Фантастика 2025-128

Пролог

– Водолей, ответь Галактике.

– Я Водолей.

– Говорит искусственный модуль связи Конфедерации. В связи с последними событиями, Советом Конфедерации принято решение о продлении карантина Земной цивилизации на срок не менее одного галактического периода, что соответствует тысяче земных лет. Мы знаем все, что с вами произошло. Поскольку предоставленная возможность для колонизации планет вами не использована, выход за пределы Солнечной системы запрещен. При сохранении существующего вектора развития в период карантина, цивилизация будет уничтожена, как потенциально опасная и несущая угрозу Разумным мирам Конфедерации. Планета будет передана для развития другой цивилизации после цикла регенерации. Реализация Ваших приоритетов возможна только в пределах Солнечной системы. Попытки нарушения карантина будут пресекаться, как и ранее. Сокращение сроков карантина возможно только по решению Совета при наличии необходимых условий. Условия будут переданы отдельным пакетом. Твоя сущность выбрана для контакта, как наиболее развитая из всех имеющихся на планете. Если есть вопросы – задавай, другой возможности до окончания срока карантина не будет.

– О какой возможности колонизации идет речь?

– Около пятидесяти лет назад по земному времени нами были выведены на орбиту два комплекта для колонизации планет, которые у вас теперь используются в качестве капсул и синтезаторов искусственной среды. Однако, вместо того, чтобы направить ресурсы на освоение планет Солнечной системы, унитарные государства, получившие в свое распоряжение эти комплексы, распорядились ими по своему усмотрению, что стало одним из факторов произошедшей катастрофы и фактором сохранения остатков цивилизации одновременно. Человечество в очередной раз доказало свою противоречивую природу. Такой вариант развития событий предусматривался как наименее вероятный. В сложившихся условиях Конфедерация не имеет права рисковать безопасностью Разумных миров. Можете считать это сообщение ультиматумом.

– Вы можете провести регенерацию планеты?

– Процесс регенерации может быть запущен только после окончания карантина, при отсутствии представителей прежней цивилизации на планете, таковы положения Кодекса Конфедерации. Представители прежней цивилизации, если такие обнаружатся после окончания этого процесса, имеют первоочередное право на заселение ареала обитания с карантином в десять периодов. В истории этой планеты такое уже было. При сохранении прежних темпов развития науки, технология регенерации стала бы доступна человечеству через пятьдесят лет. До окончания срока длительного карантина на момент событий оставалось менее ста лет. Конфедерация не имеет права вмешиваться во внутренние дела цивилизации до истечения срока карантина, даже в случае угрозы полного уничтожения цивилизации. Исключение составляют случаи, когда под угрозой полного физического уничтожения находится одна из планет Пояса Разумной Жизни. Это сообщение первое и единственное за всю историю этой планеты. Обосновано необходимостью уведомления о продлении сроков карантина и наличием такой возможности без прямого воздействия или участия с нашей стороны. Может быть использовано Вами по своему усмотрению. Конец связи.

Глава 1. Годовщина

Пробуждение и выход из капсулы в этот раз были похожи на обморок в результате удара током. За тем исключением того, что события развивались в обратном порядке. Последние часы перед погружением были как в тумане, я едва стоял на ногах и с трудом осознавал, что происходит. Потом разряд. Мгновенное прояснение сознания и прилив энергии. Если бы не скафандр, эта энергия, наверное, разорвала бы меня на части. В голове цепочкой выстроились все события с момента катастрофы. Как на экране монитора я видел последовательность решений, автоматически отмечая, что было сделано правильно, а что нет. К счастью для меня конечный результат от этого не пострадал, не считая того, что я сам едва не сгорел от лучевой болезни. Эффект был ошеломительным. Я поднялся из капсулы, осмотрелся. В комнате стоял Виталий Семенович и больше никого.

– Что со мной? – я поднял защитное стекло.

– Здравствуй, Константин, как ты себя чувствуешь? – поинтересовался генерал, глядя мне в глаза.

– В целом хорошо, но… как-то необычно, что-то изменилось, пока не могу понять.

– Вот и отлично, значит время пришло.

Я посмотрел на монитор, прошло больше семи месяцев вместо обещанных трех, все капсулы были закрыты. Подошел к монитору, посмотрел на показатели остальных капсул. Ни Алены, ни других участников группы, с которой я погружался, не было. Их место заняли те, кто до этого возглавляли убежища в других городах. Понял, что многое пропустил, но больше всего меня волновал вопрос о том, где Алена и почему она меня не встречает.

– Где Алена?

– С ней все в порядке, они тебя ждут, встретишься чуть позже. Давай пройдем в столовую, пока ты будешь обедать, я тебе расскажу то, что тебе нужно знать в первую очередь.

Полковник меня заинтриговал, да и против плотного обеда я ничего не имел. Мы прошли в столовую.

– Теперь ты такой же руководитель проекта, как и я, – начал генерал, когда я с удовольствием выпил энергетический коктейль и принялся за салат. – Особенностью командирской капсулы является то, что есть возможность во время вахты загружать необходимую информацию.

– Куда загружать? – задал я глупый вопрос, аппетит пропал.

– Напрямую, в твою память. Не волнуйся, пока мы ничего не загружали без твоего согласия, но такая возможность теперь есть.

– Что значит теперь? – я успокоился, можно было выдохнуть. Решил больше его не перебивать.

– Это должно было произойти после первой вахты, но произошло сейчас. Возможно, что первый срок был коротким, возможно радиация послужила катализатором, ни я, ни профессор точно теперь не скажем. Не знаю, какие преимущества это даст тебе, могу рассказать только про себя. После первой вахты в командирской капсуле, наверное, заметил, она немного отличается по графическому узору на корпусе, для меня в разы упростился процесс принятия решений. В любой момент времени я знал, какое решение правильное, какое нет. Даже не так, из двух вариантов я всегда знал, какой вариант более правильный. Своего рода двоичная система «да» или «нет». Например…

Он вытащил две чистых карточки небольшого размера и положил на стол передо мной.

– Выбери одну из них, не переворачивай.

Я выбрал левую, посмотрел. На ней был пример «2+2=4». Он перевернул вторую, на ней было «2+2=3». Меня не впечатлило, однако он выложил две другие.

– Выбери еще раз.

Я выбрал правую, посмотрел. «2+2=5». Чуть было не засмеялся, похоже на меня это не действует, но радоваться было рано, он перевернул вторую, на ней было выражение «2+2=8».

– Можешь повторять это сколько угодно раз, всегда будешь выбирать либо правильный ответ, либо наиболее близкий к правильному из двух предложенных вариантов. С большим количеством вариантов не получится, по крайней мере, у меня так.

– Что это значит?

– Это значит, что у тебя задействованы дополнительные возможности мозга, то, что принято называть интуицией или подсознанием. Не скажу, что это облегчает жизнь. Не всегда окружающим понятны мотивы принятия решений, для тебя же это очевидно, но объяснить ты не сможешь. Приходится искать аргументы, которые были бы приняты.

– А если оба варианта неправильные?– я старался ничему не удивляться.

– Вероятность того, что оба варианта в равной степени неверны, очень мала и ты это почувствуешь. Вот, пожалуйста.

Он выложил очередные две карточки и посмотрел на меня в ожидании. Я протянул руку к одной, потом к другой, ни одна из них мне не нравилась, выбрал наугад, посмотрел. «2+2=3», положил на стол. Виталий Семенович с видом карточного шулера перевернул вторую «2+2=5», проговорил:

– Любое решение в данном случае правильное, а ответ неверный. Теперь понял?

– В принципе да, что это меняет?

– Ровным счетом ничего, только теперь твоя интуиция работает на тебя, и ты это знаешь. Теперь ответь мне на один вопрос. Ты действительно хочешь знать о проекте все?

– Что за вопрос? Мы столько времени потеряли, не имея полной информации…

– Я понимаю, но это ничего не изменило бы, – перебил генерал. – Тебя готовили как командира подразделения, и с этой задачей ты хорошо справился, но, помимо всего, ты еще и мой заместитель, поэтому для дальнейшего необходимо твое согласие.

– О чем речь?

– Если ты готов продолжить участие в проекте, то необходимо твое согласие на загрузку данных в режиме гибернации. На усвоение всей информации тебе потребуется продолжительное время, которого у нас нет. Ты можешь отказаться, продолжая возглавлять подразделение, но заместителя мне тогда придется подбирать заново. Больше рисковать проектом я не могу. Я единственный человек, обладающий всей информацией и мне нужен тот, кто полностью меня заменит в случае непредвиденных обстоятельств.

– У меня есть время подумать? – я не мог определиться насколько мне это необходимо.

– До завтра, не более. Если решение будет положительным, тебе предстоит вернуться в капсулу на трое суток, – обрадовал меня генерал.

В столовую вошла Лидия Михайловна.

– Вот вы где. Константин, я тебя поздравляю. Мы очень рады за вас, – она энергично приближалась к столу. Увидела мое недоуменное лицо и резко взглянула на Виталия Семеновича. – Так, ты ему ничего не сказал?

– Нет, еще не успел, – оправдывался Виталий Семенович.

– О чем Вы говорите, что случилось?

– Не случилось, а сбылось. У тебя сын родился …, – она продолжала что-то говорить, но я ее почти не слышал. В это невозможно было поверить. Сначала я обрадовался, потом вспомнил в каком мире мы сейчас живем и что происходит на поверхности…– Ты не рад? – Лидия Михайловна смотрела на меня с недоумением.

Я перевел взгляд на Виталия Семеновича. Он утвердительно кивнул. Это вывело меня из ступора окончательно.

– Где они? – прошептал я, в горле пересохло.

– Они в медицинском боксе. Можешь посмотреть на них…через стекло. Пойдем?

На ватных ногах я встал из-за стола, едва не перевернув его. Через десять минут мы уже стояли у шлюза медицинского бокса. Мне не пришлось долго его проходить, я был в скафандре, а вот бабушка с дедушкой задержались. На входе меня встретил Михаил Дмитриевич. Я откинул защитное стекло.

– С возвращением, Константин, пойдем со мной.

Он подвел меня к стеклу изолированного бокса. Нажал кнопку панели управления. Матовая поверхность стекла стала прозрачной. В глубине комнаты стояла кровать, рядом детский медицинский бокс. Алена увидела меня, наклонилась и взяла на руки ребенка в пеленках, подошла к стеклу. Я стоял и смотрел то на нее, то на ребенка и улыбался. Потом приложил левую руку к стеклу, а правую сжал в кулак, отогнув большой палец вверх, показал Алене. Профессор погрозил ей пальцем, она нахмурилась и вернула ребенка в детскую кроватку.

– Можно мне поговорить? – спросил у профессора.

– Через пару дней выпишу, наговоритесь, сейчас не надо, малыша разбудите.

Я стоял и смотрел на нее. Мне так много ей нужно было сказать. Выглядела она уставшей, но счастливой. Я жестом показал ей, чтобы садилась, не стояла, но она подошла к стеклу и приложила свою ладонь к моей. Послала воздушный поцелуй и перевела взгляд за мою спину. Я оглянулся, семья была в сборе. Через некоторое время она обернулась к кроватке, махнула рукой, давая понять, что аудиенция окончена, ребенок проснулся. Стекло вновь стало матовым. Я повернулся к родственникам, у меня были вопросы.

– Как такое возможно?

– Если ты о ребенке, то думаю тебе объяснять не надо – профессор заговорщицки улыбнулся. – Для нас это было тоже полной неожиданностью. Перед вахтой, если ты помнишь, медкомиссии не было. Почему, думаю, объяснять не надо. – Я согласно кивнул, профессор продолжил. – Вот через неделю и проявилось двойное сердцебиение в капсуле Алены. Что дальше делать было не понятно. С трудом дождались срока, пока можно будет ее выводить из капсулы. Дальше все как обычно. Родила позавчера. Мальчик и мама абсолютно здоровы. Принимай мои поздравления. Рекомендовал бы поместить Алену в капсулу ненадолго, но это Вам решать, как скажете, так и будет, крайней необходимости в этом нет. Тем более что на капсулы очередь расписана на полгода вперед…

– Я понял, спасибо Вам. Мне надо побыть одному, – я направился к выходу.

Приходил в себя долго. Никто меня не беспокоил. Привел себя в порядок, но находился в прострации. К такому развитию событий я был абсолютно не готов. В голове назойливо проносились одни и те же мысли. Как теперь обеспечить им полную безопасность? Как быть с дальнейшим участием в проекте? К вечеру немного успокоился. Помимо меня было кому позаботиться, если меня не будет рядом. По поводу Алены у меня даже мыслей других не было. На этом ее участие в группе закончилось, она нужнее сыну. Кроме того я понимал, что сегодня без преувеличения я стал самым счастливым человеком на Земле. Кто может похвастать тем, что не только выжил в катастрофе, но и продолжил свой род. Мало того, шансы выжить у них на порядок выше не в пример многим. От этого становилось немного неуютно, мысли раз за разом возвращались к событиям на поверхности. Слишком много на меня сегодня свалилось, уснул рано.

Когда проснулся, никакого смятения уже не было. Что делать и как быть дальше меня не беспокоило. Было много вопросов к руководителю проекта. Я хотел знать все не только о проекте, но и о том, что произошло за эти семь месяцев. А еще меня интересовала судьба Водолея. Пока делал зарядку и завтракал, обдумывал, как построить разговор с генералом. Бежать в комнату боевого дежурства и ложиться в капсулу я не горел желанием. Хотелось еще раз увидеть Алену с сыном, но было еще слишком рано. Час до назначенного времени провел, как на иголках, места себе не находил. Виталий Семенович меня уже ждал. Поздоровались, он запоздало поздравил меня с пополнением, после чего перешел к делу.

– Что решил, Константин?

– Отказываться не буду, но для окончательного решения у меня мало информации. Хотел бы знать в какой стадии сейчас проект и дальнейшие планы.

Генерал ненадолго задумался, кивнул, как бы определяя, что вопрос вполне законный и заговорил.

– Проект «Омега» находится на пике второго этапа. Убежище в Петербурге оказалось разгерметизировано и затоплено, проникнуть внутрь не удалось, скорее всего, выживших нет. Из пяти убежищ в общей сложности эвакуировано пятнадцать тысяч человек, около пяти тысяч ожидают эвакуации. Еще около пяти тысяч человек из числа жителей анклавов и общин изъявили желание присоединиться к программе, остальные решили остаться. Таких по нашим оценкам около пятидесяти тысяч. Североуральская, Сибирская и Дальневосточная республики объединились в Союз Независимых Республик, идет активное создание органов государственного управления и армии при нашей поддержке. Выполнены протоколы «Омега» и «Альфа», завершены подготовительные работы по протоколу «Марс». Теперь о самом протоколе «Марс». Лунная программа никогда не прекращалась. На Луне создана и в настоящее время расконсервирована колониальная база, основной задачей которой является обеспечение колонизации планет Солнечной системы. Наиболее подходящей планетой для этого является Марс. К сожалению, колонизация самого спутника невозможна, поскольку Луна не является планетой. Изначально программа колонизации рассчитывалась на участие всех государств при перенаселении и истощении ресурсов, а так же на случай глобальной катастрофы. На Луне и Марсе созданы убежища, аналогичные нашему, с возможностью расширения. С использованием синтезатора искусственной среды и генератора атмосферы на Марсе идет создание пригодной для проживания на поверхности территории в радиусе около тысячи километров. Эта территория должна стать вторым домом для всех выживших. В далекой перспективе- создание искусственной среды и атмосферы в планетарном масштабе, но пока в этом нет необходимости…

– Секунду, – я перебил генерала. – Почему нельзя все это сделать на Земле? Таким образом можно было бы очистить поверхность от радиации, или я не прав?

– Можно – согласился он. – А заодно очистить от всего живого, флоры и фауны и атмосферы. Кроме того эту процедуру придется повторить неоднократно из-за круговорота воды в природе. По оценкам специалистов это займет около пятисот лет, после чего мы получим абсолютно чистую и безжизненную планету. Задачей синтезатора искусственной среды является превращение безжизненных планет в живые, а не наоборот. Очищение планеты естественным путем произойдет гораздо быстрее. Однако к этому времени человечество перестанет существовать, как и большинство из известных видов. Поэтому мы должны организовать колонию в безопасном месте и приложить все усилия к расширению популяции не только людей, но животных и растений. По прошествии срока от трехсот до пятисот лет, по предварительным оценкам, человечество должно вернуться на Землю и начать осваивать ее заново, стараясь не повторить при этом прошлых ошибок…

Этот разговор мне напоминал давний разговор с Виталием Семеновичем в процессе знакомства. Настолько масштабно и нереально воспринималось все, что он сейчас мне говорил. Только в этот раз я не сомневался в правдивости его слов и адекватности. За это время у меня была возможность убедиться, что все прогнозы руководителя сбываются, как бы печально это не было. Пожалуй, в одном он прав, ответить на миллион моих вопросов он не сможет физически. Как бы трепетно я не относился к своему драгоценному мозгу на загрузку информации надо соглашаться. Водолей мне здесь не поможет. Кстати…

– Как обстоят дела с Водолеем? – я смотрел на командора в тревожном ожидании.

– Никак. Также находится в изолированном контейнере. Решение по нему не принято, сам же просил. Я склонен избавиться от него. Слишком велик риск.

– Виталий Семенович, ответьте мне на один вопрос: Водолей может угрожать проекту?

Не дожидаясь ответа, я выложил две карточки на стол, посмотрел на генерала. Он без дальнейших пояснений взял одну из них и перевернул. На оборотной стороне было только одно слово «Нет».

– Странно, – проговорил он. – До сегодняшнего дня ответ всегда был противоположный.

Теперь была моя очередь глубоко задуматься. Очевидно, что без меня Водолей действительно является угрозой для проекта. Это нехорошо, чтобы это не значило.

– Вы не пытались его подключать?

– Попытки были, но всегда безрезультатные, он требует администратора высшего уровня, среди нас таких нет. Даже попытки перезагрузки протоколов ни к чему не привели, его можно только уничтожить, но повлиять или перезагрузить никак. Я так понял из отчета научного отдела. Предварительное решение по нему уже согласовано, но в свете последних событий, – он кивнул на карточку, – я думаю, что придется пересмотреть.

– После выхода из капсулы, я хотел бы с ним пообщаться, это возможно?

– Да, возможно. Значит, ты согласен?

– Согласен, – других вариантов у меня не было, я точно знал, что это правильное решение. – Только сначала хочу повидать Алену и сына.

– Хорошо, как будешь готов, дай знать.

Я вышел из кабинета и направился в медицинский блок. С Аленой и сыном было все в порядке, мне даже удалось рассмотреть его. Заранее подготовил записку и предупредил, что буду через три дня. После чего направился в комнату боевого дежурства. Все больше процесс погружения в капсулу становился не ритуалом, а необходимой рутиной. Там меня уже ждали сотрудники научного отдела с оборудованием. На внутренней стороне шлема закрепили пластину, служащую скорее всего передатчиком, неоднократно проверили крепление и исправность. Только после этого я разместился в капсуле и генерал приложил ключ. Крышка капсулы закрылась.

В капсуле незаметно проходят годы и десятилетия, не говоря уже о трех днях. Когда крышка капсулы открылась, мозг пронзили тысячи иголок. Боли не было, был дискомфорт. Система мониторинга скафандра предложила ввести обезболивающее, я отказался. Когда встал и открыл стекло, в глаза ударил яркий свет. Подошла Лидия Михайловна и подключила приборы к разъемам шлема, посвятила в глаза фонариком, потом спросила:

– Как ты себя чувствуешь? Какой сейчас год?

– Великолепно, – с долей сарказма ответил я. – Вам лучше знать, какой год,– посмотрел на монитор, но не мог сфокусировать взгляд.

– Понятно, – она не обиделась.

Стал осматриваться. Зрение постепенно приходило в норму, потом резко восстановилось. Теперь я знал смысл выражения «расширить горизонты». Мало того, что теперь мог рассмотреть малейшие детали удаленных предметов, в голове стали появляться ответы на многочисленные вопросы о проекте. Складывалась цельная картина. То, что до сих пор мне было известно, занимало лишь треть от общего объема информации. Но поразило меня не это. Теперь я в деталях знал, как погибли мои родители. Память послушно выдавала сухие строки отчета закрытого протокола «Луна». Это действительно была авиакатастрофа, только случилась она на Луне во время подготовительной программы. Они были не пассажирами гражданского лайнера, а учеными испытателями. Из-за разгерметизации пилотируемого модуля они погибли вместе с другими членами экспедиции. Тела были доставлены на Землю и переданы родным в закрытых титановых гробах. Я хорошо это помнил. Тогда это объяснили, тем, что тела сильно пострадали. На самом деле все было не так. Материалы расследования содержали посмертные фотографии и результаты вскрытия. Это было уже слишком. Я много видел смертей, иногда самому приходилось убивать, но когда речь идет о самых дорогих тебе людях, отстраниться от этого уже не получается. Я посмотрел на Виталия Семеновича, он тоже был здесь и давно за мной наблюдал. Сказать я ничего не смог, кроме одного:

– Родители…, как же так?

– Прими мои соболезнования, они работали в программе. Несчастный случай, иногда такое бывает. Я был знаком с ними лично и обещал позаботиться о тебе.

Я кивнул, давая понять, что понимаю, но от этого легче не становилось. Внимание переключилось на других, самых дорогих мне людей и опять меня ждала неприятная новость по поводу сына. В результате проведенного анализа ДНК выяснилось, что помимо ДНК родителей, присутствует ДНК неизвестного происхождения, по объему в несколько сотен раз превышающая привычную.

– Что с моим сыном?

– С ним все в порядке, он здоров – вмешалась Лидия Михайловна.

– А как же анализ ДНК? – я нервничал, решил, что от меня что-то скрывают.

– Константин, с ним действительно все в порядке. Патологий нет. Действительно, у него несколько необычное содержание ДНК, этим сейчас занимается научный отдел. Возможно это последствия облучения на ранних сроках или результат пребывания в капсуле, мы пока не знаем. Но он такой не один, хотя и первый. Еще одна девочка, родившаяся в тот же день, имеет похожую структуру ДНК.

– Мутация?

– Что вы, опомнитесь. В данном случае речь не идет о мутации. Мутация-это повреждение ДНК, мы же имеем структуру более совершенную и содержащую в себе намного больше наследственной информации, нежели у обычных людей. К сожалению, пока трудно сказать, как это отразится на развитии, но мы надеемся на лучшее. Они под постоянным наблюдением, все будет хорошо.

– Алена знает?

– Знает, ей сообщили в первую очередь, она мать и имеет право знать об этом как никто другой. Тебя тоже попрошу никому об этом не говорить и не заострять внимание. Если возникнут осложнения, мы узнаем об этом первыми, пока поводов для беспокойства нет.

Наличие фактов, напрямую касающихся моих близких, говорило только об одном, теперь я действительно знаю о проекте все. Историю, результаты исследований, дальнейшую программу действий, прогнозы и много другой информации. Стоило только обратить внимание на тот или иной аспект, память послушно выдавала все, что к этому относится. Я не мог охватить сразу весь поток информации, но ответы на все вопросы по проекту были у меня в голове. Едва только я посмотрел на генератор поля, сразу узнал, что это не разработка научного отдела, а такой же артефакт как и капсулы. Впоследствии ученым удалось скопировать установку и усовершенствовать ее, расширив область применения и встроив в системы охраны. На каждом объекте категории «С» было по одной такой установке. Несколько установок находилось на колониальных базах Луны и Марса. Другие располагались в «Омега-центре». Значит протокол «Марс» мне не приснился и не был бредом больного воображения. Я помню, как был поражен масштабами проекта, оказалось, что это только верхушка айсберга. Я не верил, что один человек может возглавлять подобную программу, но это было так. Виталий Семенович, по сути, был единственным полноправным руководителем проекта, ни о каком подчинении не могло быть и речи. Проект давно никому не подчинялся и был настолько закрыт, что о нем никто практически не знал. В руках руководителя проекта были сосредоточены все нити управления, и рычаги влияния на правительства не только нашего, но и других государств. Вместе с тем, никаких задач в интересах одного государства он не решал. Все усилия и ресурсы были направлены только на выполнение программы.

Было очевидно и другое. Никто не будет сейчас заниматься нуждами тех, кто выжил на поверхности. Главная задача эвакуировать как можно больше людей с этой планеты. В ближайшие сто лет цивилизация перестанет существовать до тех пор, пока планета не восстановится после смертельных потрясений. К концу ядерной зимы останется едва ли треть от выживших. Потом придет оттепель с мутировавшими от радиации вирусами и болезнями. Те, кто выживут и после этого окажутся неспособны увеличить популяцию из-за наследственных болезней и мутаций. По прогнозам, вероятность такого исхода выше девяноста пяти процентов. Вспомнил слова Водолея, который говорил о повышении вероятности положительного прогноза. Водолей подождет. Сейчас мне нужно было видеть Алену.

При входе в жилой блок была установлена рамка. Память послушно выдала ее назначение. На основе генератора поля была создана компактная установка дезактивации, которая выполняла функцию шлюза. При моем приближении появилась ярко-зеленая завеса поля. Прошел внутрь. Опустил стекло скафандра и не сразу понял, что радиация полностью отсутствует. Не было даже фоновых показаний. Сначала подумал, что сломался интегрированный дозиметр, но на помощь пришли данные из памяти. За время моего отсутствия были внедрены экспериментальные приборы дезактивации, само убежище было подвергнуто тщательной обработке. Без труда нашел комнату, где расположилась моя семья и замер на пороге в нерешительности.

Следующие три дня были самыми счастливыми в моей жизни. Я входил в роль молодого отца. Не такого уж и молодого, если подумать. Мы с Аленой много и обо всем разговаривали, никаких планов не строили. Просто не могли наговориться, как будто не виделись сто лет. Мне не было никакого дела ни до проекта, ни до того, что происходит на поверхности. Убежище жило своей жизнью. Эгоизм? Возможно. Весь мир для меня сейчас сузился до размеров жилого помещения, где мы сейчас находились. Виталий Семенович, как и остальные, к этому отнеслись с пониманием, за что я им был благодарен. Иногда заходили в гости, только для того, чтобы узнать все ли у нас в порядке и не требуется ли помощь. Тема катастрофы и проекта в разговорах отсутствовала полностью. Даже в мыслях я ни разу не вспомнил про это. Казалось, что все, что произошло до этого – нереально, как дурной сон. Хотя, пожалуй, наоборот. Все, что происходило сейчас с нами, я назвал бы сном, не иначе. Сейчас я стал понимать, чего лишились все мы. Вот так спокойно жить, воспитывать детей. Не важно где, важно с кем. И ради чего? По чьей злой воле мы оказались на грани вымирания? Эти вопросы не давали мне покоя. Отпуск подходил к концу. Пока я в полной мере наслаждался семейным счастьем, жизнь шла своим чередом. Наверняка есть вопросы, в которых требуется моя помощь. По взглядам генерала и доктора я понимал, что мое время заканчивается. Алена тоже это понимала. Теперь она была далека от проекта, не меньше чем я в самые первые дни, до катастрофы. За них я был спокоен. Пока в убежище есть хоть один человек, с ними ничего не случится. У меня же теперь был дом, где меня всегда ждут. Забытое чувство. И еще одно, я точно знал, что мое место здесь. Ни какие колонии и великие цели не заставят меня оставить Землю и этот дом.

На четвертый день я проснулся в холодном поту. Ощущение опасности и неминуемой гибели охватило меня полностью. Я был напуган как никогда раньше, причину этого понять не мог. Сигнал тревоги был настолько отчетливый, что я подумал было, что схожу с ума. Все было, как вчера, вместе с тем, все изменилось. Непонятно откуда, но я это знал. Посмотрел на часы. Шесть утра. Алена и Сашка спали. Паники не было. Я четко знал, что нужно делать. По внутренней связи вызвал Виталия Семеновича. Он ответил почти сразу. Моему заявлению, о том, что нужно срочно встретиться, нисколько не удивился. Я начал собираться. Проснулась Алена и, приподнявшись на кровати, спросила:

– Милый, что случилось?

– Ничего, мне пора, спите, все хорошо, – про себя добавил, – …будет.

Я не смог бы ей ничего объяснить, сам не понимал. Через пятнадцать минут я уже был в кабинете генерала. Когда изложил ему свою просьбу, он задумчиво посмотрел на меня и проговорил:

– Ради этого ты поднял тревогу в шесть утра?

Он ждал от меня ответа, но его не было, как не было и сомнений в том, что я все делаю правильно. Видя мою настойчивость, Виталий Семенович проговорил:

– Хорошо, я тебя сейчас провожу к Водолею, пообещай, что не будешь принимать кардинальных решений.

Я согласился, хотя не был уверен, что сдержу свое обещание. Сигнал тревоги в голове звучал набатом. Не было времени на долгие разговоры и объяснения. Через несколько минут мы уже были внутри помещения, где находился Водолей. Оно мало чем отличалось от того, из которого его эвакуировали в свое время. Компьютер находился в автономном режиме. Мало того помещение было изолировано защитным полем в боевом режиме. По привычке я включил модуль связи и вызвал Водолея, ответа не последовало. Лидия Михайловна тут же объяснила мне причину этого:

– Он в автономном режиме, общение только через командную строку терминала.

– Это можно исправить?

– Только если снять защиту и подключить к системам связи. Я бы не рекомендовала этого делать.

– Подключайте, под мою ответственность.

Лидия Михайловна посмотрела на Виталия Семеновича, тот утвердительно кивнул. Через несколько минут все было готово. Защитное поле погасло. Генерал стоял рядом с панелью управления в готовности включить поле при первых признаках опасности. Я снова вызвал Водолея.

– Водолей на связи. Фиксирую угрозу физическому носителю. Вероятность уничтожения без моего участия и защитного поля сто процентов. Время до уничтожения – девяносто минут.

Раздался сигнал тревоги. На огромном, во всю стену мониторе появились крупные цифры с обратным отсчетом времени, потом появилась карта мира. Пунктирная линия показывала приближение отметки к конечной точке, которой было наше убежище. Дальнейшие события развивались очень быстро. Виталий Семенович, не говоря ни слова, покинул помещение. Раздался сигнал общей тревоги. Через тридцать минут убежище задрожало. Я ощутил это всем своим телом. На мониторе появились зеленые отметки двух ракет, удаляющихся от Омега-центра. Потом экран погас. Зашел Виталий Семенович.

– По неизвестным причинам, глобальная система предупреждения не зафиксировала старт ракеты. Данные со спутника подтвердили факт атаки. Включено общее защитное поле, нанесен ответный удар по координатам старта ракеты.

– Этого не достаточно – вмешался Водолей. – Управление осуществляется восстановленным модулем искусственного разума из точки с координатами …., вывожу на экран. Прошу передачи мне функций управления.

Решение было сложным, но Виталий Семенович согласился, счет шел на минуты. Светящаяся сфера Водолея стала пульсировать, меняя свечение от голубого, до ярко белого. На экране в это время несколько раз появлялась и гасла картина происходящего. Во время последнего включения было видно, как отметка, приближающаяся к убежищу начала закладывать дугу, удаляясь на юг, а одна из ответных ракет начала менять направление. Дальнейшие события мы наблюдали на экране монитора, не веря в реальность происходящего. Сначала погасла красная точка где то в Средиземном море, координаты появились на экране, с указанием отсутствия жертв и разрушений. Затем погасли две зеленые точки по очереди, с указанием координат и вероятности поражения целей. Картинка сменилась. На экране было мое лицо, которое вещало механическим голосом:

– Угроза ликвидирована. Вероятность поражения целей – девяносто девять и девять десятых процента. Контроль над спутниками восстановлен. Орбиты трех спутников скорректированы, в ближайшее время войдут в плотные слои атмосферы и будут уничтожены. Жду дальнейших указаний.

Дальнейших указаний не последовало. Были вопросы, которые мы задавали по очереди. В результате того, что Водолей находился в изоляции, был утрачен контроль за потенциально опасными объектами. С помощью неизвестных нам людей в Северной Америке был восстановлен модуль искусственного разума, который попытался взять под контроль спутниковую группировку. Попытка оказалась безуспешной. Водолей применил более совершенную блокировку. После этого с резервных стартовых площадок были выведены три спутника разведки и управления, а так же задействованы резервные средства поражения. Он не исключал, что существуют другие, неизвестные нам стартовые позиции, управление которыми осуществляется в ручном режиме. Судя по времени, необходимому на это, а так же определение места расположения убежища, задача была не из легких. Вероятность повторения подобного сценария Водолей определил ничтожно малой величиной. По мере уточнений, вопросы отпадали сами собой, становилось ясно, что еще один модуль был эвакуирован, об этом говорило изменение координат. Тем не менее, произошедшие события не остановили людей от попытки уничтожить своего злейшего врага. В том, что эти события произошли при участии людей, Водолей не сомневался. Однако в состояние, близкое к шоку повергло другое его сообщение:

– Зафиксирован контакт с внеземной цивилизацией. Проведенный мной анализ, подтверждает этот факт. Получено сообщение. Для воспроизведения требуется разрешение администратора высшего уровня.

Мы переглянулись. Виталий Семенович и Лидия Михайловна стояли в оцепенении. У меня был не менее изумленный вид. Давняя мечта человечества сбылась. Что дальше? Полное уничтожение или колонизация неизвестной расой. А может эпоха процветания и использования неизвестных технологий?

– Воспроизводи.

– Говорит искусственный модуль связи Конфедерации… – раздался голос Галактики.

Мы стояли и слушали, не в силах до конца осознать о какой Конфедерации, Советах, Разумных мирах идет речь, но послание было понятно. Было так же понятно, что на помощь никто не придет. Слово «карантин» звучало как приговор. Первым молчание нарушил Виталий Семенович:

– Все правильно, этого следовало ожидать. Значит, контейнеров было два, как мы и предполагали. Предлагаю ограничить распространение этого сообщения, нам и без этого сейчас не до Конфедерации и освоения Галактики.

– Упустили такую возможность, – сокрушенно проговорила Лидия Михайловна. – Потеряли не только этот мир, потомки нам этого никогда не простят…

– Не время посыпать голову пеплом, – остановил ее генерал. – У нас есть проект, это все, что сейчас имеет какое-нибудь значение.

Он включил защитное поле, связь с Водолеем пропала.

– Что будем решать насчет Водолея? – поинтересовался он, глядя на нас.

– Я думаю, это очевидно. Он в очередной раз доказал, что угрозы для проекта не представляет. Я за включение его в проект, – высказал я свое мнение.

– Я тоже так думаю, – поддержала меня Лидия Михайловна. – Мнение профессора по этому вопросу тоже известно.

– Хорошо, так тому и быть. Загружайте всю информацию о проекте. Включайте в общую систему безопасности и управления. Я не против.

Загрузка данных проходила при моем участии. Не в пример мне, ему для этого потребовалось не трое суток, а всего четыре часа. Почти столько же ушло на обработку полученной информации. Помимо меня генерал, профессор и доктор были назначены администраторами первого уровня. После шестичасового тестирования Водолей взял под контроль все системы связи, управления и безопасности. На следующий день мы были вынуждены собрать Совет. От Водолея стали поступать предложения по оптимизации проекта «Омега». Многие вопросы, которые казались неразрешимыми, нашли свое решение. Михаил Дмитриевич сначала пытался поймать Водолея на противоречиях и доказать свою правоту, но неизбежно терпел поражение. Не переставая удивляться тому, что электронный мозг оказывается умнее, он смирился с тем, что его голос теперь стал скорее совещательным. Когда Водолей предложил свою программу исследований, профессор принялся за ее изучение и через двое суток согласился с ней полностью.

Первые результаты участия Водолея в программе исследований не заставили себя ждать. Был установлен точный срок излечения от лучевой болезни в капсулах. При любой степени облучения – не более десяти суток. Это позволило пересмотреть использование капсул. Теперь основной их задачей стало лечение эвакуированных с поверхности. Что позволяло в свою очередь отправлять в колонии около пятисот абсолютно здоровых людей в год, капля в море. Когда он получил в свое распоряжение всю информацию, то предположил, что контейнер для капсул на самом деле является такой же капсулой, только большей вместимости и предложил свою программу исследований. Несколько дней у него ушло на подключение контейнера к своей сети, после чего он сообщил, что контейнер работает в штатном режиме. Этот факт помог разрешить одну из самых трудных задач проекта. До сих пор на отправку в колонии могли рассчитывать только те, кто не получил значимых повреждений от радиации, таких была едва ли половина. Большая часть из них уже убыла в колонии. Теперь же с использованием контейнера можно было отправлять всех, без исключения после десятидневного карантина в контейнере. Первые же испытания подтвердили такую возможность.

Майор Кириллов, позывной «Скат» убыл первым рейсом в колонию на Луне и возглавил там все работы по расконсервации, размещению людей и грузов и дальнейшей отправке в колонию на Марсе. Майор Томский, позывной «Глобус» возглавлял первую экспедицию на Марс, в задачи которой входили подготовка колонии и встреча первых колонистов. Все, без исключения отделы теперь готовились к эвакуации. Половина специалистов должна была убыть на Марс, другая половина распределялась между убежищами на Луне и Земле. Для меня не было секретом, что в ближайшее время, по окончании основного этапа эвакуации Виталий Семенович с Лидией Михайловной должны были убыть в колонию на Марсе. По поводу своего назначения я тоже не сомневался, мое место было на Земле, по крайней мере, до тех пор, пока не подрастет сын и станет возможна эвакуация моей семьи. Причин торопиться, пока не было. Профессор категорически заявил о своем нежелании покидать Землю. Мотивировал он это просто:

– Я не в том возрасте, чтобы скитаться по планетам Солнечной системы, хочу быть похороненным на Земле.

Такое желание было воспринято с пониманием, однако Лидия Михайловна настаивала на том, чтобы профессора поместили в капсулу, от чего он пока отказывался. Ей не нравились разговоры профессора про похороны. Алена находилась в стороне от этих событий. Она, конечно, была бы рада поучаствовать в освоении Марса, но здравый смысл и необходимость заботиться о сыне делали это невозможным. Мне самому было интересно, как решаются многочисленные проблемы, связанные с колонизацией красной планеты, но не более.

Обстоятельства были таковы, что многочисленные опасности другой планеты были куда благоприятней тех условий, которые складывались на некогда голубой, а теперь серой планете, третьей от Солнца. Прогнозы развития были не в пользу Земли. Да, были разведанные запасы полезных ископаемых, но они были наполовину истощены за время развития цивилизации. На Марсе таких запасов было не меньше. Сорок лет подготовки не прошли даром. На Земле была вода в достаточных количествах, но она была заражена, пусть не повсеместно и уровень заражения снижался, но до полной очистки от последствий катастрофы оставались годы и десятилетия, если не века. На Марсе тоже были разведанные запасы воды. Многокилометровые толщи льда скрывались под поверхностью планеты. Что касается атмосферы, то в освоенной части, под куполом защитного поля она была безопаснее, чем на Земле. Наблюдался парниковый эффект и даже прошли первые дожди, говоря о том, что процесс формирования атмосферы идет своим чередом, пусть и не так быстро, как того хотелось бы. Источником для насыщения атмосферы кислородом и азотом становился все тот же лед, преобразуемый генератором атмосферы в смесь газов, пригодную для дыхания. О жизни на поверхности пока речи не шло, однако такое предусматривалось в дальнейшем, при благоприятном развитии. Все прогнозы сводились к тому, что после того, как планета обретет атмосферу, климат Марса поменяется и станет вполне пригодным для освоения поверхности планеты. Защитное поле, препятствующее солнечной радиации, должно будет остаться в качестве дополнительной защиты от радиации, возможных падений астероидов и нападения извне. Больным вопросом оставалось поддержание связи с планетой, поскольку купол блокировал прохождение любых сигналов. Водолей активно работал в этом направлении, предлагая для изучения различные спектры защитного поля. Диапазон применения поля был широк, научиться его использовать в том или ином качестве можно было только опытным путем.

Основной проблемой колонии на Луне, помимо тех с которыми должны были столкнуться на Марсе, было полное отсутствие воды и слабая гравитация. Впрочем слабая гравитация позволяла перемещать грузы с меньшими затратами. Запасы воды доставлялись грузовыми кораблями. На Луне уже были созданы хранилища льда под поверхностью. Только существующих запасов хватало на десятки лет. В расширении колонии на Луне не было никакого смысла. Грузо-пассажирский терминал, перевалка грузов, отправка пассажирских кораблей и не более. Все больше вникая в подробности проекта, я убеждался в правильности такого подхода.

На мой взгляд, на Земле было не все потеряно. Я предложил использовать генераторы поля для защиты уцелевших городов и поселений. Однако мое предложение было отвергнуто. Виталий Семенович заявил, что такой вариант уже рассматривался. Основной проблемой был риск того, что технология попадет в ненадежные руки и будет использована в военном назначении. О смертельной опасности этого поля я не забыл, все действительно зависело только от того в чьих руках оно окажется. Неожиданно для меня, Водолей поддержал такой прогноз и заявил о неизбежной деградации общества людей остающихся на Земле. Вероятность того, что в итоге поле окажется не в тех руках и будет представлять глобальную угрозу, была очень высока. Тем не менее, вопрос с повестки дня снят не был. В это время Водолей в первый раз заговорил о необходимости помощников в лице модулей искусственного разума в каждой из колоний. По его мнению, только наличие таких модулей способствовало бы сбору достоверной информации и оперативному принятию адекватных мер для их развития. К этому мы были пока не готовы. Технологии вместе с оборудованием лаборатории из Подмосковья были эвакуированы вместе с генератором поля. Однако были опасения на этот счет. Время, когда люди беззаботно относились к искусственному интеллекту, осталось в прошлом. Никто не забыл, что стало причиной катастрофы и повторения никто не хотел. Водолей не настаивал.

В убежище постоянно прибывали колонны беженцев. Одни прибывали, другие после карантина и лечения убывали. Это был поток людей, решившихся покинуть разоренную планету. Все без исключения были уверены только в одном, хуже того, что им пришлось пережить, уже не будет. В отличие от людей первой волны, большинство из которых знали о предстоящей эвакуации, вторая и последующие партии колонистов тщательно отбирались. Как бы это ни было цинично, предпочтение отдавалось специалистам в различных областях. При этом не важно, фермер был в роли кандидата или доктор наук. Главный критерий – способность приносить пользу новому обществу. От других, которых тоже было немало, требовалось согласие на выполнение определенного вида работ и готовности трудиться на благо колонии. Те, кто не мог определиться были вправе покинуть убежище и вернуться туда, откуда приехал, поправив здоровье, пополнив запасы питания и теплой одежды. Таких были единицы. Неоценимую помощь при формировании команд оказал Водолей. В его распоряжении оказались всевозможные базы данных о кандидатах. В создаваемой колонии не было места убежденным иждивенцам и тем, кто считает, что им все вокруг обязаны. Параллельно с этим я собирал информацию о том, что сейчас происходило на поверхности. У меня были свои планы, которые согласовывались с задачами проекта. В ближайшее время мне предстояло отправиться по знакомому маршруту. Кроме того, оставались запасы в хранилищах, объектах категории «В», которые предстояло переместить сначала в «Омега-центр» и далее в колонии. По общему решению, хранилища категории «D» оставались для обеспечения тех, кто решил остаться и пополнения запасов убежищ. Сами убежища, после окончания эвакуации должны быть законсервированы. Но прежде всего мне надо было дождаться, когда выйдут из капсул бойцы подразделения.

В подразделении «Омега» осталось пятнадцать человек. Томский и Кириллов возглавили колонии с ними еще два человека из подразделения и по одному советнику из числа бывших бойцов, достигнувших предельного возраста. Судьба майора Алейникова, возглавлявшего убежище в Питере оставалась неизвестна. Пять человек из моей группы, после совершения рейда в Хабаровск, возглавили убежища в других городах, сменив тех, кто во время катастрофы находился там. Сургут, Филин, Варяг и Пегас за время моего отсутствия успели отличиться, совершив рискованные рейды в хранилища, после чего поправляли здоровье в капсулах. Такими темпами специальное подразделение, создаваемое десятилетиями, могло раздробиться на несколько групп. Это беспокоило не только меня.

В годовщину начала катастрофы было назначено расширенное собрание. Каждый готовился к нему, подводя итоги за год, но повестка была закрыта для всех. Если и стоило праздновать эту дату, то только из тех соображений, что благодаря проекту удалось спасти немало людей. Главным достижением было то, что люди в убежище и колониях, а главное на поверхности получили надежду. Надежду на то, что тяжелые времена после катастрофы удастся пережить. В назначенное время расширенный Совет собрался в конференц-зале. Было многолюдно. Каждый отдел представляли как минимум три человека, исходя из того, что двое из троих в ближайшее время должны убыть в колонии и возглавить там аналогичные отделы. Собрание начал Виталий Семенович.

– Я собрал Вас для того, чтобы решить наиболее важные вопросы. Очередной этап программы «Омега» вошел в завершающую стадию. Необходимо решить вопросы по общественному устройству. В ближайшее время многие из Вас покинут Землю, скорее всего навсегда. Все здесь присутствующие войдут в Советы колоний, которые должны будут возглавить тех людей, которые доверили Вам свою жизнь. Уже сейчас, мне очевидно, что проект оказался не бесполезным. Около тысячи человек в колонии на лунной базе, в пятнадцать раз больше будет на главной колонии в ближайшие шесть месяцев. Для начала этого достаточно, но для обеспечения развития, этого мало. На начальном этапе колонии возглавят лучшие из лучших из подразделения «Омега». Вместе с советниками и командирами сил самообороны. Совет будет выступать в качестве совещательного органа до окончания периода военной опасности. По прошествии трех лет проект будет свернут. Мы не сможем обеспечить постоянное грузо-пассажирское сообщение. Колонии будут предоставлены сами себе. Рано или поздно это произойдет. Для поддержания работы базы на Луне будет применен вахтовый метод, остальные будут распределены в колонию на Марсе или вернутся на Землю. Имеющиеся запасы дают нам время для организации производства в колониях. Для координации усилий на Земле останется персонал «Омега-центра» и Наблюдатели…

Все, что излагал генерал мне было известно. Это было результатом многочасовых обсуждений и споров, поиска компромиссов и учета выводов и рекомендаций Водолея и научного отдела. Программу «Омега» приходилось корректировать исходя из реальной обстановки. Шансы на выживание на Земле и в колониях были примерно одинаковые, а условия абсолютно разные. Объединяло только одно – желание выжить и спасти людей. В обоих случаях главной угрозой был голод и нехватка ресурсов, почти полное отсутствие производства. Основной проблемой колоний была изолированность, а земных анклавов – доступность, что приводило к повсеместному заражению и распространению болезней. Решение, которое было принято в связи с этим, меня сначала порадовало, затем повергло в шок. Три города – столицы Республик было решено закрыть защитным куполом генератора поля, увеличив, таким образом, их шансы на выживание. На это требовалось согласие всех жителей городов. Однако, с этого момента, города должны будут превратиться в закрытые общины и разорвать все внешние связи. Люди из прилегающих поселений должны будут либо поселиться в этих городах, либо на ближайшие десять лет остаться предоставленными сами себе. Для обеспечения этих моногородов предлагалось использовать запасы хранилищ. Для этих целей уже были подготовлены генераторы поля и группы обеспечения. Но и это еще не все. По завершении эвакуации из всех убежищ мне предстояло вновь погрузиться в капсулу и стать Наблюдателем, но до этого было еще далеко.

Собрание между тем продолжалось. Присутствующие использовали последнюю возможность внести свои предложения. Подозреваю, что возможности встретиться в таком составе и обсудить жизненно важные вопросы, уже не будет. Спасало положение то, что многие вопросы уже были внесены в программу и обсуждены внутри отделов, иначе это собрание могло стать самым долгим за всю историю постъядерного мира.

Глава 2. Рейд

– Это хорошо, что про меня не забыли – напротив меня сидел Сомов и утолял трехмесячный голод. – Значит по старому маршруту?

– Да, Миша, по старому, только задачи теперь другие. Людей эвакуируем, убежища закрываем, программу сворачиваем.

– Как так? А как же люди?

– Все кого могли спасти уже в убежище и в колониях, или на пути к ним. Да и запасы не бесконечны. На старых запасах долго не протянем, год, может быть два, надо думать о будущем.

– А что Водолей думает по этому поводу?

– Ты же знаешь, у него все на вероятностях. Вероятность положительного исхода – пятнадцать процентов. Как-то так.

– Уже лучше, чем бесконечно малая величина. Прорвемся, командир

– Без вариантов.

– Совсем забыл, тебя, наверное, можно поздравить с пополнением? Как назвали?

– Можно поздравить, ага. Романом назвали, – при воспоминании о семье тепло разливалось по всему телу.

– Молодцы, что сказать, поздравляю – лицо Сомова светилось улыбкой, потом стало серьезным. – Насчет колонии как же? Это правда?

– Да, правда, мы остаемся здесь. Ты тоже вправе решать, где тебе оставаться.

– Да мне и решать нечего, не космонавт я. Здесь остаюсь, если ты не будешь возражать, – он вопросительно смотрел на меня.

Что я мог ему ответить? Я был рад. Желающих оставаться на Земле, было мало. Помимо него в группу должен был войти Илья. Вторая группа из трех человек во главе с Варягом должны были отправиться на восток в Сибирскую и Дальневосточную Республики. Задачи – те же. Другие пять человек из группы оставались в распоряжении командора.

По поводу Ильи у меня сомнений не было. За время после нашей встречи, перед катастрофой, он поступил в училище. Прошел общий курс подготовки. За то время, пока я валялся в капсуле его подготовкой по специальной программе занимались Виталий Семенович и Аркадий Борисович. О дальнейшем участии в проекте вопрос даже не стоял. Пусть и временно, но он был зачислен в подразделение «Омега», чему я был только рад. Едва ознакомившись с его результатами, я понял, что лучше него с обязанностями снайпера никто не справится. Он возмужал. Того восторженного и застенчивого юнца, который гулял с нами по лесу не было. На вид он был едва моложе Сомова, при этом молчалив и сосредоточен, но не угрюм. От его решения пойти в подразделение, Аркадий Борисович был не в восторге, но препятствовать не стал. В один из дней он застал меня в столовой.

– Здорово, Барс. Не против? – Борисович кивнул на свободный стул за столом.

– Конечно нет, о чем речь, – мне было совестно, что я за это время сам не нашел его, слишком был занят своими делами, хотя Татьяну и видел пару раз.

– Дело у меня к тебе, – начал он, чуть помявшись.

– Говори, чем могу…

– Да не мне, у меня все слава Богу. Про Илью разговор…, – я напрягся. – Молодой он еще, ветер в голове, присмотрел бы за ним. Я понимаю, – он сделал останавливающий жест ладонью, – дров не наломал бы. Один у меня он остался из детей, внуков.

– Знаешь, Аркадий Борисович, я же его еще до катастрофы знал и уже тогда ветра в его голове было меньше, чем у кого-либо, так что ты зря наговариваешь. Что касается присмотра, это без проблем, он пока со мной будет, от себя не отпущу, но гарантировать ничего не могу, как и обещать. Сам знаешь, сейчас везде опасно, не знаешь откуда и что прилетит. Знаю одно, в подразделении у него шансов больше, чем где бы то ни было.

– Спасибо, на другое и не рассчитывал.

Еще немного пообщались. Он так и оставался комендантом, Виталий Семенович менять его не стал. Татьяна работала в столовой. В колонию они не собирались. Была у него мечта. Восстановить свой дом и насадить деревьев вокруг него, не обязательно плодовых. Когда об этом заговорили, я был озадачен. Неужели он не понимал, что это невозможно в ближайшем будущем? Скорее всего, понимал, но мечта, есть мечта, бывает и такое. Только сейчас обратил внимание на то, как он постарел за это время. Вспомнил его рассуждения насчет животных. Наверняка, все это значило для него куда больше и не прошло бесследно.

Накануне выезда нас инструктировал Виталий Семенович. Задача бала простая и сложная одновременно. Жители всех поселков по маршруту следования должны были определиться, двигаться им в убежище или в столицу. Оставаться на прежнем месте – не вариант. Эту простую мысль нужно было донести до каждого. Помимо всех испытаний, которые им уже довелось пережить, им предстояло сделать, может быть главный в своей жизни, выбор. Для того чтобы нам легче было разговаривать с людьми нас снабдили всевозможными справочными материалами и отчетами. Не смотря на то, что наш рейд проходил по уже известному маршруту, мы постарались взять как можно больше запасов продовольствия и медикаментов. Это было сейчас самым необходимым.

Ночь перед выездом прошла беспокойно. Ромка спал плохо, да и мы тоже. Алена сокрушалась, что вынуждена оставаться в убежище и даже предлагала оставить малыша на попечение бабушки. Удалось остудить ее пыл, неохотно согласилась, что это плохая идея. Проснулся рано, нужно было все еще раз проверить. По времени нас никто не ограничивал и не торопил. Нам еще раз предстояло пройти по маршруту больше с дипломатической миссией, так представлялось. Самим убедиться, что выводы верны, а так же посмотреть на результаты работы программы. Технику менять не стали. БТР уже доказал свою надежность и эффективность. На всякий непредвиденный случай у нас была связь по всему маршруту следования, поэтому от второго БТР отказались.

Долгих проводов не было. Аркадий Борисович отвел Илью в сторону. О чем-то недолго переговорил. Алена, больше по привычке, проверила наличие медикаментов и средств связи, только поймав мой укоризненный взгляд, спохватилась, что в этот раз есть кому за этим проследить. Выехали по привычной дороге. За бортом минус двадцать, ничего удивительного. В середине лета температура была много ниже ноля. Ничего не изменилось. Разве что снежный покров стал намного больше и белее, да радиационный фон намного ниже.

До леса, на окраине первого поселения, доехали во второй половине дня. По дороге, проторенной не одним караваном с беженцами, двигались быстро. С Фортом связались заранее. На связи был капитан Терентьев. По голосу слышал, что обрадовался, узнав, кто с ним говорит. Проехали блокпост беспрепятственно. От следов былого запустения не осталось и следа. На месте почерневших заборов и покосившихся избушек стояли свежие срубы поменьше. Выделялись два огромных сруба из старых бревен на краю поселка. Сначала подумал, что амбар, потом разглядел окна и двери. Амбар был поделен на множество помещений поменьше. Почему-то напомнило казарму на тренировочной базе. Капитан зря времени не терял. Куда не глянь, везде чувствовалась рука человека. От расчищенных дорог и тропинок до внешнего ограждения и новых строений. Заборов внутри поселка не осталось, ни кто не считал нужным отгораживаться от соседей, а дрова были в цене. На встречу вышел человек в арктическом снаряжении и при оружии. Без труда опознал в нем капитана.

– Так и знал, что рано или поздно объявишься, – проговорил он с улыбкой, протягивая руку.

Поздоровались. Я тоже рад был его видеть. Если учесть, в каком состоянии мы его оставляли в прошлый раз, изменения были разительные. Оказалось не такой он угрюмый. В новом обмундировании смотрелся браво.

– Я ненадолго, переночуем и дальше поедем, нас трое, разместишь?

– Конечно, три не триста, – он улыбнулся. – Видел бы ты нас, когда мы первый караван встречали. Хоть ты и предупреждал, но такого не ожидали. Выбирали место на отшибе, а оказались на самой оживленной трассе. Но я без претензий. Если бы не постоянная помощь, даже не знаю…, – капитан погрустнел.

– Вот об этом нам надо и поговорить …

– Никаких разговоров, – перебил капитан, – сначала ужин, отдых, а там и поговорим.

– А лейтенант твой где? Ковалев, если память не изменяет – я вспомнил его заместителя, с которым вместе были в рейде.

– Там, – капитан махнул рукой в сторону окраины, – за околицей похоронили, на общем кладбище, – добавил сокрушенно. – Погиб он, сгорел от лучевой.

Больше я ни о чем не спрашивал. Пошли на ужин. Ужинали молча. Сомов то и дело поглядывал на меня, но вопросов не задавал. Нет, я к этому никогда не привыкну. Я вспоминал серьезного не по годам лейтенанта, рисующего крест на двери убежища и на душе стало совсем погано. Терентьев, угадывая мое желание, налил по полстакана разведенного спирта. Сомов с Ильей отказались. После ужина Пегас все таки поинтересовался в чем причина моего настроения. То, что он видел вокруг, его вполне устраивало. Пришлось рассказать. Не хотел портить ему настроение, но так получилось. Терентьев освободился, когда уже стемнело. Ушли в его дом, охраны в этот раз не было, оно и к лучшему. На изложение цели нашего рейда много времени не потребовалось. Когда он узнал про колонии, то в лице переменился. Пришлось выкладывать все, что ему нужно знать. Пригодились справочные материалы. После того как первый шок прошел, капитан заговорил:

– Все правильно, о чем-то таком я догадывался, но не думал, что это возможно. Ты знаешь, только через нас прошло около восьми тысяч беженцев. Я все удивлялся размерам убежища, даже сам собирался посмотреть хоть одним глазком. Да только некогда. Последнее время поток заметно ослаб, за последний месяц пара сотен человек, не более.

– Анатолий, сколько человек у тебя сейчас в общине?

– Сто сорок шесть, это со мной вместе. Из первых поселенцев почти все на месте. Четверых потеряли, Ковалев в том числе.

– Как это вышло?

– Запасы из воинской части вывозили до последнего. Все продукты вывезли. После третьего рейда они были уже безнадежны. После этого еще два рейса сделали и все. Сами так решили. Зачем всем рисковать, вот и не уберег, – капитан виновато замолчал.

– Твоей вины в этом нет. Мы тоже не смогли бы помочь, – решил я его немного успокоить.

– Если бы не они, не продержались бы. Когда еще первые колонны пошли. Да и первые сами были на пределе. Многие из первых у нас остались, те, что не в проекте.

– Сейчас у тебя запасы есть?

– По продовольствию – на три месяца максимум. Горючего хватает. Оружие даже вывозить не стали. Куда его девать? Да и некому. Больше я людей на смерть не пошлю.

– На смерть не надо. Но к завтрашнему вечеру надо определиться. Кто хочет остаться, должны будут двигаться вслед за нами, к столице. Кто решится в колонию, должны остаться на месте, дождаться последних колонн и следовать в убежище. Кто захочет остаться должны знать, что рассчитывать впредь придется только на себя. К сожалению, на тебя это предложение не распространяется. Твое место здесь, до тех пор, пока поселок не покинет последний человек.

– Ты прав, – капитан на удивление легко согласился, – ни в какую столицу я не поеду. Лучше уж одним из первых на Марсе, чем последним из людей на Земле. Только давай так сделаем. Я оставлю минимум из тех, кто в колонию захочет. Остальные пусть собираются, держать не стану.

– Хорошо. Тем, кто за нами поедет продуктов и теплых вещей не жалей. Оружие тоже пригодится. Транспорт само собой, пешком не дойдут. Кто соберется в убежище – запасов по минимуму. Все вещи все равно перед входом оставят. Хорошим темпом за день доедут. Оружие – только у охраны, заставят сдать. Мы ждать не можем, дорога проложена, думаю, что не собьются, карту дадим. Сами пойдем впереди, если что будем на связи.

Детали предстоящей эвакуации обсуждали долго. В конечном итоге решать людям. На этот счет у меня были свои предположения, вот утром и проверю. Предположения подтвердились. Едва только мне стоило утром появиться в избушке капитана, он уже докладывал первые результаты. Оказывается, ночью шло обсуждение, в стороне никто не остался. Желающих отсидеться, в надежде на лучшее, не оказалось вовсе. Решено было оставить десять человек для охраны и обеспечения. Больше сотни поселенцев изъявили желание двигаться к убежищу. Тех, кто собрался в столицу, набралось всего двадцать человек. Как бы то ни было, это их решение. Результат вполне ожидаемый. На этой земле их уже ничего не держало. Не было родных и близких, привычной работы, как не было и жаркого лета и развлечений, пикников на природе и семейных походов по магазинам или в кино. А главное не было пищи и надежды на то, что скоро все изменится к лучшему. Возможно, они не до конца осознавали, что в колонии их тоже могут подстерегать опасности. Сытой и уютной жизни им никто не обещал. Но факт остается фактом, большинство решилось на этот отчаянный шаг. Мне только оставалось связаться с убежищем и предупредить, что на днях придет первая группа последней волны беженцев. Предупредил больше для порядка. По протоколу убежище сейчас находилось в постоянной готовности к приему беженцев. Независимо от пункта назначения, людям было необходимо собраться в дорогу, подготовиться. Мы ждать не стали. Выехали вперед, если в дороге придется задержаться, то они нас нагонят.

Следующие двое суток двигались почти без остановки. Состояние дороги позволяло двигаться даже ночью. Миновали несколько заброшенных поселков, включая и печально известный поселок каннибалов. Не смотря на сравнительную оживленность трассы, чуда не произошло, поселки оставались заброшенными. Силуэт поселка в долине реки показался внезапно. Мы чуть было не проехали его, накатанная дорога уходила в объезд. Пришлось сворачивать на другую дорогу, почти заметенную снегом. Как и в прошлый раз, нас заметили первыми, Старшина запросил нас по связи и очень удивился, услышав знакомый голос, на блокпосту шлагбаум был уже открыт, заграждения убраны.

Иван Михайлович встречал нас на крыльце. В рассветном морозном тумане разглядеть поселок было трудно. На первый взгляд ничего не изменилось.

– Будь здоров, командир – приветствовал меня Старшина. – Уже не чаял тебя увидеть. Дашку в этот раз не привез?

Вот уж точно, ничего не меняется.

– Здравствуй, Иван Михайлович, – я протянул руку, мы поздоровались. – Что с Дашей?

– Да ну её, не поминай лихо. Опять сбежала, только теперь в город похоже. На этот раз с подружкой. Появится, назад не приму, пусть даже не рассчитывает, – он выбросил чинарик самокрутки и посмотрел на меня, ожидая продолжения.

– Понятно. Гостей примешь? Нас трое всего.

– Отчего не принять, если трое всего. Если больше – будьте добры в объезд, здесь не проходной двор и плату за проезд мы не требуем.

Вот те раз. А ведь обещал же помочь, говорил, что обязан. Я даже немного растерялся. Видимо что-то отразилось на моем лице, потому что он продолжил:

– Ты на меня не зыркай. У меня тут женщины и дети. Если все напрямик будут ездить никакого эпицентра не надо. Вот у Вас в убежище я слышал и шлюзы есть и карантин. А мне что прикажешь делать? На объездной срубы поставили специально для беженцев, так что я свое слово держу. И помощь, когда просят, оказываем и сами не отказываемся, если предлагают. А вот заразы никакой мне тут не надо, ученые уже. Живу я здесь, понятно?

Старшина был прав. Мало ли поселков было на старой трассе, которые из-за наплыва беженцев превратились в зоны бедствия, особенно дальше, за Уралом? Здесь было другое дело, но ему откуда об этом знать? Разубеждать не стал.

– Понятно, от чего не понять. Без обид если что. Знал бы, заранее предупредил.

– Вот то-то и оно, заранее никто ни о чем не думает, все наедятся на «авось», потом удивляются. Меня тут один из конвоя чуть было к стенке не поставил, хорошо, что вовремя ему старший мозги вправил.

– Всякое бывает, живы, здоровы и слава Богу, – решил я сгладить ситуацию.

– И то правда, проходи в дом, не стой и своих зови.

За завтраком обратил внимание, что консервы на столе отсутствуют. Не богато, но все свое. Только хлеб какой-то странный, не сразу сообразил, что он из кукурузной муки. Иван Михайлович завтракал с нами за одним столом.

– Смотрю консервы не в почете? – я надеялся услышать ответ и он не заставил себя ждать.

– От чего же, запасы на черный день кое-какие имеем. А так все свое. Первое время завалили нас консервантами, грех жаловаться. Так понимаю тебе спасибо сказать надо. Не отказываться же, вот и сделали запасы, мало ли пригодится, не нам, так беженцам.

– А самим-то почему нельзя? Вера не позволяет? – вмешался некстати Сомов.

Старшина посмотрел на него изучающее, как бы решая, ответить или просто ложкой в лоб засветить, но видимо решил не накалять. Я и сам почувствовал неловкость.

– На Флоте ты не служил, – сказал он, обращаясь к Сомову, – тогда знал бы как со старшими разговаривать надо. И Бога не тронь, он за наши дела не в ответе.

– Прости, батя, я не со зла, просто интересно, неужели все свое? – поспешил исправиться Сомов.

– Все да не все. Птица и рыба свои. Овощи и зелень в домах выращиваем. Остальное в городе вымениваем или у проезжих. Помощь она ведь как получается, палка о двух концах. Что проще пойти рыбу поймать или консервы открыть? Только консервы рано или поздно закончатся, а жить дальше как-то надо.

– А рыба не перевелась? – мне тоже стало интересно.

– Нет, слава Богу. И дозиметрами постоянно проверяем, чистая. Тут один мудрец про какие-то карсты рассказывает. Говорит озера есть под землей и рыбы там видимо не видимо. У нас уже и сказки про это складывают, да детишкам на ночь рассказывают. А вот рыба попадается только хищная. Не знаю, где нерестится, вроде как негде. Год прошел, а рыба есть и даже больше ее стало. Не знаю, как там вниз по течению, а вверх мы далеко прошли, есть рыба, никуда не делась. За счет нее и живем.

Поскольку завтрак уже заканчивался, а разговор сам собой повернулся к цели нашего рейда, я решил не откладывать в долгий ящик. Илья и Сомов поняли, что нужно удалиться, чтобы не мешать. Разговор обещал быть непростым. В отличие от многих, эта община пустила корни и я сомневался в том, что мои доводы будут услышаны. Задачи не было непременно всех завернуть либо в столицу, либо в колонию, но проинформировать надо, дальше пусть сами решают. Не хотелось, чтобы через пару лет они оказались в бедственном положении. Я говорил долго, приводил цифры и прогнозы, объяснял перспективы. Старшина меня не перебивал. Когда я замолчал, повисло молчание. Иван Михайлович думал, я его не торопил.

– Десять лет зимы говоришь?

– Это по самым благоприятным прогнозам, еще столько же добавь на то, пока растает снег и лед, если не больше, а запасов лет на пять.

– Это как посмотреть. Если большинство уедет, может быть и дольше, так ведь?

– Так, только эти запасы тоже когда-нибудь закончатся, как тогда?

– Не знаю, – честно признался Старшина. – Я завтра не знаю, что будет, если вдруг …,– он замолчал, не решаясь произнести вслух свои опасения. – Своих запасов на полгода максимум и то впроголодь. Только вот что я думаю. Не первая это война, которая на нашу землю приходит, даст Бог последняя. Думаешь, нашим предкам было легко? Пережили. И мы переживем. Просто обязаны пережить, иначе смысла нет. Неволить никого не стану. Захотят уйти, пусть уходят. Но разговаривать с ними ты будешь сам, я к этому касаться не хочу. И вот еще что, неразумно бросать такую возможность. Пока рыба есть, надо ловить ее и кормить людей. Даже если все уйдут, я все равно сколочу промысловую бригаду. Как-нибудь проживем. Ну а если суждено будет, то и кости сложу, пожил, хватит. В затею вашу с Марсом вообще не верю. Нет там ни рек, ни озер, ни почвы. Ничего нет. Если уводить людей, то в город. Детишек да баб хоть завтра увел бы, если бы знал, что там им лучше будет. Вопрос только примут или нет?

– Примут, не сомневайся, – я был уверен в этом.

Через два часа собрали общее собрание. Убеждать я никого не пытался. Повторил почти слово в слово то, о чем разговаривали со Старшиной. Бурной реакции не было, как и вопросов. Люди пытались усвоить новую информацию и понять какие у них теперь есть возможности. Если раньше выбор сводился к одному: оставаться в общине или с большой долей вероятности умереть, то сейчас им было над чем подумать. Решили задержаться до следующего дня. Ближе к вечеру пришла группа из Форта. Вопреки обыкновению, их разместили в поселке. Многие были знакомы друг с другом и давно не виделись. Двери нашего дома не закрывались. То и дело приходили поселенцы и задавали вопросы по поводу переезда. Никому не отказывали. Чем больше информации у них будет, тем адекватнее будет решение. Поселок был взбудоражен. К вечеру пришел Старшина.

– Есть люди, готовые присоединиться к проекту, таких не много, пока двенадцать человек. В два раза больше тех, кто хочет идти в город, в основном люди семейные, с детьми. Остальные пока думают. Время, я так понимаю есть? – Иван Михайлович ожидал от меня ответа.

– Времени хватает, будет возможность определиться. Кто готов идти в город пусть присоединяются к группе из Форта, старшего я предупрежу. Кто собирается в убежище, пусть ждут попутную колонну. Обеспечение продовольствием и транспортом – за тобой, думаю, своих не обделишь.

– Это понятно, я вот что думаю, если первые переселенцы приживутся, за ними и другие потянутся. Поговори с Главой, сколько человек принять сможет и как быть с промыслом. Могу и я с ним пообщаться по связи, только лучше с глазу на глаз. Сам знаешь, так надежнее, не могу я людьми рисковать, и сам уехать не могу, так что на тебя надежда.

Я был согласен с его доводами. Пожалуй, не стоило вести всех сразу. Рано утром мы выехали по направлению к городу. Колонна с переселенцами должна была выехать позже. До их прибытия необходимо было пообщаться с Главой Республики. С ним предстоял разговор не в пример дольше. К городу подъехали под вечер следующего дня. На обочине нас встречала надпись на рекламном щите «Добро пожаловать в Новогорск – столицу Республики», но главное было не в этом. Вся южная часть города светилась электрическими огнями домов, в центре города заметно добавилось обжитых зданий. По сравнению с последним нашим посещением, были перемены к лучшему. На контрольно-пропускном пункте нас встречали, но останавливать не стали. Одна машина сопровождения пошла впереди, другая пристроилась позади нас. Что это было конвой или почетный эскорт, я так и не понял. Заехали на территорию терминала. На крыльце административного здания, не смотря на жгучий мороз и пронизывающий ветер, нас ожидал Андрей Анатольевич.

Встреча была теплая. По случаю нашего приезда в столовой был накрыт праздничный ужин. Помимо нас присутствовало все руководство Республики. Глава по очереди представлял мне каждого из десятка человек. Всех запомнить я не пытался. После дежурных приветствий и рукопожатий приступили к ужину. От повышенного внимания мне становилось неловко. Еще больше угнетала необходимость предстоящего разговора. Глава угадал мое настроение и предложил после ужина пройти в кабинет, продолжить общение с глазу на глаз.

– Присаживайся, Константин, – гостеприимно предложил хозяин кабинета, как только вошли. – Чай, кофе, может что покрепче?

– От кофе с коньяком не откажусь, – я вспомнил нашу прошлую встречу после удачной операции по уничтожению банды, да и взбодриться не помешает.

– Вижу, что по делу приехал, не просто так. Выкладывай. До утра времени много. Все обсудим.

Первым делом положил все справочные материалы на стол. Около часа ушло на объяснение реалий и наиболее вероятных прогнозов. Вопросов было много. Когда дошли до необходимости установки защитного купола, Глава глубоко задумался.

– Зачем он нам? И так вроде справляемся.

– Андрей Анатольевич, скажи мне, пожалуйста, сколько новорожденных у тебя в городе за год?

– О чем ты? Не до этого людям сейчас, им бы выжить. Хотя…, – он вызвал по селектору помощницу, попросил собрать информацию из городской больницы.

Через несколько минут прозвучал ответ:

– Десять новорожденных, Андрей Анатольевич.

– Я понял. И что это значит? – он вопросительно смотрел на меня.

– Можно даже не уточнять, как минимум половина с врожденными патологиями. За этот же период в убежище – уже более пятидесяти человек и все абсолютно здоровы. В нашем распоряжении есть медицинское оборудование, позволяющее исключать патологии в развитии, независимо от дозы облучения родителей. К сожалению, копирование и поставка этого оборудования невозможна, но проблему можно решить другими способами. Если в ближайшие пару лет не закрыть город, то дальше будет только хуже. Мутации приобретут массовый характер…

– Ты хочешь сказать, что мы все превратимся в мутантов? – перебил меня Андрей Анатольевич.

– Я не специалист в этой области. Все есть в справочных материалах, – я кивнул на документы на столе, – специалисты могут изучить. Насколько я понимаю, мутации от радиации не являются естественными и приведут к повышению детской смертности. В купе с частичной утратой возможности к воспроизводству, через несколько лет численность общины начнет сокращаться. Через пятьдесят лет она прекратит свое существование в силу естественной убыли и других факторов.

– Не знаю, возможно, и так, но сейчас мы только растем. В городе около десяти тысяч человек, около пяти тысяч – в поселениях, не говорю уже про население Союза.

– Все это хорошо, но это рост за счет миграции, а не за счет демографии. Это ничего не меняет, прогноз тот же.

Я понимал, что мои слова на фоне явных успехов воспринимались с трудом. После катастрофы люди радовались тому, что жизнь налаживается. Удалось сохранить энергоресурсы и запустить производство продуктов питания, увеличить численность анклава, создать органы управления и армию, много еще чего удалось добиться. Но это было временное явление, как внезапное улучшение перед смертью безнадежного больного. Я для него был сейчас в роли черного вестника, сообщающего о неминуемой смерти и крахе всех начинаний.

– Почему я об этом слышу в первый раз? У нас же целый научный отдел работает. Медики, доктора наук…, – сокрушался глава.

– Над этим прогнозом работали целые НИИ еще до катастрофы и суперкомпьютеры, ничего удивительного в этом нет.

– Ты хочешь сказать, что об этом знали заранее? – Глава сверлил меня взглядом, появился металл в голосе.

– Не знали, а предполагали. Когда я принимал решение об участии в проекте передо мной также лежали только отчеты и справки, а внешне все было, как обычно.

Похоже на то, что мне удалось его убедить, потому что дальше разговор вошел в конструктивное русло. Мы изучали разработанную программу.

Ближайший год- два население города должно увеличиться в три раза за счет прилегающих поселков и беженцев. После чего город будет закрыт и прекратит сообщение с внешним миром. Люди, которые пожелают стать колонистами покинут город с попутными колоннами. Возможности для размещения такого количества были. Вопрос с обеспечением решался за счет хранилищ Росрезерва. Каждое из трех хранилищ содержало годовые запасы на триста тысяч человек. На анклав, численностью тридцать тысяч этого должно будет хватить на десять лет с избытком. Кроме того налаживалось и внутреннее производство продуктов питания. Жители анклава, которые в этом нуждаются, должны будут пройти десятидневный курс реабилитации в контейнере на базе убежища при первой возможности. Для тех, кто не пожелает оставаться в закрытом городе и вновь прибывающих беженцев будет восстановлен и обеспечен всем необходимым поселок, недалеко от города. Глава так же высказался за сохранение рыбного промысла и предложил организовать его вахтовым методом, так же как и обслуживание существующих исправных газовых скважин. За год удалось восстановить подачу еще с двух таких скважин. С учетом имеющихся запасов газа в подземных хранилищах этого должно было хватить до конца зимы. По поводу установки синтезатора искусственной среды были технические вопросы, которые решать предстояло специалистам нашего научного отдела совместно с техническими специалистами города. Единственное, о чем мне пришлось умолчать, это то, что развитие этого анклава в последующем я буду контролировать лично. Если возникнет реальная угроза деградации, Новогорск будет лишен защитного поля и поддержки с нашей стороны.

Принципиальное согласие на осуществление программы было получено, теперь предстояло получить одобрение Совета Республики. Этот представительный орган власти включал в себя наиболее уважаемых горожан, специалистов в своей области от технологов производства до заведующего городской больницей. Весь следующий день шло обсуждение, на котором мое присутствие не требовалось. Представленная программа и справочные материалы были тщательно изучены сначала внутри отделов, потом на Совете. Меня пригласили только к вечеру в кабинет Главы. Совет согласился с необходимостью осуществления этой программы, она была принята единогласно. В ближайшие дни вопрос будет окончательно решаться на референдуме.

К вечеру в город вошла очередная колонна из Владимира. Это была необычная колонна. Она растянулась на несколько километров. Причина этого прояснилась сразу, как только я запросил Водолея, а потом встретил капитана Малыхина, из состава моего подразделения, который последнее время возглавлял убежище в Краснодаре. Мы с ним не виделись со времени первого выхода, тогда он был в составе группы Варяга, потом выводил первую колонну из Новосибирска. Во Владимире мы с ним разминулись, он дошел с группой до Краснодара, где сменил главу убежища. За год с небольшим он половину страны исколесил, как и все мы. На вид мой ровесник, больше десяти лет вахты, за этот год он сильно изменился. Когда зашли в помещение и он снял шапку я увидел абсолютно седую голову, что совсем не вязалось с его моложавым видом. От былой прически угольно-черного цвета не осталось и следа, брови и ресницы тоже потускнели. Даже щетина от трехдневной небритости была седая. О реальном возрасте можно было догадаться только по зеленым глазам, выделявшимся на смуглом лице без признаков раннего старения. Заметив, что я его рассматриваю, он проговорил:

– Радиация, наверное. Хватанул лишка, вот и постарел.

– Помощь не нужна? – по себе знал, что помощь может оказаться не лишней.

– Да нет, сейчас уже более-менее, до «Омега-центра» хоть пешком дойду.

В этом я не сомневался. Из дальнейшего разговора выяснилось, что убежище в Краснодаре перестало существовать. Запасы истощены, почти все уровни заражены, небольшую часть убежища удалось сохранить и загерметизировать. До конца выполняя свою задачу, последняя колонна собрала по дороге всех, кто желал присоединиться к проекту или остаться в Новогорске. Таких набралось около трех тысяч человек. Половина из них должна остаться в городе, другая половина поедет дальше, к «Омега-центру». Персонал Краснодарского убежища остался во Владимире, в ожидании дальнейших указаний руководителя проекта. Во Владимире и Ижевске формировались аналогичные колонны, которые должны были стать последними. По моим оценкам в ближайшие три месяца численность населения города должна была увеличиться вдвое. Только сейчас, глядя на бесконечную колонну я в полной мере стал осознавать масштабы проекта.

У администрации города дел было невпроворот, разместить три тысячи человек за раз не шутка. Наблюдая за тем, как бесконечная вереница машин растворяется в городском пространстве, я не сомневался, что город, в отличие от убежища может принять и гораздо большее количество людей. Новогорск стал своего рода накопителем. Для беженцев и переселенцев выделялись малоэтажные здания на время карантина. Формировались списки очередности отправки, проводилось обеспечение всем необходимым. Местные жители предпочитали селиться в Зеленой зоне, бывшем частном секторе. На удивление, Глава не высказывал никакого недовольства. Я периодически видел его на территории. Как мне показалось, он был даже искренне рад тому, что население увеличивается такими темпами. Установку генератора поля решили не откладывать. С «Омега-центра» готовился выход группы специалистов под усиленной охраной, в состав которой вошли трое бойцов спецподразделения «Омега».

За всеми этими заботами наш отъезд прошел буднично и почти незаметно. На половине пути до Ижевска встретили еще одну многочисленную колонну из убежища, оно тоже было закрыто, необходимости заезжать туда уже не было. По пути во Владимир наша задача заметно упростилась. Жители поселков уже были оповещены. Чем дальше, тем больше попадалось встречных колонн с переселенцами. Многие поселки совсем обезлюдели. Оставшиеся немногочисленные жители, тоже были уже на чемоданах, в готовности уйти с последней организованной колонной. Это можно было назвать исходом. Запасы переселенцев ограничивались только вещами, необходимыми в дороге, но все равно, колонны растягивались на многие километры. О том, что исход проходит не всегда благополучно, говорили свежие кресты вдоль дороги. Не все выдерживали трудности пути. Ослабленные морозами, истощенные, многие с лучевой болезнью в разных стадиях, люди шли вслед за надеждой. Зараженных никто не сторонился. Это стало таким же привычным обстоятельством, как и кресты вдоль дороги, бесконечная зима и опустевшие дома. Почти все мужчины были вооружены, однако, за все время в пути, я ни разу не слышал звуков стрельбы. За время после катастрофы было достаточно времени осознать то, что в ответ на угрозу можно получить заряд свинца, на этом все разногласия закончатся навсегда. Вооруженные люди не торопились теперь применять оружие, но и расставаться с ним не спешили. Смутное время приучило к тому, что человек без оружия воспринимался как легкая добыча, которой никто не хотел становиться. Те, кто пытался действовать с позиции силы или отобрать то, что ему не принадлежит, нашли покой рядом с жертвами катастрофы. Своего рода естественный отбор приучил людей оставаться людьми, независимо от обстоятельств.

Товарно-денежные отношения остались в прошлом. Деньги, золото, драгоценности потеряли свою ценность. Нередко можно было увидеть детей, которые играли золотыми украшениями и никого это не беспокоило. Для многих это была память о прошлом и не более. Ни у кого не возникало мысли собирать золото из опустевших домов. Это была лишняя тяжесть, которая могла обернуться большой бедой. Больше всего ценилось продовольствие, оружие и боеприпасы, теплая одежда и средства защиты. Это были те немногие вещи, которые отделяли жизнь от смерти. Иногда происходили обмены, как правило, неравнозначные. Человек, который мог поделиться излишками получал взамен то, что ему необходимо. Исключением были продукты, но это не мешало делиться с теми, кто оказывался в бедственном положении. По крайней мере, так было там, где пролегал наш маршрут.

В общинах и городах распределение было куда сложнее. Помимо необходимого минимума, которым обеспечивался каждый житель из общих запасов, были повышенные нормы для тех, кто был занят на опасных или общественно-полезных работах. Выше всего ценились врачи и учителя, ополченцы и военнослужащие сил самообороны, специалисты в практических областях. В новых обстоятельствах трудоустроить всех было невозможно. Мест на производстве на всех не хватало, однако каждый, за исключением детей, мог участвовать в общественно-полезных работах. Постепенно все больше людей находили свое место в новом обществе.

Последнюю вынужденную остановку перед Владимиром сделали в уже знакомом городе, когда-то освобожденном от банды Барина. Встречали как обычно, ничего примечательного. Настораживало другое. За прошедшее время община не увеличилась в численности, хотя имела для этого все условия. Радиационный фон чуть выше нормы, рядом одно из крупнейших убежищ, от которого всегда можно было получить помощь. Кроме того, городок находился на оживленной трассе. Ситуация стала проясняться после того как я пообщался со старостой этой общины и председателем Совета по совместительству. После того как я начал излагать цели нашего рейда и перспективы, он меня перебил:

– Да мы в курсе уже, только ни в какие колонии и столицы не собираемся, нам это не надо. Мы сами себе столица. Сам посуди, запасы есть, голод нам не грозит. Людей не много, лишних уже давно не принимаем, Совет так решил. С другой стороны прежнего правительства уже нет. Мы решили построить новое государство…

Напротив меня сидел немолодой уже человек, лет сорок пять. Кое-где на висках пробивалась седина. На вид не глупый. Чем дальше он говорил, тем больше переставал себя контролировать. Через двадцать минут он уже ходил по комнате энергичным шагом и рисовал мне картины светлого будущего нового мира с новой столицей и толпами счастливых граждан. У меня появилось ощущение, что я присутствую на каком-то митинге, который иначе чем фарсом не назовешь. У него все было продумано, а главное в центре всех событий должен был быть именно их город. И вроде все было складно, кроме одного. За счет каких ресурсов он собирается обеспечивать хотя бы сохранение общины, не говоря уже про дальнейшее развитие. Мне пришлось его перебить.

– Николай Николаевич, за счет чего Вы планируете выживать? – собеседник не сразу вышел из транса, пришлось вернуть его с небес на землю. – У Вас есть неограниченные запасы или источники энергии? Может быть, Ваша община самая многочисленная и Вам удалось восстановить производство? Поясните мне, я не понимаю.

– Ну как же, разве нет стратегических запасов? – он искренне недоумевал.

– Допустим, что есть, и за счет них, в том числе, вы прожили этот год, но они не бесконечны…

– Вы хотите сказать, что бросите нас умирать здесь от голодной смерти? Вы не можете так поступить.

– Конечно нет, но если имеющиеся запасы разделить поровну хватит едва ли на пять – семь лет без собственного воспроизводства продуктов питания. А чем вы будете отапливать дома, после того как вырубите остатки леса? На десять лет этого точно не хватит, я не говорю уже о том, что дальше община будет только сокращаться.

В этот раз Николай Николаевич надолго задумался. Его новый, сказочный мир рушился. Я понимал, что ему нелегко, но жалости не было. Любые благие намерения имеют обратный эффект, оборотную сторону медали. Эта община не имела реальных, перспективных точек роста. За время после катастрофы, они привыкли к тому, что получают помощь со стороны. При наличии убежища рядом, это было в порядке вещей. Они не думали о том, что будет через год или десять лет. Их все устраивало, более того они думали, что так будет продолжаться до конца ядерной зимы и даже не пытались как-то обеспечить свое будущее, жили одним днем. Находясь на стратегически важных путях сообщения, считали возможным брать плату за проезд продуктами питания и необходимыми вещами. При этом решили не принимать в общину никого, чтобы не увеличивать количество поселенцев. Все было ясно, как и то, что продолжаться вечно это не может. После того, как программа будет свернута, удаленную общину взять на полное обеспечение уже никто не сможет. Эту простую истину теперь и приходилось осознать Николаю Николаевичу, а вслед за ним и всем жителям этого городка. Для того чтобы ему легче думалось, я оставил ему все справочные материалы на столе и вышел. Он даже не проводил меня и вряд ли заметил, что я ушел.

На следующее утро мы покинули город, Николай Николаевич заверил нас, что будут готовиться к эвакуации, а решать кому и где оставаться они смогут по пути в Новогорск и во время вынужденного пребывания в нем. Навстречу нам прошла последняя колонна переселенцев из Владимира. Потеряли около часа, пропуская ее, но к обеду уже были на месте. Убежище не было закрыто. В нем оставался персонал. Они ждали нашего прибытия. В этот раз убежище производило гнетущее впечатление. После того, как последние беженцы оставили его, оно напоминало брошенный город.

За год запасы убежища и расположенных рядом хранилищ были истощены практически полностью. В распоряжении оставался неснижаемый запас и относительно небольшая стерильная часть убежища, служившая когда-то медицинским блоком. Относительно безопасно было и в части блока управления. В остальной части убежища шли работы по дезактивации и подготовке к длительной консервации. Об очистке герметичных отсеков никто и не думал. Никогда не поздно будет ее провести при необходимости. Сейчас же на это не было времени. Острее всего ощущалась нехватка транспорта. Если запасы горючего еще были, то каждая единица техники была на счету. Для отправки последней колонны активно использовался транспорт общин. Для отправки персонала транспорта уже не хватало. Из Новогорска на днях должна была выйти колонна и проблема будет решена, оставалось только ждать.

– Какие планы, Барс? – Сомов смотрел на меня в ожидании ответа. Илья не вмешивался в разговор старших.

За время пути Илья хорошо себя зарекомендовал. Я ни разу не пожалел о своем решении включить его в группу. Вопросов он не задавал, старался больше наблюдать и слушать. Первый раз он столкнулся с бедствием такого масштаба и увидел это своими глазами. Сначала он пытался помочь всем без исключения, но потом стал действовать избирательно. К концу нашего рейда он безошибочно определял, кому из беженцев необходима помощь больше остальных и не раз вмешивался, раздавая имеющиеся у нас запасы и разыскивая медиков. Но была у него и фобия. Даже не фобия, а повышенная осторожность. Он был единственным из нас, кто пережил катастрофу на поверхности, а не в убежище. Он опасался получить повышенную дозу радиации, видимо сказывались последствия пребывания на разрушенной базе. Поэтому он на себя взял обязанности химика-дозиметриста и не раз предупреждал о повышенном фоне радиоактивного заражения, даже если тот не представлял реальной угрозы. Наученные горьким опытом, в этот раз почти все время в пути, мы находились в скафандрах. Мнение и реакция окружающих на этот счет нас интересовало меньше всего. Они уже видели людей в скафандрах и не раз.

– Так и будем сидеть и ждать? – не унимался Сомов.

Планы безусловно были, но были и сомнения. Я непременно хотел дойти до Питера и убедиться своими глазами в том, что убежище уничтожено. Имею ли я право рисковать с учетом того, что в группе один необстрелянный боец? Вспомнился разговор с Борисовичем, поэтому с ответом я не торопился. Решать сообща было бесполезно, я не сомневался, что оба выскажутся за совершение такого рейда, необходимо было решать самостоятельно. Согласовывать ни с кем не нужно было, как заместитель руководителя проекта я был вправе принимать любые решения исходя из обстановки. В очередной раз пришли на помощь вновь обретенные способности. Не смотря ни на что, я знал, что идти в Питер необходимо.

– Сидеть и ждать не в наших правилах, – ответил я Сомову. – Пойдем в Питер, есть возражения?

Возражений не последовало. Я вызвал на связь Водолея, попросил проработать маршрут и оценить его безопасность. Какие-то наработки уже были. Группа, которая до нас была в Питере затратила на это три дня, но за это время обстановка изменилась, это нужно было учитывать. Последнее время я старался не беспокоить лишний раз Водолея. При моем вызове, имеющем высший приоритет, он прекращал сеанс связи с другими абонентами, а там в это время могли решаться вопросы куда более важные, чем прокладка маршрута из точки «А» в точку «Б». Через несколько минут информационная система скафандра сообщила о получении примерного маршрута от Водолея. Какое-то время затратили на его обсуждение. Выезд назначили на следующий день.

Первые километры пути заставили вспомнить время первых выходов на поверхность. БТР повышенной проходимости едва справлялся с заносами и толстым снежным покровом. Я не сомневался, что через год, максимум два движение по поверхности станет возможно только на снегоходах и транспорте на воздушной подушке. Даже гусеничная техника, от использования которой мы отказались, вряд ли пройдет. Приходилось делать частые остановки и тщательно выбирать дальнейший путь. Несколько раз приходилось отклоняться от запланированного маршрута, о чем немедленно сообщал Водолей. Я не представлял, как удалось пройти группе до нас, потому что даже по прошествии года мы едва находили проходы между многочисленными зонами заражения. От движения по прямой отказались сразу, была надежда на то, что удастся обнаружить выживших и вывести их в убежище. На вторые сутки пути мы уже таких надежд не питали. За все время пути мы не встретили следов пребывания человека, только заброшенные поселки. На то, что в разрушенных городах кто-то выжил, было еще меньше надежды, радиационный фон был слишком велик. Даже те поселки, которые были у нас отмечены как жилые по результатам рейда первой группы, были оставлены. Полное отсутствие людей угнетало. Мы сознательно избегали некогда оживленных трасс и крупных городов, опыт уже был и не малый. Если для обхода зоны заражения необходимо было искать объезд, то предпочтение отдавали более северному маршруту. О наличии ранее разветвленной сети дорог напоминали только кое-где сохранившиеся указатели, напоминая о том что раньше до того или иного города оставалось определенное расстояние. Теперь эти расстояния измерялись на километрами, а днями пути и дозой, исправно фиксируемой системой мониторинга скафандра. Мы сильно отклонились к северу от маршрута и вторую его половину проделали почти по прямой. О том, что приближаемся к конечной точке нашего маршрута, можно было судить по повышению уровня заражения и степени разрушений.

К тому, что предстало перед глазами я был не готов. Одноэтажные дома были почти полностью заметены снегом. Причина была не только в толщине снега. Какое-то время мы уже двигались по затопленному району. Уровень воды перед долгой зимой вырос минимум на полтора метра, после чего поверхность замерзла и покрылась толстым слоем снега. Перед нами была снежная равнина из которой повсеместно возвышались остовы зданий и сооружений, напоминая о том, что когда-то здесь были люди. Хотелось надеяться, что перед наводнением, уцелевшие люди, успели покинуть эти районы, но, скорее всего это было не так. Слишком мало было людей в убежище, которые раньше были в этих районах или что-нибудь могли о них рассказать. Память послушно выдала воспоминания последних дней перед вахтой и последующей катастрофой. В этих местах начиналась история моего участия в проекте и с этим было связано много воспоминаний. Казалось, что все это было вчера.

За неделю до Нового года мы с Аленой прилетели на частном самолете. В убежище, на окраине Питера у нас еще были дела, поэтому нас встречали. Оно ничем не отличалось от других, только было более современным что ли, чувствовалась близость к мегаполису. Это было и хорошо и плохо, одновременно. Хорошо, потому что были шансы успеть эвакуировать людей из города, а плохо потому что само убежище, с большой долей вероятности, в случае начала войны, попадало в зону поражения. В этом убежище я уже был, когда все начиналось.

Тогда нас встретил майор Алейников, который недавно вышел с вахты и возглавил этот объект. Мы были уже знакомы. Он полностью оправдывал свой радиопозывной «Бугай». На вид ему было чуть за тридцать, на самом деле далеко за пятьдесят. Один из немногих, у кого было на счету две полные вахты по десять лет. Ростом много ниже Сомова, он не уступал ему по ширине плеч. Ладони в полтора раза больше моих не оставляли сомнений в его физических данных. Не сомневаюсь, что при желании он сможет разогнуть подкову или забить гвоздь голыми руками. Вместе с тем, он не производил впечатление неповоротливого или сколько-нибудь неуклюжего человека. Крепко сбитый, подвижный, энергичный человек. Он напоминал мне легендарных цирковых силачей начала прошлого века, какими их изображали на афишах. Басовитый голос только усиливал это впечатление и невольно располагал к себе, заставляя улыбаться в ответ. Он не удивился тому, что мы хотели ознакомиться с убежищем и сам сопровождал нас. На третий день мы поняли, что нам здесь делать нечего. У Олега Геннадьевича все было под контролем. Вопросы, которые возникли при приеме объекта, к нашему приезду были уже решены. Сразу после вахты находиться постоянно под землей было непросто, поэтому нашему приезду он был только рад. Интересовался, как обстоят дела в других убежищах и с интересом слушал об этом. По умолчанию, о мрачных прогнозах мы тогда не говорили.

Нам с Аленой было не до того. Перед отъездом под надуманными предлогами мы забрали наши старые паспорта и решили пожениться, тайком от всех. На третий день мы покинули убежище, пообещав обязательно навестить перед отъездом. От варианта разместиться в особняке ее родителей на другом конце города, мы отказались сразу. Слишком далеко от убежища. Накануне свадьбы разместились в гостинице. Тогда я первый раз узнал о размере подъемного пособия, и был немало удивлен. Сумма была чуть меньше той, которая уже была на моих счетах. Это обстоятельство пришлось весьма кстати. Меньше чем за сутки нам нужно было подготовиться к свадьбе, включая платья и костюмы, лимузин и программу отдыха. Деньги в том мире творили чудеса. На полдень следующего дня было назначено время регистрации. Мы всерьез обсуждали вопрос о том, чтобы свадебные наряды заменить скафандрами. В том безумном мире этим никого не удивили бы, но здравый смысл тогда взял верх. Тогда же она заявила о намерении взять мою фамилию. С учетом научной династии, я на этом не настаивал.

Регистратора не удивило полное отсутствие свидетелей и родных, все необходимые формальности были завершены. Мы вернулись в гостиницу и, не сговариваясь, отменили все намеченные мероприятия по программе отдыха. Сейчас это казалось лишним. За оставшиеся трое суток мы обошли пешком почти весь город. Гуляли, наслаждались в меру морозной погодой и видами предпраздничного города. Время перед Новым годом было особенным. Люди спешили завершить свои дела перед затяжными праздниками. Повсюду царило оживление и суета. В вечерние часы город преображался, заливаясь гирляндами разноцветных огней. Я понял, что за время подготовки отвык от многолюдных улиц, светофоров, от людей, занятых своими делами, потоков транспорта. Казалось бы, беспричинное гнетущее настроение на третий день начало усиливаться. Алена заговорила об этом первая.

– … Ты никогда не думал оставить проект?

– Знаешь, я не так долго в проекте, чтобы думать об этом. Ты хочешь выйти из проекта?

– Наверное, нет, – она задумалась. – Я не хочу покидать этот город… навсегда.

В трех словах она смогла передать то, что подсознательно беспокоило меня все это время. Наш отпуск был больше похож на прощание с городом. Как я мог ее успокоить? Я не сомневался, что катастрофа неизбежна. Прошла молодая пара, целуясь на ходу и радуясь жизни. Они обречены. Молодая семья с пакетами вышла из магазина напротив. Загружают подарки в багажник машины, рядом бегают счастливые дети, радуясь наступающему празднику. Они тоже обречены. Пожилая пара… все вокруг…Мир изменился. Не сам мир, он остался прежним, изменилось его восприятие. Если бы был тогда хоть один шанс предотвратить неизбежное, я бы им воспользовался. Думаю, что не только я. Предчувствие не отпускало до тех пор, пока мы не вернулись накануне Нового года в «Омега-центр», где провели праздники в кругу семьи.

Голос Ильи вырвал меня из воспоминаний.

– Вижу огни на горизонте, – он был наблюдателем и первым заметил свет.

Не дожидаясь команды, Сомов остановил БТР. Изнутри был ограниченный обзор, уже спускались сумерки. Выбрался на броню и осмотрелся. Ни одного знакомого ориентира. На горизонте, действительно, полыхало зарево, похожее на отсвет пожара или северного сияния. Но это было совсем другое. Горизонт был укутан паром, подсвеченным снизу красным светом. Догадка стала реальностью, когда подъехали ближе. На месте убежища просматривался купол защитного поля, укутанный паром. Сам купол едва заметно пульсировал, повышая и без того тревожные ожидания. Достал коммуникатор, подключил к шлему. Думал, что уже не пригодится. В ожидании вызова прошла вечность, прежде чем я услышал знакомый голос.

– Бугай на связи, с кем разговариваю?

– Барс на связи, мы рядом, наблюдаем защитное поле.

– Повтори, не понял…, – прозвучало в ответ.

Связь была отличная, скорее всего Олег Геннадьевич не верил в то, что помощь пришла или решил включить громкую связь, чтобы услышали остальные. Я повторил, и готов был повторять до тех пор, пока они это не осознают.

– Близко к куполу не подходите, лед может не выдержать, что снаружи?

– Снаружи повышенный фон радиоактивного заражения, но не критично. Вы готовы к эвакуации? Сколько человек?

– На объекте больше трех сотен. К эвакуации готовы…, но не сразу. Нужно убедиться в надежности дамбы.

Из дальнейших объяснений я понял, что изнутри, по окружности купола они возвели дамбу во избежание затопления во время эвакуации. Часть убежища была затоплена, но продовольствие и транспорт есть. Испытывают постоянные трудности с защитным полем, которое колеблется между угрозой постоянного роста или может пропасть вовсе из-за сопротивления внешней среды. Перевод поля в дежурный режим невозможен. Решили дождаться утра и начинать спасательную операцию. Информация при помощи Водолея была уже известна в других убежищах. Научный отдел подключился к организации операции. Встал вопрос о том, как поступить с убежищем. В результате пришли к тому, что по окончании эвакуации дамбу необходимо взорвать, а убежище затопить. Специалистов для демонтажа генератора поля не нашлось, поэтому его решили тоже затопить, но не уничтожать. Потом, при необходимости, можно будет найти способы чтобы его извлечь. В любом случае, основной задачей было спасение людей.

Рано утром мы наблюдали, как с небольшим хлопком, из-за разницы в давлении купол защитного поля исчез. Последовал доклад о том, что дамба выдержала. В двух местах была незначительная течь, устранением которой в данный момент занимались люди. Потянулось время ожидания. Необходимо было дождаться, когда лед вокруг котлована на месте убежища окрепнет. Через шесть часов пошли первые группы людей, выводить технику на тонкий лед было опасно. Первая группа, из десятка мужчин на лыжах, шла цепью на удалении пяти метров друг от друга. С каждым шагом, уверенность в том, что все усилия были не напрасны, крепла. В след за первыми потянулась вторая, третья и последующие. Они шли налегке, все запасы оставались в машинах. БТР делал рейс за рейсом, вывозя людей за пределы зоны заражения. К вечеру все люди были вывезены и расположились в заброшенных домах в десятке километрах от убежища. Развели костры, теплая одежда не спасала от мороза во время многочасового ожидания. Только на следующее утро колонна из двух десятков машин смогла выехать на поверхность. Через три часа возле убежища остались только мы и Бугай. Остальные уже грузились в машины и готовы были продолжать движение. Только после того, как получили доклад о том, что колонна готова к движению, мы начали действовать.

Бугай долго стоял, не решаясь нажать кнопку подрыва на пульте дистанционного управления. Когда прозвучали взрывы, лед под ногами вздрогнул и послышался треск. Опасения насчет крепости льда оказались напрасны, потоки воды устремились в котлован, постепенно заполняя его, но лед выдержал. То, что произошло в следующий момент, не ожидал никто. Из под толщи воды в центре котлована вырвался синий столб света, тут же меняя цвет на красный и распадаясь веером, превращаясь в защитный купол. Его граница оказалась в километре от нас и начала стремительно приближаться. На раздумье времени не было. Через минуту мы на максимально возможной скорости неслись по снежному полю, пытаясь уйти от приближающейся красной стены поля, которая поглощала все на своем пути. О произошедшем немедленно предупредили колонну и доложили в центр. Научный отдел выдвигал различные гипотезы, но все сходились в одном, этого не должно было произойти ни при каких условиях. Купол поля между тем, продолжал расти. Его диаметр достигал уже двадцати километров. Теперь можно было наблюдать его из космоса. Мы увидели хвост колонны на горизонте и я приказал увеличить скорость. Водолей бесстрастно фиксировал увеличение поля. Его объем продолжал расти, но скорость начала снижаться, сопротивление внешней среды ослабевало. Даже при такой скорости, максимум через десять суток, поле охватит всю Землю, избавляя ее от атмосферы и остатков жизни. Операция по спасению грозила теперь стать катастрофой, по сравнению с которой, предыдущая покажется легким шоком. Во что бы то ни стало, нужно проникнуть внутрь поля и уничтожить генератор. Я упорно искал выход и не находил. На помощь пришел Бугай.

– Командир, я знаю, что нужно делать.

– Излагай, – мы продолжали движение, остановка была равнозначна смерти.

– Генератор сейчас на глубине двух метров, – я пока не понимал, к чему он клонит. – Нужно укрытие, глубже этой отметки, после чего я вернусь к генератору и взорву его, если не получится выключить – он показал на гранаты у себя на подвесной системе.

– Почему ты?

– Я смогу сориентироваться на месте, это мое убежище… и моя вина.

– Я не хуже тебя в нем ориентируюсь, – мне было что возразить.

– У тебя семья, ты руководитель проекта и командир подразделения, не равнозначный обмен.

Доводы были разумные, возможно, я и сам бы так поступил, больше аргументов у меня не было, оставалось найти укрытие. Это укрытие в виде колодца обнаружилось через километр. Глубокий колодец был заполнен водой только наполовину. До поверхности воды было метра четыре. Почти все гранаты передали Бугаю и он спустился в колодец. План был одобрен в центре, но они не знали того, что я собираюсь сделать. На противоположном конце поселка был еще один колодец, возле которого я приказал остановиться. Сомов первый раз за все время отказался мне подчиниться, он понял, что я собираюсь делать.

– Командир я тебя не пущу, можешь пристрелить меня, если хочешь, как я Алене…

– Миша, это приказ, – он вынужден был остановиться. – Пойми, если это сейчас не остановим, никому и ничего уже объяснять не надо будет. Это конец. Конец всему, ты понимаешь? Я доверяю Бугаю, но нужно подстраховать, слишком многое стоит на карте. Если у него не получится, получится у меня. Если через час ничего не изменится, настанет ваша очередь. Нужно использовать все возможности до конца. Это понятно?

– Я понял, командир, извини.

– Когда поле исчезнет, нужно будет вернуться и попытаться найти его или меня, тут уж как повезет, – я переключил скафандр в замкнутый цикл, пока не забыл, и пошел к колодцу. Воды в нем было намного больше, придется погружаться с головой, надеюсь, что Бугай поступит так же. БТР уехал, поле стремительно приближалось. Минут десять в запасе, не больше. Когда до него оставалось метров сто, я нырнул, по привычке задержал дыхание. Нескольких секунд, пока поле контактировало с водой, хватило, чтобы поверхность воды закипела и начала испаряться. Купол явно вышел из под контроля, набирая невиданную мощность. Минуту выждал и вынырнул. Скафандр тут же оповестил об отсутствии пригодной для дыхания атмосферы. Поле продолжало удаляться, расширяясь, теперь я был внутри купола. Передо мной было пепелище. На многие километры вокруг была только выжженная земля. Гигантский огненный нож срезал с поверхности все, оставляя за собой идеально чистую от радиации и любой жизни поверхность. В голове пронеслась мысль: «Может это и к лучшему?» Вспомнил про семью и тысячи людей, ожидавших эвакуацию, и отогнал эту мысль от себя. Уже не оглядываясь и не экономя силы, со всех своих сил, бросился к столбу света, уносящемуся ввысь. По пути едва не угодил в то, что осталось от первого колодца. Заглянул, в нем никого не было, на свежей земле отчетливо были видны следы. Впереди, на удалении трех километров обнаружилась одинокая, стремительно удаляющаяся фигура в скафандре. Попробовал вызвать Бугая по радиосвязи, безуспешно, видимо модуль был отключен. Как не старался, догнать его не получалось, разрыв увеличивался. Через некоторое время я стоял на берегу озера, километра три в диаметре, из центра которого бил столб света. На поверхности воды уже никого не было. Озеро почти закипело и продолжало испаряться.

Я наклонился чтобы измерить температуру воды и в этот момент все изменилось. Столб света внезапно исчез, через мгновение раздался оглушительный хлопок, а мое тело сжало со всех сторон одновременно. После чего меня подхватило ударной волной и швырнуло в сторону на добрых два десятка метров. На компенсацию давления и предотвращение баротравмы скафандр израсходовал все запасы воздуха. Я сделал пару судорожных вздохов и перестал дышать. Переключение из замкнутого цикла произошло без моего участия, автоматически. Скафандр, распознав пригодную для дыхания, атмосферу, пополнял запасы воздуха. Но это было еще не все, я не потерял сознание. От горизонта медленно приближалась волна воды, которая подхватила меня и понесла прочь от этого места. Пытаясь справиться с гребнем волны, я лег на спину и увидел чистое небо над головой, которое уже затягивалось серыми тучами. Значит живой – пронеслось в голове. От поверхности воды шел пар, волна спадала, но видимости не было. Старался не потерять направление, ориентируясь только на направление волны. Плыву по течению, уже в который раз. Желание оглянуться перевесило здравый смысл и не зря. Буквально в нескольких метрах за мной плыл другой скафандр, покачиваясь на поверхности. Бугай был без сознания. Положение тела на воде красноречиво говорило об этом. В пару гребков доплыл до него и ухватил за пояс. Вовремя. Уровень воды начал стремительно падать, как будто она уходила в какую-то гигантскую воронку. Через несколько секунд ноги коснулись земли, еще через несколько секунд вода была уже по пояс.

Перевернул тело и осмотрел скафандр. На нем не было повреждений, но он был выключен. Было похоже на поражение электрическим током и кратковременное отключение. С трудом откинул защитное стекло. На меня смотрело бледное лицо майора. Он не дышал. Прошло не более трех минут с момента взрыва. Решение пришло само собой. Я закрыл стекло и приложил его левую руку к шлему. По тому, как напряглось тело, понял, что скафандр включился. Дальше оставалось надеяться на систему обеспечения. Моя система выполняла какие-то манипуляции, смысл которых до меня доходил с трудом. Я едва почувствовал несколько уколов. Результат не заставил себя ждать. По телу Бугая прошли судороги, потом раздался тяжелый вздох. Через пару минут он уже мог двигаться самостоятельно, хотя не совсем еще понимал, что произошло и где находится. Мы сидели в воде почти по грудь. Он озирался по сторонам, потом сориентировался и попытался встать. Со второго раза, с моей помощью, это удалось. С трудом преодолели первые несколько метров. На разговоры сил не было. Вызвал Водолея и обозначил координаты.

– Оставайтесь на месте, через несколько минут Вас заберут, – прозвучало в ответ.

Ждать пришлось недолго. К нам приближался БТР и я провалился в пустоту. Вокруг меня все тряслось и ходило ходуном. Я разлепил глаза. По тусклому свету и экранированным жгутам проводов определил, что нахожусь внутри БТР. Десантное отделение было освобождено от груза, рядом со мной лежал Бугай. В голове звенели колокольчики. Любой резкий звук отзывался гулким и довольно болезненным эхом. Снял шлем. Засохшая кровь на губах и ушах подтвердила мои опасения. Контузия. Поочередно приложил руки к ушам, проверяя слух. Правое ухо отозвалось гулкой тишиной. Мои манипуляции были замечены, мы остановились. Надо мной склонился Илья, потом появилось довольное лицо Сомова.

– С Днем рождения, командир! – по тому, как я сморщился он понял, что громко говорить не нужно и перешел на шепот, – как Вам удалось? БТР бросало из стороны в сторону, думал, что расплющит.

Отвечая на его вопрос, я похлопал рукой по грудной пластине, давая понять, что спас только скафандр. Он понял это по-своему.

– Ага, я же говорю молодцы. Если бы не вы, нам бы тоже не жить. Не успевали уйти. Колонна застряла, – он перешел на полный голос, я опять поморщился.

– Что с Бугаем? – поинтересовался, показывая глазами на соседа.

– Да что ему будет? Спит. Я так и не понял, кто кого выносил?

– Попить дайте.

Два часа, пока я пытался прийти в себя, мы стояли на месте, потом продолжили движение. Я занял место поудобнее, обложился мягкими мешками и уснул. Дорога до Владимира прошла незаметно. Почти всю дорогу проспал. Организм восстанавливался, но медленно. О том, что приехали мне шепотом сообщил Сомов. В этом уже не было необходимости, но возможность пошутить лишний раз надо мной он не упустил. Несмотря на мои протесты, сразу после шлюза, меня уложили на носилки и унесли в медицинский блок, где я провалялся почти неделю. Последние пару дней я всерьез опасался, что доктор меня залечит до смерти и гадал, где я ему мог перейти дорогу. Все оказалось гораздо проще. На мой счет он получал ежедневные указания из «Омега-центра», где устроили консилиум, Водолей тоже не остался в стороне. Успокаивало только одно. Усиленному лечению подвергали не только меня, но и майора Алейникова. Олег Геннадьевич воспринимал это стоически, не забывая при любом удобном случае заявить, что он абсолютно здоров.

К концу отпуска по болезни, как мы уже окрестили наше вынужденное пребывание в медблоке, мы обсудили с ним все темы, которые только можно было. Он с интересом слушал мои рассказы о первом рейде и событиях за год после катастрофы. Для меня это была возможность лишний раз разложить для себя все по полочкам и проанализировать ситуацию. Кроме того мне было интересно наблюдать за реакцией собеседника. В конце концов он как-то заявил мне:

– Жаль, что меня там не было.

Я жалел только об одном, что катастрофа произошла. Еще одна мысль сидела занозой в мозгу и не давала мне покоя. Зрелище под куполом не оставляло меня. Точнее не само зрелище, а результаты работы поля и главное – показания приборов, которые говорили о полном отсутствии радиации. Первым, с кем я решил посоветоваться по этому поводу, был Водолей. Я обратился по адресу. В его распоряжении имелись все необходимые данные. После того как я изложил суть замысла он принялся за вычисления. Замысел был прост. Если нельзя очистить всю поверхность сразу, то может быть получится таким образом очистить эпицентры, которых насчитывалось около полутора тысяч. По несколько в мегаполисах и крупных городах, единичные в средних и малых городах и в местах расположения стратегических и оборонных объектов. Необходимые расчеты у него заняли почти сутки. После чего он выдал результат. Изложение этого результата растянулось на несколько часов, что меня совсем не беспокоило. Время в пути скрадывали именно такие разговоры. Передача шла по закрытому каналу, до поры я не хотел, чтобы еще кто-нибудь об этом знал.

Общие выводы были неутешительные. Для проведения такой операции потребуется около пятнадцати лет при условии проведения работ одной установкой. К окончанию этого срока радиация проникнет повсюду, включая деревья и растения. Именно эпицентры станут основными источниками распространения радиации. Кроме того такие участки останутся безжизненными на двести лет из-за уничтожения верхнего слоя. Мало того, обширные участки в Европейской части, на Урале и юге страны из-за близко расположенных эпицентров рискуют превратиться в пустыни, постоянно расширяясь и захватывая новые территории. Впрочем, такие риски сохранялись и сейчас, только пустыни будут радиоактивными. Был и положительный результат. Если эти работы начать проводить до окончания ядерной зимы, то негативный эффект сглаживается. А если эти работы провести в течении пяти лет, то многих негативных последствий в долгосрочной перспективе удастся избежать. Более того сроки восстановления поверхности сокращались почти в половину, а вероятность положительного прогноза увеличивалась на двадцать пять процентов. Вывод напрашивался сам собой. Необходимы как минимум три мобильные установки и три команды, готовые к таким работам. Для начала мне этих данных было достаточно. Попросил Водолея при соблюдении условий секретности поговорить с профессором. Хотелось заранее подготовить его и знать насколько это возможно в принципе. В наличии хотя бы одной мобильной установки я сомневался, но у меня были сведения, что такие разработки когда-то велись и вполне успешно.

Убежище во Владимире было покинуто. Как и в других городах, наиболее стерильная часть была законсервирована. В последнюю колонну вошли все, включая персонал, набралось больше пятисот человек. Обратный путь прошел незаметно. Я был полностью поглощен новым планом. То и дело запрашивал Водолея, просчитывая возможности и последствия. Единственным значимым событием, на обратном пути стал тот факт, что над Новогорском зеленым светом светился купол защитного поля. К моменту прибытия наша колонна выросла почти вдвое за счет тех, кто присоединялся по пути. За собой мы оставляли покинутые города и поселки. Встреча была, как всегда гостеприимной, но задерживаться мы не стали. В очередность отправки колонн внесли изменения. Необходимо было отправить в первую очередь тех, кто прибыл из Питера. Не сказать, что они нуждались в этом больше других, но год в подземелье, осложненный борьбой за выживание и изнурительными работами по возведению дамбы не прошел без последствий. Многим необходима была медицинская помощь. Кроме того в колонну вошла та часть персонала, которая решила присоединиться к проекту колонизации. «Омега-центр» активно расширялся и возникла острая необходимость в специалистах самого различного профиля. Мы двигались впереди колонны и прибыли на сутки раньше.

Мои опасения стали оправдываться. Меня сразу попытались поместить в карантин с последующим погружением в капсулу. От этого я категорически отказался. Не помогли уговоры Алены и увещевания профессора. У меня были планы, которые не терпели отлагательств. Закончилось это тем, что вмешался Виталий Семенович и согласился предоставить сутки на решение всех вопросов. Остальные вынуждены были согласиться. Я потребовал собрать Совет для решения одного из самых важных вопросов. Оказалось, что мое предложение уже активно обсуждается. Профессор, после разговора с Водолеем, озвучил это на Совете. Тем лучше, почва уже подготовлена. Было одно обстоятельство, которое мне недавно раскрыл Водолей. По его предварительным расчетам, ресурсов на осуществление двух программ одновременно может не хватить. Проект колонизации был под угрозой.

Спустя три часа, которые я провел в обществе Алены и сына, малый Совет начался. На нем, помимо Виталия Семеновича был профессор и Лидия Михайловна. Я озвучил свое предложение. Профессор меня поддержал, но заявил:

– Мобильная установка есть только одна. Проблема в том, что для запуска поля требуется колоссальная энергия, после запуска, при условии постоянного расширения затраты энергии минимальные. Эта проблема была решена с помощью ядерного реактора сверхмалой мощности. Однако он попадает под ограничения проекта и был отправлен на длительное хранение.

– Вы говорите об ограничении на использование ядерной энергии в проекте, но при этом используете ядерные двигатели в космических аппаратах и грузовых кораблях, как это понимать? – я воспользовался возникшей паузой.

– Правильно, – согласился профессор, – там они используются преимущественно в космосе и не угрожают ни одной из планет.

– А вероятность аварии в момент старта в расчет не берется? Или мало в истории таких примеров? – я не сдавался.

– Ограничения можно снять, – вмешался Виталий Семенович, – основная проблема не в этом. Установки создавались на десятках предприятий, которые по вполне понятным причинам, теперь не существуют. Развернутая на Луне производственная база на полную мощность выйдет через десять лет в лучшем случае. Возможностей для производства в данный момент нет и не скоро появится. Поэтому каждая из существующих установок на особом счету, как и многое другое. Проведение операции одной установкой затянется на продолжительное время и желаемого результата не принесет. Кроме того нужно учитывать риски при проведении самой процедуры, об этом лучше всего говорят травмы, которые вы получили и отказываетесь лечиться.

Увидев то, что я хочу возразить, генерал остановил меня жестом и продолжил:

– Сколько вакуумных взрывов сможет выдержать сама установка, находясь в эпицентре? Если бы не вода, от Олега Геннадьевича в эпицентре не осталось бы и мокрого места, скафандр не помог бы. Я уже не говорю о том, что само поле до конца не изучено и гарантии того, что вместо очага радиационного заражения мы получим очаг с неизвестным нам вредным воздействием, ни у кого нет.

– Для этого нет никаких оснований, – вмешался профессор. – За все время использования не было зафиксировано ни единого случая негативного воздействия.

Генерал не обратил внимания на его реплику и после паузы продолжил.

– И последнее, из полученных условий от Галактики следует, что использование этих устройств и технологий на Земле крайне нежелательно. Не знаю, на чем основана такая рекомендация, хотя и прямого запрета нет. Мы уже неоднократно нарушили это условие и неизвестно чем для нас это обернется. Хотя источник остается непроверенным, не доверять ему нет оснований.

– Значит, программа очистки невозможна? – мои надежды в очередной, который уже по счету раз за год, рушились как карточный домик.

– Не так однозначно, – заявила Лидия Михайловна. – То, что ее нельзя провести сейчас, не значит, что это невозможно в перспективе. На подготовку нужно время и ресурсы, в которых мы сейчас ограничены. Имея десяток таких установок и подготовленных команд можно провести эту процедуру в более сжатые сроки и в планетарном масштабе. Тогда желаемый эффект будет достигнут. Единственное ограничение – это нужно провести до окончания ядерной зимы. Если не успеем, то талыми водами заражение будет равномерно распределено по всей поверхности, хотя эпицентры и останутся, но эффекта уже не будет. Помимо этого необходимо создание мобильных установок дезактивации на основе поля другого спектра. Такие установки уже прошли испытания. Это позволит проводить дезактивацию маршрутов без повреждения поверхности и инфраструктуры. К сожалению использование таких установок в зонных с высоким уровнем радиации невозможно. Поле выходит из под контроля и переходит в максимальный режим. Все это станет возможным только при условии, что колонизация пройдет успешно и нам удастся в сжатые сроки развернуть производство замкнутого цикла, а так же то, что зима продлится достаточно долго для этого.

Это был шок. Вот уж не думал, что будем надеяться на продолжение ядерной зимы. Более того мой план казался ущербным по сравнению с тем уровнем, на котором шло обсуждение. Являясь одним из руководителей проекта, я даже не приблизился к этому и не пытался изменить масштаб своего мышления. Возразить мне было нечего. Когда все вышли, Виталий Семенович сел за стол напротив меня и проговорил:

– Не расстраивайся, Константин. Я в твоем возрасте тоже хватался за любую возможность помочь людям и понял только одно. Помощь может быть эффективной если об этом никто не догадывается, а сам процесс спланирован в деталях. Мы обязательно проведем эту программу, как только появится первая возможность. Более того, после тщательной разработки она будет включена в число приоритетных. Для этого, если потребуется, будут скорректированы другие программы. Проект не стоит на месте. Если ты не возражаешь, во время твоего пребывания в капсуле будут загружены свежие данные о ходе проекта. Кстати, ты оказался прав, участие Водолея значительно упростило осуществление проекта, его помощь бесценна. Теперь ты не будешь отказываться от лечения? Выглядишь ты неважно.

От Алены я уже выслушал упреки по этому поводу, едва мы остались наедине. Я был виноват перед ней за то, что не думал о себе и о том, что будет с ними. Сам не заметил, как проект встал для меня на первое место и заслонил все остальное. Я этого не хотел. Да и какой прок будет от меня, если я перестану заботиться о своей семье. Поэтому без лишних слов я встал и направился к выходу, Виталий Семенович последовал за мной. Меня ждала уже знакомая процедура погружения в капсулу.

Войдя в комнату боевого дежурства, я удивился. В комнате уже находились Алена и профессор, которые готовились занять места в капсуле.

– Мы с Лидией Михайловной процедуру оздоровления уже прошли во время твоего отсутствия, теперь Ваша очередь, Роман останется пока на нашем попечении, – прокомментировал Виталий Семенович.

– Сколько на этот раз? – задал я самый главный вопрос.

– С использованием катализатора – недолго. Две, три недели, максимум месяц.

Мысленно умножил цифру на три и согласился, вполне приемлемо. Одна из капсул была уже занята Алейниковым, остальные пустовали. Отвечая на невысказанный вопрос, Лидия Михайловна просветила меня:

– Принято решение об использовании капсул исключительно в интересах участников проекта. Это обосновано степенью риска и значимостью решаемых задач, речь не идет о привилегиях. Мы не хотим того, чтобы в следующий раз, когда срочно понадобится капсула, она оказалась занята. Для других используется контейнер. Все убывающие в колонию проходят оздоровление.

– О других изменениях в проекте ты узнаешь первым, – Виталий Семенович говорил о загрузке данных.

Я, действительно, нуждался в лечении. Контузия давала о себе знать. Все происходящее воспринималось с трудом. Со смешанными чувствами я занял место в капсуле.

Глава 3. Испытание

Спустя три месяца я находился в кабинете руководителя проекта. Генерал скромничал, когда говорил о том, что проект идет по плану. В реальности, не без помощи Водолея, он намного опережал все ранее разработанные графики. Количество участников превысило расчетное количество в полтора раза. К счастью, у проекта был большой запас прочности и такой вариант тоже был предусмотрен. Об этом свидетельствовали последние данные, загруженные во время вахты. Алена по-прежнему находилась в капсуле.

В этот раз восприятие новой информации не было болезненным, но в голове была сумятица. Обрывки информации путались. Каждый вопрос казался важнее предыдущего. Размышления могли увести далеко и затянуться надолго. Чтобы как-то упорядочить данные, вызвал Водолея. Меня интересовали его выводы.

– На связи, Водолей, рад, что ты снова в строю.

Он не переставал меня удивлять.

– И тебе не хворать. Докладывай, как обстоят дела с приоритетами.

– Вероятность положительного исхода по первому приоритету увеличилась до двадцати пяти процентов. В связи с разделением программы на два направления: колонизацию Марса и развитие закрытых анклавов повысилась устойчивость программы «Омега». С учетом этого вероятность положительного прогноза возросла. Оба направления оцениваю как перспективные, в равной степени рискованные. На изложение субъективных оценок факторов потребуется продолжительное время, продолжать?

– Можешь пропустить.

– Целесообразно вторым приоритетом считать колонизацию планет Солнечной системы, третьим – вывод носителя в космос и создание вспомогательной сети искусственного интеллекта. Действия по поиску внеземной цивилизации, в связи с сообщением Галактики считаю необходимым приостановить, как неперспективные до окончания обозначенного срока карантина или поступления новых сообщений. Прошу разрешения на изменение приоритетов.

– Согласен.

– Изменения внесены. Вероятность положительного прогноза по второму приоритету не превышает двадцати пяти процентов и напрямую зависит от выполнения первого. Вероятность положительного результата по третьему приоритету зависит от решения главного администратора системы и сопутствующих факторов, оценивается в пятьдесят процентов.

Меня радовало, что в этот раз не прозвучало выражений про ничтожно малую величину. Значит пока все идет как надо.

– Какие общие выводы?

– В результате работы программы, удалось повысить шансы на сохранение цивилизации. По моим оценкам, на основании косвенных данных, количество выживших составляет почти три процента от населения страны до катастрофы. Пять процентов из них связаны с программой в той или иной степени или знают о ее существовании. Около трех процентов принимают участие в программе колонизации, прогнозирую увеличение количества участников как минимум вдвое. Ближайшие три года количество выживших, за исключением участников программы сократится вдвое. Последующие семь лет еще на двадцать процентов. Вероятность выживания людей, не участвующих в проекте через пятьдесят лет оценивается ничтожно малой величиной.

К сожалению, программа не смогла кардинально повлиять на количество выживших в катастрофе, но вероятность выживания цивилизации была повышена более чем в два раза. Я знал, что не все еще потеряно, в связи с этим стояла очень простая, на первый взгляд, задача. О существовании программы должны узнать как можно больше людей. Даже если не удастся увеличить количество колонистов, количество закрытых анклавов необходимо увеличивать или расширять имеющиеся. О существовании Водолея я забыл, невежливо с моей стороны, но он, наверное, не обиделся. В коридоре я встретил Варяга. По информации, которая была у меня в распоряжении, я был готов к плохим новостям, но хотелось услышать из первых уст, вдруг это какая-то ошибка? Звать его не пришлось, он тоже увидел меня и подошел первым. Вид был виноватый. Неужели он думал, что у меня могут быть какие-то претензии?

– С возвращением, командир. Знаешь уже?

– Если ты про результаты рейда, то в общих чертах, расскажешь?

Мы прошли в мой кабинет, расположились. Повисло молчание.

– Даже не знаю с чего начать…, – замялся Варяг.

– Давай по порядку.

– В общем, до столицы Сибирской республики добрались без происшествий. Они переименовали город в Сибирск, в нем сейчас около двадцати тысяч человек, плюс за нами колонны пришли, тысячи две, не меньше. Не знаю, говорил или нет, у них уцелел газовый хаб и даже скважины и хранилища, чудеса да и только…

– Нет никакого чуда, в Новогорске то же самое, – мне все-таки пришлось его перебить. – И это не совпадение, вероятные друзья не планировали уничтожать их, вспомни Ирак и Ливию.

– Возможно и так, теперь это не имеет значения.

– Ты прав, продолжай.

– Глава сначала упирался, не хотел переселенцев принимать, даже Совет собрал расширенный. Вот тут и началось. Когда я все аргументы привел, перспективы, плюсы и минусы, его чуть на вилы не подняли. В общем, Совет имел все шансы закончиться сменой власти. Есть там один дядька, серьезный ученый, Председатель Совета, очень толковый, но из Сибирска сказал, ни ногой, чем-то нашего профессора напоминает. Так вот, когда он заговорил, вроде все успокоились и Глава в том числе, начал каяться. Когда узнали, что по мере возможности будем оказывать помощь, плюс запасы из хранилищ, мнение применилось. В завершение сообщил о возможности установки защитного купола, после этого разве что на руках не носили. Завершилось все как нельзя хорошо. Задержались на пару дней. До границы Республики дошли без проблем, людей долго убеждать не пришлось. Запасы уже у них на исходе. А вот дальше началось. В первом же поселке нас попытались задержать, сказали, что по распоряжению начальства. Хорошо, что по первому рейду нас запомнили. Где уговорами, где подкупами до убежища добрались, только с маршрута пришлось сойти и прокладывать новый. Двигались по ночам, вроде обошлось. В убежище успели вовремя. Самое что ни есть осадное положение застали. Власть в Дальневосточной Республике сменилась. Нашим выдвинули ультиматум. Обеспечить доступ в убежище, другими словами сдать. Иначе грозились подорвать все выходы и замуровать. Виталий Семенович к нашему прибытию был уже в курсе ситуации. Поступил приказ решать мирным путем. Была мысль захватить верхушку и разъяснить им что к чему. В первое посещение в анклаве было больше пяти тысяч человек, сейчас почти вдвое меньше. Провели переговоры. Мне показалось, что они не в себе. От всех предложений отказались. С группой делегатов устроил им экскурсию в убежище. Своими глазами убедились, что запасы в убежище истощены, уровни в большинстве своем заражены, люди ждут эвакуации. После этого поостыли. Как бы то ни было, убежище пришлось сдать, в обмен на возможность вывести людей, всех, кто пожелает. Виталий Семенович так распорядился. Понятно, что из персонала никто не захотел оставаться. Часть убежища с оружием и генератором поля законсервировали. Доступ туда закрыт. Чтобы не возникало желания проникнуть туда, предупредил о возможности ядерного взрыва при несанкционированном доступе. Передал координаты последнего хранилища с запасами. На момент отъезда там оставалось около пятисот человек. Остальные ушли с нами. Вывели почти три тысячи человек, полторы тысячи присоединилось по пути и продолжают идти в Сибирск. Можно считать, что убежища нет. Сомневаюсь, что смогут поддерживать его в рабочем состоянии, но запасов из хранилища должно хватить надолго. Дезактивацию перед уходом провели, стало получше, но все равно фонит.

Картина была удручающая. Одно убежище потеряли полностью, другое почти потеряли. Все бы ничего, но это были крайние, стратегически важные точки. Одна по близости к Европе, другая к Америке и Китаю. Я не сомневался, что рано или поздно появятся выжившие из этих частей света.

– Про соседей ничего не слышно? Китай? Америка?

– Тишина. В эфире никого, беженцев нет, про военных уже все давно забыли. Новый Глава что-то говорил про Китай, но думаю это пустой треп, надежда на то, что заграница нам поможет. Сомневаюсь, что у них положение лучше.

Я не сомневался, а знал. По выводам Водолея им сейчас было не до нас. Обстановка там была еще хуже. Попыток выхода на связь с каждым днем становилось все меньше, сейчас это были уже единичные случаи. В завершение разговора рассказал Варягу об итогах нашего рейда, не забыв упомянуть о том, как чуть было это не закончилось катастрофой. По его лицу видел, что отлегло. Предусмотреть все невозможно. Я понимал мотивы решения Виталия Семеновича по поводу убежища. Если есть шанс спасти даже десять человек, если конечно они не законченные негодяи, то этот шанс надо использовать. Ни что, кроме крайней нужды, не могло толкнуть людей на противостояние с убежищем. Теперь у них есть шанс. Как они им воспользуются, я проверю. Всему свое время.

Сейчас я сидел в кабинете командора и готовился к очередной ложке дегтя, предчувствие редко меня подводило.

– Константин, нам с тобой нужно серьезно обо всем поговорить. В ближайшее время мы планируем убыть в колонию. Я не думаю, что когда-нибудь мы сможем увидеться. Не скрою, я бы предпочел, чтобы ты с семьей присоединился к нам, что скажешь?

– Это невозможно, мое место здесь, – этот вопрос был давно уже решен.

– На другой ответ я и не рассчитывал, но спросить был обязан. В интересах проекта твое место действительно здесь, не спорю. Равнозначную замену тебе мы подготовить не сможем, даже если бы позволяло время. Но я хочу, чтобы ты знал, пока еще не поздно поменять свое решение.

– Мы с Аленой уже все обсудили и решили остаться здесь. Да и космическое путешествие детям противопоказано…

– Допустим, что я смогу обеспечить безопасность путешествия, как ты выразился. Вопрос не в этом. Там, – он показал пальцем в потолок, – необходим специалист ее уровня. Ни один человек и даже отдел не сможет ее заменить. Среди колонистов не нашлось ни одного человека, который соответствовал бы требованиям. Речь идет о выживании колонии.

Я не верил своим ушам. Настолько нереально и дико это для меня прозвучало. Неужели проект сможет разлучить нас навсегда. Кровь ударила в голову, в висках застучало.

– Нет, это исключено. Специалисты найдутся, мое место здесь, ее и сына – рядом со мной.

– Ты хочешь, чтобы они тоже погрузились в капсулы?

Вопрос заставил меня задуматься. Эмоции постепенно отпускали.

– Какие варианты?

– Как я уже сказал, ты можешь изменить решение, но в этом случае ты никогда не сможешь вернуться на Землю. Больше скажу, с большой долей вероятности, мы потеряем связь и сообщение и никогда уже не сможем изменить это…

Дальнейший разговор продолжался долго. Периодически к нему подключался Водолей. Из разговора следовало, что мне необходимо остаться на Земле, дождаться завершения второго этапа программы «Омега» после чего погрузиться в капсулу на длительный срок. Как только появится возможность, на Землю будут доставлены мобильные установки дезактивации. Мне необходимо будет обеспечить безопасность работы групп. Параллельно с этим необходимо будет контролировать процессы, происходящие в закрытых анклавах, не обнаруживая своего присутствия. Такая же задача стоит и перед Варягом. Каждый из нас может самостоятельно набрать себе команду. Таким образом, Варяг должен будет возглавить подразделение, а я занять место руководителя проекта на Земле. Другими словами на меня возлагалась ответственность за судьбу людей, остающихся на Земле, а Алена нужна для налаживания жизни колонии на Марсе. Тот день, когда мне предстоит выбирать между проектом и семьей наступил. Я надеялся, что этого никогда не случится. На одной чаше весов была жизнь многих людей, на другой – моя семья.

– Мне нужно время подумать – я не знал, что в итоге перевесит.

– Хорошо, время пока есть. Хочу сказать только одно. От наших решений сейчас зависит очень многое. Надеюсь, что ты это уже понял. Малейшая ошибка может привести к необратимым последствиям. Я хотел бы убедиться, что загрузка информации прошла успешно.

– Каким образом?

– Мы будем разговаривать до тех пор, пока я не удостоверюсь в том, что ты полностью владеешь ситуацией.

Разговор продолжался несколько часов. Это напомнило мне, пройденный в прошлой жизни, экзамен. Только теперь я не пытался произвести впечатление своей осведомленностью или доказать знание предмета. Я излагал свое мнение. Четко и аргументировано, на основе той информации, которая была у меня в голове. Со стороны могло показаться, что два человека ведут оживленную беседу или даже спор по широкому спектру вопросов. На самом деле руководитель проекта хотел убедиться, в том, что оставляет часть проекта в надежных руках, что я не начну предпринимать необдуманных действий и эмоциональных решений. В качестве контролирующего органа должен будет выступать Совет. Беседа закончилась спором по поводу будущего проекта. Я настаивал на том, что на Земле сохранится цивилизация и рано или поздно восстановится, со всеми ее атрибутами. Командор утверждал обратное, что колыбелью цивилизации станет Марс, а Земля превратится в одну из колоний. Рассудить нас не смог даже Водолей, слишком велика была степень неопределенности. В любом случае, я не оспаривал главенство в проекте, я был заместителем, а не наоборот. О том кто из нас окажется прав рассудить могло только время. У меня в запасе его было больше. Объективно это так и терять его впустую я был не намерен. Для себя я уже все решил, о чем и сообщил командору. Оставался только один вопрос: «Какое решение примет Алена?»

Выходя из кабинета, я лицом к лицу столкнулся с ней, но едва только взял за руку, на пороге появился Виталий Семенович, всем своим видом показывая, что сейчас это неуместно. Алена зашла в кабинет. Генерал оставался верен своим принципам. Все было продумано до мелочей. Он не позволил бы нам поговорить, пресекая возможную попытку с моей стороны повлиять на решение Алены. Для него по-прежнему проект оставался на первом месте, а семейные отношения лишь временами осложняли ситуацию. Для меня это не было открытием. Пока продолжался разговор, я находился в комнате напротив. Передо мной были всего две карточки, которые я раз за разом переворачивал, задавая один и тот же вопрос. За прошедшие два часа не смог ни разу ошибиться. Решение было верным, но почему-то меня оно не радовало. Когда в комнату зашла Алена с заплаканными глазами, у меня все похолодело внутри. О чем шла речь в кабинете генерала, я не знал, зато уже знал, что она решила.

– Милый, что же мы наделали? – она прислонилась лицом к моей груди. Тепла я не почувствовал, мы оба были в скафандрах.

– Ты о чем? Не плачь, все будет хорошо.

– Ты знал о сообщении Галактики? – она посмотрела мне в глаза.

– Знал, какое это имеет значение?

– Это все меняет, абсолютно все. Мы виноваты в том, что произошло, не меньше других, если не больше.

– Вот ты о чем, – я начинал терять контроль. Внушать чувство вины, чтобы добиться нужного тебе решения, не самый лучший способ убеждения, я был зол на генерала. – Ты в самом деле считаешь, что стань эти капсулы достоянием международного сообщества что-нибудь изменилось бы?

– Конечно. Был бы шанс.

– Ошибаешься, мы лишились бы последнего шанса, и проекта никогда не было бы. Много ты видела выживших из обычных убежищ? А сколько пришло из убежищ проекта? В лучшем случае создали бы международную группу и годами рвали бы одеяло на себя, пытаясь заполучить выгоду для себя, в худшем это ускорило бы конфликт, став яблоком раздора. Примеры из истории нужны?

– Может и так, но это ничего не меняет, – она начала успокаиваться.

Переключить эмоции на логику – прием, который всегда срабатывает. Она продолжила:

– Что ты решил?

– Я остаюсь на Земле.

– Я нужна в колонии на Марсе, но останусь, если ты меня не отпустишь.

– Мы это уже обсуждали, что изменилось? – я не надеялся повлиять на ее решение, меня интересовали причины.

– Изменилось все. Во-первых, я нужна как пилот. Я умею управлять не только самолетами и БТРами. Во-вторых, только я смогу настроить модули связи, потому что до сих пор устойчивой связи с колонией нет, а связь из под купола возможна только с применением приборов моей разработки. У других специалистов на это могут уйти месяцы. Кроме того есть еще работа по наладке автоматизированных линий производства и корректировать программы придется на месте. Без этого шансы колонии на выживание сильно снижаются. Я не смогу бросить родителей в таком положении, никогда себе этого не прощу. Я не уговариваю тебя лететь со мной. Мы должны расстаться на время. При первой возможности я вернусь, ты даже не заметишь.

– А как же малыш? – это был последний, пусть и запрещенный аргумент с моей стороны.

– Он полетит со мной. Не знаю почему, но папа считает, что ему здесь угрожает опасность. Он говорит, что ты сам в этом можешь убедиться, если захочешь. Честно говоря, я не до конца поняла, о чем он. Первый раз его таким видела. По-моему он сегодня первый раз пожалел, что руководит проектом.

Я решил, что это стоит проверить, хотя поводов не доверять командору у меня не было. В памяти возникал случай, когда решался вопрос с Водолеем. В любом случае это надо было принять. Виталий Семенович в очередной раз оказывался прав. Поймал себя на мысли: «Как бы я поступил на его месте?». Однозначного ответа у меня не было. Великовата кольчужка, не дорос. Это не повод превращать дни, оставшиеся до расставания, в траур. В конце концов, исправить можно все, кроме смерти. А человечество сейчас находилось в глубокой коме. Выбор очевиден. Старт кораблей был назначен. Через десять дней космический корабль отправится к Марсу. Убежище должно было опустеть и подготовиться к приему новой партии колонистов из Новогорска и Сибирска. На завершение отправки оставалось шесть месяцев, потом окно закроется больше чем на год. Все, кто не успеет, будут ждать в убежище и на Лунной базе.

До этого я не интересовался очередностью отправки и техническими деталями, был больше занят земными делами. Теперь приходилось вникать во все нюансы и восполнять пробелы. Отправка в колонию и на базу началась полгода назад и проходила в несколько этапов. Сначала отправились группы разведки, в задачу которых входила подготовка базы к приему людей и грузов. Потом были отправлены первые одноразовые грузовые корабли и вторая группа, которая отправилась в колонию на Марсе. Старт грузовых кораблей проходил с космодрома, на котором мне так и не довелось пока побывать. С отправкой людей было проще. Пассажирские челноки взлетали с обычной взлетно-посадочной полосы. Они находились в закрытой части ангара, недалеко от убежища. От пожара в открытой части они не пострадали. На низкой околоземной орбите происходила пересадка пассажиров в колониальный корабль, состоящий помимо всего прочего из посадочных модулей на пятьдесят человек. Там же происходила пристыковка части груза, выведенного на орбиту. Другая часть груза добавлялась с Луны. При необходимости любой из посадочных модулей мог отделиться от несущего корабля и двигаться с определенной степенью самостоятельности в автоматическом режиме. Для посадки этих модулей специальных сооружений не требовалось, достаточно было относительно ровной площадки, размером с половину футбольного поля. С учетом того, что основные запасы программы находились на Луне, подготовка экспедиции длилась около двух недель. Путешествие к конечной точке экспедиции занимало почти три месяца. Каждый колониальный корабль вмещал до трех тысяч колонистов и тысячи тонн груза. Осуществление программы облегчалось использованием атомных двигателей и модульной конструкцией кораблей. Любой из четырех кораблей можно было использовать в качестве грузового или пассажирского, в зависимости от модулей, входящих в его состав.

Для обеспечения безопасности в полете использовались генераторы поля, которые создавали защитную сферу вокруг корабля. Только один из четырех кораблей, который стартовал первым и возвращался последним, успевал сделать два полных рейса и на год оставался на орбите Земли в качестве аварийно-спасательного. Второй корабль оставался на орбите Марса, остальные размещались на орбите Луны. В это время шла их подготовка и погрузка. По моему требованию Водолей предоставил мне фотографии кораблей. В нагромождении металлических конструкций с трудом можно было опознать космический корабль. Ни о какой красоте или аэродинамических свойствах не могло быть и речи, в отличии от челноков, которые выглядели как чудо современной техники. Колониальный корабль без пассажирских и грузовых модулей напоминал огромный скелет с расширениями на концах и в середине конструкции и вызывал сомнения в его надежности. Только ознакомившись более детально, я понял, что эти сомнения напрасны. В укомплектованном модулями состоянии он выглядел грозно. Мне не верилось в то, что это результат деятельности человека. В движении корабль был закрыт с двух сторон защитным полем и выглядел, как светящаяся сфера. Недостаток был только один. Во время корректировки курса и сеансов связи защитное поле кратковременно отключалось. Расчеты Водолея, говорили о том, что вероятность аварии в момент отключения защитного поля ничтожно мала, а само путешествие безопаснее полета на самолете. Вспоминая свой последний полет, я был склонен ему верить.

Времени на прощание перед отлетом у нас с Аленой не было. Она целыми днями пропадала на аэродроме, восстанавливая навыки управления челноком. Я все больше погружался в заботы, связанные с исполнением обязанностей руководителя проекта. Теперь со всеми вопросами и проблемами обращались только ко мне. Виталий Семенович не вмешивался, наблюдая за тем, как я выхожу из многочисленных затруднительных ситуаций. Аркадий Борисович в стороне не остался. Комендант без разговоров взвалил на себя часть обязанностей, связанных с подготовкой к отправке колонистов. Профессор после пребывания в капсуле был переполнен энергией и корил себя за то, что раньше не соглашался на процедуру оздоровления. Наверное, боялся, что застрянет снова на десять лет. Похоже, его совсем не интересовало, что происходит на поверхности, он был поглощен многочисленными программами исследований и раздавал указания тем, кто в ближайшее время покидал Землю. После недолгого совещания с ним, пришли к выводу, что управление космической программой необходимо передать Водолею. Алена без труда настроила удаленный доступ. К ежедневным докладам об обстановке добавились напоминания Водолея о необходимости проведения тех или иных мероприятий. Временами мне казалось, что и я нахожусь под его управлением, а не наоборот.

Жаркие споры прошли по поводу необходимости вывода физического носителя Водолея на орбиту. После продолжительного обсуждения, от этого решили отказаться, однако его предложение о создании подчиненных систем искусственного интеллекта признали необходимым с известными ограничениями. Эти ограничения касались доступа модулей к жизненно важным системам и функциям управления. Они должны были выполнять задачи по сбору и анализу информации и не более. Их создание запланировали на ближайший год после окончания отправки людей в колонию. Помимо меня и профессора в Совет вошел Аркадий Борисович и Варяг. За всеми этими делами незаметно произошло разделение спецназа на две группы.

На Земле оставались двенадцать человек. Все те, кто первоначально возглавлял убежища в других городах, как один, решили остаться. Не знаю, в чем была причина такого решения, но меня это устраивало. Каждый из них имел необходимый опыт управления и мог при необходимости заменить меня. Илья получил первое офицерское звание и был включен в подразделение на постоянной основе. В мою группу, помимо Ильи и Сомова вошли трое: Бугай, Леший и Есаул. С каждым из них я уже был знаком по убежищам. В группу Варяга вошли Сургут и Филин, а также трое из тех, кто возглавлял до этого убежища в Хабаровске, Новосибирске и Краснодаре. Остальные убывали на базу или в колонию. В конечном итоге на Лунной базе должны были остаться трое, под руководством Ската. В Марсианской колонии семеро, включая Алену под руководством Глобуса. Они круглосуточно занимались подготовкой к экспедиции и находились в распоряжении командора. Я радовался тому, что подразделение удалось сохранить и не придется формировать его заново. В том, что специалисты такого профиля потребуются, у меня сомнений не возникало. Еще больше оптимизма вызывало то, что потерь в подразделении за это время не было, хотя предпосылки были, да и сам я не раз оказывался на краю.

Я планировал совершить еще один дальний рейд, теперь уже по южному маршруту. Спустя год начали появляться проходы между зонами заражения. Вряд ли удастся обнаружить и поддержать анклавы, аналогичные северным, но попытаться найти выживших, стоило. Однако Совет категорически запретил мне дальние рейды без крайней необходимости, никакие мои доводы на них не подействовали. Они соглашались с тем, что такой рейд необходим, хотя бы для того чтобы узнать обстановку, но о моем участии в нем не могло быть и речи. В итоге выполнение этой задачи возложили на Варяга и даже сроки обозначили. Он с группой должен будет выходить на следующий день после отбытия колонистов. Я понял, что теперь для меня все изменилось. Люди в убежище опасались остаться без руководителя проекта. Настроение испортилось. Профессор намекнул, что для меня тоже найдется работа, но в детали посвящать отказался.

Погрузка и сборы начались за сутки до старта. Необходимые грузы уже были выведены на орбиту. Челноки совершали один рейс за другим, доставляя людей на борт колониального корабля. Ни с Аленой, ни с сыном я попрощаться как следует не успел. Алена управляла одним из челноков, а Ромка находился в предполетном карантине. На взрослых карантин не распространялся, но для детей по-прежнему действовали довольно жесткие ограничения. Пожалуй, никому еще не доводилось путешествовать в космосе в столь юном возрасте. Кроме тревоги по этому поводу, я ничего не испытывал и не находил себе места. В итоге оказался недалеко от взлетной полосы на наблюдательном пункте. Один из челноков в это время как раз заходил на посадку. Сначала послышался приближающийся гул. Затем из сплошной завесы серых туч появился черный силуэт челнока. Он резко шел на снижение. В первый момент я подумал, что он падает, но лица диспетчеров оставались невозмутимыми. Резкое снижение перешло в бреющий полет над снежной равниной. Вопреки ожиданиям, он плавно коснулся шасси поверхности полосы и приземлился. Совершив пробег по полосе, остановился почти напротив диспетчерской. Из-за матово-черных стекол кабины, я не мог разглядеть кто им управляет. Переключился на дежурный канал и услышал голос:

– Вышка – Цифре, полет завершен, все системы в штатном режиме. Готовность три часа.

–Я Вышка, принял, – сухо отозвался диспетчер.

Я не вмешивался в служебный разговор. От челнока шел пар. Его нижняя поверхность была разогрета до температур мартеновской печи. Гигантский летательный аппарат с необычной для самолетов формой крыла, испарял со своей поверхности влагу. Полет на орбиту проходил по довольно сложной траектории и приземление было в разы сложнее взлета. К челноку подъехал тягач, засуетились техники, после чего его отбуксировали в зону обслуживания. Понял, что Алену увидеть у меня не получится. То, что я сделал дальше, иначе как мальчишеством назвать было нельзя. Я запросил у Водолея наличие одного свободного места на полет через три часа на этот самый борт. Место нашлось без труда и он вписал меня в протокол. Зачем я это сделал, не смог бы объяснить даже себе. Мне захотелось еще раз увидеть Солнце, на себе испытать невесомость, а заодно и посмотреть на то, как проходит отлет колонистов. Затеряться в толпе не получилось. Боевой скафандр черного цвета выдавал меня с головой. О том чтобы включить маскировку я даже не думал. Не все колонисты имели представление о его возможностях. Это могло вызвать панику. Дождавшись начала посадки, я встал в очередь, но толпа расступилась, уступая мне дорогу. На регистрации приложил левую руку с чипом идентификатора, высветились мои данные. На недоуменный взгляд регистратора ответил буднично:

– Ознакомительный полет, – и поднялся на борт челнока.

– Ты как здесь оказался? – был первый вопрос, который я услышал, войдя в кабину.

Перед этим я связался и попросил впустить меня, что было запрещено, но в данном случае для меня Алена сделала исключение.

– Считай, что проверка. Ты не рада?

– Рада, конечно. Только не ожидала. А если серьезно?

– Если серьезно, думал, что могу составить компанию, хоть на время.

Такой ответ ее, видимо устроил. Я не видел ее лица за защитным стеклом, как и она моего, но понял, что она улыбается. Огляделся по сторонам, Повсюду были приборы и индикаторы, от них рябило в глазах. О назначении каждого из них оставалось только догадываться. Даже не стоило пытаться баз длительной подготовки управлять этим транспортом, хотя мысль такая была. Как и многие в детстве я мечтал стать космонавтом или летчиком.

– Ты можешь садиться в кресло штурмана. Полетим вместе, – заявила она.

– Хочешь сказать, что управляешь им в одиночку?

– Так и есть, пилотов не хватает.

– И сколько полетов за сегодня ты успела сделать?

– Этот третий и последний на сегодня, да и вообще…. Поэтому ты вовремя. Никогда не был в космосе?

Я с удивлением на нее посмотрел. Она говорила об этом, как об обыденной вещи, как будто спрашивала обедал ли я сегодня.

– Не довелось как-то.

– Извини, – она уловила сарказм в моем голосе. – Голова совсем не соображает. Конечно, не был. Ты увидишь, это забыть невозможно. Кто-нибудь знает, что ты здесь?

– Я попросил Водолея внести меня в список. Мы же ненадолго?

– Как сказать, четыре-пять часов.

Во время погрузки мы смогли пообщаться. От детских вопросов, вроде зачем это? а зачем то? я удержался. Когда начался обратный отсчет, было уже не до разговоров. Алена сосредоточенно проверяла готовность и о моем присутствии забыла. Взлет прошел плавно. Я даже не заметил тот момент, когда челнок оторвался от земли. Сказывалась масса космического аппарата. От резкого набора высоты меня вдавило в кресло. Как при этом еще можно управлять полетом, я не понимал. Увидеть Солнце не получилось. Солнце было на месте, никуда не делось. Только двойное затемнение защитных стекол челнока и скафандра превратило его в зловещий диск на горизонте. Можно было даже рассмотреть на нем пятна. Не такого зрелища я ожидал. Через какое-то время включился автопилот, дальше полет проходил в автоматическом режиме и полной тишине. Стал привыкать к перегрузке и вдруг почувствовал легкость во всем теле, это была невесомость.

– Ну как тебе? – с одышкой спросила Алена.

– Терпимо, – с непривычки у меня шумело в ушах, я отчетливо слышал собственный пульс.

– Я не об этом, звезды видишь?

Я ничего не видел, хотя и очень старался. В глазах до сих пор была картина тусклого Солнца. Я додумался, наконец, отключить светофильтр. Алена отключила фильтры стекол кабины и я увидел. От этой картины захватило дух. Солнечный диск спрятался за серым шаром планеты и я мог разглядеть россыпь звезд в черной пустоте космоса. Теперь я знал, для чего поднялся на борт.

– Ты заметил, что нас космос не пугает?

– Может быть это только нас? – не сразу понял, что она пытается мне этим сказать.

– Я про всех говорю. Не видела ни одного человека, который испугался бы космоса. Бывают, конечно, нештатные ситуации и становится страшно, но первое впечатление у всех, с кем не разговаривала, только положительное. Я думаю, что он ближе, чем нам кажется. Космос принадлежит нам, как Земля или Солнце. Это родная стихия для любого человека, как воздух или вода.

Я готов был спорить с таким утверждением, но возражать не стал. Прекрасно понял, что она хочет этим сказать.

– Не знаю, как насчет родной стихии, но то, что выживание людей зависит от способности выйти за пределы одной планеты, это точно. Думаю, что без космоса и колонизации планет у нас нет будущего. Жаль только что первые решительные шаги в этом направлении совершаются в таких условиях.

– Я думаю, что не будь катастрофы, рано или поздно это все равно бы произошло.

Странно, но пребывание в космосе, заставляло мыслить другими категориями. Может в этом и есть его влияние? Наш разговор прервался сообщением бортовой системы о подходе к контрольной точке. Потом вмешался Водолей:

– Администратор первого уровня запрашивает местонахождение, предоставить?

Мое отсутствие заметили. Я предполагал, кому мог понадобиться.

– Соединяй.

Последовали недолгие объяснения с Виталием Семеновичем на закрытом канале связи. Он был недоволен. Об этом я сразу забыл, как только мы стали приближаться к кораблю. Если на фото он выглядел угрожающим, то вблизи это был гигантский монстр, готовый в любой момент разорвать связь с Землей и устремиться в космос. Противное сомнение стало закрадываться в душу. Я тоже хотел бы оказаться на его борту, но выбор был уже сделан. Пока шла пересадка на вопросы Алены я отвечал невпопад и она поняла, что я занят какими-то мыслями. Расспрашивать меня не стала. Сегодня я прикоснулся к будущему, от которого сознательно отказался. Теперь и я не мог понять, что держит людей на отравленной планете. В себя стал приходить, когда челнок пошел на снижение. Нижняя плоскость челнока нагрелась до запредельных температур, мы вошли в плотные слои атмосферы. По уверенным движениям Алены я понял, что все так и должно быть. Огненным болидом мы приближались к земле. Снижение было больше похоже на свободное падение. Только когда скорость падения замедлилась и челнок перешел в плавный полет, я успокоился. Он вынырнул из облаков и пронесся над снежной равниной. Посадка происходила в автоматическом режиме.

– Вышка – Цифре, полет завершен, все системы в штатном режиме. Программа выполнена.

Слова Алены окончательно вернули меня к действительности. Кратковременное пребывание в космосе, корабль, звезды, все показалось незначительным, похожим на сон. На Земле все-таки лучше. К своему удивлению, я с трудом поднялся из кресла. Алена тут же усадила меня на место.

– Не торопись. Аппарат должен остыть, потом отработают техники. Как самочувствие?

– Бодрое, – соврал я.

Через полчаса я был в состоянии продолжать разговор. Тошнота и слабость отступали. Ждать завершения необходимых операций пришлось около двух часов. Этого хватило чтобы мы с Аленой поговорили о многом. Не успел появиться в убежище, как Водолей сообщил, что меня ожидают.

Виталий Семенович сидел за столом.

– Думал, что ты поменял решение, когда увидел твое имя в списке пассажиров, – начал он без предисловий.

– Нет, не поменял. Ознакомительный полет, и только.

– Хорошо. Следующий раз, предупреждай, если соберешься выкинуть что-нибудь подобное.

От дальнейшего разбора полетов он воздержался, мне и так было стыдно. Руководитель программы себе не принадлежит, об этом не стоило забывать. Не потому что между мной и остальными участниками теперь была пропасть или непроницаемая стена. А потому что мое отсутствие скажется на проекте и поставит его под угрозу. В истории после катастрофы такое уже было.

– Я искал тебя по другому поводу – продолжил командор после паузы. – Завтра мы убываем, сегодня вечером, если не возражаешь, устроим семейный ужин. Считай это официальным приглашением…. и неофициальным тоже. Не будет только Александра, он в карантине.

Не иначе, Лидия Михайловна или Алена постарались, я сомневался, что у командора со всеми заботами в связи с убытием нашлось бы на это время. Как я мог отказаться? Да и желания отказываться не было.

– Во сколько?

– Как только будете готовы, сразу подходите, в любое время. Михаил Дмитриевич и Лидия Михайловна уже ждут.

Заставлять себя ждать я не привык. Как только Алена собралась, мы отправились в жилой отсек научного блока. Ужин затянулся. Разговоры постоянно сводились к проекту и неизбежному расставанию. В мой адрес были обращены высказывания с надеждой, что у нас все получится. В том, что в колонии будет все благополучно, никто не сомневался. Я такого оптимизма не разделял. На мой взгляд, их ожидали опасности куда серьезнее, чем на Земле. У нас самое страшное было уже позади, на это хотелось надеяться. У них – все было еще впереди. Зная, на что способен Виталий Семенович, я не сомневался, что он сделает все возможное и даже больше, для того, чтобы планы стали реальностью. Даже не знаю, кто кроме него мог бы справиться с такой задачей. Профессор сожалел, что не может к ним присоединиться, но решения своего не изменил, как и я.

Проводы и прощания были позади. Ранним утром я провожал взглядом удаляющийся силуэт челнока, скрывшийся в низких серых тучах. Тогда я еще не осознавал до конца, что снова остался один. Вокруг меня были люди, но самые дорогие из них ушли в неизвестность. Я не находил себе места до тех пор пока не поступила информация от Водолея, что колониальный корабль достиг орбиты Луны. Пока было возможно, я поддерживал связь с Аленой, но сообщения приходили с увеличивающимся опозданием. Отъезд группы Варяга для меня прошел почти незаметно. Профессор, если и переживал по поводу расставания, вида не показывал.

– Константин, у меня для тебя хорошая новость, – профессор игнорировал любые официальные обращения. Я к этому уже привык. Иначе как Константин он ко мне не обращался, в присутствии посторонних мог добавить отчество, но чаще забывал. – Мы собрали мобильную установку дезактивации и разработали методику применения. В ближайшее время можно провести испытания. И еще одно, на основе энергоустановки другого экспериментального образца мы имеем возможность собрать вторую установку в течение трех месяцев. К сожалению, на этом наши возможности исчерпаны.

В другое время эта новость произвела бы на меня больший эффект, но последнюю неделю я был слегка заторможен и погружен в свои мысли, не забывая при этом контролировать все, что происходит вокруг. Поэтому ответил:

– Хорошо, назначайте дату испытаний. Подготовкой группы я сам займусь.

Не знаю, на какую реакцию с моей стороны он рассчитывал или что надеялся от меня услышать, но в голосе появилось недовольство:

– В группу нужно будет обязательно включить научного специалиста, я его пришлю, – развернулся и зашагал прочь.

Испытания провели на третий день. Место пришлось выбирать долго. О проведении реальной очистки в эпицентре одного из взрывов не могло быть и речи. У научного специалиста из нашей группы скафандра не было, об этом профессор не подумал. Сам генератор был смонтирован на базе гусеничного вездехода. Такого монстра я еще не видел. Он минимум вдвое был больше тех, которые мне когда-нибудь доводилось видеть и шире в полтора раза. Впрочем, выход за габариты существующих дорог ему не был помехой. Он сам мог бы использоваться для прокладки дорог, только сомневаюсь, что по его следам смог бы кто-то проехать. Сомов, едва завидев его, присвистнул.

– И как этим трактором управлять?

– Молодой человек, – прошипел сквозь фильтры профессор, – это не трактор, скорее уж космический транспорт, но в управлении он проще простого.

– И какой у него запас хода? – задал очередной вопрос Пегас, чем еще больше задел профессора.

– Достоверных данных нет, но я думаю, что неограничен, – холодно произнес профессор. – Для движения используется энергоустановка, от которой работает генератор поля.

Сомов замолчал ненадолго, осознавая, что перед ним атомоход, но решил не сдаваться:

– Вооружения вообще нет? Пулемет хотя бы могли установить?

– С кем вы собрались воевать в эпицентре? Броня и так выдерживает прямое попадание артиллерийского снаряда, не говоря уже о других системах жизнеобеспечения. Самое грозное оружие на сегодняшний день перед вами – он раздраженно указал на колпак генератора поля, этот разговор стал его утомлять.

На изучение атомохода мы потратили почти сутки. В управлении, как не странно он оказался довольно прост, чего не скажешь об управлении полем. Нужно ли говорить, что любая ошибка могла обернуться катастрофой. Мало того, кроме меня к установке никто не имел доступа. С системами жизнеобеспечения тоже было все в полном порядке, был даже шлюз. Помимо водительского и аппаратного отсека, был пассажирский, он же жилой. Длительного пребывания в эпицентре он не выдержал бы, но позволял без проблем перемещаться по зараженной территории. Кроме того, сам купол поля можно было использовать как оружие и защиту, прокладывая себе путь к намеченной точке. Для этой машины преград, кроме больших водоемов и обрывов не существовало. Другое дело, что под толстым слоем снега определить наличие таких водоемов не представлялось возможным. Поэтому этой функцией решили без крайней необходимости не пользоваться. Если он застрянет, то имеет все шансы остаться неподвижным навсегда. По крайней мере, я не представлял, какая техника могла бы его вызволить из такого положения.

У меня оставался только один вопрос, как избежать вакуумного взрыва после того как поле выключится. Некоторые зоны высокого заражения были обширными, в несколько десятков километров. Решение оказалось простым. Поле включалось сразу на необходимую дальность и постепенно сужалось до минимального значения, после чего автоматически отключалось. За собой оно оставляло стерильно чистый участок поверхности. Мои опасения по поводу влияния такого метода на атмосферу, опровергались расчетами Водолея. Основной ущерб составу атмосферы нанесли не ядерные взрывы, а последствия многочисленных пожаров и извержений вулканов, последовавших вслед за ними. Даже если бы эпицентров было в три раза больше, наши действия не могли бы значительно повлиять на состав атмосферы. В ходе испытаний выяснилось и то, что для мобильной установки необходимо выбирать углубление в земле, так чтобы поле касалось поверхности и учитывать при этом рельеф местности и наличие сохранившихся технических сооружений, которые в перспективе могли бы пригодиться. Задача была не настолько простая, как казалось на первый взгляд.

Наш первый рейд на мобильной установке длился две недели. За это время нам удалось ликвидировать три эпицентра вблизи убежища, значительно снизив угрозу последующего заражения. От треугольника смерти, доставившего нам много хлопот в первое время, остались только воспоминания и частично зараженная местность за пределами эпицентров. Парадокс, но после очистки эпицентры стали самыми безопасными участками на поверхности. Безопасными и только. На этих участках выжженной земли жизнь возродится не скоро. Радость от первого успеха омрачалась тем, что Водолей, на основе имеющихся данных обновил прогноз. Такими темпами очистка займет около двадцати пяти лет. Профессор настоял на том, чтобы мы вернули установку для ее обследования на предмет повреждений и выявления дефектов, при этом сообщил, что приступили к монтажу второй установки. С применением первой мы решили пока не торопиться, а начать действовать одновременно двумя группами. Совет решил однозначно, что я в эти рейды не иду, а двухнедельный поход был для меня исключением. Кроме того, нужно было дождаться возвращения группы Варяга. Мы с нетерпением ждали от них результатов. Пока то, что они сообщали, нас не радовало.

Через неделю Варяг внезапно заявил об изменении планов и намерении вернуться. Я не стал настаивать на продолжении рейда и одобрил такое решение, знал, что для этого наверняка появились веские аргументы. Майор Кочнев был не из тех людей, которые пасуют при встрече с трудностями. Возможность убедиться в этом, у меня была. Изначально Совет был против рейда по южному маршруту. Даже если удастся обнаружить выживших после катастрофы, оказать существенную помощь мы уже не могли бы. Согласились только из соображений о необходимости разведки местности и сбора информации. Количество людей в закрытых городах и ожидающих отправки в колонию приближалось к критическому. Дальнейшее увеличение количества участников могло привести к разбалансировке программы и преждевременному истощению запасов. В этом случае под угрозу попадали и те, кого на этот момент удалось спасти. Я это понимал, но не мог смириться. С нетерпением ожидал возвращения группы.

Группа Варяга вернулась через пять дней. При подъезде они запросили медицинскую помощь и изолированный бокс. Когда оба БТР прошли шлюзы и началась выгрузка, я первым делом обратил внимание на носилки, видимо кто-то из группы был ранен. Это оказалось не так. Группа была в полном составе. Все шесть человек были в скафандрах, выражения их лиц я не видел, но было понятно, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Я подошел к носилкам и откинул край полога. Невольно отпрянул. На носилках покоилось тело, туго прикрученное ремнями к носилкам. С большим трудом, только по внешним признакам, в нем можно было опознать человека. Нездоровое и сморщенное лицо, узловатое тело, одетое в засаленные лохмотья. По его телу внезапно прошла судорога и он открыл глаза. Абсолютно безумное выражение глаз не оставляло сомнений, что разум оставил это тело. Существо вращало глазами, не пытаясь остановить взгляд на чем-либо. Варяг не говоря ни слова, подошел к нему, прижал волосатую голову рукой и сделал инъекцию в шею, оно затихло.

– Что это?

– Это то, что мы искали – мрачно заявил Варяг. – Там их сотни – он указал рукой на носилки, – откуда пришли, не понятно. Может этого получится привести в человеческое состояние и расспросить.

Профессора пришлось долго убеждать в том, что нового пациента необходимо разместить в убежище. С этим возникли трудности. В убежище не было предусмотрено места для содержания в изоляции, кроме медицинских боксов. Однако размещать его по соседству с пациентами было неразумно. Выход был найден. В закрытой лаборатории с давних времен оставались просторные клетки для животных. В одной из этих клеток его и разместили.

Вечером Варяг докладывал мне результаты рейда.

– На полторы тысячи к югу от убежища ни одной живой души, нам пришлось несколько раз проходить через зоны заражения, обходы труднодоступны. Потом стали попадаться следы. Через сутки наткнулись на одиночек, которые едва завидев нас, прятались. Ночью на нас попытались напасть и поджечь БТР. С кем имеем дело тогда не знали, но уже догадывались. Пришлось отступить, а потом вернуться пешком. Наткнулись на одно из ответвлений этой общины. Живут они в землянках или пещерах под снегом, питаются трупами и всем, что находят. Тот, которого привезли, один из наиболее вменяемых, не считая главаря. Мне удалось подойти к нему довольно близко. Сначала сомневались, что это люди, но скорее всего это так. Более точно сказать не могу. Захватили языка и решили закончить рейд. Чтобы продолжить, пришлось бы идти на крайние меры…

Через три часа профессор сообщал мне первые результаты:

– Проведенные анализы позволяют точно определить, что это человек. Возраст примерно двадцать пять лет. Истощение крайней степени. Помимо нескольких инфекционных заболеваний в разной стадии диагностировали тяжелое психическое расстройство, вследствие совокупности инфекций и других факторов. Честно сказать я не понимаю, почему он до сих пор жив. При таком поражении мозга и внутренних органов он должен находиться в предсмертном состоянии или коме, однако у него наблюдается гиперактивность. Прогноз по лечению отрицательный. Не поможет даже оздоровление в капсуле. Наступили необратимые изменения мозга, который уменьшился в объеме в два раза. В медицинской практике я такого никогда не встречал.

– Его получится расспросить?

– Однозначно нет. Он не осознает происходящее и с трудом осознает себя.

– Угроза убежищу или распространения инфекции есть?

– Исключено, нами приняты все необходимые меры предосторожности. Мы сделаем все, чтобы облегчить течение болезни, но сомневаюсь, что он проживет еще хотя бы месяц. Мы можем поместить его в капсулу, но это лишь продлит его мучения.

Окончательно я успокоился, когда Водолей сообщил мне свои выводы по этому поводу. По его оценке мы столкнулись с результатом крайнего одичания. Вероятность того, что подобные сообщества будут расширяться, ничтожно мала. Высокая смертность и угнетенные репродуктивные функции приведут к вымиранию одичавших людей в ближайшее время. Через неделю я навестил его в лаборатории. В клетке, размерами два на два метра стояла кровать, прикрученная к полу. Повсюду на полу были разбросаны остатки пищи. Дикарь в комбинезоне черного цвета иногда припадал на четвереньки и поднимал объедки. Увидев меня, он сел на кровать и опустил голову. Как пояснил профессор, часть инфекций удалось вылечить, снять агрессию и гиперактивность. Он поднял голову и посмотрел на меня. Его лицо говорило только об одном, передо мной был глубоко больной человек, который при этом не испытывал ровным счетом ничего. Я попытался с ним заговорить, но в ответ услышал только утробное мычание. Он не пытался мне ответить. В его глазах промелькнула тень, которую я принял за остатки разума, но это был лишь страх. Он резко вскочил и забился в угол. Я даже не думал открывать защитное стекло скафандра. После этого я уже не пытался установить с ним контакт. Профессор ежедневно сообщал о его состоянии, а через неделю сообщил о том, что пациент умер. Тело кремировали.

С этого дня я оставил попытки отыскать выживших и сосредоточился на нуждах убежища. После отправки партии колонистов, убежище снова наполнялось людьми. Предстояло отправить два корабля. Один в колонию, второй на Лунную базу, которые там и останутся на год. Людей на эти корабли набиралось немного, чего не скажешь о грузах. Первая партия уже достигла Марса, стали поступать сообщения и заявки. Часть груза находилась в пути, поэтому перед отправкой нужно было все тщательно сверять. Этим занимался Водолей, иногда внося в перечень грузов, то, в чем могла возникнуть потребность в ближайшее время. В отличие от нас, его горизонт планирования был намного дальше. Теперь вся космическая программа находилась под его управлением. Не смотря на то, что окончательное решение об отправке принималось мной, это было уже формальностью. За все время мне ни разу не пришлось вносить изменения.

После отправки последнего в этом году, корабля в колонию, профессор сообщил о готовности второй установки. В настройки обеих установок были внесены изменения. Теперь появилась возможность проводить дезактивацию по маршруту следования без включения максимального режима. Поле генератора было направлено вниз, охватывая пространство перед машиной шириной около десяти метров. При этом использовать его можно было начиная с зон умеренного заражения без нанесения ущерба окружающей среде. Главным недостатком стало то, что при этом скорость снижалась до скорости пешехода. В подготовке дополнительных групп не было никакого смысла. Работы по очистке возглавил Варяг. Две группы одновременно выехали в города, проводя дезактивацию по маршруту и ближайших к городам эпицентров. По расчетам, эта операция должна была занять более шести месяцев. Со времени начала активных действий этот рейд должен был стать самым продолжительным и результативным.

Хорошая новость о том, что колониальный корабль с моей семьей на борту достиг Марса, сняла все остатки тревоги после расставания. Умом я понимал, что на Марсе их ждут, возможно, более суровые испытания, чем в пути, но подсознательное чувство тревоги пропало. Вслед за этим стали поступать сначала текстовые, а потом и голосовые сообщения. Полноценной двусторонней связи пока не было. Обрывочными сообщениями поступила и другая новость. На орбите Марса был обнаружен контейнер с капсулами, аналогичный тому, который уже был в нашем распоряжении. Собственно сам контейнер еще не спустили на поверхность, а только разрабатывали операцию, но то что это был такой же комплект, никто не сомневался. Как ни странно последняя новость повергла профессора в уныние.

– Михаил Дмитриевич, что не так? Задал я ему вопрос на одном из совещаний, которые стали уже традиционными.

– Понимаете, у меня была надежда, что второй комплект капсул на другом континенте.

– И что? – я все равно не понимал такую его реакцию.

– Да как Вы не поймете, мы можем остаться одни. Скорее всего, так и будет. Теперь надежды на то, что кто-то помимо нас, мог использовать капсулы для подобной программы, не осталось. Шансы на выживание человечества сократились ровно вдвое. Любая наша ошибка может стать фатальной. Теперь Вы меня понимаете?

– Знаете, профессор, я и раньше ни на кого не надеялся, как и Виталий Семенович. Я смотрю на это с другой стороны. Колонизация Марса теперь имеет все шансы ускориться в два раза. Живучесть проекта тоже увеличилась в два раза. Смертность в колонии от несчастных случаев и болезней значительно снизится. А значит шансы на выживание человечества, как Вы сказали, тоже увеличились. То, что теперь все в наших руках, меня нисколько не пугает. Ничего, кроме хорошего, не случилось. Кто знает, может быть это третий комплект и предназначен для тех, кто первый сможет им воспользоваться. Своеобразный приз от наших иноземных друзей. Хотя какие бы друзья остались в стороне после всего, что произошло.

Мои доводы на профессора подействовали, уже более спокойным голосом, без вселенской скорби, он произнес:

– Не нам судить о мотивах их поступков. Мы свои-то не всегда можем объяснить. А по поводу остального, Вам нужно понять, что богатства цивилизации не ограничиваются достижениями одного народа. Именно в многообразии культур ее ценность. Рим и Китай, арабские страны и Штаты, Индия и Россия, все внесли свой вклад в это. Попытка навязать единственно верный догмат в истории всегда заканчивалась крахом, это меня и беспокоит.

Вот в этом я был с ним абсолютно согласен, в его доводах было зерно истины. Но это многообразие вело также к войнам за доминирующее положение. Не осознавая себя единой цивилизацией, мы рисковали повторить историю со всеми ошибками и последствиями. Сейчас именно мы претендовали на роль гегемона в силу сложившихся обстоятельств и самого факта существования проекта. Спор по этому поводу мог стать бесконечным, и я решил промолчать. Моя уверенность, что с семьей все будет в порядке, окрепла. В крайнем случае, они всегда смогут воспользоваться капсулой, которая не раз уже спасала меня.

Последняя волна беженцев заполняла убежище. Из трех тысяч человек, половина должна будет отправиться на Лунную базу в ближайшее время. Другая половина будет ожидать в убежище. Через год, возможно, их ряды пополнятся, но на сегодняшний день, желающих стать колонистами в городах не осталось. Запрета на перемещение между колонией, базой и Землей не было. Свой выбор можно было изменить один раз в пять лет. Такие условия были приняты изначально, во избежание частых перемен места, что неизбежно повлекло бы дополнительные затраты. Поселки по маршрутам сообщения окончательно опустели. Тем более я не удивился, когда однажды в убежище встретил капитана Терентьева. В сером комбинезоне вид у него был слегка потерянный, но меня он сразу узнал. Мы прошли в одну из комнат административного уровня.

– Рассказывай, как доехали. Все нормально? – спросил я первым делом.

– Да, все нормально, – голос был потухший. – Последними уходили, никого не осталось.

– Что тогда случилось?

– Да ничего в принципе, – капитан замялся. – Думал, что в колонию отправят сразу, оказалось, что последний транспорт ушел месяц назад. Теперь, места себе не нахожу. Думаю, может быть зря собрался? Надо было оставаться, если не в общине, то в городе. Да и порядки здесь, я тебе доложу. Тут запись, там очередь, а дела реального нет. Да и неуютно мне под землей, тесно что ли.

– Понятно, это адаптация, привыкнешь. По поводу выбора уговаривать и отговаривать не буду, сам решай. Когда решишь, дай мне знать. Что касается дела, думаю, без него не останешься. Для тебя всегда найдется место. Если решишь в город вернуться, помогу чем смогу. В колонии обещать ничего не могу. Учти, что здесь, что в колонии основное время проводить придется под землей, нравится это или нет.

– Да жизнь в убежище меня не пугает, без дела сидеть не привык. Да к тому же не один я. Со мной еще девять человек. Такие же как и я неприкаянные. Без семьи, ни кола ни двора, тоже от скуки с ума сойдут. Боюсь, как бы не начудили. Мне потом за них отвечать.

– Тут каждый сам за себя в ответе, до тех пор, пока не определился. Но если люди проверенные, на этот год могу вас делом занять. Мы сейчас создаем мобильное подразделение охраны, нужно будет обеспечивать проводку колонн из городов к центру и обратно. Задача не из легких, но бойцов нашего подразделения на это не хватит, тем более что половина из них в длительном рейде. Что скажешь?

– Я согласен. Когда нужно начинать?

– Не торопись, поговори со своими. Если согласятся, передай условие. Год занимаетесь сопровождением колонн, потом сможете решать, где оставаться. В случае согласия разговаривать буду со всеми персонально. Техникой и снаряжением обеспечим. Оздоровление пройдете вне очереди, для этого есть возможности. Приступать надо будет после отправки последнего транспорта на Лунную базу. Время на подготовку будет. Сразу предупреждаю, что легкой прогулки не обещаю.

– Я понял, товарищ майор, – армейское обращение резануло слух, отвык.

На следующее утро он сообщил, что они с предложением согласны. До обеда успел со всеми побеседовать. Вряд ли они могли справиться с задачами спецподразделения, не хватало подготовки, но с сопровождением колонн должны справиться. Недостаток подготовки с лихвой компенсировался опытом выживания на поверхности. Тем более что маршрут им был частично знаком. Не откладывая в долгий ящик, всю группу разместили в капсулах. Через две недели началась подготовка двух групп по пять человек. Подготовку одной из них поручил Пегасу, другой занимался Сургут. Через месяц подготовка была завершена. Принял экзамены и провел собеседование. Никто из группы не изъявил желание изменить решение. Разместили их отдельно, после отправки последнего корабля с колонистами, места было предостаточно. Сам проверил их размещение и обеспечение всем необходимым. Обеспечить их скафандрами мы не могли, но в остальном их снаряжение ничем не отличалось от нашего. Аркадий Борисович приветствовал пополнение взвода охраны, но его пришлось расстроить. Этих людей готовили не для охраны объекта. Их задачей было сопровождение людей из городов в убежище и обратно. Колонны по триста человек должны были прибывать ежемесячно на оздоровление в контейнерах. Главы закрытых городов были уже оповещены и подготовили списки очередности. В первую очередь помощь должны были оказать тем, кто находился на лечении в городских больницах. Во вторую и третью очередь тем, кто занимался опасными видами работ и состоял в подразделениях самообороны, а также жителям репродуктивного возраста.

По предложению профессора готовился к вводу перинатальный центр. Суть предложения была проста. Семьи, которые будут ожидать пополнения, предлагалось размещать на специально выделенном уровне. Там они смогут оставаться до трех лет, если раньше не захотят оставить убежище. Профессор утверждал, что только так можно переломить демографическую ситуацию. Это позволит снизить, а то и полностью исключить детскую смертность, а также контролировать развитие детей до трех лет. Речь уже не идет о надлежащем питании и условиях, которые мы сможем им обеспечить. Если учесть, что в это время будет проходить очистка поверхности от очагов заражения, то вероятность того, что наступят генетические изменения от радиации, сводилась к минимуму. Правильность такого решения подтвердил Водолей, а Главы городов сообщили о готовности поддержать программу и провести разъяснительную работу.

Через месяц первая группа из Новогорска прибыла на оздоровление, еще через месяц прибыла вторая, из Сибирска. Перинатальный центр пока пустовал. Не смотря на то, что убежище было заполнено наполовину, ощущение пустоты не покидало. С момента катастрофы в «Омега-центре» постоянно чувствовалось оживление, прибывали колонны, поступала новая информация. Сейчас все затихло. В довершение ко всему пропала связь с колонией. Отсутствие связи должно было продлиться минимум полгода. Расположение Солнца между планетами препятствовало прохождению любых сигналов. Я надеялся, что за это время в колонии ничего не случится. Потому что в этом случае мы ничем не сможем им помочь.

Группы очистки попросили увеличить срок рейда на три месяца. Они рассчитывали за это время продвинуться дальше городов и очистить от радиации дороги, ведущие к ним. К этому времени они уже находились в городах, где остановились для отдыха и пополнения запасов. За время своего пребывания там они собрали информацию о том, что происходит в анклавах. В обоих городах было около тридцати тысяч человек. Была возможность для увеличения количества жителей как минимум в полтора раза, но потоки переселенцев уже иссякли. Не было даже единичных случаев. Если между городами и убежищем еще двигались колонны, то дальше дороги становились непроходимыми, движение по ним отсутствовало полностью. В самих городах шли работы по дезактивации. Группы очистки из убежища оказали в этом неоценимую помощь. Недалеко от Новогорска была восстановлена взлетно-посадочная полоса. Была возможность воздушного сообщения. О восстановлении железнодорожного сообщения пока не вспоминали, но в планах администрации это было.

Я решил воспользоваться временным затишьем для подготовки Наблюдателей. Для начала вызвал майора Казакова. Последнее время оставшиеся без дела бойцы подразделения не знали чем себя занять. Повседневные заботы не отнимали много времени. После того, как поздоровались и разместились по местам я начал разговор. Мне предстояло сообщить то, о чем на сегодняшний день знали всего два человека, а третий, возможно, догадывался.

– Владимир Анатольевич, что тебе известно о Наблюдателях в проекте?

Казакова мой вопрос застал врасплох.

– Знаю, что была такая практика во время подготовки кандидатов. Вести скрытое наблюдение не обнаруживая себя и не вмешиваясь в происходящее. Самому пару раз приходилось принимать в этом участие. Больше об этом ничего сказать не могу.

– Хорошо, потому что последующий этап будет связан с этим напрямую. То, что на сегодняшний день проект оказался небезуспешным, думаю, всем очевидно. Однако все усилия могут пойти прахом, если что-то пойдет не так. Существует долгосрочная программа развития, в рамках проекта «Омега», которая предусматривает осуществление контроля с нашей стороны. Полномочия неограниченны. Существуют определенные индикаторы развития. Сложность заключается в том, что эти признаки можно определить по прошествии достаточно большого промежутка времени. Благодаря тому, что у нас есть капсулы, мы можем проводить этот контроль, не посвящая в это остальных участников и не подвергая опасности сам проект. Если ты не готов в этом участвовать, скажи сразу, могу дать время подумать, если нужно.

– Мне время не нужно. Я уже давно для себя все решил. Если для этого потребуется вновь заступить на вахту, то я готов.

– Хорошо. Тогда перейдем к деталям. При нашей поддержке существуют два анклава в закрытых городах и «Омега-центр». Убежище находится под нашим полным контролем, в отличие от городов. Вот они и станут основными объектами наблюдения и опорными точками развития новой цивилизации. У нас довольно жесткие условия от Конфедерации.

– Какой Конфедерации? – Казаков удивленно смотрел на меня.

– Ознакомься, – я протянул ему копию сообщения Галактики.

– Теперь понятно, – он несколько раз прочитал текст и вернул мне распечатку, – о каких условиях идет речь?

– Из того, что удалось расшифровать на сегодняшний день следует, что за нами тоже ведут наблюдение и повторения катастрофы не допустят. Если для этого потребуется уничтожить нас, они это сделают. Для них представляет ценность только планета, которая входит в пояс Разумной жизни. Само сообщение построено таким образом, что расшифровать его сразу не получится. Только при достижении определенного уровня, становятся доступны последующие фрагменты. Думаю, это сделано для того, чтобы не оказывать непосредственного влияния на наше развитие. Это запрещено их Кодексом. Не скрою, что у нас были определенные сомнения в источнике этой информации, но после анализа данных Водолеем и расшифровки части сообщения, все сомнения на этот счет отпали. Ситуация очень простая. Либо мы принимаем условия, либо рано или поздно уничтожим сами себя или будем уничтожены Конфедерацией, что по большому счету одинаково печально.

– Вот здесь, – я протянул ему папку с документами, – перечень индикаторов развития, другими словами критерии оценки. Есть «допустимые» отклонения, которые нашего вмешательства не требуют. Есть «значительные» отклонения, которые потребуют определенных действий с нашей стороны и «критические», которые дают нам право прибегать к крайним мерам, вплоть до полного уничтожения анклава, угрожающего дальнейшему развитию.

– Мне это напоминает формулировку одного государства из прошлого про «интересы национальной безопасности»,– перебил меня Казаков.

– Совершенно верно. Ключевое слово здесь «национальной». В нашем случае речь идет о безопасности цивилизации, а не отдельных ее представителей. Более того если Штаты, в свое время это право присвоили себе сами, то наше право нам предоставлено Конфедерацией. Любые действия с нашей стороны, ведущие к временному сокращению популяции, но устраняющие угрозу дальнейшему развитию, будут восприниматься как обоснованные. Думаю, что этого никогда не произойдет.

– Тоже хотелось бы на это надеяться. Разрешение извне на уничтожение себе подобных, меня смущает, – Казаков ухватил главное противоречие, которое мне тоже не нравилось.

– Мы можем не принимать условия и пустить все на самотек. Но тогда нет гарантии, что по окончании карантина и срока ультиматума, нашу цивилизацию не уничтожат. Я сомневаюсь, что мы сможем этому противостоять. Тем более что их условия не противоречат нашему пониманию ситуации и моральным принципам. Дополнительной гарантией от тотального уничтожения являются база на Луне и колония на Марсе. Мы пришли к понимаю, что обеспечить безопасность, пребывая на одной планете Солнечной системы, невозможно.

– А как же тогда быть с остальными? Наверняка на других континентах выжили люди.

– Без подобной программы вероятность того, что через тридцать лет останутся выжившие, крайне мала. Те, кто останутся, будут отброшены в развитии во времена пещерного человека. Через три поколения они одичают и начнут развитие заново с изобретения колеса либо исчезнут вовсе. Остальные могут присоединиться к нашей программе, это не запрещено.

– Я согласен, что от меня требуется?

– Пока ничего, достаточно принципиального согласия. Готовься к вахте. Сроки обсудим позже.

Беседа с майором Бородиным прошла с тем же результатом, а вот майор Синицын от предложения войти в состав Наблюдателей отказался. Возвращаться на вахту он не хотел и объяснил почему. За время пребывания в убежище он познакомился с девушкой и решил создать семью. Единственный вопрос, который его беспокоил, сможет ли он остаться после этого в подразделении или потребуется перевод. Перевод не требовался. Я не видел препятствий, которые мешали бы ему по-прежнему оставаться в подразделении, но состав Наблюдателей пришлось пересмотреть. Его место в результате беседы занял майор Алейников.

Для подготовки к вахте потребовалась неделя. После чего первая группа прибыла в комнату боевого дежурства.

– Что это? – почти в один голос спросили Наблюдатели, едва переступив порог.

Было чему удивляться. Сложный узор на каждой из капсул светился неоновым светом. В пакете данных, отправленном Галактикой, оказалась своеобразная инструкция по их применению. Оказалось, что их можно подключать к информационной сети параллельно. Тот режим, которым мы пользовались до сих пор, считался аварийным, поэтому ключ был в единственном экземпляре. Штатный режим позволял погружаться и выходить из капсул без постороннего участия, вводя необходимые данные на общей панели управления. Кроме того не было никаких ограничений по времени между погружениями. Профессор выдвинул идею, что благодаря этому срок пребывания можно увеличивать до бесконечности, прерывая вахту на доли секунды, которые для находящегося внутри останутся незамеченными. Кроме того, допускалось неограниченное пребывание в открытом космосе внутри закрытой капсулы, без каких либо последствий для организма. Многие вопросы по использованию капсул остались в прошлом, однако вопрос о том, какое влияние на человека они оказывают, оставался открытым. Подключение капсул успела провести Алена перед отбытием. В комнате боевого дежурства уже давно никого не было, капсулы пустовали. Поэтому об изменениях знали единицы.

– Все тоже самое, только в штатном режиме, вместо аварийного, – ответил я на вопрос Наблюдателей, – теперь вы сами сможете вводить параметры своей вахты. Можете приступать.

Они поочередно подходили к панели управления и вводили свои данные, после чего разместились в капсулах. Потом капсулы почти одновременно закрылись. Первая вахта Наблюдателей началась. Неоновый свет трех капсул сменился с синего на красный. Боевой режим – пронеслось в голове по аналогии с защитным полем. Другие три капсулы вскоре должны были занять мы с Сомовым и Ильей, но этим планам, в ближайшее время не суждено было сбыться. Водолей сообщил, что прекратилась связь с убежищем в Хабаровске. Формально, оно уже не входило в проект, так решили они сами, но там были люди. Много людей. Это главное. Оставлять без внимания этот факт было нельзя. Теперь не было никого, кто бы мог запретить мне выйти в рейд. Решение о составе группы и способах доставки было очевидным. Ближайшим городом к Хабаровску был Сибирск. В нем находилась группа очистки из трех человек на атомоходе, отвлекать их от выполнения основной задачи было неразумно. Помимо них на подходе к городу находилась группа сопровождения капитана Терентьева. Вот их можно было использовать для решения этой задачи, но самостоятельно они могут не справиться. На месте, в Хабаровске могут возникнуть осложнения или возникнуть обстоятельства, которые нужно будет решать оперативно. Связался с Главой города и попросил подготовить взлетно-посадочную полосу, сам занялся подготовкой группы.

Глава 4. Контакт

Сомов и Илья восприняли новость о предстоящем рейде с энтузиазмом, было видно, что уже засиделись. Профессор предпринял попытку отговорить меня, но после того, как я изложил свои доводы, настаивать не стал. Единственным человеком, которого это действительно расстраивало, был Аркадий Борисович. Он не хотел, чтобы Илья покидал убежище, но понимал, что без необходимости, никто не стал бы рисковать и смирился с этим. У меня было только одно опасение и связано оно было с перелетом. Тратить драгоценное время на преодоление расстояния по земле, необходимости не было, но самолеты с недавних пор у меня вызывали сомнения в безопасности, тем более без проверенного пилота, каким была в нашей группе Алена. При воспоминании о ней защемило сердце. До восстановления связи с колонией оставалось меньше месяца. Так или иначе, решение было найдено. После недолгого обсуждения в качестве транспорта до Сибирска был выбран вертолет. Возможность совершения аварийной посадки и неприхотливость винтокрылой машины были не последними доводами в пользу этого. Воздушные маршруты были отработаны. Пилоты уже имели необходимый опыт. За время после катастрофы не раз и не два им приходилось подниматься в воздух, совершая перелеты между городами и убежищем. Топливо было на вес золота и их использовали только в случае крайней необходимости. Сейчас был именно такой случай. От перелета в Хабаровск отказались сразу. Возможность дальнего перелета была под вопросом. Кроме того нечего было и думать о том, чтобы появляться там без прикрытия боевой техники, да и скрытность действий обеспечить сложно. Что нас ждет на месте, было неизвестно.

Обычный Ми-24, не один десяток лет служивший некогда одной из самых сильных армий мира, был доработан под проект. Благодаря установке дополнительных топливных баков, дальность его полета была увеличена почти вдвое. От этого пострадала грузоподъемность и вместимость. От тяжелых систем вооружения тоже пришлось отказаться. А вот уровень комфорта, точнее его отсутствие осталось прежним. Все доработки касались только его практических свойств. Впрочем, полет обещал быть недолгим, но часть груза пришлось оставить. Посадка в Сибирске была скоротечной, только для дозаправки. После чего мы вылетели дальше на восток. Группа капитана Терентьева, не дожидаясь нас, выехала на трех БТРах в Хабаровск. Мы должны были присоединиться к ним на границе Сибирской Республики, теперь уже бывшей. От республики остался один, закрытый куполом, город, который принял все прилегающие общины. Таким образом, мы сократили маршрут вдвое и сэкономили десять дней а то и две недели пути по заснеженной и местами зараженной поверхности.

Прибыв в точку встречи, мы никого не застали. На месте заброшенного поселка никого не было, ни единого следа. Группа Терентьева была на подходе, но ожидать их прибытия на пятидесятиградусном морозе не было никакого желания. Выгрузили вещи и припасы, перенесли в крайний дом. Борт, заложив лихой вираж, взял курс на Сибирск. Решили подготовить встречу. В скафандрах нам мороз был не страшен, да и времени после того как мы покинули уютное убежище прошло не так много, чего не скажешь про мобильную группу. Они уже четвертые сутки были в пути, последнюю ночь, сильно рискуя, двигались без остановки. О том чтобы прогреть двухэтажный дом, добротный на вид, не могло быть и речи. Как могли, перекрыли доступ на второй этаж и в лишние помещения первого. Затопили камин. В ход пошла мебель и деревянный забор, больше чем на половину заметенный снегом. Сомова отправил на разведку. Заставил оставить оружие и включить режим маскировки. Илью отправил на мансарду, вести наблюдение, об охране забывать не стоило. Сам постоянно подкидывал дрова в камин и следил за огнем. Только через четыре часа температура плавно начала повышаться. Вернулся Сомов.

– Командир, чисто как на Луне, – осекся. – В смысле никого. Дошел до выезда на дорогу, сильно заметена, но проехать можно. Последний раз по ней недели две-три назад ездили, может позже, так сразу не определишь. Только вот дым от камина за десять верст видно.

– Тем лучше, нам прятаться пока не от кого, а Фазан сразу увидит.

Позывной «Фазан», к этому времени уже прочно закрепился за капитаном Терентьевым.

– Тоже верно, – согласился Пегас, – пойду Илью сменю.

– Поешь сначала, пока горячее, наверху я сам пока буду, через четыре часа сменишь.

Поднялся наверх, отправил Илью вниз, осмотрелся. Через окна открывался вид в обе стороны. В сторону дороги протянулась цепочка следов Сомова, туда и обратно. Мысленно отругал его за такую прямолинейность, потом вспомнил, что опасаться тут некого. С другой стороны было сильно натоптано. Как стадо оленей прошло. Это мы переносили вещи в дом от места высадки. Снег быстро заметал следы, к утру уже от них ничего не останется. Эта мысль навела меня на другие размышления. Снег и ветер. Может быть, эти места и не настолько безлюдные как кажется? Тут же стал спорить сам с собой. После катастрофы прошло почти два года. Как тут можно выжить? Да и дым от костров и печей уже давно выдал бы присутствие человека. Без тепла никто не смог бы выжить, не говоря уже о продовольствии и медикаментах.

Ближе к вечеру прибыла группа Терентьева. Заметили нас издалека, так что нашли без труда. Нам оставалось только подтвердить, что это мы всячески нарушаем режим маскировки. БТРы заняли позиции вокруг дома. Люди потянулись в дом, к теплу.

– Товарищ майор, группа в составе пяти человек в Ваше распоряжение прибыла – замерзшими, плохо слушающимися губами доложил капитан.

Все правильно. Подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы своим разумением не смущать оного. Так вроде бы говорил Петр I, но это было в прошлой жизни.

– Хорошо, – я не стал перебивать его в присутствии подчиненных.

После ужина выбрал время, когда нас никто не слышал и поговорил по поводу того, как принято в разведке. Долгие официальные обращения не приняты, разве что в присутствии высокого начальства, о котором все уже давно забыли. Звания стали больше титулом, напоминающим о былых заслугах, напоминанием из прошлой жизни. О присвоении очередных званий никто даже не помышлял. Были исключения в подразделениях охраны, которые придерживались старых уставов и правил, да в силах самообороны, где это было суровой необходимостью. Капитан это понял, но интересовало его больше другое:

– От чего такая спешка? Дела совсем плохи в Хабаре?

– Точно сами не знаем. В последнем сообщении просили помощь. Потом связь оборвалась. У них там что-то происходит. Пока непонятно.

– Как я понял, они сами захотели быть отдельно от проекта…

– Это не повод бросать людей в опасности, да и само убежище для нас представляет стратегический интерес. Как не крути, это наше убежище. Думаешь, мало я речей слышал про самостоятельность по ту сторону от убежища? У всех ума хватило сложить два и два.

– У этих не хватило, – задумчиво проговорил Фазан.

– Выходит что так, теперь гадай, что у них пошло поперек борозды.

Вариантов было в принципе немного. Либо междоусобица, либо нападение извне. Во второе верилось с трудом. Запасы так быстро закончиться не могли. Для связи были дублирующие каналы и резервные средства, так что о технической неисправности речи не идет. Опять же просьба о помощи… Нужно быть готовым ко всему и не лезть напролом. К этому сводились все обсуждения ситуации.

Утром выехали на дорогу. Соединяющая не так давно Дальневосточную и Сибирскую Республики, она мало чем отличалась от окружающей равнины. Огромные сугробы по ее обочинам, свидетельствующие о том, что когда-то ее чистили от снега, сохранялись, препятствуя образованию новых снежных заносов. Главным ее недостатком было то, что при необходимости свернуть с нее было почти невозможно. Кроме того сугробы закрывали обзор по сторонам. Наблюдение приходилось вести с брони, что в движении и на морозе было занятием непростым. Мы двигались в головном БТРе. Следом за нами БТР обеспечения с припасами и двумя бойцами из группы Терентьева. Капитан находился в третьем БТРе, возглавлял группу прикрытия. На этом маршруте я был впервые. От участия проводника из числа тех, кто уже побывал в Хабаровске, я бы не отказался, но приходилось довольствоваться тем, что у нас были данные двух проложенных маршрутов. По большому счету, от проводника сейчас было бы мало толку. Поселки и городки обезлюдели. К вечеру преодолели почти пятьсот километров. Местами дорогу перемело и приходилось замедлять движение. Съезды с дороги попадались редко, поэтому когда в сумерках попался съезд в сторону поселка, свернули без раздумий. Нужно было останавливаться на ночлег. До поселка не доехали, был риск провозиться с заносами до утра. Решили заночевать в машинах, благо, что место позволяло. Для группы Терентьева это было дело привычным, да и для нас тоже.

Ночь прошла спокойно, удалось даже поспать. С утра почти час потратили на откапывание техники. Ветер усиливался. Решили с дороги больше не съезжать и по возможности не останавливаться. Следующие трое суток двигались с короткими остановками на отдых, но остановиться все-таки пришлось. Поперек дороги стоял остов сожженного БТРа. Стащить его с дороги, используя лебедки не составило бы труда. Проблема была в другом, в нем без сомнений угадывался доработанный под проект вездеход. Детальный осмотр только подтвердил это. На броне в нескольких местах были следы попаданий кумулятивных снарядов, которые вреда ему не причинили, кроме одного, который стал для него последним. Под снегом обнаружились и тела. Оружие и снаряжения на них не было, а характер ранений говорил о том, что здесь произошел настоящий бой, после которого раненых добивали выстрелами в голову. Одно из тел имело многочисленные повреждения, мы нашли его не сразу. Было очевидно, что этот несчастный стал жертвой изощренных пыток. Что от него хотели узнать и, скорее всего, узнали, оставалось догадываться. Глядя на его изуродованное лицо и конечности было ясно, что победители не церемонились, безжалостно превращая живого человека в труп.

Крупные города с обширными зонами заражения остались позади. Мы двигались вдоль границы с Монголией и вскоре должны были выйти на Амур, по которому рассчитывали двигаться дальше до Хабаровска. Этот маршрут считался до сегодняшнего дня безопасным. У Водолея запросил принадлежность разбитого БТР по номерам агрегатов. Подозрения подтвердились. Он был с базы хранения убежища в Хабаровске. О том, что кто-то из убежища пропадал, информации не было. Не удивительно. Одно время, отделившиеся не хотели вообще поддерживать связь, потом правда одумались, но информация была строго дозированная. Никто в «Омега-центре» достоверно не знал, что там на самом деле происходит. Теперь перед нами встал вопрос. Кто это мог сделать? А, главное, зачем? Неожиданное препятствие заставило нас сойти с маршрута. Водолей предоставил несколько оптимальных вариантов. От былой беззаботности не осталось и следа. Если до этого главным препятствием была крайне опасная внешняя среда, то сейчас к этому добавилось чувство опасности. У всех, кроме меня. Я это видел по лицам во время коротких остановок, сам при этом оставался совершенно спокоен. Непонятно откуда, возникла уверенность, что основная опасность нас подстерегает ближе к конечной точке маршрута. Это не мешало мне более тщательно проводить разведку местности и организовывать охрану во время стоянок. В необходимости повышения бдительности никого убеждать не надо было.

Следующие трое суток прошли в напряжении. Мне уже казалось, что сожженный БТР и следы расправы мне привиделись, настолько теперь это казалось нереальным. Однако разговоры, периодически возникающие на привалах, свидетельствовали об обратном, либо видение было коллективным. Перед выездом на лед Амура решили сделать длительную дневную остановку. За время стоянки осмотрели, насколько это было возможным, предстоящий маршрут. Ни что не указывало на то, что могут быть промоины или другие препятствия. До этого мы избегали открытых участков, теперь выбора у нас не было. Так или иначе, нам придется это сделать. Можно было бы срезать, продолжив движение по территории Китая, но обстановка и местность этого не позволяли. В этом случае нам пришлось бы сильно углубиться на сопредельную территорию. Об обстановке внутри Китая не было никаких сведений. Неизвестно как на это отреагируют местные жители, если такие остались. Могут посчитать нас оккупантами или виновниками катастрофы. Воевать со всем Китаем в таком случае в наши планы не входило. Решили не рисковать и двигаться по ранее определенному маршруту.

На реку выехали в сумерках. Включили приборы ночного видения, но больше полагались на сведения навигатора. Водолей отслеживал наше местоположение. До рассвета двигались по центру реки, справедливо полагая, что у берега могут быть ледяные торосы. Перед рассветом свернули ближе к своему берегу и остановились. Решили дождаться, когда окончательно рассветет и осмотреться. Едва только стала спадать пелена морозного тумана, проступили неясные очертания ледяных глыб вдоль берега. Что-то заставляло меня усомниться в их естественном происхождении. Когда туман рассеялся, сомнений не осталось. Вдоль берега, на удалении метров двести, были снежные шалаши. У народов севера их называют «иглу». По арктической части моей подготовки я с ними был хорошо знаком. Воспоминания пронеслись одним мгновением. Между хижинами стоял человек и пристально смотрел в нашу сторону. Оружия при нем я не заметил. В одной руке он держал багор или копье и, опершись на нег, не сводил с нас взгляда.

– Всем внимание. Вижу человека. Поселок ближе к нашему берегу. Без команды не стрелять.

– Принято, тоже наблюдаем, – отозвался Фазан,– что делаем?

– Пока ничего, наблюдаем.

– Могу сходить пообщаться, прикроете?

Предложение было как нельзя кстати. Мы были в скафандрах и наше появление могло вызвать неоднозначную реакцию. Пожалуй, кроме него сейчас с этой задачей лучше никто не справится.

– Хорошо, оружие с собой. Будь на связи. В случае опасности сразу ложись на лед, мы разберемся. Всем стрелкам, башни в сторону поселка, стволы в небо, быть в готовности.

– Принято, – отозвалось в шлеме.

Между тем к наблюдателю в поселке присоединился второй, потом третий. Через несколько минут стояло уже человек десять. Враждебности они не проявляли, скрыться не пытались. Да и куда? Одинокая фигура капитана приближалась к ним. Когда до группы оставалось метров двадцать, от нее отделился человек и пошел навстречу. Фазан поднял руку вверх, давая понять, что у него все в порядке. Разговаривали они недолго, потом развернулись и пошли в нашу сторону.

– Барс, Фазану, – прозвучало в шлеме.

– На приеме.

– Мирные жители. Говорят, вроде, по-китайски. Я не понимаю. Переводчика, случайно, нет?

– Что-нибудь придумаем, подходите.

Я, в который уже раз, пожалел, что рядом нет Алены. На помощь пришел Водолей. С обязанностями переводчика он справился. С небольшой задержкой он транслировал мне речь незнакомца, в ответ переводил мою, используя синтезатор речи переговорного устройства. Сначала местный житель испугался, люди у жилищ загалдели, некоторые даже побежали в нашу сторону. Пришлось открыть защитное стекло и сказать, что я всего лишь человек. После этого незнакомец развернулся и что-то отрывисто крикнул, люди успокоились, особо ретивые вернулись к остальным, но двое продолжили движение уже шагом и через некоторое время встали рядом со своим вождем, внимательно прислушиваясь к нашему разговору.

Возраст человека, стоящего передо мной я определить не мог. По внешнему виду он напоминал жителя крайнего севера. Несколько слоев теплой одежды надежно укрывали его от холода. От укрытого капюшоном лица оставались только глаза, характерного для азиатов разреза. Это был старшина рыболовецкой общины с труднопроизносимым именем. После недолгого знакомства он пригласил нас посетить деревню. Отказаться, значило обидеть хозяина, но и всем идти не было необходимости. Со мной пошли Пегас и Фазан. Остальные получили четкие инструкции на всякий непредвиденный случай. БТРы развернулись в сторону поселка и подъехали ближе, немного обогнав нас.

Если бы я не знал, что нахожусь на Амуре, то подумал бы что это далеко за полярным кругом. Впрочем, и там до катастрофы я был не частым гостем. В снежных жилищах поселились около пятидесяти человек. По одной или две семьи в каждом. Внутри было тепло и уютно, но сыро. Пол был застлан циновками и шкурами, но не это меня удивило. Внутри была широкая лунка и стоял капкан на рыбу. Ловля не прекращалась ни на минуту. Добытая таким образом рыба выбрасывалась на улицу, где вскоре замерзала до состояния дерева. Потом кто-нибудь младший из семьи выходил и складывал ее на своеобразные нарты, широкие сани. Возле каждого жилища стояли такие. По количеству рыбы в санях можно было судить о том насколько успешно идет промысел. Первое, что я сделал, замерил уровень заражения рыбы. Далеко от идеального, но опасности не представляет. Если питаться ей каждый день из года в год, то тогда кто его знает. Порадовало то, что среди жителей были дети. Сколько точно, сказать трудно. Начался неспешный разговор.

После катастрофы жители северной провинции выжили. Изначально в общине было около пятисот человек. Когда запасы стали заканчиваться решили идти на север, пока не вышли к реке. К тому времени уже свирепствовал голод. Они оказались не одни. Несколько общин уже занимались рыбной ловлей, но к себе не приняли. Пришлось искать новое место, уходя вверх по течению. В результате осели здесь. Через некоторое время начались набеги. Пострадали в основном те, что ниже по течению, а им удалось откупиться, отдав все запасы рыбы и оружие. Когда набеги прекратились, пришли гонцы от Императора Поднебесной. На этом месте его рассказа я едва удержался от дальнейших расспросов. Из каждой семьи увели по одному человеку в возрасте до двадцати пяти лет. Поставили условие. Пока они будут поставлять им рыбу, с их родственниками ничего не случится. Пришлось соглашаться. С тех пор они регулярно отправляют обозы, иногда получая что-то взамен. О судьбе своих родных ничего не знают.

Его рассказ Водолей транслировал Сомову тоже, Терентьеву оставалось только догадываться о чем идет речь и смотреть по сторонам. По мере рассказа лицо Сомова наливалось злобой. Я посмотрел на него и покачал головой, требуя взять себя в руки. Но и это было еще не все. По утверждению старосты появились японцы, которые ничего не требовали, а только грабили и убивали. Из заявлений следовало, что их поддерживает весь мир, включая Штаты, а Дальний восток теперь принадлежит им. Китай и Россия поплатились за свою несговорчивость и были уничтожены. По рассказу старосты выходило, что войну выиграла Япония и Соединенные Штаты и те, кто в свое время примкнул к ним. Старик еще долго рассуждал о том, кто прав, кто виноват, я его не перебивал. В очередной раз похвалил себя, за то, что несмотря на риск заражения, не стал пренебрегать столь ценным источником информации. Я понимал, что староста говорит только то, о чем ему рассказали и не имеет другой информации.

Для меня было очевидно, что Император Поднебесной – очередной князек местного разлива, который нашел способ пополнять запасы продовольствия. То что он до сих пор не получил заряд свинца – вопрос времени. Мне не нравилось, как обошлись с рыбаками, но вмешиваться без крайней необходимости я не собирался. Относительно японцев сложнее. Я точно знал, что победителей после катастрофы нет, как и такого государства Япония. Скорее всего, речь идет о воинственно настроенной группировке, желающей получить реванш. Возможно это остатки одной из армий или вообще сборная солянка из мародеров и дезертиров, которая решила нагнать жути на крестьян, а потом и сама канула в лету. Если все-таки они повстречаются на нашем пути, пощады не будет.

Только внутри я обратил внимание на то, что мой собеседник далеко не молод. Хотел было поинтересоваться, чем он занимался до катастрофы, но передумал. Какое это теперь имеет значение? Я поблагодарил его за гостеприимство, от предложенной рыбы отказался, за что получил осудительный взгляд со стороны Сомова. Я и сам был не против свежей рыбы, но это было равносильно тому, чтобы обирать нищего. В ответ я, не скупясь, поделился запасами из грузового БТРа. Хотел выдать оружие, но потом передумал. Всех мужчин вооружить не сможем. А наличие нескольких стволов ситуацию не изменит, может только усугубить ее. Ни к чему оно им. Они научились жить без оружия. Пусть временами и оказываются в роли угнетенных, зато живые. Поймал себя на мысли что поменял свое отношение к оружию в корне. Староста благодарил не переставая, на его глазах выступили слезы. Мы поспешили удалиться.

– Расскажешь? – спросил капитан,– ни черта не понял из его болтовни.

– Расскажу.

На вечернем привале рассказывать пришлось всем, кто не был с нами. Большинство согласилось с моими выводами. К вечеру мы проехали несколько таких поселков, но останавливаться не стали, нужно было поторапливаться. С каждым днем вероятность того, что ситуация в убежище усугубится, возрастала. Перед последним броском до Хабаровска решили остановиться. Это едва нас не сгубило. Обстрел из стрелкового оружия шел со стороны Китая. Пару раз пули ударили в броню БТР. Нам он вреда не причинил, но заставил понервничать. Надежда на то, что к убежищу удастся подойти незаметно, рушилась. Едва мы возобновили движение, обстрел прекратился. Для меня это стало сигналом, что маршрут надо менять, иначе рискуем стать хорошей мишенью в очередном прицеле и хорошо, если обычного стрелкового оружия.

Когда до убежища оставалось километров пятьдесят, я увидел знакомое красноватое зарево на горизонте. Я давно так не матерился, хорошо, что про себя, и никто не слышал. Такое чувство, что помимо информации в мой мозг во время пребывания в капсуле загрузили словарь ненормативной лексики. Это нельзя было ни с чем спутать. Убежище было закрыто куполом защитного поля. Вариантов было всего два. Либо убежище находится в чужих руках вместе с генератором поля и они получили к нему доступ, либо сработала автоматическая защита при разгерметизации. В любом случае, герметичность центральной его части была нарушена. Купол был километра три в диаметре, тем не менее, полностью накрывал убежище. Нам удалось подъехать достаточно близко, но последние километры мы трое, в скафандрах, прошли пешком. Поднялись на крышу одного из уцелевших зданий и стали наблюдать. Меры предосторожности оказались не лишними. По окружности купола стояла боевая техника и она была не нашей. Водолей без труда опознал ее. Это была техника НАТО с одной из баз на территории бывшей Японии. Я облегченно вздохнул, воевать с китайцами не хотелось. Водолей определил их рабочую частоту и какое-то время мы прослушивали перевод переговоров. Рассказы старосты про японцев подтвердились. Техника была американская, но управляли ей японцы. Шло активное обсуждение, сколько дней еще продолжать осаду убежища и как можно выманить людей из него. Прослушки они не боялись, думая, что их канал надежно защищен. Решение пришло само собой.

– Убежище с вами говорит, что вам надо? – Сомов узнал мой голос и посмотрел на меня.

Повисло молчание, потом заговорил старший или его переводчик, не представился. На ломанном русском он пытался объяснить, что они победители и по закону им принадлежит теперь весь Дальний Восток до самой Сибири в качестве контрибуции и компенсации за утрату Родины. В противном случае грозился применить оружие, включая ядерное или химическое. Говоривший явно блефовал. На его угрозы я внимания не обратил, дослушал до конца. Такое ощущение от разговора, как будто окунулся в зловонную лужу, пересилил себя, стараясь не сорваться на оскорбления. Политика есть политика.

– Послушай теперь наши условия,– меня попытались перебить, я не обращал внимания. – Требую, отвести боевую технику, сложить оружие и сдаться либо покинуть территорию суверенного государства. Срок до завтрашнего утра.

В эфире началась истерика. Угрозы, оскорбления, злорадный смех. Отвечать не было смысла, я отключился. Сомов уставился на меня.

– И как ты с ними воевать собрался? Нас всего восемь человек. Их я вижу сотни полторы, не меньше.

– Воевать не будем. Не выполнят условия, пожалеют. На то, что сдадутся, я даже не рассчитываю.

Через час все сидели и слушали мой план, который был проще, чем когда бы то ни было. По прошлому посещению, до катастрофы, я хорошо помнил, что один из аварийных выходов находится на значительном удалении, оставалось только найти его. Задача была непростой, все вокруг изменилось до неузнаваемости. Спасало то, что в моем распоряжении была подробная схема, на которой было обозначено даже то, чего не было на общем плане. Для того чтобы проникнуть в убежище пришлось убирать снег и разбирать завалы, за которыми и обнаружилась герметичная дверь, похожая больше на люк. Система опознавания сработала, как и шлюзы. Мы оказались на минус первом уровне. Включили режим маскировки. Сразу обнаруживать свое присутствие мы не собирались. Пегас направился в комнату дежурной смены. Мы с Ильей в административный блок.

На двери красовалась табличка золотыми буквами на красном фоне: «Президент Дальневосточной Республики». Фамилия не значилась, предполагалось, видимо, что каждый смертный и так должен это знать. Дверь открылась, вышел посетитель. Илья остался снаружи, а я проскользнул внутрь. В небольшом тамбуре был установлен стол, за которым вольготно расположилась ярко накрашенная дама лет тридцати, наверное, секретарша. На едва заметное колебание воздуха она внимания не обратила. Ей вообще ни до чего не было дела. Она была увлечена маникюром. Как назло, ожидание затянулось. За дверью слышался оживленный разговор на повышенных тонах, но выходить никто не спешил. Тогда я решился войти, не заботясь о маскировке. В это время раздался голос из селектора:

– Наташа, кофе нам принеси.

Наташа не торопилась. Какое-то время она продолжала свое занятие, потом тяжело вздохнула и поднялась. Я занял удобное место в углу и ждал, когда она справится с непосильной задачей. Минут через десять, держа поднос в одной руке, она открыла дверь. Помог даме, немного придержал. Она не обратила на это внимание, как и сидящие внутри. Меня покоробило. В воздухе висело облако табачного дыма, вентиляция не справлялась. На столе стояло несколько бутылок коньяка и закуска. Судя по всему, застолье продолжалось не один час, а может быть не первый день. Я не любитель подслушивать чужие разговоры, но другого варианта узнать до утра, что здесь происходит, у меня не было.

Выбрал свободное кресло в углу и расположился в нем. Замер. В кабинете было двое. Когда Наташа поставила поднос на стол, тот, что постарше шлепнул ее по пятой точке и безапеляционно заявил:

– Зайди, когда освобожусь.

– Конечно, котик, – она глупо улыбнулась.

Котику было за пятьдесят. Седина густо украсила его голову. Внешне правильные черты лица симпатии почему-то не вызывали. Он тушей растекся в кресле за столом и был пьян как сапожник. Его собеседник был моложе и лучше держался на ногах, язык почти не заплетался. По дальнейшему разговору я понял, что это правая рука Президента, комендант убежища. Когда секретарша вышла, они продолжили прерванный разговор:

– Я тебе говорю, Николай Иваныч, они раздавят нас и не поморщатся. Сдаваться надо, пока есть возможность. Жизнь обещали сохранить…

– Я что, против что ли? Ты это поле дурацкое сними, тогда и поговорим.

– Если бы не этот твой выскочка, начальник охраны, мать его… Давно уже все в шляпе было бы. Глядишь, и при деле остались бы. Пока они разберутся, что к чему. Согласись японцы не самый плохой вариант.

– Это да. Правда дед у меня… Да ладно, не о том я. Земля ему пухом. С Соловьевым то что?

– Твой выкормыш, тебе и решать, – засмеялся, – шучу я, а то ты в лице переменился, сделаем в лучшем виде, не переживай, подвесим, скажем что сам раскаялся.

Я так понял, что речь шла о том самом начальнике охраны. Едва сдерживался чтобы не выключить обоих до утра, но информации было мало. Они свое получат. План уже созрел. За три часа они столько наговорили, что хватило бы на пару приговоров. Из разговора я понял, что в убежище царит беспредел. Люди предоставлены сами себе. Смерть любого из находящихся в нем воспринималась как подарок судьбы. Расчет простой, чем меньше людей останется, тем дольше они смогут находиться под землей в относительной безопасности. В идеале их устроило, если бы остались только самые приближенные и технари. Тут они понимали, что с поддержанием убежища в рабочем состоянии сами не справятся. Я пытался отстраниться от сути разговора. Сначала надо разобраться с врагами внутренними, потом можно думать о внешних. Когда комендант собрался уходить, я подобрался. Нужно было исчезнуть из кабинета так же незаметно, как и проник. Комендант замахнул пару стопок на посошок и задержался в двери, ухмыляясь. Навстречу ему уже торопилась Наташа. В этой толкотне едва не заметили меня, но обошлось.

– Барс, ты здесь? – раздался шепот Сомова.

– Да, все в порядке, уходим.

В убежище, где мне был знаком каждый уголок и был неограниченный доступ, найти укромное место было легко.

– Что у тебя? – поинтересовался я первым делом.

– Хаос, зреет заговор, но пока не решаются. Соловьева какого-то закрыли в камере, народ недоволен. Его подчиненные завтра собираются идти с петицией. Будут требовать, чтобы отпустили. Он был против сдачи убежища и активировал систему защиты…

– Ага, я в курсе, где содержат, знаешь?

– Знаю… тогда я пошел?

Вот за это он мне и нравился. Понимал с полуслова.

– Давай по-тихому, веди сюда. Илью с собой возьми, подстрахует.

Через пятнадцать минут передо мной было тело арестанта. Сомов извиняющимся тоном произнес:

– Я его приложил слегка, времени на разговоры не было, извини. До утра не хватятся.

– Живой хоть? – я отвесил ему пощечину, пытаясь привести в чувства, но не рассчитал, голова мотнулась из стороны в сторону и безвольно повисла.

– Теперь не знаю, – сказал Сомов, в голосе не было и намека на шутку.

Общими усилиями привели его в сознание. Руки связали на всякий случай. Передо мной сидел крепкий мужик, среднего возраста. Рубленые черты лица, поджатые губы и колючий взгляд говорили о несговорчивом характере или наличии своих принципов. Крепкий орешек. Даже наши скафандры не произвели на него должного впечатления. Он оглядывал нас по очереди, как будто не мог еще решить, кому из нас первому оторвать голову или еще чего-нибудь. Ни намека на испуг, нервы железные, я даже зауважал его. Он слушал, не перебивал. По тому, как напряжение собеседника стало спадать, понял, что он нам верит. Развязали. Для осуществления моего плана он был необходим. Справились бы и без него, но времени на это потребовалось бы больше. Он согласился.

Найти аппаратную системы оповещения труда не составило, как и получить к ней доступ. Через тридцать минут взвод охраны занял позиции у входа в помещения, где располагались приближенные к президенту лица. По два человека на каждый вход. Одновременно началась трансляция. На всех установленных мониторах, включая жилые помещения, шла запись совещания президента с комендантом за закрытой дверью. Сначала гремели только динамики, потом послышался шум голосов. Круглый зал подземного уровня начал наполняться людьми. Одновременно с этим задерживали на выходе всех, кто имел к этому отношение. Список был уже составлен. Взвод охраны времени зря не терял. Обошлось без крови, если не считать самоубийства президента. Когда пришли за ним, он воспользовался личным оружием. К пяти часам утра все закончилось. Задержанных разместили в отдельном помещении, не особо заботясь об их комфорте. Вода и ведро есть, до утра доживут, а дальше, как народ решит, так и будет.

Сомова отправил на поверхность. Договорились поддерживать связь по коммуникаторам. Дальности должно хватить, поле не помеха. Мне срочно нужна была информация снаружи. В назначенное время Водолей должен озвучить моим голосом окончательные требования, а через пятнадцать минут все будет кончено.

– Командир, они силы стянули, похоже, все что есть. Батальон, не меньше, – доложил Сомов.

По спине пробежал холодок. Триста человек, техника. По новым временам непобедимая армия. Может командир не такой и дурак, если сумел сохранить такое подразделение. Тут же пришла и другая мысль. За чей счет банкет? Кто обеспечивал эту армию эти два года? Ответ пришел сам собой. Вспомнились и рыбаки и сожженный БТР с изуродованными телами. Я уже не сомневался, что это их рук дело. Но уничтожить за один раз такое количество я не смогу. Смогу если надо, но потом как с этим жить? Знал, что неправ, но сомнения не оставляли. Я приготовился. По времени сейчас уже звучит ультиматум. Мысленно собрался. Через пять минут убежище вздрогнуло. Что происходит, не понял, пока Сомов не сообщил.

Делать мне ничего не пришлось. Я приходил в себя. После того как прозвучал мой ультиматум, техника приблизилась к куполу на сто метров. Это расстояние показалось им безопасным и наиболее эффективным. Потом прозвучал залп из всех орудий и стрелкового оружия. Они рассчитывали прорвать поле и не сразу поняли, что все изменилось. Поле, поглотив вещество и энергию сотен пуль и снарядов, переработало это в импульс и внезапно расширилось на сто метров, может больше. В зону поглощения попала боевая техника с боекомплектом и следующий скачок был уже метров на пятьсот. Поле продолжало плавно расширяться, пока до меня не дошел голос Сомова, который уже кричал о том, что не успевает сам убежать от него. Я перевел поле в дежурный режим.

Вышел на поверхность, Илья неотступно следовал за мной. Я даже забыл, что он рядом. Он мог быть иногда совсем невидимым без использования маскировки скафандра. Такая его способность иногда озадачивала меня.

– Хорошо, что так, я тоже не смог бы – проговорил Илья.

От непобедимой армии не осталось даже пепла, выжженная земля и только. Сомов уже стоял у входа. Я жалости не испытывал, перегорело. Те, кто оказался в рядах этой армии сами выбрали свою судьбу. Они не виноваты в том, что их командир оказался столь недальновидным. Что толкало его на захват убежища, да еще на чужой территории? О чем они думали? Что убежище, пережившее катастрофу, станет легкой добычей, как и все ранее встреченное ими на пути? Заблуждались, за это и поплатились. Даже то, что они могли оказаться последними в своем роде, не могло меня теперь убедить, что я поступил неправильно. Если это все, что осталось от трудолюбивой и умной нации, то их предки были бы мне благодарны. А сколько душ на их счету? Эта армия прокатилась по Дальнему востоку и Северному Китаю, как саранча, уничтожая остатки цивилизации. Или они не одни? Все правильно, сожалеть не о чем. Обстановка изменилась. Теперь для меня было важно не только встретить уцелевших в катастрофе, но и понять за счет чего они выжили. Это был главный вопрос. За счет чего выжил я и еще многие тысячи, я знал. А с другими надо разбираться и быть внимательнее. Ошибка может стать фатальной. Эта война ничего не спишет. Сейчас были другие заботы.

Общей радости и ликования я не разделял. Причина лежала на поверхности. Точнее зияла дырой, пятьдесят метров в диаметре. Стоило отключить поле и убежище будет разгерметизировано. В этом убежище не было второго, более мощного генератора, способного накрыть куполом всю округу. Это был обычный генератор системы охраны. Другое дело, что после успешных испытаний в «Омега-центре», в его программу были внесены изменения и помимо заложенной функции прокладки вертикальной шахты для выхода наружу добавили возможность расширения на максимальное расстояние. Теперь генератор находился на нулевом уровне, а в своде убежища зияла дыра, и с этим ничего нельзя было поделать. Оставлять включенным нельзя, я помнил, чем заканчиваются подобные эксперименты по рейду в Питер. Эвакуировать людей и уничтожить убежище вместе с генератором – неразумно. Да и по поводу эвакуации были сомнения. Даже группе Терентьева, привыкшей к лишениям при сопровождении колонн, этот маршрут давался нелегко. Сколько человек удастся довести до Сибирска? Неоправданный риск. Решение не приходило. Любой из вариантов меня не устраивал, пришлось отложить.

В убежище объявили об общем собрании. Помимо того, что людям предстояло решить судьбу десятка задержанных, им необходимо было определиться с тем, как жить дальше. Перед собранием ко мне зашел Соловьев. Я подумал, что он пришел поблагодарить, но ошибся. Он не стал рассыпаться в любезностях, а с порога заявил:

– Просьба у меня.

– Излагай.

– Люди хотели бы вернуться в проект, голосования еще не было, но к этому идет.

– Мне не важно, как проголосуют, – неопределенность ситуации раздражала. – Убежище принадлежит проекту. Кого не устраивает, могут покинуть его. Минимальный запас продовольствия обеспечим, оружие не обещаю.

Сергей Леонидович внимательно посмотрел на меня. Ожидал упреков, но он заговорил о другом.

– Об этом и хотел поговорить. Запасов в убежище достаточно. Уровень заражения не критичный. Жилая часть очищена. Можно десяток лет продержаться. Другое дело, что возглавить общину я не смогу. Как бы это сказать… репутация у меня слегка подмочена… Я ведь тоже на генерала, как на бога смотрел, в рот ему заглядывал. Мы с ним считай с самого начала. Только когда он убежище решил сдать, только тут глаза и открылись. Так что на меня не рассчитывайте.

Я и сам не собирался оставлять убежище без контроля. Одно наличие генератора поля превращало его в стратегический объект и глобальную угрозу, а без него убежище не выживет. Сказал другое:

– Убежище с сегодняшнего дня возвращается в проект. Будет введено внешнее управление. Тебя, Сергей Леонидович, попрошу стать комендантом убежища. Кто будет Главой общины, я сообщу. Совет можете выбрать сами. По мере увеличения количества людей в убежище, будете обеспечивать их эвакуацию в центр и Сибирск. Это после того как восстановим авиасообщение, не раньше. Что скажешь?

– У меня есть время подумать?

– Времени подумать у тебя было достаточно, мне нужен ответ.

Возразить ему было нечего, он согласился. Я не хотел участвовать в общем собрании, но пришлось. Меньше чем за год численность людей в убежище сократилась вдвое. Практика подсказывала, что это всегда было показателем того, что дела обстоят хуже некуда. Меня внимательно выслушали и одобрительно загудели, вопрос на голосование даже не выносили. Игры в самостоятельность в ущерб общим интересам никогда добром не заканчивались. Судили бывшее руководство. Троих приговорили к смерти, остальных шесть человек к изгнанию из общины, что было равнозначно смерти. По поводу троих, приговоренных к смертной казни сомнений не было, как и сомнений в том, что оказавшись за пределами убежища они начнут создавать вооруженную оппозицию, что рано или поздно приведет к противостоянию и потерям. На суде, как обычно, я был только наблюдателем. Меня больше занимал вопрос философский. Почему люди, получив неограниченную власть, очень быстро теряют человеческий облик, уподобляясь не в меру прожорливым свиньям у общей кормушки. Теряют рамки и почву под ногами, забывают про общие интересы и будущее людей, доверивших им власть. Прекрасно при этом понимают, что действуют во вред общим интересам, но их это не останавливает. Так было до катастрофы, так продолжается и теперь. Это меня огорчало больше всего. Слишком медленно идет становление, а людей все меньше с каждым днем.

Общее собрание закончилось выбором Совета. Надеюсь, что в его состав вошли достойные люди. Время познакомится с ними, у меня будет. В этот раз группа не оставит убежище до тех пор, пока я не удостоверюсь в том, что оно в надежных руках. Пришлось собирать группу, разговор предстоял серьезный. Через полчаса все были в сборе.

– Убежище возвращается в проект, со всеми вытекающими последствиями – начал я без предисловий. – Это означает, что кто-то из нас должен возглавить его. Вопрос о закрытии пока не стоит. Какие будут мнения?

– Я могу, если надо, – отозвался Илья.

Я был уверен, что он выполнит все, что прикажут, но это меня не устраивало. Опыта мало, не та весовая категория, да и Аркадию Борисовичу обещал, не поймет, но вслух произнес другое:

– Не пойдет, ты мне нужен в группе, – круг сузился до одного человека. Сомов посмотрел на меня, собираясь что-то сказать, но заговорил Терентьев.

– Командир, я могу остаться. Понимаю, срок прежнего контракта не вышел, но для сопровождения колонн, думаю, людей найдете. Тем более что ты обещал, будет выбор. Я готов остаться тут.

В капитане я не сомневался, он справится. Опыт есть. Да и за людей можно будет не переживать, этот костьми ляжет, но сделает все как надо. Другое дело, что о проекте знает мало и уровень допуска низкий. Чип идентификации отсутствует. Все это можно решить, было бы желание. Сказать я ничего не успел. Четверо бойцов из его группы начали по очереди говорить, выказывая желание присоединиться к капитану.

– Хорошо, – я согласился. – Если вторая часть твоей группы захочет, тоже вскоре сможет к вам присоединиться. Так и решим.

Следующие несколько дней ушли на знакомство. Представил нового Главу убежища, познакомился с Советом, но большую часть времени заняло ознакомление Терентьева с убежищем и его возможностями. В закрытой части медицинского блока нашлось все необходимое для вживления чипа, как и специалисты среди медиков. С прошивкой помог Водолей. Очень тщательно рассказал по поводу защитного поля и тех угроз, которые оно может представлять, попади в ненадежные руки. Инструкция на случай возможной утраты контроля над ним была однозначная. Уничтожить во что бы то не стало. Сам купол был переведен в дежурный режим и закрывал только брешь в своде убежища. Обнаружить его теперь можно было только с воздуха или ночью по характерному отсвету. Это был максимум того, что можно было предпринять в этих условиях, для восстановления сводов возможности не было. Начались негласные сборы. По настроению Ильи и Сомова видел, что им уже не терпится вернуться в «Омега-центр».

Меня на связь вызвал Водолей, что само по себе было уже событием редким и происходило только при поступлении важной информации.

– От двух абонентов исходят настойчивые требования связаться с Барсом. В нашей сети их позывные не зарегистрированы, – сообщил он.

– Принадлежность и координаты есть?

– Даю координаты…,– на информационной панели шлема появились координаты.

– Мне это ни о чем не говорит, конкретнее.

– Первый абонент расположен в Китае, другой в Соединенных Штатах, так понятнее? Смогу обеспечить перевод. Какие будут указания?

– Соединяй с первым.

К общению по спутниковой связи с одновременным переводом нужно было привыкнуть. Паузы длились чуть больше обычного и интонации терялись, но все было понятно по содержанию. Император Поднебесной выражал благодарность за уничтожение враждебной армии, причинившей им много неприятностей, и извинялся за обстрел на границе. Я старался не высказывать своей озабоченности степенью осведомленности Императора. Сам он со мной разговаривал или кто-то по его поручению, я не знал. Вывод напрашивался только один, в уничтоженной нами группировке был их человек и он уцелел. Тем более что из последующего разговора стало понятно, что информация уже устарела. Я, в свою очередь, высказал свое мнение по поводу положения рыбаков и попросил вернуть заложников, организовать во возможности взаимовыгодный обмен. Мою просьбу он выслушал, но ничего не обещал. Я и сам сомневался, что она будет выполнена, но показать, что мы тоже владеем обстановкой было не лишним. Мои вопросы о расположении и численности нового образования остались без ответа, зато поступило предложение объединить усилия и поступить на службу Императора. Формулируя свой ответ, я постарался оставаться в рамках вежливости. Меня поняли и гарантировали безопасность на обратном пути. Вопросов о нашем составе и возможностях не было, из чего я сделал вывод, что об убежище они знают достаточно. Более предметный разговор вести было рано. Закончился он заверениями в добрых намерениях и нейтралитете. Установили периодичность связи и попрощались. Для первого раза этого было достаточно. Вопросов было больше чем ответов, но главным оставался один. Стоит ли их привлекать к проекту? Расширять проект без согласования с Командором у меня полномочий не было.

Разговор со вторым абонентом состоялся через час, когда он стал в очередной раз запрашивать сеанс связи. В этот раз обошлось без переводчика.

– На приеме Барс.

– С Вами говорит Командующий объединенной группировки Вооруженных сил Федерации государств Северной Америки, Адам Смит, с кем я разговариваю?

Мне хотелось ответить, что с главой проекта «Омега» на Земле, но решил пока не раскрывать своих карт.

– Мой позывной Барс, вы настаивали на связи. Если есть что сказать, говорите.

– Какие у Вас полномочия, – не унимался Смит.

– Самые широкие, не сомневайтесь, – последовало длительное молчание.

– Я уполномочен заявить, что Вами было недавно уничтожено дружественное нам подразделение, мало того, около года назад Вы уничтожили стратегический объект на нашей территории и мы оставляем за собой право ответных действий.

– Можно ли считать ваше заявление объявлением войны, а действия Ваших дружественных сил на нашей территории актом агрессии? Напоминаю, что удар по Вашему объекту носил ответный характер, так же как и катастрофа стала последствием действий модуля Искусственного Разума с территории Соединенных Штатов.

– У Вас есть доказательства? – после продолжительной паузы спросил собеседник.

– Доказательства могу предоставить. Для понимания ситуации хочу Вас предостеречь. При обнаружении враждебных действий вы получите ответ, который не будет не ассиметричным и не равнозначным. Имею полномочия на полное уничтожение любого анклава, угрожающего сохранению цивилизации. Это понятно?

– Мы вас поняли, нам необходимо время для принятия решения и изучение доказательств.

Я был уверен только в одном, что со мной разговаривает не один из выживших радиолюбителей, а представитель другого государства или его осколков. Запросил информацию у Водолея по абоненту и обстановке в регионе. Абонент находился на границе Канады и Аляски. По обрывкам радиопереговоров можно было сделать вывод о том, что после катастрофы шла война между Севером и Югом, которая закончилась победой Севера. При этом потери были катастрофические, оружие массового поражения не применялось. С большой долей вероятности континент Северной Америки был расколот на два вследствие природных катаклизмов, вызванных применением мощных ядерных зарядов. При этом вероятность того, что в Центральной части кто-то уцелел была крайне низкой. Для уточнения информации Водолей предлагал использовать беспилотные аппараты, от чего я пока отказался. Провоцировать очередной виток конфликта я не хотел, хотя были подозрения, что они этим не брезговали и о последствиях не задумывались. Иначе как объяснить, что они были в курсе того что произошло с японской группировкой?

Очередной сеанс связи состоялся через шесть часов.

– Мы проверили ваши данные, – заявил Смит, – наши специалисты говорят об их подлинности, но мы в этом не уверены.

– Вам с этим жить, я в их подлинности не сомневаюсь. Какие у Вас есть предложения?

– Мы Вам предлагаем войти в Федерацию государств Северной Америки на правах колонии. В этом случае мы гарантируем…

– Не вижу для этого оснований, кроме того посоветовал бы учить историю, географию и новые очертания континентов, – предложение стать колонией Штатов было неприкрытым хамством, я склонен был свернуть переговоры и вообще забыть про них. Пусть сами выплывают, как могут.

Собеседник понял, что я знаю о том, что произошло с Америкой, но продолжал настаивать.

– В нашу Федерацию, помимо Соединенных штатов, входят Канада, Мексика, Куба…

– Мексика знает об этом? – я не удержался от сарказма, – по моей информации Куба перестала существовать, как и Япония и многие другие островные государства.

– Как Вам сказать… – я понял, что попал в точку.

– Давайте так, вы оставите попытки произвести на нас впечатление, тем более запугать нас. Для нас Вы угрозы пока не представляете. Если возникнет хотя бы тень угрозы, наш ответ не заставит себя ждать. Когда будете готовы к предметному разговору, сообщите. При повторении подобных попыток с Вашей стороны, мы прекратим с Вами всяческие контакты. Вероятность выживания для Вас в таком случае, по нашим оценкам, снизится более чем в два раза. Для того чтобы Вам лучше думалось, Вы получите сообщение. Конец связи.

Я сказал Водолею, чтобы он передал им сообщение Галактики и перевел на английский сам во избежание неверного толкования. Пусть впитывают. Они должны, наконец, понять, что мы находимся в одной лодке, и речь идет о выживании цивилизации. Нет никаких государств и не скоро появятся. Что до природных ресурсов и территорий, то их теперь, для оставшихся в живых, в избытке. Только воспользоваться ими, в силу известных причин, получится не скоро. Что могут предложить бывшие Штаты новому миру? Прежний миропорядок остался в прошлом. Попытки построить новый мир по подобию старого закончатся с тем же результатом, только намного раньше. Это они и должны понять. Теперь с отъездом придется повременить. Были только сомнения по поводу того, имею ли я право разговаривать от имени всего проекта и какую степень сотрудничества могу предлагать.

Связь с колонией на Марсе появилась немного раньше. Точное время не смог бы предсказать никто. Я так подозреваю, что в этом была заслуга Алены, так как сразу было объявлено о наличии устойчивой видеосвязи. Вечером я находился в кабинете. Поступил видеовызов, и на экране возникло лицо Алены. До сих пор я даже не представлял насколько соскучился по ней. Я рассчитывал увидеть марсианские пейзажи, но она находилась в убежище, также как и я. Мне не верилось, что я получаю картинку с другой планеты в режиме реального времени, да еще из-под защитного купола. Помехи были, но настолько незначительные, что на них не обращал внимания. Она долго рассказывала о том, как это стало возможным. Из ее речи я понял едва ли половину, но понимал, что ее присутствие в колонии оказалось необходимым. Потом она долго рассказывала о путешествии и своих впечатлениях, о том, сколько работы еще предстоит. Мне показалось странным, что она избегает темы про сына.

– Алена, где Ромка? Можешь мне его показать?

– Его здесь нет, он с бабушкой. С ним все в порядке, растет не по дням, а по часам. В следующий раз покажу.

Что-то в ее голосе мне не понравилось, списал на эмоции.

– Хорошо, только это будет не скоро, буду в дороге.

– А ты где сейчас? – удивилась она.

– В Хабаровске, через пару недель буду в центре.

– Что ты там делаешь? Опять на подвиги потянуло? Ты же руководитель…

– Вот именно, если ты думаешь, что моя задача сидеть под землей и дергать за ниточки – ошибаешься. Основные события сейчас происходят на поверхности. Возможно, другой такой возможности не будет…

Я рассказал ей о том, что произошло за время ее отсутствия. О многом пришлось умолчать, зачем расстраивать? Мы еще долго обо всем разговаривали, пока я не вспомнил, что надо пообщаться с Виталием Семеновичем. После пересказа событий, предоставил записи разговоров с соседями. Как ни странно он мои действия одобрил.

– Как руководитель проекта ты вправе принимать любые решения. Просьба только одна, просчитывать последствия. У тебя для этого есть Водолей. Наличие такого помощника мне не помешало бы. Еще попрошу, с отправкой в колонию иностранцев не торопиться, не раньше, чем через год. Пока и так забот хватает. В убежищах и городах можете размещать, там и проверите как они адаптируются. Случайные люди, а тем более настроенные против проекта нам в колонии не нужны. Через три года будем готовы принять неограниченное количество, не раньше.

– А как быть с секретностью?

– Никак, считай что все грифы сняты. Осторожнее с доступом к оружию и генераторам поля, на этом все ограничения заканчиваются.

Другими словами полный карт-бланш и полная ответственность за последствия. Не могу сказать, что это меня обрадовало. Двух часов связи оказалось достаточно чтобы обсудить все вопросы и согласовать планы. С началом навигации в наше распоряжение должны быть отправлены с колонии средства связи нового поколения и ядерный реактор для мобильной установки искусственной среды. Нам в свою очередь, помимо внушительного перечня оборудования и материалов, надлежало отправить новый модуль Искусственного Интеллекта. О возвращении Алены в конце следующей навигации речи пока не шло.

Следующий сеанс связи со Штатами, стараниями Водолея, был организован в режиме видеоконференции. На экране монитора появилось изображение. За массивным столом в хорошо освещенном помещении сидел полковник и его помощники. Справа, представительного вида мужчина в годах и женщина средних лет с другой стороны. По такому случаю мне пришлось тоже переодеться. Со мной в кабинете находился Терентьев и Соловьев. Сам факт видеоконференции, которая была организована по их инициативе, говорил о том, что им удалось сохранить некоторые достижения цивилизации, а мои слова были восприняты всерьез. Судя по тому, что окон не было, они так же как и мы находились под землей. Тот факт, что командующим был полковник, а не генерал, говорил о многом. В званиях я разбирался.

– Я рад Вас приветствовать, – начал Адам, а это без сомнений был он. – Как к Вам обращаться?

– Константин Сергеевич, вы Адам Смит, если не ошибаюсь?

– Да, – собеседник был серьезен, – у вас хороший английский, это мои помощники – Джулия и Роберт.

– Приятно. Вы изучили послание Галактики? – я считал, что на этом любезности нужно прекратить и пора перейти к делу.

– Да, мы изучили. Не знаем, откуда оно у Вас, но данные подтвердились. Действительно, в 1969 году был обнаружен контейнер. По требованию Конгресса он был отправлен на хранение. О том, где находится и уцелел ли вообще, информации пока нет. Насколько я знаю, закрытых программ по его изучению не велось. Что касается остальной информации, мы полагаем, что это чья-то подделка.

– Чья именно?

– Не знаю, Ваша или китайцев, – на голубом глазу сообщил Адам.

– Почему не арабов? – не упустил я возможности поддеть, но он принял это за чистую монету.

– Потому что арабы… -

– Константин Сергеевич шутит, – вмешалась Джулия. – Он хочет сказать, что это не подделка, так ведь? – она это сказала по-русски и потом перевела Адаму.

– Совершенно верно, – подтвердил я.

– Прошу Вас выражаться яснее, – проговорил Адам.

Надо же какой обидчивый.

– Мы исходим из того, что это достоверная информация и получена от внеземной цивилизации в первые дни после катастрофы. В нашем распоряжении есть данные о причинах и динамике развития катастрофы, а так же прогнозы модуля искусственного сознания по развитию ситуации.

– Господи, вы продолжаете использовать Искусственный разум? Вы в опасности, – не выдержала Джулия. Мужчины посмотрели на нее с осуждением, она замолчала.

– Дело не в Искусственном разуме, а тех, кто его программировал. Это я сейчас могу сказать с уверенностью. В вашей доктрине была заложена возможность нанесения превентивного ядерного удара и получения за счет этого преимущества. И вы его получили.

– О чем вы? – вмешался мужчина в штатском.

– Ядерные взрывы на Вашей территории начались позже чем у нас на десять минут. С точки зрения вашего модуля Искусственного интеллекта это было достаточным преимуществом.

Мои собеседники сидели молча и даже не шевелились. Я решил их окончательно вывести из благостного расположения духа и избавить от привычного менторского тона.

– Нами успешно проводится программа по освоению планет Солнечной системы. Создана и функционирует база на Луне и колония на Марсе. Общее количество участников более двадцати тысяч человек. В четыре раза больше находятся на Земле под защитой программы…

– Это больше чем у нас выжило на всех трех континентах, – прошептала Джулия и я ее услышал.

В этот раз Адам молчать не стал:

– Джулия, если вы не перестанете, я Вас удалю, – потом, обращаясь ко мне сказал: – Марс принадлежит нам, мы больше всех вложили в его изучение и имеем право…

– Теперь будем делить Марс? Землю уже поделили и как Вам результат? Устраивает? – я перебил его и останавливаться не собирался. – Более того скажу, если Вы удалите Джулию, наш контакт в эту же минуту прекратится. Пока из Вас троих она самая вменяемая, Вам не мешало бы осознать, что происходит вокруг. Более того могу предложить Вам поучаствовать в программе на правах колонии.

Мужчины переглянулись, Джулия опустила голову.

– Нас это не устраивает, – выдавил из себя Адам.

– Позвольте узнать, почему? Нам же вы это предлагали, не далее как вчера.

– Наши понятия о свободе и независимости…

– Ваши понятия о свободе и независимости стали причиной катастрофы. Вы не вправе что-либо требовать. Я так полагаю, если мы когда-нибудь обнародуем информацию обо всем, что произошло, то и в праве жить вам тоже могут отказать и мы ничем не сможем Вам помочь.

– Вы не сделаете этого, – Джулия первая пришла в себя.

– Конечно, нет. Нам это не нужно. Наша главная задача – спасение цивилизации. Даже убежище, которое было в осаде ваших дружественных сил, имеет значение для нас, как пункт сбора уцелевших, включая граждан сопредельных государств. И за их уничтожение ответственность частично лежит на Вас. Ни одно государство не сможет остаться в прежних границах и не сможет обеспечить их защиту. Нас осталось слишком мало для этого. Но мы готовы доверять тем, кто к прежним к границам относится с уважением. Дань истории если угодно.

– Какие Ваши условия? – вступил в разговор Роберт – Я представляю Совет общин.

– Роберт Вы опять меня не так поняли. У нас нет условий, есть предложения. Мы можем предложить Вам войти в программу на общих правах участников и даже предоставить возможность участвовать в колонизации Марса, но это не ранее чем через три года. Нам нужно сначала решить ряд проблем и отправить колонистов, готовых к этому. Вы можете отказаться, в этом случае мы вряд ли сможем Вам помочь, а прогнозы я могу предоставить. Ответ нужен сейчас, я и так потерял много времени.

– Для начала необходимо объявить себя правопреемником и заключить мирный договор, – предложил Смит.

– Этого не будет. Нет государств, нет правопреемников, или вы готовы отвечать перед международным судом? Формально, именно Вы несете ответственность за все, что произошло. Доказательства у нас есть. Что касается мирного договора… войну тоже никто не объявлял и победителей тоже нет, или я ошибаюсь?

– Вы правы,– ответил Роберт, – у нас достаточно полномочий, чтобы решить все здесь и сейчас.

Они переглянулись. Адам и Джулия согласились.

– Мы согласны, – за всех ответил Роберт. – Что от нас потребуется?

– Для начала вы передадите всю информацию об уцелевших и имеющихся запасах. Потом мы совместно разработаем план эвакуации. Для ознакомления с программой Вы можете отправить делегацию в Хабаровск и убедиться в том, что проект работает. Если обнаружите контейнер с орбиты и сможете его перевезти в ближайшую точку к нашему убежищу на своей территории, мы отправим к Вам специалистов и окажем другую посильную помощь. Еще раз подчеркиваю, на общих правах. Разговоры про самостоятельность и независимость, права и отдельные колонии на Марсе забывайте сразу. Как только подобные вопросы возникнут, Вы покинете проект так же быстро как и вошли в него. Если вы видите свою задачу в другом, то нам не по пути. И мой Вам совет, избавьтесь от ядерного оружия, как это сделали мы. Для этого передайте имеющиеся коды доступа в распоряжение Водолея, он знает, что с ними нужно делать. В Хабаровске старшим должностным лицом является вот этот человек, – я показал на Терентьева, – он обладает всеми необходимыми полномочиями.

Какое-то время разговор еще продолжался, то и дело останавливаясь на незначительных деталях. Они не могли поверить в бескорыстность нашего предложения и искали подвох. В конце концов меня это стало утомлять и я свернул разговор. Я не надеялся на немедленный отклик с их стороны, хотя и расставил маячки. Наверняка последуют долгие обсуждения внутри общин, потом будут решать. Кто-то захочет отделиться. Возможно, дело дойдет и до вооруженного конфликта. Кто знает? Мне не нужны были их данные о численности, для планирования они сырые. К моменту отправки может все сильно измениться. Не нужны были и их коды доступов, я и так знал, что Водолей вовремя заметит и предотвратит атаку. Если не он, тот системы ПВО убежищ. Но предоставление этих данных было бы четким сигналом о том, что меня услышали. Моя надежда на то, что убежище пригодится, полностью оправдывалась. Стоило провести активные действия и тут же обнаружились два многочисленных анклава и это только начало. Свою основную задачу я выполнил. Предстоял путь обратно.

Американцев я не убедил, надежды были напрасны. Никаких данных от них не поступило. На следующий сеанс связи они не вышли. А вот китайцы меня услышали. На обратном пути в рыбацкой деревне староста меня благодарил за содействие в освобождении заложников. В этот раз от свежей рыбы отказаться не получилось. Это обстоятельство говорило только об одном. В новом мире мое слово, хоть что-то да значило. Но обольщаться я не торопился. По опыту знал насколько обманчивым и зыбким может быть доверие. В любом случае нужно было быть готовыми к любому развитию ситуации, от присоединения к программе новых анклавов до вооруженного противостояния. На какие силы мы могли рассчитывать при худшем варианте? В двух городах были силы самообороны. По первому нашему требованию они готовы были предоставить нам военную помощь людьми и техникой. В самом убежище было подразделение охраны и сопровождения, комендантская рота. Бойцы подразделения «Омега», каждый из которого стоил подразделения. Практика это подтверждала. Системы тяжелого вооружения, вертолеты, бронетранспортеры. О возможности применения единственного оставшегося ядерного заряда большой мощности я старался не думать и всерьез полагал, что его стоит утилизировать. Чем больше времени проходило с момента катастрофы, тем очевиднее для меня становилось, что применить его я не смогу. Слишком сильны были впечатления от тех последствий, которые мне приходилось наблюдать изо дня в день и повсеместно. Ни с кем воевать я не собирался, да и Совет не одобрит, а для защиты у нас есть универсальное средство – защитное поле. При определенном стечении обстоятельств его можно использовать как оружие, опыт уже был. Предложения о разработке на основе поля наступательного оружия и мобильных комплексов с возможностью установки на боевую технику я категорически отказался. Это был не наш путь. Главную опасность представляло то, что со временем эти разработки могут попасть ни в те руки и новая катастрофа не заставит себя ждать.

Возникла мысль об использовании беспилотных летательных аппаратов, но здесь меня ожидало разочарование. Без надлежащего технического обслуживания большинство систем пришли в негодность. Имеющиеся в убежище комплексы были ограниченного радиуса действия. Возможен был запуск только с законсервированных убежищ, объектов категории «С» и то, при непосредственном участии людей. Запуск в автоматическом режиме был невозможен. Мысленно выругал себя, за то, что не воспользовался этой возможностью раньше и никто не подсказал. Многих проблем во время первых выходов на поверхность можно было избежать.

Сибирск нас встречал ярко зеленым свечением купола защитного поля. Гигантская полусфера была видна издалека. С узла связи, за пределами купола, поддерживалась связь и о нашем приближении уже знали. В этот раз наше посещение должно продлиться дольше, чем на пути в Хабаровск. Я своими глазами хотел увидеть результаты работы программы на Земле. Мне это было необходимо. За сухими цифрами отчетов и текстом поступающих сообщений не всегда можно было увидеть детали, тем более делать выводы о том, как проходит адаптация людей. После блокпоста на въезде, прошли пункт дезактивации. Не смотря на наличие купола, обеспечивающего дезактивацию от незначительных загрязнений, нас попросили оставить БТР для глубокой очистки и предоставили внедорожник. В сопровождении машины военной милиции мы въехали в город. По пути к зданию администрации в центре города у меня была возможность рассмотреть улицы.

Хотел бы я думать, что ничего после катастрофы в этом городе не изменилось, но это было не так. Приметы нового времени попадались постоянно. Огневые точки и посты наблюдения, позиции для военной техники встречались повсеместно. Люди в камуфляжах и униформе проекта и купол поля, закрывающий весь небосвод. В его отсвете все вокруг выглядело нереально ярко. В остальном это был обычный северный город. С расчищенными от снега улицами, магазинами и учреждениями. Не было праздно шатающихся людей и детей, это бросалось в глаза. Редкие прохожие, если и попадались, спешили по делам. Машин было немного, в основном военные и служебные. Навстречу проехала скорая. Остановились на стоянке возле площади, перед зданием администрации. На первом этаже нас встретил бывший Глава Сибирской Республики, а ныне Глава закрытого города. Иван Алексеевич Понамарев возглавлял этот город почти с первых дней после катастрофы. Мне неоднократно про него рассказывали, несколько раз общались по радиосвязи, но лично были пока не знакомы.

Крепкий мужчина, среднего роста, с короткой стрижкой седых волос, с которой не совсем вязалась густая аккуратная борода, приветствовал нас густым басом:

– Добро пожаловать, Иван Алексеевич, – представился он. – Николай Иванович Чайкин, Председатель Совета – указал на своего спутника.

Поздоровались. Тоже представил Илью и Сомова. Посмотрел внимательно на его спутника. Лет за шестьдесят, в очках, он и вправду чем-то напоминал профессора. Я вспомнил, что про него рассказывали. Именно он сыграл не последнюю роль, когда решался вопрос о присоединении прилегающих общин и встрече переселенцев. Прошли в кабинет Главы и после дежурных вопросов заговорили о главном.

– Иван Алексеевич как идет работа по проекту?

– В связи с проектом у нас много забот, так сразу и не ответишь. По программе оздоровления продвинулись едва ли на двадцать процентов. Я и сам недавно из центра, теперь не сомневаюсь, что дело нужное и стоит всех затрат. Часть транспорта мы перевели на сжиженный газ, с этой стороны проблем не ожидается. Кстати, мы подготовили свою группу для сопровождения колонн, поэтому можем эту задачу взять на себя.

– Хорошо, это вовремя, – я подумал о том, что группа осталась в Хабаровске, и хотел сам об этом просить, но не пришлось.

– По подготовке колонистов, – продолжил Понамарев, – в этот раз набирается человек двести, не больше. Многие из тех, кто раньше собирался, передумали. Тут от меня мало что зависит. Если нужны будут специалисты, то убеждать их Вам придется самим, учтите, своих не отдам, на вес золота. Да и не поедут они все в основном семейные, в возрасте.

– Настаивать не будем, острой необходимости нет, да и колонистов достаточно. В эту навигацию пойдут в основном грузы, нужно создавать запасы в колонии и на базе, на будущее.

– У нас с запасами проще. С ближайших хранилищ вывезли хорошо, если половину. Складировать негде. Подвозим по мере расхода. Кое-какие продукты питания производим сами в теплицах и на фермах. С обеспечением тоже пока проблем не предвидится.

– Смотрю, у Вас торговля развивается? Видел пару магазинов.

– Торговля, это громко сказано. Пункты обмена, а не магазины. Для того чтобы исключить всякие неприятности, пришлось организовать. Люди имеют возможность обменять излишки на то, что им необходимо. Продукты питания – на одежду, одежду – на бытовые мелочи и так далее. Думаем о введении платежного эквивалента, но пока вопрос на разработке у экономистов. К традиционным драгметаллам и рублям возвращаться не хотелось бы. Слишком много от этого бед было в прошлом. На рынке конечно можно все обменять, но невыгодно людям. Организовали пару мастерских. Изготавливают обувь и одежду, детские вещи, самое необходимое. Честно сказать, не силен я в социальной экономике.

– Подключим своих специалистов, если нужно. Рекомендации будут, а там сами сможете решить, придерживаться их или нет, – я подумал, что вопрос, действительно, сложный и рано или поздно возникнет.

– Хорошо, подождем, не к спеху. По поводу всего остального все лучше, чем можно было предполагать. Школы, садики, больницы – все работает. Из-за программы оздоровления, врачи чуть было без работы не остались, чему можно только радоваться. Организовали исследовательскую лабораторию. Решаем сейчас вопрос по поводу защитного купола.

– Что с ним не так?

– Постоянное свечение плохо сказывается на самочувствии, – вступил в разговор Николай Иванович. – У людей развивается дезориентация во времени. Ночью включаем максимальный режим, утром и вечером – дежурный, ну а днем противорадиационный. Большой необходимости в этом нет, хватило бы и дежурного, но на круглосуточный голубой свет люди жалуются. Бессонницы, фобии. Ближайшие эпицентры и следы заражения по дорогам очищены вашей группой, так что в скором времени можно думать об его отключении, но не раньше, чем все жители пройдут программу оздоровления.

Я решил не вмешиваться. Сидел и слушал, не веря в происходящее. Обмен излишков, фобии от защитного поля, школы, садики, больницы. Насколько это отличалось от первого года после катастрофы, когда люди не знали где спастись от радиации и как не стать жертвой голода, а то и заурядного разбоя на дороге. Жизнь не стоит на месте. Появляются новые заботы и потребности. О многих вопросах далекой перспективы я даже не задумывался, а стоило бы.

– Как обстоит дело с преступностью? – задал я очередной вопрос, воспользовавшись паузой.

– Никакой преступности нет. Бывают, конечно, недоразумения, но все решается быстро и, как правило, на месте. Бывает достаточно внушения. Да и оружие у всех под рукой. Первое время с ним не расставались, сейчас хранят дома, при себе в лучшем случае пистолет, военнослужащие не в счет. Запрещать не запрещали, но появление с оружием, не приветствуется. Местные уже привыкли, а приезжих уже давно нет, если не считать конвоев.

Расчет на то, что хорошо видный издалека защитный купол станет ориентиром для других общин и беженцев не оправдался. Все кто выжил в ближайшей округе, были уже в городе. Совещание продолжалось около часа. Сомов заскучал, Илья внимательно слушал, ему это было интересно. Я специально взял обоих с собой. Они должны знать изнутри, что происходит в городе. У меня же была возможность убедиться, что в городе есть стабильность. Один только факт того, что половина колонистов передумала двигаться дальше, говорил о том, что город развивается в нужном направлении. Об этом же говорил и наметившийся прирост населения, и не из-за миграции, а в силу естественных причин. Все, кто находился сейчас в городе подошли к самому краю бездны, заглянули в глаза смерти, возможно не раз, а сейчас шаг за шагом отходили от этой пропасти. Налаживали жизнь. Устраивались на работу. Думали о будущем своих детей. Смогут ли они забыть то, что произошло? Я был уверен, что нет. Еще ни одна война до катастрофы не ставила людей на грань выживания как вида. Если это не послужит уроком, то человечество обречено.

На ночь разместились в гостинице. Поздним вечером появилась возможность прогуляться по городу без скафандра. Можно было убедиться своими глазами, что это не сон. Мороз напоминал о том, что я живой и не сплю. О прогулке по улицам города можно было только мечтать. Я пожалел, что рядом нет Алены. Только красный купол поля напоминал о том, что наступила ночь.

Глава 5. Адаптация

За время моего отсутствия в «Омега-центре» произошли события, о которых мне до сих пор не решились сообщить. Впрочем, и по моему приезду долго решали сообщать или нет, но выбора не было. Так или иначе, я все равно узнал бы. Неладное почувствовал еще при первой встрече с комендантом. Во время разговора он старательно отводил глаза. О причинах такого поведения я тогда не задумался. Без происшествий, вот и хорошо. Но когда ко мне зашел профессор и несколько раз сбился во время разговора, потом что-то ответил невпопад, мои подозрения усилились.

– Профессор, что происходит? – я смотрел на него в упор.

Он сидел за столом и увлеченно рассматривал дужку очков в своих руках, которые никогда до этого не снимал. В очках уже давно необходимости не было, но привычка осталась. Теперь в них были обычные стекла. Потом надел очки и решительно начал.

– Одну минуту. Мне надо кое с кем Вас познакомить, – встал из-за стола и вышел.

Я остался один в недоумении, гадая, что такого могло случиться, что люди слегка не в себе, а в атмосфере повисло мрачное напряжение, которое можно было потрогать рукой. Через несколько минут он вернулся, но не один. Вслед за ним вошла молодая женщина и девочка, на вид лет трех, не старше. Обе поздоровались. Удивительно звонкий голос девочки четко произнес:

– Здравствуйте, дядя Костя. Меня зовут Арина.

– Вот знакомьтесь, Арина и ее мама Наталья Игоревна, – представил их профессор.

Смысла этого знакомства я не понимал. Арина посмотрела на меня, и я увидел то, что должен был заметить сразу. Глаза у девочки были полностью черные. Белки отсутствовали. Промелькнула мысль о мутациях и о том, что все усилия по оздоровлению оказались напрасны и много чего еще. На время я потерял дар речи. Взгляд девочки был жутким. Нет не страшным, не угрожающим, он даже не портил ее милого детского лица, но был непривычно глубоким и жутким.

– Мама, почему дядя Костя думает, что я мутант? – раздался тот же детский голос. – Но он думает, что я красивая…

– Пойдем, Арина, – сказала мама и взяла девочку за руку. – Мы снаружи пока побудем, – сказала, обращаясь уже к профессору.

Я понял, что попал в глупую ситуацию и исправить уже ничего не могу. Они вышли.

– Что это было, профессор? Вы пробовали это лечить? – я сам не заметил, как поднялся из-за стола.

– Присядь Костя, успокойся, это не болезнь и не мутация, это адаптация. Этой девочке чуть больше года. Ее мать на ранних сроках беременности прошла длительную процедуру оздоровления в капсуле. У Арины тоже сложная структура ДНК и ее особенности начали проявляться только сейчас. Мы тоже подумали сначала, что это мутация и провели двойную процедуру оздоровления в капсуле. Как видишь, без результата. Я могу с уверенностью сказать, что это не болезнь и угрозы для нее и окружающих нет.

Я не слушал профессора. В голове была только одна мысль, точнее имя. Рома. Профессор между тем продолжал говорить, пытаясь достучаться до меня и озвучить подготовленную речь.

– При более тщательном изучении и сопоставлении данных выяснилось, что носителями сложной структуры ДНК являются те, кто находился в утробе матери в первые три месяца формирования плода и при этом находился в капсуле больше месяца. Таким образом, риск того, что адаптации примут массовый характер в связи с проводимой нами программой оздоровления, отсутствует. На сегодняшний день выявлено семь адаптантов в возрасте до полутора лет, среди них мой внук и твой сын. Хочу еще раз подчеркнуть, что для жизни и здоровья угрозы нет. Они просто другие, при этом внешне отличаются только глазами и обладают при этом исключительными возможностями, которые мы пока не изучили. Основную опасность представляет отношение окружающих к ним. Последние события это подтвердили.

Я постарался взять себя в руки, последние слова профессора я уже хорошо расслышал. Я был готов слушать дальше, судя по всему, у профессора было, что мне сообщить.

– Какие события, о чем Вы?

– Один из военнослужащих подразделения охраны, отец адаптанта, три дня назад ворвался в медицинский блок, убил мать и ребенка, ранил одного из лаборантов, после чего был убит караульным. После этого все адаптанты с родителями переведены на особое положение и находятся под наблюдением. К сожалению, мы не смогли вовремя ограничить распространение информации и большинство знает о происшествии. Я провел общее собрание и разъяснил людям, насколько это было возможно. Провели открытый суд и приговорили отца семейства к смертной казни… посмертно.

– Что-то вы намудрили профессор…

– Мне не важно, как это выглядит юридически, мне важно было получить общее осуждение произошедшего. Каждый должен знать, что подобное карается смертью. После этого было несколько отказов от оздоровления, но после разъяснений, волну негативного отношения удалось сбить. И еще… двадцать человек отказались от дальнейшего участия в проекте и просят отправить их в ближайший город. Причины пояснить мне отказываются. Решение об их дальнейшем участии в проекте за тобой.

– Мы никого не держим, отправляйте с первой колонной, – выпалил я.

– Это не решение руководителя проекта. Подумай.

– Что тут думать…, – я осекся.

Пожалуй, профессор был прав. Внутренний голос сообщал мне, что я совершаю возможно самую большую ошибку в истории проекта.

– Я воспользовался своим правом и сообщил информацию Водолею, – продолжил он. – В случае если люди уйдут в город, распространятся негативные слухи, что приведет к изоляции проекта и колонии. Вероятность положительного исхода снижается в разы. Таков его прогноз. Надо спасать проект.

– Какие предложения?

– Нужно разговаривать с людьми и убедить их остаться, если не в числе колонистов, то хотя бы в качестве персонала центра, места им найдем.

Да конечно, надо убеждать, но как? Если я сам ни в чем не уверен. Мне бы со своими проблемами разобраться. Мне показалось, что вижу себя со стороны. С опущенными плечами, потухшим взглядом и блеющим что-то невнятное. Стало противно. Это был не я. Не мог быть я.

– Всю информацию по адаптантам и исследованиям ко мне на стол, – я взял себя в руки. – Отказников изолировать, но ненавязчиво. Придумайте что-нибудь вроде анкетирования или заполнения формуляров, но общение с остальными ограничить. Через два часа по одному, можно семьями, ко мне на беседу. И подготовьте список вакансий по центру.

Профессор ушел. Вызвал Водолея, запросил его рекомендации, выводы и прогнозы. Получил исчерпывающую информацию, дополнил результатами исследований. Первый шок прошел. Голова работала четко, мысли стали ясными. Время до вечера прошло в калейдоскопе событий. Три семьи, две пары и семь человек потребовали полного сосредоточения моего внимания. В ход пошли уговоры и посулы, но больше всего действовали факты. Люди были напуганы, неизвестность страшит больше всего, а еще то, что мысли престают быть личными, а становятся известны кому-то против твоей воли. Имела место утечка информации в ходе исследований адаптантов и она же стала причиной происшествия, а точнее убийства. Людей удалось успокоить. Только трое из двадцати решили остаться в убежище, для них вакансии нашлись. Остальные вернулись в программу колонизации. Я вызвал профессора.

– Михаил Дмитриевич у Вас в исследовательском отделе происходит утечка информации. У Вас люди давали подписку о неразглашении?

– Давали, но это осталось в прошлом…

– А врачебная тайна осталась там же?

– Да знаю я, – вспылил профессор, – и от кого сплетни расходятся, тоже знаю. Что теперь делать? Не расстреливать же за это.

– Эти сплетни привели к убийству людей и поставили проект под угрозу. Так что я не знаю. Военное положение пока никто не отменял.

– Вы серьезно? – профессор был напуган и даже перешел на «Вы»

– Мне не до шуток, но как поступить я тоже не знаю… пока. Ко мне на беседу этого умника, а там посмотрим.

Профессор выдохнул и покинул кабинет не прощаясь. Через несколько минут за столом сидела заплаканная девица чуть старше двадцати лет. Научный отдел активно пополнялся за счет переселенцев. Я ее уже видел. Все, что я собирался ей сказать, вылетело из головы. Предо мной был ребенок. Глупый, не осознающий последствий своих действий, великовозрастный, но все же ребенок. Мне не пришлось ничего говорить. Это была Даша, та самая Дашка, племянница Старшины. Сейчас она сбивчиво, сквозь слезы, каялась во всех грехах. Я спасал ее однажды из рук каннибалов и уже возвращал в семью. Помнил и о том, что обратно ее грозились не принять. Это я возьму на себя. Возможно когда-нибудь, когда поумнеет ее и примут в штат центра, но сейчас ей предстояло вернуться в общину. Старшина по-прежнему возглавлял артель рыбаков и жил вне города. Вот туда я ее и определил на поруки. Запретил покидать общину в течение трех лет и переговорил со Старшиной по радиостанции. Не смотря ни на что, он был рад, что единственная родная душа нашлась. Обещал мне, что будет присматривать. С Дарьи, больше для острастки, взял подписку о неразглашении. Она и так была ни жива ни мертва от страха и проклинала себя за болтливость и за то, что стала невольной причиной гибели трех человек. На следующий день она покинула убежище с попутной колонной.

Я не стал собирать собрание, а записал видеообращение, которое вечером транслировалось по всем терминалам. В нем я подробно рассказал о том, что произошло, в том числе и с моим сыном. Это возымело действие, никто не сомневался в том, что Алена и я такие же люди, как и все, по поводу сына сочувствовали. Поводов для сочувствия не было. Пока я разбирался с ситуацией и убеждал людей, сам все больше понимал, что ничего из ряда вон выходящего не случилось. Могло быть хуже, гораздо хуже.

Для общения с семьей время нашлось поздно вечером. Я не стал упрекать Алену, за то, что не сообщила мне сразу. Она это сделала не ради себя и все равно чувствовала себя виноватой, пришлось успокаивать. Удалось пообщаться с сыном. Он уже во всю разговаривал и никак не похож был на малыша, делающего только первые шаги в своей жизни. Его черные глаза меня не пугали. На детском лице они выглядели забавно, если при этом он еще и смеялся, то я вообще про них забывал.

Адаптанты с семьями вернулись в общий жилой блок, но предпочли разместиться отдельно. Негативного отношения заметно не было. Была взаимная настороженность. Не всех устраивало иметь по соседству детей, умеющих читать мысли взрослых. Родители адаптантов не забывали о том, что случилось в медицинском блоке и усиленно опекали детей. Была и еще одна причина. Теперь родители использовали возможности своих детей и сторонились тех, кто плохо о них думал. Казалось бы ситуация была под контролем, но я понимал, что это временно. Любое происшествие с участием адаптантов могло стать пусковым механизмом непредсказуемых событий. Хорошим было то, что скоро начнется навигация и состав убежища сменится. Семьи адаптантов уговорили остаться, мотивируя это необходимостью усиленного медицинского контроля. Родители ничего не имели против повышенного интереса со стороны медработников. Им и самим было важно знать как можно больше об особенностях своих детей. Тем более что количество адаптантов позволяло не перегружать их медицинскими процедурами. Негласно была создана программа по изучению их способностей, о которой знало только три человека, включая меня.

О результатах своего рейда я смог доложить Совету только через три дня. Реакция была неоднозначной. Удивил профессор:

– Константин Сергеевич, Вы не считаете, что решения о расширении программы должны приниматься Советом? – подчеркнуто официально заявил он.

– Такая возможность предусмотрена самим проектом, если есть возражения, я готов их выслушать, – я старался держать себя в руках.

– Вы не думали о реакции людей, переживших катастрофу в отношении тех, по чьей вине она состоялась? – не унимался профессор.

– Я прекрасно знаю, по чьей вине произошла катастрофа, но в интересах проекта, думаю, надо признать, что это был компьютерный сбой, не углубляясь в причины этого сбоя. Никто специально не хотел наносить ядерный удар и не имел злого умысла. Имела место недальновидность и халатность.

– Как у Вас все просто. Компьютерный сбой, халатность, а то, что весь мир в руинах и мы третий год под землей, это так, чья-то небрежность. Я считаю, виновные должны за это ответить, – профессор разошелся.

– Если бы это была только их вина, то имел бы место двусторонний конфликт и последствия были бы куда менее катастрофичны. Во всяком случае, если не мы, то другие государства, имели бы шанс справиться с этими последствиями. Мы же имеем массовое применение всех запасов оружия, к которым удалось получить доступ компьютерным системам, вышедшим из под контроля, а так же ответные удары, не подчиненные им. Я думаю, что все уже ответили сполна. Эту страницу истории пора перевернуть. Если назначить виноватых, они не смогут интегрироваться в новое общество, так или нет?

– Вот и хорошо. Это будет достойным наказанием.

– Профессор, не вы ли говорили о том, что ценность цивилизации в ее многообразии?

– Да, я, но я не вижу большой заслуги американцев в достижениях цивилизации. Они только и смогли, что создать условия и переманить к себе лучшие умы. А потом рассорить весь мир, диктуя свои правила, что в конечном итоге закончилось катастрофой. Не стоит забывать и о том, как они обошлись с коренным населением Америки, и о том, что до середины прошлого века там процветало рабство и все признаки геноцида по расовому признаку. Нет такой национальности – американец, и никогда не было.

– Я частично с вами согласен, но не станете же вы отрицать необходимость разнообразия генофонда? Я думаю, что исторически им пришлось пройти развитие от первобытнообщинного до постиндустриального общества всего за триста неполных лет. Вдумайтесь. Это государство было моложе Санкт-Петербурга, который был не самым древним в России. Этот опыт, в том числе и негативный, может быть нам полезен. Не стоит так же забывать про высадку на Луну, исследования космоса и Марса. Это их вклад в нашу программу.

На этот раз профессор молчал долго, возразить ему было нечего. Потом перешел на личности:

– Теперь я понимаю, почему именно Вас Виталий Семенович выбрал в качестве заместителя и руководителя проекта на Земле. Вы – космополит.

В этом слове мне нравилась только первая его часть. Наверное, это было так. Я точно не был ура-патриотом раньше, а сейчас, в новых условиях и подавно. Для меня имело значение только одно. Есть глобальная задача и ее нужно выполнять. Как никто другой, я знал, что не бывает хороших или плохих национальностей, есть люди, которые создают эти представления. В этом у меня была возможность убедиться в иностранном легионе. Если для реализации проекта нужно будет собрать людей со всех континентов, я это сделаю. В глубине души я надеялся, что так когда-нибудь и будет.

– Вера, национальности, государства – это то, что объединяет людей в группы и разделяет в глобальном масштабе. Если мы не преодолеем это, то придем к тому же результату. Я не призываю забыть про свои корни или изменить веру, но мы должны создать то, что может объединить людей, не смотря на все разногласия. Этот проект – наш последний шанс. Если мы начнем историю со старых счетов, то проект обречен.

– Пожалуй, я с Вами соглашусь, Вы умеете убеждать, – сдался профессор.

– Я вообще не понимаю предмета спора, – вмешался Аркадий Борисович. -Американцы и раньше были не договороспособны. С ними договариваться – себя не уважать. Где хоть одна цифра из тех, которые вы запрашивали? Они считают, что сейчас находятся в более выгодном положении, но помощи не предлагают. Когда дела станут совсем плохи – появятся, а мы добрые, мы возьмем, а они примутся за старое. И, поверьте мне, старых счетов не спишут. Вспомните мои слова.

– Достоверно это не известно. Могут быть разные причины. А принципиальные вопросы лучше решать сейчас и приходить к единому пониманию или компромиссу. У них выбор не из легких. Это тоже нужно понимать. Но вставать в позу и отказываться от новых анклавов глупо. Нас, действительно, осталось слишком мало. Возражения против присоединения китайцев, европейцев и прочих будут? Я думаю, что скоро этот вопрос возникнет.

– Я не против, – сказал профессор.

– Тоже не возражаю, – высказался комендант.

Комендант ушел, а профессор остался. Я был весь во внимании.

– По программе исследования адаптантов есть сдвиги, я бы сказал революционные сдвиги. Отчет пока не готов, но, думаю, тебе это будет интересно.

Иногда мне хотелось встряхнуть профессора. Уж очень он любил продолжительные вступительные речи. Особенно перед важными сообщениями. Я промолчал.

– Мы сопоставили структуру ДНК адаптантов с ДНК некоторых млекопитающих. Пришли к неожиданным выводам. Их ДНК содержит в себе информацию обо всех видах живых существ на планете.

– Как это возможно? На планете их тысячи и миллионы, а ДНК, вы говорили, сложнее лишь в пятьсот раз.

– Совершенно верно. ДНК человека и шимпанзе совпадают на девяноста восемь процентов. Что это значит? Что из ДНК человека нельзя воссоздать ДНК шимпанзе и наоборот. Не достает двух процентов. В ДНК адаптантов эти два процента есть, как и многое другое.

– Хотите сказать, что из ДНК адаптантов можно создать обезьяну?

– Не только, теоретически, любое живое существо на планете. Нам пока эта технология недоступна. Теоретически, имея сведения о структуре ДНК и используя донорские стволовые клетки адаптантов можно клонировать любое из известных науке животных.

– Как же так? Уверены, что не ошибаетесь? Всего в пятьсот раз, – уцепился я за цифру по инерции.

– Возведите число в ту же степень и получите количество вариантов, – поправил меня профессор.

– Вы уверены, что это не мутация? – сознание упорно цеплялось за стереотипы.

– Я уверен в другом, что по сравнению с ними мы сами мутанты. Обрывки информации в структуре нашего ДНК свидетельствуют об этом. В ходе эволюции наша ДНК подверглась мутации и мы утратили первоначальный набор. Структура ДНК адаптантов совершенна и имеет первозданный вид. Но ее формирование возможно только в капсуле на начальном этапе развития. Есть предположения, что дети адаптантов унаследуют эту структуру. Кстати я не стал бы теперь употреблять слово адаптанты, это не совсем корректно. Я бы назвал их первородными или колонизаторами.

– Не думаю, что это так важно. Как не называй, сути вещей это не меняет.

– Как будет угодно. Не забывайте, что комплект оборудования предназначался для колонизации планет. Их ДНК своеобразный ковчег. Имея достаточный уровень развития биоинженерии, два представителя первородных разных полов могут колонизировать целую планету за сравнительно короткий промежуток времени, от трехсот до пятисот лет. При этом, имея в своем распоряжении необходимое оборудование и технологии, могут населить ее всем разнообразием животного мира. И это еще не все. Мы не обнаружили участков хромосом отвечающих за старение. Это грубо. Сами участки есть, но они, в отличие от наших, имеют завершенную структуру. Подозреваю, что их продолжительность жизни намного выше ста лет. Удалось обнаружить и гены тихоходок, что позволяет сделать предположение о невосприимчивости адаптантов к радиации и возможности переносить анабиоз.

– Вы соображаете, что несете? – на секунду я утратил контроль над собой. – Вы утверждаете, что это уже не люди.

– Это не так, они такие же люди, как и мы. Представители homosapiens, но уцелевшие в ходе тысячелетий эволюции, точнее возродившиеся нашими усилиями при помощи иноземных рас. То, что их способности превосходят наши, ни о чем не говорит. Вас, в боевых скафандрах, тоже часто принимают за инопланетян. А почему? Из-за возможностей скафандра. При этом вы остаетесь сами собой и от людей ничем не отличаетесь.

– Какие у Вас еще предположения на этот счет?

– Понимаешь, Костя, – устало произнес профессор, – я несколько ночей уже не сплю и пришел вот к таким выводам: Появление первородных это закономерный ответ на попытку уничтожения цивилизации. Вариантов всего два. Человечество является осколком единой цивилизации, по воле судьбы оказавшееся на задворках Разумных Миров и одичало, а с учетом последних событий, я бы даже сказал оскотинилось, либо…

– Либо…? – профессор замолчал, и я решил помочь ему продолжить изложение своих выводов.

– Либо человечество слишком молодо и не дошло до того уровня развития как и остальные миры, в их наличии я уже не сомневаюсь. С учетом того, сколько лет шла эволюция и накапливалась информация в нашем ДНК, могу сказать, что этот уровень для нас недостижим. Я склоняюсь к первому варианту.

– Почему?

– Долго объяснять. В двух словах, я думаю, что наша цивилизация намного старше тех, которые есть в центре Галактики. Если теория Большого взрыва верна, то жизнь зародилась на окраинах Галактики, точнее в центре, который потом стал окраиной. Для примера, поставь две точки на воздушном шаре и начни его надувать. Что произойдет с точками? Правильно, они начнут удаляться друг от друга. Так же и здесь, только скорости расширения намного выше. Я вообще сомневаюсь, что сообщение получено из нашей Галактики. Понятно, что такое расширение не может длиться вечно. Бесконечно, в нашем понимании – да, но не вечно. Возникновение черных дыр свидетельствует о том, что обратные процессы уже идут. В лучшем случае это закончится равновесием, в худшем – схлопыванием Вселенной и новым Большим взрывом.

– Это тоже было в сообщении?

– Нет, это мои заключения, но это дела настолько отдаленной перспективы, что лучше о них сейчас не думать. Но это объясняет мое мнение насчет первородных. Кто-то очень хочет, чтобы мы выжили как вид, а появление первородных либо их просчет, во что верится с трудом, либо попытка подстегнуть нас к ускоренному развитию и возвращению в группу Разумных Миров.

– Если это так, то за ними будущее, а время нашей цивилизации идет к закату, – озвучил я свои опасения.

– Я бы не был столь категоричен. Не стоит забывать, что они наши дети. Я говорю в широком смысле. Они дети нашей цивилизации. И все будет зависеть от их воспитания. Нельзя допустить, чтобы эти различия привели к противостоянию. По этому настаиваю на создании отдельного проекта «Ковчег», в рамках которого будет проводится изучение, воспитание и обучение адаптантов. Мы не можем игнорировать обстоятельства такой значимости.

– Я согласен. Готовьте программу, но для начала нужно предоставить информацию Водолею и в колонию. Выслушать их соображения по этому поводу.

После ухода профессора, я погрузился в размышления. Кто-нибудь на моем месте мог бы решиться на кардинальные меры, вплоть до изъятия адаптантов из семей и полной их изоляции, но только не я. И причина была не только в том, что среди них был мой сын. Это было бы неправильно. Подсознательно я чувствовал угрозу, но исходила она не от адаптантов, а от окружающих. Только действия людей, из страха за свою жизнь и боязни всего нового привели к кострам инквизиции не одну тысячу человек и стали причиной многочисленных войн, включая последнюю катастрофу. Если и дальше следовать тем же путем, смысла в спасении цивилизации нет. В очередной раз нам предоставлен шанс доказать, что мы люди. Не знаю кем, но я всем телом, до мурашек на коже, ощущал на себе этот пристальный взгляд. Он не был ни добрым ни злым, ни заинтересованным ни равнодушным, даже жалости в нем я не почувствовал. Ровным счетом ничего, он был холодным как космос.

Выводы Водолея заставили меня отнестись к программе со всей серьезностью. Вероятность выживания после получения им первичных результатов исследований была повышена вдвое. Само по себе это радовало. Настораживало другое. Все предпринятые до этого меры уравновешивал один только факт появления адаптантов. Основные приоритеты Водолея теперь напрямую были связаны с ними. А значит, в чем-то я оказался прав. На вопрос об угрозе проекту со стороны адаптантов даже у него не было однозначного ответа. Для этого данных было недостаточно. Обмен информацией с колонией пока ни к чему не привел. Требовалось время, чтобы осознать это и разработать совместную программу. При этом почти сразу было высказано предложение разделить адаптантов на две группы, поровну между колонией и центром. Я в этом необходимости не видел. Зачем распылять усилия? Достаточно того, что на программу в центре будут выделены лучшие специалисты и необходимые ресурсы.

Через несколько дней ко мне обратились родители адаптантов с просьбой о выделении отдельного блока для их размещения. Такая возможность была. Их разместили в жилом секторе медицинского блока. Это был оптимальный вариант. Еще через неделю профессор представил отчет и вариант программы на согласование. Расширенным Советом мы ее утвердили. Начиналась подготовка к навигации и про программу на время пришлось забыть. Меня поглотили повседневные заботы.

Для отправки в колонию набралось две с половиной тысячи человек. Их рассчитывали отправить одним рейсом. Если в первую навигацию основное внимание было сосредоточено на колонистах, то сейчас в основном готовились грузы. Колония нуждалась во всем, от бытовых мелочей до производственных линий. С производственного уровня шел частичный демонтаж оборудования. Для нас это не было критичным, но Аркадий Борисович время от времени высказывал опасения по этому поводу. Его доводы были просты. На Земле сейчас находилось гораздо больше людей. Я же знал и другое. Без нашей помощи колония не выживет. С учетом того, что у нас было два закрытых города и возможности по восстановлению разрушенных производств, пусть пока не самых сложных, я и не думал о прекращении помощи колонии. По прогнозам Водолея, в ближайшем будущем количество людей в колонии и на Земле должно будет выровняться. После чего должен будет начаться обмен полезными грузами. Сейчас же выживание колонии во многом зависело от нас. Программа колонизации развивалась именно так, как и планировалось.

Почти одновременно вернулись обе группы очистки. Результаты впечатляли. Помимо маршрутов к городам и убежищам были полностью очищены от радиации полсотни эпицентров в малых городах. Каких это стоило усилий, можно было догадаться по внешнему виду команды Варяга. Осунувшиеся и похудевшие они едва держались на ногах. Самый длительный и результативный выход за время после катастрофы для них закончился. Варяг не испытывал радости по этому поводу, что для себя я объяснил усталостью. Без долгих разговоров они были помещены в карантин с последующим оздоровлением в капсулах. Исключение составлял Варяг, который после трех дней карантина настаивал на встрече. Я встретился с ним в одном из помещений медицинского блока. После стандартных приветствий он первым делом выложил на стол карту.

– Смотри командир, – он разгладил рукой обычную карту с множеством отметок на ней. – Вот здесь отмечен весь наш маршрут и второй группы тоже. Мы с ними постоянно были на связи. В принципе, картина везде одинаковая. От малых городов ничего практически не осталось, там мы провели очистку полностью. Со средними городами сложнее. Во многих из них есть уцелевшие дома или даже кварталы, а также остались кое-какие запасы. Про продовольствие точно не скажу, но запасы промышленных товаров есть. Не знаю, насколько они пригодны для дальнейшего использования, но дело не в этом.

– Тогда в чем же?

– Туда возвращаются люди.

Эта новость меня обрадовала, но Варяг оставался почему-то мрачнее тучи. Значит не все так просто.

– Дикие?

– Не совсем, по крайней мере не такие, каких мы встретили на юге. Судя по всему, им удалось где-то пересидеть это время и недавно они начали выходить на поверхность. А может и давно были, только мы не замечали. Скорее всего, они продолжают жить малыми общинами в подвалах и на нижних этажах разрушенных зданий.

– Идут на контакт?

– В том то и дело, что нет. Не знаю, за кого они нас приняли, но каждый раз начинали стрелять без предупреждения. Дважды засады устраивали, один раз заминировали маршрут.

– Какие выводы? Что думаешь по этому поводу?

– Я думаю, что это те, кого мы искали на юге. Одичали не все. Сбились в малые общины и выживают как могут. Уровень заражения стал снижаться со временем вот и стали мигрировать с юга в города, где хоть что-то уцелело. Между собой они находятся в состоянии вооруженного нейтралитета, это в лучшем случае. Угрозы для нас не представляют. До ближайшего нашего города больше тысячи километров. Сомневаюсь, что протянут до конца зимы, запасов не хватит, да и перебьют друг друга, почем зря. Думаю, что похожая картина на окраинах крупных городов, туда мы пока не совались. Но, сам понимаешь, при таком раскладе мы эти районы очистить от радиации не сможем. Пока там есть хоть один живой человек, бойцы на это не пойдут.

– Это понятно, что еще?

– На карте отметил несколько воинских частей, выживших нет, но запасы остались. Оружие в неограниченных количествах. Есть даже тяжелое и если оно попадет в чьи-то руки, беды не миновать.

– Согласен. Запасы, по возможности надо вывозить, оружие уничтожать.

– В том то и дело, что проехать невозможно. Мы сами еле проехали, чуть было не застряли. Да и далеко это, вот тут, – Варяг показал на карте.

– Ого, – мне оставалось только удивляться, – вы и сюда добрались?

– Маршрут по ходу движения перестраивать приходилось. Немного отклонились.

– Совсем чуть – чуть, два лаптя по карте, – сказал я без претензий, сам знал, как иногда приходится петлять в рейде. – Как думаешь, много таких выживших?

– Трудно сказать, думаю в общей сложности, не меньше, чем в наших городах. Что будем делать?

– Пока не знаю. Думать будем.

Я, действительно, не знал, как в этом случае поступить. С одной стороны люди выжили и, на первый взгляд, в помощи не нуждались. Как обстоит дело в реальности, неизвестно. Чтобы установить контакт с ними и вникнуть в ситуацию потребуется время. Судя по количеству отметок на карте, на это потребуются люди и время. Много времени, которого не было. Запасы пока позволяли расширить анклавы, но не безгранично. Кроме того, дороги стали непроходимыми, за исключением тех, которыми мы пользовались. Был и еще один вопрос, который все чаще меня беспокоил. Он был о способе выживания. Я уже неоднократно имел возможность убедиться в том, что выживать можно по-разному. Если для этого им пришлось грабить или убивать всех, кто попадался на пути, то таким людям в проекте не место, как и на Земле. Иллюзий на этот счет я уже давно не питал.

После этого разговора Варяг согласился на оздоровление и присоединился к своей группе. Его информация тщательно изучалась. Совет к единому решению не пришел. Высказывались разные предложения. От организации рейдов до возобновления работы убежищ, объектов категории «С». Для их выполнения не было возможностей. Уже сейчас проект находился на пределе прочности. Выводы Водолея были однозначные. По его расчетам на поверхности оставалось людей не больше, чем в городах и колонии. Часть из этих людей одичала и не имела никаких перспектив. Из оставшихся половина могла представлять серьезную угрозу для проекта. Открытым оставался вопрос по поводу другой половины. Таких по расчетам было не более ста тысяч человек. За каждой из этих цифр стояли конкретные люди. Мы имели все шансы увеличить количество участников в полтора а то и в два раза, но возможности для этого были ограничены. Сошлись на том, что необходимо искать таких людей, устанавливать с ними связь и предоставлять информацию о закрытых городах. На месте смогут разобраться в каждом конкретном случае. Через сеть стационарных станций Водолей начал активно прослушивать радиоэфир и анализировать. При выявлении перспективных групп, с моего разрешения выдавать координаты ближайшего города. С главами городов это было согласовано. В любом случае, если бы встал выбор кого включать в проект, иностранцев или соотечественников, то мой выбор был бы очевиден. Они имели на это первоочередное право.

Через несколько дней на связи был Хабаровск. Вместо ожидаемого капитана Терентьева на экране возникло лицо Джулии.

– Добрый день, – поздоровался, осознал свою ошибку и перешел на английский. – Джулия, рад Вас видеть.

– Добрый день Константин Сергеевич, это не обязательно я хорошо говорю по-русски. Мои родители когда-то жили в России. Мы решили присоединиться к программе.

– Хорошо, только никакой информации от Вас так и не поступило.

– Вы меня не так поняли. Со мной всего двадцать человек. Желающих было больше, но уйти удалось только нам.

– Помощь нужна?

– Спасибо, нас встретили и разместили. Только оружие отобрали и вещи.

– Таковы правила. Ваши вещи будут уничтожены, а оружие теперь вам ни к чему.

– Но там дорогие мне вещи…

– Они Вам дороже жизни? Если вы захотите покинуть убежище, Вам их вернут и оружие тоже, если не успели еще уничтожить.

– Нет, нет, вы правы. Черт с ними, – она разволновалась. – Что нам теперь делать?

– Давайте по порядку. Что там у Вас произошло?

Я предпочел бы с ней поговорить лично, но такой возможности в ближайшее время не предвиделось. Поэтому наш сеанс видеосвязи обещал быть продолжительным.

– После Вашего предложения наша община раскололась надвое. Дело могло закончится вооруженным конфликтом. Надо понимать, что у нас недавно закончилась война между Севером и Югом и возобновления конфликта никто не хочет.

– Об этом конфликте можно подробнее, сами понимаете, у нас возможности не было отслеживать, что там у Вас происходит.

– Я не люблю вспоминать эти события, но если Вы настаиваете…

– Это не простое любопытство, Джулия. В двух словах, если можно.

– Хорошо. Я попробую, но за достоверность информации ручаться не могу. Поскольку спутники перестали работать, а связь отсутствовала, на восстановление событий после апокалипсиса у нас ушло больше двух лет. В результате катастрофы и последующих катаклизмов, наш континент раскололся надвое. Точнее сказать, откололась южная часть материка. По линии разлома воды океанов соединились, затопив значительные территории. Никто не сомневался в том, что именно вы виноваты в катастрофе и первыми нанесли удар. Об этом говорили немногие уцелевшие из военных. Даже не смотря на наличие большого количества убежищ, наследия холодной войны, из южных штатов выжить удалось немногим. Они объединились с анклавами Мексики и Кубы и после начала зимы мигрировали на север страны. Канада меньше всего пострадала от ядерных ударов, но радиоактивные осадки и лесные пожары сделали территорию непригодной для проживания. Беженцы с северных штатов мигрировали в Канаду, где объединились с беженцами с Аляски. На территорию Аляски пришлось несколько мощных ядерных ударов по военным и стратегическим объектам. В результате две волны беженцев встретились недалеко от границы Аляски и Канады. Это случилось полтора года назад. К этому времени в каждом из объединений установились свои правила. Камнем преткновения стал небольшой город, который мог вместить ограниченное количество людей. Он был не тронут катастрофой. Местные жители готовы были принять беженцев, но не всех. Договориться не удалось. Следующие шесть месяцев город переходил несколько раз из рук в руки, в результате чего был почти полностью разрушен. Стороны заключили перемирие, а потом мирный договор. Была образована Федерация государств Северной Америки. В нее входит один город и несколько поселений.

При этих словах Джулии я подумал, что ослышался, решил уточнить.

– Сколько человек в Федерации? У Вас есть такие данные?

– Около десяти тысяч человек.

– У нас в одном городе в четыре раза больше, – не удержался я от комментария.

– Значит, Вам повезло больше, – согласилась она.

– Еще анклавы есть? Не может быть, чтобы уцелело так мало. А канадцы?

– Жители Канады оказались не готовы. Их осталось совсем мало. Насчет других анклавов мы не знаем. Пока это все что есть. Первое время мы тоже надеялись, но после двух лет поисков, надежды не осталось. Да и наша первоначальная численность была в десятки раз больше. Не многим посчастливилось выжить. Хотя это вопрос спорный. Только в ходе войны Севера с Югом численность сократилась в полтора раза. Это не считая болезней и голода. Теперь вы понимаете, почему мы не смогли выполнить ваши условия?

– А какое отношение к Вам имела группировка, которая была нами уничтожена в Хабаровске?

– Никакого. Мы с ними ни разу не встречались. С ними удалось установить связь по линии военных. Они сообщили, что направляются в Китай и Россию искать пригодное для жизни место и обещали сообщить, если такое найдут. Насколько я понимаю, в их числе были несколько человек или подразделение с нашей военной базы в Японии, но до нас они не дошли бы и выбрали ближайшую точку. Наше командование связывало с их военным походом большие надежды.

– А заодно лишили надежды многих, кто мог бы жить, – добавил я.

– Мне очень жаль…

– Это не ваша вина. Оставим это. Какие у вас планы? Чем рассчитываете заниматься?

– А у нас есть выбор? Мы же вроде Ваши враги, пусть и бывшие, – голос у нее был обреченный.

– У нас нет врагов. Есть те, которые считают себя такими или сами ставят себя в такое положение. У нас другие задачи. Итак?

– Вы говорили о программе колонизации Марса, мы хотели бы принять в ней участие.

– В эту навигацию Вы не успеете. Я вам предложил бы пока остаться в Хабаровске и осмотреться. У Вас будет больше года, чтобы принять окончательное решение.

– Хорошо, нас это тоже устраивает, – она была вынуждена согласиться.

Разговор закончился. На самом деле мне не составило бы труда включить их в список колонистов. Доставку в центр можно было бы организовать. Со дня на день будут готовы посадочные полосы в Хабаровске и Сибирске. Но расчет был другой. Я ждал, что за этой группой последуют другие, после того как убедятся, что проект работает и ничего им не угрожает. Для этой цели можно будет устроить сеанс видеосвязи. Кому они больше поверят, мне или своим соотечественникам? Вот на это я и рассчитывал. Для меня это был вопрос принципиальный. Пусть не сразу, постепенно, по мере расширения проекта я надеялся, что в него войдут все, кто пожелает и будет полезен. Для разработки конкретных планов пока было слишком мало информации. Мы до сих пор не знали, что происходит в Европе, Азии, Африке, Южной Америке и Австралии. Другими словами не владели и десятой долей информации о том, что происходит на Земле. Возможности Водолея, пока поверхность укутана плотным слоем облаков, сильно ограничены, а посылать людей в неизвестность за призрачной надеждой, я себе позволить не мог.

Сейчас меня заботило другая проблема. Теперь я понимал Виталия Семеновича, когда он выбирал заместителя. Мне он тоже был необходим. Лучшей кандидатуры, чем Варяг, я не видел. Андрей Николаевич, с одной продолжительной вахтой в послужном списке, подходил для этого как никто другой. С первых дней после катастрофы он находился в центре событий, не раз и не два рисковал собой для выполнения основной задачи. Один только первый рейд в Хабаровск чего стоил. Поэтому я не сомневался, не знал только, как он сам к этому отнесется. Я навестил его сразу по выходу из капсулы. К моему предложению он отнесся спокойно, только спросил:

– Командир, какая в этом необходимость?

– В первую очередь, – моя личная заинтересованность, – не стал я скрывать.

Он внимательно посмотрел на меня, пытаясь определить, шучу я или нет. О личных интересах давно уже все забыли и не вспоминали. Я же продолжил.

– Я заинтересован в том, чтобы в периоды моего отсутствия, проект оставался под полным контролем.

– Планируется что-то глобальное? – глаза Варяга загорелись.

– Пока нет, но по окончании навигации нам необходимо возобновить вахты.

– Даже так? – он был удивлен. – Я считал, что это было необходимо только до катастрофы. Какая задача будет на этот раз?

– Задача та же, контролировать выполнение программы. Программа охватывает не только первое время после катастрофы. Наша задача не только обеспечить выживание максимального количества людей, но и исключить саму возможность ее повторения. Официально программа будет закрыта, но на самом деле будет продолжаться столько, сколько необходимо для становления цивилизации.

– Вот как? И как это будет выглядеть на практике?

– После отправки последних грузов и колонистов, мы все уйдем на вахту, включая и персонал, который захочет остаться в убежище. У нас есть вариант, ждать окончания зимы и постепенно расходовать запасы. К концу зимы эти запасы закончатся и мы уже никому не сможем помочь. Либо вариант второй. Протокол «Ноль» сроком на семь лет. При необходимости или возникновении угрозы проекту, Водолей выведет нас с вахты. Все это время он будет контролировать развитие с помощью вспомогательных модулей. Вся информация будет поступать непосредственно мне во время вахты. Остальные будут использоваться в качестве наблюдателей. Обо всем подробно ты сможешь узнать, если согласишься стать моим заместителем. Вся необходимая информация будет загружена в режиме гибернации.

– Неужели мы больше ничем не можем помочь тем, кто еще остался на поверхности?

– К сожалению, уже нет. Спасательная часть проекта себя исчерпала, запасы на исходе. Дальнейшее расширение поставит проект под угрозу. Я не говорю, что это произойдет завтра. До тех пор пока идет навигация, мы по-прежнему будем принимать беженцев и переселенцев, будем отправлять колонистов, но потом, времени на раздумье уже не будет. Мало того, если за это время обнаружатся группы или анклавы, готовые к нам присоединиться, они будут включены в проект.

– А если такие обнаружатся во время вахты?

– Такие группы примут города. В любом случае, если что-то пойдет не так, мы об этом узнаем первыми.

– Мне нужно подумать, – заявил Варяг.

– Хорошо, – я не рассчитывал, что он сразу согласится, решение было ответственным, да и другие варианты тоже были.

О своем положительном решении он сообщил только через неделю, после чего погрузился в капсулу на трое суток. После окончания лечения отобрал еще двоих наблюдателей. Майор Синицын с молодой женой изъявил желание вернуться в Хабаровск. Учитывая последние события с разгерметизацией убежища и осадой, я мог только приветствовать такое решение. Еще двое из состава группы убыли в Новогорск и Сибирск. Основной их задачей была охрана генератора поля и вспомогательного модуля искусственного интеллекта, на руководящие должности они не претендовали. Таким образом, было уже пять наблюдателей на вахте и трое на местах.

К концу навигации убежище опустело окончательно. Оздоровительные программы завершились. Исключение составляли семьи адаптантов и немногочисленные молодые семьи, которые занимали минус третий уровень в жилом секторе медицинского блока. Их пребывание в центре ограничивалось декретным периодом в три месяца. Никто из них не хотел оставаться в убежище на длительный срок до трех лет. Обстановка в городах была для них безопасна, а длительное пребывание в убежище тяготило. Я их понимал. Обслуживающий персонал сократился до довоенного уровня. Кто-то из них принял участие в программе колонизации, остальные вернулись в города. Только научный отдел оставался в расширенном составе, проводя многочисленные исследования. Началась подготовка к выводу физического носителя Водолея на орбиту. Я не исключал возможности, что Омега–центр может постигнуть судьба убежища в Хабаровске. В этом случае, из-за защитного поля Водолей оказался бы в изоляции. На орбите такая угроза отсутствовала. Шесть вспомогательных модулей были размещены на значимых объектах программы, включая центр, города и колонии. С их помощью проходил сбор и анализ информации.

Мое настроение к концу третьего года после катастрофы стремительно ухудшалось. Это никак не было связано с программой. Становилось очевидно, что Алена не успевает завершить первоочередные дела в колонии и возможности увидеть ее и сына в ближайшее время не предвидится. Мало того, мне самому предстояло уходить на длительную вахту, о чем она пока тоже не знала. Сообщать ей об этом раньше времени я не хотел. Регулярные сеансы видеосвязи не могли заменить полноценного общения, и в перерывах между повседневными делами я постоянно думал о них. По информации, поступающей с колонии и базы, можно было сделать выводы о том, что программа колонизации развивается успешно.

Результаты поиска Водолеем других, малочисленных групп выживших были не столь однозначны. Во-первых, их оказалось не так много как ожидалось. Во-вторых, половина из обнаруженных групп была отнесена им к деструктивным по результатам радиоразведки и прослушивания. Другая половина находилась на значительном удалении и возможности их эвакуации в ближайшем будущем не предвиделось. Главным результатом этой работы стало обнаружение сравнительно многочисленного анклава выживших на побережье Балтийского моря. Судя по координатам, береговая черта значительно сместилась в сторону континента. Новый берег стал центром притяжения выживших со всей европейской части в пределах транспортной доступности. Последующий голод заставил беженцев двигаться к морю. Уровень заражения акватории был намного слабее окружающего фона. Море избавлялось от радиации быстрее, чем поверхность суши. Кроме того была надежда на то, что морские биоресурсы помогут пережить голод, который к этому времени охватил уже всю Европу. Те, кому посчастливилось выдержать путь к морю и обойти многочисленные зоны заражения, создавали стихийные общины по национальному и другим признакам. При этом неизбежно возникали конфликты. Люди, оказавшиеся в диких условиях, отчаянно боролись за среду обитания. Голос разума все-таки взял верх. Сначала несколько общин объединились в анклав, потом их примеру последовали остальные. Демократия осталась в прошлом. Было введено военное положение, а потом установлена военная диктатура. Как не странно именно русский язык стал языком межнационального общения, а беженцы из России составляли едва ли не половину от тридцатитысячного анклава Европы, которой стал именоваться Европейским Содружеством. Аналогичная картина наблюдалась на побережье Средиземного и Черного морей. С тем исключением, что новое образование именовалось Халифатом.

По прошествии трех лет мне было очевидно, что самым многочисленным объединением оставалась программа Омега. Вместе с тем, на арене появились Федерация, Империя, Халифат и Европейское Содружество. Каждое из этих образований имело разные шансы на выживание, но объединяло их одно. Я не сомневался, что они пойдут по уже проторенной дороге государственного строительства, а значит шансы на возникновение новых конфликтов и войн остаются прежними. Для того чтобы оправиться от потрясения потребуется время, потом история повторится. В течении двух недель научным отделом совместно с Водолеем был подготовлен пакет данных, который включал в себя наиболее важную информацию о катастрофе и прогнозы развития, а также сообщение Галактики. Этот пакет по обезличенным каналам был успешно принят всеми крупными анклавами. В распоряжение этих анклавов были выделены спутники связи и изолированные каналы связи с Водолеем на правах пользователей. Теперь главы образований могли запрашивать интересующую их информацию по своему региону. В сообщении не раскрывались координаты городов и центра, а так же существование программы колонизации планет. На какое-то время эфир полностью замолчал. На обработку информации требовалось время.

Первым нарушил молчание представитель Федерации государств Северной Америки. Уже знакомый Адам Смит выдвинул обвинения в присвоении орбитальной группировки и в ультимативной форме потребовал вернуть контроль над спутниками законному владельцу. Я не стал тратить на него свое время, предоставил такую возможность Водолею. В течение трех часов Водолей изложил аргументированный ответ, после чего Федерация лишилась последнего спутника, оставался только канал связи с Хабаровском. Европейское Содружество выразило готовность содействовать проекту, но больше всего их интересовало на какую конкретную помощь они могут рассчитывать. После того как они выслушали мой ответ, оптимизма поубавилось. Тем не менее, через несколько дней они вышли на связь, после чего стали поддерживать связь регулярно, предоставляя интересующую информацию Водолею, получая взамен его помощь. Империя молчала дольше всех, китайцы не торопились с выводами. Только через неделю они вышли на связь. Общий смысл их высказываний можно было свести к выражению готовности к сотрудничеству на взаимовыгодной основе. Вместе с тем они предупредили о недопустимости враждебных действий. Их численность по-прежнему оставалась тайной, как и возможности. Заверения в дружбе означали только одно, они согласны были сохранять нейтралитет. Кроме того, в ближайшее время было согласовано посещение их посольством убежища в Хабаровске. От Халифата ответа не поступило. Ни упреков, ни благодарности за информацию. Возможно их совершенно не устраивала новая реальность, а может быть были заботы важнее.

Последние приготовления к отправке Водолея на орбиту были завершены. После взлета челнока с грузом на борту потянулись часы ожидания. Профессор сильно нервничал. Неудачная операция по выводу на орбиту Водолея могла сильно усложнить жизнь не только в центре, но и в колониях. О том, что Водолей предпринял меры предосторожности со своей стороны, я профессору говорить не стал. Весь объем данных был им равномерно распределен по вспомогательным сферам. В таком состоянии он мог бы существовать до тех пор, пока не будет создан дубликат носителя. Такая предусмотрительность с его стороны меня не шокировала. Я уже давно воспринимал его как живой организм, а любому живому существу свойственно опасаться за свою жизнь. Меня бы больше удивило, если бы Водолей таких мер не предпринял. Через шесть часов он доложил о том, что занял геостационарную орбиту и завершил процессы отладки связи.

Глава 6. Эвакуация

Семь лет. Прошло долгих семь лет, прежде чем в непроницаемой пелене серых облаков, укутывающих землю, стали появляться бреши, а потом они стали расширяться и объединяться. Впервые за долгие годы солнечные лучи озарили поверхность планеты. Сначала редкие, а затем все более продолжительные солнечные дни дарили надежду на окончание ядерной зимы. За эти годы я дважды погружался в капсулу и каждый раз находились более чем веские причины для моего выхода из стазиса.

В первом случае, три года назад это было связано с прибытием десяти челноков, оборудованных генераторами поля. Командор сдержал свое обещание. В течении следующих месяцев происходил облет и ликвидация эпицентров по всей планете. Большая часть из них была очищена. Всей этой программой руководила Алена и Водолей. За это время мы виделись с Аленой всего три раза. Челноки редко возвращались на землю. После ликвидации очередных эпицентров, они оставались на орбите, где происходило дальнейшее распределение целей. В каждом случае сначала отправлялось предупреждение о намерениях, что было мерой излишней, но необходимой. Каждый раз приходилось сталкиваться с выражением недовольства со стороны выживших. Эфир то и дело взрывался угрозами и пожеланиями скорой и мучительной смерти. Как правило, после ликвидации одного или двух эпицентров эти угрозы стихали, а потом шли запросы о помощи с указанием более точных координат. Помимо вполне очевидного эффекта от ликвидации последствий был еще один, неожиданный результат. Нам удалось доказать, что мы не только живы, но и делаем все, чтобы ликвидировать последствия катастрофы, а заодно даем надежду на выживание. Активизировались переговоры о присоединении к программе на пути которых было только одно препятствие – невозможность эвакуации. Наши города были готовы принять всех, но как к ним добираться, выжившим предстояло решать самостоятельно.

Второй выход из капсулы был вызван прибытием Виталия Семеновича, в связи с расширением международной части проекта. К этому времени отчаянные головы из числа выживших иностранцев значительно разбавили число участников программы. Возник вопрос о национальном самоопределении. Все иллюзии на этот счет были разрушены. Никто не запрещал причислять себя к той или иной группе, но когда речь шла о выживании, эти вопросы предложили решать самостоятельно. Всех, кого не устраивало такое решение, могли в тот же день покинуть программу, некоторые из них так и поступили. При наличии более важных проблем и вопросов, требующих немедленного решения, никто не собирался заниматься решением национальных вопросов. Позиция была простая: либо вы участвуете в программе на общих основаниях, при этом забываете о личных, национальных, классовых и других амбициях, либо реализуете свои амбиции вне программы.

В этот раз видимых причин для выхода с вахты не было, если не считать надписи на мониторе:

«Протокол «Эвакуация» запущен. Инициатор: Водолей. Одобрено: Советом проекта «Омега» – единогласно. 1 апреля 2030 РХ, 10 НВ, 12:00».

– Это что? Первоапрельская шутка такая? – обратился я к профессору и Варягу, находящимся в комнате боевого дежурства. – У меня нет об этом никаких сведений.

– Загрузкой данных злоупотреблять не стали, – как всегда непонятно заговорил Михаил Дмитриевич.

– С Днем Рождения, Константин, – вмешался Варяг. – В этот раз придется по старинке.

Через час я готов был их выслушать. Мы были в комнате для совещаний, и судя по всему, решение было уже принято без меня.

– Плохие новости Константин Сергеевич, – хмуро сообщил Варяг.– Убежище в Хабаровске мы потеряли окончательно.

– Как это произошло?

– До конца неизвестно. Три дня назад с ними был последний сеанс связи, эпидемия, – коротко сообщил он и посмотрел на профессора.

– Спасибо, Андрей Николаевич, я продолжу, – слово взял Михаил Дмитриевич. – Неделю назад они приняли группу с поверхности, поместили их в изолятор. На следующий день начали заболевать люди. Все уровни были изолированы, но оказалось, что уже поздно. Скорее всего, мы имеем дело с неизвестным заболеванием, вызванным мутацией вирусов или бактерий. На всех объектах программы объявлен карантин. Скорость распространения и продолжительность болезни позволяет предположить, что выживших в убежище Хабаровска нет. Все данные переданы Водолею. Он рекомендовал начать немедленную эвакуацию. С Ларионовым согласовано. У нас меньше года, чтобы провести эвакуацию в колонию.

– Все настолько серьезно?

– Именно. Ядерная весна наступила раньше, чем мы рассчитывали. Скорее всего, это вызвано загрязнением снежного покрова. Поверхность планеты нагревается сильнее, начинается таяние льда. Это могло привести к распространению мутировавших за десять лет вирусов и микроорганизмов. А теперь представьте себе их активность и живучесть, если они смогли пережить ядерную зиму, радиацию и химическое заражение. Только этим я могу объяснить такую скорость распространения, практически без инкубационного периода. Помните молодого человека, которого Андрей Николаевич доставил из рейда?

– Такое трудно забыть.

– Так вот, это была начальная форма. Судя по получаемым нами изображениям с камер наблюдения, в результате заражения погибли не все, но те кто выжил, стремительно теряют человеческий облик. Виталием Семеновичем принято решение о дистанционном уничтожении убежища вместе с генератором поля.

– Какой в этом смысл?

– Даже если мы накроем убежище сплошным полем в боевом режиме, это не поможет. В убежище достаточно мертвых, чтобы обеспечить кормовую базу для измененных. Сколько они смогут существовать в таком виде, мы не знаем. Вспомните тот образец, который был доставлен из рейда…

– Профессор, вы говорите о людях, – напомнил я, он смутился.

– Извините, Константин, это уже не люди. Можете сами в этом убедиться, – он включил запись трансляции.

Что происходит на темном экране, было не разобрать. Метались какие-то тени, крики, стрельба. Во время вспышек мелькали искаженные злобой и перепачканные кровью лица монстров в человеческом обличье и лохмотьях, отдаленно напоминающих одежду.

– Выключите это, я потом посмотрю, – профессор выключил панель и продолжил:

– Так во всех помещениях на всех уровнях. Сегодня там все закончилось, изредка наблюдаем движение, но на связь никто не выходит. Судя по их виду, они пытаются снять с себя одежду, но не знают как. Они полностью потеряли разум и находятся во власти инстинктов.

– Все мы, намного раньше, потеряли разум, – сказал я для себя, но профессор услышал.

– Согласен с Вами, но сейчас нужно принимать окончательное решение.

– Я против нанесения ядерного удара… – мне не дал закончить Варяг:

– Ядерный удар не потребуется. У нас есть возможность управления генератором поля через Водолея.

– И что это нам даст?

Профессор изложил подробности:

– Мы расширим поле до критических значений и разбалансируем его. В результате взрыва, образуется плазменная сфера, которая уничтожит убежище и генератор с минимальным загрязнением продуктами горения.

– Мне нужно подумать. Сколько времени есть?

– Чем быстрее, тем лучше, – сказал Варяг, – у нас есть картинка со спутника. Показать? – я кивнул, соглашаясь.

На экране появился вид из космоса. Масштаб стал стремительно увеличиваться, и через минуту на экране было убежище. С нескольких сторон к нему вели накатанные дороги.

– Организуйте наблюдение, обо всех изменениях докладывайте немедленно. Сейчас мне надо побыть одному.

Пред уходом профессор остановился:

– Костя, если это не сделать, то последствия могут оказаться хуже, не затягивай.

– Я понял.

Через полчаса просмотра записей, в надежде обнаружить хоть одного уцелевшего, я отдал команду на уничтожение. На мониторе я наблюдал, как красная полусфера поля стала стремительно расширяться, захватывая все новые территории, а потом в ее центре возникла ослепительная вспышка – маленькое Солнце и все было кончено. Какое-то время оседала пыль, и на месте объекта, который помог спасти не одну тысячу жизней, стала видна гигантская воронка. У меня была сотня вопросов, и я связался с Водолеем.

Оказалось, что эпидемия не единственная причина для эвакуации. С началом Ядерной весны обстановка становилась хуже, чем в первые дни после катастрофы. По его оценкам в ближайший год – полтора, две трети суши станут непригодными для проживания из-за повышения уровня мирового океана, начала периода паводков и образования болот. За это время земля промерзла на несколько метров и не пропускала талые воды. Если учесть количество зараженных территорий, то останутся только островки условно пригодные для жизни. В этом реликтовом бульоне жизни будут развиваться новые и до сих пор неизвестные науке микроорганизмы и формы жизни. Планета будет меняться, а биосфера будет подстраиваться под новые условия существования. В таких условиях Водолей был вынужден снизить вероятность положительного исхода до критически низких значений. Другими словами сложные организмы, каким и является человек, в таких условиях выжить не способны. Оставался только один выход – скорая и полная эвакуация.

После восстановления прозрачности атмосферы у Водолея появилась возможность отслеживать через спутники почти всю поверхность планеты. Окончательный итог был в процессе формирования, но он уже замечал признаки начала эпидемии в других районах. Регулярные сеансы связи прерывались. Звучали призывы о помощи, которые через сутки или двое прекращались. Все эти данные он, нисколько не заботясь о моем состоянии, вываливал на меня. В какой-то момент я перестал осознавать, где нахожусь и понимал только одно, начался второй круг ада. Чтобы прийти в себя потребовалось время, после чего вызвал Варяга и профессора, Мы продолжили совещание, больше похожее на военный совет в разгар сражения.

– По распоряжению Ларионова начата подготовка к эвакуации городов, – продолжал заместитель. – Первый на очереди – Сибирск, как самый близкий к известному источнику заражения, затем Новогорск. Для временного размещения подготовлены два полевых лагеря, недалеко от убежища, они же станут пунктами оказания первичной помощи и пунктами фильтрации. Главная задача – во время эвакуации не допустить случаев заражения в Омега-центре, а тем более в колонии. Наблюдатели получили команду сниматься с мест с последней волной беженцев или при первых случаях заражения. Терентьев и Синицын погибли, остальными мы рисковать не в праве.

– Согласен. Порядок эвакуации и очередность определили? Главный вопрос: сколько человек мы сможем эвакуировать за одну навигацию?

– Очередность определена планом на этот случай. Сначала семьи, женщины и дети, потом все остальные. Колония и база делают все, что от них зависит, но эвакуировать сможем не более тридцати тысяч человек. Это максимум.

– Это даже не половина, – подвел я итог.

– Четверть, если быть точным, – уточнил профессор.

– Они оповещены?

– Они оповещены только о карантине. Во избежание паники, об обстановке знают только Главы городов и Наблюдатели. Формируются списки для эвакуации. Сначала желающие, потом как предусмотрено планом. Несколько общин решили покинуть города. Препятствовать им не стали, – ответил Варяг.

– Они знают об угрозе заражения?

– Нет. Я не могу решать кому жить, а кому умереть, – вспылил Варяг. – Одно то, что был объявлен карантин, а они не подчинились, снимает с меня всякую ответственность. Это их решение.

– Я согласен с Андреем Николаевичем, – поддержал его профессор. – Если сообщить всем, то через неделю здесь будет сто тысяч человек, и что тогда прикажешь делать? В панике погибнет больше людей. Согласен?

– Значит надо дождаться второй навигации…

– Исключено. Если Водолей прав, то через год выживших не останется. Кроме того с отбытием последнего транспорта будет объявлен бессрочный планетарный карантин.

– Когда прибывает первый транспорт?

– Через десять дней, – уже успокоившись, ответил Варяг. – Принимай руководство и командуй.

– Считай, что принял. Выводи подразделение с вахты. Готовим две группы по три человека, третья в резерве. Задачу получите позже.

Это совещание с небольшими перерывами длилось до вечера. К нам присоединились сначала комендант, а потом и руководители всех отделов и служб. Наступила последняя спокойная ночь в убежище. Спокойная для всех, кроме меня. Я знакомился с отчетами и данными Водолея, начинал понимать, в каком отчаянном положении мы находимся. Окончание ядерной зимы, которого все с нетерпением ждали, принесло с собой угрозу страшнее радиации. Радиацию можно было хотя бы измерить, а как бороться с инфекцией? Знать бы еще с какой. Разработку вакцин на основе образцов, взятых почти десять лет назад, профессор забраковал сразу. За это время, по его словам вирус мог полностью мутировать. Да и не было в тех образцах неизвестных вирусов, кроме гремучей смеси уже известных. Тогда он решил, что произошла утечка в какой-то из научных лабораторий Урала, но схожие симптомы говорили теперь об обратном. При этом он неизбежно углублялся в философские размышления по этому поводу, что для меня сейчас было не интересно. Мне надо знать, как с этим бороться или, по крайней мере, сколько времени потребуется чтобы пережить эпидемию в изоляции, а в лучшем случае добыть образцы вируса. На этом и сосредоточился.

На следующий день мы готовились к рейду. Я с Пегасом и Ильей – в Новогорск, Леший, Сургут и Филин – в Сибирск. Тратить время на то, чтобы еще кого-то вводить в курс дела времени не было, поэтому после двух дней сомнительного отдыха Варяг принял командование Омега-центром, чему был не сильно рад, но возражать не стал. В его распоряжении остались Бугай и Есаул, в готовности поддержать любую из наших групп, если такая необходимость будет. Вечером мне удалось пообщаться с Аленой, появилась связь. Она не могла скрыть своей тревоги и избегала задавать прямые вопросы, кроме одного: «Собираюсь ли я эвакуироваться?». На этот вопрос у меня однозначного ответа не было. Я не знал, как будут разворачиваться события на Земле. Бросить проект я не могу, и она это прекрасно понимала.

На мою просьбу поговорить с сыном, она заявила, что он на тренировочной базе с другими адаптантами и скоро должен приехать на каникулы. От подробных рассказов о том, что это за тренировочная база, она воздержалась. Единственное что удалось узнать, это то, что проект «Ковчег» продолжает работу. Руководит им один из замов Ларионова, который раньше был его правой рукой и советником. В остальном для меня это оставалось тайной, покрытой мраком. Разговор продолжался около часа, после чего связь пропала, что было явлением обычным. Настаивать на повторном соединении я не стал, впереди меня ждал трудный день, да и разговор уже подходил к завершению.

Экспедиция в города началась. Яркое солнце над головой не радовало. В боевых скафандрах мы даже не ощущали его тепла. Эта весна была далека от обычной. Не было радостного щебетания птиц, они просто не смогли выжить. Не было набухающих почек на деревьях, на их месте были только обгоревшие остовы и пеньки. Не было ничего, что радовало бы глаз и вселяло уверенность на то, что планета восстановится после катаклизма. Вокруг грязь и серость, толстый слой снега покрыт пеплом, которого по мере таяния становится все больше. Не смотря на предпринятые меры по очистке, слабый уровень радиоактивного заражения сохранялся. С талыми водами радиоактивные частицы почти равномерно распределялись по поверхности земли. Особую опасность стали представлять реки и низины, где скапливались талые воды. Некогда расчищенная дорога теперь представляла из себя желоб, больше похожий на сточную канаву, по которой устремился поток грязной жижи. Временами глубина этого потока была больше метра. Для меня было очевидно, что это не предел.

На подъезде к первому поселку Пегас резко затормозил. Причину этого я уже и сам видел. Жуткое зрелище. Околица небольшого, по прежним меркам, поселка была усеяна трупами. Из-под снега торчали конечности, тут и там виднелись обрывки одежды. Нам открывалось то, что до сих пор было скрыто под толстым слоем снега и мерзлоты. Казалось, что все они были жертвами не ядерной катастрофы, а лютого холода, разом накрывшего огромную территорию. Остановка была долгой, к этому надо было привыкнуть. Не дожидаясь от меня команды, Пегас продолжил движение и вскоре поселок остался позади. Только после этого Сомов заговорил:

– Командир, как хочешь, но в поселках нам делать нечего.

Я был полностью с ним согласен, Илья, судя по всему, тоже. Еще перед выездом, мы договорились, что за пределами боевой машины будем находиться постоянно в скафандрах. Только так мы сможем уберечься от возможного заражения. После того, что увидели в поселках, только убедились в правильности такого решения. Следующие несколько поселков проезжали не останавливаясь, отдыхали по очереди.

– Командир, дорога перекрыта, – сообщил Пегас, останавливаясь и сдавая назад. – На засаду похоже.

В самом деле. На дороге был устроен завал из остовов двух машин и покрышек. И это в непосредственной близости от города. Ярко-красный купол защитного поля уже угадывался на горизонте. Сам по себе этот завал возникнуть не мог. Команд отдавать не требовалось. Илья занял место стрелка-оператора. Пегас оставался водителем-механиком и готовился прикрывать меня в случае необходимости. Мне оставалось только выйти наружу и разведать обстановку.

Система обнаружения целей скафандра сработала на опережение. Это действительно была засада. За завалом укрылись двое. По разным сторонам от дороги обнаружилось еще с десяток целей. Я даже не стал включать режим маскировки. Бесполезно, зато в момент начала столкновения смогу его использовать с максимальной эффективностью. Однако нападения не последовало. От завала ко мне направлялся человек в прорезиненном костюме и противогазе. Автомат на ремне. Подошел, остановился.

– Знаешь кто мы? – я решил взять инициативу в свои руки.

– Догадываюсь, – прозвучал ответ, приглушенный фильтрами противогаза.

– Тогда, что это все значит?

– А то и значит, вас только и поджидаем. Нас в город не пускают.

– Город закрыт на карантин, а вы кто такие?

– Из рыбачьего поселка мы, из артели.

– И где Михалыч? Почему раньше в город не ушли?

– Это.. Помер Михалыч, а мы сначала не хотели в город, потом передумали. Все-таки семьи у нас.

– Ясно. Сколько человек?

– Полсотни. Может, замолвите слово за нас? Если нас не пустят, то, может быть женщин и детей? Как человека прошу, командир. Мы, если что сами как-нибудь.

– Постараюсь, но не гарантирую. Зови своих, завал разбирайте.

Пока они растаскивали завал, я связался с Новогорском, узнал, что можно сделать для оставшихся за пределами города людей. После долгих переговоров, вариант был найден. За пределами купола был развернут пункт эвакувции – несколько палаток армейского образца. Под присмотром бригады медиков там разместили на карантин желающих попасть обратно в город. Нам тоже пришлось терять сутки на карантин. На этом настоял Глава и был прав.

***

С момента прибытия мы оказались под пристальным вниманием. За время после начала карантина мы были единственными, кто пришел из-за периметра. Размещением семей из рыбачьего поселка занялся один из заместителей Седого. После необходимых процедур по очистке, меня пригласили в кабинет, где помимо самого Главы и Семенова находился Совет в расширенном составе. Дальше скрывать обстановку необходимости не было. После моего монолога повисло длительное молчание. Никто не ставил под сомнение необходимость эвакуации, вопрос был только в ее очередности и сроках. К моему немалому удивлению, эвакуироваться захотели не все. Потом заговорил Семенов:

– Я думаю, что планы придется пересмотреть. Не ошибусь, если скажу, что не все горожане захотят покидать Новогорск. Принуждать мы никого не будем, да и сам я, честно сказать, никуда не собираюсь. Мы пережили ядерную катастрофу и это переживем. Не в моем возрасте начинать жизнь заново. Убеждать никого не буду, но и мешать не стану. Каждый должен определиться сам.

Я тоже не хотел никого уговаривать, хотя бы из тех соображений, что эвакуировать всех мы не сможем, но всю степень опасности они должны осознавать, поэтому я продолжил:

– Согласен. Время для того чтобы определиться есть, составление списков очередности полностью в вашем ведении. Об эпидемии и уровне опасности вы должны предупредить всех. Первая группа должна быть готова через три дня.

Какое-то время собрание продолжалось, постепенно входя в деловое русло. Необходимо было позаботиться о консервации городских и жилых объектов, создании запасов на время до эвакуации, снабжении колонн. У Семенова в этом плане был большой опыт. Он раздавал указания и помещение стремительно пустело. Время от времени вмешивался Андрей Анатольевич, уточняя задачи.

Дальнейшее наше участие сводилось к минимуму. Сопровождение колонн ложилось на подразделения самообороны Новогорска. Появилось время осмотреться. Сомов с Ильей пропадали в городе, возвращаясь только на ночевку в гостиницу, где нас разместили. После очередного возвращения из города Михаил пребывал в задумчивости, что не укрылось от моего внимания.

– Пегас, случилось что?

– Пока нет, командир. Предчувствия нехорошие.

Заинтересовал. По себе знал, что предчувствия просто так, на ровном месте не возникают, тем более у тертых бойцов. Предчувствия – это результат работы подсознания. Когда неуловимые для глаза признаки складываются в ощущение того, что должно произойти что-то плохое. Почему именно «плохое»? Да потому что именно так устроен мозг бойца, он фиксирует в основном угрозы и негативные признаки. Поэтому нужно было с этим разобраться:

– С этого места давай подробнее.

– Пока никакой конкретики, просто ощущения такие же, как незадолго до памятного прыжка в Арктике и последующих событий. Сам пока не пойму. Смотрю на город и ловлю себя на мысли, что он мертв, хотя внешне все выглядит обычно, если не считать купола поля над головой.

– У меня тоже самое, – вступил в разговор Илья, – не решался сказать, думал обычная рефлексия.

– Если подумать, – продолжил Сомов, – что мы видели? Да ничего. Если посчитать время, которое мы провели вне вахты, года не наберется, а люди живут в этом аду уже десяток лет и не замечают.

– Чего не замечают?

– Ничего не замечают, ни хмурых и бледных детских лиц, ни того, что ограничены во всем, от питания до предметов первой необходимости. Не замечают того, что научились выживать, но разучились жить. За два дня в городе я могу сказать только одно: все это лишь тень той жизни, которая была до катастрофы. И ты знаешь, они боятся уезжать в колонию не потому что опасаются за свою жизнь, а потому что думают, что там будет хуже. Никакие уговоры и разъяснения не помогут. Мы не сможем им помочь.

Сомова редко так прорывало. На моей памяти была всего пара таких случаев. Пока он говорил, Илья утвердительно кивал, соглашаясь. Мнение своей группы я не мог игнорировать.

– Какие будут предложения?

– У меня никаких. Не знаю я, – ответил Сомов, Илья с ним согласился.

– Тогда давайте так. Разъяснительная работа – не наша забота. Руководство города и Совет обладают достаточным авторитетом, чтобы решить эту задачу, чего не скажешь про нас. Мы для них уже чужие. О прошлом они не забыли, но с того времени много воды утекло, дети подросли, многие из тех кого мы знали, умерли. Наша задача – определить источник опасности, кроме уже известных. Возможно, нам удастся увидеть это свежим взглядом. Как минимум половина населения останется в городе, мы физически не сможем их эвакуировать и такая помощь с нашей стороны будет им весьма кстати.

После этого разговора ощущение опасности стало усиливаться с каждым днем. Сомов оказался прав, никаких внешних признаков опасности не было, но интуиция кричала об обратном. Я даже попытался завести разговор с Андреем Анатольевичем, чтобы определить наличие такой опасности внутри города. Сможет быть недовольные или оппозиция? Да мало ли еще какие могут быть причины. Длительное проживание на замкнутой территории, да еще в условиях жесткой экономии, когда чуть ли не ежедневно приходится принимать непопулярные решения, могли дать какой угодно эффект. Я ошибся. За это время все население Новогорска стало практически общиной. Авторитет Главы никто не оспаривал, желающих взваливать на себя такую ношу не было. Поэтому разговор закончился ничем, да и Андрей Анатольевич вел себя отчужденно. Причину этого я понял только в самом конце, когда он спросил:

– Скажи честно, Константин, не жалеешь, что выжил?

– Никогда не думал об этом, – соврал я.

– А я вот последнее время часто над этим думаю. Это вас время не берет, за десять лет ты почти не изменился, я помню когда ты первый раз приехал в город. А вот мы стареем и Семенов прав, многие из нас захотят остаться. Знаешь почему?

Вопрос был риторический, отвечать я не стал, продолжая его внимательно слушать.

– Потому что не хотят до конца жизни смотреть в глаза детям и объяснять раз за разом как мы вообще смогли допустить такое.

– Не соглашусь. Чем больше они будут знать об этом, тем больше вероятность того, что это больше никогда не повторится. Молодым нужна помощь, одним им не справиться. Это общая вина и мы обязаны сделать все, чтобы уберечь тех, кто выжил…

– Да понимаю я, сам говорю также, только от этого мыслей меньше не становится.

– Вы просто устали Андрей Анатольевич. Отправим людей, отдохнете, забот убавится. А то, может быть передумаете?

– Нет, Константин, это вряд ли. Да и не усталость это вовсе, а старость.

Я по-другому посмотрел на Главу. Время его не пощадило. С нашей последней встречи Андрей Анатольевич сильно постарел. Если в прошлый раз я видел энергичного пятидесятилетнего мужика, то сейчас передо мной был другой человек. Только его заслуги и наличие внутреннего стержня, не позволяли назвать его стариком. Надеялся ли он дожить до старости? Я думаю, что нет. Он был прав во всем, той правотой, которая приходит с возрастом и называется мудростью. Может быть все это стало возможно именно потому, что мы перестали слушать стариков? Их рассказы о прошедших войнах и опыте предков? Признать это означало опустить руки, но вот этого я делать точно не собирался.

Эвакуация началась. Первая колонна из трех десятков машин с боевым охранением была готова к маршу. Городская площадь не могла вместить всех провожающих. Гомон и суета улеглись только после того как взревели двигатели машин. За время после катастрофы это было самое массовое перемещение людей. В очередной раз людям приходилось принимать непростое решение, в надежде избежать гибели. Автомашины тронулись на выезд из города, толпа на площади затихла и загомонила минут через пятнадцать, когда защитный купол сменил окраску с красного на голубой и обратно. Колонна покинула город. Отправка происходила всю следующую неделю, а потом наступило затишье. Первая колонна успешно достигла убежища, и теперь нужно было ждать, когда транспорт вернется обратно. Пришла информация от Лешего, что эвакуация с Сибирска началась. Через месяц после начала операции убежище и оба лагеря были заполнены переселенцами. Началась отправка на базу и в колонию, которая проходила без моего участия.

Что-то удерживало меня от возвращения в Омега-центр. Профессор без обиняков обвинил меня в том, что я самоустранился от руководства эвакуацией, но при этом признавал, что все идет по плану. Варяг с Виталием Семеновичем при помощи Водолея координировали свои действия и причин для экстренного возвращения я не видел. Все встало на место после разговора с Сомовым, который он затеял наедине:

– Командир, что ты скажешь, если бы я решил выйти из программы?

– Скажу, что меня это не обрадует. Ты серьезно?

– Пока сам не знаю, но здесь в городе я понял, что жизнь уходит. Понимаешь, я уже сам запутался, сколько мне лет, но знаю одно: моложе я не становлюсь. Смотрю на других и вижу, что как бы тяжело не было, они стараются жить, растят детей, работают, а что есть у нас? Бесконечные рейды, жизнь на колесах, неустроенность. Что скажешь?

– Могу сказать, что вижу я. Вокруг люди, которые выжили благодаря программе. Именно поэтому они могут создавать семьи и воспитывать детей. В этом есть твоя заслуга, так же как и Главы этого города и каждого его жителя. Если ты решишь выйти из программы, я возражать не стану, но хотел бы знать причины. Ты кого-то встретил?

– Как всегда, Барс, зришь в корень.

– И кто она? Познакомишь?

– Познакомлю, когда время придет. Пока сам ничего не могу решить, поэтому и завел этот разговор.

– Хорошо. Только учти и мой опыт. На твоих глазах мы с Аленой решили, что условия не помеха семейному счастью и чем это закончилось? Я здесь, она – там. Каждый из нас привязан к проекту намертво. Сына я почти десять лет не видел. И ты знаешь, когда нам пришлось выбирать, мы выбрали проект. Не потому что не хотели быть вместе, а потому что так сложились приоритеты. В твоем случае тоже можно найти вариант без выхода из проекта, но лучше от этого не станет, а выход из команды будет худшим из вариантов. Не веришь мне – поговори с Аркадием Борисовичем. Давить не хочу, но прежде чем что-то решить, сто раз подумай. Нас осталось не так много. Как крайний вариант могу тебе предложить остаться Наблюдателем в Новогорске после окончания эвакуации.

– Спасибо командир, я подумаю. Сколько времени у меня есть?

– До окончания операции. Пока из города не уедут последние переселенцы, мы будем находиться здесь.

– Понял. Пойду я, меня ждут.

Сомов вышел, а я остался в задумчивости. Терять еще одного бойца я не хотел, как и вставать у него на пути. Несмотря на бесконечные заботы в связи с эвакуацией и напряженный режим дня, длительное пребывание в городе расслабляло. Не только Михаила, но Илью я несколько раз видел в обществе местных девушек. При этом на мои вопросы они отшучивались, а мне оставалось только сожалеть о том, что рядом со мной нет моей семьи. Даже один день в городе, где с известными допущениями можно забыть о произошедшей катастрофе, дорогого стоит. Пожалуй, если бы был выбор, то я и сам захотел бы остаться тут. Размышляя таким образом, я понимал, что во мне говорит накопленная за эти годы усталость и эмоции. Разум подсказывал другое – покидать программу нельзя ни при каких условиях. Это будет хуже предательства по отношению к самому себе и тем людям, чья жизнь в очередной раз зависит от программы.

Шесть месяцев в раю. Только ради этих шести месяцев стоило бороться. Жизнь в городе стремительно перестраивалась, он опустел почти наполовину. Оставалось отправить последние две партии переселенцев, когда среди ночи пришел срочный вызов на связь из Омега-центра, заставивший разом сбросить с себя оцепенение мирной жизни. На экране интерфейса было крайне взволнованное лицо Андрея Николаевича.

– Докладываю, – начал он без приветствий и вступлений. – В Сибирске обнаружены признаки заражения. Введен протокол «Ноль» – полная изоляция. В городе осталось около сорока тысяч жителей. По предварительным оценкам количество зараженных – от трехсот до пятисот человек. Установлено несколько очагов заражения в пределах защищенного периметра в разных частях города. Источник не локализован. По этой причине уменьшение радиуса защитного поля невозможно. Причины устанавливаются. Прогноз Водолея – полное заражение жителей города в течении трех суток. Боевая группа «Омеги» обороняет административный корпус мэрии, подготовлены несколько групп зачистки. Эвакуация из Сибирска прекращена. Рекомендации Водолея – протокол «Ноль», перевод вспомогательного искина в автономный режим и внешнее управление защитным куполом, подготовка к полному уничтожению города.

– Подготовку отставить. Это ничего не даст. Если не справимся, то город мы потеряем в любом случае. Возможен вывод уцелевших за пределы защитного поля?

– Нет. Водолей фиксирует наличие зараженных и за его пределами. Пропала связь с последней колонной переселенцев. Вероятно, в их числе тоже были инфицированные. Среди наиболее вероятных причин – нарушение санитарного режима в процессе эвакуации либо заражение источников воды.

– Это вряд ли, – вмешался профессор. – Вода проходит тщательную дезинфекцию и анализ, не реже одного раза в сутки. До сих пор случаев заражения из источников воды не было.

– Оба варианта принимаем за основные. Эвакуацию прекратить. Вводим протокол «ноль» сроком на один месяц. Анализ воды из источников проводить каждый час. Создать резервные запасы воды и перейти на их использование в режиме экономии…

Раздался общий сигнал тревоги, гулко заговорили динамики системы оповещения на площади, разговор пришлось прервать:

– У нас тут что-то происходит. Связь будем держать через Водолея.

Я выключил интерфейс и бегом отправился в комнату, экипироваться. Запросил Водолея и получил предварительную оценку на основе имеющейся информации. По всему выходило, что Новогорску не удалось избежать пандемии. Из его наблюдений и отчета подчиненного искина следовало, что основной источник заражения находится в городской больнице. Худшие мои опасения стали подтверждаться. Рекомендации Водолея были однозначные – покинуть город, воздержаться от любых спасательных операций. Я тоже склонялся к такому решению. Если через трое суток по улицам будут бродить тысячи озверевших людей, нам не справиться ни при каких условиях. За пределы города выпускать их тоже нельзя. Достоверно неизвестно, кто из них инфицирован, а кто нет. Надо было справляться с этим внутри периметра. Легко было сказать. На выходе из комнаты меня уже поджидал Сомов с Ильей.

– Командир, мне надо в горбольницу, – выпалил на одном дыхании Сомов.

– Исключено. По выводам Водолея – там основной источник инфекции.

– Тогда я пойду один, – возразил Пегас.

– Не один, я с тобой, – вмешался Илья.

– Объяснить ничего не хотите? – это был первый случай неподчинения за все время и наверняка этому есть объяснение.

– Там Татьяна, – нехотя произнес Пегас.

– И Лена, – добавил Илья.

– Теперь понятно. Когда вы там были последний раз?

– Вчера днем. Сегодня они на дежурстве.

– Слушайте сюда, оба. Медицинские показатели скафандров передать мне немедленно. Открыть доступ Водолею к ним и следовать его рекомендациям. Одни вы не пойдете. Я с вами. Костюмы перевести в замкнутый цикл до особого распоряжения. За нарушение приказа пристрелю собственноручно. И еще. Каждый из вас должен мне пообещать, что в случае заражения не даст мне потерять человеческий облик. Вакцины от этой заразы не существует. Мы вообще не знаем с чем имеем дело. Судя по тому, как развивались события в Хабаровске, вероятность того, что кого-то удастся спасти почти нулевая. Это понятно?

– Да, командир, – ответили в один голос.

Пока мы собирались, городские власти не сидели без дела. В городе было объявлено чрезвычайное положение. Всем без исключения было предписано не покидать жилых помещений и забаррикадироваться, приготовиться к обороне, благо в оружии недостатка не было. Из сил самообороны были сформированы группы зачистки в костюмах химической защиты замкнутого цикла. Несколько бронемашин начали патрулировать улицы. Местами стала раздаваться стрельба одиночными и короткими очередями. В районе горбольницы шла ожесточенная перестрелка, а потом в эфире послышались запросы прислать подкрепление.

Едва мы въехали на территорию больницы, БТР остановился. Единственная дорога к главному корпусу была завалена трупами. Белые халаты и пижамы были густо пропитаны кровью и грязью. Кто-то из них еще подавал признаки жизни. О дальнейшем движении можно было забыть, даже если никому из них мы не сможем помочь, давить их я был не готов, как и Сомов. Пользуясь временной остановкой, запросил на связь группу зачистки.

– Заря – Омеге, нахожусь на въезде. Доложите обстановку.

– Заря на связи. У нас потери, требуется помощь. Заблокированы в административном корпусе. С нами два десятка гражданских, все кто уцелел. Продержимся еще минут двадцать, не больше, поторопитесь.

– Принято, ждите.

Выходить втроем глупо, кто-то должен остаться в машине. Отправлять молодых – тоже не вариант, наломают дров. Решение было очевидным.

– Пегас к машине, идем к административному корпусу. Илья на месте. Двигатель не глушить, включить нагнетатель. Илья прикрываешь нас, дальше – по обстановке. Покидать машину запрещаю. Внутрь никого не пускать. Это приказ.

– Принято, – недовольно отозвался Илья.

Пегас уже открыл люк. Двумя тенями мы выскользнули наружу и ушли в режим маскировки. Система обнаружения стала выдавать множество отметок в инфракрасном спектре. После дополнительной подстройки отметки остывающих тел пропали. Другие были разделены на зеленые – с нормальной температурой тела и красные – у которых температура превышала норму на градус и выше. Разделение очень условное, но позволит быстрее ориентироваться кто инфицирован, а кто нет. При этом следовало учесть, что в случае ранения или длительного пребывания в средствах химзащиты температура неизбежно повышается.

Работа в паре была отработана до автоматизма, дополнительных указаний отдавать не приходилось. Пегас хорошо ориентировался на знакомой территории, мне оставалось следовать за ним и внимательно следить по сторонам и периодически оглядываться назад. Уже через десяток метров прозвучал первый выстрел. Сомов добил раненого, при этом прокомментировал:

– Ну и тварь, от человека мало что осталось.

Повсюду были тела измененных. Память послушно выдала запахи смерти, которые в боевом скафандре я чуять не мог, но ощущал каждой клеткой своего тела. Среди этого месива стали попадаться и тела в защитных костюмах с оружием. Все что осталось от одной из групп зачистки. В конце аллеи стоял БТР, двигатель заглушен, все люки нараспашку.

– Надо осмотреть, – передал Пегас, – прикрывай.

– Стой, – повторять не пришлось, он замер на месте, присел, осматриваясь. – Кормовую дверь – на прицел.

Сам подошел и пару раз стукнул прикладом в броню. Тут же раздался шорох и из проема кубарем выкатилось тело в изодранной и перепачканной кровью одежде. Судя по всему, оно когда-то было человеком, теперь это существо всеми своими повадками напоминало примата. Искаженное гримасой лицо и абсолютно безумные глаза. Оно было в нерешительности. Стволы двух автоматов висели в воздухе и были направлены на него. Не понятно чем было вызвано это замешательство. Может быть тем, что автоматы не летают, а может быть решал, какой из них представляет наибольшую опасность. Впрочем, замешательство было не долгим. Измененный кинулся на Сомова и получил с двух стволов короткие очереди. Окончательно остановить его смогло только прямое попадание в голову. Вероятно он не чувствовал боли, только кинетический удар от попаданий.

– Плохо дело, командир. Если толпой накинутся – не справимся.

– Согласен. Давай за руль. Если я прав, то сейчас тут их будет много. Он набросился на тебя потому что ты был ближе. Инстинкты в чистом виде.

Пока Сомов заводил БТР, я закрывал люки, проверял боекомплект и приводы. Не густо, но запас патронов для ПКТ был, для КПВТ – меньше. В интерфейсе появились множественные отметки целей, развернул башню. Вовремя. Показалась серая масса тварей.

– Возвращаемся к воротам, малым ходом, с короткими остановками. Уводим за собой толпу.

Дальнейших объяснений не потребовалось. Перед рывком с места успел дать длинную очередь по толпе обезумевших существ. Это слегка проредило их ряды, но не остановило. Подвеска сглаживала неровности, но прицельную стрельбу можно было только во время коротких остановок. Осознание того, что мы едем по той же дороге, по которой шли сюда, пришло намного позже и под колесами были совсем не кочки. Перед самым выездом мы резко ушли в сторону, открывая Илье сектор обстрела. Значительно поредевшая толпа преследователей попала под перекрестный огонь двух крупнокалиберных пулеметов. Через пару минут все было кончено.

– Заря – Омеге.

– На приеме Заря.

– Мы отработали. Через пять минут будем у входа в приемный покой. Выводите людей.

– Принято.

Раньше, чем через пять минут два БТРа были уже у самого входа в приемное отделение. Спешились. Разобрали сектора. Второй БТР для нас теперь имел значение как средство транспорта. Боекомплект израсходован, а перегружать из одного в другой – некогда. На втором этаже здания слышалась стрельба. Мы прикрывали подходы, как оказалось не зря. Редкие уцелевшие твари, заслышав стрельбу, теперь стягивались к главному корпусу со всей округи. Когда зашевелились кусты, только зеленые отметки на экране интерфейса удержали меня от того, чтобы пустить по ним длинную очередь.

Из кустов вышли двое, в защитных костюмах, с оружием. Стали озираться, потом перебежками приблизились ко мне.

– Кто такие?

– Мы из группы зачистки, отстали от своих. Связи нет, патронов тоже. Этот БТР – наш.

– Был Ваш, пока не бросили. Бегом в машину. Пополнить б/к. Там видел пару разгрузок с магазинами. Один за руль, другому прикрывать вход. Бегом.

Все вокруг стало приходить в движение. С обоих сторон от входа, из мертвых посадок стали появляться измененные. К нашим очередям вскоре присоединилась третья, потом заговорил крупняк Ильи. Из главного входа показались люди в защитных костюмах. Часть из них сразу оценила происходящее и включилась в группу прикрытия. Гражданские без оружия побежали к машинам. В другое время погрузка в БТРы заняла бы минут десять как минимум, сейчас подгонять никого не пришлось. Продолжая отстреливаться, группа прикрытия занимала места на броне. Вскоре мы уже выезжали с территории больницы, оставляя позади немногочисленных преследователей. На встречу прошли еще два БТРа. В результате короткого радиообмена выяснилось, что администрация переехала на территорию газораспределительной станции, куда нам и надлежало прибыть.

Терминал нас встретил закрытыми воротами. В результате длительных переговоров удалось договориться о том, чтобы пропустили пока только меня. Без лишних разговоров меня проводили к Андрею Анатольевичу.

– Просрали мы город, Костя, с вашей эвакуацией. В выражениях Глава не стеснялся. Похоже, что и крайнего уже нашли.

– Начнем с того, что выводы делать рано, – заявил я вполне нейтрально. Искать сейчас виноватых рано, да и раздувать конфликт не время. – Со мной двадцать человек из персонала больницы – у всех защита высшей степени, замкнутый цикл, группа зачистки, позывной «Заря» – пять человек и двое из «Омеги» – всех их нужно разместить. И, кстати, есть большая вероятность того что вода стала источником заражения. Необходимо принять срочные меры.

– Делаем все, что можем. В пределах периметра сейчас две сотни человек. Изолированы по десять человек. Двоих с симптомами уже выявили и выдворили. Комплектов защиты на всех не хватает. Только управление и комендантский взвод, патрули за периметром. Процедура дезинфекции в стадии проверки, а вот для полноценного анализа воды возможности нет. Используем резервуары и обеззараживаем всеми имеющимися средствами.

– Хорошо, думаю, помощь медиков не помешает. Дайте команду, будьте добры.

– Команду уже дал. Сами что думаете дальше делать?

– Все по обстановке Андрей Анатольевич. Это ваш город. Могу только сказать, что защитный купол переходит под внешнее управление. Снимать его нельзя. Если раньше он защищал Город от остального мира, то сейчас сам Город стал угрозой для программы. Исходить нужно из этого.

– Я понимаю. Главное, чтобы не было принято решение о его уничтожении. Я надеюсь, что удастся хоть кого-нибудь спасти.

– Тоже на это сильно надеюсь.

Я вышел из здания. БТРы были уже на территории, в оцеплении комендантского взвода. Пегас по внутренней связи возмущался таким приемом, пришлось успокаивать.

Подошел к ним, поинтересовался первым делом:

– Нашли кого искали?

– Да, командир, Лена с Татьяной здесь, – ответил Илья и кивнул в сторону медиков.

Они столпились отдельной группой, их легко можно было опознать по комплектам защиты медицинского, а не военного образца. Вот тогда-то я и обратил внимание, что у одного, а судя по фигуре, у одной из них в руках был контейнер.

– Что в контейнере?

– Образцы крови зараженных.

– С ума сошли? Вы пронесли с карантинную зону инфицированные образцы?

– Молодой человек, – от группы отделился пожилой мужчина. – На основе этих образцов можно будет создать вакцину или, по крайней мере, определить с чем мы имеем дело. Только…

– Что только?

– У нас нет необходимого оборудования. Я успел связаться с «Омега-центром», такое оборудование там есть. Этот контейнер необходимо доставить туда и как можно быстрее. За его надежность можете не переживать. Жидкий азот и тройной контур обеспечивают полную сохранность и герметичность.

– Я так понимаю вы главврач?

– Главврач мертв. Я заведующий лабораторией… бывший. Можно Вас на пару слов?

Мы вышли за оцепление. Он продолжил:

– Видите ли… Я не уверен, что среди прибывших с нами нет инфицированных. Многие из них по долгу службы общались с пациентами.

– Что предлагаете?

– Необходима полная изоляция. Если нет возможности индивидуальной, то хотя бы групповая. Разбить на группы по три-пять человек и разместить отдельно в средствах защиты. Всех, у кого начнут появляться симптомы – изолировать отдельно. Дальше не знаю, не мне решать.

– Что известно о симптомах?

– К сожалению мало. В первую очередь постепенно повышается температура до сорока градусов и выше. Нарушается метаболизм и работа мозга. Возрастает агрессия и пропадает чувствительность к боли, повышается живучесть. В течении суток происходит перестройка всех систем организма и пациент теряет рассудок. Последствия вы видели.

– Хорошо. Я Вас понял. Попросите своих подопечных построиться в одну шеренгу, – заметив его недоумевающий взгляд, уточнил: – Это необходимо.

Через пару минут я обозревал спасенных и то, что я видел, мне не нравилось. Инфракрасный сканер показывал значительное повышение температуры у двоих из них. Им я приказал остаться на месте, остальные пошли проходить дезинфекцию под руководством завлаба.

– Барс, что тут происходит? – подошел Пегас и теперь смотрел на меня в упор.

– Эти двое, скорее всего, заражены.

– Повтори, что ты сказал? – он резко схватил меня за плечи и встряхнул.

Не чувствуя угрозы, я сопротивляться не стал. На помощь мне пришла та самая лаборантка, одна из двоих оставшихся:

– Миша, отпусти его, он прав.

– Таня, что ты несешь? Какое заражение? На тебе защитный костюм, – возмутился Сомов, но руки от меня убрал.

– Костюм на мне с утра. А пробы я брала вечером. Не забывай кто я. Я сама могу отличить симптомы, которые уже видела. Это так. Пообещай мне, что убьешь меня сразу, как только я начну меняться.

– Нет. Мы тебя вылечим. У нас есть образцы, есть капсулы…

Они продолжали разговаривать, а я отошел в сторону. Я представить себе не мог как бы поступил на месте Сомова и тем более не ожидал что эта операция закончится таким образом.

Глава 7. Изоляция

Через сутки после начала заражения наступило относительное затишье. Боевые группы выявили и блокировали места скопления зараженных. Периодически доносилась стрельба, на которую никто уже не обращал внимания. Однако победу праздновать было рано. Сомов выполнил просьбу Татьяны и вышел с ней за периметр, пока она могла еще передвигаться самостоятельно. Вернулся спустя шесть часов, убитый горем. С расспросами к нему никто не приставал, и без того исход был ясен. У меня же была другая забота. О продолжении эвакуации не могло быть и речи, надо было доставить контейнер с образцами в Омега-центр.

В городе оставалось одно безопасное место – территория газораспределительной станции, которая перешла в режим изоляции. Андрей Анатольевич настаивал, чтобы мы с отъездом не медлили. Мы могли бы взять с собой с десяток человек, но согласились ехать только двое – Лена и завлаб, остальные надеялись, что с эпидемией удастся справиться. Уже три часа мы стояли на выезде из города, в ожидании, когда Водолей временно отключит защитное поле над городом. Группы прикрытия держали под охраной периметр. Нельзя было допустить, чтобы одновременно с нашим выездом в город проникли изменённые. Когда ожидание затянулось, Водолей нашел другое решение. Он предупредил, что радиус купола будет уменьшен на пятьдесят метров. Какое-то время ушло на подготовку, после чего купол исчез и тут же появился у нас за спиной. Дорога на Омега-центр была открыта.

Три дня в пути вымотали нас до предела. Дорога была размыта паводками. До сих пор нам удавалось двигаться вперёд только стараниями Сомова. Управление боевой машиной он теперь никому не доверял. Приходилось часто останавливаться на отдых. Для таких остановок выбирали возвышенности. Солнце удавалось увидеть в коротких промежутках между дождём. Палило оно немилосердно, превращая пласты многолетнего снега в селевые потоки. Под толстым слоем наносов и серо-коричневой массы, асфальт только угадывался, а местами был полностью размыт. Селевые потоки не пощадили посёлков. Особенно не повезло расположенным в низинах и поймах рек постройкам. Натиска стихии не выдерживали даже каменные дома, не говоря о многочисленных времянках. Земля, как живой организм оживала после катастрофы и многолетней спячки. Казалось, что всё вокруг пришло в движение и природа старается избавиться от следов пребывания человека на планете.

Брошенные на половине пути машины, мы с Сомовым заметили одновременно. В их принадлежности не было никаких сомнений. Это была последняя колонна, вышедшая из города. Многочисленные тела рядом с грузовиками и на обочинах представляли из себя жуткое зрелище. Судя по всему, оружие охраны не сильно помогло.

– Как думаешь, кто-нибудь уцелел? – нарушил молчание Сомов.

– Посмотрим, – ответил я. – Сдай полста метров назад. Илья – короткими поверх машин, по моей команде.

Открыв верхний люк десантного отделения, я встал на сиденье и осмотрелся. Сканер послушно выдал несколько десятков отметок целей, ни одной, помеченной зелёным маркером. После первых выстрелов цели пришли в движение. На дороге стали появляться изменённые, которые тут же падали, разрываемые выстрелами пулемёта. Даже оказавшись на земле, они продолжали ползти в нашу сторону, захлёбываясь в крови и грязи. Я продолжал корректировать огонь, когда заметил несколько отметок позади. Развернулся, приложился к оптике винтовки. Четверо изменённых спешили к нам, срываясь на бег. Последний из них упал совсем рядом с машиной. Только оглянувшись, я понял, что всё закончилось, пулемёт тоже замолчал. На сканере – ни одной отметки. На какое-то время повисла пауза. Было в этом истреблении что-то неправильное. Если бы не машины, перегородившие дорогу, я бы предпочёл проехать мимо, оставив заражённых на волю своей судьбе.

Когда отогнали на обочину последнюю машину, Сомов подвёл итог:

– Командир, тут не все. Четырёх машин нет. Видимо, удалось уйти.

Его оптимизма я не разделял. Информации о том, что кому-нибудь удалось достичь убежища, не было. Это не единственная проблема, которая меня сейчас беспокоила. Последние сутки я не мог ни с кем связаться. Водолей не отвечал, так же как и убежище и оба города. Сначала решил, что дело в неисправности модуля связи, но быстро убедился в обратном. Никто из моей команды не смог связаться, а диагностика модулей связи неисправностей не выявила. С этого момента дурные предчувствия только усиливались. В течении последующих трёх суток обнаружились недостающие машины и несколько групп изменённых. Чем ближе к убежищу, тем чаще стали попадаться пришлые мутанты. Их легко можно было отличить по одежде из шкур и примитивному оружию.

Пассажиры за всё время в пути хлопот не доставляли. Мы переговаривались по внутренней связи, и они могли только догадываться о содержании наших разговоров, поэтому предпочитали общаться между собой. Лена старалась не отвлекать Илью от обязанностей, а завлаб большую часть времени пребывал в задумчивости. На вопросы о самочувствии отвечал, что всё нормально. Лена на правах доктора и повара в одном лице постоянно напоминала о времени приёма пищи и после каждой вынужденной остановки с выходом наружу, проводила обеззараживание. Завлаб наблюдал за её действиями с едва заметной усмешкой. С каждым днём его настроение становилось благодушнее. Он рассчитывал, видимо, что все беды остались позади. Моё сообщение об отсутствии связи выбило его из колеи, и он устроил натуральную истерику. Такой реакции я ожидал от Лены, но просчитался, она совершенно спокойно прореагировала на это:

– Какой у вас план, Константин? – спросила немного нахмурившись.

– Будем смотреть по обстановке, пока выводы делать рано.

Как ни странно такой ответ её устроил, но завлаб снова вспылил:

– И когда вы нам хотели об этом сообщить? – Олег Николаевич едва сдерживал свой гнев.

– Напомню, я не обязан вам ни о чём сообщать. Или желаете возглавить группу?

– С удовольствием, если бы… – Лена не дала договорить и одёрнула его за рукав. – Вы не понимаете, у нас образцы, лаборатория только в убежище, – он отмахнулся от Лены довольно грубо. – Если ближайшее время мы не создадим вакцину, то будет поздно, мы никого не спасём. Сколько раз за всё время пропадала связь? – удовлетворившись нашим молчанием, он продолжил. – Я про это и говорю, всё намного серьёзней, а Вы сообщаете мне об этом в последний момент.

– Я понимаю, что связь пропала не просто так, – решил его немного успокоить, – но это ничего не меняет. Я помню то время, когда и связи не было.

– Я не ставлю под сомнение ваши заслуги, – с раздражением проговорил завлаб, – но ваше равнодушие меня пугает.

– Не надо путать равнодушие со спокойствием, – возразил я. – Мы трезво оцениваем ситуацию и отсутствие связи нас беспокоит не меньше чем вас, но выводы делать рано, информации недостаточно…

Разговор мог бы продолжаться ещё долго, но был прерван докладом Сомова:

– Купол на горизонте.

Спешившись к машине, мы и сами убедились в этом. Купол защитного поля был отчётливо виден и окрашивал низкие тучи в цвет крови, подогревая тревогу команды. После посещения заброшенных фильтрационных пунктов недалеко от убежища стало понятно, что заражение пришло и сюда. Многочисленные тела изменённых и их жертв говорили о том, что в этой битве, кроме смерти, победителей не было. Всю ночь напролёт мы вызывали на связь хоть кого-нибудь, но эфир молчал. Никто не спал, всё ещё надеясь, что удастся проникнуть в убежище. С каждым часом эта надежда таяла. Оставалось только одно: укрыться в малом убежище на базе. С рассветом мы двинулись в путь и к обеду уже были на месте.

Казалось, что с последнего посещения малого убежища прошла вечность. Оставив команду осваиваться и восстанавливать системы жизнеобеспечения, мы с Ильёй отправились к развалинам базы. Он на этом настаивал, а отпустить его одного я не мог. От дома его деда уцелел только фундамент, и задерживаться возле него мы не стали. Кирпичному строению базы повезло больше. Одноэтажное здание частично сохранилось. Илья подошёл к очередному завалу и принялся разбирать его.

– Что ты хочешь тут найти? – поинтересовался я.

– Нам нужно пополнять запасы? – ответил он вопросом на вопрос, продолжая откидывать мусор от входа в подвал. – Я помню, тут были склады.

Больше я вопросов не задавал. В убежище были свои запасы, но на сколько их хватит – неизвестно, Илья был прав. Через час нам удалось расчистить вход. Пришлось повозиться, ломая замки, но усилия были вознаграждены. Этот склад был не тронут. Следуя по длинному коридору, мы вскрывали одну дверь за другой и находили множество полезных вещей. Продуктовый склад нас не сильно порадовал. Большинство продуктов было просрочено, остальные требовали проверки на предмет заражения радиацией. Решено было поручить это дело завлабу. С собой захватили только пару консервных банок. В склад оружия проникнуть не удалось, железная дверь надёжно преградила вход. Уяснив для себя проблему, решили предоставить её решение Сомову, это по его части. На этом с разведкой запасов было покончено. Какое-то время мы ходили по развалинам, пока не поняли, что делать тут больше нечего.

Наш рассказ об обнаруженном складе был встречен с оптимизмом, всеми, кроме Олега Николаевича.

– Я не собираюсь тут задерживаться, – возмутился он. – Мы обязаны попасть в лабораторию убежища. Время не ждёт. – Лена укоризненно посмотрела на него.

– Для начала надо как-то выжить, – вмешался Сомов. – Запасы лишними не будут.

– Мы не можем тут отсиживаться, – не унимался завлаб. – Там гибнут люди.

– Давайте кое-что проясним, – успокаивающим тоном произнёс я. – Мы будем искать варианты и обязательно их найдём, но до этого времени будем исходить из того, что в убежище попасть невозможно. С завтрашнего дня вы займётесь проверкой и перемещением запасов с базы в малое убежище. Так мы повысим свои шансы. Допускаю, что через пару недель ограничения по протоколу «ноль» будут сняты, и мы всё узнаем, но до этого времени, док, вы будете решать задачу выживания наравне с остальными. Есть возражения?

– Хорошо, – нехотя согласился завлаб. – Что от меня требуется?

Следующие несколько дней ушли на налаживание быта и ревизию запасов. Идеи о том, как проникнуть в убежище возникали с завидной регулярностью. Каждая из них, после обсуждения, отметалась как несостоятельная. Защитный купол, служивший некогда надёжной защитой, теперь был непреодолимой преградой и по-прежнему надёжно укрывал обитателей убежища. Так прошло несколько дней. По моим расчетам со дня на день должен был закончиться срок изоляции. Постоянное дежурство на узле связи результатов не дало. В эфире слышны были только помехи. В назначенный день мы с Сомовым собрались на разведку. Завлаб заявил, что поедет с нами, но Сомов жёстко осадил его.

– Док, если мы найдем вход, то вы об этом узнаете первым, а пока сидите и не высовывайтесь.

За эти дни Олег Николаевич смог восстановить всех против себя. Из его пространных речей складывалось впечатление, что мы специально не пускаем его в убежище. Даже Илья, вынужден был одёрнуть завлаба, когда тот в очередной раз нагрубил Лене. При этом док не принимал в расчёт, что у Ильи там оставались родные люди, а у меня было больше причин переживать, чем у кого бы то ни было. Весь проект в очередной раз был под угрозой.

В непосредственной близости от купола мы провели почти сутки. Ничего не происходило. Несколько раз связывались с Ильёй, чтобы в очередной раз услышать, что в малом убежище всё в порядке.

– Что думаешь, Барс? – Сомов в очередной раз ждал от меня чуда.

– Думаю, что нас вычеркнули.

– Это как? Думаешь, Водолей нас специально изолировал?

– Другого объяснения у меня нет. Космическая программа, управление куполами городов и убежища, системы связи находятся под его управлением. Я не исключаю, что он принимает наши вызовы и специально глушит связь.

– Этого быть не может. Он всегда был на нашей стороне.

– Возможно, он и сейчас действует в наших интересах. Тут два варианта. По его выводам либо мы представляем угрозу для убежища, либо наше пребывание в Омега-центре смертельно опасно. Протокол «ноль» даёт ему право на принятие самостоятельных решений. Есть ещё третий вариант, маловероятный. Если Водолей вышел из строя, то эти функции будут заблокированы навсегда.

– Значит надо уничтожить этот купол, – Сомову, как и мне не нравилась такая перспектива.

– Это возможно только изнутри.

– Хабаровск помнишь? – вдруг спросил он. – Там мы проникли через отдалённый вход. Может и здесь есть нечто подобное?

– Даже если и есть, мы об этом не узнаем. Известные входы, включая аварийные и технические, находятся под куполом. Даже если и есть такой вход, он будет замаскирован, на его поиск могут уйти годы. Хотя…

Мысль о наличии такого входа пришла внезапно. Сомов замер и даже дышать перестал.

– … Пусковая шахта.

Больше объяснять ничего не пришлось. Док был прав. Как я мог забыть про неё? Она находилась за пределами купола и не была обозначена ни на одной из схем или планов убежища. Наличие пусковых установок хранилось в строгом секрете до момента запуска ракет. На месте пуска ракеты осталась шахта, которую только надо найти. С учётом того, что сборка производилась на месте, должны были остаться технические тоннели, соединяющие шахту с убежищем. Найти колодец десять метров в диаметре будет непросто, но вполне реально. Известно даже примерное расположение и удаление от объекта. Я пытался вспомнить координаты, но без помощи Водолея это было напрасно.

На обратном пути мы обсуждали детали предстоящей операции. Прикидывали, что из снаряжения может понадобиться. Остальным решили пока ничего не говорить. Причиной такого решения был док. Он уже почти смирился с нашим положением и заново обнадёживать его не хотелось. Уверенности в том, что нам удастся проникнуть в убежище через шахту не было. Если и этот вход контролируется Водолеем, то шансы попасть внутрь стремились к нулю. Наше обсуждение было прервано срочным вызовом с бункера. То, что сообщил нам Илья, заставило пересмотреть все планы. Остаток пути я отдавал необходимые распоряжения, а Пегас гнал машину как на пожар. Прорвало его уже на подъезде к бункеру:

– Дока надо было бы пристрелить ещё по дороге сюда. Я ожидал, что он выкинет нечто подобное.

Как ни странно я был с ним согласен. Оказалось, что за время нашего отсутствия, завлаб собрал примитивную лабораторию и начал опыты с вирусом, что привело к заражению бункера. У Ильи с Леной и у самого дока уже стали появляться первые признаки заражения. Илья корил себя за то, что не досмотрел, а Лена – за то, что не придала значения его приготовлениям. Они нас ждали пред входом в бункер с грудой вещей и снаряжения. Сканер выдал три красные отметки. Началась спешная погрузка, проверять снаряжение было некогда. Док пытался оправдываться и говорил, что два из трёх образцов по-прежнему безопасны, но в этот раз его никто не слушал. За всех ответил Илья:

– Благодаря Вам, с образцами теперь проблем не будет.

Дальше медлить было нельзя. Счёт пошёл на часы. По самым благоприятным расчётам, до наступления темноты у нас было восемь часов, четыре из которых уйдут на дорогу. Четыре часа на поиски в районе ста квадратных километров – очень мало. С наступлением темноты обнаружить шахту будет на порядок труднее, а утром может быть уже поздно. Это понимали все, включая и завлаба. Он сидел в стороне и старался ни на кого не смотреть. Никто не сомневался, что он хотел ускорить события и помочь людям, но только результат говорил сам за себя. Теперь из пяти человек вне защитных куполов, трое были заражены, а на плечи оставшихся легла забота по их спасению. Для его действий оправдания не было и не могло быть.

Я присматривал за больными и одновременно переговаривался с Сомовым в закрытом канале. Илья с медицинской поддержкой боевого скафандра имел преимущества по сравнению с другими больными, его решено было оставить на контроле Лены и дока. Нам с Пегасом предстояло отправиться в одиночный поиск в разных направлениях. При отсутствии результата – вернуться в исходную точку и продолжить поиск в других направлениях. Изучая по карте район предстоящих поисков, я наметил для себя несколько контрольных точек, находящихся на возвышенности. В очередной раз помянул Водолея «добрым» словом. В самый ответственный момент, руководствуясь собственными выводами, он бросил нас. Однажды, искусственный интеллект привёл мир к катастрофе и поставил на грань выживания. Теперь, в который уже раз, на этой грани я сам и моя команда, судьба тысяч людей остаётся неизвестной.

Не доезжая до купола десяти километров, мы свернули с проторенной дороги и остановились. Базовая точка, она же точка отсчёта. С предложенным планом действий согласились все, кроме Ильи, но после недолгих объяснений он возражать перестал. Не тратя время на разговоры, мы разошлись в разные стороны. На карте район поиска выглядел иначе, чем на месте. Те, возвышенности, которые я определял для себя, как удобные для обзора, не деле оказались лишь островками в непроходимом болоте. Мне приходилось двигаться между ними, тщательно выбирая маршрут. Солнце неумолимо клонилось к закату, а результата пока не было. Доклады Сомова вторили моим мыслям. Мы изменили направление, не возвращаясь в исходную точку. Это позволило сэкономить время. Солнце, скрывшееся за горизонтом забрало последнюю надежду отыскать вход в шахту. Я приказал свернуть поиск и вернуться в точку отсчёта. Стоя на пригорке, усиленно соображал, как поступить дальше.

Не желая сдаваться, стал переключать режимы наблюдения скафандра. Режим ночного видения не позволит заблудиться и вернуться к своим, но не более. От инфракрасного режима толку было ещё меньше. При проверке радиационного фона я увидел странную картину. В интерфейсе был чётко обозначен очаг заражения, а его форма не оставляла больше сомнений. На проверку догадки ушло около часа. Я стоял на краю пусковой шахты и не верил в удачу. Причиной заражения оказалась не сама шахта, а вода, которая водопадом лилась в шахту, оставляя на её дне радиоактивные отложения. Судя по тому, что шахта не превратилась в бездонное озеро, вода нашла выход из неё. Вслед за этим пришло осознание того, что тоннель в убежище может быть затоплен. В таком случае, все усилия окажутся напрасными. Возникла и другая дилемма. Что, если мы являемся угрозой для выживших в убежище? В таком случае, проникнув в него, мы вынесем приговор всем остальным. В группе трое зараженных, вскрытие технического входа может привести к его разгерметизации или затоплению нижних уровней.

Я вернулся к своим с опозданием и без сомнения изложил им свои соображения. Мнения разделились. Лена с доком высказались за возвращение в малое убежище. Илья и Сомов настаивали на необходимости проникнуть в Омега-центр. Решение по-прежнему было за мной, и я его принял. Я вёл группу к шахте. Илья и Сомов служили поводырями для Лены с доком. Приготовления к спуску в шахту отнимали силы и время. Возникли обоснованные сомнения в том, что больные смогут сами спуститься вслед за нами. Только Илья продолжал оставаться на ногах, дорога к шахте отняла у них последние силы. Показатели температуры неуклонно росли. Скоро наступит потеря сознания и необратимые изменения. Отвечая на мои мысли, док подозвал меня к себе:

– Константин, мне очень жаль, что так вышло, – слова давались ему с трудом. – У нас в запасе не больше трёх часов. Потом будет поздно. Вот, – он протянул мне два шприца, – У нас Леной шансов всё меньше… Когда придёт время, сделай это.

– Надеюсь, они не понадобятся, – я принял шприцы и передал их Илье. – За дело? – Илья только кивнул в ответ, Сомов подал знак готовности.

Первые тридцать метров спуска дались легко. Абсолютно гладкие стены из оплавленного камня не оставляли сомнений в способе прокладки шахты, такое я уже видел неоднократно. Ниже начиналась сама пусковая шахта. Фал выполнял теперь роль страховки. Многочисленные технические выступы, скобы и кронштейны служили надёжной опорой. Потоки воды к середине ночи заметно ослабли, лишь изредка накрывая меня с головой. Первые, наглухо задраенные, технические люки, стали попадаться на глубине около пятидесяти метров. Только один из них был достаточного размера. После запуска ракеты, технические надписи были сильно повреждены и ни о чём мне не говорили. Посветив вниз, я увидел зеркало воды. Судя по всему, шахта постепенно заполнялась водой.

На глубине десяти метров я наконец-то почувствовал твёрдую почву под ногами. Как и предполагал, на дне шахты было две гермодвери. Одна из них вела в убежище, другая – к следующей шахте. Попытался открыть одну из них – безуспешно, не помогло и многократное усиление скафандра в максимальном режиме. Связался с Сомовым, и через несколько минут принял груз с поверхности – несколько зарядов дистанционного подрыва. Не торопясь, выставил таймеры и разместил по периметру гермодвери. Мысль была довольно проста – разрушить дверь, противоположную от убежища, спустить туда воду и попытаться открыть другую дверь, не повреждая её. Спустя десять минут один за другим произошли подрывы зарядов, после чего вода из колодца стала стремительно убывать, обнажая стены шахты и дно с наносами грунта.

Повторный спуск в шахту давался проще. Сомов последовал за мной. В четыре руки мы быстро справились с расчисткой входа, но гермодверь всё равно не поддавалась. Пришлось прибегать к проверенному способу. В этот раз решили наверх не подниматься, да и заряды разместили только на петлях. Вспышка, приглушённая светофильтрами скафандра и грохот падающей двери сообщили нам о том, что путь к убежищу свободен. Прежде, чем спускать вниз остальных, решили обследовать открывшийся тоннель. Больше десяти метров в диаметре, освещённый тусклым светом дежурного освещения, он был оснащён рельсами, уходящими вдаль.

Мы прошли около ста метров, прежде чем поняли, что проход свободен, и мы просто теряем время. Поспешили вернуться назад. То, что время безнадёжно упущено, поняли, когда поднялись наверх. Илья сидел, прислонившись к камню без шлема. Отсутствующий взгляд и пистолет, приставленный к голове, говорили об этом красноречивее любых слов. Два неподвижных тела завлаба и Лены лежали рядом.

– Илья не дури, – Сомов выставил руки вперёд и сделал пару шагов в его сторону, – мы нашли вход, тебя ещё можно спасти.

– Мне никто уже не поможет, – проговорил он, отрицательно качая головой, но в глазах стало появляться осмысленное выражение.

– Я обещал твоему отцу, что с тобой ничего не случится. Опусти оружие.

Мой голос на него подействовал, рука с пистолетом безвольно опустилась на землю.

– Вот и хорошо, надевай шлем, включай замкнутый цикл. Внизу фонит, но есть проход. Умирать не время.

Спустя какое-то время Илья пришёл в себя. Изучив показания его скафандра, я убедился в том, что не всё ещё потеряно для него. Во время спуска приходилось страховать его. Не думаю, что в одиночку мне удалось бы с этим справиться. Теперь уже трудно было сказать, он управляет скафандром или наоборот. Безопасные дозировки препаратов были превышены в несколько раз, оставалось надеяться на то, что молодой организм справится с этим. На подходе к очередной двери мы подхватили его под руки, но Илья был пока ещё в сознании и пытался самостоятельно передвигать ноги. Для открывания двери воспользовался общим кодом доступа. Мы оказались в шлюзовой камере. Сомнений не было, мы достигли убежища.

Я пытался сориентироваться где мы. То, что я видел вокруг, мне определённо не нравилось. Помещения третьего уровня окрашивались багровыми вспышками сигнала тревоги. Завывания сирены давили на нервы, мешая сосредоточиться. Я попытался связаться через переговорное устройство с центром управления и составом дежурной смены. Бесполезно. Ответом мне было полное молчание. Худшие опасения подтвердились, когда чуть дальше по коридору обнаружили несколько неподвижных тел и следы боя. Заражение проникло и сюда. В это не хотелось верить, но это было так.

– Барс, что будем делать? – как с того света прозвучал голос Сомова, я невольно вздрогнул.

– Доставим Илью к капсулам, потом будем вникать в обстановку.

– Согласен. Как думаешь, кто-нибудь кроме нас уцелел?

– Трудно сказать, одна надежда на контейнер и капсулы. Будем надеяться, что кому-нибудь удалось изолироваться, помещений много. Протоколы безопасности на случай биологического заражения не сработали, это очевидно.

– Пожалуй, это так. Двинули?

– Я пойду вперёд. Илью оставлять тут нельзя, справишься?

– Без проблем.

Сомов усадил Илью к стене и стал связывать ему руки. Убедившись, что узлы надёжны, он закинул его за спину. Руки Ильи обхватили шею Михаила, а тело повисло на его плечах. Только теперь я понял смысл его манипуляций, в результате чего руки Сомова остались свободны. Груз за плечами ограничивал движения, но не более, скафандр с лихвой компенсировал нагрузку. Теперь я был уверен, что в случае необходимости Пегас может поддержать меня огнём. Оставалось выяснить на каком уровне сейчас находится комната боевого дежурства с капсулами. По протоколу, в случае тревоги, она перемещалась на самый нижний уровень, если только после этого её в ручном режиме не перевели наверх. Вариантов было не много. Либо – самый верхний, либо самый нижний уровень. От моего выбора сейчас зависело, успеем ли мы доставить Илью к капсулам. Совета Сомова я спрашивать не стал, если мнения разделятся, то решать всё равно мне.

Направляясь к лифту, я всё ещё сомневался, в выборе. Оказалось – напрасно. Лифт не работал. Означать это могло только одно – уровни изолированы друг от друга. С одной стороны это повышало шансы обитателей убежища на выживание, с другой – не оставляло мне выбора. Придётся воспользоваться аварийным выходом. Если мы сейчас спустимся вниз, то на подъём может не хватить сил. Значит, наш путь лежит снова наверх, на первый уровень.

По мере движения к аварийному выходу, мы лишь убедились в том, что выживших на этом уровне нет. Повсюду – запустение и следы боя. Несколько десятков разлагающихся тел, в которых трудно было кого-то опознать. Поймал себя на мысли, что ищу среди погибших тела в боевых скафандрах, но их не было. Весь уровень превратился в склеп и зону заражения.

На площадке второго уровня сделали привал. На сам уровень решили не заходить. Последние метры подъёма к первому уровню дались тяжело. Время проведённое на ногах и длительные нагрузки начинали сказываться. Препараты медицинской поддержки уже не действовали. Стал сомневаться, что могу воспринимать окружающее адекватно. Видел по Сомову, что он находится не в лучшем состоянии, хотя на мой вопрос и пытался убедить, что всё нормально. Мы были в двух шагах от цели. Не хотелось бы погибнуть на пороге спасения из-за потери бдительности.

Первый уровень нас встретил гробовой тишиной. Тревога на нём была отключена и это вселяло надежду. Сверился с показаниями сканера, красных отметок не наблюдалось. Температура на уровне – в норме. Системы жизнеобеспечения продолжали исправно работать. В коридоре, в пределах видимости трупов не было, как и заражённых. Только бурые разводы на стенах и гильзы на полу.

В конце коридора заметил движение, но сканер ничего не показывал, а визуально определить было трудно. Фигура постепенно приближалась, пока не попала в свет лампы освещения. По себя выругался. Обезображенное яростью лицо, беззвучно шевелящиеся челюсти, безумные глаза, лохмотья, пропитанные грязью и кровью не оставляли сомнений в том, кто напротив нас. Как завороженный я смотрел на приближающуюся опасность и пытался определить, кем он раньше был. Из оцепенения меня вывела вспышка выстрела. Сомов не дал подойти ему ближе, выстрелив точно в голову, которая взорвалась, как переспелый арбуз. Тало рухнуло.

– Барс, ты в норме? – Сомов схватил меня за плечо.

– В норме, кто это был, не разобрал?

– Не уверен…

Внезапно, весь уровень пришёл в движение. Стали открываться боковые двери, из которых один за другим стали появляться заражённые.

– Слева – твои, справа мои, вперёд.

Решение о том, что необходимо прорваться любой ценой, пришло внезапно. Оружия у них я не наблюдал, а значит, есть шанс. Верхний уровень был самый населённый, и сомневаюсь, что нам удастся справиться с несколькими сотнями изменённых. Значит, прорываться надо немедленно, пока их не стало больше. Пегас пришёл к такому же выводу и ничего объяснять ему не пришлось. Половину коридора мы преодолели на одном дыхании, изрядно растратив боезапас. К счастью, реакция противников была заторможена, но их количество скрадывало наше преимущество. Мы завязли в этой схватке, ещё немного и будем в окружении. Я вырвался вперёд, переходя в рукопашную схватку и расчищая дорогу Пегасу. Он страховал мне спину и отбивался от наседающих сбоку. Завертелась смертельная карусель, но шаг за шагом мы приближались к заветной цели.

У самой двери входа, воспользовавшись непродолжительной передышкой, когда вблизи оставались только мёртвые, а новая волна только приближалась, Пегас освободился от своей ноши, скинув Илью на моё попечение, а сам методично стал истреблять приближающихся противников прицельным огнём. Трёхступенчатая идентификация была пройдена. Дверь в помещение боевого дежурства стала открываться. Мельком заглянул и убедился, что капсулы на месте, хоть в этом не ошибся. В открывающийся проём я затолкнул Илью и присоединился к Пегасу. Улучив момент, схватил его за плечо и, едва ли не насильно втолкнул в дверь, сам последовал за ним. Когда дверь за нами закрылась, оба, без сил повалились на пол.

Никогда не думал, что буду настолько рад видеть капсулы и пульт управления. Радость была недолгой, Илью стала бить мелкая дрожь, похожая на агонию. Не сговариваясь, мы подхватили его и отправились к шлюзу. Необходимо было очиститься от крови и грязи, которая покрывала наши скафандры сплошным слоем. После шлюза, Илья уже содрогался от судорог, и нам с трудом удалось уложить его в свободную капсулу. Какое-то время я продолжал изучать медицинские показатели капсулы, пока не убедился, что температура начала снижаться и здоровью Ильи ничего не угрожает. Были сомнения по поводу того, справится капсула с заражением или нет, но был только один способ это проверить.

– Что будем делать? – Сомов нарушил молчание.

– Что у тебя с боезапасом?

– На исходе.

– Предлагаю пополнить и зачистить уровень.

– Принимается.

Из комнаты боевого дежурства было несколько выходов. Один – на уровень, другой, через шлюз – на поверхность под куполом, третий – в помещения отдыха и оружейную комнату подразделения «Омега». Я направился к последнему из них, но Сомов меня остановил.

– Нет гарантии, что там чисто, давай сначала отдохнём.

– Принимается.

Я дождался, когда капсула за Пегасом закроется и выставил таймер на сутки, после чего и сам погрузился в стазис. Кратковременное пребывание в капсуле позволит полностью восстановиться. Лучшего варианта сейчас было не придумать.

***

Как только капсулы закрылись в комнате сработала система и появился купол защитного поля в боевом режиме. Одновременно с этим подчинённый искин отчитался Водолею об отключении ручного режима и восстановлении контроля над убежищем. Цифры таймера стали отсчитывать дни, года и десятилетия.

Эпилог

В кабинете Главы собрались все руководители, те от которых зависело не только развитие колонии, но и выживание человечества как вида.

– Кто-нибудь мне объяснит, что происходит на Земле? – Виталий Семёнович с трудом сдерживал свои эмоции, что само по себе уже было событием. Никто из присутствующих не мог вспомнить, чтобы он повышал голос.

Первым среагировал глава аналитической группы:

– По информации Водолея колония на Земле уничтожена, данных о выживших нет.

– Я так понимаю, что собственных выводов на этот счёт у нас нет, и мы полностью полагаемся на искин?

– До сих пор оснований не доверять ему не было.

– Сколько времени займёт подготовка спасательной экспедиции?

– По выводам Водолея вероятность положительного исхода равна нулю…

– Достаточно, – Виталий Семёнович с раздражением прервал докладчика. – Я сыт по горло его выводами. Положение дел внутри колонии и результаты терраформирования обсудим позже. Сейчас все свободны.

Когда дверь за последним посетителем закрылась, Виталий Семёнович откинулся в кресле и прикрыл глаза. Со стороны могло показаться, что он спит, но это была лишь видимость. Последние новости с Земли вырвали его из привычной рутины забот Главы колонии Марса, где на первом месте были нужды колонистов, запасы продовольствия и сырья для производства, результаты преобразований и борьбы с пылевыми бурями, регулярно накрывающими поверхность планеты. Казалось, что сама природа Марса противилась преобразованиям. К счастью, под куполом последствия были незначительными, чего не скажешь об объектах за его пределами. Временами возникали сомнения по поводу принятых решений о полной эвакуации с Земли. Что если можно было направить все ресурсы на восстановление Земли после катастрофы? Невольно вспоминался последний разговор с Константином, когда они спорили о будущем колонии на Марсе и поселений на Земле.

Теперь можно было с уверенностью сказать, что решение было верным, но радости от этого не было. За годы после переселения стало очевидным, что эта планета никогда не станет родной для остатков человечества. Катастрофа, случившаяся с ней на заре веков, превратила её в мёртвую пустыню. Сам он склонялся к мысли, что причиной послужило столкновение с астероидом, который выбил огромный кратер на её поверхности и послужил причиной образования огромного вулкана на противоположной стороне планеты и спутника на орбите Марса. Судя по тому, что удалось изучить за эти годы, говорить о наличии высокоразвитой цивилизации на момент катастрофы не приходится, хотя… кто знает?

Факт остаётся фактом – эта планета мертва, потому что ядро остыло, электромагнитное поле настолько слабое, что можно пренебречь им. Если бы не прорывная технология защитного поля, то судьба колонии была бы незавидна, ни о каком терраформировании не могло бы быть и речи. Спустя долгие годы Марс не торопился принимать новых поселенцев и открывать свои загадки. Только единицы знали, что видимое всеми благополучие колонии находится под угрозой. Причиной было то, что генераторы искусственной среды не рассчитаны на использование в условиях Марса. В земных условиях они могли работать веками, если не тысячелетиями, но не на Марсе. Если в ближайшие десять лет учёные не найдут альтернативный источник энергии или не удастся закончить преобразования, то колония погибнет.

К этой озабоченности теперь прибавилось осознание того, что колония на Земле, вероятно, погибла. В это он верить не хотел, вопреки всем фактам и выводам Водолея. Не хотел верить, что дело всей его жизни погибло, а люди стали изгоями, по собственной глупости лишились дома и имеют мало шансов обрести новый. Рука сама потянулась к планшету и набрала только одно слово заглавными буквами «КОВЧЕГ». Теперь глава смотрел только на него. Пожалуй, программа «Ковчег» – единственный выход. Внезапно возникшую слабость он списал на усталость. Рука потянулась к кнопке вызова помощника и замерла на половине пути. Сердце Главы колонии сделало последний судорожный удар и остановилось. На столе осталось его завещание из одного слова, набранного заглавными буквами.