Эвис: Заговорщик

Глава 15

Глава 15.

Третий день пятой десятины первого месяца лета.

…Первой в «черное», как она выразилась, «безмолвие» со мной собралась мелкая. Бесстрашно вошла в воду по подбородок, положила руки на плечи, а затем попросила:

— А можно сначала отплыть хотя бы шагов на пятьдесят, а нырять уже потом?

— Страшно не будет? — с улыбкой спросил я, толкаясь ногой от дна.

— Неа! С вами я нырну даже в Бездну!

Отплыли. Не на пятьдесят, а на все девяносто. То есть, на расстояние, с которого линия берега была уже не видна, а валун казался одним большим сгустком мрака. Я развернулся на месте, спросил, готова ли она, дождался утвердительного ответа и ушел под воду. Первые три-четыре длинных, тягучих гребка плыл, слегка побаиваясь того, что Алиенна может испугаться. Но потом, почувствовав, что ее пальчики не тискают мои плечи, а тело совершенно расслаблено, слегка успокоился. Правда, гребку к десятому-одиннадцатому на всякий случай всплыл под самую поверхность. Условленный сигнал «все, пора» она подала на тринадцатом, а уже через мгновение, вдохнув чистый ночной воздух, обняла меня за шею и благодарно прошептала:

— Спасибо, это было здорово!

До берега добирались большей частью под водой. Правда, девушке так не хотелось выныривать, что она успевала отдышаться, поэтому там, в «темном безмолвии», выдерживала гребков по десять — пятнадцать. Тем не менее, когда мы добрались до остальных страждущих, обняла одновременно Майру и мать, и грустно пробормотала:

— Я так завидую тому, что у вас все впереди…

— Даже так? — поинтересовалась Майра, умиравшая от предвкушения аж с самого заката. — Что ж, тогда я ныряю последней!

Расстроенный стон мелкой и мой вопрос «ну, и кто там следующий» прозвучали одновременно, но я был услышан. Ибо ко мне тут же подплыла Вэйлька и доложила, что готова.

Ее стало потряхивать, и довольно сильно, уже шагах в шестидесяти от берега. Но на мое предложение нырнуть тут или вообще вернуться обратно она ответила возмущенным фырканьем и… дрожащим от страха голоском:

— Да, я боюсь! Но ни за что на свете не откажусь попробовать, привыкнуть и научиться.

Перед тем, как нырнуть первый раз, я еще раз напомнил ей о том, что ее задача сначала расслабиться, а потом, когда станет не хватать воздуха, сжать мои плечи. Она выслушала и сказала, что помнит. А когда я ушел под воду, прижалась к моей спине и лицом, и грудью, и задрожала еще сильнее. Слава Пресветлой, удержав руки вытянутыми, а ноги — вместе.

«Воздуха хватило» на четыре гребка, а потом мы вынырнули на поверхность. Но уже через пару десятков ударов сердца девушка «переползла» к моему правому плечу, чтобы заглянуть в лицо:

— В общем-то, не так уж и страшно. Так что буду привыкать…

Тина с Найтой боялись еще сильнее, чем она. Поэтому с ними я нырял неподалеку от берега. Тем не менее, подводное плавание распробовала и та, и другая, и перед выходом на берег тихим шепотом интересовались, можно ли будет то же самое попробовать и завтра. И от моих плеч отцеплялись только тогда, когда получали утвердительный ответ.

Майра… Майра вела себя великолепно: радовалась каждому шагу, на который мы удалялись от берега, то и дело опускала лицо в воду, чтобы что-то там увидеть, а когда я остановился и сказал, что нырять будем отсюда, попросила дать ей возможность поплавать самостоятельно. Удалившись еще шагов на десять, эта хитрюга улеглась на спину и некоторое время «любовалась звездами». А когда сообразила, что финт не удался, нехотя вернулась обратно, схватилась за меня и сказала, что, если бы остальные не ждали нашего возвращения, она бы упросила меня свозить ее к другому берегу. И не вылезала бы из озера до утра.

Во время ныряния девушка была такой же спокойной, как Алиенна. Только, в отличие от мелкой, во время погружения плавно работала ногами. Пальчики сжала на двадцать первом гребке, когда мы всплыли, издала восторженный вопль, а после того, как с берега отозвались мелкая с Вэйлькой, ласково провела ладошкой по моей спине:

— Я хочу еще!!!

Я улыбнулся и нырнул снова. На этот раз ко дну. Нащупал рукой какой-то камень, повисел над ним с десяток ударов сердца, а затем неторопливо всплыл.

Реакция на такое погружение была просто безумной — девушка повернула меня к себе лицом и взмолилась:

— А можно снова так же, но до тех пор, пока пальцы не сожму я⁈

Нырнули. Повисели над дном ударов сорок пять. А когда оказались на поверхности, Майра аж застонала от удовольствия, а через несколько мгновений сокрушенно вздохнула и сказала, что надо возвращаться к берегу, ибо остальные заждались…

Заждались Алиенна и Вэйлька — стояли по грудь в воде и умирали от зависти. А Тина и Найта, уже успевшие выбраться на берег и переодеться, сушили волосы полотенцами.

— Ну как? — хором спросили девицы, когда мы вынырнули неподалеку от них.

— О-о-о!!! — крайне эмоционально и емко ответила ныряльщица, затем отпустила мои плечи, самостоятельно доплыла до девчонок, нащупала ногами дно и повернулась ко мне: — Арр! Посмотрите на нас и скажите честно — неужели три такие красивые, храбрые, а главное, послушные девушки не заслуживают небольшого поощрения?

— Ка-а-акого поощрения? — тут же заинтересовалась Вэйлька. А мелкая, явно думавшая в одном с Майрой направлении, объяснила:

— Одного… или несколькух прыжков с этого прекрасного валуна?

…С озера уезжали ближе к полуночи. Усталые, но страшно довольные. Ехали, не торопясь, чтобы лошади не переломали ноги, и лениво планировали следующую поездку. Как ни странно, мои спутницы считали, что ехать надо не завтра, а через день или два. Чтобы отойти от прошлых ощущений, отдохнуть от дороги и подготовиться к будущим. Я, собственно, не возражал, поэтому предложил им самим определиться с самым «правильным» днем. За что был назван самым чутким, самым заботливым и самым любимым арром на свете.

Порадовался, не без этого. Потом основательно повеселился, слушая спор Майры и Алиенна по поводу яркости ощущений при нырянии ночью с зельем кошачьего глаза и без него: мелкая, задавшаяся целью научиться преодолевать свои страхи, утверждала, что предпочла бы наныряться до умопомрачения в полной темноте. А моя «правая рука», всегда отличавшаяся неуемным любопытством, жаждала увидеть дно «совсем по-другому». И доказывала, что возможность полюбоваться на какую-нибудь спящую рыбину куда интереснее плавания вслепую.

В итоге сошлись на том, что нырять надо не менее двух раз — сначала без зелья, а потом с ним. Потом, подумав, пришли к выводу, что два раза — это слишком мало, поэтому надо сначала наныряться и напрыгаться с валуна без зелья, а уже потом получать удовольствие от поисков рыбок, красивых камней и чего-нибудь еще.

Вэйль, в основном, посмеивалась. И изредка выдавала ехидные замечания. А старшие, умотавшиеся куда сильнее Майры и своих дочерей, ехали молча. И понемногу проигрывали борьбу со сном.

Колец через восемь с половиной, когда мы уже преодолели большую часть пути, я краем уха отметил, что частота ударов копыт о землю изменилась, и, повернувшись через плечо, увидел, что обе хейзеррки зачем-то приближаются ко мне.

Придержал Черныша. Совсем чуть-чуть, благо расстояние между нами было совсем небольшим. А когда дамы оказались рядом, вдруг услышал еле слышный шепот младшей:

— Арр, впереди кто-то есть!

Вгляделся в серый мир. Пробежался взглядом по изломам теней и, не обнаружив никаких признаков этого самого «кого-то», так же тихо уточнил:

— Вы уверены?

— Один за деревом с раздвоенной верхушкой. Второй чуть левее, за темным пятном, похожим на выворотень. Двигается почти на Жемчужину[1]. И там, куда он идет, есть еще несколько человек…

Мига, который потребовался мне для оценки окружающей местности, хватило, чтобы понять: развернуть лошадей и вырваться из засады всем шестерым почти нереально. Особенно если у татей есть луки или арбалеты. Но Вэйль предоставила очень неплохой шанс выкрутиться, довольно громко — для ночной тишины — попросив:

— Арр, может, остановимся по нужде? А то уже совсем невмоготу!

Я осадил коня, поворчал, затем так же громко объявил, что женщины идут налево, а я, собственно, направо. После чего шепотом приказал Найте положить всех дам на землю сразу же за кустами и ждать моего возвращения.

Она кивнула. Спешилась. Набросила поводья на ближайшую ветку. Пошутила над своей дочкой, унесшейся в темноту так, как будто терпеть пришлось с обеда. Потом потянулась, чуть-чуть размяла «затекшие» в дороге ноги и поплелась к остальным. Я последовал ее примеру, в смысле, спешился, затем похлопал по холке Черныша, тут же начавшего щипать траву, привязал его повод к подходящему суку и, на ходу развязывая шнуровку на мотне, вломился между деревьев. А там изменил направление движения и перешел на лесной шаг.

Дугу, выводящую под ветер к тому, кто, по словам Вэйльки, стоял за деревом, «прострелил»… быстро. Наверное. Ибо ориентировался не по времени, а по ощущениям. Почувствовав запах пота, немытого тела, гнилых зубов и чеснока, краем сознания отметил, что девушка была права, и отрешенно удивился. Затем еще раз уточнил направление, в котором, по ее словам, ушел соратник любителя чеснока, и скользнул вперед…

…Тать оказался здоровым, но глуховатым и слишком нетерпеливым. Стоя за деревом и глядя на наших коней, он тискал десницей рукоять увесистого топора, пританцовывал на месте и изредка смотрел на Жемчужину, видимо, неслабо расстраиваясь из-за необходимости кого-то там дожидаться.

Когда я оказался за его спиной, он как раз переступал с ноги на ногу, поэтому среагировал на мое появление не тогда, когда моя левая ладонь заткнула ему рот, а во время последнего движения «Тройного пореза». Естественно, это меня совершенно не расстроило. Даже наоборот — опустив уже мертвое тело на землю, я так же отрешенно порадовался, что удалось ограничиться одной-единственной связкой, а затем выскользнул на дорогу и вдоль опушки понесся к своим.

— Это я, Нейл! — тихо прошептал я, оказавшись по другую сторону кустов, за которыми прятались дамы. — Сейчас вы выходите на дорогу, запрыгиваете на своих лошадей, берете Черныша заводным, быстрым шагом едете обратно и ждете, пока я вас догоню.

К моей безумной радости, никто не задал ни единого вопроса. Лишь только Вэйль, задержавшись рядом, тихо шепнула:

— Их там толи семь, то ли восемь. Один остался на месте ночевки. Остальные спешат сюда…

Я кивнул, легонько подтолкнул девушку в спину, и убедился, что она заторопилась. А потом рванул обратно. Так же, как и в первый раз, заходя под ветер.

Успел с большим запасом. Поэтому прошел мимо тела здоровяка и продолжил двигаться на Жемчужину. И уже через полторы сотни шагов услышал тихий, но очень быстрый шепот:

— Гаварю ж, шестеро! Али две, али три бабы! А с мечом вааще тока адин!

— Ну и проп-стили бы мимо! — глотая буквы, недовольно заворчал собеседник первого. — Сл-дов мы не ост-вили, не н-йдут…

— Зачем прапускать? Тама ж бабы и лошади! Пригадяца! — подал третий.

— Адну бабу мне! — прогнусавил еще один.

— Дер-во не пад-р-бить — а-адна мел-чь! Пи-ирипрыгнут…

— Ниче, дарога узкая, быро не развернуца! А Комель их астановит!

— Адну бабу мне!!

— А еси тавось, ушли?

— Дагоним, значцца…

— Адну бабу мне!!!

Спорили, как лоточницы на рынке, не поделившие хлебное место. Но достаточно тихо. Заткнулись, как только услышали негромкий, но уверенный рык кого-то из конца колонны:

— Ша!!!

И в меру своих возможностей стали изображать Нетопырей[2].

Я в это время уже занял место под ветром и чуть в стороне от цепочки следов того, кто за ними бегал. Поэтому смог оценить ухватки каждого и подготовиться к бою.

Первые двое были откровенным мясом[3]: бухали ногами, как перекормленные волы, оружие держали, как бабы скалку, и даже пахли костром и прогорклой кашей. Третьего отец назвал бы ослом[4] — жилистый и сухой, как доска, мужик шел довольно легко, но руку с топором на длинном древке слишком уж перенапрягал. Четвертого и шестого, по моим ощущениям, не так давно оторвали от сохи — здоровые, как молодые бычки, и пахнущие землей парни передвигались вразвалочку, и явно не понимали, зачем им вручили кистень и что-то вроде булавы. А вот пятый и седьмой были хороши. По меркам Пограничной стражи: оба среднего роста, плотно сбитые и наверняка очень сильные, они ощущались кабанами[5]. И, двигаясь, не только смотрели вперед и строили какие-то планы, но и довольно уверенно слушали лес. Впрочем, мимо меня, «вросшего» в ствол кривого и мелкого, а потому неудобного для использования в качестве укрытия, дерева, прошли совершенно спокойно. Поэтому, когда последний отдалился на два шага и подставил под удар широченную спину, затянутую видавшим виды нагрудником, я рванулся в атаку.

Вбил левый клинок в почку замыкающего и тут же вскрыл правым яремную вену. Тут же ушел к земле[6], подрезал сухожилия под левым коленом предпоследнего, качнулся влево, но скользнул вправо и «пометил» короткими тычками в печень и горло только-только почувствовавшего, что что-то не так, деревенского дурня. Опять показал намек на перемещение влево и вверх, но метнулся к начавшему разворачиваться кабану и прилип к его спине. При этом мысленно отметив живучесть вбитых в ноги привычек, заставлявших крысу[7] разворачиваться через левое плечо, вскидывать левую руку с ныне отсутствующим щитом и искать взглядом плечо соседа по строю, к которому можно «пригореть». А пока отстраненно размышлял, клюнул его ножом в открывшуюся подмышку, в уходе к земле рассек подколенные связки на левой, опорной, ноге и снова вспух[8]. Чтобы после короткого укола под левую лопатку отправить мертвое тело в полет ко второму дурню. Кстати, так и не сообразившему, что происходит, поэтому растерявшемуся и уронившему себе на ногу собственный кистень.

Я летел следом за билом[9], чуть-чуть сдвигаясь влево, чтобы постоянно оставаться прикрытым от осла. Дурня убил походя, ударами в печень и в горло. Затем проскользнул впритирку с его оседающим телом и вошел в душу[10] крысы с топором.

Что делать с противником, оказавшимся на расстоянии локтя, осел не знал. Вернее, может быть, когда-то и слышал, но в ноги не вбил. Поэтому он начал делать то, к чему привык — вскинул оружие над собой, чтобы рубануть сверху! И умер. Быстро. Еще до того, как закончил замах. Был тоже использован в качестве била и позволил поймать отшатнувшееся мясо с плотницким топором в момент потери равновесия.

Два удара — под правую мышку и в глаз — уход к земле вместе с начавшим умирать телом, и я, привычно показав не то направление, в котором летел, прилип к последнему татю. Вернее, к локтю его правой руки, только-только начавшей выхватывать из ножен на поясе тесак размером с небольшой меч. А когда мужик, не доперевший, почему клинок, выдвинувшийся наполовину, вдруг остановился, описал Большой Круг — рассек ему связки под обеими мышками и над коленями.

Увы, желание насладиться беседой с оседающим на землю мешком[11] оказалось преждевременным: стоило мне прекратить танец[12], как где-то сзади щелкнула тетива.

Я ушел. Влево и к земле. Холодно отметив, что меня зацепили. Затем показал намерение уйти за ствол дерева, росшего в полутора шагах, но рванул не туда…

…То, что лучник как минимум орел[13], я убедился шаге на третьем, когда попытался сократить расстояние чуть более круто, чем стоило, и снова почувствовал касание стрелы. Шаге на шестом, раненый вскользь уже третий раз, понял, что иду на филина. Да еще и употребившего очень качественное зелье кошачьего глаза. Ускорился до предела, хотя и до этого работал отнюдь не спустя рукава, начал рвать жилы чуть ли не на каждом шаге и, трижды очень успешно использовав в качестве обманки ветви и стволы деревьев, дорвался до души стрелка.

Связку из отвлекающего движения левой кистью, «в страхе роняющей лук», нисходящего удара локтя правой руки, только-только вытащившей из колчана новую стрелу, и тычка наконечником в горло я просто обтек стороной, но впритирку к левой руке. Заодно распахав филину внутреннюю сторону предплечья от запястья до локтя и, тем самым, не дав пальцам сомкнуться на рукояти ножа. Продолжая движение, дважды коротко ткнул в левое подреберье. А, оказавшись за спиной крысы, начавшей кривиться на сторону, и упав почти у самой земли, восходящим ударом вбил правый нож ей между ног. Вспухал и слегка подкручивал в нужном направлении все еще живое тело уже по привычке. Потом краем уха услышал шипение «Тень…», полное бессильной злости, ударил ножом в горло и остановился…

…Осмотр обретенных дырок, обламывание стрел, перевязка и допрос мешка я закончил меньше, чем за половину кольца. И, посетовав на невезение, снова рванул на Жемчужину. Только вот Рваной Губы, последней крысы из неполного десятка, с полгода, как ушедшего на вольные хлеба, там уже не оказалось.

Я расстроился, но так, несильно, ведь это мясо, по словам мешка, используемое только в качестве лопаты[14], леса чувствовать не могло. А еще оно пыталось утащить на себе мешок с серебром весом ведра[15] в полтора. Соответственно, оставляло след, по которому мог пройти даже ребенок.

Догнал. Прирезал. В сердцах пнул добычу, не пошедшую крысам впрок, и, развернувшись на месте, заставил себя перейти на бег.

Несся, как кляча, получившая вожжой под хвост, и чуть ли не после каждой сотни шагов уговаривал себя потерпеть еще немного, чтобы перебороть стремительно усиливающуюся слабость. Негромкий всхрап и перестук копыт услышал заметно раньше, чем ожидал. Но, слишком сильно обрадовавшись, не заметил «гуляющий» камень, в результате чего, чуть не подвернув правую стопу, был вынужден восстанавливать потерянное равновесие махом левой руки. И с большим трудом удержался на грани потери сознания.

Промежуток времени между этим моментом и ощущением горечи, которая обожгла горло при первом глотке «Бодрячка», в памяти не сохранился. Догадываюсь, что успокаивал дам, объясняя, что раны простые, и угрозы моей жизни и здоровью нет; что убеждал их в необходимости потратить еще немного времени на зачистку следов, и что позволил себя перевязать. Но запомнить — не запомнил. Зато, когда отвар начал действовать и в голове слегка прояснилось, четко услышал испуганный, но твердый голос Тины:

— Вы уверены, что обойдетесь без помощи и по дороге не сверзитесь с Черныша?

После перевязки и принятых внутрь отваров я чувствовал себя терпимо, поэтому кивнул и бодренько вставил ногу в стремя. Потом сообразил, что нагружать левую руку и спину нежелательно, поискал поблизости подходящий камень, подвел к нему коня и забрался в седло, используя естественную ступеньку. Затем утер рукавом пот, выступивший на лбу, и скомандовал:

— Поехали!

Поехали. Шагом, так как рысь у Черныша была очень тряская, а этого мне сейчас точно не требовалось. Впрочем, ехать было куда приятнее, чем бежать, поэтому к моменту, когда мы добрались до дерева с раздвоенной верхушкой, под которым покоился любитель чеснока, я чувствовал себя более-менее терпимо.

— Значит, так, дамы! — начал я, морально готовясь к очередным нагрузкам. — Мне нужны две помощницы. Желательно Тина и Найта. Работа не очень приятная, но нужная — сначала немного потаскать труп, а затем много, но мешки с серебром…

При этом я смотрел в основном на мелкую, чтобы вовремя заметить ее страх и не дать ему превратиться в панику. Но держалась она хорошо. То есть, немного тряслась, жалась ко мне поближе, но чувствам воли не давала.

— А я? — подала голос Майра, затем заметила мой красноречивый взгляд, направленный на ар Лиин-младшую, и нехотя кивнула головой: — Поняла…

Тина молча соскользнула с лошади, кинула поводья моей «правой руке» и замерла, дав понять, что готова. В отличие от нее Найтира никуда не торопилась — сидела в седле, прикрыв глаза, и то ли дремала, то ли к чему-то прислушивалась. Я расстроился. Как оказалось, зря, так как буквально через несколько секунд подала голос ее дочка:

— Вместо мамы пойду я!

Развернув мерина на месте, я увидел Вэйльку, уверенно идущую по направлению ко мне. Подумал. Кивнул. Спешился. Дал себе немного времени, чтобы оклематься. Затем подошел к мелкой и легонько дотронулся до ее ноги:

— Живых там нет. Бояться некого. А я скоро вернусь.

— А за вас бояться можно? — затравленно глядя на меня и периодически тиская пальчиками луку седла, спросила она.

— Можно. Но лучше расслабиться и спокойно ждать. Ведь тогда я не буду беспокоиться, дергаться и спешить. Соответственно, вернусь намного быстрее и менее вымотанным.

— Я смогу… — пообещала она, заставила себя выпрямиться в седле и демонстративно расслабила плечи.

— Умница! — сказал я, развернувшись к ней спиной и первым скользнул… нет, вломился в кусты. А когда добрался до тела любителя чеснока, остановился и мотнул головой на закат: — Вон там, шагах в ста-ста двадцати должен быть овраг. Этот труп надо оттащить туда.

Тина деловито подтянула штаны, перевернула татя на спину и, оглядев результаты моей «работы», уважительно хмыкнула:

— «Тройной порез», кажется? Первый раз вижу его вживую… в смысле, «вмертвую», а не во время открытых занятий в школах меча!

Вэйль, увидев горло, распаханное от уха и до уха, сложилась пополам в приступе рвоты, но через какую-то четверть кольца нашла в себе силы взяться за нижние конечности тела и на пару с ар Лиин-старшей поволокла его к оврагу.

Добравшись до низины, в которой я положил основную часть крыс, девушки снова остановились. Хейзеррка нервно сглотнула и быстро-быстро задышала. А Тина склонила голову к левому плечу, некоторое время о чем-то сосредоточенно размышляла, а затем удивленно поинтересовалась:

— Это тот самый «Атакующий Аспид», который вы отрабатываете каждое утро?

Я отрицательно помотал головой:

— До употребления «Жалящего Аспида» в бою я пока не дорос. Так что перед вами самая обычная «Кровавая Дорожка»…

— «Обычная»⁈ — переспросила женщина и жизнерадостно рассмеялась. — Сколько людей в Маллоре способно ее пройти и получить при этом всего три царапины?

— Меня зацепили не они… — хмуро сказал я. — А очень неплохой филин, которого я не услышал. Он дождался момента, когда я остановлюсь, чтобы порасспрашивать мешок, и выстрелил в спину…

— Извините, не поняла! — дурашливо поклонилась женщина. — Сколько людей в Маллоре способно пройти «Кровавую Дорожку», не получив ни одной царапины, уйти от выстрела в спину практически в упор, а потом взять в ночном лесу стрелка, отслужившего в Пограничной страже не менее двадцати лет?

— Не знаю… — я по привычке попробовал пожать плечами и поморщился сразу от трех вспышек боли.

Когда оклемался и собрался с мыслями, заметил, что ар Лиин-старшая примеряется к мешку. И поспешил подать голос:

— Этих таскать не надо — от троп, натоптанных людьми, достаточно далеко, а зверей тут хватает. Просто соберите все кошели, какие найдете.

— Серебро, найденное рядом с любым костяком, обязательно вызовет вопросы, а монета-другая, «затерявшаяся» в каком-нибудь сапоге, нет? — понятливо тряхнула волосами слегка приободрившаяся Вэйль.

— Гельдское серебро! — уточнил я. И мысленно усмехнулся: решительно двинувшаяся к телам девушка выбрала наименее изуродованную тушку!

Тина, обратившая внимание на то, что я выделил интонацией слово «гельдского», на миг прекратила обыск мешка и повернулась ко мне:

— А чуть подробнее можно?

Наклоняться над трупами и, тем более, приседать мне было противопоказано, а стоять без дела скучно, поэтому я принялся за рассказ:

— Ближе к концу второго месяца весны четыре учебных патрульных десятка Беордской[16] тысячи, совершая тренировочный поход вдоль границы, наткнулись на следы контрабандистов. Старший отряда, бывший филин, разжалованный из сотников в десятники за какое-то преступление, а потому обиженный на весь Маллор, решил их слегка подоить. Но просчитался, ибо его новые подчиненные были подготовлены куда хуже тех, к которым он привык на предыдущем месте службы. В общем, догнать «коровок» удалось только к концу четвертых суток погони. А подоить не получилось вообще, так как контрабандисты, услышав шум, с которым подчиненные филина подбирались к месту их ночевки, разбежались по горам. И пропали. Добыча, взятая десятником с того, кого он преследовал сам, его не удовлетворила. Поэтому доблестные воины Пограничной стражи двинулись обратно в Маллор не лесами, а вдоль дорог. Рассчитывая чем-нибудь поживиться…

— И как, поживились? — спросила Вэйль. Видимо, для того чтобы хоть ненадолго отвлечься от не самого приятного занятия.

— Угу! — без особой радости в голосе сказал я. — Взяли в мечи обоз Гельдского казначейства, развозивший остатки четвертной платы[17] по приграничным сотням. При этом полтора десятка горе-вояк убились об охрану. Еще одиннадцать человек умерло от ран по дороге обратно. Но четыре полутораведерных мешка с серебром все-таки поменяли хозяев.

— Прошу прощения за то, что перебиваю, но я не вижу на них ни оружия, ни нагрудников, ни щитов! — увидев нестыковки между рассказом и реальностью, подала голос Тина.

— По утверждениям того, кого я допрашивал, уйти в Маллор им помешали — филин и его подчиненные нарвались на гельдский патруль, в бою с которым потеряли еще троих. От преследования оторвались только потому, что забурились в Мертвые болота. Где и скитались десятины три…

— Но ведь все-таки прошли⁈

— Угу… — криво ухмыльнулся я. — Благодаря филину и тому, что вовремя избавились от «лишних» тяжестей. То есть, эти придурки бросили все, кроме его лука со стрелами и серебра!

— А этот мусор откуда? — женщина, закончившая обыскивать осла, пренебрежительно пихнула ногой его топор.

— Уже по эту сторону границы нарвались на какую-то шайку и позаимствовали вооружение у тех, кого придушили во сне и голыми руками.

— Шли, как я понимаю, на полдень, чтобы осесть где-нибудь в Дитрене? — догадалась она.

— В Олунге[18]… — уточнил я. — Хотя, по сути, верно.

— А зачем им потребовались мы? — злобно спросила Вэйль.

— Они остановились на ночевку перед самым закатом. Пока собирали сушняк для костра, обнаружили тропу со свежими следами копыт. И выставили пару стражников.

— А когда увидели, что в отряде одни женщины, решили еще и поразвлечься?

— Что-то типа того… — поддакнул я. — Вот и развлеклись.

— Войны между нами и Гельдом нет. Значит, серебро ищут. Причем, не удивлюсь, что и они, и мы… — задумчиво пробормотала ар Лиин-старшая. — Но если его прикопать где-нибудь в укромном месте эдак на полгода…

— А лучше на год-полтора… — поправил ее я.

— … то род Эвис сможет прочно встать на ноги!

[1] Жемчужина — одна из самых крупных звезд на их ночном небе.

[2] Нетопырь — название отдельных подразделений Пограничной стражи, специализирующихся на отлове контрабандистов

[3] Мясо — новобранец, только-только призванный в Пограничную стражу и еще не успевший пройти даже базовую подготовку.

[4] Осел — воин Пограничной стражи, прослуживший от полугода до года, и уверенно научившийся разве что выдерживать длительные переходы с грузом за плечами.

[5] Кабан — воин Пограничной стражи, отслуживший от трех до пяти лет. Как правило, уже достаточно опытен в обращении с коротким пехотным мечом и щитом.

[6] Уйти к земле — перейти в предельно низкую стойку.

[7] Крыса — дезертир, самовольно покинувший ряды Пограничной стражи.

[8] Вспух — перешел в высокую стойку.

[9] Било — тело одного противника, брошенное во второго.

[10] Войти в душу — войти в ближний бой.

[11] Мешок — человек, лишенный возможности передвигаться.

[12] Танец — на первый взгляд хаотичные перемещения в бою. Аналог нашего «качания маятника»

[13] Орел — ветеран, прослуживший в Пограничной страже не менее десяти лет. Филин — элита, то есть, тот, кто прослужил двадцать.

[14] То есть, как бесправная и бесплатная рабочая сила.

[15] Ведро –мера веса. Порядка 8 кг.

[16] Беорд — крупный город, расположенный на востоке Маллора на границе с королевством Гельд.

[17] Четвертная плата — зарплата за сезон. В данном случае, за весну.

[18] Дитрен и Олунг — города на южной границе Маллора.