Фаэтон: Планета аномалий 3

Глава двадцать вторая

Вот что интересно: единственное оружие, которое удалось обнаружить, — это 7-миллиметровый пистолет, лежащий в сейфе. Видимо, хозяйский. У остальных гостей никаких стволов не обнаружилось.

Хотя, если подумать, это нисколько не странно: бандиты всё-таки. Так зачем допускать к телу главнокомандующего вооружённых подельников? У самого же на всякий случай есть заначка — пострелять.

Там же находилась пара батарей и три обоймы. Вот это удачно, беру — в хозяйстве пригодится.

Пистолет отдам Елизавете Алексеевне. А то что это за Шериф и без ствола? Главное — не палить из него, пока не покинем город. Шуметь в наших условиях не комильфо.

Вот то ли дело мой бесшумный пистолет! Дальность у него, конечно, куда ниже, но зато сколько раз он меня выручал! Да и более компактные размеры за счёт укороченного ствола тоже имеют свои преимущества: сунул в карман и не палишься.

Может, пора уже дать ему имя? Всё-таки заслужил, парень. А что, хорошая идея! Назову его «Брест». Ибо верен и надёжен, как та самая крепость.

Также обнаружилась папка с бумагами, которые я показал Елизавете Алексеевне. Увидев их, шериф тут же приободрилась:

— Тунгус, это надо забрать обязательно!

— Да кто бы спорил, — пожимаю плечами. — Вопрос, куда всё это девать? У меня даже рюкзака никакого нет. Может, у вас этот… — щёлкаю пальцами, — подпространственный карман имеется?

— Есть, — соглашается, — но, увы, доступа к нему пока нет.

— А что, такое возможно? — удивляюсь.

— Как выяснилось, да, — пытается слегка повернуться на диване и морщится от боли. Потом касается себя пальцем за ухом и поясняет: — Эти твари вырезали мне «Интерфейс».

— А что, артефакты без «Интерфейса» не работают?

— Да всё работает, только не получится увидеть уровень арта и информацию о нём. И «Карман», по идее, должен пахать. «Интерфейс» позволяет лишь более удобно пользоваться им, доставать пачками, когда надо сортировать, что у тебя там, и прочее.

— Так в чём проблема?

— Эти уроды запихнули мне «Повреждённый Интерфейс», не просто же так я тебя спрашивала об уровне артефактов. Оказывается, если после этого обратиться к «Карману», то из него всё высыпается. Знать бы, кто у них такой догадливый, кожу бы живьём сняла.

— А у этих, получается, могут быть «Карманы»? А в них хабар?

— Не исключено, — недовольно морщится.

— Так давай я сейчас у одного из них «Интерфейс» вырежу, делов-то.

— Не получится, они одноразовые, нужно новый.

— Плохо.

— Кто бы спорил, — закидывает в рот последнюю дольку колбасы и командует: — Ладно, калориями вроде закинулась, давай лечиться дальше.

Всех моих «Аптечек», включая ту, что досталась из сейфа, хватило кое-как подлатать Шерифа. Да, она была вся ещё в синяках, но могла передвигаться, однако есть маленький нюанс изменения первоначальных планов — грудь женщине всё-таки пришлось подлечить.

После её очередного неловкого движения, когда она рукой зацепила себя за грудь, снова зашипела от боли и резюмировала:

— Нет, далеко я так не уйду, надо хотя бы соски подлечить.

— А лучше всю грудь, — подсказываю.

— Что, хочешь посмотреть на меня в более товарном виде? — усмехается.

— Дело не в этом, — развожу руками. — У нас есть «Бинты», так что внутренности и мышцы на ногах худо-бедно подлечим. В крайнем случае, я всегда могу понести тебя. А вот если… — делаю небольшую паузу.

— А ты прав, — соглашается женщина, — с такими сиськами на спину меня не закинешь. Точнее, закинешь, но для меня будет мало приятного.

— Вот и я об этом.

— Хорошо, давай «Аптечку» прикладывай. Моими руками лучше к артам не прикасаться, даже через ткань.

Когда большая часть синяков почти полностью рассосалась, женщина потрогала себя за грудь и резюмировала:

— Нормально, уже не больно, — а потом, ехидно усмехнувшись, поинтересовалась: — Ну и как тебе сиськи?

Вот и что ей на это ответить? Сказать, что меня избитые женщины не привлекают, или пуститься в морально-этические рассуждения? Ага. Точно. Сейчас именно тот самый момент для этого. Брякну что-нибудь не так — ещё и обидится, женщина же, поэтому не придумал ничего лучше, как показать большой палец.

И надо сказать, нисколько не слукавил. Несмотря на избитый внешний вид, а также грязные волосы, разбитые губы и прочее, Елизавета Алексеевна оставалась красивой женщиной с грудью весьма впечатляющих размеров, которая, несмотря на свои объёмы, очень хорошо держала форму.

— Ой, мужчина, а вы умеете в комплименты, — подмигивает, — но учти, трахаться с тобой я не буду.

— А жаль, — делаю трагическое лицо и развожу руками, — сейчас ведь такой прекрасный момент для этого.

Что, по-вашему, я должен был сказать-то? Врубить «мужчинку» и заявить: «Не очень-то и хотелось». Вот делать мне больше нечего. Это она сейчас храбрится, изображает из себя стойкую женщину. А если решит, что я типа брезгую после того, как ей воспользовались, и всё, пиши пропало.

Или пытаться объяснить, что она вроде как племянница мне? Так это вилами на воде писано, чисто физиологически наши тела даже близко не родственники, это там что-то с духом связано. А самое главное — эта женщина мать моего лучшего друга, которую я пришёл спасти, так что остаётся только отшутиться.

— Ха-ха-ха, — негромко смеётся. — Спасибо тебе за всё, братское сердце, выберемся, в долгу не останусь.

— Не вижу причин отказываться, — подмигиваю с улыбкой и уже серьёзно спрашиваю: — Кого раздевать будем, чтобы переодеться?

— Ну, точно не девок, я в таких нарядах по лесам бегать не согласна. Хотя проверь, может, вон на той есть лифчик, — показывает пальцем на труп, — всё полегче будет.

А почему именно на этой? Я же четверых бабёнок угомонил. Ай, вот туплю, у этой, на которую указала Елизавета Алексеевна, самые большие буфера. Однако, осмотрев труп, резюмирую:

— Увы и ах.

— Тогда отрежь вот у этого, — снова тычок пальцем, — подол рубахи и помоги обвязать грудь.

Я, конечно, не женщина, но сразу понял, зачем это нужно. С таким богатством, как у Елизаветы Алексеевны, особо не побегаешь, так что утянуться — отличная идея.

— Будь другом, отрежь для меня ещё одну тряпку и подай бутылку с бухлом, да покрепче.

— Покрепче? — уточняю.

— Да, чтобы не винишко, а то оно липкое.

Если честно, не понял, зачем Шерифу понадобился крепкий алкоголь, хотя, если соединить с просьбой отрезать кусок тряпки, то, возможно, она хочет что-то протереть.

Я оказался прав. Полив на кусок ткани бухлишко, развела ноги в сторону и принялась протирать внутреннюю часть бёдер и всё остальное. Ну, вы понимаете, остатки того, что из неё вытекало. Заметив, что продолжаю наблюдать за ней, зло бросила:

— Отвернись.

Ох ты ж… А я что-то сам даже не сообразил, привык уже, что она не демонстрирует никаких комплексов, и уставился, как баран на новые ворота. Неудобно получилось, но спустя буквально минуту услышал всхлипы и протяжное:

— Прости-и-и.

— Да ладно, — отмахиваюсь, даже не оборачиваясь.

— За что, Тунгус, за что они со мной так? — слышу разбавленные всхлипами слова.

Обернувшись, с удивлением обнаруживаю, что бутылка валяется на полу, тряпка там же, а Шериф, закрыв лицо руками, и, судя по трясущимся плечам, беззвучно рыдает. А, вот кажется, и обещанная истерика подъехала.

— Эй, Шериф, ты чего? — сажусь рядом, обнимаю женщину за плечи. — Твари они, бандиты. Ничего, выберемся, ещё попьём им кровушки.

— Ты не понимаешь…

— Да уж, куда уж мне, — зло сплёвываю, — думаешь, одна в жизни дерьмеца хлебанула? Поверь, у людей случались вещи и похуже.

— Нихрена ж себе ты женщину успокоил, — убирает от лица руки, смотрит на меня заплаканными глазами, — а пожалеть?

— Тебя? — пристально смотрю в лицо. — Мне кажется, нужно жалеть тех, кто тебя обидел.

— А знаешь, ты прав, — внезапно старшим спокойным голосом соглашается со мной и, глядя в глаза, спрашивает: — Поможешь завалить кучку ублюдков?

— Так вроде уже начал, — обвожу рукой комнату с валяющимися трупами.

— Это да, — кивает. — Спасибо тебе, братское сердце, но я не об этих. Как ты думаешь, меня захомутали? Столько лет мимо, а тут раз, и заперли птичку в клетке, отпинали и отодрали во все щели. Двенадцать отличных парней… — хватает меня за плечо. — Слышишь? Двенадцать! Как представлю, что Ванька мог отправиться с нами в рейд… — судорожно всхлипывает и закидывает голову вверх. — Суки, ненавижу!

— Тебя предали, — ужасная догадка приходит мне в голову.

— Верно.

— Знаешь кто? — цежу, сквозь зубы.

— Не всех, но парочку имён мне успели поведать. Глумились, суки, — кивает в сторону одного из трупов. Опускает лицо в ладони, вновь слышатся всхлипы, плечи трясутся. — Парней моих на глазах у меня… Слышишь? Мне же даже глаза закрыть не позволили, чтоб всё видела.

— Не раскисай, — слегка сжимаю плечо женщины, — всех найдём, уж поверь, развязывать языки я умею.

— Да я и сама не пальцем деланная, — утирает слёзы.

— Значит, теперь нас двое?

— Значит, двое, — соглашается.

— Точнее, трое, — поправляю, — у нас ещё Ванька есть.

— Слушай, а можешь ему не рассказывать? — и тут же, без паузы, указывает пальцем на самый мелкий мужской труп: — Сними вот с этого одёжку и обувь, и нарежь с чего-нибудь портянки, а то у него ботинки размера на два больше моего. Не в туфлях же женских по лесу бегать.

Стягиваю с трупа рубаху и бросаю её Елизавете Алексеевне, после чего стягиваю штаны, к счастью, ремень тоже присутствует, так что не свалятся. Затем, приложив брюки к талии, отмеряю длину до пола и отрезаю ножом лишнее. Хотя можно было и не делать этого, лишь слегка подогнуть, ибо Шериф оказалась женщиной довольно высокой — метр восемьдесят два примерно, плюс-минус сантиметр, если глазомер меня не подводит.

Также замечаю возле входа вешалку, на которой висит верхняя одежда, снимаю самую маленькую кожаную куртку. Отлично, можно сказать, приодели. И это не выглядит комично, а скорее сногсшибательно. И это очень странно, посудите сами…

Вот вроде штаны мужские, криво подрезанные. Но в то же время красная рубаха, заправленная за ремень, уже не болтается и не кажется большой, потому что в районе груди провисаний не наблюдается. А учитывая, что мы ей полосой ткани грудь снизу подвязали, так ещё и вид в прорехах между пуговицами весьма симпатичный образовался.

Волосы едва доходят до плеч, грязные и спутанные, лицо в синяках, губы разбиты, несколько передних зубов отсутствуют. Но уверен, ни у кого язык не повернётся сказать, что эта женщина не прекрасна. Передо мной как будто царица стоит, и трупы мужские у ног её, что умерли по её повелению. Как такое возможно?

И тут меня осенило. Ёшкины пассатижи в твою дивизию, это же что получается! Елизавета Алексеевна — дочь Кощея Бессмертного. Кто сказал, что у неё только отчество не настоящее? Как её на самом деле зовут? Уж не Василиса ли? Та самая, то ли Прекрасная, то ли Премудрая. Что-то мне именно так из сказок и помнится. А ведь она сама сказала, что это про неё…

Вот только давайте вспомним, в скольких сказках есть эта самая Василиса, которая то из Ивана Царевича дурака делает, то мужики из-за неё друг дружке кровь пускают, а то и войны начинают. И кто сказал, что это не одна и та же Василиса… И не только Василиса… Сколько раз она имена себе меняла? Да уж…

— Тунгус, ты мне не ответил.

— На какой вопрос?

— Я просила ничего не говорить об этом Ване, — обводит рукой вокруг.

— Извини, не могу такого обещать.

— Почему?

— Потому что если он меня спросит, врать ему я не стану. Прости, но это так. Но могу пообещать, что Паше ничего не скажу, — пристально смотрю ей в глаза.

— Ты не понимаешь, — качает головой, — я не из-за этого… — обводит рукой комнату, — точнее, из-за этого, конечно… Но больше всего меня беспокоит то, что могут глупостей натворить.

— За Ваньку я отвечаю, а Паша — это твои проблемы. Однако, ни я, ни Бизон ничего ему не скажем.

— Бизон?

— Да, теперь это Ванькин позывной.

— Бизо-о-он… — тянет слово, как бы пробуя его на вкус, — а что, неплохо, ему подходит. Будем считать, договорились.

— Ладно, Елизавета Алексеевна, пора нам уже валить отсюда.

— Хорошо, но знаешь что?

— Что?

— Называй меня просто Лиза.

— Да как-то неудобно…

— Думаешь? После всего, что между нами было? Хи-хи-хи…

— Ладно, Лиза, держи ствол и пошли, — направляюсь к окну.

— Ты куда?

— Туда, — показываю пальцем.

— А я думала… — смотрит на дверь.

— Увы, как мне стало известно, там охрана с камерами, нашумим.

— Да, действительно, — морщит нос, — в нынешнем состоянии я не смогу прикрыть нас от камер. Хотя просто отвести глаза от двоих осилю.

— В смысле, прикрыть от камер? — выпучиваю глаза. — Ты что, можешь оставаться невидимой для камер?

— Не в нынешнем своём состоянии, а в общем и целом, да.

— А научить сможешь?

— Это не просто так, Тунгус, тут особые силы нужны.

— Типа таких? — врубаю невидимость.

— Оу-у-у… Совсем неплохо, а ты не так прост, парень, совсем не прост. Возможно, и смогу, но не сейчас, — разводит руками.

— Обойдёмся, — улыбаюсь. — Сейчас в окно, потом через забор и через аномалию на свободу.

— А ты уверен, что мы сможем пройти? Какого она типа?

— Нас пропустят.

— Ох, так ты тоже знаком с местной системой?

— Есть такое, но лучше не вспоминать. Всё, пошли.

— Подожди, документы чуть не забыли, — спохватывается.

— Проклятье, — сплёвываю, — куда бы их сунуть? Хотя сейчас соорудим.

На последнем мужском трупе, которого я ещё не обкорнал, нашлась рубашка с пуговками у горла. Стянув её и при помощи ножа и отрезанных лент от других тряпок, соорудил импровизированный вещмешок, куда закинул папку с документами и, задумавшись лишь на мгновение, туда же отправил пару бутылок со стола и фрукты, которые там лежали. Мясо и колбасу брать не стал, перепачкается всё.

Как ни крути, нам ещё Ваньку с компанией дожидаться, точно не повредят. Артефакты это хорошо, но тем же «Бинтам» для полноценной работы требуются калории, иначе организм начинает пожирать сам себя.

В остальном пора сваливать, и так подзадержались, чтобы подлатать Елизавету Алексеевну, понадеявшись на то, что никто не станет отвлекать начальство от праздника. Времечко-то позднее, кому оно надо.

Да и выбора особого не было, ходок из Лизы никакой был на тот момент. А попробуй я её унести на руках, не факт, что донёс бы, ибо состояние её было ужасным. Да и, если уж быть честными, не так долго мы здесь и пробыли, минут двадцать, не больше. Артефакты действуют достаточно быстро. Этого у них не отнять.