Эвис: Заговорщик

Глава 4

Глава 4.

Девятый день второй десятины первого месяца лета.

…Проснулся я ближе к полудню в омерзительнейшем настроении. Мало того, что половину ночи я перетаскивал трупы хейзеррцев в развалины на противоположной стороне Пепельной Пустоши и хоронил Рыка, так потом еще и помогал Майре готовить тело Генора к погребению. Впрочем, ключница тоже не бездельничала — пока я относил и сваливал тела в подходящую яму, она замыла все следы визита непрошеных гостей, приготовила поесть и нагрела достаточно воды, чтобы я смог нормально помыться. Потом проводила до спальни, поинтересовалась, не нужно ли мне чего-нибудь еще, и только тогда ушла. В баню. А значит, заснула намного позже меня.

Кружка с ягодным взваром стояла на обычном месте. На табурете, придвинутом к окну, нашлась стопка чистого белья. А дверь в коридор оказалась слегка приоткрыта, чтобы ключница могла услышать, когда я встану.

Гонять девушку по всему дому только для того, чтобы сказать ей спасибо за взвар, да еще и после такой тяжелой ночи, было бы свинством. Тренироваться не было ни сил, ни желания. Поэтому я уткнулся взглядом в потолок и… заставил себя встать с кровати, решив, что позволять себе уходить в прошлое, пока не предано земле тело Генора, недостойно настоящего мужчины.

Одевшись и сбегав в туалет, я попробовал заставить себя заняться делом. Бег не пошел: стоило добежать до караулки и наткнуться взглядом на завалинку, на которой обычно грел старые кости человек, служивший четырем поколениям Эвисов, как в глазах потемнело от бешенства, а кулаки сжались сами собой. Тем не менее, я сдержался — обошел дом, встал в центр тренировочной площадки, начал разминку и очень быстро понял, что вместо того, чтобы концентрироваться на выполнении движений, постоянно кошу взглядом на лавку, куда Генор садился тогда, когда чувствовал себя неплохо, и откуда комментировал каждую мою ошибку или удачную атаку.

Разозлился снова. И куда сильнее, чем во время бега. Не без труда заставил взять себя в руки и, поняв, что нормально не потренируюсь, поплелся на кухню. К единственному человеку, способному поднять мне настроение.

Добравшись до двери во владения Майры, я потянул на себя отполированную до блеска деревянную ручку, шагнул через порог и на миг растерялся, так как не сразу узнал в женщине, раскладывающей по тарелке полупрозрачные пласты копченого мяса и что-то грустно напевающей себе под нос, свою ключницу! И дело было даже не в новом платье, хотя определенный эффект добавляло и оно — изменилось куда более важное: осанка, пластика движений и, кажется, даже отношение девушки к окружающему миру. Причем изменилось настолько сильно, что на этом фоне в глаза не бросались ни опухшее лицо, ни фиксирующая нос повязка!

Услышав скрип петель, Майра развернулась на месте и приветливо улыбнулась:

— Доброе утро, арр! Как вы себя чувствуете?

— Растерян! — честно признался я. — Я знал, что ты изумительно красива, но даже не предполагал, насколько великолепно ты можешь выглядеть в правильно подобранной одежде!

— Скажете тоже… — смутилась она, но взгляд не опустила. И я с радостью увидел в глубине ее глаз удовлетворение. — Как вы собираетесь провести утро? Сначала тренировка, потом баня, потом завтрак, или как-нибудь еще?

— Разминки не получилось. Тренировки — тоже. Поэтому сначала баня, а после нее завтрак… — куда как менее радостно озвучил я планируемую программу, ибо настроение снова упало. — После завтрака съезжу на кладбище, договорюсь насчет серого возка[1] к закату[2] и заскочу к шорнику за женским седлом. Кстати, ездить с ним тебе приходилось?

Майра уверенно кивнула:

— Отец торговал такими седлами года два, если не больше. А меня заставлял демонстрировать их покупателям.

— Слава Пресветлой! — облегченно выдохнул я. — А то я, честно говоря, сомневался, что успею тебя научить.

— Потом, как я понимаю, поездка к Трем Дубкам?

Я отрицательно помотал головой:

— Нет, в Последнее Пристанище[3]: Генор был дорог не только мне, но и трем поколениям моих предков. Поэтому я хочу похоронить его рядом с семейным склепом…

— Я счастлива, что Пресветлая свела наши пути! — склонившись в поясном поклоне, выдохнула Майра. И это, давно избитое и потерявшее какой-либо вес выражение получилось у нее настолько искренним, что у меня снова, пусть и ненадолго, потеплело на душе.

Тем временем Майра, как раз закончившая раскладывать мясо по тарелке, накрыла его тонкой белой тряпицей, сняла с себя кухонный фартук, повернулась ко мне и грустно поинтересовалась:

— Что, совсем плохо, да?

Лгать человеку, которому обещал всегда оставаться самим собой, я не собирался, поэтому просто кивнул.

— Может, тогда имеет смысл навестить заведение матушки Оланны? — спросила она.

Представив себя, ублажающим плоть в то время, как тело Генора ждет прибытия Серого возка, я поморщился и отрицательно мотнул головой: чего-чего, а такого прощания старый воин точно не заслужил!

— И правильно… — видимо, придя к такому же выводу, что и я, вздохнула девушка.– Сейчас не лучшее время для веселья. Поэтому пошли в баню — несколько колец в горячей воде помогут вам немного расслабиться…

Я без лишних слов развернулся на месте и вышел в коридор. А уже через сотню ударов сердца забрался в бочку, прислонился к ее борту и закрыл глаза.

Увы, ни мытье головы, ни массаж шеи и плеч мне не помогли — я чувствовал прикосновения Майры словно издалека. А сам продолжал вспоминать Генора, родителей и то прошлое, которое потерял. Ухода ключницы вообще не заметил. Ее возвращения — тоже. Просто в какой-то момент услышал ее голос и заставил себя вернуться в настоящее:

— Извини, не услышал, что ты сказала.

— Я спросила, как вам мои покупки, арр? — повторила девушка.

Отрывать голову от края бочки было лениво, но я справился. Затем открыл глаза, кое-как сфокусировал взгляд на Майре, стоящей прямо передо мной, и…потерял дар речи: она предлагала мне оценить не платье, а нижнее белье! Причем намного более открытое, чем все те его разновидности, которые мне когда-либо доводилось видеть!

Материал, использованный для его пошива, был ненамного плотнее вуали. Полупрозрачное «нечто», прикрывавшее верхнюю часть тела, чем-то напоминало верх от платья, обрезанного чуть ниже груди и щедро украшенного кружевами. При этом плечи и ключицы оставались открытыми, аппетитную складочку прикрывал небольшой бантик, а сами полушария просвечивали сквозь белоснежные цветы, вышитые тончайшими нитями.

Низ был пошит приблизительно в том же стиле: короткие, по середину бедра, полупрозрачные панталончики крайне нескромно обтягивали формы моей ключницы, а кружева, бантики и цветы только подчеркивали их великолепие!

— Убила! Наповал! — далеко не сразу снова обретя способность связно излагать свои мысли, признался я. — Это белье идет тебе настолько сильно, что взгляд не оторвать!

Майра довольно пластично развернулась ко мне спиной, дала возможность полюбоваться цветами на ягодицах, и лукаво посмотрела через плечо:

— Второй комплект показывать, или продолжите любоваться этим?

— Конечно, показывать! — воскликнул я.

— Кстати, как именно я должна расценить это ваше «убила»? — ехидно спросила она, подошла к бочке и облокотилась на ее край так, что грудь оказалась лежащей на предплечье, покрытом шрамами. — Как признание невероятной красоты или такого же невероятного уродства?

— Ты восхитительна! И выглядишь намного красивее, чем папина меньшица Шелла, которую я когда-то считал идеалом! — честно признался я, продолжая любоваться Божественным Совершенством во плоти. — Кстати, что ты там говорила про второй комплект?

— Сейчас! — довольно улыбнулась она и исчезла.

…По сравнению со вторым комплектом первый можно было назвать образцом целомудрия. И пусть материалы, из которых он был пошит, были теми же, экономил их мастер просто нещадно! Поэтому верх и панталончики стали существенно короче, вырез — глубже, кружева пропали, а бантики сильно уменьшились в размерах. Более того, цветы, прикрывавшие самое сокровенное в первом комплекте, во втором превратились в совсем небольшие бутоны. Правда, стали чуть плотнее и обрели цвет. Но почему-то толком ничего не прятали. Тем не менее, ощущение вульгарности все это не оставляло. Наоборот, Майра выглядела живым воплощением красоты, невинности и чистоты!

— Третий комплект, небось, из одних узоров? — налюбовавшись очередным творением воистину великого поэта иглы и ножниц, пошутил я.

Ключница «сокрушенно» вздохнула:

— Нет, арр, такого белья в лавке мэтра Колина, к сожалению, не оказалось! Но если надо, то я обязательно его закажу и покажу!

— Майра…

Почувствовав в моем голосе серьезные нотки, девушка мгновенно перестала дурачиться и подошла поближе.

— Спасибо, ты только что сотворила маленькое чудо, на несколько мгновений вернув меня в прошлое! Знаешь, последний раз я наслаждался красотой совершенного женского тела ровно за год до гибели папы, когда он попросил Шеллу станцевать для нас «Времена года».

— А что мешало ей танцевать для вас потом? — почувствовав, что такая грусть мне приятна и пытаясь чуть продлить радующие меня воспоминания, спросила девушка.

— Она забеременела… — вздохнул я. — А потом умерла родами. Вместе с моей не родившейся сестричкой…

Ключница опустила ресницы, чтобы скрыть слезы, навернувшиеся на глаза.

— Не расстраивайся: Шелла была настолько добрым и светлым человеком, что воспоминания о ней греют душу даже сейчас… — мягко сказал я, потом заметил, что Майра начинает скисать, и мысленно обозвав себя придурком, повернул разговор в правильное русло: — Ты услышала слова, но не поняла, что творится в моей душе! А я хотел дать тебе почувствовать, что ты затмила красоту женщины, которую я все детство и юность считал Совершенством!

— Успокаиваете, да?

— Нет: ты самая красивая девушка, которую я когда-либо видел. Поэтому я действительно в восторге. И… могу сказать, что так быстро и качественно ты мне мозги еще не вправляла!

Эти слова заставили Майру расплыться в счастливой улыбке:

— Всегда пожалуйста, арр! Сами ж говорили — есть вы со мной и окружающий мир! Вы помогаете мне, я помогаю вам. А на всех остальных наплевать…

…Еще одно подтверждение ее готовности следовать придуманным мною правилам я увидел за половину стражи перед закатом, когда вывел из конюшни оседланных лошадей и подвел их к коновязи рядом с парадным входом. К этому времени мужики, приехавшие на сером возке, уже успели уложить тело Генора в домовину и до пояса накрыть его черным полотном, поэтому от нечего делать лузгали семечки и, сплевывая шелуху в кулак, лениво поглядывали по сторонам. Именно в этот момент на ступеньках появилась Майра. В длинном темно-зеленом платье с траурной лентой, повязанной на левом плече, в темно-зеленой маске, полностью скрывающей разбитое лицо, и с волосами, убранными в высокую замысловатую прическу, она выглядела настолько торжественной и строгой, что все присутствующие, включая меня, невольно подтянулись.

На кладбище ехали, как полагается двум благородным, пребывающим в трауре. Я впереди, а она слева и на полкорпуса сзади. И молчали. Но это нисколько не напрягало. Как минимум, меня — я всю дорогу чувствовал молчаливую поддержку спутницы, причем настолько сильно, что перенес прощание с Генором куда легче, чем рассчитывал.

Кстати, Майра привлекала куда больше заинтересованных взглядов, чем я. И неудивительно: во-первых, ехала в маске, а значит, по каким-то причинам не хотела быть узнанной. Во-вторых, не в карете, а верхом, то есть, показывала, что маска — лишь дань приличиям, а отношение девушки ко мне и к усопшему куда выше любых условностей. И, в-третьих, «скрывала» родовые цвета, а значит, старалась не афишировать наших с ней отношений.

Честно говоря, я побаивался, что в Последнем Пристанище, где редко бывает безлюдно, она, оказавшись в окружении благородных, растеряется и потеряет лицо. Как оказалось, совершенно зря: когда ко мне подходили, чтобы высказать соболезнования, она просто зеркалила мое поведение. То есть, если я кланялся, то она выказывала точно такое же уважение к моему собеседнику, приседая в реверансе. Если я кого-то благодарил кивком — величественно склоняла голову. А когда ограничивался формальным «спасибо», оставалась равнодушна и холодна, как лед.

Домой вернулись поздно, подавленные прощанием и некоторыми не очень приятными формальностями. Переоделись. Где-то с кольцо занимались кто чем — я расседлывал лошадей, а она готовила. После чего вместе накрыли на стол в малой трапезной и немножечко посидели, отдавая дань уважения памяти не самого плохого человека в Маллоре. Действительно «немножечко» — Майра выпила где-то половину бокала разбавленного водой красного вина. А я свое только пригубил. Сказал несколько теплых слов, вознес славословие Пресветлой и отправил ключницу собираться.

Увидев девушку, которая считанные кольца назад выглядела ровней любому благородному, в старом платье и с потрепанным узелком в руках, я почувствовал, что боюсь. Боюсь, что она вдруг пропадет из моей жизни так же внезапно, как это сделали Генор и Рык. И что я, оставшись совсем один, окончательно перестану понимать, ради кого или чего стоит держаться за этот мир.

Она, видимо, ощущала нечто похожее, так как подошла вплотную, дрожащими пальчиками прикоснулась к предплечью и уткнулась лбом в грудь.

— Ну что ты, искорка! — ласково поглаживая ее волосы и спину, тихо сказал я. — Я же не для того отправлял тебя за обновками, чтобы потом бросить?

Она промолчала.

— Про «мы с тобой и весь остальной мир» помнишь? — сделал я еще одну попытку.

— Я беспокоюсь о вас, арр! — выдохнула она.

— Зря: хейзеррские звезды толпами не ходят. И если пропала одна, то вторая появится не быстрее, чем через восемь дней!

— Почему именно через восемь?

— День на полет почтового голубя с сообщением и минимум семь, чтобы добраться от границы между королевствами до Лайвена…

— Тогда почему вы хотите, чтобы я ночевала не дома, а на постоялом дворе?

Вопрос прозвучал предельно серьезно. Но серьезности, грусти и боли за последние сутки было столько, что моя душа болела, не переставая. Да и прощание с Майрой добавляло не самых лучших ощущений. Поэтому, поняв, что нормальный ответ не порадует нас обоих, я вдруг очень захотел увидеть ее улыбку:

— Если ты останешься одна… в огромном пустом доме… на широченной кровати… и в новом красивом белье, то… мне придется вернуться!

— Открою страшную тайну! — грустно улыбнулась девушка. — Меня это нисколько не расстроит…

[1] Серый возок — аналог нашего катафалка.

[2] В Маллоре принято хоронить усопших на закате.

[3] Последнее пристанище — кладбище, на котором расположены семейные склепы Старших родов.