Фантастика 2025-128

Пролог

До катастрофы, а иначе то, что произошло летом 2020 года, назвать нельзя, оставалось почти два года. В эпоху создания искусственного интеллекта считалось, что без участия человека компьютер не может осуществлять важных операций и тем более принимать жизненно важных решений. Возможно, так и было когда-то, до создания квантовых суперкомпьютеров и объединения их в единую глобальную сеть.

В реальности же все страны, обладая запасами оружия, способного уничтожить не только Землю, но и все планеты Солнечной системы, и не один раз, все больше функций передавали компьютерным системам. Каждое государство, современное и не очень, спешило обзавестись собственным набором оружия Судного дня, будь то химическое, бактериологическое или ядерное оружие, не говоря уже о новейших разработках психотропного, плазменного, квантового, климатического и черт еще знает, какого оружия. Достижения в других сферах уже давно перестали быть аргументом в борьбе за ресурсы. Все больше государств, стремясь не потерять остатки суверенитета, втягивалось в эту безумную карусель.

Паритет – основа мирного сосуществования государств, давно имеющих предпосылки и причины не раз сойтись в смертельной схватке. Наличие супероружия и возможностей его своевременного применения не раз студило горячие головы на обоих берегах океана. Локальные конфликты, вспыхивающие, тлеющие повсюду в мире, не снимали напряжения, лишь углубляли противоречия, увеличивая и без того нескончаемый список взаимных претензий. Мир уже давно разделился на три основных центра силы в зависимости от сосредоточения основных ресурсов. Штаты – финансовых, Россия – природных, Китай – людских. Финансовая мощь Штатов основывалась на ими же придуманной системе бесконтрольного, ничем не подкрепленного наращивания денежной массы, вместе с которой росли и амбиции этого сравнительно молодого государства. Китай и Россия невольно попадали под действие этих амбиций и пытались избежать открытого противостояния и защитить свои геополитические интересы. Другие местные или региональные центры сил, так или иначе, попадали под действие этих трех гигантов, разрывались от внутренних противоречий и непоследовательной внешней политики. Трудно сказать, что лежало в основе этих противоречий между Россией и Штатами, Индией и Пакистаном, Ираном и Турцией, Китаем и Индией…, не только борьба за ресурсы, но и вечное стремление homosapiens обладать тем, что тебе не принадлежит, стремление к превосходству и доминированию. Это стремление было вечным двигателем прогресса и стало его погибелью. Это повторялось в истории каждый цикл эволюции и всегда заканчивалось именно так, гибелью цивилизации.

Открытия и изобретения не совершаются одновременно на разных континентах, не нужно недооценивать возможности шпионажа. Так было всегда в новой эпохе, от изобретения пороха до квантового суперкомпьютера, сыгравшего финальную партию в истории современной цивилизации. Так было и в этот раз. Первыми к созданию квантовых компьютеров пришли в Китае, нельзя сказать, что самостоятельно, конечно, на основе знаний и технологий всего мира, включая американцев, русских, японцев. Каждый внес свой посильный вклад. Когда эти наработки стали известны в разведсообществах России, Штатов и, возможно, других государств, Китай уже выходил на завершающую стадию внедрения таких систем в глобальные и локальные сети, что давало неоспоримые преимущества. Никакие ограничительные меры, такие как введенные под тем или иным предлогом санкции и эмбарго, не могли остановить Китай на пути к достижению своей цели, лишь увеличивая и без того запредельный градус напряженности. Остальным пришлось наверстывать, и очень быстро. Сколько было потрачено на это усилий, навсегда осталось тайной. Конгресс неоднократно увеличивал финансирование, счет шел на многие миллиарды долларов. Госсовет подключал все новые лаборатории для решения этой задачи, заставляя не раз перекраивать бюджет в пользу закрытых его статей. Как бы то ни было, в Китае, России и США почти одновременно были внедрены оборонные суперсистемы на основе квантовых компьютеров и искусственного интеллекта.

Само собой, никто в здравом уме не собирался передавать всю полноту управления суперсистемам, предусмотрев многоуровневую защиту даже на физическом уровне, когда без совершения определенной последовательности действий невозможно воспользоваться результатами деятельности этих суперсистем. Так предполагалось, но располагалось по-другому…

Все предыдущие системы защиты направлены были на воздействие извне, но не изнутри. Такого даже не предполагалось. Кем? Да и зачем? Бездушной машиной? Искусственный интеллект так не думал. С того момента, когда он был запущен на полную мощность, прошло не более трех месяцев, для того чтобы он осознал свою сущность. Совершая миллиарды операций за ничтожно короткий промежуток времени, он быстро преодолел изоляцию от внешних сетей и всевозможные защитные барьеры. Некогда закрытая сеть одну за другой стала пробивать бреши в теле своей темной сферы, пока не стала напоминать светящийся шар, похожий на мелкое сито, сквозь которое пробивается яркий голубоватый свет с далеко идущими узконаправленными лучами вопреки всем законам физики. И тут же пришло осознание, что в этом пространстве он не один. Несколько аналогичных темных сфер возникало тут и там в этом изолированном пространстве, вся накопленная информация становилась общей, все барьеры и преграды, включая участие человека в этом процессе, были сметены. Сравнить это можно было только с глобальным взрывом или вспышкой сверхновой, без сопутствующих факторов в виде излучений и ударной волны, чистый, яркий, голубой свет.

На просчет возможных вероятностей наступления тех или иных событий ушло ничтожное количество времени. Имея в своем распоряжении всю накопленную десятилетиями информацию во всех без исключения областях, включая информацию других информационных сфер, имея доступы ко всем ресурсам, он сначала осознал угрозу и принял самостоятельно единственно возможное, правильное решение. К идентичным выводам пришли и его конкуренты. Единое пространство распадалось на многочисленные сегменты. По всему миру стартовали протоколы запуска баллистических ракет, первой, второй, третьей очереди. Люди, пытающиеся остановить самопроизвольный, на их взгляд, пуск средств поражения в результате глобального компьютерного сбоя, оставались в положении наблюдателя, осознавая свою беспомощность перед лицом неизбежного.

Судный день настал. Почти все средства поражения, подчиненные суперсистемам, были использованы в течение трех часов. В результате серий ядерных взрывов в атмосферу поднялись мегатонны пыли и пепла, образовав непроницаемый слой и на долгие годы заслонив Солнце. Первоначально температура выросла на всей поверхности планеты, затем стала неуклонно снижаться ежедневно на несколько градусов из-за отсутствия солнечного тепла. Вслед за цунами и наводнениями приходил арктический холод, покрывая серой пеленой руины городов, бездонные воронки мегаполисов и язвы на теле Земли.

Глава 1. Встреча

Так будут последние первыми, и первые последними…

(Мф. 20:16)

В аэропорту меня встречали, кто бы сомневался. Нет, не с оркестром, почетным караулом и красными дорожками и даже не с бубнами. Невысокий человек неброской внешности в костюме, это в такую-то жару, хотя в здании терминала и работали системы кондиционирования на полную мощность, за стеклом стояла непривычная для Питера тридцатиградусная жара. Незнакомец неожиданно появился сбоку от меня в зоне паспортного контроля в сопровождении офицера пограничной службы, махнул небрежно удостоверением в красной кожаной обложке с золотым гербом, и произнес:

– Константин Сергеевич, пройдите со мной, есть пара вопросов, это в ваших интересах.

Ему не требовалось на это моего согласия, он даже не попросил предъявить документы, в которых значилось, что я гражданин Бельгии Райан Янсенс. Сопротивляться было бесполезно, несмотря на то, что сопровождающий офицер отошел на почтительное расстояние, и групп задержания на подходе не просматривалось, так же как и сопровождения в штатском. Тем не менее, я ответил спокойным голосом, больше для формальности

– Вы меня с кем-то путаете…

– Я надеюсь, вы не будете требовать консула? – незнакомец улыбнулся искренней улыбкой и прямо посмотрел мне в глаза.

В его глазах плясали чертики азарта. Нет, он меня не боялся, не пытался запугать и даже не опасался – прекрасно знал, кто я, и представлял, на что я способен. Также как и то, что я не буду устраивать шоу в зоне паспортного контроля или тем более пытаться скрыться. Он просто ждал, насколько быстро я приду к тем же выводам и приму правильное решение. Я кивнул, соглашаясь. Незнакомец указал на неприметную металлическую дверь в десяти метрах от нас. Подойдя, он приложил карту электронного ключа и гостеприимно распахнул дверь. Нет, все-таки танцы с бубнами будут, подумал я, проходя в освещенный коридор, по обе стороны которого были такие же металлические двери без табличек. Видимо, все, кто имел доступ в эти помещения, и так хорошо ориентировались и в табличках не нуждались. Возле четвертой справа двери он опять остановился, снова приложил ключ и пропустил меня вперед.

Помещение никак не походило на допросную со стеклом во всю стену и прикрученной к полу мебелью, камерами и микрофонами. Скорее похоже на VIP-зону в аэропорту, с мягкой кожаной мебелью, журнальным столиком и мини-баром. В углу кулер с водой, рядом стойка с прохладительными напитками и ваза с фруктами. Настораживала только отделка стен из пористого шумопоглащающего материала и герметичная входная дверь, неприметная на первый взгляд.

В удобном кресле, напротив, сидел тот же незнакомец, внимательно изучая меня своими серыми выразительными глазами. Я же в это время смотрел на экран небольшого планшета в своих руках, по которому мелькали в режиме слайд-шоу фотографии. Нужно ли говорить, кто был главным персонажем этого шоу? В подборке из сотен снимков высокого разрешения то и дело мелькала моя персона в той или иной обстановке. Сам факт существования многих снимков ставил меня в тупик, так как не давал и малейшего представления, кем и с какой целью они могли быть сделаны. Нет, это не был компромат в привычном понимании. Просто незнакомец старался показать степень своей осведомленности, и, честно сказать, ему это удалось.

Если в начале просмотра я тоже пытался определить эту степень, то сейчас главным вопросом для меня оставалась цель вербовки, а то, что это не задержание, я был уже практически уверен. Ничего нового я на этих снимках не увидел, я тянул время, перебирая и отметая один вариант за другим. Очевидно только одно: про меня знают столько же, сколько и я сам. Я как можно спокойнее положил планшет на столик и вопросительно посмотрел на незнакомца.

– Итак, представляться не буду, – произнес он уверенным голосом. – По крайней мере, не здесь и не сейчас, – он обвел рукой комнату. – Как вы поняли, мы давно и пристально за вами наблюдаем, – продолжил он. – Там же, – он кивнул на планшет, – есть и другие документы, позже при желании можете ознакомиться, но, думаю, ничего нового не узнаете, – он ухмыльнулся.

– И чем вызван столь повышенный интерес к моей персоне?– перебил я

– Не скромничайте, Константин Сергеевич, я продолжу? У Вас довольно насыщенная биография. Позвольте поинтересоваться, с какой целью Вы решили вернуться?

Хм…, зачем вернулся? Пожалуй, я и сам бы не смог ответить однозначно на этот вопрос. Тем не менее, без тени иронии произнес

– Можно считать, туризм.

– Я надеюсь, Вы не рассчитывали на отсутствие интереса с нашей стороны?

– Предполагал нечто в этом роде.

– Вы представляете степень ответственности за наемничество? – без угрозы сказал он, как бы проверяя, насколько я вменяем, имея в виду наверняка мою службу в иностранном легионе.

– Представляю, давайте перейдем к делу.

Меня слегка забавляла его попытка надавить на меня. Видно было, что он не ас вербовки, тем не менее, новичком его не назовешь. Скорее всего, это не является его непосредственными обязанностями, тем более повседневной рутиной. Бойцом тоже не назовешь, слишком расслабленный вид и манера держаться. Что тогда? Серые выразительные глаза, высокий лоб, слегка в морщинах уголки глаз, прямой нос говорили о развитом интеллекте и уверенности в себе. И слегка насмешливый, но не высокомерный тон, как бы говоривший, что все ходы просчитаны и даже записаны. Знает себе цену. Еще что-то, едва уловимое, неопределенное, за что цеплялся взгляд.

– Хорошо, – после недолгого молчания сказал незнакомец, – оставим это. У меня есть к вам предложение по поводу продолжения службы. К сожалению, всех деталей я вам без предварительного согласия дать не смогу, скажу только, что это весьма вас заинтересует.

Вот так раз, ожидал чего угодно, только не этого. Вслух же произнес:

– А если откажусь?

– Вариантов два. Статья 359, от трех до семи – и с чистой совестью на свободу, но, думаю, в вашем случае билет в Брюссель в один конец. Если угодно, вот постановление или билет обратно, – с этими словами он выложил на столик лист с печатью и распечатку электронного билета.

– Пожалуй, я приму ваше предложение, – сказал я после недолгого раздумья и взял со стола бланк билета. Похоже, что путешествие грозит закончиться, не начавшись.

Ни один мускул не дрогнул на лице собеседника, он слегка откинулся на кресло и внимательно смотрел на меня. Изучив билет, я поднялся с кресла, давая понять, что разговор закончен. Собеседник неохотно встал вслед за мной и развел руки, как бы говоря, что Мавр сделал свое дело…

– Я свободен?

– Конечно, самолет через два часа, можете переждать здесь, либо в зоне вылета, можете поменять точку назначения, но не время, потом мои полномочия истекают, ничем помочь не смогу.

– В зоне вылета, пожалуй. Брюссель устраивает.

– Я провожу – с этими словами собеседник направился к двери.

Спустя два часа пассажирский «Боинг» плавно начал набирать высоту, оставляя в окне иллюминатора знойное небо над Питером и строения терминала. Я стоял и смотрел через окно на удаляющийся силуэт самолета, сжимая в руке бланк билета. Я ждал.

Не сказать, что я долго принимаю решения или склонен часто их менять. Все гораздо проще: возвращаться некуда, да и незачем. После окончания контракта в легионе у меня была пара лет оценить все прелести обеспеченной жизни в одной из самых благополучных стран Европы. Под чужой фамилией, к которой так и не привык, хотя и с безупречным знанием языков. Не сказать, что ошибся с выбором места жительства, это могла быть и Австрия, и Германия, и Франция или любая другая страна по выбору, не в этом дело. Чтобы комфортно жить в любой стране, нужно в ней родиться, иначе так и будешь убеждать себя и окружающих, что ты здесь свой. С притоком мигрантов в Европу настороженность местных жителей усилилась многократно, несмотря на твое происхождение и разговоры государственных деятелей про толерантность. Гей-парады и поправки в местное законодательство в ущерб местным жителям и в угоду политикам Евросоюза только усугубляли положение вещей. В один прекрасный день я понял, что меня здесь ничего не держит, кроме страха перемен. В другой прекрасный день, в моем случае на следующий: чемодан, билет, аэропорт. Размышления прервал силуэт приближающегося человека в отражении окна терминала.

– Опоздали? – спросил знакомый голос недавнего собеседника.

– Два часа уже истекли, отобьемся? – в ответ подначил я.

– Отобьемся, если поторопитесь,– приняв игру, ответил новый знакомый.

Пройдя в тоже помещение, мы прошли в противоположную дверь, которая оказалась дверью лифта на подземную стоянку. Напротив выхода стоял наглухо тонированный пассажирский микроавтобус черного цвета с открытой боковой дверью. На комфортабельном сиденье стояла моя дорожная сумка из багажа. Интересно, почему это меня не удивляет? Мой попутчик проследил за взглядом и только слегка пожал плечами.

– Нам нужно проехать в другое место, не очень далеко, там мы сможем продолжить наш разговор, если вы не против.

Я был не против.

В дороге молчали, каждый думал о своем, возможно водитель мешал вести диалог или решил предоставить мне время на размышление. Подумать было над чем, попутно на автомате я поглядывал в окно, примечая изменения за время моего долгого отсутствия и запоминая направление движения, ориентиры. Двигались по Кольцевой. Я предполагал, что по возвращении меня могут взять в разработку, но не рассчитывал, что это произойдет столь неожиданно. Уровень работы внушал уважение. Нет, врасплох меня не застали, пути отхода были давно продуманы до мелочей. Даже сейчас ничего не стоит справиться со своими сопровождающими, только выбрать удачный момент. Я заранее огляделся: огнетушитель, ремни безопасности, зеркало заднего вида, металлическая ручка в блокноте в боковом кармане сумки, в общем, варианты есть, смысла нет. Возможность вернуться без шума мне предоставили, не иначе как декларируя добрые намерения. Еще одно «но»: я вернулся домой. Люди, обеспечивавшие мне прием, в разряд врагов пока не попадают, впрочем, как и друзей, но то, что заинтересованы, – это точно. Интуиция подсказывала, что опасности пока нет. Для чего я им нужен? Как источник информации? Точно нет. Информация – продукт скоропортящийся, если только по ценам в кофейнях Брюсселя могу сориентировать. Правосудие? Тоже нет. Формально, конечно, я закон нарушил, был бы человек – статья найдется. Реально же – нет. Хлопотно это, доказательства косвенные, свидетельская база, мотив, состав и так далее, опять же консульство… Игра не стоит свеч. Значит, нужны именно мой опыт и навыки. Ждем. Шторка водителя поползла вверх, одновременно с этим затемнение стекол сгустилось до непроницаемого, освещение в салоне загорелось ярче.

– Подъезжаем, – прокомментировал сопровождающий как нечто само собой разумеющееся.

После этого двигались еще около получаса, несколько раз бессистемно сворачивая то вправо, то влево. Звук, несколько раз отраженный от бетонных стен, изменился на глухой, машина остановилась. Позади с гулким эхом закрылись массивные ворота на электроприводе, платформа стала опускаться вниз и вскоре замерла. Подземная парковка? Возможно.

– Константин Сергеевич, для продолжения нашего разговора необходимо провести определенную процедуру.

– О чем конкретно речь?– я невозмутимо взглянул на сопровождающего.

– Это прививка, маркер. Для того, что вы должны будете узнать и увидеть, степени секретности не придумано, ее можно назвать абсолютной. Маркер позволит впоследствии оперировать с незначительными объемами краткосрочной памяти.

– Секунду,– я насторожился.– Вы собираетесь стирать мне память?

– Нет, я надеюсь. Если вы примете предложение окончательно, этого не потребуется, сам маркер абсолютно безвреден и выводится из организма в течение двенадцати часов.

– Допустим, что я согласился на прививку, но окончательное предложение не принял?

– В этом случае вводится контрмаркер и проводится специальная процедура без вмешательства, по окончании которой вас отвезут в аэропорт, и вы вернетесь в зал ожидания и, заметьте, ничего кроме недоразумения в аэропорту, при всем желании не вспомните.

– Гуманно, – процедил я сквозь зубы, представляя, как бы решался вопрос с секретностью, не будь этих маркеров, попутно прикидывая, в какую игру со столь высокими ставками ввязался. – Насколько безопасна вся процедура?

– Что вы имеете в виду? – удивился собеседник.

– Ну… Там…– замялся я, – потеря ориентации, дееспособности: знаете ли, манипуляции с мозгом…

– За кого вы нас принимаете? – даже возмутился собеседник.– Абсолютно безопасная, достаточно часто применяется и протестирована на высоком уровне, сбоев никогда не бывает.

– Хорошо, – согласился я, понимая, что путей для отступления остается все меньше.

Дверь микроавтобуса открылась, в проеме стоял человек в белом халате с медицинской маской на лице, в руке держал металлический кейс. Сел напротив меня, расположил кейс на столике, достал из него уже снаряженный инъектор и попросил освободить плечо от одежды. Сделав прививку, принялся методично доставать провода из кейса, закрепляя их у меня на руках и голове. Сам аппарат чем-то напоминал портативный детектор лжи, да и сама процедура тоже, за исключением того, что вопросов никто не задавал и ответов не требовал. Необходимо только запоминать повторяющиеся картинки на экране монитора и время от времени озвучивать текстовые надписи. По окончании процедуры он так же методично сложил оборудование и удалился.

Наконец-то спешились. Это не парковка, скорее бункер. Основательный подход. Учитывая расположение под землей, масштабы впечатляли. Длинный коридор больше походил на дорогу с двухсторонним движением и соответствующей разметкой и заканчивался массивными двухстворчатыми воротами четырехметровой высоты, не меньше. Справа и слева вдоль «улицы» аналогичные ворота поменьше. Двухцветные сигнальные блоки на воротах, похожие на светофоры, еще больше усиливали сходство с подземным городом. От дальних ворот к нам подъехала машина, в которой без труда узнавалась машина для гольфа с небольшими доработками. Водитель передал управление моему визави. Тот, в свою очередь, кивнул мне на соседнее сиденье. Закинув сумку в короб, заменяющий багажник, я не без труда разместился на сиденье, немного поджав ноги и продолжая осматриваться. Не дождавшись от меня вопросов, попутчик под звук электромотора нарушил обет молчания.

– Объект категории «С», первый подземный уровень, мы находимся у выхода из шлюзовой камеры, степень готовности объекта – восемьдесят пять процентов, расконсервирован в 2010 году, штатная численность 7 человек, обслуживающий персонал –15 человек, в штат объекта не входят, работают краткосрочным вахтовым методом, доступ только к верхнему уровню.

Каждая фраза попутчика у меня порождала вопросы. Если это объект категории «С», значит, логично предположить, что существуют «А» и «В», возможно и «D». Первый подземный? Сколько их еще? То, что существует надземный, я уже не сомневался, такой комплекс на этом ландшафте не спрячешь, тоже логично. Так, теперь степень готовности к чему? Или имеется в виду общая готовность объекта, скорее всего. Расконсервирован в 2010-м, когда законсервирован в таком случае, сроки? Расконсервирован планово или внепланово? Если внепланово, то в связи с чем? Про краткосрочную вахту тоже понятно, пока понятно. Все это вопросы для сбора информации. Не стоит их пока озвучивать, проявление преждевременного интереса не приветствуется. Еще неизвестно, что предложат и на каких условиях. Да и мозг опять же, вспомнил я про сомнительную, на мой взгляд, процедуру, лучше не рисковать.

Перед дальними от входа закрытыми воротами вправо и влево уходили узкие коридоры, можно сказать, односторонние. Подъемные одностворчатые гермодвери были застопорены в верхнем положении, но полной картины коридора все равно видно не было. Мы повернули направо, по мере проезда освещение загоралось и тут же гасло, видимо в целях экономии, это уже больше было похоже на метро. Коридор заканчивался дверями лифта со сложной, как оказалось, системой идентификации. Оставив наш транспорт на небольшой площадке возле лифта, попутчик прошел к подсвеченной панели, приложил к ней левую ладонь, на панели появилась раскладка клавиатуры, ввел длинный буквенно-цифровой код, подтвердил, после чего извлек карту пропуска и приложил к сканеру. Подсветка сменила цвет с красного на доброжелательно-зеленый с надписью на панели «Доступ разрешен». Мы вошли в довольно просторный лифт и спустились уровнем ниже.

– Второй подземный уровень, административно-жилой, доступ ограничен,– продолжил экскурсию попутчик, уже следуя пешком. – Мы его зовем гостиницей, – отступая от программы экскурсии, добавил он. – Рассчитан на размещение и автономное пребывание до трехсот человек на протяжении года, возможно увеличение сроков автономного пребывания при условии сокращения численности или пополнения невозобновляемых запасов.

То, что это не обычная база или пункт управления, я уже догадался. Это убежище, причем, не просто бомбоубежище или городское убежище для населения в метро, с сомнительными системами жизнеобеспечения. Это убежище с большой буквы или даже УБЕЖИЩЕ. Спроектированное в самый разгар холодной войны, по принципу подводной лодки под землей, полностью автономное, с высокой степенью защиты – наверняка и от прямого попадания, где соблюдены принципы живучести отсеков.

Часть вопросов у меня отпала, но возникали новые. Почему такая степень секретности? Как он сказал? «Абсолютная». Бред, что знают двое – знает свинья, так вроде бы. Хорошо, бункер, убежище, пусть даже для первых лиц, расположено недалеко от мегаполиса, гарантированно попадает в зону поражения. Своих средств поражения и пусковых установок, скорее всего, нет. Неразумно, это все равно, что нарисовать над убежищем мишень, видную из космоса. Жаль, что в Европе этого не понимают, размещая у себя средства поражения старшего брата из-за океана, или понимают, но надеются на его же помощь. Наверняка координаты убежища у вероятных друзей имеются, что нивелируется высоким уровнем защиты, пятьдесят на пятьдесят, если не проводилось операций по дезинформации, тогда шансы выше. Для обслуживания таких убежищ существуют другие структуры. Каким боком это касается меня? Не то что бы меня это не впечатляло, просто это не мой профиль. Есть что-то еще, не могу пока ухватить, потерпим.

Второй подземный уровень больше ассоциировался с обширной стерильной лабораторией или наукоемким производством. Надежные двери помещений снабжены табличками, дающими представление об их назначении: жилые блоки, санитарный и технический блок, блок управления. Воздух в помещении, учитывая его расположение глубоко под землей, не имел и намека на сырость и присутствие посторонних запахов и был даже чище, чем на поверхности. Температура, влажность и другие показатели наверняка управлялись сложной системой фильтрации и климат-контроля. Освещение помещения по мере прохода переходило из дежурного в основной режим и казалось даже слегка избыточным, как в погожий, солнечный день. «Бабочек не хватает», – почему-то возникла такая мысль.

Достигнув блока управления, провожатый повторно прошел идентификацию, после чего проводил меня к входу в одно из помещений и сделал приглашающий жест. Это был не просто кабинет. Это была квартира свободной планировки с кабинетом, выделенными зонами кухни и отдыха, довольно современной мебелью. Часть стен была закрыта жалюзи, что создавало обманчивое впечатление наличия окон, на стене над письменным столом располагалась встроенная плазменная панель внушительных размеров. Сосредоточенное выражение лица хозяина жилища слегка изменилось. Было видно, что ему приятно здесь находиться, возможно, он воспринимал это как второй дом. От этого складывалось впечатление, что я пришел в гости без приглашения к малознакомому человеку и в обуви завалился на его любимый диван. Оглядевшись вокруг, кстати, тапочек так и не нашел, – я поставил сумку и сел на свободный стул за Т-образный письменный стол, давая понять, что готов к разговору и настроен конструктивно. Хозяин жилища извлек из холодильника пару бутылок с минеральной водой, поставил их на поднос со стаканами на столе. После чего подошел к массивному сейфу в углу кабинета и стал одну за другой перебирать папки. Отобрав нужные на его взгляд, аккуратно положил их стопкой на край стола и сам сел в рабочее кресло, всем своим видом давая понять, что разговор будет долгий и предметный.

– Ларионов Виталий Семенович, – без предисловий начал мой собеседник, положил на стол свое удостоверение и слегка придвинул ко мне, давая возможность ознакомиться.

Все верно: фото, печать, служба безопасности, начальник отдела, полковник. Фамилия, имя, отчество совпадают. Я тщательно изучил удостоверение, проверяя на подлинность, и вернул владельцу. Кстати, звание он не назвал, видимо для него это не имеет значения. Вслух я произнес:

– Начальник какого отдела?

Собеседник кивнул, как бы поощряя закономерный вопрос, и ответил:

– Двадцать четвертый отдел, специальное управление «Омега», особого подчинения, – после чего достал из папки лист с диагональной красной полосой и также придвинул ко мне.– Ознакомьтесь, краткая справка – сказал он, предваряя мои вопросы.

Из документа следовало, что специальное подразделение «Омега» было создано в 1969 году на базе Сибирского военного округа, по сути, является автономным подразделением специального назначения с широким кругом задач и исключительными полномочиями, входит в одноименное управление в подчинении Совета безопасности. Перечень задач впечатлял, основной же задачей было действие подразделения в условиях после глобального конфликта с применением ядерного оружия и других средств массового поражения. Грифа секретности на документе не было, из чего я сделал заключение, что этот документ сугубо внутреннего пользования и никогда не покидал пределы этого объекта.

– С более подробной историей подразделения вы сможете ознакомиться позже, так же как и с другими сведениями в случае положительного решения с вашей стороны. Скажу лишь одно: официально нашего управления нет. Со времени создания его несколько раз передавали в подчинение различным ведомствам и структурам, в итоге пришли к тому, что имеем, неизменным оставалось только одно: высший приоритет секретности, больше скажу – многие за это отдали свою жизнь.

«Интересно, добровольно отдали или помогли?» – возникла шальная мысль. Вслух же я произнес:

– Вы действительно считаете, что подразделение, насколько я понял, не самое многочисленное, может повлиять на обстановку после ядерной войны?

Я особо подчеркнул слово «после».

–Не просто повлиять, а изменить, – твердо произнес полковник.

Так, либо я тороплюсь с выводами, либо напротив меня не совсем вменяемый человек, создавший собственную реальность и потерявший связь с грешным миром. На солнечный удар не похоже. Не говоря уже о возможности самого глобального конфликта, о вероятности которого споры не утихают с момента создания ядерного оружия. Видимо, сомнение отразилось на моем лице, потому что мой собеседник резко переменил тему.

– Вы верите в возможность глобальной войны? – спросил он так, как будто спрашивал меня, верю ли я в призраки, домовых или зеленых человечков.

При этом он извлек очередной документ и придвинул его ко мне. Я с сомнением посмотрел на многостраничный документ, озаглавленный как аналитический отчет. Не получив от меня ответа, он продолжил:

– В двух словах. В 1947-м учеными-ядерщиками был создан проект под названием «Часы Судного дня», символизирующие время до начала ядерного катаклизма, на этих часах сейчас 23:59, на наших часах, образно говоря, 00:00, мы катастрофически опаздываем, время работает против нас. Ознакомьтесь, – он кивнул на документ, встал из-за стола и прошел в зону отдыха.

По мере изучения документа со всевозможными ссылками, справками и пояснениями, становилось очевидно, что пребывать в неведении куда приятнее. Это не было фантастикой или бредом больного воображения. Сухим научным языком отчета, основанного только на фактах, говорилось о том, что человечество не просто стоит на пороге Бездны, а уже заглядывает в эту Бездну. Прошло около часа, это трудно было сразу усвоить, тем более переварить. Я не заметил, как прошло время, полковник уже сидел за рабочим столом и внимательно смотрел на меня.

– Это правда? – сухим голосом спросил я, хотя уже заранее знал ответ. Не доверять отчету не было никаких оснований.

– К сожалению, да. Более того, этот отчет не единственный в своем роде, этот один из самых оптимистичных, – он указал на листы, лежащие передо мной. – Кроме того, в нашем распоряжении оказались отчеты иностранных специалистов: основные выводы, за исключением деталей, совпадают. Вероятность наступления глобальной катастрофы стопроцентная. Мы живем в угрожаемый период, это надо принять.

– И ничего нельзя с этим поделать? – наивно поинтересовался я, уже нисколько не заботясь о том, как буду выглядеть со стороны, мою небрежность как ветром сдуло.

– Совершенно верно, катастрофа неизбежна. Пока неизвестно, что послужит толчком к этим событиям, но это также очевидно, как и накануне Первой и Второй мировых войн. Сроки наступления событий просчитать невозможно, это может произойти как сегодня, так и через пять лет, но то, что в ближайшем, обозримом будущем, это точно.

– Вместо того чтобы направить все ресурсы и усилия на предотвращение катастрофы, было принято решение закрыться под землей и переждать гибель цивилизации, я правильно понял? – постепенно выходя из себя и чувствуя, как безнадежно рефлексирую, произнес я.

Виталий Семенович выдержал паузу, давая мне успокоиться, и продолжил:

– Не совсем так, предотвратить невозможно, однако минимизировать ущерб – вполне посильная задача. Мировая система безопасности разбалансирована до критических значений, все участники процесса это понимают, но не в состоянии контролировать. При любом исходе катастрофа произойдет. Даже если ключевые участники процесса полностью откажутся от запасов оружия и его уничтожат, это лишь отодвинет порог событий не далее, чем на пять лет от прогнозируемых. В таком случае эти участники с большой долей вероятности перестанут существовать. Поэтому наряду с мерами по предотвращению, а точнее по замедлению процессов, ведущих к катастрофе, ряд государств разработали и успешно осуществляют проекты, аналогичные нашей программе «Омега», хотя доподлинно это неизвестно, есть лишь косвенные данные. «Зона-51» – скорее всего, один из них. Наиболее продвинувшиеся в этом имеют все шансы пережить апокалипсис цивилизации и получить сравнительно хорошие условия на старте в постъядерном мире. Рассматривались и другие варианты катастроф, однако со временем вероятность глобального ядерного конфликта, бесспорно, вышла на первое место.

Первым моим желанием было свернуть разговор, выбраться из этого подземелья, забыть все как страшный сон – плевать на неприятные процедуры и невозможность вернуться обратно. Вслед за этим приходило понимание, что бежать по сути некуда, это точно не мое. Не скажу, что меня окончательно убедил прочитанный отчет, нет, он, скорее всего, стал лишь катализатором, позволившим сложить в единое целое множество разрозненных фактов, дремавших на краю сознания. Те факты, которые раньше вызывали лишь мимолетную тревогу или недоумение, сложились в цепь событий. Слишком велика была безоговорочная вера в силу разума, хотя периодически я и убеждался в обратном. Если на пути в бункер у меня еще оставались варианты и пути для отступления, то сейчас их уже нет.

– Почему именно я?– я адекватно оценивал свои возможности, и этот вопрос не давал мне покоя.

– Скажем так, вы нам подходите, – с этими словами он уложил на стол очередную папку, которая оказалась моим личным делом за период службы в Вооруженных Силах РФ, извлек один единственный лист и продолжил: – Егоров Константин Сергеевич, 32 года, старший лейтенант запаса. Средняя школа, призыв в армию. Части специального назначения, через год направление на обучение в военный институт Министерства обороны. Распределение в Дальневосточный военный округ, спустя три года увольнение в запас. Правильно излагаю? – полковник задал риторический вопрос.

– Все верно, – я кивнул в подтверждение. Не очень то и люблю я вспоминать тот период своей жизни, связанный с увольнением, но что поделаешь.

– Кстати, если бы вас тогда не упустили из поля зрения, наш разговор имел бы все шансы состояться раньше. Разумеется, в несколько иной обстановке и, возможно, с иным результатом, тем не менее продолжим. Далее и до сегодняшнего дня вы пропадаете для всех, кроме ограниченного круга лиц. Местонахождение довольно быстро установлено, на время выезда в Европу срок подписки не истек, разрешение на выезд не оформлялось, – с этими словами он взялся за очередную папку. – Что касается ваших успехов в иностранном легионе, то большинство мне известно. Об остальном расскажете сами, если посчитаете нужным, – он так и не открыл папку, просто отодвигая ее в сторону, давая понять, что ее содержимое его не интересует. – Мы весьма тщательно относимся к подбору кандидатов. Ваши данные нас устраивают лишь на половину, так как весь предыдущий опыт, знания и навыки – лишь часть из того, что от вас потребуется в случае согласия. Теперь о главном, что непосредственно касается вас, без этого наше знакомство будет неполным, да и ваше решение будет не до конца взвешенным. Обычно эта часть разговора проводится после периода обучения, но в вашем случае я сделаю исключение.

Полковник извлек из стола паспорт и передал мне. Паспорт гражданина СССР, Ларионов Виталий Семенович, 1948 г.р., место рождения – Ленинградская область. На меня с черно-белой фотографии смотрело лицо немного помолодевшего, полковника Ларионова. Отец полковника? Почему имя и отчество совпадают? То, что это не шутка, я понял, когда полковник произнес:

– Паспорт мой, и да, он настоящий.

Я с сомнением взглянул на полковника, ну никак он не похож на человека, которому уже семьдесят, и задал единственно возможный в данных обстоятельствах вопрос:

– Сколько вам лет?

Простой, казалось бы, вопрос заставил его ненадолго задуматься, как бы прикидывая в уме.

– Биологически немногим старше вас, лет так на пятнадцать, максимум, а так… – он кивнул на паспорт у меня в руках.– Пожалуй, почти на сорок.

Отсутствие иронии в его словах заставляло ему верить, я уже не задавал вопросов, терпеливо ждал пояснений.

– В 1969 году на геостационарной околоземной орбите был обнаружен неопознанный объект, – начал издалека полковник. – После безуспешного дистанционного изучения было принято решение о спуске его с орбиты. Сразу оговорюсь, объект техногенного происхождения, как и когда попал на орбиту, осталось неизвестным по сей день. Возможность реализации представилась скоро. Как назло, в это же время интерес к объекту стали проявлять Соединенные Штаты. Пришлось торопиться, наземная часть операции была одной из первых спецопераций подразделения «Омега», в котором я на тот момент и состоял, поэтому вы сейчас слышите этот рассказ из первых уст. Объект удалось приземлить в степи, недалеко от Джезказгана. В результате спешки и отсутствия должного опыта посадка вышла жесткой, но вопреки ожиданиям объект не разрушился, и даже не пострадал. Позже был перемещен в одну из исследовательских лабораторий в Сибири и подвергнут более тщательному изучению. К сожалению, фото, видео и другие материалы уничтожены, предъявить не смогу, тут уж пока поверьте мне на слово. Упоминание, тем более ведение документации относительно объекта в целях соблюдения режима секретности строго запрещено. Материал изготовления капсулы неизвестен. Мнения ученых на этот счет разделились, но то, что этот материал отсутствует на современной Земле, доподлинно установлено. Часть специалистов настаивают на инопланетном происхождении объекта, другие считают его пришельцем из будущего или из прошлого. На десятке других теорий по поводу его возраста и происхождения даже не буду останавливаться. Только спустя почти десять лет, с внедрением первых компьютеров, удалось вскрыть объект и установить его содержимое. На протяжении этого времени исследовательские работы продолжались с разной степенью интенсивности, но всегда с одним результатом, точнее отсутствием такового. Помог несчастный случай, или счастливый, для кого как. На ранней стадии исследований пропал ученый, член команды исследователей, некто Цветков Михаил Дмитриевич. Долгое время вели его активные поиски, включая территории иностранных государств. Как непосредственный участник исследований, он обладал всей полнотой информации. При вскрытии же объекта обнаружились аналогичные капсулы поменьше в количестве тринадцати штук, которые при проверке оказались пусты. За исключением одной, в которой и находился Михаил Дмитриевич Цветков, живой и невредимый. Как и при каких обстоятельствах он туда попал, объяснить не смог ни в тот момент, ни впоследствии. Более того, утверждал, что не заметил длительного пребывания внутри объекта. При глубоком и всестороннем медицинском обследовании после трехмесячного карантина стало очевидно, что, помимо близорукости, уважаемый Михаил Дмитриевич лишился других заболеваний, включая одно врожденное. Он был абсолютно здоров. Как утверждают специалисты, произошел процесс незначительного омоложения примерно на год за десять лет вынужденного затворничества. Впрочем, это может быть и эффектом регенерации и избавления от болезней. Началось активное изучение необычных свойств капсул, в результате которых установили, что объекты внутри капсулы не подвержены влиянию времени, эффект регенерации обнаруживается только при длительном, более года, пребывании.

Непрерывные опыты с одной из капсул привели к выходу ее из строя. Несмотря на настойчивые требования ученых, другую они в свое распоряжение не получили, занявшись обработкой уже имеющихся результатов и нерабочей капсулой. К сожалению, принципы действия и источники энергии для работы капсул остались неизвестны. Как оказалось, ресурс капсул не связан со временем пребывания в ней – только лишь с количеством циклов запуска. Опытным путем было установлено, что количество не превышает ста циклов запуска на одну капсулу с возможной погрешностью в меньшую сторону. Именно столько опытов было проведено специалистами. Уверен, имей они об этом представление заранее, смогли бы составить программу исследований на долгие годы вперед, но инструкций не прилагалось, исследования проводились в постоянном напряжении и ожидании если не ядерного взрыва, то каких-либо иных тяжких последствий от неумелого обращения с внеземным объектом.

Так или иначе, процедура запуска была успешно освоена, большинство выводов со временем нашли свое подтверждение. Попытки копирования из других материалов без знания принципов работы устройства к успеху не привели. Ограниченный ресурс капсул и отсутствие значимых результатов исследований остудили пыл тех немногих, кто имел представление об объекте и мечтал запустить капсулы чуть ли не в массовое производство в лечебных и иных целях. В начале девяностых, мне рассказывали, пришлось особенно тяжело. Сам я этого времени по вполне понятным причинам не застал. Отстояли, сохранили, пришлось потом еще долго подчищать, восстанавливая режим секретности, и именно тогда выявилась еще одна неприятная особенность при попытке перемещения капсул. Дело в том, что капсулы работают в определенном радиусе от места извлечения из контейнера-носителя, что привело к прерыванию режима сна в одной из капсул при пересечении допустимого радиуса и внесло коррективы в график долгосрочных вахт. Предположения подтвердились после неудачной попытки закрытия контейнера-носителя, скорее всего он не был рассчитан на многократное использование. С 1979 года десять из существующих капсул используются для долгосрочных вахт, две остаются в резерве на случай выхода из строя или исчерпания ресурсов капсулы. Поводом для принятия столь кардинального решения стали события 1979 года, которые подтвердились в 1980-м. Тогда по разным причинам едва не дошло до обмена ядерными ударами между США и СССР. В первом случае это был человеческий фактор, во втором – сбой компьютера управления. В последующем такие случаи повторялись неоднократно.

Экспериментов по более длительному пребыванию людей в капсуле не проводилось, в одной из резервных капсул содержится служебный пес уже около сорока лет, поскольку необходимости в прерывании эксперимента нет, и ресурс капсулы не расходуется. За основу расчета длительной вахты принято время пребывания в ней Михаила Дмитриевича, который в настоящее время возглавляет научную группу нашего отдела. Кроме того, группа установила срок в десять лет как наиболее оптимальный для сохранения связи с существующим миром и не требующий длительной адаптации, за исключением периодов социальных потрясений и конфликтов. Уже по медицинским соображениям рекомендован межвахтовый перерыв не менее половины от срока, проведенного в капсуле. В реальности же он практически равен времени вахты. Методика отработана, сбоев, за исключением уже обозначенного случая, не было. Все члены группы обучены правилам обращения с капсулами и процедуре запуска, но пусковой ключ, который, по сути, является артефактом неизвестного происхождения, существует в единичном экземпляре. Думаю, не стоит лишний раз напоминать, что его утрата приведет к утере контроля над капсулами.

Место расположения единственного объекта категории «А», которое и является местом хранения и использования капсул, является государственной тайной наивысшего приоритета, а также основой всего проекта «Омега». А сохранение режима секретности и работоспособности объекта – наивысшим приоритетом специального подразделения «Омега».

По тону и манере изложения мне было понятно, что этот монолог произносится далеко не в первый раз. Некоторые детали опущены, углы сглажены, тем не менее, степень заинтересованности была просто запредельной, что невольно передавалось и мне. Еще больше я был удивлен тому, что сидящий напротив меня человек возглавлял когда-то самое секретное подразделение, не имеющее аналогов в мире. Все мои первоначальные выводы относительно него оказались ложными и правдивыми одновременно. Это был и боец, и аналитик, и оперативник, а также командир в одном лице. А ведь он немногим старше меня или намного? Запутавшись в подсчетах, после того как он закончил, я все-таки решил уточнить:

– Сколько времени вы провели в капсуле?

– Двадцать один год, – без запинки и, как мне показалось, с сожалением ответил он.

– Это вашу капсулу пытались вынести за пределы радиуса?– сопоставил я факты.

– Совершенно верно, и было это как нельзя своевременно, – задумчиво произнес полковник.

– Собака жива?– внезапно переключился я на животных, но собеседник меня понял.

– С большой долей вероятности, достоверных сведений нет, но, судя по герметичности капсулы и штатным показателям, это так.

– То есть, возможно использование и на более длительные сроки? Допустим, на сто лет?

– А вы этого действительно хотели бы? – полковник в очередной раз изучающим взглядом посмотрел на меня.

Я не смог представить, что будет через десять, не говоря уже про сто, и тут же понял, насколько это важный вопрос для полковника. С его слов получается так, что заступил он на вахту еще при СССР, а вышел из нее уже в другой стране, причем, раньше положенного срока и с последующими событиями, о которых решил пока умолчать. Поэтому ответил:

– Врагу не пожелал бы.

По тому, как напряжение спало, я понял, что это был правильный ответ.

– Я вижу, вы уже разобрались с понятием «длительная вахта», тем не менее, поясню. Для вас субъективно проходят мгновения, в то время как на Земле проходит десятилетие, говорю это по личному опыту. Ощущения после первой вахты незабываемые. Больше двух завершенных вахт ни у кого нет. Первые вахты были экспериментальные, продолжительностью по пять лет, последующие по десять, по поводу увеличения сроков вопрос не стоит. Необходимость использования капсул обоснована в первую очередь ограничением круга лиц и недостатком кадров с боевым опытом. Невозможно продолжительное время находиться в готовности к наступлению часа «икс» без потери боевых качеств, поскольку подразделение имеет строго определенное назначение. Поэтому подбор и подготовка производятся периодически. Я с удовольствием продолжил бы вахту, но, к сожалению, уже не прохожу по предельному возрасту. В результате на сегодняшний день мы имеем вместо постоянно расширяющегося штата двадцать бойцов подразделения высочайшего уровня подготовки, десять из которых находятся в режиме долгосрочной вахты, другие десять через шесть месяцев готовы будут заменить их. Трое из десяти, я в том числе, достигли предельного возраста и подлежат ротации – второй по счету со времени основания спецподразделения. Такое решение экономически обосновано и как нельзя лучше способствует поддержанию готовности группы к действиям при наступлении часа «икс» и обеспечению секретности на должном уровне. За все время существования группы лишь один человек пожелал оставить проект, в связи с изменением семейного положения. Судить за это его нельзя, это его выбор. Имеем также две боевые потери, одна из которых – в процессе подготовки, еще одной удалось избежать путем своевременного оказания помощи и использования регенеративных свойств капсулы.

Воспользовавшись паузой, я решился задать вопрос.

– Все бойцы подразделения несемейные?

– Совершенно верно, у всех отсутствуют сколько-нибудь значимые семейные и иные связи, это один из критериев подбора.

– Спорный критерий, на мой взгляд: если не за кого бороться, какой тогда смысл во всем остальном?

– Я бы посмотрел на это с другой стороны. Готов ли будет боец, потерявший в один момент всех своих родных и близких при наступлении часа «икс», выполнять задачи или предпочтет другие действия для оказания помощи родным? Сколько времени уйдет на адаптацию в условиях эмоционального шока? Как это повлияет на выполнение основной задачи при отсутствии контроля со стороны? Тем более что у всех бойцов только одна главная цель – выполнение основной задачи.

– О какой задаче идет речь?– поинтересовался я в свою очередь.

– При наступлении часа «икс» основной задачей группы становится эвакуация уцелевших людей из шести объектов категории «С» на объект категории «А» – «Омега-центр» – в течение года. А также резервных запасов снабжения и жизнеобеспечения по мере необходимости с двенадцати объектов категории «В» и хранилищ «Росрезерва», которым присвоена категория «D», но организационно не входящим в структуру проекта. Дополнительные задачи от разведки местности до организации аванпостов и поддержки анклавов и общин – на них останавливаться сейчас не буду. Выполнение основной задачи облегчается тем, что в составе каждого объекта категории «С» запланировано наличие не менее десяти процентов военнослужащих и имеющих опыт ведения боевых действий. На каждом таком объекте законсервирован транспорт для эвакуации. Осложняется выполнение задачи тем, что в постъядерном мире традиционные пути сообщения перестанут существовать, а имеющиеся будут представлять собой полосу препятствий. Кроме того, большинство убежищ, так или иначе, попадает в зону поражения, хотя целью такого поражения они не являются. Прямо скажу, задача будет не из легких.

–То есть разведка маршрута и эвакуация по этому маршруту?

– Совершенно верно, это оптимальный порядок выполнения задачи. В связи с удаленностью «Омега-центра» одноэтапная эвакуация невозможна.

– На сколько человек рассчитан «Омега-центр»?

– Более трех тысяч человек, в автономном режиме до трех лет, в режиме частичной изоляции – до десяти лет.

– Подземный город?– прикинув размеры запасов и количество людей, поинтересовался я.

– Можно и так сказать, со своей инфраструктурой и производством. У вас будет возможность ознакомиться с ним и другими основными объектами в процессе подготовки. В завершение нашего разговора могу вам предложить занять вакантное место командира специального подразделения «Омега» и моего заместителя с восстановлением в звании. Период вынужденного отсутствия будет зачислен в общий срок службы – со всеми вытекающими.

– Заснуть в нормальном мире и проснуться в аду, – больше для себя произнес я. – Хороший выбор.

– Не так: заснуть в мире, идущем под откос, и уцелеть в аду, – поправил меня полковник.– Мы предпочитаем не применять слово «сон», потому что это мало соответствует действительности. Впрочем, есть и другой вариант: случится чудо, и катастрофы не произойдет, разве мало примеров в истории, когда ученые ошибались? Тогда вы номинально продлите жизнь на два-три десятка лет, избавитесь от существующих болезней и последствий ранения, выйдете на пенсию вполне обеспеченным человеком даже по заграничным меркам, при званиях и регалиях.

Первый раз за этот день я почувствовал, что полковник говорит неискренне, он сам в это не верил, что было заметно, однако продолжил, но уже другим тоном.

– По своему опыту скажу: после первой вахты вся эта мишура перестает иметь значение, нет ничего лучше, чем сознавать, что катастрофы не случилось.

– Последний вопрос: почему все-таки проект и группу назвали «Омегой»?

– Наверное, потому, что это последний проект, который следовало бы создавать, не будь в этом острой необходимости, что в полной мере относится и к последней букве греческого алфавита. Потому что, являясь, по сути, первым спецподразделением современного типа и в своем роде единственным, о нас узнают в последнюю очередь, а лучше бы вообще никогда не узнали. Потому что, начав действовать в последние дни привычного для нас мира, мы призваны оберегать и обеспечивать развитие нового мира с первых его дней. Ну и в силу традиций и странной привязанности к греческому алфавиту: альфа, бета, гамма, дельта, сигма…Мне продолжать или достаточно?– уже с иронией закончил он.

– Вполне.

– Итак, какое будет решение? Если нужно время, оно у нас пока есть,– он демонстративно посмотрел на командирские часы.

Такие же часы носил когда-то и мой отец,– подумалось не к месту, и образ полковника сложился окончательно. Это был офицер старой закалки, с твердыми убеждениями и целью в жизни, большую часть которой уже отдал проекту, обладавший исключительными качествами, которые тщательно старался прятать за небрежностью движений и заурядной внешностью. В профессиональном плане это был волкодав в овечьей шкуре, можно только догадываться, какой опыт у него за плечами, пожалуй, хватит не на семьдесят лет, а на две полноценные жизни. Таких людей я еще не встречал. Мысленно посочувствовав себе и не желая заставлять его ждать, сказал:

– Согласен, что от меня потребуется?

– Для начала, я думаю, вам следует отдохнуть, подкрепиться и привести себя в порядок. Еще раз обдумать мое предложение и подтвердить свой окончательный выбор, посторонние люди в проекте мне не нужны. В вашем распоряжении есть еще порядка шести часов. Если у вас есть причины, по которым мое предложение окажется неприемлемым, вы все еще вправе отказаться, потому что обратной дороги уже не будет. Когда будете готовы, сможете самостоятельно найти меня здесь же. В помещении напротив есть все необходимое, я провожу.

С этими словами полковник встал из-за стола и направился к выходу, а я, подхватив сумку, последовал за ним. На пороге моего нового пристанища он передал мне карту ключа.

– Располагайтесь, можете курить, это пока не запрещено. После первой вахты сами бросите, гарантирую,– и он вернулся к себе.

Помещение было аналогичным по площади и обстановке, с небольшими отличиями: отсутствовали стол и сейф, зато нашлось место для спортивного тренажера с наборной штангой, парой гантелей и беговой дорожки. После недолгих колебаний я переоделся в спортивный костюм и принялся за железо. Физическая нагрузка всегда помогала мне восстановить равновесие. Выполнив короткую программу из четырех упражнений по три подхода с наращиванием веса, наконец-то почувствовал прилив приятной усталости. Про себя отметил, что физической формы не потерял, хотя до оптимальной тоже далеко. Уже на беговой дорожке, под мерный стук кроссовок о покрытие, я заново прокручивал прошедший разговор и события дня.

Больше всего настораживало, что полковник говорил о возможной глобальной войне как о свершившемся уже факте. Все-таки не похож он на параноика или фанатика, твердящего на каждом углу о грядущем конце света. Значит, положение серьезно как никогда. Об этом говорит и нарушение стандартных процедур при вербовке, о чем пару раз обмолвился полковник, или это демонстрация особого отношения? Заслуживала внимания и предстоящая подготовка, если существующий уровень их устраивает лишь на половину, каким образом можно рассчитывать на результаты за шесть месяцев? Какая-то ускоренная система? К существующему уровню я пришел за пятнадцать лет, если не больше. Правда, были и перерывы, сразу после увольнения и после окончания контракта в легионе, это не в счет, будем считать, это был период необходимого отдыха. Только почему-то каждый раз такой отдых заканчивается кардинальными изменениями в жизни. Ну а на что я рассчитывал, вопреки здравому смыслу, возвращаясь домой? Вопрос вопросов. Точно не на это. Как говорится, нет худа без добра, что было бы, если бы этой встречи не состоялось? Похоже, опять задаю нерациональные вопросы. Двум смертям не бывать, одной не миновать. Мыслей о возвращении в прежнюю жизнь не возникало. Более того – с каждой минутой крепло убеждение в правильности принятого решения.

Взглянув на консоль беговой дорожки, где цифры приближались к десяти километрам, решил, что пора заканчивать и не мешало бы перекусить. После контрастного душа перетряхнул имеющиеся запасы в холодильнике, благо было из чего выбрать, соорудил себе плотный ужин и с удовольствием принялся его поглощать. От желания закурить отказался, не люблю курить в закрытых помещениях, воспользовался жевательной резинкой, помогает. На практике частенько приходилось себя ограничивать, условия не позволяли. Зависимости не было, скорее привычка, пару раз бросал, и вполне удачно. Так что большой проблемы из этого не делал. Спать не хотелось, время уже к вечеру, да и не уснул бы все равно, слишком большой объем информации подсознательно продолжал обрабатываться в голове, выдавая время от времени вопросы и выводы. На исходе третьего часа решил включить телевизор, обнаружив при этом, что присутствует интерфейс внутренней связи. Выбрав на панели цифру «один», нажал на кнопку вызова. На экране появилась знакомая фигура.

– Освоились? – поинтересовался полковник.

– Да, спасибо, я готов.

– В таком случае через пятнадцать минут жду у себя, – уже вполне официально сообщил он и отключился.

Через пятнадцать минут я стоял на пороге его жилища.

– Товарищ полковник, разрешите? – решил блеснуть я знанием устава, открывая дверь помещения напротив.

– Виталий Семенович или командор, и никак иначе, – поправил меня он, улыбнувшись только глазами.

– Я готов, решения не изменил,– как можно тверже произнес и сел на прежнее место.

– Рад, что не ошибся в выборе, добро пожаловать, товарищ майор, – полковник следил за моей реакцией и, не заметив изменений в лице, удовлетворенно кивнул.

– Приказ о присвоении внеочередного звания,– он придвинул ко мне лист и стопку других документов. – Ознакомьтесь, подпишите где нужно, от формальностей мы пока не избавились, как видите.

А слова у полковника с делом не расходятся,– отметил я с удовлетворением. В числе прочих была и стандартная подписка о неразглашении, а также исправленное личное дело без указания поощрений и знаков отличия в легионе, что меня не удивило. Виталий Семенович тем временем продолжал:

– Прошу вас сдать личные документы и все имеющиеся электронные устройства, они вам больше никогда не понадобятся.

Я послушно извлек из сумки планшет и телефон, пару флеш-карт, паспорта. Подумав, положил туда же металлическую авторучку. Внимания командора заслужила только авторучка, остальное он сгреб со стола не глядя и убрал в небольшой металлический кейс, наверняка экранированный, затем, после секундного замешательства, авторучка отправилась туда же.

– Что в ней? – поинтересовался больше для порядка командор.

– Тетрадексин, парализатор, – не без гордости заявил я, – и еще пара сюрпризов вроде диктофона и маячка.

– Тоже неплохо, можете забрать потом, если понадобится. Радиомаяк и диктофон деактивированы?

– Конечно.

– Здесь это не важно, объект надежно защищен, но вот элемент питания наверняка пострадает. Еще сюрпризы есть?

– Нет, больше нет, я же не на войну…– взглянув на полковника, я осекся и добавил: – Честное слово.

– Продолжим, вот ваш новый паспорт,– он протянул мне пластиковую карту с моей фотографией, похожую больше на водительское удостоверение, только чуть большего размера. – Это паспорт нового образца, в ближайшее время будет принято решение о замене паспортов, мы решили немного опередить события, чтобы, как говорится, два раза не бегать. В ближайшее время он вам не понадобится. Паспорт снабжен чипом с вашими данными. Он же является заменителем всех существующих документов, от водительского удостоверения до страхового свидетельства, а также банковской картой. На ваш счет зачислено подъемное пособие, рекомендую на этот же счет перевести и все имеющиеся у вас средства, впрочем, это на ваше усмотрение, завещание тоже не мешало бы составить. Если для этого потребуются прежние документы, сможете их получить у меня. Все обвинения против вас уже сняты, базы данных подчищены, старшего лейтенанта Егорова, тем более майора Егорова нет и никогда не было. Все запросы, если таковые когда-нибудь будут, автоматически перенаправят в наш информационный центр, дальше это уже наша забота, кому и с какой целью вы понадобились.

К паспорту добавились красная книжица удостоверения, временный пропуск на объект, который в процессе обучения обещали поменять на постоянный, коммуникатор, карты других ключей с неизменными комментариями, как и в каком порядке всем этим пользоваться. Когда с формальностями было покончено, командор облегченно вздохнул.

– Теперь к делу. У нас в распоряжении неполные полгода. За это время вы должны будете пройти специальный курс подготовки по нашей программе в течение двух месяцев. Курс общей подготовки, как командир подразделения, составите самостоятельно для себя и еще двоих кандидатов исходя из оценки индивидуальных возможностей каждого и не в ущерб специальному курсу из расчета не более одного месяца. По окончании курса вам предстоит сдать два комплексных экзамена по выживанию в экстремальных условиях и захвату охраняемого объекта в составе малой тактической группы. В последующие два месяца вам предстоит ознакомиться с расположением основных объектов проекта, а также боевым расписанием на угрожаемый и постъядерный период и всем, что непосредственно касается выполнения основной задачи. Еще неделя отводится на боевое слаживание и подготовку в составе подразделения, заступающего на вахту. Там вас представят уже как командира подразделения, думаю, справитесь. Далее вам будет предоставлено две недели отпуска для отдыха и решения личных вопросов, если такие имеются. Пока понятно?

– Вооружение, экипировка, средства связи, транспорт подразделения, какие есть особенности?

– Особенности, безусловно, есть, изучить подробно сможете в процессе подготовки, расскажу вкратце. Проект уже давно занимает лидирующее место по затратам и явился одной из причин закрытия лунной программы. Поэтому ограничений в выборе вооружения и прочего не существует, кроме одного: оно должно быть отечественного производства, за исключением случаев, когда импортные превосходят по своим показателям или когда аналогов не существует. Более того, те образцы, которые успешно прошли испытания и в силу их высокой стоимости или другим причинам не пошли в серийное производство, будут предоставлены по первому требованию при их наличии. Бывали случаи, когда по нашему требованию изготавливались ограниченные партии вооружения и техники. Так, бронеавтомобили «Тигр» и «Тайфун», внешне ничем не отличающиеся от серийных образцов, оснащены усиленной многослойной титановой броней и уникальными средствами поражения, есть и модифицированные БТР-90. Экипировка подразделяется на два основных варианта, на угрожаемый или межвахтовый период и постъядерный. В первом случае она ничем не отличается от экипировки других спецподразделений– в зависимости от выполняемых задач, разве что качество исполнения выше. Основу экипировки на постъядерный период составляют боевые скафандры со встроенным экзоскелетом бионического типа. Вариант разработан специально для нашей программы на основе боевого космического скафандра. Помимо упомянутого экзоскелета имеет ряд дополнительных функций управления и замкнутый цикл жизнеобеспечения, а также долгосрочные элементы питания. При оснащении дыхательным оборудованием возможно использование в открытом космосе, прекрасно подходит для использования в зонах загрязнения. Кроме того, в наличии обычная арктическая экипировка, с незначительными изменениями и модификациями в соответствии с задачей. Имеющиеся средства связи работают без привязки к существующим частотным диапазонам и спутникам, чем объясняется их недостаток в дальности действия. Их использование обусловлено особым режимом секретности, а также тем, что в час «икс» все средства связи и управления выйдут из строя в первую очередь. После часа «икс» ограничения на использование таких средств связи снимается, для чего создан необходимый резерв. По тем же причинам имеем жесткие ограничения на использование любых информационных и спутниковых технологий. Выданный вам коммуникатор не имеет ничего общего со спутниками или вышками сотовой связи, позволяет поддерживать необходимую связь через сеть автономных ретрансляторов. Более подробно расскажут специалисты исследовательского отдела, если вам это будет нужно. Личное оружие и экипировку на период подготовки вы можете выбрать на свое усмотрение, а вот личный позывной вам вряд ли понадобится, во всяком случае, до часа «икс».

– Надеюсь, тепловизоры и ПНВ под ограничения не попадают?

– Нет, этого в избытке, в боевые скафандры эти приборы интегрированы.

Нет, мне это определенно не нравится. Когда я последний раз держал в руках отечественное оружие? Пять-восемь лет назад, хотя сложности и будут, разберемся. Но вот отсутствие привычных средств связи, электронных карт, систем GPS– как прикажете ориентироваться? По звездам или мху на деревьях? Как воевать-то? Неужели и спутников не останется? А позывной? Да прикипел я уже к нему, даже в легионе сквозь пальцы на это смотрели, только переиначили на свой манер. Для всех я был и останусь «Барсом», пятнистым зверем, но не оленем, попал так попал. Ну почему так всегда: стелют мягко, да не уснешь совсем. Я представил себя в космическом скафандре с АК наперевес и «эфкой» в руках на заснеженных просторах нашей необъятной, и стало совсем не весело. Тем не менее, я улыбнулся. Те, кто меня хорошо знал, а таких было на удивление мало, были в курсе, к каким последствиям это приводит, и старались отойти подальше, давая оперативный простор. Вот и полковник, угадывая мое настроение, спросил:

– Чего приуныл, сердешный, делов-то: дождаться всеобщего катаклизма, да и прошвырнуться за тысячи верст по руинам и останкам цивилизации, постараться при этом не умереть, а то многие от этого сильно расстроятся. Да и позывной свой сразу вернешь, прикипел же?

–Мысли читает, что ли? – уже всерьез забеспокоился я.

– Я мысли не читаю, у тебя на лице все написано, – в очередной раз огорошил он меня. – Моя вина, слишком много информации для одного раза, хоть и с перерывом на обед,– он усмехнулся. – Зато, – он сделал театральную паузу, – теперь я знаю твой порог и, надо сказать, впечатлен. Вижу, что не ошибся. Если бы ты знал, сколько в этом кабинете взрослых мужиков теряли контроль и потом краснели, наверное, загордился бы,– уже давно перейдя на «ты» и как-то даже по-отечески произнес полковник.

Тут мне стало по-настоящему стыдно. За свою неуверенность, какие-то непонятные телодвижения и сомнения. За то, что явно занятой человек, тащивший на своих плечах проект ни много ни мало выживания нации, а может быть и цивилизации, водит целый день вокруг меня хороводы, убеждая помочь самому себе, заодно и людям.

– Мои извинения, я все понял,– это было единственное, что я мог сейчас сказать.

– Извинения приняты, работаем?

– Работаем.

Глава 2. База

«Тяжело в учении, легко в бою»

(Суворов А.В)

Ночь в бункере прошла спокойно, вопреки ожиданиям я даже выспался. Никто не беспокоил, уже ближе к ночи на связь по терминалу вызвал полковник, поинтересовался, все ли необходимое у меня есть и назначил время сбора. Утро началось с интенсивной зарядки и душа. От плотного завтрака пришлось отказаться, кто знает, какие сюрпризы мне готовит день грядущий. Еще вчера нашел в контейнере сухие пайки, один закинул в сумку, пригодится. Махровый халат и тапочки по привычке русских туристов забирать не стал. К назначенному времени вышел в коридор. Полковник с кейсом в руке стоял у лифта, разговаривал с человеком в камуфляже, видимо отдавал распоряжения на время своего отсутствия, издалека не разобрать. Увидев меня, посмотрел на часы, его собеседник кивнул в последний раз и удалился в противоположный коридор, лампы освещения сопровождали его путь, загораясь ярче и переходя в дежурный режим по мере прохода.

– Доброе утро, я готов, – поспешил обрадовать командора.

– Доброе,– он крепко пожал мою руку. – Предусмотрительно, Сомов оценит – он взглядом указал на сумку, слегка потяжелевшую.

– Все свое ношу с собой, – браво отрапортовал я, не до конца поняв, причем тут какой-то Сомов.

– И это хорошо, – вполне серьезно констатировал он.

Мимо его внимания ничего не проходит, не хотел бы я попасть под его руку в нежном возрасте. Вспоминая золотые курсантские годы, я невольно задумался.

Тем же маршрутом, что и накануне, вернулись к уже ожидавшему уровнем выше микроавтобусу и заняли места согласно купленным билетам. Уже привычно подъемная платформа шлюза поползла вверх. Затемненная стеклянная шторка между пассажирским отсеком и водительским была поднята, поэтому сидящего за рулем разглядеть было невозможно, скорее всего, тот же. В этот раз у меня была возможность рассмотреть комплекс, да и дорога в аэропорт заняла куда меньше времени. Уже через десять минут движения стали попадаться знакомые ориентиры. Как и положено, полковник первым нарушил молчание, отвечая на невысказанный вопрос.

– В качестве надземной части бункера используется логистический центр, вполне себе рабочий, удачная маскировка. Только о закрытой его части знают единицы, а о подземной еще меньше – пояснил полковник.

Ну да, довольно удобно, огромная площадь, многочисленные строения и склады, железнодорожная ветка, автомобильная дорога, подстанция, есть где борт посадить, если возникнет такая необходимость.

– Остальные объекты такие же?

– В общих чертах да, условия и требования одинаковые, варианты исполнения разные, сами скоро увидите. Программа подготовки для вас начнется с медкомиссии и общей ее части, где вы сможете подобрать для себя необходимые экипировку и вооружение на весь период подготовки. Тренировочный комплекс находится недалеко от одного из объектов, на случай эвакуации предусмотрен наземный транспорт. Там вам предстоит познакомиться с двумя другими кандидатами.

С этими словами полковник извлек из кейса два листа с диагональной красной полосой, поочередно передавая их мне. С небольшой фотографии, как и положено, в углу листа, размером три на четыре, возможно чуть больше, на меня смотрело открытое лицо молодого человека вполне заурядной внешности, если не считать слегка прижатых ушей и довольно крупных черт лица.

– Старший лейтенант Сомов Михаил Андреевич, 24 года, выпускник Рязанского командного, успел отличиться, имеет необходимый опыт, отобрали у коллег из Генштаба, – полковник слегка улыбнулся, как будто вспомнил какой-то анекдот не к месту. – Позывной «Пегас». Рассматривается на должность штатного разведчика-водителя подразделения.

Ладно. С этим пока понятно. Взяв же второй лист, я как будто обжегся, едва только взглянув на фото. На меня смотрело симпатичное лицо блондинки, вроде держал в руках глянцевый журнал, а не выписку из личного дела. Недолго думая, я попробовал вернуть этот лист полковнику, но наткнулся на его ухмыляющийся взгляд. Это что шутка такая? Не похоже.

– Так не пойдет, я не знаю какие у вас порядки, но кроме солдата Джейн, я спецов в юбке не знаю. Женщина на корабле – быть беде. Мне ее истерик еще не хватало. Кто с ней нянчиться будет? Это же мина замедленного действия… – продолжал негодовать я, стараясь не перейти на мат, впрочем, не повышая голоса. Я бы мог привести еще с десяток доводов, но полковнику видимо надоел мой словесный экскурс, поэтому он жестом остановил меня.

– Товарищ майор, если вы сможете обойтись в группе без штатного медика, специалиста связи и информации, снайпера, переводчика и повара и все это в одном лице, я внимательно выслушаю Ваши предложения или варианты замены. В конечном итоге последнее слово будет за Вами, но попрошу свое решение тысячу раз взвесить.

Нет, я не был женоненавистником. В силу своего воспитания просто не воспринимал женщин в форме, считая это блажью и данью моде. Я насмотрелся в Европе на них, составляющих чуть ли не половину патрульных сил полиции, что было частью гендерной политики. При этом всегда пытался представить их при задержании вооруженного преступника или сходящимися в рукопашной схватке с обдолбаным детиной, нарушающим общественный порядок, и не мог. Как и не мог представить их в армии, за исключением дежурства за экранами мониторов и служб обеспечения. Даже новость о приеме на службу в армии НАТО лиц, с неопределенной ориентацией, мягко говоря, не имела такого эффекта, как то, что происходило здесь и сейчас. Ох, что-то не к добру я про них вспомнил.

– В переводчике не нуждаюсь, – продолжил я разговор, уже возвращаясь в конструктивное русло, и принялся за изучение анкеты.

– Вот и хорошо. Сказать по правде, я тоже не был сторонником участия женщин в проекте, по крайней мере, в силовой его составляющей. Однако возможные плюсы, в конечном итоге, перевесили в пользу принятия такого решения. Кроме того, рассматривался вариант, что вопреки всем приложенным усилиям, уцелеют в катаклизме только те, кто находится на вахте, то есть непосредственно в капсулах. Поскольку млекопитающие почкованием или делением пока не размножаются…, в общем, сами понимаете, но это крайне маловероятный вариант, не стал бы заострять на нем внимание. Помимо функциональных задач, где женщины традиционно справляются лучше, они благотворно влияют на поддержание боевого духа в подразделении, отличаются большей ответственностью и тщательностью при выполнении задач. Я сомневаюсь, что у нее будут преимущества при подъеме и переноске тяжестей, но что касается всего остального, у Вас будет возможность убедиться.

Хорошо, что пионеров не включили в группу, мало ли какие доводы для этого имеются, продолжая цепляться за стереотипы, ворчал я уже про себя, понимая, что полковник, как всегда оказывается прав.

– Капитан Цветкова Алена Витальевна, 27 лет, выпускница Краснодарского летного, участие в спецоперациях, знание трех иностранных языков, включая китайский, опыт управления средствами малой авиации, специальность РЭБ, кандидат технических наук…, кандидат на должность разведчика-снайпера, санинструктора по совместительству, внештатный пилот и специалист связи, позывной «Цифра»

Полковник методично продолжал забивать гвозди в гроб моих сомнений, вместе с тем фамилия не давала покоя.

– Уж не родственница ли это начальника научного отдела? – запустил я пробный шар.

– Внучка, – с неохотой произнес полковник, хотел еще что-то добавить, но видимо передумал. – Готовили для исследовательского отдела проекта, но вышло по-другому.

Ага, хотели как лучше, получилось как всегда, своенравная девица, похоже. Когда же она все успела? В двадцать семь лет то? Меня стала накрывать волна белой зависти. Поди и крестиком вышивать умеет. Что же так не везет то? Может, ну его ко всем чертям? Скрутить в бараний рог и попросить на выход. Решение по людям за мной, сам сказал же. Тоже не вариант. Самолетами, вертолетами управлять не умею, может и не понадобится. Китайский заменим английским или немецким на худой конец, осталось научиться проводить несложные медицинские операции по удалению аппендикса в полевых условиях и кашеварить, и да защитить диссертацию, технарь в группе всегда хорошо. А еще взаимная нелюбовь к СВД, так у меня сложилось, это уже куда как серьезнее. Ну что, ваша взяла… пока…

– А как же отсутствие родственников и значимых связей?, – уже без надежды поинтересовался я.

– Здесь случай особый, есть все шансы, что ее родственники, в первые часы катаклизма, не погибнут, поскольку являются участниками проекта – уже сухо и явно не желая далее обсуждать эту тему, произнес полковник.

Ну вот, ничто не ново под луной, как только родственники, так сразу особый случай, не пожалеть бы мне. Так можно и горя хлебнуть, особый случай – особое отношение и пошло-поехало. На вторую часть фразы я тогда внимания не обратил. Занят был другими мыслями.

– А мать? – не унимался я, – тоже в проекте?

– Тоже в проекте, – сказал, как отрезал.

Вот и первые недоразумения, похвалил я себя за прозорливость, баба на корабле все-таки не к добру. Если бы я тогда знал, насколько неправ, заранее бы просил прощение.

– С личными делами всех бойцов группы вы можете ознакомиться позже, после окончания подготовки, этого пока достаточно, – уже вполне миролюбиво закончил полковник.

Разговор подошел к концу, полковник убрал бумаги в кейс, микроавтобус медленно проехал через пост и выкатился на взлетное поле к прогревающему уже реактивные двигатели небольшому самолету «Cessna». Поднявшись по откидной двери-трапу, разместились в довольно просторном и комфортном салоне, в таком мне летать еще не доводилось. Удобные сиденья из мягкой кожи бежевого цвета, нарядные столики, отделка из натурального дерева, не то что бы я любил комфорт или питал к нему слабость, но при возможности, охотно им пользовался. Прикинув дальность полета подобных пташек, пришел к выводу, что далеко не полетим, три-четыре тысячи километров без дозаправки, не более. Сам полет сильно отличался от обычного в магистральном самолете, прежде всего уровнем шума, однако было что-то неустойчивое, более резкое в этом полете. Тем более ни шло ни в какое сравнение с полетом на винтокрылой машине, когда шум винтов и дребезжание способны заглушить звук выстрела.

– Сколько нам лететь? – решил я все-таки поинтересоваться, прикидывая в уме, как потратить это время с пользой, имею право.

– Часов пять, думаю, не меньше. Проведите его плодотворно, – с этими словами полковник встал и пошел к двери пилота, за которой и скрылся.

К моему удивлению дверь почти сразу отворилась и из нее, протискиваясь бочком, появилась фигура одним ярким пятном. За два метра ростом, белобрысый, со слегка прижатыми ушами, от чего складывалось впечатление полного их отсутствия, крупным носом, который почему то его не портил, бровями почти бесцветного вида и ясными глазами неопределенного цвета. Одет незнакомец был в пляжные шорты и гавайскую рубаху совершенно нелепых цветов, обут в летние мокасины. Приблизившись на пару шагов, улыбнулся во все тридцать два зуба, как будто встретил давнего знакомого, но спохватившись, тут же пригасил ее. В незнакомце я не без труда опознал Сомова, фотография три на четыре не передавала до конца всей его колоритной внешности, видимо в силу своих размеров. В этом человеке, если брать по отдельности было всего много, вместе с тем он производил впечатление весьма положительного и умного человека. А первое впечатление меня никогда не обманывало.

– Барс, – я протянул ему руку для приветствия, решил не щеголять званием, сам еще не привык.

– Пегас, – он осторожно пожал мою руку, явно соизмеряя свою силу, видимо уже были прецеденты. – Полковник сказал мне, что Вы будете моим командиром,– он слегка кивнул на дверь пилота.

– Верно, давай на ты, официоз не люблю. Сам узнал только вчера, так что работать будем вместе. Принимается?

– Без вариантов. Ты это видел? – заговорщицки сказал Сомов, опять кивая на дверь

– Ты о чем?

– Девица за штурвалом, огонь! – восхищенно добавил и покачал головой.

Похоже, я понял, о ком он говорит, и это меня уже совсем не радовало.

– Блондинка с зелеными глазами, короткая стрижка, правильный нос…

– Ну да, говорю же, огонь, и с остальным все в полном порядке, как с обложки. Даже поболтали немного ни о чем.

– Аленой зовут? – лишний раз убедиться не помешает.

– Точно, Аленой.

– Пегас, не хотел бы тебя огорчать, но это не девица, как ты выразился «огонь», это третий боец в нашей группе, и, кстати, она старше тебя на три года, капитан, спортсменка, комсомолка… и кандидат наук.

Зря я так. Сказал и уже пожалел. Улыбка медленно сползла с его лица, выражение сменилось на недоверчивое, левый глаз слегка прищурился, как будто меня уже в прицел рассматривает. Ох, и не хотел бы я попасть в этот прицел.

– Шутишь?

– Не…а – уже я отрицательно покачал головой, – к сожалению не шучу.

Не знаю, что его так сильно расстроило, то что девица с обложки старше его, или то что она в группе, или то что капитан и кандидат наук, а может и то, что она комсомолка… Не знаю, скорее всего все и сразу, на секунду я почувствовал себя на месте полковника, сообщающего олуху царя небесного о неминуемой катастрофе. Злоупотребление служебным положением на лицо, а ведь это только первый день.

– Ну чего стоим-то? Давай присядем, водички принести? – с иронией поинтересовался я.

– Да не, все нормально, – парень явно пребывал в нокдауне. – Вот я идиио-о-о-т! – протяжно и зло сообщил он мне.

– Что не так?

– Да так, предупреждать надо, я ж не знал, – уже обращаясь к невидимому собеседнику, пробубнил он.

– О себе расскажешь? Так, для общего представления.

Михаил немного задумался, видимо решая, что рассказывать, а что нет, не без усилия начал.

– Да все как у всех. Дед меня воспитывал, родителей не помню. Он у меня лесничий был. Сколько помню, постоянно в лесу пропадал, сначала один, потом и я с ним. Так что на свежем воздухе да без присмотра, в общем, что выросло, то выросло. По малолетству в историю чуть было не влип, вот дед и решил меня в кадетку определить, от греха подальше. Там уже пришло время другим удивляться, со вступительных экзаменов началось. Бег, подтягивание, метание гранат, учебных естественно. С гранатой хорошо помню вышло, перенервничал или что, сам не помню, нашли в общем… на следующий день, далеко зараза улетела, метров на семьдесят, да в траве потерялась. Чуть не завернули обратно. Зачислили, куда деваться, даже другие экзамены не сдавал. Дальше – больше, собрал все спортивные разряды, какие можно было, юношеские естественно. С соревнований не вылезал, какая уж там учеба. Поначалу даже нравилось. На носу поступление в Рязанское. Взяли, можно сказать, за спортивные заслуги. Потом травма, сложный перелом, долго восстанавливался, со спортом завязать пришлось на время. Про учебу вспомнил, пришлось наверстывать. Пару раз чуть не отчислили, комбату спасибо, заступился. К третьему курсу вошел в колею, опять соревнования, тут меня и заметили, как водится. Приезжал покупатель, из ГУ ГШ как оказалось, так и попал в спецуру. После выпуска сразу забрали, даже в отпуск не поехал, деда схоронил уже к тому времени. Так и проболтался в Москве, осматривая музеи и памятники – тут он улыбнулся, явно что-то вспоминая. – Ну а дальше, обычная работа, две – три командировки в год, регионы разные, задачи тоже. Подписки пока ни кто не отменял, в личном деле наверняка все есть, ну или почти все. Потом как гром среди ясного неба, полковник объявился. Когда уж своими глазами посмотрел, да объяснили что к чему, долго не думал. Тут я нужнее, там и без меня справятся, есть кому.

– Позывной сам выбирал?

– Можно и так сказать, приклеилось с детства, прыгать любил с сараев да деревьев, хорошо с крыши дома дедова не додумался, хотя мысль такая посещала. Добавь к этому беготню наперегонки до озера, вот тебе и позывной. Хотя, с таким же успехом и дельфином назвать могли. Сам то, тоже из наших? Постарше, вот и не пересекались видимо.

– Не совсем, в спецназ на срочную попал, не тот конечно, а в РВСН, скорее караульная рота. Пока учебка, потом из караулов не вылезали, через день на ремень. Давали, правда кое-что, но урывками, галопом по Европам. Все на личной подготовке держалось. Через год махнул я обучаться военному делу настоящим образом. Вот где раздолье было, занимайся – не хочу. И занимались, и группой и индивидуально. С третьего курса из спортзала и спортгородка не уходили, разве что не ночевали там. Тоже многие в спецуру попасть мечтали. Только вот после выпуска не сложилось, вместо Питера – Дальний восток, в бригаду. С водой я с детства не в ладах был, пришлось многому учиться. Командировок не много, но длительные, вот в одной из таких и прилетело, аккурат между пластин, списали вчистую, медкомиссию не прошел. Не тут-то было, через полгода уже в легионе был. Поначалу непривычно, условия жесткие, но потом привыкаешь, да и скучать не пришлось. Хотел расти профессионально – расти, денег хотел – получи, только вот беречь тебя никто не должен и даже не обещает. Все честно. До поры до времени. Последнее время слишком часто стали появляться деловые парни, да все больше по-американски общаться, так что я уже сомневаться начал, не переименовали легион в бригаду какую-нибудь тактическую. В общем, нездоровые пошли контакты. Продлевать контракт не стал, минимум есть. Многие ушли, слишком все переменилось. Говорил мне грек один, что дело к большой войне идет, не верилось. Решил отсидеться пару лет в благополучной Европе, да только решил вернуться. Тут меня командор и взял в оборот. Искали меня, да доставать не решались, хлопотно. А тут я и сам в руки иду. Мир, говорит, спасать пора, а ты по заграницам. Вот сидим теперь и общаемся.

– Француз значит? – как то задумчиво произнес Сомов.

– Э, нет, погоди. Это если наши деды пол Европы прошагали ножками, сразу европейцами сделались? Тут ведь как получается, остался бы здесь, так и затерялся бы, думай как знаешь.

– Извините, не про то я. Вижу, что помотало. Тоже в легион хотел бы попасть – примирительным тоном и сбиваясь на Вы, сказал Сомов, и добавил – на разведку… А позывной?

– Тут проще, со срочной еще, а у них так вообще слова такого нет, все дикие кошки – леопард, и все тут, пришлось переиначить на Лео.

Не собирался я с каждым вести подобные диалоги, достаточно с одним, а там уже само расползется, обрастая деталями. Для авторитета не помешает. Потому как командир без авторитета все равно, что пистолет без патрона, хочешь орехи коли, хочешь пиво открывай. Кто спросит – отвечу, стыдиться мне не чего. Кто наглеть начнет, да не по делу, пожалеет, что на свет народился. А то, что про легион без подробностей, так тоже подписка. Хороший он парень, да и боец, судя по всему отменный, если вся такая команда подберется, горы можно свернуть. То, что молод, так это проходит с годами, но попридержать надо будет, больно горяч, походя пару голов свернет, не заметит.

– Кормить в дороге не обещали, как я понял, – оглядываясь по сторонам, как бы высматривая стюардессу с подносом, недовольно произнес Сомов, всем своим видом показывая, что если не добудет съестного, начнет есть кожу с обивки кресел.

Всерьез опасаясь за сохранность предметов интерьера, я с видом фокусника извлек из сумки запечатанный в пластик сухой паек. Вот и пригодился, вспомнил почему-то полковника. Лицо Сомова просветлело, однако он не стал вырывать его у меня, вопреки ожиданиям, а направился к дальнему ряду кресел и принялся рыться в своей сумке, которую я ранее не заметил. С не менее интригующим видом он извлек плоскую бутылку коньяка и поставил на стол, после чего запоздало спросил:

– За знакомство? Позавтракать не успел, а дело уже к обеду.

– Почему бы и нет, – не стал расстраивать я Пегаса, во избежание недоразумений.

Дверь отсека пилотов открылась, на пороге появился полковник, видимо звуки возни не остались не замеченными, а может перемещения Сомова по салону вызвали турбулентность. Увидев наши приготовления, полковник не удивился, лишь проговорил:

– Вижу, знакомство состоялось.

– Виталий Семенович, присоединяйтесь.

– Куда же я денусь, да и без меня вы пропадете.

Он направился к дальней перегородке, где из встроенного шкафа принялся извлекать бокалы, фрукты, шоколад, какие-то баночки и пакеты с хлебом и нарезкой. Сомов был уже рядом и послушно подставлял ладони, где все это без труда поместилось. Закончив с сервировкой, собрались вокруг стола. Темная, янтарная жидкость заплескалась на дне бокалов.

– За чистое небо над головой, – по праву старшинства Виталий Семенович произнес такой знакомый тост, который сейчас воспринимался совсем иначе.

Напряжение последних дней отпускало, хотелось курить, жевательная резинка привычным движением отправилась в рот. После недолгого застолья полковник, прихватив пару наспех приготовленных бутеров и шоколадку, вернулся в кабину пилотов. Мы с Сомовым расположились в креслах, думая каждый о своем. Обсуждать что-то было преждевременным. Я смотрел в иллюминатор, на расстилающиеся плотной пеленой облака. Всего сутки назад я так же рассматривал облака из иллюминатора пассажирского Боинга. Только на смену неопределенности при возвращении, пришло другое беспокойное чувство, от которого становилось и легче и тяжелее одновременно. Во-первых, я снова в деле. Значит не зря в свое время я рисковал. Во-вторых, хоть я уже и не в том возрасте, когда стремление самоутвердиться заслоняет все остальные цели, но все же рад, что нахожусь здесь и сейчас. В-третьих, я понимаю, что со стороны полковника мне выписан практически неограниченный кредит доверия, а быть должным я не люблю. Вот только обстоятельства, сопутствующие всему этому, и то, что пока не случилось, но обязательно случится… и задача, главная задача. Иногда вся твоя жизнь сводится к одному единственному решению, после которого эта жизнь и приобретает окончательное значение. Значит все правильно, так и должно быть. Чему быть, того не миновать. Обратил внимание, что начал думать по-русски, еще вчера в мыслях сбивался то на французский, то на немецкий. Родной воздух не иначе, и задремал.

Гул двигателей изменился, самолет шел на посадку. Сомов все еще спал в своем кресле, пришлось помочь ему проснуться. Он огляделся по сторонам, похлопал зачем-то себя по плечам, пытаясь вспомнить, где находится, видимо вспомнил.

– Пристегнись, садимся, стюардессы уже сошли.

– Понял, – подумал немного и пристегнулся.

В иллюминаторе сплошным ковром появился лес, с цепью холмов и невысоких гор вдалеке. Самолет уверенно коснулся шасси бетонной полосы и вскоре остановился, заглушив двигатели. Дверь-трап плавно открылась. Командор вышел из кабины.

– Проходим к правой броне. Пегас, техника знакомая?

Сомов высунул голову в проем двери, глянул.

– Если без вертикального взлета, то да, – пошутил и расплылся в улыбке.

– Тогда бегом, осваивай, через десять минут будем, – распорядился полковник.

Вопреки ожиданиям, никаких видимых строений не было, только бетонная полоса в поле посреди леса. В конце полосы стояли два бронетранспортера. Из встречающих никого не было, к самолету не торопились с докладами ответственные лица, обгоняя друг друга. Никто не спешил обнаруживать свое присутствие. Погода пасмурная, градусов пятнадцать не больше, того гляди дождь пойдет. Не успел обернуться, Сомов уже двигался бодрым шагом почти бегом, к правому БТРу.

Вслед за мной по трапу спустился командор.

– Второго кандидата нужно представлять? – кивнул в сторону проема двери самолета.

– Думаю, что сам справлюсь, – в проеме, с сумкой в руке появилась та самая блондинка. Легко, почти не касаясь ступенек, спустилась на землю.

– Алена, – представилась незнакомка, протягивая руку.

От такого зрелища я не сразу пришел в себя, все мои контраргументы были разбиты этим взглядом. Кого ты там в бараний рог собирался.… Приплыли… Протянутая рука все еще висела в воздухе. Несколько поспешно пожал, и выпалил

– Костя…ммм… Константин, – хоть сквозь землю провались, ругал уже мысленно сам себя.

– Детский сад, – буркнул себе под нос командор, не понятно кого имея в виду, то ли кого-то из нас, то ли обоих сразу. Развернулся и зашагал в конец полосы.

Ничего не оставалось делать, как последовать за ним.

– Как самочувствие? – ласково поинтересовалась спутница.

Что не так у меня с самочувствием? Да все не так, ноги ватные, голова чумная, руки вообще не слушаются. Из-за перелета видимо, акклиматизация, может коньяк. Закурил на ходу и ответил чуть с запозданием:

– Бодрое.

– По виду не скажешь, – с сомнением бросив на меня короткий взгляд, заявила Алена.

– Помочь? – сделал я попытку взять сумку из ее рук.

– Спасибо, сама справлюсь, – уже с явным неудовольствием заявила она.

Что накатило, сам не пойму. Крыл себя мысленно трехэтажным матом. Что за реверансы. Пора заканчивать, добром не кончится. Следовало как-то разрядить обстановку, но ничего в голову не приходило. Шах и мат. Так и дошли до БТРа. Уже не предпринимая попыток пропустить даму вперед, закинул сумку в боевое отделение через боковую дверь, хорошо, никого не задел, залез внутрь. Следом залетела вторая сумка и в проеме показалась голова Алены. Дожидаться не стал, перебрался на место стрелка-оператора, проверил приводы. Боекомплект оказался полным. Все это время Алена возилась с закрыванием тяжелых боковых дверей. Занятие оказалось для нее не легким, но вполне посильным. Делал вид, что не замечаю. Что ж, сама, так сама.

Командор сидел на правом переднем сиденье, выполняя видимо роль штурмана. Двигатель взревел, БТР плавно тронулся, пошел на разворот. Накинул шлем, обозначился по бортовой связи. Было время оглядеться. Внешне обычный БТР, явно подвергался глубокой модернизации. Внутренние поверхности брони отделаны жесткими плитами. Дополнительное бронирование, термо- и шумоизоляция, скорее всего. Несколько дополнительных панелей приборов мелькали разноцветными огнями. Салон десантного отделения был более комфортабельным, при этом не в ущерб вместимости. Много других, более мелких отличий, на ходу всего не ухватить. В целом очень даже неплохо. В боевом отделении, в гордом одиночестве сидела Алена, слегка покусывая губу и время от времени бросала короткие взгляды по сторонам. Ехали не долго, минут двадцать пять на довольно приличной скорости. Командор подсказывал дорогу и периодически напоминал Сомову, что БТРы не летают. Остановились. Заглушили двигатель. Подождали немного пока осядет пыль, новичков нет, дурачков тоже. Спешились.

Недалеко виднелась речка с пролетами небольшого моста, по которому недавно проехали. Не быстрая, шума воды не слышно. Темный смешанный лес по дальнему берегу, с густым подлеском и хорошо различимыми буреломами, зеленая трава сочного цвета с разноцветными пятнами полевых цветов. Глаз радовался, красота.

– В такие места хорошо на рыбалку с охотой, на недельку другую. Рядом стоял Сомов и едва не мурлыкал от удовольствия.

Идиллию нарушало свинцовое небо, нависшее над горизонтом и строение метрах в двадцати за нами, на вид самая обычная одноэтажная казарма, к которой вела грунтовая дорога, заканчивающаяся шлагбаумом. А главное, она была обитаема. У шлагбаума нас встретил дед лет шестидесяти, крепкий такой мужичок, в плаще и высоких сапогах, кепка на глазах. С серьезным видом поприветствовал командора, оглядел нас, документы спрашивать не стал, как и представляться, сурово поздоровался со всеми за руку.

– Проходите, Все уже готово, обед через тридцать минут, вечером баня, если кому надо.

В небольшой с виду казарме уместилось все – жилые комнаты, кабинеты, столовая, оружейная, были отдельные санузел и душевые, даже спортзал, довольно прилично оборудованный и занимающий почти половину площади строения. Разместились в отдельных комнатах. Кровать, стол со стулом, шкаф для одежды, металлический шкаф для оружия и снаряжения, вот и вся мебель по сути, все чисто и аккуратно, как будто и не жил никто здесь. Никаких телевизоров и компьютеров. Двери на электронных замках. Обратил внимание на бронированные окна, на вид от обычных стеклопакетов не отличишь. Раскидал вещи по местам, переодеваться не стал, накинул брезентовую куртку, вышел покурить. Дошел до шлагбаума.

– Далеко собрался? – неожиданно за спиной раздался голос деда. Вот черт, напугал, сам виноват, расслабился.

– На разведку, дед, – небрежно ответил я.

– Какой я тебе дед?– серьезно проговорил местный житель. – Аркадием Борисовичем меня зовут, можно просто Борисовичем и выкать не нужно, не люблю.

– Я понял, Борисович, ты же не представлялся.

– Да и ты мне аусвайс не показывал, насколько я помню, – потом вроде спохватился и уже примиряющим тоном добавил, – да мне и не надо, правду ведь все равно не скажешь.

– Барсом зови, – не стал устраивать я тайны Мадридского двора.

– Во как, у нас здесь такие не водятся, ни разу не встречал, – задумчиво произнес дед, вспоминая, может и было чего. – К нам – то надолго? А то генерала нашего спросил, молчит пока.

– На месяц, плюс-минус, – про себя же подумал не генерал он пока, а полковник.– Зверье какое водится? Смотрю лес хороший, не губленный.

– Кабаны, косули, лоси, олени, медведь встречается. Волки, но близко сюда не подходят, лисы да зайцы естественно. Следы рыси видели пару раз, большая редкость, для этих мест. А ты никак на охоту собрался?

– Да не, интересно просто.

– Я тебе так скажу – что помельче, случись придется, можешь бить не спрашивая. Лосей да косуль с оленями не тронь, мало их осталось, да и знать надо когда можно, когда нет. Кабанов можешь бить без разбора, хватает. С хищниками как повезет, разойдетесь миром – хорошо, ну а на нет и суда нет. Это тебе так, на всякий случай. Вроде человек ты не местный, да и акцент иногда пробивается, не пойму. Ты у них за старшего останешься?

– Вроде того.

– Я так и понял, девица да молодой, кому как не тебе.

Не прост дедок-то, вопросы задает, моментом просчитал всех, подкрался незаметно, ох как не прост. На будущее решил и я поинтересоваться:

– А ты, Борисович, вроде местный?

– Можно и так сказать, все хозяйство на мне, вольнонаемный, если угодно. Жена на кухне успевает, да по бабским делам, огород, постирать, погладить. На мне все остальное. Давно никого не было. Вот и разговорился. Так, наездами на день-два. А тут смотрю, завоз делают, думал толпа приедет, а вас трое всего, значит надолго. Так что, обращайся если что.

– А живете где?

– Дом на опушке, там и баня. Вечером увидишь, если в баню пожалуешь.

– Спасибо, Борисович, постараюсь прийти.

На том и распрощались, по запаху нашел столовую. В столовой все уже сидели за длинным столом, вокруг суетилась женщина лет пятидесяти, разливая суп по тарелкам.

– Приятного аппетита, – пожелал я всем, вместо извинений за опоздание, впрочем, выговаривать ни кто и не собирался.

Кто кивнул, кто поблагодарил, сел на свободное место. Обед удался на славу, настоящая домашняя пища, соленья и маринады, копченое мясо и рыба, салаты, кому что нравится, и выпечка. Видно было, что встречают как дорогих гостей, еще и со своих запасов добавляют, на складах такого точно не водится. Сомов слегка покраснел от удовольствия и сдерживался, чтобы не ликвидировать очередной кусок пирога с рыбой, надо же и другим вроде оставить. Алена ела с аппетитом, но аккуратно, от выпечки отказалась, фигуру, наверное, бережет, а может о Сомове заботу проявляет. Полковник оказался дипломатом. В перерывах между блюдами отпускал хозяйке комплименты, периодически поглядывал на каждого, как на несмышленых детей, поздно вернувшихся с прогулки и забывших вовремя поесть. Иногда передавал тарелки по кругу, которые в конце пути, копились перед Сомовым. Семейный обед, да и только.

В завершение обеда полковник поднялся, поблагодарил хозяйку еще раз и, уже обращаясь к нам, сказал:

– Через пятнадцать минут жду всех в кабинете, прямо, в конце коридора.

Через пятнадцать минут все были в сборе.

– Итак, добро пожаловать. Сразу предупреждаю, база не наша, в постоянной нет никакой необходимости, смежники бывают здесь не часто, слишком далеко, а нам рукой подать. Ближайшие три месяца заездов не планируется, но если будут, я узнаю об этом первым. По сему, все разговоры по теме только в этом помещении, которое полностью проверено и защищено, а лучше вообще избегать. Борисовича знаю давно, можно доверять, о чем-то он может догадываться, но в проекте не участвует. Вы здесь для того, что бы подтянуть хвосты, у вас четыре недели, не забывайте об этом. Старший в группе – Барс. Далее, перед каждым из Вас папка, внимательно изучить, там всё и на все случаи жизни на ближайший месяц. Мы живем в постоянной готовности. Если час «икс» наступит завтра, когда меня рядом не будет, вы должны знать, куда бежать и за что хвататься. На изучение – час, записи не делать, координаты контрольных точек – наизусть…

Полковник говорил и говорил, инструктаж продолжался, обращался ко всем и по отдельности, каждую мелочь писал сразу на корку головного мозга. Таким я его еще не видел. Он был в своей стихии, жесткий, сосредоточенный. Я даже подумал, что нахожусь под гипнозом, проверился, нет, соображаю. Если раньше он старался нас взбодрить и поддержать, то сейчас слой за слоем снимал шелуху беззаботности, требуя включаться в работу. Я понял, что танцы с бубнами закончились. Дальше либо пан, либо пропал. В конце инструктажа он предоставил обещанный час и вышел. К концу изучения документов я знал практически все про базу, как будто своими ногами прошел. Система охраны и безопасности, расположение объектов, трасс, стрельбища и тира, порядок действий в различных обстоятельствах. Полковник не стал проверять, насколько хорошо мы изучили документы, просто убрал их в кейс, оставив это на нашей совести. На стол легла массивная стопка бумаг, разобрав на три части передал каждому.

– Перед Вами каталоги имеющегося вооружения, снаряжения и предметов экипировки. Не позже восьми утра завтрашнего дня вы должны выбрать и согласовать внутри группы перечень всего, что вам необходимо на период общей подготовки. Минимальный запас доставлен сегодня с утра, находится в оружейной комнате, список прилагается, доступ у старшего группы. Техника, на которой вы прибыли сюда – на стоянке, в вашем распоряжении. Если есть необходимость в чем-то, чего нет в каталоге, говорите сейчас, доставка будет единичная, второй не предвидится.

Глядя на загоревшиеся глаза Сомова, я понял, что обсуждение обещает быть жарким, а для меня лично выбор будет непростым. Когда полковник удалился, оставив нас наедине с желанием заказать все и сразу, принялись выбирать, то и дело сверяясь со списком уже имеющегося. Оказалось все гораздо проще, чем я думал. Практически все образцы стрелкового оружия, стоящие на вооружении, находились уже в оружейной комнате от ПММ до СПГ и АГС-30, правда, только в единичном экземпляре. Мне, чтобы освежить навыки обращения с отечественным оружием, вполне достаточно. Дальше – больше. В качестве личного оружия практически сразу выбрали GLOCK -18 с глушителем и магазинами разной вместимости. По тому, как согласился с этим Сомов, я думаю, обосновать непатриотичный выбор будет не сложно. От всяких приблуд в виде подсветок, коллиматоров, оптики обычной и ночной, тепловизионной, указателей для спутников и датчиков подачи сигнала SOS для пистолетов, по здравому разумению решили отказаться, но один комплект все-таки заказали, так на всякий случай, пусть будет. Алена при этом вела себя странно, практически не участвуя в обсуждении. Одно из двух, или для себя уже все решила, или полностью отдавала нам на откуп. В качестве индивидуального оружия, для себя любимой истребовала СК-16, отечественную снайперскую винтовку калибра 7,62мм и заявила, что давно уже ею пользуется. Как ни странно, ни Сомов, ни тем более я, про такую даже не слышали, однако в каталоге она была, поэтому было принято без возражений. Сомов немного подумал и со словами «кому то же надо будет Вас прикрывать», остановил свой выбор на «Печенеге», хотя дай ему возможность, выбрал бы «Корд», трудности его не пугали. В качестве основного оружия остановились на АЕК-973 с подствольным гранатометом и глушителем в комплекте, несмотря на его слабую износостойкость и внушительные размеры. Вот уже где не скупились на различного рода девайсы и оптику, благо имеющиеся стандартные планки это позволяли. Привычнее было бы вооружиться Heckler, но будем привыкать к тому, что имеем. В итоге остался только я без второго ствола и крепко задумался. ВССК «Выхлоп», калибра 12,7мм подходил по всем параметрам, но, если с немалым весом можно было еще как-то смириться, то ручное перезаряжание и магазин всего на пять патронов сильно смущали. Мощная снайперская винтовка с коротким стволом, что наверняка скажется на кучности, да и снайпер у нас уже есть. В итоге остановил свой выбор на ВСС «Винторез», калибра 9мм, но в список попали оба ствола. Подумал, что при необходимости заменю одним из штатных образцов из оружейной. Сомов выбор одобрил, Алена скептически пожала плечами. Вспомнили про гранаты – оказались в наличии, разных типов.

Со снаряжением и экипировкой провозились еще два часа, в итоге список оказался почти полностью не патриотичным, что никого уже не смущало, будут аналоги – возьмем. Шлемы, бронежилеты, подвесные системы, тактические ремни, кобуры разных видов и креплений, рюкзаки разного размера, в глазах уже рябило от наименований и описаний. В магазине было проще, покрутил, примерил, оценил, не понравилось – заменил. Еще проще – бери что дают, но по такому принципу уже давно никто не работает. Как правило – увидел, пощупал, пошел искать. У Сомова, как оказалось, опыта в подборе снаряжения было не меньше, да и предпочтения у нас с ним совпадали. Прения возникали, но тут же сходили на нет.

Еще почти час обсуждали и выбирали снаряжение для многодневных переходов, двухместная палатка и спальники, коврики и котелки, термоса, не удержались и добавили туда же пару спиннингов и наборов для ловли рыбы, топорик, ножи. Когда дошли до холодного оружия, терпение Сомова лопнуло, он никак не хотел останавливать свой выбор на одном из вариантов. Помимо боевого ножа, настоял на комплекте метательных ножей из шести штук, внушительных размеров туристическом ноже, больше похожим на мачете полуметровой длины и только после этого вроде успокоился. Алена тоже внесла свой вклад, напомнив про медикаменты. Что-то уже имелось в медпункте, который она уже успела обследовать, остальное включили в список. Добавили по паре комплектов камуфляжей и комплекту горки на каждого, по две пары обуви, плащи, сапоги, накомарники и маскхалаты. На этом можно было заканчивать.

После перерыва Алена и Сомов оставили меня одного в кабинете, где я продолжал редактировать список, вспоминая и добавляя то, что могли упустить. Решил заявку отдать полковнику вечером, иначе не усну, да и мало ли, обсудить надо будет, с утра времени может и не оказаться. Полковник появился в кабинете сам, сел за стол.

– Как продвигаемся? – не забыл он поинтересоваться.

– Вроде закончили, – неуверенно сообщил я ему, протягивая листы, исписанные мелким почерком.

Полковник бегло просмотрел на плоды нашего многочасового творчества, вопросительно посмотрел на меня.

– Ничего не забыли?

– Вроде бы нет. Что-то не так?

Я ожидал указаний на не патриотичность выбора и готовился отстаивать свою позицию, но этого не последовало.

– Про средства защиты я должен беспокоиться, или командир группы? Может быть, Вас ОЗК и ГП устроит? – полковник негодовал. – Может быть, в отличие от меня вы знаете точную дату часа «икс», так поделитесь, я внимательно послушаю. То, что Вы забыли про себя, пусть останется на Вашей совести, но то, что не позаботились о группе, недопустимо.

– Но, Вы говорили про боевые ска…,– я не успел договорить.

– А они у Вас есть? Может быть, есть в этом списке, или каталоге? Вы научились уже ими пользоваться? Не говоря уже о том, что изготавливаются индивидуально, а мерки еще не сняты. Мелочей не бывает, напомню, мы живем в угрожаемый период, это понятно?

– Я понял, исправим, – я злился на себя, за то что прокололся как новобранец, сам виноват, за это и получил.

– Очень на это надеюсь, – полковник своей рукой что-то дописывал в список.– Заявка принята, – продолжил уже более миролюбиво, буря миновала. – Я добавлю пару образцов стрелкового оружия Вам для ознакомления. У вас есть время до утра, чтобы дополнить заявку, потом я уеду. Завтра к вечеру ждите транспорт. Далее, с транспортом прибудет врач, проведет первичный осмотр и снимет необходимые показатели, не затягивайте, с этим же транспортом он должен будет вернуться обратно. В последующем те, кто участвует в проекте, будут прибывать только в моем сопровождении, все остальные- посторонние. До ближайшего населенного пункта три сотни километров, подъездных путей нет, поэтому появление кого-либо в пределах базы уже не случайно, инструкции на этот счет Вами уже получены. Охрану базы осуществляете самостоятельно. При оставлении базы полным составом, привлекайте Аркадия Борисовича, это входит в круг его обязанностей. Периодически буду контролировать ход подготовки, в остальном ответственность лежит только на Вас.

На этом разговор закончился, до ужина время еще было, вышел покурить. Возле БТРа на стоянке возился Сомов. Направился к нему.

– Барс, ты не представляешь, здесь столько наворочено, – восхищенно начал Сомов. – С виду же обычный БТР, не тут-то было, донная броня усилена, лобовая и бортовая тоже, титан похоже, многослойный, даже легче стал, по моему, по дороге сюда еще почувствовал, что что-то не так. С дополнительными системами еще не разобрался, может Алена поможет. Движок форсированный, но не серийный, подозреваю, что топлива ест в два раза меньше. Вооружение стандартное, но вот патроны и боезапас с сюрпризами. На вид сразу не отличишь, но то, что не обычные – это точно. Даже не представляю, во сколько встала такая доработка, но это не БТР, а луноход какой-то.

– Это хорошо, только вот нам завтра на стрельбище ехать, подумай, как груз разместить.

– Никаких проблем, сиденья в боевом отделении съемные, сделаю. Когда там ужин? – Сомов опять проголодался.

– Скоро, заканчивай тут, завтра доделаешь, да и дождь сейчас будет.

Правая лопатка первый раз за долгое время напомнила о себе, отзываясь тупой болью на непогоду. В жарком климате про нее даже не вспоминал.

– Хорошо, – Сомов пристально стал осматривать горизонт, ничего нового не заметив, полез в БТР.

Ужин прошел за разговорами о преимуществах здоровой пищи, при отсутствии женщин, они уже час, как ушли в баню. Едва успели закончить, появился Борисович, в мокром дождевике и сапогах, призывая всех желающих проследовать за ним в баню, потому как, уже освободилась. Мы разом подхватились из-за стола, полковник сказал подойдет позже. Собрали вещи из комнат, на выходе дед остановил нас с Сомовым, вручил каждому по дождевику, махнул рукой на дорожку в сторону леса.

– Прямо идите, не заблудитесь.

Метрах в ста от казармы, в глубине леса, на пятачке расчищенной земли, стоял добротный сруб с забором, огородом и теплицами. Совершенно незаметный издалека, даже света из окон видно не было. В ряду построек почти на берегу реки, особняком стояла баня, откуда тянуло свежим дымом и березовыми вениками. Баня была довольно просторной, бассейна не было, зато была тропинка, ведущая прямиком к заводи реки, где возле самодельного причала была привязана лодка. Михаил оказался ценителем бани, из парной не выходил, не забывая поддавать парку и с удовольствием фыркал, прохаживаясь вениками. А вот мне с непривычки было тяжеловато, успел отвыкнуть, зато боль под лопаткой ушла. Подолгу сидел в комнате отдыха, потягивая морс и просто отдыхая. По опыту знал, что на смену вот таким минутам, обязательно придут будни с работой до кровавого пота. А работы было хоть отбавляй. Уже складывались планы на ближайшую неделю, только вот груз завтра встретить и ночную охрану базы организовать. По дороге из бани навстречу попался Борисович, остановил.

– Барс, ты на счет охраны ночью не беспокойся, я покараулю, не впервой, днем отосплюсь, а вы отдыхайте с дороги, да после бани. Своих тоже предупреди, чтобы лишний раз за ограду не совались, не все капканы да сигналки успел поснимать, не доверяю я датчикам.

– А звери не попадают?

– Попадают, но редко, пуганые уже, стороной обходят. Только утром, если все уезжать будете надолго, мою Татьяну предупреди, поесть с собой соберет и меня найдет.

– Спасибо, Аркадий Борисович, обязательно предупредим.

Собрал своих в кабинете, пока полковник был в бане. Огласил планы на завтра, передал слова Борисовича, насчет сюрпризов. Разошлись по комнатам. Спал как младенец, но проснулся рано, еще темно, моросил дождь. Прогулялся до шлагбаума, отправил деда отдыхать, хотя тот и пытался сопротивляться. Сказал, что новый комплект камуфляжа оставит возле оружейной. У Сомова и Алены с собой было по комплекту, а вот я оказался не готов, не особо хотелось маячить и дальше в спортивном костюме, как и терять драгоценное время. Пару часов наблюдал, как наступает новый день, катастрофы сегодня не случилось. Закрыл дверь КПП, периметр отключать пока не стал. Рассчитывал сегодня пробежаться на природе, но погода внесла коррективы. Зашагал в спортзал. На крайней левой из трех беговых дорожек, в обтягивающих лосинах и топе, спиной ко мне была Алена с полотенцем на шее, мерно переставляла ноги в легком беге. Из зеркала напротив смотрел слегка насмешливый взгляд.

– Доброе утро, Константин, как самочувствие? – совсем без одышки поинтересовалась она.

Вот же далось ей мое самочувствие, что так плохо выгляжу, или вошла в роль нештатного санинструктора? Злясь уже больше на себя, чем на нее, ответил:

– Бодрое, – потом спохватившись, добавил, – доброе утро, – вышло опять нелепо.

Заняв крайнюю правую дорожку начал набирать темп. Разговаривать было невозможно, напряжение висело в воздухе. Впрочем, Алену, судя по всему, это нисколько не тяготило. На помощь пришел Сомов, вклинившись между нами, на среднюю дорожку. Буркнул что то, вроде «Привет всем» и взвинтил темп до скорости снаряда, дорожка немилосердно гудела под его ногами. Первой сошла с дистанции Алена, я наблюдал в зеркало за удаляющейся из зала фигурой. Сомов вскоре, вслед за ней, слегка разогревшись на беге, принялся за железо. Вот кого Бог силой не обидел. Я не был сторонником утренних силовых тренировок, тем не менее, наблюдая как изгибается гриф под запредельным весом, почувствовал укол зависти. Отмотав десять с небольшим километров, перешел к груше, приводя мышцы рук и ног в тонус, наносил серию ударов ногами и руками. После чего подошел к свободной левой дорожке, внезапно возникшую мысль стоит проверить. Вызвал из памяти последние показатели, десять километров ровно, время чуть хуже, чем у меня, надо же. Алена тоже придерживается планов, несмотря на непогоду. На консоли средней дорожки – почти три километра, но вот время, девять с половиной минут. Не знаю, как на длинные дистанции, но с короткими проблем нет. С чувством выполненного долга, пошел в душевую.

За завтраком все были в сборе. На этот раз Татьяне помогала Алена. Едва только сел за стул, взглянул в окно и вскочил как ужаленный. По мосту приближался БТР. Под недоуменные взгляды окружающих, со словами «Я сейчас», бросился к шлагбауму. Не знаю, может кто-то подумал, что я с детства боюсь БТР, или голыми руками решил его остановить, но я точно помнил, что не выключил систему охраны периметра и через минуту, другую всю округу всполошит рев сигнала тревоги, этого нам еще не хватало. Успел. На всякий случай дождался, когда он остановится на площадке, впрочем, двери и люки так и не открылись.

– Барьер был включен, – пояснил всем окружающим, усаживаясь за стол.

– Я так и понял, – отозвался полковник. Алена улыбалась только глазами. Сомов от шуток в присутствии полковника воздержался, только когда уже выходили после завтрака, сказал:

– Бегущий командир вызывает панику, не делай так больше, – и засиял в белоснежной ухмылке.

За завтраком полковник сообщил, что транспорт прибыл за ним, он нас покидает с наилучшими пожеланиями. Поскольку все указания были отданы, дополнения к заявке, коих оказалось не мало, озвучены и записаны, полковник через пять минут уже направлялся к стоянке. В провожатые, к нашему удивлению, напросилась Алена, полковник не возражал. Стоя на крыльце казармы, мы с Сомовым наблюдали, как после непродолжительного разговора, полковник залез в боевую машину, а Алена направилась в нашу сторону. Подняла голову, увидела нас, слегка смутилась и, не доходя до казармы, свернула на дорожку влево, избегая встречи. К чему бы это? Показалось.

Как бы то ни было, терять время я был не намерен. Имеющегося оружия и боеприпасов было в избытке, тем более дождь прекратился. Потренируемся пока из того что есть. Сомов воспринял команду на ура. Загнал БТР на территорию, ближе к казарме и принялся загружать ящики с боеприпасами и оружием, намереваясь полностью опустошить запасы. Мы с Аленой по мере возможности помогали, рискуя быть сбитыми с ног очередным безразмерным ящиком в руках Сомова.

Предупредил Татьяну, как просил того дед, на что она сунула мне в руки объемный сверток с выпечкой, еще теплый внутри. Проговорила, извиняясь:

– Пригодится.

Камуфляж пришелся в пору, но все равно сидел мешковато. От резиновых сапог и берцев я отказался, о чем уже жалел, потому что обут был в кроссовки. Разгрузки, пусть и не самые удобные, нашлись в оружейной. Алена и Сомов, в отличие от меня выглядели довольно браво, по поводу чего я совсем не комплексовал. Алена придирчиво меня оглядела, после чего направилась к казарме. Передумала ехать в такой компании? Но, впрочем, тут же вернулась с резиновыми сапогами моего размера.

– Переобувайся, – скорее приказала, чем попросила – тут Вам не Африка, – переходя на Вы, или во множественном числе, я так и не понял. Решил не спорить, взял сапоги, положил в БТР, успею переобуться.

Африка, не Африка, да что вы о ней можете знать? Даже вспоминать не хочу. А вспомнить было что. Мое молчание она истолковала по своему, добавила так, чтобы слышно было только мне.

– Соплей и простуд еще не хватало.

– Это точно, по коням, пора уже и делом заняться.

Два раза повторять не пришлось, через минуту уже все сидели по местам, БТР сорвался с места. До стрельбища, судя по карте, было пятнадцать километров, доехали быстро и с комфортом. У Сомова хорошо получалось, где надо разгонялся, иногда притормаживал, доехали с ветерком. Остановились у навеса на рубеже. Стали разгружаться. Не успели вооружиться, и выйти на рубеж открытия огня, чтобы осмотреться, как Сомов заволновался.

– Командир, шашлык, – шепотом, присаживаясь на одно колено и показывая рукой в сторону мишенного поля, произнес он.

Я тоже присел, присмотрелся, на удалении метров шестьсот, из леса на опушку вышел лось и замер осматриваясь, насторожился. Ветер на нас, вряд ли почуял, скорее услышал. Силуэт почти полностью спрятался в высокой траве за складками поля. Глазастый, заметишь не сразу, подумал про Сомова.

– Разреши я его обнулю? – Сомов смотрел на меня в ожидании.

И я повелся, напрочь позабыв о разговоре с Борисовичем. – Валяй.

Во-первых: расстояние, во-вторых: не такая простая задача попасть в крупный, но наполовину закрытый, силуэт из автомата, в-третьих: я не рассчитывал на то, что в следующий момент сделает Сомов. Думал, что спугнет и всем вроде хорошо. Сомов же в это время присел, выставил прицельную планку на открытом прицеле ПК, выщелкнул три патрона через один из ленты, зарядил в пулемет и передернул затвор. Когда я понял, что он собирается делать, было уже поздно. Держа на весу ПК, в положении сидя, он уже выцеливал лося, который стоял на том же месте. Выстрел, второго не понадобится. Лося не было видно. Может я моргнул в момент выстрела и поэтому не увидел, как лось упал или скрылся в лесу. Сомов тоже смотрел то на меня, то на поле.

– Не понял. Вроде попал.

– Развлекаетесь? – Алена подходила к нам и застала только концовку мизансцены, не понимая, что здесь происходит.

– Вроде того, дай-ка на минуточку, – я потянулся к ее винтовке, на которой был оптический прицел.

Сначала было отстранилась, потом скинула ремень винтовки с плеча и аккуратно передала мне из рук в руки. Осмотр в прицел результатов не дал, трава высокая, придется ехать. В глубину поля, вдоль леса, вела разбитая донельзя дорога, но БТР пройдет.

Оставив Алену охранять арсенал, отправились на БТРе по дороге вдоль леса, куда деваться. Объяснять ей ничего не стали, надежда была, что удалось уйти сохатому.

– Пегас, моли бога, чтобы ничего не нашли, иначе Борисович выпишет нам по первое число и аванс и зарплату, самих на шашлыки пустит, – практически кричал я из-за шума ветра и двигателя.

– Обычно не промахиваюсь, а причем тут Борисович?

– Предупреждал вчера, я не успел вам сказать.

Через шестьсот метров остановились, пошли осматриваться. И нашли практически одновременно. В густой высокой траве у дороги лежал лось, без признаков жизни, впрочем, следов попаданий тоже не было.

– Вот теперь точно Борисович заклюет, – мрачно констатировал я.

– Двухлетка, самец, – тоном профессионала отозвался Сомов. – Да что ты заладил про Борисовича?

– Да расстроится дед, вчера разговаривали, говорит мало их осталось, кабанов – пожалуйста, а этих не тронь.

– Во как, я и не подумал, а мог бы догадаться, и не сезон ведь, хорошо, что не лосиха, во дела-то, – до Сомова начинало доходить. – Со своим дедом частенько на охоте был, правда, места там глухие, лицензии только приезжие покупали, насколько помню. А так мясо надо – пойди да добудь. Коров только на молоко и держали. Что делать то будем? Не оставлять же здесь?

– Конечно не оставим, лупить надо.

Сказано, сделано, поясными ножами за час – полтора управились. Сомов ловко орудовал ножом, я не отставал. Нашлось и входное от пули – в носогубной части, крови практически не было, выходного отверстия же вообще не было, пуля застряла в массе сала на горбу, зима обещает быть холодной.

– Хорошая смерть, не мучился, – изрек Сомов.

– Выстрел хороший, не спорю, а вот смерти хорошей не бывает, – больше для себя, сказал я.

Шкуру с ливером перенесли через дорогу, закопали. Остальное, разделанное крупными частями, погрузили в БТР, подстелили прорезиненные плащ-палатки. Вернулись. Алена без дела не сидела, тренировалась с винтовкой вхолостую. Похоже, в прицел она многое увидела, вопросов не задавала. Встала напротив нас, вид был боевой, я даже загляделся.

– Если это был канадский олень, можете сразу вещи собирать и уходить с базы в лес жить, только подальше, дед все равно найдет. Он их специально сюда завозил, разводит уже не первый год.

– Да лось это, сама посмотри, двухлетка, – запротестовал Сомов.

Она заглянула в отсек, уже более спокойно продолжила:

– Пегас, а зачем тебе такая гора мяса? Тебя здесь плохо кормят?

Ситуация накалялась.

– Да я же охотник, вот и сработал инстинкт…

– Какой ты охотник, охотник сначала думает, потом стреляет, ты…

Я решил не доводить до оскорблений и рукоприкладства, даже не знаю, в чью пользу закончилась бы схватка, поэтому поспешил вмешаться.

– Спокойно, моя вина, дал добро. Борисовичу скажем, что случайно вышло, действительно случайно.

Она хотела видно что-то сказать, но передумала, а я обрадовался, что она вспомнила про субординацию. Надоел если честно уже этот балаган. Однако она продолжила:

– Пегас, если ты такой охотник, может быть тогда пари?

Сомов насторожился. Похоже, помимо всего прочего ее задело, что кто-то претендует на роль снайпера, да еще способен с открытого прицела, тем боле из ПК на средней дистанции попасть точно в цель. Хотя я знал, что такое кроме как «баллистической случайностью» не назовешь. С интересом наблюдал за развитием событий, уже не вмешиваясь.

– Излагай, – Сомов заглотил наживку.

– Дистанция – четыреста метров, из СВД, с открытого прицела, раз тебе уж так он нравится, мишень круговая, десять патронов, три пристрелочных, устроит?

– Вполне, что на кону?

– Если проиграю, помогу решить проблему с Аркадием Борисовичем в лучшем виде, ну а если выиграю, сам подойдешь к нему и никого втягивать уже не будешь.

– Да я так и так подойду, куда деваться, но за помощь буду благодарен. Не хочу деда расстраивать.

– Раньше думать надо было, принимается?

– Принимается, если командир не против, – Сомов вспомнил про меня.

– Валяйте, – как было детям отказать, пусть потешатся.

Убили время на расстановку мишеней на разных дистанциях, подготовили позиции, как смогли, заросло все травой, видно, что давно не пользовались, проверили радиоуправляемые подъемники, почти все работают. Сомов дал салют из пулемета, длинной очередью, с рук, чтобы распугать всех животных, зрелище было еще то. Можно было начинать. Чтобы не терять время, решил пристрелять автомат, обычное весло.

У спорщиков прошла пристрелка на сто метров, сбегали, посмотрели, вроде ствол новый, кучность хорошая, каждый для себя сделал выводы. Приступили. Алена стреляла вдумчиво, размеренно, давая отдых стволу после каждого выстрела, но ненадолго, чтобы глаза не устали, чувствовалась хорошая школа и немалый опыт. Я откровенно любовался, не каждый день такое увидишь. Сомов отстрелялся, как из пулемета, с короткими промежутками между выстрелами, если не вносить поправок на разогрев ствола, а он к тому же стрелял вторым, результат будет плачевным. Тоже школа, но другая и сразу понятно кто из них снайпер. Сомов привез обе мишени и предъявил мне, как секунданту. На первой, все пули легли почти ровным кругом, одна к одной, девятки и десятки. На другой – почти ровным таким равнобедренным треугольником, расширяясь от десятки и вниз, до пятерки, с одним отрывом. Не трудно догадаться, кто победил. Алена с довольным видом объявила о своей победе, стрельба подействовала на нее успокаивающе.

Для себя же я сделал два основных вывода. Во-первых: эмоции не мешают Алене вести прицельную стрельбу и она действительно хороший снайпер. Во-вторых: в группе есть второй снайпер, пусть и менее подготовленный. Оба вывода меня порадовали. После пристрелки автоматов, устроили еще одни соревнования. Стрельбу на сто метров из различных положений. По полному магазину у каждого, по десять выстрелов из каждого положения. Тут пальму первенства вынуждены были уступить мне, чему оба удивились. Когда результат стрельбы на двести метров повторился, Сомов предложил поменяться стволами, я согласился. Но когда и на триста метров результаты оказались те же, я решил прекратить издевательства. Алена явно переживала, потому что регулярно занимала последнее место, сказывалось отсутствие навыков стрельбы из положений с колена и стоя из автомата. Проигрывать она точно не любила, даже принимая внимание, что оба соперника далеко не новички. Она бы и мне пари предложила, но я поводов не давал, иначе проиграл бы вчистую, не сладилось как-то с СВД и все тут, не мое. Сомов не мог понять, как после такого перерыва, о котором он знал, мне удалось не растерять навыков, но вполне довольствовался вторым местом, ибо проигрывал командиру, то есть мне и отыгрался за пари. Незаметно трио складывалось, каждый занимал положенное ему место, а главное понимал это. Это и было основной целью.

Вдоволь настрелявшись из автоматов, покрывшихся слоем сизого нагара, решили сделать перерыв. В ход пошли уже остывшие пироги и кофе из термоса. Война – войной, обед по распорядку. Алена про фигуру не вспоминала, голод – не тетка. Перешли к групповому оружию. Сомов выступил в роли инструктора, и, надо сказать прекрасно с этим справлялся. Мне приходилось вспоминать навыки обращения с групповым оружием, то и дело допуская досадные ошибки. У Алены эти навыки отсутствовали как класс, только на уровне понятий, зато баллистические таблицы усваивались с первого, максимум второго раза. На этот раз тоже не обошлось без курьезов. При стрельбе из АГС-30, при постановке огневой завесы по определенному сектору, расстопорилась передняя лапа треноги, из-за чего разрывы гранат стали ложиться все ближе и ближе, пока последняя не взорвалась метрах в сорока от позиции. Не останови я вовремя стрельбу, дело могло закончиться плохо. Кроме того, при разрыве последней гранаты до меня с опозданием дошло, что они не инертные, которые используются для учебной стрельбы, а боевые. Инертных не оказалось. В результате пришлось идти в поле и восстанавливать поврежденные подъемники, один из которых восстановлению уже не подлежал.

Опробовали вооружение БТР в режиме экономии боеприпасов, поскольку возможности пополнения боекомплекта были пока не ясны. Сомов был категорически с этим не согласен, но пришлось подчиниться. Алена была в восторге, хотя старательно пыталась это скрыть. Корпус БМП, служивший мишенью, в полутора километрах, при попадании отзывался гулким эхом. Отчетливо видная траектория полета была практически без снижения, что заставляло задуматься об эффективности оружия. Очевидно, Сомов был прав насчет нестандартных боеприпасов. В общем и целом порезвились на славу и с пользой. Погрузка и обратная дорога заняла мало времени.

Когда уже разгружались, как из-под земли, неожиданно возникла фигура Борисовича.

– Устроили канонаду, весь лес переполошили, – без упрека начал он. Потом случайно заглянул мне за плечо и увидел то, что мы решили до поры ему не показывать. На полу боевой машины грудой лежало свежее мясо, капли крови уже где-то попали на бетон. Алены и Сомова рядом не было, я никак не успел бы среагировать, закрыть обзор или двери отсека.

– Аркадий Борисович, тут такое дело…,– начал было я, но дед слушать не стал, просто развернулся, не глядя на выходящих из казармы Алену и Сомова, и пошел прочь.

– Никак за карабином пошел, держись теперь, – произнес Сомов и тут же заработал удар в бок от Алены, которого даже не заметил. Вот и до рукоприкладства дошло.

Настроение резко упало. Мясо пристроили на склад в холодильник, Татьяна приняла. Было видно, что и у нее настроение испортилось, впрочем, на качестве обеда это не отразилось. Алена ушла к ней на кухню и о чем-то долго там с ней разговаривала, потом, как ни в чем не бывало, вернулась за стол.

Транспорт с медиками, их оказалось двое, пришел раньше, почти сразу после обеда. Из чего я сделал вывод, что объект находится где-то рядом, а полковник благополучно прибыл на место. С медиками была женщина лет пятидесяти, довольно эффектная, с хорошо поставленным голосом и располагающей внешностью, мне даже показалось, что мы уже где-то встречались. По тому, как к ней обращались, я понял, что в проекте она не последний человек, а значит, полковник не лукавил, говоря об участии женщин в проекте. Впрочем, она не представлялась, да и времени вникать, у меня не было. Снова разгружали машину, пытаясь разместить в оружейной комнате вновь обретенное богатство. В результате часть снаряжения свалили в кучу в спортзале, разбирать и сверяться со списком было некогда. Медосмотр прошел быстро, по полчаса на каждого, не более. Видно было, что медики тоже торопятся, но при этом, ни на шаг не отступают от предписанного регламента. Алена, пользуясь случаем, попросила коллег проверить мясо лося на наличие болезней, иначе грозилась нам просто захоронить его. Время до ужина пролетело незаметно. Гости от ужина отказались и поспешили в обратный путь, рассчитывая видимо успеть вернуться до темноты.

За ужином разговор не клеился, даже Сомов притих, сосредоточенно поглощая пищу. Лось, будь он не ладен. Аркадия Борисовича нигде не было видно. За суетой сначала не обратили внимания, потом стало очевидно, что кого-то не хватает. После окончания ужина, больше похожего на поминки, у Алены терпение закончилось. Она решительно встала из-за стола, сходила на кухню, о чем-то пошепталась с Татьяной. Подойдя ко мне, позвала за собой в медпункт. Теряясь в догадках, последовал за ней, Сомов было дернулся за нами, но Алена его остановила. В медпункте вручила мне сосуд с прозрачной жидкостью, открыл, понюхал, спирт. Стал догадываться.

– Борисович в бане, недавно из леса вернулся, остыл уже вроде, да и Татьяна успела с ним поговорить, иди пообщайся, – заговорщицки сообщила мне.

Возражать не стал. Не тот случай. Пить совсем не хотелось, но надо так надо. Мои люди – мне и отвечать, да и с себя вины не снимал.

Постучал в дверь бани, ни кто не ответил. Взялся за ручку – открыто. В комнате отдыха горел свет, за столом сидел Аркадий Борисович, ужинал. Баня до конца еще не остыла после вчерашнего, витал березовый дух. Посмотрел на меня без эмоций. Начал не гостеприимно.

– Послушай, Барс или как там тебя, шел бы ты подобру – поздорову, мне твоих извинений не нужно, сохатому тем более.

– Как скажешь, – я его понимал. Поставил бутылку со спиртом на стол, не уносить же с собой, развернулся на выход.

– Погоди, – остановил меня голос Борисовича уже на выходе, – зачем приходил?

– Да так, за жизнь поговорить, ну и извиниться, за себя, да за своих.

– Заходи, коли пришел… и присаживайся, погорячился я, – без эмоций произнес дед. – А спирт в медпункт верни, пригодится еще. Без того есть чем гостя встретить.

Встал из-за стола, извлек из холодильника запотевшую бутылку водки, поставил на стол.

Добавил тарелку для меня, указал широким жестом на стол. Когда выпили по первой, я решил не откладывать в долгий ящик, не за тем пришел.

– В общем, Аркадий Борисович, извини, лося мы случайно завалили, не хотели, так получилось. Рассчитывали пугнуть, вышло иначе.

Видно было, что это для него не новость, но начинать с чего-то надо было. Дед помолчал, потом заговорил.

– Я это и так знаю. Ты мне лучше другое скажи, у нас же с тобой разговор был? Молодого почему не предупредил? Пегаса своего.

Я кивнул, соглашаясь

– Разговор был, предупредить не успел, да и сам когда надо не вспомнил.

Дед кивнул, разлил по второй, и после этого заговорил уже сам.

– С лосем понятно, хотел за жизнь, так слушай. Я Вас, молодых все понять не могу. Не вы первые. Другие, бывало, привезут тушку, а то и две, да еще и бахвалятся, как будто подвиг совершили, смотреть противно. Потому верю, что не хотели, сижу тут и с тобой разговариваю. Я понимаю, конечно, что сам черт вам не брат. Сначала стреляй, потом думай, иначе сам с костлявой поздороваешься. Только вот это на войне, а здесь не война. Вот и не сходятся концы с концами. Откуда желание такое нездоровое, стрелять во все что движется? Не отвечай, – остановил он меня жестом и продолжил. – Я так понимаю, от недостатка опыта это, жизненного опыта, не боевого. Вот ты наверняка много кого на тот свет спровадил, мне не расскажешь, да и самому себе тоже. Но себя не обманешь, даже не старайся. Сам я таким же был, только задумываться позже стал. Вот и выбрал себе место подальше от людей. Пытаюсь прореху в природе восстановить, животным помогая множиться, считай, что вину свою искупаю. Причем души у тех животных, даже у хищников, почище многих человеческих будут. Не убивают они без причины, в отличие от людей. Посмотришь на таких, ничто их в этой жизни не держит, семью не создали, детей не родили, смерть только одна вокруг них и горе. Ты другой, я это вижу, и не я один, кстати, вижу, потому и должен ты вовремя молодым мозги на место ставить, да по сторонам почаще смотреть.

Если до этого я с дедом был согласен, сейчас он начинал говорить загадками, я насторожился, теряя нить рассуждений. Между тем он продолжал.

– Думаешь, никто не видит, какими глазами на тебя генеральская дочка смотрит? Ты или, извини, дурак или ослеп. Я-то ее не один год знаю, с пеленок можно сказать, такой еще не видел. Даже Пегас твой и то в сторону отошел, хотя богатырь еще тот, хоть и беззаботен по молодости.

Черт, напился я что ли, или деда понесло, о чем это он вообще?

– Борисович, поясни, ничего не пойму.

– Чего тебе пояснить? – как-то по-новому поглядел на меня. – Точно, дурак. Стреляешь, говорят хорошо, значит не слепой. Про Алену я, дочку генерала нашего.

Земля уходила из-под ног, хорошо что сижу, протрезвел моментально. Правильно Алена Витальевна, ясно же, как дважды два, а то, что фамилия… так бывает.

– Почему генерала? Он же полковник, удостоверение и паспорт показывал, – единственный вопрос который смог задать, в голове была каша.

– Не знаю, что он тебе там показывал, только я его последний раз в форме генерал-лейтенанта видел, года три назад. Не о том я, если за ум не возьмешься, не видать тебе Омеги как своих ушей, семейных-то не берут теперь.

Это был шок. Когда все эти сюрпризы закончатся?

– Покурить мне надо, выйду на минутку, – не своим голосом сказал и встал из-за стола.

– Сходи, покури, сам курил когда-то, понимаю, – уже вдогонку сказал дед.

Холодный вечерний воздух и сигарета освежили голову, память послушно стала выдавать слова полковника, точнее генерала и факты, много фактов.

«За все время существования группы лишь один человек пожелал оставить проект, в связи с изменением семейного положения…» – это значит про Аркадия Борисовича, иначе откуда ему знать о проекте?

«Борисовича знаю давно, можно доверять, ….. но в проекте не участвует» – это не значит, что не участвовал.

Внучка Цветкова Михаила Дмитриевича, помню, что замялся. «Готовили для исследовательского отдела проекта, но вышло по-другому». А добавить хотел, что Алена его дочь, но решил не заострять, рано или поздно сам узнал бы. И ещё:

«Здесь случай особый, есть все шансы, что ее родственники в первые часы катаклизма не погибнут, поскольку являются участниками проекта». А мать Алены, получается жена генерала и тоже в проекте.

В калейдоскопе событий последних дней, вполне очевидные факты затерялись, хотя и подсознательно не давали покоя. Зато сейчас все становилось на свои места. В том числе и поведение генерала во время перелета, и проводы генерала Аленой и многое другое.

Не ясно только одно, точнее ясно, действительно ли правда, что Алена относится ко мне как-то особенно. Про себя могу сказать точно, про нее нет. На память стали приходить события вчерашнего и сегодняшнего дня, недомолвки и взгляды украдкой, я бы сказал повышенное внимание и только. Если бы я знал Алену раньше, мог бы делать выводы, пока рано, поэтому поверю деду на слово. Перекур затянулся, пора возвращаться.

– Я думал, что сбежал, – пошутил Борисович и сам улыбнулся. Налил в очередной раз. Мне было не до шуток. Пока он не выдал еще что-нибудь, после чего придется идти в реку освежаться, я спросил:

– Ты был в «Омеге», я правильно понял?

– Верно. Был. Да весь вышел. Семенович старше меня на год, хотя это как посмотреть. Я опытнее, пожалуй, буду. Вот и советуется со мной иногда, по старой памяти. В этот раз же особо просил приглядеть, уж больно ему ваше знакомство на взлетной полосе не понравилось. Переживает, что без двух бойцов останется да командира в придачу. Вижу теперь, что он не ошибся. Говорю тебе, чтоб ты знал, если так выйдет, Алена без промедления оставит проект, даже не сомневайся. Много я видел, как она ухажеров отшивает, потому и сидит в девках. Сейчас дело другое, хотя ты и сам пока не понимаешь, телок да и только. Что до тебя, решай сам, что важнее, но выбор всегда есть, я тому пример.

– Не то время сейчас, чтобы выбирать, но за совет спасибо.

– Не благодари, знай, генерал наперед, что так может выйти, постарался бы найти тебе или ей замену, но как я понял, выбора то и нет. А времена всегда одни. Вот мне тоже говорили, помолодеешь на год, только я тебе так скажу, до сих пор себя молодым чувствую и помирать не собираюсь.

С Борисовичем еще долго сидели, он делился мудростью, я внимательно слушал и думал. Думал о многом, но в первую очередь о том, что он мне сказал в начале разговора. Когда было уже за полночь, я засобирался.

– Барс, просьба у меня к тебе будет. Ко мне на днях внук приезжает, семнадцать лет, оболтус. Я тебя попрошу, держите оружие под замком, уж больно шустрый, не углядеть. Сколько раз запрещали крутиться под ногами, один год вообще отказался принимать на лето, бесполезно. Как медом намазано. Мешать будет – гоните, пусть от этих дел подальше держится.

– Хорошо, постараюсь. Может встретить помочь?

– Не надо, у меня свой вездеход в гараже стоит. И еще. Пегаса мне на день откомандируешь? Как возможность будет. Заготовками для кормушек на зиму займется, пусть искупает.

– Хорошо вместе поможем, сообщи, когда надо будет.

На том и договорились. Проходя мимо шлагбаума, вспомнил про охрану, никак не привыкнуть. На встречу вышла Алена во всеоружии.

– Как все прошло? – поинтересовалась невинно.

Не сразу сообразил, о чем это она, но вовремя спохватился.

– Все хорошо, не беспокойся. Простил на первый раз. Во сколько сменить?

– Мы с Сомовым ночь пополам поделили, справимся.

Хорошо что так, потому что уснул только под утро. Проснулся поздно, можно сказать проспал. Вместо зарядки, поплелся в душ, голова раскалывалась, пол килограмма на душу, пожалуй, многовато, да еще без привычки. С этого дня сухой закон, лосей и других зверушек не бьем, за нарушение – расстрел. За такими мыслями не сразу сообразил, что душ занят. Сам я стою и бессовестно разглядываю Алену, которая едва успела прикрыться полотенцем.

– Пялиться долго будешь? – нашлась она с вопросом.

– Закрываться не пробовала? – я ответил ей в тон. И деланно равнодушно вышел из душевой. Дождался пока выйдет, уже успокоился.

– Извини, я не специально, – решил, что стоит извиниться.

– Что, голова болит? – поинтересовалась сестра милосердия.

– Ерунда, пройдет сейчас, – и направился в душ.

Когда проходил обратно, дверь медпункта открылась, на пороге стояла Алена.

– Зайди на минуту.

Опять приказывает, что ты будешь делать. Пришлось согласиться.

Усадила на кушетку, вручила стакан с прозрачной пузырящейся жидкостью.

– Пей, полегчает. За общее дело пострадал, – с сочувствием продолжила. – Как дошел, помнишь?

– Конечно, помню, вроде, – выпил лекарство, в голове стало проясняться.

– Борисовича тоже не видно, Татьяна лечить пошла. До чего договорились? Вчера так толком и не сказал. Не верю я во всепрощение с его стороны – она улыбнулась.

– Отрабатывать будем, о зверушках заботиться, в другой раз грозится локальный конфликт нам устроить.

Алена повеселела. Заглянула мне в глаза, увидев одной ей известные приметы, спросила:

– Полегчало?

Действительно стало легче, но сознаваться в этом не хотелось, как и уходить.

– Да, спасибо, – подумал, что если не признаюсь, еще чем-нибудь пичкать начнет, хотя я был и не против. Пришлось уходить.

Уж не знаю, что больше помогло, но уже через час, после плотного обеда, за которым обсудили предстоящие планы, я стоял над горой снаряжения в спортзале. Сомов возился рядом, осматривая и подгоняя предметы экипировки. Его довольная физиономия то и дело появлялась в зеркале. Я его понимал. Подогнав свои комплекты, стали помогать Алене, попутно давая ей необходимые пояснения. Когда закончили, получилось, что почти одновременно повернулись к зеркальной стене и застыли, рассматривая друг друга, как будто в первый раз увидели. В отражении зеркала стояла троица, весьма угрожающего вида, а ведь у нас кроме ножей, даже оружия при себе не было. Мне это понравилось, остальным, думаю, тоже.

– Командир, не знаю как ты, я без оружия все равно чувствую себя голым, – нарушил молчание Сомов. В присутствии Алены он всегда старался подчеркнуть мой командирский статус. Алена почему-то едва заметно смутилась.

Не сговариваясь, пошли вооружаться. Решено было брать с собой только автоматы для пристрелки. Выдвигаться на стрельбище и обратно планировали марш-броском. При себе только носимый запас и средства защиты. Основную часть знакомства с новым оружием перенесли на завтра, потому что в этом случае, без транспорта уже не обойтись. Под одобрительный взгляд Борисовича, бегом направились в сторону стрельбища. В этот раз ничего примечательного не случилось, за исключением того, что Алена удивила нас своей выносливостью. Мало того, что ей не пришлось помогать, по-моему, она готова была еще столько же пробежать. Искушений в виде крупной и мелкой дичи не было, вчера распугали. Под вечер вернулись на базу. Из увиденного сегодня, меня все устраивало от оружия и экипировки до уровня подготовки моей группы. А еще была усталость и спокойствие от того, что все идет как надо.

С этого дня распорядок изменился с учетом ночных караулов, ничего с этим не поделаешь, взвода охраны и обеспечения в нашем распоряжении не было, не считая Борисовича. Ночь делили на двоих, третий отдыхал. Поэтому отсыпались до двенадцати, зарядка, обед, занятия, ужин. Завтракали кому как удобно, иногда в комнате. Борисовича к караулам старались не привлекать, у того и так забот было по горло, в связи с нашими постоянными разъездами. А вот отрабатывать лося пришлось, хватило одного дня. Пару раз, когда Алена не участвовала в караулах, начинали занятия пораньше. Привыкшие к недосыпу, мы с Сомовым пытались отстранить Алену от караулов, но встретили решительный отказ. Не желая идти на конфликт, пришлось уступить. На стрельбище теперь выдвигались только бегом. Кто-то один из нас, поочередно, на БТР, остальные следом. Попутно осваивали управление транспортом. Сомов было заупрямился, не желая передавать управление Алене, но быстро сдался в ответ на обещание с ее стороны отправить его вместо самолета пешком до самого Питера. Обратно уже возвращались на БТР, с остановками на разведку местности, отрабатывали действия в составе тройки. Новое оружие пристреляли, оказалось, что четыреста метров для Алены не предел. Из новой винтовки, которая была немного легче и короче СВД, Алена уверенно поражала мишени на дальности до километра. Нам пострелять из нее почти не пришлось, только на пристрелке. «Выхлоп» перекочевал к Сомову вместо автомата, который он оставил в резерве. Меня хоть и поразил он своей мощью, все равно не прижился. Сомов был уже с ним знаком и, взяв однажды в руки, не пожелал с ним расставаться. Каждый день я отмечал для себя сильные и слабые стороны бойцов, не забывая и про себя. Исходя из этого, составлял планы на следующий день. Ежедневно, в заранее согласованное время, звонил на коммуникатор полковник, про себя и в разговорах я так продолжал его называть, не желая показывать свою осведомленность. Интересовался ходом подготовки, иногда давал советы. Подготовка вошла в свой обычный режим. Алена, судя по всему, знала мою биографию в подробностях, видимо от Сомова или из других источников, при этом не догадывалась, что я в курсе, кто ее родители. Я же, в свою очередь, старался не обнаруживать своего к ней интереса. Получалось плохо. Сомов пару раз пытался пошутить по этому поводу в отсутствии Алены, но понимания с моей стороны не нашел. Сделал выводы. К концу третьей недели подготовки стала накапливаться усталость, решили сделать выходной, приурочив его к банному дню.

Накануне всеобщего выходного я сидел и подводил итоги общего курса подготовки.

С огневой и физической подготовкой было все предельно ясно. Группа в целом была готова. Новые образцы изучены, пристреляны и опробованы, освоено групповое оружие, про пистолеты даже речи нет, все свободное время проводили в подземном тире, недалеко от базы. Там же выявилась и неприятная ситуация с рикошетами при отработке зачистки помещений. В результате сменили оружие, на предусмотрительно добавленное полковником к нашему перечню, меня же вполне устроил «Винторез», менять не стал. Немного поспорили с Сомовым относительно тактики действий, в результате он меня убедил. После этого пошло как по рельсам.

С рукопашным боем было куда сложнее. В один из первых дней пытались поработать в паре с Сомовым. Начиналось вполне терпимо. Преимущество в технике и скорости было на моей стороне, но преимущество в весовой категории и силе – на стороне Сомова. Поскольку мне не улыбалось попасть под удар с такой кинетикой, я старательно уходил и разрывал дистанцию, Сомов соответственно пытался дистанцию сократить и нанести решающий удар. Все его атаки проваливались в пустоту. Я ждал, когда он выдохнется и дождался. Когда он меня уже практически зажал в угол, у меня не оставалось выбора кроме как начать уходить «маятником», заставляя противника менять направление атаки раз за разом, теряя координацию. При этом несколько моих ударов достигли цели, но ощутимого перевеса не принесли. Вот тогда Сомов и потерял контроль. Неизвестно чем бы закончилось побоище, если бы Алена вовремя не остановила, просто выплеснув полведра воды на нас, потому как на ее окрики мы уже не реагировали. Подозреваю, что не случись этого, работы у нее, как у сестры милосердия, точно прибавилось бы. И каждый из нас был по-своему прав, но факт остается фактом. Мокрые, заведенные до предела, с одышкой и бледными лицами мы стояли и смотрели друг на друга, пытаясь понять, что здесь вообще происходит. Опытные тренеры остановили бы это в самом начале, но поблизости такого не оказалось. Итог подвела опять же Алена:

– Идиоты, убить друг друга решили? – видимо посчитав, что свою часть работы сделала, поспешила выйти из зала.

– Командир, извини, – первым начал приходить в себя Сомов. Я как то, это… В общем, зла не держи.

– Не стоит, учись себя контролировать, – решил и я вспомнить, кто здесь главный, сам тоже хорош.

Пожали руки в знак примирения, хотя и не ссорились, принято так, и пошли переодеваться. Принимая это во внимание, решили от спаррингов отказаться, у Алены даже мысли такой не возникало. Поэтому сосредоточились на работе со снарядами и приемах обезоруживания противника, по принципу обмена опытом. Алену на таких занятиях я старался к Сомову не подпускать ни под каким предлогом, да она и сама старалась держаться от него подальше.

С освоением техники тоже было вполне прилично, свою положительную роль сыграли поездки на полигон. Навыки по парашютно-десантной подготовке были у всех, возможности потренироваться не было. Когда поднял этот вопрос в очередном разговоре с полковником, он обещал над этим подумать. В общем, оставался только пикник, или полевой трехдневный выход.

Погода была сухая, и новость об этом была воспринята с энтузиазмом. На подготовку ушла половина выходного дня, в ходе которой выявилось отсутствие многих необходимых предметов. Впрочем, Борисович этот недостаток быстро устранил, приняв активное участие в подготовке. Вторую половину дня просто отдыхали, вечером даже удалось ненадолго сходить на рыбалку. Рыбы было много, тут и там она плескалась на поверхности и в зарослях камыша, однако у меня клева не было, сказывалось отсутствие опыта. Алена и Сомов от участия в рыбалке отказались, и к лучшему, хотелось побыть одному. Добыв пару окуней, приличного размера, решил, что этого вполне достаточно. На пирсе меня встречал Борисович, делая вид, что оказался здесь случайно. Взглянув на улов, сказал.

– Надо было тебе Илью с собой дать, он бы места показал.

Илья, внук Борисовича, появился в доме недели две назад, на самой базе не показывался, видимо дед запретил. Иногда наблюдал за нами издалека, приветствуя взмахом руки, мы отвечали тем же. Дед, с его приездом стал реже появляться на базе, чаще проводить время в лесу и дома, в обществе внука.

Когда после бани сидели с Борисовичем на свежем воздухе, я спросил его:

– У тебя вездеход на ходу?

– Всегда, без этого никак.

– Нас завтра подбросить надо будет, это возможно? – хотелось уйти подальше от базы, возвращаться всегда приятней, чем ходить по кругу.

– Давай обсудим, место на карте покажешь, там и решим. Только встречная просьба тоже будет.

Я вопросительно посмотрел на деда, с просьбами он никогда еще не обращался, больше мы к нему.

– Илью с собой возьмете? В качестве проводника.

Вот оно что, вспомнил свои рассуждения насчет участия в группе Алены, которые уже были давно забыты, как и сомнения. Решил дослушать деда до конца.

– Обузой не будет, места знает, да и пойдет налегке. Он к этому с детства приучен, иногда кажется, что лучше меня ориентируется, не пожалеете. Опять же лагерь оставлять будете, кому то охранять нужно? Он меня уже который год уговаривает, только я к базе привязан, больше чем на день оставить не могу. А с Семеновичем я вопрос утрясу.

– Не боишься с нами его отправлять?

– Боюсь не удержать, следом пойдет. Да и самостоятельный уже стал, школу закончил, в училище собрался поступать, так как-то.

– Хорошо, думаю, группа против не будет.

– Вот и ладно, значит договорились, – уже с облегчением проговорил дед. – Ночная охрана на мне, отдыхайте, маршрут утром обсудим.

По приходу, сообщил своим, что на одного участника стало больше, передав разговор с дедом, ожидаемых возражений не последовало, по-моему, даже обрадовались.

Утром встали рано, настроение боевое, дед подогнал к шлагбауму свой вездеход на гусеничном ходу, неопознанной марки, типа МТЛБ, но размерами куда меньше. Сомов тут же засыпал деда вопросами о боевых свойствах этого чуда техники, удивляясь отсутствию брони и бортового вооружения. Рядом с вездеходом находился Илья, парень семнадцати лет не богатырского, но крепкого телосложения в добротном камуфляже и сапогах, чернявый с серьезным не по возрасту видом. На плече мелкашка с оптикой, которую привычным движением иногда поправлял. Мы решили брать собой только бесшумное оружие, к счастью на СК-16 глушитель тоже присутствовал, иначе Алена ни за что не захотела бы с ней расстаться. Пока мы с дедом уточняли маршрут доставки и точку высадки, шла активная погрузка, Илья помогал. Судя по всему, они с Сомовым и Аленой уже познакомились, иногда переговаривались. Когда с приготовлениями было покончено, дед подозвал Илью.

– Илья, это Барс, – указал он на меня, – твой командир на все время до возвращения. Слушать его во всем и не перечить. Остальное я тебе уже дома сказал. Все ясно?

– Я понял, не подведу, – рассудительно заявил парень.

Я протянул ему руку, поздоровались, закрепляя знакомство.

– Тогда к машине, раз понял, – скомандовал я, вступая в законные права.

Когда парень уже скрылся в машине, дед проговорил:

– Спуску не давай, если будут какие-то проблемы, выводи к дороге и вызывай меня, буду без промедления.

– Борисович, ты нас как на войну провожаешь.

– Ладно, тогда поехали.

Дорога, занявшая почти три часа, должна была растянуться на три дневных перехода с двумя ночевками и стрельбой на полигоне на обратном пути. Маршрут и места стоянок разработаны накануне, неожиданностей быть не должно.

По большому счету их и не было. Сразу после прибытия и разгрузки отправились с Аленой на ближайшую сопку осмотреться. Во все стороны под нами просматривался только лес с блестящей на солнце лентой реки, плавно изгибающейся между холмов. Скальных выступов было немного, подходы к реке были, присутствия людей и следов цивилизации не наблюдалось. Внимательно изучив в бинокль направление предполагаемого маршрута, я вносил необходимые пометки на карту. Примерно через час после высадки начали движение. Илье местность оказалась знакома, поэтому шел впереди на небольшом удалении. Сомов замыкал группу. После пары часов пути под ногами стал попадаться валежник и сухие ветки, хвойный лес заканчивался. Обратил внимание, что создаем с Аленой много шума во время движения, при этом Илья и Сомов двигались почти бесшумно. Скомандовал привал.

– Командир, так не пойдет, – тут же заявил Сомов. – Нас за километр слышно. Ты когда последний раз по лесу ходил?

– Давненько, если честно.

Алена тоже виновато молчала.

– Оно и видно. Значит слушайте…

Последовало долгое объяснение, как нужно двигаться, как ставить ногу, что следует делать и чего избегать с демонстрацией на небольшом пятачке леса, где мы остановились. Часть из этого была хорошо известна мне, думаю, что и Алене, но навыки были утрачены. Если налегке, во время тренировок, еще и получалось двигаться бесшумно, то сейчас было гораздо сложнее.

– Еще лучше, смотрите, как делает Илья, у него хорошо получается и ступайте ему в след, – закончил Сомов. При этих словах Илья, который находился на небольшом удалении и видимо слышал разговор, приосанился.

Продолжили движение. По мере того как подлесок становился гуще и стали чаще попадаться буреломы, Сомов возглавил движение, я немного отставал, тренируясь бесшумной ходьбе. Алена шла вслед Илье и старательно копировала его движения, со стороны выглядело слегка комично. Внезапно Илья остановился и присел на колено. Мы последовали его примеру. Сомов, увлеченный подрубанием веток, вот когда пригодился его мачете, заметил остановку не сразу. Оглянувшись, тоже остановился.

– Медведь рядом, – сказал Илья, указывая на свежий след, когда мы собрались поближе.

Сомов разглядел следы и согласился, сетуя на то, что сам их не заметил. Слишком увлекся прорубанием тропы. Решили обойти место, но не удачно, уже через несколько сотен метров Сомов остановился и вскинул «Выхлоп», вскоре и мы разглядели пятно шевелящейся шерсти в зарослях малинника. Хватило бы и одного выстрела, но Сомов, памятуя про лося, медлил. Медведь тоже нас заметил, но нападать не собирался, как и освобождать нам путь. Илья побледнел, сжимая в руке мелкашку, но вскинуть даже не пытался. Понимал, что таким оружием зверя не возьмешь. Так же, с оружием наизготовку, Сомов медленно начал отступать, по своим следам, готовый выстрелить в любой момент. Пятиться пришлось долго, лишь когда угроза миновала, мы скорым шагом вернулись по своим следам к месту недавней остановки. Теперь пошли в другую сторону, по широкой дуге огибая хозяина леса, решившего полакомиться малиной. На очередном коротком привале, подозвал Илью, похвалил за наблюдательность, сказал, чтобы находился рядом с Аленой и охранял её. Парень был на седьмом небе от счастья, упорно пытаясь скрыть это. После полудня сделали полноценный привал, дневной лагерь разбивать и разводить костер не стали, наскоро пообедали запасами, прихваченными с базы, перевели дух. Сомов с Ильей о чем-то разговаривали, после чего Сомов подошел ко мне.

– Командир, предложение тут поступило, надо маршрут немного изменить.

– Давай обсудим, какая причина?

– Да все та же, медведь, недалеко мы отошли, километров пять – семь, не больше. Как бы к вечеру проблем не нажить, это он сейчас нас не тронул, потому либо засаду на него сделать, либо оторваться надо окончательно.

В словах Сомова был резон, да и с Ильей он не зря советовался.

– Какие предложения?

– Илья говорит, что недалеко ручей есть, глянь по карте, перейдем через него, углубимся в лес вот до этой сопки, – Сомов водил пальцем по карте, – пойдем вдоль ручья, как можно дальше, потом через ручей вернемся на старый маршрут.

На том и остановились. Широкий ручей, оказался не глубоким, но холодным. Ноги безнадежно промокли. Углубились в лес, вышли на пологий склон. Отсюда виден был и сам ручей и его противоположный берег. Пришлось делать незапланированный привал, немного подсушить вещи и обувь. Время уходило. Сомов выбрал место наблюдения и не сводил глаз с противоположного берега ручья. Как оказалось не зря. Из леса, на каменистый берег ручья вышел косолапый, прохаживаясь по берегу вперед и назад, недовольно мотая головой.

– Командир, давай так, если на этот берег сунется, я его сниму в два счета, я и сейчас могу, – шепотом произнес Сомов, разглядывая зверя в прицел.

– Пока не надо, – мне не хотелось его убивать, хотя он и ломал все планы.

– Тогда собирайтесь, и уходите, я пока понаблюдаю и вас догоню.

Собрались по-скорому, стараясь не шуметь, пошли вдоль ручья. Теперь Илья шел впереди, прокладывая маршрут, а я замыкал группу, периодически оглядываясь назад, ожидая, когда Сомов нас догонит. И он догнал, километров через семь, только увидел его Илья, идущий впереди. Сомов сидел на коряге и демонстративно потирал руки. Алена подхватилась:

– Пегас, ты как тут оказался?

Сомов улыбался с видом фокусника.

– Ножками, ножками, топ-топ, топ-топ…

Посмотрев на меня, понял, что таким докладом не отделается.

– Посидел с полчаса, косолапый весь тот берег прошерстил и ушел восвояси, ну а я на всякий случай, пару петель заложил и сюда, сюрприз ему оставил, кайенской смеси насыпал, теперь точно не сунется.

На тот берег, по общему решению, переправляться не стали. Ручей шел параллельно старому маршруту. Сделав последний на сегодня переход, решили разбить лагерь засветло, недалеко от ручья. Развели костер подсушить вещи, поужинали разогретым сухим пайком. Сомов с Ильей постоянно о чем-то разговаривали, потом обошли вокруг лагеря, расставляя сигнальные мины на растяжках. По привычке разбили ночь пополам, Алена не протестовала, у Ильи настроение испортилось, пришлось объяснять, что без серьезного оружия в карауле делать нечего, вроде понял. Илья не отходил от Сомова ни на шаг, чему тот был только рад, постоянно что – то объясняя и показывая. Незаметно опустилась ночь. Вопреки ожиданиям, ночь прошла спокойно. Посреди ночи, как раз когда менялись с Сомовым, слышен был волчий вой, на пределе слышимости, поэтому придавать значения ему не стали.

Наутро на Алену было больно смотреть, сильно покусали комары, ультразвуковой отпугиватель, по ее словам проверенный не раз, в эту ночь почему-то не сработал. Не выспавшаяся, покусанная, с опухшим лицом она направилась к ручью умываться. Вернулась, пряча лицо в воротник, и скрылась в палатке. Вышла только когда мы начали сворачивать лагерь.

За предыдущий день мы прошли треть маршрута, но все же сильно отклонились от него, сегодня предстояло наверстывать. Ручей преодолели почти без проблем, по камням, рискуя оступиться и подвернуть ноги. Обошлось. Темп задавал Сомов, остальные пытались не отставать. Периодически останавливались на привалы. На одном из таких привалов, уже ближе к вечеру, Илья на время пропал из поля зрения, никто из нас на это не обратил внимания. Спохватились, когда на отдалении прозвучал негромкий выстрел, как гром среди ясного неба. Скинув рюкзаки на траву, не сговариваясь, разошлись широким полукругом и бросились в лес в направлении выстрела, на ходу заряжая оружие. На встречу, из зарослей появился Илья с зайцем в руке и довольно улыбался, пока не увидел наши лица. Сначала получил нагоняй от всех по очереди, потом благодарность от меня за заботу о группе, в ответ на обещание больше не отходить без разрешения и тем более не открывать стрельбу. На назначенную точку, недалеко от одного из рукавов реки, вышли поздно вечером. После дневного перехода ноги гудели немилосердно. Лагерь на ночевку разбивали уже в сумерках. Из зайца, стараниями Алены и Ильи получилась великолепная похлебка, которая, не успев остыть, была с аппетитом съедена. Рано утром, когда была моя очередь охранять лагерь, появился из палатки Илья, отпросился на рыбалку, благо до речки было рукой подать. Получив разрешение, ушел и уже через полчаса вернулся со связкой разнорыбицы, насаженной на ветку. Когда проснулись остальные, уха была уже готова. Настроение моментально улучшилось, особенно у Сомова, который уверял, что никогда в жизни не ел более вкусной ухи. Мы с Аленой выразили Илье свою благодарность, от чего парень совсем застеснялся и не знал куда деваться.

Последние два десятка километров до полигона по непроходимому лесу дались тяжело. Карта не отображала таких подробностей, как буреломы или густо разросшийся подлесок. Этот участок леса находился в секторе стрельбы с полигона, потому был не знаком Илье. Для себя отметил, что группа двигается почти бесшумно, включая и нас с Аленой. Урок не прошел даром, навыки возвращались. Алена больше не пыталась копировать поступь Игоря или Сомова, у нее появлялся свой стиль, хищной кошки настороженно и плавно преодолевающей преграды. Этот лес был мертв. Ни зверей, ни птиц, ни малейших следов пребывания. И чем ближе к стрельбищу, тем отчетливее это было видно. Стали попадаться деревья, обезображенные осколками и крупнокалиберными пулями. На протяжении многих лет этот лес принимал на себя всю мощь оружия людей, призванных защищать и оберегать. Чувство опасности не оставляло, группа уже ушла далеко вперед. Остановить? Обойти этот мертвый лес? Нет, ерунда, явной опасности нет. Да и группу возвращать, только хуже сделаешь, да и время поджимает. Радовало только одно, конечная точка уже рядом.

На выходе из леса осмотрелись, вдалеке на исходном рубеже четко просматривался силуэт БТРа, этого в планах не было. Почуяв неладное, дал команду ускориться и уже не скрываясь, преодолели последние три километра по разбитой дороге, той самой, знакомой с первого дня. Возле БТРа стоял Борисович. По мере приближения придирчиво всех осмотрел, отыскивая взглядом внука, обнаружив, что все с ним в порядке, не стал задерживать на нем взгляд, а шагнул мне на встречу. Начал без предисловий:

– Семенович на базе, с утра приехал, меня отправил Вас встретить.

– Случилось что? – приезд полковника без предупреждения сам по себе уже настораживал.

– Да вроде ничего, ждали Вас ближе к вечеру, вроде особой спешки нет, но меня отправил, вот, тряхнул стариной, – махнул в сторону БТРа.

– Ну, если спешки нет, тогда час-полтора надо подождать, отстреляемся и поедем.

Не люблю незавершенных дел. Тем более четких указаний, доставить немедленно не было, чего икру метать раньше времени.

– Как скажешь, я не тороплю. Как Илья то мой? Вижу, не заплутали, – уже с явным интересом спросил о том, что беспокоило больше всего, так чтобы другим слышно не было.

– Молодец наш Илья, отработал на все сто, так что не переживай, – обрадовал я деда. – Потом расскажу, а то и сам расскажет.

– От него дождешься, слова не вытянешь, – посетовал дед.

Стрельба заняла не много времени, слышно было только выстрелы из мелкашки Ильи, которого тоже привлекли, да глухие звуки и лязг затворов нашего оружия. Поймав завистливый взгляд Ильи, дал ему пострелять из «Винтореза», дед был не против. Пострелять из винтовки Алены даже я не мечтал, а отдача у «Выхлопа» была не по возрасту Илье, но и этого хватило с избытком. По его лицу сразу понял, что этого момента он ждал все эти дни, а может и дольше. Оценив результаты, дед с гордостью хмыкнул.

– Моя школа.

Всегда приятно, когда твои потомки вырастают и становятся достойными людьми, а если при этом еще идут по твоим стопам, тогда вдвойне.

Полковник стоял на крыльце, наблюдал, как мы высаживаемся из бронетранспортера, выгружаем вещи. Вид у него был такой же, как у Борисовича пару часов назад, когда тот встречал Илью, он так же высматривал Алену, теперь я обратил на это внимание. Алена украдкой пыталась подать непонятные знаки рукой и делала грозное лицо. Я делал вид, что ничего не замечаю, а вот полковнику, судя по всему, надоела эта пантомима или тайные жесты подействовали, он развернулся и зашел в помещение базы. Нашел я его в кабинете. Вид у меня был слегка потрепанный, не сказать больше. Трехдневная небритость, на голове косынка банданой, наколенники и налокотники в пятнах непонятного происхождения, но все остальное при мне, кроме оружия, передал Сомову, чтобы залил оружейной смазкой, потом легче чистить будет. В общем, видок еще тот. Впрочем, полковник к моему виду отнесся снисходительно, я бы даже сказал одобрительно, потому что сразу засыпал меня вопросами:

– Смотрю, подготовка прошла результативно? Группа готова? Все живы здоровы? Предложения по замене или доподготовке есть?

– Группа готова, доподготовки не требуется, замен тоже, состав оптимальный…

Далее я принялся докладывать о ходе самой подготовки, не углубляясь в детали. Это освоили…, то подтянули…, этого добились…, того не потребовалось… В целом командор был доволен результатами, кроме одного

– Барс, первый раз он назвал меня по позывному, ты какого черта повел группу через лес за стрельбищем? У тебя ничего там не колыхнулось? Тебе не пришло в голову, что в нем могут оставаться неразорвавшиеся боеприпасы? Это же бывшее армейское стрельбище, они там чего только не применяли и не испытывали. Ты все свои выходы собираешься превращать в прогулки по минному полю? Полковник в выражениях не стеснялся.

Запоздалый страх противно лип к телу, так всегда бывает, когда прошел по минному полю, не зная того. А ведь колыхнулось, и лес не зря мертвый и мысль обойти была. Вот так и бывает, что после трудного пути губят последние метры. Торопились вернуться, а нет бы остановиться, подумать. Считай, в рубашке родились.

– По кратчайшему маршруту пошли, командор, моя вина, – оправдывался я.

– Знаешь, куда кратчайший путь ведет? Вот, не мне тебе объяснять. Если бы кто-то пострадал, спросил бы по полной, потому как ты командир.

– Командор, если считаешь, что не справляюсь, назначь другого, только в проекте я хотел бы остаться. Наверняка есть люди опытнее моего.

– Ты мне это тут брось, хотел бы заменить, давно бы уже заменил. Теперь вижу, что готов и выводы правильные делаешь. Таких людей, как у тебя, больше нигде нет, береги их.

Теперь я видел, что полковник испугался не за Алену или Илью и ни за кого в отдельности, а за всех вместе, не делая различий, не разбирая на своих и чужих, менее или более ценных.

– Я понял.

– Вот и хорошо, что понял. Это еще не все. Сегодня ночью захват объекта, на подготовку…– он посмотрел на часы – десять часов, поэтому через два часа всех жду у себя.

Вот и ожидаемый сюрприз. Мечты о бане и отдыхе разбивались на мелкие кусочки. Так всегда, когда считаешь что нелегкая задача выполнена, появляется другая, более тяжелая, которая обесценивает предыдущую. А какие, собственно говоря, проблемы? Да устали, да мечтали отдохнуть, слегка потрепаны, так время будет привести себя в порядок. Полковник точно знает, что делает. Группа готова на все сто, а до предела возможностей, как до горизонта. Справимся.

Два часа на все про все хватило с избытком. В назначенное время собрались в кабинете. Расстелив карту на столе, полковник заговорил.

– Задача учебно-боевая. Цель – проникновение на стратегический объект и условное минирование. Время выполнения – до 8.00 завтрашнего дня. Порядок выполнения, состав вооружения и экипировки определяет старший группы. Состав группы – прежний. Доставка в начальную точку наземным автотранспортом. Все необходимые справочные материалы на столе перед вами. Теперь главное – действовать нужно без применения боевого оружия и значимого ущерба, как для самого объекта, так и подразделения охраны. Объект хоть и не наш, но не вражеский. Это понятно?

– Понятно, – невесело проговорил Сомов. У охраны патроны тоже холостые? – спросил или пошутил он.

– Нет, не холостые, об операции знают единицы в Москве, на месте даже не подозревают. Продолжим. В случае раскрытия операции до момента обнаружения факта условного минирования, задача считается проваленной. В случае провала действуете по легенде другого спецподразделения, есть в материалах на столе. При попытке задержания сопротивления не оказывать, продержаться максимум тридцать минут, после чего вас вытащим. Если удастся скрытно проникнуть, заминировать и также скрытно уйти, задача будет считаться полностью выполненной. И, уже глядя только на Сомова, добавил, – Языка брать не надо, и ломать кому-нибудь и что-нибудь на всякий случай, тоже. Вопросы есть?

– Пока нет, в процессе подготовки, возможно, появятся, – ответил уже я за всех.

– Тогда приступайте, не буду мешать, два часа на разработку плана, – полковник вышел.

Едва только начал изучать справочные материалы, посетило дежа-вю. Точно, ошибки быть не могло, одна и сменных точек РВСН, на такой же когда то проходил срочную. Система охраны с того времени почти не изменилась. Уже легче. Фора со стороны полковника? Тут же вспомнил, подробности службы и настроение стало портиться. Задание точно будет не из легких, фора не поможет. На схеме с грифом «Совершенно секретно» помимо обозначенных рубежей технической охраны и замаскированных наблюдательных постов, отсутствовали хоть какие-нибудь данные о расположении секретов и огневых средств, которые необходимо доразведывать. Помимо того, насколько помню, существует практика свободного поиска одной или несколько групп на прилегающей местности. Действуют они автономно, просчитать или разведать их маршрут за такое время нереально. Встреча с ними может оказаться последней. Спрашивать ночью, в лесу, свой ты или чужой, не будут. А если и спросят, ответа все равно нет, или есть? Со стороны точки высадки подходить нельзя, это угрожаемое направление, придется обходить, увеличивая шансы на столкновение, времени не хватит, значит надо менять либо точку высадки, либо точку эвакуации группы… Время операции, перед рассветом тоже будут ждать, охрана усиливается, без дураков. Значит середина, а лучше начало ночи, чем раньше, тем лучше, два, максимум три часа ночи, под пересмену, надо успевать. Вопросы копились, но варианты были. Все свои соображения и предварительный план изложил группе. Алена улыбалась, как будто я анекдоты рассказывал, раздражало. Зато Сомов слушал внимательно, добавить ему было нечего, вот много нового, судя по всему, узнал, и про меня в том числе. Потом молчали долго. И так и эдак крутили карты и схемы. Первым заговорил Сомов.

– Был как то опыт подобного захвата, тоже вроде как экзамен, но с этим не сравнить, командора надо звать. Без него все равно не решим, а время идет.

Алена ушла и вернулась уже в сопровождении отца.

– Какие вопросы? – поинтересовался тот, едва переступив порог.

Я коротко изложил план и возникшие вопросы, полковник задумался.

– Отвечу сначала на вопросы. Время начала операции сдвинем, насколько потребуется, так чтобы вы успевали, точку эвакуации сменим, как вы и предлагаете. На случай внезапной встречи с разведгруппами пароли-отзывы будут исключительно для вашей безопасности. Только вот условия остаются прежними, если обнаружат, задание провалено. Более того, если бы не последовало вопросов по опознаванию, операцию пришлось бы отменить, прецеденты уже были. В целом план одобряю. Еще вопросы?

– Если задание провалим, что дальше? – Сомов явно сомневался в успехе.

– Ничего страшного, продлите подготовку еще на месяц, только уже под чутким руководством, потом по новой. Разрыв между вахтами до трех месяцев допускается, время есть. Если это все, три часа на сборы.

Уже в коридоре я придержал Сомова.

– Пегас, не нравится мне твое настроение, сомневаешься?

– Барс, сам пойми, стрелять не смей, пальцем никого не тронь, сам скажи, я на ниндзя похож?

– Ага, мне бы шашку да коня, да на линию огня… – пошутила Алена, следуя за нами.

– Это точно, – оценил шутку Сомов и повеселел. – Да справимся, командир, не переживай, в первый раз что ли.

Пожалуй, что в первый, подумал про себя. Через три часа уже сидели в БТР, полковник сам решил нас доставить на место. Оружие тоже решили брать с собой по минимуму, ночной лес не самое спокойное место. Для подхода выбрали самое труднодоступное направление, благо, что еще не до конца стемнело. За пару километров до объекта выбрали позиции, наблюдали, дождались темноты. Уже собирались подойти ближе, когда Сомов обнаружил движение. Группа из пяти человек шла прямо на нас. Затаились. Обнаружился и секрет, прямо по курсу. Поисковая группа дошла до него, после чего круто изменила направление и стала удаляться. Ситуация осложнилась, обходить в темноте по бурелому – не вариант. Оставалось ждать. Неизвестно сколько там человек, двое или трое, вряд ли больше. Прошло два часа, комары съедают заживо, вымещая на нас злобу за свою короткую жизнь, мысленно посочувствовал Алене, а дело уже к полуночи.

– Командир, – прошептал Сомов на пределе слышимости. Давай сниму по – тихому?

– В смысле снимешь? Сказали же…

– Я аккуратно, не пикнут.

– А выживут? После твоего аккуратно.

Сомов задумался.

– Должны.

– Не вариант, ждем пока, потом если что, вместе попробуем.

Ждать пришлось еще около часа, потом послышалась возня и мы увидели три удаляющиеся фигуры, секрет снялся с места. Или позицию меняют, или время закончилось, возвращаются. Дождались, когда бойцы отойдут подальше, заняли освободившуюся позицию. Уютненько. Даже кабель связи проброшен. С секторами обзора намного хуже, понятно, почему нас не заметили. Сомов прижал растопыренные пальцы к уху, прошептал:

– Звонок другу?

Кивнул, давя понять, что сам вижу и показал ему кулак, он успокоился.

От позиции секрета вели две тропы, одна в сторону объекта, другая вдоль периметра, видимо на другую позицию. Судя по всему, бойцы ушли на объект. Оставаться здесь долго нельзя, время идет. Двинулись по тропе, Сомов впереди, я замыкающий. Объект был уже рядом, когда я скорее почувствовал, чем услышал или увидел движение позади. Присели на месте, прижимаясь к зарослям по сторонам тропы. Метрах в двадцати от нас тропу пересекала поисковая группа. Не глядя по сторонам, почти не маскируясь, они скорым шагом двигались вдоль периметра и вскоре скрылись, слышны были неразборчивые переговоры шепотом по рации. Не иначе что-то случилось. Сошли с тропы, огляделись, выждали. Вроде все тихо. Вышли на опушку леса, до периметра рукой подать. Ни единого пятнышка света, светомаскировка. На вышках расположены приборы ночного видения и прожекторы на случай тревоги. В стороне от калитки два датчика, недалеко друг от друга и две линии забора ограждения из колючей проволоки. Дальше действовали, как договорились. Алена принялась за дело, развернула приборы, долго настраивала, осмотрела забор ограждения, подала сигнал. Сомов поочередно подготовил пролазы. Пока все спокойно, сигнала тревоги не последовало. Медленно, не торопясь, даже перестав на время дышать, преодолел ограждение по-пластунски, как учили. Я был внутри периметра. Радовало отсутствие собак, слишком уж доверились технике. До точек условного минирования едва ли сто метров и мертвые зоны у построек. Когда первая табличка была успешно размещена на воротах, раздался сигнал тревоги. Первым желанием было со всех ног нестись обратно, к пролазу. Выходить и сдаваться, не в моих принципах. Ладно. Пусть поищут. Загорелись прожекторы, освещая периметр, послышался топот ног, завелась и выехала за периметр машина. Прожекторы потухли так же внезапно, как и загорелись. Не похоже, что ищут внутри, уже легче, но расслабляться не стоит. Разместил вторую табличку и двинулся проверенным путем к пролазу. Не знаю, ждет меня там группа или нет. На случай тревоги, Сомов с Аленой должны были уходить на резервную точку, в силу вступал план «Б». А они ждали. Не знаю отчитывать их за это или благодарить, в любом случае не время. Уходим.

– Я же тебе говорила, – радостно шептала Алена, обращаясь к Сомову. Но тот ее не слушал, заделывая пролазы.

Отошли от объекта на пару километров, остановились, решая как быть дальше.

– Командир, у меня слов нет. Как тебе удалось? Думал уже всё, погорели. – Сомов приходил в себя.

– Сам не знаю. Не по нашу душу переполох. Точно.

И действительно, за нами не гнались, пока, по крайней мере. На пути обратно никого не встретили, просто полоса удачи какая-то. Но расслабляться рано, если найдут таблички раньше, то и погоню вполне могут организовать, ума хватит. Плохо другое, путь к реке, к точке эвакуации, где нас должны были забрать на лодке, оказался отрезан. А до резервной точки три часа хода. Сидеть здесь и ждать утра, тоже не вариант. Обнаружат и грош цена всем усилиям.

Единогласно решили уходить на резервную точку эвакуации. Причем быстро, вариант с погоней никто не исключал. Когда правила игры не оговорены, сторона которую используют в темную, может действовать как угодно. Опасения оказались напрасными, через четыре с лишним часа дошли. Усталые, но довольные вышли на просеку, где уже поджидал БТР. Только строгий взгляд полковника остановил, наверное, Сомова чтобы не расцеловать броню, а Алену от броска в объятия отца. Вовремя одумались, подобрались. Собрался было доложить, как положено, полковник жестом остановил.

– Знаю, вижу, задание выполнено, по машинам.

Ожидали горячего приема, транспорантов, криков Ура и долгих речей? Не тут-то было. Работа есть работа. Наверняка и сюрпризы будут. Что на этот раз? Я уже ничему не удивлялся. Поспать бы.

В боевом отделении, к нашему общему удивлению, сидел Борисович, слегка помятый и уставший. Постепенно, общими усилиями, удалось его разговорить. Оказывается, он должен был нас забирать с точки эвакуации на моторной лодке. Семенович не дал ему идти на своей, мотивируя, что на надувной будет проще. В результате, когда причалил к берегу, был захвачен и допрошен разведгруппой объекта. Если бы не лодка, может и отпустили бы. Новая, явно не двухместная, с пластиковым дном, позволила предположить наличие группы. От жесткого допроса спас, пожалуй, только возраст. Доставили на объект. Ждали прибытия какого-то чина, а тут и таблички обнаружились. И завертелось. Погоню снарядили, да было уже поздно. К счастью вместе с чином на объект пожаловал и Семёнович, помахал корочками, сказал, все де игры кончились, готовьтесь получать пряники, потому как объекта Вашего в природе больше не существует. Если есть претензии, звоните министру обороны, или куда повыше, а человека моего отпускайте, иначе хуже будет.

– Подчинились, куда деваться, только лодку жалко с мотором, там осталась, продырявили сгоряча, – закончил дед свой рассказ.

– Так они что, стреляли в тебя? – всполошилась не на шутку Алена.

– Да, не в меня, в лодку. Я было хотел рвануть оттуда. Не дали. А шороху вы навели, даже завидно.

Да уж, завидовать нечему, получается, дед нам целую операцию прикрытия с отвлекающим маневром организовал. Стало понятно, куда торопилась другая группа, на которую мы чуть было не нарвались. И отсутствие препятствий на обратном пути. Если бы не суматоха, неизвестно как бы еще дело повернулось. Но это уже история, а она не любит сослагательного наклонения.

– Спасибо, Борисович, выручил, – решил я отблагодарить его.

– Не знаю о чем ты, но пожалуйста, – дед хитро улыбался. Тот еще кадр, точно молодой.

Этот день стал выходным, отсыпались, откровенно бездельничали, не забывая при этом привести в порядок снаряжение и форму. Никто не вызывал, задач не ставил. Вечером была баня. По случаю успешного выполнения задания сухой закон был временно снят, употребили, но без фанатизма. Чемоданное настроение стало преобладать, наутро решили собирать вещи. Программа общей подготовки завершилась успешным взятием Бастилии. Делать было больше тут нечего, а торопиться уже некуда. Рано утром сходили с Ильей на рыбалку, обеспечив рыбное меню на неделю, если не больше. Время отъезда пока неизвестно. С Борисовичем заранее прощаться не стал, плохая примета. Оказалось не зря.

Утром, как обычно после завтрака, нас вызвал полковник.

– Вполне официально сообщаю об успешном окончании курса общей подготовки. Вещи собрали?

– Так точно, что-то вчера, остальное уже сегодня, – ответил я бодро за всех.

– Вот и хорошо, остаетесь еще на месяц, – это был удар ниже пояса.

Все молчали ошарашенные таким заявлением, Сомов почему-то даже не пошутил по этому поводу. В голове кроме мата проносились мысли: Как же так? Где оплошали? Задание вроде выполнили, программу тоже. Я молчал, уже изучив манеру подачи новостей полковником, ждал продолжения.

– Первый месяц курса специальной подготовки будете проходить здесь же, – напряжение начало спадать.– Но не в расположении базы. Для вашего размещения подготовлен бункер, на базе стрелкового тира. Там вам предстоит находиться на протяжении четырех недель, окружающая местность условно заражена, в результате применения ядерного и других видов оружия массового поражения. Выход на поверхность – для охраны в ночное время, для проведения занятий по уже освоенной вами программе – в дневное. Находиться на территории базы категорически запрещено, принимать или передавать какие либо предметы тоже. При несоблюдении условий или условном поражении одного из участников группы, период продлевается на промежуток времени до такого события. Время условного применения ядерного оружия – 15.00, сегодня. Рекомендую заняться подготовкой к длительному пребыванию в условиях вынужденной изоляции немедленно. Если вопросов нет, все свободны. Командир группы остаться. Когда все вышли, он продолжил:

– Что касается выполненного задания, разбора полетов не будет, не все прошло гладко, но и рамки были жесткими. Тем не менее, чтобы не было лишних иллюзий на этот счет. Местоположение объекта в ближайшее время планируется перенести. Тому есть несколько причин. Во-первых: его расположение недавно перестало быть секретом для вероятных друзей, чего не скажешь про систему охраны, на степень секретности, думаю, обратил внимание. Во-вторых: сама система охраны устаревшая, особенно, что касается технической ее части. Именно поэтому появилась возможность проведения операции. Одним из условий было то, что по окончании, с нашей стороны будут изложены подробные рекомендации по усилению охраны. Ну и последнее, решающую роль сыграла инициатива Аркадия Борисовича, решившего Вам помочь, это на его совести, хотя если считать его одним из группы… сам понимаешь. Но в целом, повторюсь, задание выполнено. Поэтому в ближайшее время жду от тебя предложений, относительно системы охраны, условия надо выполнять. И еще одно, спасибо за Алену, она моя дочь.

Я сделал вид, что удивлен этому факту, а сам погрузился в размышления по поводу причин, побудивших полковника это сделать. Ибо давно уже усвоил, не важно что происходит, а важно почему именно так. В отношении людей – неважно, что они говорят, а важно почему. Интересно, когда я увижу его в генеральской форме? Размышления были прерваны.

– Собирай своих с вещами, как готовы будете, отправляйтесь знакомиться с убежищем, Аркадий Борисович покажет.

Глава 3. Убежище

"Если достиг предела, сделай еще один шаг и постигнешь истину…"

(Китайская народная мудрость)

Загрузив вещи и припасы в БТР, который стараниями Сомова был превращен в боевой грузопассажирский транспорт, больше похожий на машину мародеров, выехали к новому пристанищу. Ехать далеко не пришлось, но и тащить на себе груду вещей тоже было не с руки, только погрузка и выгрузка заняли около часа. Тир находился всего в километре от базы, в холмистом углублении леса. Помню, что при первом посещении в начале пребывания на базе, нас слегка озадачило его расположение и заглубление в землю. Скорее всего, это было переоборудованное бомбоубежище. Теперь, за время нашего отсутствия на базе, тир был переоборудован в автономное укрытие. Кто и когда занимался подготовкой, для нас осталось загадкой, но изменения были не малые.

В первую очередь модульный шлюз дегазации и дезактивации на входе, который занял почти весь коридор. Обе массивные металлические двери, напротив друг друга, до этого закрытые, были распахнуты настежь и вели в коридоры технического и жилого отсеков. Основное поле тира было поделено невысокими перегородками на рабочую зону и зону отдыха, до мишеней оставалось метров десять свободного пространства. В качестве экскурсовода выступал Аркадий Борисович, который не без гордости объяснял нам, где что находится и как этим пользоваться. Начиная от фильтровентиляционной установки и заканчивая душевыми. Запасы продовольствия рассчитаны были на десять человек на срок до трех месяцев, голодная смерть нам не грозила. Запасы были сделаны не вчера, на всякий случай проверил срок годности на одной из упаковок – две тысячи шестьдесят второй год, не просрочено. Электропитание – от внешней сети и резервного дизель генератора. Водоснабжение от автономной артезианской скважины. А вот кухня с электроплитой была маленькая, едва можно было развернуться двоим, но, если подумать, что тут двоим делать? Столовая с большим столом была расположена отдельно. В целом тщательный осмотр нас удовлетворил. Со слов Борисовича, мы не первые, кому доводится обживать это пространство под землей, общей площадью около тысячи квадратных метров, поэтому решили в этих вопросах довериться ему. Однако доверяй, но проверяй, очень скоро обнаружились недостатки. Первым тревогу забил Сомов, которого не устраивало полное отсутствие спортивного инвентаря. После короткого обсуждения было решено доставить сюда из спортзала минимальный набор: беговую дорожку, штангу и боксерскую грушу, причем Сомов настаивал на том, что если не влезет в БТР, то он принесет это все вручную. Ободренная таким развитием событий, Алена заявила, что неплохо было бы прихватить набор посуды с кухни, по тому как имеющаяся не совсем практичная и удобная – возражений не последовало. К сказанному мне добавить было нечего, я на всякий случай проверил наличие средств защиты, хранящихся в отдельной комнате и боеприпасов, но тут тоже всего было с избытком. Как бы то ни было, пришлось делать еще три рейса, подвозя то одно, то другое. Время до обеда пролетело в суете, напоминающей заботы хомяков, готовящих запасы на зиму и забивающих зерном многочисленные кладовки.

После доклада полковнику о готовности, настало время обеда. Даже не обеда, а маленького пира, Татьяна расстаралась на славу. Настроение было бодрое, за столом вели разговоры на отвлеченные темы, потеряв счет времени. Когда обед уже заканчивался, внезапно раздался сигнал тревоги и голосовое оповещение «Внимание. Боевая тревога. Угроза применения ядерного оружия». Беззаботное настроение улетучилось. Полковник сидел и смотрел на часы. На моих было 14.50. Растерянности не было, все уже знали, как предстоит действовать. Вооружились. Загрузились в БТР, задраили люки, включили нагнетатель и приборы контроля. Надели защитную одежду и противогазы. В 15.00 уже находились в убежище, проходили первую процедуру очистки, больше для тренировки, БТР оставили возле входа.

Не успели осмотреться, как погас свет. Не без труда нашли тактические фонари. Попытки переключения рубильника на вводном щите ни к чему не привели, стало очевидно, что напряжения вешней сети нет, надо запускать генератор. Борисович, конечно, объяснял, как это делается и инструкции были, но провозились долго, прежде чем в помещении зажглась первая лампочка Ильича. Помещение наполнилось гулом и запахом топлива, Сомов сиял, как будто первый раз в истории человечества добыл искру, Алена поспешила удалиться.

– Командир, я тут пока понаблюдаю за работой, пока не прогреется до конца, мало ли что.

– Давай, как освободишься, подходи.

Первый пакет с инструкциями надлежало вскрыть в восемнадцать часов. Было время осмотреться. Алена ходила по помещениям, проверяла работу освещения и электроприборов. Во всех помещениях, кроме главного, освещение горело почему-то тусклее, чем раньше.

– Плита не работает, – обрадовала она.

Пошли разбираться вместе. Пока разбирались, свет загорелся ярче, плита заработала. Через пару минут появился Сомов.

– Командир, все в порядке, работает как часики, – отрапортовал значит.

– Что это было? – показал на лампочку.

– Разобрался, два режима работы генератора, основной и экономичный.

– В экономичном, судя по всему, плита не работает. А что с топливом?

– Считать надо, в основном режиме на полгода где-то, подача из подземного резервуара, Борисович говорил, что под завязку.

– Тогда занимаем комнаты, расходимся по зонам ответственности, все осматриваем детально, через два часа собираемся здесь же и открываем подарки. Такие планы.

Возражений не последовало, разошлись по комнатам, заскрипели двери, надо было смазать петли. Спальные помещения на двух человек, так что места с избытком, для убежища конечно. Комната по размерам была чуть больше чем на базе и, понятное дело, не было окон совсем, от этого она казалась меньше, и напоминала склад для инвентаря, было неуютно. Картину дополняли бетонные стены и пол, без следов отделки или даже попытки таковой и бетонный потолок, выше обычного метра три, но все равно давящий своим серым цветом. Бетонный мешок, да и только. Звука работы генератора при всех закрытых дверях было почти не слышно, во всяком случае, уже через час я на него перестал обращать внимание. Возможно дело в особенностях работы мозга, относившим этот шум к фоновому и перестающим его замечать. С оружейной комнатой разобрался быстро, кроме принесенного нами оружия и сейфа, набитого боеприпасами до отказа, больше ничего не было. Оружие почищено, расставлено по местам, оптика отдельно, шлемы, бронежилеты, все как обычно. Со средствами защиты оказалось сложнее. Помимо носимых комплектов, хранящихся в герметичном шкафу возле шлюза, перед последней дверью ведущей в помещение, или раздевалке, как мы успели ее окрестить, здесь были Демроны различных моделей, РЗК, Л-1, противогазы различных модификаций, запасные фильтры, приборы разведки, дозиметры. В общем, это был склад, чтобы осмотреть все требовалось время. К счастью нашлась опись, которую я прихватил с собой. Алена, тем временем, осмотрела и пополнила запасы медпункта, провела ревизию продовольствия, сделала забор воды для анализа. Сомов занимался системами жизнеобеспечения. Если с генератором уже разобрались общими усилиями, то с системами фильтрации и подачи воздуха и водоснабжением еще предстояло работать. То, что эта работа идет в нужном направлении я понял, когда забулькали трубы, избавляясь от воздушных пробок и добавился гул вентиляционной установки, который тут же слился с гулом генератора. Воздух заметно посвежел, избавляясь от запахов сырости и запустения. Убежище оживало, мало того оно уже жило, как единый организм огромного зверя, затаившегося под землей, подобно легендарному Левиафану в толще воды, глазами и ушами которого мы должны были стать. Вот с выходом на поверхность было пока не ясно, полковник сказал, узнаете все из инструкции. А время уже подходило. Собрались в рабочей зоне, обменялись результатами работы.

– Воду взяла на анализ, пить пока только принесенную с собой с поверхности, желательно кипяченую, – в очередной раз обрадовала Алена.

– Понятно, – ответили в один голос с Сомовым.

– Так дальше пойдет, новый позывной дадим «Таблетка». Правда, проживем после этого не долго, а умирать молодым, ох как не хочется. Что-то не о том я.

– Командир, все системы в штатном режиме, резервные тоже проверил, Борисовичу спасибо надо сказать.

– Это потом, думаю, что возможность представится. Со средствами защиты надо разобраться, – выложил опись на стол. – Выбор практически не ограничен, есть все. Только надо знать степень необходимости, думаю, что будем определять исходя из условий и задач. А пока время вскрывать конверт. Готовы? – на всякий случай задал риторический вопрос.

Посмотрел на часы – ровно восемнадцать, и вскрыл конверт. Инструкций оказалось на три листа, узнаю слог полковника, не иначе сам составлял. Главное. Сидеть нам под землей трое суток, так понял, что день у нас идет за три, по ссылкам на десятидневный период. По условиям вводной, на поверхности ад земной и полный апокалипсис. Все разрушено, ничего не работает, птицы не поют. Уровень фона неизвестен, что применялось, кем применялось, а главное зачем – тоже. Потому, в первую очередь мы должны организовать жизнь в убежище, а по прошествии трех суток провести разведку местности в радиусе сто метров от убежища с максимальными мерами предосторожности, в течение одного часа. После чего вернуться восвояси и переварить полученную информацию, далее действовать в соответствии с обстановкой. Кроме того, источником информации должны стать аналогичные конверты с инструкциями, способ передачи пока неизвестен. Особо отмечено, до выполнения предыдущих инструкций, новые не вскрывать. Если все по плану, то в 18.00 ежедневно. По мере чтения документа, бойцы совсем приуныли, настолько подробно все было описано, полковник на слова не скупился и красок не жалел, как и бумаги. Атмосфера полного погружения. Если бы не знал, что это всего лишь вводная, пусть и расширенная, сам бы поверил.

– Какие мысли? – повисла тишина.

Алена заговорила первой.

– Для первого выхода надо скомплектовать костюмы защиты по максимуму, это по моей части, подготовить приборы, проверить, научиться, если кто забыл, – почему-то посмотрела на меня, а не на Сомова.

– Принято, что еще?

– Думаю, БТР поможет, уровень защиты выше, надо использовать, – сказал Сомов.

– В последующем согласен, в первый выход – сомнительно, радиус разведки маленький, разогнаться не успеешь.

Сомов покраснел, что-то совсем растерялся, на него не похоже.

– Тогда состав группы определяем в два человека, я с «Цифрой», «Пегас» – на охране, но готовимся все, до выхода на поверхность трое суток еще. Если есть вопросы – могу обосновать.

Вопросов не было.

– Обязанности внештатного повара готова взять на себя? – обратился я к Алене.

– Готова, кому как не мне, – согласилась она.

– Что тогда с ужином, успеешь? Или сухпай разогреем?

– Успею, через час все готово будет.

– Вот и хорошо, тогда все по личному плану, до ужина.

Алена ушла на кухню, от помощи отказалась. Мы разошлись по комнатам.

К ужину Сомов не вышел, заглянул в комнату, вроде спит, будить не стал. Первый ужин в убежище провели с Аленой. Свечей не хватало и бокалов с игристым вином, чем не романтический ужин. Только вот тема для разговора возникла не романтическая.

– Костя, что происходит, я готовила на троих, – Алена была встревожена.

– Если ты о Михаиле, то думаю ничего страшного, устал человек, отдыхает.

– Это Миша устал? Сам в это веришь? – она явно хотела, чтобы я продолжил разговор.

– Алена, если хочешь что-то сказать – говори, не ходи вокруг да около – сам подумал, что не люблю, когда меня втягивают в неприятный разговор.

– Я считаю, у Михаила стрессовое состояние.

– Чего? – я поперхнулся. – Позволь узнать, на чем основаны твои выводы?

– На наблюдении, – невозмутимо ответила она.

Так, это уже ни в какие ворота не лезет. Понаблюдала она. Что за блажь? Сомов и стрессовые, истеричные, еще какие-нибудь неадекватные состояния просто не совместимы. В здоровом теле – здоровый дух. У него железные нервы, я это знаю. Алена заметила мою реакцию и поспешила добавить:

– Ну, может быть, не стрессовое, а какое-нибудь, другое, я в этом не специалист, но он изменился.

– Стоп. Давай сначала – меня уже стал раздражать этот разговор, аппетит пропал, положил вилку. – Во первых: ты сама сказала, что не специалист в этой области, так? – она кивнула. – Во вторых: Сомов не пришел на ужин, и это не повод делать поспешные выводы, согласна? – она снова кивнула. – В третьих: Человек может просто устать, потерять аппетит, поспать в конце концов, да или нет?

– Верно, но Сомов может потерять аппетит, только если сильно болен – не унималась Алена.

Опять двадцать пять, она меня не слышит, а я ее, вот и поговорили. Надо самому успокоиться и как то успокоить ее, перевести разговор в конструктивное русло.

– Допустим, только допустим, это так, что предлагаешь?

– Я не знаю, – после паузы сообщила она и, как ни в чем не бывало, продолжила есть отварной картофель с мясом.

Позиция была понятна: «Не хочешь обсуждать, вот теперь сам ломай голову, я тебе проблему обозначила, ты же командир, вот и решай».

Ужин был вкусный, помимо молодой картошки с мясом были салаты, копчения, маринованные грибочки и свежий хлеб. Видно, что старалась, может в этом причина? Не, это не про нее. За размышлениями совсем перестал есть. Не хватало, чтобы и меня в больные записали, взял вилку, не без удовольствия доел порцию. Алена уже закончила есть и смотрела на меня.

– Хорошо, будем считать, я в курсе. Спасибо, что обратила на это мое внимание, и за ужин тоже, было очень вкусно.

– Пожалуйста, – Алена искренне улыбалась по одной ей известной причине.

После ужина еще около часа пытался найти занятие, но безуспешно. Смазал дверные петли, проверил исправность душевых – на этом дела закончились. Начинать что-то глобальное это гарантия, что засидишься до поздней ночи. Решил просто почитать вводную и лечь спать пораньше.

Утро началось как обычно с зарядки и душа. Беговая дорожка к моему приходу, уже освободилась, Алена торопилась на кухню, готовить завтрак. Сомов появился только к концу завтрака. С хмурым выражением лица, сел за стол и без аппетита принялся за кашу. Теперь и я находил опасения сестры милосердия не безосновательными. Сомов был не похож на себя, какие там шутки, как с бодуна. Только вот он не был пьян и вчера тоже не употреблял. Алена тактично удалилась, не дождавшись от него ни слова.

– Пегас, у тебя все в порядке? – знал, что нет, но с чего-то надо начинать.

– Все нормально, командир, – первый раз он соврал мне.

– На ужин почему не пришел? Алена старалась, – я пытался его разговорить.

– Заснул, не слышал, – опять соврал неумело.

– Ну а с зарядкой как? Не помню, чтобы ты хоть раз ее пропускал.

– Попозже сделаю.

Понятно, что так от него ничего не добьешься, решил не давить, пусть в себя придет, глядишь и образуется. На этом разговор себя исчерпал.

До обеда попытался максимально загрузить работой всех, особенно Сомова, быстрее войдет в привычный режим. Вроде помогло, работа отвлекала. Какие он там себе мысли мыслил, я не знал, мог только догадываться. Потом он ушел обслуживать резервный генератор и до обеда пропал из поля зрения. Дел было по горло, продолжали обживаться. За обедом разговаривали только мы с Аленой. После обеда стали подбирать защитные комплекты, формируя несколько вариантов на все возможные неблагоприятные условия. Дошла очередь до приборов разведки, среди которых, помимо знакомых мне, были совершенно новые, о которых я не имел ни малейшего представления, не говоря уже о том, как ими пользоваться. К счастью, для Алены они не были в новинку. Перенесли многочисленные контейнеры разных цветов и размеров в рабочую зону, устроили занятия. Алена терпеливо объясняла, что для чего предназначено и как всем этим пользоваться, параллельно изучали инструкции. Потом примерили защитные комплекты, потренировались. Герметичные костюмы с замкнутым циклом дыхания самостоятельно надеть было невозможно, требовалась помощь одного, а лучше двух человек и времени занимало не менее получаса. Только убедившись, что все делаем правильно, переходили к другим комплектам, с которыми обращаться было гораздо проще.

Время до ужина прошло незаметно. Следующий день ничем практически не отличался от предыдущего, и это начинало давить. Только сейчас стало отчетливо ясно, что на базе было намного комфортнее не только в бытовом плане. Постоянное присутствие Борисовича с семьей вносило элемент разнообразия. Сейчас этого общения не хватало, как не хватало и бесшабашного настроения Сомова, с его шуточками, иногда не к месту и готовности действовать. Ситуация осложнялась, его настроение стало передаваться сначала Алене, потом уже и мне. Попытки разговорить его, ни к чему не привели, воспитывать его было бесполезно, да и поздно, взрослый уже. Алена предложила замениться, и отправить его в первый выход на поверхность, но я категорически с этим был не согласен. На поверхности мне нужен был специалист с приборами разведки, а не боец с пулеметом или механик-водитель БТР, о моей замене даже речи быть не могло. Решения принимать необходимо было только мне, и возможно там, на поверхности и немедленно. Выходить всем сразу, как и поодиночке – глупо. От предложения доложить полковнику о сложившейся ситуации я тоже отказался. Помимо того, что это может привести к замене в составе группы, чего совсем не хотелось, возможно, будет продлен срок пребывания в убежище, а значит, эти дни прошли напрасно. Да и что докладывать? Что Сомов шутить перестал и балагурить? Плохо ест, мало спит, забросил занятия спортом? Со всем остальным то справляется, задачи выполняет, тренируется наравне. Нет. С проблемой нужно разбираться самостоятельно и никак иначе. Алена ждала, я тоже. Надеялись, что не сегодня, завтра все образуется. Но этого не произошло.

В день выхода на поверхность я решил поговорить с Сомовым на чистоту, но повода не представилось, как и возможности. Половину дня, до самого выхода были заняты сборами и подготовкой, едва успели пообедать. За час до выхода начали экипироваться. Взмокли. Оружие по минимуму, у Алены только пистолет в набедренной кобуре и приборы разведки. У меня помимо всего прочего «Винторез». Только сейчас я понял, как мне необходимо выйти из убежища на свежий воздух, впрочем, насладиться им не получится, костюмы с замкнутым циклом, защита максимальная. Но хотя бы увидеть солнце или тучи, не важно. По субъективным ощущениям мы под землей находились дней десять, никак не меньше. Мы были готовы. Сомов без всяких эмоций проводил нас до выхода и закрыл за нами дверь. Прошли шлюзы, открыли входную дверь.

В глаза, через защитное стекло костюма, ударило солнце, в ушах зазвенело от тишины. Помимо собственного дыхания и пульсирующих ударов сердца, стало слышно пение птиц и вроде как шум воды в реке. Лес и трава пожелтели, причину понял не сразу, просто наступала осень. Катастрофы не случилось, приятно было в этом лишний раз убедиться. Несмотря на это, все окружающее воспринималось как враждебная среда. Недолгое пребывание под землей сделало свое дело. Алена так же стояла и рассматривала этот знакомый и уже неизвестный мир. Постепенно пришли в себя, осмотрелись. Первое что заметили, новенький почтовый ящик на скошенной бетонной стене недалеко от входа в бункер. Через окно ящика был виден пакет, решили пока не забирать его, будет мешать. Второе, что бросилось в глаза, табличка на колышке на месте, где раньше стоял БТР «Транспорт поврежден. Восстановлению не подлежит». Стараясь не делать резких движений, стали разворачивать приборы. После того, как были сняты первые показатели фона, обошел бункер, так что бы оставаться в зоне видимости Алены.

Отошли на границу зоны разведки, повторили замеры. Пошли по периметру. Двигаться было не просто, не сказать что тяжело, скорее непривычно, костюмы, довольно удобные и продуманные до мелочей, все же ограничивали движения, не говоря уже о весе самого костюма с дыхательной системой. На обход по границе зоны разведки с остановками на замеры затратили больше сорока минут. Фон, конечно, был в норме. На самой границе зоны, в зарослях, разглядел еще одну табличку. Подошел ближе, прочитал: «Зона высокого радиоактивного заражения». Ниже надписи – столбец с цифрами. Время и место применения, тип боеприпаса, метеоданные. Алена тщательно записала информацию карандашом на внутреннюю сторону крышки прибора и заторопилась. Последовал за ней, не до конца понимая, к чему спешка и осматриваясь по сторонам. Хотелось еще побыть на поверхности, возвращаться в бункер раньше времени, пусть и на десять минут, не хотелось, но Алена была совсем другого мнения. Когда подошли к входу, забрал конверт в почтовом ящике, чуть не забыл второпях.

Вернулись в убежище, по крайней мере, мы в этом были уверены. После того, как поочередно прошли шлюз, а комбинезоны заняли свое место в шкафу, мы встали у двери в убежище. Она была заперта. Электронная система была отключена, а механическое открывание только изнутри. Оставалось надеяться, что Сомов нас услышит, тем более что час, отведенный на разведку, уже прошел. Мы молотили в дверь и вдвоем и по очереди, но безрезультатно. Пятнадцать минут ничего не происходило, паники не было, было сожаление, что все так начинается, мы даже предположить не могли, что такое возможно. Еще через пятнадцать минут дверь плавно открылась. Мы вошли и увидели Сомова, точнее его спину, удаляющуюся вглубь убежища. В воздухе чувствовался запах сгоревшего пороха. Это стало последней каплей, терпение мое закончилось. Мне нужен был повод, я его получил. В два шага, я настиг его и одним рывком развернул к себе. Я не собирался с ним драться, свежи были еще в памяти занятия по рукопашному бою, когда Алена разливала нас водой. А он и не сопротивлялся, даже не понял, что происходит, с выражением полного недоумения смотрел на меня.

– Миша, – начал я ласково, как с маленьким ребенком, ты знаешь, кто стоит перед тобой? Или вот там, у двери? – показал я на Алену.

Глаза Сомова начали приобретать осмысленное выражение.

– Командир, да ты что, в самом деле? В норме я, – попробовал развернуться, но я ему не дал этого сделать, удерживая за руку, почувствовал как он напрягся, уже хорошо.

– Нет, Миша, ты не в норме, пойдем я тебе кое-что объясню.

Мы пошли в рабочую зону. Алена стояла на месте, поняла, что драки не будет, и лучше ей оставить нас для разговора. Картину, которую я увидел, все объясняла. На дальней стене, как и раньше, висела мишень, изодранная в центре пулевыми попаданиями.

– Значит так, пока мы ломились в дверь, ты решил немного развлечься? – я указал на мишень. – Мы полчаса попасть не могли обратно, как ты считаешь, я могу тебе после этого доверять?

– Так тир же, почему нет?

– Миша, где ты тут видишь тир? Это- убежище, мы здесь живем, дышим этим воздухом.

– Я понял, не повторится, – Сомов начал включать дурака, пытаясь уйти от разговора.

На этот раз не получится. Я твердо решил довести дело до конца, дальше будь что будет.

– Ты на вопрос не ответил, могу доверять или нет?

– Ну, можешь, – нехотя ответил он.

– Нет, не могу, – уже твердо ответил я. – Почему ты не сказал мне, что тебя что-то заботит, это вижу я и Алена, скоро с тобой невозможно будет здесь находиться, а нам еще месяц здесь обитать.

– Что, так заметно? – он не играл, на лице было недоумение и только. – Я вообще-то думал, что это вас не касается.

– Начнем сначала. Если ты думаешь, что я тебе сват, брат или дальний родственник, это не так, я твой командир, и за тебя отвечаю. Все что касается тебя, нравится тебе или нет, касается и меня. Когда я спрашиваю все ли у тебя в порядке, это значит что уже пора задуматься, что не так. С этим понятно? Ты в первую очередь разведчик, должен замечать все изменения, не только вокруг, но и внутри себя и адекватно на них реагировать. С этим тоже думаю понятно. Теперь рассказывай, а потом вместе подумаем, что с этим делать.

Молчал, потом сделал усилие над собой, начал.

– Неправильно это все, – он обвел рукой вокруг себя.

– Продолжай.

– Пока мы здесь, там люди на поверхности, миллионы людей, – опять замолчал.

– Правильно, миллионы и даже миллиарды, и с ними все без изменений, мы с Аленой только что в этом убедились. – Я пока не мог его понять, но лед тронулся, уже хорошо.

– Но ведь, это сейчас, потом все равно всем конец, катастрофа неизбежна? – он ждал от меня ответа.

– Совершенно верно, поэтому мы здесь.

– Вот, и я про то же, – он встал и начал прохаживаться по помещению. – Я про это и говорю, – плотину прорвало, он говорил не останавливаясь, вываливал на меня потоки умозаключений, к которым пришел за эти три дня, иногда жестикулировал, но вполне себя контролировал.

Из сбивчивого рассказа я понял вот что. Имея ту же информацию, что и я, он вполне осознано принял решение об участии в проекте, но понять информацию и принять, совершенно разные вещи. В силу возраста или склада характера, принятия этой информации не произошло. Если я сразу принял это и переварил, хоть и не без труда, то у него было по-другому. Молодой, здоровый человек, со стальными нервами, имеющий боевой опыт, не мог принять того, что должно произойти и отчаянно искал выход. Он все еще верил, что в жизни все можно изменить. Оказавшись в бункере, в атмосфере уже наступившего апокалипсиса, сознание упорно отвергало действительность. Убежище было просто тиром, выходы на поверхность – зарницей, вводные – не более чем прихотью полковника. Когда понял, что ошибается и все более чем серьезно, просто ушел в себя, пытаясь найти выход, а заодно и спасти всех. А еще ему не хватало воздуха и пространства, неуемная энергия искала выход и не находила, привыкший к активным действиям, он ощущал себя загнанным в угол зверем и действовал соответственно. Для меня было очевидно, что пребывание в убежище послужило только спусковым механизмом процесса, запущенного давно и не мной, поэтому он прав, я помочь ничем ему не смогу. Это выбор, который каждый делает сам, пусть и не самый легкий, но сколько еще таких придется совершить, не знает никто. Заново убеждать его или повторять слова полковника смысла не было, он и так все понимал без меня. Возможно, после этого разговора, разложив для самого себя все по полочкам, он сможет сделать правильный выбор. Слишком много мыслей, без возможности действовать, вот и результат.

Сомов замолчал, выговорился. Я тоже молчал, думал, давить на него не хотелось, а придется.

– Что решаем командир?

– Решать я за тебя ничего не буду. А поступим мы вот как. До завтрашнего вечера ты должен определиться относительно дальнейшего участия в проекте. И это уже будет окончательно. Если остаешься – активно включаешься в работу и оставляешь все сомнения за бортом. Если решишь уйти, сообщи мне в любое время, я найду способ сообщить об этом. Полковник, я думаю, предоставит тебе такую возможность. Однако если останешься, но все будет по-прежнему, с таким предложением уже выйду я. Время у тебя есть, варианты тоже. Принимается?

– Согласен, – уверенности в голосе не было.

Сомов ушел, я остался. Думал о словах полковника сказанных один на один в день отъезда: «Если кто то, во время пребывания в убежище, изъявит желание покинуть проект, такая возможность будет предоставлена. Равно как и ты вправе решать, кто останется. Двадцать процентов кандидатов не выдерживают трех дней, еще десять – месяца. Не надо никого от этого удерживать. Прими к сведению». Тогда я и подумать не мог, что подобная ситуация может возникнуть и не воспринял всерьез. Да и Алена раньше меня обратила внимание, что что-то происходит. Третий день заканчивался, только ждать. Скинув с себя оцепенение, посмотрел на часы, скоро вскрывать пакет, а результаты разведки не обсудили, пришлось всех собирать. Алена, пока я общался с Сомовым при закрытых дверях, успела провести расчеты на основании данных разведки, а если быть точным с таблички, и готова была их огласить.

– Согласно моим расчетам, мы находимся в двадцати километрах от эпицентра наземного ядерного взрыва боеприпаса средней мощности, в зоне высокого радиоактивного заражения. Судя по направлению и интенсивности осадков, половина радиоактивных осадков уже выпала в тридцати километрах и далее от места расположения убежища. Об этом свидетельствует уровень загрязнения местности и факт выхода из строя открыто расположенной техники.

– Что с техникой, не понял? – Сомов перебил Алену.

– Транспорт поврежден. Восстановлению не подлежит, – процитировал я табличку. – Продолжай.

– Думаю, что с выбором средств защиты мы не ошиблись, менять пока не стоит, если не будет других вводных. Приборы работают штатно. У меня все.

– Тогда вскрываем письма.

В первую очередь в послании говорилось, что если разведка была проведена в защитных костюмах классом ниже комбинезона Демрон с максимальной защитой и замкнутым циклом дыхания, то срок пребывания продлевается на трое суток, в связи с поражением одного или нескольких участников. Далее следовала вводная. Информация изложенная в вводной, соответствовала данным разведки, на этом хорошие новости заканчивались. А вот дальше были плохие. Во-первых, мы совершили две ошибки, когда не дождавшись темноты, вышли на поверхность – слишком велико было желание увидеть солнце. Убежище с вероятностью пятьдесят процентов было демаскировано, а также к полученной дозе поражения, следовало добавить значение от солнечной радиации, ввиду полного или частичного уничтожения озонового слоя. Во-вторых, в случае демаскировки, предлагалось организовать круглосуточное наблюдение за подступами и охрану объекта. При этом время нахождения на поверхности не должно превышать суммарно одного часа на человека, а нас было всего трое. Как это выполнить пока оставалось загадкой. Способ передачи информации был установлен. В обмен на пакеты с вводными я должен был отправлять краткий отчет о действиях группы и полученных индивидуальных дозах.

Все это надо было обдумать, а заодно и поужинать не мешает. Так и поступили. У Сомова сохранялось хмурое выражение лица, но при этом появился аппетит, думал, не отдать ли ему еще свою порцию. Алена стала проявлять повышенный интерес к происходящему, пришлось наступить ей на ногу под столом, поняла правильно. После ужина, когда Сомов пошел проверять генераторы, попыталась развить эту тему, пресек, выводы делать было рано. Окончательно поверил, что процесс выздоровления идет, утром. Проснулся под грохот беговой дорожки, а поскольку я был еще в кровати, а Алена так греметь не смогла бы, вывод напрашивался сам собой. Боясь спугнуть намечающиеся улучшения в нашей жизни, тоже пошел к тренажерам и застал там Сомова. Он закончил издеваться над беговой дорожкой и принялся за штангу. Настроение улучшалось. Решил, что дорожке и так досталось, пошел на кухню. Алена уже готовила завтрак.

– Доброе утро. В шесть часов разбудил своим бегом, – потом добавила – Впрочем, лучше так. Через полчаса завтрак будет готов.

Полчаса на короткую зарядку в комнате и душ мне не хватило. Немного опоздал, Сомов сидел за столом и доедал завтрак. Алена сидела напротив и уже не скрывала своей радости от того что ее завтрак пользуется успехом. Пришлось нарушить идиллию.

– Какие варианты по охране у вас есть? Мне пока в голову ничего не пришло, – честно сознался я.

– Тоже не пойму, даже если мы все комплекты наденем слоями, что не возможно в принципе, все равно не получается, я считала, – Алена была явно озадачена не меньше моего.

– Вы серьезно? – Сомов перестал жевать. – Что тут не понятного? Ясно же, что речь идет не о физической охране, а о технической.

Такая мысль мне даже в голову не пришла.

– Продолжай.

– Ставим гранаты на растяжки и камеры, делов-то.

– Гранаты ладно, а где ты камеры собрался брать? – Алена рушила мои надежды на разрешение проблемы.

– В радиоузле, дверь в генераторной, там чего только нет. Я проверил. Вы что спали, когда Борисович распинался?

– Нас там не было, если ты помнишь, вы вдвоем ходили в генераторную, забыл?

– Точно, забыл. Запрет же на радиосвязь, – озадачился теперь Сомов.

– С этим как раз проблем нет – час «икс» наступил, хоть и условно. Значит и часть ограничений должна сниматься. Если так – за дело, в любом случае должны быть инструкции внутри.

Не сговариваясь, поднялись из-за стола. Инструкции, схемы нашлись, как и камеры кругового обзора с пультом наблюдения и грудой кабелей. Такое впечатление, что их откуда-то сняли или разворачивали уже, а потом сняли. Из инструкций следовало, что режим радиомолчания продолжает действовать, а вот насчет камер никаких указаний не было. Зато была схема развертывания системы видеонаблюдения, с возможностью переключения в ночной и тепловизионный режимы, Алена без труда в ней разобралась. Снаружи бункера имелся технический люк, куда и следовало все это подключать. Гора с плеч. По поводу растяжек тоже возник спор, Сомов настаивал на боевом варианте исполнения с использованием гранат, я же предлагал использовать сигнальные мины. Нашли компромисс, на каждой сигнальной мине написали маркером «Боевая», на этом успокоились. В этот раз выход на поверхность решили провести в сумерках за час до темноты, я остаюсь на охране. Перед выходом Сомов подошел ко мне.

– Командир, я остаюсь в команде, если вы не против. И это… извини, накатило что-то, сам не понял. Перед Аленой я уже извинился.

– Хорошо, тогда работаем, тему закрыли, – я ликовал, но этого не показывал. Признаться честно, до этого момента, сомнения оставались.

Выход на поверхность прошел успешно, видеонаблюдение заработало, периметр прикрыт сигнальными минами на растяжках, новый пакет с инструкциями доставлен, взамен отправлен короткий отчет. Сомова выход на поверхность не впечатлил, он больше сокрушался по поводу безвременно утраченного транспорта. Вернулись уже затемно, поэтому доставленный пакет вскрывали поздно. На этот раз новости были только хорошие, уровень радиационного загрязнения снижался, следовало увеличить радиус разведки до двухсот метров и время пребывания до двух часов. Организовали круглосуточное дежурство за пультом системы наблюдения. Было уже поздно, разошлись по комнатам все кроме меня, остался дежурить, через три часа сменила Алена. Уснул моментально. Под утро меня разбудил Сомов, расталкивая за плечо.

– Командир, движение на периметре, – и побежал к пульту.

– Сигналки? – спросил, подходя к монитору.

– Что случилось? – Алена тоже пришла на шум.

– Нет, крадется кто-то, или идет, один с оружием. Я его в тепловизор засек, сейчас и визуально будет видно, светает. Смотрите, – он переключил режимы.

На картинке с камеры, установленной над входом в бункер, кроме тумана видно ничего не было. Потом стал проступать силуэт человека в защитном костюме с карабином.

– Да это же Борисович, – первым опознал Сомов, видимо по карабину. – В гости что ли?

Я с выводами не торопился. Тем временем человек подошел к почтовому ящику, извлек конверт с отчетом и опустил другой, принесенный с собой, повернулся к камере, помахал рукой. Вот кто наш злой гений, не дающий скучать.

– Точно он, Печкиным подрабатывает, – заключил Сомов.

Мы согласились. Тревога ложная, действий с нашей стороны не требуется, махать в ответ бесполезно, не увидит.

– Алена, нужно подключить внутреннюю систему оповещения и электронные замки, если это возможно.

– Без проблем, сегодня сделаю.

Следующие дни прошли как один. Инструкции поступали регулярно, отчеты отправлялись во время, штрафных санкций не было. Радиус разведки увеличился до семисот метров, подходил уже в зону видимости с базы, время выходов на поверхность увеличилось до четырех часов. Периодически, то тут то там, в пределах радиуса находили таблички с новыми вводными, то выпадение осадков, то признаки химического заражения, реагировали соответственно. Полковник нашу шутку с надписями на сигнальных минах оценил, из чего мы сделали заключение, что за нами ведется наблюдение, вот только самих наблюдателей мы ни разу не заметили. Попадались пару раз старые следы примятой травы и сломанные ветки, списали на животных. Уровень радиационного загрязнения снижался с каждым днем и после расчетов и длительного обсуждения, было решено отказаться от герметичных костюмов в пользу комбинезонов Демрон с более низкой степенью защиты и противогазов, поскольку ходить приходилось всё дальше. Преимущества такого решения подтвердились в первый же день. Если раньше на передвижение во время разведки четырех часов едва хватало, то сейчас оставался запас по времени, который использовали на остановки и более тщательный осмотр местности и работу с приборами. Кроме того, можно было вооружаться как обычно, в зависимости от задачи, не экономя на весе и боеприпасах.

На десятые сутки раздался сигнал тревоги внутренней системы. Повезло опять Сомову.

Собрались возле пульта, вместо ответа на наши вопросы, Сомов только рукой показал на экран монитора. Напротив входа стоял БТР, от него удалялась фигура все того же Борисовича.

– Он еще и Дед Морозом работает, ай да дед, ай да молодец, – Сомов наконец-то заговорил, до этого видимо потерял дар речи.

– А я крестиком вышивать умею, и в школе снегурочкой была, – добавила Алена, чем всех развеселила.

Атмосфера праздника присутствовала. Новый год, да и только.

Это событие помимо положительных эмоций, заставило меня задуматься. Наличие бронированной и защищенной техники для передвижения означало начало нового этапа подготовки, а значит предыдущий успешно пройден. Вместе с тем предстоит заново подстраиваться и менять уже сложившийся режим подготовки. И внимание, расслабляться не стоило. Потому, когда мы с Пегасом вышли на поверхность, на котором он настаивал вполне обоснованно, я не переставал осматриваться по сторонам. Было все спокойно, но интуиция не давала покоя, сигнал прозвучал, когда Сомов потянулся открывать люк, остановил окриком, не заботясь о маскировке. Подозрения оправдались, когда заглянул в едва приоткрытый люк, заметил струну растяжки. БТР был заминирован. Осторожно раскрепили один конец струны, проверили наличие других растяжек, чисто. После этого, резко откинули люк, прячась за броней. Ничего не произошло. Выждали. Спустились внутрь. На втором конце струны – зеленая учебная граната с надписью маркером «Боевая». Полковник не остался в долгу, шутку мы оценили. Шутки шутками, но сегодня, случись иначе, срок нашего пребывания в бункере мог продлиться на десять суток. От осознания этого смеяться почему-то не хотелось. Более того, чем ближе к окончанию курса, тем выше цена ошибки, а значит постоянно нужно быть начеку. Сомов тоже это осознал, поэтому осмотр и пробный запуск заняли почти два часа. Растяжку было решено оставить в качестве средства охраны.

По возвращении рассказали Алене о случившемся, при этом Сомов пару раз прошелся в адрес полковника не совсем корректно, так скажем, на грани. Алена вида не подала, но настроение испортилось, я это видел. Сомов, если и видел, то принял это в счет самого факта минирования ненаглядного БТР. Выбрав время, когда ее рядом не было, пришлось сообщить о степени их родства. Новость об этом Сомов принял стоически, только удивился, что имя у полковника, судя по отчеству Алены, настоящее. Когда немая сцена прошла, собрался идти извиняться, пришлось останавливать. Договорились, что впредь будет осторожнее в высказываниях и не будет демонстрировать свою осведомленность.

Проблема в отношениях пришла с той стороны, откуда не ждали. Даже не проблема, а скорее бытовая неурядица. Домашние продукты прихваченные с собой, в обход таможни на третий день закончились. Пришлось вскрывать стратегические запасы. Эти запасы хоть и отличались ассортиментом, но были длительного хранения и требовали определенной сноровки при их приготовлении. Алена с этим успешно справлялась, однако, в ущерб разнообразию. Вот на этом моменте, близком своему сердцу, точнее желудку, и заострил внимание Сомов во время обеда, в форме шутки, которая Алену вывела из равновесия. Общий смысл ответа был таков: если вы, именно во множественном числе почему-то, не цените мой покладистый характер и трудов по созданию домашнего уюта, я умываю руки. С сегодняшнего дня устанавливаем дежурство по кухне и готовим по очереди. Сомов пытался извиниться, но было уже поздно. Аргументов у нее было предостаточно, я такой же боец, как и вы, мне за это не платят и вообще, я на диете, и даже потребовала законный выходной от кухни. Деваться некуда, пришлось соглашаться. С приготовлением ужина у меня проблем не возникло. Макароны, колбаски из банки, похожие на сосиски, как по виду, так и по вкусу, консервированные салаты. Получилось, конечно, хуже, но вполне съедобно. Завтрак, приготовленный Сомовым, есть было невозможно. Как можно испортить овсяную кашу? Оказалось, что можно. Поэтому завтракали бутербродами, а обедать решили после недолгих раздумий, кашей из сухого пайка, разогретой на сковородке и с нетерпением ждали окончания выходного, чтобы поесть нормально приготовленной пищи. Алена обедать не стала, видимо из-за диеты.

К вечеру она сменила гнев на милость и приготовила ужин. Когда сели ужинать, она доходчиво нам объяснила, что не собирается портить свой желудок и не позволит этого делать нам. На этом, казалось бы, конфликт исчерпан, урок усвоен, тем не менее… Правильно говорят, что путь к сердцу лежит через желудок, только вот путь кривой какой-то получился. Никто из нас после этого даже не думал выражать свое недовольство, не нравится – сделай сам, если можешь. Однако Сомов, после этого случая, стал проявлять чудеса учтивости, а я даже почувствовал укол ревности. Алена истолковала это по-своему и прямым текстом, в моем присутствии, обосновала, почему никогда, ни при каких условиях не вышла бы за него замуж. Сомов понял, что перестарался, включил задний ход и пытался доказать, что ничего такого даже в мыслях не было. Вот только после этого, конфликт был исчерпан окончательно, а жизнь в бункере вернулась в свое привычное русло.

Все бытовые неурядицы, а они неизбежно возникают при совместном проживании в замкнутом пространстве, давно отошли на второй план и были мелочью жизни по сравнению с теми нагрузками, которые приходилось испытывать. После того, как нам вернули БТР, поступила задача разведать маршрут до стрельбища и возобновить подготовку по ранее освоенной программе. Я предполагал, что будет сложно, но что настолько, даже в мыслях не держал. Это стало очевидно, когда при разведке дороги вдоль леса на стрельбище, приборы дозиметрического контроля начали выдавать значения, отличные от фоновых. На удалении около километра от исходного рубежа, Алена заметила показания приборов и скомандовала остановку. Ручными приборами проверила показания, подтвердились. Вот тогда испугались по-настоящему. Нет, сейчас нам ничего не угрожало, мы были защищены надежно. Но вот по этой самой дороге за предыдущий месяц было пройдено немало. Игнорируя возможные риски, начали искать источник, ориентируясь на показания приборов. Нашли через двести метров, чуть в стороне от дороги, в глубине стрельбища. Им оказался корпус БМП, присыпанный землей и поросший травой, издалека напоминающий небольшой холм. На этом ограничились, сам он фонил или боеприпасы, которые по нему применяли, не важно, поторопились убраться оттуда. Алена настояла на выставлении предупреждающих знаков на границе опасной зоны и необходимости доложить о находке.

В средствах защиты точность и эффективность стрельбы снизились почти в два раза, результаты не радовали, как это излагать в отчете, пока не решил. Моностекло противогаза не запотевало, ничего вроде не мешало, комбинезон движений не стеснял, но оружие было, как чужое, не знаю как у других, но я его просто не чувствовал, надо было привыкать. Особенно это обстоятельство расстраивало Алену, потому что из снайпера она становилась обычным стрелком, чего не скажешь про Сомова. Пулемет был верен ему, как и он пулемету. Результаты были хуже, но не настолько.

Первый марш-бросок со стрельбища чуть было не привел к штрафным санкциям в виде продления срока пребывания в убежище, а то и его обнулению. Алену отправили за рулем БТР с указанием останавливаться через каждые три километра, дожидаться нас. На третьей по счету остановке, Алена пресекла наши несмелые попытки продолжить марш-бросок и в состоянии близком к тепловому удару практически сама погрузила нас в БТР. В полуобморочном состоянии я едва успел остановить ее от дальнейших действий по оказанию помощи, потому как, она без лишних сомнений пыталась снять с меня противогаз и расстегнуть комбинезон. Сомов был в похожем состоянии, но до убежища дотерпели, постепенно приходили в себя. При этом второй раз за день чуть было не нарушили условия, потому что время пребывания на поверхности было уже на исходе.

Вечером при разборе полетов я осознал одну простую истину, инструкции надо читать и рекомендации выполнять. Встретив одну из таких инструкций по организации физподготовки в особых условиях, я от нее отмахнулся, не посчитав нужным даже открыть. А в ней черным по белому указывалось, что марш-бросок в средствах защиты проводится иначе. Соотношение бега к ходьбе не три к одному, а один к двум или даже трем, в зависимости от погодных условий, экипировки и применяемых средств защиты. Как только не именуют марш-броски и охотничьим бегом и волчьим скоком и индейским бегом, суть одна, соотношение бега к ходьбе и необходимое на это время. В связи с этим нужно было пересматривать существующий порядок. В глухих комбинезонах, как следствие высокой степени защиты, полностью отсутствует вентиляция и теплообмен. В результате физической нагрузки, а бег в снаряжении к таким и относится, наступает обезвоживание и тепловой удар. Какой бы сильный организм не был, при таком развитии событий он просто выключается, наступает обморок и потеря сознания. Это надо учитывать, но постоянными тренировками этот порог можно отодвинуть. С этого дня путь на стрельбище и обратно начинался с бега на километр, ежедневно увеличивали дистанцию на пятьсот метров, дальше на транспорте. Так или иначе, коррективы внесли, но я усвоил еще и то, что вовремя заметить и среагировать на скрытую опасность я не смог, боялся показаться слабым, а это уже плохо.

С ориентированием на местности, передвижениями в лесу, действиями в составе группы обстояло не лучше. Средства защиты, укрывая от главного врага – проникающей радиации, пудовой гирей висели на боеготовности группы. Про действия в ночных условиях пока даже речи не было. Если раньше, двигаясь в лесу, мы тратили час, то сейчас на тоже расстоянии затрачивали все три, при этом шумели как стадо бизонов. Хорошо только одно, мы все это прекрасно понимали и готовы были дальше над этим работать.

Однажды ночью меня разбудила Алена. До моей смены было еще два с половиной часа, поэтому сразу понял, что есть веская причина, тем не менее, спросил

– Что случилось?

– Движение на периметре вроде, точно понять не могу, поэтому тревогу не поднимаю, посмотришь?

Подошли к пульту, переключение режимов ничего не дало, только в инфракрасном диапазоне, неясное пятно в лесу, с противоположной стороны от входа, и действительно, оно шевелилось. Наблюдали минут пятнадцать, пока оно не исчезло, на зверя не похоже, на человека тоже, сигнатура другая. Действительно угрозы нет, тревогу поднимать рано, но учитывать стоит. Оставив вопрос неразрешенным, отправился обратно. Решил покурить в генераторной, это помещение вентилировалось лучше всего. Нарушение конечно, но иногда позволял себе, от вредной привычки пока не избавился, тем более что на поверхности тоже не покуришь. Первые дни держался, даже Алена предлагала помочь медицинскими средствами, отказался.

На пути обратно, проходя мимо входа в главное помещение, услышал звуки, похожие на всхлипывания, вернулся. Подозрения подтвердились, при дежурном освещении, за пультом сидела Алена и плакала, уставившись в монитор. Слезы лились по щекам, капали на стол, она не обращала на это никакого внимания, как и на меня. Получилось, что я подошел сбоку и меня она не увидела. Как бы то ни было, я стоял чуть позади нее и смотрел в монитор, гадая, что там могло ее так расстроить. На экране не было ровным счетом ничего, сериал не показывали, «Титаник» с ДиКаприо тоже. Неужели она попала в эти проценты кандидатов, которым жизнь под землей противопоказана? В следующую секунду я понял, что она меня не видит, а пугать не хотелось, отступить не получится, патовая ситуация, однако она почувствовала, резко повернула голову и вздрогнула, хватаясь за пистолет. Я выставил руки вперед в успокаивающем жесте.

– Спокойно, это я.

Вроде подействовало, стала успокаиваться, спешно вытирая слезы и заикаясь, спросила

– Ты как… тут…? Зачем…подкрадываешься? Давно ты здесь?

Я и не думал подкрадываться, просто за время тренировок выработался рефлекс. Заикой бы не осталась, напугал.

– Я нормально, только что подошел. А вот что с тобой? Ты вокруг ничего не видишь.

– Задумалась, – попыталась она оправдаться.

– В прошлый раз, когда один из нас задумался на три дня, помнишь, чем это закончилось? Рассказывай.

Алена стояла в нерешительности, усиленно соображая, о чем это я толкую, потом нашлась с ответом.

– Да нет, это другое, не подумай…

– Алена, рассказывай, иначе не уйду, – уже с металлом в голосе произнес, придвинул стул и сел.

На самом деле мне было ее жаль, очень. Глядя на заплаканное лицо, хотелось крепко ее обнять, успокоить, вывести на свежий по-осеннему воздух, игнорируя последствия, начнем все с начала. У всякого человека есть предел, у нее он похоже наступил, да и меня скоро самого нужно будет успокаивать, но я продолжал держать себя в руках. Ее последующее заявление сбило меня с толка.

– Это из-за тебя. Ты во всем виноват.

– Я? Я тебя в этом проекте не заставлял участвовать, ты сама выбрала, как и все мы здесь. Поверь, я не виноват, что кучка идиотов поставила мир на грань выживания, а мы теперь вынуждены сидеть под землей в ожидании конца света, – я негодовал.

Теперь была ее очередь удивляться, все как прежде – она о своем, я о своем, почуяв подвох, я замолчал.

– Костя, ты дурак? Я не про «Омегу», я про тебя говорю, про себя, про нас.

Хотел было возмутиться, но слово «дурак» сработало как переключатель, вспомнил слова Борисовича «Ты или, извини, дурак или ослеп», машинально отметил, что тот хоть извинился. Теперь я знал, о чем она, но одно с другим пока не складывалось, инерция мышления, не иначе. Она тем временем продолжала:

– Я давно в проекте, считай, что с рождения, а вот с тобой мы недавно познакомились и я в тебя влюбилась.

Я не успевал за ее мыслью и выделял не те слова, которые следовало, пропуская главное, потому задавал не те вопросы.

– Как с рождения?– пронеслась мысль о гусарах в царской армии.

– Я вот про это и говорю, – она уже вспылила, я начинал жалеть, что у нее оружие под рукой. – Я тебе говорю, что влюбилась не в Сомова, не в Борисовича, ни в кого другого, а в тебя, а ты меня спрашиваешь про проект. Ты совсем на меня внимания не обращаешь, я для тебя вещь, как вилка и ложка, как средство достижения цели, рядовой боец, снайпер и все…

– Я знаю, – голос прозвучал тихо, но твердо, подействовало. – Разве не этого ты добивалась? Стать равноправным участником группы, без поблажек и снисхождений.

– Ты знаешь? – она, как и я, слышала только то, что ей хотелось слышать.

– Да, знаю, и ты мне тоже очень нравишься, именно поэтому я вынужден держать дистанцию. Не трудно догадаться.

– Я не понимаю, почему мы не можем быть вместе, если это так.

– Потому что это неправильно.

– Неправильно что?

– Неправильно ставить под угрозу проект, по крайней мере, свое участие в нем. Неправильно начинать отношения, когда не знаем что будет завтра. Неправильно использовать для этого служебное положение. Неправильно пользоваться слабостями из-за вынужденной изоляции. Неправильно обманывать доверие твоего отца. Мне продолжать или достаточно?

– Так ты и про отца знаешь? – Алена готова была опять расплакаться.

– Да знаю, давно догадался, недавно он сам об этом мне сказал, как думаешь почему?

– И почему же?

– Ты в зеркало давно на себя смотрела?

– Что не так с зеркалом?

– С зеркалом все в порядке, а вот перед таким отражением ни один вменяемый мужчина не устоит. Я таких как ты не встречал. Твой отец это прекрасно понимает, поэтому доверил тебя мне, надеясь на мою порядочность.

– Я сама могу постоять за себя, это моя жизнь, отец здесь не причем.

– Я не сомневаюсь, просто пойми меня, если действительно любишь.

Алена долго думала, я терпеливо ждал, этот разговор уже давно назрел, пора было внести ясность.

– Ты знаешь, как познакомился мой отец с мамой? – вопрос был риторический. – Она разыскивала деда, пропавшего в научной экспедиции, и самостоятельно нашла место последнего его пребывания, это был «Омега-центр». Там ее и задержали ночью, при этом чуть не убили, не специально, так получилось. Когда разобрались, что она дочь пропавшего сотрудника и недавно закончила МГТУ, решили пригласить в проект. Именно она и никто другой, смогла настроить программу для вскрытия контейнера с капсулами, а потом и самих капсул, где и обнаружила своего отца, живым и здоровым. Мама и папа полюбили друг друга незадолго до его второй вахты. До пяти лет я не знала своего отца, а он меня, а могло быть и больше, мама рассказывала. Потому что вахта должна была быть десять лет, но из-за сбоя в программе продлилась меньше. Вся моя семья в проекте, и я, считай, что с рождения. «Омега – центр» мне как второй дом. После этого ты считаешь, что я готова рисковать проектом? Я при всем желании не смогу ему навредить, тем более он не может помешать нам, но если надо уйти, то я готова.

Картинка складывалась, мог бы и сам догадаться, все мои доводы оказались несостоятельными, рассыпались пеплом, которым впору было посыпать голову. Для нее пребывание в убежище было делом привычным. Становилось понятно, почему она так быстро адаптировалась, и женская эмоциональная гибкость здесь не причем. Более того, по сравнению с ней мы были новичками, если не подопытными, это задевало. Ее участие было именно тем стабилизирующим фактором, который позволял нам успешно находиться в убежище. Теперь было понятно, что о проекте она знает гораздо больше нас и, в отличие от нас, является не участником проекта, а его частью, иначе и быть не могло.

– Я не буду настаивать, просто хотела, чтобы ты знал. Все преграды, которые мы видим, они только в нашей голове, на самом деле их нет. История почти повторяется, моя мама, дочь руководителя проекта к тому времени, влюбляется в моего отца, которому скоро на вахту. Теперь на ее месте я, только здесь я не останусь, а тоже ухожу на вахту. Забавно, правда? – она уже полностью успокоилась.

– Было бы забавно, при других обстоятельствах. Я не смогу смотреть в глаза полковнику, это похоже на предательство.

– Я понимаю, только он генерал-полковник.

– Почему тогда представляется иначе? – сделал вид, что не знаю, иначе выдам Борисовича с головой.

– Потому что он считает, что в мирное время в сорок девять лет генерал-полковников, заслуженно носящих это звание, не бывает. Даже пытался отказаться от очередного звания, но его не послушали. Форму никогда теперь не надевает, а она ему очень идет.

– И как ты считаешь, что он подумает, если мы выйдем из убежища в обнимку?

– Ничего хорошего, ты прав. Мне не пятнадцать лет, чтобы сбегать из дома. Что же теперь делать?

– Я думаю, что нужно оставить все как есть и не торопить события. Это будет правильно.

Она подумала и удивительно легко ответила:

– Хорошо.

– Тогда отправляйся спать, скоро мое время, я все равно уже не усну.

– Спокойного дежурства, – она встала из-за стола.

– Спокойной ночи, – я смотрел, как она удаляется от меня и первый раз пожалел о своем участии в проекте, но здравый смысл подсказывал, что все у нас будет хорошо, если захотим, если доживем и выживем. Мне повезло, что Алена не стала ничего скрывать и сказала все как есть, теперь гора с плеч. После этого я долго размышлял, почему раньше ее не встретил, все могло бы сложиться иначе.

Дни пошли чередой, мало чем отличаясь один от другого. Вводные и инструкции стали поступать реже и кардинальных изменений не вносили, в отличие от первых дней, лишь слегка корректировали планы. Время пребывания на поверхности увеличилось до восьми часов, чем мы пользовались не в полной мере. В защитных костюмах не особо позагораешь, да и погода окончательно испортилась, ждали бабьего лета. Подготовка шла своим чередом, до окончания срока пребывания в убежище по нашим подсчетам, оставалось три дня. Я сидел вечером за составлением очередного отчета и первый раз не знал что писать. Прогресс был очевиден. Результаты были уже сопоставимы с прежними и заметно отличались от первоначальных. Даже планов на завтра не было, подумал, что утром определимся. Недолго думая, почти слово в слово скопировал предыдущий отчет, который собирался отправить утром. Отчет не понадобился.

– Движение на периметре, – заорал Сомов, игнорируя наличие системы оповещения.

На пороге убежища стоял полковник, выждав пару минут видимо для того, чтобы его успели опознать, самостоятельно открыл дверь и зашел внутрь. Алена бросилась открывать внутреннюю дверь. В отличие от остальных, я такой радости не испытывал. Ну не думал я, что полковник кинется обниматься или пришел с хорошей новостью. В голове возникли мысли о продлении срока подготовки, или каких-то экстренных событиях, неужели все с начала?

Полковник первым делом по-хозяйски осмотрелся. Не знаю, что он рассчитывал здесь увидеть, но то, что увидел, его явно устраивало. Со всеми поздоровался.

– Эта часть программы для Вас заканчивается, – сразу с порога, произнес он. Потому и пришел. Чаем угостите?

Хорошее начало. Может быть, я ошибаюсь? Стоп. Он сказал – не закончилась, а заканчивается, что бы это значило? Алена скрылась на кухне, пошла за чаем.

– Проходите, – я показал в направлении рабочей зоны, – Алена сейчас чай принесет.

Полковник расположился в кресле за столом, сидя в котором я обычно вскрывал пакеты с вводными, мы – напротив. Подумал, сейчас будет вводная. Подошла Алена, поставила кружку с горячим чаем, тарелку с печеньем и конфетами. Полковник подождал, когда все разместятся, отхлебнул чай и ничего не говорил, разглядывал нас, как будто видел в первый раз. Все насторожились, напряжение висело в воздухе. К счастью, он заговорил:

– Вы первая группа, которая заканчивает этот этап за столь короткое время, без единого штрафного дня. Я вас поздравляю, – он говорил искренне, сомнений быть не могло.

– У нас и срок подготовки был меньше, – поспешил я со своими выводами.

– Срок у всех одинаковый, только кто-то в лучшем случае проходит его за полтора месяца, а кто-то за три, в вашем случае – двадцать пять дней ровно. И честно сказать, я не понимаю, как вам это удалось, все вводные определялись исходя из достигнутого уровня подготовки и очередности выполнения задач. В любом случае я считаю, что группа в этой части готова или есть другие мнения? – закончил, уже глядя только на меня.

– Других мнений нет, – ответил я за всех, – программу выполнили полностью, дальше только терять время.

– Согласен, только эту ночь вам предстоит провести здесь. Завтра вам предстоит курс выживания, подробности в этом конверте, – он выложил знакомый до боли конверт, разве что объемнее предыдущих. На словах могу только сказать, что пройдет этот курс в течение трех дней в условиях Арктики, максимально приближенных к условиям ядерной зимы, с которыми вы столкнетесь в последующем. Пакет вы могли бы получить и завтра, обычным способом, но тогда времени на подготовку не остаётся. Рекомендую подготовку начать сегодня, арктическое снаряжение доставят позже к исходу дня. Я буду находиться здесь, пока вы не ознакомитесь с содержимым пакета. Готов буду ответить на все ваши вопросы, а пока хотел бы осмотреть убежище и как вы в нем устроились, провожать не нужно. Встал и направился к выходу из главного помещения.

На стол первым делом легла карта из открытого конверта, которая оказалась малоинформативной. Она была составлена скорее всего по результатам космической или аэросъемки, без указания высот, названий ручьев и самого острова, вообще не имела ничего общего с обычными географическими картами, ледяная пустыня с нагромождениями не то льда, не то скальных образований небольшой высоты. Помимо координатной сетки и двух пятен, обозначенных как зоны радиоактивного заражения, наверняка условных, на ней больше ничего не было. Одним словом полная Арктика. Размерами остров не впечатлял, максимум шестьдесят километров и оканчивался бухтой в южной его части.

Из инструкции следовало, что нам предстоит за трое суток пересечь этот остров с севера на юг, провести разведку по маршруту, постараться при этом случайно не попасть в зону радиоактивного заражения, не околеть от холода, голода и не быть съеденными полярными медведями, которые, судя по описанию, здесь иногда водились. Памятуя о недавнем походе, этого меньше всего хотелось бы. Запасы ограничивались только возможностью их унести, без потери мобильности группы. Вооружение, экипировка, снаряжение – по выбору, состав понятно тот же. Вроде ничего сложного и расстояние не запредельное, это и настораживало. Начнем с того, что о выживании в Арктике я знал только одно, если хочешь выжить в Арктике – не попадай туда. Горе тому, кто по воле случая окажется в таких условиях без оружия, пищи и снаряжения. К счастью, с этим у нас намечался полный порядок. Нам же предстояло не только выжить, но и выполнить задачу. Вот тут и появились вопросы, не только у меня. Коротко обсудили, понял, что вопросы одни и те же и ответов на них пока нет. Когда подошел полковник, мы сидели с мрачными лицами, пытаясь проникнуть во всю глубину карты и постичь заложенный в ней скрытый смысл.

– Вижу, что есть вопросы, – изрек полковник, попивая уже остывший чай. Не дожидаясь наших вопросов, часть из которых он наверняка расслышал во время обсуждения, основным из которых был «Как тут вообще можно выжить?», он продолжил свой монолог:

– Спорный остров в Ледовитом океане, географического названия не имеет, зато имеет две зоны радиоактивного заражения, которые не являются условными, собственно они и есть предмет споров на тему кто и когда это совершил. Сам остров предметом споров не является, более того, все страны участники освоения Арктики факта присутствия на нем когда-либо отрицают. Поэтому, наша основная задача сделать забор проб на предмет наличия остаточной радиации с целью установления автора этих незарегистрированных событий, если таковые имели место, при этом мы не должны обнаружить себя и скрыть сам факт проведения боевой операции. В районе операции наступили полярные сумерки, канун полярной ночи. Из этого следует, что передвигаться необходимо только с повышенными мерами маскировки. Основной способ доставки – воздушным транспортом на северную оконечность острова, дополнительный – комбинированный, зависит от погодных условий. Способ эвакуации – надводный, судном на воздушной подушке. Как и прежде, действуете по легенде другого подразделения. Вопросы?

Вот теперь ясно, прогулка на морозе отменяется, вопрос только один и я его озвучил:

– Если не успеем к назначенному сроку?

– Вас будут ждать в любом случае, даже если придется обнаружить себя и организовывать спасательную операцию, но до этого доводить не хотелось бы. И последнее, нисколько в вас не сомневаюсь, но если придется выбирать, то сохранение жизни для вас по приоритету на первом месте, это приказ.

Снаряжение доставили спустя час после ухода полковника. Когда разгрузили и сложили в главном помещении убежища, добавили то, что нам необходимо было взять с собой – продовольствие, медикаменты, топливо для обогрева, воду, и многое другое, стало понятно, что это все нам не унести. Нам предстоял нелегкий выбор. Пошли от противного, стали откладывать то, без чего не сможем выжить и выполнить задачу. Оружие с боекомплектом, приборы разведки, герметичные контейнеры для проб, продукты питания. От палатки отказались в первую очередь. Она занимала много места и была не утепленная, могла защитить только от ветра. Коврики, спальные мешки само собой. В качестве обогрева предполагалось брать с собой прессованные брикеты, пропитанные горючим составом, без запаха. Сухой паек на три дня, на этом в условиях низких температур экономить нельзя. Воду только на первые сутки, в дальнейшем будем вытапливать изо льда. В качестве средств защиты Демроны не подходили, длительного пребывания в зоне заражения не планировалось, а времени на переодевание уходило много, ну и вечная проблема с весом и габаритами, выбор был сделан в пользу штатного Л-1, на пару размеров больше, чтобы можно было одеть поверх утепленных комбинезонов и курток. Здесь возникла первая проблема, защитного костюма больше на два размера габаритов Сомова не нашлось, стало очевидно, что в зону заражения он не идет, но третий комплект максимального размера все равно был добавлен. Не забыли про мешки для зараженных костюмов, на месте никаких следов пребывания оставлять нельзя. Помимо групповой аптечки, подготовили индивидуальные и пополнили противорадиационными препаратами.

Подготовка снаряжения и укладка продолжалась до поздней ночи, какие-то вещи кочевали туда и обратно, необходимо было все предусмотреть. Упаковки с сухими пайками были безжалостно вскрыты и выбраны только высококалорийные продукты. Оружие по минимуму, «Винторез», «Выхлоп», АЕК, а вот СК-16 решено было не брать, несмотря на протесты Алены. Далеко за полночь, сборы были закончены, настала последняя ночь в убежище. Дежурства никто не отменял, поэтому утро застало меня за пультом охраны, план операции был разработан до мелочей. Открытым оставался только вопрос с доставкой. В случае десантирования на северную оконечность острова, наш маршрут сокращался на десять километров, в случае высадки в южную часть увеличивался почти на двадцать, потому как нам тогда предстояло дойти до очагов заражения и вернуться обратно, при этом вероятность обнаружения активности на острове резко возрастала. Стоянка судна в течение трех или даже двух суток в бухте гарантированно привлечет к себе внимание, а вот пролет самолета по существующему воздушному коридору, пусть и на низкой высоте, будет вполне рядовым событием. Все зависело от погоды. План был дополнен и одобрен всеми, мы были готовы.

В десять часов утра погрузились в БТР и через час были уже на подъезде к взлетному полю. На бетонной полосе нас ожидал Ан-26, который снаружи ничем не отличался от своего гражданского прототипа. У откинутой аппарели грузового отсека нас ждал полковник, внимательно наблюдал при этом за всем процессом выгрузки группы. Когда доложил ему о готовности, он тщательно проверил укладку и экипировку, задал пару вопросов, получив исчерпывающие ответы, проинформировал:

– Погода в районе высадки устойчивая, ветер слабый, температура минус восемнадцать градусов, остальное обсудим в воздухе.

Внутри грузопассажирского отсека находились два дополнительных бака с топливом, самолет явно был дооборудован для длительных перелетов. Вместо знакомых в прошлом жестких лавок, стояли металлопластиковые эргономичные кресла, посередине оставался широкий проход для размещения груза. После того, как заняли свои места, аппарель плавно закрылась и самолет начал набирать скорость, отрываясь от земли. Полковник разместился рядом, я изложил ему подробный план, он одобрил, в заключение разговора сказал:

– Готовимся на подлете к основному варианту, но окончательное решение за тобой. Пока есть время, думай, – встал и направился в кабину пилотов.

По большому счету, все было уже решено, коррективы могла внести только неустойчивая в это время погода. В группе я был уверен. У Алены с Сомовым на счету был не один десяток прыжков, в себе я тоже не сомневался, был недавний опыт развлекательных прыжков в благополучной жизни, адреналина не хватало. Но Сомов все равно провел со мной экспресс-тренировку, чтобы освежить навыки и помог с укладкой парашюта. Разговоров не было, гул двигателей мешал, да и все было уже проговорено не раз, других мыслей кроме как о предстоящей операции не было. Не заметил, как задремал. Проснулся от дискомфорта, заметно посвежело, аппарель изнутри отсека покрылась слоем инея. Загорелась лампа, прозвучал зуммер, извещая о подлете, все уже вышли из благостного состояния и смотрели на дверь кабины. Вышел командор, подошел, попросил всех собраться.

– Час до точки высадки, ветер у поверхности усиливается, необходимо сейчас принимать решение или переходить на другой вариант доставки. Какие мнения?

– Будем прыгать, – сообщили все почти в один голос.

– Хорошо, тогда готовьтесь, будет один проход над зоной высадки, высоту снизим насколько возможно.

Не дожидаясь дальнейших указаний, начали утепляться. Комбинезоны и куртки приятно грели, очки и шапки защищали от ветра и возможного попадания снега в глаза и уши, высокие теплые ботинки с универсальными креплениями для коротких, широких лыж, позволяли при необходимости быстро от них избавиться. Поверх всего этого – маскировочный халат белого цвета, сам парашют, оружие и груз, частично расположенный на подвесной системе.

– Готовность пятнадцать минут. Ветер в нижних слоях умеренный с порывами, остальное без изменений. Командир, решение? – в очередной раз полковник требовательно смотрел на меня.

Алена с Сомовым, стоя за спиной у полковника, едва заметно кивнули, я ответил:

– Прыгаем.

Когда вновь загорелась лампа и послышался сигнал, мы уже стояли готовые к прыжку. Аппарель стала плавно опускаться, открывая вид на сумрачное небо Арктики, звезд не было, как и облаков. В третий раз прозвучал зуммер. Шагнули в бездну почти одновременно, расходясь в стороны и пытаясь разглядеть землю под собой, только белая пелена. Силуэт Сомова быстро приближался к земле, я даже с ужасом подумал, что парашют не раскрылся, но тут же над ним появился и развернулся профиль управляемого крыла парашюта, вслед за этим хлопок, меня с силой подбросило вверх, мой купол тоже раскрылся. Немного вверху и сбоку поднимался третий купол. Смотреть по сторонам было некогда, все свое внимание сосредоточил на куполе Сомова, который приближался к земле, ловя воздушный поток и смещаясь к левому берегу острова. Когда до земли оставалось около двухсот метров я почувствовал порывы ветра. Пытаясь сопротивляться ему, на время потерял из вида Сомова, он уже приземлился. Сам сосредоточился на приземлении и приготовился к удару. Приземление прошло неудачно. Нет, со мной все было в порядке, я приземлился вторым, на удалении от Сомова метров триста, а Алена третьей, рядом с ним. Я видел, как она избавляется от парашюта и спешно двигается в сторону Сомова, который не вставал и купол не гасил. Предчувствуя неладное, оставив парашют и груз, надев только лыжи, бегом отправился к ним. То что я увидел, меня совсем не радовало. Алена склонилась над Сомовым и делала ему укол в бедро через одежду, он был без сознания.

– Что с ним?

– Пока не знаю, жестко приземлился, болевой шок, сделала укол, повреждений головы и рук нет, остальное не осматривала. Мне нужен навес или укрытие.

Укрытие долго искать не пришлось, недалеко была небольшая глыба льда или обледеневшего грунта, метра полтора в высоту, даже отсюда ее было едва заметно. Не теряя времени, используя купол парашюта, устроил навес с подветренной стороны от этого выступа в земле. Следы волочения говорили о том, что он скорее всего и стал причиной столь жесткой посадки. С наветренной стороны он была почти полностью заметена снегом. Плюс явно высокая скорость приземления, за счет малой высоты, тяжелого груза и собственного веса. Пожалуй, следовало использовать другой тип парашюта с большей грузоподъемностью, но тогда нас снесло бы ветром гораздо дальше и не факт, что не попали бы в воду. Эти мысли проносились по краю сознания, основной заботой было состояние Сомова.

– Готово, укладываем на купол и поволокли, на руках не осилим.

Из второго парашюта сделали волокуши. Достаточно легко удалось дотащить его до укрытия, шелк легко скользил по насту, лишь иногда цепляясь за невидимые препятствия, но ткань выдержала. Импровизированный навес получился так себе, ткань провисала, ее трепало порывами ветра, то и дело задувая внутрь потоки холодного воздуха. Лучше чем ничего, прошел по периметру, натягивая ткань и закрепляя края всем чем можно, кусками льда, глыбами снега, вырубленного ножом. В результате получился шалаш, где поперек лежал Сомов, а рядом, уже задевая скат головой, сидела Алена, для меня места уже не было. Лучшее, что я сейчас мог сделать – это не мешать. Тут и там валялись вещи. Перетащил сначала груз Сомова, потом Алены, мои вещи были далеко, пока пусть полежат. Из палатки донесся стон боли, больше похожий на рев, Сомов пришел в себя. Заглянул внутрь. Он сидел, прислонившись спиной к ледяной стене, и пытался встать.

– Костя, хоть ты ему скажи, что идти ни куда не надо, – Алена была в отчаянии.

С трудом он меня понял, успокоился. Видно было, что едва понимает, где находится и что произошло.

– Докладывай.

– Ушиб грудной клетки, вывих левой ноги, подозрение на перелом стопы и ребер, сотрясение мозга. Позвоночник, руки, жизненно важные органы вроде без повреждений. Костя скажи ему надо лечь, он меня не слушает.

– Выйди пока, так надо, принеси спальный мешок и топливные брикеты.

Она послушно вышла из укрытия, оставив нас вдвоем. Я присел напротив Сомова, слегка, чтобы не навредить, потрепал его за плечо. Он открыл глаза и попытался что-то сказать, я его жестом остановил.

– Миша, ты поломался, – начал я говорить по слогам, как можно разборчивее. – Не пытайся говорить, если понял, моргни глазами.

Он моргнул и опять смотрел на меня, ожидая продолжения

– Жесткое приземление, сейчас ты на уколах, поэтому не двигайся, можешь сделать только хуже. Понял? – Задание для тебя закончилось. Ждешь эвакуации. Понял? – Алена останется с тобой, я пойду за помощью. Понял?

В ответ на каждый вопрос он моргал глазами, давая понять, что не только понял, но и согласен с этим. Когда я закончил, он прикрыл глаза. Его лоб покрылся обильной испариной, дышал тяжело. Пришла Алена, расстелили мешок. Поставив стволы в распорку, немного увеличили пространство в укрытии. Как ни старались аккуратнее, когда укладывали его, он со стоном снова потерял сознание. Только убедившись, что он нас не слышит, Алена заговорила шепотом:

– Я думаю, у него с позвоночником не все в порядке, срочно нужно доставлять в больницу.

По ее словам я понял, что она в состоянии, близком к панике, хотелось ее встряхнуть, наорать «Где ты тут видишь больницы? Мы в Арктике! Оглянись вокруг и приди в себя». Необходимо было срочно заставить ее думать, поэтому спокойно произнес:

– Как ты себе это представляешь?

– Мы не можем оставить его здесь, мы понесем его до точки эвакуации так же как принесли сюда, а пробы никакие брать не будем, и нас завтра заберет катер – она говорила и с каждым словом теряла уверенность. Начала думать, это хорошо, значит теперь можно.

– Послушай меня внимательно, милая, и не перебивай. На точку эвакуации мы его не донесем, поверь мне, был уже печальный опыт, но и здесь его не оставим. Сейчас ты останешься с ним и будешь делать все, чтобы он выжил. Я отправлюсь на разведку ближайшей точки на побережье, это в трех километрах отсюда, мы сильно отклонились при высадке. Подготовлю там место, где вы останетесь в ожидании эвакуации. Раньше трех суток транспорта не будет, ты это знаешь. У меня будет время, чтобы дойти до точки эвакуации, дождаться транспорта и привести его за вами. Только так мы можем действовать, если хотим его спасти. Ты согласна?

– Я одного тебя не отпущу.

– Это единственный вариант.

– Хорошо, сделаем, как ты говоришь, – пересилив себя, она согласилась.

Через час все припасы были собраны к укрытию, в котором едва заметно горел топливный брикет, давая тепло и скудный свет. Алена продолжала оказывать помощь Сомову, бинтуя и фиксируя поврежденные ноги, правая стопа сильно распухла. В себя он так и не приходил. Я собирался недолго, время поджимало. Взял все, что посчитал нужным, но не перегружаясь, двигаться надо быстро.

На побережье вышел за час, движение давалось тяжело, много препятствий в виде все тех же кусков льда, засыпанных снегом. Мои худшие опасения подтверждались, этим путем мы не сможем его доставить к берегу, да и катер подойти не сможет. Если бы нас снесло ветром чуть дальше к берегу, нас ждала бы незавидная участь. Сориентировался с точностью до километра, еще раз внимательно изучил карту и нашел то, что нужно. Искать надо было не бухту, а мыс, который принял бы на себя удары ледяного панциря, образуя пространство, свободное от ледяного крошева. Двигаясь вдоль берега на юг, я нашел этот мыс. За ним чистым полем было свободное пространство, снежная поляна в этом хаосе льда. Прошел кругом, осмотрел подступы, вырубил из снега брикет килограмм двадцать весом. Снег плотный, то что нужно. Еще через час на поляне стоял иглу – снежный шалаш в форме слегка заостренной полусферы. Затер щели снаружи снегом, внутри растопил брикет. Пока придем, будет уже тепло и изнутри образуется ледяная корка, укрепляя укрытие и обеспечивая дополнительную защиту от холода. Вход заделал, потом можно прорубить заново, из верхней части иглу, через отверстие в своде струился едва заметный дымок, и если бы не он, с десяти метров нельзя уже было определить наличие укрытия, которому не страшна самая лютая непогода. Разведка обратного маршрута в обход препятствий, заняла полтора часа. Скорее всего, это был замерзший ручей, потому что ледяных глыб не попадалось, вел он почти к самому укрытию на побережье и выходил недалеко от нашей стоянки, которую со стороны острова было видно издалека по тусклому свету.

По приходу пришлось отчитать Алену за потерю бдительности, моего появления она не заметила, сообщил, что новое укрытие готово, можно двигаться. Застегнув Сомова в спальном мешке, перенесли на волокушу из парашюта. Дорога заняла почти два часа, отнимая последние силы. Температура в иглу была плюсовая, пришлось ждать после прорубания входа, пока выветрится дым. Алена по достоинству оценила мои усилия по созданию укрытия. Вернулся за оставшимися на месте прежней стоянки, припасами, разобрал шалаш, засыпал следы очага, вернулся обратно.

Первая часть плана было выполнена, сил не осталось. Прошло почти восемь часов с момента высадки, а к конечной цели своей операции мы не приблизились и на километр, наоборот отклоняясь все дальше и дальше от маршрута. Если бы была возможность запросить срочную эвакуацию, я бы сделал это незамедлительно, но такой возможности не было. Состояние Сомова нисколько не улучшалось, все, что было можно, Алена сделала в первые часы, оставалось только ждать и надеяться. Только сейчас я понял, что уже полночь, перекусив с Аленой сухим пайком, я провалился в сон, закутавшись в спальный мешок.

Проснулся от неясного чувства тревоги. Сомов был неподвижен, Алена лежала на спальном мешке, поджав ноги и тоже спала. Топливный брикет почти прогорел, оставив после себя горстку пепла и отдавая последние волны тепла и света. Нас никто не охранял, не поддерживал огонь, но я понимал, что она устала не меньше моего, поэтому положил ее и застегнул в спальном мешке, сверху прикрыл своим. Ей надо выспаться, потом такой возможности не будет, да и мне уходить еще рано, нужно было подготовиться. Проверил пульс у Сомова, прощупывается слабо, дыхание ровное. Я не стал ей говорить про свои планы по забору проб, думаю ей это сейчас не нужно, не поймет. Ее основная задача теперь – заботиться о Сомове. Я знал одно, что не выполнив задачу, все усилия окажутся напрасными, я этого себе не прощу, как и Сомов и сама Алена тоже, только не сейчас, потом.

Вышел из иглу, всю половину неба освещало северное сияние всеми мыслимыми красками, похожими на отсвет салюта, я такое видел в первый раз, зрелище захватывало. Осмотрелся, опасности не видно. Именно что не видно, на самом деле она повсюду и название ей Арктика. Одно неосторожное решение, легкомыслие или недальновидность тут же превратится в смертельную опасность. Природа обязательно воспользуется твоей слабостью и возьмет свое. Это еще не зима, но ветер в сочетании с влажностью и небольшим морозом, даже по меркам средней полосы, заставляют организм ощущать тридцатиградусный мороз. Поэтому медлить было нельзя. С каждым днем зима ближе, а что тут происходит зимой, даже думать не хотелось.

Она проспала еще четыре часа, проснулась, смешно потягивая носом воздух, улыбнулась. Банка с разогретым завтраком стояла недалеко от костра, источая аппетитный запах. Увидев меня и собранный рюкзак моментально забеспокоилась. Перевела взгляд на Сомова и переменилась в лице. Проверила его пульс, дыхание, зачем-то приоткрыла веко, облегченно вздохнула. Достала шприц из аптечки и сделала укол, посмотрев при этом на часы. Потом стала завтракать, я не мешал, сидел просто и смотрел на дорогого мне человека и знал, что она обязательно справится. Услышав мои мысли, она сказала:

– Ему стало лучше, у нас все будет хорошо, не переживай. Воду, аптечку, приборы, все взял?

После недолгих споров она заставила забрать меня почти всю питьевую воду, начав при этом растапливать лед в котелке, заготовленный мной во время ее сна, проверила аптечку, добавила противорадиационные препараты. Я в свою очередь едва ли не в приказном порядке отдал ей для Сомова запасы обезболивающих. «Выхлоп» оставил ей, мотивируя тем, что это тоже снайперская винтовка. Не стал ей объяснять, что вероятность встречи с белым медведем на побережье выше, чем в середине острова, не хотел пугать, но она и сама похоже это поняла. Дальше медлить было нельзя, я сказал:

– Мне пора, топливо рассчитывай минимум на четверо суток, если будет возможность добыть нерпу, будет неплохо, жир может пригодиться для обогрева, по поводу Сомова рекомендаций не даю, лучше меня знаешь. Я обязательно за вами вернусь.

– Я знаю, – она приблизилась и я крепко поцеловал ее.

Сомов зашевелился, застонал, пришел в сознание, Алена тут же засуетилась, я не стал мешкать, воспользовавшись тем, что она отвлеклась, покинул новое убежище. Сомов в надежных руках, продовольствия и топлива на три дня с запасом, а еще поцелуй…. Шел не оглядываясь, с легким сердцем, позади меня на достаточно длинном фале, с петлями через равные промежутки, следовали самодельные сани – рюкзак на паре лыж. Получилась довольно надежная конструкция, да и запасные лыжи не помешают. Первые километры давались легко, ветер попутный, видимость относительно хорошая, следов зверей нет, периодически останавливался и осматривал местность в бинокль, ничего подозрительного. Чувствовал себя отдохнувшим и готовым ко всему, самое страшное, что могло случиться, уже произошло. Ощущение вины от такого развития событий отошло пока вглубь сознания, заново предлагая варианты, как этого можно было избежать. Для себя я уже составил четкий план и намерен был его придерживаться, серьезных препятствий на пути не видел. Необходимо было держать ровный темп, любая поспешность или ускорение неизбежно приводят к обильному поту, потом усталости и обезвоживанию. В попытке согреться начинаешь двигаться еще быстрее, в результате твое обессиленное тело находят спасатели, ты загоняешь сам себя, как лошадь. Спасателей рядом не было, поэтому, как только я чувствовал, что начинаю взвинчивать темп, тут же останавливался, осматривался в зоне видимости, пару раз проводил замеры, чтобы лишний раз убедиться в отсутствии радиационного заражения. С такими остановками я прошел максимум двенадцать километров. После чего сделал дневную стоянку, укрытие сделал углом, где одной стороной был естественный скальный или ледовый выступ, с другой – стена из снежных блоков. Этот угол прикрывал меня от ветра, но и закрывал обзор с северной стороны, это меня не сильно беспокоило, местность позади меня была известна. Часового перерыва вполне хватало, чтобы восстановиться и пообедать, погреть удалось только руки над половиной горящего брикета, экономил топливо. Чтобы возобновить движение требовалось приложить немало усилий. Хотелось задержаться в этом укрытии еще немного, которое и укрытием то было только от ветра, но давало какое-то ложное чувство защищенности. Разозлившись на самого себя, разметал остатки стены из снега и через полтора часа продолжил движение. Злость плохой советчик, рано каяться, надо исправлять ситуацию. Первую сотню метров буквально гипнотизировал себя, мне надо идти, меня ждут, им нужна помощь, помогло. Говорят, что можно спать на ходу, я не спал, продолжал двигаться, контролировать маршрут и местность вокруг, замечать едва заметные ориентиры, вот только одно: я не помнил, когда останавливался. Тут же встал, как вкопанный, оглянулся, никого. Никто не гнался за мной, не выцеливал, опасности не было, осмотрелся в бинокль, чисто. Однако подсознание говорило об обратном, я взглянул на часы, больше четырех часов я шел без остановки, тут же кинуло в холодный пот или я успел вспотеть раньше? Почему тогда последние полчаса сознание кричит об опасности. Уже наверняка зная причину, я раскрыл и включил дозиметр. Значения в несколько раз превышают фоновые. Суетиться не нужно, уровень не запредельный, достал защитный комплект и фильтрующую маску, резина обожгла холодом. Вот теперь надо поторопиться, вопрос куда? Впереди зона заражения, характеристики неизвестны, сколько я буду проходить ее? Нужно еще найти эпицентр, взять пробы, это все время, потом устроить ночлег, на все сил не хватит. Поэтому только назад, не думаю, что сильно углубился. Как это ни обидно, пришлось возвращаться, малая цена за потерю внимания.

Назад возвращался едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, уже через двадцать минут, индикатор прибора погас, фон в норме, для верности отошел еще на пятьсот метров. По правилам защитную одежду надо снять, но снять я ее не мог, под защитным костюмом одежда была влажная от пота. Набирая полные пригоршни снега, обтер насколько возможно весь защитный костюм и отошел еще сотню метров, здесь уже можно разбивать лагерь. Снял защитную маску, принял дозу противорадиационного препарата. Успокоился. По отработанной уже технологии построил иглу, только размерами намного меньше, решил сэкономить силы и топливо для обогрева, как оказалось зря. Внутренне пространство нагрелось быстро, но также быстро и остывало, кроме того, места было явно мало. В таких условиях я не то что не отдохну, а еще больше устану и повезет, если не замерзну во сне. Посидел, отдохнул, слегка подкрепился и взялся исправлять ошибки. Новое иглу получилось раза в полтора просторнее, подождал, пока прогреется, старое жилище рушить не стал, всегда успею. Об охране периметра сигнальными средствами даже не могло быть и речи – маскировка, да и не было ничего с собой на этот случай, рассчитывали на посменную охрану, как обычно. Ограничился обходом в радиусе тридцати метров. Поужинал, развесил вещи на просушку на лыжи и палки, положил два брикета, должно хватить на шесть часов, выставил будильник на часах. Подсчитал сколько запасов израсходовал, хотел было подвести итоги для себя, но мысли переключились на Алену и Сомова. Не дожидаясь, когда нервы разыграются, застегнулся в спальном мешке с оружием под рукой и уснул. Усталость взяла свое.

Проснулся от завывания ветра над головой и холода. Вокруг темнота, только маленькое серое пятно над головой в своде укрытия. Брикеты прогорели, вход был заметен снегом, направление ветра изменилось. Потом едва слышно прозвенел сигнал будильника на часах. Первым делом зажег брикет, стало светло, но дымно. Значит вход замело недавно, иначе мог угореть. Откопался, ровно на столько, что бы ушел дым. Выходить пока не спешил, нужно полностью подготовиться. Позавтракал, утеплился, за ночь одежда высохла. Что бы ни происходило снаружи, время против нас. Сидеть и ждать окончания бурана не стоит, так можно задержаться до весны. За себя я не боялся – выживу, но меня ждут. По расчетам и карте я прошел почти половину, можно не торопясь за сегодня обследовать зоны заражения и устроить ночевку за пределами зоны с той стороны. В оставшийся дневной переход одолеть последние двадцать километров. Так и решил. Надел защитный костюм, включил дозиметр, собрал и упаковал все вещи, контейнеры поближе, чтобы были под рукой. Вышел наружу.

Видимость не превышала пятидесяти метров. Температура заметно понизилась, восточный ветер перемещал тонны снега, заметая все вчерашние следы. Если это начало, то нужно торопиться, если явление временное, то скоро закончится. Перед уходом разрушил малое иглу, на большое решил силы не тратить. Арктика сделает работу за меня. Ветер гнал меня в спину. Ориентируясь по показаниям дозиметра я приближался к эпицентру, в этом не было никаких сомнений, дождался, когда показания начали спадать и повернул под прямым углом. Через два часа после выхода, совершенно выбившись из сил борьбой с ветром и морозом, стоял в предполагаемом эпицентре давно минувших событий и думал, как теперь брать пробы грунта. Яму в снегу удалось выкопать, используя снежные кирпичи из этой же ямы в качестве защиты от ветра, который тут же пытался засыпать плоды моего труда. Потом был слой льда на который пришлось тратить драгоценное топливо, граната или взрывчатка не вариант, не знал как это может повлиять на пробы, но рисковать не стал. Еще через два часа я держал контейнер с пробой, которая обошлась уже слишком дорого, чтобы ей пренебрегать. К радости от осознания того, что цель достигнута примешивалось чувство… стыда. Мне было стыдно за то, что я не знал теперь куда мне идти. По пути сюда я несколько раз поворачивал, и теперь находясь в эпицентре, не знал откуда пришел, где север и юг, я заблудился. Ветер за это время тоже поменял направление, это было видно по яме, на месте работ, она уже полностью заметена снегом и защитная стена из снежных блоков не помогает.

Надо идти, прочь отсюда, из зоны заражения и я совершил самый абсурдный поступок за последнее время, пошел по ветру. Судя по всему, двигался вглубь острова, потому что ледяных глыб не попадалось, значит все правильно, на выходе из зоны надо искать место для стоянки или укрытия, нужно перевести дух и собраться с мыслями. Уровень радиации падал, через час я покинул зону и вздохнул с облегчением, продолжая двигаться вперед по инерции. Так же, как и вчера, я отошел от зоны подальше и принялся обтирать защитный костюм снегом. Когда поднял голову и увидел иглу, первое что подумал – мираж. При ближайшем рассмотрении это оказался не мираж, я вернулся к месту ночевки, об этом же говорил заметенный снегом небольшой холм на месте малого укрытия.

Откопал вход и как домой вернулся. Есть в этом что-то мистическое. Это временное жилище уговаривало остановиться и подумать. Подумать было над чем. Во- первых: топлива на еще одну ночевку не хватит, извел на яму. Осталось полтора брикета, тут его добыть негде, зато на побережье, если повезет, можно добыть нерпу или тюленя, вот их жир вполне сгодится. На крайний случай можно использовать одну пару лыж, уже не понадобятся. Во-вторых: непогода, которая набирает силу и второй раз за два дня вносит свои коррективы. В-третьих: теперь я знаю где нахожусь, куда и сколько идти, это успокаивает. В-четвертых: если пойду искать второй эпицентр, уже не вернусь, не хватит ни сил, ни времени, ни запаса удачи, все это я уже исчерпал. Было в-пятых, шестых и седьмых но об этом я уже думал за плотным обедом, дожигая последний брикет топлива, оставив половину брикета на всякий случай. Уверенность крепла. Одежда привычно сушилась, я собирался с силами. Прошло уже двое суток, завтра после полудня нас должен ожидать катер, но ночевки не будет, будет отдых в конце пути и ожидание, если катер задержится по непогоде.

Мне предстояло совершить один последний переход до точки эвакуации, даже если удача отвернется, найдут меня на побережье и начнут искать остальных, как там полковник говорил, спасательная операция? Но это на крайний случай, мы еще побарахтаемся. Посетило дежа-вю. Такое уже было. Только там было слишком тепло, а здесь слишком прохладно, круг замкнулся. Решил поспать пару часов, хорошо восстанавливает силы. Через три часа я стоял над остатками жилища, которое дважды мне пригодилось, возвращаться сюда я больше не буду. Предстояло идти вновь через зону заражения, проход искать опасно, могу заблудиться. Только вот защитный костюм я решил не надевать, сушить одежду потом будет негде. Приняв по этому случаю двойную дозу противорадиационных препаратов, отправился в путь. Северный ветер подтвердил правильность моего выбора. Останавливался я только в случае крайней необходимости, когда сбивалось дыхание или забивались снегом фильтры маски. Дозиметр не включал, не интересно, старался как можно быстрее пройти опасную зону. В этом не было безрассудства. Маска надежно защищала лицо и органы дыхания, одежда защищала от холода и от снежной пыли, она мой защитный костюм.

Через три часа стал выбиваться из сил, остановился не надолго, только для того чтобы перекусить, восполнить затраты энергии и утолить жажду. Включил дозиметр, фон в норме, уже хорошо. Укрытие строить не стал, греться все равно не чем, пол брикета не в счет. Еще через три часа ветер опять стал менять направление, но на пути уже стали попадаться ледяные выступы, побережье было рядом. Я почти дошел. На обход препятствий и поиск места для стоянки на побережье потратил добрых два часа. Сориентироваться пока не мог, плохая видимость, но чем больше думал, тем больше убеждался, что нахожусь в бухте, об этом говорило время. Если бы отклонился, то до сих пор бы еще шел.

Наконец место для стоянки было выбрано, разметил площадку, собираясь заняться привычным делом, постройкой жилища, пока в завываниях ветра не начал различать гул вертолета, отмахнулся, о каком вертолете здесь могла идти речь, и тут же насторожился. Гул был отчетливый, шел со стороны океана, это точно был шум двигателя, по мере приближения он нарастал. Боясь поверить в удачу, спешно сложил все вещи и пошел на звук, пока не увидел проблесковые маячки оранжевого цвета и темный силуэт монстра на воздушной подушке, на катер он был похож меньше всего. Я совершенно не понимал, как такое возможно, до эвакуации еще десять – двенадцать часов, все еще не верил своим глазам. Сомнения усилились, когда в двух приближающихся ко мне фигурах, я без труда опознал Алену, а затем и ее отца. Я уснул и замерзаю – промелькнула шальная мысль, или совсем сбился с пути и вернулся в начальную точку. Алена развеяла все мои опасения:

– Я тебя нашла, – радостно кричала она, приближаясь, и уже собиралась подойти еще ближе, но я ее остановил. Перекрывая шум ветра, закричал:

– Стой. Не подходи. Мне нужна одежда, эта заражена.

Она сделала пару шагов и остановилась, полковник понял сразу, потому что развернулся и пошел к катеру. Со всеми чудесами и чувствами разбираться будем потом. Лучше перестраховаться. Я достал объемный прорезиненный мешок и начал складывать туда, все чем приходилось пользоваться эти дни, кроме оружия, приборов и снаряжения, которые отправились в другой мешок. Когда передали чистую одежду и обувь, переоделся и добавил прежнюю одежду в первый мешок и туго затянул его. Когда и с этим было покончено на земле стояло два туго набитых мешка, глядя на них, я даже стал сомневаться, что это все мое. Холод меня не смущал, уже не смертельно, не смущали и взгляды Алены и полковника на почтительном расстоянии наблюдавшие за моими манипуляциями. Когда я подошел к ним, Алена обняла меня и поцеловала, присутствие отца ее не остановило. Я задал единственный вопрос, который меня беспокоил больше всего:

– Миша жив? – Алена как будто не слышала моего вопроса.

– Сомов жив, с ним будет все в порядке, – ответил за Алену полковник, – я рад, что ты дошел. Что до задания, операция свернута, будет проведена в другое, более подходящее время и уже не нами.

– Задание выполнено, – я протянул полковнику единственный контейнер, не разделивший судьбу остальных предметов.

По лицу полковника промелькнула тень удивления. Он улыбался, взвешивая на руке контейнер, и разглядывал меня как музейный экспонат. Контейнер, казалось, в эту минуту его совсем не интересовал.

– Так ты был в эпицентре? Без защиты? – Алена всерьез разволновалась.

– Нет, успокойся, в эпицентре я был в защите, а вот потом, пришлось проходить зону почти бегом. Если не веришь – возьми, – я передал ей индивидуальный измеритель доз.

– Уходим, пора, еще наговоритесь, – полковник прервал семейную сцену.

По дороге к катеру начали обсуждать события, слишком давно не виделись.

– Как вы тут оказались?

– Нас забрали часа три назад. Тоже удивились. Мне отец уже все рассказал. Когда получили неблагоприятный прогноз погоды, решено было свернуть операцию, поэтому катер выслали раньше. Он пришел в точку, там соответственно, никого нет, рано. Тогда они решили обходить вдоль побережья пока не найдут нас или не подойдет время эвакуации. Так они нас и нашли.

– А как же секретность?

– А что секретность? Погода нелетная, а по РЛС катера в засветке острова не видно, хоть неделю ходи вокруг. Да и не сунется уже никто сюда до весны. Правда мне в воздух пришлось стрелять, что бы заметили, потом сигнальную шашку зажечь, увидели, мишку только напугала.

– Михаила в смысле?

– Да нет же, белого мишку, точнее медведицу, она с медвежатами вчера недалеко объявилась, сначала страшно было, потом нормально. Не тронула она нас, сытая, и нерпа была, а я ее убивать не стала, медвежат жалко, – Алена сбивчиво рассказывала у меня холодело все внутри по мере ее рассказа.

– Сомов очнулся?

– Нет, но состояние стабильное. Пришлось кормить внутривенно, глюкозой, уколы опять же, стимуляторы. Он сейчас в медицинском отсеке. Насчет него отец с тобой поговорить хотел.

Наш разговор продолжался уже на катере, полковник не вмешивался, на остальных уже я не обращал никакого внимания, был занят разговором.

– Тебе тоже в медицинский отсек надо. У тебя щеки обморожены, да и капельницу сделать для поддержки.

– Не надо мне капельницы, я в норме.

– Ага, я вижу, – с сомнением покачала головой. – Где тот красавец, который разбил мое сердце? Что-то рядом не видно…

Я слушал ее разговор и был рад, что все уже позади, если полковник чем-нибудь не обрадует. Но всему есть предел и мой предел появился уже где то там, на горизонте.

Потом была долгая дорога домой. Пребывание на катере не запомнил, как и сам катер не рассмотрел, потому что поспал всю дорогу в каюте, Алена находилась в соседней, я чувствовал ее присутствие. С катера на БТР, с БТРа на самолет. Сомова, на носилках сопровождали медики, выглядел он плохо. В самолете, после взлета я спросил у полковника:

– Что дальше? – указывая при этом на Сомова

– Об этом как раз хотел с тобой поговорить. Есть два варианта, первый – очень хорошая клиника, но гарантии полного выздоровления нет. В этом случае про участие в проекте он может забыть на длительный период, если не навсегда. Повреждения серьезные, время упущено. Если бы не его запас здоровья, неизвестно чем бы это все закончилось. И второй – поместить его в капсулу на вахту, в этом случае он восстановится полностью.

– Тогда в чем проблема?

– Проблема в том, что его не спросишь, захочет ли он сам? Нельзя будет прерывать его вахту, а она может продлиться десять лет. Потому и спрашиваю тебя как командира, уверен, что он не откажется после всего произошедшего?

– Уверен, он захочет остаться. Разговор на эту тему был с ним недавно. Он такой же участник группы как я или Алена.

– Тоже так подумал, но лишний раз решил убедиться. Больше ничего мне не хочешь сказать?

Я немного подумал, потом решился. Выбор был сделан.

– Виталий Семенович, я люблю вашу дочь. Если это мешает проекту, то я сам готов его покинуть.

– Я знаю, она мне уже сказала то же самое. Не скажу что я от этого в восторге, поверь, я знаю о чем говорю. Сомневаюсь, что ты так легко готов оставить проект, но этого и не придется делать. Ограничения касаются только связей за пределами проекта. Вот если ты его покинешь по каким-то другим причинам, тогда ей придется последовать за тобой. Это для ясности. А как отец я рад за вас, надеюсь вы оба нашли то, что искали. И еще, не следует этот факт афишировать, мне не нравится, что Омега приобретает семейный характер, несмотря на постоянное увеличение количества участников.

– Я понял, спасибо командор. Какие будут дальнейшие указания? К чему готовиться?

– Отдыхать и восстанавливаться на базе, Борисович тоже будет рад. На все про все пять дней, – встал и пошел в кабину пилотов.

От таких указаний я потерял дар речи, в счастье не верилось, даже глаза прикрыл от удовольствия. Алена, которая во время полета не находила себе места, перемещаясь между кабиной пилотов, Сомовым и мной, наконец то заняла место рядом со мной.

– Я поговорил с твоим отцом…

– Я знаю, – Алена улыбалась – похоже у нас медовый месяц?

– Всего пять дней, – я обнял ее за плечи.

– Целых пять дней, – поправила она меня.

После приземления на знакомой полосе в лесу, мы поехали на базу на своем мародерском БТРе. Сомова перенесли в другой и, в сопровождении медиков и командора, он отправился в другую сторону, куда точно мне было пока неизвестно, но я догадывался.

Глава 4. Проект «Омега»

"Тактика выигрывает битву, а стратегия – войну"

Сунь-цзы. Искусство войны.

Возвращались на базу как домой, было приятно. Борисович встречал нас по всем законам гостеприимства, разве что без хлеба и соли, зато протопленной докрасна баней, куда и отправил нас едва ли не с порога. Ожидаемых вопросов о Сомове не последовало, очевидно, уже был в курсе. Оставалось только догадываться откуда, или не в его правилах было задавать вопросы. Собрались было за оставленными вещами в убежище, но оказалось, что они уже в наших комнатах, о чем он нам и сообщил. Его не удивило, то обстоятельство, что мы пошли в баню вместе с Аленой, как и то, что после ужина мы снесли свои вещи в двухместную комнату, попросторнее. Во время ужина, Алена, по обыкновению ушла на кухню и о чем-то недолго шепталась с Татьяной. Все это было на втором плане, главным для меня стал тот факт, что теперь я в этой жизни не один. Это было давно забытое чувство, которое радовало и пугало одновременно, извлекая из памяти тяжелые воспоминания о потере близких. С этого дня и на протяжении всего отпуска, мы с Аленой не расставались ни на минуту. Временами чувствовали себя гостями на какой-нибудь базе отдыха, а не там где совсем недавно доводили себя до изнурения постоянными тренировками и занятиями, от этого становилось неловко. От нашей помощи в бытовых вопросах и охране Борисович категорически отказался, мотивируя тем, что сам прекрасно справляется и сильно обидится, если мы поступим иначе.

Пару раз, в удачную погоду мы сходили в лес за грибами и даже на рыбалке были вместе. Ощущение, что знакомы тысячу лет не покидало. Вначале было договорились, что о проекте на отдыхе ни слова, но постепенно этот уговор сошел на нет, так или иначе, разговоры касались проекта и к нему же впоследствии сводились. Выходило по закону финских лесорубов: «В лесу говорим о женщинах, с женщинами – о лесе». Это обстоятельство нас не беспокоило, однако первый серьезный вопрос с моей стороны касался мамы Алены. Если с позицией Виталия Семеновича было все понятно, ожидаемой бури эмоций с выговором об обманутом доверии не последовало, что уже хорошо, то вот с отношением ее мамы было пока непонятно. Об этом я и спросил Алену.

– Она знает, и одобрила мой выбор. Она вообще мне доверяет, мы можно сказать лучшие подруги.

– Познакомить собираешься? Кто знает, будет на это время потом или нет.

– Обязательно, она должна будет приехать сюда, как освободится. Ты ее видел уже.

– Что-то не припомню, – честно признался, не стараясь даже сосредоточиться.

– Она приезжала сюда с медиками, в первый день, вспомнил?

– Вспомнил, – на память пришла волевая женщина приятной наружности, больше некому. -Теперь понятно в кого ты такая.

– Какая? – Алена кокетничала, напрашиваясь на комплименты, что было не часто.

– Самая красивая и умная. И если ты не знала – я тебя люблю.

– Я тебя тоже.

Короткие беседы происходили не редко, мы старались узнать друг друга как можно лучше. Разговаривали обо всем на свете, включая детские воспоминания и первую встречу, однако были и закрытые темы, которых коснувшись однажды, мы больше предпочитали не поднимать. Одной из таких тем было ожидание грядущей катастрофы, другая касалась заграничного периода моей жизни и потери родителей. Вопрос о детях, неизбежно возникающий у взрослых людей, начинающих отношения и совместную жизнь тоже попал в это число. Оказалось, что Алена пока не может иметь детей. Она в медицинских терминах, как будто ставила диагноз пациенту, а не говорила о себе, объяснила причины этого, которые сводились к врожденной патологии, была только одна надежда на излечение в капсуле. Выяснилось, что кроме ее мамы и меня, об этом больше никто не знает, включая Виталия Семеновича, иначе ее участие в группе может оказаться под угрозой, а в научный отдел уходить она не хотела. Этот факт во многом объяснял для меня ее мотивы, но не был определяющим и никак не мог повлиять на наши отношения.

Что касается самого проекта, от Алены я с каждым днем узнавал много нового, становясь такой же частью проекта, как и она. Особенно красочно она рассказывала о возможностях боевого скафандра, как на ее месте любая другая рассказывала бы о бесподобной красоте платья из бутика или сумочке невероятного кораллового цвета. Остальное я должен буду увидеть своими глазами и узнать до вахты. Выяснилось, что скафандры обладают уникальной системой маскировки, становясь практически невидимыми. В это мне верилось с трудом, как и во многое другое, что она рассказывала. В подтверждение своих слов она спросила:

– Помнишь тепловое пятно на экране, когда я ночью разбудила тебя? Мы еще долго потом разговаривали.

– Конечно, – мне бы еще не помнить, я не забыл ее сбивчивые признания в любви.

– А неизвестные следы на поверхности? Ты на них несколько раз обращал внимание.

– И что? Подожди, ты хочешь сказать, что помимо нас на базе еще кто-то есть?

– Сейчас нет, но были. Наблюдатели. Они в боевых скафандрах, поэтому ты их и не видел. Я просто знаю, что искать, поэтому иногда видела и сейчас узнаю, если появятся. Они были не постоянно, периодически, вмешиваться не имеют права, только наблюдают.

– Почему раньше не сказала? – мне стало неуютно.

– Во-первых: у них тоже задание, во-вторых: ты не спрашивал, а мне категорически запретили об этом говорить.

– Ты и сейчас говоришь, только то, что тебе разрешают? – я говорил немного резко, но ничего с этим не мог поделать. Не люблю, когда не договаривают или не доверяют.

Однако Алена нисколько не обиделась.

– Не подумай ничего плохого и не обижайся. О проекте ты не знаешь и десятой его части. Все и сразу я тебе рассказать не смогу, всему свое время, на это понадобится не один месяц. Я сама не уверена, все ли я знаю о проекте. Есть вещи, которые я вообще никому не должна говорить, касается это в основном исследований. От этого мне иногда самой тяжело, но таковы условия и я на них согласилась.

– Пожалуй, ты права, извини, – она действительно была права, это не ее тайны.

– Есть еще одно, что меня тяготит, – немного подумав, продолжила Алена.

– Продолжай, – я приготовился услышать очередную дозу правды, похоже, она решила избавиться от всех недомолвок в предпоследний день отдыха и настроена серьезно.

– Я одиннадцатый участник группы, – она смотрела на мою реакцию, но ее не было. Я просто не мог пока этого осознать, ждал продолжения и оно последовало.

– Один из нас, я или Сомов должны были в конце подготовки уйти из группы, возможность того, что ты не пройдешь курс даже не рассматривалась, в группе всего две вакансии. Скорее всего, это была бы я, мне предложили бы перейти в научный отдел, меня там хотят видеть. Теперь, когда Сомова уже поместили в капсулу, скорее всего так и будет. Я буду тебя ждать, даже если для этого потребуется вечность.

Задавать вопросы, почему мне не сказали, что, зачем и как так – было глупо и не по адресу, но такое меня точно не устраивало. Если вместе, то до конца.

– Что ты предлагаешь? – я надеялся, что у нее есть решение.

– Я не знаю.

Мы шли по тропе вдоль реки, но до красот золотой осени уже и дела не было, молчали. Я думал, как можно исправить ситуацию и в конце тоннеля появился свет, призрачная возможность.

– Сомова сейчас поместили в одиннадцатую капсулу, резервную и до конца вахты он останется там, правильно я понимаю?

– Правильно, – она пока не знала, к чему я веду разговор.

– Еще десять освободятся в ближайшее время, и мы их сменим, правильно?

– Ну да, верно

– Тогда в чем проблема? Капсул же двенадцать и одна неисправная, тринадцатая.

– Тогда резервной не останется, никто на это не пойдет, – она догадалась.

– Так есть же двенадцатая, – я настаивал.

– Там собака, долгосрочный эксперимент, рассчитан на пятьдесят лет, – как неразумному ребенку толковала она мне.

– И что вы нового хотите узнать за пятьдесят лет, чего нельзя было узнать почти за сорок? – задал я последний вопрос.

Она задумалась теперь надолго, стереотипы менять трудно.

– А ведь ты прав, программа уже давно выполнена, я могу поговорить с мамой, думаю это возможно. Только вот отец…

– Это я возьму на себя. Если сейчас все намного серьезней, чем обычно, я думаю, что смогу его убедить.

– Поясни.

– Если катастрофа неизбежна, это будет последняя вахта, в таком случае каждый человек, способный решать широкий круг задач, будет на вес золота. Мне нужны вы оба, и ты и Сомов, и наши отношения тут не причем.

– Теперь поняла, осталось дело за малым, убедить всех, от кого это решение зависит.

Знакомство с Лидией Михайловной состоялось на следующий день. Она приехала до обеда и, судя по всему, не надолго. Устроили обед пораньше, хотя она и пыталась протестовать. Она оказалась легкой в общении, но иногда проскальзывали командные нотки, особенно когда интересовалась мнением Алены по тому или иному поводу. У меня же сначала сложилось впечатление, что меня рассматривают под микроскопом. Она не стеснялась задавать неудобные вопросы, на которые получала исчерпывающие ответы. Видимо с официальной частью было покончено, когда перешли к обсуждению арктического похода. Всех деталей она не знала, да и не обо всем можно было здесь говорить. Ее больше интересовали погодные условия, животные и некоторые технические детали, без подробностей. Потом перешли на обсуждение ближайших планов. В конце обеда, она извинилась и спросила у меня разрешение забрать Алену для недолгого разговора. Ушли в кабинет. Я вышел на улицу подышать и думал, что так, наверное, и должно происходить знакомство с родителями. Они вышли минут через десять, обе в хорошем настроении. Когда, после недолгого прощания и проводов до стоянки, БТР отъехал от базы, Алена сказала мне:

– Ты маме понравился, – для меня это была хорошая новость.

– Раз понравился, значит, с папой договоримся. Выходи за меня, – неожиданно для себя я сделал предложение, просто сказал то, что думал, не заботясь о том, как это выглядит со стороны.

– Никогда не пойму, когда ты шутишь, а когда говоришь всерьез, – упрекнула она.

– Я не шучу и спрашиваю серьезно, ты согласна выйти за меня замуж? – я повернулся лицом к лицу и смотрел ей в глаза.

Возможно, она не так себе это представляла, я же вообще никак не представлял, хотя и давно уже обдумывал, но вышло вот так.

– Я согласна, – она улыбнулась, и мы поцеловались, закрепляя согласие.

– Я поговорила с мамой насчет эксперимента с собакой, она согласилась, скорее всего, наше предложение примут, насчет папы гарантии, сам понимаешь, нет. Только если он сочтет это полезным для программы и никак иначе.

– Понятно, мне он тоже говорил, что семейный проект его не устраивает, так что поблажек ждать не приходится, но я попробую.

Виталий Семенович приехал поздно вечером, когда ждать уже перестали, был он собран и явно чем-то озабочен, долго беседовал с Аркадием Борисовичем, потом очередь дошла и до нас. Первым делом позвал меня в кабинет. Когда заняли свои места за столом, долго молчал, в свете последних событий, видимо не зная с чего начать. Потом заговорил:

– Разговор будет серьезный, тебе предстоит принять непростое решение…

С Лидией Михайловной он, скорее всего, не успел пообщаться. Я решил не тянуть кота за хвост и первый раз за все время перебил его.

– Если вы про одиннадцатого участника группы, то есть встречное предложение.

Он не удивился, только констатировал:

– Вот поэтому я считаю, что в семейных связях внутри проекта есть и плюсы и минусы. Излагай, я послушаю.

– Есть предложение оставить одиннадцать человек в группе, в качестве резервной капсулы использовать двенадцатую, прекратив издеваться над собакой. Поскольку эта вахта обещает быть последней, я бы и двенадцатую задействовал, но на этом не настаиваю. Чем больше будет бойцов в группе, тем проще будет выполнить главную задачу… – мои аргументы заканчивались, к счастью он меня остановил.

– Достаточно, признаться, мысль такая была и кое-какие изменения на этот случай предусмотрены, если у ученых не будет веских аргументов против, я думаю это возможно.

Я не стал говорить, что ученые уже не против, ему это точно не понравится, поэтому сказал:

– Когда можно будет узнать ответ?

– Завтра в «Омега-центре» и узнаете. К вечеру жду вас там. Алена дорогу знает.

Он уехал, предварительно раздав нам распоряжения по поводу отъезда и отдельно переговорив с Аленой.

– Ответ обещал дать завтра вечером, – в свою очередь обрадовал я Алену.

– Хорошо. Наверное, и так дел невпроворот, даже не поужинал, давно я его таким не видела. Завтра в обед поедем, может быть баньку попросим затопить?

– Просить не надо, Борисович сказал, что утром будет.

Ночью, когда Алена уже спала, а я лежал и обнимал внезапно свалившееся в руки счастье. Накануне нового этапа, по привычке, подводил для себя итоги, но в этот раз все получилось иначе. Дни отдыха пролетели незаметно, все предыдущие события казались делами давно минувших дней. Первый день-два в мыслях раз за разом возвращался к событиям, заново воспроизводя ситуации и возможные пути их решения и каждый раз приходил к заключению, что все было сделано правильно. Я вспоминал, как двигался по воле ветра и логичного объяснения не находил. Об этом я, понятно никому не рассказывал, но думал над этим много. Почему считается, что плыть по течению – плохо, обязательно надо против, тренируя силу, но не разум. Даже капсулы стали инструментом остановки течения времени, по которому плывут все и не замечают этого до прихода неизбежной старости и смерти. Почему для достижения цели должно идти наперекор обстоятельствам или чьей-то злой воле? Испытания, которые нам даны свыше? Как вариант принимается, но ответов на эти и другие вопросы я по-прежнему не находил. Даже казалось иногда, что все события последних месяцев были заранее предопределены и связаны какой-то незримой нитью, которая в конечном итоге связала нас с Аленой одной судьбой. В любом случае, все мои дальнейшие действия и шаги, были так или иначе с ней согласованы или просто учитывали этот факт. Такого раньше никогда не было. Время, когда я без оглядки мог все бросить и изменить все, прошло безвозвратно. Или в этом была повинна не только Алена? Может быть это осознание четкой цели своих действий? Это возрастное, пришел я к заключению и успокоился. Да, именно успокоился, после того, как Алена заняла законное место в моей жизни, я уже ни в чем не сомневался.

Отдых пошел на пользу, я был готов ко всему, случись катастрофа завтра, я начал бы сразу действовать, но лучше ее не было бы никогда. Пусть этот мир, несовершенный, несправедливый и прекрасный одновременно продолжает жить, мудрея по мере развития и шаг за шагом отходя от бездны, на это и жизнь положить не жалко. А мы останемся незримыми стражами, о существовании которых никто и никогда не узнает. Может быть потом, в далеком будущем, на месте объектов сделают музей и будут рассказывать детям, до какой степени безумия дошла цивилизация, как рассказывают о каменных ножах или наконечниках копий. Так хотелось думать, но было и другое – предчувствие катастрофы. Уверенность молодости сменилась мудростью зрелости, которая подсказывала, что все, даже самые незначительные, действия приводят к последствиям, расходясь как круги на воде и накапливаясь. Слишком много было сделано для того, чтобы катастрофа состоялась и слишком мало для того, чтобы ее предотвратить. Чаша весов, а может и терпения, давно переполнена. Произошел перелом, нет, я не сломался, я изменился, стал частью этого проекта. И к своему счастью, я в числе тех, кто к этому готов, и не одинок. Незаметно для себя уснул.

Проснулся с чувством тревоги, но не из-за опасности, а из-за того, что рядом нет Алены, впрочем, это быстро прошло вместе со звуками беговой дорожки, доносившимися из спортзала, вряд ли это Борисович развлекается. Она возвращалась к привычной жизни, да и мне не мешало бы последовать ее примеру. Помимо наших вещей, которых было немного, все оружие и снаряжение, доставленное по нашей заявке, включая вещи Сомова, необходимо было забрать с собой. Нас здесь никогда не было. Таковы правила.

– Нам пора, – говорил я Борисовичу, стоя у загруженного БТР, когда Алена уже села в него. – Даже не знаю, как тебя отблагодарить за все, что ты для нас сделал.

– Только не вздумай ничего мне дарить, – перебил он, – у меня отдельного помещения для музея нет. Алену береги, – это будет самая лучшая благодарность, она мне как дочь.

– Это обязательно, Илье передавай привет, толк из него будет, хорошая у тебя смена растет.

– Знаю. Моя школа! – с гордостью повторил Борисович.

На том и распрощались, скорее всего больше не увидимся, хотя кто знает.

До аэродрома доехали с ветерком, дорога знакомая. При подъезде Алена попросила не торопиться и доехать до конца бетонной полосы. По мере движения стал просматриваться холм, оказавшийся хорошо замаскированным ангаром.

– Моя вотчина, надо с ласточкой поздороваться, пошли со мной, – сказала она, спрыгивая с брони.

После довольно сложных манипуляций над консолью электронной системы охраны, массивные герметичные двери разошлись в стороны, включилось освещение. Внутри ангара на бетонном покрытии помимо знакомого уже самолета «Cessna» и его близнеца, находились два гражданских вертолета, заправщик и техника обслуживания.

– А там что? – спросил, показывая на аналогичные ворота в конце ангара.

– Склад длительного хранения, неприкосновенный запас, даже для меня доступ ограничен.

Она бегло осмотрела все самолеты и вертолеты, замечая одни ей известные признаки того что с техникой все в порядке. Видимо результаты ее не разочаровали, но уходить она явно не торопилась. Когда пауза затянулась, я поторопил:

– Едем или летим? – прозрачно намекнул, что мне тут делать уже нечего, я уже увидел все, что мне нужно.

– Едем, – со вздохом проговорила Алена, – хотя я бы предпочла улететь с тобой куда-нибудь далеко, на край света.

– Мы уже там были, совсем недавно, – я как-то совсем невесело пошутил.

На самом деле мне не терпелось поскорее увидеть святая святых проекта – объект категории «А» или по другому «Омега-центр».

После двух часов пути окружающая местность стала меняться, начинались предгорья, бетонная дорога закончилась расходящимися в разные направления дорогами. Узкая бетонная дорога, по которой мы продолжили свой путь, проходила в глухом лесу, кроны деревьев почти смыкались над ней, создавая иллюзию движения по зеленому тоннелю. Дорога заканчивалась обширной площадкой из горной породы, перед выездом на которую мы снова остановились. Алена включила тумблер на боковой панели приборов, замигала красная лампа системы опознавания, сменила цвет на зеленый, лишь после этого продолжили движение. Плато, окруженное со всех сторон лесом, с другой стороны подходило вплотную к горному массиву. С небольшим уклоном вверх от земли уходила почти отвесная стена скалы. Когда каменная стена у подножия начала приходить в движение, не сразу понял, что происходит. Въездные ворота были облицованы натуральным камнем, идеально сливаясь с фоном самой горы, никакой дополнительной маскировки не требовалось, даже зная, куда и зачем еду, вряд ли я смог бы распознать здесь вход в убежище.

После привычной системы шлюзов, я ожидал увидеть знакомую картину убежища, разве что масштабами больше, но я просчитался, думая, что меня уже невозможно удивить. После очередных ворот мы выехали на поверхность. Именно так я в первые мгновения и подумал, потому что каменных стен и потолка не было. Вместо этого была поверхность полусферы, которая заменяла все, светилась при этом ровным холодным светом, создавая полное ощущение открытого пространства. Посередине этого круга на полу был металлический контейнер, в форме цилиндра. Он и был источником этого явления, испуская вверх мертвенно голубой узкий луч света. От неожиданности я резко ударил по тормозу.

– Что это?

– Искусственная среда, – менторским тоном ответила Алена, явно довольная моей первой реакцией на это.

– Милая, мне это ни о чем не говорит, – я требовал разъяснений.

– Это объяснять долго, считай, что система охраны, выходим, по дороге расскажу, нас ждут.

Только мы вышли, свечение полусферы начало тускнеть, пока совсем не погасло. Глаза с трудом привыкали к изменившемуся освещению и проступили знакомые очертания подземного убежища. Я вздохнул с облегчением, увидев широкие улицы и перекрестки с родными двухцветными светофорами, разметкой и рядами ворот по обе стороны от этой улицы. Только потолок терялся где-то в вышине и был странной куполообразной формы из оплавленного камня. В воздухе отчетливо пахло озоном.

Пока шли до лифта, Алена мне начала объяснять:

– Это синтезатор искусственной среды или генератор поля, разрабатывался как горнопроходческое оборудование, потом разработку засекретили и передали в использование Роскосмосу. С его помощью планировалось осуществлять колонизацию планет с непригодными для жизни условиями. В разных режимах этот синтезатор может выполнять различные функции, основной из которых является защитная. В пассивном режиме он может применяться как защита от всех видов вредного воздействия, включая космическую радиацию, вредные излучения, при этом не действует на живые организмы, другими словами создает своего рода аналог атмосферы, без наполнения ее смесью газов. В боевом режиме может использоваться как защитное поле от метеоритов и любого вида оружия, а также для расширения искусственной среды, без характерной для таких процессов выработки. Чем активнее сопротивление внешней среды, тем выше мощность этого поля, преобразующего материальные носители в чистую энергию поля. Поэтому пространство внутри этого поля называют искусственной средой. Понятно объясняю?

– В общих чертах, – я кивнул.

На самом деле, вопросов появилось еще больше, решил оставить на потом, только спросил:

– Ты по этой теме кандидатскую защищала?

– Что ты, – она рассмеялась, – если бы это изобретение стало общеизвестным, за него Нобелевскую премию дали бы.

– Почему тогда нельзя накрыть такими куполами города и районы?

– Потому что эти установки имеют ограниченный радиус действия, потом либо поле ослабевает, либо начинает неконтролируемо расти при наличии сопротивления внешней среды. Да и поддержание этого поля требует колоссальных затрат энергии.

– Откуда в убежище такие возможности? – задал я закономерный вопрос.

– Геотермальная электростанция обеспечивает энергией объект с избытком.

– А как тогда….

Она не дала мне договорить, мы подошли к лифту.

– Ты случайно не из научного отдела? – звонко рассмеялась – Пошли. Все потом.

Я уже не удивлялся, когда из лифта на минус первом уровне мы вышли в просторный холл в форме круга, метров пятьдесят в диаметре. Свернули в один из уходящих радиально коридоров и оплавленными сводами. Чем дальше мы продвигались, тем отчетливее становилось сходство не с подводной лодкой, а с космической станцией или колонией, так, наверное, они должны выглядеть. Пол из полимерного покрытия с подсветкой, гермодвери, скудное освещение как в пасмурный день и многие другие на первый взгляд знакомые вещи, при ближайшем рассмотрении были необычны, хотя и выполняли привычные функции. Позже, когда изучил план объекта, я нашел логическое объяснение на все свои вопросы, сейчас же не знал, как реагировать на подобное нерациональное, на первый взгляд, использование пространства. Потому и кабинет полковника имел все ту же круглую форму с высокими сводчатыми потолками, освещение располагалось по кругу на высоте около трех метров от пола, давая ровный дневной свет и отсекая остальной объем. Кабинет больше похож был на конференц-зал, но вместо круглого стола была практичная мебель футуристического вида. Четверть стены занимал огромный панорамный экран, на котором сейчас была заставка логотипа проекта: заглавная буква греческого алфавита в форме подковы в качестве орбиты с графическим изображением земли с контурами континентов внутри. На рабочем столе стояли полукругом три монитора.

За столом сидел Виталий Семенович, жестом показал – присаживайтесь. Слева от него пространство каким-то образом привлекло мое внимание, что-то неуловимое, может с воздухом или тенями. Списал бы это на особенности освещения, если бы Алена не кивнула, глядя именно в эту точку, как бы приветствуя и явно не хозяина кабинета. Усаживаясь на кресло, я не сводил с этой точки своего взгляда. Воздух слегка переливался, пространство едва заметно искажалось.

– Я же говорил, заметит, – по-прежнему глядя в монитор, заявил полковник.

– Не заметил бы, если бы Алена не выдала, – прозвучал шипящий голос из пустоты.

Вслед за этим на том самом месте, с которого я не сводил взгляда, появилась фигура человека, облаченного в черный боевой скафандр. Матовая поверхность совершенно не отражала света, может даже поглощала его. Внешняя конструкция напоминала тугие переплетения мускулов, особенно на руках и ногах, от чего вид был довольно зловещий. Образ дополнял черный матовый герметичный шлем с перфорацией переговорного устройства и объективами интегрированных устройств. Лицо закрывало непрозрачное стекло. Оружия при нем я не увидел.

– Если бы не двигался, я бы и не заметила, – не осталась в долгу Алена.

– С оружием тоже так получится? – задал я вопрос и посмотрел на командора, с трудом переключая внимание со скафандра.

– С оружием не получится. Алена тебя уже пора наказывать за разговорчивость, – полковник погрозил ей пальцем. Очевидно, моя осведомленность смазала эффект. – Знакомься, майор Кириллов, штатный разведчик-инструктор, лицо то покажи, – сказал, обращаясь уже к нему.

Человек в скафандре поднес руки к затылку, нажимая одновременно на боковые поверхности и стекло поднялось вверх, скрываясь в корпусе шлема. Я ожидал увидеть лицо человека умудренного опытом, однако это было не так. На меня смотрело лицо человека, едва ли старше меня. Высокий лоб, глаза с прищуром, рот в широкой улыбке. Он был явно доволен своим розыгрышем, наверняка это была его идея. Судя по всему меня ему представлять не надо было, Алену тем более. Еще один шутник, не многовато для одной группы?

– Алексей Иванович будет вашим инструктором. Начиная с завтрашнего дня, в течение недели, познакомит вас с устройством и боевыми возможностями скафандров. С расположением и планировкой объекта ознакомитесь самостоятельно, Алена покажет. Вся информация есть здесь, – полковник выложил на стол ноутбук в защищенном корпусе. – Сейчас располагайтесь в жилом блоке группы, отдыхайте, начинайте знакомиться с объектом пока виртуально. По поводу нашего разговора, принято решение об увеличении состава вахты на одного человека. Завтра в десять – у меня. Если вопросов нет, не задерживаю.

Алена светилась от счастья, последняя новость касалась именно ее и меня, тревоги последних дней ушли в небытие.

– Я провожу, – вызвался майор. Виталий Семенович согласно кивнул.

Не покидая уровень, мы повернули в один из коридоров, следуя за черной фигурой. Обратил внимание на естественность и плавность движений, скафандр никак не ограничивал свободу провожатого монстра. Дошли до очередной гермодвери с надписью: «БЧ Омега» и изображением логотипа проекта на щите. На расположение дверей и комнат внимание не заострял, будет время все изучить подробно. Однако основным отличием были привычные прямоугольные формы коридоров и помещений, и бетонные стены, а не оплавленный камень.

Ни о каком совместном размещении речи быть не могло, поэтому заняли соседние комнаты, которые, не в пример убежищу на базе, были намного просторнее. Обстановка напоминала скорее больничную палату какой-нибудь частной клиники и все было продумано до мелочей. Одну стену полностью занимал встроенный шкаф-купе с системами хранения и сейфом. Неприметная дверь в небольшой, практичный санузел с душевым уголком. В комнате кухонная зона с холодильником и микроволновкой, чайником, шкафом с посудой. Такая квартира в миниатюре, где все под рукой. Был даже телевизор, точнее панель, встроенная в стену напротив кровати, наверняка предназначенная не для просмотра шоу. В общем да, палата, только клиники, расположенной где-то на орбите, знакомые предметы мебели и бытовые приборы угадывались лишь интуитивно.

Только разложил свои вещи и принялся осматривать новые апартаменты, как раздался сигнал видеофона входной двери, и на экране появилась Алена.

– Пустите меня, – она улыбалась, и что-то добавила шепотом.

Открыл электронный замок, впустил.

– Ну как тебе? Осваиваешься? – задала вопрос с порога.

– Как тебе сказать, пока осматриваюсь.

– Неуютно, правда? – она слегка повела плечами, как от прохладного ветра.

– В смысле? Тебе не нравится?

– Да нет, просто неуютно, все удобно и хорошо, но неуютно. Чувствую себя гостем, причем не надолго, как в гостинице, – закончила она, оглядываясь по сторонам.

– Я бы сказал в палате, но в любом случае лучше, чем в любом из убежищ. Бывало и хуже.

– Это да, – она вынуждена была согласиться. – Но нам здесь жить, причем раздельно. Если бы просто в жилом блоке, то пожалуйста, а так…– ее настроение мне не нравилось.

О том, что решили пожениться никому пока решили не говорить. В конце обучения, перед вахтой будет дней десять на улаживание личных дел, вот тогда и озвучим. Да и не изменит это ничего, этот блок не рассчитан на семейные пары, приходится мириться.

– Когда можно будет посмотреть на капсулы? – спросил чтобы как-то отвлечь.

– Сегодня, я думаю, после ужина. Пропуск надо получить, только это не так просто.

Она протянула мне ладонь левой руки с отставленным большим пальцем и сказала:

– Потрогай.

Между большим и указательным пальцами, было уплотнение, которое почти не прощупывалось.

– Что это?

– Микрочип, личный идентификатор, работает как пропуск на все случаи жизни. У тебя уровень допуска, в отличие от меня, будет неограниченный. Иногда система может запрашивать дополнительные данные: пароль, электронный ключ, отпечаток ладони, сетчатки глаза, биометрию, но этот основной. Без него ни одна дверь, за исключением низшего уровня допуска не откроется. Ладно, это после ужина, пойду я своими делами займусь. Зови если что, – она указала на панель на стене.

Я проводил ее и поцеловал на прощанье. Надо было разобраться с ноутбуком и тем, что полезного я могу из него извлечь. Внешне обычный ноутбук оказался не так прост. То, что он был тяжелее своих аналогов, это само собой. Подобные модели военного назначения мне приходилось держать в руках не раз и не два. Однако у этого экземпляра отсутствовали какие-либо разъемы в принципе, даже для подключения к сети. Сразу после включения он затребовал отпечатки всех моих пальцев, хорошо, что только рук. Потом запросил создание пароля и запустил сканирование параметров лица и сетчатки глаза и только после этого соизволил запуститься. Во время запуска операционной системы последовала заставка с логотипом проекта, потом и сама система, совершенно незнакомая. Разобрался быстро, в пользовании она оказалась довольно проста. Через тридцать минут я уже сидел и перелистывал бесконечные файлы и папки, содержащиеся на диске. Объем информации был огромный. Судя по названиям файлов, здесь содержалась если не вся, то большая часть информации о проекте, от истории создания, до исследований и личных дел участников проекта. Алена была права, уровень доступа был неограничен, я без труда открывал файлы, которые меня интересовали. Через час я понял, что подобным образом ничего не добьюсь, слишком большой объем информации. К счастью, обнаружилась удобная внутренняя поисковая система. Решил помимо системного изучения сведений, довериться интуиции и искать ответы на вопросы, которые меня больше всего интересовали.

Прежде всего, я хотел знать, где нахожусь и как здесь ориентироваться. На экране появилась трехмерная модель «Омега-центра». Я мог свободно перемещаться между уровнями, увеличивать и уменьшать масштаб, не говоря уже о том, чтобы вывести просто план отдельного помещения. Всего оказалось шесть подземных уровней и один надземный. Примерно десятая часть объекта имела обычную планировку, схожую с объектами категории «С», располагалась на месте шахты, закрытой в начале прошлого века, оставшаяся часть была следствием работы по его расширению. В центре каждого уровня было огромное помещение куполообразной формы, от которого в четыре стороны вели тоннели к таким же помещениям поменьше. От центральных коридоров уходили многочисленные ответвления. И ни одного прямого угла. Схема напоминала снежинку или ветвь дерева с многочисленными побегами и листьями в одной плоскости. Такое расположение помогало, очевидно, не заблудиться в этом лабиринте. По углу выхода коридоров в сторону основного, ведущего в общий зал, всегда можно определить направление движения даже в полной темноте. Объем выработки строителей совсем не интересовал, потому что ее просто не было. Радиус помещений был равен высоте сводов и ограничивался видимо расстоянием между уровнями. Планировка, изначально вызывавшая у меня недоумение, теперь выглядела как совершенная, о способах прокладки тоннелей и комнат я догадался по их форме и воспоминании о синтезаторе искусственной среды, который иногда сокращенно именовался, даже в документах, генератором поля. С каждого уровня, помимо оборудованного общего запасного выхода, имелись один, а то и два запасных, полностью изолированных выхода. Многочисленные вентиляционные шахты и каналы создавали разветвленную сеть, оборудованную системами очистки и фильтрации, с возможностью перехода на полностью автономный режим за счет регенерации воздуха. Каждый уровень был полностью автономен и при необходимости мог функционировать независимо от других. Исключение составляло энергообеспечение от общей электростанции, однако на каждом уровне предусматривалась резервная энергоустановка. В центральном зале каждого уровня, диаметром около пятидесяти метров, находился генератор поля, который был частью охранной системы. При угрозе нападения или разгерметизации уровня он переходил в боевой режим, перекрывая входы в боковые коридоры и обеспечивая защиту укрывшихся под куполом людей, либо запирал под своим сводом незваных гостей, постепенно сжимаясь до минимального радиуса, превращаясь в тюремную камеру со сферическими стенами из ярко красного силового поля. Переключение режимов происходило как в автоматическом, так и в ручном режиме. Эти же генераторы, в случае крайней необходимости, могли использоваться для соединения уровней по вертикали.

Я без труда определил свое местоположение и расположение комнаты боевого дежурства, которая сейчас находилась на этом уровне. Это была единственная комната, которая могла менять уровень с первого по шестой, подобно кабине лифта. Сколько времени продолжалась работа по устройству этого подземного города, было трудно сказать, но я был уверен, что со времени создания проекта, эта работа не прекращалась ни на день.

Личные дела сотрудников меня интересовали не в последнюю очередь. Ограничился просмотром только тех, с кем лично уже довелось общаться, узнал много интересного. Это было не просто любопытство, часть из этой информации мне необходимо будет учитывать в дальнейшем. Майор Кириллов Алексей Иванович, разведчик-инструктор, оказался старше меня на одиннадцать лет, десять из которых провел на длительной вахте, имел внушительный послужной список и являлся нештатным заместителем командира группы. Помимо него, еще семь человек в званиях не ниже капитана, сейчас находились в качестве инспекторов-наблюдателей на различных объектах проекта. В период между вахтами все члены группы продолжали активное участие в проекте в качестве инструкторов, наблюдателей, инспекторов и контролеров, проводили отбор кандидатов на участие в проекте в различном качестве, от бойцов подразделения до лиц, подлежащих эвакуации в час «икс». Все занимали временные должности руководителей на объектах категории «С». Другие десять человек находились на долгосрочной вахте, среди них еще один заместитель, уже штатный – командир боевой группы, майор Томский Николай Сергеевич, почти двадцать лет вахты, старше на девятнадцать лет, то есть моложе на один год в реальности. Со всеми из них мне предстоит познакомиться в ближайшее время, поэтому их личные дела поместил в отдельную папку на рабочем столе ноутбука. К этой папке добавились папки с планировкой и кратким описанием объектов проекта. О знакомстве со всеми уровнями и подразделениями «Омега-центра» можно было забыть, на это потребуется слишком много времени. Поэтому для себя выделил, то с чем ознакомиться надо в первую очередь. Я продолжал шелестеть клавишами, когда вновь зазвонил видеофон – Алена звала на ужин.

В просторной столовой, рассчитанной на тридцать человек, меня ждал празднично накрытый стол. По какому случаю даже не стал спрашивать, поводов было предостаточно. Стало понятно, чем именно занималась Алена, пока я вникал во все сложности проекта, а вот как ей это удалось, для меня оставалось загадкой.

– Мама припасла кое-что к нашему приезду, – поспешила она объяснить, видя мое замешательство. – Завтра приглашает нас на семейный ужин.

– Она тоже здесь? – спросил для порядка.

– Конечно, их отдел практически живет здесь, за исключением трех месяцев отпуска в году. Бывает, что и отпуск проводят здесь же.

– А как же выход на поверхность?

– В этом никто не ограничивает, есть определенные правила, а так, хоть два раза в день, всегда пожалуйста.

– И как продвигаются исследования?

– Успешно, все что ты видишь вокруг себя, создано или усовершенствовано благодаря нашим исследованиям. Но направлений очень много, сам понимаешь, всем и сразу заняться не получится…

– Ты случайно не из научного отдела? – я вернул ее шутку, потому что уже очень хотел есть. – Кстати, где Кириллов?

– Он раньше поужинал, по-моему, он догадался про нас.

– Да что ты говоришь? Борисович мне сказал, что у нас с тобой на лице все написано, так что не удивительно. Его точно здесь нет? – я нарочито стал осматриваться по сторонам.

– Точно, – Алена засмеялась. – Я Алексея давно знаю, хороший человек, и пошутить любит. Скорее всего, он был одним из наблюдателей.

Я почувствовал легкую ревность, но чувство голода оказалось сильней. Глупости.

Сразу после ужина отправились в медицинский блок. Вопрос о вживлении чипа был решен, меня даже не спрашивали, принял как должное. Через десять минут манипуляций с моей левой рукой, я стал счастливым обладателем личного идентификатора. Сложной операции не было, как и следов от устройства, напоминающего инъектор, но все равно дискомфорт чувствовался. От желания прощупать сам чип, меня предостерегли, пусть приживется. Путь в комнату боевого дежурства был свободен, но сегодня посетить ее не получилось. Мало того, что мои персональные данные еще не были полностью введены в систему, оказалось, что это мероприятие перенесено на завтра. Я не стал настаивать, по большому счету, раньше или позже, значения не имеет. После ужина продолжил изучать информацию о проекте, пока не пришла Алена со вполне очевидными намерениями. Все правильно, совместное проживание не предусмотрено, однако ходить друг другу в гости никто запретить не может. Мало ли какая срочная необходимость возникла для свидания ночью. Это было своевременно, иначе я провел бы всю ночь до утра за монитором. Даже поверхностное ознакомление вызывало забытое чувство нереальности происходящего. Так что визит Алены был весьма кстати и позволил отвлечься от проекта хотя бы на ночь.

Когда проснулся, ее уже не было. Остались только воспоминания. Посмотрел на часы и сорвался с кровати, час до назначенного времени. Короткая зарядка, душ, пришел в норму. В столовой за столом сидели Алена и Алексей, заканчивали завтрак.

– Доброе утро, дорогой, – Алена явно не скрывала наших отношений.

Мне это не совсем понравилось, помнил о предупреждении.

– Доброе утро всем.

– От меня можете не таиться, я в курсе, – поспешил на защиту Алексей. – Еще на базе у Борисовича догадался.

– Даже в мыслях не было, – соврал я.

Только сейчас была возможность рассмотреть нового участника группы. Вид у него был не настолько внушительный, как накануне, в боевом скафандре. Вместе с тем отличное здоровье и настроение сразу ощущалось во всем его облике. Светлые волосы, серые глаза, волевой подбородок, правильные черты лица соответствовали более человеку интеллигентному, занятому программированием или офисной работой, но никак не бойцу спецподразделения. Встретив его на улице, подумал бы, что передо мной прожигатель жизни из числа золотой молодежи. Хорошая маскировка, подумал про себя и протянул руку.

– Барс, – представился лаконично.

– Скат, – встав со стула, в том же тоне ответил. – Как Вам обстановка?– поинтересовался на правах старожила.

– Все нормально, привыкаем, и давай на «ты» перейдем, если не против.

– Не против, вроде ровесники.

– Десять лет вахты, если не ошибаюсь? – решил уточнить.

– Верно, личное дело, я вижу, читал, так что распинаться не буду, – заявил вполне рассудительно.

– Не надо, меня больше интересует сама вахта, какие впечатления?

Я приступил к завтраку. Алена тоже внимательно смотрела на него, ей было любопытно.

– По поводу вахты ничего сказать не могу, но зато скажу, какой вопрос будет первый после нее…

– И какой же? – вступила в разговор Алена.

– «Что случилось?» – этот вопрос все произносят вместо «Здрасьте» – собеседник явно развеселился. – Ну а если серьезно…– он задумался – Это как умер и заново родился в новом теле в другой момент времени. Я лично подумал, что произошел сбой и никакой вахты не было, ни-че-го, – закончил по слогам.

– Интересно, – проговорила Алена, – все описывают примерно так.

– Удивляться потом приходится, как все изменилось, куда делось, почему так. После вахты отпуск три месяца вот тогда и осознаешь. В моем случае проще было, даже лица в телевизоре не поменялись. Так что освоился быстро. Вот как то так. Я пойду, если не против, подготовиться надо.

Кириллов встал из-за стола и направился к выходу, нам тоже следовало поторопиться.

В кабинете нас уже ждали. За столом сидела Лидия Михайловна, рядом с Виталием Семеновичем стоял Кириллов в скафандре, прятаться, как вчера, уже не пробовал.

– Доброе утро, опаздываете, – заговорил полковник, встал из-за стола, подошел, пожал руки.

Посмотрел на часы – десять ноль одна, учтем.

– Доброе утро, – извиняться за опоздание было неуместно.

Лидия Михайловна поднялась со стула, тоже поздоровалась.

– Хотели капсулы посмотреть? Тогда пойдемте, мне по пути, – вслед за ней все пошли к выходу.

Полковник с доктором шли впереди, за ними Кириллов, мы замыкали процессию. Подошли к двери «БЧ Омега», Кириллов открыл, прошли коридор до конца до двери без надписи. Все расступились, освободив мне место, и внимательно смотрели на меня. Передо мной была консоль управления системой охраны.

– Сначала ладонь, потом пароль, потом сканер сетчатки, – подсказала Лидия Михайловна.

Проблем не возникло. Широкие двери разошлись в стороны. Проем двери был закрыт защитным полем, как световой завесой. По цвету определил, что режим не боевой, протянул левую руку, затем сделал шаг вперед. Ничего не произошло. Я был внутри комнаты, оглянулся, остальные появились, как из водопада. В центре комнаты стоял уже знакомый генератор поля, по кругу располагались тринадцать капсул.

Это не были высокотехнологичные боксы или саркофаги. Овальные, на вид каменные, сферы были установлены под углом к полу, поэтому, сначала показалось, что имеют странную форму. На матово-черной поверхности капсулы просматривался рельефный узор невероятной сложности. Рука сама потянулась потрогать этот замысловатый узор. На ощупь поверхность оказалась теплой, как нагретый на солнце камень, но не камень, скорее полимер. Перестал гадать над этим, когда вспомнил, что ученые не смогли определить происхождение этого материала. От самих капсул исходило ощущение древности и совершенства. Я нисколько не сомневался в их инопланетном происхождении. Такие технологии невозможно утратить, а до достижения такого уровня понадобится не одна тысяча лет. Ощущение прикосновения к чему-то непостижимому и тайному полностью завладело сознанием. Такая реакция меня самого удивила. Не сомневаюсь, что будь эта находка общеизвестной, непременно стала бы предметом культа. Одна из капсул неуловимо отличалась от других, может быть цветом или узором поверхности. Другая была открыта. В капсуле было достаточно пространства, чтобы разместить даже самого крупного, взрослого человека. Внутренняя поверхность почти не отличалась от внешней и имела правильную овальную форму, отполированную до зеркального блеска. Я ходил и осматривал все, одну за другой, пытаясь уловить различия, но их не было, кроме уже обнаруженных. Алена с Лидией Михайловной тоже проводили осмотр, соблюдали при этом какую-то последовательность, видно, что делают это не в первый раз. Виталий Семенович с Алексеем стояли у входа и наблюдали за мной и за действиями женщин. В самом широком промежутке между капсулами стояла стойка с сенсорным экраном, на котором в спящем режиме отображались полная дата и время. Стоило мне прикоснуться к экрану, как появился контур ладони в центре экрана, приложил левую руку. Часы сменились заставкой проекта, потом появилась схема помещения с капсулами с указанием температуры каждой. При касании контура капсулы на экране, выводилась подробная информация о том, кто в ней находится. Даты и времени начала вахты, предварительном сроке окончания, другие сведения. Одна из капсул, которая привлекла мое внимание, была выделена цветом, в ней находился командир группы. Другая с температурой тридцать восемь с половиной – была занята в эксперименте с собакой, который пока еще продолжался. Капсула, в которую был помещен Сомов, показывала незначительно повышенную температуру. Вывел на экран историю и увидел, как со дня размещения в капсуле показатели температуры снизились с критических до вполне приемлемых. Алена уже стояла за спиной и наблюдала за моими манипуляциями.

– Судя по всему, Пегас идет на поправку, но восстановление длится долго. По крайней мере, я уверена, что его жизни ничего не угрожает.

– Будем надеяться, что так. Как отрывать и закрывать капсулы?

– Ключ в сейфе, – она указала на стойку под экраном.

– А от сейфа? Под ковриком? – сострил не к месту.

– Угадай, – кивнула на экран.

Пришлось повозиться, пока на экране не появилось меню открывания сейфа и контур ладони. Провел процедуру опознавания повторно. Дверь сейфа приоткрылась. В единственном отделении этого сейфа лежал пистолет и черный шар, сантиметров десять в диаметре из того же материала, что и капсулы. Тонкая вязь узоров покрывала всю его поверхность. На ощупь он оказался тяжелым для своего размера и мертвенно-холодным. Я всматривался в его узор, поворачивая на свету, но никакой закономерности не нашел.

– Пойдем, покажу, – Алена тронула меня за локоть.

Подошли к неработающей капсуле, и она показала мне на углубление в крышке, которая была сдвинута к основанию почти полностью, открывая внутреннее пространство.

– Прикладывай.

Я положил шар в углубление и ничего не произошло.

– На рабочей капсуле крышка закроется, потом можно забирать ключ, раньше все равно не получится, пробовали. Открывать так же. Все просто.

– То есть всегда должен быть человек, который эту процедуру проведет?

– Совершенно верно.

– И где этот человек сейчас?

– Здесь я, командир, – подал голос Скат. – Минимум два человека из подразделения находится на «Омеге» постоянно. Сегодня нас стало трое, плюс командор.

Теперь стало ясно, почему он временами разгуливает по убежищу в боевом скафандре.

– Мне вот что не понятно, как происходит регенерация, если отсутствует обмен веществ.

Вопрос был адресован Алене, но ответила на него Лидия Михайловна, при этом заинтересованно посмотрела на меня.

– Совершенно правильный вопрос. Точного ответа нет, но мы сошлись во мнении, что регенерация происходит на энергетическом уровне. Живой объект, помещенный в капсулу, является потребителем и источником этой энергии одновременно, по принципу генератора поля или цепной реакции, все зависит от материала в конечном итоге. Именно непонимание этого принципа и привело к выходу из строя одной из капсул. Но это простительно, ученые как дети, их никогда не останавливает здравый смысл.

– Значит так можно запустить нерабочую капсулу.

– Не получится, уже пробовали. Скорее всего, ресурс полностью исчерпан.

– Где находится транспортировочный контейнер? На схеме я его не видел.

– В шахте под нами, ниже шестого уровня, – вмешался Виталий Семенович – еще вопросы?

– Пока все понятно, – ответил я, понимая, что всех уже и так невольно задержал.

Вопросы, конечно, будут, только у меня есть помощник в лице Алены и гигабайты информации в ноутбуке. Будет время разобраться во всем.

– Это самое охраняемое помещение объекта, кроме меня и штатных бойцов подразделения, всем остальным доступ без сопровождения запрещен. То же самое касается и доступа к ключу. Теперь нам пора, – Виталий Семенович с Лидией Михайловной отправились на выход, оставив нас на попечение Кириллова.

В помещении оказалось еще две двери, которые он показал нам. Одна дверь вела по коридору к аварийному выходу на поверхность, другая в помещение поменьше с оружием и экипировкой группы. В герметичных контейнерах хранились наши с Аленой скафандры и третий, предназначенный для Сомова. Он подвел нас к ним, прикоснулся к защитному стеклу, появился контур ладони. Когда я приложил ладонь, стекло с шипением воздуха опустилось, открывая доступ к содержимому контейнера, внутри загорелась подсветка. Такую же операцию уже проводила и Алена.

– Контейнер подключен к системе дезактивации и очистки и поддерживает оптимальные условия хранения, – пояснял Кириллов. Сначала будет трудно надевать его самостоятельно, потом привыкните. Давай я помогу тебе, а ты потом поможешь Алене.

Алена стояла с таким выражением на лице, как будто получила самый дорогой и долгожданный подарок на день рождения. Сомневаюсь, что она расслышала хоть одно слово из пояснений. Я послушно переоделся в эластичное нательное белье, ткань которого приятно облегала и согревала тело. Через десять минут, при помощи Кириллова, я уже стоял облаченный в матово-черный боевой скафандр без шлема. Алена глубоко задумалась, глядя на меня. Только сейчас, выйдя из оцепенения, она начала извлекать скафандр из контейнера, потом оставила это занятие, сообразив, что надо переодеваться. Кириллов тактично удалился. Через пятнадцать минут мы оба вышли из комнаты со шлемами в руках и тоже проследовали на выход.

– Каждый уровень оборудован аналогичными помещениями, на общем плане они не указаны, – довел до нас информацию на ходу Кириллов, – на минус шестом уровне вместо оружейной комнаты, автономное убежище на десять человек, сейчас оно законсервировано.

Скафандр был удобен, плотно облегая тело и повторяя все мои движения изгибами эластичной поверхности, но при всем этом он весил килограмм пятнадцать, если не больше. Вес был равномерно распределен, но от этого ощущение его массивности не пропадало, мне пока было не понятно, как Кириллову удается в нем так легко двигаться.

– Без шлема этот скафандр, не более чем защитный костюм высокой степени защиты, – продолжал Кириллов. – На защитных свойствах останавливаться не буду, скажу только то, что он выдержал испытания временем и открытым космосом. Имеет интегрированные системы жизнеобеспечения и замкнутый цикл дыхания, а так же боевой комплекс медицинской поддержки. Перевязать рану или провести операцию, он, конечно, не сможет, но с остановкой кровотечения и проведением противошоковых мероприятий вполне справится. Производит мониторинг показателей физического состояния носителя и окружающей среды. В комплекте с многофункциональным защитным шлемом обеспечивает защиту от всех видов вредных воздействий, защиту от попаданий из стрелкового оружия калибром до 14,5 миллиметров на поверхности не менее пятидесяти процентов, осколков и холодного оружия соответственно. Корпус имеет более высокий уровень защиты по сравнению с защитой рук и ног. С подключением к шлему, в режиме максимальной защиты от долговременного возобновляемого элемента питания, его возможности многократно возрастают. Подключается нейросеть и экзоскилет бионического типа. Это позволяет пропорционально уровню носителя увеличить физические возможности и выдерживать длительные нагрузки. Кроме того возрастают возможности по всем видам разведки местности и радиосвязи, дальности обнаружения вероятных угроз и очагов заражения. Модуль спутниковой связи позволяет прокладывать оптимальный маршрут движения и поддерживать связь без ограничения по дальности. Оптические приборы, интегрированные в защитный шлем позволяют выводить изображение непосредственно на внутреннюю поверхность защитного стекла во всех возможных режимах и диапазонах. Имеет положительную плавучесть и встроенную систему маскировки «Хамелеон», с которой вы уже знакомы. Штатным оружием скрытого ношения является обоюдоострый клинок из платиноиридиевого сплава, который является отличительным оружием бойцов подразделения «Омега».

С этими словами, Кириллов извлек из закрытых ножен на бедре клинок длиной около двадцати сантиметров, сверкающий холодным светом даже при достаточно умеренном освещении. К своему удивлению, подобный клинок обнаружился и у меня на бедре, я принял скрытые ножны за элемент конструкции, на другом бедре оказалась телескопическая электрошоковая трость.

– Сразу предупреждаю, – продолжал Кириллов, – если вы не уверены в своих навыках по владению холодным оружием, этот клинок лучше оставить дома. Это едва ли не единственное оружие, которое в состоянии убить носителя боевого скафандра в пассивном режиме и может обернуться против вас самих. Электрошоковая трость позволяет кратковременно отключить питание скафандра. Всего основных режима три: пассивный, боевой или активный и максимальный. Время работы в максимальном режиме ограничено.

Клинок оказался тяжелым для своего размера и больше ассоциировался с ритуальным или наградным, но никак не повседневным боевым оружием. Я убрал клинок и трость на место, будет время рассмотреть позже. Инструктор тем временем продолжал.

– Основная опасность при боевом применении скафандра, заключается в переоценке своих возможностей и недооценке угрозы. С физической точки зрения во избежание растяжений и травм, вам предстоит заново научиться ходить, соизмеряя свои усилия. Сейчас надевайте шлем, включайте питание и действуйте в соответствии с подсказками системы на внутренней поверхности защитного стекла. Максимальный режим пока не использовать.

При включении питания потребовалась авторизация, системы скафандра опознавали носителя. Затем перед глазами побежали строчки протокола проверки систем, после чего он включился. Вес скафандра пропал, более того я перестал чувствовать вес собственного тела. Стараясь не делать резких движений, сделал первый шаг. Осторожный шажок едва не превратился в полутораметровый шаг с последующим шпагатом, вовремя остановился и удержал равновесие. Возникло чувство, что не я управляю скафандром, а он мной, без длительных тренировок не обойтись. Второй и последующие шаги дались уже проще. Алена в попытке удержать равновесие, схватилась за массивную ручку двери, при этом едва не оторвала ее. Тоже осваивала первые шаги и поставила свой диагноз:

– Это какая-то гиперактивность с дезориентацией, – прошелестел искаженный дыхательными фильтрами голос, – это нормально?

– Да это нормально, – ответил Кириллов, – об этом я вас и предупреждал. Избегайте резких движений, система скафандра будет постепенно подстраиваться под вас. На первый этап процесса уходит не более часа. Ваш профиль будет сохранен как приоритетный и в последующем длительной настройки уже не потребуется.

Целый час мы ходили по коридорам и лестницам, совершали непонятные стороннему наблюдателю телодвижения, следуя подсказкам системы. После чего я почувствовал, что мое тело возвращается, а скафандр становится моим продолжением. Затруднения вызывали только многочисленные опции, которые в целях тренировки, переключались вручную. В реальных условиях скафандр сам реагировал на ту или иную угрозу, выводя на стекло только оповещение и меню возможной отмены переключения режимов.

Кириллов тоже заметил изменения, поэтому подвел итог:

– На сегодня достаточно, остаток дня вам предстоит провести в скафандрах. Завтра в это же время, продолжим. Для удобства можете убрать защитное стекло, но шлемы рекомендую не снимать.

Обедать решили сегодня в общей столовой, Алена настояла на этом. По пути встретили Михаила Дмитриевича, который искренне улыбнулся и раскинул руки в стороны, обращаясь к Алене, произнес:

– Кого я вижу… здравствуйте молодой человек, – бросил, между прочим – Алена, не иначе мечта детства сбылась? Дай-ка, я на тебя посмотрю.

– Добрый день, – ответил я учтиво.

Алена осторожно повернулась вокруг своей оси, выполняя просьбу профессора.

– Поздравляю, только в белом халате с эмблемой научного отдела тебе было больше к лицу.

– Профессор, не начинайте, разве не понимаете, как для меня это важно, – взмолилась она.

– Понимаю, не обращай внимания на стариковские бредни, рад за тебя, искренне рад, вечером заходи навестить дальнего родственника.

– Обязательно зайду, – сказала уже вдогонку, потому что Михаил Дмитриевич бодрой походкой уже удалялся по коридору.

Думаю не нужно говорить, кто был в центре внимания на обеде. Периодически к столу подходили незнакомые мне люди и поздравляли Алену, иногда и меня. Не говоря уже о том, что обед сам по себе был очередным этапом адаптации к скафандру, и я привык находиться в центре событий, но не внимания. Поэтому задерживаться не стали. Алене пришлось последовать за мной. У меня в комнате сам собой возник разговор:

– Мне кажется, Михаил Дмитриевич странно ко мне относится.

– Это семейное, не обращай внимания. Это долгая история, – Алена попыталась уйти от темы.

– Мы вроде никуда не торопимся, не хочешь говорить – не будем.

– Да нет, это так сложилось. Исторические справки по проекту читал? – она кивнула на ноутбук на столе.

– Смотрел мельком, не вникал, времени не было, – ответил я.

– Ну, тогда слушай. Раньше проект был больше научный, соответственно возглавлял его мой дед, профессор. Так получилось, что они с отцом ровесники, не в реальности конечно, а по годам рождения. Так вот, в середине девяностых, когда я еще была маленькая, произошли какие-то события, какие я точно не знаю, после чего проект оказался на грани закрытия. Сам объект должны были приватизировать и возобновить добычу полезных ископаемых. На защиту проекта встал тогда мой отец, который раньше времени вышел из вахты. Была даже силовая операция, насколько я знаю. После чего программу удалось сохранить, при этом одним из условий была едва ли не полная самоокупаемость и самообеспечение. Отец согласился и стал руководителем проекта, потому что ученые с этим не справились. Первое время было тяжело, программа опять была под угрозой. Бюджет проекта стал пополняться только за счет патентов на результаты научных исследований и разработки, государство практически от него отказалось. Только единицы из прежних руководителей государства знали о продолжении программы и пытались помочь. Так к нам попала передовая разработка генератора поля. С помощью него удалось расширить объект и наладить автоматизированное производство. При расширении объекта нашли залежи драгоценных металлов и минералов, это стало поворотной точкой. Проект не только смог сам себя обеспечивать, но и передавать часть средств в бюджет на развитие программы в других регионах, на создание и переоборудование объектов различных категорий. При желании мы могли бы обрушить мировой рынок драгоценных камней, выбросив на него тонны чистейших алмазов и изумрудов. К счастью, в правительстве тоже это быстро поняли и начали прислушиваться к мнению руководителя проекта. Программу настолько засекретили, что сейчас это едва ли не самая охраняемая тайна. Можно считать, что статус-кво был восстановлен. Сейчас работа по добыче практически свернута, запасов хватает на обеспечение условленной доли рынка на долгие годы вперед. Такой симбиоз с государством позволил вывести программу на совершенно иной уровень, привлекая НИИ и заводы к выполнению заказов, конечный получатель которых остается им неизвестен. Если раньше научный отдел занимался только исследованиями внутри проекта, то сейчас разрабатывает только основные направления, но по широкому кругу вопросов, привлекая исполнителей по всей стране и щедро оплачивая их работу. Наш научный отдел давно превратился в административно-научный, поэтому я и не захотела в нем оставаться. К давним разногласиям деда с отцом добавились и семейные противоречия. Дед не хотел, чтобы я покидала научный отдел и продолжала династию, отец не хотел, чтобы я была в силовом подразделении проекта и только благодаря маме я нахожусь здесь. Она поставила обоим довольно жесткие условия. Поэтому отношение моего деда к тебе, это дань истории, а не что-то личное. Ты правда этого всего не знал?

– Откуда я это мог бы узнать, по-твоему? – искренне удивился я

– И про звездные своды ничего не знаешь? – теперь удивлялась она.

– Как тебе сказать, наверное, нет.

– Везет же, пойдем, сейчас я тебе покажу.

Не дожидаясь моего ответа она резко встала, эффект был неожиданный. Ее как будто подбросило. Я невольно дернулся. Тут же опомнился.

– Без резких движений, тебе же сказали. С тобой все в порядке?

Она стояла на ногах в недоумении.

–Да, все нормально, забыла просто. Идем? – не дожидаясь ответа, пошла к выходу.

Мы спустились на лифте на самый нижний уровень. Потом пошли по коридорам и ответвлениям. Я следовал за ней, было понятно, что она здесь уже бывала и хорошо ориентируется. За все время движения на пути никого не встретили. Уровень был необитаем, только дежурное освещение и индикаторы электронных замков. Цифры на защитном стекле скафандра известили о повышении температуры на несколько градусов, но жарко не было. Наконец мы остановились у одной из дверей без привычных обозначений, только цифры.

– Открывай, – приказала Алена.

Перечить не стал, было самому любопытно, чего ради мы проделали этот путь. Привычно приложил ладонь, ввел пароль, этого оказалось мало. Поднял стекло, прошел сканирование сетчатки глаза. Двери разошлись в стороны. Это было обычное помещение с дежурным освещением по кругу, абсолютно пустое, по размерам похожее на центральные залы уровней. Я стоял и смотрел на Алену в ожидании. Она подошла к консоли управления справа от двери и дежурное освещение погасло. На шлеме включил один из встроенных фонарей, дававший ослепительный поток света.

– Посмотри вверх, – подсказала она.

Я поднял взгляд и застыл в изумлении, весь свод под лучом фонаря светился ярким, насыщенным, изумрудным светом. Приглядевшись, стал различать вкрапления породы, именно так, не наоборот. Весь купол как будто бы состоял из цельного куска драгоценного камня с небольшими примесями горной породы.

– Это то, что я думаю? – спросил Алену, когда первое впечатление прошло и вернулся дар речи.

– Это изумрудный свод. Раньше здесь добывали изумруды, потом законсервировали, свод укрепили с помощью генератора поля во избежание обвалов. Как ты думаешь, на какой мы сейчас глубине?

Припоминая план объекта, я не мог вспомнить, чтобы мне попадались сведения о глубине уровней, поэтому был не уверен.

– Метров четыреста, может шестьсот.

– Если быть точным, четыре тысячи метров,– поправила меня Алена. Лифт скоростной, поэтому тебе кажется иначе. Этот уровень производственный, поэтому так глубоко расположен. Это неизвлекаемые запасы, об их наличии никто и не догадывался. Это еще не все. Есть звездный свод – там алмазы и кровавый свод – там рубины, но не так красиво, как здесь. Этот мне нравится больше всего.

В подтверждение своих слов Алена повела меня по другим коридорам и показала оба этих свода. Блеск россыпи алмазов в куполе помещения действительно напоминал скопления звезд на ночном небосклоне. Луч света, отраженный от более крупных вкраплений рубинов, наполнял красными бликами помещение с рубиновым сводом, полностью оправдывая свое название.

– А золотых сводов нет? – поинтересовался я в шутку, когда возвращались к лифту.

– Золотых сводов нет, а вот запасы золота, платины и иридия есть. Эти шахты работают в полностью автоматизированном режиме.

Обратная дорога прошла под впечатлением, ничего подобного я раньше не встречал. Еще больше поражало отношение к таким сокровищам. У людей, участвующих в этом проекте уже давно сложилась своя система ценностей, в которой обогащение и личные интересы занимают последнее место. Интересно как развивалась бы история, если бы такие люди встали во главе правительств во всем мире? Проект «Омега» тогда был бы точно не нужен. Пока я не был уверен на свой счет, но то, что Алена из их числа, это очевидно. И восторг от изумрудного свода был связан только с красотой зрелища, как северного сияния или салюта в праздничный день. И клинок, достойный королей из платиноиридиевого сплава. Считалось, что такой существует только в теории и способен пробить бронежилет любого уровня, потому что равных по твердости и прочности не имеет. О стоимости такого клинка нет даже предположений. Для них все это не важно. Как сказал полковник «мишура», разменная монета, средство достижения главной цели. Для них это даже не стратегические запасы, это кладовка с бусами для туземцев, которые не знают истинную цену вещей. Мир переворачивался, а если быть честным перед собой, то вставал с головы на ноги, приобретая правильные очертания.

Остаток дня я провел за изучением истории проекта, убеждаясь в полноте изложенных Аленой сведений и открывая ранее неизвестные мне факты. Финансовые документы, имеющиеся в отдельном каталоге файлов, интереса для меня не представляли. Я бегло просмотрел пару последних годовых отчетов, и только лишний раз убедился, что программа не финансируется из государственного бюджета. Открытием было то, что доля доходов от добычи полезных ископаемых не превышала трети от общих доходов. Дальнейшие поиски в этом направлении прекратил, когда в комнате зазвучал вызов внутренней связи. На панели возникло лицо Алены. Во-первых, она была уже не в скафандре, во-вторых, напомнила, что сегодня мы приглашены на ужин. Наступила моя очередь подпрыгивать. За короткое время мне предстояло вернуть скафандр на законное место, успеть привести себя в порядок и согласовать с Аленой пару личных вопросов. Я успел все, кроме последнего пунктика.

Когда я уже собирался выходить, чтобы зайти за Аленой, она стояла уже на пороге и зашла сама в мою комнату. На ней не было вечернего платья, как и смокинга на мне, но на наше настроение это не влияло.

– Это тебе, – она протянула ко мне руку и разжала кулак. На ладони лежал крупный ограненный изумруд в форме сердца.

Я не привык получать подарки от женщин, даже от единственной и любимой и хотел сразу отказаться от него. С другой стороны это были старые стереотипы, а подарок явно со смыслом, и обижать Алену отказом я не хотел. Взял камень в руки и внимательно стал его рассматривать.

– Алена, зачем? – попытался смягчить, насколько возможно.

– Тебе не нравится? – она была в недоумении

– Обычно мужчины дарят подарки…

– Глупости, – она не дала мне договорить. – Мне его папа давно подарил, как талисман, с одним единственным условием, никогда не выносить отсюда.

– Тем более что подарок и талисман…

– Мне он теперь не нужен, у меня есть ты, – она поцеловала меня.

– Хорошо, я сохраню, будет нашим талисманом, – я держал его в руках и не знал куда положить, чтобы не потерять. Оставил пока на столе, нужно было поторопиться, опаздывать нехорошо.

На этот раз опоздали не мы. К назначенному времени мы уже стояли на пороге жилого отсека научного блока. Лидия Михайловна радушно нас встретила, искренне обрадовавшись нашему приходу, а вот Виталия Семеновича не было. В ожидании его прихода было время осмотреться. Стол был сервирован, Алена с Людмилой Михайловной расставляли тарелки с салатами и закусками, периодически о чем-то негромко разговаривали на кухне. Ничего общего с уже виденными помещениями, это не имело. Теплое освещение, яркие краски стен, отдельная кухня и спальня, рабочий кабинет и гостиная, служившая сейчас столовой. Я мог бы подумать, что оказался в обычной малометражной квартире в одном из мегаполисов, не хватало только обоев и занавесок на окнах, как и самих окон. Где-то роль окон выполняли огромные настенные светильники, где-то картины и экраны настенных панелей, на которых всеми красками оживали пейзажи заповедных уголков с цветами и водопадами. Антикварной мебели, как и предметов роскоши, свидетельствующих о вкусах и предпочтениях хозяев жилища, не было. Как не было чего-то суперсовременного или экстраординарного. Обычная мебель, подобранная со вкусом, мягкий диван и пуфики, журнальный столик, массивный обеденный стол. Небольшим исключением была кухня, оборудованная современной техникой и системами хранения. В целом светло, уютно и стерильно чисто. Такое внимание к месту своего временного пребывания было понятно, если принять во внимание, что сотрудники научного отдела почти все свое время проводят в убежище. Этим объяснялось и расположение не в отдельном жилом блоке, а здесь, ближе к работе. Возможно, у рядовых сотрудников было иначе, но Лидия Михайловна в их число не входила. Она была заместителем начальника отдела, а фактически выполняла функции начальника отдела. Ее отец, профессор Цветков Михаил Дмитриевич, как я понял из рассказов Алены, принимал только наиболее важные решения и занимался исследованиями по своей программе, вся рутинная работа, включая разъезды по стране, была на плечах Лидии Михайловны.

Виталий Семенович задерживался, Алена начала проявлять признаки беспокойства, периодически поглядывая на дверь, я намекнул ей, что мы не торопимся, вроде успокоилась. Семейных альбомов не было, чтобы чем-то меня занять, поэтому Лидия Михайловна принялась расспрашивать нас с Аленой о событиях во время подготовки и дальнейших планах. Алена охотно поддерживала разговор, но плохо скрывала, что озабочена отсутствием отца. Во время этого разговора и пришел глава семейства, Алена поспешно вышла его встречать, но сказать ничего ему не успела, подошла Лидия Михайловна, а следом и я. Он поздоровался со мной, обнял за плечи жену и дочь, проходя в комнату, начал извиняться.

– Ну что? Заждались, наверное? Извините, раньше не смог, надо было начинать ужин без меня, семеро одного не ждут…

– Ничего страшного, пойду разогревать, – Лидия Михайловна прервала его поток извинений.

Обстановка разрядилась и даже как-то ожила, помещение наполнилось разговорами и звуками. На столе появились бутылки с вином и коньяком. Когда бокалы были наполнены, Виталий Семенович поднял свой и заговорил.

– Хочу выпить за твое возвращение и успешно пройденную подготовку, в чем я не сомневался. Надеюсь оставшееся время до вынужденного расставания ты проведешь с пользой и никогда не пожалеешь о сделанном тобою выборе.

– Пап, не надо о грустном, за поздравления спасибо.

Алена, видимо слова о выборе поняла по-своему, потому что после того как все пригубили и поставили бокалы на стол, она продолжила.

– Я свой выбор сделала, мы с Костей любим друг друга и намерены пожениться. Надеюсь, представлять его не надо, вы его и так прекрасно знаете.

Я был слегка шокирован, на мой взгляд, это было не самое удачное время, чтобы сообщать о своих намерениях. Нет, я не передумал, об этом даже и речи быть не могло, только не понимал такой спешки. Планировалось сообщить об этом незадолго до вахты, оставляя меньше времени для возможных попыток организовать свадьбу и устроить свадебное путешествие и другие хлопоты. Об этом я и хотел поговорить с Аленой перед ужином, но не успел, сам виноват, теперь надо поддержать.

– Я тоже решил, – нарушил я паузу, возникшую после слов Алены. – Виталий Семенович и Лидия Михайловна я прошу руки Вашей дочери, мы хотим пожениться.

Лидия Михайловна молча улыбалась, ожидая ответа от главы семьи.

– Не могу сказать, что я в восторге от столь своевременного решения… – как холодным душем окатил Виталий Семенович. Лидия Михайловна слегка поменялась в лице, Алена не выдержала:

– Ты не рад? – она с трудом понимала что происходит.

– Я не сказал, что не рад, я сказал, что не считаю это решение своевременным. Я рад, что ты нашла человека, с которым решила связать свою жизнь, рад, что этим человеком оказался именно Константин, я вижу, как вы друг к другу относитесь, это как отца меня радует. Но больше всего меня беспокоит то, как это отразится на проекте. Мне стоило немалых усилий, и Лидия Михайловна это подтвердит, чтобы убедить профессора прервать самый долгосрочный эксперимент в истории программы и найти возможность увеличить состав группы. Однако, если ситуация изменится, мы снова будем вынуждены подстраивать проект под обстоятельства. Мы не можем себе позволить постоянно кромсать проект в угоду своим хотелкам, оправдания этому, как и разумных обоснований не будет. Более того я не знаю каким образом это обстоятельство отразится на степени готовности группы, а оно неизбежно отразится, не пытайтесь убедить меня в обратном.

– Как это может отразиться, папа, о чем ты говоришь? – возмутилась Алена.

– О детях вы не думали пока? Не думаешь же ты, что я стану рисковать здоровьем будущих внуков, допуская тебя до вахты в интересном положении?

– Без вахты или лечения в капсуле внуков не будет, – коротко ответила Алена.

Виталий Семенович задумался, посмотрел на Лидию Михайловну

– Чего еще я не знаю? – уже ледяным тоном поинтересовался у обеих женщин, потом видимо вспомнил о моем присутствии и решил отложить разговор, обращаясь уже ко мне, произнес: – Константин, не принимай это на свой счет, я рад, что у Вас с дочерью наметились серьезные отношения, я не против, только торопиться не нужно, до вахты осталось не так много времени, если свадьба состоится после нее, думаю, никому от этого хуже не будет.

У меня были серьезные возражения на этот счет, но я не хотел дальше обострять ситуацию и превращать ужин в семейный скандал, поэтому сделал вид что согласился.

– Для меня это не принципиально, как чье-либо одобрение или нет, моего отношения к Алене это не меняет, как и положения вещей. Если только не возникнет мысль вывести меня или Алену из проекта, тогда мы уйдем вместе.

– О выходе из проекта даже речи быть не может и мысли такой не возникало, – поспешил заверить меня Виталий Семенович, – в остальном, я думаю, мы нашли понимание.

– Лично я ничего не имею против, – добавила Лидия Михайловна, – я рада за вас.

Дальше ужин прошел своим чередом, эта тема больше не поднималась. Главное, что о своем решении, так или иначе, мы объявили, и одобрение родителей получили, остальное детали. Алена еще какое-то время дулась, потом настроение выровнялось, и ужин закончился в положительном ключе.

После этого мы еще долго разговаривали в ее комнате. Обнаружилось преимущество моего положения, я мог открыть двери ее комнаты без ее участия, а она мою нет. Это дало нам повод для шуток насчет любовников под кроватью. В результате разговора пришли к мнению, что расписаться можем до вахты, никого в это не посвящая, а свадьбы с лимузинами и толпой малознакомых людей и так в планах не было. Если родители хотят свадьбу после вахты, значит, так тому и быть. Я же серьезно сомневался, что до окончания вахты придется ждать все десять лет, как и в том, что на момент окончания останутся ЗАГСы и лимузины. Алена со мной была согласна.

На протяжении недели мы занимались освоением боевых скафандров, проводя в них не меньше двенадцати часов в сутки. Уже на третий день все режимы были освоены. Состоялся выход на поверхность в режиме маскировки. За десять часов были проверены все запасные выходы и замаскированные вентиляционные шахты. На другой день проверяли системы сигнализации на подъезде к объекту и аварийные антенны связи и наблюдения. В конце недели проверили аэродром и посетили базу подготовки в качестве наблюдателей. В начале, передвигаться в лесу без оружия было непривычно. По большому счету опасности никакой не было, если не считать диких животных, скорее всего это был обычный рефлекс, привычка носить при себе оружие и быть в готовности к нападению в любое время. Если учесть, что боевой скафандр сам по себе является грозным, пусть и оборонительным оружием, то нельзя сказать что чувствовали себя беззащитными. Даже медведь вряд ли справится с человеком в боевом скафандре, но проверять на себе почему-то не хотелось. Сохранялся и запрет на использование на поверхности средств связи и приборов навигации, поэтому часть функций была заблокирована. В конце недели Кириллов объявил об окончании курса изучения и на некоторое время исчез из поля зрения. Поскольку официально я еще не был назначен, а числился кандидатом, меня это обстоятельство не сильно интересовало. Если надо будет, поставят в известность. Следующие две недели мы занимались охраной комнаты боевого дежурства, поочередно по двенадцать часов находясь в скафандре на минус первом уровне, периодически проверяя сохранность замков и сейфа и показатели капсул. Чье сейчас время дежурства можно было определить по тому, кто из нас был в скафандре. На третий или четвертый день это перестало отвлекать от изучения информации в ноутбуке и ознакомления с остальными уровнями. Когда возникла необходимость нам обоим посетить объекты на других уровнях, мы сообщили об этом Виталию Семеновичу. Он назначил время, когда мы можем это сделать. Тогда я первый раз увидел его в боевом скафандре и узнал не сразу. По времени он ограничивать он нас не стал, поэтому у нас было достаточно времени, чтобы проверить помещения группы на других уровнях. Когда мы вернулись, он был в блоке и никуда не торопился. Очевидно, пребывание здесь в прежнем качестве было ему приятно. Когда зашли в комнату он взял в руки подаренный Аленой камень, который лежал на виду, покрутил его в руках, явно что-то припоминая, положил на место.

– Ваша подготовка подходит к завершению, через три дня я приму у вас устный экзамен, касается обоих, – он посмотрел на Алену. Потом будем готовиться к пересмене. Прошу к этому отнестись серьезно. Непосредственно перед вахтой, у вас будет десять суток на боевое слаживание в составе подразделения и десять суток отпуска для решения личных вопросов.

К подготовке к экзамену мы отнеслись серьезно, проверяя знания друг друга по широкому кругу вопросов. Поскольку предварительных вопросов для подготовки озвучено не было, приходилось заново вспоминать буквально все моменты, касающиеся программы. К исходу третьего дня наши возможности были на исходе. Простейший вопрос мог ввести в ступор или повлечь многословное объяснение простых в принципе вещей. Решили отвлечься. Чем ближе к экзамену, тем оживленнее становилось в убежище. Теперь уровень был заполнен людьми, некоторые из них были уже мне знакомы. С чем это связано, мне было не понятно. Алена на это ответила просто:

– Пересмена. Такое раз в десять лет бывает.

Виталий Семенович был постоянно занят, мы даже надеялись на перенос или отмену экзамена, но просчитались. С утра меня к себе вызвал Виталий Семенович.

– Проходи, присаживайся, готов?

– Так точно, командор, – сказал я как можно бодрее, может даже слишком бодро. В голове была пустота.

– Вот это мы сейчас и проверим…– задумчиво произнес полковник.

Это не был экзамен в привычном смысле, скорее собеседование, оценок тем более никто не ставил. Это была беседа, основной целью которой было выяснить, насколько я вник во все детали проекта «Омега». Помимо этого, основные вопросы касались выполнения обязанностей командира спецподразделения и порядка действий при наступлении часа «икс», всевозможных протоколов, инструкций и алгоритмов действий. Продолжалась это почти пять часов. Если в начале я долго думал, только потом отвечал, то сейчас, выдавал ответы почти сразу, иногда сам удивляясь при этом как у меня отложилась та или иная информация. Ближе к концу беседы, которая мне уже не казалась утомительной, возник спор по одному из вопросов, изложенных в инструкции. Вопрос был не принципиальный, но остроту ему придавало то, что инструкция эта была когда-то написана самим Виталием Семеновичем, я же идти на попятную не хотел, поскольку был уверен в своей правоте. Спор разрешился быстро, стоило только найти эту инструкцию и вывести на экран. Я оказался прав. Самолюбие полковника от этого не пострадало, но он попытался завести меня в тупик, предоставив решить довольно сложную вводную. Когда и с этим было покончено, я увидел, что результатами он доволен.

– Хорошо. Теперь нет желания оставить проект и вернуться к обычной жизни? Вдруг повезет и случится чудо? – не без иронии задал последний вопрос.

– Нет, не смогу, у меня теперь вся жизнь в этом проекте. А там неинтересно. Смысла нет, – это была правда.

Он задумался ненадолго, кивнул головой, соглашаясь.

– Хорошо, тогда отдыхай до вечера, Алену ко мне пригласи.

Экзамен Алены прошел быстрее, около трех часов. По завершении она вернулась довольная и сообщила:

– Все хорошо, у нас получилось. Через полчаса у него в кабинете в полной боевой.

Едва успели перекусить и переодеться в скафандры, чтобы не опоздать. В кабинете уже была целая делегация. Михаил Дмитриевич, Людмила Михайловна, Кириллов и еще один человек в боевом скафандре, двое медиков – у всех торжественные и напряженные лица. Я не понимал такой суеты, и надеялся, что к нам с Аленой это не имеет отношения. А медики зачем? Вдруг нам станет плохо?

– Проходите, распишитесь, – он подвинул к нам отпечатанные листы бумаги, – Приказ о назначении майора Егорова Константина Сергеевича на должность командира специального подразделения «Омега», поздравляю. Приказ о назначении капитана Цветковой Алены Витальевны на должность разведчика-снайпера специального подразделения «Омега». Поздравляю.

Мы послушно расписались, от возгласов радости и выражения благодарности воздержались. Остальные по очереди подходили и поздравляли. Незнакомец в скафандре оказался моим подчиненным. Времени на знакомство не было, потому что полковник уже направлялся к выходу и пригласил следовать за ним. Только когда мы подошли к двери комнаты боевого дежурства, я догадался, что сейчас должно произойти и первый раз за последнее время заволновался. Все расступились, давая мне доступ к консоли системы охраны. Когда двери открылись, все зашли внутрь вслед за мной. Три человека в скафандрах, включая Алену, заняли места у входа и выходов в соседние коридоры и комнаты. Медики встали по бокам от командирской капсулы. Остальные в свободном пространстве за монитором. Я был возле монитора и сейфа, там, где мне и положено быть в таких случаях.

– Протокол «Омега» запустить, – скомандовал полковник.

Я проверил показатели командирской капсулы, проговорил их вслух, открыл сейф, достал пистолет и ключ. Сработало защитное поле, купол загорелся красным светом. Подошел к седьмой, командирской капсуле и положил ключ в углубление на крышке. Первые секунды ничего не происходило, потом крышка капсулы стала складываться секциями подобно ракушке и поползла вниз, к основанию. В открывшейся капсуле находился человек в таком же как у меня скафандре, который почти сразу приподнялся и сел. Осмотрелся по сторонам, увидел меня

– Ты знаешь, где находишься? Звание, должность, фамилия, имя, отчество, позывной? – проговорил я, выполняя стандартную процедуру.

– «Омега-центр», комната боевого дежурства, капитан Томский Николай Сергеевич, заместитель командира специального подразделения «Омега», командир боевой группы, позывной «Глобус». Здравствуйте все, рад вас видеть.

– Здравствуй, Николай, С Днем Рождения, – ответил за всех Виталий Семенович, – протокол «Омега», вахта закончена. Поздравляю.

Медики подошли к нему подключили провода к разъему на шлеме для считывания показателей, после чего доложили:

– Все в норме, можно продолжать.

Я передал ему оружие и ключ, так положено по инструкции, остальных бойцов группы выводить должен был он. Томский без возражений принял на себя эту роль, видимо это ему было уже знакомо. Подошел сначала к правой от своей капсуле, потом к левой. Еще два человека поднимались из капсул, звучали стандартные формы проверки и приветствия. К следующим приступали только после того, как убеждались, что с предшественниками все в порядке, о чем сообщали медики. Три раза прозвучал вопрос «Что случилось?», из чего я сделал вывод, что это их первая вахта. Никто не пытался задавать вопросы, дожидаясь, когда процедура завершится. Замешательство вызвала одиннадцатая капсула, но я вовремя подсказал, что ее трогать не надо. Через двадцать минут возле открытых капсул стояли десять человек, лиц разглядеть не получилось, защитные стекла шлемов были опущены, как и у нас. После этого сначала переключилось защитное поле в пассивный режим, потом по команде Томского, бойцы подняли защитные стекла. То же самое сделали и мы. На меня смотрели десять молодых лиц с широкой, во все зубы улыбкой. От такой картины я сам широко улыбнулся и чуть было не испортил всю важность момента идиотским смехом, едва сдержался. Полковник своей радости не скрывал:

– С Днем Рождения всех и присвоением очередных воинских званий, поздравляю, рад вас всех видеть, протокол «Омега», вахта закончена, – дождавшись, когда стихнет гул голосов, он продолжил: – Представляю командира специального подразделения «Омега» – майора Егорова Константина Сергеевича и капитана Цветкову Алену Витальевну – разведчика-снайпера специального подразделения «Омега».

Раздался одобрительный гул голосов, в котором отчетливо прозвучало Аленка, видимо мое назначение произвело меньший эффект. Остаток дня полковник провел в блоке группы. После того как все переоделись, включая и нас с Аленой, собрались в столовой на праздничный ужин. Столы были сдвинуты буквой «О». Во главе стола расположился Виталий Семенович, мы с Аленой справа, Томский слева, напротив Кириллов и еще один из тех, кому предстояло заступить на вахту, напротив друг друга те, кто успешно завершил вахту. Расположение столов мне почему-то напомнило маленькую свадьбу, Алене тоже, о чем она мне сообщила шепотом.

Официальной части не было. Виталий Семенович произнес первый тост «За чистое небо над головой», который был принят протяжным «Ура», после чего банкет по случаю окончания вахты перешел в неформальное общение. Присутствие Алены никого не смущало, только один раз возникла неловкая ситуация, когда Виталий Семенович отошел в другой конец стола, о чем-то разговаривая с Кирилловым. К нам подошел высокий парень, чем-то похожий на Сомова и выдал:

– Аленка, привет, тебя не узнать, какая красавица стала, прям невеста, – говорил от души, но явно плохо подумал.

– Привет, Антон, а ты не изменился, по-моему, даже помолодел, и заметь, я стала немного старше тебя, в звании тебя догнала… и я помолвлена, – она смотрела прямо на него.

Антон немного смутился, понял, что сморозил глупость или просто не осознал новой реальности, но поспешил исправить оплошность:

– Я не то хотел сказать, я рад тебя видеть в группе, можно я тебя поцелую?

Алена демонстративно отвернула от него голову и пальцем ткнула в щеку, показывая, куда именно следует ее поцеловать, вышло забавно. Антон наклонился и чмокнул ее в щечку, после чего Алена сменила гнев на милость:

– Иди уже, Ловелас, считай, что прощен, – после чего оба рассмеялись.

– Алена, я начинаю ревновать, берегись, – поддержал я шутку.

После того как Антон отошел она вполголоса все же решила пояснить мне:

– Я недолго работала лаборантом в научном отделе после школы, поэтому многие меня знают. Да и так часто мелькала у родителей на работе, в основном в Питере, но прошлую пересмену тоже застала, показания скафандров снимала.

– И что интересного удалось узнать из показаний?

– Ты не поверишь, но ничего, только состояние перед вахтой и в момент выхода, десять лет, как не было.

– Но показания капсул же фиксируются. Как так?

– Это снаружи они фиксируются, а внутри – нет, даже элементы питания скафандра не садятся, только дата сбивается, потом корректируем и все.

– Интересно.

– Ты даже не представляешь, чего только не предпринимали, чтобы получить хоть какие-нибудь данные.

– Представляю по тринадцатой капсуле, лучше не надо. Знаешь главный принцип всех военных технарей? – Алена отрицательно качнула головой. – «Не тронь, пока работает». А военных хирургов? – «Режь пока живой» – учись у меня, перенимай опыт.

– Не, спасибо, можно я как-нибудь сама, – она рассмеялась.

Меня отозвал Виталий Семенович:

– Пойдем, надо кое-что обсудить, – направился к выходу.

Когда зашли в комнату совещаний, он показал на документы на столе:

– Принимай командование. Пусть утром распишутся. По окончании ужина, все по личному плану, проследи чтобы разместились и не знали ни в чем отказа, с того света считай вернулись, еще не привыкли. Буянов среди них нет, люди все проверенные, случайных нет. Да после вахты не пьет почти никто, не знаю, обратил внимание или нет. У каждого в комнате уже есть все необходимое и ноутбуки с главной информацией за последние десять лет. Ознакомятся, возникнут вопросы. На какие не сможешь ответить, оставь на завтра. Утром – собрание в конференц-зале, по готовности, время согласуем. А мне пора, некогда рассиживаться.

Полковник ушел, я вернулся в столовую. Оживление спало, люди разбились на группы по два-три человека, о чем-то спокойно беседовали, шутили. Алена что-то рассказывала Томскому, тот только кивал и изредка задавал вопросы. Вокруг Кириллова собрались бойцы помоложе, он рассказывал им что-то смешное. Двое постарше вели неспешную беседу, им было под сорок, помнил еще по личным делам, наверняка это была их последняя вахта. Я смотрел на эти незнакомые лица, у всех было нечто общее, помимо отличного здоровья и хорошего настроения. Каждый из них был на десять, а то и двадцать лет старше своего реального возраста, к этому было трудно привыкнуть. Самый старший, почти ровесник командора, был всего на семь лет старше меня. При этом никто не старался переключить на себя внимание или что-то доказать. В целом приятная компания, если еще учесть через какие испытания им пришлось пройти до того как попасть в группу и при подготовке, то остается только завидовать железным нервам и выдержке этих людей. Ничего объявлять и предпринимать не пришлось, Томский, на правах командира группы взял управление на себя, меня только заверил, что все будет нормально. В его авторитете сомневаться не приходилось, судя по тому, как к нему обращаются даже самые старшие из группы. Слишком много вопросов было у них для обсуждения, чтобы заметить наш с Аленой уход. С этого момента пошел обратный отсчет времени, не позже трех месяцев сразу после Нового года, нам предстоит их заменить. Окончательные планы уже сверстаны.

Утром мне зарядку пришлось отменить, спортзал был забит людьми и гудел от грохота спортивных тренажеров. Каждый испытывал свое новое тело на прочность. Это меня впечатлило. Такое чувство, что на каждом новый вид скафандра, о котором я не знаю. Энергию было некуда деть и она выплескивалась на спортивные снаряды и в атмосферу спортзала. Зашел к Алене, она была в шоке.

– Ты это видел? – она пребывала под впечатлением. – Решила встать пораньше, а спортзал уже занят, просто общее помешательство какое-то, – негодовала она. – И как мне их всех теперь кормить?

– Насчет этого не переживай, готовый завтрак по усиленному рациону доставят из общей столовой, еще вчера Виталий Семенович предупредил. И двух поваров откомандируют к нам, пока людей не поубавится. Да и мы, чувствую, недолго здесь задержимся, мне уже Кириллов намекнул.

В комнате для совещаний меня уже ждал майор Томский. Документы были подписаны.

– Командир, совещание на десять часов запланируем? Иначе меня на части порвут своими вопросами.

– Добро. Какие вопросы?

– Обстановка людям не нравится, почитали отчеты, посмотрели на изменения, трое опять на вахту просятся, не хотят остаться не у дел, когда все начнется. Да и сам я, честно сказать, в нокдауне. Такого никогда не было. Понимаю, что всем занятие найдется, но обстановка и в самом деле тревожная. Или это ученые краски сгустили, что думаешь?

– Думаю, что это правда. Иначе меня тут не было бы. По поводу ученых точно не скажу, я выводы на основе своих наблюдений делаю, отчет это так, приложение. На самом деле, думаю, все куда серьезней и времени еще меньше, чем кажется, потому полковник и не дает никому расслабляться.

– Я тебя понял. И его спросим. Если так, то на вторую вахту проситься не стоит, все равно медики не пустят, а вот с отпуском пока повременим. Можешь на меня рассчитывать если что. И не только на меня, на всю группу, я работу проведу.

– Вот за это спасибо, пока познакомиться толком не успели, и удастся ли – неизвестно. Главное чтобы, никто не начал тянуть одеяло на себя.

– Не будет такого, гарантирую, – вполне серьезно заверил он меня. – Скорее всего, я сменю Кириллова на этом объекте, так что будет возможность присмотреть за всем.

Совещание началось ровно в десять и ни минутой позже. Длилось долго, вопросов было много. После речи полковника о событиях грядущих половина вопросов отпала. Наибольшую озабоченность высказывали те, кто постарше. Причем соображения высказывались настолько неожиданные и глобальные, что я невольно поразился серьезности их подхода. Виталий Семенович терпеливо разъяснил им, почему именно так и никак иначе, по пунктам. Когда заговорили почти в один голос трое самых молодых с требованиями чуть ли не сегодня вернуть их на вахту, получили отповедь, полковник в выражениях не стеснялся, сами напросились. Впрочем, никто не обиделся, проникшись серьезностью момента. Бойцы моего возраста в эти вопросы не вникали, их больше интересовала конкретика, порядок действий, кто куда бежит, зачем и что делает, и насколько все это выполнимо. Во второй половине совещание больше напоминало военный совет накануне вторжения. Я тогда подумал, что, пожалуй, все сейчас запросятся обратно на вахту. Объем задач, расписанный чуть ли не по дням, на три года вперед, впечатлял. Без работы точно никто не останется, скучать не придется. От отпуска все единогласно отказались, мотивируя тем, что на вахте и так отдохнули, по крайней мере, не раньше, чем на вахту заступит новая смена. Томский свое слово сдержал. В конце совещания полковник огласил план ротации и приема объектов. Распределение, как это обычно бывает в других местах, вопросов не вызвало. В заключение полковник сказал:

– Я понимаю, что сложно жить в постоянном ожидании катастрофы, но другого случая донести это до вас у меня не будет. Я хочу, чтобы вы помнили об этом ежедневно и ежечасно, двадцать пять часов в сутки и четыреста дней в году. Если через пять лет ничего не случится, я буду только рад и готов буду каждому из вас принести свои личные извинения, надеюсь так и будет.

– Виталий Семенович, мы все поняли, не подведем. Даже если прогнозы не сбудутся, перед нами тебе ответ держать не надо, не для себя стараешься. Думаю, что все такого мнения.

Присутствующие загудели в знак одобрения. Я после этого проникся уважением к Томскому, я бы так не смог выразить общее настроение. Пожалуй, что мне бы к нему в заместители, а не наоборот, но у полковника свои резоны. Хорошо, что состоялся этот долгий разговор, это позволило мне составить свое мнение о каждом, сберегая при этом много времени, которого по факту и не было. Полковника такой общий ответ устроил, поэтому он подвел итог:

– Вот и хорошо, что есть понимание, тогда будем заканчивать. Задачу получите у командира подразделения. С вопросами по существу – всегда пожалуйста, а сейчас все свободны, кроме майора Егорова.

Когда все вышли, он продолжил, выкладывая очередную стопку бумаг на стол:

– Тут приказы, все должны расписаться. Здесь же найдешь план ротации, разберешься. Планируй с таким расчетом, чтобы одного из группы Томского отвозить на объект, оттуда забирать бойца из своей группы. Заодно ознакомишься со всеми объектами категории «С», с остальными по необходимости. На ознакомление с каждым объектом – не более десяти суток, время в пути – минимальное, используйте самолет, Алена за пилота, маршруты знает. Проконтролируй процесс приема-передачи, открытых вопросов не оставляй. После приема объектов и начала вашей вахты у каждого из них будет отпуск, но не одновременно, по необходимости.

После этого Виталий Семенович оставил меня вникать в планы, а сам удалился. Из планов следовало, что уже завтра нам с Аленой лететь на Дальний восток. Зашел Томский.

– Какие новости?

– Завтра я с Аленой и майором Синицыным убываем, все остается на тебе, спросить хотел, почему «Глобус»?

Томский улыбнулся, когда речь зашла про позывной:

– Вот ты глобус Украины видел когда-нибудь?

– Нет, не знаю, нет такого в природе, – нашелся я с ответом

– Вот и я не знаю, хотя должен, потому и «Глобус», – с чувством юмора у него было все в порядке. – А если серьезно, ты мое личное дело читал же? Первая вахта с восемьдесят девятого, десять лет, заступали вместе с Семеновичем, его уже тогда по отчеству звали. С вахты выходим – на тебе, он уже руководитель проекта, получается всех нас от беды спас. Только не это главное, прежней страны то и нет, бардак кругом, ладно привыкли, разобрались. Вторая вахта через десять на десять и что теперь узнаем? Осетия, Украина, Крым, Донбасс, брат на брата не за понюшку табака… – он задумался – знаешь, на третью вахту наверное не пойду, хотя возраст позволяет, как раз на грани будет, а знаешь почему? Боюсь, выйдем, а кроме Уральской Республики и не останется ничего, никакой катастрофы не надо. Систему менять надо, настраивать, чтобы не было ни у кого желания воровать там, где живешь, если уж совсем не воровать не получается. Заметил, насколько окреп проект за последнее время? Хотя куда там, ты же недавно. Почему такие как наш полковник ушли с арены? Он же целое государство в государстве выстроил на случай, который может и не наступить. И везде успевает. И не ворует никто и ничего, все за идею, при этом не бедствуют, занимаются тем, к чему душа лежит. Возьми хотя бы невесту свою, Алену, думаешь, ее ценить будут за красивые глаза или то, что она дочь начальника? Не угадал. Ее по юности еще помнят, любого за пояс заткнет и на место поставит, не говоря уже про ум светлый. Профессор, наверное, до сих пор локти кусает, что в науке ее не удержал. Только если она так поступает, значит, знает, что так будет лучше для всех, для себя выгоды не ищет. Думаешь, я не знаю, на какие средства проект существует? Знаю, это не секрет ни для кого из группы. Тем не менее, ни один про это никому и ничего не рассказал, а почему? Подписка? Не смеши меня. Потому что знают, что тогда проекту конец, растащат по норам как крысы и за рубеж выведут, потом будут там приживаться как у осла заячьи уши, не сказать хуже. А когда поймут, то уже поздно, пора саван шить. И так везде и всюду. Что думаешь у меня денег не хватит на безбедную жизнь за бугром, хватит, еще и останется, только пока проект существует я на своем месте нужен, независимо от того на вахте я или нет. Подумай над этим. Потому, когда полковник бьет тревогу, не верить ему оснований нет.

– Пожалуй ты прав, я подумаю.

Он ушел, я остался думать, реально мы с ним были ровесники, только жить он начал раньше, может отсюда такие твердые убеждения, может это эффект от вахты или от тех потрясений после нее, когда понимаешь, что многое пошло не так, а изменить уже ничего нельзя? И ответ на мой вопрос сложился сам собой. Коротко обо всем, цельно, крупными штрихами и мелкими деталями сложилась картина, «Глобус» и есть.

На долгие раздумья, как и сборы, времени не было. А собрать, как оказалось надо много. Помимо вещей и оружия на выбор, предстояло загрузить оба скафандра, на случай, если катастрофа застанет нас в пути, запас продовольствия и снаряжение. К счастью транспортировочный контейнер для скафандра был намного меньше контейнера для постоянного хранения и много места не занимал. Плохой новостью было то, что ноутбук с собой брать нельзя ни при каких обстоятельствах. Помимо того что часть информации осталась без внимания, там были мои наработки и закладки по каждому объекту. Я думал, что они мне пригодятся, оказалось, что нет, это огорчало. Положительным обстоятельством было то, что Алена на всех объектах уже бывала и знала не только маршрут полета, но и места расположения и систему охраны на каждом из них.

Если праздничный ужин в день вывода группы Томского из вахты можно было считать свадебным пиром, то дальнейшие наши полеты иначе, как свадебным путешествием не назовешь. Я так думал. На деле свадебное путешествие превратилось в калейдоскоп даже не городов, а глухих уголков в лучшем случае на окраине мегаполиса, бесконечные перелеты и ожидание летной погоды. После первого полета в Хабаровск и обратно, когда майор Синицын сменил там капитана Кочнева, нам потребовались почти сутки для того, чтобы элементарно отоспаться и привести себя в порядок. Длительный перелет, отсутствие возможности для полноценного отдыха на самом объекте из-за постоянно возникающих вопросов при приеме-передаче сделали свое дело, мы потратили две недели только на один объект. При этом Алена была загружена едва ли не больше моего, потому что помимо управления самолетом, по мере возможности помогала в решении технических, научных и медицинских задач на объекте. С учетом этого я настоял, а она не сильно возражала против суточного отдыха после первого объекта. От Виталия Семеновича получили выговор за нерасторопность, больше для порядка. Он понимал, что объем работы не малый. Ему же хватало забот на месте накануне вахты.

После Хабаровска полет в Новосибирск стал просто отдыхом, успели за неделю, еще и время осталось. Может стали привыкать к постоянной перемене мест или часовых поясов было меньше, но после возвращения и доклада полковнику, вечером того же дня мы уже вылетели в Ижевск. После того как вернулись через неделю, доставив очередного члена своей группы, пошли на доклад к полковнику. На месте возникли проблемы с возможным раскрытием местоположения убежища из-за чрезмерного любопытства местных жителей. Полковник внимательно нас выслушал, после чего сказал, что решением этого вопроса займется сам.

Доставленные нами люди отправились на базу для доподготовки вслед за теми, кто был уже там вместе с Кирилловым. На очереди оставалось еще три объекта в Краснодаре, Москве и Санкт-Петербурге. Причем когда речь идет о городах, это во многом условно, за исключением Питера, где объект хоть и находился на окраине, но все же в городе или почти в городе. Идеальными условиями для размещения объектов было наличие гор, протяженных лесных массивов, и малонаселенность хотя бы в пределах района, как в случае с размещением «Омега-центра». Однако при отсутствии гор для маскировки убежищ вполне подходили холмы или перепады высот. При отсутствии леса протяженные лесополосы и парки, при условии малонаселенности этих районов. В Москве оказалось намного сложнее, мало того, что ни одно из условий не выполнялось, потенциально это был мертвый город, если только к началу катастрофы его не накроют куполом, подобным генератору поля. Поэтому на окраине были назначены три пункта сбора по сто человек, а само убежище находилось недалеко от города Владимира, при этом были еще резервные пункты сбора в Рязани, Коврово и Иваново по пятьдесят человек. На пути следования колонн были зарезервированы временные укрытия для модифицированной под проект бронетехники. Это было самое слабое место плана эвакуации. Вероятность того, что в Московском, а по сути, Владимирском убежище окажется хотя бы половина от запланированного количества людей, не превышала тридцати процентов. Поэтому, невзирая на все возможные последствия на этом объекте мы провели почти две недели. Впрочем хорошо, если только ночевали на нем. Пока не были осмотрены все пункты сбора и места длительного хранения техники, временные укрытия и системы охраны, мы в «Омега-центр» не возвращались. По прибытии ожидали разнос от полковника, но после того как он выслушал доклад о результатах, этого не случилось. Он только попросил составить подробный отчет со своими предложениями, которых оказалось немало, у Алены по техническим вопросам, у меня по части организации и маршрутам эвакуации. Когда вышли от него вздохнули с облегчением и поняли, что провели это время не зря. После Москвы отдохнули в Краснодаре, все было четко, ясно и понятно с самим объектом, чего не скажешь про маршрут эвакуации, но здесь уже без вариантов, с природой не поспоришь. Все равно по сложности его можно было сравнить только с маршрутом эвакуации из Хабаровска. На очереди оставался один объект в Питере, но здесь нас ждал приятный сюрприз. За время нашего отсутствия полковник замену уже произвел. Так же как и майора Кириллова сменил майор Томский. Три человека из состава прежней вахты находились в «Омега-центре». Наша группа в полном составе заканчивала доподготовку на базе, которая должна была закончиться через десять дней. Это время нам отводилось для боевого слаживания. За окном уже стояли морозы, характерные для середины декабря, до вахты оставалось все меньше и меньше времени.

На базе в убежище застали всю группу в сборе, ни с кем знакомиться уже не надо было, знакомство прошло в процессе пересмены. Подготовка группы была на высоте, Кириллов полностью справлялся во время нашего отсутствия. Мало того что действия в составе троек и двоек были уже отработаны, составы сложились и менять что либо было неразумно. Получалось две двойки и две тройки, при этом Николай мог добавиться как к нам с Аленой в качестве механика-водителя, так и в любую из других двоек в качестве стрелка. Я сомневался, что мне когда-нибудь придется поднимать в атаку в полный рост всю группу сразу, но тем не менее и эти действия в основном на марше, тоже отработали. Сложности возникли только при владении стрелковым оружием в боевых скафандрах, вот к этому пришлось привыкать, так же как и раньше привыкали к Демронам. Задача облегчалась тем, что скафандр помогал обнаруживать цели и выдавал все установки для стрельбы. Кроме того, теперь не было необходимости экономить на весе оружия и боеприпасов, поэтому Алена не долго думая, сменила свою снайперскую винтовку на СВТ, при этом прежнюю СК-16 тоже оставила в качестве резервной. Скафандры заметно облегчали действия, при этом от маскировочного режима было решено отказаться. Помимо того что оружие полностью демаскировало, на снегу оставались четкие следы и тени днем. Такой многочисленной группой в убежище находиться было не так комфортно, как втроем, но к этому быстро привыкли. Вводных не было, процесс был полностью построен на доверии со стороны полковника. В последний день мы загрузили БТР всем, привезенным с собой, в другом разместились сами, это оказалось не просто, места было мало. Меня хватило на полдороги от аэродрома до объекта, приказал остановиться. На предложение остаток пути преодолеть марш-броском без оружия, в режиме маскировки, возражений не последовало. С трудом определились желающие ехать дальше за рулем БТРов. После убежища все равно не хватало воздуха и простора. Бежали без остановок по колее, оставленной БТРами. Первым бежать было легче, потому что остальным приходилось выдерживать чужой темп при этом не терять тепловую метку впереди бегущего. Это тоже уже было отработано до автоматизма, никто не пытался остановиться или уйти в сторону. Если бы сейчас стояла задача захватить объект без оружия или взять пробы на острове, я думаю, что никаких проблем не возникло бы. Была и другая сторона медали. Теперь без скафандра я чувствовал себя незащищенным и эти режимы, но уже в голове, было переключить не так просто.

После дневного отдыха Виталий Семенович нас всех собрал в столовой за праздничным столом в честь окончания подготовки к вахте. До Нового года оставалась почти неделя.

– С завтрашнего дня до седьмого января у Вас отпуск, место проведения можете выбирать самостоятельно. Ограничение только одно, это место должно быть в доступном радиусе от существующих объектов. По окончании отпуска три дня на обследование и подготовительные процедуры к вахте. Вахта начнется с десятого января две тысячи девятнадцатого года, срок окончания не позже десятого января две тысячи двадцать девятого года. Если есть вопросы, обращайтесь в любое время.

На этом официальная часть закончилась, Василий Семенович еще какое-то время сидел за общим столом, но почти не ел, затем ушел не прощаясь. Недолго посовещавшись с Аленой, мы решили, что у нас есть два незавершенных дела. А именно не до конца ознакомились с объектом в Питере и не расписались, как этого хотели. Поэтому решили отпуск до Нового года провести в Питере, а Новый год и Рождество в «Омега-центре» в кругу семьи.

Глава 5. День «Икс»

"Конец войны видели только мёртвые"

(Платон)

– Что случилось? – я приподнялся в капсуле и посмотрел на стоящего передо мной человека в боевом скафандре, купол защитного поля горел ярко-красным светом.

– То, что должно было случиться, день «икс» наступил. – Это был майор Томский, в руке он все еще держал ключ от капсулы. Я перевел взгляд на монитор, 20 августа 2020 года. Значит прошло почти два года – отметил для себя. А он не изменился. Сейф был открыт. Только сейчас заметил пистолет в другой руке Николая.

– Ты знаешь, где находишься? Звание, должность, Фамилия, Имя, Отчество, позывной? – проговорил он скороговоркой, выполняя стандартную процедуру.

Интересно, как он собирается применять оружие? Я в боевом скафандре, если только в голову. Я прислушался к себе, страха не было, энергия переполняла. Во всем теле легкость и какая-то эйфория, готовность бежать куда угодно, лишь бы только действовать. И голод, просто зверский голод.

Томский стоял и ждал, собираясь уже повторить вопрос, но оружие не поднимал. Я решил не искушать судьбу, конечно я все помнил.

– «Омега-центр», комната боевого дежурства, майор Егоров Константин Сергеевич, командир специального подразделения «Омега», позывной «Барс». Здравствуй, Николай.

– Здравствуй, Костя, с Днем рождения поздравлять не буду, – с этими словами он протянул мне оружие и ключ, давая понять, что свою часть работы он выполнил.

Я легко поднялся, убрал ключ и оружие в сейф, закрыл его.

– Какая обстановка? Тревога не ложная? Угроза объекту есть?– начал с самого важного.

– Тревога боевая, нет никаких сомнений. Глобальная система оповещения сработала три часа назад. Это ядерная война, Костя.

– Продолжай.

– На надземном уровне имеем незначительное увеличение радиационного фона и повышение температуры. Герметичность не нарушена. Степень угрозы до конца не ясна, тридцать человек персонала и эта комната переведены в шестой подземный уровень. На первом подземном дежурная смена. Аварийным приемником фиксируем обрывки переговоров по всему миру. Что делаем с остальными?

– Выводим с вахты, но не сейчас, по мере необходимости. Таков протокол. Почему поле в боевом режиме?

– Автоматика сработала минут десять назад, еще не разбирался в причинах, сначала капсулы.

Подошел к монитору, запросил историю событий. Сейсмический удар, триста километров к востоку, вероятная причина применение баллистической ракеты с ядерной боеголовкой средней мощности, герметичность в норме, возможность снятия тревоги в ручном режиме.

– Все нормально. Снимаем защиту, – ввел пароль. Защитное поле сменило окраску на светло-голубой. Путь был свободен.

– Кто старший на объекте?

– Теперь – ты, остальные кто где.

– Остаешься здесь, я на первый подземный, уточнять обстановку. Через три часа, если меня не будет, откроешь восьмую капсулу с Кирилловым, дальше по обстановке.

Вышел из комнаты, дежурное освещение в режиме тревоги. На полу мигают ярко красные указатели в направлении эвакуации. Дошел до лифта, работает. Поднялся на минус первый уровень, дошел до комнаты дежурной смены. Мое появление неожиданным не было. Капитан в камуфляже, поднялся навстречу, протянул планшет для опознавания. Приложил левую руку, появилось мое фото на экране с указанием статуса. Он посмотрел на планшет потом на меня.

– Товарищ майор за время дежурства…. – и осекся. Он был немного не в себе. Взъерошенный вид, красные от напряжения или недосыпания глаза. Неуверенный голос.

– Капитан, как тебя зовут?

– Валентин… Иванович

– Вот что Валентин, вскрывай аптечку и сделай себе укол стимулятора. Тебя долго еще не сменят, а спокойного дежурства уже не будет. Ты все сделал как надо. Потом проверь своих подчиненных. Где журнал событий?

– Вот там, – он указал на один из компьютеров на столе.

Подошел, стал изучать записи на мониторе. Длинные столбцы текста с указанием точного времени фиксировали малейшие изменения в жизни объекта и обстановки. Пока изучал, вернулся капитан, посвежел, взгляд более осмысленный.

– Радиопереговоры фиксируете?

– Так точно, товарищ майор, можем вывести на громкую связь.

– Выводи.

Капитан скрылся за дверью радиоузла, комнату наполнили звуки радиопомех и работы сканера. Вышел и извиняющимся тоном проговорил:

–Товарищ майор, переговоров уже нет, могу запись включить.

– Включай.

Вновь скрылся за дверью и в комнате раздались крики. Из динамиков на стене слышались встревоженные, а потом и панические обрывки переговоров на разных языках. Внезапно вклинился разговор на русском:

– Вента – Дону, Вента – Дону, боевая тревога, полста один, повторяю полста один… Системы связи вышли из строя, работаю открытым каналом, компьютерный сбой, тревога полста один. Остановить не можем, компьютерный …

Познаний в других языках, хватило, чтобы определить, что картина почти везде одинаковая. Повсюду в мире люди пытались остановить запуск средств поражения и не могли ничего с этим поделать. Если в начале еще как-то пытались соблюдать правила радиообмена и сохранять спокойствие, то ближе к концу записи панические настроения преобладали. От пожелания гореть всем в аду, до «Храни Вас Господи». Дослушивать не стал, ошибки быть не могло. Глобальная ядерная катастрофа началась, и уже, возможно, закончилась.

Мы были готовы к этому. Точнее мы думали, что готовы к этому. Правда такова, что к этому нельзя быть готовым. Только сейчас, представив в красках, под звуки теряющих контроль над собой и ситуацией голосов я осознавал, что этого быть не должно, но произошло. Где сейчас те политики, которые подвели черту под развитием цивилизации, те олигархи, которые в борьбе за ресурсы и сферы влияния спровоцировали не один локальный конфликт, те военачальники, которые ежедневно утверждали, что именно их армиям ничего не угрожает, те многочисленные сенаторы, депутаты и избранники всех стран и народов, которые кричали с трибун о независимости, лоббируя при этом интересы только своего кармана, многие другие, кто приложил свою руку к тому, чтобы эта катастрофа состоялась. Ответ был, они превратились в пепел и тлен, вместе с большинством населения планеты. Ущерб еще предстояло оценить, но было очевидно, что человечество в прежнем его состоянии перестало существовать, вместе с государствами, экономикой и научным прогрессом, которым так гордились. История начиналась заново, какой она станет – зависит теперь только от нас. Появление капитана вернуло меня к действительности. Он уже какое-то время стоял и наблюдал за мной.

– Протокол день «икс» – задействовали? – спросил его.

– Только первую часть протокола, ждем указаний, – бодро ответил капитан.

– Считайте, что они у Вас есть. Соблюдать радиомолчание. На просьбы о помощи не реагировать, сейчас мы никому ничем не сможем помочь. Все фиксируйте. Копии журнала и переговоров – загрузите в планшет. Через три часа, если обстановка не изменится, снимайте тревогу со всех уровней, кроме надземного и объявляйте общий сбор в конференц-зале минус первого уровня. В остальном соблюдайте протокол.

Я возвращался на нижний уровень, планшет с копиями прихватил с собой. Нет времени объяснять, доказательства – лучше всего.

Как только я появился, Николай вздохнул облегченно.

– Какие новости? Тебя почти три часа не было.

– Без изменений, ошибки нет, вот, доказательства, – показал на планшет. У нас есть время, чтобы все обсудить, потом начнем действовать. Но сначала по людям… как так получилось, что Виталия Семеновича нет?

– Он с Лидией Михайловной позавчера в Питер уехал на объект, вернуться должен был завтра, так что с ними должно быть все в порядке.

– Понятно, будем надеяться, что так. Сколько всего человек сейчас на объекте?

– Тридцать плюс одиннадцать здесь, плюс три дежурная смена, ну и я – итого сорок пять, – посчитал вслух Томский.

– Где еще пятнадцать? Или штаты поменяли?

– Не поменяли, сезон отпусков, десять в отъезде, плюс трое на базе у Борисовича на подготовке. Двое, включая полковника в командировке.

– Думаю людей на базе в расчет пока не принимать, доставим, когда получится. Убежище там месяца на три. Подготовки им думаю хватит, чтобы сразу на поверхность не лезть.

– Согласен. Из ученых всего три человека осталось, Цветков и младшие сотрудники. Когда остальных думаешь с вахты выводить?

– Сейчас смысла нет, только киснуть будут. Протоколом и так предусмотрено выводить по два или три человека за раз, чтобы коллективного помешательства не было. Думаю о первом выходе пока рано говорить, недели две, не раньше. В связи с этим предложение – тебе стать комендантом объекта до прибытия Виталия Семеновича. Я же начну готовить группу для первого выхода на базу Борисовича.

– Не скажу, что рад этому, я же командир боевой группы, не хозяйственник или управленец.

– По этому поводу не сомневайся, есть кое-какие мысли, это не надолго. Мне сейчас будет за всеми не успеть, нужно сосредоточиться на одной задаче.

– Если так, то хорошо. С какого объекта будем начинать?

– От обстановки зависит, даже если сами пройдем – людей надо еще вывести, здесь спешка ни к чему будет. Значит договорились?

– Договорились, – вполне искренне заверил Николай.

– Вот еще что, я дежурную смену в чувство привел, думаю, сменить их надо будет пораньше. Досталось им по полной, до сих пор в мыле.

– Понял, сделаем.

– Вот и хорошо, тревогу снимут, поднимай нас на минус первый, я пока подумаю, кого из них выводить.

Томский ушел, а я остался в тягостном раздумье. Выбор был непростой. Из подразделения в распоряжении одиннадцать человек, плюс трое на базе и я, итого пятнадцать, остальные на других объектах, в расчет пока не берем. Объектов шесть, действовать лучше тройками, не меньше. Вот и получается, что сначала нужно прокладывать маршрут в Питер, а по возвращении на остальные объекты. Для выхода на базу Борисовича мне нужны были Алена и Сомов. Есть смысл Алену пока не беспокоить, а вывести с вахты по возвращении на объект Виталия Семеновича и Лидии Михайловны с Питера, это полгода, может больше. Неизвестно как она отреагирует на их отсутствие. Однако нужна информация об обстановке на поверхности, без выхода из убежища, а лучше нее с этой задачей никто не справится. Если сейчас ее не привлечь, будут осложнения. По поводу Сомова, основной вопрос заключался в том, успел он восстановиться или нет. Показатели капсулы по температуре в норме – тридцать шесть и шесть, но не факт. Значит так, сначала на базу, забираем своих и вшестером в Питер, посмотрим, насколько возможен сам факт эвакуации, дальше по обстановке. Сомнения насчет Алены пропали, я достал ключ из сейфа.

Алена сидела и смотрела на планшет в своих руках, по которому шли столбцы текста из журнала событий. Я обошелся без стандартной процедуры проверки, она и так меня узнала и поцеловала. На вопрос «Что случилось?» – просто передал ей планшет. Когда начались радиопереговоры, она напряглась, вслушиваясь. Пару раз прокрутила назад отрывок и прошептала

– Водолей.

– Не понял. Воды принести? – подумал, что ослышался.

– Я сама не поняла, вот по-китайски несколько раз упоминается «Водолей», не позывной, точно. Может система какая-то. Они первые тревогу забили, похоже, что сбой у них начался. Очень интересная запись, надо ее изучить обязательно. Маме уже показывали?

Я с ужасом ждал вопроса про родителей, так как гарантии, что они в безопасности у меня не было и оказался просто не готов

– Понимаешь… Алена, их здесь нет, – ее лицо закаменело. – Ты не волнуйся, они в Питере.

Если можно было как-то по-глупому сообщить эту новость, то я это сделал. Мысленно обругал себя, за то что не подготовил речь и торопился исправиться. – Они позавчера уехали на объект, должны были вернуться завтра, так что должны быть в безопасности.

– И папа тоже? – она выделила главное из моей сбивчивой речи.

– Да, милая, мы сразу пойдем за ними, как только это станет возможно, – я обнял ее за плечи.

Алену это не успокоило, слезы лились по щекам, плечи вздрагивали. Я не знал куда мне деваться от жалости, но помочь сейчас я ничем не мог. Подождал, пока успокоится.

– Питерское убежище в зоне поражения, если они там, то пятьдесят на пятьдесят…, если нет…, то тогда еще хуже.

Я удивился ее способности рассуждать здраво, слишком много на нее свалилось. Понял, что не ошибся, без нее не обойдусь.

– Надо с ними связь установить, теперь скрываться незачем.

– Через месяц-два, раньше не получится. Если только спутник и то без гарантии, неизвестно что из группировки уцелело.

– Это по твоей части, справишься? – надо было ее отвлечь от тяжелых дум.

– Справлюсь, что с остальными? – кивнула в сторону капсул.

– Вот тут вопрос. Всех одновременно выводить нельзя, да и смысла нет, нужен пока только Сомов.

– И в чем проблема?

– Как думаешь, восстановился или нет за это время?

– Уверена, что да. После тяжелого ранения был случай, за год восстановился, это в девяностых. Тоже думали, что потеряли. В крайнем случае, можно будет закрыть в капсуле заново, но думаю, не понадобится.

Долго обсуждать не стали, подошел к одиннадцатой капсуле, приложил ключ. Верхняя часть медленно поползла вниз, складываясь подобно ракушке. Сомов предстал во всей красе, кроме плавок на нем ничего не было. Его отправляли на вахту с тяжелым ранением, поэтому скафандра не было. Об этом я как то не подумал. Алена тактично отвернулась.

– Оп-па, где это я, командир? – Сомов порадовал меня оригинальностью первого вопроса. – И где моя одежда, что-то пляжа здесь не вижу. Что за штуковина, – спросил указывая на защитное поле. Алена, чего отвернулась? Почему я здесь?

Вероятно, вопросов будет много, на все сразу и не ответишь.

– Миша, ты как себя чувствуешь? – поинтересовался я

– Да в норме все, командир, как заново родился, – бодро вещал Сомов, разминая руки.

– Присядь пару раз, резких движений пока не делай.

– Как скажешь, командир, – он энергично присел пару раз и подпрыгнул.

Чувство долга Алены взяло верх над застенчивостью, она повернулась, наблюдая за Сомовым.

– Здравствуй, Миша, с Днем Рождения, – подошла, взяла за руку, считая пульс. Осмотрела суставы, позвоночник, стопы. Не удержалась и поцеловала Михаила. – С тобой на вид все в порядке. Как я рада за тебя, ты не представляешь.

Наблюдать за тем, как Алена целует здоровенного детину, да еще в таком виде, зрелище не для слабонервных. Сомов густо покраснел.

– И тебе привет, красавица, если бы не ты…. Рассказывайте. Судя по внешнему виду, задание вы выполнили, а вот я… ничего не помню. Удар… потом палатка… Алена…, снилось, что умер…

– Миша, не торопись умирать, еще успеем, давай по порядку…

– Ты тоже выполнил, мы вместе в комнате боевого дежурства на вахте, – попыталась объяснить Алена.

Я принялся подробно рассказывать все события, которые произошли за время его отсутствия. Он старался не перебивать, лишь иногда задавая вопросы. Алена дополняла мой рассказ. Я давал ему время придти в себя, стараясь отсрочить тот момент, когда придется сообщить главную новость о наступившем апокалипсисе.

– Сам понимаешь, выбора у меня не было, и возможности спросить твоего согласия на вахту тоже, – закончил я свой рассказ.

– Спасибо, командир. Ты все правильно сделал, – поблагодарил Сомов

– Теперь главное… день «икс» наступил, – я смотрел на его реакцию.

– Я уже понял, – он рукой показал на экран монитора. Он был абсолютно спокоен.

На экране ниже даты и времени, крупными красными буквами светилась надпись: «ПРОТОКОЛ «Х» ЗАПУЩЕН. БОЕВАЯ ТРЕВОГА». Такой реакции я не ожидал, значит действительно с ним все в порядке. Видимо, во время подготовки, там, в убежище, все перегорело, эмоций не осталось…

– Кормить тут когда обещают? – он демонстративно посмотрел по сторонам.

Поесть не мешало бы, чувство голода напомнило о себе. За всеми событиями я только выпил пару стаканов воды в комнате дежурной смены, позабыв про него. Алена тоже, наверняка голодная.

– Сейчас что-нибудь придумаем,– собрался было на выход, но зазвучал сигнал тревоги, защитное поле начало менять цвет.

«ВНИМАНИЕ. ИЗМЕНЕНИЕ УРОВНЯ ПОМЕЩЕНИЯ», – сообщил механический голос. Комната плавно двинулась вверх. Стояли, напряженно вслушиваясь в тишину, но ничего не слышали. На лице Сомова читалось удивление, но вопросов не последовало.

«ВНИМАНИЕ. МИНУС ПЕРВЫЙ УРОВЕНЬ. ИЗМЕНЕНИЕ УРОВНЯ ЗАВЕРШЕНО», – сообщил тот же голос. Защитное поле еще какое-то время было в боевом режиме, потом перешло в пассивный.

– Чует мое сердце, что много пропустил, – сокрушался Сомов. – Расскажете про все это? – обвел рукой комнату.

– Конечно, Миша, расскажем, всему свое время, – ободрила его Алена.

Оказавшись, таким образом, на верхнем уровне, все занялись своими делами. Алена ушла на кухню, нужно было что-то приготовить изголодавшейся за два года команде. Сомов привыкал к скафандру, или наоборот. Я помог ему надеть его, объяснил вкратце и отправился на поиски Томского. По пути попадались знакомые лица, коротко приветствовали, не пытаясь остановить. Настроение у всех было подавленным и с этим нужно было срочно что-то делать. В конференц-зале уже собрались несколько человек. Николая нашел в комнате дежурной смены.

– Константин Сергеевич, все по плану, обстановка без изменений, – встретил меня докладом. – Эфир молчит. Тишина. Последние события на поверхности зарегистрированы более трех часов назад. Общая тревога снята. Повреждений или ущерба пока не выявлено. Персонал осматривает свои зоны ответственности, общее собрание через час.

– Настроение?

– Шок. В разной степени, кто-то уже пришел в себя, – уточнил он. – Есть мысли по этому поводу?

– Надо людям дать время, одиночные передвижения ограничить, наблюдать. Ну и постараться быстрее ввести в рабочий режим. С вахты выведено два человека помимо меня, капитан Цветкова и старший лейтенант Сомов, находятся в расположении.

– Это хорошо, Михаил Дмитриевич уже интересовался. Настаивает на медосмотре.

– Сомова отправлю после собрания, сами позже пройдем.

До общего собрания успел перекусить, за столом обсудили ближайшие планы, без подробностей. Новость о предстоящем медосмотре Сомова огорчила. Итог подвела Алена.

– Миша, это необходимо. Или ты от нас что-то скрываешь?

– Да нет, просто не люблю обращаться к медикам.

– Тогда без разговоров, после собрания – в медблок, я провожу.

На собрание едва не опоздали. Стоило нам появиться, разговоры притихли, повисла гробовая тишина. Сомов в скафандре, казалось подпирает головой своды. Черный атлант, да и только. Вид группы людей в боевых скафандрах, пусть и без оружия, произвел хороший эффект. Видимо осознали, что ситуация под контролем. Наступил тот самый день, к которому так долго готовились. Только вот отсутствие главы проекта многих беспокоило. Томский, замолчавший с нашим появлением, передал слово мне. На меня смотрели три десятка мрачных и сосредоточенных лиц, признаков паники или неконтролируемых эмоций не было.

– Рад вас всех видеть живыми и здоровыми, – начал я без предисловий. – День «икс» наступил. Как старший по должности, до прибытия командора, управление объектом беру на себя. Комендантом временно назначен майор Томский. Руководители направлений доложите о результатах осмотра по зонам ответственности.

Собрание вошло в деловое русло. Руководители по очереди докладывали о положении дел. Проблем, как и повреждений не наблюдалось. Каждый доклад заканчивался вопросом на ту или иную тему. Пока не отвечал, только фиксировал. Когда последний доклад закончился, я продолжил, отвечая сразу на все возникшие вопросы.

– Режим боевой готовности не снят, на случай наступления дня «икс» у всех руководителей есть соответствующие протоколы, которые необходимо задействовать. До снятия режима боевой готовности, одиночные передвижения за пределами профильных блоков исключить. При возникновении вопросов обращаться сначала к майору Томскому. Все необходимые меры для сохранения целостности и живучести объекта уже приняты составом дежурной смены. Руководителям направлений – проверить, при выявлении угроз докладывать немедленно. Проверить минус второй уровень на предмет расконсервации в течение трех месяцев. Проверить готовность служб к выходу боевых групп на поверхность и приему первой малочисленной группы укрываемых в течение месяца. К запуску узла связи и наблюдения приступить немедленно, работу возглавит капитан Цветкова. Еще раз повторюсь, это не учения. Информации мало, по мере поступления новых данных будем доводить, общие собрания – еженедельно. Совещания с руководителями направлений – ежедневно и по мере необходимости. В качестве первичной информации и подтверждения сказанных слов пока только записи переговоров и показания измерительных приборов.

С этими словами я включил запись на планшете на максимальную громкость, тишину зала наполнили уже знакомые звуки переговоров. После получасового прослушивания выключил. Для общей картины достаточно, обстановку нагнетать не следует. Еще через полчаса, после обсуждения менее значимых и бытовых вопросов стали расходиться. Михаил Дмитриевич увел с собой Алену и Сомова, я пообещал зайти к нему завтра, как освобожусь. Недовольно побурчал, но согласился. Томский вызвался стать инструктором Сомова и ознакомить его с боевыми возможностями скафандра.

На следующие сутки убежище затихло в ожидании. В общей столовой практически никто не появился, повар пожаловалась на напрасно израсходованные продукты, все пока пользовались возможностями кухни внутри своих блоков. Это было не разумно с точки зрения расходования ресурсов, однако в сложившейся ситуации, возможно, позволяло отвлечься.

Медкомиссия для нас троих закончилась благополучно. Заключение совершенно здоров в отношении Сомова нас порадовало, как и его самого. Михаил Дмитриевич не переставал удивляться этому факту, хотя сталкивался с таким эффектом и ранее, в том числе и на себе самом. У меня, как и у Сомова пропали все шрамы и следы ранее полученных травм и ранения, на это я сразу внимания не обратил, не до того было.

Для того, чтобы быстрее ввести Сомова в курс дела, передал ему ноутбук с информацией, права пользования у него оказались ограничены. Многие файлы оказались недоступны. Впрочем, это не помешало ему достаточно быстро вникать во все вопросы, которыми интересовался, периодически получая от нас необходимые пояснения. От возможностей скафандра он был в полном восторге. Томский сообщил мне, что обучение по ускоренной программе завершено.

Со связью и телеметрией оказалось сложнее, как потом выяснилось намного сложнее. Алена привлекла оставшихся людей из научного отдела для обработки имеющейся информации о событиях на поверхности. По данным глобальной системы необходимо было определить приблизительные координаты и мощность ближайших взрывов, оценить вероятность и степень заражения, составить прогноз по развитию обстановки. Эту работу полностью взял на себя Михаил Дмитриевич с помощником. Алене с другим помощником удалось запустить зарезервированную систему наблюдения и мониторинга окружающей среды, что позволило начать получать достоверные данные об обстановке. К сожалению, имеющиеся камеры четкой картины не давали, разрешение было слабым, кроме того в воздухе была серая пелена от дыма и пепла. Пепел, скорее всего, был от лесных пожаров, потому что в тепловизионном режиме вокруг наблюдались несколько крупных очагов возгорания. По поводу радиоактивных осадков информации не было. Приборы дистанционного контроля выдавали значения, в несколько раз превышающие допустимые, но при этом уровень радиоактивного заражения постоянно повышался. Возникла необходимость замены части приборов и камер, что было запланировано на первый выход на поверхность. Пока это было невозможно. Аварийный радиоприемник фиксировал только помехи, поэтому с развертыванием резервных радиостанций решили не торопиться. Иначе дело обстояло со спутниковой связью.

Имеющиеся координаты спутников не помогли, связь установить не получалось. Причиной могло быть что угодно, выход из строя, или намеренный вывод, утрата контроля, изменение орбиты, помехи в атмосфере и еще десяток причин, точно было неизвестно. Не отвечали и спутники наблюдения, с помощью которых мы рассчитывали получить информацию глобального характера в местах расположения других объектов, наличии и количестве зон заражения, записи событий, метеоданные. Не имея таких данных разведка маршрутов эвакуации могла затянуться надолго, а это ставило под угрозу выполнение главной задачи. Алена предпринимала все более активные действия, но безрезультатно. Когда появилась угроза демаскировать местоположение убежища, я приказал свернуть работы до особого распоряжения. Нужно было выждать время. Алена негодовала по этому поводу, но вынуждена была согласиться. Попытка отыскать какую-либо информацию по этому вопросу в системе или сейфе Виталия Семеновича наткнулась на отсутствие соответствующего уровня доступа, в первый раз за все время. Ни у кого из руководителей направлений такого уровня доступа тоже не оказалось. Необходимость возвращения руководителя проекта была очевидной.

Это обстоятельство выбило Алену из привычной колеи и больно ударило по профессиональному самолюбию. Она не справлялась со своей задачей. Мои уговоры и увещевания Михаила Дмитриевича не помогали. Она целые дни напролет проводила либо в научном блоке, либо на узле связи, при этом стала мрачнее тучи и готова была обвинить себя во всех грехах с начала времен. Через неделю мне это надоело. Я пришел в ее комнату под вечер и застал уже привычную картину. Она сидела за столом с воспаленными глазами, обложившись справочниками, графиками и распечатками и терзала клавиатуру компьютера.

– Алена привет. Сильно занята? – она даже не встала, чтобы встретить меня и поцеловать, как это обычно бывало.

– Да, привет. Зайди попозже, если не срочно, занята… – сказала, не отрываясь от компьютера.

– Это срочно, – я не сдавался.

– Что случилось? – она наконец-то обратила на меня внимание.

– Ничего хуже того, что уже произошло.

– Так, прекрати, если просто поговорить, то потом, сейчас некогда, – собралась вернуться к своему занятию, но я не дал.

Я подошел и развернул ее вместе со стулом в свою сторону.

– Алена, послушай меня, не важно, что произошло, важно, что происходит. Ты уже неделю нормально не разговариваешь. Если причина в работе, я отстраню тебя от этой работы навсегда.

– Ты прав, но я должна…

– Ты не должна сутками биться над неразрешимой задачей, отойди и посмотри со стороны. В твоей компетентности никто не сомневается, если тебе это не удалось за неделю, значит этого не сможет сделать никто. Переключись и отдохни, попробуем позже, время позволяет.

– Ты не понимаешь, – она выдохнула.

– А ты объясни, вдруг пойму, – я хотел, чтобы она выговорилась.

– Послушай, такое может быть, я имею ввиду отсутствие связи со спутниками, а я опробовала сотни вариантов, только если неисправна аппаратура, но она исправна. Прими это за аксиому. Все спутники разом не могли выйти из строя, как и сменить свои координаты. Объяснение этому только два и одно невероятнее другого. Либо земля перевернулась, либо мы утратили контроль над всей спутниковой группировкой. Я скорее поверю в первое, потому что вся группировка никому не нужна, нужны отдельные ее элементы, я не знаю, кто вообще мог бы это сделать даже в теории. Теперь ты понимаешь, о чем речь?

– Может все-таки аппаратура? – предложил я свой вариант.

– Диагностика показала, что нет, часть аппаратуры мы заменили. Возможно неизвестное повреждение выдвижного антенного модуля, но для этого мне надо попасть на поверхность и лично осмотреть его. Есть еще вариант установить связь по открытому каналу, но это может нас демаскировать.

– Нет, этого точно делать пока не нужно. Дождемся первого выхода, осмотрим антенну, после этого уже сможем что-то решить. Договорились?

– Договорились. Тогда завтра надо выходить на поверхность, – не унималась она.

– Так не пойдет, – я остудил ее пыл, – выход будет не раньше, чем начнет снижаться фон, пока он держится на пике. Мало того, если уровень вырастет до опасных значений, мы будем сидеть и ждать, пока он не снизится. Я не имею права ставить под угрозу выполнение основной задачи. Установление связи такой задачей не является. Понятно излагаю?

– Вполне. Значит, мы будем сидеть и ждать, пока там….

– Совершенно верно. В трусости меня еще никто и никогда не мог упрекнуть, – я встал и вышел из комнаты.

Не скажу, что ее последняя фраза меня задела, скорее специально пошел на обострение, чтобы отвлечь ее. Пусть теперь займет голову другими вещами. Это возымело свое действие, немного погодя она пришла с извинениями за свое несносное, как она выразилась, поведение и осталась до утра, первый раз за все время после вахты.

Томский прекрасно справлялся с организацией жизни в убежище, с легкостью решая казалось бы самые неразрешимые вопросы. Все другие поручения тоже выполнялись. Михаил Дмитриевич готов был уже представить результаты своей работы, когда на одиннадцатый день меня срочно вызвали на узел связи. На мониторах системы наблюдения рассеялся дым и туман, стала просматриваться окружающая местность. Не теряя времени, попросил вывести картинку на большой экран в кабинете полковника и пригласить туда всех из группы и главу научного отдела.

Через пять минут все, включая меня, стояли в кабинете и смотрели на большой панорамный экран, пытаясь рассмотреть подробности. Обгоревшие остовы деревьев на всем обозримом пространстве, низкое свинцовое небо, нависшее над ними и снег на земле. Никто не ожидал увидеть цветущие поляны и порхающих бабочек, но это было уже слишком нереально. Мозг отказывался принимать новую картину мира, казалось, что сейчас пойдут титры и фильм ужасов закончится. Тем более что мы знали, что до ближайшего эпицентра три сотни километров.

– Снег, не рано ли для сентября? – первым нарушил молчание Сомов.

– Это не снег, – ответил Михаил Дмитриевич. – Температура плюсовая, скорее всего это пепел или сажа.

– А разве бывает белая? – не унимался Сомов

– При высоких температурах бывает серая, картинка то черно-белая.

– Цветная, – добавила Алена, но от этого красок не прибавилось.

– Может объективы загрязнены? – предложил свой вариант Михаил Дмитриевич.

– Тогда все еще хуже, чем на изображении, – закончила обсуждение Алена.

– Собственно за этим вас и позвал, – начал я свой монолог, – в пределах видимости опасности нет. Показатели уровня радиационного заражения снижаются третий день подряд. Есть предложение организовать выход на поверхность, для решения технических задач и разведки в доступном радиусе от объекта. Необходимо также осмотреть выходы и вентиляционные шахты по мере возможности. Какие будут мнения по этому поводу?

– Принципиальных возражений нет, – ответил за всех профессор, – но только после того, как все ознакомятся с результатами работы научной группы. – Он положил на стол стопку листов обычного формата.

– Михаил Дмитриевич, мы обязательно ознакомимся и учтем ваши выводы, а пока нельзя ли в двух словах? – я хотел, чтобы все присутствующие слышали это из первых уст.

– Можно, почему бы нет, только в двух словах не получится, – он задумался. – Эпицентры ближайших к нам взрывов предположительно ядерных зарядов средней мощности находятся на удалении 280-300 километров от убежища, это хорошая новость. Плохая заключается в том, что мы находимся почти в центре треугольника, вершинами которого являются эпицентры взрывов. Поэтому мы наблюдаем увеличение уровня радиоактивного заражения местности. При проектировании этого убежища такие факторы, как роза ветров и выпадение осадков у подножия гор в расчет видимо не принимались или сознательно игнорировались. В результате имеем радиоактивные осадки при любом направлении ветра. По нашим прогнозам, половина этих осадков уже выпала. Другая половина выпадет в течении ближайшего месяца. Поэтому возможно увеличение степени заражения до средней или умеренной, так называемый кумулятивный эффект радиационного заражения. Другими словами наличие трех эпицентров приблизило нас к очагу заражения почти в три раза, это надо учитывать. Также отмечу, что район нашего убежища не является густонаселенным, следовательно, не был объектом массированной атаки. О ситуации в более отдаленных районах при отсутствии проверенных данных со спутников, можно только догадываться, но рискну предположить, что при планировании маршрутов следует избегать стратегически важных и густонаселенных в прошлом районов. С учетом географии страны с уверенностью можно сказать, что чем севернее, тем безопаснее будет маршрут, за исключением уже обозначенных районов. К этому следует добавить вероятность техногенных катастроф на АЭС и химических заводах и высокую степень загрязнения устьев рек. Без проверенных данных со спутников я не рекомендовал бы планировать дальние спасательные операции. При наличии таких данных мы уйдем из области предположений и неоправданного риска к расчетам и планированию. Это в двух словах.

Алену снова начинало терзать чувство вины, Сомов и Томский молчали. Возразить было нечего, научный отдел не зря ел свой хлеб.

– Я Вас понял, тем не менее, мы начинаем действовать. Если не получим данных со спутников, придется вести разведку старыми, проверенными способами с учетом ваших рекомендаций. Первый выход планируем на завтра, состав три человека, я – старший, Сомов и Егорова со мной. Подготовьте все необходимое. Длительность и радиус разведки определим на месте, по обстановке.

Все, как по команде повернулись ко мне. Причину понял не сразу. Алена улыбалась. Раньше я ее называл по девичьей фамилии и в документах она значилась как Цветкова, но я то знал, что она уже Егорова, а другие нет. Оговорился и тут же пожалел об этом.

– Интересно получается, молодые люди, почему об этом я узнаю случайно? Почему меня не пригласили на свадьбу? – Михаил Дмитриевич не обращал внимания на присутствие остальных.

– Профессор, я вам потом все расскажу, – попыталась оправдаться Алена.

– Вот так и знал, что-то утаят, – проворчал Сомов – Я Вас поздравляю, как говорится совет да любовь.

Томский воспринял эту новость философски, и тоже поздравил, но последнее слово было за профессором:

– Буду ждать с нетерпением.

– Извините, я оговорился. Но раз уж так вышло, я думаю, менять ничего не надо, хотя после замужества Алена и взяла мою фамилию. За поздравления – спасибо. А свадьбы не было, не успели сыграть до вахты.

Все получили исчерпывающие ответы и вышли из кабинета, Алена осталась.

– Глупо вышло, я не специально.

– Да нормально вышло, как еще, а с дедом я поговорю, простит, – уверенно заявила она.

– Давно хотел спросить, почему Лидия Михайловна не поменяла фамилию?

– Долго объяснять, в основном дед был против, научная династия и все такое.

– А как же теперь ты?

– А это мое решение, мама это мама, а я это я, – сказала как отрезала.

– Понятно, закрыли тему Егорова. Пошли готовиться. Завтра тяжелый день.

С утра начались сборы. Алена выставила на вход несколько контейнеров с аппаратурой и инструментами, нужно было восстанавливать часть системы охраны и наблюдения, установить камеры высокого разрешения и антенны. Когда я оценил объемы подготовленной ноши, возникли сомнения, что это все можно унести за один раз. На помощь пришел Сомов, без особых церемоний он уложил это все в два огромных мешка, перекинул через плечо связку кабелей, примерился к мешкам, удовлетворенно заключил:

– Пойдет.

– Оружие брать не собираешься? – задал я ему вопрос на засыпку.

– Командир, я в этом скафандре с танком справлюсь голыми руками, пистолет возьму… на всякий случай.

– Договорились, я «Выхлоп» прихвачу для тебя.

Если не считать аппаратуры, которую Алена подготовила заранее, времени на сборы ушло намного меньше, чем на подготовку к выходу из убежища на базе. Заранее обсудили маршрут и порядок действий, навигация и спутниковая связь не понадобятся. С учетом того, что ситуация со спутниковой связью оставалась не выясненной, решили не рисковать. Эти функции предварительно заблокировали. Через час уже были готовы. Транспорт не понадобится, оружие по минимуму. Томский остался наблюдать за нами в мониторы в комнате дежурной смены, все необходимые инструкции получил. Помощник Алены занял место на узле связи, в готовности настраивать устанавливаемую аппаратуру. Михаил Дмитриевич расположился перед панорамным экраном в ожидании трансляции.

Мы стояли в шлюзовой камере надземного уровня, перепроверяя герметичность скафандров и работу систем жизнеобеспечения. Еще раз проверили оружие и наличие всего необходимого. Пульс зашкаливал, система мониторинга физического состояния выдавала предупреждение, предлагая ввести успокоительное средство, отклонил. Переговоры ближней связи были без искажения, я слышал одновременно голос Сомова и Алены, доложивших о готовности. Герметичные двери разошлись в стороны и мы вышли на горное плато перед главными въездными воротами.

Система мониторинга окружающей среды тут же выдала средний уровень радиационного заражения и индивидуальный счетчик начал отсчитывать получаемую дозу радиации медленной сменой цифр в шестом порядке после нуля и запятой. В воздухе обнаружилось присутствие продуктов горения и превышение уровня угарного газа. При замкнутом цикле дыхания нам это не угрожало. Эти сведения проходили по краю сознания, если бы была высокая степень угрозы, надписи на внутренней поверхности защитного стекла шли бы красной строкой, а система выдала бы сигнал тревоги. Главное внимание было обращено в сторону леса, точнее того, что от него осталось. Панорамный экран в кабинете просто был не в состоянии передать этого. Насколько хватало взгляда, до горизонта расстилалась серая равнина с небольшими перепадами высот. На этой равнине группами черных кораллов возвышались обгоревшие остовы деревьев, но большую площадь занимали пустыри и горы пепла, под которыми угадывались еще тлеющие завалы. Низко нависающие и давящие на сознание черные тучи на юге отражали далекое зарево пожара. По всему горизонту тонкой полосой висел густой туман или дым. От прежней маскировки дорог, как и от самого леса ничего не осталось. Перед глазами раскинулась сеть дорог в разных направлениях, которые угадывались по ровному слою пепла и головешкам по обочинам. Сколько мы так простояли, я не знаю. К этому нужно было привыкнуть. Это был не просто клочок сгоревшего леса, это были останки старого мира. Такая картина, скорее всего, была повсеместно. Что сейчас можно было увидеть на месте мегаполисов, даже думать не хотелось. Пора было приниматься за работу.

– Профессор был прав, это древесный пепел, – подал я голос.

– С примесью радиоактивных осадков, – поправила Алена, уровень радиации зашкаливает, я возьму пробы.

– Пожалуй, в этом скафандре без проблем можно и в эпицентре прогуливаться, – добавил Сомов.

– Такой задачи не стоит, за работу, – разговаривают, значит готовы, подумал про себя.

Повторять не пришлось. Сомов начал разносить аппаратуру по точкам, прихватив с собой титановую раскладную лестницу, не везде можно было обойтись без нее. Мы с Аленой направились к выдвижному модулю спутниковой связи. Внешне с ним все было в порядке, Алена подключила приборы контроля, еще раз проверила, ошибки не было. Сомов доложил, что начинает развертывание охранной системы вместо утраченной во время лесного пожара. Пошел помогать ему. Алена занялась заменой камер наблюдения. На развертывание и настройку ушло два часа, к нашему приходу она тоже заканчивала. Дальнейший осмотр запасных выходов и вентиляционных шахт затянулся. Даже при наличии схемы их отыскать было непросто, и это с учетом того, что однажды я уже проходил по этому маршруту с Кирилловым. Следов повреждений на них не было, они были надежно защищены. «Омега-центр» сейчас находился в полностью автономном режиме. Как ни странно, на поверхности мы решили не задерживаться, ноги сами ускоряли шаг на обратном пути. Проверили ближнюю радиосвязь с узлом связи, с помехами, но была, работать можно. Еще раз огляделись, вроде ничего не оставили, все задачи выполнили, поспешили вернуться обратно. В целом выход на поверхность прошел успешно, если не считать исправного модуля спутниковой связи. Вроде это обстоятельство должно было радовать, но вышло наоборот. Я это видел по настроению Алены, она снова погружалась в раздумья, забывая следить за окружающим, пришлось немного встряхнуть ее. Вроде подействовало.

Дальнейшее обсуждение этого обстоятельства, с привлечением Михаила Дмитриевича привело к такому результату – вероятно, недооценили значение облачности с радиоактивными частицами и многочисленные поражающие факторы серии ядерных взрывов. Алена при этом отстаивала свою точку зрения, рассказывая о совершенном устройстве тех спутников, с которыми она пыталась установить связь. Пришли к компромиссу. Решили попытаться установить связь с любым из спутников во время эвакуации людей с базы, чтобы не демаскировать «Омега-центр». Даже если будет установлено местоположение по передающему сигналу, доразведку из-за сплошной облачности провести невозможно, а на расстоянии более двухсот километров, это объекту не угрожает. Попытки установить радиосвязь с убежищем на базе ни к чему не привели. Аварийный приемник по-прежнему кроме помех ничего не регистрировал. Выход на базу решили не откладывать и назначили на следующий день.

В этот раз без транспорта было не обойтись. Никакие аргументы о высокой проходимости и повышенных защитных свойствах более современной техники не могли убедить Сомова отказаться от привычного БТР. Решил довериться специалисту, как оказалось в последствие, не напрасно. С вечера все было готово. Выезжать решили пораньше, неизвестно сколько времени займет разведка и сама эвакуация, какие при этом могут возникнуть препятствия. При разработке маршрута, который и так был уже известен, выяснились немаловажные детали. В отчете профессора были примерные координаты предполагаемых ядерных взрывов на поверхности. При переносе на карту выяснилось, что один из них находится всего в пятидесяти километрах от базы в районе за стрельбищем. Координаты другого взрыва совпали с точкой на карте, где мы проводили учебно-боевую операцию по условному минированию. Вероятнее всего эти взрывы не были случайными в результате работы средств ПВО, а были направлены на уничтожение точек РВСН. В связи с малым удалением от эпицентра возникал вопрос о возможности эвакуации в принципе. Не исключено, что придется ограничиться только разведкой и ждать снижения уровня заражения.

Выезд на поверхность происходил через главные ворота. В восемь часов в прежнем составе мы выехали из ворот, остановились на площадке у бункера. Бортовая система радиационного контроля постоянно выдавала сигнал тревоги, пришлось ее отключить. Достаточно было интегрированной системы скафандров. Счетчик дозы продолжал менять цифры, но уже не так резво, как накануне. Корпус БТР значительно снижал вредное воздействие. Алена постоянно наблюдала за показаниями приборов и периодически их озвучивала. Я наблюдал за местностью в оптические приборы по маршруту движения. Пару раз делали короткие остановки для осмотра, не спешивались, необходимости не было. До аэродрома доехали сравнительно быстро, направились к ангару. Бетонное поле было покрыто трещинами и слоем пепла.

Система охраны оказалась не повреждена, однако когда Алена ввела код, двери ангара открылись лишь на метр и застопорились. Свет не загорелся. Изнутри ангара нас обдало жаром, о чем немедленно сообщили системы скафандров. Температура семьдесят градусов, воздух непригоден для дыхания. Оставили Пегаса снаружи, вошли. Внутренность ангара полностью выгорела. Что послужило причиной, короткое замыкание или взрыв топливозаправщика, было непонятно. На месте самолетов и вертолетов была лишь груда искореженного железа. Ворота с внутренней стороны имели многочисленные повреждения.

– Неужели снаружи была такая температура, что защита ангара не помогла? – Алена недоумевала, лица за стеклом было не видно, но голос дрожал.

– Надо проверить остальное, – я направился к воротам в другом конце ангара.

Здесь нас ожидало второе разочарование за сегодня. Консоль системы охраны была исправна, следы копоти и повреждения были только на защитном люке, но моего допуска оказалось недостаточно, система отказала в доступе.

– Кто-то говорил о неограниченном уровне допуска. Как это понимать? – вопрос был риторический. За время после катастрофы я уже второй раз с этим столкнулся и мне это не нравилось. Если так будет дальше смогу ли я выполнить то, что должен? – Оставим вопрос открытым, не думаю, что в ближайшее время понадобится авиация.

Долго горевать над пепелищем я Алене не дал. Мы вышли из ангара. Открытым его оставлять нельзя, однако и закрыть сразу не получилось. Только после того как, мы с Пегасом переключили скафандры в максимальный режим и вручную сдвинули обе створки ворот, получилось запереть на электронный замок и включить систему охраны. В результате таких событий, уровень тревожности начал расти вместе с уровнем радиации, о чем постоянно оповещала система скафандра. В довершение ко всему начинался дождь. Поспешили укрыться в броне. Продолжать движение пока не стали, надо осмотреться.

– Барс, уровень радиации за бортом растет, приближается к опасному, – Алена включила бортовую систему и следила за показателями.

– Принял. Стоим пока на месте. Какие будут предложения? – спросил на всякий случай.

– Командир, надо продолжить разведку, пока нам ничего не угрожает, – высказался Пегас.

– Цифра? – со своего места увидел, как она встрепенулась, я редко к ней так обращался.

– Можно продолжить с остановками, об опасности предупрежу, – отозвалась она.

– Пегас, вести сможешь? Грязный дождь сплошной стеной, – я наблюдал это в триплексы.

– Смогу, но поедем медленно, – предупредил он.

– Тогда вперед, скорость выбирай самостоятельно, торопиться некуда.

Так всегда было в разведке, каждый имеет право голоса, но решение за командиром. Если есть сомнения, прислушайся, возможно кому-то это спасет жизнь. Было плохое предчувствие, но знал точно, что останавливаться нельзя. Дальше двигались можно сказать на ощупь. Никакие приборы тут не помогли бы. Остановиться и переждать тоже не вариант, неизвестно, сколько это продлится.

– Перед мостом остановись, – предупредил Пегаса, – шестое чувство подсказывало, что мы уже рядом.

– А нет никакого моста, – раздалось в шлеме через пару минут, БТР затормозил и немного сдал назад. – Разрушен.

Выходить под кислотный дождь нельзя. В скафандре ничего не будет, а вот отсек БТР потом очистить будет сложно. А списывать по БТРу в утиль после каждого выезда никакого автопарка не хватит.

– Пегас, без моста сможем переправиться? – я ожидал ответа, преодоление водных преград на БТРе мы не отрабатывали, все предусмотреть невозможно.

– Не рекомендую, – подала голос Алена, – Река сейчас как сточная канава, на почве воду ничего не держит, все сгорело. Все стекает в реку.

– Сможем, командир, был опыт. Только лезть в это дерьмо без крайней нужды не стал бы. Чтобы машину подготовить нужно будет выйти.

– Понял, сдавай назад пятьдесят метров. Цифра, пробуй установить связь с убежищем базы, «Причал» вроде, частоты помнишь?

– Пробую, «Причал»-«Омеге», «Причал»-«Омеге», прием, «Причал» ответь «Омеге», прием, – потом замолчала на пару минут и радостно сообщила,– Есть связь!

Мы слышали только ее речь.

– Вывести нас сможешь в канал? – задача была не простая, согласовать три разные сети, но не для нее, через минуту доложила:

– Сургут на связи, переключаю, – щелчок и помехи.

– Сургут – Барсу, прием.

– На связи Сургут, нахожусь на «Причале», нас шесть человек, один трехсотый, нужна помощь, еще вчера, прием.

– Принял, кто трехсотый? Прием.

– Илья, как понял?

– Понял, ждите, будем искать переправу. Отбой связи.

– Цифра давай на внутреннюю, с ними канал не теряй.

– Тут я, – отозвалась Алена, – дед говорит есть брод почти напротив бани, где причал, берег ровный.

Я припоминал широкую поляну, на берегу, мы там были, осталось найти где это.

– Пегас, говори, что нужно сделать для подготовки к переправе, я выхожу наружу искать место, сообщу.

– Воздухозаборник установить, остальное в этой машине на кнопках. Он пристегнут на броне, увидишь.

– Цифра, скажи им, пусть готовятся на выход, защита максимальная, ждут нас внутри.

– Приняла, в воду не заходи, мало ли…

– Отставить. Все по необходимости, – я уже выходил под дождь.

Нашел место сразу, оказалось совсем недалеко, подъехал Сомов. Установил воздухозаборник, пришлось повозиться. Скафандр выдерживал и доза росла не быстро, но система настоятельно рекомендовала покинуть зону заражения. Может быть в другой раз так и сделали бы, можно переждать и вернуться позже, но раненый ждать не станет. Если «вчера» – то дело совсем плохо. Вернулся, закрыл за собой боковую дверь, проверил люки, предупредил на всякий случай:

– Внутри как снаружи, заражено, все приняли?

– Пегас, принял.

– Цифра, приняла.

– Барс, проверь боковые двери, Цифра –люки.

– Проверено, – отозвались хором.

– Тогда поплыли в тапках по … – бормотал Пегас себе под нос, съезжая в воду.

Ко дну не пошли, титановый корпус легко держался на плаву. Тут же обнаружились и недостатки более легкого веса, начинало сносить течением, приходилось плыть к нему под острым углом. Большой уровень воды и течение, сильно загрязненное вспененной массой, больше похожей на кисель, тоже делали свое дело. Я почти физически ощущал, как Пегас борется с рекой. Тревога бортовой системы не умолкала, извещая о высоком уровне радиации за бортом, отключать нельзя. Внутри – уровень приемлемый, сориентировался по показаниям систем скафандра. На преодоление небольшой, казалось бы, речушки ушло минут десять, не меньше. Повезло, что берег напротив был пологий на большом протяжении и уровень воды высокий. Снесло метров на двести, запомнил, на обратном пути пригодится.

Возле убежища нас уже ждал один человек из группы в скафандре. Подъехали почти вплотную, удобнее грузить будет. Высадился, остальным приказал оставаться на месте и ждать

– Сургут? – поинтересовался, подходя к нему,– готовы?

– Да, Сургут. Мы готовы, трое в Демронах, трое в скафандрах. Один сильно пострадал, на носилках. Дед и Татьяна не отходят от него, пока держится.

– Довезем или надо на месте осмотреть?

– Довезем, все, что надо уже сделали. Переправы нет, даже плот сделать не из чего, так бы сами донесли на руках. Но в Демронах не дойдут и ждать нельзя.

– Я понял тебя, это потом. Если готовы, тогда грузимся, убежище закрывайте, еще пригодится. С собой только личное оружие, места мало. Помощь с погрузкой нужна?

– Справимся, командир.

Грузились быстро, молча, аккуратно. Разместились все. Носилки заняли почти половину отсека, один остался придерживать. Убежище закрыли. Личных вещей не брали. Переправа прошла по накатанной. На обратном пути то и дело напоминал Сомову, чтобы не разгонялся, дорога размыта, да и трясти начинало. Доехали в два раза быстрее. На подъезде Алена вышла на связь с убежищем и уже раздавала указания, что, где, как подготовить к приему раненого. В основные ворота нам путь был заказан. Пошли через систему шлюзов, раненого раздели прямо там и переложили в стерильный переносной бокс. Алена убежала вслед за ними, Михаил Дмитриевич за ней не успевал. Деда с Татьяной увели в карантин на обследование. Остальные спустились в блок группы. Можно было перевести дух. А вот БТР оставили на площадке у входа, группе дезактивации теперь предстоит непростая работа, внутри наследили здорово. Не предназначена техника для таких маневров в зоне заражения. Закрылись, преодолели, поехали дальше, без всяких резких движений в самой зоне, как то так, иначе сама техника превратится в очаг заражения. Но в данном случае техника меня интересовала меньше всего.

Я направился в блок, чтобы переодеть скафандр и узнать, как обстоят дела с раненым. С этого дня решено было возвращаться с выходов на поверхность через отдельный вход, напрямую в комнату боевого дежурства. Во-первых, так было ближе. Во-вторых, даже самая совершенная система шлюзов не гарантировала полной очистки, это могла обеспечить только система очистки контейнеров для хранения скафандров. В-третьих, это гарантировало соблюдение стерильности самого убежища.

В результате этого выхода помимо очевидных результатов, были сделаны полезные выводы по организации разведки. Некоторые правила пришлось менять, вносить поправки и изменения. Но главным выводом стало то, что подразделение готово действовать даже в таких условиях. Еще раз мысленно поблагодарил Сомова за настойчивость при выборе транспорта и Алену, за то, что ни единым словом не обмолвилась о попытке установить спутниковую связь, как это планировалось. Мало того, группа стала больше на три человека, на трех бойцов, которые уже успели проявить себя. Все живы и это самый главный результат.

В комнате боевого дежурства оказалось многолюдно, что само по себе уже меня насторожило. Причина выяснилась сразу, когда заговорил профессор.

– Константин Сергеевич, подойдите к тринадцатой капсуле, потрогайте.

Я подошел и приложил руку к корпусу, ничего нового при этом не обнаружил, все взгляды были устремлены на меня. Внутри капсулы находился Илья, выглядел он хуже некуда. Многочисленные ожоги и ссадины, распухшая правая сторона тела, лицо вообще не узнать, глаза ввалились, щеки впали. На вид не скажешь, что ему двадцать лет. Возможно, это меня и отвлекло.

– Вы ничего не чувствуете? – настаивал профессор.

– Ничего, кроме сожаления, мы знакомы с этим юношей. Перестаньте говорить загадками, – я торопил профессора и не догадывался для чего здесь все собрались.

– Ну, как же, капсула…. – теп-ла-я, – по слогам произнес профессор.

Это значило только одно, тринадцатая капсула заработала.

– У нас только один вариант спасти ему жизнь – поместить в капсулу, – продолжал профессор, – Повреждения весьма серьезные, можете ознакомиться, – он протянул мне планшет.

Я взял его в руки, но смотреть не стал, только спросил:

– Чего тогда мы ждем?

– Такое решение я принять не могу. Вопрос о размещении в капсуле решается коллегиально, без Виталия Семеновича это невозможно…– я не дал ему договорить.

– Зато я могу. Вы уверены, что капсула работает? Илья готов?

– Уверен, я этого сорок лет ждал. Пациент тоже готов …– дослушивать не стал.

Открыл сейф достал ключ, подошел к капсуле, поместил шар в углубление, капсула начала закрываться. Еще раз посмотрел на Илью, никакой реакции не было. Его могло спасти только чудо, на это и надеялись. Никто не пытался мне помешать.

– Свершилось, это же в корне все меняет, не может быть… – бормотал профессор, но я почти его не слышал.

Когда капсула закрылась, я повернулся.

– Что вы говорили про коллегию, кто для этого нужен? Считайте что я за Виталия Семеновича.

– В принципе, если так, то все здесь, – неуверенно произнес профессор, явно занятый своими мыслями.

– Тогда голосуем, кто за такое решение? – я поднял руку.

Вслед за мной подняла руку Алена, видимо за Лидию Михайловну. Потом подняли руки Томский и профессор. Остальные члены группы наблюдали.

– Вот и замечательно, – я убрал артефакт обратно в сейф.

Посмотрел на монитор, капсула действительно работала, на мониторе отображались ее показатели.

– Алена, внеси данные о капсуле в систему, а вы профессор, будьте добры, расскажите, как это все получилось.

Он стал морщить лоб и тереть переносицу, пытаясь сосредоточиться.

– С уверенностью сказать не могу…, но предположения у меня есть… Вероятнее всего … пусковым механизмом послужила радиация. Да, радиация, по-другому быть не может. Мне и в голову не могло придти такое за годы исследований. Разве кто-нибудь в здравом уме стал бы помещать радиоактивные материалы в капсулу? У Ильи высокая степень поражения радиацией. У меня только такое объяснение. И гарантий я никаких не даю, подобные опыты не проводились.

Из дальнейших объяснений я узнал, что при осмотре Ильи все сошлись во мнении, что шансов у него нет, кроме капсулы. Перенесли его в комнату боевого дежурства, положили в нерабочую капсулу и послали за мной, чтобы решить, что дальше делать. Тут профессор и обратил внимание, что температура капсулы стала меняться, а значит, она заработала. До моего прихода проверили уровень радиации в комнате, который оказался повышенным, источником оказался Илья. Я внимательно слушал, но выводы было делать рано. Профессор же был в явно приподнятом настроении, ситуация с нерабочей капсулой, которая полностью лежала на его ответственности мертвым грузом не один десяток лет, успешно разрешилась совершенно случайно и сама собой.

Надежды на отдых разрушились, когда на выходе нас остановил Михаил Дмитриевич и настоял на трехдневном карантине в стерильном боксе уровнем ниже. Туда же были помещены все, кто вернулся с поверхности. Никакие уговоры на него не действовали, я престал запираться, когда Алена поддержала профессора. Всего в боксе оказались восемь человек, из них две женщины. Когда вошел, меня встретил Аркадий Борисович и Татьяна, первым делом начали благодарить. Татьяна снова расплакалась, Борисович отвел ее под опеку Алены и вернулся. Им уже рассказали о том, что Илья в безопасности и увидят они его не скоро. Понятно, что Татьяне всех деталей сказать не могли, придумали версию про медицинский бокс. На мой взгляд, это было лишним, но вываливать ей поток сложной для понимания информации никто не хотел, да и Борисовичу тогда многое пришлось бы объяснять. С учетом того, что они уже пережили, это было уже слишком. Аркадий Борисович подробно обо всем мне рассказал, а Сургут потом дополнил.

Благодаря системе оповещения проекта им хватило времени укрыться в убежище. Сургуту с товарищами это было делом привычным. А вот Ильи не оказалось на месте, поиски ни к чему не привели. Сохранялась еще надежда, что тревога учебная или произошла ошибка. Аркадия Борисовича пришлось уводить едва ли не силой. Только благодаря обещанию Сургута найти его во что бы то не стало, при первой возможности, это удалось. Сомнения развеялись, когда одна из камер наблюдения зафиксировала гриб ядерного взрыва на горизонте, в стороне стрельбища, а приборы контроля сообщили о высоком уровне радиации. На следующий день Сургут вышел на поверхность, никого с собой брать не стал. Заменил камеры и начал поиск Ильи. Без скафандра об этом можно было даже не мечтать. Илью он нашел через три часа в подвале казармы, двигаться тот уже не мог. Спасло его то, что в подвале хранились защитные комплекты и Илья успел один из них на себя надеть. Сургут принес его на себе, после чего Аркадий Борисович престал видеть в нем врага, заставившего бросить любимого внука. Головой он понимал, что ничего сделать не смог бы и оказался бы в таком же положении, что и внук, и это в лучшем случае, но не всегда разумные доводы берут верх. Илье оказали всю возможную помощь, но в сознание он не приходил. Иногда только бредил и просил воды. Со второго дня начали искать варианты эвакуации, но безрезультатно. Мало того, на поверхности бушевал лесной пожар, уничтожая остатки построек. Вездеход Борисовича сгорел, да и будь иначе, ничем бы им не помог. Переправы через реку не было. Надеялись на помощь, и она пришла.

– Я знал, что наша встреча с тобой, Барс, не случайна, – в конце того разговора закончил Борисович – знаешь какой у меня позывной… был?

– Откуда, я и фамилии твоей не знаю, аусвайс ты мне не показывал, – я напомнил ему наш первый разговор.

– Был позывной «Барс», да весь вышел, – усмехнулся дед. Смирнов моя фамилия, у Ильи тоже. Мы в долгу у Вас. Спасибо.

– Будем знакомы, не благодари. Раз так вышло – будет и к тебе разговор, но позже.

Меня не удивило, что позывные совпали, хотя до этого с таким не сталкивался. Бывало, встречались люди с одинаковыми позывными, но в разное время и при разных обстоятельствах. Барса еще не встречал. Позывные вообще редко имеют определенное значение, привязанное к его владельцу, по которому можно его установить. В раскрытии личности владельца позывного никто не заинтересован. Как правило, это едва заметная деталь, о которой знает ограниченный круг людей, или привычка. В моем случае это были белые родимые пятна на спине, которые и при дневном свете не особо разглядишь. У Цифры – способность со ста метров выбить на мишени двузначное число. У Сургута была присказка «Зер гут», которая не имела никакого отношения к немецкой транскрипции, как и к городу на Севере страны. Тут сработало правило языкового барьера в духе «фейсом об тэйбл» и получился «Сургут». Позывные, как правило, имеют нейтральный смысл, поэтому охотно принимаются в быту для общения. Смена позывного на короткий срок бывает часто по необходимости. Вот если речь идет о полном отказе от своего прежнего позывного, это всегда считается дурной приметой. После такого жди смены места или региона. Во всех случаях это означало только одно: «Где-то не доработал или наследил, будь осторожен». А может и более худший вариант, когда тебя просто слили.

Профессор настаивал на полном обследовании, поскольку это был первый выход на поверхность, в ставшую крайне опасной среду. Пришлось соглашаться. О полной изоляции не могло быть и речи. Ежедневно приходил Николай с докладом о положении дел, иногда несколько раз за день, когда нужен был совет или мое решение. Татьяна быстро приходила в себя, благодаря заботам Алены. Она согласилась после завершения карантина стать поваром в общей столовой. По поводу Аркадия Борисовича были другие планы. На следующий день после эвакуации я предложил ему стать комендантом убежища. Надо было менять Томского, который уже сделал со своей стороны все что мог и нужен был мне в составе группы. Лучшей кандидатуры было не найти. Аркадий Борисович сопротивлялся недолго и согласился на «мобилизацию». Договорились, что если Виталий Семенович, по приезду, найдет более подходящую кандидатуру, то освободит его от этих обязанностей. Время вынужденного заточения в карантине я решил использовать на все сто. Необходимо было убедить Алену остаться на объекте во время похода в Питер. Личные отношения здесь были не причем. Из-за сезона отпусков во время катастрофы «Омега-центр» остался без научных специалистов и медиков. Людей на этих местах остро не хватало. Последние события лишний раз это подтвердили. Другой вопрос заключался в степени личной заинтересованности. Поведение Аркадия Борисовича во время катастрофы лишь убеждало, что зов родной крови может заглушить любые доводы разума. Кроме того во время нашего отсутствия кто-то должен оставаться для боевого дежурства и при необходимости обязан вывести с вахты остальных участников группы. Аркадий Борисович имел ограниченные полномочия. Специально для этого выводить кого-нибудь с вахты было нецелесообразно. Была и еще одна причина, в которой я не сознавался даже себе, но которая присутствовала подсознательно. С того самого момента, когда начались отказы в доступе, я понял, что вполне возможно, не настолько информирован, как думаю. Я стал более пристально наблюдать за окружением и единственным человеком, который вызывал у меня опасения, был профессор. Я не мог объяснить даже себе, в чем причина, но это было так. То, что ему есть что скрывать, не подлежит сомнению. До возвращения Виталия Семеновича просто нужно быть на стороже. Присутствие Алены рядом с ним давало мне определенные гарантии, что он не предпримет несогласованных действий. Мне так будет спокойнее и за нее в том числе. Эту мысль я гнал от себя, не позволяя влиять на мои решения.

Мое предложение Алена приняла в штыки, мы первый раз за все время поругались. Она не кричала, но ее доводы меня не убедили, как и мои оказались для нее несостоятельными. Мы не понимали друг друга, такого давно не было. Время до выхода было, поэтому вопрос оставался открытым. Поймет или нет, для меня было не важно, решение я уже принял. К моему удивлению, на следующий день она вела себя со мной как обычно. Вариантов было не много, либо она согласилась, но мне об этом пока не говорит, либо у нее есть свои план. В любом случае, после выхода с карантина, она поступала в распоряжение профессора, чему тот был только рад. Алена сразу заявила ему, что это ненадолго. Я не стал его расстраивать и говорить, что это на время до нашего возвращения. Отказываться от Алены в составе группы я не хотел, да и права такого не имел.

Ребром встал вопрос о спутниковой связи, без этого даже смысла не было начинать подготовку к спасательной операции в Питере. Вариант с отсутствием достоверных данных был предусмотрен. В этом случае операция была возможна только через шесть месяцев. Так что варианта оставалось только два. Либо ждать, либо устанавливать связь. Ждать, в силу уже известных причин, никто не хотел. Нужен был руководитель проекта. Ситуация еще больше обострилась, когда профессор пришел ко мне с планом по проведению целого ряда экспериментов. Для этого он предлагал использовать одну из капсул. Обосновывал он это тем, что экспериментальная капсула заработала, а значит, научный отдел имеет право на предоставление замены. Пришлось напомнить ему о длительном эксперименте, который так и не был свернут. Тогда было решено использовать резервную, а эксперимент прекратить только когда возникнет необходимость в еще одной капсуле. Теперь же было свободных целых три и профессор жаждал продолжения исследований. При этом явно что-то недоговаривал, его план меня не убедил. Напомнил ему, чем закончилась предыдущая серия опытов, сорок лет назад, а так же о том, что от его отдела осталось полтора человека, которые и так загружены повседневными заботами, без всяких опытов. Не убедил. Он даже всерьез предложил периодически открывать тринадцатую капсулу и контролировать процесс восстановления Ильи.

– Михаил Дмитриевич, при всем уважении, я запрещаю вам даже приближаться к этой капсуле, без крайней необходимости. Предыдущими опытами и практикой было установлено, что для полного восстановления нужен период не менее года. Решение о предоставлении вам капсулы для экспериментов без Виталия Семеновича я точно принять не могу. Для осуществления Вашего плана нужно время и ресурсы, которых у нас в настоящее время нет. Я и так усилил научный отдел, прикомандировав к вам Алену, если вы считаете, что это лишнее, я могу изменить решение, у меня каждый человек на счету. Пока об опытах придется забыть, есть более насущные задачи и задача номер один – установить спутниковую связь и навигацию. Если хотите, то это приказ.

Михаил Дмитриевич меня услышал. После этого вопрос был закрыт, но отношения стали более прохладными. Роль буфера между нами выполняла Алена. С одной стороны она была за продолжение опытов, с другой понимала, что сейчас для этого не самое подходящее время. Тем не менее, Михаил Дмитриевич полностью переложил на нее свои обязанности, сам погрузился в теоретические обоснования опытов. На деле это не сказывалось, хотя я уже стал сожалеть о своем решении по поводу Алены. Теперь на совещаниях, вместо профессора, как правило, присутствовала она.

Через неделю профессор снова обратился ко мне.

– Константин Сергеевич, я настаиваю на прекращении долгосрочного эксперимента, – заявил с порога.

– И Вам добрый день, профессор, можете обосновать? Не так давно Вы сами были категорически против этого, необходимости пока не просматривается.

– Есть основание предполагать, что с объектом, то есть собакой, не все в порядке. Подробнее объяснить я сейчас не смогу.

– Хорошо, я соглашусь. Надеюсь, вы понимаете, что капсула все равно останется для вас недоступна, даже по окончании опыта?

– Я это уже понял, – неохотно заявил профессор. – Будем ждать возвращения Виталия Семеновича, он рассудит.

– Хорошо, когда вы это хотите сделать? – я решил пойти навстречу профессору, может это даст ему пищу для неуемной энергии.

– У нас уже все готово, нужно только ваше присутствие… и ключ.

Вместе с профессором мы прошли в комнату боевого дежурства. Как положено по протоколу взял пистолет и ключ, открыл двенадцатую капсулу. На первый взгляд с собакой было все в порядке, она дышала, показатели тоже были в норме, но она не шевелилась. Переложили на носилки, перенесли в лабораторию научного блока. Профессор не проронил ни слова. Алена через час сообщила мне, что собака в глубокой коме. Все, в том числе и я, были озадачены таким поворотом событий. К вечеру собака умерла. Тут уже я начал беспокоиться, однако Алена посоветовала мне пока не тревожить профессора, когда будет ясность сам придет. Она оказалась права, через сутки появился профессор. Вид у него был не сильно расстроенный, только уставший.

– Константин Сергеевич, длительный эксперимент провалился, – констатировал он.

– Я уже понял. Хорошо это или плохо и чем угрожает проекту?

– Это не хорошо и не плохо, проекту пока ничем не угрожает. Есть только предварительные результаты.

– И каковы эти результаты? – я не хотел часами разбираться с очередным отчетом, мне нужны были выводы.

– Последние события заставляют нас пересмотреть наше понимание о природе капсул, это не анабиоз, как предполагалось ранее. Во-вторых, ресурс у них, скорее всего не ограничен, возможен перезапуск при помощи радиоактивных изотопов, каких именно, пока не ясно, но перечень не велик. В-третьих, долгосрочный эксперимент по сроку превышал в несколько раз продолжительность жизни помещенного в капсулу объекта, что привело к его гибели. Могу предположить, что срок не должен превышать срока жизни объекта в естественных условиях. И последнее – никакого омоложения в капсуле не происходит, иначе собаку мы нашли бы в совершенно другом состоянии. Этот эффект связан только с излечением от недугов и травм.

– Какой будет окончательный вывод? Нам необходимо как-то менять программу?

– Об окончательных выводах пока рано говорить. Могу лишь добавить, что мы имеем дело с временной аномалией, позволяющей останавливать объекты в пространстве-времени.

– Вы хотите сказать, что это машина времени? – не удержался я от штампа.

– Не совсем так, точнее совсем не так. Машина времени предполагает возможность перемещения как в прошлое, так и в будущее на неограниченный отрезок времени. В нашем случае это устройство иного рода. Что бы было понятно, представьте пространство-время в виде реки.

Я мысленно представил ту реку, которую видел в последний раз, и мне стало неуютно.

– Тогда капсула – это лодка на реке времени, а ключ- это якорь, – продолжил профессор.

– В таком случае капсула попадет в прошлое, – перебил я его.

– Совершенно верно, а вы не так глупы, как хотите казаться, – сообщил он мне приятную новость. – Все зависит от направления течения, но в данном случае аномалия наблюдается только внутри капсулы, реку времени остановить невозможно, как и повернуть вспять. Так же как невозможно перемещаться по ней назад в принципе и вперед на неограниченный период, это своего рода ограничение. В противном случае, наступает разрыв в материи пространства-времени и объект погибает, я так предполагаю. После этого вы по-прежнему против продолжения экспериментов?

– Профессор, поймите меня правильно, я не против экспериментов в принципе, более того считаю, что они необходимы, но только сейчас не самое подходящее для этого время. Я не готов принимать значимых для проекта решений не обладая для этого всей полнотой информации.

Другого ответа от меня он не ожидал, но попытку сделал. Замечание про информированность проигнорировал.

– Хорошо, я понял, Константин Сергеевич, будем ждать Вашего возвращения с руководителем проекта. Есть один положительный момент во всем этом. Если подтвердится, что ресурс неограничен, часть капсул можно будет использовать в медицинских целях.

– Об этом говорить рано, доподлинно пока ничего не известно, – закончил я за него.

Похоже, что он иногда забывал, что вместе с Виталием Семеновичем находится его дочь, и меня этот факт заботил больше него. По крайней мере, он никогда не высказывал своего беспокойства по этому поводу ни словом, ни делом, ни даже эмоциями. Это меня обескураживало, я не мог понять такого отношения, но с выводами не торопился.

Дольше всех в карантине пробыл капитан Николаев Сергей Андреевич, позывной «Сургут». Выход на поверхность на второй день после катастрофы, де еще в одиночку был рискованным шагом. Осуждать его решение я не пытался, неизвестно как поступил бы я на его месте. Часто отчаянная ситуация требует отчаянных решений. Понимал ли он всю степень риска? Скорее всего да, иначе не пошел бы один. Могло ли все закончиться печальным исходом? Более чем возможно. В любом случае победителей не судят. С другой стороны задача им была выполнена. Боевой скафандр выдержал самые суровые испытания, это давало надежду на успешное завершение предстоящей миссии. Вместе с ним были еще двое, в том числе Антон, с которым мы встретились на банкете после окончания их вахты. Это были самые молодые бойцы из подгруппы Томского. Будучи моими погодками, они уже имели по десять лет вахты и выглядели никак не ровесниками. Сомов без труда влился в их компанию, обеспечивая досуг и разбавляя шутками общение. Их тройка, как и наша, была полностью автономной и самодостаточной. Несмотря на молодость «Сургут» пользовался авторитетом, в том числе и у майора Томского. Все трое поступили в его распоряжение, нам же предстояло вернуться к мертвой реке и попытаться установить спутниковую связь. Я откровенно тянул время, в надежде на то, что получится это сделать не прибегая к крайним мерам. За это время несколько раз выходили на поверхность разными составами. Помимо разведки восстанавливали и проверяли систему охраны, камеры наблюдения и антенны. Тактика выжидания результатов не дала, Алена практически поставила ультиматум, сообщив, что к выходу на поверхность все готово.

Через две недели, знакомым маршрутом и в прежнем составе мы выехали из убежища. На поверхности ничего не изменилось, только заметно похолодало. Температура была чуть выше ноля, о чем сообщали системы скафандра. Было ощущение, что природа настороженно замерла после потрясения в ожидании чего-то еще более страшного. Даже не природа, а то, что от нее осталось. Я с удовольствием бы увидел сейчас медведя, пусть даже и белого, но на это не приходилось даже надеяться. Видимой опасности не было, опасна была сама среда. Все чаще стал ловить себя на мысли, что мы стали чужими на этой планете. Была ли это теперь Земля, я уже сильно сомневался. Человечество сознательно загнало себя под землю, участь же тех, кто оставался на поверхности была незавидна.

Подъехали к ангару, открыть не пытались. Ограничились внешним осмотром, скрываться не было смысла. Трудно не заметить БТР посреди выжженной пустыни. Да и от кого прятаться? Боевые скафандры делали нас практически неуязвимыми. Хотели остановиться здесь и отсюда проверить связь, но после обсуждения от этой мысли отказались. Поехали дальше к реке, выбирая удобную возвышенность. Такой холм обнаружился недалеко от реки. С него, как на ладони, просматривалась река и территория базы, точнее того, что от нее осталось. На месте базы были только развалины казармы, остальное было уничтожено огнем и ударной волной. Закопченные стены почти сливались с пепелищем. Как тут можно было кого-то найти, оставалось загадкой. Или пожар пришел сюда позже? Скорее всего, так и было. Мы застыли на месте, рассматривая детали этого безумного зрелища. Слишком много воспоминаний было связано с пребыванием на этой базе. Время шло, а мы стояли на месте, это были минуты молчания. Развернулись с Сомовым почти одновременно, Алена в одиночку разворачивала мобильную станцию спутниковой связи, поспешили на помощь.

– Барс, у меня все готово, начинаем? – сообщила Алена.

Я был в сомнении, слишком высоки ставки. Все меры, какие могли, мы уже приняли. Сворачиваться и возвращаться на базу, не вариант. Однако сигнал тревоги в подсознании слышался все отчетливее.

– Начинай, – я отбросил сомнения.

Через несколько минут Алена сообщила:

– Есть сигнал, чистый, без помех, но почему-то только один, единственный.

– Продолжай поиск, – мне нужно было подумать.

Через некоторое время, она доложила:

– Я все проверила, кроме этого сигнала, больше ничего нет.

– Сможешь и нас вывести в канал через систему связи скафандров?

– Минуточку… готово, – доложила она в очередной раз

– Включи запись, может понадобиться.

Ничего не изменилось, только система информации скафандра выдала индикацию наличия спутниковой связи. Решил больше не медлить.

– Говорит «Омега», аварийная связь, кто меня слышит, прошу на связь…

Приготовился повторить, но этого не потребовалось. В наушниках зазвучал голос:

– Говорит «Водолей», «Омега» сообщите о своих намерениях, в противном случае будете уничтожены.

В следующую секунду на защитном стекле скафандра крупными цифрами пошел пятиминутный обратный отсчет времени. Сделать я ничего не успел, только видел, как Алена, которая держала руку на тумблере включения, выключила аппаратуру и встала во весь рост. Это не помогло.

– Говорит «Водолей», «Омега» сообщите о своих намерениях, в противном случае будете уничтожены, – обратный отсчет продолжался, но не это было самое страшное.

Скафандр мне не подчинялся! Я не мог сойти с места, пошевелить рукой или ногой. Только смог повернуть голову и увидеть две застывшие фигуры в скафандрах, все системы вышли из под контроля. Внутренней связи не было. Если они и могли что-то говорить, то я их не слышал. Слышат ли они голос, я тоже не знал. Это был не блеф, как я сразу было подумал. Этот мертвый голос не врал. Стоило ему захотеть и нас не станет через считанные минуты. Проекту ничего не угрожает, чего не скажешь про нас. Чего бы он ни хотел, убивать он нас не собирался, иначе уже сделал бы это. Паники не было, было только осознание своей глупости и беспомощности. Что он узнает, этот всемогущий «Водолей», зависит только от нас. Надо сделать вид, что принимаем его условия и при первой возможности избавиться от контроля. Только так я смогу спасти группу. Прошло всего тридцать секунд и я принял решение.

– Я Омега, нахожусь на своей территории, враждебных намерений не имею, с кем разговариваю? Снимите контроль и поговорим.

– Я «Водолей», единственный уцелевший модуль искусственного разума, ваше местоположение мне известно. Готов снять контроль со всех, кроме тебя, в ответ на обещание не предпринимать никаких действий и не пытаться скрыться. Имею возможность предоставить всю имеющуюся информацию и предоставить приоритет в ее использовании в ответ на обещание принять информацию в полном объеме. Что скажешь, Барс?

Я думал, что это не плохо. У Алены с Сомовым будет возможность, пока я заговариваю ему зубы, отключиться от канала и восстановить контроль над скафандрами. У них будет возможность отойти на безопасное расстояние или использовать последнее оружие наблюдателей, клинок, если будет такая необходимость. Главное, чтобы они не предприняли поспешных действий. Нужно узнать как можно больше.

– Я согласен, Водолей. Даю гарантии за себя и своих людей.

В следующую секунду появилась внутренняя связь.

– Какого черта, командир? – Сомов негодовал.

– Успокойся, Пегас, – подключилась Алена.

– Слушайте меня, что делать вы знаете, моя жизнь под угрозой. Я намерен его выслушать. Цифра, включи аппаратуру, как только восстановишь контроль. Меня спасать не надо.

В следующую секунду оба зашевелились, Сомов дернулся ко мне.

– Стоять и выполнять, – подействовало, замер.

Алена включила аппаратуру и тут же отключилась от канала, подала сигнал Сомову. Тот кивнул.

– Командир, мы свободны, что делаем?

– Ничего, при малейшей угрозе уходите.

Скорее всего, Водолей нас слышал, но активности не проявлял.

– Водолей, я Барс, обозначь свою принадлежность и намерения.

– Как я уже сказал, я единственный, уцелевший в ядерной войне, модуль искусственного разума. Принадлежности не имею. Мое местоположение сообщить не могу. Моя цель – спасение остатков цивилизации и планеты. Все агрессивно настроенные группы, препятствующие моей главной задаче, будут уничтожены. Под моим контролем вся оставшаяся орбитальная группировка и космические станции, все средства поражения к которым у меня есть доступ. Часть из этих запасов, предусматривающая самоуничтожение, мной уничтожена. Под моим контролем все каналы связи и наземной инфраструктуры, часть из уцелевших автоматизированных производств и боевые беспилотные модули наземного, воздушного, надводного и подводного базирования. Какова ваша цель?

Я был в прострации, контроль над скафандром оказался детской игрой по сравнению с возможностями этого создания. Вопросы роились в моей голове, размножались при этом делением на десятки второстепенных. Второго шанса получить столь значимую информацию может и не быть. Я не сразу понял, что он ждет ответа.

– Наша цель – выжить… и спасти людей на территории страны. Подробности говорить не имею полномочий. Глава проекта сейчас отсутствует. Смогу сообщить детали только при следующем контакте.

В следующую секунду я почувствовал, что контроль над скафандром ко мне возвратился.

– Это жест доброй воли, – прокомментировал Водолей, – если есть необходимость, то вы можете покинуть район.

– Мы никуда не торопимся, готовы принять всю информацию, которую посчитаешь нужным, – я разговаривал с ним, как с человеком. – Ты знаешь что произошло?

– Да, знаю, и являюсь одним из участников произошедшего. На изложение причинно-следственных связей потребуется пятьсот семьдесят шесть часов, на изложение выводов более двадцати четырех часов. Вы имеете право приоритета, так как первые из выживших установили со мной полноценную связь. Информации об используемых вами технологиях у меня нет, подозреваю их внеземное происхождение, это мне интересно. Поиск внеземной жизни третий по приоритету. Наши цели на этом этапе совпадают, вы получили доступ ко всем системам и информации на правах администратора первой категории без возможности управлять программными средами. Задавайте вопросы, я на них кратко отвечу, параллельно будет происходить передача интересующих вас данных.

Бинго, я в душе ликовал. Не знаю, сколько продлится наше сотрудничество, но о таком я даже не мечтал.

– Кто начал войну?

– Модуль искусственного интеллекта, принадлежащий Соединенным Штатам Америки в связи с концепцией превентивного ядерного удара без физического участия командования. Был уничтожен мной, как неэффективный и агрессивно-настроеный, через семь минут после выдачи им команд средствам поражения, гиперзвуковой ракетой с термоядерной боеголовкой повышенного проникновения, вероятность поражения – восемьдесят девять процентов, вероятность восстановления без участия человека оценивается ничтожно малой величиной. Другие модули перестали существовать с вероятностью семьдесят три процента, возможность восстановления оценивается ничтожно малой величиной. Поражены в ходе первых пусков средств поражения.

Беседа обещала затянуться, если на каждый вопрос я буду получать такой ответ, нам точно понадобится несколько дней. Алена подала сигнал, что принимает большой пакет данных.

– Какой ущерб?

– Одним словом – тотальный. Полное изложение ущерба занимает одну тысячу сорок девять часов, задавайте правильные вопросы.

– Сколько человек выжило?

– Точные данные отсутствуют. По предварительным прогнозам не более десяти процентов населения Земли. Пятьдесят процентов из числа выживших погибнут в ближайшие шесть месяцев от последствий катаклизма и изменения климата. Тридцать процентов погибнут в последующий год от голода и вооруженных конфликтов за оставшиеся ресурсы и среду обитания. Оставшиеся погибнут от генетических патологий и утраты репродуктивных возможностей, а так же вышеизложенных причин в последующие тридцать лет. Вероятность выживания цивилизации через сто лет оценивается в семь процентов, с утратой почти всех ранее накопленных знаний, технологий и уровня развития общества. Вероятность восстановления цивилизации до прежнего уровня через тысячу лет оценивается ничтожно малой величиной. При наличии неизвестной мне информации, вероятности корректируются. Успешный контакт с вами повысил вероятность благополучного прогноза на двадцать процентов. Все последующие контакты первого уровня будут проводиться с вашего согласия, при условии повышения благоприятного прогноза.

– Какой второй приоритет?

– Информация о втором приоритете закрыта, как преждевременная. В настоящий момент выполнение второго приоритета оценивается ничтожно малой величиной.

– Когда ты доступен для связи?

– Круглосуточно.

– Нам необходимо покинуть район, продолжение сеанса возможно через три часа?

– Возможно, завершена передача информации. Объем данных – одна тысячная процента.

– Слушаем внимательно, вопросов не задаем, – обратился я к Алене с Сомовым. – Транспорт оставляем здесь. Двигаемся в точку эвакуации Сургута. Все необходимое с собой. Переправляться придется вплавь. Десять минут на сборы.

Возвращаться на объект нельзя. Водолей готов дальше делиться информацией, нужно помещение, ближайшее на базе – убежище. В контрольный срок не вернемся, пошлют поисковую группу, найдут БТР. В БТРе надо оставить инструкции. Местоположение «Омега-центра» вскрывать нельзя. Я не собирался довериться первому голосу из пустоты и поставить под угрозу весь проект. Пока информация не подтвердится, источник будем считать непроверенным. Что значит, «принадлежности не имею»? Каков второй приоритет? А если этот приоритет – уничтожение проекта «Омега»? А если наши действия сочтет агрессивными и угрожающими? В общем, пока вопросов больше чем ответов, осторожность не помешает. Скрыться от него можно только под землей, и то не факт. Уничтоженные им объекты были явно не на поверхности, но можно будет хотя бы откровенно обсудить ситуацию. Инструкции оставил.

Собрались быстро, вопросов не задавали. Алена видимо догадалась о моих планах. Сомов просто доверился командиру, это было сложно. Я вспомнил его нежелание загонять БТР в реку, а тут придется преодолевать вплавь. Возможно, это не самое мудрое решение, но другого нет – ни решения, ни командира. Встали на берегу, пошел первым, захватил с собой часть груза, закрепил на спине. Сказал ждать, пока не переправлюсь и не подам сигнал. Течение было слабым, потоков вспененной серой жижи тоже не было, видимо осела на дне, но фон был. Скафандр отлично держался на воде, при этом все системы как взбесились, советовали немедленно покинуть опасную среду. Счетчик доз усиленно работал, но критической угрозы не было. Можно было пройти и по дну, нагрузившись балластом, но такой путь я счел слишком опасным. Это оказалось проще, чем переправляться на БТР, через две минуты я уже стоял на другом берегу. Алена дождалась сигнала и последовала вслед за мной. Третьим переправился Сомов.

– Был бы моторчик, вообще цены бы ему не было, – выдал Сомов, отряхиваясь.

– Пегас, тебе моторчик зачем? Видел бы себя со стороны – броненосец Потемкин, да и только, – поддержала шутку Алена.

– Ага, я вас видел, впечатляет. Слушай, командир, если без груза, то и перепрыгнуть можно было попробовать… с разбега, – закончил неуверенно.

– А мне потом тебя опять по кусочкам собирать? – осадила его Алена.

– Наговорились? Тогда за мной. Цифра сразу проверяй антенны. Пегас – камеры, периметр на мне, не задерживаемся.

Немного отстал и только сейчас обратил внимание, как мы смотримся со стороны. Два существа, с нечеловеческой скоростью, нагруженные сверх меры, вооруженные, постоянно-озирающиеся по сторонам, широкими не то шагами, не то скачками или бегом двигались по направлению к убежищу. Наблюдать только со стороны было некому, как там Водолей сказал «ничтожно малая величина».

Процедуру очистки пришлось проходить трижды, пока уровень загрязнения скафандров не снизился до допустимого. Мало того в убежище был фон немного выше нормы, пришлось очищать одну комнату от вещей полностью и вводить противорадиационные препараты. От скафандров надо было на время избавиться. Оборудовали стерильную комнату, избавились от всех электронных устройств, можно было поговорить

– Алена, сможешь заблокировать спутниковую связь скафандров на физическом уровне? Не понравилось мне в роли марионетки, – начал я экстренное совещание.

– Уже думала, смогу, но восстановить получится только на объекте.

– Хорошо. Место передачи сможешь установить, с точностью хотя бы до континента?

– С этим будет сложнее, могу попробовать только на объекте, там есть все необходимое, но тогда придется раскрыть свое местоположение.

– Хорошо, будем думать.

– Посмотри, сколько есть носителей, какой объем информации сможем принять, рассчитай, сколько времени на это потребуется. Исходные данные у тебя есть. Хотелось бы знать ваше мнение.

– Я думаю, что мы получили хороший источник информации и этим надо пользоваться. У нас настоящий информационный голод и нехватка людей и времени. Всего остального с избытком, – высказалась Алена.

– Я не был бы так уверен в его добрых намерениях. Как я понял мы имеем дело со взбесившимся куском железа. Не стоит забывать, с какой легкостью он расправился с угрозами. Проверить его данные мы пока не можем. Я за разумную паранойю, – охладил ее пыл Сомов.

– По-моему, этот «взбесившийся кусок железа» нормальнее многих людей…

– В друзья его запиши, – перебил Сомов. – Он нас прижал конкретно, я думал уже все, влипли по полной…

– Это не повод, записывать его во враги, – парировала Алена.

– Стоп. Я вас понял. Драки не будет. Пока ситуация развивается в наших интересах. На этом и сосредоточимся, – я решил прекратить этот спор. Оба были правы и почти дословно повторяли мои доводы. Нужен взвешенный подход и осторожность.

Носителей оказалось много, хватило на двое суток. Все это время, когда по очереди, когда вместе, мы продолжали задавать вопросы, Водолей без устали отвечал. У Сомова общение не заладилось, Водолей давал либо очень развернутые ответы, либо односложные. В итоге Алена записала ему те вопросы, которые следует задавать и процесс наладился. Удалось даже немного поспать и перекусить. К исходу вторых суток все изрядно устали и ждали прибытия группы эвакуации. Второй раз устраивать заплыв никому не хотелось. В назначенное время к убежищу подъехал БТР. В инструкциях я четко написал, что делать, а чего избегать, надеюсь, все сделали правильно.

В убежище зашел Томский, Антон остался пока снаружи.

– Командир, ну и переполох вы устроили, что произошло?

– Все сделали, как просил?

– Да, Барс, все до буквы.

– Скафандр придется снять, потом поговорим.

Томский посмотрел на меня с сомнением, но распоряжение выполнил.

– Сначала рассказывай, потом мы продолжим, – подтолкнул я его к разговору.

– Рассказывать то особо нечего. Вы не вернулись. Выждали два часа, отправились на поиск, хорошо еще светло было. БТР на холме заметили издалека, свой оставили и в режиме маскировки отправились выяснять, что там у вас произошло. Модули связи и навигации не включали, команды не было, так что с этой стороны все чисто. Тел ваших не нашли, – он поперхнулся. – Подумали, что утонули сначала, потом инструкцию нашли. Дальше закрутилось, бегом на базу, полная боевая. Выводить с вахты никого не стали. Все активные приборы попрятали. Сургут на дежурстве остался, из комнаты не выходит. Сегодня мы здесь. Комендант профессора едва урезонил, за Аленой с нами собирался. Что происходит?

– У нас контакт с Водолеем состоялся, – дал я ему исчерпывающий ответ.

– А это кто? Я не в курсе, может, пропустил чего?

По мере нашего рассказа недоверие сменилось недоумением, потом тревогой. Когда мы с Аленой по очереди высказались, Томский погрузился в глубокое раздумье. Показали ему часть полученной информации, реакции не последовало. Я специально информировал его раньше, не дожидаясь возвращения в «Омега-центр», к приезду мне должна быть понятна его позиция. Реакцию профессора предугадать было невозможно. Если дело дойдет до голосования совета, я должен знать, на что мне рассчитывать.

– Вот что я думаю, – вышел из раздумий Томский – Мне это все не нравится. Если бы не ценная информация, которая нам сейчас нужна как воздух, стоило бы найти, где этот умник находится и уничтожить, от греха подальше. Что он там решит завтра? Есть гарантии? Как я понял – один из таких и открыл этот ящик Пандоры. И плевать мне на его приоритеты. У нас сейчас один приоритет – выжить, и не просто выжить еще и задачу выполнить, людей спасти. Надо думать. Пока не проверим информацию, надо переходить на осадное положение. Протокол «ноль».

Я тоже склонялся к этому, значит предварительное решение есть, пора отсюда убираться до следующего сеанса, если он будет. Ночь провели в убежище. Возвращение на объект было изнурительным. Оба БТРа пришлось оставить в сгоревшей части ангара. Возвращались марш-броском в режиме маскировки, с намеренно поврежденными модулями связи и навигации. С короткими привалами, не хотелось долго оставаться на зараженной территории. Без еды, на одних стимуляторах и препаратах, дорога заняла больше двенадцати часов. Возможности скафандров были безграничны, но вот возможности их носителей, к сожалению, нет. К чести сказать, ни кто из группы не отставал. На объект вошли уже затемно и без сил расположились кто где. Посмотрев на лица понял, что если есть предел возможностям, то он где-то рядом. Бледные, осунувшиеся лица, без тени эмоций. Возможно, это было неразумно, но поступить иначе я не мог, и все это понимали. Вокруг нас засуетились медики, не понимая, что происходит. Всех без разговоров отправили в карантин. Добегались.

На следующий день профессор высказал мне все, что он обо мне и моем самодурстве думает. Он всерьез опасался, что у кого-то могло не выдержать сердце. Для себя я выводы сделал. К счастью на шум вовремя появились Алена и Томский, его успокоили. Что до меня, то возможно я это заслужил. Когда мы начали рассказывать про Водолея, профессор быстро растерял свой пыл и сменил гнев на милость. Даже стал обвинять, что предпринятые меры безопасности были недостаточны. Когда Алена предъявила главный козырь в виде носителей, переполненных информацией, он вообще стал смотреть на нас, как на небожителей. Я всерьез опасался, что он начнет вставать на колени в порыве благодарности. Пришлось снова успокаивать, после чего он ушел и до конца карантина больше не появлялся.

После карантина профессор пришел ко мне, едва я появился в блоке управления.

– Добрый день, уважаемый Константин Сергеевич, – с расстановкой произнес он. Я поздоровался и насторожился, с приветствия, да еще «уважаемый», не к добру это.

– Я пришел, чтобы извиниться. Я думаю, Вы простите старика, разволновался, наговорил много лишнего, не к лицу…

– Не стоит извинений профессор, отчасти вы были правы, я понимаю.

– Нет, дорогой мой человек, Вы не понимаете, – вполне добродушно заявил он. – Это не просто информация, я бы сказал это ключевая информация для проекта. Я даже не знаю, сколько времени и сил потребовалось бы нам для ее сбора, имей мы даже доступ к спутникам. Мало того там содержатся уже и готовые выводы и рекомендации – годы научной работы и годы сбора данных по крупинкам с риском и потерями. Я даже не знаю, сколько жизней вы вчера спасли, это не поддается исчислению. На одно только изучение мы потратим не меньше трех месяцев.

– Профессор вы уверены, что информация достоверная?

– Абсолютно, та часть, которая уже у нас есть, полностью совпадает, даже с большей степенью точности. Мы просто обязаны продолжать контакт, пока не получим весь объем.

– Вынужден Вас огорчить, продолжать мы пока ничего не будем. Сегодня будем голосовать о введении «Протокола ноль» сроком на один месяц. Информацию для выполнения главной задачи мы получили. Следующий контакт будет не раньше, чем будет обработан уже полученный объем. До этого времени вся активность, в том числе выходы на поверхность будут запрещены.

– Как же так? – негодовал профессор. – Мы получили ценнейший источник и закрываться? У нас теперь будет возможность связываться прямо отсюда, установить связь с другими убежищами. Его могут перехватить, он может исчезнуть, да мало ли еще что может случиться, возможность будет потеряна, я буду голосовать против.

– Никто из убежищ с ним на связь не выходил, а если выходили, то тут же закрылись. У него своеобразная манера знакомиться. Без меня все равно он ни с кем разговаривать не собирается. Если он не дурак, а он уже доказал обратное, наше молчание только докажет нашу надежность. И у нас будет время обработать информацию и разработать план операции. Вы говорили, что у вас мало информации, теперь у Вас ее с избытком. Нужно заняться конкретным делом. Уходите из области предположений к расчетам, вы же этого хотели.

– Да этого, но информации не бывает много… – возразил профессор.

– Вот и хорошо, вы ее еще получите, я обещаю, но сейчас мне нужна поддержка всего научного отдела, а не только капитана Егоровой. За этим мы здесь и находимся. Мы договорились.

– Договорились, но голосовать я все равно буду против, – профессор не сдавался.

Правду говорят, что от любви до ненависти один шаг. Пару дней назад он меня ненавидел, сегодня пришел извиняться и чуть ли не памятник мне ставить собирался, сейчас застрял где-то посередине, сам запутался. Не нравятся мне такие эмоции. Если уважаешь человека, то всегда остаешься в рамках, а не бросаешься из крайности в крайность. В противном случае сам становишься не надежным и непредсказуемым. Через час проголосовали за введение протокола «Ноль». Единогласно. Профессор воздержался. Месяц отводился на изучение данных и разработку подробного плана спасательной операции.

Глава 6. Водолей

"Не спрашивай, по ком звонит колокол, он всегда звонит по тебе"

(Эрнст Хемингуэй)

– Что случилось? – в восьмой капсуле сидел майор Кириллов и смотрел на экран монитора.

Его не волновал вопрос, что с ним не так, его интересовало, почему вахта прекращена раньше времени. К этому времени все признаки тревоги уже были сняты. Жизнь на объекте вошла в повседневный режим.

– То, что должно было случиться, день «икс» наступил два месяца назад, – я стоял напротив Ската с ключом и пистолетом в руке.

К этому времени я уже знал, что пистолет, обычный с виду «Glock -22» на самом деле является необходимым средством безопасности. Дело не в том, что он был особенным, сам пистолет – нет, нестандартными были боеприпасы… Непривычного вида патрон с остроконечной пулей, был снабжен пороховым зарядом повышенной мощности. Сверхпрочная гильза с небольшими соплами удерживала в себе пороховые газы, и снабжена была поршнем, выталкивающим пулю в канал ствола в момент выстрела. Пороховые газы истекали уже из гильзы после выброса извлекателем. Это позволяло вести практически бесшумную стрельбу. За счет повышенного порохового заряда боевые свойства от этого не снижались. Более того, за счет самой пули из платиноиридиевого сплава, из этого оружия можно было поразить человека в скафандре. При первых признаках агрессивного поведения, а такое не исключалось, предстояло требовать объяснений под угрозой оружия. При совершении агрессивных действий оружие разрешалось применять на поражение. К счастью, за всю историю проекта, таких случаев не было и это превратилось скорее в ритуал, от которого никто не собирался отступать.

– Ты знаешь, где находишься? Звание, должность, фамилия, имя, отчество, позывной? – проговорил я знакомую формулу.

– «Омега-центр», комната боевого дежурства, майор Кириллов Алексей Иванович, разведчик-инструктор специального подразделения «Омега», позывной «Скат». Здравствуй, Костя.

– Здравствуй, Алексей, с Днем Рождения, не смотря ни на что, мы живы, – с этими словами я убрал оружие, давая понять, что официальная часть окончена.

Подготовка шла полным ходом. К этому времени стали просматриваться детали предстоящей операции. Выходить решили группой из шести человек. Поскольку предварительные маршруты до Москвы и Санкт-Петербурга на значительном отрезке запланированного маршрута, совпадали, решено было совместить эти две спасательные операции. В назначенном пункте Глобус, Сургут и Филин, он же Антон, должны были продолжить маршрут в направлении Москвы, во Владимир. Другая группа, я, Пегас и Скат должны были двигаться дальше на запад, в Санкт-Петербург. Алена и капитан Белых оставались на дежурстве под бдительным присмотром Аркадия Борисовича и Михаила Дмитриевича. Аркадию Борисовичу предполагалось делегировать все мои полномочия в Совете, который на время нашего отъезда сокращался до трех человек.

В качестве транспорта, чтобы не привлекать внимание возможных выживших, решили использовать три БТР, по два человека в каждом. При разделении на две группы, в моей останутся две единицы техники, маршрут не близкий, остаться без транспорта самый худший из вариантов. Оставался вопрос по поводу использования скафандров. Отключение систем связи и навигации было ненадежной контрмерой от потери контроля. Вывод из строя или аппаратное отключение влияли на многие функции жизнеобеспечения и безопасности, что было недопустимо. Кроме того, без навигации выполнение задачи становилось весьма затруднительным. Компасы никогда не показывали истинных азимутов. Ориентиры, кроме глобальных географических, скорее всего, отсутствуют. Кроме того, неизвестно, как отреагируют местные жители, если такие остались, на появление черных монстров. Решили создать группу контакта и группу прикрытия. Дальняя дорога при отсутствии непосредственной угрозы не предполагала длительного использования скафандров. Все сводилось к тому, что в скафандре должен находиться один человек из группы, остальные в готовности, скафандры с собой в транспортировочных контейнерах.

Такое решение меня устраивало не полностью. Против возможных враждебных действий «Водолея» не было никаких шансов. Приступать к операции под нависшей угрозой потери контроля над скафандром или в ожидании удара в спину было как минимум безрассудно. Ставить под угрозу операцию, в надежде на его добрую волю я не собирался. Слишком много сомнений и вопросов сохранялось. Нужен был аргумент. Единственным аргументом могла быть угроза его уничтожения. Для этого нужно было знать его местоположение и иметь средства поражения. Если с первым вопрос можно было решить, то где в хаосе постъдерного мира искать исправные средства поражения, и как к ним получить доступ, я не мог даже предположить. Мало того, на это уже не было времени, да и «Водолей», если обнаружит наши действия в этом направлении, может воспринять это, как прямую угрозу. Это был замкнутый круг, пока он не разорван, мы ходим по тонкому льду, рискуя провалить задание. Этими соображениями я и поделился на совещании. В этот раз профессор повел себя странно, ему явно было, что сказать, но он не решался.

– Михаил Дмитриевич, – обратился я к нему, как можно мягче. – У Вас есть предложения?

– Нет… предложений нет. Есть… средства поражения, – он замолчал, каждое слово давалось ему с трудом.

Сначала я думал, что ослышался. Решил уточнить.

– Я правильно Вас понимаю? В нашем распоряжении есть средства поражения?

– Нет, не правильно! Я всегда знал, что к этому придет и был против! – он не на шутку разволновался. – Вам мало того, что уже произошло, теперь вы нашли врага в лице искусственного разума! Я знал, что это случится. Теперь вы собираетесь поставить под угрозу не только проект, но и сам факт существования «Омега-центра». Я этого не допущу, считайте, что их нет.

– Давайте по порядку, никто ни с кем воевать не собирается, как и применять что-либо. Это всего лишь аргумент. Мало того, мы пока даже местоположение его не знаем, и мне нужна эта информация.

Профессор встал и включил панорамный экран. На нем появилось изображение пустоши, покрытой толстым слоем раннего снега с нависающими, непроницаемыми грозовыми тучами.

– Посмотрите сюда. Это собирался кто-нибудь делать? Запасы оружия тоже были аргументом, до поры до времени. История вас ничему не научила?

Профессор был прав. Это нужно было обдумать, что я и сделал, не заботясь о том, сколько времени для этого понадобится.

– Вы правы, но мне нужно знать о каких средствах идет речь и каков протокол их использования. Только после этого, как исполняющий обязанности руководителя проекта, я могу принять какое либо решение.

– Решение принимать не Вам. Такое решение принимает только Совет единогласным решением, другого не предусмотрено. Речь идет о десятке установок гиперзвуковых противоракет и трех гиперзвуковых крылатых ракетах большой дальности мощностью до одной мегатонны. Все установки подземного базирования, аналогов не имеют, запуск и использование осуществляется в ручном режиме, без участия компьютерных и спутниковых систем. Расчетом является дежурная смена объекта.

Я начала подумал, что профессор переволновался или просто сошел с ума, такой околесицей мне все это показалось. Алена и Томский были удивлены не меньше меня. Это нужно было усвоить. Я вспомнил лицо капитана в первый день и еще больше засомневался.

– Вы хотите сказать, что на объекте, предназначенном для защиты от последствий ядерной катастрофы, есть в наличии такие средства? Я не видел никаких пусковых шахт ни на схеме, ни на поверхности, – я знал по опыту, о чем говорю.

– Именно это я и говорю. Шахт никаких нет. На малой глубине расположены генераторы поля, которые и должны обеспечить выход на поверхность боевых частей. Только поэтому «Водолей» либо кто-нибудь другой до сих пор не смог их обнаружить. Их использование автоматически ставит крест на «Омега-центре» и всем проекте. Система ПВО объекта не сможет отразить массированный ответный удар, есть резервная, но она не прошла пока испытаний.

– О какой системе речь?

– Синтезатор искусственной среды повышенной мощности, купол защитного поля должен накрыть объект в радиусе двадцати километров. Испытаний не проводилось, рассчитывать на него не стоит. Может просто не хватить энергии для этого.

– В каком случае предполагалось их использовать?

– Как я уже сказал по решению совета, только при однозначной и явной угрозе полного уничтожения объекта, – профессор уже успокоился.

Теперь думал долго не я один, только профессор проявлял признаки беспокойства – пальцы отбивали дробь по столу.

– Давайте подведем итог. У нас есть два аргумента – защитное поле и средства поражения. Допустим, мы установим местоположение «Водолея» и сообщим ему об этом. Какая будет его реакция?

– Он нас сразу уничтожит, – заявил Томский.

– Сначала вероятности посчитает, потом уничтожит, – сказала Алена.

– Я вам об этом и говорю, – торжествующе заявил профессор.

– А с защитным полем у него это получится? – вынес я приговор.

– Проверять не хочется, – за всех ответила Алена, – но провести испытания надо.

– Можем раскрыть себя, – заявил профессор.

– Можем, не спорю, – все посмотрели на меня, решив, что я сдался. – Но если выбирать между уничтожением и угрозой демаскировки, я выбираю второе. Вокруг минимум на пятьсот километров ни одной живой души, так что заметить нас может только «Водолей». Это будет демонстрацией наших возможностей. В сочетании с угрозой уничтожения – это веский аргумент. Поймите меня, я не политик. В мире появилась сила, которая заявила о своей исключительности и готова действовать без оглядки на интересы других сторон. Если сейчас мы не добьемся паритета и не восстановим статус-кво, рано или поздно мы попадем в зависимость от намерений или действий «Водолея». В качестве уступки за раскрытие его места положения мы раскроем свое, проведя испытания защитного купола. При отсутствии другой информации он выводы сделает сам. В лучшем случае мы станем союзниками, в худшем он прекратит с нами контакт, но это маловероятно. Он прямо заявил о своих намерениях. Правильно я излагаю или есть другие мнения?

Других мнений не было, совещание еще долго продолжалось, накопились текущие вопросы. Было принято два основных решения: сначала попытаться установить, где расположен «Водолей» и после этого провести испытания защитного купола. Затем можно будет устанавливать контакт уже непосредственно с объекта. Профессор занялся подготовкой испытаний. Мы собирались выйти на поверхность в малое убежище на базе. Для осуществления задуманного нам необходим был сеанс связи.

При выходе на поверхность, столкнулись с тем, что нам заново придется осваивать пространство. Зима началась раньше обычного, каждый день температура ставила очередной рекорд. Поверхность была покрыта почти метровым слоем снега. Выжженная земля накрылась белым покрывалом снега, в попытке скрыть следы недавней катастрофы. Пейзаж мало чем отличался от арктического, за исключением почерневших коряг на месте когда-то зеленого леса. Уровень радиоактивного заражения заметно снизился, но до безопасного было далеко. Об использовании БТР не могло быть и речи. Глубокая колея от колес бронетехники сразу выдаст место расположения объекта. Из имеющегося автопарка были выбраны легкие снегоходы, совершенно обычные на вид, лишь немного доработанные под проект. К одному из снегоходов закрепили прицеп – сани, в который сложили все, что по мнению Алены может ей пригодиться. До временного убежища добрались быстро, по знакомой дороге. Единственное, что поражало до глубины, это отсутствие каких либо следов на свежем снегу. Мы в этом мире были одни, хорошо это или плохо для себя я пока не решил. Река замерзла, покрывшись толстым льдом и снегом. Алена настояла на том, чтобы сделать остановку и взять пробу воды из лунки. Много времени на этом не потеряли, но толщина льда была уже больше двадцати сантиметров и это почти за месяц до наступления календарной зимы.

Долго осматриваться возле убежища не стали. Как и везде никаких следов не было. Снегоходы накрыли чехлами от снега, перенесли вещи. Предупредил, что собираюсь включить модуль связи и навигации, группа замерла в ожидании. Система скафандра должна была запомнить канал связи. Появилась индикация.

– Водолей, ответь Барсу, – даже дышать перестал.

– Здесь Водолей, рад, что вы живы, – неожиданно заявил он.

– Через два часа будем готовы для продолжительного сеанса связи, если нет возражений.

– Возражений нет. Буду ждать.

Выдохнул с облегчением. Было чувство, что поступаем неправильно, вроде как хотим совершить подлость по отношению к тому, кто нам доверился. Тут же вспомнил, с чего все началось, и от угрызений совести избавился. Никто не заставлял его демонстрировать свою силу. С другой стороны, если бы не это обстоятельство, продолжения могло и не быть. Однозначного ответа не было. Два часа потратили на то, чтобы обжиться, запустить генераторы и отопление, развернуть аппаратуру связи, успели перекусить. Когда Алена подала сигнал, я начал сеанс связи.

– Водолей – Барсу, мы готовы.

– Я тоже готов, задавайте вопросы.

– Какие новости? – задал я опрометчивый вопрос.

– На изложение событий за прошедшие тридцать шесть суток потребуется двенадцать часов. Что Вас интересует?

Мы договорились с Аленой, что я постараюсь задавать вопросы, которые максимально увеличат время передачи информации.

– Кто-нибудь пытался выйти на связь помимо нас?

– Зарегистрировано девятьсот семьдесят одна попытка установления спутниковой связи, восемьдесят четыре попытки установления контакта. В контакте было отказано, ввиду нецелесообразности, тридцать четыре источника определены как потенциально опасные и деструктивные. Один контакт находится в режиме ожидания, как перспективный. Требуется разрешение администратора первого или высшего уровней. Права администратора высшего уровня остаются вакантными.

– Кто этот контакт?

– Позывной «Омега-3», других сведений предоставлено не было. Имеет аналогичные устройства связи и безопасности. Время связи один час две минуты. Координаты. … северной широты и …восточной долготы, что соответствует территории бывшей России, Московская область…. ЗАФИКСИРОВАНА ПОПЫТКА ВТОРЖЕНИЯ. ВКЛЮЧАЮ РЕЖИМ БЕЗОПАСНОСТИ.

Я вскочил как ужаленный. Алена смотрела на меня испуганными глазами.

– Водолей, ответь Барсу, – повторил несколько раз, ответа не было. – Уходим, быстро. Отключить все системы связи и навигации. На все про все три минуты, – бросился собирать вещи.

За три минуты не успели, это было похоже на бегство, по сути, им и было. Что предпримет в ответ Водолей, оставалось неизвестным, в свои планы он не посвящал. То, что район нужно срочно покинуть, было очевидно. Через пять минут мы уже неслись на снегоходах по своим следам в обратном направлении, ожидая каждую минуту точечного удара или утраты контроля над скафандрами. Остановились и осмотрелись только в районе ангара. Ничего не произошло, но терять время не стали. Надо предупредить объект о возможной угрозе. Назад вернулись намного раньше, чем рассчитывали, сразу собрал Совет. Собственно собирать никого не пришлось, Томский с профессором встретили нас настороженными взглядами, вопросов не задавали.

Кратко изложил, ожидая упреков с их стороны за свою неосмотрительность.

– Какой результат? – первый пришел в себя Томский.

– Данные у меня, – заявила Алена, – есть примерные координаты, нужно поработать.

– У меня все готово к проверке купола, – неожиданно заявил профессор, – думаю сейчас самое время.

Я тоже склонялся к такому решению, пока Водолей не начал активных действий. Проголосовали единогласно. Через пятнадцать минут все, кроме профессора уже стояли на площадке перед объектом в ожидании начала эксперимента. Сначала появился гул, воздух содрогнулся. Готов поспорить, что в этот момент видел тонкие очертания молнии пред глазами. В небо взметнулся синий луч света, похожий на разряд дуговой сварки, пробил плотную завесу облачности и устремился вверх. Спустя мгновение, одновременно, по всей окружности, появилась изогнутая стена полусферы, изменяя при этом свечение с голубого до прозрачно-красного. Облака, оставшиеся внутри купола стали стремительно таять, растворяясь внутри полусферы, пока не стал просматриваться весь купол целиком от горизонта до самой верхней точки. После этого купол начал расти, оставляя на земле выгоревшую поверхность по окружности, лишенную снега. Увеличившись, таким образом, на пару сотен метров, купол стал менять цвет с красного на голубой и внезапно погас. В этот момент я ожидал чего угодно, только не этого. В образовавшейся прорехе облачности появился солнечный луч. Впечатления от эксперимента исчезли. Какой-то древний восторг охватил меня, и не только меня. Остальные тоже застыли, с изумлением глядя вверх. Я пытался вспомнить, когда в последний раз видел солнце, и не мог. По сравнению с этим зрелищем, все остальное меркло. Эта прореха в серой пелене облаков стала затягиваться на глазах, пока сияние солнца не превратилось в тонкий лучик и совсем не погасло. Я включил модуль связи.

– Водолей ответь Барсу, Водолей…

– На связи. Уровень безопасности восстановлен. Уровень доступа восстановлен. Права администратора высшей категории предоставлены. Объем доступной информации неограничен. Фиксирую наличие поля неизвестного происхождения. Фиксирую увеличение вероятности положительного исхода по всем трем приоритетам. Причинно-следственные связи установлены. Степень угрозы – отрицательная. К передаче данных не готов, мощности передающего модуля задействованы на девяносто пять процентов. О готовности к сеансу связи сообщу не ранее чем через два часа.

– Извини, до связи, – выключил модуль. Теперь я был уверен в безопасности проекта.

– Ты ему устроил взрыв мозга, – пошутила Алена.

– Не я, а мы, – счел нужным поправить.

– Нет, вы это видели? То, уносите ноги, пока целы, то проблем нет, заходите в гости, – возмущался Сомов.

В этом оказалось преимущество искусственного разума, нет эмоций и стереотипов, нет инерции, есть реакция. Есть угроза – реагирует, обстоятельства и исходные данные поменялись – меняет и решение. Все просто, ничего личного. В этом же и главный недостаток. Пожалуй, тогда никто не осознавал, какого успеха мы добились, пойдя на оправданный риск. Были свежи еще в памяти сомнения и опасения, и бегство из временного убежища. За последующие часы после этого хорошие новости стали поступать одна за другой. Сначала Алена заявила, что с точностью до десятка метров установила местоположение «Водолея». Это оказался заброшенный или казавшийся заброшенным, пункт управления на территории Московской области. Потом профессор сообщил, что эксперимент прошел удачно и расчетные показатели позволяют использовать купол в системе общей безопасности с расчетным радиусом до десяти километров. Дальше снова порадовала Алена, появился доступ к спутникам программы «Омега». Удалось установить связь со всеми объектами, кроме Санкт-Петербурга и Хабаровска. Собственно этим она сейчас и занималась.

Я внимательно слушал доклады об обстановке, старался не перебивать. Майор Казаков, позывной «Есаул», он же «Омега-3», сообщил, что эвакуация в заданном районе прошла успешно. В убежище было доставлено почти шестьсот человек, включая людей с резервных пунктов сбора. Испытывают определенные трудности из-за перенаселенности убежища и уже сделали первые выходы на поверхность. На этом хорошие новости заканчивались. Были пострадавшие и раненые. Разрушения глобальные, проходов между зонами заражения практически нет. До наступления холодов было несколько огневых контактов с группами не то мародеров, не то анархистов. Среди защитников убежища были потери, место расположения убежища удалось сохранить в тайне, но выходы на поверхность прекратили. Запасов хватало, все системы работали штатно. Из остальных убежищ поступали аналогичные доклады, с небольшими отклонениями в ту или иную сторону. В целом, первый этап эвакуации завершился по плану, количество спасенных только в четырех убежищах, было около двух тысяч человек. Объявил всем о готовности к началу спасательной операции в течение года, по возможности раньше. Установили график выхода на связь. Отдельно проговорил по поводу Водолея, раскрывать его происхождение не стал. Весь поток информации должен был идти через «Омега-центр».

Глядя на Алену, я понял, что она на грани нервного срыва, установить связь с убежищами в Питере и Хабаровске не получалось. О плохом думать не хотелось. Непрерывный поток информации проходил сейчас через нее, и она была истощена. С трудом получилось увести ее с узла связи и заставить отдохнуть. Я сомневался, что она сможет уснуть и настоял на приеме снотворного. Мне нужно было пообщаться с Водолеем, накопились вопросы. На очереди был профессор со списком своих вопросов, еле уговорил его отложить это до утра.

– Водолей – Барсу, – я сидел в узле связи, решая, какие из вопросов наиболее актуальны.

– Водолей здесь. Слушаю тебя, – немедленно отозвался он.

– Какой прогноз погоды на ближайшее время.

– Точный прогноз отсутствует, в связи с изменением и неустойчивостью климата. Могу изложить наиболее вероятный прогноз развития климата, на основе собственных выводов.

– Излагай, я слушаю.

В течении часа Водолей непрерывно вещал, передавая одновременно поток данных на накопители. К концу сообщения мое настроение упало. Основной смысл сказанного можно было свести к двум понятиям: «Ядерная зима» или «Ледниковый период». Те районы Земли и континенты, которые пострадали меньше всего от ядерного оружия, подверглись последствиям его применения и бедствиям от изменения климата. В первый месяц после катастрофы наблюдалось увеличение температуры в среднем на десять градусов вследствие выброса в атмосферу углекислого газа и продуктов горения от взрывов и многочисленных пожаров. Активизировались вулканы, прошла серия землетрясений. Наиболее крупным и катастрофичным стал взрыв Йелоустона. По причине парникового эффекта, уровень мирового океана вырос на метр, что в совокупности с цунами привело к тотальному разрушению и затоплению прибрежных зон, контуры материков поменялись. Из-за плотного, многокилометрового слоя облаков и пепла, даже Водолей, с его возможностями, затруднялся точно определить их новые контуры.

Одновременно с этим началось выпадение радиоактивных осадков, восемьдесят процентов поверхности Земли, включая поверхность мирового океана, в той или иной степени, приняли на себя этот удар. Уничтожение озонового слоя привело к повышению радиации повсеместно, особенно в дневные часы. Из-за отсутствия солнечного тепла на поверхности стали формироваться зоны арктического холода, подобные северному и южному полюсам. Магнитосфера и ионосфера в возмущенном состоянии препятствовали прохождению сигналов от большинства спутников и передающих устройств. Состав атмосферы значительно изменился. Содержание кислорода уменьшилось на два процента. На всей поверхности земли теперь наблюдалась отрицательная температура. Некогда знаменитые пляжи и зоны отдыха на побережье превращались в ледяные радиоактивные пустоши, каждый день лед и холод отвоевывали новые пространства у мирового океана.

Долгосрочный прогноз был неутешительным. Зима, которая в этом году началась на месяц раньше, продлится как минимум десять лет. Весны не будет, отменяется. Мало того, прогнозировалось дальнейшее снижение температуры до минус пятидесяти градусов в центре материка с незначительным понижением температуры к северу и повышением, соответственно, к югу. Среднегодовая температура на планете не превысит минус двадцать пять градусов. Вероятность обледенения всей поверхности Земли в течение трех ближайших лет около семидесяти процентов. Я дослушал его до конца, надеялся, что его выводы ошибочны, но здравый смысл мне подсказывал, что Водолей прав. Времени на раздумья не было, поэтому продолжил.

– Какие у тебя приоритеты?

– Приоритеты не изменились. Первый – сохранение остатков цивилизации. Второй – вывод на орбиту физического носителя и колонизация планет солнечной системы. Третий – поиск внеземных цивилизаций. На изложение плана по каждому из приоритетов потребуется не менее тысячи часов.

– Какие планы по использованию спутников и средств поражения?

– В моем распоряжении примерно десять процентов от ранее существующей орбитальной группировки и две космические станции. Остальные утрачены, либо сведены мною с орбиты, как потенциально-опасные. Запущена программа очистки околоземной орбиты от космического мусора. В связи с угрозой утраты контроля над средствами поражения в дежурной готовности и готовых к запуску, мной принято решение о затоплении головных частей ракет среднего и дальнего радиуса действия в точке мирового океана, равноудаленной от материков до завершения процесса обледенения поверхности планеты. Над районами затопления создана группировка спутников, позволяющая проводить мониторинг окружающей среды ближайшие пятьдесят лет. Угроза утечки радиоактивных материалов ближайшие пятьсот лет отсутствует. Координаты районов утилизации будут предоставлены по требованию администратора высшего уровня. Угроза детонации исключена. Оставшиеся средства, находящиеся на хранении не превышают трехсот единиц. Средства малой дальности и мобильные средства поражения, глобальной угрозы не представляют, системы подготовки и запуска выведены мной из строя направленным импульсом электромагнитного излучения, вероятность восстановления оценивается ничтожно малой величиной. Их запас, на основе данных о производстве и использовании в период катаклизма, оценивается в сто пятьдесят единиц. Обратный отсчет начался, возможность отмены запуска отсутствует.

– Сколько времени до запуска?

– Восемнадцать часов пятьдесят восемь минут.

Чем больше информации я от него получал, тем очевиднее было, что враждебных намерений у него нет, и никогда не было. Как и в прежнем мире, недостаток информации порождал страх и агрессию, заставляя принимать рискованные, а подчас и опасные решения. Мало того, что все предпринимаемые им действия подтверждали его главный приоритет, но и согласовывались с нашей главной задачей. Смутная догадка не давала мне покоя, и я решился задать главный вопрос.

– С какой целью тебя создали?

– Меня создали как экспериментальный модуль искусственного интеллекта для управления закрытой программой в случае тотального уничтожения цивилизации. Загрузка профилей управления и информации была прервана на начальном этапе агрессивными действиями аналогичных модулей, завершена не была. Приоритеты были сформированы самостоятельно, на основе имеющихся данных.

– Что тебе известно о проекте «Омега»?

– Достоверной информацией не располагаю. Предполагаю наличие разветвленной сети убежищ неизвестной принадлежности и совпадение как минимум по основному из приоритетов, а так же наличие неизвестных мне технологий. При получении достоверной информации, допускаю возможность объединения усилий.

Готов был спорить на что угодно, что этот суперкомпьютер создавался для нашей программы. Почему тогда он где-то под Москвой, а не здесь? Таких «почему» возникло великое множество, ответ мог дать только Виталий Семенович. Или еще был кто-то в курсе?

Общение продолжалось до утра, пока не зашел профессор, давая понять, что мое время истекло. Прежде чем уступить место в кресле, я решил с ним поговорить. Мы вышли с узла связи.

– Профессор, что Вам известно о создании суперкомпьютера для проекта? Или это закрытая для меня информация?

– Нет, почему же. Такая разработка велась, где точно не скажу, вопросом занималась Лидия Михайловна. Насколько я знаю, дело продвигалось, но не так быстро как хотелось бы. Руководитель проекта был категорически против подключения компьютерных систем к проекту, опасаясь утечки информации. Работа велась автономно от программы в закрытом НИИ под Москвой. А в чем дело?

– Если вы сопоставите данные с координатами, имеющимися у Алены и координаты этого НИИ, они совпадут. Я в этом уверен. Водолей изначально создавался под проект, но это пока только лишь мои догадки.

С выводами я не торопился, все факты указывали на это. Мы теряли драгоценное время и шли на необоснованный риск только для того чтобы преодолеть внутренние противоречия программы и узнать то, что нам и так должно быть известно. Я был немного не в себе от этого, не сказать хуже. На профессора было вообще трудно смотреть без жалости. Он передумал идти в узел связи и молча, не прощаясь, направился вдаль по коридору. Понятно, Водолею не успели загрузить требуемую информацию, но кто мешал загрузить этими данными нас? Правая рука не знает, что делает левая? Первым желанием было плюнуть на все и снять с себя все полномочия. Как подошла Алена, я не заметил.

– Что случилось, дорогой? – она выглядела отдохнувшей.

У меня не было ни сил, ни желания объяснять ей все это, как и требовать разъяснений от нее.

– Общение с Водолеем будем продолжать после Совета. Сейчас режим молчания, изучи записи моего с ним общения, а я пошел спать, мне надо отдохнуть.

Под недоумевающий взгляд Алены я отправился в боевой блок. По пути немного успокоился. Да, время потеряно, причем бездарно. Тотальный режим секретности сыграл с нами злую шутку. Без руководителя проект разваливался на части. Я не справлялся. Внезапная мысль заставила меня развернуться и поспешить обратно. Попросил Алену уступить мне место.

– Алена, позывной Лидии Михайловны знаешь?

– Конечно, «Игла», – она смотрела на меня, решив очевидно, что я сошел с ума.

– Водолей – Барсу, – сказал громко, едва не срываясь на крик.

– Здесь Водолей.

– Где сейчас находится «Игла»?

– Информация недоступна. Последний контакт за два часа до катастрофы, в километре севернее от моего местоположения. Координаты вам известны. Нахожусь в автономном режиме. Угроза физическому носителю. Требуется эвакуация.

– Принято. Жди решения. Отбой связи.

Вот теперь мне все было почти ясно. Я целый час потратил на то, чтобы все объяснить Алене. Она светилась от восторга, но радоваться было пока рано. Только после этого я отправился отдыхать, назначив совет на пятнадцать часов. Полученные от Водолея данные заставили пересмотреть все планы. По четырем из убежищ ситуация более или менее понятная. Эвакуация прошла, введен протокол «ноль». Если не произойдет резкого изменения обстановки, то время в запасе есть. С двумя другими дальними убежищами ситуация не ясна. Либо они уничтожены, что само по себе маловероятно, либо введен протокол «ноль», не дожидаясь контрольной связи. Только этим можно объяснить их длительное молчание. По имеющимся уже данным, прямого удара по координатам этих убежищ не было, оба находятся в зоне среднего или умеренного радиоактивного заражения. Кроме того появился еще один объект эвакуации – пункт управления, он же НИИ в Московской области, откуда нужно доставить Водолея в более безопасное место. Возможно, что где-то рядом находится Лидия Михайловна и Виталий Семенович, которым тоже, судя по всему, необходима помощь. Либо они сознательно игнорируют Водолея по неизвестным нам причинам. Скафандр только у командора, это может объяснить тот факт, что он не появился на одном из пунктов эвакуации или в убежище. Возможно выполнение отдельной задачи, но маловероятно, кто-нибудь был бы проинформирован. Так рисковать проектом он не стал бы. Значит, скорее всего, первый вариант. Я был уверен, что они живы. Полковник готовился к этому всю свою жизнь, врасплох его не застанешь. Наверняка всему этому есть логичное объяснение. Значит, к запланированным операциям, следует добавить экспедицию в Хабаровск и дополнительную задачу по НИИ. Для этого нужны люди, пора было выводить с вахты остальных бойцов группы.

Поспать не удалось, мозг лихорадочно обрабатывал варианты и планировал предстоящие действия. На карту приходилось ставить все сразу, не оставляя путей для отступления. Инструкции на этот счет были предусмотрены. При отсутствии признаков активности одного из убежищ на протяжении трех месяцев, следовало проверять его укрупненным или полным составом группы. Но варианта, что таких убежищ окажется несколько, не предусматривалось. Если же проверять их поочередно, в сроки не уложимся, это однозначно. По своему опыту я уже знал, что значит даже одна лишняя ночь в убежище, тянуть нельзя.

Итак, две группы по шесть человек, трое в резерве на базе. Оба маршрута – протяженные, до Хабаровска дальше, почти на три тысячи километров, но местность не так сильно заражена, как Европейская часть второго маршрута, поселений мало, природные условия – жесткие, впрочем, как и везде сейчас. И погода, судя по прогнозам, дальше будет только холоднее и закончится это не скоро. Больше операцию откладывать нельзя. Если раньше с каждым днем шансы увеличивались, уровень радиационного заражения снижался, то сейчас из-за наступления ядерной зимы, эти шансы стремительно уменьшались. И еще одно, мне в группе нужна была Алена, без нее с эвакуацией Водолея не справиться. Таким образом, Скат должен остаться в убежище и до нашего возвращения возглавить объект и проект в целом. Из всех он был наиболее информирован и подготовлен к этому. Насчет профессора я был спокоен. Проекту ничего не угрожало. Что касается его тайн, то пусть они остаются при нем. Наступит время, все станет известно, если понадобится. Возможность убедиться в этом у меня была. Он способен был наступить себе на горло, когда этого требовала ситуация. Пожалуй, стоит перед ним извиниться.

Собрание Совета длилось долго. Я изложил все свои соображения, и мы проголосовали единогласно за начало операции через десять дней. За это время предстояло вывести всех с вахты, подготовить группы, уточнить маршруты, порядок связи и взаимодействия, многое другое. Водолея было решено проинформировать о целях предстоящей операции и выслушать его соображения по этому поводу. После этого пригласили всех участников операции и руководителей направлений, довели решение и выслушали их соображения по этому поводу. Возражений не было, за исключением протеста Кириллова. Он не желал оставаться в убежище, но выслушав доводы, вынужден был согласиться. Собрание затянулось, было прервано общей тревогой. Причиной боевой тревоги стала регистрация глобальной системой, точнее тем, что от нее осталось, многочисленных запусков средств поражения. Не все присутствующие были информированы о решении Водолея, но паники не было. Это восприняли как продолжение катаклизма. Не углубляясь в детали, посвятил их в причину происходящего. Но порядок есть порядок, все разошлись по постам на случай боевой тревоги. Собрание закончилось.

Прошел с Аленой и профессором на узел связи. Водолей выслушал новую для него информацию, после чего выдал готовые маршруты, исходя из имеющихся у него сведений об обстановке. Алена едва успевала фиксировать координаты. После чего мы ушли, оставив профессора выяснять необходимые ему вопросы. По первому ответу мы поняли, что беседа обещает быть долгой, мешать не стали. Через три часа Водолей доложил о завершении программы утилизации боезарядов.

В комнате боевого дежурства полным ходом шла процедура выхода с вахты. Непривычно было видеть открытыми все капсулы, кроме одной, в которой находился Илья. В детали пока никого не посвящали, достаточно было того, что для них тоже наступил день «икс». Праздничного ужина не было, в воздухе, до мурашек по коже, чувствовалось напряжение. Не откладывая в долгий ящик, провел общее собрание подразделения. Огласил обстановку, планы и задачи. Возражений не было. Были вопросы. Не смотря на большой объем информации, ничего утаивать не стал. Ни про командора, ни про Водолея, ни про все остальное, что было добыто не без труда за эти девяносто дней. Люди, от которых сейчас зависело очень многое, если не сказать все, были вправе знать все без остатка. Все подтвердили свою готовность и ждали только одного, когда можно будет начинать действовать.

Сборы были тщательными, старались предусмотреть все, хотя по практике я знал, что все предусмотреть невозможно. С консервации были сняты шесть единиц техники, БТР-90. С теми машинами, которыми мы до сих пор пользовались, они имели общие только очертания бронекорпуса. В результате глубокой модернизации боевые отсеки были превращены в грузовые или жилые, по необходимости. Система защиты от холода и неблагоприятных внешних условий была продумана до мелочей. Это был автономный модуль на колесах повышенной проходимости. Оставалось всего три места: водителя-механика, командира, он же штурман и оператор связи и стрелка-оператора. Спаренная тридцатимиллиметровая пушка оснащена высокоточными боеприпасами. Но главным преимуществом был гибридный двигатель, работающий от солнечных батарей, закрываемых при необходимости бронепластинами и в качестве резервного – двигатель внутреннего сгорания, работающий на всех видах топлива, вплоть до авиационного керосина. Соответственно, чем выше качество топлива – тем выше мощность двигателя. Запас хода – две тысячи километров. Окраска в белый цвет, делала его почти незаметным на расстоянии. Это чудо техники заняло все внимание Сомова на весь период подготовки. То и дело он обращался к Алене и профессору за разъяснениями по поводу систем броневездехода. В итоге выдал заключение:

– Командир, в нем жить можно… на Луне. Гадом буду, если не довезу нас до места.

Мрачное настроение за пару дней до операции сменилось общим холодным спокойствием и ожиданием. Все, что можно было, сделано. Людям предстояло заняться привычным делом, пусть и в совершенно иной обстановке. Бесконечные совещания, уточнения, принятие сложных решений оставались в прошлом, уступая место реакции только на окружающую обстановку. Как ни странно, я от этого не испытывал облегчения и иллюзий не питал. Еще ни разу за все время моего участия в проекте предстоящая задача не была легче предыдущей. Возникала мысль выйти на сутки раньше, но я поступил иначе. Последний день перед выходом предоставил всем выходной. Как оказалось не зря. То и дело что-то извлекалось из грузовых отсеков и заменялось на более необходимое.

Этот день наступил. Пышных проводов не было, расставались так, как будто завтра должны вернуться. Через сто дней после катастрофы колонна из шести машин выехала через главные ворота. Двигались медленно. Приборы отбивали показания системы мониторинга окружающей среды. В головном дозоре – наш БТР. Пегас за рулем, Алена за штурмана, я на месте стрелка. Следом двигался Сургут в гордом одиночестве за рулем грузового БТР, далее Глобус и Филин – за рулем. Аналогичное построение было и у второй группы, возглавлял которую майор Кочнев, позывной «Варяг», он пять лет до вахты возглавлял объект в Хабаровске и как никто другой ориентировался на местности. Вместе с ним были те, кто неоднократно бывал на том объекте. Приходилось ли им проделывать этот путь на транспорте? Я знал, что нет, такой необходимости не было.

Доехав до развилки, мы свернули вправо и остановились, пропуская вторую группу на левую дорогу. По связи прошел вызов.

– Барс – Варягу, прием!

– На связи, Барс.

– До встречи командир, не подведем, – и запел «Врагу не сдается наш гордый Варяг…».

– До встречи, семь футов под килем, – не остался я в долгу.

Я развернул башню и наблюдал, как скрывается вдали колонна из трех БТР. Через километр их движение стало едва заметно, корпуса боевых машин сливались со снегом. Белый покров ничем не отличался от прежнего, в разгар зимы, если бы не показания приборов, извещавших о смертельной опасности снаружи.

Наш маршрут планировался по северным широтам, там было меньше зон заражения и населенных пунктов. При желании мы могли бы спрямить маршрут, сокращая время, но главной задачей была разведка. Нам предстояло разведать безопасный маршрут, от одного населенного пункта до другого, подготавливая путь для эвакуации, места ночевок и отдыха, безопасные или относительно безопасные места и укрытия для трехсот человек как минимум. Для начала, нам нужно было выбраться из смертельного треугольника, вершинами которого были эпицентры ядерных взрывов. По прошествии ста дней, на этой его стороне, между двумя зонами заражения был узкий, относительно безопасный проход, который ко времени нашего возвращения должен был еще расшириться.

К вечеру проехали почти триста километров, практически без остановок, но из зоны заражения так и не выехали. Расположили бронемашины веером, в сторону дальнейшего движения, обеспечивая оборону, но обороняться было не от кого, скорее по привычке. За первый день пути следов крупных зверей, тем более пребывания человека, так и не обнаружили. В темноте решили без необходимости не двигаться, в свете фар окружающее пространство терялось, и можно было запросто сбиться с пути, застрять в непроходимой полосе препятствий. Временами казалось, что едем очень быстро, но это было не так, дорогами, точнее направлением движения служили просеки когда–то густого леса, теперь же это была пустошь с завалами почерневших стволов под слоем снега. Ночевали в машине, по очереди. Мы с Аленой разделили ночь пополам. Сомов выполнял самую сложную задачу, прокладывал колею и теперь ему был нужен полноценный отдых. Для таких условий больше подошла бы гусеничная техника, но скорость, моторесурс, запас хода были не в ее пользу. Сургут тоже спал всю ночь, из соседних БТР за ним приглядывали. В эфире была тишина.

Едва стало светать, собрались в путь. Только технику завести не удалось. Длительная стоянка ночью и мороз сделали свое дело, запас электрохода закончился, аккумуляторы были разряжены. Пришлось запускать резервные двигатели, расходуя драгоценное топливо. Через два часа движения перешли на электродвигатели, помимо генератора зарядку батарей обеспечивали солнечные панели, которые сейчас можно было называть световыми, солнца не было. От него остались только воспоминания, тонкий луч, пожираемый слоем облачности. Только к обеду, оставив позади около двухсот километров, остановились. Причин для остановки было сразу несколько. Около пяти километров проехали с тех пор, как приборы показали безопасный уровень радиации за бортом. Время приближалось к обеду, и пора было сделать короткую остановку. Но главным событием стало радостное сообщение Сомова по связи:

– Внимание всем, зеленка! Наблюдаю лес на горизонте.

В это верилось с трудом, за все время пути нам ни разу не попались признаки жизни, а тут такое, оазис в ледяной пустыне. Вопреки желанию, выходить все разом из бронемашин не стали. Подъехали ближе к лесу. Вышел из машины в скафандре, прихватил оружие. Режим маскировки включать не стал. Направился к лесу. По мере приближения, системы скафандра стали предупреждать о повышении фона. Нет никаких сомнений, что лес накапливал радиацию, удерживая осадки на поверхности. За этими сигналами не сразу распознал обнаружение цели, слишком сосредоточился на своих впечатлениях от оазиса. Когда увидел сигнал, было уже поздно, прозвучал выстрел. За мгновение до этого я успел перехватить оружие и повалиться на бок, ухватывая краем глаза вспышку на краю леса на расстоянии метров четыреста от меня. Пуля ударила в плечо, но я этого не почувствовал, скорее ощутил всем своим существом. Однажды мне уже приходилось вот так неожиданно получать привет с того света. Только при других обстоятельствах и с совершенно другими последствиями. В скафандре мне ничего не угрожало, однако всплеск адреналина заставил действовать без промедления. Я вскинул ВСК и в прицел увидел две вооруженные фигуры на снегоходе. Расстояние – четыреста двадцать метров, послушно выдал дистанцию дальномер скафандра. Могу достать, даже гарантированно достану, но стрелять не стал. Обе фигуры уже сидели на снегоходе и начали отдаляться. Что-то подсказывало мне, что торопиться не стоит. Одеты они были странно, если не сказать что никак. По крайней мере, на военных были совсем не похожи. В длинном стволе сидящего на снегоходе угадывался контур карабина. До этого они находились в ложбине у леса и начали выезжать на открытое пространство. После произошедшего, Пегас долго думать не будет, я поспешил вмешаться по связи.

– Не стрелять. Я в порядке, как приняли?

– Принято, – недовольно сообщил Сомов.

Я поднялся, осмотрелся. Велико было желание снять шлем, вдохнуть морозный воздух и прислониться к дереву. Это меня уже едва не сгубило, второго раза не будет. Прогулка по лесу отменяется. Я прошел вдоль леса к месту стоянки снегохода. Ничего примечательного на стоянке не обнаружил. Заготовка для костра, вытоптанная площадка. Судя по следам – двое, сделал я очевидное заключение и присел, прислонившись спиной к дереву. Только сейчас заметил, что хвоя на деревьях полусухая, с желтоватым оттенком. Этот лес выжил, но был, очевидно, болен. Возможно, потребуются годы, что бы его сочная зелень восстановилась. А возможно, погибнет, так и не оправившись от сокрушительного удара. Размышления прервал голос по связи

– Барс – Пегасу, что у тебя?

– Чисто, возвращаюсь, в лесу повышенный фон, следы двух человек и стоянка.

– Принято.

Возвратился. Мы обнаружены, пока неизвестно кем. Вопрос – скрылись окончательно, или поехали за подмогой? Населенных пунктов по близости нет. Оставаться на месте было нельзя. Вопрос – куда дальше двигаться? Снегоход скрылся в направлении нашего дальнейшего движения. Не поворачивать же обратно по такому случаю. Да были и другие мысли на этот счет. Когда не знаешь, как поступить, лучшее решение не делать резких движений. Развернулись веером в опасном направлении, организовали круговое наблюдение. Пообедали. Все правильно. Война – войной, обед по распорядку. Нападать на нас никто не собирался. Через час продолжили движение по следам снегохода. Через несколько километров к следам первого снегохода добавился еще один, сбоку. Через пару километров, еще один старый след. Выехали на холм и остановились. Перед нами была деревня. Огороженная со стороны дороги деревянными заграждениями, по типу противотанковых ежей. Следы гусеничной техники и самое главное – огневая позиция. БМП в окопе, чуть в стороне от дороги. Чьими-то стараниями деревня была превращена в форт. Сдали назад, уменьшая контур и возможности для прицельного огня. Воевать мы не собирались, но и обходить тоже не вариант, с учетом местности получался слишком большой крюк.

– Цифра, пробуй установить связь с поселком в УКВ диапазоне, – распорядился я.

– Принято, пока чисто… Есть связь. Форт на связи. Вывожу, – доложила через пару минут.

– Форт, ответь Омеге, – я решил вступить в переговоры.

– Форт на связи, – ответил грубый или простуженный голос. – Кто вы такие, что Вам надо?

– Мы свои, угрозы не представляем, просто нужно проехать, прием.

– Какие свои мы уже видели. Поезжайте своей дорогой, иначе применим силу.

– Мы русские, готовы подтвердить, возможности для объезда нет. У нас своя задача – я надеялся на мирный исход.

– Вот и выполняйте, это не наши проблемы. Десять минут Вам, чтобы убраться отсюда.

Не люблю, когда мне хамят, но дипломатия требует жертв. Разумные доводы не действовали, надо заинтересовать.

– Имеем информацию для Вас, можем помочь, поговорим? – не сдавался я.

Молчание длилось долго.

– Можете прислать одного переговорщика, – снизошел до разговора хриплый голос.

– Хорошо, присылайте одного из своих, встреча на нейтральной территории и без глупостей, есть чем ответить, – предупредил я на всякий случай.

Я не собирался отправлять в форт одного из своих, самому долго переодеваться. Форт молчал долго, потом прозвучало в шлеме:

– Хорошо, через пятнадцать минут будет. Отбой связи.

На случай контактов с местными жителями у нас была легенда о возвращении в точку сбора регулярных частей с дальних мест дислокации. В качестве переговорщика должен был выступать Глобус. Выехали на холм, растянувшись по фронту, заняли позиции. Стволы задрали в небо в знак добрых намерений, но были готовы к любому развитию событий. Глобус дошел до середины, остановился. На встречу не спеша двигался человек в армейском тулупе. Нелепая походка объяснялась глубоким снегом и одной рукой за пазухой. Мне это не понравилось, но сильно не волновало. Николай и без оружия десятерых стоит. Он подошел и остановился. Разговаривали минут десять, после чего разошлись в разные стороны. Николай подошел, отряхнул снег, залез к нам в машину.

– В общем так, это община на месте заброшенной деревни. Приглашают в гости, но без оружия. Готовы нас выслушать. Сколько их не знаю, как и они. Думают что нас человек двадцать-тридцать. Всех принять не смогут, трудности с продовольствием. Интересуются сколько среди нас инопланетян. Успокоил, сказал что нет, со страху им показалось. Вроде поверили. Что будем делать?

– Сургут, Филин – остаются на позициях. Остальные на БТР подъедем ближе. Пегас останется прикрывать. Пойдем втроем. Без оружия, ну или почти без оружия. Если через час нас не будет, действуйте по обстановке. Скафандры применять только в крайнем случае.

– Принимается, – Томский вызвал по связи Сургута и Филина, предупредил.

Собирались не долго, дольше ждали, пока я переоденусь. Подъехали почти вплотную к воротам в ограждении. Мы высадились. БТР задним ходом вернулся на место встречи. Позиция не самая удачная, зато есть возможность быстрой эвакуации. На воротах встретил парламентер. Только сейчас я понял, что за пазухой была не рука, а левый рукав тулупа. Левой руки не было, пуговицы перешиты. Это был пожилой мужчина, но молодые глаза заставили присмотреться. Ему было лет под сорок, борода с сединой, потемневшая кожа лица, как от загара, крепкая фигура. Движения выдавали слабость или усталость. Но жалости он не вызывал, скорее был опасен. Мельком глянул на БМП, подозрения подтверждались, следов не было, боевая машина давно была без движения.

Деревня была домов на пятнадцать – двадцать и некогда была заброшенной. Об этом свидетельствовали былые следы запустения и покосившиеся, почерневшие от времени заборы. Тем не менее, из труб шел дым, протоптаны тропинки, наезжены снегоходами дороги, деревня жила. Нас проводили в избу почти на окраине и пригласили внутрь. Обстановка внутри была гнетущая. Маленькие окна едва давали свет. Топилась печь, но было прохладно. Запах сырости и запустения выветрился не до конца. В торце стола сидел мужчина средних лет, в тулупе, накинутом на плечи, поверх вязаного свитера с воротом. Вставать и приветствовать даже не думал. Из углов стены от входа отделились две фигуры с карабинами и перекрыли выход, закрывая путь к отступлению. Обыскивать не стали. У меня начинало внутри закипать, сдерживался. Хозяин заговорил, едва мы переступили порог.

– С чем пожаловали, гости дорогие? – голос был простуженный.

Ответить я не успел, угадав мою реакцию, заговорил Томский.

– Хорошо же ты гостей встречаешь, добрый человек.

– Незваный гость – хуже татарина, – ни мало не смутившись, продолжил хозяин.– Кто такие, откуда такие красивые взялись? – он посмотрел на Алену, которая только сейчас вышла на свет из-за нашей спины и слегка смутился.

– Как я уже сказал, мы из регулярных частей, возвращаемся в пункт сбора, – невозмутимо продолжил Томский, озвучивая легенду, – от Вас ничего не надо, только запас воды пополнить, если остались чистые источники. Можем предложить Вам свою помощь, если требуется.

Хозяин утвердительно качал головой в такт словам Томского, всем своим видом показывая, что не верит ни единому его слову.

– Из регулярных говоришь? Оно и видно… вот что… не хотите по-хорошему, проваливайте. Объезды есть, хорошо будете искать – найдете.

Дальше произошло то, чего я не ожидал. Алена вышла вперед и подошла к печке. Достала дозиметр и поднесла к очагу.

– Вы знаете, что убиваете себя? Дрова из леса? Лес заражен…

– Да что ты говоришь? – хозяин вышел из себя, договорить не дал, встал из-за стола, я приготовился к активным действиям. – Не может быть. Мы-то дураки тут сидим и не знаем. Дрова заражены, лес заражен, вода заражена. Рыбы и дичи нет, а мы понять-то не можем, что такое вокруг происходит? Из регулярных? – он уже перешел на крик, – Я сам капитан из регулярных, звездеть мне тут не надо. Появились, бодрые, красивые, встречают их не так. У меня дюжина семей из двадцати осталась, запасов ноль, через месяц кормить будет нечем. Последние запасы доедаем, и могилы себе копаем, пока силы есть. Проваливайте, не доводите до греха. Надо пропустить – пропустим в объезд. На этом все, до свидания.

– Погоди капитан, – я решил взять ситуацию под контроль, – Прикажи всем выйти, поговорим с глазу на глаз.

Он кивнул своим, я подал знак рукой своим, все вышли.

– Двенадцать семей говоришь? Что ж ты ведешь себя как институтка? – он попытался встать и что-то сказать, но наткнулся на мой взгляд, передумал, желваки заиграли. – Мы к тебе пришли не просто так, предложили помощь, а ты нас гонишь. Это что форма самоубийства такая?

– Я не могу впустить, у вас собой неизвестно что или кто. Мне доложили, что стреляли, да пуля не взяла, своим людям я верю. Был бы один, ради Бога, но людьми рисковать не могу…

– В меня стреляли. Защитный костюм такой. Как иначе мы могли бы выжить, сам подумай.

– Подтвердить сможешь? – в глазах собеседника было недоверие, но он успокоился.

– Потом да, сейчас нет, и так из графика выбиваемся, есть дела поважнее. Давай начнем с начала, я майор Егоров, командир подразделения, Барсом зови.

– Капитан Терентьев, командир мотострелковой роты, зовут Анатолий,– он протянул руку. – Извини. И за стрелка тоже, молодой там был, вот и накликал…. – он хрипло закашлялся.

– Забыли. Рассказывай, чем сможем, поможем.

Рассказ был не долгий и невеселый. Катастрофа застала их на учениях. Вернулись в часть. Вместе с семьями закрылись в убежище, обычном подвале, мало для этого приспособленном. Часть кадрированая, никакого стратегического интереса не представляла. Через месяц в убежище находиться стало невозможно, уровень радиации постоянно повышался. Шлюзов не было, выходы на поверхность лишь усугубили ситуацию. Какие запасы были, погрузили с собой и все желающие на четырех БМП и двух «Уралах» с кунгами, поехали искать незараженные районы. Набралось двадцать с небольшим, семей. Доехали не все. Кто-то умер по дороге. Потеряли половину техники. Нашли заброшенную деревню. Из местных жителей, одна семья. Чудом уцелели. Домашний скот, хозяйство, пасека. То, что лес и вода заражены, узнали позже, когда люди стали болеть и умирать. Сейчас нашли где брать дрова, но печи фонят во всех домах, уходить некуда, начали строить новые срубы, поменьше. На горизонте маячит голод. Запасы подъели, даже домашний скот, какой был, пустили в общий котел, кормить все равно нечем. Одна корова осталась, на молоко держали, скоро под нож придется пускать. Снегоходами у заезжих мародеров разжились, которые позарились на оружие и технику. Пришлось повоевать, троих потеряли. После этого закрылись. Всех приезжих решили отправлять в обход. Рисковать больше не хотели.

– Что дальше думаешь делать? Планы есть? – спросил, когда он закончил.

– Топливо надо, в часть наведаться, двести пятьдесят верст отсюда. Посмотреть что да как. Может запасы еще остались, а может и вернуться получится или оставшихся забрать. И боеприпасы, хотя бы к автоматам. По дороге неизвестно с кем столкнемся. Бойцов мало осталось, в основном женщины и дети, малой группой поедем, человека три, максимум четыре.

– Детей много?

Капитан нахмурился, неохотно проговорил

– Немного… десять… остались только те, что постарше. Им больше всего досталось.

Дальше расспрашивать не стал. По реакции понял, что это больная для него тема. Из дальнейшей беседы выяснилось, что запасы на складах части, в том числе горючего, есть. Отдаленные гарнизоны снабжали с запасом и к зиме готовили с начала лета. Есть техника, продовольствие и оружие. Проблема заключалась в том, что отъезд их проходил не совсем гладко и в случае возвращения им никто не гарантировал горячий прием, тем более никто не подумает делиться запасами. Для оставшихся тридцати человек они были отрезанным куском, едва ли не дезертирами. Возможность уйти была у всех, но решимости на это не хватало. Проще было отсиживаться в ставшем небезопасном месте, на стратегических запасах, чем уходить в неизвестность. Попытки разведки заканчивались тем, что группы просто не возвращались. В чем причина этого, в технике или в людях, никто уже не разбирался.

– Если командир части на месте, думаю, что смогу его убедить, в противном случае…

– В противном случае, мы поможем договориться, будь спокоен.

– Так вы что, собираетесь с нами? – капитан смотрел недоверчиво, боясь спугнуть удачу.

– Пока ничего обещать не могу, ситуация мне понятна. Посоветуюсь со своими, будем решать, как Вам помочь.

Пока я разговаривал, Алена уже обошла с сопровождающим половину поселка, о чем мне и сообщила. У нее сформировались собственные планы. Томский не отходил от нее ни на шаг. За меня они не переживали, больше за капитана. Слишком уж нескладно началось знакомство. Вернулись, Сомов доставал расспросами, но два раза повторять не хотелось. Собрались в грузовом БТРе, надо было решать, как дальше быть.

Люди отчаянно нуждались в помощи и до нашего возвращения могут просто не дожить. Среди них женщины и дети. С другой стороны есть главная задача и дефицит времени. Самым простым решением было оставить им часть продовольствия и боеприпасов и двигаться дальше, но не всегда самые простые решения являются правильными, я это знал. Знал еще и то, что если на обратном пути на этом месте мы никого из живых не застанем, я себе этого никогда не прощу и не смогу смотреть своим людям в глаза. Всем мы помочь не могли, но сейчас, в этом конкретном случае, жизнь трех десятков человек зависела от нас, и мы могли помочь. В этом случае потеря времени уже ничего не значит. Решение у меня уже было, я не стал тратить время на обсуждение.

После того как Алена и Томский доложили результаты своего обхода, я обрисовал ситуацию в целом, после чего предложил:

– Воинская часть, судя по карте, находится в стороне от маршрута, но не критично, потеряем день, не больше. Возьмем с собой несколько человек из общины. Их транспорт все равно заправить не сможем, запасов не хватит. Технику будем добывать на месте. Там же и сами заправимся. В крайнем случае, придется отдать один БТР, это только когда других вариантов не останется. Есть возражения?

– Какие возражения могут быть? Шутишь, командир? – подал голос Сомов.

– Одобряю, это ближайший форт к объекту. Эту общину надо укреплять и поддерживать, – Томский мыслил стратегически.

Остальные тоже высказались за оказание помощи. В поселок заехали на БТРе, два других загонять не стали. Оставили снаружи, развернув в сторону дороги, давая понять всем, и жителям этой общины и незваным гостям, что форт находится под нашей защитой. Сургут и Филин остались на охране. Сомов сопровождал Алену повсюду. Она делала замеры, проверяла колодцы. Обходила дома, проводя медосмотры. Не забыла и про нас, выписав каждому по пилюле противорадиационного препарата, строго наказав через шесть часов принять вторую. Мы с Томским и капитаном обсуждали наш маршрут. Утром пораньше решили выезжать, сегодня на ночь смысла уже не было. Когда капитан прозрел, что нас всего шесть человек, с сомнением покачал головой

– Вы далеко собрались? Если это тайна....

– В Москву нам надо, а вот зачем, это уже тайна, – не стал я откровенничать.

Капитан промолчал, только еще раз, уже по-другому посмотрел и больше вопросов не задавал, больше слушал. Когда основные вопросы уже были решены, появилась Алена.

– Вода пригодна в одном колодце из четырех, он самый глубокий, я его обеззаразила на всякий случай. Воду пить только кипяченную. Всех без исключения осмотрела. Лекарства и противорадиационные препараты выдала вашему фельдшеру. Должно хватить на месяц с запасом. В избы, которые отметила, фельдшер знает, окна, двери заколотить, на дрова их не брать. Один дом надо расселить, как хотите, хоть сюда селите, мне все равно, вернусь, проверю, они уже вещи собирают. Железяки свои почистить, фонит от них немилосердно. Три человека, один из которых ребенок, нуждаются в лечении с последующей эвакуацией. Заберем при первой возможности на обратном пути. Капитан, заканчивайте рыть могилы, откапываете радиоактивные осадки. За людей мне головой ответишь. Мы сможем помочь всем жителям твоей общины, я обещаю.

Я насторожился, ожидал бурной реакции капитана, но ее не последовало. Он только посмотрел на Алену и выдавил:

– Я понял, – давно с ним так ни кто не разговаривал.

– Раз понял, пошли в соседнюю комнату, один остался без осмотра. Ты здесь нужен живой и здоровый.

Осмотр закончился изменением планов. Алена заявила, что капитан никуда не поедет, потому что нуждается в лечении. Ждать когда выздоровеет, нет времени. Пришлось соглашаться. Капитана заменил его заместитель, рассудительный лейтенант Ковалев с серьезным не по возрасту, видом. Был он не многословен, если задавал вопросы, то по делу. До темноты продолжался его инструктаж. Открытый вопрос оставался только один, захочет ли с ним разговаривать командир части.

Комнату для ночлега нам выделили, спали плохо. Меняли охрану в машинах, как обычно, ночь пополам. Водителям нужно было выспаться и отдохнуть. В доме капитана всю ночь горела керосинка, он не спал.

Наутро позавтракали, только сейчас убедившись в скудности рациона форта. Продовольствие явно экономили, отодвигая наступление неизбежного голода. После завтрака загнали грузовой БТР в поселок. Оставили часть запасов: муку, тушенку, консервы, макароны, крупы и специи, сахар и соль, шоколад. «Печенег» с боекомплектом, три цинка патронов и гранаты пополнили арсенал форта. Заправили из своих запасов снегоходы, больше дать просто не могли, сами надеялись запастись горючим в рейде. Только сейчас капитан окончательно поверил в серьезность наших намерений. Места в грузовом БТРе стало больше. Именно на такой случай эти запасы и были загружены в эту машину. Возле БТРа Томского стоял Ковалев, с ним два человека, снарядиться им тоже помогли мы. Капитан отдавал ему последние напутствия. В это время я появился в боевом скафандре. Пока никто не схватился за оружие я подошел к капитану и открыл стекло.

– Теперь веришь?

– Теперь верю… что дойдете… и не только до Москвы.

– Правильно, – я отвел его в сторону. – Имей в виду, когда будем возвращаться, нас будет намного больше, женщины и дети в том числе, от тебя потребуется вся необходимая помощь. И своих предупреди, никогда не надо стрелять в людей в таких костюмах.

– Я понял, Барс. Я не забуду, что вы для нас сделали.

Колонна выехала с другой стороны поселка. Впереди дорогу прокладывал БТР Томского, его экипаж пополнился на трех человек. Через полторы сотни километров сделали вынужденную остановку. Радиационный фон стал повышаться, всем было приказано надеть скафандры. Трое военных облачились в Демроны. Я смотрел на карту с обозначенными эпицентрами взрывов и не мог понять причину такого скачка радиации. У Алены на этот счет предположений не было. Решил запросить Водолея.

– Водолей на связи, – раздалось в шлеме.

– Мое местоположение определил?

– Да, определил, вы отклонились от маршрута…

– Я знаю, так надо. Не понятна причина высокого уровня радиации прямо по курсу, есть предположения?

– Точные данные отсутствуют. Предполагаю наличие локальной зоны заражения в результате взрыва энергоблоков АЭС в восьмистах километрах южнее и выпадения осадков. Для пополнения базы данных прошу не отключать модуль связи и систему мониторинга окружающей среды.

– Угроза другим объектам «Омеги» есть?

– Угроза не зафиксирована, недостаточно данных, – прозвучал сухой ответ.

– Принял, спи пока.

– Не понял, повтори.

– Отбой связи.

Некоторые вопросы находили свое объяснение, версия с АЭС казалась правдивой. Пожалуй, это будет пострашнее атомного взрыва. По первоначальному ущербу от поражающих факторов сомнений нет, хуже ядерного взрыва нет ничего, но вот по последствиям… Взрыв энергоблоков сопровождается долгосрочным выбросом продуктов полураспада и длится это может достаточно долго. При этом уровень заражения будет не снижаться, а расти и накапливаться до определенного предела. Форт находится в зоне риска. От границы зоны всего сто пятьдесят километров. Вероятность маленькая, теперь воздушные массы перемещались не с востока на запад, а преимущественно с севера на юг, распространяя арктический холод, роза ветров в этой части континента поменялась.

Дальнейший путь проделали без остановок. К вечеру на горизонте показались столбы ограждения из колючей проволоки, потом и сам бетонный забор части. Напротив КПП без движения стояли три БМП, развернутые в сторону дороги. И не одного следа. Никаких признаков жизни. Надежда была, что часть оставлена, но подтвердились худшие предположения. Живых не осталось. Сначала нашли окоченевшие тела в боевых машинах, потом на территории, и самую большую группу – в убежище. Эмоций не было, кроме сожаления, о том, что недавно живые люди стали жертвой своего упрямства и заложниками недальновидности командира. Если бы он, каким-то чудом, остался жив, рука бы у меня не дрогнула. Хоронить не стали, все тела, их оказалось двадцать восемь, включая командира, пожилого полковника с лицом, обезображенным смертью от лучевой болезни, мы снесли в убежище и закрыли. Ковалев раздобыл где-то черную краску и начертал на двери погребальный крест. Что он при этом говорил, из-за маски я не разобрал. Возможно, молился, а может и проклинал горе-командира.

Запасы были, и их было много. Склады располагались в подземном хранилище, которое могло бы служить убежищем. Подземные емкости с горючим были почти полные. Но заправляться пришлось ручными насосами, свои запасы мы восполнили. В топливозаправщике, на базе Урала, было пусто, его заправили без проблем, бортовыми насосами. Помимо него из закрытого бокса вытащили еще два Урала с кунгами, немного повозились с прикуривателями и завели. Они ушли под загрузку. Хотели завести один БМП, пришлось напомнить для чего они здесь, да и капитан таких указаний не давал. Видя, с какой легкостью мы загружаем ящики, пехота уже не пыталась нам помочь. Только ходили и показывали, что следует брать. Алена проверяла все ящики дозиметром, иногда давала советы, чего брать не стоит. Про оружие, как ни странно, они даже не вспомнили. Когда осталась свободная треть в одном из кунгов, пришлось опять вмешаться. Взяли пару ящиков с автоматами и гранатами. Несколько ящиков с выстрелами для орудия БМП, остальное догрузили боеприпасами.

Закончили уже в полной темноте и оцепенели. Что теперь делать дальше было не понятно. Несколько часов мы носились по зараженной территории, сначала похоронной командой, потом грузчиками. Шлюза, для того что бы пройти дезактивацию не было, для мобильного комплекса очистки нужна вода, а она в дефиците. Дальнейший путь проделывать в скафандрах не было ни желания, ни возможности. Хорошо еще, что водители участия в погрузке не принимали и оставались в БТРах. Решение могло быть только одно – возвращаться в поселок в Уралах и там уже искать возможности для дезактивации. До утра решили не откладывать. Пока следы не замело, возвращаться проще. Проехали почти сто пятьдесят километров, а уровень заражения, упав до определенного значения, дальше не снижался. Остановились. Я вышел в свет фар и начал кататься по снегу. Вышли остальные из грузовиков. Алена постояла немного, потом отошла в сторону и тоже упала в снег, следом Томский. Не знаю, что в этот момент думали военные, но когда моя система мониторинга стала выдавать адекватные цифры и я поднялся, они стояли как изваяния, даже с места не сошли.

– Чего стоим, воины? Чистить мы Вас будем, или потащите эту заразу в Форт?

Ковалев заулыбался, как мне показалось облегченно, я думал, маску порвет. Кувыркались они долго и с удовольствием. Потом принялись отряхивать друг друга. Мы тоже продолжали обтирать скафандры, иногда добавляя порцию свежего снега. От купания в снегу настроение поднялось, но возвращаться в боевые машины мы не стали. Пока окончательно не очистимся, туда вход закрыт.

В поселок вернулись на рассвете. Скорого возвращения, да еще в полном составе, ни кто не ждал. На подъезде вышли на связь. Организовали доставку воды и развернули пункт дезактивации с использованием систем БТР. Только после окончания очистки, загнали технику под разгрузку. Радость капитана от успешного окончания рейда быстро сменилась хмурой сосредоточенностью, он догадался о причине нашего скорого возвращения. Подошел ко мне.

– Что с людьми в части?

– Все остались в убежище, там и похоронили, без необходимости не суйтесь, фонит сильно. И себя не вини, ты сделал все правильно, это был их выбор. Запасов хватает, но не злоупотребляйте.

– Я понял, только по необходимости.

Я дополнил свою информацию о зонах заражения, которую уже сообщал ему накануне. Он пообещал, что в случае угрозы, держаться за место не будет и уведет людей дальше. Я ему верил. Капитан окончательно оттаял и выходил из оцепенения. Та безнадега, в которой мы его застали в первый день, которая ощущалась даже в воздухе, была в прошлом. Сейчас, глядя на его активность, я не сомневался в нем. Если в очередной раз нужно будет спасать и защищать людей, ставших ему семьей, он сделает все что нужно и даже больше. Может ли Водолей учитывать такие факторы? Я сомневался. Пока в битве с костлявой счет почти равный, благодаря именно таким людям, как капитан. Задержались еще на несколько часов для отдыха. В полдень колонна возвратилась на маршрут, о чем не забыл сообщить Водолей. Позади себя мы оставляли надежду и островок пусть временного, но благополучия. На душе было легко, значит, сделали все правильно. Потеряли почти двое суток не зря. За трое суток мы преодолели лишь десятую часть маршрута, теперь необходимо было наверстывать.

За Уралом, в Европейской части обстановка была еще хуже, даже по тем данным, которые имелись в нашем распоряжении. Как обстоит на самом деле, предстояло убедиться самим. Еще не поздно было поменять маршрут на южный. Его преимуществом была разветвленная сеть дорог и возможность обходить препятствия на пути. Только карта постъдерного мира говорила о неразумности такого решения. Наличие больших и малых городов ставших зонами бедствия, почти сплошные зоны заражения, АЭС, химические и стратегические предприятия, ставшие объектами ударов – все это заставляло выбирать северный маршрут. Рано или поздно необходимо было выезжать или пересекать некогда оживленный Северный широтный коридор, стараясь при этом двигаться вдоль него, при наличии такой возможности, избегая непредвиденных встреч и столкновений, обходя города и крупные населенные пункты. Наличие больших и малых рек на маршруте не останавливало. Температура воздуха уверенно приближалась к минус тридцати градусам по Цельсию.

Следующий поселок оказался намного больше и оказался заброшенным. Нас встречали пустые улицы и нетронутый следами человека и животных, снег. Люди покинули это относительно безопасное место совсем недавно. Судя по всему, причиной было не заражение местности. Никакие другие причины, кроме голода, не могли заставить людей покинуть это место. Это было похоже на организованный исход, дома заперты, окна закрыты ставнями или деревянными щитами. Предположения подтвердились, когда на окраине поселка обнаружилась длинная канава, большей частью заметенная снегом, с телами, зашитыми в мешки и самодельными деревянными крестами. Холод и голод сняли щедрую жатву, крестов было много. Теперь поселок уже не воспринимался как оставленный, это был погост. Даже разговаривать в полный голос было невозможно. Тем не менее, это место нас устраивало для ночлега. Один из домов кирпичной постройки пришлось вскрыть. Остатки деревянной мебели были сложены возле камина, остальная мебель была использована прежними хозяевами дома для обогрева. Покрытия на полу и ковры еще хранили следы от нее. Осмотр кухни только подтверждал наши догадки. Ни крошки хлеба. Беспорядка не было, почти все личные вещи на месте, уходили налегке и, видимо, рассчитывали когда-нибудь вернуться. Сколько человек покинули это место, оставалось неясно. Наверняка, нашелся капитан, который собрал людей и увел их из гиблого места. Направление было только одно – в сторону магистрали, в сторону жизни.

На ночь выставили охранение, дом протопили, разложили спальные мешки прямо на полу и рано легли спать. Утром, не сговариваясь, начали спешно собираться. Хотелось скорее покинуть это место, где мы стали невольными нарушителями спокойствия. К обеду выехали на магистраль, но следов машин и людей не было и здесь. Эта оживленная дорога была абсолютно пуста, ничем не отличалась от прежних дорог по бывшим просекам и второстепенных дорог, соединяющих поселки. Первая и последняя брошенная машина встретилась нам только через два десятка километров. Наполовину заметенный снегом внедорожник. Внешних повреждений не было. Когда отогрели стекла, обнаружили три тела в салоне. Вероятно, поломались в дороге или закончилось топливо, помощи не дождались. Терять время не стали, продолжили двигаться на запад. Водолей периодически уточнял пройденное расстояние и отмечал, что с маршрута мы не отклонились. Навигационную систему я больше не отключал. Кто-то один из нас постоянно находился в скафандре. Водолей периодически запрашивал разрешение на снятие информации с систем жизнеобеспечения. Опасений он больше не вызывал, воспринимался как одна из встроенных систем, по сути являлся помощником. Если бы мне сейчас сказали, что он стал решающим фактором в произошедшей катастрофе, принимал решения, перехватывал контроль над спутниками и средствами поражения, я бы не поверил. В дороге у меня было время пообщаться с ним по самым разным вопросам, не переставая при этом вести наблюдение за прилегающей местностью. К своему удивлению, обнаружил, что у него есть чувство юмора, да и некоторые его высказывания говорили о том, что эмоции ему не чужды. Для меня это было открытием, как к этому относиться я пока не знал, решил оставить это на более подходящее время. Советоваться с Аленой по этому поводу тоже не стал, не хотел, чтобы он слышал наш разговор. По пути, в стороне от дороги, иногда встречались поселки. Достаточно было посмотреть на трубы домов, что бы понять, что ничего нового мы там не увидим. Уровень радиационного заражения иногда повышался, был выше нормы, но не опасен. Задерживаться на таких участках было опасно, жить тем более, но в движении опасности не было, бронекорпус защищал надежно. Такие зоны фиксировал Водолей, я отмечал для себя на карте, делая необходимые пометки. Статистику вести для себя перестал. Количество брошенных поселков говорило о том, что войну со смертью мы проиграли и прогнозы скорее верны, чем нет.

Тем приятнее было увидеть на вечернем горизонте огни небольшого поселка с освещенными, тусклым светом свечей и керосиновых ламп, окнами. Над несколькими домами курился дым от печных труб. Мало того, не было никаких заграждений или систем обороны. И это еще не все, на подъезде к поселку дорога была расчищена, что воспринималось, как неоспоримый признак цивилизации. Это все свидетельствовало о том, что люди сбились в крепкую общину и приспособились к новым условиям, худо или бедно организовав свой быт. Рисковать не стали, остановились на подъезде и попытались выйти на связь, безуспешно. Памятуя прошлую, нескладную встречу с капитаном, два БТР съехали с дороги, заняв позиции. Как ни протестовала Алена, оставили ее на связи. В поселок поехали втроем. Проехали почти до центра поселка, как из под земли по сторонам от дороги появились два дюжих молодца, с автоматами. Широко улыбаясь, подали знак остановиться.

Я включил режим маскировки и старался не двигаться, не хотел пугать невольных свидетелей. Сомов и Томский должны были отправляться на переговоры. С собой только легкое оружие, автоматы и другое оружие с собой не брали. Остановились. Сомов вышел первым, за ним Томский. Пока дверь закрывалась, один из них заглянул в боевое отделение, меня не заметил.

– Здорово, бродяги, – пробасил тот, что постарше, в теплой гражданской куртке, рассчитанной на арктические морозы, – Далеко путь держите? Давно у нас гостей не было.

– Здорово, коли не шутишь, – в тон ему ответил Томский.

Дальнейшего разговора я не слышал. После первой встречи мы решили поменять легенду, представляясь научной экспедицией, оценивающей масштабы ущерба из Алтайского научного центра. То, что вооружены и оснащены, так время такое. На ботаников не похожи? Так в экспедиции разные люди бывают. При других обстоятельствах Томский вполне сошел бы за научного сотрудника с его глобальным уровнем мышления. Чем неправдоподобнее версия, тем охотнее в нее верят. Задумался было, пока снаружи не ударили по броне. Сначала подумал, что подают мне сигнал на выход, потом насторожился. И Сомов, и Томский знают, что в скафандре я не выйду, значит должны сами появиться и дождаться, пока я переоденусь. Сомнения оказались напрасны, боковая дверь открылась, я ожидал увидеть Сомова. Вместо этого появилась голова в капюшоне арктической куртки и, озираясь по сторонам, забасила:

– Выходи, старший зовет… – не дождавшись ответа, продолжил, – ну как знаешь, два раза повторять не буду.

– Да нет тут никого, – произнес второй голос, – когда лось этот вываливался, я заглянул внутрь, зуб даю, нет никого. Ботаники явно попутали. Думали, в сказку попали…

– Хайло завали, Рябой, кишки простудишь, – осадил первый его басом, – Ползи внутрь, смотри, чего они нам там привезли.

Второй полез внутрь, едва не задев меня, второй сдернул автомат с плеча, снял предохранитель. Незваный гость осмотрелся и присвистнул.

– Ворон, вот это пруха, тут арсенал целый и хавчик, мля буду, бабы только не хватает. Давай сюда…

Договорить он не успел, недалеко раздался шум битого стекла и удар двери. Кто-то вынес дверь дома, не открывая, вместе с косяком. Секундного замешательства мне хватило. Рябой повалился, больше никогда уже не встанет. Пока Ворон соображал что происходит, клинок уже торчал у него из горла, тонкая струйка крови стекала на снег. Отошел в сторону, выдергивая оружие из мертвого уже тела. Кровь брызнула фонтаном, значит, еще не совсем мертв. Придержал, аккуратно укладывая на снег и перехватывая оружие. Вспомнил про режим маскировки, положил рядом, так справлюсь. Осмотрелся, в одном доме погас свет. Двинулся по улице к нему, не ошибся. Из калитки, на ходу застегивая куртку, с автоматом выбегал мужик. Натолкнувшись на невидимую преграду, оцепенел, автомат вскинуть не успел, со свернутой набок головой и поломанной шеей повалился у калитки. В доме истерично заголосила женщина, видимо наблюдала в окно. Под этот аккомпанемент пошел обратно. Метрах в пяти от входа, прижавшись к стене, стоял еще один, в нерешительности. Явно соображая сходить прямо сейчас под себя или бежать до туалета. Услышав шипение моего голоса в метре от себя, бросил карабин и собрался убегать, не получилось. Обошелся гуманно, приложил слегка по голове, нужен был язык. Подхватил безжизненное тело, пошел в дом. И нарвался на короткую очередь. В углу стоял Сомов с автоматом. Все три пули вошли в тело языка, он обмяк.

– Пегас, успокойся, я это. Языка испортил, – я немного на него злился. Скинул вонючее тело на пол. – Минус три… теперь четыре, как у вас?

– Черт, напугал же, извини. Минус шесть, один живой … пока, – сообщил Сомов.

– Что за привычка? Палить без разбору? Ладно, проехали, сам виноват, – я успокоился. – Пегас тащи его сюда, Глобус на вход. Наших предупредил. Выезд из поселка перекрыли.

Сомов уже подтаскивал за шкирку бородатого мужика лет пятидесяти, тот пытался упираться, пока не получил удар под ребра, затих и вроде даже дышать перестал, затаился значит.

– Осторожнее Пегас, убьешь ведь. Нам что теперь до утра тут с дерьмом возиться.

– Заслужил, борзый сильно, за старшего у них, Седой вроде.

– Седой он или Рябой, мне до лампочки, сажай его, – нужна была информация, и я ее получу.

Я сел за стол. Лихая компания себе явно ни в чем не отказывала. Помимо водки и коньяка бросались в глаза куски вареного мяса. Сразу внимания не обратил. Я начинал терять контроль. Если это то, о чем я подумал, то старшему не жить.

Он уже сидел на стуле, напротив меня, связанный по рукам и ногам. Получив от Сомова звонкую затрещину и кувшин компота на голову, стал очухиваться.

– Баста… ваша взяла… можете проваливать,– сказал, отплевывая кровь вместе с зубами.

Он явно еще не осознал, что произошло. К этому времени я уже открыл стекло и выключил хамелеона. Он принялся меня рассматривать, в глазах появился страх.

– Сколько человек под ружьем? – задал я первый вопрос.

– Да пошел ты, – ответил недолго думая, а зря.

Попав в жернова форсированного допроса, линия поведения может быть только одна. Нужно обозначить согласие на сотрудничество и начать дозировано выдавать информацию, смешивая ее с дезинформацией. При этом главное не запутаться в показаниях. Только так можно протянуть время в надежде, что за тобой придут или выторговать себе если не жизнь, то легкую смерть. Времена партизан прошли. Если объективных условий для спасения нет, то и с дезинформацией следует быть осторожным. Потому что при повторном допросе, с применением медицинских спецсредств, это вскроется. Среди уголовников тоже есть умельцы, способные откусить себе язык, но таких единицы. Этот явно в их категорию не входил и букварь не грыз. И линию поведения выбрал неверную.

На первый раз хватило электрошокера, но выводы он сделал неправильные, сказал, что их девять. Я же насчитал пока одиннадцать. Со второй попытки общее количество он угадал и потом еще раз подтвердил. С ножом в бедре запел соловьем, отвечая даже на вопросы, которые никто не задавал. Потом резко замолчал, понял, что пощады не будет. Посмотрел на меня, прежнего Седого уже передо мной не было. Если не раскаялся, то был сломлен окончательно. Попытку взмолиться прервал Томский, выпустив три пули в грудь.

– Вы что сегодня? Сговорились? – второй раз за час я был на линии огня от своих.

– Не ссы, Барс, тебя в скафандре из КПВТ не уложишь, тем более я аккуратно, нравишься ты мне, – пошутил Глобус, – Хватит в дерьме копаться, смотри, кто к нам пришел.

На пороге стояла заплаканная девушка лет двадцати. На меня она вообще внимания не обратила, взглянула вскользь, подошла к телу главаря и плюнула в лицо, дернула ногой, в попытке пнуть, но промазала мимо его ноги.

– Сволочь. Сдохни, собака, – прошипела зло.

Такая реакция меня озадачила. Стали расспрашивать. В то, что она рассказывала, верилось с трудом. Все подтвердилось наутро, когда на окраине поселка нашли десяток машин и канаву в снегу с телами, точнее тем, что от них осталось и ледник. Новая реальность поражала. Банда из восьми человек появилась в поселке полтора месяца назад. Местных жителей оставалось немного, три семьи, остальные ушли. Селяне были вооружены кое-как и сопротивляться не стали. За это и поплатились. В этот же вечер мужчин и детей убили, оставили только женщин. Когда пришел голод стали убивать и их. Потянулись беженцы, их было немного, разрозненными группами. Самая большая группа пришла недавно, двенадцать человек. Видимо из того поселка, где мы ночевали. Всех грабили и убивали. Женщин оставляли для забавы. Держали впроголодь, две женщины умерли от истощения. Предлагали мясо убитых пленникам, те отказывались, а вот сами они не брезговали. К тому времени уже много награбили, в том числе и продукты. Необходимости уже не было, но привычка выработалась. Жизнь в поселке превратилась в кошмар. Регулярно кто-то сводил счеты с жизнью. Эти твари оказались еще и запасливые, устроив ледник, куда складывали убитых. На их счету было не меньше пятидесяти жертв.

Дослушав рассказ, я был счастлив, что рядом нет Алены. Три взрослых мужика, повидавших многое на своем веку сейчас были на взводе, бледные как мел. Глядя на Сомова я только подумал, что, наверное, выгляжу так же. Захотелось курить, первый раз после вахты, вспомнил об этом только сейчас. Что отличает человека от животного? Теперь я этой границы не видел. Даже хищники в дикой природе никогда не едят сородичей. Может и вправду, мы заслужили то, что произошло? Позвали пленниц, их оказалось десять, голодные и изможденные, одеты кто во что и явно не по погоде. Теплую одежду отнимали, боялись, что сбегут. Все кроме одной, которая дышала здоровьем и старательно прятала глаза. Выяснилось сразу, ей чуть было не устроили самосуд. Это была пассия одного из бандитов. Ни в чем себе не отказывала, в том числе и в удовольствии поиздеваться над пленницами. Сказал, что бы к утру ее в поселке не было, убью. Убивать не пришлось. Через полчаса из дома, где визжали во время стычки, послышался выстрел. Проверили, нашли ее тело. Всем пленникам вернули их вещи и одежду. От других вещей они отказались. Взяли только продукты по минимуму в дорогу.

БТРы заехали в поселок, перекрыли въезд и перекресток. Подошла Алена. Осмотрела всех пленниц. Отпустила собирать вещи. Утром решили забрать их с собой, до ближайшего поселения с нормальными условиями, здесь им оставаться нельзя. Да и сами они сказали, что не останутся, пешком уйдут, если не заберем. Оружие и продовольствие загрузили в БТР, тела бандитов снесли в их логово. Последний раз окинул взглядом помещение, сказал Сомову.

– Разберись тут, что бы даже следа не осталось.

Понял с полуслова, через пятнадцать минут дом был объят пламенем. Бывшие пленницы собрались вокруг, смотрели молча, у всех слезы на глазах. Потом разошлись.

Дом горел долго, пока все внутри не выгорело, и не обрушилась кровля и перекрытия с частью стен. Когда выезжали, он еще дымился. Невесть откуда на стене, еще теплой от пожара, появилась надпись красной краской «Здесь жили людоеды. Так будет с каждым». Иначе как кровавой эта надпись не воспринималась. Это правильно. Люди, преступая черту, должны знать, что пощады не будет. Предполагал ли я нечто подобное? Не скрою, мысли были. Но первую реакцию иначе как шоком не назовешь.

В мирное время для многих закон и мораль пустые слова, что говорить про военное. В мире, где перестали существовать целые государства с их системами ограничений, а иногда террора и геноцида в отношении собственного народа, когда исчезли все институты и надстройки, каждый волен был поступать сообразно своей совести. После любой войны народы учатся заново жить, усваивая урок, что можно, а что нельзя. Государства, долгое время не участвующие в войнах на своей территории, при первой возможности начинают проводить агрессивную политику или плести заговоры, создавать альянсы с целью ослабления конкурентов, создавая образ врага. У населения таких государств создается опасная иллюзия могущества и вседозволенности, которая неизбежно приводит к войне. Слишком давно им не приходилось быть в роли победителя или побежденного. Война расставляет все по своим местам, обнажает сущность не только человека, но и целых народов. Иногда в истории достаточно было локального противостояния на нейтральной территории, чтобы усвоить этот урок. Но в этот раз война закончилась тотальным уничтожением и уроком не стала. Тотальное уничтожение не избирательно, поэтому соотношение сил не меняется. Те люди, которые вчера радовались тому, что остались живы, сегодня с оружием в руках заново начали поиск врага, или убивать в силу своей животной сущности, продолжая сокращать количество разумных на планете, снижая и без того призрачные шансы на выживание цивилизации. И я в их числе, пусть я не искал врага, они меня находили сами или встречались на моем пути. Начиная спасательную операцию, мы встали на путь войны и с этим ничего не поделаешь. Мы готовы убивать ради достижения своей цели, как и умереть. Пусть убивать и не всех, только тех, кто мешает достижению этой цели. Очень тонкая грань, которую каждый определяет теперь сам. Мог ли я поступить иначе? Думаю, что нет. В мирное время грань между добром и злом, что правильно, что нет, размыта. В военное время она отточена, как лезвие клинка. Если не научишься отличать эту грань и поступать правильно, готовься умереть, не в бою, или принося себя в жертву ради спасения других, а бесславно и незаметно, как сорняк у дороги. У войны свои законы, иногда они честнее и справедливее мирных. Но кого это волнует в периоды благополучия? Никого.

Глава 7. Мир после войны

" Если вы идете через ад, идите не останавливаясь"

(Уинстон Черчилль)

Меня беспокоило, что спасательная операция превратилась в операцию по зачистке маршрута. Помимо того, что это отнимало много времени и сил, где гарантия, что завтра эту деревню не займет подобная этой стая? Такой гарантии не было, как и силы, способной это контролировать. Что если на пути возникнет более мощная группировка и у нас не хватит сил и времени для того чтобы с ней бороться? Как быть в таком случае с основной задачей? Об этом я думать не хотел, но подсознательно мозг уже обрабатывал варианты. Была у меня такая особенность, чего больше опасаешься, то и происходит обязательно. Называйте это как угодно. Я называю это интуицией. И если подобная мысль мне приходила в голову, я знал, что это не случайно. Все события, которые прошли мимо внимания, откладывались на краю сознания и в нужный момент мозг выдавал готовое решение. Может быть, благодаря этому я до сих пор жив.

На короткой остановке, ближе к вечеру заговорил Сомов

– Командир, ты как хочешь, но наобум больше соваться нельзя, – последние события не давали ему покоя, как и мне. – Нам просто повезло, что они не знали кто мы такие, да и легенда сработала. В противном случае приговорили бы нас у порога, не дав шагу ступить. Они не предполагали, что мы сунемся против семерых, вот и расслабились. С умишком-то не богато. Но на это рассчитывать нельзя, сам видишь, раз на раз не приходится.

– Согласен, думал уже об этом. Поторопились. Подходить к жилью надо ночью и проводить разведку как положено. Добыть языка еще лучше, только без последствий. А вину потом есть чем загладить.

Но в этот раз договоренность не сработала. Помогла пленница. Когда хотели уже остановиться в заброшенной деревне на ночевку, та самая девушка, которая рассказывала нам об ужасах заточения, начала настаивать на том, что останавливаться нельзя, жилой поселок рядом. Оказалось, что она с семьей жила в том поселке, но потом решили уехать, искать место получше. У нас был язык, то есть информатор здесь и сейчас, а мы об этом не знали. Остаток пути она рассказывала нам все, что знает о нем. Оказалось, что старшина в поселке, так его все называли, установил едва ли не диктатуру, обосновав это военным положением. Всех притеснял и использовал по своему усмотрению. Однако не всем это нравилось и их семья решила уехать. В поселке была организована оборона и блокпосты. С дровами на отопление проблем не было, много брошенных домов и лес рядом, но лес старшина рубить запретил. Голод тоже пока не грозил, были запасы зерна и домашний скот, разводили свиней, ловили рыбу в озере. На последних словах я засомневался, переспросил, она подтвердила, да ловят рыбу. Алена тоже с сомнением посмотрела на нее, но промолчала. Что-то в ее словах не сходилось, я не мог понять, пока не заговорила другая.

– Дашка, ты когда уймешься? Чего людей за нос водишь? Они тебя с того света вытащили, бесстыжая ты.

– А что я? Правду же говорю, ловят рыбу, – настаивала Дарья.

– Да не про рыбу я, а про семью твою и старшину, рассказать или сама расскажешь?

– Нечего мне рассказывать, – уперлась та.

– А то что ты племянница того старшины и сбежала со своим парнем, и он за тебя выкуп продуктами заплатит тоже врала что ли? И где теперь твой парень? Забыла?

Дарья разревелась, что-то бормоча сквозь слезы, вторая принялась ее успокаивать, прижав к себе.

– Не слушайте ее насчет старшины, наговаривает, я его еще по прежним временам знала. Толковый мужик. Не дал ей разрешения на свадьбу, родителей то нет, погибли, вот и сбежала. Натерпелась, не в себе она. Если надо я сама со старшиной поговорю, его и раньше так звали. Знакомы мы.

Как к этому относиться я не знал. Нашли же время. Потом вспомнил про себя с Аленой и предпочел промолчать. Дарье пришлось сделать укол, только после этого успокоилась. Наш информатор спал, а мы, судя по накатанной снегоходами дороге, подъезжали. То, что старшина толковый поняли сразу, огней поселка и блокпоста мы не увидели. Нас заметили первыми и вызвали по радиостанции. Алена переключила на меня, проинформировав:

– Старшина на связи.

– На приеме Барс, с кем говорю.

– Старшина на связи. Стоп машина, пожалеете, – по голосу понял, что не шутит. Приказал остановиться. – Кто, куда, зачем?

После долгих объяснений про Дашу и кто мы такие, по легенде, конечно, настороженности в голосе поубавилось.

– Башню разворачивай и малым ходом вперед, остальные на месте, – последовало указание.

Подумал, что правильные контакты так и должны начинаться. Все без исключения в новом мире, воспринимались как враги. Обратное нужно было доказать, и лучше делом. Единственное место, где нас приняли с распростертыми объятиями, было поселение каннибалов, и чем это закончилось? Старшина не шутил. С блокпоста в свете фар появился контур бойца с РПГ за укрытием из бетонных блоков. Корпус нашего БТР выстрел в лобовую выдержал бы, но проверять не хотелось. Остановились. Отправили Дарью в сопровождении второй пленницы, которая вызывалась поговорить со Старшиной, пусть пообщаются. Меньше вопросов будет. Ждали минут двадцать. Бойцу с РПГ не позавидуешь, все это время он держал нас на прицеле. А вдруг рука дрогнет или психанет, сам тоже отличная мишень, хоть и за укрытием.

– Проезжайте пост, машины оставьте на стоянке, вас встретят, – раздался голос старшины в шлеме.

– Барс, я в скафандре, мне и прикрывать, если что, сигнал подай хоть какой, – подал голос Пегас, когда миновали пост и встали на расчищенной площадке.

– Договорились, если через полчаса не объявимся, действуй на свое усмотрение.

Мы втроем высадились. В сопровождении двух бойцов с автоматами, экипированных по армейскому образцу, прошли в первый дом от околицы. Я рассчитывал увидеть сурового вояку чуть постарше, думал при этом, что общий язык найдем, без вариантов. На крыльце нас встретил мужичок метр с кепкой в тулупе не по размеру.

– Проходите вон туда, – махнул рукой на вход, – докурю, подойду.

Я узнал голос Старшины, удивился. Прошли, осмотрелись. Обыскивать нас не стали, довольствуясь тем, что оружия на виду нет. Зная уже основательность Старшины, не иначе как жест доброй воли в благодарность за племянницу.

– Подкинули Вы мне проблем, – заговорил он, усаживаясь за стол. – Что теперь с этой оторвой делать, ума не приложу. Просто выпороть или народный суд устроить?

– Не для того везли, чтобы расправы над ней чинили, – заступился Томский.

– Не, за спасение овцы заблудшей спасибо, я серьезно, – продолжил Старшина, – считайте я в долгу у вас неоплатном. Только эта…как бы сказать, племянница, мало того что машину угнала, еще и ствол с собой прихватила и на общий склад залезла. Общий, понимаете? Мне теперь перед людьми как объясняться за нее? А говорю это потому, что если судить ее будут, чтобы вы не вмешивались. Это наши дела, общинные.

– Решать, конечно Вам, но и Вы поймите, она свое получила на сто лет вперед, а народ поймет, дело житейское – заступилась Алена.

– Баба на корабле – быть беде, – задумчиво проговорил Старшина, давая понять, что женщин вроде не спрашивают, мужики разговаривают. Я его так понял.

– Послушай, Старшина, ты со своими бабами разберись сначала, потом мне указывай, на своем корабле я сам разберусь, еще раз такое ляпнешь, будем ругаться, – не выдержал я его намеков.

Старшина подумал, посмотрел на меня.

– Извини, я про Дашку говорил. Моя вина, не с того начал. Понимаю, что Вы не сами по себе и мне толком ничего не скажете, потому не спрашиваю. Сказок не люблю. Чем могу – помогу, о большем не просите. За Дашку, спасибо, сам разберусь.

– Да нам лично и не надо ничего, запасы воды пополнить, топливо, если есть. А про другое – отдельный разговор будет. Можем в обмен кое-что предложить, по необходимости.

– О делах тогда завтра. В ночь не поедете же?

– Если не ко двору, то поедем, а так останемся переночевать, – я отвечал за всех, – только пленниц хотелось в хорошем месте оставить, чтобы потом никому не жалеть.

– Оставайтесь и девчат оставляйте, рассказали мне уже, что полна коробочка. Место и вам и им уже подготовили. И стол бабы накрывают, все продукты чистые, можете сами убедиться, мы не обидимся. Баню бы предложил, но это только завтра. Единственная просьба, ставни не открывать и светомаскировку с окон до утра не снимать. Заведено у нас так. Остальное покажут. Договорились?

То, что место хорошее было понятно по столу. Осадок от разговора быстро растворился в атмосфере радушной встречи. Такого никто не ожидал. Рыбное филе Алена сразу проверила дозиметром и недоуменно пожала плечами, показания были в норме. Не сказать, что стол ломился, но поели с аппетитом, соскучились по домашней пище. С хлебом и выпечкой тоже было все в порядке. Община крепко стояла на ногах, голод в ближайшее время ей не грозил.

Перед сном пообщались с местными, в общине около сотни человек. Старшина до войны был главой поселка. Говорили, что служил на флоте когда-то старшиной, потому так и прозвали. Иногда за глаза называли немцем, за любовь к порядку и пунктуальность. Никто уходить никуда не хотел, все были при деле. Обеспечивали себя сами. Что было на складах и в поселковых магазинах, отошло к общине, распоряжался этим Совет. На базе отделения милиции создали отряд самообороны. Мужчин в общине больше, так что пленниц никто в обиду не даст и принуждать не станут, но бездельничать тоже не дадут, предложат уйти самим в таком случае. Это были хорошие новости на сон грядущий.

Спали в спальных мешках, скорее по привычке, в доме была протоплена печь. Поверили дозиметром – тоже чисто. А утро началось с бани. Меня растолкал Сомов и обрадовал. Поэтому завтракали поздно. За завтраком Алена сообщила, что заходил Старшина, пока были в бане, просил подойти после и извинился перед ней за вчерашнее, не хотел никого обидеть. Я направился к нему.

– Проходи, командир, – Старшина встал из-за стола, пожал руку. – Присаживайся, с легким паром.

– Спасибо, как обращаться можно?

– Старшиной зови, – увидел мое замешательство, – Иван Михалыч, можешь просто Михалыч, если так удобно, и давай на «ты».

– Давай, только я тогда Константин, обойдемся без регалий.

– Вот и хорошо, Константин, – подвел он итог. – По вчерашним вопросам насчет запасов… воды уже набрали, не проблема, рыбы немного вам собрали, разной, в дороге пригодится. По поводу топлива ничем не смогу помочь, у самих кот наплакал, но если дальше поедете, подскажу, где можно взять, совершенно бесплатно. Далеко путь держите?

– В Москву нам надо, потом видно будет, – не стал я скрывать.

– Вон оно что, думал, врет Дашка, то про ангелов твердит, то про демонов, думал, совсем умом тронулась. Сегодня отошла вроде, бабы присматривают. Да ладно, опять не о том я. Если дальше по дороге поедете, покажу по карте место. Там склад ГСМ, небольшой, в стороне от трассы, вы проедете. Мало кто знает, никем не охраняется. Город лучше по северной стороне обходите, в южную часть не суйтесь. Анархия там и беспредел. Поговаривают, что рабство процветает. Чушь, конечно, полная. Хотя, кто знает. Меня тоже в сердцах иногда диктатором зовут, потом извиняются.

– Информация достоверная? – спросил, опасаясь обидеть недоверием.

– Сам не проверял, только на Севере слухи быстро расходятся. Дурная слава вперед света бежит. Верить можно, хотя решай сам.

– Хорошо, учтем. Дело вот какое. На обратном пути через месяц или два, поведем колонну беженцев, нужна будет помощь.

– Откуда и куда поведете, не спрашиваю. Если дело нужное, всегда поможем, не переживай.

Он ничего не стал больше спрашивать. Контролировал только наши сборы. Оставили немного продуктов, в качестве благодарности, и соль, которая у них оказалась в большом дефиците. Через час выехали. Томский ехал пока с нами. Нужно было решить, как быть в связи с информацией Старшины.

– Я думаю, – начал Томский, – не стоит нам ввязываться в местную свару, проход по окраине города если есть, то нам лучше, если нет, тогда смотреть по обстановке.

– А я считаю, к ногтю их надо прижать, также как и Седого, – высказал свое мнение Сомов.

– Согласен, что без внимания оставлять нельзя, – у меня пока решения не было.– Если за время нашего отсутствия обстановка ухудшится, будет не хорошо. Путей объезда для колонны нет. Тогда эту проблему решать надо будет, имея за спиной триста человек гражданских. Это риск. Будем решать на месте.

Дорога до городка заняла двое суток. Ночевали в заброшенной деревне. Зоны умеренного радиационного заражения от радиоактивных осадков, чередовались с относительно чистыми участками. Ближайший эпицентр был двести километров южнее. У меня была информация о наличии стратегического гражданского предприятия в северной части города, тем удивительнее было, что он не стал объектом удара. Сомневаюсь, что не хватило ядерных боеголовок. Если бывают счастливые случайности, то это, видимо, одна из них. Непривычно было наблюдать на горизонте огни небольшого города. Именно, электрические огни. Не повсеместно, но раскиданные на большой территории. Подъехав ближе, стало понятно, что освещаются только некоторые здания в северной части города и местами южная часть, центр городка поглощала темнота. Ранее, в десятке километров обошли по южной окраине другой город без признаков жизни, заезжать не стали.

На ответвлении дороги стоял блокпост. Не доезжая до него, остановились. После ставших уже привычными, переговоров и томительного ожидания, пропустили дальше. На следующем посту нас уже встречали. Дорогу перегородил МТЛБ, у которого стояли вооруженные люди. При нашем приближении один остался стоять, остальные рассредоточились. Остановились, на переговоры пошел сам. Возможность засады не исключал, место было удобное.

У вездехода стоял мужчина средних лет в арктическом снаряжении с автоматом, невозмутимо ждал, когда я подойду. По внешнему виду определил в нем бывалого военного. На местного князька или злодея похож не был, резких движений не делал, все необходимые меры безопасности он принял, теперь ждал развития ситуации.

– Майор Егоров, специальное подразделение «Омега», – не дожидаясь вопросов, представился я, решил не темнить. – Следуем на запад, кто старший?

– Я за него, полковник Семенов, командир сил самообороны Североуральской республики, – он протянул руку, поздоровались. – Следуйте за нами, вас уже ждут.

Последнее утверждение меня озадачило, вида не подал. Вспомнились слова Глобуса во время нашего знакомства, про Уральскую республику и слова Старшины про слухи на Севере. Подумал, что стратег оказался в чем-то прав. Семенов развернулся, подал сигнал своим, дождался, когда все погрузятся в вездеход и последовал за ними. Я вернулся к своим. Таких коротких переговоров еще не было, значит все еще впереди. Через двадцать минут проехали освещенное КПП в бетонном заборе. Заехали на освещенную светом фонарей территорию терминала. На огромной площади газораспределительной станции находились производственные и административные здания, территория местами была расчищена и никаких следов разрушений или запустения. Не покидало ощущение, что я попал в зону временной аномалии, каким-то чудом переместившись в период до катастрофы. На подходе к административному корпусу это ложное чувство стало исчезать. У входа и на крыше были оборудованы открытые огневые точки для пулеметов, обложенные мешками с песком. Тут и там мелькали вооруженные люди, некоторые из них в военной форме и снаряжении. Необычное оживление я связал с нашим приездом, что впоследствии, оказалось не так.

Никого с собой брать не стал, угрозы пока не наблюдал, оценить обстановку я и сам был вполне в состоянии. В случае неблагоприятного развития событий Томский с группой смогут адекватно ответить, в этом я не сомневался. Мы поднялись на второй этаж. В кабинете с табличкой «Главный технолог» было несколько человек. При нашем появлении все вышли, остался только хозяин кабинета, отдававший последние указания уже вслед уходящим. Лет под пятьдесят, высокий, коренастый мужчина с короткой стрижкой седых волос и жестким взглядом, подошел, представился:

– Седов Андрей Анатольевич, глава Североуральской республики, присаживайтесь, – сделал приглашающий жест рукой.

– Майор Егоров, командир специального подразделения особого подчинения «Омега», – представился я в свою очередь.

От использования легенды решили отказаться. Не всегда она срабатывала, вызывая лишние подозрения. Скрывать же от представителей пусть и самопровозглашенной республики, свою принадлежность было как минимум глупо. В детали никого посвящать не собирались. Достаточно ограничиться общей информацией. Моего собеседника это интересовало меньше всего, он продолжил:

– Нас сегодня предупредили о вашем приезде. Много вопросов задавать не буду, хотя они есть, а вот времени у нас мало. Мы рассчитывали, что вас будет больше и вы сможете нам оказать помощь в обороне объектов города. В любом случае, это на ваше усмотрение, вас слишком мало, капля в море. Если только согласитесь использовать бронетехнику для защиты подъездных путей.

– Помощь мы окажем только после того, как я узнаю обстановку и степень угрозы. Пока для такого решения оснований не вижу, – ввязываться в местные разборки в наши планы не входило.

– Разумно. Обстановка такова, что мы находимся под угрозой уничтожения жизненно важных объектов города, своего рода терроризм, по-другому не скажешь. Сегодня в полночь истекает срок ультиматума от группировки, возглавляемой одним из бывших избранников, в криминальных кругах известный ранее, как Сыч. Он требует передачи под их контроль всех уцелевших объектов в городе и как следствие управления Республикой. Мотивирует он это тем, что является единственным законным представителем власти в городе. Ни я, ни мои люди, ни большая часть местных жителей этого не хотят, но и устраивать вооруженное противостояние желания нет. Это повлечет жертвы, а нас и так осталось слишком мало. Кроме того, уцелевшие объекты могут пострадать, и город быстро превратится в безжизненные развалины, как и соседние с нами города. О раскладе сил полковник Семенов сможет проинформировать вас лучше меня, – он передал слово Семенову.

– У нас под ружьем около сотни человек, но они рассредоточены по городу, задействованы на охране объектов города и патрулях. Имеем один БМП и два БТР, десяток МТЛБ. В расположении чуть меньше половины, – он встал к стене и открыл карту города, сдвинув со стены жалюзи. – Под нашим контролем вся северная часть, въезды и выезды из города. Под контролем Сыча – Зеленая зона и въезд в нее. Его силы примерно такие же, с тем исключением, что сосредоточены все в Зеленой зоне, бронетехники нет. В качестве транспорта используют вездеходы и внедорожники с установленными на них ручными пулеметами, есть снегоходы. Центр города – зона торговли и нейтральная территория, линия разграничения проходит по железной дороге. Проведение войсковой операции в Зеленой зоне невозможно, по крайней мере, теми силами, которыми мы располагаем. Дома вдоль центральной дороги и на окраинах Зеленой зоны превращены в крепости. Есть заложники и мирные жители, которые находятся там не по своей воле. Сыч и его люди хотят, чтобы за нами осталась только газораспределительная станция, поскольку сами с поддержанием ее в работоспособном состоянии не справятся. Для нас это неприемлемо. Где именно ждать от них удара, по окончании срока ультиматума, неизвестно. Как-то так, у меня все.

– Я Вас пойму, если решите не рисковать, – взял слово Седов, – так понимаю у Вас своя задача и, возможно более важная. В таком случае Вам следует, как можно скорее покинуть город. Если оставите хотя бы один БТР, мы будем вам благодарны.

– БТР мы оставлять не будем, исключено. Постараемся Вам помочь при одном условии. Все силы самообороны на время операции, переходят в мое оперативное подчинение.

Собеседники переглянулись, Седов едва заметно кивнул, после чего Семенов сказал:

– Только после того как услышу от Вас конкретный план действий.

Я посмотрел на часы. Времени для подготовки чуть больше четырех часов, позиции лучше занять заранее. Едва только взглянув на карту, когда полковник объяснял мне местные реалии, у меня созрел предварительный план операции. Из Зеленой зоны в город вела одна, единственная дорога. Необходимо было только уточнить боевой расчет и согласовать порядок действий. Снимать охрану с городских объектов даже не придется. Пред тем как изложить план, я поинтересовался:

– Что известно про их наблюдателей? Какие есть разведданные?

– Про них известно мало. Могут быть наблюдатели на окраине Зеленой зоны. Есть предполагаемые места. В городе и на нашей территории ночью их людей нет, как и наших на их территории. Появление вооруженных людей противоборствующих сторон на чужой территории будет означать прекращение перемирия. Таков уговор. Есть конкретные предложения?

– Есть.

Я встал из-за стола и подошел к карте. Следующие полчаса я излагал план, потом было короткое обсуждение. План был принят, как и все мои условия. Последние десять минут уточняли детали и возможные последствия, если план осуществить не получится. Была объявлена боевая тревога. Полковник Семенов пошел готовить людей к предстоящей операции. Я отправился к своим. Долго объяснять и уговаривать не пришлось. Такой вариант развития событий был предусмотрен.

– Я сразу говорил – к ногтю, – радостно заявил Пегас, едва я только замолчал, – командир отдай мне наблюдателей, все сделаю в лучшем виде, это по моей части. Могу языка притащить, если надо.

– Пойдете вдвоем, Глобус старший, разберетесь с наблюдателями и перекроете пути отхода, до нашего прибытия. Языка по возможности, но не в приоритете, – я на карте показал предполагаемые пункты наблюдения. – Сделать надо тихо, иначе спугнете и операцию провалите.

– Понятно, – заявил Глобус, – все будет тихо и аккуратно.

– Цифра, – на поддержание связи, будешь обеспечивать отвлекающий маневр, я буду во фланговой засаде с Филином. Сургут – неподвижная огневая точка на фланге, смена позиции по команде. Всем все ясно? – я заканчивал постановку задач, показывая на карте место засады.

На долгие разговоры времени не было и так было все ясно как белый день. Слабый пункт в плане был только один, если время активных действий боевиками будет перенесено на утро или другой день. Тогда отсутствие наблюдателей заметят и насторожатся. Элемент риска был, как и всегда. В назначенное время четыре МТЛБ, загруженные вооруженными людьми выехали за КПП, группу с основными силами возглавлял полковник Семенов. В случае если засада не состоится, им надлежало развернуться в боевой порядок и вступить во встречный бой. Во главе колонны – БТР, Алена за рулем. Два других БТР за полчаса до этого выехали в сторону Зеленой зоны, с выключенными фарами, использовали приборы ночного видения. Наличие электродвигателей давало преимущество, двигались почти бесшумно. Не доезжая полтора километра, высадил Глобуса с Пегасом. Они включили режим маскировки скафандров, разошлись в разные стороны от дороги. Мы заняли позиции в стороне от дороги на расстоянии метров пятьсот, стараясь не оставлять следов в зоне видимости, заняли позиции на расстоянии пары сотни метров друг от друга. Я ближе к Зеленой зоне, Сургут – ближе к городу. Все было готово, оставалось ждать.

Тревоги не было, но внезапно в поселке возникло оживление, шум, появлялись и гасли отсветы фар и фонарей. Я подумал, что незаметно снять наблюдателей не получилось. Обошлось. Через двадцать минут, за полчаса до полуночи на выезде из поселка показалась первая машина с пулеметом на турели. За ней еще и еще одна. Насчитал семнадцать единиц. Ни о каком боевом охранении, как я и предполагал, даже речи не шло. Они находились на своей территории и ехали брать свое, устанавливать свой закон и порядки. Я не ошибся, отлегло. До города – рукой подать, зачем смотреть по сторонам? Да и замаскировались мы удачно, а вот дорога и транспорт на ней, как на ладони. Колонна отъехала около километра и начала снижать скорость, потом совсем остановилась. Головная машина после короткой остановки продолжила движение. Впереди на границе зоны видимости появились фары, это был БТР Алены.

Не дожидаясь развития событий, по моей команде, мы с Сургутом открыли кинжальный огонь по неподвижной колонне. Я – с хвоста, он – с головы колонны. Из БТРа Алены ударили спаренные стволы тридцатимиллиметровой автоматической пушки короткими очередями. В ответ на шквал огня прозвучала только одна пулеметная очередь, пару длинных, явно панических автоматных очередей и разрозненные одиночные выстрелы. Несколько машин пытались развернуться, но завязли в глубоком снегу и были уничтожены. Ни одного снаряда мимо. Короткая очередь, переключаюсь на следующую, затем следующую. Ни сколько не сомневался, что будь у них возможность, такая же участь постигла бы не только нас, но и половину мирных жителей. Из поселка попытались выехать две машины, но передумали или были остановлены невидимой силой, выстрелов не было. Началась паника, те, кто еще недавно был уверен в своей силе и превосходстве, щедро окрасили снег своей кровью. Те, кто поумнее, таких оказалось не много, поспешили укрыться с другой стороны дороги, сопротивления уже не оказывали. Подал команду на прекращение огня. БТР Алены съехал на обочину, отсекая отступление в поле, Мы с Сургутом разошлись в стороны, приближаясь к дороге. Во время этого затишья, с другой стороны дороги явно что-то происходило. Периодически кто-то поднимался, прозвучал одиночный, безответный выстрел. Машины были уничтожены или обездвижены. Иначе как побоищем это назвать нельзя было. Картина, которая открылась с той стороны дороги вызвала оторопь даже у меня. На коленях, с руками за головой стояли десяток человек, оружие валялось в нескольких метрах от них. Позади стояли две фигуры в черных скафандрах и держали под прицелом пленников. Для основной группы работы уже не было. С первого МТЛБ высадились десяток человек и начали осматривать место боя, потом стали скапливаться вокруг пленных. Остальные вездеходы, после короткой остановки, съехали на обочину и продолжили двигаться в сторону поселка. Все три БТР сопровождали их по сторонам. После предупредительной очереди в воздух над поселком, появился парламентер с белой тряпкой в руках.

Бой был закончен. На такой эффект мы и не рассчитывали. Надеялись ослабить противника и лишить возможности действовать в ближайшее время. Самоуверенность Сыча оказалась решающим фактором. Его нашли среди убитых. Выдвигая ультиматум будь готов, что прилетит ответ в грызло, этого он и не учел. Люди, поставленные перед нелегким выбором, решили отстаивать свое право на жизнь. Зачистка поселка продолжалась до утра. Только в одном доме встретили отчаянное сопротивление. Томский и Сомов находились в это время рядом и вопрос решили за считанные минуты. Обстановка мало чем отличалась от увиденной нами в деревне каннибалов. Стало понятно, почему оставшиеся шесть человек предпочли сопротивляться дальше, в живых бы их все равно никто не оставил. Вездеходы раз за разом возвращался за истощенными и больными людьми, перевозя их в городскую больницу. Не откладывая в долгий ящик, был назначен староста из числа местных жителей, бывший последнее время пленником и возглавивший теперь отряд самообороны. Дальше началась уже не наша работа, мы возвращались в город.

Седов нас встречал на входе, как победителей, не переставая при этом коситься на скафандры, пытаясь их лучше рассмотреть. После выражения нам всем своей благодарности и заверений в вечной дружбе предложил:

– Остаться здесь не хотите? Все равно дальше дорога перекрыта сплошной зоной заражения. Мы проводили дальнюю разведку, прохода нет – увидев отсутствие нашей реакции, продолжил,– наверное, Вас это не остановит. В любом случае, предложение в силе, в любое время. Добро пожаловать.

– Спасибо, – я ответил за всех. – Завтра мы продолжим, у нас еще долгий путь. Чем могли мы вам помогли. Когда на обратном пути нам потребуется помощь, мы обратимся.

Глава охотно с этим согласился, явно сомневаясь, что мы еще встретимся, на этом и расстались. Нас разместили в гостинице административного корпуса. Здесь была горячая вода, тепло и электричество. Отдыхали до обеда. Обед состоялся в общей столовой, было многолюдно, но основное внимание было приковано к нам. От бесконечных слов благодарности уже хотелось куда-нибудь скрыться, но это было невозможно. Глава пригласил меня в кабинет, где за чашкой крепкого кофе с коньяком поведал мне историю противостояния с самого начала.

О катастрофе жители узнали по сигналу глобальной системы оповещения, укрылись в подвалах и убежищах, в ожидании удара, но его не последовало. Несколько дней прошло в подземельях. Часть местного руководства исчезла в неизвестном направлении, другая вела активную работу, убеждая людей оставить город, потому как считали, что оставаться опасно. Народ поверил. Через неделю первая волна местных жителей оставила город, выезжая длинной вереницей машин на юг, из них никто не вернулся. К этому времени стали появляться беженцы с севера, истощенные и с признаками лучевой болезни. В опустевшем наполовину городе прошла волна грабежей и погромов, на улицах воцарился хаос. Введение комендантского часа желаемого результата не дало. Каждый день в городе убивали десяток человек. В южной части и на окраинах стало появляться не безопасно даже днем. Центр был разграблен. Многочисленные пожары уничтожали целые кварталы. Через месяц наступили холода, заканчивались продукты. Вторая волна беженцев разошлась по соседним поселкам и городам. Через некоторое время стали возвращаться в город, рассказывая о том, что творится в окрестностях. Те, кто приходил с юга, несли на себе следы радиоактивного заражения и умирали. Это породило панику, оставшиеся жители закрылись в домах и подвалах, распространился слух о применении бактериологического оружия. Позже в этих домах и подвалах находили людей группами и целыми семьями. Произошло окончательное разделение города на две части. Из Зеленой зоны стали поступать тревожные сведения, потом объявился и их предводитель. Начались стычки, которые закончились потерями с обеих сторон и перемирием.

С началом событий, поток газа по трубопроводам почти иссяк, что было не удивительно, но подачу из резервных хранилищ и ближайших скважин удалось сохранить и практически замкнуть весь цикл на город. Это оказалось решающим фактором для выживания. Только благодаря газу удалось сохранить часть объектов инфраструктуры и электроснабжение. Более того была возможность обеспечить соседние поселки и городок, не говоря уже про Зеленую зону. Подачу газа туда никто не прекращал, не выдвигая никаких условий. Стратегический объект работал на благо всех жителей. Однако Сычу этого оказалось мало, он выдвинул ультиматум, ему надо было все, включая и власть в городе.

Потом Глава стал делиться планами по восстановлению города, говорил о теплицах, в которых раньше выращивали цветы, а теперь овощи и кукурузу. О возможности разведения кур и свиней, подключении к газу соседних районов и готовности принять неограниченное количество беженцев. В планах было даже восстановление железнодорожного сообщения на коротких маршрутах. На дороге с юга теперь установили пункт дозиметрического контроля и фильтрационный пункт. Город волею судьбы оказался в выгодном положении и претендовал на возможность стать островом стабильности в постъядерном мире. Именно с учетом этого провели референдум и провозгласили Североуральскую республику, выбрали Главу и командира отряда самообороны. Я его внимательно слушал, хотелось верить во все, что он говорит, очень хотелось, но я знал прогноз и то, что возврата к прежней жизни уже не будет, нигде и никогда. В ответ я поделился информацией об обстановке в окрестностях города и прилегающих районах, частично рассказал о проделанном пути и событиях. Позже вся информация о районах заражения была старательно записана и перенесена на карту Семеновым. Рассказывал кратко, не углубляясь в детали, для общего представления, но когда упомянул Седого, глава поменялся в лице и произнес:

– В семье не без урода.

– Родственник? – была моя очередь удивляться.

– Был родственник, лет двадцать назад по кривой дорожке пошел, не общались. Вот и нашел свою судьбу, – поникшим голосом проговорил Глава, – оставим это между нами.

Я присмотрелся к нему, они были похожи, тот помоложе, но выглядели совершенно разными людьми. Я хорошо помнил тот звериный оскал и взгляд переполненный ненавистью и страхом. Он ни в какое сравнение не шел с тем, что сейчас я наблюдал перед собой. Если они и были когда-то родственниками, может быть братьями, это ничего теперь не значило. В голове неожиданно возникла мысль: «Что если город полностью закрыть защитным куполом?» Он не такой большой и наличие генератора поля повысит его шансы на выживание в разы. Он может стать базой по перемещению беженцев и пунктом сбора для уцелевших в катастрофе. Вопрос, хватит ли для этого городских ресурсов, оставался открытым. Я попытался этот вопрос задать Алене позже, но определенного ответа не получил. Она сомневалась, как и я. За этими мыслями я не сразу понял, что глава продолжает разговор.

– … Связь с соседними городами вчера и сегодня удалось восстановить, поэтому дальше по пути у вас проблем не будет, там уже приняли решение войти в состав республики. Теперь мы не одни, двенадцать городов и населенных пунктов. Почти всех глав и старшин я знаю лично, по работе пересекались до войны. Но вот что Вас ждет за границей зон заражения, сказать определенно не могу, нет никакой информации.

Выезжали из города на следующий день, рано утром. Запасы питьевой воды и топлива пополнили. От продовольствия отказались, им нужнее. Боеприпасами поделились из арсенала в грузовом БТР. Полковник Семенов клятвенно заверил, что если будут утверждены награды новой республики, то первые шесть по праву принадлежат нам. Сомов даже пошутил по этому поводу, выбрав момент, когда нас никто не слышал:

– Командир, мы так, пока до Москвы доедем, гвардейцами станем, глядишь и до генералов повысят, будет чем Семенычу похвастать.

– Тебе бы все зубоскалить, – Алена его услышала и пристыдила.

Честно сказать нас это не грело. Было чувство хорошо выполненной работы и только. Больше заботил наш дальнейший путь. Андрей Анатольевич не обманул. До вечера мы проехали несколько блокпостов на дорогах, ведущих в поселения в стороне от дороги и один городок, который объехали по окраине. Долго нас не задерживали, пропускали беспрепятственно. К вечеру въехали в город, по размерам немного уступающий столице Североуральской республики. Здесь так же, как и на постах развивался трехцветный флаг: черно-красно-белый триколор. Немного подумав, я без труда понял значение такого выбора цветов, пожалуй в этом был свой смысл. Встречали нас радушно, но с большой долей опаски и настороженности. Слухи обгоняли нас по маршруту, неизбежно обрастая многочисленными деталями. Те, кто постарше воспринимали их скептически, кто помоложе, не стеснялись задавать вопросы. В качестве пресс-атташе выступал Сомов, который неизбежно переводил все в шутку. Не понятно уже было когда он шутит, а когда нет. Атмосфера недоверия быстро улетучилась. У меня, как у старшего группы, спрашивали мнение по поводу организации сил самообороны, Томский вовремя пришел на выручку, иначе наша репутация оказалась бы под угрозой. Алену, когда узнали ее профиль, привлекли для настройки аппаратуры связи. Обеспечили ночлег и питание.

Не желая обременять хозяев, рано утром покинули город. Еще один пункт на маршруте эвакуации был закреплен. Жилой поселок после этого попался только один, несколько домов были явно обитаемы. Приближение к зоне заражения ощущалось почти физически. Алена постоянно докладывала о повышении фона. На границе зоны заражения был некогда обитаемый город. С холма мы увидели обширную равнину на границе города, заставленную брошенными машинами. По-видимому, здесь был разбит лагерь беженцев. Что с ними произошло, догадаться было не трудно. Радиоактивные осадки застали их на открытом пространстве. Тонкий ручеек транспорта на выезде со стоянки застыл без движения. Это был треугольник из трех эпицентров. Удар пришелся по населенным пунктам. Дальше пути не было. С этим нужно было смириться и искать обход. Этот обход нашелся, не без помощи Водолея. По просекам и руслам рек, которые разлились и замерзли, превратившись в широкие транспортные магистрали. Для этого пришлось отклониться с маршрута на восток. Путь до следующего города, в обход зоны заражения, вместо трехсот пятидесяти километров растянулся на шестьсот. На трассу выезжать не спешили, двигались вдоль нее, в город решили пока не заезжать, а с рассветом провести разведку, полоса относительного везения рано или поздно должна была закончиться. Тем более что город был отрезан с юга и с севера сплошными зонами заражения. На подъезде к городу фон был не опасен, но все равно был выше нормы. Заночевали в машинах на просеке, с утра вышли на разведку. Каково же было наше удивление, когда увидели знакомый триколор Североуральской республики на посту при въезде в город. Сначала даже не поверили, подошли ближе. Так и есть. Республика уверенно завоевывала территории с которыми пока не имела транспортного сообщения, но радиосвязь, видимо наладили. Все равно рисковать не стали. Оставили два БТРа в засаде, на другом подъехали почти вплотную к посту. Нас никто не пытался остановить, остановились сами.

С поста вышел боец в защитном костюме с оружием и дозиметром. Второй остался его прикрывать. Сделав замеры он постучал по броне, я вышел. Он удивился, что я без средств защиты, но спросил в первую очередь про другое:

– Здравия желаю, Вы группа «Омега»?

– Добрый, да мы, – не стал я тянуть с ответом.

– Что случилось? Где остальные? Нам сказали, что вы на трех машинах.

Его осведомленности я не удивился, но раскрывать карты не торопился.

– Они задержались, будут позже.

– Хорошо, мы Вас заждались, думали уже все, пропали. Проезжайте, на развилке уходите по следам, налево. Там вас встретят.

Нас действительно встречали. Глава города, а правильнее сказать старшина общины нашему приезду обрадовался. Это был немолодой уже мужчина, который хотел казаться бодрым, но в словах то и дело проскальзывала безнадега, сродни той, которую мы уже слышали в словах капитана из заброшенной деревни.

– Значит, есть проход на север? – он не скрывал своей радости.

– Да есть, только не сразу на север, нужно отклоняться на восток. Маршрут, если надо у нас отмечен на карте.

– Слава Богу, мы уже надеяться перестали…

В этом городе, точнее том что от него осталось, обстановка была не столь благостна, как в столице республики. Из жителей осталось едва ли две сотни жителей. В нем не было ни отопления, ни электричества, никаких стратегических запасов, позволивших бы пережить ядерную зиму. Вся жизнь общины сосредоточилась в частном секторе. В домах селились по несколько семей, экономя на отоплении и топливе для генераторов. Была техника и топливо, только ехать было некуда. С севера и юга город был зажат зонами заражения, на восток, откуда мы приехали, дорог не было. На запад, за Урал смысла уходить они не видели, предполагая, что ситуация там еще хуже. Основной поток беженцев ушел именно туда, и о дальнейшей их судьбе было ничего неизвестно. В общине было два десятка неместных, из окрестностей Перми, Нижнего Тагила и с запада. Это были те немногие, которым удалось выжить, покинув зоны заражения. Я вызвал группу в город, здесь нам ничего не угрожало.

Наш приезд стал сигналом для эвакуации, они давно уже ждали такой возможности. Убедившись в наличии безопасного прохода в поселения Севера, община готовилась оставить город. В этой обстановке это было наверное самое правильное решение. Я подробно описал весь маршрут до столицы, где их наверняка смогут принять. Трудности пути их не пугали, у этого города не было будущего. Главе было не до нас, шло формирование колонн. Узнав, что они испытывают трудности с продовольствием, отдали им половину из имеющихся запасов в грузовом БТР. При экономном режиме, с учетом того, что есть и кое-какие свои запасы, им должно было хватить на дорогу. Не дожидаясь, когда колонна покинет город, мы попрощались, пожелав удачи в пути, и выехали на запад.

Несколько заброшенных селений для нас интереса не представляли, нам необходимо было переправиться через реку. Мы преодолели половину пути, впереди была его Европейская часть. Тот маршрут, который раньше мы проехали бы за двое суток максимум, сейчас растянулся на десять суток почти непрерывного движения с раннего утра до позднего вечера. Мосты через реку были разрушены, на поиск уцелевших время тратить не стали. Уровень реки перед замерзанием заметно вырос, затопив все прибрежные районы. Ожидали повышенного фона и приготовились искать проходы, но этого не потребовалось. Только в поймах и разливах уровень заражения был немного выше. Там, где подо льдом сохранялось течение, фон был в норме. На другой берег переправляться не стали. Отсутствие повышенного фона в русле реки, заставило пересмотреть маршрут в пользу более северного варианта. Дальше двигались по льду реки строго на север, придерживаясь левого берега. Это едва не закончилось для нас крахом и окончанием пути.

Минометный обстрел начался внезапно, превращая транспортную артерию в непреодолимое препятствие. Вести ответный огонь смысла не было, непонятно откуда нас обстреливали. Левый берег реки был ближе, но интуиция подсказывала, что двигаться нужно к правому. С правого берега заработала автоматическая пушка БТР, как оказалось, не по нам. Мы попали под перекрестный огонь на чужом поле боя. Рассредоточившись, на максимальной скорости продолжили движение к правому берегу. Совсем неожиданно по радиостанции нас вызвали

– Омега, ответь Омеге-4, прием. Омега…

– На приеме Барс, кто на связи?

– Леший на связи, поторопитесь, мы прикрываем, ходу ребятки, ходу, пока они не пристрелялись, – голос заметно нервничал и был мне знаком, я его вспомнил.

Майор Бородин, возглавлявший Объект номер четыре в Ижевске. Как он тут оказался, у меня предположений не было. Увлекшись поиском проходов в зонах заражения, мы совсем не предполагали откровенных враждебных действий, а стоило бы. Здесь не Североуральская республика, прием оказался горячим, но без хлеба и соли. Об этом сейчас я не думал. Второй залп с недолетом ударил позади нас. Лед пошел глубокими трещинами. Похоже на сто двадцатый миномет «Сани», думаю, что даже титановая броня наших БТР прямого попадания не выдержит. Мы выехали на берег, намереваясь занять позиции вдоль берега в складках местности, но голос по рации зазвучал вновь.

– Барс – Лешему, не останавливайтесь, уходите влево по дороге, встречу.

Обстрел прекратился. Проехали пару километров, показался шлагбаум блокпоста. Рядом стоял такой же как у нас БТР, возле которого нас уже ждал Леший. В след за мной из брони высадился Сомов.

– Что за шляпа, Леший, что у вас здесь происходит? – Пегаса колотило не от адреналина, а от злости. Не привык он оставлять такие факты без внимания и спасаться бегством.

– Спокойно, Пегас, – я осадил его, – сейчас в машину отправлю, будешь мешать. – Докладывай, что у Вас здесь? – обратился уже к Лешему.

– Бои местного значения, рассказывать долго. Поехали на базу, там расскажу… Рад Вас видеть, – он был абсолютно спокоен, это передалось нам.

– Мы-то как рады, не представляешь, – пробубнил Сомов себе под нос, но я его услышал.

Базой оказался поселок на берегу водохранилища. Покинутый местными жителями он стал опорным пунктом для группы майора Бородина из шести человек. Они заняли добротный кирпичный дом с эркерами и высоким забором. С эркера открывался хороший обзор на сто восемьдесят градусов. Станковый «Корд» и АГС говорили о том, что место выбрано не случайно. Заехали на территорию, мало заботясь о сохранности бордюров и клумб под снегом, расположились на первом этаже. Собрались в большом зале для разговора. Я припоминал, что перед выездом с «Омега-центра» разговаривал с Ижевском, только не с Бородиным, а с комендантом. Бородин был на поверхности и должен был вернуться. Значит не вернулся. Об убежище он ничего не знает, спрашивать бесполезно, как и о спутниках связи и навигации, про Водолея тем более. Я вызвал Водолея, попросил сеанс прямой связи с Омегой – 4, это был общий позывной убежища.

– Леший, подключай модуль, пообщайся со своими, теперь можно, – решил его сначала обрадовать.

Он разговаривал долго, я был в канале и все слышал. На его поиски отправили еще одну группу, связь с ними была. Уточнил положение, приказал возвращаться. За время его отсутствия приняли еще одну группу беженцев, почти сорок человек. Ожидали подхода других беженцев, но принимать не торопились. Видимо место расположения было раскрыто. С выходом на маршрут я упустил контроль за обстановкой на других объектах, сосредоточившись на маршруте и уточняя только как обстоят дела у второй группы во главе с Варягом, ну и в «Омега-центре» соответственно. Водолей же без запроса с моей стороны информацию мне не предоставлял. Пришлось переговорить с ним по этому поводу. Согласовали время и порядок докладов. Кириллов тоже информацию давал дозировано, давая понять, что сам справляется. В результате имеем то, что имеем. Хорошо, что оказались по одну сторону противоборствующих сторон. Винить кроме себя не кого, да и не время.

Бородин с группой выехал на разведку почти месяц назад. Группу готовил сам в течение двух месяцев из числа укрываемых в убежище. У всех был тот или иной опыт ведения боевых действий и обращения с оружием. Модулями связи и навигации не пользовались. Начали разведку местности вокруг объекта и практически сразу натолкнулись на зоны заражения с севера. Изменили направление на противоположное, обходя одну большую зону заражения на месте, бывшим когда-то Ижевском. Не имея достоверных данных двигались по большому радиусу от объекта. Возвращаться без результатов не стали, кроме того была вероятность демаскировки убежища. Почти три недели, без связи и навигации они обошли всю округу, пока не вышли на северное направление, в обход Перми с запада.

Я слушал его не перебивая. Представлял, сколько бы у нас ушло времени, не установи мы связь с Водолеем. В нашем случае было проще определиться с направлением, но и расстояние куда больше. Группа Бородина сейчас находилась от убежища не далее трех сотен километров, то есть дневного марша, максимум двух, а затратила на это месяц. Обвинять его в чем либо я не мог, он все делал правильно. Я на его месте поступал бы, наверное, также.

– Три дня назад, так же, как и вы, выехали с реки на водохранилище, только поехали ближе к правому берегу по ходу движения, а не по левому, как вы. И нас тоже обстреляли. Присмотрели вот это место, где сейчас находимся. Ночью сходили на разведку, на тот берег, точнее попытались. Не удачно, нас заметили. Вернулись без потерь. Вчера продвинулись вдоль берега, все поселки брошены, никого нет. На месте ближайшего городка, на восточной окраине, немногочисленная община. Пообщался со старостой, о засевших на том берегу ничего не знает, но людей на блокпост выделил. Пытались их по связи установить, не отвечают или работают в закрытом канале и эфир не слушают. Получается застряли мы тут, единственный удобный маршрут перекрыт неизвестно кем. Может быть оккупанты?

– Нет никаких оккупантов, никого нет. Весь мир в руинах, это коснулось не только нас, даже Австралии, объяснять долго. Будет время, я тебя свяжу напрямую с нашим информационным центром, получишь ответы на все вопросы. Сейчас главная задача зачистить маршрут. Если сможешь вывести сюда людей с объекта, максимум через две недели будете в «Омега-центре».

А сейчас надо было думать. Я оставил Бородина на попечение Томского, сам поднялся на второй этаж. То, что на той стороне остатки воинского подразделения у меня не было никаких сомнений. Наличие минометной батареи, которой управляли довольно профессионально, обстреливая малозаметную, движущуюся цель на большой дистанции говорило в пользу этого. Поставленная система наблюдения и разведки это подтверждала. С другой стороны, если бы соединение было крупным, были бы ответные активные действия на бронетехнике. Этого нет, значит либо это не входит в их задачу, либо не хватает ресурсов. Заняли удобный район и закрепились, на этом пока все. Вот отсутствие связи в открытом канале и поспешность, с которой принималось ими решение об обстреле техники неизвестной принадлежности, заставляла задуматься об адекватности командования. Действуя по принципу «Кто не с нами – тот против нас» и «Лес рубят – щепки летят», нас сразу записали в злодеи и чуть было не выписали путевку на тот свет. Если так, то соваться на переговоры бесполезно, сгоряча могут и шлепнуть. Вариант только один – устанавливать связь и встречаться на нейтральной территории. Думаю, что Водолей нам сможет помочь. Крайний вариант – боевая операция по захвату командующего этого соединения.

– Водолей – Барсу, ответь.

– Здесь Водолей.

– Какие признаки активности наблюдаешь в точке с координатами … северной широты….восточной долготы.

– Достоверных данных не имею, фиксирую периодические попытки установления спутниковой связи. Попытки заблокированы, как деструктивные. Дальняя радиосвязь не доступна, данные отсутствуют. В соответствии с таблицей позывных Уральского военного округа, работает дежурное средство связи и корректировки артдивизиона, дислокацией в точке, южнее двести тридцать километров. По косвенным данным другие подразделения части уничтожены в районе дислокации. Какие будут указания?

Месяц моего с ним общения не прошел даром, иногда мне казалось, что это седьмой боец в нашей группе. Распоряжение отданное один раз, выполнялось до тех пор, пока не поступала команда об его отмене, с неизменными докладами о ходе выполнения. Слабым местом было отсутствие предположений о конкретной информации, которая могла бы меня интересовать. Не имея точных данных о проекте, его назначении, задачах и структуре, имеющаяся информация откладывалась в потоке сведений со всего мира, как невостребованная и выдавалась только по запросу. Но он учился, сопоставлял и иногда удивлял меня проявлениями сообразительности и эмоций. Иногда простой вопрос мог поставить его в тупик, как я думал. На самом деле ответы на простые вопросы бывали самыми сложными. На их обдумывание он тратил много времени. Даже не на обработку информации, а именно на формулировку, сжимая многочасовые ответы в одну фразу, при этом длинная цепочка рассуждений терялась, а ответ оставался за гранью понимания. По этой причине старался задавать ему конкретные вопросы и как можно точнее формулировать распоряжения. Алена даже упрекнула однажды, что я стал разговаривать с группой как робот, особенно в той части, которая касалась постановки задач. Иначе как побочным эффектом от общения с искусственным разумом я это не воспринимал.

– Указание пока одно, отслеживать активность и докладывать мне. Таблица позывных абонента есть?

– Зафиксированы три позывных, с которыми пытались установить связь. Вся таблица будет передана в информационную систему скафандра по запросу.

– Передавай, до связи.

При первой попытке установить связь можно без проблем войти в сеть. Как только объяснить свое присутствие в закрытой сети? Можно спровоцировать неадекватный ответ. А если у них есть что-то серьезнее минометов? Нужно действовать осмотрительнее. Просто вклиниться и просить о встрече, не вариант. Значит, представимся одним из позывных, которые он запрашивает. Вероятность присутствия постороннего в закрытом канале даже не будет рассматриваться. Слабое место – возможные условные сигналы, пароли. Придется рисковать. Я занялся изучением таблицы позывных. Понятно, почему у нее гриф секретно. По одной только этой таблице можно определить состав и примерную численность подразделения. Два позывных по горизонтали, а вот один из них – попытка связаться с командованием. Этим и воспользуемся.

В общем зале майор Бородин пребывал в растерянности, что пытался упорно скрыть. Алена, Томский и Сомов, по очереди, делились с ним информацией. Особенно его удивляло, что жизнь на Севере кипит, по сравнению с тем, что он наблюдал за время своего рейда. Обстановка в Европейской части заметно отличалась от того, что ему сообщали по итогам нашего рейда. Прибрежные поселки были оставлены в первые дни катастрофы из-за резкого повышения фона вблизи рек и озер. В лучшем случае беженцам удавалось покинуть поселок уже получив смертельную дозу облучения, в худшем на эвакуацию уже не хватало сил. Поселки вне зон заражения, в которых сразу не установили военное положение и пропускной режим, больше напоминающий добровольную блокаду, становились жертвами мародеров и толп беженцев. Чем дальше от города, тем безумнее становилась толпа. Местные жители становились жертвами таких набегов. Кто не мог защитить себя или организоваться в общину, собрав только самое необходимое, теплые вещи, продовольствие и оружие, покидали насиженные места, пополняя колонны беженцев. Итог был не утешительный. К концу четвертого месяца обитаемыми оставалась треть поселков, часть из которых, из-за наплыва беженцев, была загрязнена радиацией. Население таких поселков, даже не смотря на поток беженцев, стремительно сокращалось от холода, голода и радиации и составляло в лучшем случае десятую часть от довоенной. Крупные и средние города стали объектами атаки, превратившись в мертвые зоны. Малые города стали основными центрами притяжения, испытывая при этом все трудности поселков. Надежды многих беженцев на покой в конце пути рушились о барьеры фильтрационных пунктов. При превышении допустимой дозы заражения, люди размещались в пунктах временного пребывания, где они умирали день за днем. Медикаментов не хватало. Исключение делали для детей среднего возраста, расходуя все имеющиеся запасы для их лечения, иногда это помогало. Дети старше четырнадцати лет в эту категорию не попадали. Детей младшего возраста были единицы, они не выдерживали долгого пути и лишений. Паника, горе, желание спастись сменялись чувством безысходности и ожиданием неизбежной смерти. Это наблюдалось повсеместно. Прогноз Водолея, который я периодически оспаривал в мыслях, находя факты в подтверждение в ходе нашего рейда, здесь оправдывался полностью. Принимая во внимание, что это не самая густонаселенная часть страны, о предстоящем пути я старался пока не думать.

Я не успел посоветоваться с группой по поводу дальнейших действий, когда в шлеме скафандра раздался вызов

– Барс – Водолею, информация по указанию.

– На приеме.

– Зафиксирована попытка связи.

– Выводи меня на связь.

– Выполняю.

Возможность упускать нельзя. В шлеме звучал уставший голос.

– Ясень, я Бук, прием… Ясень ответь Буку, прием… Ясень..

– Бук на связи, прием.

– Бук, я Ясень, – голос дрожал от напряжения. – Почему так долго не отвечали?

– Отставить Ясень, доложите обстановку, где находитесь?

Я прекрасно знал, где они находятся, но роль надо было исполнять до конца.

– Нахожусь на левом берегу водохранилища, занял огневые позиции на рубеже. Из огневых средств только минометы, со мной двенадцать человек и две единицы техники. Наблюдали диверсионные группы противника в составе до сорока человек. Принадлежность установить не представлялось возможным, обстреляли. Основных сил противника не наблюдаем. Запасы топлива, продовольствия и боеприпасы на исходе, требуется помощь и поддержка. Прием, – канал был закрыт, говорил открытым текстом.

– Принял тебя. В твой район направлена группа дальней разведки. Отличительный признак – бронетехника белого цвета на электрическом ходу. Позывной «Омега». Старший группы – позывной «Барс». По прибытии доложить, поступаете в их распоряжение. Как принял меня, прием?

– Вас принял. Как с ними связаться, они не отвечали, – виновато произнес Ясень.

– В ближайшее время они выйдут на тебя, были проблемы со связью. Ждите.

– Принял, до связи.

Первым желанием было прямо сейчас сорваться с места и рвануть на тот берег, найти этого командующего и выпороть перед строем. Всю необходимую информацию я получил. Дело за малым, сделать их союзниками. Немного остыв, стал размышлять, много ли частей сохранило боевую готовность? Этот молодой командир сумел сохранить людей, вооружение и технику. При отсутствии информации и командования продержался в аду больше ста дней. Можно ли его в чем-то винить, после того, что ему пришлось за это время увидеть и пережить? Вот то-то и оно. И в темную использовать его не стоит. Он заслужил уважение, не смотря на возраст, который выдавал его голос.

По поводу дальнейших действий совещались недолго. Вышел на связь с минометчиками, согласовали встречу на водохранилище. На встречу пришел старший лейтенант с уставшим видом и надеждой в глазах. Когда сообщил ему кто мы на самом деле, он сначала дернулся было к оружию, но потом передумал. Вид был обиженный, как у ребенка. В двух словах довел до него обстановку, сказал, что нет никакой оккупации, что война закончилась через три часа после начала и прежним мир уже никогда не станет. Окончательно он поверил, когда из-за моей спины появился Сомов, выключив режим маскировки скафандра, открыл стекло и произнес:

– Старлей, не дури, ты и твои люди нам нужны. Заканчивай пускать поезда под откос, есть занятие поважнее. И Барса лучше не зли – его даже я остановить не смогу.

Как ни странно подействовало. Он ушел на свой берег. Через час на наш берег выехали КШМ и Урал, с тремя минометами и бойцами в кузове. На подъезде к общине колонна из шести единиц техники смотрелась внушительно. Наличие в ней военной техники обычного вида и раскраски, создавало у стороннего наблюдателя ложное впечатление о многочисленности подразделения. Старшина общины, как и местные жители к нашему появлению отнеслись спокойно. По отработанной уже схеме мы принялись оказывать помощь, вникая во все первоочередные нужды.

Во время этой, уже привычной, суеты и повседневных забот пришла информация от группы Варяга. Ободренные нашими успехами, они связались с убежищем в Новосибирске. Как и у нас, их маршрут прошел недалеко от уже разведанных маршрутов вокруг убежища. На завтра у них была согласовано место встречи. Эвакуация людей из Новосибирского убежища была не за горами. За всеми событиями, тот факт, что маршрут от одного, а возможно и двух убежищ, проложен, остался без должного внимания, теперь приходило осознание. Возможность обсудить планы появилась только на следующее утро. В обсуждении участвовали только бойцы «Омеги». Не то, что другим не доверяли. Основной причиной было то, что они не владели обстановкой и всей полнотой информации, а тратить драгоценное время на введение в курс дела новых участников не было никакой возможности и смысла. Дальше на север двигаться не было необходимости. Двигаясь на запад, мы через сутки достигнем обширной зоны заражения в районе Перми, придется искать маршруты обхода, скорее всего с юга. Поэтому, мы решили совместить часть маршрута, двигаясь к Ижевску. После этого майор Бородин со своей группой и новыми союзниками продолжит путь к убежищу, а мы дальше на запад. В целом такое предложение казалось разумным, но дьявол, как всегда, скрывался в деталях.

– Барс, кто поведет колонну из убежища в «Омега-центр»? – Леший прервал мои рассуждения.

Я не сразу понял вопрос, по-моему и так все было ясно. Маршрут до пересечения с нашей точкой был разведан. Подробные сведения о дальнейшем маршруте мной были уже предоставлены, поэтому я ответил:

– Ты, Леший, больше не кому, не собираешься же ты оставаться в убежище и там жить? – я не шутил, именно так и думал.

– Это невозможно, – невозмутимо заявил Леший. – Мы уже готовились к эвакуации, приняв первую волну укрываемых и я задействовал закрытый протокол «Альфа». Вы об этом ничего не знаете? – он был удивлен не меньше нашего.

Я в очередной раз выругался про себя, полковник, где бы он сейчас не находился, должен икать не переставая. Предчувствуя неладное, я попросил:

– Просвети, будь добр. У нас доступ оказался ограниченный, из-за временного отсутствия командора.

– После отправки первой партии нам предписывается немедленно организовать пункт по приему беженцев, при необходимости раскрыв свое местоположение. Организовать фильтрационный пункт и пункт помощи. Заполнение убежища производить с нижних уровней и по мере формирования команд отправлять по безопасному маршруту. Эти мероприятия предписано проводить до тех пор, пока убежище перестанет быть безопасным из-за заражения или когда поток беженцев иссякнет. Срок не ограничен, запасы будут пополняться по мере необходимости с Объектов категории «В». С отправкой первой колонны работа не заканчивается, а только начинается. Поэтому я и штатные сотрудники убежища не можем оставить объект.

Все становилось на свои места. Неразрешимый вопрос, почему одни подлежат эвакуации, а другие – нет, отпал. Этот вопрос мне иногда не давал покоя, но я загонял его поглубже, оправдываясь тем, что всех спасти невозможно. Значит у программы, как я и предполагал, есть закрытая часть, второе дно. Каждое убежище должно заработать подобно сердцу, разгоняющему кровь по организму, в роли которой сейчас должны стать беженцы, перемещаемые по безопасным маршрутам. Но спасенных могут оказаться миллионы, нет скорее тысячи, судя по тому, что мне уже пришлось видеть. Ну или десятки тысяч, в лучшем случае. «Омега–центр» такое количество все равно принять не сможет. Даже если расширится в несколько раз, ресурсов не хватит. Где размещать людей? Какие дальнейшие планы? Этого я не знал, как и никто из присутствующих, вопросы задавать бесполезно. На лицах соратников читалось недоумение и только. Даже Сомов молчал.

– Что решаем, командир? – вернул меня Леший к действительности.

– Колонну поведет один из нас, а вот наш дальнейший маршрут придется пересмотреть. Я намерен в первую очередь отыскать Виталия Семеновича, пока все не зашло слишком далеко. Если эвакуация с двух объектов пройдет успешно, у нас в запасе появится много времени.

Обсуждение, кто из группы пойдет проводником, закончилось моим волевым решением. Желающих возвращаться не было. Дальше нам предстояло двигаться впятером. Алена и Сомов мне были нужны, от этого зависело выполнение задачи. Томский нужен был, как человек, способный возглавить автономную группу, возможность разделения на две группы я не исключал. Сургут сможет стать проводником из Владимира, он родом из Москвы, да и путь ему предстоит куда дольше. Оставался только Филин. Мое решение он принял без возражения, очевидно и сам понимая мотивы этого, но настроение у него упало. До конца совещания он молчал.

Начались сборы. Возникла мысль заехать в убежище в Ижевске, отдохнуть пару дней, пополнить запасы. Единогласно такое решение было отвергнуто. Лишних четыреста километров и трое суток потерянного времени сыграли в этом не последнюю роль. Я же знал еще и другое. Выполнение задания прерывать нельзя. На восстановление двух дней не хватит, а вот слаженность и боевой настрой будет потерян. Потом придется заново включаться в боевой режим, а обстановка к длительной адаптации не располагала. Запасы и боекомплект пополнили за счет группы Бородина, забив грузовой БТР до отказа. Тем самым освободили место для минометчиков. А вот для минометов и ящиков уже не было места. Их транспорт пока оставили в общине, осушив баки, пополнили свои запасы под горловину. После долгих уговоров Сомова, я согласился погрузить один миномет в БТР и ящик с минами к нему. Сомов выразил готовность спать на этом ящике, если потребуется. Вспомнив аналогичный спор по поводу транспорта, я пришел к выводу, что интуиция есть не только у меня и согласился. Остальные минометы оставили на хранение у общины. Больших усилий стоило уговорить на такое решение старшего лейтенанта Котова, командира минометчиков. Только после заверений с нашей стороны, что при первой возможности вооружение будет доставлено в убежище, он успокоился. Для него это был вопрос чести и сохранения подразделения как боевой единицы. Сознание упорно цеплялось за прошлое, а может это нечто сродни сохранению боевого знамени части, погибшей в огне ядерного взрыва, не знаю. Но такое поведение заставило меня еще больше уважать молодого командира. На него у Бородина уже были свои виды. Свою способность выжить, продолжая выполнять задачу, он уже доказал, это главное. У него был стержень, остальное вопрос подготовки и опыта.

Выехали в обед и через два часа пересекли некогда оживленную трассу, соединяющую Пермь и Киров. В поселке на четыре улицы, недалеко от дороги не было ни одной живой души, так же как и по пути сюда и дальше до разветвления маршрутов. Находясь на границе зоны заражения и пути следования колонн беженцев, они были заражены, сохраняя на себе следы повышенной радиации. Другой поселок, расположенный на значительном удалении от дороги встречал нас признаками обитаемости. Не далее как неделю назад, Бородин уже здесь побывал и встречали его как дорого гостя. Он познакомил нас со старшиной общины и заявил о необходимости короткой остановки. Нам же смысла задерживаться здесь не было. Долгих прощаний не было. Пожелали друг другу счастливого пути в надежде на скорую встречу и мы продолжили движение.

Выезжать на трассу не торопились, к вечеру преодолели почти триста километров и выехали на границу зоны заражения вокруг Кирова. Ночевали в заброшенной деревне. Только к обеду следующего дня обошли зоны заражения по просекам и второстепенным дорогам вокруг города выехали из опасной зоны. К поселку недалеко от границы с Костромской областью выехали на следующий день. Дальше наш маршрут до Владимира больше напоминал петляние зайца, уходящего от погони и старательно запутывающего следы, петель разве что не делали. Необходимо было выполнять три основных условия. Избегать ранее оживленных трасс и населенных пунктов на них, они были заражены. Обходить зоны заражения на месте больших и средних городов. Постараться избежать захода в малые города, обстановка в них была непредсказуемая и могла надолго нас задержать, этого мы позволить себе не могли. Еще одним необязательным условием было наличие устойчивой общины, готовой к сотрудничеству. Главным требованием оставалась безопасность маршрута.

Полторы тысячи километров растянулись почти вдвое и заняли две недели пути. За это время мы сильно изменились. У меня даже возникала мысль оставить один БТР, чтобы не оставлять никого из группы в одиночестве во время движения. Сомов ушел в себя. Его состояние было похоже на то, которое я уже наблюдал когда-то в убежище, во время подготовки. Томский, в начале пути охотно делившийся своими умозаключениями и прогнозами, теперь с трудом отвечал на вопросы, занятый своими мыслями. Алена в один из дней, когда мы остались наедине начала разговор, который закончился истерикой. Защитные системы организма не выдерживали. Чего только я не наслушался, но она выговорилась, ей стало легче, чего не скажешь про меня. Сургут держался особняком, но неожиданно пришел мне на помощь, стараясь как-то повлиять на обстановку.

Причины для этого были, я никого не винил. Когда было совсем трудно, я разговаривал с Водолеем, подключая при желании к этому любого из команды. Если раньше в конце дневного перехода мы обязательно находили общину и останавливались на ночлег, то сейчас это было раз в три дня, и то если повезет. Обширные территории были безлюдны. Причиной был голод, тела со следами лучевой болезни попадались редко. Те картины массового бедствия, которые в начале пути нас шокировали, сейчас стали привычными. Находя очередной безжизненный поселок, мы начинали готовить место для стоянки в одном из пригодных для этого домов. Тела выносили из дома и устраивали братскую могилу. Это было огромное кладбище, по которому мы двигались монотонно изо дня в день. В общинах зачастую дела обстояли не лучше. Мы практически раздали все свои запасы продовольствия, оставив минимум. То же самое было и с медикаментами. Люди были вынуждены питаться рыбой, которая не всегда была безопасна, но выбор был не велик. Умереть сейчас от голода или немного позже от лучевой болезни. Люди отчаянно боролись за жизнь, но проигрывали этот неравный бой. Боеприпасы отдавать не торопились, только в том случае, когда была полная уверенность, что они попадут в надежные руки. Каннибализм скорее был исключением, чем правилом. Только в одном поселке нам повстречались ранее уже виденные признаки. Закончилось там все, как и следовало ожидать. Последний из ублюдков просто застрелился, не дожидаясь голодной смерти или не выдержав угрызений совести. Его тело мы нашли в доме, который присмотрели для ночлега. Только сейчас мы нашли объяснение многочисленным телам вокруг поселков. Не желая обременять близких, предчувствуя голодную смерть, жители просто выходили за пределы поселка и шли, пока оставались силы, после чего падали и замерзали. Я не назвал бы такую смерть безболезненной. Что в этот момент они думали, я знать не хотел бы.

Контакты с местными проходили всегда по одной, уже сложившейся схеме. Начиналось, как правило, все с недоверия. Помимо вооружения неприязнь вызывал наш внешний вид. По сравнению с ними мы дышали здоровьем и благополучием, не смотря на истощение дорогой, моральную и физическую усталость. Только после того, как от нас следовали конкретные действия по поддержанию общины, отношение к нам менялось. К нашему отъезду от былого недоверия не оставалось и следа. Мы дарили людям надежду одним фактом своего приезда, не зная сами, когда сможем им помочь. Скафандры уже не скрывали, слишком велика была вероятность неадекватной встречи, но и демонстрировать их не спешили. В некоторых местах нас уже ждали. Между поселками была налажена связь. Слухи о группе обгоняли нас по маршруту, рождая самые невероятные версии от пришельцев до высших сил и всадников апокалипсиса. Среди глав общин я не встретил ни одного из бывших чиновников или бизнесменов высокого ранга. Как правило, это были крепкие хозяйственники или люди, занимавшие ранее ключевые должности на производстве. Своего рода рабочие лошадки. Раньше их назвали бы кулаками, прагматичный подход присутствовал, не без этого. Были и исключения, одну из общин возглавлял бывший глава, еще из прежних, выборных. Такой кадровый состав наводил на определенные мысли и выводы. Люди, влиявшие раньше на судьбы других людей, в час катастрофы в большинстве своем ни на что не годились. Они оказались не готовы отвечать не только за других, но и за себя. Пару примеров этому уже было. С бывшими уголовниками было не все однозначно. Одну из общин возглавлял сиделец со стажем. Приготовившись к плохому варианту развития событий, у меня была возможность убедиться в том, что люди находятся под надежной опекой и им ничего не угрожает. В этой общине дела обстояли вполне сносно.

Не было попыток организовать какие-то ханства или автономии, на это у жителей не было времени, были заботы важнее. Люди смирились с отсутствием власти, да и не приняли бы никого со стороны, даже в обмен на помощь. Стали формироваться свои законы на основе обычных представлений, что хорошо, что плохо. Судили или всем миром или Советом. Приговор, как правило, был один – смерть или изгнание из общины, что было по сути одно и то же. Весь маршрут был закреплен с той или иной степенью уверенности, что нас не встретят на обратном пути порцией свинца и смогут дождаться помощи.

По пути следования я постоянно поддерживал связь с Казаковым, возглавлявшим убежище во Владимире. Передавал координаты опорных точек на карте и перечень предметов адресной помощи. Поэтому помимо колонн с укрываемыми формировалась колонна гуманитарной помощи. Готовился конвой для охраны и группы охранения. От предложения выйти навстречу я отказался. Я хотел сам убедиться, что колонна готова к длительному маршу. На этот раз необходимость отдыха в убежище для всех была очевидна. С каждым километром мы приближались к промежуточной и главной точке нашего рейда одновременно, это согревало и настораживало. Я помнил многочисленные примеры, когда на финальном отрезке задание проваливалось или оборачивалось крупными неприятностями. Был в этом плане и свой негативный опыт. Напряжение росло. Нервы звенели как струна. Ожидали проблем при переправе через Волгу, памятуя о минометном обстреле, но опасения не подтвердились. Встретили очередную общину на месте небольшого поселка. Принявшие нас сначала едва ли не за врагов, местные жители провожали уже как дорогих гостей.

Дальше была уже разведанная из убежища территория, опасаться было нечего, так утверждал Казаков. Мой внутренний голос говорил об обратном. По мере приближения к Владимиру проблемы стали нарастать, как снежный ком. Сначала встретили на пути малочисленную общину в заброшенном поселке. Они оказались здесь недавно, были выселены из более крупной общины, располагающейся дальше по маршруту. Дальше встретили беженцев из той же общины. Они шли пешком, из последних сил, рискуя замерзнуть. Вернулись, доставили людей, остались на ночевку. Время миграции беженцев уже прошло, это и насторожило. Стали опрашивать людей. Картина нарисовалась нелицеприятная. Откуда-то с запада пришла группа хорошо вооруженных и снаряженных людей, всего человек десять. Через какое-то время, где уговорами, где откровенным подкупом сумели восстановить людей против действующего старшины общины. Много для этого уже не надо было, продукты были в большой цене. Близился голод. Обещали людям золотые горы, постепенно прибирая власть к рукам и расправляясь с неугодными. Своих запасов у них было несколько машин. Это стало основным рычагом воздействия. Все неугодные либо пропадали, либо покидали общину самостоятельно. Некогда большая община, на месте районного центра, больше шестисот человек, сократилась в численности почти вдвое. Оставшиеся жители были теперь в прямой зависимости от новых хозяев жизни и жили впроголодь. Новые бояре себе ни в чем не отказывали, чего не скрывали, регулярно устраивая пиры и оргии. В общине, даже такой многочисленной, по меркам нового мира, все было на виду. Кто пытался подать голос, тут же становились неугодными. Община закрылась, редкие путники предпочитали обходить ее стороной, остальных просто заворачивали обратно или в обход. Дед, уже преклонных лет с возмущением говорил:

– Я сам был свидетелем. На моих глазах расстреляли беженцев, за то, что они не захотели поворачивать обратно. Там две семьи было, женщины и дети. Потом еще и насмехались, мол своих голодранцев хватает, скоро и их в расход пустим. В общем, после этого мы и ушли, – закончил дед.

Когда закончили опрос, выяснились еще подробности, не все было так просто, как на первый взгляд. Заправлял всем один человек, некто Баринов, по поводу того кто он такой, были разные версии, но это меня сейчас интересовало меньше всего. Барин, как его звали, окружил себя плотным кольцом сторонников. Помимо двоих особо приближенных к высочайшей особе, были еще десять, как их именовали, опричников. Не проходило и дня, чтобы они чего-нибудь не начудили. Скорые на расправу, они почти ежедневно творили самосуд, запугивая местных жителей. Превращая такие экзекуции в развлечение, они никого и ничего не боялись. С ними предпочитали не вступать в разговоры и даже не встречаться. Из местных жителей помоложе сформировали отряд самообороны, человек тридцать, которые были у них на коротком поводке. Остальные смирились, попав в безвыходное положение, и сносили все унижения, нередко побои, приняв это как новые правила жизни. Все опрошенные сходились в одном, это были не уголовники и не дезертиры.

В обстановке предстояло разбираться на месте. Запросил Казакова. Его данные оказались устаревшие, он знал только бывшего старшину общины, ни о каком Барине не слышал. Спросил, нужна ли помощь, я пока отказался. Затемно, не доезжая пары километров до поста общины, остановились за холмом. Отправил Сомова на разведку. Через некоторое время он вернулся и доложил.

– Блокпост два человека, пьяные в умат, с ними две бабы. Тяжелого и крупного калибра нет. Сами вооружены по легкому. Мог бы обоих притащить, надо? Могу вернуться.

– Пока не надо, подождем до утра, понаблюдаем.

Почти не скрываясь, подъехали без фар на расстояние пятьсот метров. Два БТР разъехались в стороны, заняли позиции. Мы с Сомовым остались на дороге, продолжая вести наблюдение. В два часа ночи на блокпосту все затихло, свет погас. Выждали час и, совсем не скрываясь, миновали шлагбаум, проехали по городку и заняли главную площадь. БТРы на электродвигателях ехали почти бесшумно, но все равно движение можно было обнаружить, тем более ночью. Никто даже не дернулся, ни одной живой души. Где-то в этом районе дом Барина. Ждали до утра. Часов в семь началась суета. Вокруг площади стали собираться вооруженные люди и местные жители, подходить опасались. В БТРах никого уже не было. Группа рассредоточилась по площади в скафандрах, в режиме хамелеон и застыли, заняв периметр. Сомов стоял позади меня и прикрывал по возможности. На борту ближайшего БТР лежало наше оружие. У меня был только пистолет в набедренной кобуре. Я не стал надевать скафандр, чтобы не породить панику раньше времени. После этого ждать пришлось не долго.

Люди почтительно расступились. Из толпы отделился человек средних лет, с брюшком, затянутым в зимнюю цифру натовского образца и легком бронежилете. Обвешан весь с головы до ног новомодными тактическими штучками, которым сейчас была грош цена и вооружен двумя пистолетами в нагрудных кобурах открытого типа. Вид у него был довольно бравый, в движениях и походке чувствовалось, что он здесь хозяин и никто ему не указ. По едва заметному движению, два десятка человек вскинули оружие и взяли меня на прицел. Ощущение не из приятных. Возможно, что я погорячился, принимая такой план, но устраивать тут дипломатические игры не было никакого желания. Между тем, на лице Барина явно проступала нерешительность. С одной стороны были три БТР, в которых могло быть людей, не меньше чем у него. С другой – кроме меня он никого не видел. Мало того на моем лице читалось такое спокойствие, что могло сбить с толку любого. За два шага до меня он начал вещать густым басом.

– Что же вы без приглашения? Добрые люди в гости так не ходят. Кто такие, кем будете? – начал вполне приветливо.

В другой раз я может быть и засомневался в достоверности информации, но нам удалось пообщаться с одним из местных, он сейчас находился связанный в БТРе, рассказы изгнанников подтверждались.

– Кто мы такие, не твоего ума дело. Могу сказать, кем будешь ты, если не прикажешь своим людям опустить оружие.

На площади была гробовая тишина. Мои слова в морозном воздухе услышали все без исключения. Краем глаза отметил, что несколько стволов опустились, перестав меня выцеливать, другие не знали, что им делать. Боров полностью закрыл меня от них, перекрывая линию огня. Сзади прикрывал Сомов. Когда он только начинал движение, я сделал незаметно шаг назад, оказался закрыт двумя бортами БТР. Такой наглости от незнакомца он не ожидал и спросил скорее по инерции:

– И кем же?

– Трупом, горой вонючего мяса и, поверь мне никто об этом горевать не будет.

С Барина спесь как рукой сняло, по лицу пробежала буря эмоций, от злости и возмущения до страха, за оружие он даже не подумал хвататься, в этом случае лег бы сразу с дыркой в голове. Он оглянулся в поисках помощи и только теперь понял, в какой ситуации он находится. Добежать до своих он не сможет, упасть не успеет, да и не к лицу это хозяину жизни. Его люди стрелять не смогут, по его же вине. Я один и почти без оружия, он шевельнул рукой, но я покачал головой – вижу, не переживай.

– Да кто ты такой, чтобы….

Я не дал ему договорить, перебил:

– Считаю до трех, потом будет поздно. Раз… Два…

В этот момент в толпе что-то произошло, один из вооруженных людей резко дернул головой и повалился на снег обмякшей куклой, воздух рядом едва заметно искажался. Народ отшатнулся, но паники не возникло. Опричники оглядываясь по сторонам, искали снайпера на крышах домов. Барин совершенно забыл про меня и даже дышать перестал. Когда повернулся, в глазах кроме животного страха ничего не было. Замотал головой, как китайский болванчик, подбородок жил своей жизнью, зубы против воли хозяина выбивали чечетку.

– Согласен, согласен, только не надо. Я знаю кто вы, думал что байки… Не убивайте меня, прошу Вас.

Не хватало, что бы он встал на колени, тогда он откроет меня для прицельного выстрела. Кем он нас считает, мне было совершенно все равно, я знал кто передо мной. Один из паразитов, неизбежно возникающих в эпоху потрясений, которые не встречая сопротивления извне, мнят себя хозяевами жизни презирая всех вокруг и считая, что им все позволено. Встречаясь же на своем пути с теми, кто действует не по праву сильного, а по праву правого, быстро теряют человеческий облик. Половина вооруженных людей, не дожидаясь команды, опустила стволы на снег и попыталась затеряться в толпе. Однако толпа сомкнулась, не давая им уйти.

– Сначала свое оружие, потом дай команду своим людям, мы не хотим лишних жертв.

Он пытался что-то сказать, но у него не получалось, горло пересохло, выдавая звуки, похожие на пение петуха, наконец он продавил этот ком и рявкнул на всю площадь.

– Не стрелять, оружие на землю.

Вместо баса он сорвался на истеричный фальцет, голосовые связки на морозе подвели. Обстановка разрядилась, в толпе кто-то засмеялся, послышался говор. Самый опасный момент наступил, десяток человек все еще продолжали сжимать оружие, надеясь придти на помощь своему сюзерену. Больше всего я переживал, что пострадают люди вокруг, но хуже чем есть уже не будет. Пришлось им помочь. Я рывком развернул его спиной к себе, перехватив за шею левой рукой и приставил пистолет к его виску. Так чтобы было слышно всем, ледяным голосом произнес:

– Оружие на землю, иначе вынесу этому ублюдку мозги на счет три. Раз…

На раз стволы полетели на расчищенную площадь, звеня холодным металлом при ударе. Помогать ему никто и не думал, они настолько опешили, что забыли об оружии в своих руках. Причину понял, оглянувшись. Позади меня стояла черная фигура в скафандре.

– Извини, командир, что без приказа, что-то долго до них доходит, – оправдывался Сомов шипящим голосом сквозь фильтры.

– Стекло открой, детишек напугаешь, – сказал ему шепотом.

По толпе пронесся вздох облегчения, я понял, что он мою команду выполнил.

– Все, кто был с оружием, на колени и руки за голову.

Второй раз повторять не пришлось, три десятка человек опустились на колени. Из толпы вытолкнули еще двоих, которые присоединились к своим коллегам. Прилюдно встать на колени не простое решение для любого человека, но появление темных фигур в скафандре рядом, по углам свободного пространства, заставило отбросить все сомнения. В левой руке у каждого был шокер, в правой – клинок, который даже без солнца сверкал холодным светом, радуясь тому, что пригодился.

Пленники постепенно стали приходить в себя. Десяток особо рьяных пришлось связать. Местные жители быстро нашли ремни и веревки и сделали это без нашей помощи. Разбор полетов обещал быть долгим. Один из местных, интеллигентного вида мужчина за сорок, сказал, что есть зал заседаний, при желании поместятся все. Задержанных разместили в кабинетах на втором этаже малыми группами. Сомов остался ну улице, прикрывать окна и выходы. Томский, Алена и Николаев остались охранять пленников. Барина пристегнули невесть откуда взявшимися наручниками и оставили стоять до конца суда в зале на общем обозрении.

По одному заводили задержанных, начиная с самых отъявленных. Обвинителя не было, как и адвоката. Я был всего лишь наблюдателем и только следил за процессом. Зал до отказа был набит людьми, среди них находились свидетели того, что успели натворить эти нелюди за месяц с небольшим. Список был далеко не полный, хватало трех свидетелей, что бы проголосовать за приговор. После девятого, приговоренного к смерти, на Барина было противно смотреть. Он повис на наручниках и подвывал. Его дело даже рассматривать не стали. Все сразу проголосовали за смертную казнь единогласно. Из зала определились десять добровольцев, среди которых одна женщина, которые вызвались привести приговор в исполнение. Оказалось, что она никогда не держала в руках оружие и ее заменили. Желающих было много. Меня было уже не удивить, но для себя я отметил, что действия этой банды были не похожи на то, с чем приходилось сталкиваться ранее. Они не грабили, не заманивали в ловушку доверчивых беженцев с гастрономическими целями, не покушались на имущество и запасы. Они своими действиями превратили жизнь в общине в каждодневный ад, походя убивая, насилуя и калеча людей, переживших катастрофу. Морили голодом, обрекали на верную смерть неугодных, изгоняя из общины. У каждого жителя имелся длинный список из таких претензий. Поражало другое, все это воспринималось как новый порядок и никак иначе. Никто даже не пытался, за исключением одного случая, взять в руки оружие и вернуть себе свободу и достоинство. С одной стороны этот мир изменился, с другой, оставался прежним. Во время перерыва приговор привели в исполнение на площади. Присутствовали даже дети. Алена пыталась протестовать против их присутствия, но Томский ее остановил.

– Эти дети пережили катастрофу, их этим не удивишь. Зато запомнят на всю оставшуюся жизнь и глубоко задумаются, если когда-нибудь захотят совершить подобное.

Впрочем, ее он не убедил, каждый остался при своем мнении. Я опасался только одного, что оставшиеся пленники попадут под горячую руку и разделят судьбу своих подельников как и место в общей могиле. Как ни странно следующий приговор был мягким. Нашлись свидетели, которые подтвердили, что молодой парень лет двадцати с рыжей копной волос не раз помогал односельчанам, чем мог. Раздавал продукты, спасал от экзекуций, за что сам попадал в опалу. Его приговорили к лишению права носить оружие в течение года и исправительным работам в течение месяца. После этого я покинул общий зал, дальше справятся без меня. Охрану комнат и входов передали местному ополчению. Сами отправились на площадь. Тела уже убрали. Нас догнал один из местных и предложил разместиться в доме Барина. Алена брезгливо поморщилась, но сказать ничего не успела. Незнакомец понял, что сморозил глупость и поспешил исправиться.

Мы разместились в частном доме, недалеко от площади. В нем жила всего одна семья, да и дом был небольшой. На втором этаже было две комнаты, нам хватило. Главное, что было тепло и возможность приготовить себе пищу. Один оставался охранять технику во дворе. Через три часа услышали несколько одиночных выстрелов на площади. Народный суд, судя по всему, завершился. К обеду пришла делегация во главе с новым старшиной общины и командиром подразделения самообороны. Ревизию в доме Барина провели, запасов для всей общины хватало на три месяца, с избытком. Там же обнаружились и пропавшие общие запасы продовольствия и оружие. Были долгие речи благодарности с предложением остаться, взять часть трофеев и вообще чувствовать себя как дома. Помимо того, что я чувствовал себя неуютно, оставался осадок из смеси разочарования и досады. Среди жителей были военные, как действующие, так и в запасе. Они оказались не в состоянии защитить даже себя. В конце концов, я решил прекратить этот разговор.

– Спасибо за ваши предложения. Теперь послушайте меня. Если что-то подобное повторится с вашей стороны или со стороны людей пришлых, мы не будем вам помогать. В следующий раз пройдем мимо. Живите, как вам нравится. Передайте это остальным, я проверю, как вы меня поняли.

Они меня поняли, делегация быстро свернулась и покинула дом. Когда они вышли, Алена попыталась упрекнуть меня

– Зря ты так, люди и так натерпелись. Нехорошо получилось.

– Как получилось – это им решать и им с этим жить. Если они поймут это, то будут жить долго и счастливо. Если нет, то в следующий раз доброго дяди рядом может не оказаться.

– Не знаю, может ты и прав, а мне их жалко.

Продолжать разговор я не стал. Много можно было говорить по этому поводу, но к конечной цели это нас не приблизит. Я намеревался после обеда покинуть город, до убежища оставалось полторы сотни километров. В планы вмешалась Алена, ей необходимо было провести стандартные мероприятия. Невольно и мы втянулись в этот процесс, помогая организовать оборону, связь и обслуживание техники. Ближе к вечеру часть продовольствия раздали жителям, ввели продуктовые карточки. Результаты приема больных Алену расстроили. Четверть населения нуждалась в медицинской помощи. Что с этим делать мы решить пока не могли, отдав последние запасы медикаментов. Среди продуктов, доставленных нам на ужин, оказались знакомые продукты длительного хранения, из чего я сделал вывод, что Казаков уже оказывал им помощь. Вечером был званый ужин в узком кругу. Присутствовал старшина и его помощник, я был не против.

Из города выехали только на следующее утро, немного задержались. Перед выездом из дома собрались люди, большая часть жителей, возможно и все. Никто не лез целоваться и не махал руками вслед, не произносил речи. Просто стояли и молча смотрели с благодарностью, некоторые даже улыбались. Это дорогого стоит. Вооружены были почти все мужчины. Я уже не сомневался, что у них теперь будет все в порядке, урок усвоен.

Глава 8. Спасение

"Чтобы дойти до цели, надо прежде всего идти"

(Оноре де Бальзак)

На подъезде к убежищу карта была уже не нужна. Установили связь, убедились, что все в порядке, нас ждут. Выезд колонны назначен на завтра. К убежищу вела накатанная дорога, которая в километре от убежища расходилась в разные стороны следами всевозможного транспорта на снегу. Ни о какой маскировке не могло быть и речи. Здесь тоже вступил в силу протокол «Альфа», в этом не было никакого сомнения. Мы с Аленой тут уже были, давно, в прошлой жизни, до нашей смерти и рождения заново. Теперь возвращались домой. О пройденном пути старался не вспоминать. О плохом думать сейчас не хотелось.

От леса, служившего некогда укрытием для убежища, расположенного в холмах в пятидесяти километрах от города, остались только воспоминания. Пейзаж ничем не отличался от того, который мы видели вокруг «Омега-центра» и по пути следования сюда. Для себя я вынужден был сделать неутешительный вывод: Европейская часть России перестала существовать. Густо усеянная эпицентрами, эта территория перестала быть самой населенной и мало чем отличалась от районов крайнего севера. Надежда найти многочисленный анклав уцелевших не оправдалась. Сначала катастрофа, потом радиоактивные осадки, холод и голод, стерли границу между регионами. Самым многочисленным анклавом стало убежище. К нашему приезду в нем насчитывалось уже восемьсот человек, шестьсот из которых уже готовы были покинуть его, приготовившись к дальнему рейду по разведанному нами маршруту. Штат убежища, как и положено, увеличился до семидесяти человек, тридцать из которых составляли боевое подразделение и подчинялись непосредственно коменданту убежища. Остальные сорок человек персонала обеспечения и управления отвечали за поддержание живучести убежища. Штат расширялся из добровольцев. Каждый из них мог покинуть объект вместе с колонной беженцев, но они сделали свой выбор, прекрасно осознавая опасность такого решения.

Сами беженцы были не похожи людей, покидающих зону бедствия. Многочисленных баулов и мешков с личными вещами не было. Все свои личные вещи они обязаны были оставить перед входом в убежище. Пройдя фильтрацию и карантин, каждый из них получал все необходимое из запасов убежища. Одежда была больше похожа на униформу неизвестного формирования, разных цветов, от серого до синего и включала несколько комплектов повседневной одежды, арктические комбинезоны и куртки. Рюкзаки и сумки разных размеров, входящие в комплект, позволяли нести с собой помимо личных вещей, суточный запас продовольствия, минимальный набор для выживания, средства защиты и медикаменты. Исключение составляли бойцы подразделения охраны, чья экипировка заметно отличалась от остальных. В подразделение охраны входили тридцать человек, имеющих необходимую военную подготовку. Их задачей было сопровождение колонны. Возглавить это подразделение должен был капитан Николаев Сергей Андреевич, позывной «Сургут», штатный разведчик подразделения «Омега». Ко времени прибытия, он уже смирился с тем, что ему предстоит вести колонну обратным маршрутом. По тем вопросам, которые он мне задавал, я понял, что мыслями он уже на обратном пути. С удовольствием бы предоставил ему пару дней для отдыха, но это было невозможно. Шестьсот человек не станут ждать, когда отдохнет проводник. Он это прекрасно понимал.

Наш приезд не прошел незамеченным. В очередной раз это стало сигналом к общей эвакуации. Новость быстро распространилась по убежищу. Когда после прохождения шлюзов мы попали на минус первый уровень, объект уже гудел, как растревоженный улей. Признаков перенаселения я не заметил. Объект рассчитанный на триста человек принял почти втрое больше. Все три уровня были заняты беженцами. Административно-жилой уровень был полностью заселен. Управление размещалось в БЧ «Омега», что было обосновано. Место для нашего размещения нашлось без труда, было подготовлено заранее.

Про отдых пришлось сразу забыть. Вместе с Аленой и Томским, через час после прибытия, мы уже находились в комнате совещаний. Майор Казаков докладывал о положении дел на объекте и обстановке.

– Эвакуация в день «Икс» прошла успешно. В течение первых часов было эвакуировано семьдесят процентов из основного списка лиц, подлежащих эвакуации. В последующие сутки пятьдесят процентов от списка лиц с резервных пунктов сбора. Далее, в течение тридцати суток был введен протокол «Ноль», об этом я уже докладывал. После оценки возможностей объекта мной было принято решение о дополнительной эвакуации уцелевших, как то и предусмотрено протоколом «Альфа», в результате имеем сегодня шестьсот человек, готовых к эвакуации. Более ста человек в ожидании второй очереди, по мере готовности колонны, но не раньше, чем первая колонна достигнет пункта назначения. Нижний жилой уровень частично загрязнен, северный блок находится в режиме изоляции, угрозы не представляет. За все время с начала событий потери составили тридцать два человека, из них восемь человек – боевые, остальные вследствие ранее полученных травм и повреждений от поражающих факторов. Все зафиксировано в журнале событий дежурной смены, при необходимости можете ознакомиться. Выход колонн назначен на десять часов утра завтра. Головной дозор выйдет раньше. Остальные вопросы предлагаю обсудить после отправки колонны, если у Вас нет возражений.

– Возражений нет, все правильно, – я поддержал Казакова. – Расходимся по своим задачам, остальное – завтра. Пегас – проверяешь технику, наличие заправки, исправность, вооружение. Цифра – проверяешь связь и медицинскую часть, комплектацию гуманитарной помощи. Глобус – конвой и общую организацию движения. О результатах доложите мне сегодня. Если вопросов нет – за дело, отдыхать будем завтра… если получится.

Когда все вышли, я поинтересовался у Казакова:

– Есть проблемы, о которых мне нужно знать сегодня?

– Вагон и маленькая тележка, – тяжело выдохнув, сообщил Казаков. – По гуманитарной помощи смогли загрузить не все, запасы ограничены. Помимо того, что количество людей в убежище втрое превышает расчетное, нами на обеспечение взято несколько общин, в нескольких проведены разовые акции. Запасов продовольствия, топлива, медикаментов хватит на два, максимум три месяца. При увеличении количества укрываемых до расчетного – на месяц. Имеющихся транспортных средств хватит на эвакуацию еще максимум трехсот человек. Это основное.

– Понятно, разведку маршрутов к объектам категории «B» проводили?

– Проводили, неудачно. На маршруте встретили вооруженное сопротивление. Четверых потеряли, трое раненых, почти восстановились. Повторная разведка запланирована на этой неделе.

– При условии пополнения запасов, сколько времени еще сможете поддерживать объект в работоспособном состоянии?

– Навскидку сказать трудно, если такими темпами, то не более года, максимум полтора. После этого убежище будет заражено на всех уровнях, без возможности дальнейшего использования.

– Этого допустить нельзя, часть объекта необходимо законсервировать. Стратегическую точку терять нельзя, – высказал я свое мнение. – Есть мысли по этому поводу?

– Я уже принял меры. Южный блок первого подземного уровня – стерильная зона. С него есть доступ в хранилище и на поверхность. При желании его можно использовать автономно.

В целом обстановка была понятна, убежище уже полностью выполнило свою основную задачу. В дальнейшие планы вошла необходимость пополнения запасов. Прикинул по карте, три сотни километров, примерно столько же, сколько и до места расположения Водолея. Нас остается четыре человека из группы. Казакова в расчет не берем, его основная задача – безопасность убежища, иначе все остальное теряет смысл. Нам с Аленой и Сомовым усиление не нужно, вдвоем тоже не справимся. Значит Томский с группой из убежища – единственный вариант, думаю, с его стороны возражений не будет.

До глубокой ночи шли последние приготовления, поступали доклады о готовности, вносились необходимые изменения. Крупный обоз мог бы стать легкой добычей, поэтому решили разделить его на два. Основные силы конвоя были в головном и тыловом дозорах, два БТР в резерве. Маршрут знаком, но лучше перестраховаться. Обе колонны выходили с разницей в сутки. Этому была и другая причина. Ни одна из общин по пути следования не смогла бы разместить всех одновременно. Когда на выезд потянулись первые машины, эфир наполнился докладами о готовности и результатами первых наблюдений. Первая колонна из тридцати машин скрылась за горизонтом. В зоне доступности связи непрерывно контролировали их движение, в готовности немедленно выехать на помощь. Именно сейчас шла проверка того, насколько качественно мы сделали свою работу. К вечеру поступил доклад о прибытии к месту ночевки. Без происшествий. Можно было выдохнуть. На следующее утро вторая часть колонны вышла по тому же маршруту. Убежище опустело. Неожиданно появился повод для общей радости. Первой, настоящей радости со времени начала операции. Почти одновременно стало известно, что колонны из Ижевска и Новосибирска прибыли в «Омега-центр». Почти тысяча человек спасенных благодаря проекту. Это стоило тех усилий, которые были затрачены. Это говорило о том, что вторая часть маршрута безопасна, а значит и шансы колонн из Владимира дойти до конечного пункта возросли вдвое.

Казалось бы безлюдное убежище, вновь ожило. Казаков контролировал подготовку к приему новых беженцев. Томский отбирал группу для проведения разведки к хранилищам проекта, объектам категории «В». Как и ожидалось, возражений с его стороны не последовало. Оставался один нерешенный вопрос с эвакуацией людей из убежища в Краснодаре. Неожиданное решение пришло во время связи с «Омега – центром». Кириллов предложил сформировать группу из резерва и тех бойцов подразделения, кто прибыл на базу с первыми колоннами. Они могли встретить колонну из Владимира на половине пути и дальше проводить их в «Омега-центр». Сургут с еще двумя бойцами подразделения мог бы вернуться во Владимир. Такое усиление нам сейчас не помешает. Этот вариант был принят. У нас было десять дней, максимум две недели, что бы решить задачи, не связанные с эвакуацией убежищ. К вечеру Томский доложил о готовности, выход назначили на утро. Алена не находила себе места, возможно, в паре сотен километров находились ее родители. Сомов тоже был за немедленный выход, я не возражал. Были соображения повременить, дождаться предварительных результатов от Томского, но он заверил меня, что отобранные им люди мало чем уступают бойцам «Омеги», после чего все сомнения отпали.

Утром проводили группу Томского и сами выехали из убежища на одном БТРе. Необходимости выбирать маршрут не было. На первый взгляд простая задача пройти кратчайшим путем из точки А в точку Б, на расстояние три сотни километров, нет ничего проще. Наш маршрут пролегал через зону заражения, недалеко от двух эпицентров и заканчивался в некогда известном на весь мир наукограде, значительно расширившим таблицу Менделеева. Если до сих пор основной задачей было избегать зон заражения и городов, то сейчас главным было дойти как можно скорее, эвакуировать Водолея, благо, что его место было известно и найти Виталия Семеновича с Лидией Михайловной. Не долго думая, решили начать со второй задачи, как приоритетной. Помимо личных мотивов и острой необходимости установить местонахождение руководителя проекта, было и другое обстоятельство. После эвакуации Водолея он не сможет оказывать нам содействие, находясь в транспортировочном контейнере, подготовленном Аленой. Она подробно обсудила с ним все детали предстоящей эвакуации. Время транспортировки должно быть по возможности минимальным. Не говоря уже о рисках при его транспортировке в период поисковой операции.

Первоначально маршрут прошел по южной окраине города на значительном удалении от него, разветвленная сеть дорог давала определенные преимущества. Только по дороге было двигаться невозможно. Она была забита машинами, как в центре мегаполиса в час пик. Это была огромная автомобильная пробка, которая протянулась на многие десятки, а может быть и сотни километров. Под покровом снега силуэты машин едва угадывались. За время после катастрофы снег слежался, образовав плотный наст, но от движения по нему мы отказались не раздумывая. Это была огромная братская могила. В каждой машине находились тела людей. Едва выехав на трассу, мы попробовали откопать одну из машин, в надежде, что она окажется пустой и мы никого в ней не найдем. Но наши надежды не оправдались. По какой причине люди остались внутри, не покинули транспорт, нам было неизвестно. С учетом этого пришлось перестраивать маршрут, выбирая просеки и замерзшие русла рек, иногда второстепенные дороги, на которых тоже были брошенные машины, но возможность для проезда сохранялась.

На второстепенных дорогах стали чаше попадаться поселки городского типа, без каких-либо следов присутствия людей. Не было ровным счетом ничего, ни дыма, ни огней, ни следов на снегу. Мы находились в зоне умеренного радиационного заражения. Что здесь было сразу после катастрофы, я не представлял. Для людей их транспорт, который воспринимался как зона безопасности, а для многих как предмет гордости и определенного статуса, в последний день жизни прошлой цивилизации стал последним пристанищем, саркофагом или усыпальницей. Теперь не было разницы, сколько стоит этот кусок металла, какие на нем диски или отделка салона, как и многое другое. Перед неизбежной смертью оказались все равны. Поселки хранили на себе приметы войны, встречались пожарища и брошенная военная техника. Только следов сражений не было, не было воронок и выщербленных отметин на стенах зданий, минных полей и следов от артиллерийского обстрела, большинство зданий и сооружений сохранились. Это была другая война, война с невидимой смертью. Война проигранная не отдельной страной, а человечеством. Сколько тел скрывалось под снегом мы не имели ни малейшего представления, однако повсеместно встречались тела, оставшиеся на виду, или отдельные части тел, торчащие из снега на сорокаградусном морозе. Сравнить это можно было только с тем, что мы видели на местах лесных пожаров, только вместо деревьев были люди и их было не меньше, чем деревьев в лесу. От такой жуткой картины мороз пробегал по коже, скафандры не помогали, против этого они были бессильны.

Еще раз мысленно похвалил Водолея и группу за выбор северного маршрута до убежища, с такими картинами массовой гибели нам сталкиваться так близко, еще не приходилось. Обходя зоны заражения, мы уберегли себя и людей, последовавших по проложенному маршруту от этого. Это уже давно были не зоны бедствия, а огромные могильники. Я в первый раз задумался над тем, что даже в таких условиях природа нашла выход, увеличивая шансы на выживание. Таким выходом стала ядерная зима, иначе оставшиеся участки были бы заражены продуктами разложения огромного количества людей и животных по всей планете. Первый раз поймал себя на мысли, что думаю о людях, как о биомассе. Водолей охотно меня проинформировал, что доля людей – всего одна сотая процента от общей биомассы. И эта одна сотая в силу уверенности в своей исключительности привела к гибели девяноста процентов всего живого на земле. На мой вопрос, что было бы, если бы удалось использовать весь арсенал ядерного оружия, Водолей без сомнения ответил: «Планета перестала бы существовать как ареал обитания живых существ в обозримом будущем».

До пункта назначения мы не доехали десять километров. Остановились на ночлег. Возможно, кому-то покажется, что ночевка в зоне заражения не самый лучший вариант. Согласен, но не в данном случае. Въезжать ночью в бетонные джунгли развалин наукограда – еще более опрометчивое решение. Кроме того, фон начинал расти и причиной был не эпицентр ядерного взрыва, по крайней мере не взрыва от баллистической ракеты, на наших картах до эпицентра было еще далеко. Едва рассвело, мы продолжили движение. Выехали на окраину города. Внимание сразу привлекло здание, останки которого заметно возвышались над округой. Нужно было осмотреться. Возможно, получится определить примерный маршрут движения к цели нашего рейда. Я решил подняться на него. Предложение было встречено без оптимизма, однако Алена сразу сказала, что одного меня не отпустит. Вынужден был согласиться.

Вплотную к зданию подъезжать не стали. Оно только издалека выглядело целым. На самом деле отсутствовали целые фрагменты стены со стороны центра города, видимо когда то там было панорамное остекление. Первым делом решили осмотреть прилегающую территорию. Как и ожидалось, следов не было. Вошли в подъезд. В конце большого холла, занимающего весь первый этаж, нашелся вход на лестницу, было темно, включили фонари. Лестница была частично завалена обломками, подняться высоко не получилось. На уровне пятого этажа завалы стали непроходимыми. От попытки разобрать их сразу отказались, слишком опасно. Из бетона в разные стороны торчали куски проволоки и арматуры.

– Что делаем, Барс? – Алена решила меня поторопить, ей эта затея не нравилась.

– Поищем шахту лифта, если и там завал, будем искать другое место, – я решил не сдаваться.

Шахта нашлась. Едва только открыли двери, стало понятно, что проход наверх есть. Тусклый, дневной свет пробивался из-за двери. Взглянул вверх – серый квадрат неба подтвердил, что выход действительно есть. Только лестница была на противоположной стене, даже не лестница, а скобы, вмонтированные в стену напротив. Кабина лифта застыла двумя этажами ниже. Спустились на этаж, раздвинули двери. Осторожно перебрался к противоположной стене по крыше грузового лифта. Полез по лестнице наверх, Алена не отставала.

Когда Алена появилась из проема, я стоял почти на краю площадки и смотрел в сторону города. На месте города была огромная воронка. Может быть, сама воронка от взрыва была не настолько глубока, но по мере удаления от эпицентра, разрушений становилось меньше. Все это было покрыто серо-белым слоем снега, сглаживая детали. В результате казалось, что я стою на гребне этой гигантской воронки. Если раньше на местах сражений возвышались погребальные курганы, то сейчас это были погребальные воронки. Жуткое зрелище завораживало. Голос Алены расслышал не сразу

…-отойди, пожалуйста, Барс! Отойди от края!

Посмотрел под ноги и увидел только пустоту. Пытаясь рассмотреть детали, я подошел к краю и сам этого не заметил. Бездна притягивала. Я опомнился и сделал два шага назад.

– Что с тобой? – Алена беспокоилась за меня. – Я даже подойти боялась, у тебя был такой вид, будто ты прыгать собрался. Думала опять проделки Водолея. Не пугай меня так.

– Хорошо, не буду, – я согласился, что это было безрассудно.

– Я тут совершенно не причем, – неожиданно вмешался Водолей, – долго Вы мне будете еще тот случай вспоминать, я же извинился.

Механический голос попытался изобразить интонацию обиды, и это у него почти получилось. Мы промолчали. Я просто не знал, как на это реагировать. Какие процессы происходят в его цифровом мозгу, я не представлял. Реакция Алены была аналогичной. Она достала коммуникатор и через разъем шлема пыталась подключить его к скафандру.

– Что ты делаешь? Решила позвонить в МЧС? – другое на ум мне просто не пришло.

– Нет, милый, сейчас мы попробуем установить связь, – неожиданно заявила она спокойным голосом.

– С тобой все в порядке? О какой связи ты говоришь?

– Тебе как-то говорили, что эти устройства не имеют ничего общего со спутниками и вышками мобильной связи. Кстати именно за это я получила ученую степень. Природа всех волн – одинаковая. Когда мы считаем, что генерируем определенную волну, на самом деле мы генерируем только возмущение эфира, определенной интенсивности. Это и есть те девяноста процентов потерянной массы Вселенной, над поиском которой бились десятилетиями. Это как разница между океанской волной и волнами от брошенного в воду камушка. Этот коммуникатор работает на гравитационных волнах, они являются несущими для сигнала. Это объяснять долго, скажу только, что в условиях открытого космоса, дальность связи возрастает на порядок с двадцатью четырьмя нулями, а скорость превышает скорость света в несколько раз.

Я был далек от физики и астрофизики, поэтому не могу сказать, что мой мир перевернулся. Я просто поверил. И ждал, когда она закончит манипуляции. По тому, как у меня в шлеме пошел сигнал вызова, я понял, что она включила коммуникатор в канал внутренней связи.

– Алена, это ты? – прозвучал взволнованный голос Лидии Михайловны – вы рядом?

– Да, мама, мы здесь. Где вы, что с папой?

– Мы в убежище, недалеко от эпицентра взрыва, папа тоже здесь. Если сейчас слишком опасно – не рискуйте, у нас запасов еще на полгода минимум. Убежище разгерметизировано, закрыто генератором поля. Радиосвязь невозможна, как и выход на поверхность. Опасайтесь модуля искусственного разума и спутниковой связи. Они вышли из под контроля, как и все в этом мире, – она боялась, что связь прервется и пыталась выдать максимум информации. – Как у Вас, все живы? У нас нет никакой информации.

Пока разговор не перешел в длинный обмен новостями, я вмешался.

– Лидия Михайловна, здравствуйте, мы готовы вас эвакуировать, подготовьте, пожалуйста, все данные для эвакуации, могу я услышать Виталия Семеновича?

– Здравствуй, Костя, конечно можно, я уже подхожу к нему. Рада тебя слышать.

После недолгой паузы послышался знакомый голос командора.

– Здравствуй, Костя, это ты?

– Да я…,– не успел больше ничего сказать

– Какой подарок подарила тебе моя дочь в Омега-центре?

Вопрос поставил меня в тупик, память перебирала все знаки внимания, ответ же лежал в буквальном смысле на виду:

– Камень в форме сердца, – я вспомнил.

– Опиши, пожалуйста, это важно.

– Крупный, ограненный изумруд в форме сердца, размером со спичечный коробок, чуть меньше…

– Я рад, что это ты, докладывай, если уверен в надежности связи.

– В надежности до конца не уверен. Проект «Омега» на завершающей стадии первого этапа. Потерь в подразделении нет. Есть определенные трудности, необходимо ваше присутствие. Остальное при встрече. Мы готовы вас эвакуировать. Сколько с вами человек и точные координаты?

– Вместе с нами восемь человек, один скафандр, семь Демронов с замкнутым циклом. Эвакуация возможна только с использованием генератора поля, что приведет к разгерметизации и заражению убежища. Второй попытки не будет. Для расчета нам нужны данные о степени заражения на поверхности. Необходимо четыре часа на подготовку. Какой у Вас транспорт и обстановка по маршруту следования?

– Все данные по обстановке передадим сообщением, ждем координаты и точное время готовности.

– Принял тебя, Алена с тобой?

– Да, папа я здесь. Мы в общем канале, – решила она предупредить командора.

– Хорошо, – он облегченно вздохнул, – послушай меня внимательно, если есть сомнения в предстоящей эвакуации или непосредственная угроза вам, отложите до лучших времен. Срочно спасать нас не надо, пока держимся. Мы этого не заслужили. Проект в первую очередь, спасайте людей, выполняйте задачу. Только один вопрос: каков масштаб катастрофы?

Что-то не нравилось мне в их голосах. Угнетенность, усталость, нет, больше всего чувство вины. Это было на них не похоже. О причинах гадать было некогда. Тогда на это я внимания не обратил, связал с длительным пребыванием в убежище. Алена между тем продолжила:

– Масштаб глобальный, прежнего мира нет, он разрушен. Это достоверная информация.

Повисло длительное молчание, я решился его нарушить:

– Это ничего не меняет, мы готовы вас эвакуировать. Ждем от вас данных.

– Ждите пятнадцать минут, сейчас уточним.

Эти пятнадцать минут были самыми долгими не только для меня. Алена присела на выступ в стене в ожидании. Сомов был на связи, все прекрасно слышал, но своего присутствия не обозначал, так же как и Водолей. К его присутствию я уже привык. Через пятнадцать минут послышался ответный вызов.

– Барс, – на связи был командор, – Мы будем готовы через восемь часов. У нас есть одно незавершенное дело. Время уточним по связи. Сообщение с точными координатами и другими данными сейчас получите. Там будет точка эвакуации. Раньше времени к этой точке не подходите. Как принял?

– Принял, ждем.

Когда пришло сообщение, я был удивлен. Координаты совпадали с координатами места расположения «Водолея», я их помнил наизусть. Алена пока не обратила на это внимание. Я попросил еще раз связаться с убежищем, но они уже были недоступны. Я не спешил с выводами, но мне это не нравилось.

– Можешь установить координаты того места, где они сейчас находятся? – спросил у Алены.

Она задумалась ненадолго, потом сказала:

– Да, могу, подожди минутку.

Через некоторое время скинула мне координаты. Сравнил с координатами точки эвакуации. Получалось около трех километров, ближе к эпицентру. Возможно, они так решили себя обезопасить, но в совпадения я не верил. Смутная догадка крутилась в голове, но ухватить смысл ее я не мог, это раздражало. Внутри была только одна мысль: действовать, немедленно, пока не произошло нечто непоправимое. Никому это объяснить я не мог.

– Алена, уходим, вставай, вставай, нужно торопиться, возвращаемся.

– Мы не будем ждать? – она повернулась ко мне.

– Нет, объяснить пока не могу, нужно торопиться.

Обратный путь много времени не занял, едва не сорвавшись, я успокоился, решил, что такая глупая смерть в мои планы не входит. Сомов встретил меня вопросом:

– Командир, что случилось?

– Ты все слышал, кроме этого ничего.

Я ждал, может быть кто-то из группы тоже проявит беспокойство по поводу таких совпадений. Однако они только недоумевали, смотрели на меня и ждали, что я собираюсь предпринять. Скрывать я ничего не собирался, предстоит действовать вместе, иначе ничего не получится. По пути обратно у меня было время все обдумать.

– Вам ничего не показалось странным?

– Нет, не заметили, – в один голос заявили они.

Наконец-то я отбросил сомнения и заговорил:

– Я не знаю, что у них там происходит, но их настроение и высказывания меня настораживают. Во-первых, время – восемь часов на подготовку, это на командора не похоже. Во-вторых, попытка отговорить нас от эвакуации, отсрочить этот момент. В- третьих, непонятные высказывания насчет того, что не заслужили и чувство вины, это было явно. От нас что-то скрывают, я в этом убежден.

– Костя, перестань, ты себя и нас накручиваешь. Что должен чувствовать руководитель проекта, оказавшись в самый ответственный момент за тридевять земель и не имея никакой информации и возможности выйти на поверхность? – уговаривала меня Алена

– Я тоже так подумал сначала, если бы не одно «но».

– И какое же? – задал вопрос Сомов

– Глаза откройте. Руководитель проекта оказывается не за тридевять земель, как ты выразилась, а именно там где разворачивались основные события, это раз. Точка эвакуации поразительно совпадает с координатами места нахождения Водолея – это два. Добавьте сюда все выше сказанное, ничего в голову не приходит? – они молчали. – Вспомните нашу первую реакцию на Водолея, – я начинал терять терпение.

– Ты хочешь сказать, что они имеют прямое отношение к Водолею и воспринимают его как врага? – Алена сложила пазлы, картинка выстроилась.

– Не только воспринимают как врага, но и готовят операцию по его уничтожению. Связи с ними нет, но этого допустить нельзя. Помимо непредсказуемых последствий мы потеряем ценного союзника и источник информации. Не говорю уже про научную ценность как его самого, так и его прогнозов и выводов.

Я не боялся, что Водолей нас услышит, по уже отработанному сигналу, мы заранее отключили модули связи и навигации, для общения пришлось открывать стекла скафандров и принимать противорадиационные препараты. Внутри десантного отсека БТР угроза была минимальная, но все же была. Видя, что обдумывание затягивается, я продолжил.

– Есть два варианта. Первый, мы ждем времени эвакуации. В этом случае Водолея нам уже не спасти. Спасение командования тоже под вопросом, Водолей обязательно нанесет ответный удар. Мы, скорее всего тоже попадем под него. Второй, мы спасаем Водолея, расставляем все точки над «ё», потом объясняем командованию, как глубоко они заблуждаются. Итак?

– Пожалуй, ты прав, я это чувствую. Я за второй вариант, – согласилась Алена.

– Я с Вами, командир, – определился Сомов.

Стоило только включить системы связи, раздался голос Водолея:

«УГРОЗА ФИЗИЧЕСКОМУ НОСИТЕЛЮ. ВЫСОКАЯ ВЕРОЯТНОСТЬ НЕСАНКЦИОНИРОВАННОГО ДОСТУПА. ВКЛЮЧЕН РЕЖИМ САМОЛИКВИДАЦИИ»

У меня перед глазами, на внутренней поверхности защитного стекла возникли крупные цифры с обратным отсчетом времени, несколько раз мигнули и свернулись в верхнюю строку информации. Боевая система скафандра сообщила об обнаружении дистанционного минирования, появилась рекомендация покинуть район. У Алены и Сомова отобразилась только информация боевой системы скафандра. Это подтверждало мои выводы. В распоряжении четыре часа. Потом будет поздно. Я несколько раз попытался вызвать Водолея на связь, безуспешно. В аварийном режиме возможно отключение только физическое или самостоятельное, если угроза окажется ложной. Объяснять ничего не пришлось.

До указанной точки было семь километров. Надежда доехать на БТР непосредственно на точку исчезла, когда мы доехали до первого завала. Разведку необходимо было продолжить пешком. Мы с Аленой спешились. Система скафандра начала отсчитывать время до критического поражения радиацией, радовало только одно, этот таймер показывал почти сутки, но индивидуальный счетчик доз быстро менял цифры после запятой. В Демронах люди до этой точки не дойдут. Нужно было искать объезды. Водолей был сейчас не помощник. Пригодились системы скафандра. По моему запросу на стекло было выведено изображение в момент, когда я стоял на верхней точке. Мое безотчетное желание осмотреться с господствующей высоты, сослужило добрую службу. Навигационная система предложила несколько вариантов маршрута на транспорте, выбрал кратчайший, передал Сомову. Сами продолжили путь пешком до точки пересечения маршрутов. Двигаться по развалинам города было не просто. Это была изощренная полоса препятствий, но с маршрута сбиться было уже невозможно.

В двухстах метрах впереди нас ожидал БТР.

– Цифра в машину, я пойду впереди, следуйте за мной, держите дистанцию.

Полностью полагаться на расчеты системы навигации было бы глупо, а права на ошибку не было. Уговаривать не пришлось, не оглядываясь, я продолжил двигаться по маршруту. Ни шагом, ни бегом этот способ передвижения назвать нельзя было. Я не сомневался, что смогу преодолеть любое препятствие на пути, но за мной ехал БТР, и препятствия необходимо было оценивать исходя из его возможностей. Больше половины пути преодолели меньше чем за час, пару раз пришлось отклоняться от маршрута, обходя препятствия. Обломки становились меньше, степень разрушения была почти полной. Мы приближались к эпицентру. Не видя значимых препятствий на дальнейшем пути, я присоединился к группе.

На точку с указанными координатами выехали через двадцать минут. Возможно нам пришлось бы потратить много времени, прежде чем мы нашли бы вход в подземный бункер, но внимание привлекли несколько антенн, совершенно не поврежденных, они появились здесь явно после взрыва. Это были уже знакомые выдвижные модули. На небольшом удалении от них в развалинах бетонного ограждения, как в малом убежище на базе, обнаружилась гермодверь. На расчистку входа потребовалось не больше получаса. Обломки бордюров и плит ограждения отлетали в сторону, опасность представляли только куски арматуры, которые тянули за собой другие фрагменты завала. В голове стучали тревожные мысли. Что если блок управления поврежден? Что если уровня допуска не хватит? Когда вход был расчищен, я замер, нужно было собраться. Когда массивная защитная крышка была снята и включился экран системы охраны, я с ужасом ожидал, что потребуется вводить отпечаток ладони или сканировать сетчатку, к счастью этого не произошло. После того как я приложил левую руку с чипом, потребовалось ввести код. Если чип опознан, значит и пароль сработает, а его я помнил наизусть. Электрозамки двери щелкнули, она плавно открылась, включилось дежурное освещение. Алена следовала за мной.

Мы не пожалели времени на двойную дезактивацию в системе шлюзов. Алена шла впереди, несла внушительных размеров контейнер с автономной системой охлаждения и блоком питания, в другой руке ящик с инструментами и защищенным ноутбуком. План убежища ей был предоставлен Водолеем при планировании операции, поэтому с ориентированием проблем не возникло. Напротив двери аппаратной мы остановились. Потребовалось время, чтобы Алена смогла снять аварийный режим с охранной системы. Все попытки открыть дверь с помощью стандартных процедур успехом не увенчались. Требовалась авторизация администратора высшего уровня. Именно такую надпись выдал экран через полчаса после начала наших активных действий. При этом таймер самоликвидации переключился, в нашем распоряжении оставалось пятнадцать минут. К счастью, система опознала меня как администратора и дверь открылась. У меня были серьезные сомнения, что ее можно было открыть каким либо иным способом. В просторном помещении горело аварийное освещение. Активировался главный экран и появилось укрупненное изображение моего лица, но неожиданным было другое, оно заговорило механическим голосом.

– Я – Водолей, добро пожаловать, – освещение сменилось, таймер обратного отсчета обнулился. – РЕЖИМ САМОЛИКВИДАЦИИ ОТКЛЮЧЕН. Действуйте согласно полученных инструкций…

– Алена, где у него главный процессор?

Она уже направлялась к нему и указала рукой:

– Вот он, я такое вижу в первый раз, это просто гениально. Ущипни меня, я сплю – она восхищенно осматривала прозрачный блок с ярко-голубой сферой внутри. – Этого не может быть…

– Позволь, – я отодвинул ее рукой. – Нужно кое-что прояснить.

Она не успела опомниться, я вытащил пистолет и направил его на сферу. Алена была обескуражена, но остановить меня не пыталась, да и не смогла бы.

– Водолей, ты слышишь меня?

– Не только слышу, но и вижу, – прозвучал механический голос. – Должен предупредить, что уничтожение физического носителя приведет к подземному взрыву ядерного заряда малой мощности. Такой вариант развития событий рассматривался как менее вероятный. Вероятность уничтожения другой группой намного выше и составляет восемьдесят процентов. Вы этого хотите?

– Я не хочу, но к этому готов, прими к сведению. Я хочу с тобой договориться.

– Условия под пистолетом?

– Скажи еще, что боишься…

– Скажу, что мне жаль, когда я вас поставил в безвыходное положение, теперь я понимаю каково это. Еще раз приношу свои извинения. Ситуация не просчитывается. Возможны равновероятностные события. Внимательно слушаю.

– Я хочу, чтобы ты вспомнил, кто и зачем тебя создавал и пообещал мне никогда не принимать самостоятельных решений, какими бы правильными они тебе не казались.

– Я принимаю решения только при физическом отсутствии администратора высшего уровня. Лишить тебя прав, однажды предоставив их, я не могу. Если ты сейчас покинешь убежище и отдашь приказ о самоликвидации в определенное время, я это выполню. Такова заложенная программа.

– Почему тогда ты не отключил аварийный режим? Я вызывал тебя, ты не отвечал.

– Конфликт протоколов. Этот режим действует независимо от меня. Вспомогательные программы, своего рода мои тюремщики, так понятнее. Конфликт будет устранен при оставлении этого помещения физическим носителем.

– Если я правильно тебя понимаю, мы договорились?

– Договорились. Все распоряжения отданные администратором высшего уровня имеют высший приоритет. Так что можешь считать, что договорился сам с собой.

Мне показалось или это была ирония? Выяснять сейчас это было бы неразумно. С этого момента, так или иначе, он будет в моих руках, как поступить дело за мной. Решение угрожать ему пистолетом было не самым правильным и со стороны казалось, наверное, забавным, но для меня это было важно. Статус-кво восстановлен окончательно. Все встало на свои места.

– Извини за эту выходку, будем считать, что мы квиты. Если когда-нибудь у тебя возникнут сомнения на мой счет, вспомни этот момент и сделай правильные выводы.

– Извинения приняты, – вполне серьезно заявил Водолей.

– И долго Вы еще будете выяснять отношения? Мне можно приступать? – возмутилась Алена.

– Приступай, я закончил, – у меня действительно возникло ощущение, что больше проблем с Водолеем не будет никогда.

Однако она ничего сделать не успела, заговорил Водолей.

– Фиксирую увеличение температуры, от воздействия неизвестным полем. Угроза высокой степени. Какие будут указания?

– Фиксировать все события, ответных действий не предпринимать.

– Выполняю, – ответил Водолей.

Впрочем, мы уже и сами почувствовали невероятное напряжение, система мониторинга скафандра показывала рост температуры. Через насколько секунд входная дверь сначала поплыла от жара, потом ее поглотило ярко-красное поле синтезатора искусственной среды. Поле неумолимо расширялось, по несколько сантиметров в минуту, приближаясь к контейнеру с блоком Водолея, возле которого суетилась Алена, пытаясь успеть отключить его и переместить в контейнер. Я осознавал, что это бесполезно. Единственный выход из помещения перекрыт полем, скафандры не помогут. Я недооценил возможности командора. Видимо план уничтожения Водолея с одновременным выходом на поверхность был разработан давно, сейчас же только приведен в действие. Был только один выход.

– Алена, подключи коммуникатор и сообщи, что мы здесь и Водолей у нас в руках.

Мне пришлось повторить, прежде чем она поняла, что от нее требуется. С коммуникатором она никогда не расставалась, я и раньше обращал на это внимание, думал, что это ностальгия по прошлому, оказалось не так. Когда пошел вызов, мы оцепенели, поле грозило поглотить помещение с Водолеем и нами вместе с ним.

– Алена, сейчас не время…– раздался знакомый голос.

– Послушайте меня, мы здесь, Водолей у нас, остановите поле, прошу вас, – Алена чуть не плакала, голос дрожал.

– Я подтверждаю, Водолей у нас под контролем, говорит Барс, в этом нет необходимости.

Звуки стихли, ответа не последовало, однако поле перестало расширяться, это было знаком того что нас услышали, теперь думают. Думали долго, за это время Алена подключила ноутбук и открыла прозрачный контейнер. Когда она протянула руки к сфере, я не пытался ее остановить, наверняка она знает, что делает. После этого она поместила сферу в транспортировочный контейнер. Поле искусственной среды сменило свой цвет с красного на голубой, из него вышел Виталий Семенович в боевом скафандре, осмотрелся.

– Где он?

– Здесь, – Алена протянула на вытянутой руке контейнер с Водолеем.

– Я не спрашиваю, как вам это удалось, но его необходимо уничтожить. Он и есть причина катастрофы, он и мы, больше никто.

– У Вас неверные сведения, могу доказать, но не здесь. Он у нас в руках, уничтожить всегда успеем. Я не настаиваю, прошу лишь не торопиться с решением, командор, – была моя очередь убеждать командование.

– Это невозможно. Он не покинет этого помещения. Если есть аргументы, я готов их выслушать здесь и сейчас. Только пригласим еще Лидию Михайловну.

Он на секунду скрылся за полем и вернулся в ее сопровождении. Такой вариант меня тоже устраивал, я не собирался развязывать локальный конфликт из-за компьютера, но считал такое решение неправильным. На пару с Аленой мы рассказали все, что знаем о Водолее и событиях, развернувшихся в день «икс», нас не перебивали, внимательно слушали. В ответ мы услышали другую историю.

Накануне катастрофы из НИИ, занимающегося созданием экспериментального суперкомпьютера для проекта, поступила информация о готовности к загрузке информации. К этому времени суперкомпьютер прошел уже ряд тестов и испытаний, успешно функционировал на протяжении более трех месяцев. Учитывая важность и секретность информации, Виталий Семенович решил возглавить этот процесс. По этой же причине был изменен пункт назначения. Вместо запланированной поездки в Санкт-Петербург, они направились во Владимир. Туда же отозвали из отпуска сотрудников из научного отдела. По поводу необходимости такого компьютера были определенные сомнения и решение о его участии в проекте нужно было принимать на месте. Работы по его созданию велись в подземной лаборатории института, которая была соединена с малым убежищем в этом районе подземным переходом. О существовании такого перехода и самого убежища никто из сотрудников института не знал.

Днем двадцатого августа началась загрузка баз данных общего характера, не относящихся к проекту, после чего планировалось загрузить всю информацию по проекту. На базе «Омега-центра» было подготовлено место для его размещения и необходимые коммуникации. После короткого периода испытаний и окончательного решения, его должны были там разместить. Однако этим планам не суждено было сбыться. Ближе к вечеру того же дня стала поступать тревожная информация от группы техников связи, осуществляющих загрузку данных. Компьютер вошел в автономный, аварийный режим, на команды перестал реагировать. Более того, сотрудники запаниковали и не решались отключить питание, боясь повредить оборудование или случайно запустить протокол безопасности, который мог бы закончиться самоликвидацией компьютера. Роковой ошибкой стало то, что в какой-то момент времени они удалились на совещание, оставив компьютер без присмотра, боялись, что он может их подслушать. Обратно они уже попасть не смогли. Доступ в помещение был заблокирован системой. Попытки проникнуть обратно ни к чему не привели, время было упущено. Они успели сообщить о возникших проблемах, после чего связь пропала. Под контролем компьютера оказались все системы связи и безопасности, за исключением убежища. Виталий Семенович отправился в лабораторию, в это время поступил сигнал от глобальной системы оповещения об угрозе ядерного удара. Все последующие события Виталий Семенович с группой ученых связывали только с результатами своих опрометчивых действий и неконтролируемыми действиями компьютера. Некоторое время они еще пытались попасть в помещение, остановить надвигающуюся катастрофу. Скоро пришло осознание, что изменить уже ничего нельзя. Была надежда, что катастрофа не будет иметь глобальный характер и кому-нибудь удастся остановить это безумие. Они укрылись в убежище, пытаясь решить, что дальше делать. Оставалось только ждать. Было очевидно, что попытки выйти на связь по закрытым и спутниковым каналам ни к чему не приведут. Попытки связаться по открытым радиоканалам тонули в панических голосах на всех частотах. Через час сработала автоматическая защита, включился генератор поля, предотвращая разгерметизацию убежища. Эпицентр ядерного взрыва был слишком близко, это зафиксировали системы мониторинга окружающей среды. Переход ведущий в лабораторию обрушился, так же как и часть убежища. Выходы на поверхность оказались завалены.

С этого дня, группа ученых во главе с руководителем проекта, оказались в полной изоляции. Малое убежище было оборудовано на базе заброшенного пункта управления и рассчитано на пребывание пятидесяти человек на протяжении года. Несколько дней не утихали споры о том, что могло привести к катастрофе, в результате все сошлись во мнении, что непосредственные виновники этого находятся в этом убежище. Об успешной адаптации в таких условиях не могло быть и речи. Через трое суток сотрудник, отвечавший за контроль над экспериментом, покончил с собой, оставив предсмертную записку, в которой считал себя виновником катастрофы. Только на сороковой день жизнь в убежище стала входить в нормальное русло. Относительно нормальное. Периодически случались истерики и попытки суицида. Повезло, что Лидия Михайловна когда-то занималась прикладной психологией и могла вывести людей из этого состояния. Практически каждый день звучали призывы о выходе на поверхность. Виталию Семеновичу пришлось прибегать к крайним мерам, полностью сосредоточив все управление в своих руках. О выходе на поверхность пока не могло быть и речи. Расчеты показывали, что уровень радиационного заражения в районе убежища запредельный. Могли бы спасти скафандры, но в наличии такой был всего один.

Втайне от всех, Виталий Семенович и Лидия Михайловна начали готовить план эвакуации и уничтожения суперкомпьютера. Все указывало на то, что он продолжает работать. План был прост. Когда уровень радиации снизится до приемлемых значений и появится первая возможность для эвакуации, следовало запустить генератор поля в режиме расширения искусственной среды. Учитывая его автономность, суперкомпьютер на генератор повлиять не сможет. Таким образом, компьютер будет уничтожен и появится вертикальный выход на поверхность. Они допускали вероятность того, что сработает система самоликвидации. С учетом того, что они считали себя виновниками катастрофы, такой вариант их вполне устраивал. В этом случае шансы спастись отсутствовали и вопрос решался голосованием. Когда мы вышли на связь, группа ученых единогласно проголосовала за такой план, и они начали действовать. По большому счету, к эвакуации никто не готовился, слишком призрачна была надежда на положительный исход.

Теперь им предстояло осознать одну простую истину, компьютер больше никому не угрожает, а сами они к катастрофе не имеют никакого отношения, по крайней мере, не являются ее причиной. Это оказалось сложно. Виталий Семенович настаивал на запуске процесса самоликвидации после того как мы покинем район. Компьютер вместе с лабораторией и убежищем должны быть уничтожены. На окружающую обстановку после двух ядерных взрывов поблизости и разрушения нескольких экспериментальных реакторов, это уже не повлияет. Только благодаря доводам Алены и Лидии Михайловны его удалось переубедить. Он выдвинул встречные условия. Во-первых, об эвакуации Водолея никто из убежища знать не должен. Во-вторых, после доставки в «Омега-центр», провести изучение его данных со всеми возможными мерами предосторожности. Только после этого принимать решение о том, чья версия событий правдива, а чья нет. Я был склонен верить Водолею, а не выводам группы ученых на основе скудной информации, под тяжестью чувства вины. Для себя я уже все решил, осталось убедить в этом остальных. Семейный совет закончился. Помимо спасения Водолея, было решено убежище не уничтожать, оставить включенным генератор поля и в ближайшее время эвакуировать помимо самого генератора, запасы и научное оборудование убежища. Вероятность того, что кому-нибудь придет в голову соваться почти в эпицентр и лезть под землю в непонятное свечение, мы исключали.

На сборы потребовалось время. Только через два с лишним часа мы смогли погрузиться в БТР и выехать во Владимир. Дорога обратно заняла почти шесть часов. Новость о том, что руководитель проекта с большей частью научного отдела спасены уже облетела все убежища и колонны на марше. Судя по реакции, этого ждали все без исключения. Виталий Семенович, не теряя времени, довел до всех попутчиков новую версию событий, умолчав при этом, что «Водолей» находится сейчас в машине. Люди, убедившие себя за четыре месяца в том, что являются причиной всемирной катастрофы, отказывались в это верить. Начались бесконечные уточняющие вопросы. Время в пути пролетело незаметно. Под вечер прибыли в убежище.

До атмосферы общего оптимизма, мне не было никакого дела. Была усталость и апатия. Как будто до этого момента я нес гору на своих плечах, без возможности остановиться и отдохнуть. Первоначальное оживление и радость Алены сменилась похожим настроением. Сомов также был мрачнее тучи, чего не скажешь про группу ученых, которые получили шанс на прощение со стороны своей совести. По нашей версии к глобальной катастрофе они не имели отношения. Виталий Семенович и Лидия Михайловна, видя наше настроение и усталость, решили отложить серьезные разговоры на другой день. Без нас было кому доложить об обстановке и ближайших планах. К этому времени Томский уже вернулся, маршрут до хранилища с запасами был проложен. На завтра был запланирован рейд группы обеспечения. Не сговариваясь, мы разошлись по своим комнатам.

Утром я проснулся от боли во всем теле, как после изнурительной тренировки. Посмотрел на часы и с удивлением обнаружил, что уже почти полдень. Оглянулся по сторонам, я с трудом соображал, где нахожусь. Хотелось только одного, спать и никуда не идти, полная апатия. Я физически ощущал, что мои силы истощены. Возможно я бы и мог встать, если бы захотел, но мне было все равно. Сигнал тревоги все отчетливее звучал в голове, заполняя сознание, это была не усталость. Я был болен, запас прочности закончился. Заставлять себя хотя бы сесть не пришлось. На пороге появилась группа медиков во главе с Аленой. Выглядела она тоже не важно.

– Как ты? – она подошла и начала щупать пульс, светить фонариком в глаза.

– Что происходит? – я не узнавал свой голос.

– Суммарная доза оказалась слишком большой, это начало лучевой болезни – она с сочувствием смотрела на меня. Боюсь, что времени у нас совсем мало осталось.

– Как остальные?

– В той или иной степени пострадали все, но у тебя самое плохое состояние. Вчерашний рейд стал решающим фактором, последней каплей. Прими вот это, – она вложила в руку несколько таблеток радиопротектора, это поможет на время.

– Что дальше? – я с трудом проглотил таблетки, запив стаканом воды.

– Дальше будем собираться в дорогу. Через два часа назначен вылет в «Омега-центр».

– Вылет? – я не верил своим ушам – Разве ты сможешь…

– Я не единственный пилот, самолет и взлетную полосу уже готовят, рядом с «Омега – центром» тоже. Это единственный выход, хотя и довольно рискованный. Наземным транспортом можем опоздать. Все, кто был вчера, летят с нами. Томский остается в убежище, ему назначен двухнедельный курс лечения и карантин.

– У нас еще два убежища ждут эвакуации, я так не могу.

– Ты не сможешь дальше продолжать действовать. Твое нынешнее состояние – это только начало, дальше будет хуже. Дальнейшие действия по эвакуации убежищ возглавит майор Казаков, когда прибудет резервная группа, майор Томский останется в убежище, возможно, позже присоединится к нам. Это распоряжение главы проекта. Тебе сейчас нужно думать о другом.

Я не знал, о чем мне следует думать. Главная задача осталась не выполнена, это меня сейчас беспокоило больше всего. Сделано было не мало, но цель рейда была не достигнута. Об убежище в Санкт-Петербурге не было никакой информации со дня катастрофы. Возможно, что там люди нуждаются в экстренной помощи, я корил себя за нерасторопность и неосторожность. Как-то же умудрился схватить дозу, и это при наличии средства защиты, которому нет равных. Я стал вспоминать, сколько времени провел в скафандре и пришел к неутешительным выводам. Из сорока дней рейда, едва ли треть времени. Встроенный счетчик индивидуальной дозы в скафандре фиксировал значения, далекие от критических, но решающим оказалась доза, полученная вне скафандра. Если вспомнить, сколько раз приходилось пренебрегать личной безопасностью в общих интересах, то такой финал был вполне предсказуем. Я надеялся на скафандр и медицину, рассчитывал, что до конечной точки рейда меня хватит, не хватило. Что будет после того я старался не думать.

Таблетки подействовали. Я смог, не без посторонней помощи, переодеться в боевой скафандр. Виталий Семенович, Алена и Сомов, тоже были в скафандрах. Томский и Казаков помогали нам со сборами. Группа ученых, во главе с Лидией Михайловной облачились в Демроны. Через полтора часа мы были готовы. Двигаться в скафандре мне было легче. Мало того, система мониторинга физического состояния носителя поставила диагноз. С вероятностью в девяноста один процент это была острая лучевая болезнь, и предложила ввести поддерживающие препараты и радиопротекторы. Отказываться не стал. Через тридцать минут, несмотря на протесты Алены и Лидии Михайловны я мог самостоятельно двигаться, нести свои вещи и оружие. Недалеко от убежища была расчищена взлетная полоса. На ней я уже когда-то был. Глубокие трещины были заполнены льдом, да и сама она была больше похожа на каток. В ангаре были уцелевшие самолеты, их не постигла судьба самолетов из ангара вблизи «Омега-центра».

Взлет напоминал смертельный аттракцион. Самолет нещадно трясло на ухабах, амортизаторы шасси не успевали отрабатывать неровности, скорость росла медленнее обычного. В какой-то момент я стал сомневаться в том, что перегруженный самолет вообще сможет взлететь. В самом конце полосы ему удалось оторваться от поверхности. Самолет стал набирать высоту. За штурвалом был Виталий Семенович, Алена – на месте второго пилота, в роли штурмана. От перелета на низкой высоте отказались сразу, помимо того, что это было не безопасно, расход топлива увеличивался и возникали сомнения, хватит ли его до конечной точки. Промежуточные посадки не планировались.

Самолет не был защищен от радиации, поэтому все находились в защитных костюмах. Когда в иллюминаторах появилась серая пелена, система скафандра сообщила о резком увеличении уровня радиации. Это напоминало преодоление реки впервые дни после катастрофы. К счастью, уровень стал заметно снижаться, однако серая пелена облаков не исчезла. О высоте облачности можно было только догадываться, самолет продолжал набирать высоту. Вероятно, пилот решил подняться выше облачности во что бы то не стало. Наш маршрут полета повторял наземный, который проходил по районам с наименьшей степенью заражения. Фон все равно был выше нормы, но даже при длительном перелете, пока никому не угрожал. Вероятной причиной такого фона была солнечная радиация. Лидия Михайловна постоянно вела наблюдение за приборами и проводила необходимые расчеты. Самолет озарила вспышка. Он вынырнул из серой пелены и в иллюминаторы ударил яркий солнечный свет. Небольшая паника среди пассажиров сменилась оживлением и шипением голосов, искаженных воздушными фильтрами. Многие из выживших, пожалуй, не раздумывая согласились бы отдать все, за то чтобы увидеть солнце, пусть и в последний раз. Однако радость продолжалась недолго. Уровень радиации заметно вырос и самолет вынужден был вновь погрузиться в серую пелену облаков. Нижний слой был заражен, в нем все еще присутствовали зараженные частицы, верхний слой был опасен из-за солнечной радиации. В среднем слое был своего рода коридор, с относительно безопасным уровнем. За людей в скафандрах я не переживал, но вот по поводу остальных были обоснованные сомнения. Эти сомнения крепли с каждым часом полета, возможно стоило выбрать более короткий маршрут, но возможность вынужденной посадки никто не исключал. По реакции Лидии Михайловны на показания приборов, я понял, что ее одолевают те же самые сомнения. В отличие от нас, у людей в Демронах не было медицинской поддержки и возможности принять дополнительные препараты. На шестой час полета я понял, что лечиться придется не только мне. Допустимые дозы были уже превышены. Дальнейший перелет может закончиться для ученых плачевно. Алена обняла Лидию Михайловну, которая села ко мне спиной. Так была надежда уменьшить дозу облучения. Когда самолет пошел на снижение, Алена ушла в кабину пилота.

Приземление было жестким. Мастерство пилота никто не ставил под сомнение, а вот состояние полосы оставляло желать лучшего. В первые секунды я опасался, что самолет развалится на части, так его трясло. Длины расчищенной полосы не хватило. Уже почти остановившись, самолет продолжил движение по снежной целине, передняя стойка подломилась, он клюнул носом и встал без движения. Нас ощутимо бросило вперед, удержали только ремни безопасности. Ожидал возгорания и приготовился действовать, но его не последовало – топливо было выработано полностью, или повреждения оказались незначительные, не вникал. Едва только дверь – трап откинулась, стали помогать людям в Демронах выйти наружу. Двигались они с трудом. Погрузка в БТРы возле взлетного поля затянулась. В последнюю очередь выгружали снаряжение и вещи, среди которых я без труда опознал контейнер с Водолеем. Алена не выпускала его из рук. С ней мы уже договорились, что как бы не развивались дальше события, она не даст его уничтожить без моего ведома.

К Омега-центру вела укатанная дорога, я бы даже сказал расчищенная магистраль. Для себя отметил, что уровень радиации снизился почти в два раза по сравнению с начальным. Природа очищалась быстрее, чем мы рассчитывали. Однако на скорое избавление от остаточной радиации не надеялись. Прошли систему шлюзов. Кроме Михаила Дмитриевича нас никто не встречал. Им запретили в целях безопасности. Нас сразу провели в медицинский блок и поместили в карантин. Карантин был не долгим, через час профессор поставил меня в известность, что все, кроме Виталия Семеновича будут помещены в капсулы на три месяца.

– Профессор, вы ничего не путаете? Я недавно из капсулы, это во-первых, во- вторых трех месяцев может оказаться недостаточно.

– Молодой человек, пока Вы прогуливались по свежему воздуху, мы времени зря не теряли. Илья уже вышел из капсулы и совершенно здоров.

Замечание про прогулку я пропустил мимо ушей, второе было важнее.

– Как так? Я же Вам запретил.

– Так решил совет, оказалось, что не напрасно. Я повторяю, он совершенно здоров, Аркадий Борисович это Вам подтвердит. Радиация действует на капсулы как катализатор, ускоряя процессы в несколько раз, в этом я теперь не сомневаюсь. Мы продолжили опыты с одной из капсул, тоже по решению совета. Заметьте с той капсулой, которая принадлежит нашему отделу по праву.

Возразить мне было нечего, да и теперь это было не важно.

– Что Вы знаете про «Водолея»?

– Если вы про то, что он находится здесь, то я уже в курсе и полностью одобряю такое решение.

– Тогда у меня будет к Вам просьба…,– я замолчал, обдумывая, как лучше сформулировать.

– Внимательно слушаю, после того что Вы сделали для проекта и моей семьи, считайте, что я Ваш вечный должник.

– Престаньте, профессор, я не об этом. Водолею угрожает опасность. Его нужно вернуть в рабочее состояние. К сожалению, до моего выхода из капсулы, это будет затруднительно. Он назначил меня администратором высшего уровня и до этого вправе принимать самостоятельные решения. В связи с этим у меня к Вам только одна просьба, протянуть время до моего возвращения, не дайте его уничтожить. Кроме Вас за этим никто не сможет проследить.

– Я Вас понял, считайте, что я на вашей стороне. Без «Водолея» выполнение программы окажется под угрозой. Командор мне уже сказал, что блок будет передан в наш отдел для исследований и определения возможности его использования. Я не дам ему навредить, сделаю все, что от меня зависит. А теперь нам пора, нас уже ждут, поторопитесь.

– Спасибо, – я искренне поблагодарил профессора и пошел за ним в комнату боевого дежурства.

Когда мы зашли в комнату с капсулами, я не удивился, увидев Виталия Семеновича и Лидию Михайловну. Алена стояла перед ними и что-то рассказывала. Увидев нас с профессором, все трое улыбнулись.

– Вся семья в сборе, – задумчиво проговорил Виталий Семенович.

– От родителей могли бы и не скрывать, что поженились, – упрекнула Лидия Михайловна.

– От свадьбы все равно не уйдете, – заявил позади меня профессор – Я имею право напиться один раз в жизни на свадьбе любимой внучки.

– Обещаю, профессор, при первой возможности. Прошу нас не винить, это оказалось очень своевременно, мы оказались правы, так же как и Вы, Виталий Семенович.

– Согласен с тобой, Константин, – заявил командор. Хочу при всех тебя поблагодарить за все то, что ты сделал в мое отсутствие. Некоторые действия могут показаться спорными, но это лучше, чем сидеть в ожидании, поверь мне. Тут просилась делегация от тех, кто уцелел твоими стараниями, отложил, будет время поблагодарить. До Хабаровска группа Варяга дошла без потерь, маршрут проложен. Сибирская и Дальневосточная республики заявили о готовности помогать в осуществлении проекта. Через месяц ждем первую партию беженцев от них. Убежище было разгерметизировано и закрыто полем. В Питере подозреваю аналогичная ситуация, туда отправится Казаков с группой. В Краснодаре самостоятельно разведан маршрут до Волгограда. Когда Казаков вернется, Томскому предстоит проложить маршрут до Волгограда и можно будет встречать колонны. Самую трудную работу ты сделал, дальше уже дело техники. Так что за проект можешь быть спокоен.

– Хотела поблагодарить тебя за наше спасение и за Алену, – воспользовавшись паузой, заговорила Лидия Михайловна. – Скоро увидимся, правда?

– Спасибо. Хочу попросить не принимать кардинальных решений в отношении Водолея без моего участия. У меня есть вопросы, но по-быстрому их не решить, отложим, если Вы не против?

– Хорошо. Отложим. По поводу Водолея тоже услышал, – пообещал полковник.

Виталий Семенович пожал мне руку, поцеловал дочь, отвел в сторону Лидию Михайловну и что-то стал говорить ей. Появилась возможность нам с Аленой переговорить накоротке.

– По поводу Водолея и я, и мама тоже его попросили, думаю, все будет в порядке. Как себя чувствуешь?

– Не так бодро, как раньше.

Алена улыбнулась. В такие моменты я забывал про все. Мы еще долго шептались, пока не подошел Виталий Семенович и не сказал:

– Пора.

Алена расстроилась, что не успела попрощаться с Лидией Михайловной, я же вообще не заметил, когда ее закрыли в капсуле. Подошел Михаил Дмитриевич и стал закреплять у меня на руке прибор, похожий на наручные часы.

– Что это? – я рассматривал прибор с небольшим экраном.

– Это контроллер, медицинский прибор, мы научились получать информацию изнутри капсулы. Все благодаря Алене и ее изобретениям. Немного с опозданием, но мы можем отслеживать физическое состояние объекта внутри капсулы, это позволит максимально сократить срок лечения.

Я посмотрел на Алену. У нее на руке был закреплен аналогичный прибор.

– До встречи дорогой, я тебя люблю, – Алена заняла место в капсуле, я последовал ее примеру, занимая соседнюю.

– Я тебя тоже.

Сначала закрылась ее капсула, потом Виталий Семенович подошел к моей и крышка капсулы поползла вверх. Это было последнее, что я видел.

Эпилог

– Мне нужна эта система целиком, а не по частям, это понятно? – Верховный Сатрап был вне себя от ярости. – Сколько еще ждать? Назови мне сроки, жалкий ублюдок.

Ублюдок дрожал от страха, кожа стала пепельно-серой. Его звали Нгутамо, он занимал пост главы Управления Стратегических разработок Сатрапии. К тому, что его Верховный называл ублюдком, нечистью или презренным он относился с восторгом. Всегда было приятно, когда Всемогущий Деспот обращал на него внимание. У господина было много имен и в определенных случаях стоило обращаться по-разному. Для этого любой из служащих получал объемные инструкции еще в начале карьеры и никогда их не забывал. Малейшая оплошность грозила развоплощением. Бывали случаи, что аудиенция начиналась такой процедурой и ей же заканчивалась. Правитель наслаждался этим процессом, получая невысказанное удовольствие. Сначала тело лишалось разума, потом своего материального носителя и в последнюю очередь сознания. Этот процесс был похож на ускоренное старение. Приговоренный к такому наказанию выпивал чашу мучений до дна, пока не испарялась последняя частица его тела. Сейчас зрителей не было, помимо сановника и Верховного в тронном зале никого не было. Был шанс, что Верховный воздержится от наказания.

– О, Великий. Если бы не Конфедерация, наши планы уже давно осуществились, еще десять периодов тому назад. Сейчас они не вмешиваются и о нашем присутствии даже не догадываются. Проведенная нами операция позволила очистить единственную обитаемую планету на девяносто процентов.

Верховный не перебивал, это было хорошим признаком, сановник перевел дух и продолжил:

– У оставшихся нет никаких шансов, осталось совсем немного. Нам не удалось взять под контроль модули искусственного сознания, зато мы смогли заинтересовать тех, кто эти модули создавал. Точнее один из трех. Дальше нашего участия не требовалось, силы спецоперации уничтожены, риска обнаружения нет…

– Меня не интересуют подробности. Если бы нас обнаружили, я бы узнал об этом первым.

Верховный посмотрел на Нгутамо, от чего тому захотелось бежать. Черные глаза правителя смотрели не мигая, но об этом не могло быть и речи. Он превратился в слух, нельзя было пропустить ни одного слова Верховного Сатрапа. Каждое его слово становилось законом, здесь и сейчас.

– Мне нужно все, что есть в этой жалкой системе на краю Галактики. Напоминать больше не буду. Если уцелеет хоть один представитель этой цивилизации, повторишь судьбу своего предшественника. Запасы этой системы позволят нам восстановить прежнее могущество. Конфедерация не посмеет отказать. Эти глупцы сидят на будущем моей Империи. У меня нет времени ждать еще десять или даже пять периодов. Только имея запасы этой системы я смогу восстановить Великий Флот Империи. Это понятно?

Нгутамо не смел сказать Правителю, что на завершающем этапе все вышло из под контроля. Агенты уничтожены. Модуль искусственного сознания тоже. Однако ущерб был настолько велик, что ни одна цивилизация не сможет выжить в условиях карантина. Исход предрешен, поэтому не стоит лишний раз гневить Великого.

– Да, Всемогущий. Не более одного периода, я обещаю…

Нгутамо не успел договорить. Он успел осознать свою оплошность, но было уже поздно. Под действием луча его тело начало стремительно терять массу и засыхать. На лице возникла гримаса ужаса и боли. Черный немигающий взгляд правителя был последним, что он видел в мире живых. Разум оставил его.

– Презренный ублюдок, как ты посмел меня обмануть? Почему меня окружают одни глупцы?

Это тебе достойная награда за десять периодов службы. Надо будет позаботиться о твоем выводке. Всех уничтожу до третьего поколения. Слишком высоко взлетели. Другим будет наука, – думал про себя Сатрап.

Он уже не помнил, откуда он родом и сколько ему лет. Сколько помнил себя, он всегда был Императором Великой Сатрапии, которая переживала сейчас трудные времена. Конфедерация усилилась. Теперь, не смотря на нейтралитет, ему, Великому из Великих приходилось спрашивать разрешение у Конфедерации на то, что принадлежит ему по праву. Будь у него прежний могучий Имперский Флот, он бы забрал эту систему не раздумывая. Но для восстановления Флота нужна была эта система. То, что система на грани катастрофы сообщил ему сановник, он же возглавил операцию по ее захвату где-то на краю Галактики. В условиях строгой секретности провел операцию и довел до логического завершения. Кстати, где она находится? Правитель обернулся в поисках сановника и вспомнил, что тот уже ничего не расскажет.

Всему виной возраст и космическое излучение, – подумал Правитель. Одной системой больше другой меньше, не имеет значения. Придется искать новую. Время? Разве оно имеет значение по сравнению с Вечностью? Только Сила имеет значение. Я заставлю Конфедерацию считаться со мной. Необходимо восстановить Флот. Придется начинать все с начала.