Загомонили собравшиеся. — Давай по одной для начала, потом радио настроим и «голос Америки» поймаем, интересно же, как на всё это наши стратегические противники отреагируют!
Про радио, конечно, никто так и не вспомнил — после таких вечерних новостей. Я и сам-то, признаться — впечатлился сегодняшней проникновенной речью от ещё пока не батьки, а просто Александра Григорьевича. Но судя по эффекту, который его речь оказала на телезрителей — в этом времени батькой начнут называть гораздо раньше. После первой же рюмки народ принялся делиться впечатлениями и домыслами, то и дело апеллируя к Равилю, как к начальнику. Да что там, я первый насел на него, с вопросом:
— С какого возраста можно получить разрешение на оружие?
— Да я откуда знаю! Я же не в Москве сижу! Как и права, скорей всего — с восемнадцати, не раньше. Не расстраивайся, дадут тебе ружжо, следующей осенью восемнадцать исполнится, под осенний призыв ты не попадаешь, а вот весной — дадут! Сразу после курса молодого бойца и принятия присяги!
— А мне дадут⁈ — Не остался в стороне дядька.
— Паш, ну ты-то куда⁈ — Удивился Равиль. — Ты сколько лет на свободе? После убийства, считай, статья тяжелая была…
— Четыре года, как чист перед законом! Еще несколько лет и погашенной будет! Мы же в СССР живем, у нас, почитай, каждый третий, а кое-где и через одного — судимые. С пониманием надо к людям и давать шанс на исправление!
— Да чего пристал, у тебя ведь и так есть ружьё, какого тебе ещё рожна надо?
— Справедливости хочу! И чтоб с оружием не крадучись ходить, участкового опасаясь!
— В каком это месте ты его опасаешься⁈ — Не выдержал Равиль. — Вот только в середине апреля все вместе на реке пили! И что-то отсутствие охотничьего билета не мешало тебе вместе с ним на пару уток стрелять!
У верстака, поближе к закуске и батарее разнокалиберной стеклотары — спорили о том, кто и сколько задолжал СССР. И что с этого можно поиметь в ближайшей перспективе. Они почему-то прицепились к неграм, не ожидал, что в Союзе такой вот бытовой расизм процветает. Подкинул им пищи для размышления, рассказав про царское золото, которое с концами осело в Англии после революции и про белочехов, к рукам которых тоже прилипли немаленькие суммы в лихие годины Гражданской. Мужики тут же охотно сошлись на том, что с негров можно взять и натурой, а вот «братские» социалистические страны — следует потрясти более основательно. Про «польскую прорву» пока не стал рассказывать, там только прямые траты с сорок четвертого по шестидесятый — шестьсот миллиардов долларов. И до сих пор нефть гоним на 30% ниже рыночной стоимости…
Неудивительно, что совсем скоро в дверь постучали.
— Как дети, право слово! — Скорчил страдальческую гримасу Равиль. — Просил же потише!
Мы смущенно притихли, а он отправился открывать дверь соседям сверху.
— Извините, мужики, увлеклись немного, чего — сильно шумим?
— Нормально! Бывало и громче! Не в первый раз!
В подвал ввалилось сразу три мужика, скандалить и предъявлять за шум не стали, а вместо этого закурили и стали ручкаться со всеми присутствующими, многозначительно поглядывая в сторону верстака. Им тут же налили, как и всем присутствующим (включая меня) и один из гостей провозгласил тост:
— Ну давайте, мужики — за строительство русского фашистского государства! Дождались!
Пока мы стояли с открытыми ртами, он замахнул стопку, покосился на верстак и гордо отказался:
— Русские после первой не закусывают! — Закурил и усмехнулся. — Чего глазами лупаете, сейчас по радио так сказали: «Русские строят фашистское государство!»
— «Голос Америки» что-ли? — Отмер Равиль. — А мы так и не включили, хотя и собирались, давайте, кто там у нас связист! Чего ещё изволили сказать иностранные корреспонденты?
— Не, по «радио Свобода», — пришедший высказать недовольство шумом жилец стряхнул пепел в приспособленную под эти цели стеклянную пятилитровую банку из-под овощного ассорти с надписью «GLOBUS». — а вы чо, так и будете микрофонить? Пейте давайте, ещё по одной и мы пойдем. Много чего сказали, почти ничего нового: в СССР военный переворот, власть захватила военная хунта, в стране беспорядки, массовые расстрелы и произвол. Цыган на фонарях вешают и в Казахстане боевые действия, этнические чистки и геноцид автохтонного населения…
— Тьфу, — сплюнул Равиль. — опять брешут, нет больше Казахской ССР в прежнем виде уже, вечером передавали. И все без боевых действий пока обходится. Ладно, давайте выпьем, а то мужиков дома ждут.
Пока закусывали и наливали ещё, я толкнул Равиля:
— А чего там с Казахской ССР, мы что-то пропустили⁈
— А вы что, не до конца «Время» смотрели? Расформировали бывшую КазССР, по границам Российской империи. Наверное, может чутка больше забрали — надо же вложения отбивать, сколько в этот Туркестан вкладывались, а в ответ — никакой благодарности. Алма-Аты больше нет, вернули историческое название Верный, как городу, основанному казаками и русскими переселенцами. Ни про какие волнения не говорили, пока тихо. Оно и неудивительно, там практически общевойсковая операция, ещё восточные немцы подключились, так что нагнетают западные наветчики!
Я машинально выпил, не чувствуя вкуса, стрельнул сигарету у мужиков и присел на снятое сиденье от мотоцикла, в стороне от компании. Хорошо бойцы Национальной гвардии живут — «Мальборо» курят! Пошел вразнос сегодня, вот уже вторая сигарета и сбился со счета, сколько выпил. Однова живем! Гуляй, рванина, от рубля и выше! Семиречье — наше! Пускай я больше и не знаю, куда теперь повернется история этого мира, но начало пути мне по душе…
— Ты чего так раздухарился, племяш? — Подошел улыбающийся дядя Паша. — Пьёшь, куришь, опять блевать дальше чем видишь будешь? Хорошо у тебя всё? А то сидишь с блаженной улыбкой, сигарета в руках тлеет, даже не затягиваешься — только что слюни по подбородку не текут.
— Да нормально! — Я встал и слегка повело, еле устоял, надо действительно притормозить накидываться. — Задумался просто, как дальше жить будем. Прикупа ведь теперь, получается — я больше не знаю…
На предложение выпить по третей стопке, провожая зашедших жильцов — я ответил благоразумным отказом, и вместо этого вышел вслед за ними на улицу, подышать свежим воздухом. А то в подвале уже хоть топор вешай, да и во мне немало алкоголя плещется — попадет нам дома вместе с Максом, чую…
— Мы не прощаемся, Равиль! — Объявил всё тот же мужик из квартиры над секцией мотокросса. — Вы только не шумите особо больше, хотя бы минут сорок! Потом можно, мы опять спустимся!
Равиль проводил посетителей и спустился в подвал, а я остался на улице. Двенадцатый час, а деревня не спит: в двухэтажках почти все окна освещены, собаки взлаивают, девчонки взвизгивают, сразу с нескольких сторон доносятся обрывки музыки и голоса. И уличное освещение совсем другое чем у нас, в двадцать первом веке — не желто-оранжевый свет, а сине-фиолетовый, с искрящимся ореолом вокруг светильника. Да, молодец у нас директор совхоза, не экономит на благоустройстве, все улицы в фонарях. И как в городе — звезды толком не разглядеть, не то что ночью у реки или в поле…
Вроде, на свежем воздухе голова немного прояснилась, спустился вниз, там как раз мужики включили радио и сейчас, поймав какой-то из вражеских «голосов» — передислоцировались поближе к транзистору. Тоже поспешил присоединиться, давно я не слушал альтернативного мнения о происходящем у нас: эх, сейчас как вывалят шокирующие подробности и всю правду-матку! И диктор мои ожидания оправдал: не поверил своим ушам, услышав полный горечи и сожаления вой по незаконно свергнутой и легитимной власти коммунистической партии. Плач Ярославны даже, с интонациями похоронной плакальщицы — словно и сам диктор уже понимал, что всё, поезд ушел. Кто бы мог подумать о такой любви к коммунистам со стороны Запада?
Окончив поминать добрым словом членов Политбюро и правительства, которых кровавая хунта подло заточила в застенках Лубянки — диктор принялся зачитывать другие, не менее противозаконные преступления узурпировавших власть заговорщиков. На первом месте, конечно же, стоял арест беспрецедентного количества иностранных дипломатов — минут пять перечислял, кого задержали. Я ещё удивился, вот только что вечером слышал, что собираются наши облегчить выезд за рубеж желающим эмигрировать (целиком и полностью с этим согласен, иных вообще лучше насильственно депортировать) и тут на тебе. Там ещё что-то было про юридическое оформление, в новостях, чтоб эмигранты выплачивали задолженность за то же образование оттуда. А тут не договоренностями пахнет, а разрывом дипломатических отношений. Или это наши в ответ на массово запросивших политического убежища наших дипломатов провернули? Неразбериха.
Уже с гораздо меньшим надрывом (эмоционально выгорел, наверное: тут тебе Политбюро почти в полном составе, сонм дипломатов — а на почти две тысячи депутатов сил уже не осталось, скорбеть) иностранный корреспондент поведал о Съезде народных депутатов, судьба части которых была пока неизвестна. Если верить словам забугорного журналиста — большую часть народных избранников после проверки всё-таки отпустили, только вместо того, чтоб порадоваться за их освобождение — их назвали конформистами и присягнувшими на верность приспешниками путчистов. А вот тех, кто до сих пор оставался под следствием — с придыханием назвал кристально честными людьми и борцами с антинародным режимом.
Сделав паузу и отдышавшись, диктор с новой силой (совсем как по дипломатам) — принялся оплакивать судьбу Сахарова, «зверски замученного на допросе до смерти». Затем пришла очередь бизнесменов, без суда и следствия заключенных под стражу и политзаключенным, расстрелянных в тюрьмах по произволу и распоряжению узурпировавших власть заговорщиков. Это он так о цеховиках с теневиками и ворах в законе отозвался, вот умеют же на Западе в дабл спик и двойные стандарты, этого у них не отнять.
О КГБ диктор распинался недолго, с горечью константировав, что такой показательный роспуск основной спецслужбы СССР, вместе с арестом, а то и ликвидацией высших чинов — лишь в очередной раз подтверждает коварство и беспринципность участвующих в заговоре смутьянов, расчищающих себе путь к власти и устраняющих здоровые силы общества, которые могли бы воспрепятствовать беззаконию. В общем: весь набор трескучих штампов, ещё только про общечеловеческие ценности, демократию, толерантность и права секс-меньшинств не упомянул. Хотя это я утрирую, до толерантности и прочих педиков ещё не скоро дело дойдет, а то и вовсе — с такими новыми поворотами в истории и не дойдет.
Как сглазил: тут же из динамика полились мантры про свободу слова, демократию и право свободного волеизъявления — в Москве и Ленинграде, если верить услышанному — прошли аресты среди организаторов и активных участников каких-то общественно-политических движений, я о таких даже не слышал. Спросил у Равиля, кто это такие вообще и пока диктор бубнил фамилии, он ответил:
— Да я откуда знаю! У меня что, прямая линия с Москвой думаешь⁈
— А то нет! — Не поверил я.
— Правда, не знаю, диссиденты или околодиссиденты, а скорей всего — законспирированные агенты на содержании. Или идейные вредители, не скажешь даже, кто из них хуже. Раз взяли — значит надо! Не мешай слушать, Иван!
— Они, они! — Подмигнул мне один их наших. — Следующие на очереди — чухонцы! Я по ним в том году работал до осени, там вообще целый зверинец собрался: народный фронт, экологи, и просто перепившие эстонские парни, забывшие, кто их ебёт и кормит! Фестиваль песни устроили, млять, и пляски, о независимости камлали, пока не упились вусмерть…
— Более масштабные аресты прошли во всех трёх Прибалтийских республиках! — У журналюги открылось второе дыхание. — Проводятся политические репрессии и незаконные задержания, а для устрашения населения — возле больших городов Латвии, Литвы и Эстонии проводятся незапланированные армейские учения с огромным количеством войск и боевой техники! Это акт неприкрытой агрессии, покушение на национальный суверенитет и лишение права народа на самоопределение своей судьбы!
— Вот! Я же говорил! — Обрадовался работавший прошлым летом в Прибалтике боец. — Не зря материал собирали, сейчас всех особо буйных в Сибирь, экологию улучшать! А про войска брешут, полк может и перебросили на крупный город, лабусам и хватило перепугаться до усрачки!
— Тихо вы! — Шикнул Равиль. — Поговорить — на улицу, не перебивайте! Ещё про казахов не рассказали и Закавказье!
Однако, сидящий за микрофоном чаяний Равиля не услышал и вместо освещения интересующих нашего командира сельского подразделения Национальной гвардии событий в бывшей КазССР и Закавказье — принялся разбирать недавнее выступление Лукашенко по центральному телевидению.
— Очередная демонстрация со стороны заговорщиков их беспомощности и отсутствие внятной политической программы, вот что значит появление перед общественностью никому не известного человека! И совершенно популистские лозунги, не имеющие не то что отношения к реальности, а невыполнимые! И, не побоюсь этого слова — поразительно напоминающие риторику Йозефа Геббельса времен третьего рейха! Так кто сейчас захватил бразды правления в СССР и прикрываясь националистической риторикой, рассчитанной на низменные инстинкты толпы, вперемешку с пустыми обещаниями — устраивает аресты, физическое устранение и банальное запугивание всех, кто не согласен с их преступными намерениями⁈ Кто эти люди, в руках которых находится ядерный арсенал всего СССР⁈ Мир ещё никогда не был так близок к ядерному апокалипсису, как в эти дни!!! А уж чем грозит такая риторика о великом русском народе другим многочисленным национальностям СССР — можно только с ужасом догадываться!
Равиль вдруг встал, потянулся и вырубил транзистор:
— Да идите вы на хуй! Как чухонцы какие — так право нации на самоопределение и суверенитет, стоило заикнуться про русских — и сразу фашисты… Давайте, допиваем потихоньку, собираемся и уматываем, нечего рассиживаться. А пока лучше «Маяк» поймайте, наши сейчас в контрпропаганду гораздо лучше умеют, и говорильни поменьше, и музыку всякую интересную включают.
— Это хорошо, что перестали глушить и Би-Би-Си, и голоса, — заметил дядька от верстака. — на фоне того, что и нам перестали вливать в уши про перевыполнение плана и пятилетку за три года. Тоже «Маяк» слушаю, чего ещё днем с коровами у реки делать — так сравнение не в пользу голосов. А сейчас у народа есть возможность сравнивать то, что он видит, с тем — что излагают наши и иностранцы. У наших пока слова с делом не расходятся, сказали прижмут подпольных дельцов и жуликов и прижали, да ещё и по телеку показывают каждый день, как это всё проходит.
Пока мужики допивали и доедали — я принялся крутить верньер транзисторного приемника, сразу же поймав радиостанцию «Маяк». А услышав, что звучит в эфире — расплылся в улыбке, добавил звук на максимум и тоже подтянулся к верстаку:
— А давайте мне тоже чуть-чуть! Две! На посошок и стременную!
Мужики притихли, прислушиваясь к вполне различимым в подвале звукам гитарных аккордов и голосу Летова:
'Винтовка — это праздник
Всё летит в пизду!
Тифозные бараки черепных коробок
Газовые камеры уютных жилищ
Менты, патриоты, костыли, ремни
Сплошная поебень, поебень, поебень!
Винтовка — это праздник
Всё летит в пизду!
Люди сатанеют. умирают, превращаясь
В топливо, игрушки, химикаты и нефть
В отходы производства, мавзолеи и погоны
Вижу — ширится растёт психоделическая армия!
Винтовка — это праздник
Всё летит в пизду!' С. Летов
— Это же «Гражданская Оборона», — обрадовался дядя Паша. — в эфире «Маяка»! Сильный ход!
— А я что говорил! — Не менее довольно отозвался Равиль. — Песня мировая, особенно припев! Есть у тебя они, перепишешь⁈
Глава 12
Глава 12.
В это «прекрасное» субботнее утро пришлось пожалеть, что живем в селе: петух соседский, собираемое стадо, издающее всевозможные звуки, щелчки кнута нового подпаска дяди Паши — ну вот как тут спать спокойно⁈ Во рту словно кошки нагадили, голова раскалывалась — надо как-то спокойней относиться к происходящим в стране событиям, этак никакого здоровья не хватит, так реагировать на изменение политической обстановки. Того и гляди, сопьюсь ещё до армии.
Пошатываясь, добрался до кухни — эх, вот бы сейчас газировки холодненькой. Но чего нет, того нет, поэтому вначале напился из крана, немного сбив царивший во рту сушняк, затем в большой кружке намешал сахара с лимонной кислотой и сверху бухнул ложку соды. Едва пошла реакция с выделением пузырьков газа — осушил и её, аж в животе забулькало. Поставил на газовую плиту чайник, задернул занавески, чтоб яркое утреннее солнце в глаза не било и стал дожидаться кипятка.
Встретил молчаливого Максима, который словно сомнамбула с едва приоткрытыми глазами целенаправленно направился сразу прямо к мойке и подобно мне — так же припал к крану. Напившись, подсел ко мне за стол и страдальческим голосом поведал:
— Ничо мы дали вчера, Вань. Как на работу сейчас идти — не представляю.
— Придется, — вздохнул я. — сейчас, главное — Маму с Сашей не разбудить, чтоб своим видом не вызвать ненужных подозрений, вчера, вроде — чисто по спальням инфильтровались, все спали уже, никто ничего не заметил.
Не сговариваясь, быстро посербали крепкого чая и несмотря на довольно-таки раннее время — дружно вышли из дома, стараясь не шуметь. Во дворе я запнулся об грязный промасленный мешок, отозвавшийся железным лязгом и вспомнил, как вчера от Равиля пер эти железяки. А чего, у него там в углу на выброс лежало всякое, от мотоциклов — вот я и выбрал дюраль. Как Равиль не увещевал, что оставит и могу в любое другое время забрать — слушать его не стал и пер это как тать в нощи, будоража ночную деревенскую тишину звяканьем железа и возбуждая соседских кабыздохов, сопровождающих меня с Максимом истошным лаем.
— Вот ты вроде взрослый, Иван, а иногда как пионер себя ведешь. — В очередной раз завел старую пластинку Макс. — На кой-тебе этот цветной металлолом⁈
— Активы это! Пригодятся! На худой конец — Сане пойдут на приданное, как в пионеры примут!
За воротами разошлись в разные стороны: Максим к гаражу, а я к теплицам. На рабочем месте было глухо — сегодня я раньше всех пришел, только сторож ещё присутствовал. Тот, или по причине старческой бессонницы, или тоже ночь кочумал, как и мы вчера, в компании с горячительными напитками — не спал и терзал мой транзистор. Это я его опрометчиво, конечно, из дома принес, да ещё и с блоком питания — уже считается частью рабочего инвентаря: днем он в курилке бормочет, а, но ночам сторож пользуется.
— Слышал, Вань, чо в мире-то деется⁈ — И это вместо доброго утра!
— Немного, смотрел вчера «Время», потом до двух ночи «голоса» вперемешку с «Маяком» слушал. Без происшествий ночью, посягательств на социалистическую собственность не было?
— Всё под контролем! Да и чо тут брать сейчас, вот электрику привезут када, тогда придется бдительность утроить, а пока как в санатории!
Я всё равно прогулялся по стройке, мало ли в чем сторож уверяет — в крестьянском хозяйстве нужно всё, не успеешь глазом моргнуть, как половину стройматериалов растащат. Да и на улице замечательно, ещё не жарко, до сих пор роса блестит в лучах солнца, а приятная прохлада — самое то, что нужно сейчас для моей трещавшей головы. Не в душном же и прокуренном вагончике, обустроенном под бытовку — торчать до прихода остальных рабочих. Да и новостей из радиоприемника с меня пока хватит — вчерашние бы переварить.
Пятничная эйфория после просмотра программы «Время» и прослушивания вражеских «голосов» испарилась, вместе с остатками алкогольного опьянения и пришло похмелье. Вместе с пониманием, что не всё в этом мире так просто, и если уж стратегические противники так возбудились, транслируя прямым текстом даже не озабоченность, а панику — следует ждать каких-нибудь контромер, начиная с санкций. Потом вспомнил, что и сейчас СССР, несмотря на декларируемую разрядку отношений — тоже находится под санкциями, вот же недавно читал об этом. Интересно, а были ли в истории России периоды, начиная с Грозного, когда не находилась под какими-нибудь санкциями? Сейчас бы погуглить…
Пока прогуливался по холодку, осматривая фронт работ и целостность имущества тепличного хозяйства — начали подходить работники, кучкуясь возле вагончика сторожа. Подошел к ним, а там демонстрация полным ходом, спорят до хрипоты, ещё чуть-чуть — и до рукоприкладства дело дойдет. Прислушался, так и есть — о политике рассуждают, с этаким энтузиазмом бы лучше работали. А ведь заезжие лекторы, которые изредка навещали сельский клуб — подобного интереса не вызывали, вот что значит правильно обозначенные приоритеты. Всколыхнул страну вчера Александр Григорьевич, своей проникновенной речью…
Командовать разойтись вошедшим в раж мужикам было на грани слабоумия и отваги, поэтому засучил рукава и принялся, не торопясь, за работу. А там и коллеги в пылу полемики заметили меня, работающего в одиночестве, усовестились, бросили дебаты и тоже пришли на подмогу. Что ничуть не помешало и в разгар трудовой смены обмениваться репликами, обсуждая грядущее обустройство страны. И меня старались привлечь к диалогу, но я, после вчерашнего испытывая легкие приступы паники — всё больше отмалчивался, прикидывая про себя, к каким последствиям в международной политике могут привести этакие шаги со стороны комитета по Гражданской обороне, в частности — озвученные вчера на вражеской трансляции. Но так как от меня не отставали — пришлось высказать свое мнение:
— Мужики, от нас в глобальном плане мало чего зависит! Митингуй, не митингуй, всё равно получишь пшик! А вот локально, если построим и запустим оранжереи до осени — зимой и пиздюшня в школе витаминами словно кролики будет хрустеть, и дома у каждого будут зеленя и свежие овощи! И Национальная гвардия, много ведь кто вступил? Вот, Равиль говорил, что её бойцы будут совмещать вместе со своей основной работой функции участкового по охране правопорядка и природоохранный комплекс мероприятий!
— А как же мы тогда браконьерить будем⁈ — Выразил всеобщую озабоченность сторож.
— А ты вообще спать иди! Как материально-ответственное лицо — обязан отдыхать перед рабочей сменой, а ты здесь шкуру трешь! Как браконьерили, так и будем — мы же здесь живем, если и добываем чего, так с умом. Мы же с электроудочками не рыбачим, взрывчаткой не глушим, беременных косуль и лосих не добываем? Вот и дальше так же, только теперь окорот будет, отъездились коммунисты на охоту, кончилось их время.
— Одни отъездились, другие появятся, свято место пусто не бывает! — Не сдавался сторож и заодно пояснил свое нежелание идти домой. — Нету у меня в хате телевизора и радио такого, только проводное вещание, вот сижу — слушаю. Да и бабка пилит: то забор поправь, то ещё какая докука, я лучше здесь!
— А по поводу других, которые повадятся, подобно бывшим партийным начальникам, по лесам и рекам пакостить — закон о хранении и ношении огнестрельного оружия примут! Не сразу, но люди станут вежливей, начнутся улыбаться друг другу как в Америке и перестанут по пьяни других на хуй посылать! Одни плюсы! Относитесь к Национальной гвардии как к Русской общине, слышали же про то, что большую часть административно-финансовых дел передают в ведение местных органов самоуправления, так что думайте! Давайте поднажмем лучше, до обеда недолго осталось!
Мужики задумались, примолкли и поднажали, еле за ними успевал. А перед самы обедом подошла женская делегация, я грешным делом подумал, что цыгане — так они были навьючены сумками.
— Переселяетесь куда, бабоньки⁈ — Тут же оживились мужики, бросив работу.
— Из магазина, вестимо, — отозвалась женщина побойчей. — вам-то, мужикам, по хрен, откуда в холодильнике продукты берутся, а сегодня завоз, чего только не навезли! Не обманули по телевизору в кои то веки! Я половину того, что на прилавок выбросили — в жизни не видала!
— А в винно-водочный завезли⁈ — Выдали мои коллеги в едином порыве.
— Выгружали что-то, а что именно — я не рассматривала… — Опрометчиво выдала визитерша, после чего работники, словно единый организм, слаженно и без лишних движений убрали инструмент и ломанулись в сторону Центра, со словами. — Мы на обед!
Всё зло в мире — от баб! Сплюнул с досады и тоже принялся собираться домой, не переставая ворчать на заявившихся как снег на голову:
— Вот чо приперлись⁈ Закупились в магазине — идите домой! Испортятся продукты по такой жаре, считай что купил, что зря!
— Смотрите, деваньки, как Ванька-то Жуков вырос! — Насмешливо воскликнула одна из пришедших молодух, лет двадцати, не старше, обращая внимание всех остальных на меня, даже руками картинно всплеснула. — А хорошенький-то какой, когда сердится!
Тьфу, аж в краску вогнала! Отвернулся, чтоб не спорить и не подвергнуться ещё большим насмешкам — девок ведь не переспоришь, особенно в таком количестве, сколько их приперлось. Кстати, а вот действительно — зачем они сюда заявились? Словно отвечая на не заданный вопрос, ко мне обратилась первая женшина, благодаря которой все мои коллеги находились сейчас на полпути между стройкой и винно-водочным:
— Тепличницы мы, Ваня. С апреля по октябрь на наших теплицах горбатимся, не покладая рук. Вот пришли полюбопытствовать, что вы тут изобразить пытаетесь, возьмешь нас зимой к себе? А то грустно на пол-ставки всю зиму перебиваться.
— Это не ко мне, — отбоярился я, раздосадованный тем, как ловко они мужиков с рабочего места сдернули и по сути — похерив на сегодня всю работу. — Тут или агроном будет заведовать, или ещё кто…
— Ах, он ещё и скромный какой! — Вот же не уймется та, которая меня хорошеньким назвала. — А Василий Федорович сказал, что пока ты за главного! И скорей всего, так им и останешься! Али не глянулись мы тебе, Ваня⁈ Чем же такую немилость заслужили⁈
— Все нужны, всех примем! — Объявил я, осторожно огибая женский коллектив, нацеливаясь на дорогу к дому. — Но не сейчас, сами видите — никаких оранжерей ещё нет, вот как будут, тогда и приходите!
Чудом ушел, не готов я всё показывать и рассказывать сегодня, им ведь ещё, помимо технических подробностей функционирования и эксплуатации теплиц в зимний период — нужны и тарифные ставки оплаты труда, и прочие нюансы, о которых пока не имею никакого представления. Самому ещё только предстоит во всем разобраться, ну а то, что Федорович представляет меня как будущего главного — радует. С такими, полными оптимизма мыслями ввалился домой — а там картина маслом: Мама и переполненный холодильник.
— Два раза сдуру ведь сходила, — сокрушалась она. — чего только не привезли, я от неожиданности пол-зарплаты потратила, вдруг не привезут больше. И никаких талонов, главное…
— Ещё три мешка сахара в кладовке в камень превращаются, по совету нашего Плюшкина: «брать, пока в свободной продаже есть и цены не повысились». — Подколол Максим, тоже предпочитавший обедать дома, а не в одной из столовых в селе.
— Съедим! — Преувеличенно-бодро поспешил я разрядить обстановку. — Если чо, деду отдадим, на самогон изведет! Сахар не пропадет!
— Видела я бабу Тоню в магазине, — поджала губы мама. — тоже ругается, что Арлен сахаром занял несколько бочек из нержавейки, ни капусту не в чем квасить, ни от мышей чего спрятать…
— Подождите, вот увидите — пригодится сахар, спасибо ещё скажете! Если и не будет опять по талонам, так цены повысятся! — Вижу, что скепсиса во взглядах старшего поколения не убавляется и перевожу тему. — А чего набрала! О, шпроты даже есть, и на обед как раз картошка жаренная, вот давай их и откроем.
— Может, лучше на Новый год оставим? — Вскинулась было мама, но тут же махнула рукой. — Открывайте конечно, куда всё это девать. Ещё сосиски ешьте и колбасу, пока не испортились…
— А Саша где?
— На улице с утра, как проснулась, мальчишками верховодит, — мама продолжила возиться с покупками, что-то втискивая в холодильник, а что-то, подумав, откладывая в сторону. — она не голодная, забегала уже, и поела, и так кусочничает…
В самый разгар гастрономической оргии началась война. Если честно, я с утра нечто подобного ожидал, ну не могло всё идти настолько гладко и безоблачно — поэтому при раздавшихся звуках разрыва непроизвольно пригнулся. Максим тоже не сплоховал — споро утащил маму в ванну и оставив её там, вернулся на кухню уже с карабином и двустволкой. Бухало на улице, где-то за нашими домами, там, где строились новые коттеджи — знатно. И довольно-таки часто, пять-шесть хлопков в минуту
— Ну ты как тут⁈ — Поинтересовался Макс, вручая мне охотничье ружье и патронташ.
— Нормально, — отозвался я из-под стола. — к окнам не подхожу, в панике не мечусь! А что это, из миномета садят?
— Молодец! Сам не пойму, из чего, похоже на какую-то кустарную поделку. Может вообще взрывпакеты, только сколько же их у хулиганов? Пойдем на разведку?
— Пошли! — Решительно ответил я, зарядив в один ствол пулю, в другой картечь.
Выкатились на крыльцо, замерли, настороженно поведя стволами по сторонам — а всё уже стихло. Разрывы прекратились, а с той стороны, откуда они только что доносились — раздался пронзительный многоголосый детский рев.
— Шурка! — Выдохнул Максим и с места в карьер рванул туда, я за ним.
Долго бежать не пришлось — детский рёв двигался навстречу и вот мы уже нос к носу столкнулись с дородным соседом, который тащил за уши двух заливающихся от плача мальчишек. А впереди гордо выступала наша Александра, врем от времени непроизвольно морщясь, потирая покрасневшее ухо.
— Вот! — Обрадовался сосед. — Сперли карбид и спички где-то, два баллончика из-под дихлофоса и один из-под лака для волос приспособили, устроили полигон за стройкой! Эти, — кивнул он на двух пацанов, крупнее и как минимум, на пол-головы выше Шурки. — на девчонку спирают, говорят что она научила!
— Предатели! — Злобно прошипела мелкая, бросая на бывших товарищей уничижительные взгляды.
— А ведь кого-то сегодня будут пороть! — Отыгрался я за недавнее и не сбывшееся пророчество про сахар, тут то не должен ошибиться!
Мальчишки взвыли ещё обреченней, а Александра лишь вздернула нос выше…
На работу возвращался после обеда подсмеиваясь над нашим с Максом недавним испугом и с гордостью за младшую сестру — она то меня не сдаст, что это я её научил! На стройку шел больше для проформы — прибрать инструменты, да дождаться к окончанию смены сторожа, вверив ему охрану объекта. Никаких сомнений, что на сегодня работа окончена — не было. А то и не только на сегодня, слишком давно в свободной продаже алкоголя не было, пару лет уже по талонам и в символических количествах, не отвечающих широте русской души. Как там Саша Васильев пел: «Я пью чуть больше, чем могу, но меньше чем хочу! Когда я пью, я не пою, я не молчу — кричу!» Так что иллюзий по поводу мужиков не питал и даже их понимал…
Подхожу к стройки и глазам не верю — работа кипит, как на комсомольской стройке, какими их показывают в тележурналах перед началом киносеанса. Даже сторож, несмотря на возраст и совсем другие должностные обязанности — подтаскивает деревянные, ещё не застеклённые, рамы к каркасу.
— Ванька! — Кричат мне мужики. — Ты где ходишь, сколько жрать можно! Работа стоит!
Вот ей-богу, чуть не прослезился, расстрогавшись. Однако, сдержался, дабы слабину не показывать и включился вместе со всеми в работу. Не знаю, что будет завтра, но сегодняшний трудовой порыв надо использовать на все сто!
Глава 13
Глава 13.
Вторая неделя июня выдалась тяжелой, и не столько из-за событий в стране, сколько из-за локальных событий. В понедельник мы сдавали последний письменный экзамен — алгебру, и до пятницы отстрелялись с двумя устными: литературой и историей. И если Лена с невозмутимостью ледокола все три сдала на пятерки, то мне последние два дались ценой невероятных усилий и нервного напряжения. На литературе Лариса Максимовна таким скорбным взором не меня посматривала, что приходилось тщательно слова подбирать, чтоб не разрыдалась прямо на экзамене. А с историком, из-за давней контры — экзамен чуть в драку не превратился (он коммунистом был и сейчас испытывал лютую боль из-за того, что партийная карьера оборвалась), только Трактор Палыч, со своей неизменной киянкой — навел порядок.
А ещё оранжереи параллельно, со школой уладили к взаимному удовлетворению сторон и отныне там вообще бардак происходил, бес присмотра оставлять процесс стройки чревато. Вот и разрывался, между учебой и работой. А в субботу родственники устроили грандиозный клановый сходняк в саду у Арлена, куда пригласили и Поляковых (то есть — родителей моей Лены). Грядущую свадьбу собрались обсуждать, ну и свои, семейные вопросики обкашлять в неформальной обстановке. Мы с невестой хоть и были приглашены, но наше мнение о том, какая это будет свадьба — никого не интересовало. У старшего поколения были свои планы, чтоб не ударить в грязь лицом перед обществом и так погулять, дабы это мероприятия надолго вошло в историю села…
Меня хоть и предупредили, чтоб сегодня на работе не задерживался и пораньше явился — всё равно пришлось задержаться. Мало того что дети сейчас в две смены работают (по закону — только четыре часа детская смена), так ещё и почивший в бозе «сухой закон» мужики отмечают с размахом. На работе, слава богу, не пьют без меры, но вот по утрам — работоспособность оставляет желать лучшего. А ещё в столовую начали возить разливное пиво из Энска, так что процесс строительства на самотёк лучше не пускать.
Поэтому под вечер неподдельно удивился, когда монтажники с крыши возводимой теплицы бросили клич:
— Шуба, мужики! Милиция городская!
Как свет на кухне включили! Забегали все, включая школьников — или я многого о происходящем на стройке не знаю, или просто стадный инстинкт у народа включился. А на стройплощадку вальяжно, словно баржа — выкатилась сине-желтая волга, с проблесковыми маячками и смонтированным громкоговорителем на крыше.
— Начальник городской милиции! — Прокомментировали мужики и порскнули в разные стороны.
Поддаюсь всеобщему психозу, начинаю озираться по сторонам — всё ли у нас в порядке и вспоминать свои прегрешения — не за мной ли это приехали? И только узнав в вылезшем из-за руля милиционере своего родного дядьку Андрея — успокаиваюсь.
— Здорова, Андрюха! Можно поздравить с карьерным ростом, теперь личный водитель у начальника⁈
— Хуже, племяш, я сам теперь начальник… Водителя отпустил сегодня, чтоб не использовать служебное положение в личных целях. Давай, закругляйся, только тебя заждались! И поедем!
Усевшись в машину — сразу же обратил внимание на аппаратуру в салоне:
— Ого, а это что такое? Неужели телефон⁈ Настоящий⁈ А позвонить можно?
— Вань, ты чего? Это же обычная система мобильной телефонной связи! Сам же говорил, что у вас это обыденность, чего удивляешься? У Фёдоровича вашего, у директора совхоза — такой же аппарат стоит.
— Не ожидал просто, что наши ученые так быстро воплотят в реальность мои рассказы…
— Какие твои рассказы⁈ «Алтай — 1» ещё в начале семидесятых начал работать, а это уже «Алтай — 3М». Я не технарь, но работает система и ладно. Правда, радиоканал открытый, подслушать легко. Ни зашифруешь, ни закодируешь сигнал. А так почти всё как ты рассказывал, у нас весь район в зоне покрытия…
Вот тебе и отсталый совок… Пока я обтекал — подъехали к дедовскому дому, где уже собрались всем многочисленные родственники, включая приглашенных гостей. Дымили сразу два рукотворных кирпичных мангала (попробуй с одним этакую ораву прокормить), в саду несколько составленных столов красовалось, вокруг самодельные лавки из поставленных на попа чурбаков и положенных на них досок. Под яблоней попыхивает дымком пузатый ведерный самовар, а за столом — разговор на повышенных тонах. Судя по репликам и восклицаниям: «Александра, как ты могла!» — недельной давности происшествие мусолят.
Нашел Лену в толчее гостей, забрал её от насевших на неё и что-то втиравших теток и увел на зады огорода — подальше от назойливого внимания и подвыпивших и поэтому особенно общительных родственников.
— Пошли, всё тебе покажу! Вот там, в конопле — я от деда с бабкой всю жизнь прятался, если чего натворил!
— Ахах, я же тоже там с тобой пряталась, Вань, ты чего, совсем с экзаменами этими заучился?
— Да я так, чтоб тебя под благовидным предлогом увести. Не устала ещё, надоели небось?
— Да нет, весело. На свадьбе хуже будет, а сегодня не я в центре внимания, а дед твой с Александрой.
— А дед-то при чем? — Удивился я. — Саша понятно, она в ту субботу локальную войну на околице развязала, несколько улиц переполошила.
— Не, они торговлю возле столовой развернули сегодня с утра. Арлен рыбы навялил, привез Сашку на мотоцикле вместе с чебаками и ельцами к центровской столовой, прямо перед тем, как пиво привезут и поставил её расторговываться. Вот сейчас лаются, мнения разделились: кто против такой частной инициативы, кто поддерживает. А Сашка с Арленом довольнюшие сидят и во что-бы то ни стало собираются продолжать торговлю, не обращая внимание ни на кого…
С дедом всё понятно, кладовщик — это диагноз. А мелкая тоже — достойная внучка оборотистого деда, своей выгоды не упустит. А идея ведь на поверхности лежала, так-то молодцы! А я тут металлолом собираю, с неясной перспективой…
— Вань, нам на следующей неделе в город надо, подтверждать результаты моих экзаменов! — Напомнила Лена. — Может, не стоит никого просить, как ты хотел, чтоб на машине увезли и привезли? Что мы, на автобусе не сможем⁈
— Точно! — Хлопнул я себя по лбу. — Совсем выехал! Пошли к столу, сейчас и решу этот вопрос!
Поручил невесту заботам мамы и подошел к собравшимся у мангала представителям сильной половины, где в центре внимания был Андрей. Начальник городской милиции, как никак — Арлен не скрывал гордости за сына, выбившегося в люди. А дядька рассказывал о нелегкой доле сотрудника правоохранительных органов после недавних событий:
— Большую часть бумажной волокиты с милиционеров сняли, теперь не надо на каждый пук отчетов писать! Чего так не служить! Смешно сказать, я раньше больше половины рабочего времени всяческие отчеты составлял, вместо выполнения своих непосредственных обязанностей!
— Андрюх, а что скажешь по организованной преступности, правда, что всех воров в законе к стенке поставили и искоренили таким образом? — Это дядя Паша интересуется, вот уже сколько на свободе, а лагерь и тюрьму забыть не может.
— Практически! — Отрубил дядька и тут же пояснил. — Старых законников не стали трогать, особенно кто в лагерях, а вот всех этих «воров новой формации» — в расход без суда и следствия, особенно залетных кавказских «апельсинов». И бандитов из наиболее отмороженных. Говорить о полном искоренении рано, да и утопия это, если честно. А вот в узде эту распоясавшуюся братию теперь крепко держать будем, в том числе и по лагерям.
Мужиков интересовало многое, и кто, как не представитель законной власти, мог разъяснить всё? Слишком уж много перемен в одночасье произошло, будущее в общих чертах пришедший к власти Комитет по Гражданской обороне обрисовал, но только лишь наметками и примерным вектором развития. А вот нюансы и мелочи приходилось либо угадывать, либо как сейчас — узнавать у более компетентных людей. Так что Андрей аж взмок, объясняя — как будем жить дальше.
— Андрей, а чо с цыганами! — Решил и я свои пять копеек вставить. — Угомонились⁈
— Апхаххах, — не то подавился, не то захрюкал дядька. — скажешь тоже — угомонились! Это же цыгане, у нас целый комплекс мероприятий и должностных инструкций сейчас на их счет есть, по социализации и принуждению к правилам социалистического общежития, не на один год рассчитанные, между прочим. Представляете, — это он уже ко всем обратился, не только мне отвечает. — они в последнее время совсем за рамки вышли, наркотой начали торговать помимо мошенничества, спекуляций и мелких краж! Так представители неравнодушной общественности провели с ними разъяснительную беседу, не без тяжких телесных, ну и несколько домов сгорело, случайно…
— В какое такое последнее время, Андрей⁈ — Возмутился дед. — Я сколько себя помню — они всегда наособицу живут и хер на всё положили! В армии не служат, в школу палкой не загонишь цыганят, только воруют, да людей доверчивых обманывают! При царизме и то легче было: поймают если мужики конокрада, то в кулаки его, а то и палками — пока дух не испустит. Всем опчеством его до смерти отмудохают и никто не виноват, всю деревню не посадят!
— Папа! Ты сам недалеко от этих цыган ушел! Это же надо додуматься — девятилетнюю внучку пристроить рыбой к пиву торговать возле столовой! На семьдесят втором году Советской власти!
— Всё, кончились краснопузые! — Возликовал дед. — И не тебе меня стыдить! Сколько в тебя вбухал, пока ты в городе учился, рюкзаками ведь из дома возил всё, чтоб с голоду не опухнуть в своём институте, не на одной картошке жил ведь, чтоб сейчас укорять! И ничего, в люди выбился, начальником стал! А по телевизору так и сказали: «частная инициатива и предпринимательство разрешено в разумных пределах!» Я в свободное от работы время сети ставил, своими руками с этой вот рыбешкой валохался, а у Шурки — каникулы! Мы вообще за день восемьдесят рублей заработали! И завтра поедем, не запретишь!
— Папа, я тебя попрошу! То, что я теперь начальник милиции — вовсе не значит, что я твои аферы и махинации и дальше покрывать буду! Скромней надо быть, пока не подвел меня под монастырь!
Это у них вместо ритуала, как подопьют, так и начинается. Сейчас дед начнет Андрюху корить, что тот в школе несколько килограмм конфет шоколадных сожрал с друзьями в ночь перед свадьбой моих родителей (предназначенных на эту самую свадьбу), а дядька деда укорять тем, что он на пару с моим покойным батей его ружьё первое пропили, пока он на дальнем Востоке на границе срочную служил. Выслушивать всё это в сотый раз — не было никакого желания, и не только мне — все присутствующие тоже давно эти истории знали наизусть. Поэтому бесцеремонно прервал их предварительные сказки:
— Так чо там с цыганами-то, Андрей, чем всё кончилось?
— С какими ещё цыганами⁈ — Не сразу вспомнил тот, войдя в раж срача с отцом. — А, наши которые! Ну так вот, через пару дней после погрома ромалы пришли в себя и приперлись в дежурную часть всем табором — требовать справедливости и социалистической законности! Ну и я, согласно инструкции новой — провел комплекс оперативно-розыскных мероприятий, в ходе которых в уцелевшем жилье изъяли различные товары народного потребления, законность приобретения которых они никоим образом подтвердить не смогли. А там количество и ассортимент — на зависть иной торговой базе. Всё конфисковали по описи, цыгане бузить давай, а я дальше по инструкции — всех баб моложе пятнадцати на судмедэкспертизу. И кто бы мог подумать — почти все живут регулярной половой жизнью! На следующий день всех мужиков в обезъяник, начинаем мероприятия, опрашиваем — кто детей насиловал. Те в отказ, показывают на щеглов, мол всё законно — это мужья их, живут по цыганским обычаям после свадьбы, барон благословил. Пришлось популярно объяснить, что у нас светское государство и уголовный кодекс РСФСР главенствуют, с баронами — это в Средневековье. Вижу, что в глазах понимания ноль — дальше по пунктам инструкции: шесть человек в КПЗ, обвинение по сто семнадцатой статье, подпункт о изнасилование несовершеннолетней. От восьми до пятнадцати, между прочим. А как ещё с ними бороться прикажете? Ладно, там все шестеро тоже молодые, старшему семнадцать, так что больше десятки не получат по малолетству, а в лагере их приучат Родину любить! И правила внутреннего распорядка заменят им эти дикие цыганские обычаи…
Арлен удовлетворительно хмыкнул, но не отказал себе в удовольствии выразить сомнение в успешной адаптации кочевого племени к нормальному существованию в рамках развитого социального государства:
— С ними ить и Совецкая власть скока билась, а так перевоспитать и не смогли…
— Кого не получится перевоспитать — отправим в Румынию! — Категорично отрезал Андрей и опять засмеялся в голос. — Там вообще умора с этими цыганами! У нас же под Байкашом колония общего режима специализированная всесоюзная, для алкоголиков и наркоманов!
— Это в которой всех зеков расстреляли в конце мая? — Уточнил дядя Паша. — И потом бульдозером зарыли, вместе с бараками?
— Ну вот чего ты байки деревенские повторяешь⁈ — Вскипел Андрей. — Семь человек всего застрелили, включая продажного начальника колонии, всего семь!
— Да тихо ты, тихо! — Поднял руки дядя Паша. — Слово сарказм тебе известно⁈
— Шутник нашелся, — проворчал Андрюха и опять засмеялся. — этот начальник таким энергичным человеком оказался, что мало того, что он через блаткомитет макли крутил — никакой копеечкой не брезговал. Цыган в этой ИТК за малым почти отряд собрался, вот ромалы и договорились с покойным начальником колонии за денежку малую, чтоб он их всех в отдельный барак заселил. И все довольны, а тут всем известные события, в лагере по горячим следам порядок навели, а место компактного проживания цыган — мимо внимания прошло. Ну живут и живут, не бузят главное и ладно. А тут на этой неделе привозят по этапу одного заднеприводного ромала, соплеменники его поначалу в свой барак определили, в петушиный угол. Пока на неделе мы шестерых молодых по сто семнадцатой не оформили — жил он спокойно. А ведь не только у нас их «древние и красивые обычаи» таким макаром решили изводить, а по всей стране сразу. Вот цыгане и всполошились, решили своих не бросать и разработали контрмеры, чтоб осужденных по таким статьям не оставлять на дне тюремной иерархии впредь. Для начала на своем петухе потренироваться собрались, не отходя от кассы — провели обряд расконтачивания. Зарыли своего опущенного в землю-матушку по шею, чтоб она из него всю скверну вытянула и три раза ему по лицу грязными трусами ударили со словом: «Магердо!» Магердо по ихнему, по цыгански — изгой значит. А после, так сказать, для закрепления эффекта, чтобы показать, что гражданин-петух стал порядочным, посадили его за общий стол и ели с ним. Магический эффект от магердо был настолько силëн, что на следующий день цыганский барак полностью превратился в петушиный…
Глава 14
Глава 14.
Из телеграм-канала Кирилла Кабанова:
'Сложно позитивно оценить новость (https://t. me/yrysbekosmonov/2225) о том, что на официальном уровне было принято решение, согласно которому казахский язык теперь будут изучать в российских школах Оренбурга, Омска и Астрахани, где компактно проживают этнические казахи. О чем я, кстати, узнал совершенно случайно, не то чтобы это широко освещалось. Вроде казалось бы, а что тут плохого? Так-то оно так, вот только именно на этих российских территориях уже значительное время активно раскачивается радикально-националистическая повесточка, основной посыл которой, что вообще-то Оренбор, Омбы и Қажытархан (на казахском Оренбург, Омск и Астрахань соответственно) — это вовсе не русские, а исконно казахские города и земли. И качается эта история ещё с 90-х годов, в первую очередь, казахскими националистами, которых при поддержке Запада и Турции, к несчастью, становится всё больше, особенно среди молодёжи.
Принимая решения вроде преподавания казахского языка в общеобразовательных российских школах необходимо задумываться не о краткосрочном эффекте, а долгоиграющих последствиях и возможных стратегических угрозах'.
Экран смартфона в руках затрясло и я поспешил перелистнуть на более нейтральные новости, вот в «Геонергетике инфо» новый пост всплыл:
'В Казахстане призвали отобрать у России территории, которыми владел Чингиз-Хан.
«Сама Россия, Сибирь, Московия вплоть до Венгрии были территориями Чингисхана», заявил бывший депутат казахстанского парламента Уалихан Кайсаров. Он добавил, что Астана имеет «моральное право» на эту землю.
Тот же Новосибирск — это Ногай-Сивир, наши казахские земли. Тюмень — это Темен. Оренбург — это Орынбор, он был столицей казахского государства. Не Астрахань, а Астар-Хан. Не Омск, а Омбы, — заявил Уалихан Кайсаров'.
Ааа! Старенький андроид, вот уже третий год верой и правдой служивший мне — полетел в стену, комната погрузилась во тьму и я проснулся. Приснится же этакая хрень! Это всё неуемное обжорство на ночь глядя виновато. Но до чего же детальный сон, словно не обрывки воспоминаний о том будущем всплыли, а реальные новости пробили пространство и время. Хорошо, что здесь всё не так!
Казахская ССР прекратила свое недолгое существование в прежнем виде и если поначалу заявлялось о откате границ на их состояние до 1917 года, то после введения войск и вспыхнувших волнений в среде этнических казахов (вплоть до зверств и массовых погромов с их стороны, всё в лучших традициях Средней Азии), настроенных крайне непримиримо — решили проблему более кардинально. Сейчас КазССР представляла из себя жалкое подобие былого великолепия и состояла из двух бывших областей: Чимкентской и Джамбульской, вся остальная территория была включена в состав РСФСР. С восставшими, после нескольких эксцессов, получивших общественную огласку и освещение в прессе — не церемонились. Русских из этих двух областей, до которых съежилась теперешняя КазССР — эвакуировали, а во всей остальной территории, теперь являющейся частью России — продолжало сохраняться военное положение, с комплексом проводимых мероприятий по пресечению сепаратистских настроений и проявлений национализма.
Говоря простым языком — недовольных политикой комитета по Гражданской обороне вместе с семьями выселяли в Чимкентскую и Джамбульские области. Вражеские голоса захлебывались от негодования, а вот простой русский народ отнесся к этому с полным пониманием. Обещали признание государствообразующей роли русского и коренных народов России? Вот и выполнение, а по телевизору и в прессе ежедневно публиковались как сводки с мест, так и информационные исторические справки. В общем — симпатии народа были отнюдь не на стороне бывшей КазССР и сепаратистов…
С Прибалтикой разобрались не менее решительно: аресты и последующие за этим тщательные проверки, по результатам которых жаждущие независимости поехали в разные стороны — стали холодным душем для горячих литовских, латвийских и эстонских горячих парней. Часть депортировали в ближайшие капстраны, поставив тех перед фактом, а заблудшие души, поддавшиеся на провокации националистов — поехали в новые области РСФСР, осваивать сельское хозяйство и поднимать промышленность. Я с самого начала подозревал, что тех, кого выслали в Финляндию и Швецию — не зря тщательно отбирали перед высылкой. Иначе с чего бы вдруг там начался вначале робкий, затем всё более усиливающийся общественный протест против новых волн эмиграции из СССР? Всё происходящее также освещалось в СМИ, причем в таком ключе, что у общества складывалось твердое убеждение: «приличный человек в сортах прибалтов разбираться не должен, пусть этим компетентные органы занимаются…»
Границы Прибалтики тоже не остались без изменений — осетра урезали и весьма прилично, а протестовать там оказалось уже некому. Гордое возрождение прибалтийской независимости и обретение национальной автономии задавили в зародыше, а после масштабного переселения населения (которое всё ещё продолжалось) — ни о каких национальных государствах стран Балтии в будущем речи не шло. Свято место пусто не бывает и на освободившееся место ехали русские из средней Азии, Закавказья и Кавказа.
Не то что бы после столь демонстративного решения вопроса с сепаратистами в Прибалтике и КазССР кто-то ещё из Советских республик решил попробовать поиграть в суверенитет — РСФСР всячески способствовала переселению своих соотечественников на свою территорию, не иначе, как в превентивных целях. Разговоры и настроения на национальных окраинах хоть и попритихли, но вовсе никуда не делись, им пока только страх мешал перейти от разговоров на кухнях к действиям. Ну а большинство русских, которых к переезду стимулировали как подъемными, так улучшением жилищных условий — охотно покидало теплые края. Видимо — не всё так ладно и безоблачно было с дружбой народов в СССР, как это декларировалось с высоких трибун.
Не знаю, какие настроения царили в союзных республиках, а вот в РСФСР в общем, и у нас на Урале в частности — самые оптимистичные. Поначалу было свернувшееся и затихшее предпринимательство — вновь оживилось, только на этот раз в реальном секторе, без спекуляций, перепродаж и прочего схематоза, который отныне подлежал уголовному преследованию. В пекарне, что сколько себя помнил, работала в селе от райпотребкооперации начали помимо обычного хлеба первого сорта выпекать и ржаной хлеб разных сортов, и несколько видов булочек, а по выходным ещё и пироги.
Василий Федорович на общем собрании анонсировал для работников совхоза со следующего сезона дивиденды по итогам года и всячески агитировал за создание фермерских хозяйств и мелких сельскохозяйственных артелей:
— Этим летом мелиораторы обещают нам по нашей речушке вплоть до самой реки создать сеть прудов, так что все условия будут для сезонного содержания водоплавающей птицы! А сколько у нас заброшенных деревень в окрестностях, от которых одни фундаменты остались? Поддержка и от государства будет, и от меня лично, кто возьмется! Я же обещал, что школьники с отделений не будут больше жить в интернате при школе, теперь каждый будний день возим на двух автобусах, так и детей фермеров не бросим! Я выполняю, что обещал⁈
Народ соглашался, что Федорович слов на ветер не бросает и свои обещания выполняет, но записываться в фермеры не спешил. Ждали обещанной конституции новой и переработанного уголовного кодекса, а пока присматривались к происходящему, да с удовольствием сдавали излишки с приусадебных участков в райпотребкооперацию, которая каждый день теперь возила в Энск мясо-молоко и овощи.
— Такая вот моя вам командирская зарука, — продолжал вещать директор совхоза со сцены Дома культуры, где проходило собрание. — сажай, убирай, держи гусей! Стране нужны тысячи крепко стоящих на ногах хозяйств, которые будут обеспечивать народ продовольствием высокого качества и без услуг посредников! Так что и кредиты будут, и господдержка, и новейшее оборудование всевозможное!
С собрания тогда люди расходились в задумчивости, прикидывая перспективы. Да что про людей говорить, Арлен давно моего прадеда Саню агитирует бросить совхоз и основать семейное кулацкое хозяйство, при этом мечтательно поглядывая на внуков. Я на эти прожекты сразу свое мнение высказал: «На здоровье, только без меня!» Чем изрядно вывел деда из себя, он потом весь вечер ворчал.
— Все в институты хотят, да потом в начальники сразу, а на земле и заводах работать некому!
В общем, у деда всё стабильно. Его стартап с продажей вяленой рыбы к пиву столкнулся с происками конкурентов — не один он такой умный оказался и уже через несколько дней возле столовой кучковалось несколько продавцов в ожидании привоза вожделенного сельчанами напитка. Естественно, до картельного сговора самосознание деревенских не допетрило, вместо этого добытчики и продавцы принялись демпинговать со страшной силой, на радость любителям пива. А потом и Александра нанесла улар в спину, в ультимативной форме затребовав свою заработанную долю — купили ей новехонький велосипед и двухкассетный магнитофон «Весна», а дед остался без половины заработанного стартового капитала…
Дядьку своего, Андрея, я в тот субботний вечер, когда проходило семейное сборище — всё-таки озадачил просьбой, чтоб посодействовал с чинушами из ГорОНО. Тот сделал всё в лучшем виде: никуда нам с Леной для подтверждения результатов, и тем более их повторной сдачи — ездить не пришлось. Два раза приезжал чиновник из города, поприсутствовал в составе экзаменационной комиссии, после чего заявил Ларисе Максимовне:
— Тут всё ясно, вопросов больше не имею! И не вижу смысла девушку в таком положении подвергать дополнительным испытаниям!
Больше ни его, ни кого-либо ещё из ГорОНО в школе не видели, вплоть до торжественной части выпускного вечера, когда Лене вручили золотую медаль. Затем был сам выпускной, где родители совместно с радостными учителями накидывались вначале шампанским за одним столом, а мы вяло ковыряли салатики за другим. Соблюдали неписанные правила игры: употребляли в школьном туалете, стараясь соблюдать меру, и предварительно подкупив Трактор Палыча бутылкой дедовской настойки — чтоб не лютовал с киянкой. Музыка, танцы, встреча всем классом рассвета следующим утром — романтика! Дополнительное очарование неизбежному на таких мероприятиях ожиданию чуда и завышенным ожиданиям от будущего придавали происходившие перемены в обществе. В частности — душу выпускников грела новость о том, что этим летом набор в высшие учебные заведения страны пройдет по иным правилам, без специализированных квот для союзных республик, на общих основаниях. А учитывая то, что номенклатуру перетрясли основательно и продолжали шерстить во всех эшелонах советской власти, не исключая институты и техникумы — шансы поступить в престижный ВУЗ у простых выпускников сельской школы повысился…
— Ваня, ты чего в постели валяешься и улыбаешься? — Вот, домечтался утром, уже и мама заглянула в комнату, обеспокоившись. — Тебе же на работу вот-вот бежать пора, давай вставай, завтрак остыл уже!
Пришлось спуститься на грешную землю и в ускоренном темпе, заправить постель, умыться, одеться и на кухню — подкрепиться перед сменой. Завтракали в полном составе, для Александры лафа с каникулами и вольницей давно закончилась — при гколе организовали летний лагерь, для таких вот, трудновоспитуемых детей, которых опасно оставлять одних дома.
— Держись, Иван! — Подбодрил меня Максим, уже расправившийся со своей порцией и сейчас неспешно попивая чай и просматривая газету. — Сегодня отработаем, завтра и в пятницу последний рабочий день, а первого июля свадьба! Погуляем!
Да уж, кто-то погуляет, а кому-то на июльской жаре в костюме придется потеть на потеху публики. Ну хоть Лена довольная, и платье пошила в мамином КБО какое ей хотелось, и в предпраздничные хлопоты и заботы с головой погрузилась, разделавшись с экзаменами наконец. Вытерплю эти выходные, главное — самому не пить, а то устрою шоу на потеху публике с перепою. Односложно «угумкнул», вооружился вилкой, подвинул поближе тарелку с яичницей и сосисками и потянулся к хлебнице.
— Ваня! — Вырвала из задумчивости мама. — Ты зачем опять хлеб руками ломаешь? Вон же нарезанный стоит на тарелке, нет, надо взять целую булку и терзать её!
— Волнуется! — Подмигнул мне Макс и пояснил маме. — Чего ты, Нин, жениться парень в субботу, а за Иваном давно заметил, что если волнуется или в раздумьях тяжких, тогда и начинает хлеб ломать.
— Да я всё никак привыкнуть не могу, что он не нарезанный продается. — Ляпнул я, на что мама лишь подняла брови.
— Скажешь тоже, хлеб нарезанный продавать, ты где это про такое слышал? Ещё скажи, что каждая булка в отдельном целлофановом пакете. Эх, Ваня ты Ваня, как ляпнешь чего — хоть стой, хоть падай…
Больше постарался не умничать, молча доел и заторопился на работу — первую оранжерею смонтировали и начали стеклить, две остальные ещё доделывали, так что приходилось смотреть в оба. Радует, что потребительское отношение к государственной собственности и социалистическое распиздяйство в рамках отдельно взятого совхоза удалось преодолеть — в тепличном хозяйстве случаев хищения ещё не происходило, а в совхозе — неуклонно снижалось. Я реалист и понимаю, что вот так, одним махом и обещанными дивидендами, то бишь процентами от прибыли — разом не искоренить сложившиеся в последнее время традиции в обществе, но пока тенденция радует. Посмотрим, что к осени будет…
Рабочий день ещё не начался, но уже почти все собрались на перекур возле вагончика сторожа, тот пересказывал краткую выжимку из новостей, услышанных ночью. Насколько раньше народ был аполитичен, не приемля политинформацию ни под каким видом: будь то заунывное бормотание назначенного парторгом активиста, пересказывающего передовицы газет, или часовой бубнеж заезжего лектора, делающего доклад о международной обстановке. И как всё разительно переменилось, сейчас и «голоса» не глушат, и в официальных средствах массовой информации стараются не вешать лапшу на уши, забивая действительно важные происшествия и события белым статистическим шумом о надоях, выданном на гора угле и прочих, мало волнующих обычного человека цифрах. На самом деле видно, особенно мне, имеющего с чем сравнивать: цензура, пусть на первый взгляд и малозаметная — присутствует. Нет той волны чернухи, которая в девяностых что на телевидении присутствовала, что в газетах и журналах. Но то, что происходящее не замалчивают — уже в плюс новой власти.
А ещё, сдается мне, с расформированием КГБ, как это преподнесли обществу — не всё так просто. Вывеску сменили, в рядах провели кардинальную чистку и реформы, и сейчас на страже интересов общества стоит не менее грозная контора — иначе государству нельзя. Ну ладно, об этом или объявят ещё, или со временем всё равно достоянием общественности сей факт станет. Поздоровался со всем честным народом, внимающим рассказу сторожа, мельком глянув на часы — ещё семь минут до начала рабочего дня. Ещё обратил внимание на какое-то нездоровое оживление среди мужиков, поинтересовался:
— Случилось чего?
— Внеочередная сессия Организации Объединенных Наций собирается, по требованию большинства членов Совета Безопасности и членов организации! Вчера Хавьер Перес де Куэльяр объявил, в наших новостях ещё ничего не сказали, только забугорное радио смакует…
— Это чего, будут на нас наезжать, получается? — Принялся размышлять вслух, лихорадочно прикидывая, чем это чревато. — Вчера объявили, значит, это когда заседание будет?
— Ну ты чего, Вань, как не русский! — Принялись наперебой подсказывать мужики. — Специальные сессии Генеральной Ассамблеи созываются в течение пятнадцати дней со дня получения Генеральным секретарем требования от Совета Безопасности или от большинства членов Организации Объединенных Наций o созыве такой сессии!
Глава 15
Глава 15.
Больших трудов стоило направить помыслы мужиков, взбудораженных большой политикой — в рабочее русло. И то не до конца: мало того, что на перекурах кипели жаркие дискуссии, так ещё и рабочий процесс не обходился без споров. Я и до этого ООН недолюбливал, сейчас же вообще костерил на все лады: даже на первый взгляд видно, что сегодня работа идет спустя рукава, а уж что будет дальше, когда наши дадут своё пояснение происходящему — нетрудно догадаться…
До сих пор не могу привыкнуть к вовлеченности мужиков в политику, особенно на контрасте со своим временем — у нас такая активность разве что в сети присутствует, в форме разнообразных срачей, самый эпичный из которых — это хохлосрач. Тут же бушуют нешуточные страсти в реальной жизни, где потроллить оппонента в лучших традициях интернета — чревато, ответка может прилететь незамедлительно, и не всегда в форме остроумного и язвительного коммента.
Попал я сюда в самом начале перестройки, так что настроения в нашей глубинке отслеживаю с весны восемьдесят шестого: такого интереса народных масс к внутренней и внешней политике, как с конца мая, сразу после отстранения от власти коммунистической партии — ещё не было. Если проводить аналогии со знаковыми событиями моего времени: возвращение Крыма в родную гавань и начало СВО — вызвало подобное оживление в обществе. Жалкое подобие, надо сказать, которое быстро переросло в привычное разочарование — отвык народ от позитива со стороны правительства. И что бы не заявляли на самом верху, какими бы лозунгами не прикрывались — реальность всё быстро расставляла по своим местам.
Так «Русская весна» четырнадцатого года закончилась «Минскими соглашениями» (и не знаю, что было позорней — эти договоренности или «Хасавюртовские»); когда вместо войны выбирают позор — заканчивается всё войной и позором). Про СВО вообще вспоминать не хочется, столь явно вразрез декларируемой «экзистенциальной угрозе с Запада», которую предлагали обществу — проглядывало мурло олигархов, которые с этим самим Западом не чурались ни торговать, ни держать там свои активы и учить своих детей.
Здесь же народ не успел ещё разочароваться во власти, да и инициативы, выдвигаемые сверху — вызывали самое горячее одобрение и поддержку в массах. Ещё столь недавний дефицит хоть и не сошел на нет, но карточная система и талоны канули в небытие, до товарного изобилия моего времени было далеко, конечно, но ужасов тотальной нехватки продуктов и товаров первой необходимости времен конца социализма, как я помнил в своем детстве — не наблюдалось. Как-то выкручивались, изыскивали фонды, даже в нашем селе, помимо стандартных продуктов — и одежду завозили, и прочую мелочевку, проходящую по категории изделий легкой промышленности. Ещё бы с бытовой техникой и автопромом ситуацию наладить…
Я же от дебатов на политические темы старался воздерживаться: во-первых бригадир, во-вторых — опасаясь ляпнуть что-то не то, а в-третьих — с конца мая сам перестал дупля отбивать, что происходит и куда несет нас рок событий, послезнание уже не помогало. Душой был с народом — очень уж импонировали первые шаги нового правительства, но весь мой жизненный опыт предостерегал от слепого и безоговорочного доверия власть имущим, во всем искал подвох и подводные камни. Зато с посвященными в историю моего появления, в отличие от коллег — отводил душу: как правило это был Равиль и изредка дядя Паша. Тот, в силу специфики работы пастухом — нечасто появлялся, да и я, несмотря на окончание школы — весь в делах и заботах был.
И если с дядькой общались нормально, в основном о музыке и культурных тенденциях будущего, то с Равилем всё было сложно, вплоть до периодических размолвок и демонстративного игнорирования друг друга. Потом, конечно — мирились, и так до следующего спора. Очень уж ему не по нраву было происходившее у нас, вплоть до агрессии:
— Вань, ты сам-то понимаешь, что вы никак не субъектом в политике являетесь⁈
— Иди нах! — Пока ещё беззлобно отругивался я. — У нас БРИКС и практически открытое противостояние с НАТО! И всё шло к тому, что в международных расчетах откажемся от доллара!
— Себе-то не ври! О какой независимости и самостоятельности можно говорить, если ресурсы как продавали, так никакое противостояние с Западом этому не помешало? А финансовая политика центробанка России⁈ Сам же Хазину жаловался, что там открытые вредители сидели, это что за банк такой, которой в самый разгар войны гробит экономику своей страны⁈
— Ты не понимаешь просто, не всё так однозначно! Во власти ещё с девяностых засилье либералов и явных врагов, а одним махом такие проблемы и противоречия не решаются! На второй год СВО начали же чистить министерство обороны от взяточников и казнокрадов, а процесс это не быстрый, у нас правовое государство всё-таки! И до остальных явных и скрытых врагов дело дойдет! Наверное…
— До пиздеца глобального дойдет, больше ни до чего! Сам подумай: ладно Украину в полигон для отработки новых военных технологий и методов ведения войны превратили, так ведь и Россию тоже! Сам же рассказывал, что Черноморский флот потихоньку выбивают и он вынужден гаситься, вместо участия в боевых действий. А дроны, которые до Москвы долетают⁈ Вот хоть убей — не похоже это на войну, это действительно какое-то СВО, нормальные государства независимые так не воюют! У нас вот ядерная доктрина есть сейчас в СССР, согласно которой подобные действия вероятного противника — влекут за собой незамедлительный ответ, а у вас что, только коричневые линии?
— У нас тоже ядерная доктрина есть! — На чистом упрямстве спорил я.
— Ага, есть — на жопе шерсть! — Неприкрыто издевался Равиль. — Не воюют так, если по нормальному! Вот чего споришь, сам же жаловался, а сейчас споришь! Третий год войны, а у врага все пути подвоза целые и мосты стоят нетронутые; я не удивлюсь, если диверсионные группы начнут заходить на территорию Белгородчины, а ваши так и продолжат угрожать красными линиями и ударами по центрам принятия решений, не переходя от слов к действиям! Кордебалет у вас, а не боевые действия!
— Ну ты палку-то не перегибай! Не наговаривай лишнего, на такое сразу ответят, мало не покажется! — Заявлял я, но без особой уверенности. Всё таки это мое время, и то, что там происходило — не оставляло равнодушным. А слова Равиля — били по больному… — Подожди, бахнут ещё, весь мир в труху!
Вот и сейчас я со своим бессменным куратором в очередной размолвке, дня три назад опять поспорили. Надо к пятнице мириться, с кем и где мальчишник перед свадьбой устраивать — если не с Равилем и не у него в подвале. На работу уже решил: флягу пива заказал, выставлю мужикам вечером после смены, несколько бутылок дедовской самогонки добавлю. Ну а сам с Максимом в секцию мотокросса, после восьми дядя Паша подтянется, парни с которыми ездили цыган приструнять — тоже подойдут, так что нормальное мероприятие намечается.
Так, в раздумьях о судьбе страны, предстоящей свадьбе и о слегка застопорившейся работе на вверенном мне объекте — время пролетело до обеда. Первая смена старшеклассников, задействованных на стройке, отправилась по домам, рабочие, кто жил недалеко — обедать по хатам, остальные — в совхозную столовую. Мне до столовой пять минут добираться, а до дома — в два раза дольше, но несмотря на это — обедал всегда дома, не стал исключением и сегодняшний день.
А в нашем коттедже, вместе с вкуснейшей домашней пищей, заботливо приготовленной мамой — ждал ещё и концерт. Исполняла Александра, которая должна была сейчас находиться в летнем лагере при школе, а никак не дома.
— Не пойду я в ваш лагерь больше! У меня каникулы, мне эта школа уже вот где стоит, не хочу!
— Представляешь, — проинформировала меня мама. — сбежала из школы! С самого утра, хорошо хоть сама домой к обеду заявилась, мне позвонили на работу, так меня чуть инфаркт не разбил, бегом домой! Вот где ты шлялась до обеда, Саша, и с кем⁈
— Наши мужики ходили каратистов городских лупить, я не могла это пропустить! — С гордостью заявила младшая. — За них болела!
— Какие мужики? — Удивился Макс. — Школьники небось, а не мужики? Вот что за поветрие с этим карате, и в том году из города мастера единоборств приезжали, и в этом не унимаются. Насмотрятся видиков, потом дурью маются! Шурка, так сколько лет мужчинам вашим, пионеры поди ещё?
— Нормальные взрослые мужики! Седьмой класс закончили! А в лагерь я всё равно больше не пойду! На велосипеде хочу кататься и магнитофон слушать, в гробу я видала такие каникулы!
— Ох и своебышная ты, Сашка, — вздохнула мама. — к бабушке тебя определим тогда, у неё под присмотром катайся, одну тебя оставлять нельзя. Вышла из доверия…
А после обеда я стал знаменитым, причем в союзном масштабе. Ещё по дороге к теплицам заметил необычный интерес к своей персоне со стороны односельчан, из-за чего даже опоздал слегка — с двумя дедами пришлось пообщаться, так и не понял, чего им от меня надо было. Пока на работе мужики не прояснили ситуацию:
— По радио, Иван, про тебя передача была!
Первой мыслью было, что меня всё-таки втравили в какой-то блудняк с непредсказуемыми последствиями — ничего иного от своего появления в информационном поле я не ожидал. Поэтому насторожился и сделал стойку:
— Да ну на! Чо за передача хоть⁈
Мужики, которые слушали на обеде радио (а это все, кто был в столовой и часть тех, кто обедал дома) — тут же обступили и наперебой стали выкладывать подробности и особо запомнившиеся им пассажи. От сердца отлегло: как обычно, слегка преувеличили масштаб случившегося. Не обо мне была передача, а о Солженицине. про меня там лишь упомянули, в связи с написанным на выпускном экзамене сочинением. А вот назвать моё имя, фамилию и наше село — не постеснялись, заодно процитировав особо понравившиеся цитаты и выдержки из моего опуса. С кратким резюме диктора:
— Вот даже школьники понимают, что из себя представляют кумиры так называемой творческой интеллигенции!
Я жаждал подробностей, но мужики, к сожалению — мало что запомнили по существу. Одно было ясно четко — навряд ли Александр Исаевич отныне появится в России, да и любви народной ему не стоит ждать, после обнародования фактов из архива и подробного разбора его произведений. Понятно, что особо упоротую публику это не смутит, так и не для них была передача. Двойственное чувство осталось после всего этого: с одной стороны хорошее дело сделал, а с другой — на всю страну прогремел, пусть и на несколько минут. Как минимум — заставило насторожиться, особенно в свете недавних разговоров с Равилем, когда он меня активно сватал на работу в Гостелерадио…
В общем, застопорившийся с утра рабочий процесс чуть не встал окончательно. Мало того, что у коллег эта новость вызвала не меньшее оживление, чем известие о внеочередной сессии ООН, так ещё и посетители потянулись к стройке. О какой работе может идти речь, если то и дело кто-нибудь приходил в поисках меня, удостовериться лично: действительно ли я тот самый Иван Жуков, выпускник Петропавловской средней школы, про которого в обед упоминали по проводному вещанию. Директор заехал, то ли в шутку, то ли всерьёз посетовав:
— Эх, Иван, такого перспективного кадра жалко будет терять…
Пришлось его слегка успокоить:
— Не волнуйтесь, Василий Федорович, нет у меня желания не то что менять село на город, а даже в институт учиться ехать! Максимум — заочно поступлю, и то не в этом году!
Федорович на это ничего не ответил, но посмотрел с таким скепсисом, что было ясно — не верит в мой альтруизм. После него нанесла визит Лариса Максимовна, вся в смятении. Хвалила за сочинение, при этом тяжело вздыхая, расспрашивала о дальнейших планах, а затем обратилась с неожиданной просьбой:
— Вань, у тебя же ведь пятерка по информатике за год была, не хочешь учителем поработать в старших классах, раз всё равно в этом году никуда поступать не собираешься⁈ — Посмотрела с надеждой и принялась жаловаться. — В августе придут компьютеры для школы, а никто из преподавательского состава не готов взять на себя ответственность, ни математик, ни физик! А я как сегодня передачу услышала — сразу про тебя вспомнила, ты ведь говорил неоднократно, что за вычислительной техникой большое будущее!
Я аж вздрогнул, эта пятерка по информатике далась мне ценой неимоверных усилий — одно дело в интернете сидеть на нормальном компьютере, да хоть операционку пиратскую переставить, и совсем другое — изучать «основы информатики и вычислительной техники» в том виде, в каком она сейчас в школе преподается, без техники, лишь в теории. Одни только языки программирования до белого каления доводили, после всего опыта использования гаджетов образца двадцать первого века.
— А что за компьютеры хоть, Лариса Максимовна, выделили? Ламповые и с перфокартами?
— Не знаю, Ваня, — в очередной раз тяжело вздохнула директриса. — «Корветы» какие-то, шестнадцать машин. И их ещё в какую-то локальную сеть соединить надо, в ГорОНО ничем не обнадежили, им свои несколько школ некем укомплектовывать…
— Это восьмибитные которые? — Забрезжило смутное воспоминание из детства. — Без мышки, с отдельной клавой для управления курсором?
Лариса Максимовна обрадовалась и вцепилась в меня, как утопающий за соломинку, пришлось дать клятвенное обещание, что учителем на пол-ставки вряд ли пойду, а вот помочь преподавателям разобраться поначалу с новой и непонятной техникой — выкрою время. Моя бывшая учительница, добившаяся своего — ушла, а я остался рассуждать о несправедливости мироустройства: я уже не знаю сколько прошу какой-нибудь клон ZXSpectrumв личное пользование — поиграть (причем безрезультатно, словно про меня забыли), а в школу сразу шестнадцать таких аппаратов привозят. Ладно, отведу душу в школе, заодно помогу учителям. Насколько я знаю — уже сейчас простеньких игрушек для всевозможных аналогов Spectrum-а появилось множество. Примитивных, но тем не менее — хоть что-то, давно я не брал в руки клавиатуры!
На этом поток паломников не иссяк, а ближе к вечеру вообще принял массовый характер — народ потянулся косяком. Такое внимание уже не просто утомило, а начало раздражать. Ещё и стройка превратилась в балаган, никогда ещё так не ждал окончания рабочего дня, а уж до дома пробирался проулками и огородами, дабы в очередной раз не утолять любопытство односельчан. Зря я постеснялся написать, что автор пидар, так бы точно не попал на радио!
Если день не задался с утра — таким он будет до самого вечера! Дома меня встретила, по самым скромным ощущениям — генеральная репетиция свадьбы и сияющая от гордости мама. Соседи, родственники и совсем уж незнакомые мне люди — сколько их здесь? Зачем они тут — уже риторический вопрос, поэтому нацепил на лицо дежурную улыбку и двинулся навстречу гостям, а дальше по уже отработанному до автоматизма днём варианту, с набившими оскомину вопросами. Хорошо, что хоть целоваться с невестой под дружные крики: «Горько» — пока не надо, это только в субботу предстоит.
Часа два поприсутствовал на этом мероприятие, которое чем ближе к вечеру, тем больше скатывалось в стандартный деревенский праздник, состоявшийся спонтанно по удачному поводу, со всеми вытекающими. Затем, пользуясь тем, что внимание присутствующих переключилось с меня на застолье — по английски свалил, лишь маму предупредил, что пошел ночевать к деду. А Арлен вместе с бабушкой и остальными собравшимися оставался у нас, ну а мне, знающему, где дед прячет ключ от дома — это только на руку, отдохну от них всех, и заодно спокойно «Время» посмотрю.
И вечерний выпуск новостей порадовал, наконец-то дождался официального комментария на внеочередной созыв заседания ООН. Вначале диктор долго рассказывал про вопиющие случаи неисполнения западными компаниями контрактов по поставке оборудования, многочисленных случаях саботажа, когда это самое оборудование либо сразу приходило неисправным, либо ломалось в течении первых нескольких месяцев. Напомнил зрителям про многочисленные безвозвратные кредиты, выданные большевиками якобы «братским странам», вставшим на социалистический путь развития, сухо отметив, что за всё это таки придется расплачиваться. Социализм социализмом, а кредиты есть кредиты.
Про само внеочередное заседание Организации объединенных наций было сказано мельком, с анонсом того, что и СССР есть что сказать на этом заседании. А вот дальше последовали такие заявления, что пришлось ущипнуть себя за ногу, чтоб убедиться, что не сплю, СССР в одностороннем порядке, в ответ на западные санкции — прекратил поставки нефти и газа в западные страны, а также объявил о пересмотре контрактов, а именно цен на газ и нефтепродукты — для стран СЭВ. Как пояснил диктор:
— В связи с изменением внутренней политической ситуации в стране! Будем газифицировать территорию РСФСР, строить нефте и газоперерабатывающие заводы, порочная практика продажи ресурсов себя изжила, на повестке дня стоит производство товаров с высокой добавленной стоимостью и решение внутренних проблем!
На святое покусились! Ещё бы от доллара отказались! В полном раздрае пошел на кухню, где черпанул из фляги возле печки литровый ковшик браги, и минут двадцать сидел в раздумьях: потянет ли СССР самоизоляцию и добровольный отказ от встраивания в глобальную экономику. Допил ковшик и отправился спать, пусть голова об экономике болит у Хазина и у тех, кто сейчас у руля, надеюсь — они знают, что делают…
Глава 16
Глава 16.
Гремело эхо далеких и не очень разрывов, многократно отражаясь от невысоких Уральских гор. Нет, не в результате боевых действий, просто внезапно оказалось, что у нас в Энске есть своё дорожно-ремонтное строительное управление, сокращенно — ДРСУ, которое вдруг пробудилось от спячки. И занялось выполнением своих непосредственных обязанностей, а именно — строительством и асфальтированием дорог, по слухам — до Петропавловки к зиме асфальт положат.
Уже по более достоверным сведениям от нашего директора совхоза: на строительство и прокладку дорог в нашем районе выделили немаленькие фонды, нагнали техники и сейчас набирают ещё людей, вдобавок к прежнему штату. Василий Федорович подсуетился, обкашлял вопрос непосредственно с новым директором ДРСУ, рьяно взявшимся за дело — и в селе появился филиал дорожников. Начали навстречу трассу к Энску прокладывать, а между делом — асфальтировать улицы в нашей Петропавловке, на радость жителям, особенно женскому полу, которым не то что осенью-весной — летом в туфлях не пройти, не показать себя во всей красе.
Мелиораторы тоже были косвенно виноваты в канонаде взрывов: столковались с взрывниками, привлеченными дорожниками и вначале совместно несколько раз жахнули в селе, аккурат в логу между Центром и Каменкой, где протекала небольшая родниковая речушка. Получается, чуть крутой подъем сгладили, в который на велике никто не мог выехать и котлован под будущий пруд наметили, сейчас там рычала техника: экскаватор нагружал разбитый взрывом известняк, который КАМАЗами вывозили для отсыпки дорог к отделениям. Федорович клятвенно уверял, что на следующий год и к ним все дороги приведут в божеский вид, и даже заасфальтируют.
Мелиораторы по отработанной методике ещё несколько раз жахнули, по всему протяжению речушки к большой реке — и там с весны пруды обустроят, затворят плотины и пусть наполняются талыми водами. Пока вели подготовительные работы, даже к этому каких-то специалистов пригласили из области, с которыми мой дед Арлен квасил, в рамках гостеприимства, как имеющий опыт с налаживанием контактов среди всяческого начальства и прочих прохиндеев, да и кладовщиком он всё так же продолжал работать, несмотря на происходившее в стране. Немногие могли похвастаться этаким: летели не только шапки и люди с должностей, но и головы, а уж сколько успешно строящихся карьер накрылись медным тазом…
Расспрашивал Равиля: за чей счёт весь этот банкет и праздник жизни? Тут ещё новости о прекращении поставок нефти и газа в Западную Европу, считай — минус существенная доля валютной выручки. Тот поначалу посоветовал смотреть телек, а именно экономику по-русски с Хазиным, потом сознался, что и сам не особенно понимает, что происходит.
— Урезалифинансирование республикам, прямо резко и сразу. Слышал же, что в связи с резко изменившейся политической ситуацией в стране — большинство зарубежных контрактов приостановлено и будет пересмотрено. Та же Индия край как заинтересованна в нашей нефти, а вот нас их экспорт не очень радует, вместо того же чая — какую-то некондицию гонят на экспорт. Трясут сейчас всех причастных к заключению таких невыгодных контрактов, вплоть до конфискации имущества. И будут новые составлять. И безвозмездную помощь странам, вставшим на путь социалистического развития — обрубили. Не всем и сразу, но нахлебников отсекли, и за уже предоставленные кредиты и товары — выставили счет. И за счет ликвидации криминальной экономики немало в бюджет поступило, а ещё есть активы на Западе у части наших бывших партийных сотрудников. Не просто так же массовые аресты происходят…
— А чо с республиками? Русские же оттуда массово выезжать начали, причем при полной поддержке государства, а ведь по всем этим «станам» — весьма технологичные производства построены? Всё таки развалится Союз?
— С республиками всё однозначно — в прежнем виде СССР существовать не будет, а что до производств: после отъезда специалистов наших — встанут скоро большинство из них. Часть заводов демонтируем и вывезем, что внимание заслуживает, а с остальным пусть сами разбираются, это не наша головная боль. У нас у самих ситуация аховая: нужна и модернизация, и строительство новых заводов. Но вот то, что все республики из сферы влияния и прямого контроля выпускать не будем — это точно, вплоть до силовых методов, насколько я в курсе. Они после бывших Прибалтики и КазССР — притихли, как мышь под веником, а сейчас ещё проект законов подоспеет: о сепаратизме и призывах к нарушению территориальной целостности… А так, если честно: я сам толком не понимаю, что происходит! Ты нашим столько и такой отборной дичи поведал о будущем, что как бы они в целях не допустить подобного — ещё более отборной творить не стали! Хотя нет, хуже чем у вас там — быть попросту не может!
— Всё может, — успокоил я Равиля, умудренный прожитым и увиденным. — нет предела совершенству!
Ладно, буду смотреть телевизор и сам думать, пока что налицо только улучшение экономической ситуации, по крайней мере — для простых граждан. И с продуктами наладилось, и с другими товарами ситуация выправляется, пусть и не одномоментно. Вплоть до появления в свободной продаже импортной бытовой техники и ширпотреба всякого, что во времена моего конца социализма — только в кооперативных ларьках присутствовало. Тут уже Равиль пояснил более уверенно:
— А это как и у вас, тоже параллельный импорт. И через страны СЭВ, и через Афганистан, временная мера, до того как собственное производство не развернем.
— Все эти социалистические страны в моем времени — моментально встали на лыжи развивающегося капитализма и всячески открестились от России, как преемника СССР. Ну и судьба их тоже была не очень радужной: пошли на корм Западу. Зато добровольно и с песней вприпрыжку побежали. А с Афганистаном ведь тоже недолго осталось, уже в конце года должны войска вывести… — Высказал я свой скепсис.
— Кому должны — всем прощаем! — осклабился Равиль. — Это Горбатый со своей шайкой собирался вывести оттуда ограниченную группу войск, а у нашего теперешнего руководства свои планы. И вывод армии из этого региона — в намерениях не значится! Там и героин, и полезные ископаемые, так что есть игры, в которые играть вдвоем можно, с так называемым гегемоном. А заодно обеспечить рабочими местами контрактников, и не только: там помимо армии есть куда и кому силы приложить…
Может показаться, что все мои думы были заняты внутренней и внешней политикой, но это не так. Во-первых — свадьба на подходе, во-вторых — новость о появлении моего сочинения с выпускного экзамена на радио не то что не утихла, а ещё не по всему селу и отделениям разошлась. А в-третьих: с четверга пришлось жить в атмосфере непрекращающейся травли и беспрецедентного морально прессинга, спасибо телевизору и радио. Завели шарманку про то, что будущее в России (вот так, да — всё чаще и чаще вместо РСФСР звучало Россия) будет принадлежать врачам, ИТР и учителям, всячески стимулируя получат образование. С утра до вечера клевали, что тот дятел, я Хазина вечером в четверг сел посмотреть — так и он туда же, агитировал всячески повышать свой профессиональный уровень и не останавливаться на достигнутом. Странно ещё, что сочинение моей Лены не процитировали до кучи, она как раз на эту тему растекалась мыслью по древу. О чем не преминула мне неоднократно напомнить:
— Вот, Ваня, я же говорила — учиться дальше надо обязательно!
До чего народ в этом времени внушаемый! Мама с Максимом, под впечатлением от идеологической обработки — тоже всячески меня прощупывали, на предмет того, чтоб не теряли время с Леной в этом году и поступали куда-нибудь, ладно хоть о очном обучении не заикались.
— Мы ведь поможем, Вань! — Убеждала за ужином мама. — И Поляковы тоже согласны, зачем вам год терять⁈ Вам всего-то два раза в году съездить сессию сдать, неужто не посидим с ребенком⁈ Ради такого и отпуск возьмем, с твоей будущей тещей по очереди!
Ладно бы только родные и близкие, тот же Федорович, под вечер заехав на стройку — не поленился и свои пять копеек вставил. Без обиняков рубанув, что надо мне учиться поступать, если и дальше хочу тепличным проектом заниматься плотно, а не простым бригадиром смены трудиться. За эти два дня до пятницы — неоднократно хотелось бросить всё и опять коров уйти пасти. Опроститься, по заветам Льва Николаевича или как говорили в наше время — заняться дауншифтингом. Если бы не предстоящая свадьба и создание ячейки общества с грядущим рождением кровиночки — так бы и поступил непременно…
Ещё и заботы с переездом в свой коттедж, с мамой и Максом за стеной. С мебелью здорово помог Трактор Палыч, свою комнату вообще, не мудрствуя лукаво — обставил в минималистичном стиле: простенькая кровать, такой же письменный стол, несколько полок под книги и пара стульев. С детской и кухней пришлось повозиться, но справились силами школьного мебельного кооператива, не пришлось никого просить. Да и не было никакого желания покупать в свой дом так желанные в этом времени «стенки» — обязательный предмет гордости всякой уважающей себя домохозяйки. А вот Трактору Палычу несколько идей на будущее подкинул, так что-то, чего недостает из мебели — изобразят со временем. Грех жаловаться, не каждая взрослая семья такими активами располагает, с какими мы в брак вступаем.
Коттедж под девичник благородно уступил невесте, а сам, как и собирался — настроился на мальчишник в секции мотокросса у Равиля. Три дня гулять, с ума сойти, а как представлю масштабы того, что родственник затевают — уныние накатывает. Не то, что-бы не люблю такие мероприятия — очень даже нравятся, но только не когда я в главной роли. Ладно, волю в кулак, нервы в узду, свадьбу сыграем — вздохну свободно! В пятницу, ближе к окончанию рабочего дня — привезли две фляги пива: одну коллегам, вторую на мальчишник, а девчонкам вина обеспечил заранее. Это у мужиков спиртное не залеживается…
Выкатил мужикам с работы привезенную Равилем флягу, добавил с десяток бутылок дедовской настойки, встреченной всеобщим одобрением и напоследок выставил заботливо приготовленную мамой закуску, предупредив рабочих:
— Посуду только, мужики, не пролюбите! И банки, меня мама убьёт потом!
Стоически принял поздравления от коллег, выпил эмалированную кружку пива под поздравления и сел к Равилю в машину — поехали на вторую часть марлезонского балета, организованную уже для более тесного круга. Ещё подъезжая ко входу в полуподвал — удивился количеству собравшихся. Человек тридцать на улице слонялось в ожидании праздника: мои многочисленные братья и родственники, друзья Макса и Равиля, а также примкнувшие к ним ополченцы из сельской Национальной гвардии.
— А чо народа столько, откуда они все? Что за утырок их всех позвал⁈ Если на улице столько, то внутри не меньше⁈ Не хватит на всех, однозначно!
— Да все путём! — Успокоил Равиль. — Все здесь, нет никого внутри, переиграли план мероприятия, сейчас дружно на пруд двинем, вон погода какая стоит отличная, нечего в подвале сидеть! Да и жильцов дома лучше лишний раз не дразнить, сегодня точно не получится тихо посидеть. Ты это, сейчас всех отправим на пруд, а мы с тобой задержимся ненадолго, сюрприз тебе будет!
— Знаю я твои сюрпризы! Жириновского поди привезли, свадебным генералом⁈
— Не, привет тебе от старых друзей, должно понравится! Видеопривет, на кассете записан!
Так всё и вышло — вылезли из машины, Равиль отправил всех собравшихся на пруд, клятвенно заверив, что через пятнадцать минут и мы подтянемся. После чего выгрузил из своей машины уходящим и уезжающим к водоему флягу с пивом, ящик водки и им стало не до нас. А мы отправились в подвал, прямиком в офис Равиля, где нас встретил моя родной дядька Паша.
— А ты чего, не пасешь? — Удивился я.
— На три дня доверил подпаску, он друзей своих подтянул. Не могу же я пропустить свадьбу своего любимого племянника⁈ Да и вообще, последний сезон пастухом работаю, хватит, оттаял после лагеря. Судимость скоро снимут, деды склоняют свое дело организовать, так что все дороги открыты. Только из-за тебя подписка ограничивает: ни в моряки дальнего плавания, ни за границу…
— Тебя и без меня ни в какие моряки дальнего плавания не возьмут! — Возмутился я. — Даже когда судимость снимут: снять то её снимут, а факт этот навсегда останется задокументированный! Я на своем опыте это прочувствовал, когда не то что в крупную корпорацию, в паршивую «Евросеть» или «Связной» на работу не брали! Чо за сюрприз, кстати, показывайте!
— Обхохочешься! — Довольно улыбнулся дядя Паша и кивнул на телевизор. — Ты про фестиваль «Сырок» слышал что-нибудь? Это для молодых музыкантов организовавют, второй год проходит.
Я уже давно понял, что мое вмешательство в естественный ход истории давно и бесповоротно нарушило привычную мне историю, так что ничему не удивлялся.
— Не, у нас такого не было, причем здесь сюрприз-то?
— Запись на полтора часа, — вмешался Равиль. — дома потом всё посмотришь, если интересно. А сейчас краткий экскурс дам, посмотрим короткое выступление с поздравлением тебе и к коллективу двинем. Значит так, фестиваль проводится второй раз, в прошлом году в декабре проходил, в этом решили летом, запись недельной давности, с тех выходных. Хотели как и прошлый, провести в три дня: с пятницы по воскресенье, но все кончилось в субботу.
— Да погоди! — Вмешался дядя Паша. — Чего ты ему статистику выкладываешь, говорит же, что не слышал про такой! Короче. Вань, здесь приехали выступать наши с Урала, «Агата Кристи», «ГрОб» из Сибири, с Украины много команд, а наш Колян, как бессменный фронтмен «Яви и Нави» — в числе организаторов и член жюри. Мало интересного, в основном какие-то клоуны, за редким исключением. Ладно, давай посмотрим лучше, я как раз на самом интересном моменте на паузу поставил…
Дядька щелкнул пультом, сняв запись с паузы и девушка конферансье объявила заждорным звонким голосом:
— А сейчас на сцену выходят гости из города Львова, музыкальный коллектив «Братья Гадюкины»!
Я их даже не отображал толком, знал, что были такие и что-то пели, а что именно и чем прославились — хоть убей, не помню. Вот и сейчас на сцену вышли персонажи, изображающие из себя панков. Вернее, как они представляли себе панков, я лично при виде тщедушного солиста в темных очках и какой-то шубе с меховым воротником поверх футболки — заржал в голос, так он напоминал Верку Сердючку на минималках.
— Добрый вечер, Москва! Здравствуй, «Измайлово»! — Бодро провозгласил солист, пока музыканты занимали места на сцене. — Ми — хлопци с Бандерштадту! Наркомани в огороди режут мак!
Ознакомиться с творчеством этой группы не получилось, так что столь заинтриговавшее название песни так и осталось лишь названием. Потому что сразу вслед за столь эффектным представлением на сцену поднялся мой старый знакомый Коля, отобрал здоровой рукой микрофон у солиста (а ведь хорошо выглядит протез ампутированной руки, если не знаешь — и не догадаешься, что это протез), молча врезал с вертушки в щи львовскому гостю, отчего его унесло прямиком на ударную установку, повалив все барабаны и тарелки. Словно страйк в боулинге выбил! А Николай объявил в микрофон:
— Бандера и Власов — герои пидарасов! Ебашь чубатых!
После чего на сцене воцарился сущий ад — весь состав «Яви и Нави» вскочил из-за столиков для жюри и буквально втоптал «Братьев Гадюкиных» в сцену, в считанные секунды. А из-за кулис два типа пинками выкатили на сцену непонятное тело.
— А это кто? — Грозно осведомился Коля у братьев Самойловых. Да, это были Глеб и Вадим из «Агаты Кристи», ещё молодые, но точно они.
— «Вопли Видоплясова!» — Отрапортовал Вадим, пиная пытающееся встать тело. — Солист хуев, фамилия Скрипка! Начал шипеть про москалей и кацапов поганых, глазами сверкать, пришлось уработать! Ну чего, доигрался, Скрипка?
— Молодцы, зёмы! — Скупо похвалил Колян братьев и поглядывая на пытающихся пробраться к сцене милиционеров, пока ещё сдерживаемых разгоряченными зрителями, зачастил в микрофон. — В рамках фестиваля мы хотели представить в последний день нашу новую песню и поздравить с предстоящим бракосочетанием большого друга нашего коллектива, Ивана Жукова! Но по техническим причинам этому не сужденно случится, так что, Ваняя, поздравляем тебя и твою Елену! Парни, — Это он к братьям Самойловым обратился с просьбой. — сбацайте что-нибудь, хоть куплет-два! Пока нас всех не повязали!
Глеб тут же встал за синтезатор, Вадим забрал микрофон и на весь зал растерянно спросил у брата:
— А что петь, Глеб⁈
— Пой плот! — Не растерялся тот и начал наигрывать бессмертную классику Лозы.
Вадим тут же подхватил:
'На маленьком плоту,
Сквозь бури, дождь и грозы!
Я отметал икру!
И пережил морозы!'
Под наш дружный хохот музыкантов со сцены вежливо, но непреклонно увели милиционеры и дальше оператор снимал беснующихся зрителей, скандировавших в унисон:
— Бандера и Власов — герои пидарасов!
Равиль вырубил видеомагнитофон:
— Чего, сейчас кассету заберешь или завтра отдать?
— Давай после свадьбы лучше, — вытирая непроизвольно выступившие от смеха слезы предложил я. — Помните, я просил чтоб присмотрели за «Агатой Кристи»? Ну, чтоб парни не особо увлекались наркотиками, жалко будет, если они и в этой истории по наклонной покатятся.
— Сам же видишь, — довольно ткнул пальцем в выключенный телевизор Равиль. — Колян их под крыло взял, отныне никаких наркотиков! Только они, зараза, теперь пить как не в себя стали, одно слово — творческие личности…
Глава 17
Глава 17.
Утро субботы я встретил с содроганием, и дело не в том, что вчера перебрал на мальчишнике. Напротив, держался и не злоупотреблял, держа в голове предстоящую свадьбу, аж на два выходных запланированную, чтоб не просто как у людей, а несоизмеримо лучше: по наполеоновским планам родни. Пир во время чумы какой-то, в стране и мире такое происходит, а им втемяшилось в голову устроить пир на весь мир.
Я бы лучше сегодня вечером в телек залип, после работы (да, выходных как таковых — не было, специфика сельского хозяйства), благо в последнее время — программа стала не в пример интересней, чем ещё месяц назад. До разнузданности наших девяностых ещё далеко, но по сравнению с ещё недавним официозом и замалчиванием общественных проблем — революционный прорыв. Даже программы телепередач сейчас не печатали, а с утра после новостей в том же телевизоре анонсировали, со статистической погрешностью — то и дело меняли на ходу заявленные программы.
Вопреки ожиданиям — делать кальку с зарубежных телеканалов наше Центральное телевидение не стало: «Поле чудес» пока не появилось, как и различного рода ток-шоу, вроде того же Малахова, не к ночи он будь помянут. А вот политических программ с уклоном в историю, как царской России, так и недавнего времени — хватало. И пользовались они у народа не меньшим успехом, благо и срыв покров присутствовал, и обнародование засекреченных архивов.
Декларируемый новым правительством отказ от коммунистической идеологии плавно повернул на постимперский социализм, со строительством национального государства, что не могло не радовать. Другое дело, что с заявленной двухпартийной системой пока не складывалось: в национальную партию народ валом валил, а в социалистическую — никто не записывался. Превалировало общее мнение: «социализма у нас и так хоть жопой жуй, а про права русских, как государствообразующего народа — слышим впервые…» Ну а сделать следующий логический шаг, объединив многочисленных националистов с малочисленными социалистами в одну партию — пока не решались, опасаясь столь явных исторических параллелей.
У простых добрых русских людей такая политика вызывала всеобщее одобрение и поддержку, усиливавшуюся по мере того, как слова подтверждались действием. А национальные окраины, если даже и были несогласны с таким разворотом — сидели смирно, глядя на то, что происходит с Прибалтикой и бывшей КазССР. Русское общество, между тем — консолидировалось, пробуждаясь от спячки: всё больше и больше людей вступало в ряды Национальной гвардии и Национальную партию.
А в общественно-политическом поле, помимо уже представленного публике Лукашенко — восходила звезда Владимира Вольфовича, не в последнюю очередь благодаря участию в столь популярных нынче научно-исторических передачах и четко заявленной гражданской позиции. Симпатии у зрителей он завоевал сразу же, с первым появлением на экране и фразе:
— Не надо мне ничего рассказывать про великорусский шовинизм! Я в Алма-Ате родился и вырос, с детства имел удовольствие наблюдать всё это воочию! Как за счет русского и коренных народов России строили государственность среднеазиатских этносов, которые в своем развитии дальше феодально-племенного общества не продвинулись! А если заглянуть в историю глубже, то ясно видно, что только благодаря России сохранились все те «братские народы», которые сейчас подняли голову и внезапно обрели национальное самоосознание, требуя независимости и прекратить кормить русских!
А окончательное народное признание настигло Жириновского после провокационного вопроса журналиста о национальности его родителей:
— Мама у меня русская, отец юрист! А я сам — русский, и вообще, давайте различать жидов и евреев, сейчас Холокост стал заезженной пластинкой, шесть миллионов жертв якобы дают преференции Израилю и карт-бланш на действия. Которые при ближайшем рассмотрении ничем не отличаются от фашизма! А что с двадцатью семью миллионами человек из СССР, которые погибли во время Великой Отечественной войны, за них кто-то будет платить и каяться⁈
В общем — всё по заветам китайцев: «не дай бог жить во время великих перемен». Хотя мне эти изменения были больше по душе, чем воспеваемые либералами «святые девяностые». Сейчас, по крайней мере, хоть в воздухе и витало напряжение, словно перед грозой — новая государственная идеология была четко обозначена, поддержана на всех уровнях и отвечала большинству чаяний. Криминалитет и бандитов жестко прессанули, партийную элиту раскулачили и отлучили от кормушки и грядущие перемены внушали надежду на оптимизм, впрочем — как и в моей истории. Тогда мы тоже ждали от будущего только хорошего, с радостью отрекаясь от прошлого…
Сейчас же, в отличие от вакханалии демократии (при которой, если честно — ОМОН опиздюливал митингующих с большим усердием, чем при коммунистах, я уж молчу про Белый дом в девяносто третьем), при которой вечно пьяный Борис Николаевич с гордостью заявил об отказе от какой-либо идеологии и становлению на путь демократии — национальная идея была обществу представлена. Не все её приняли, конечно, но по если следовать тем же основам демократии — власть должна принадлежать большинству. А несогласным — разрешили встать на лыжи, то есть эмигрировать туда, где их примут с распростертыми и не очень объятиями. А тем, кому судьба страны небезразлична — все карты в руки: хочешь учись, хочешь работай, я вот оранжерейным хозяйством занимаюсь, прямая польза обществу!
— Ваня! — В комнату заглянула мама, всплеснув руками. — Проснулся и лежит! Вставай давай, столько дел сегодня, а ты разлегся!
Эх, сколько не валяйся в постели, а от участия в свадьбе не отвертеться. Пришлось подниматься и сдаваться, под чутким руководством мамы облачился в пошитый лично её костюм (многофункциональный — и на экзамены в нем ходил, и на выпускной; если не раскабанею — ещё лет десять можно в нем на всякие официальные мероприятия ходить). Тут за воротами просигналила машина, выглянул: любимый дядька Андрей, ныне начальник милиции в Энске, приехал на генеральской волге, при полном параде. Всё как полагается: воздушные шары, ленты и распята на капоте пластмассовая кукла, как символ моего сегодняшнего (а ещё и завтрашнего) состояния. Вышел поздороваться с дядькой и многочисленными собравшимися, и улучив момент — погладил эту бедную игрушку, шепнув:
— Ах, Маша, я как и ты — был на цепи…
Дальше всё закрутилось в водоворот событий, рассказывать о русской свадьбе тем, кто хоть раз участвовал в подобном мероприятии — только время зря тратить. Спасибо Максу, тот уловил мой настрой и перед выездом к дому невесты, чтоб выкупать — сунул на кухне полстакана кубинского рома, жахнув которого я слегка успокоился и даже стал получать удовольствие. Затем сельсовет, где нас под звуки марша Мендельсона расписали, обмен кольцами и шампанское. Поездку торжественным свадебным кортежем я уже воспринимал совсем благодушно, а в совхозную столовую, которую арендовали для вечернего банкета — завалился совсем радостным.
Что можно сказать — праздник удался! Я ещё тамаде подсказал несколько конкурсов, несколько похабных, но встреченных публикой на ура, так что безудержное веселье не прекращалось. Зря я так напрягался — всё получилось просто замечательно! Уже по темноте и покурить вышел на улицу, вместе с Равилем, где он меня подколол:
— Чему так радуешься, что окольцевали или про Украину узнал⁈
— При чем здесь Украина? — Не понял я, огляделся и не заметив поблизости лишних ушей, принялся в очередной раз ванговать. — Хапнем мы ещё горя с этими хохлами, Равиль, неоднократно ведь предупреждал!
— Всё, не будет больше никакой Украины… — На полном серьёзе завил Равиль. — На этих выходных вся кончится!
— Да иди ты⁈ — Не поверил я. — Как кончится, мы с ними сколько бились, и денег вливали немерено, и до войны дошло в конце концов, никаким согласием и примирением не пахло. А у тебя так всё просто получается?
— Ну не всё просто, — не стал бахвалиться Равиль. — но лучше сейчас вопрос решить, пусть и с кровью, чем придти к такому, о чем ты рассказывал. В понедельник уже должны общественности выдать версию событий, почему Украина отныне не Украина. А у вас просто ни политической воли не было, ни желания что-то менять, что ты хотел от базарных торгашей во власти⁈
— Плохо ты хохлов знаешь, — позволил я себе усомниться. — вот же вчера смотрели с фестиваля инцидент, а там чем ближе к западенщине — тем больше таких бандеровцев, которым с нами совсем не в жилу вместе существовать.
— Ну вот сегодня-завтра ряд мероприятий проведут, после которых явочным порядком перестанет существовать она, а там излучатели на полную мощь включат. Будет тотальная деукраинизация проведена, особо упорствующих в ереси — переселят ближе к границам Кавказа и Средней Азии, там они быстро себя русскими почувствуют. Да и бывший Казахстан надо осваивать и заселять…
— Ну посмотрим… — С сомнением протянул я, совсем не разделяя его оптимизма, благо опыт общения с упоротыми рагулями и чубатыми свидомыми имел богатый. — Там только что массовые депортации помогут, вместе с репрессиями!
— Откуда вот в тебе злобы столько, Ваня⁈ — Удивился Равиль. — Там же наши советские люди, в основной своей массе тоже не испытывающие восторга от всеобщей украинизации. Слышал же про возрождение казачества? Вот вдобавок к существующим издавна казачьим округам создадим новый, сформированный из активного меньшинства, которое себя украинцами считает. Заполярному казачеству — быть! А ты хорош накидываться, не у тебя праздник!
Совету Равиля я внял, действительно и так уже кривой, вместо это налег на салатики и горячее. А там и официальная часть подошла к концу — гости остались допивать и доедать, а нас, молодых — торжественно проводили в коттедж. Вместе с горой подарков, среди которых самым интересным был долгожданный компьютер, переданный дядькой известно от кого. Не забыли!
— Ну что, дорогая, первая брачная ночь? — Едва переступив порог своего нового дома предложил Лене. — Или подарки разберем вначале?
— В жопу, Ваня! — Простонала совсем неподобающе будущей учительнице моя теперь уже жена. — Просто спать! Еще завтра день выстоять и продержаться! Ну ладно, платье помоги снять только…
Лена, вымотанная сегодняшним праздником, безмятежно посапывала в кровати, а меня, хоть убей — сон не брал. Оставил её в спальне и прошел в зал, где включил телевизор, предварительно выкрутив звук до минимума. Чтоб тут же его добавить: в эфире был «Взгляд», а в студии у ведущего сидели Николай, мой земляк из «Яви и Нави» и отправленный им в нокаут солист из «Братьев Гадюкиных».
— Не было никакой подоплеки в моих вышкажываниях! — Оправдывался львовский музыкант, сильно при этом шепелявя — Это был штёб и ирония, я шам не люблю этих нашионалиштов!
— Ну извини! — Без всякого раскаяния повинился Колян. — Только я так скажу: все эти шуточки и стёб ничто иное, как растягивание очка Овертона!
— Чего⁈ — В унисон удивились ведущий с музыкантом из Украины, не знакомые с этой теорией, в отличие от Коли, тесно общавшегося с одни попаданцем.
— Того! — Отрубил признанный музыкант. — Сегодня ты шуточки про Бандеру отпускаешь, завтра зиговать примешься, а послезавтра в УПА-УНСО вступишь и по ночам с факелом бродить начнешь, пока не пристрелят как бешеную псину! Ладно, объясню по простому: сегодня ты дал сокамернику на полкарасика, а через месяц тебе туда банка сгущенки залетает со свистом, вот это и есть очко Овертона. Ученый такой есть…
— Какая оригинальная концепция… — Пробормотал растерянный ведущий и картинка из студии сменилась кадрами с фестиваля, под эту музыку наконец-то благополучно уснул.
Пробуждение вышло достаточно болезненным: и намешал вчера всего, и натанцевался, и в конкурсах поучаствовал. Ещё и салатики эти, наверняка не стоило на них так налегать. Первым делом включил телевизор, посмотрев на часы — восьмой час. Так, блок новостей я просохатил, можно пойти поставить чайник. Сейчас даже радио терзать бесполезно — там тоже развлекательная-музыкальная программа скорей всего, а вот пол-восьмого что-нибудь расскажут, не об Украине, так о событиях в мире и стране. В половине восьмого уже сидел с кружкой крепко заваренного чая и дождался.
Сразу же про Украину пошли новости и кучно — камера оператора показывала то кадры стихийных демонстраций, то транспаранты с лозунгами, из которых больше всего доставил из Днепропетровска: «Дякую тоби боже, шо я не хохол!» Под закадровый голос диктора, что наконец-то не только Крым, подаренный Хрущевым, вернулся в родную гавань, но и вся территория Новороссии и Малороссии отныне неотъемлемая часть России. Мельком диктор упомянул о подавляемых беспорядках во Львове и Ивано-Франковске. Посыл зрителям был простым и незатейливым: искусственное образование Украина, как наследие большевиков, подложивших мину под государственность — подлежит демонтажу в рамках декоммунизации.
Судя по видеорепортажам — народ присоединению к России радовался, валил памятники Ленину и всячески выражал восторг. Или я чего-то недопонимаю, либо свидомость головного мозга ещё не тотально поразила бывшую незалежную, а скорей всего — грамотная и скоординированная работа спецслужб, пришедших на смену скомпрометировавшему себя КГБ. Хотя то, что с Западной Украины кадров не было, сигнализировало, что там не всё так благостно. Ну им же и хуже, никакого сочувствия и жалости, в памяти ещё живы кричалки: «Москалей на ножи!»; «Хто не скаче, тот москаль!» Как правильно выразился Равиль: «Заполярному казачеству — быть!»
Не успел переварить, что там у хохлов — как подоспели новости из Америки:
— В Соединенных Штатах продолжаются беспорядки, угнетаемые негры и латиноамериканцы создали общественное движение БЛМ, что означат: «Жизни черных важны!» — Всем своим видом осуждая эксплуататоров зачитывала следующую новость хорошенькая ведущая. — Мирные демонстрации и акции протеста безжалостно подавляются полицией, с применением огнестрельного оружия! Беспричинная и немотивированная агрессия со стороны правительства вызывает ответную справедливую реакцию народа, а все происходящее затронуло крупнейшие города Штатов, грозя выйти из-под контроля! Конгресс проголосовал за привлечение армии с целью подавления очагов наиболее яростного сопротивления. Происходящее по накалу и ожесточенности больше напоминает гражданскую войну, чем обычные беспорядки.
Я чуть не подавился чаем, закашлялся и разбудил Лену, заглянувшую в зал:
— Что тут у тебя⁈
— Негры в Америке! — Прокашлявшись, выдохнул я.
— Опять линчуют⁈ — Округлила глаза жена.
— Лучше! За свои права борются! — Засмеялся я.
Недовольно покачав головой и пристально изучив, всё ли со мной в порядке — удалилась в ванную, а я добавил звук, раз уж все равно разбудил. Нет, ну надо же — банды цветных и латиносов назвать мирными протестующими! Да там даже по обрывочным кадрам видно, что стихийные борцы за права нацменьшинств вооруженны автоматическим оружием. А упоминание БЛМ заставило преисполнится гордостью за наши спецслужбы — этакая пасхалочка из будущего, неожиданно воплощенная в этом времени. Неужели прекратили бесполезное финансирование марионеточных социалистических партий в США и занялись настоящей работой? А тем временем диктор перешла к следующим новостям, отодвинул чай подальше и прислушался:
— В городе Ганновер Федеративной Республике Германии взорван автомобиль, начиненный взрывчаткой, ответственность за это взяла на себя Ирландская Республиканская Армия, количество жертв и пострадавших уточняется.
На этом новости закончились, в телевизоре заплясал Леонтьев в лосинах, а я принялся за остывший чай. Морально готовясь ко второму и последнему дню свадьбы, дадут отпраздновать хоть? Того и гляди, такими темпами — недалеко и до международной эскалации, вплоть до обмена ядерными фугасами…
Глава 18
Глава 18.
— Доброе утро, молодожены!
Александра с утра заявилась, не запылилась. Нет чтоб к деду пойти, у которого в саду на воскресенье запланировано проводить второй день свадьбы — помочь, большая ведь уже. Заключительный день для узкого круга своих, без вчерашней массовки, где я добрую половину присутствующих совсем не отображал. Ещё и родственники понаехали, со всех концов нашей необъятной. Вроде и познакомились, но в колготне и праздничной суматохе — толком никого не запомнил.
— Ух ты, сколько вам всего подарили! — Кто бы сомневался, что младшая обойдет вниманием подарки, впрочем, тут же переключилась на меня. — А ты чего делаешь, Ваня, с телевизором, сломался⁈
— А это, Саша, персональный компьютер! — С гордостью объявил я, закончив разбираться с подаренным протокомпьютером, подключив его к телеку. — Сокращенно — писюк, сейчас загрузится и покажу тебе, как чертей гонять!
— Ну-кась, ну-кась, чой-это⁈ — Тут же заинтересовалась сестренка, оставив в покое подарки и подсела поближе, сопя мне прямо в ухо. — Это как «Ну погоди», только на телевизоре⁈
— Это круче, щас сама увидишь!
Кое как разобрался в допотопных технологиях, загрузил с дискеты первую игрушку, бродилку-стрелялку в подземельях, с двухмерной графикой и писклявыми восьми битными звуками. Пробежался сам на первом уровне, бесславно погибнув на середине и вручил Саше:
— Давай, дерзай! Посмотрим, как справишься!
Да уж, столько ждал, надеялся и верил — и такое разочарование. Буду ждать нового поколения компов и игрушек вроде «Вольфенштейна» и «Дума», года четыре или пять до их появления осталось. Оставил младшую, азартно закусившую губу и полностью погрузившуюся в виртуальную реальность за компом в зале, а сам прошел на кухню. Там достал пару лимонов (вот тебе и дефицит, в сельпо лимоны продают, не удивлюсь, если и бананы появятся в продаже), разрезал на две части, выжал их в трёхлитровую банку, добавил сахара чутка и залил холодной водой — самое то после вчерашнего.
Пару кружек успел выпить, прежде чем вслед за Александрой ещё гости завились, на этот раз Андрей с Максом, с порога зашумевшими:
— А чо ты дома рассиживаешься? — Это Андрюха, со свойственной всем ментам бесцеремонностью. Он и раньше-то деликатностью не отличался, а сейчас, когда стал начальником милиции — от него её глупо ждать. — А чего это у тебя, лимонад самодельный⁈ Давай сюда, это ты здорово придумал, а то пить хочется — мочи нет! А чо у тебя сифона нет что-ли, Вань, сейчас бы газу ещё сюда…
Дядька ополовинил оставшийся в банке лимонад, остальное допил Максим.
— Пойдем, что-ли? — Переспросил Макс, с сожалением поглядывая на половинки лимонов в пустой банке. — Вернее — поедем, чего ноги топтать, если машина есть. Жену толкай, чтоб собиралась и тронемся.
Лену, как ни странно — поторапливать не пришлось. Она уже давно собралась, это сколько же мы с сестренкой возле компьютера провозились? Посмотрел на часы — уже десять почти, два часа пролетели незаметно. Дружно потопали на выход, но тут звуки компьютерной игрушки заставили меня остановиться в прихожей:
— Погодь, Шурку забыли!
Сестренка, с азартом управляющая героем на экране — к действительности вернулась не сразу, сидели и моргала, не понимая, почему она должна бросить всё и куда-то идти. А когда осознала — заревела в голос, удивив не только меня, но и подошедших из прихожей родственников, удивленных неожиданной задержкой. Первый раз услышал, за несколько лет, как она плачет, я уже думал, что ей всё нипочем.
— Никуда не хочууу! Чего я на вашей свадьбе не видела!
Пришлось оставить дома, оно и впрямь — пусть лучше за компьютером посидит, чего ей со взрослыми сидеть, сегодня по любому все как Андрюха и Макс будут. Помятые и болеющие, уже к обеду опохмелятся, так что с чистой совестью оставили её наедине с телевизором, а сами поехали к деду. А там уже и без нас развернулся праздник, родственников и близких друзей было столько, что бабушка Антонина то и дело покрикивала:
— Картошку мне не потопчите! Куда прётесь в огород, сидите за столом! Госспади!!!
Наше появление вы звало новую волну оживления в рядах и так с утра пораньше веселящихся гостей. Дядька с Максимом сразу направились к столу, а нам с Леной пришлось пройти по всему саду, поздороваться с народом, где парой слов перекинутся, где, изображая внимание и почтительность — выслушать напутственные советы от умудренных жизненным опытом старших родственников. Уф, вроде всё — всем уделили внимание, я аж взмок и проголодался. Оставив жену в женском обществе — пробрался к тому краю стола, где восседали деды и оба дядьки, Андрей как раз что-то вещал, дирижируя щампуром с недоеденным куском шашлыка:
— Любая насильственная смена власти, будь то переворот, путч или революция — неуклонно ведет к ужесточению законов и закручиванию гаек!
— А какая разница, сынок, между путчем и революцией, али переворотом, ась? — Ехидно перебил его Арлен.
— Обычная, — не растерялся дядька. — если власть захватили беспрепятственно, то это революция, а если неудачно получилось, то это путч. А переворот, это когда революцию другие державы признавать не хотят!
— А где у нас эти ужесточение законов тогда? — Вопросил прадед Александр.
— Как где⁈ — Растерялся Андрей. — А то что вместо Казахстана теперь несколько областей, не считая сколько там этих казахов полегло во время волнений, не считается? Прибалтика, со времен Сталина столько народа насильственно не переселяли, хотя вернее это депортацией назвать.
— Да и хер с ими! Надо было ещё при Сталине всё это болото взбаламутить! — Жизнерадостно провозгласил Арлен и обратил внимание на меня. — Айда, внучек, выпей, пока мамка не видит! Совсем большой стал!
От сомнительного удовольствия накатить на жаре я отказался, прихватил на тарелку пару кусков мяса, доложил зелени с овощами и не встревая в беседу — продолжил слушать не унимающегося Андрюху. Которого с чего-то переклинило на почве политики, на работе не хватает что-ли таких тем?
— Антон, Вайс! Ком су мир! — Внезапно кого-то позвал с другого конца стола прадед Саня и обратился ко мне. — Деда то своего помнишь двоюродного? Вот он сейчас растолкует за казахов, всю жизнь почитай там живет, как из Поволжья выслали в сорок втором. А про бандеровцев я и сам рассказать могу, довелось в тех краях повоевать, не додавили тогда их после войны, а потом Хрущ всем скопом амнистировал. Одно слово — кукурузник!
Не спеша подошел кряжистый дед из Казахстана, протиснулся между Арленом и Александром Гавриловичем, уселся на лавку и шутливо поприветствовал их:
— Всё ещё небо коптите, хрычи старые⁈ Когда на пенсию-то?
— Да что там на пенсии делать, на том свете отдохнем! — Отшутился Александр Гаврилович и посерьезнел. — Антон, ты который год там у себя в Кустанае председателем колхоза трудишься, расскажи нам, что там у вас творится, а то по телевизору одно дело увидеть, а как оно на самом деле — совсем другое.
— Да сколько раз говорить, в Рудном мы живем! Рядом с Кустанаем! У нас всё спокойно, этих казахов немного, да и те мирные. А вот ближе к югу — всякое творилось, так что не врали по телеку: и они вырезали до кого дотянутся, и их не щадили. Сейчас всё спокойно: кого упокоили, кого депортировали. В Чимкентской и Джамбульской области строят свой Казастан, начали с того что своего первого секретаря компартии Назарбаева удавили прмо на курултае, который претендовал на роль лидера. И что-то вместо великой и независимой страну у них какой-то бардак происходит, начался массовый обратный исход, только там войска стоят и никого не пропускают, а наоборот — со всех областей ненадежных казахов и уличенных в сепаратизме им сплавляют. Так таких уже почитай не осталось, до самых тупых дошло, что лучше под русскими жить, чем последний хер без соли доедать.
— Да насмотрелся я на все эти братские народы, — вставил реплику Максим, покосившись на свою простреленную ногу. — на словах: брат, а отвернёшься — нож в спину засадят.
— В точку! — Поднял палец вверх Арлен. — А ты где, зятек, с ними столкнулся, это не когда с командировки подраненный приехал? В Казахстане был, получается?
— Не, я в Карабахе был, задолго до того, как начали здравую политику проводить в отношении национальных окраин. Ну ничего, мы там и материал отсняли и с последними иллюзиями расстались, ну и плацдарм для нынешнего анклава — наша работа!
— А там что сейчас, как официально объявили: территория России на весь Карабах, наши военные базы и никакого местного населения больше? — Заинтересовался дед Саня.
— Наверное, — пожал плечами Макс. — я же давно там не был. Ещё и стратегическое вооружение разместят, если верить тому, что Посол сказал.
— Ну раз посол сказал, значит — разместят! — Согласился Арлен. — Давайте вздрогнем, за Посла и Директора
Послом и Директором в народе стали звать Жириновского с Лукашенко соответствующе. Лукашенко понятно — у него в активе работа как раз директором совхоза была, а Владимира Вольфовича — за некоторые инциденты в ходе политических дебатов, связанные с его экспрессивностью. Первый раз это случилось во время его дискуссии с Новодворской, тогда Жириновский не выдержал простоты баба Леры и со словами: «Да пошла ты нахуй, жаба ебанутая!» — выплеснул ей в лицо стакан воды. Потом долго извинялся и каялся, говоря что не знал о её психическом нездоровье. Новодворскую после всего того, что она там несла на голубом глазу — вновь определили в психоневрологический диспансер, на этот раз, надеюсь — окончательно. Ну а Вольфович после этого ещё не раз срывался, в основном на бывших коммунистов, лезущих во власть; так что прозвище Посол, подаренное ему народом — подошло как нельзя лучше.
Мужики выпили, закусили и, извините за тавтологию — закусились по новой:
— Мне десть лет было, когда нас в Казахстан привезли, — продолжил дед из Рудного. — так я так скажу: нормальные люди казахи, когда их два-три человека на десять русских. А если в бригаде собирается больше половины, то всё: сбиваются в кучку, гыр-гыр-гыр по своему и работать по человечески не заставишь, только пиздить.
— Ты прямо точь в точь обрисовал жителей Кавказа, — внес свою лепту Максим. — причем они люто и искренне друг друга не любят, но русских ненавидят ещё больше, прямо на животном уровне. Тут они готовы сплотиться и забыть былые обиды между своими племенами, почему так?
— Потому что спасали неоднократно, а многих вытащили прямо из родоплеменного строя и стоя ссать научили, не говоря об излечении от трахомы и прочих болезней. — Надоело мне просто быть безучастным слушателем. — Ты один приходи, мы тоже одни придем! Нож не бери, мы взяли! Друзей не зови, мы позвали! Вот так и живут, с братской помощью и при численном превосходстве — ничего не боятся. Восток же, только силу уважают, а мы им всё на блюдечке: субсидии, социалку, школы и дома культуры, заводы и фабрики. Так с чего они нас уважать будут, если видят дойную корову?
— Так, хорош тут межнациональную рознь сеять! — Стукнул кулаком по столу Андрей. — Начали с того, что ужесточение законов будет, а пришли опять к национальному вопросу! Всё, нет его больше! Есть русский народ и коренные народы страны, а с остальными — всё сложно пока. У нас сверху директива — пресекать все проявления национализма малых народов и особенно сепаратизма. Даже специальное управление под эти цели создается.
— Центр «Э»⁈ — Догадался я.
— Чего⁈ Какой центр? — Удивился Андрей.
— Ну этот, помнишь рассказывал — Центр по противодействию экстремизму.
— Нет, слава богу, управление по делам культурной и национальной целостности России, при МВД. Ещё в связи с тем, что формально отпустили вожжи в том, что касается религии — будем сектантов щемить всяких, за православной епархией присматривать, чтоб берега не теряли и не дискредитировали церковь, и к исламу самое пристальное внимание — с чьего голоса поют имамы и муллы, чтоб никакого радикализма и тем более сношений с заграницей. — Тут Андрюха аж скривился, вспомнив мои рассказы про этот самый Центр в двадцать первом веке. — А пока нас обязали присматривать за всем этим, границы с большинством братских республик сейчас на замке практически. Все виды сообщений приостановлены, только русских выпускаем, да гостей из этих республик по домам загоняем. У нас-то навели порядок, что с криминалом и цеховиками, что с бывшей номенклатурой, а у них сейчас не пойми что, особенно на Кавказе и в Закавказье, не говоря про Среднюю Азию. Там и раньше отдельные государства были, с символической советской властью. Пока не трогаем, не до них, нам ещё в Прибалтике, бывшем Казахстане и Украине порядок наводит и наводить, так что пока попросту огородились. Вот вы как, Антон, доехали, нормально?
— А чего ненормального? — Удивился двоюродный дед. — Мы же в России, разве что теперь и на поезд, и на автобус по межгороду — билеты без паспорта не продают, как в аэропорту раньше. И у нас тоже неофициально спущенная сверху рекомендация, как мне наши милиционеры поведали — ни разрешение на оружие нацменам из казахов не выдавать, ни в национальную гвардию не брать. Окромя как только заслуживающих доверия и делом доказавших свою полезность. Так и сказали: «Они за семьдесят лет Советской власти не ассимилировались, чуть ослабла власть — за ножи схватились, так что ещё несколько поколений пусть в себя приходят».
— Да, — кивнул Андрей. — у нас тоже такая политика, в нацгвардию только проверенных людей брать, никаких недавно переехавших с окраин. Паспорт теперь обязателен при поездках между городами, и паспортный режим будут реформировать, причем не в сторону его упрощения, с обязательной дактилоскопией каждого гражданина. Так что вот такие пироги, что я и хотел вам сказать по поводу закручивания гаек…
— Ты словно недоволен, Андрей, — заметил Арлен. — вам же проще работать будет, али нет?
— С одной стороны проще, — задумался Андрей. — а с другой ведь что-то про свободы говорили и демократию, а оно вон что вырисовывается.
В общем, вместо нормального второго дня свадьбы — опять политинформация и споры о том, как нам обустроить Россию. Раньше я в таких мероприятиях не участвовал — давил груз послезнания, не видел смысла спорить о том, что предрешено. А уж тем более ошарашивать окружающих тем, что нас всех ждет — не поверили бы. Сейчас же, когда всё пошло не так, как всё было в моей истории — отвел душу в мужском коллективе. Мне-то больше вариантов развития событий известно, куда и как может повернуть история, чем всем здесь собравшимся. Да что там говорить, и жил в таком будущем, которое сейчас вспоминаю как страшный сон. Или даже как клинический случай прогрессирующей шизофрении, когда с самого верха заявляют одно, а в реальности происходит совсем другое.
Сейчас скажи, что всё то, о чем нам «врали» в советских газетах про капитализм — окажется правдой, так на смех поднимут. Слишком уж при социализме перегнули палку с пропагандой, что на фоне «достижений» социализма вызывало у населения когнитивный диссонанс. Посмотрим, что будет дальше, пока новое правительство смогло решить проблему с основными товарами, по крайней мере с продуктами. Ну и пропаганда никуда не делась, просто перестала быть такой оголтелой. И как заявили с самого верха: «Никакой уравниловки не будет, каждый будет получать по труду и способностям, частной инициативе и предпринимательству — зелёный свет. А вот желающим стать миллионером — прямая дорога на Запад, у нас такого не будет!» Может, эти слова у кого-то и вызвали недовольство напополам с сожалением, мне же, знакомому с предметом — как бальзам на сердце.
Влетел с двух ног в дискуссию, ещё и накатил слегка, поддавшись на провокацию мужиков, что я уже взрослый. Душу то отвел, но и поорали знатно, особенно на меня деды взъелись, за мои прогнозы, что нас может ожидать. Да и остальные, исключая посвященных дядек Андрея и Павла — посматривали в некотором недоумении, только что пальцем у виска не крутили. Изгнали в конце концов из общего, с приговором, высказанным двоюродным дедом Антоном:
— Молод ты ишшо, Ваня, этак фантазировать! Начитаются херни всякой, в журналах этих новых! Я говорил, что отмена цензуры до добра не доведет! Как тебе только в голову такое пришло вообще⁈
— Я же гипотетически, дядь Антон!
— У тебя же ребенок скоро родится, как ты с ним жить собрался в этаком гипотетическом обществе, о котором сейчас рассказываешь! Уйди от греха лучше, Ваня!
Оба деда его поддержали, да и Андрей с Пашей давай всячески подмигивать, чтоб прекращал эпатировать старшее поколение. Эх, а я только во вкус вошел, описывая реалии девяностых и последующей истории как-то, что может произойти. Какие тонкие, нежные и ранимые натуры, однако! Хотя, расскажи то, что здесь и сейчас происходит либералам из моего времени — тех бы вообще кондратий хватил, вплоть до эпилептического припадка. Ну и ладно, не хотят слушать — и не надо, дело к вечеру, можно Лену забрать и домой тихонько смыться.
С такими мыслями вылез из-за стола, провожаемый недобрыми взглядами всех троих дедов, но улизнуть домой не получилось. Был пойман бабушкой и приставлен к делу:
— Помоги телевизер вынести на улицу, Ваня! Ты и трезвый вроде, не разобьешь.
— Давай конечно, помогу. А зачем? Концерт какой что-ли иди важное политическое заявление?
— Лучше! — Торжественно провозгласила бабушка Тоня. — Утром программу передавали, сегодня будет новая передача: «Битва экстрасенсов!» Два гостя, второй Чума какой-то, не слышала про него, а первый — сам Анатолий Кашпировский!
— Чумак, — поправил я бабушку. — Такой же прохиндей как и этот хохол Кашпировский!
— Чой это прохиндей-то⁈ — Оскорбилась баба Тоня, поджав губы. — Он уже выступал по теливезеру в Киеве, сотни детей от энуреза вылечил!
— Ну раз от энуреза, то ладно! — Согласился я, не став расстраивать бабушку, разуверяя её в способностях мошенника-экстрасенса. — Щас точно поможет, отучит всех родственников под себя ссаться, со стопроцентной вероятностью! Кроме тех, что с дедовым самогоном меры не знает…
Глава 19
Глава 19.
Пока выносил телевизор во двор, вытягивал к нему антенный кабель и переноску — народ из сада подтянулся, оживленно переговариваясь. Кто о чем, а деды с дядьками продолжали затирать о политике.
— Вот кто у нас сейчас главный, а⁈ — Наседал на Андрея и Павла Арлен. — Посол и Директор везде мелькают, но понятно же, что это ширма! А кто на самом деле во главе страны, что за комитет по Гражданской обороне и чрезвычайным ситуациям, кто в него входит⁈ Раньше вот был Генсек, с него спросить можно было, а сейчас с кого⁈
— Папа! Я же просил не распространяться на политические темы! Кто надо, тот и входит! Много ты с бывшего Генсека спросить мог, который тихой сапой чуть страну не продал⁈
— Вы чем спорить, лучше бы скамейки принесли, — решил я влезть в дискуссию. — сейчас кино начнется, не стоя же смотреть. А в правительстве сидят Неизвестные Отцы, как в книжке, чего ещё надо. Пока я лично в их действиях ничего кроме пользы для страны не вижу…
Предвидя возражения и чувствуя, что накал полемики вот-вот захлестнет с головой — врубил телек, добавив звук на максимум. Сработало — зомбиящик отвлек всё внимание на себя: деды тут же переключили свое внимание на него, послав за скамейками тех кто помладше. А вслед за ними, словно насекомые на свет фонаря — стали собираться остальные. Седьмой час, в эфире новости, Арлен протиснулся поближе к экрану, скомандовав:
— Ваня, погромче сделай! А вы не галдите, бабоньки, с вами так и не узнаешь, что в стране и мире происходит!
Разговоры стихли, но что там случилось в мире — не довелось узнать, новости заканчивались. Да и вообще, в последнее время перестали без конца мусолить то, что происходит за рубежом — своих проблем хватало. Я скромно надеялся, что в этом есть часть моих заслуг: не зря упирал на суверенизацию в своих отчетах, приводя в пример политику Китая своего времени, который для внутренней аудитории придерживался четкой политики информационной гигиены — 20% новостей о происходящем в мире и 80% — локальные события.
Ну а сейчас так совпало, что новости из столицы были частью мировых событий — диктор монотонно перечислял многочисленные иностранные делегации, приехавшие на переговоры. Не иначе, как в преддверие предстоящего внеочередного созыва заседания ООН, кто только не приехал: Индия, Китай, Иран, представители из Латинской Америки, о странах членах СЭВ и упоминать не стоит — заявились все. На мгновение вновь посетило сожаление о отсутствие интернета — сейчас бы почитать многочисленных аналитиков и диванных экспертов, с их версиями событий о происходящем.
— Вот, папа, — Толкнул Андрюха в бок деда. — а ты негодовал, кто у нас сейчас во главе страны стоит! Кто надо, тот и стоит! К кому попало такие делегации приезжать не будут!
На этот счет и у меня было свое мнение, и у Арлена, но поговорить нам не дали — теперь уже женщины зашикали на нас, чтоб не отвлекали от экрана. Там как раз перед долгожданной передачей «Битва экстрасенсов» — стали крутить рекламу о новой программе, анонсированной на начало августа. Участником которой мог стать каждый житель страны, для этого рекламу и крутили — приглашали желающих принять участие в отборе. Англицизмов кастинг и реалити-шоу, столь привычных в двадцать первом веке, не звучало, но я немного обалдел, когда понял, что захватившая умы женской аудитории будущая передача «Вечера на хуторе…» — ни что иное, как калька с «Дома — 2».
Выпустил Кракена, называется, вот что мне стоило придержать язык⁈ Я и не смотрел это шоу, просто невозможно было не знать о нем, да пару раз в гостях — пришлось наблюдать краем глаза. А судя по мечтательным взорам женщин, успех «Хуторам» обеспечен, кто помоложе — уже мысленно прикидывают, подходят ли под заявленные критерии отбора: от 18 до 25 лет и фотогеничность, с отсутствием боязни публичных выступлений.
Одна надежда, что тут все поприличней сделают и удержатся в рамках приличия — про «построй свою любовь» не упоминают, всё больше упирают на культурно-просветительскую цель, что на конкретных примерах будут показывать все экономические и социальные преобразования в стране. Однако, чувствую — что и без любовной линии не обойдется, не зря же собирают вместе в одинаковом процентном соотношении и парней, и девущек, да ещё и на хуторе…
В небольшом шоке я от перемен на телевидении с ещё большим интересом стал ждать «Экстрасенсов» — что они там наснимали, я ведь ни одной из этих программ не смотрел, просто проинформировал на бумаге, что была такая: где всех этих паранормалов собирали в кучу, подвергали всяческим испытаниям и выбирали самого экстрасенистого. Без всякой конкретики, как и что происходило в процессе…
Предчувствие не обмануло, после заставки «Битва экстрасенсов» под весёлую мелодию — камера показала ведущего. Ивана Демидова, в его неизменных черных очках, который сразу же пошутил:
— Сейчас мои очки как нельзя кстати, иначе от проницательного взора наших гостей не спрятаться! А так есть шанс не подвергнуться гипнозу!
А вот гости, Алан Чумак и Кашпировский — выглядели отнюдь не презентабельно. И больше походили на типичных обитателей изолятора временного содержания, осужденных за хулиганку на пятнадцать суток, чем на респектабельных и всесоюзно известных целителей. Впрочем, ведущий тут же озвучил мою догадку:
— Статус наших сегодняшних гостей, Алана и Анатолия — подследственные! Им вменяется в вину мошенничество и незаконное оказание врачебной помощи! Выражаю отдельную благодарность Лефортовскому следственному изолятору за предоставленную возможность провести передачу! И от итогов сегодняшней программы будет зависеть дальнейшая мера пресечения для наших участников! Открою завесу тайны: по заключению председателя Комиссии по борьбе с лженаукой при Академии наук Эдуарда Круглякова, проводившего предварительную экспертизу — возможности наших участников не выходят за рамки обычного человеческого организма гомо сапиенс, свои экстрасенсорные возможности под контролем ученых они подтвердить не смогли. Также вся задействованная техническая аппаратура никаких отклонений и и паранормальных возможностей не зафиксировала.
Демидов сделал эффектную паузу и продолжил, цитируя Шекспира:
— Но тем не менее: «Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам!» А мы здесь собрались для того, чтоб на камеру и беспристрастно выяснить — есть ли рациональное зерно в повальном увлечении всевозможным сверхъестественным. Включая парапсихологов, экстрасенсов, астрологов и охотников на НЛО, Сегодняшняя передача лишь пробный шар, в следующую субботу нас ждет встреча с Джуной Давиташвили, в данный момент находящейся так же по подпиской о не выезде и ночным сторожем Павлом Глобой, который внезапно осознал себя астрологом! Не выключайте телевизор, приглашайте к экрану детей и беременных женщин! Сейчас мы выясним всю правду о самых известных экстрасенсах страны, которые попали под внимание милиции!
Я очень пожалел, что передача длилась недолго, каких-то жалких сорок минут. В течение которых ведущий с особым цинизмом глумился над шарлатанами, устраивая им всяческие каверзы. То заставляя угадывать загаданные карты, то определить, что спрятано в закрытом черном ящике. Фокусы с телекинезом и дистанционным зажиганием огня тоже не удались. Если честно — никаких явных доказательств своих возможностей приглашенные «экстрасенсы» продемонстрировать не смогли, лишь оправдывались, что они не по этой части, а настроены на работу с аурой, тонкими энергетическими полями, неизвестными современной науке и человеческой психикой. На что Иван Демидов лишь иронично улыбался, заготовив на десерт последнее испытание, которое и объявил, как заправский конферансье в цирке:
— А сейчас момент истины, уважаемые телезрители и участники! В левом углу ринга — Алан Чумак и Анатолий Кашпировский, заявляющие что обладают паранормальными способностями и возможностью загипнотизировать любого человека, в правом — два сотрудника правоохранительных органов, отличники боевой и политической подготовки! Этих двух молодых людей выбрали не случайно, позвольте их представить, кстати: Михаил и Дмитрий, курсанты школы милиции, прошу любить и жаловать! Так вот, выбор на них упал не просто так, некоторое время назад их близкие стали жертвами мошенников, утверждающих примерно то же самое, что и наши сегодняшние гости в левом углу ринга! А правила последнего конкурса просты до безобразия: пять минут дается экстрасенсам, чтоб подчинить себе волю курсантов! И тут никаких ограничений: хоть гипноз, хоть пассы руками, хоть мантры с заговором! А следующие пять минут в полном распоряжение будущих милиционеров, отсчет до начала первого раунда пошел!
— А у нас, — осклабился один из курсантов, дополняя слова ведущего и доставая из-за спины резиновую дубинку. — по волшебной палочке!
Чумак сразу высказал здравомыслие, на первой же минуте попросив самоотвод. А Кашпировский минуты три пучил глаза и махал руками, пытаясь поработить сознание курсантов школы милиции, введя их в транс. Но ещё до звука гонга, возвещающего конец первого раунда — тоже одумался и визгливым голосом потребовал прекратить весь этот фарс и клоунаду. На что Демидов меланхолично заметил:
— Это большой спорт, граждане, правила на ходу менять нельзя!
Как я и ожидал — первый раунд закончился полным поражением экстрасенсов, тут же попытавшихся покинуть пределы ринга вопреки озвученному регламенту соревнования. Эти попытки будущие сотрудники МВД пресекли сразу, подтвердив комплиментарные слова ведущего о их безукоризненной подготовке и отличной учебе. К чести курсантов — безжалостно избивать шарлатанов-парапсихологов они не стали, хватило нескольких весьма щадящих замахов и тычков, чтоб несостоявшиеся звезды экстрасенсорики принялись каяться и сознаваться в том, что дурачили общественность. Причем и здесь Чумак проявил зрелость, крича:
— Я готов написать явку с повинной!
В отличие от Кашпировского, который талдычил одно и тоже:
— Я больше не буду, товарищи, честное слово!
Побольше бы таких передач на Центральном телевидение! Гости во дворе переглядывались, эффект получился что надо, на экстрасенсах и повальном увлечении эзотерикой (как минимум в массах, упоротые и плоскоземельщики всегда найдутся), учитывая охват телевизионной аудитории — можно смело ставить крест. Начался какой-то художественный фильм, Ален скомандовал:
— Выключай, хватит на сегодня телевизора, у нас праздник!
Затащил здоровый ящик (до плазменных панелей — далеко, и не факт что вообще появятся) обратно домой. Уже вечер, гости пусть гуляют, а я устал за эти несколько дней, надо домой тихонько пробираться. Все опять разбрелись по интересам, нашел Лену, обрисовал ей дальнейшие планы на сегодняшний вечер и заручившись согласием — направился попрощаться с мужиками.
— Сашку домой гоните, — опомнилась мама, не успел я отойти от них. — весь день её сегодня не видно и не слышно, даже поесть не приходила!
— Да я же говорила, теть Нин, она у нас за телевизором сидит, нормально всё. — Успокоила её Лена.
Мужики на мое заявление, что я всё — только рукой махнули, настолько увлеклись разговором (да ещё не на сухую) по мотивам только что просмотренной передачи. О сверхъестественном, НЛО и шарлатанах, это они ещё о рептилоидах не слышали! Однако, услышав, что речь идет о цыганах — насторожился и ненадолго задержался. Дождался паузы в разговоре и вклинился, спросив у Андрея:
— А что там с цыганами нашими, успокоились и притихли?
— А всё, не наши они теперь! — Дядька уже накидался, надеюсь — он в селе переночует, не попрется на ночь глядя в таком состоянии к себе в город. — Были и сплыли, пусть теперь у молдаван о них голова болит!
— Выселили?
— Сами уехали, от греха подальше! — Открестился Андрей от обвинений в депортации. — Ну и мы намекнули, по совету сверху. Решили цыганский вопрос, так сказать! Ну давайте, мужики — за цыган по одной! Чтоб больше у нас не появлялись!
Ради такого дела — поступился принципами, после чего рассказал пару прохладных старшему поколению. Про чупакабру и энергетических вампиров, хотел ещё чего-нибудь добавить, но они опять на меня ополчились с чего-то и домой послали:
— Сам ты вампир энергетический, не рассказывай сказки! Идите уж отдыхайте!
Уже вышли с женой со двора на улицу, как женщины в саду запели:
'Издалека долго
Течет река Волга,
Течет река Волга —
Конца и края нет…
Среди хлебов спелых,
Среди снегов белых
Течет моя Волга,
А мне семнадцать лет…'
— Вовремя ушли, — заметила Лена и тут же, без всякого перехода, видимо строками песни навеяло — предложила. — Нам в следующем году по восемнадцать будет, под осенний призыв ты не попадаешь, так как день рождения в конце ноября, а к весне мы можем второго родить, чтоб тебя в армию не забрали! Это если в институт не поступим!
Аж зубами скрипнул, по ходу — не отвертеться от института. Лучше бы в армию сходить, там всего два года в сапогах и на свободу с чистой совестью, чем пять лет вышку получать. Но об армии я думал до того, как мы внезапно забеременели и никакой свадьбы не планировали, а сейчас, когда всё так завертелось — надо что-то думать. Как мог, успокоил её, туманно пообещав, что все вопросы решим по мере их возникновения.
Дома застали Шурку за компьютером с красными глазами. На столе полупустая банка варенья и изрядно погрызенным подсохший батон — я умилился, вспомнив реалии своего времени и хикки, а вот жена ужаснулась:
— Саша, нельзя же так! Весь день у телевизора и ешь всухомятку! Так не пойдет! \
— До двенадцатого левела дошла! — Похвасталась младшая, игнорируя справедливые претензии Лены. — И вот что, я завтра вместо летнего лагеря с утра к вам!
— Нет, Александра, — ухмыльнулся я. — теперь ты и в лагерь будешь ходить по расписанию, учиться на одни пятерки и ввести себя хорошо, если хочешь и дальше иметь доступ к компьютеру! А сейчас дуй домой!
С понедельника началась наша уже узаконенная семейная жизнь — я весь день пропадал на работе, разве что на обед стабильно ходил домой. По вечерам приходила шелковая Саша, в полной мере осознавшая все правила допуска к вожделенному компу, и мы с ней вместе по очереди рубились в игрушки. Без фанатизма, а то Лена уже намекала:
— С вами телевизор не посмотреть вечером, когда самое интересное! Ты же новости любил раньше, а сейчас как отрезало, это и есть компьютерная зависимость, про которую ты рассказывал⁈
А что мне вечерняя программа время, из информационной повестки не давали выпасть мужики на работе, да каждый обед проходил под телевизор, как раз полчаса дневных новостей. Трагедия под Ашой, когда в результате трагической случайности и утечки газа в ближайшем газопроводе произошел объемный взрыв — так и не случилась. К сожалению, точной даты случившегося я не помнил (кроме того, что это случилось летом), но все, что удалось вытащить из памяти — изложил на бумаге. Надеюсь, что помог…
В пятницу грянула неожиданная денежная реформа, с ограничением суммы для обмена (для вкладов на сберкнижках были послабления), впрочем — особого ажиотажа у населения не вызвавшая. Армении и Грузии дали в это же время формальную независимость, исключив из общего экономического пространства и тем более — проходившей денежной реформы. Как прокомментировал Лукашенко:
— Со своей коррупцией бороться не хотят, так ещё и наших беглых жуликов приютили! Пусть живут как хотят, заодно посмотрим со стороны на наименее ценных субъектах, как они рыночные отношения и капитализм развивать будут, не паразитирую на России! И денежная реформа тут как нельзя благотворна, слишком много неучтенной и откровенно криминальной наличности там скопилось! Теперь никакого общего экономического пространства, пусть свои дензнаки печатают, хоть тугрики, хоть косточки виноградные используют для расчета между собой!
Большее разочарование вызвало то, что вечером воскресенья долгожданный второй выпуск программы «Битвы экстрасенсов» так и не вышел. С пояснением, что Джуна Давиташвилли внезапно уехала в Грузию, вместе с мужем, а Павел Глоба так же резко охладел к астрологии.
— А других экстрасенсов у нас для вас нет, — Развел руками Иван Демидов в коротком ролике, вышедшем вместо прогремевшей в одночасье на всю страну передаче. — вернее есть, но ими уже занимаются компетентные органы, а сами они не горят желанием получить всенародную известность в нашей программе. Но я с вами не прощаюсь, попробую свои силы в другом направлении, а именно в музыке! Запланировано сразу две передачи: «Музыкальное обозрение», где буду рассказывать достоверно о всех стилях и направлениях современной музыки и большая часовая передача по воскресеньям — «Новые имена», попасть в которую может каждый, достаточно написать в нашу редакцию и приложить аудиозапись своего творчества! До скорых встреч!
Глава 20
Глава 20.
— С — Стабильность! — Довольно промычал я над тарелкой с супом.
С этой Сашенькой и её увлеченностью (даже одержимостью) компьютерными игрушками — руки до воскресных газет дошли только сегодня, в понедельник на обеде. Одним глазом изучал прессу, прислушиваясь к новостям из телевизора и ещё умудрялся поддерживать диалог с женой, прямо как Юлий Цезарь! И ложкой орудовал с удвоенной скоростью — быстрей поем и ещё успею по лабиринту пробежаться, обеденное время надо использовать по максимуму!
— Где ты стабильность увидел? — Неподдельно удивилась Лена и ткнула пальцем в телевизор. — Здесь что-ли⁈
— В газете! Программу телепередач наконец-то опубликовали! Вот, со среды будут прямые включения с заседания ООН! И вечером информационные выпуски!
— А сноска под звездочкой, что в программе возможны изменения, как со стабильностью стыкуется? Я тоже, кстати, собираюсь смотреть, что в ООН происходить будет, так что прикрою вашу шарашкину контору! Черти что устроили, орете как оглашенные со своим компьютером, чему ты младшую сестру учишь и какой пример показываешь?
А вечером вместе с Сашкой приперлась целая делегация из многочисленных братанов, сестер и прочих дядек с тетками — сам черт ногу сломит, начни он разбираться: кто кому кем приходится. И если младшая имела вид смущенный и виноватый, то остальные были настроены более решительно: требовали показать им компьютер, который я имел наглость скрывать от родни. Показал Саньке кулак незаметно для остальных и вздохнув — пригласил в дом. Выпроводить гостей, подпавших под тлетворное влияние компьютерных технологий, едва удалось далеко за полночь. А утром Лена пошутила:
— Уютное семейное гнездышко чем дальше, тем больше напоминает воровскую малину и проходной двор, Ваня! Я вчера так и не смогла посмотреть телевизор из-за вас! Я так догадываюсь, теперь народная тропа к нам не зарастет⁈
— Ну это, милая, не надо нервничать, вредно в твоем положении! Давай второй телевизор купим тогда, как идея⁈
— У меня лучше есть, — ласково улыбнулась Лена и вновь пошутила. — или ты с этим что-то делаешь, или развод и девичья фамилия!
В каждой шутке есть доля шутки, поэтому в среду утром я поволок свой комп в школу — решил пожертвовать всё лучшее детям. Внести свою лепту в формирование компьютерного класса, обещанные «Корветы» в начале августа привезут, пусть пока на моем «Спектруме» потренируются. И дети, и кого там Лариса Максимовна решила учителем информатики сделать. Школьники всё равно большей частью сейчас летний лагерь при школе посещают, думаю, что после моего подарка родной альма-матер — их оттуда и палкой не выгонишь…
А ведь действительно, выпал из реальности с этими играми: флаг, развевающийся над входом в школу, заставил остановиться и протереть глаза — не чудится ли это мне. Разделенное по диагонали полотнище на бело-сине-красное и черно-желто-белое поле узнал сразу, а вот двуглавый орел с красной звездой по центру на этом фоне, сжимающий в одной лапе серп, а в другой молот — изрядно удивил. И спросить не у кого, отловленный школьник в недоумении посмотрел вначале на меня, затем на флаг и буркнул:
— Не знаю я! Давно висит, больше недели!
Директрису нашел без труда, в её кабинете: всю в делах и заботах. На вопрос о новой государственной символике она лишь отмахнулась:
— Что флаг, Иван, у нас тут и реформа образования, и новая учебная программа! Причем учебников ещё даже нет, а программа есть! Носова произведение, «Незнайку на луне» — сейчас с третьего класса обязательно проходить надо, с разбором и обсуждением. И представляешь, педагогический институт имени Герцена, где я твою Лену мечтала видеть — теперь имени Достоевского! Всё смешалось в доме Обломовых, а ты про флаг!
— Так это же замечательно, Лариса Максимовна! — Обрадовался я. — Теперь и я свою жену хочу видеть в числе студентов института имени Достоевского! А Герцен этот ваш — пи. Совсем не пример для подражания!
Изложил цель своего визита, сосватав Александру как незаменимую помощницу в становлении компьютерного класса, ещё раз подтвердив, что обязательно помогу разобраться с техникой для кабинета информатики, как только её привезут. Лариса Максимовна наморщила лоб, вслух размышляя, кого бы ей озадачить новым предметом:
— Историк вторую неделю в запое, как ознакомился с новым планом на учебный год. Начал изучать рекомендованную министерством литературу и до сих пор не просыхает! Придется профильных специалистов озадачивать, математичек или физика. Когда ещё обещанного информатика из города пришлют…
— Вот, а наша Саша им поможет на первых порах, да и заходить время от времени буду! Только телевизор надо, Лариса Максимовна, пока мониторов нет.
— Это не проблема, у нас теперь их несколько, хоть свой могу отдать из кабинета, хоть из учительской, всё равно некогда смотреть. Поверишь, я даже дома не могу времени выкроить, столько всего навалилось! Ещё и авиамодельный кружок надо с началом учебного года организовать!
— Беспилотные летательные аппараты — это наше всё! — Обрадовался такой новости и не преминул вставить шпильку. — Вот вы так зашиваетесь, Лариса Максимовна, однако жену мою в своем стремлении стать учительницей поддерживаете! Неблагодарная ведь работа!
— Нам зарплаты в несколько раз увеличили, — улыбнулась директриса. — не говоря уже о возросшем финансировании школ как учебными пособиями, так и всяческим оборудованием. И льгот всевозможных отсыпали щедро, особенно молодым специалистам, так что пусть поступает не раздумывая!
До обеда разобрался со всеми делами в школе: подключил «Спектрум» к телеку в кабинете информатики, наладил взаимоотношения своей младшей сестры с учительницей математики, которую на первых порах Лариса Максимовна назначила ответственной. Сашка на голубом глазу ей сразу безапелляционно заявила:
— Аппаратура сложная и капризная, надо каждый день настраивать и тестировать в течение часа, так что я пораньше приходить буду! И перед выключением тоже стоит оценить работоспособность системы! Но я готова!
А после работы дома, куда спешил в предвкушении трансляции из зала заседаний ООН — ждал сюрприз. Лена оценила мою самоотверженность с передачей компьютера школе: купила трехлитровую банку свежего пива, нажарила гренок, и это не считая отлично приготовленного ужина. Так что к программе «Время» мы были во всеоружии, хоть и без попкорна, зато с пивом и сухариками. А чем ещё заняться — все фильмы на видеокассетах пересмотрены, новых пока нет, компьютера тоже, так что только хардкор: новости и политика…
Впрочем, вечерний новостной выпуск ничем особенным не удивил: подвели итоги прошедшей недавно денежной реформы (работы следователям прибавится, судя по показанным кадрам), затем целый репортаж вышел в эфир, о том как на бывшей Западной Украине проходит совместная операция наших силовиков и спецслужб ГДР, с привлечением Национальной народной армии осси. Восточные немцы молодцы — Хоннекер всё ещё бессменный генеральный секретарь, а помощь, оказанная войсками ГДР вначале в подавлении беспорядков в бывшей КазССР, а теперь и на западенщине — бесценна.
Сторонников независимости Украины называли без обиняков сепаратистами и бандеровцами, а реакция прессуемых последователей «лесных братьев» и ОУН-УПА под окрики: «Хальт! Хенде хох!» — вызвала у меня приступ гомерического хохота, хорошо хоть не подавился. Ещё диктор подбросил угля в топку:
— Неподдельное удивление вызывает то, с какой охотой бандеровцы приняли и культивируют навязанный им хтонический образ чертей из христианской мифологии! Посмотрите сами: их трезубец не что иное, как вилы руках демонов, а про свиные пятачки, которые торчат из каждого сборища сторонников свидомости и незалежности — комментировать только портить!
Лихо взялись за деукраинизацию! Да так, что настоящие украинцы первыми с готовностью открестились от своей принадлежности к хохлам, а жалкие остатки йододефицитных сейчас страдали от совместных действий наших спецслужб и сборной солянки из ГДР. А уж как бывшие ещё недавно украинцами поносили Ленина и коммунистов — оставалось только диву даваться. Можно сказать: против своего создателя, давшего им государственность — восстали. Впрочем мне, видевшему до чего их эта «государственность» довела — истоки ненависти были понятны, ни к чему им она…
— И к последней новости на сегодня, — диктор проникновенно посмотрел с экрана. — созданная в конце восемьдесят седьмого года комиссия Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных со сталинскими репрессиями, полностью изменила свой состав, в связи с расформированием самого Политбюро. И уже начала свою работу, результаты которой будут освещаться в средствах массовой информации.
Хорошо, что на диване сидел — вот где тут последовательность⁈ Вроде так хорошо начали, и нате тебе — опять за старое! Переполнявшее меня возмущение закипело в поисках выхода и я отринув приличия — прямо из трехлитровой банки глотнул пива, проигнорировав кружку. И поперхнулся, услышав окончание новости:
— Председателем комиссии назначен Судоплатов Павел Анатольевич, сам не понаслышке знающий, что такое репрессии! Будут подниматься архивные документы, тщательно изучаться и на этом основании приниматься те или иные решения, о реабилитации, либо же о повторном пересмотре дела. А то до смешного доходит: в ходе недавних событий в бывшей Прибалтике и Западной Украине у лиц, подававших на реабилитацию — у кого дома в шкафу немецкая форма времен Великой Отечественной войны бережно хранится, со всеми наградами, у кого значок полицая, с портретом Бандеры в красном углу вместо иконы…
Прокашлялся от попавшего не в то горло пива и погрузился в раздумья, граничащие с депрессией. Вот чем я занимаюсь, мышиная возня какая-то: оранжереи эти, бытовые заботы, ну помогу по мере сил с обустройством компьютерного класса школе, а дальше что? Тут же само собой всплыло четверостишие, не иначе — подсознание шалит:
'Кто я, кто ты, зачем мы здесь?
Куда идем, в чем смысл жизни?
Вот краткий перечень не весь,
Вечерних невесёлых мыслей…'
Ладно, об этом я подумаю завтра, по примеру Скарлет, а пока стоит сосредоточится на передаче, посвященной внеочередному созыву Совета безопасности ООН — две недели ждали всем рабочим коллективом. Да что там, положа руку на сердце — вся страна сейчас прильнула к экранам, в ожидании. Интересно, сколько эта трансляция продлится? Они ведь там весь день заседать могут, а мне на работу завтра…
Вопреки опасениям — это была не пряма трансляция (разница во времени сказывалась), а тематическая передача, с разъяснениями экспертов и кадрами из зала заседаний. Воронцова с должности постоянного представителя СССР при ООН ушли, так что сейчас его место занимал Жириновский, именно из-за этого я и ждал с таким нетерпением начало внеочередной сессии. И Владимир Вольфович ожидания оправдал — сразу же выдвинул предложение о признании геноцида народов СССР в годы Второй мировой войны, причем ударил по площадям: не в сторону одной нацисткой Германии выдвинул обвинения, а потребовал призвать к ответу всю объединенную Европу, которая принимала в этом участие.
— У нас есть все архивные документы, да и многие участники тех событий всё ещё живы! — Витийствовал Жириновский с трибуны. — Вам подробно и по воинским формированиям информацию дать, кто добровольно воевал против СССР⁈ Франции, может быть, напомнить про дивизию «Шарлемань»⁈ Двадцать тысяч французов из рядов Сопротивления погибло от рук фашистов за все время войны, а против СССР воевало двести тысяч лягушатников! В плен взяли шестьдесят тысяч поляков! Два миллиона европейских добровольцев сражалось против нас, по самым скромным оценкам! Мамалыжники потеряли в боях против РККА триста пятьдесят тысяч солдат, до того как в прыжке не переобулись и не перешли на сторону антигитлеровской коалиции! Макаронников почти четыреста тысяч человек на восточном фронте было! Финляндия, которая сейчас нейтральной прикидывается, там ещё предстоит дать правовую оценку, а то и пересмотреть итоги Великой отечественной, с этими тихушниками! «Голубая» дивизия из Испании, Словакия, Хорватия, Бельгия, Нидерланды, Дания. Норвегия — ни одна европейская страна в стороне не осталось, вы что, думали, мы это всё забыли⁈ О чем говорить, если даже остающиеся формально нейтральными Швеция и Швейцария изо всех сил помогали нацистам, так что против нас все триста пятьдесят миллионов европейцев воевали, используя весь промышленный и мобилизационный потенциал! Только албанской дивизии «Сканденбег» можем признательность выразить — те сразу же после формирования и получения первого жалования всем составом дезертировали! Пока не примем резолюцию о признании геноцида советских народов со стороны европейских стран — никакого конструктивного обсуждения текущего положения в мире не будет!
После экспрессивного, но что греха таить, полностью справедливого выступления Владимира Вольфовича в зале заседаний Совета безопасности ООН начался даже не не сущий, а сучий ад. Насладиться всем происходящим не получилось, пришлось довольствоваться небольшой нарезкой, но и это вполне хватило, чтоб проникнуться атмосферой происходящего. Великобритания, США и Франция сразу же выразили решительный протест, а вот Китай это наше предложение поддержал. А дальнейшие дебаты больше походили на базарную перепалку, чем на работу дипломатов.
— Мы здесь собрались по весьма конкретному поводу! — Бесновался представитель США. — То, что сейчас происходит в СССР — касается всего мира! Это совершенно тоталитарные и авторитарные методы управления, причем сопровождаемые массовыми репрессиями, как во времена тирана Сталина! И мы обязаны вмешаться всем цивилизационным сообществом, все это не допустимо в наше время!
— Ты дуло-то залепи! — Энергично парировал Жириновский. — У вас ведь неспроста белоголовый орлан символ государства, птица склонная к пиратству и не брезгующая падалью, то есть стервятник! Двадцатый век на исходе, а вы в полный рост опять негров линчуете! За собой смотрите, туда же — в наши дела лезете! Вы с волнениями в крупных городах и в южных штатах разобрались, чтоб внеочередное заседание Совета безопасности ОНН созывать⁈
— Это этнические банды из негров, мексиканцев и латиносов! — Взвизгнул, потеряв контроль, представитель Америки. — Эти банды блек лайс метерс и мексикашки, которых кто-то вдохновил идеей создания Великого Ацтлана на коренных землях Америки — чья-то провокация и финансируемая извне диверсия! И мы найдем, кто за этим стоит!
— Ищите, да обрящете! — Несколько пафосно благословил его Владимир Вольфович. — А мы вот нашли, чьи уши торчат за беспорядками на наших национальных окраинах, кто их спонсирует, ткнуть пальцем⁈
— Мы ушли от темы сегодняшнего созыва, господа! — Вмешался представитель Великобритании, что следовало из бегущей строки внизу экрана. — В первую очередь следует прояснить судьбу наших незаконно арестованных дипломатов в СССР! До сих пор их положение неизвестно!
— В России, уважаемый, в России, а не в СССР! — Поправил его Жириновский. — В связи с изменившейся политической ситуацией в стране мы теперь Россия, правопреемник Российской империи и СССР, со всеми вытекающими из этого обстоятельствами, которые не противоречат суверенитету и безопасности страны! Нормально всё с вашими дипломатами, а с нашими что?
— Ваши попросили политическое убежище, — Сухо и надменно проинформровал представитель Британии. — которое им было предоставлено согласно всем нормам международного права!
— Ну, вам не привыкать преступников укрывать! — Ткнул пальцем в его сторону Владимир Вольфович. — А у наших компетентных органов к этим гражданам есть резонные вопросы, от которых они решили уклониться! А что до судьбы ваших дипломатов, то не волнуйтесь — признательные показания пишут, в колониях Мордовии всем места хватит! Там такой букет преступлений — на пожизненное, а то и на смертную казнь тянет! И никто не уйдет безнаказанным!
— А по какому праву вы самовольно депортировали крымских татар в течении недели в Турцию⁈ — Влез даже не в дискуссию, а в склоку француз. — Вопреки всем международным нормам права и с нарушением государственной границы Турции⁈ Это гуманитарная катастрофа! А цыгане, которых так же через границу буквально выгнали в Румынию⁈
— По праву восстановления исторической справедливости! — Жириновский открыл папку и стал зачитывать. — К началу сорок пятого года в составе войск СС служило: выходцев из Средней Азии — семьдесят тысяч человек, азербайджанцев — сорок тысяч, северокавказцев — тридцать тысяч, грузин — двадцать тысяч, крымских татар — двадцать две тысячи, армян — двадцать тысяч! Поэтому и вот! Утопическую идею интернационализма и дружбы народов Россия отмела как несостоятельную в наше время по ряду объективных и субъективных причин! Сейчас сосредотачиваемся в первую очередь на внутренних проблемах, но открыты к деловым отношениям со всем миром, на принципах равноправного партнерства! А что касается социализма, то социальная справедливость всегда отвечала настроениям русского общества, так что ни о каком развороте в сторону капитализма речи идти не может! А Турции — привет, не перестанет баламутить воду и вмешиваться в наши внутренние дела — будем бомбить, в любой непонятной ситуации! А на вашу пятую поправку — стальной болт положим, вы ведь знакомы с концепцией нащей оборонительной системы «Периметр», он же «Мертва рука»⁈
Зал заседаний взорвался криками и гвалтом, на этом передача оборвалась: как пояснил ведущий — по этическим соображениям. И кратко резюмировал, что такой ООН нам не нужен, так как все достигнутые с Западом соглашения — не стоят той бумаги, на которой они были подписаны.
— Следующая передача выйдет завтра, оставайтесь с нами! — Оптимистично закончил диктор.
Я допил пиво, а Лена растерянно ойкнула:
— Это что же, Вань, война теперь будет⁈
— Может будет, а может договорятся по хорошему. — не стал умничать я. — Знаешь, дорогая, я тут хорошенько всё обдумал и решил — едем в Москву! Будем поступать, посмотрим, скорей всего на заочное. А может и нет, решим по ходу пьесы! К выходным собирайся!
— Тю… — Удивилась жена. — Середина июля, Ваня, давно уже приемные комиссии работают в институтах, куда ты собрался поступать, это как уходящий поезд догонять!
— Не спорь с мужем! Есть у меня методы и связи, нет нерешаемых вопросов! Ты собирайся главное, а я до пятницы решу всё!
— Тебе пива небось не хватило и сейчас зубы мне заговариваешь? — Взгляд Лены стал подозрительным. — Никакой настойки, завтра на работу!
Одно слово — женщина!
Глава 21
Глава 21.
— Красиво-то как! — Лена ерзала в кресле, оглядывая окружающую обстановку и стараясь это делать исподволь, чтоб уж совсем провинциалкой себя не выставлять. — С нашим клубом не сравнить, эх…
— А что вы хотели, — самодовольно усмехнулся Равиль. — Государственный Кремлевский дворец всё-таки!
— Советский модернизм, чтоб его. — Вставил и я свои пять копеек, колупая пальцами обивку кресла. — Стиль дорого-богато…
Тут же зашикали соседи, призывая к тишине — на сцену вышел конферансье, в зале приглушили свет и лучи софитов осветили его фигуру.
— Добрый вечер, товарищи! — Торжественно провозгласил он. — Наш первый итоговый концерт «Шансон года» объявляю открытым! А честь выступить первым на сегодняшнем празднике предоставляется Виктору Робертовичу Цою и группе «Кино», поприветствуем их аплодисментами!
Под дружное рукоплескания на сцену вышли музыканты, сам Цой, в строгом деловом костюме и темных очках — занял место за микрофоном и объявил:
— Слова молодого талантливого поэта Ивана Жукова, музыка наша, исполняется впервые! «Городок»!
И негромко и проникновенно запел под пробирающие до мурашек вступительные аккорды:
'Время, время кружит снеги,
И разъехались соседи, кто — куда.
И когда дома сносили,
Мы с тобой, мой друг, шутили — не беда.
Раз в году письмо скупое,
Поздравленье с Рождеством и долгих лет.
Ровно восемь тихих строчек
И другой какой-то почерк, все, привет.
Ах, как хочется вернуться,
Ах, как хочется ворваться в городок.
На нашу улицу в три дома,
Где все просто и знакомо на денек.
Где без спроса ходят в гости,
Где нет зависти и злости милый дом.
Где рождение справляют
И навеки провожают всем двором…'
Женщины прикладывали к глазам платки, украдкой сморкались, а мцжчины, как сильный пол — каменели лицами и стискивали подлокотники. Никто не остался равнодушным, после последних аккордов воцарилась тишина, которая наконец взорвалась аплодисментами. Музыканты раскланялись и покинули сцену, на которую вновь вышел конферансье:
— Поприветствуем Юрия Николаевича Клинских и ансамбль «Сектор Газа»! Слова Ивана Жукова, музыка Юрия Хоя! Композиция «Седая ночь»!
Ну хоть классики отечественного панк-рока не стали выбиваться из привычного образа и вышли на сцену в привычном обличье — в кожанках, усеянных заклепками и шипами. А меня, вместо гордости что мое имя уже второй раз прозвучало со сцены — терзал стыд, Велика ли доблесть присвоить себе авторство чужих песен. А после ехидной реплики Равиля, которую он прошептал мне на ухо: «Обжал детдомовцев, Ванька, доволен⁈» — вообще краской залился.
А на сцене, не обращая внимания на мои душевные терзания, солист под узнаваемые, присущие «Сектору Газа» гитарные рифы — начал петь:
'Я не знаю, что сказать тебе при встрече.
Не могу найти хотя бы пары слов.
А недолгий вечер, а недолгий вечер
Скоро станет ночью тёмною без снов.
А недолгий вечер, а недолгий вечер
Станет ночью тёмною без снов.
И снова седая ночь, и только ей доверяю я.
Знаешь, седая ночь, ты все мои тайны.
Но даже и ты помочь не можешь, и темнота твоя,
Мне одному совсем, совсем ни к чему.'
Панков встретили прохладней, чем до этого «Кино», но тоже без аплодисментов и букетов цветов — со сцены не отпустили. А конферансье уже объявлял следующих гостей;
— Алла Борисовна Пугачева и Лайма Станиславовна Вайкуле исполнят дуэтом композицию «Хоп, мусорок». Стихи Ивана Жукова!
Пока со сцены звучала выученная наизусть благодаря маршруткам и такси эконом-класса песня — у меня в глазах потемнело:
' Хоп, мусорок!
Чё ты гонишь, мусор, шнягу не по делу?
Чё ты паришь мне про нары и конвой?
Чё мазуришь ты на понт, я не товарка.
И пугаешь, падла, бабу Колымой?
От вашей грязи мусорской я настрадалась,
Поела вдоволь у хозяина харчей.
Я раньше срока, было дело, отзвонилась
По актировке лазаретовских врачей.
Хоп, мусорок, не шей мне срок
Машина «Зингера» иголочку сломала
Всех понятых, полублатных
Да и тебя, бля, мусор, я в гробу видала'.
После припева наступил Равилю на ногу и прошипел:
— А эти-то как здесь⁈ Они же сбежали из страны⁈
— В пломбированном вагоне привезли! — Не растерялся мой куратор. — Да ты чего разволновался-то так, Ваня⁈ Сам нахуевертил своими рассказами, теперь поздно расстраиваться! А после концерта будет афтепати, с солистками «Миража», в банкетном зале наверху! Понятно, что не из основного состава, а дубли из культурно-массового училища, оригиналы только для членов Политбюро, а мы пока рылом не вышли…
— Какое Политбюро⁈ — Я всё меньше и меньше понимал, что вообще происходит. — Нет же его больше, даже по телевизору объявляли!
— А всё как у вас, Вань: Политбюро нет, а члены остались. — Поник Равиль. — Как Змей Горыныч, рубишь ему головы, а тут же другие вылезают…
— Какие ещё девицы в банкетном зале⁈ — Ледяным тоном поинтересовалась жена в другое ухо, запустив в руку коготки.
И тут на весь зал, перебивая скачущих на сцене Вайкуле с Пугачевой — затрезвонил телефон. Музыка тут же смолкла, а в наступившей тишине всё так же надрывался звонок, причем от меня. Скосил взгляд вниз, так и есть — в ногах стоит бандура нашего мобильного телефона «Алтай», который и заливается не переставая. Наклонился, снял трубку и принялся искать, как его отключить, чтоб замолчал наконец.
А на сцене, Пугачева с надрывом воскликнула:
— Ну вот что вы за люди такие⁈ Просили же телефоны отключить с началом концерта! НеТ, я в таких условиях отказываюсь выступать!
После чего шваркнула микрофон об пол и удалилась в негодовании за кулисы. А весь зрительный зал сосредоточил внимание на мне, тут же раздались возмущенные возгласы:
— Да что это такое⁈
— Понаехали!!!
— Это какое-то бескультурье!
— Да выведите его уже из зала, за сто первый километр!
Жена тут же отодвинулась, скорчив индифферентную мину, словно она ко мне никакого отношения не имеет и только Равиль вписался, с двух ног:
— Спокойно, товарищи, спокойно! Сейчас всё уладим! Что с него взять — из глубинки приехал, и вообще урка, то есть уральский комсомолец, первый раз в люди вышел!
Народ успокаиваться не хотел и принялся негодовать ещё сильней, а у меня от обиды на Равиля перехватило горло. Прожигал его взглядом, подбирая подобающий эпитет, как его назвать и при этом не шокировать собравшуюся респектабельную публику. Спазмы в горле не прекращались, поэтому удалось лишь просипеть:
— Предатель!!!
На что он улыбнулся, выхватил из-за спины укулеле и заблажил на весь зал, голосом Елизарова:
'Сыпет листва с берёз,
Вечер тоскливый хмурен.
Я уже как Берроуз
Просто в говно укурен.
Я же лаве истратил,
Тупо сижу с грошами…
Ёбаный ты предатель!
Вот же пизда с ушами!'
Пронзительный, не умолкающий ни на секунду звонок телефона внезапно трансформировался в дребезжание будильника, концертный зал с впавшими в неистовство зрителями растаял, а я проснулся в нашей спальне, узрев расталкивающую меня Лену, приговаривающую:
— Вставай давай, поезд через два часа в Москву! Как чувствовала, что твои проводы вот этим кончатся, тебя же вчера под руки привели, на ногах еле стоял! Вставай уже, Ваня, собираться надо!
С облегчением выдохнул — всего лишь сон! Хотел сказать жене, что всё нормально, уже встаю и сейчас соберусь, но вместо этого промычал что-то невразумительное, действительно, набрались вчера на славу: и мой отъезд послужил поводом, и политику обсуждали — одной бутылкой не ограничились, как обычно. Побрел на кухню, припасть к крану с живительной влагой, а за окном уже алел горизонт, предвещая рассвет. Поезд у нас утром, скорый — полтора суток и на Казанском вокзале…
Равиль моему внезапному желанию ехать в Москву ничуть не удивился, даже с довольством заметил:
— Все как и прогнозировали: долго в деревне не усидишь — шило в жопе помешает! Жалко, я с тобой не смогу вырваться — соревнования районные по мотокроссу на носу, да и не стоит лишний раз вместе маячить, но не обольщайся, что без присмотра поедешь. В субботу утром ехайте тогда…
— Прогнозировали они… — Беззлобно проворчал я, глупо было думать, что меня не изучили досконально. Это и по вопросам было понятно, хорошо хоть не упекли в лабораторию.
— А ты как думал, операция «Алиса Селезнева»! — Съязвил Равиль. — Отвальную-то устроишь? Давай в пятницу вечером в секции, заодно посмотрим, что там с международной обстановкой в ООН.
— Это к деду идти надо, — задумался я. — дома всё подотчетное, много не смогу взять.
— А ты давно в винно-водочном был? — Удивился Равиль. — Сходи ради интереса, там сейчас такой выбор, закачаешься. Тебе-то понятно, что не продадут, так посмотри хоть, потом скажешь, что купить. И вот телефон музыкантов наших, позвони, предупреди что едешь. Они тебе там устроят культурно-развлекательную программу, совсем москвичами стали…
Какой винно-водочный, я в продуктовый-то не хожу, не говоря о промтоварном — Лена на хозяйстве, мой маршрут однообразен: дом — работа. После разговора с Равилем, заручившись его поддержкой и одобрением, направился к нашему директору совхоза. Забавно звучит, Советов уже нет, а совхоз, то есть советское хозяйство — есть. Ну ничего, кто лихие девяностые в моем времени пережил, тому постимперский социализм нипочем!
Василий Федорович, едва уяснил суть моей просьбы — не просто дал добро, а с сегодняшнего дня отправил отдыхать:
— Вот это ты молодец! Готовься к поступлению, пока и без тебя справятся! Давно ведь говорил, что сейчас никуда без образования, в добрый путь! Надеюсь, не пропадешь там с концами⁈
Заверил его, что вернусь, причем искренне — прикипел к селу. И природа родная, привычная с детства, и инфраструктура на достойном уровне. Да и обжился тут, а что до чемоданного настроения — съездим в Москву, разберемся с поступлением, развеюсь в мегаполисе и домой. А сейчас у меня два свободных дня получается, надо прошвырнуться по локации, посмотреть своими глазами, что изменилось за полтора месяца после разгона Съезда народных депутатов и резкого разворота политического курса.
Естественно — сразу направился в Красное и Белое, тьфу ты, в винно-водочный то есть, по совету Равиля, в кармане лежала купюра в пятьдесят рублей нового образца. Не сколько ассортимент ликеро-водочных изделий интересовал, столько недавно открытый по соседству оружейный магазин. Как только узнал о его открытии рядом с винно-водочным — сразу вспомнил баян из интернета: «При покупке двух бутылок водки — нож в подарок!»
В оружейном задержался, с интересом рассматривая выставленное на продажу. В основном короткоствол из старых армейских запасов был представлен на витринах, но уже сам факт продажи внушал робкий оптимизм, что все заявленные обещания новой власти — не пустой звук. А вот восторгов Равиля по поводу ассортимента не разделил. Это сейчас, после недавно прошедшей антиалкогольной компании: несколько видов водки, вина и портвейна, да пузатые бутылки кубинского рома — предел мечтаний. Поинтересовался у продавщицы, почему пива нет и получил неожиданный отлуп:
— Мало того, что отличницу обрюхатил, так теперь и по стопам отца пошел, Жуков! — Неожиданно экспрессивно высказалась стоящая за прилавком тетка. — В рабочее время в винно-водочный шастаешь, не рано ли⁈ Нет чтоб работать или учиться! Восемнадцати то ведь нет тебе ещё, Ваня? Вот и иди гуляй, а пиво в столовую каждый день привозят, но там тебе его тоже не продадут!
Не стал ни оправдываться, не спорить и молча ретировался — что бы Равиль не говорил, а лучше на отвальную у деда настойки возьму фирменной. С неё, по крайней мере, не так болеешь с утра, как с водки, пусть и изготовленной по ГОСТовским стандартам. На крыльце постоял, посматривая куда дальше бросить кости: прямо передо мной бывший клуб, он же церковь, а справа, через свежеположенный асфальт — здание почты, разместившееся в деревянном доме. А не позвонить ли мне Коляну в Москву, воспользовавшись оказией? Заодно протестирую качество междугородней связи, до сей поры такой надобности не возникало.
Было у меня предубеждение, навеянное бессмертной классикой — песней Высоцкого «Ноль семь», насчет телефонной связи между городами, но наша сельская почта со своей задачей справилась на отлично. И это несмотря на то, что полноценной АТС, как таковой — не было. Иначе зачем на почте сидит телефонистка перед здоровым пультом и занимается тем, что втыкает штекеры и что-то переключает? Это я полюбопытствовал и заглянул в её каморку, ненадолго впрочем — тут же был послан на переговорный пункт, состоящий из двух телефонных кабинок, втиснутых в углу почты.
Трубку удачно взял Коля, недовольно в неё рявкнув:
— Кто⁈
— Ты чего, Колян, совсем зазвездился там в столице?
Признав меня, профессионально состоявшийся (того и гляди — звание всенародного артиста дадут) солист «Яви и Нави» обрадовался, а услышав, что поздним вечером в Москву приезжаем — преисполнился энтузиазма. Как и предсказывал Равиль — пообещал организовать досуг, познакомить с коллегами по цеху, кто не на гастролях сейчас, в общем — радость его была не наигранна. Помнит добро! Поддался минутной слабости и обнадежил его, что не с пустыми руками еду — пару текстов привезу. Давно лежат в тетрадке, а раз история уже свернула с наезженной колеи — скорей всего и не будут написаны в оригинале, так что это и не плагиат уже получается, а спасение исторического наследия.
Отговорил его от идеи встретить нас на вокзале (Равиль сказал, что по поводу того, где жить — не беспокоился: гостиницу «Космос» не гарантируют, но разместят со всеми удобствами) и на позитивной волне распрощались. На два рубля поговорили в итоге, сидящая за конторкой сотрудница почты недовольно поморщилась на протянутую пятидесятирублевую купюру, но сдачу всё-таки отсчитала. И уже в дверях меня догнал её окрик.
— Ваня, подожди! Тут матери твоей оверлок заказанный пришел, давай я тебе извещение отдам, сам ей передашь, она его месяц ждала, обрадуется!
Какой оверлок, это что, в Советском союзе был аналог интернет-магазинов и отделение почты как пункт выдачи заказов⁈ Насел на неё, вызнавая подробности. Той было скучно, по всей видимости, поэтому о «Посылторге» рассказала всё, что знала. А я в процессе её повествования обтекал, вспоминая как расписывал в своих записках все преимущества интернет-торговли и доставки товаров минуя посредников в лице магазинов. А тут всё это давно реализовано, оказывается, вот я открыл Америку. Второй раз уже впросак попадаю, вначале с мобильной связью облажался, которая давно уже существует в стране, а сейчас вот с прародителями «Озона» и «Вайлдберисс» столкнулся,.
— А ты чего, Вань, не знал разве, что вашей Сашке так магнитофон выписали и велик? — Почтовая служащая, обратив внимание на мою растерянность, вовсю улыбалась. — Руки то чистые? Могу каталог дать посмотреть, только обращаться бережно и пальцы не слюнявить!
Откуда мне знать, купили и купили. Принял в руки бережно переданный увесистый каталог и погрузился в его изучение, поражаясь тому количеству товаров, которые можно было выписать.
— А ещё и «Внешпосылторг» раньше был, — вклинилась в мои думы заскучавшая дама. — но его сейчас расформировали и объединили с «Посылторгом», так что только осталось дождаться нового каталога и ух! Там и косметика импортная есть, и одежда, и техника бытовая!
— Так, — поняв, что с этим безразмерным фолиантом я могу тут застрять надолго, ткнул пальцем в наиболее понравившуюся позицию. — вот эту микроволновку реально выписать и получить?
— Ну ты и деревня, Ваня! — Жалостливо посмотрела на меня она. — Какая же это микроволновка, это СВЧ-печь «Электроника-3» Двести девяноста рублей, как придет посылка. Будешь заказывать?
— Да! И пять термокружек вот этих, по шесть пятьдесят!
Сам процесс заказа оказался немного сложней, чем в мое время. Вместо того, чтоб просто положить товар в корзину и в пару кликов его оформить — пришлось на каждую позицию писать письмо, с чем я быстро справился с помощью участливой сотрудницы почты. Хорошо так задержался на почте — шестой час уже! По дороге домой заскочил уже в наш продуктовый, на Каменке и ничуть не удивился лимонаду в стеклянных бутылках по тридцать три копейки. Взял сразу пять штук домой, одну выпил прямо в магазине и хотел тут же сдать — по двадцать копеек принимали пустые, если верить бумажному объявлению возле кассы.
— Зачем мне грязная бутылка, Жуков⁈ — Вознегодовала продавщица. — Только мытые и без этикеток принимаем!
Настроение этим она не испортила, а вот удивился, увидев на витрине китайские сигареты, целую линейку различного чая из Поднебесной же и соевый соус в литровых бутылках.
— А вот это давно в продаже? — Показал я пальцем на витрину.
— Больше недели уже, — зевнула продавщица. — сигареты брали поначалу, пока не распробовали, сейчас никому не нужны. Чай тоже какой-то странный, рыбой пахнет, мало покупают. А вот в промтоварный одежды привезли, так там ничего такие фасончики попадаются, и на детей много чего есть.
На радость ей — взял несколько упаковок пуэра, если не ошибся визуально и две бутылки соевого соуса, после чего она смилостивилась и забрала пустую бутылку. А по дороге домой путем нехитрых размышлений и логических выводов пришел к мысли, что в этой ветке истории мы договорились с Китаем. Погуглить бы ещё, что он из себя на данный момент представляет, не в одночасье же он стал мировой фабрикой…
Глава 22
Глава 22.
На вокзал в Байкаш нас доставил Равиль, где сдал на руки сопровождающим — совсем ещё молодым парню и девушке, от силы за двадцать.
— Вот, познакомьтесь, — представил он их. — Светлана и Игорь, наши сотрудники из известного ведомства. Удачно так совпало, что у них командировка на обучение, так что будет за вами кому присмотреть.
При этом он с таким скепсисом посмотрел на меня, словно сомневался — получится ли у меня доехать до Москвы без приключений. Если бы не вчерашние проводы, после которых до сих пор мутило — я бы ему всё высказал! Вместо этого покосился на него недобро многообещающим взглядом и подхватив чемоданы — пошел к двери нашего вагона, возле которого дотошно проверяла билеты и паспорта проводница.
Наши документы у нее никаких вопросов не вызвали и вот мы уже располагаемся в купе (а за это низкий поклон Равилю, я то бы полтора суток в плацкарте выдержал, но Лене в её положении — совсем ни к чему такие испытания). Закинув вещи, мы с Игорем не сговариваясь вышли из купе. Оставив дам одних, переодеться, а сами направились в тамбур, где мой попутчик тут же закурил. Я то совсем отвык от того, что здесь курить можно, да и вообще — совсем другие тут поезда, не как в нашем времени. Вернее, даже не вагоны иные, а атмосфера: вместо привычного запаха доширака — патриархальные ароматы из полузабытого детства, с нотками вареных яиц и курочки, и всё перебивающим амбре курилки из тамбура.
— Из известного ведомства, значит… — Чтоб не молчать, я решил завязать разговор первым. — И как теперь КГБ называется?
— Так и называется, — охотно ответил смолящий, что характерно, никак не 'Приму, а что-то импортное с фильтром, Игорь. — Главное не название, а суть! Можно сменить вывеску, а люди останутся прежние. А у нас сейчас во всем обществе коренные преобразования, если ты следишь за обстановкой в стране. Мы ведь тоже не просто так в столицу едем, а на курсы повышения!
— А я думал, что вы специально нас сопровождать приставлены. — Подначил я его.
— И это тоже! — Не стал он запираться. — Что там девчонки наши, как думаешь, переоделись уже?
— А ещё из КГБ! В купе лучше минут двадцать не соваться, как минимум!
— А пошли, Иван, посмотрим вагон-ресторан тогда! — Вдруг загорелся попутчик, на что я без всякого колебания согласился. Всё не в прокуренном тамбуре отираться…
Пункт питания на колесах ресторанного типа оказался неожиданно закрытым, что и немудрено — раннее утро всё-таки. Игорь ничуть не расстроился, изучил внимательно табличку с часами работ и заявил:
— Вечером все вместе сходим! — И тут же, словно оправдываясь, добавил. — Ни разу не был тут… Когда дембельнулся из Приморья — через всю страну добирался на поезде, две недели. А в вагоне-ресторане так и не довелось посидеть…
— Посидим, Игорян, обязательно посидим! — Обнадежил я попутчика. — Дождемся открытия и засядем, гештальты надо закрывать! А пока домой почапали, в купе то есть. Сколько можно переодеваться⁈
На девчонок я наговаривал зря, ввалившись в свое купе обнаружили не только преобразившихся дам, но и накрытый столик. Отчего в купе воцарилась отчасти даже домашняя атмосфера, ещё бы несколько штрихов и совсем как на кухне сидим. Визуально натюрморт на столе радовал взор, а вот от запаха нарезанной копченной колбасы и традиционной варенной курицы, расчлененной на газете — слегка замутило. Причем не меня одного, мы с Игорем синхронно поморщили носы, после чего он решительно вжикнул молнией своей спортивной сумки и выудил бутылку с янтарным содержимым и яркой этикеткой.
— Вот! Французский! Предлагаю за знакомство и вообще! «Курво сэр»!
— «Курвуазье» же! — Не удержалась Лена, прыснув в ладошку.
— А какая разница⁈ — Ничуть не смутился Игорь. — Я немецкий учил, поэтому читаю как пишется! Прошу к столу!
Лена со Светланой в унисон, для порядка, поворчали: мол, что за манеры — с утра коньяк хлестать. Но именно что формально: ожесточения и возмущения в их тоне не было ни на на гран.
— Закусывайте только! — Шутливо погрозила пальцем Света. — А то уже к обеду мычать будете…
Я заикнулся было, поглядывая на спутницу Игоря, что такой благородный напиток как коньяк и дамам не зазорно употреблять в разумных количествах, благо беременная у нас всего одна в купе. После чего Светлана густо покраснела и отрицательно замотала головой, отказываясь присоединиться к дегустации. А Игорь самодовольно улыбнулся и с гордостью добавил:
Нам тоже нельзя, Иван, по медицинским показаниям!
После чего, вопреки только что сказанному — разлил по двум стаканам сразу половину бутылки, себе и мне. Тут у меня забрезжило понимание:
— Так вы тоже беременные, что ли? Ну, это временно! Давай, за будущих мама тогда!
То ли найденные точки соприкосновения и общие интересы тому виной, то ли почти стакан коньяка на старые дрожжи — но уже через полчаса мы с попутчиками в купе сидели как старые друзья, в теплой и непринужденной атмосфере. Девчонки шушукались о своем, о девичьем, краем уха улавливал только отдельные слова: «токсикоз, вначале клеёнку, потом пеленку». Ну а мы с Игорем зацепились языками на политические темы, тут тебе и происходящее в стране, и внеочередная сессия ООН. Так что вторым тостом было:
— За Владимира Вольфовича и нашу делегацию в ООН!
Промелькнула было мысль провести краткий экскурс о том, как и чем закусывать такой хороший коньяк следует, но скосил глаза на зажатый в руке бутерброд из черного хлеба с кольцом колбасы, вздохнул горестно, шлепнул туда же круто посоленный кусок свежей помидорки, накрыл сверху ломтем батона и решил не умничать. Пока тщательно пережевывал — вспоминал, как наша делегация отжигала в ООН.
Явное нежелание делегатов из Европы голосовать за предложение СССР о признании геноцида русского и коренных народов России со стороны объединенной европейской коалиции — изрядно пошатнуло и так уже зыбкие позиции любителей демократии и либеральных ценностей в нашей стране. Слишком свежа ещё память о не так давно прошедшей войне, много живых свидетелей, видевших всё воочию. Да и удачно упомянутый Жириновским пример Израиля, которому немцы до сих пор выплачивали репарации — не последнюю очередь сыграл в формировании общественного мнения.
А некоторые сцены хотелось не просто вспоминать, а пересматривать:
— С вашим прежним, легитимным руководством, — с пафосом вещал безымянный спикер, представитель Европы. — были негласные договоренности, что они препятствовать выходу стран Восточной Европы из Совета экономической взаимопомощи не будут, если у них возникнет такое желание!
— Вот поэтому они сейчас под следствием, и обвинение в измене Родины, лишь малая часть вменяемых им преступлений… — Меланхолично парировал Вольфович. — Смертна казнь корячится, и скорей всего — через петлю!
— Но это же неотъемлемое право народов на самоопределение и решение своей судьбы, в рамках демократических ценностей! — Не унимался неугомонный оратор.
— Залупу тебе на воротник, а не самоопределение! — Не выдержал Жириновский. — Вы что, итоги Второй мировой решили пересмотреть? Сегодня они из СЭВ захотели выйти, завтра в НАТО вступить, послезавтра опять в нашу сторону оружием бряцать и очередной «Дранг нах Остен» собирать⁈ Проходили уже, тут дело такое: вход в СЭВ рубль, выход сто! Мы лучше превентивно застеклим таких желающих переметнутся, так как весь исторический опыт показывает всю пагубность существования этих стран без короткого поводка! А вот по поводу Бреттон-Вудских соглашений у нас большие вопросы есть, но решать мы их будем не здесь и не с вами!
— Но демократия! — Взвизгнул, не удержавшись, оппонент Владимира Вольфовича. — Как же демократия⁈
— Можете ей хоть с ног до головы обмазаться! — Великодушно предложил Жириновский. — А у нас социальная справедливость, соблюдение прав трудящихся и интерес России во главе стоят. А ваша демократия, она на словах хороша, не спорю. Но весь её смысл в том, чтоб обменять эту демократию и мифические общечеловеческие ценности на рынки сбыта и природные ресурсы других стран, вас в конкретные примеры мордой ткнуть, неуважаемый⁈
— Иван, ты чего замер истуканом, захмелел что-ли с одной бутылки на двоих? — Растормошил Игорь, вырвав из столь приятных воспоминаний о вчерашней передачи о ходе заседания внеочередной сессии ОНН.
— Да не, — отмахнулся я от столь необоснованных обвинений. — вспоминал, как Вольфович вчера раскатывал наших западных оппонентов.
Игорь тут же посмурнел и с досадой пристукнул по столику кулаком:
— Сегодня закрытие же заседания, а мы в дороге! Я даже транзистор взял, но пытаться ловить волну в движущемся поезде — та ещё морока. Так что до завтрашнего вечера придется томиться в неизвестности.
— Чо это в неизвестности, — не поддержал я пессимизм попутчика-сопровождающего. На станциях можно в «Союзпечати» газеты купить, думаю что уже завтра напечатают итоги, к обеду ознакомимся, если не раньше. Выше нос!
— Совсем допились!
С неким восхищением удивилась Светлана, привстала и потянулась к окну. Что нащупала над ним, негромко щелкнул тумблер и в купе раздалась до боли знакомая мелодия «Подмосковных вечеров». А голос диктора внес окончательную ясность:
— В эфире всесоюзная радиостанция «Маяк»!
— Ладно Иван, он гражданский, — продолжила Светлана, прикрутив громкость на минимум. — но ты-то, Игорь? По мобпредписанию проводное вещание обязательно в поездах, и начальник поезда ещё может объявления для пассажиров делать!
— Уела! — Поднял руки Игорь. — Пошли, Вань, перекурим, упиваясь своей темнотой и безграмотностью! Ну и до вагона-ресторана прогуляться можно, скоро должны открыть, ознакомимся предварительно с ассортиментом и условиями.
Наши женщины тут же выразили свое решительное «фи» по поводу посещения вагона-ресторана.
— Пейте дома! — Заключила Лена. — Чего шататься по всему поезду, разве вам кто-то запрещает⁈
— У меня только водка осталась, одна! — Честно предупредил Игорь.
— У нас пятнадцать бутылок настоек фирменных есть, — отмахнулась жена. — Ваня на подарки каким-то свои друзьям везет, от одной выпитой в дороге — ничего страшного не случится!
Спорить не стали, да и энтузиазм Игоря по поводу посещения пункта питания ресторанного типа — поутих, перестал туда рваться. Нам и в своем купе хорошо было, ещё бы он не курил, а то ходить проветриваться в прокуренный тамбур каждый час — то еще, причем сомнительное, удовольствие.
— Хорошо сидим! — Глубокомысленно изрёк Игорь уже ближе к вечеру, в очередной поход на «свежий воздух», подкурив лишь с третей спички. — Душевно!
— Ага, только не сидим, а едем. — Поправил его я.
— Вот такая вот диалектика, брат, мы сидим, и в то же время едем!
— Это дуализм скорее, чем диалектика. Впрочем. Неважно. Игорян, ты лучше расскажи, чем КГБ в нашем Мухосранске занимается. Милиция понятно, за преступностью и порядком смотрит, а вы что курируете? Неформалов и диссидентов под контролем держите?
— Ишь ты какой хитрый! — Погрозил пальцем Игорь. — А такое понятие, как служебная тайна, тебе знакомо?
— Мне-то знакомо, — я изо всех сил постарался скорчить скучающую мину. — а вот вы там балду пинаете, в своей конторе, по ходу…
— Ладно, — явно задетый за живое, воспрял собеседник. — всем мы занимаемся, не смотри, что в провинции обитаем! Тому же МВД способствуем в некоторых делах. Это только с виду мы, как ты выразился — Мухосранск, а знаешь, сколько у нас запреток и закрытых городов в округе?
— Догадываюсь, за грибами и на охоту хожу. И что, реально шпионы есть⁈
— Шпионы, Иван, это в беллетристике! — Взмахнул сигаретой Игорь и тоскливо понурился. — А жизнь, это тяжелый и кропотливый труд, где каждая рабочая смена — маленький подвиг. Впрочем, ты наш «Энский рабочий читаешь»?
— Ну так, раньше скроллил по диагонали, а вот сейчас читать стал, вторую неделю как. Ведь могут же писать интересно, когда захотят! Из редакции и нам звонили, хотят про наш опыт тепличного хозяйства рассказать, кстати, ближе к осени!
— Вот, моя работа! — Похвастался Игорь. — Идеология никуда не делась, только смыслы изменились. С этим новым главредом знаешь как замучался поначалу⁈
— Ну хоть про НЛО и снежного человека перестали печатать, — районка и в самом деле, претерпевала изменения вместе со всей страной и сейчас там выходили действительно интересные статьи о жизни района, без официоза и восхвалений о ведущей роли партии. — вот за это спасибо! Ну вы же КГБ, что скажете, то и обязаны выполнять на местах, не так ли?
— Если бы всё так просто, — развел руками Игорь. — Я два раза беседовал с этим новым главредом и всё как о стенку горох, а стоило один раз лицом о стол приложить — сразу газета преобразилась!
— Методы не одобряю, но результатом доволен! Бросай уже бычок, скоро фильтр сплавится, Нам ещё радио слушать, что там в ООН!
Стоит ли говорить, что результаты заключительного дня заседания внеочередной сессии ОНН нам довелось узнать только на следующий день? До вечерних новостей попросту не выдержали — укачало под неровный перестук колес по рельсам…
Проснулись после обеда, пока в себя пришли, умылись, дружно отказались от завтрака в пользу чая и все эти процедуры под язвительные усмешки и подколки подруг — поезд подошел к Рязани. Проветрились на перроне во время долгой (больше часа) стоянки, ожили, разжились в киоске свежей прессой и сразу после отправления — засели изучать, что происходит в мире. Попутно делясь с друг другом вычитанным и выслушивая комментарии Светы с Леной. Которые вчера всё-таки радио слушали, в отличие от…
— Не может быть! — Искренне изумился Игорь. — Прикинь, приняли таки наше предложение о признании геноцида! И американцы за проголосовали! Я почему-то был уверен, что закончится весь этот балаган нашим выходом из ООН…
— Недооцениваешь ты этих торгашей, — тоже удивился, но виду не подал. — натура у них такая: нам врагов вырастят, потом вместе с нами же и победят фашистов, ближе к финалу, когда исход матча уже ясен. Ну и Вольфович не зря намекал на Бретонн-Вуд, нефтедоллары и наш возможный отказ от них. По всей видимости — каких-то негласных договоренностей в кулуарах достигли…
— Тут пишут, что будут поднимать архивы и пересматривать вклад стран Европы как в борьбу с фашизмом, так и в его поддержку! — Игорь аж заерзал на кожзаме сиденья купе. — По нашему профилю работа! Может и в Европу съездим, а, Свет⁈ Получается, что весь серпентарий сейчас взбаламутят, и кому-то придется платить!
— Европу каннибалить будем, на пару с америкосами, — сделал я логичный вывод, лежащий на поверхности. — у них кризис капитализма надвигается медленно и неотвратимо, у нас тоже — не самые простые времена. Медведь с белоголовым орланом решили не сходиться в самоубийственном противостоянии, а решили ощипать зажиточных бюргеров Западной Европы, одобряю! Хотя я и против того, чтоб некоторых членов СЭВ раскулачить — не буду против! Но америкосам всё равно веры нет, с таким союзником — и врагов не надо…
Через три часа наш поезд причалил к перрону Казанского вокзала. Мы с Игорем, воспользовавшись ситуацией, когда наши женщины приводили себя в порядок перед санитарной зоной и отсутствовали в купе — слегка поправили здоровье после вчерашнего. Поэтому радовались всему — и встрече со столицей нашей Родины, и проснувшемуся интересу к жизни. Подруги посматривали на нас с подозрением, но ввиду большого скопления народа, приготовившегося с вещами на выход — пока помалкивали.
На перроне было оживленно: стояли встречающие, провожающие и скорей всего — будущие пассажиры. Отдельно выделялась группа лиц типичной средне-азиатской и северо-кавказкой наружности, замершая на корточках с руками за головой, под конвоем крепко сбитых ребят в военной форме и нескольких овчарок. Вылезая из вагона, я непроизвольно косился в их сторону, гадая, что это за перфоманс: разовая ли акция, либо планомерно воплощаемая в жизнь политика. Поэтому наш торжественный комитет по встрече проворонил.
— Ванька, на! Какой лось уральский здоровый вымахал на совхозных кормах, на!
— Тааащь майор! — Обрадовался я и мотнул головой в сторону понуро сидевших на перроне лиц кавказкой национальности. — А чего эти вот, а, куда их?
— Нарушения паспортного режима! По домам, за кем грехов нет. Давай, Вань, проходим, сейчас на площадь, по машинам и в место дальнейшей дислокации, там поговорим…
Я всё-таки не удержался и оглянувшись на остающихся на перроне — внезапно для себя самого загорланил:
'Я рисую на асфальте белым мелом слово хватит!
Хватит чурок, хватит негров, ведь Россия лишь для белых!'
Один из наших сопровождающих махнул ксивой было обернувшемуся к нам конвойному, после чего те потеряли к нам всякий интерес. Майор ухмыльнулся, погрозив пальцем. А неприметный дедок, на которого я поначалу и не обратил внимания — ловко засадил мне локтем в бок, оборвав песню на самом интересном месте.
— Экий ты пащенок, Ваня! — Ласково улыбнулся он мне, придерживая за руку. — Давно с тобой поговорить ведь хочу, извелся весь! Хотя, не скрою — поначалу удавить хотелось!
— Эээ, Павел Анатольевич⁈ Вы же в комиссии по пересмотру дел по репрессированным? Я и по телевизору слышал! Очень рад вас вот так встретить!
— Узнал значит! — Умилился Судоплатов, промокнув глаза рукавом гимнастерки. — А уж как я с тобой по душам поговорить хотел!
— А куда нас сейчас⁈ — Позабытая было паранойя и опасения по поводу своей судьбы вдруг вспыхнули с новой силой. — Тааащь майор, куда мы едем, нах⁈
— На опыты. Ваня, на опыты! — Подтолкнул меня Судоплатов. — Не задерживаем движение!
— Павел Анатольевич! — Укоризненно глянул на него майор. — Хорош мальца кошмарить, на! Нормально все, Иван, в тихое место едем. И да, врачи там будут, на. Специалисты! И тебя для профилактики посмотрят, и жену твою на УЗИ проверят. Интересно ведь, кто у вас будет?
Знал бы, что так встретят — накатил по человечески!!! Не ограничиваясь полумерами…
Глава 23
Глава 23.
Всю недолгую дорогу, пока мы пробирались от перрона к привокзальной площади, с ожидающими нас припаркованными черными «Волгами» — я крутил головой по сторонам. Узнавая и в то же время не узнавая город, в котором в свое время прожил больше десяти лет. Эх, а я ведь и кучкующихся по вечерам шалав на Ленинградском шоссе застал…
Москва разительно отличалась от той, что я помнил. Пусть и немногое успел увидеть — из окна стремительно несущегося кортежа не очень то всё рассмотришь. Но пробок как в двадцать первом веке — нет, как и растяжек с баннерами, неоновых рекламных вывесок и огромных, подсвеченных изнутри витрин бутиков и всевозможных салонов. Да и проклятый Собянин ещё не дотянулся, со своей плиткой. И Лужков, даст бог — не появится здесь на посту мэра. А судя по происходящему — ни мэров, ни олигархов здесь в обозримом будущем и не появится, что не может не радовать.
Я покосился на свою жену, та в отличии от меня не всматривалась в окно авто, а пристально изучала меня. Словно в первый раз увидела. А в глазах застыл немой вопрос: «Жуков. Ты ничего мне рассказать не хочешь?» Чувствую, как останемся наедине, придется опять что-нибудь свистеть правдоподобное. Не рассказывать же всю правду своей любимой и матери нашего будущего ребёнка, ни к чему ей сейчас, да и потом — такие испытания для психики…
А вот и конечная точка нашего маршрута — типичный санаторный комплекс времен СССР, коих на просторах нашей Родины не счесть. Если закрыть глаза на КПП со шлагбаумом при входе, конечно. Подозреваю, что помимо увиденного — присутствуют и иные меры защиты от лишних глаз и ушей, не столь явные. Нас с Леной тут же определили в двухместный номер и не дав побыть вдвоем — тут же отправили на процедуры. Ну это так выразилась тетка на ресепшене, тьфу ты — за стойкой при входе, которая занималась нашим заселением. Жену повели на обещанное УЗИ, а я очутился в кабинете, где за столом восседал Судоплатов.
— Ну проходи, не стесняйся, попаданец… — Чувствовалось, что Павел Анатольевич после слова попаданец хотел добавить какой-то деепричастный оборот, но сдержадся.
— Павел Анатольевич! — Я нахально уселся в кресло у стены и решил сразу расставить все точки над «Ё». — Откуда столько личной неприязни во взгляде? Вы так-то кумир мой, можно сказать, Я и мемуары ваши читал, и вообще, очень рад вас в полном здравии видеть, а вы меня локтем сразу!
— Я твои опусы тоже читаю, — проворчал Павел Анатольевич, подобрев. — не к тебе неприязнь. Ты ведь у нас, получается, как вестник грядущего, Иван. И до чего же паскудное будущее у вас там, потомки! Как вы до такой жизни докатились⁈
— А вот так и докатились! — Обозлился я. — Какой задел нам оставили, от того и плясали. Не на пустом месте всё выросло, теперь маемо шо маемо, как говорится. Относительно нормально мы живем, особенно если сравнивать с другими постсоветскими республиками, там ваще дичь несусветная творится…
— Согласен, — неожиданно покладисто согласился Судоплатов. — блядство это давно началось и у вас просто расцвело махровым цветом, приняв самые извращенные формы. А насчет нормальности, вот ты же сам тут пишешь, что добиться справедливости зачастую у вас удается лишь благодаря общественному резонансу и тому, что дело под свой контроль берет непосредственно глава следственного комитета. Это ли не издевательство над здравым смыслом, скажи? У нас такие инциденты участковые на местах решают, а у вас требуется огласка и сам глава, как там его, Бастрыкин⁈ Что в этом нормального⁈
— Тоже согласен! Но и вы поймите, всю жизнь жил с ощущением гадским, что страну продали, живем под внешним управлением. В четырнадцатом только надежда появилась, когда Крым вернули. Но быстро угасла… А человеческая психика вещь такая, не может жить в ужасе без конца, поэтому даже в пиздеце глобальном выискивает приятные и положительные моменты…
— Это ты мне рассказываешь⁈ — Горько усмехнулся Павел Анатольевич. — Сам же говорил, что мою биографию хорошо изучал. С пятьдесят третьего года под сумасшедшего косил, потом Владимирский централ, десять лет, три инфаркта, инвалидность второй группы и минус один глаз. Так что давай тут из себя жертву обстоятельств не корчь! Двигайся к столу, вон электросамовар вскипел, будем чай с сушками пить и думать, как нам дальше жить. Зачем тебя сюда выдернули — догадываешься?
— Смутно, вроде всё, что знал — на бумаге передал. А сейчас, когда всё пошло по… По другому сценарию в общем, думал что вообще надобность во мне отпала…
— А вот тут ты заблуждаешься, друг мой ситный! — Судоплатов хлопнул в ладоши и потер руками. — Так что давай соберись, будешь вспоминать всё что знаешь, и что не знаешь! С большим количеством народа придется тебе с этого момента общаться, будем анализировать картину несостоявшегося будущего и как нам опять на граблях гопака не плясать!
— Мы так-то поступать приехали, товарищ Судоплатов! И домой. Там дел важных хватает!
— Поступите, не волнуйся! А ты бросай этот свой эскапизм: то коров пасти, то сельское хозяйство. Родине нужны твои знания, пусть куцые, обрывочные и во многом — дилетантские… И в работу включайся, помимо воспоминаний, надо твой потенциал по полной использовать!
В общем — обложили со всех сторон и взяли в оборот плотно, не вздохнуть, не сбежать. Теперь первый год, когда жаловался на писанину постоянную — вспоминал с умилением. Одна радость — с женой не пришлось объясняться, без меня обошлось. В первый же вечер она, глядя на меня круглыми глазами, выдала тираду:
— Ничего себя. Ваня, я думала что ты придурошный немного, а оказалось, что ты обладатель нестандартного мышления и генератор новых идей неиссякаемый! А мы надолго здесь задержимся⁈
— Сам не знаю, видимо — пока идеи не кончатся и сам не отупею. Чего тебе ещё про меня сказали? И что с УЗИ?
— Сказали что девочка будет. И предложили на выбор любое учебное заведение, причем очно, пока здесь живем, по крайней мере, потом можно на заочное перевестись! Здорово же, Вань⁈
— Всяко лучше, чем на опыты. — Не стал я с ней спорить и разубеждать. — Ну и что ты хочешь, вернее, куда учиться хочешь поступить?
— Ой, да мне совсем без разницы. А давай вместе, ты вот что выбрал?
— Тимирязевскую сельхозакадемию, чего ещё. Я деревню на город менять не собираюсь!
Павел Анатольевич не соврал, общаться пришлось много. Несколько раз приезжал Хазин, осунувшийся, с покрасневшими, но горящими глазами. Ворчал:
— С твоей легкой руки меня в экономисты записали, Иван! Приходиться соответствовать и вникать. Проект академика Глушко подняли из архивов, подгоняем под современные реалии и готовим к запуску. И тут всё опять как в первые годы революции — без маузера в кармане кожаной куртки никак…
Время до сентября пролетело махом и я даже пару дней успел полноценно проучиться в выбранной Тимирязевской сельхозакадемии, после чего с подачи того же Судоплатова — факультативную форму обучения мне выбили, с возможностью свободного посещения лекций. Не получалось у старших товарищей просто выкачать из меня всю имеющуюся информацию и разойтись краями — одно тянуло за собой другое и вот уже всё больше посвященных мотало мне нервы изо дня в день. Как бы до создания если не НИИ, так небольшого филиала при нём дело не дошло. По изучению вашего покорного слуги и носителя знаний о совсем не прекрасном будущем…
Параллельно, чтоб не поехать кукухой от воспоминаний о грядущем — включился в работу по линии СМИ. Стал писать для радиостанции «Европа плюс» — наш проект в пику различным «голосам», спонсируемым Западом. С форматом вещания, распространявшегося на всю Европу (а в УКВ диапазоне и на весь мир) угадали — музыка нон-стопом, с коротким информационными вставками, где было больше троллинга и неприкрытого издевательства над пороками и язвами современного общества. Судя по неоднократно предъявляемым нотам протеста от наших иностранных «партнеров» — сеть радиостанций влетела в топ вещания. Оказывается, что информационные и когнитивные войны — игра многопользовательская…
А мир, словно на пороге грандиозного шухера — лихорадило. В Америке, вопреки риторике о демократии и либеральных ценностях, жестко, после кровопролитных боев в городах — подавили беспорядки и неведомо откуда возникшее движение БЛМ, вплоть по полуофициально возрожденного «Ку-клус-клана». Западная Европа входила в кризис (поставки углеводородов из СССР так и не возобновились), под принятую в ООН резолюцию о признании геноцида русского народа во время Второй мировой войны. Формулировка «платить и каяться» тут подходила как нельзя лучше, а базы НАТО, и ограниченный контингент советских войск в Восточной Европе как бы намекал, что отделаться обещаниями и простыми извинениями не выйдет.
Промышленные концерны, заводы и фабрики готовились к демонтажу и переезду в США и Россию, тут наши с американцами были единодушны. Радовало, что в сложившейся ситуации наши лица, ответственные за принятие решений — благородством излишним не страдали и альтруизмом не баловались. А народ, после частичного открытия границ со странами СЭВ посмотревший, как живут другие страны — всячески поддерживал линию двух партий и правительства.
В октябре вспыхнула Румыния, прямо дежа вю какое-то, как и в нашей истории, если ничего не путаю. А я ведь предупреждал! А может, это был хитрый план наших спецслужб — многовекторного Чаушеску, всячески дистанцировавшегос от политики СССР, но не забывавшего клянчить субсидии и помощь материальную, уже второй раз на моей памяти казнили вместе супругой. Причем не успели отгреметь выстрелы у стенки, перед которой поставили Николая и Елену Чаушеску, как наши ввели войска, жестко подавляя любое сопротивления.
Павел Анатольевич в эти дни ходил поддатый, насвистывал «И Ленин такой молодой, и юный октябрь впереди!» Зашел к нему чаю попить, и невзначай спросил, что там с румынами происходит. Судоплатов вместо чая плеснул мне коньяка и не скрывая довольства объявил:
— Допрыгались мамалыжники! Посевы вытопчем, скотину угоним, а баб в рабство!
Последующие события показали всю правоту высказывания Павла Анатольевича — от бывшей Румынии остался жалкий огрызок с Бухарестом. А её пример — стал наукой для других, та же Польша — в этой истории сидела тихо, как мышь под веником и никаких вскукареков про «от можа до можа» — слышно не было. Ну а в Москве появились румынские гастарбайтеры, плиточники и дворники, практически неотличимы от молдаван. Представляю, что чувствовали цыгане, согнанные со всей территории нашей необъятной в Румынию…
СССР тоже не остался в стороне от царившего в мире бедлама. Грузи и Армения, выбравшие путь независимости от России и капитализм вместо постимперского социализма — вместо процветания погрузились в анархию и внутренние склоки. И если Грузию сотрясали сразу две локальные войны, с Абхазией и Северной Осетией, то армяне с успехом сами с собой выясняли, кто виноват и что дальше делать. И Армении, и Грузии, Россия как правопреемник СССР и Российской империи — выкатила ценник за всё, сделанное и построенное за время нахождения в составе РИ и СССР. И перекрыло границы для торговли, оставив военные базы. Пример Казахстана, а теперь и Румынии — включил у маленьких и гордых народов ген осторожности, так что в сторону России никаких инсинуаций в публичном поле не было.
Особенно после массовых депортаций этнических армян и грузин на родину со всей территории России, поначалу-то начали высказываться, но очень быстро всё это прекратилось — как бабка отшептала. Тут и закон подоспел, аналог нашего 282. Только работающий правильно, не в сторону русского национализма, а в сторону древних и красивых обычаев и пещерного национализма нацменьшинств…
Ближе к концу октября Павел Анатольевич удивил меня:
— Иван, ты про операцию «чечевица» слышал? Помоги мне доклад сделать, с осуждением Иосифа Виссарионовича! Всё равно ничем не занят толковым!
— Постойте, Павел Анатольевич, это про переселение чеченцев и ингущей в годы Великой отечественной что-ли⁈ Не ожидал я от вас, что Сталина осуждать будете, не ожидал… А ещё вас сталинским волкодавом звали!
— Ну ты сам посуди, Вань, — развел руками Судоплатов. — коллаборационизм во время войны, здесь расстрел скорее применим, чем депортация!
Поняв, что не просто так доклад такой готовит Павел Анатольевич — согласился помочь. Думая в процессе выяснить, с чего это вдруг. Надеюсь, моя информация по двум чеченским и привилегированное положение некоторых национальностей в моей истории — роль сыграло. Судоплатов мои ожидания оправдал:
— Всё так, Иван, там действительно кубло змеинное, при внешних признаках благополучия! Хорошо ещё что ты всяких Джохаров Дудаевых, Шамилей Басаевых и прочих Гилаевых и Радуевых знал! Действительно, Ушаты Помоевы, чтоб их нехристей, подняли голову! Всех под нож! Замиряем опять Кавказ, всё как ты и говорил — была уже попытка захватить военную базу, пустили впереди баб с детьми, а сзади бородачи с оружием. Всех покосили из крупнокалиберного, потом ещё два аула, откуда эти деятели — зачистили «Градами», затем бульдозером заровняли. Ну и урезали им территорию, которую при СССР с какого-то перепуга передали. Режим комендантского часа в Чечено-Ингушской сейчас введен. По итогам и дальнейшем развитии эскалации — вплоть до полного упразднения этих раковых опухолей. А Грозный — вообще русский город, основанный казаками…
— Геноцид что-ли? — Удивился я. Но не огорчился.
— Депортация, в страны Западной Европы, пусть они там этих дикарей интегрируют, которым моча в голову ударила. А нормальные люди останутся… После твоих откровений — никакой дружбы народов за счет русских. Блядь, это же додуматься надо, что чеченята и ингуши в центре Москвы пальбу устраивают среди беда дня, бизнес делят…
Неделю ходил и периодически щипал себя, опасаясь что на самом деле нахожусь в коме и все происходящее — лишь галлюцинации. Очнусь сейчас, а надо мной морда врача-таджика, купившего диплом врача в подземном переходе. Ну или в лучшем случае — отучившегося в нашем вузе по квоте, на украденные у русских людей деньги. Не исключал и такого развития ситуации, слишком уж всё шло вразрез с нашей историей. Тем горше и обидней были высказывания старших товарищей, высказанные наедине:
— Что, Иван, скучаешь по своему времени? Не скучай, по выводам наших аналитиков — ваше правительство под прямым внешним управлением находится. А СВО и якобы демарши против НАТО и Запада — срежиссированный спектакль. Кончится всё тем, что на Украину введут войска НАТО, с резолюции ООН. А Россию ждет давно подготовленный врагами сценарий — демилитаризация, деколонизация и геноцид населения славянского. Впрочем, СВО ваша как раз с геноцидом хорошо справляется. Да не кривись ты так, это не в ваше время началось. Мы вон тоже, во время Брежнева столько золота и валюты вбухали в западную экономику — до сих пор концы ищем, куда и сколько ушло… А если глубже копнуть — то всю историю государства Российского такая бодяга происходит. Так что сильно не переживай. Может и в вашей истории страну в очередной раз спасет божий промысел, ничем иным существование нашей страны не объяснить…
Глава 24
Глава 24.
В ноябре Лена ушла в академический отпуск и уже в двадцатых числах её увезли на сохранение. Судоплатов, и до этого не оставляющий меня без внимания — совсем распоясался: просыпаюсь как-то под утро, а он надо мной навис, в руках топор и улыбка добрая-добрая.
— Не спится, Ванюша⁈
— Ыыы! — Спросонок выдавил я, инстинктивно отодвигаясь. — Вы чо творите, Павел Анатольевич?
— Испужался никак? — Участливо осведомился Судоплатов и отставил, наконец, топор в сторону. — Это я тебя на эту, как её там, на стрессоустойчивость проверяю, вот!
— Детей своих проверяйте, Павел Анатольевич! — Не выдержал я. — Или внука!
— Парни то большие у меня уже, а Петька мал ещё. Вот что, Иван, если серьёзно — течет у нас… Давно причем, так что в высших кругах принято решение показать тебя представителям наших не уважаемых вероятных противников. Считай, инструктаж зашел провести. Сильно там не распространяйся, но убедить их надо!
— Хули не распространяться-то, — проворчал я, откинув одеяло и начав одеваться, какой уж тут сон. — то сами говорите что течет, то не распространяться. Вы уж определитесь!
Поспал, называется! До утра в результате протрындели, обсуждая что и в каких количествах следует говорить американцам. То, что это они, я и сам догадался, не преминув уточнить:
— То, что история так резко пошла по другому в тех же штатах, результат утечки? Вон они как ниггеров задавили, никакой свободы слова, прав человека и прочей демократии.
— Не исключено, — поскреб подбородок Павел Анатольевич. — но мы сейчас с ними если и не друзья, так партнеры точно. На какое-то время, даже часть долгов всяких бантустанов перед СССР им в этот отдали, как его там — на аутсорс, вот. Пусть выбивают…
Пользуясь случаем, насел на Судоплатова — давно к нему подкатывал, очень уж хотелось литературно обработать его воспоминания. Вот тянуло меня писать и всё тут, а здесь такая фактура! Такие жизненные обстоятельства и истории'! Такие люди! Короткие зарисовки для радио «Европа плюс» — совсем не удовлетворяли мою тягу к графомании. А Павел Анатольевич до этого ни в какую не соглашался, сомневаясь:
— Ты же, Вань, без мата писать не умеешь! Я твои опусы сколько изучал, для тебя человека хуями обложить — как высморкаться! А это литература всё-таки!
— Зато правда жизни, Павел Анатольевич! Вы вон тоже, эпизодически — с высоко штиля сбиваетесь, то из фени чего ввернете, то просто маты гнете…
Договорились, в общем. И тут же, не откладывая дело в долгий ящик (всё рано уже утро, толку нет спать ложиться) — вооружился блокнотом с ручкой и стал набрасывать предварительный план первой книги. А чего мелочиться, по жизни Судоплатова — можно серию книг выдать на гора, циклы книг в жанре бояръ-аниме будут нервно курить в сторонке. А там, глядишь — и сериал можно экранизировать…
— Да там все отличились, — отбивался между тем Судоплатов от моих расспросов о борьбе с бандеровцами. — особенно с западенщины нелюди такое творили, что и у наших сотрудников психика не выдерживала. В сорок четвертом случай был, в селе Щацк — сотрудники НКВД из трупа хорунжего Украинской Повстанческой Армии чучело сделали и к стенке прибили. Как сейчас помню, Ванька Климчак его звали. Вот и представь, что он вытворял такого, что коммунисты опустились до глумления над трупом! И я их не осуждаю! Пошли завтракать, хватит тут утро воспоминаний устраивать, разбередил душу, поганец! Тимирязевскую сельхозакадемию он выбрал, как же! В журналисты тебе надо, у тех тоже — ни совести, ни такта!
Меньше чем через неделю (как специально подгадали) — жена рожала, а меня выдернули на беседу к двум приехавшим специалистам из Америки. Стоит ли говорить, что особой теплотой наша встреча не отличалась? Я на нервах от переживаний за молодую супругу, а тут два хлыща прилизанных, в костюмчиках и очках нарисовались.
— Я с ними за одним столом сидеть не буду! — Тут же обозначил свою позицию. — И минералку мне дайте другую! Мало ли, в России живем, вдруг отбывать придется, а мне потом из-за этого факта под вопросом быть у порядочных арестантов!
Когда им перевели все смысловые нюансы моего демарша и нежелания близко контактировать: оба полыхнули краской, но следует отдать должное профессионализму — сдержались. Ненадолго, впрочем, я их чувств на протяжении всей, почти восьмичасовой беседы — не щадил. Ну а уж по благодатной теме жопоебли — то и дело проезжался, Судя по их неадекватной реакции — и впрямь по больному проезжался…
Как бы то ни было — убедил их в своей меж временной информированности, и на этом случае все мои контакты с представителями иностранных держав закончились, к несказанному облегчению. Меня и свои-то уже изрядно задолбали с вопросами, если честно…
Дочка родилась здоровой, голосистой, со всеми показателями в пределах нормы, если верить врачам. Назвали Кристиной, после жарких недельных споров. Хорошо ещё, что ни моих, ни Лениных родителей рядом не было, так бы месяц подбирали имя. С маленьким ребенком интересы резко поменялись: если над будущей книгой о буднях работников НКВД совместно с Павлом Анатольевичем я продолжал работать, как и сотрудничать с радио, то расспросы о несостоявшемся будущем, чем дальше, тем больше — стали вызывать вначале глухое раздражение, перерастающее в озлобленность. Ну сколько можно одно и то же по седьмому разу выпрашивать⁈
К весне от меня отстали всё-таки, проект этот если не свернули, то хоть меня избавили от дальнейшего участия в нём. Расписавшись где только можно о неразглашении и строгом хранении секретности — вернулись домой. Мои опасения, по поводу того, что от тепличного хозяйства отодвинут — не оправдались. Директор нашего совхоза, Василий Федорович — встретил с распростертыми объятиями:
— Молодец, Иван! Молодым специалистам у нас везде дорога! Ты только не вздумай сельхозакадемию бросать свою! Пока бригадиром поставлю, вникай во всё по новой, у нас, считай — процесс производства отлаженный! Не без сбоев и происшествий, но теплицы не просто на самоокупаемость вышли, а и прибыль ощутимую приносят! А как закончишь учебу, так и на агронома тебя выдвинем! Наш не волочет в теплицах особо, все на бабах лежит…
— Ничего, Василий Федорович, как агроном и сейчас потяну! Семян привез всяких сортовых, спасибо альма матер! Так что будем ковать продовольственную безопасность страны в отдельно взятом совхозе! Есть мысль грибами заняться, те же шампиньоны и вешенки при соблюдении режима и с минимумом ухода — весьма выгодное дело! Споры тоже привез, так что расширим ассортимент продукции! А дальше больше, ещё и голландским селекционерам нос утрем, по части коноплеводства!
— Вот ничуть в тебе не сомневался, Иван! — Аж растрогался наш директор, впрочем — вместо объятий ограничившись лишь крепким рукопожатием. — Сейчас обе теплицы под рассадой стоят капустной, хотим третью поставить, так что тут тебе все карты в руки, дело знакомое!
Про коноплеводство я не шутил — и задумки были, и добро полученное, и выделенные несколько сортов семян, неведомо какими путями собранные из вещдоков к уголовным делам. Со строгим наказом не афишировать истинные цели и не искать подопытных среди окружающих, травиться самому, в крайнем случае…
Родственники встретили с таким размахом, что аж директор приезжал, выговаривал — чтоб посевную не срывали. Одно слово — дом! Я и в Москве не очень-то жил подобно элите, в последнее время вообще — стабильно посещал свою академию и общался со сверстниками. И поэтому мог сравнить, как живут в городе и в деревне. Тьфу ты, в селе то есть — бывшая церковь, все годы советской власти использовавшаяся то как овощехранилище, то как как клуб — вновь постепенно преображалась, по крайней мере — все пять куполов сверкали сусальным золотом и кресты установили.
Формально я крещённый, так что большого вреда в восстановлении РПЦ не вижу, если духовенство не начнет активно влезать в светскую жизнь и малый бизнес, как в моем времени. Всё лучшее, чем мечети и подпольные молельные дома для радикальных исламистов, которые под видом гастарбайтеров беспрепятственно приезжали в Россию как к себе домой в мое время. Не говоря уже о ММА-клубах строго определенной этнической составляющей. Куда вход для славян был закрыт. Сейчас и отсюда многое происходящее в моем времени казалось несусветной дичью, вызывающей оторопь и недоумение — как можно было не замечать наглую и беспардонную экспансию инородцев, а если называть всё своими словами — прямое замещение коренного населения выходцами из Средней Азии?
Не иначе — морок на людей напустили, обрабатывая из всех утюгов и беззастенчиво используя агрессивный маркетинг вкупе с продвинутыми методами манипулирования и убеждения масс. Тех же хохлов взять — за три с небольшим десятка лет перепрошили сознание до полной подмены понятий, а мы чем хуже? Одно слово — братские народы, им одно втюхали, нам другое, а в результате: взаимное истребление славян, на территории Украины евреи съезжаются праздновать свои религиозные шабаши, а в России — взрыв-пакеты, с ног до головы замотанные в черное (а никаб это или паранджа — мне без разницы), становятся привычной деталью пейзажа…
Впрочем, подобные пятиминутки ненависти накатывали всё реже и реже, как и воспоминания о будущем — действительность устраивала более, чем-то существование. А подрастающая дочка, работа над книгой, продолжающееся сотрудничество с радио и теплицы — отнимали практически всё время, не давая рефлексировать о альтернативной истории и причудливости того, как меняется мир.
Лето пролетело как в одной ещё ненаписанной песне и в начале осени вышла в свет моя первая книга из задуманного цикла про жизнь и похождения Судоплатова. Успех был такой, вкупе с обратной связью, что аж забронзовел на глазах. А после допечатки первого тиража и заключение договора на перевод и издательство книги за рубежом — окончательно решил связать свою жизнь с беллетристикой. Литературой это язык не поворачивался называть…
Беловежская Пуща в этом времени тоже случилась, на год раньше — в декабре девяностого. Только не прекращение существования СССР там обсуждалось, а проходил судебный процесс нам бывшим генеральным секретарем М. С. Горбачевым и группой лиц, причастных к предательству Родины. Человек двести повесили по итогам следствия и оглашенного приговора, а ещё больше — уехали в места не столь отдаленные, честным трудом искупать свои прегрешения.
А вот Берлинскую стену разрушили на год позже — вскоре после Беловежской Пущи, аккурат на католическое рождество. Германия объединилась, при полной поддержке руководства России. Ядром этого объединения стала ГДР, в ФРГ сразу после этого началась национализация предприятий, заводов и фабрик, а западная пресса заходилась в истерике, называя всё это не иначе как раскулачиванием и неоколлективизацией…
А то, что происходило с Западной Европой — лишь подчеркивало верность выбора немцев из ФРГ: череда кризисов, социальных потрясений и массовые беспорядки. И всё это на фоне разразившихся локальных конфликтов по всему миру. Трясло и Ближний Восток, и Азию, ну и никаких предпосылок для глобализации не просматривалось — двухполярный мир больше способствовал созданию макрорегионов, этаких экономическо-политических кластеров, склонных к самоизоляции.
Во всеобщий мировой кризис страны входили как в штопор — только штаты, Россия и страны СЭВ (частично) избегли всеобщей участи. Скорбеть по этому поводу я совсем не собирался, наглядно убедившись, что весь мир и экономическое процветание Запада в моем времени — было за счет распада СССР и безжалостного ограбления стран Восточного блока…
Янки раскулачили Японию и обратили свой взор в сторону Юго-Восточной Азии (Западной Европы, которой к тому же пришлось делиться с Россией — хватило ненадолго), мы строили союз с Китаем (который в этом времени ещё не успел превратиться в флагмана мировой промышленности) и Ираном.
И у нас хватало своих проблем, в основном — с национальными окраинами. И если Чечню в этом времени получилось замирить быстро и эффективно, то вот со Средней Азией так не получилось. Весной девяносто первого в России провели всенародные выборы, по результатам которых генеральным секретарем Национальной партии выбрали Владимира Вольфовича, а его заместителем — Александра Григорьевича Лукашенко.
А бывшие «братские» республики, отрезанные от финансирования со стороны России, и что самое главное, с перекрытыми границами и запретом миграции — буквально взорвались. С упоением начав практиковать древние и красивые обычая — резать друг друга. Таджикистан даже пришлось частично бомбить, чтоб угомонились со своим желанием заниматься наркотрафиком.
Югославия не избегла распада и здесь, разве что череду кровавых разборок и этнических чисток предотвратило введение Русского миротворческого контингента. Косово осталось у Сербии, да и сама Сербия в этой истории на политической карте мира была в несколько раз больше, чем в моем времени. Не без поддержки России, естественно, вплоть до прямого вмешательства.
В девяносто пятом году, один за другим — ушли из жизни оба деда, вернее — дед Арлен и прадед Александр Гаврилович. Деда подкосил рак, а прадеда — осколок со второй мировой войны в ноге, внезапно воспалившийся…
А в девяносто шестом году, весной, по старой доброй традиции — на Балканах, началась третья мировая война. Причиной послужила диверсия на атомной электростанции «Козлодуй», что располагалась на берегу Дуная в двухстах километрах от Софии. Ключевое слово здесь, что располагалась, жахнуло так, что Чернобыль вспоминали с умилением.
Заказчики и исполнители инкогнито оставались недолго — все следы вели в Великобританию, не исключая причастности к этому Штатов. Янки от своего участия в этом мероприятии всячески открещивались и даже поддержали ультиматум России, выдвинутый правительству Англии. А по истечении срока этого ультиматума — присоединились к нам и тоже пару «томогавков» в ядерном исполнении сбросили на бывший остров.
Однако это не спасло мир от всеобщей эскалации: Индия обменялась ударами ЯО с Пакистаном, после чего сдуру сделала выпад в сторону Китая. В общем, ни Пакистана в его бывшем виде, ни Индии — на политической карте мира нет. Радиоактивные развалины и совсем не гламурный фоллаут, каким его представляли в видео и игровой индустрии.
Израиль, в ответ на объявленный арабским миром газават против евреев — оперативно отбомбилось по ближайшим соседям тактическим и стратегическим ядерным вооружением, никто не ушел обиженным. Досталось и туркам, и Египту, и даже саудитам несколько гостинцев прилетело. Другое дело, что эта победа оказалась Пирровой: Израиль пока стоит, но долго ли он протянет, окруженный выжженной землей — большой вопрос.
А мы с Америкой обменивались пока взаимными угрозами и развертыванием всех сил, играя мускулами, но не рискуя переходить черту, за которой гарантированно полное взаимоуничтожение. Я, при виде такого развертывания ситуации — собрался и вылетел в Москву. В надежде задействовать все старые и новые связи, и если не в эпицентре происходящего очутиться, так хоть узнать о происходящем чуть больше того, что рассказывают простым обывателям. Первым делом направился к Судоплатову и он моих ожиданий не обманул:
— Нечего нам делить пока с американцами, это ты правильно заметил, Иван! Кроме пары нюансов и как обычно — ресурсов и контролем за миром после окончания горячей фазы конфликта. Нефть-то на Ближнем Востоке того теперь, фонит вся. А у нас несколько диверсантов на их территории просто сейчас находятся, с ядерными фугасами и они это знают. Вот поэтому и такой накал взаимных угроз и претензий. До выяснения обстоятельств, дело в том, что связь с одним из наших исполнителей утеряна. То ли запил, то ли потерялся, то ли ещё чего. Ну и они, соответственно — тоже развернули и направили на нас свои боеголовки. Не ссы, договоримся! Самоубийц ни у нас, ни у них нет!
А через два дня оказалось, что не договорились. Нашелся наш ядерный фугас, в заповеднике Йеллоустоун. Найти его оказалось нетрудно, после того, как он бахнул. А вслед за ним началось и извержение йеллоустоунской вулканической кальдеры…
— Давай, Иван, можешь с чистой совестью домой ехать! — Напутствовал меня Судоплатов. — Всё, теперь точно конец войне! По крайней мере — глобальной! Сейчас будут работать дипломаты, у нас разве что бывшие братские республики опять бомбить придется, когда оголодают и к нам через границу полезут, а с американцами всё, конфликт исчерпан. Сейчас никому мало не покажется, не время воевать, выживать будем… Может и к тебе переберемся. К теплицам поближе, чувствую…
А я я то и дело поглядывал на пока ещё безоблачное небо, непроизвольно ежась и вспоминая, что там писали футурологи о последствиях извержения такой хтонической дряни, как Йелоустоун. Как завалит все наши теплицы вулканическим пеплом. А в голове крутилось название старого рассказа Рея Брэдбери «И грянул гром». Надо будет сразу, как приеду домой — сходить в библиотеку и взять перечитать…
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ