Глава 11.
Восьмой день третьей десятины первого месяца лета.
Нормально выспаться мне не удалось и на следующее утро: не успело небо за окном начать светлеть, как дверь в спальню тихонько отворилась, и на пороге снова возникла мелкая. На этот раз она не тряслась от страха и не пыталась спрятаться от кошмара в моих объятиях: шагнув в комнату и плотно прикрыв за собой дверь, девушка бесшумно подошла к кровати, села на пол, прижавшись к ней боком, положила правую руку на одеяло и тихонько спросила:
— Вы ведь уже проснулись, правда?
— Правда! — отозвался я. — Что, опять кошмары замучили?
— Неа. Просто у меня появилось несколько вопросов. Но днем вас постоянно кто-то или что-то отвлекает, а мне нужно обдумывать появляющиеся мысли, слышать ваш голос, чувствовать самые слабые оттенки эмоций и… держать за руку!
Я пододвинулся к краю кровати и опустил рядом с локтем девушки правую ладонь.
— Спасибо! — благодарно выдохнула она и вцепилась пальчиками в запястье.
— И что у тебя там за вопросы?
— Вчера я целый день вспоминала то, что вы говорили про страх, и пыталась принять эти слова сердцем. Сначала не получалось совсем — мне казалось, что вы просто старались меня успокоить, и поэтому подбирали подходящие примеры. Потом я заметила, что Майра, моющая окна, изредка поглядывает в сторону леса, представила себя на ее месте и вдруг поняла, что про ее веру вы недорассказали очень и очень многое!
— И о чем же я, по-твоему, умолчал?
Алиенна уставилась в окно невидящим взглядом и тихонько вздохнула:
— Сначала я представила себе ночь, пару десятков нападающих, уже ворвавшихся в дом, и вас, сражающегося во дворе. Падающее тело очередного врага, появившееся мгновение, во время которого можно спасти кого-нибудь из нас, тот самый крик «Прыгай!!!» и…
— … и поняла, что спасти я смогу только ту, которая выполнит приказ без промедления? — догадался я.
— Ту, кто верит слепо и всей душой! — уточнила она. — Потом до меня дошло, что слепая вера может спасти кого-то и во время пожара, при ограблении, в потасовке на постоялом дворе. А еще через какое-то время пришла к выводу, что совсем не обязательно придумывать что-то страшное. Совет взрослого ребенку «брось эту ягоду!» тоже спасает. От отравления или других неприятных последствий…
— Да, так оно и есть! — внутренне расслабившись, согласился я. — Жаль, что далеко не каждому можно доверять, да еще и настолько сильно.
— До этого я тоже додумалась. И расстроилась почти до слез… — призналась она. — Но потом сообразила, что у меня есть целых три человека, которым я могу слепо верить, и успокоилась.
— А кто третий? — поинтересовался я.
— Майра! Ведь если она так верит вам, а вы — ей, то она не может быть плохим человеком!
— За Майру большое спасибо, но вывод не совсем верный… — негромко сказал я, перевернулся на живот и устроился так, чтобы смотреть Алиенне в глаза. — Я сейчас попробую объяснить достаточно сложную мысль, а ты постарайся сначала вдуматься в то, что я говорю, а уже потом делать выводы. Ладно?
— Я постараюсь! Честно-честно! — пообещала она и заерзала от нетерпения.
— Эта девушка живет в моем доме уже не один год. За это время случилось достаточно много и хорошего, и плохого для того, чтобы я смог разобраться в ней, а она во мне….
— То есть, и у вас, и у нее появились очень веские основания для такого уровня доверия?
— Именно! — подтвердил я. — Поэтому теперь мы делим мир на две части: в одной находимся мы с Майрой, а в другой все остальные. Кстати, точно так же воспринимает мир и твоя мама: для нее ты важнее всех остальных людей, вместе взятых. При этом ни она, ни мы с Майрой не считаем тех, кто не входит в наш ближний круг, плохими. Просто готовы принять в него только тех, кто сможет доказать, что является таким же, как мы. И сумеет врасти в наши души…
— … причем в обе? И не на словах, а на деле? — уточнила мелкая.
— Умничка! — искренне похвалил ее я. — Откровенно говоря, я боялся, что ты обидишься.
— А на что мне обижаться-то? — удивилась она. — Все хорошее, что было между нами, исходило от вас. Вы спасли меня… в лесу, вы отвезли меня в Маггор, вы согласились на время покинуть свой дом и терпеть неудобства ради того, чтобы помочь мне справиться со своими страхами, а я только принимала помощь, и не более! Соответственно, у меня есть все основания слепо верить вам, а вам мне пока не с чего…
Несмотря на предельную логичность ее утверждений, легкая обида в ее голосе все-таки чувствовалась. А уж грусти в глазах было просто немерено. Представить себя на ее месте и ощутить, каково ей должно быть сейчас, оказалось совсем просто, поэтому я попробовал ее успокоить:
— На самом деле и в этих твоих рассуждениях есть маленькая, но довольно серьезная ошибка. Прежде, чем попасть в чей-то ближний круг, человек последовательно входит или не входит еще как минимум в два. То есть, сначала вызывает или не вызывает симпатию, а затем, точно так же, уважение. При этом далеко не каждый из тех, кто уже понравился, делает следующий шаг — большинство тех, кто нам чем-то симпатичны, остаются просто знакомыми. Меньшая заслуживает уважения. И лишь единицы из тех, кого мы уважаем, умудряются заслужить настоящее доверие.
— Почему? — не поняла мелкая, и тут же ответила сама себе: — А, ну да: красивое лицо еще не повод для того, чтобы доверить сердечные тайны, а место в десятке лучших клинков королевства — не повод для слепой веры!
— Правильно! — кивнул я. — А теперь скажи, приехал бы я сюда, если бы не чувствовал к твоей маме глубочайшее уважение, а к тебе, как минимум, симпатию?
Она не обиделась и на это:
— Неа!
— Получается, что и ты, и твоя мама уже сделали какие-то шаги по пути, который ведет в мой ближний круг. А я, вполне возможно, уже на пути в ваш. Получится у нас стать еще ближе или нет, знает одна Пресветлая. Но лично я останавливаться не собираюсь.
Мелкая «обиженно» выпятила губу:
— Вам везет, вы уже в моем!
Потом перестала дурачиться и предельно серьезно заявила:
— … но и я сделаю все возможное и невозможное, чтобы оказаться в вашем.
Следующие несколько мгновений она меняла позу. Сначала разомкнула пальцы на моем запястье, села на колени лицом к кровати и пододвинулась к ней как можно ближе. Потом положила на одеяло согнутую в локте левую руку, правой схватила мою, подтянула ее так, чтобы длань оказалась на ее левой ладошке, тут же накрыла ее правой и прижала этот «слоеный пирог» подбородком:
— Знаете, мне безумно нравится, как вы объясняете. Во-первых, у вас каждый раз получается подобрать именно тот образ, который позволяет «увидеть» то, о чем идет речь. Во-вторых, все, что вы говорите, просто, логично и понятно. И, в-третьих, во время наших разговоров я чувствую себя полноправным участником беседы, а не малолетней дурой, которой пытаются вдолбить в голову то, что известно даже грудничку!
— В этом нет моей заслуги! — признался я. — Так отвечали на вопросы мои родители. А я запомнил. И теперь пытаюсь им подражать.
— Значит, вы оказались очень хорошим учеником! — с улыбкой подытожила она и снова посерьезнела: — Второй вопрос, который меня беспокоит, касается страхов…
На этот раз в ее голосе появилось нешуточное напряжение, поэтому я тоже подобрался:
— Я тебя внимательно слушаю.
— Если я вас правильно поняла, то боятся все. Просто некоторые находят в себе силы перешагивать через свои страхи, а некоторые нет, так? — явно побаиваясь моего ответа, спросила Алиенна.
— Так… — согласился я.
Девушка поежилась, облизала пересохшие губки и заставила себя задать следующий вопрос:
— А разве нет страхов, которые нельзя было бы преодолеть?
— Страх смерти — один из самых «больших», согласна? Однако любая нормальная мать, оказавшись в безвыходной ситуации, без колебаний пожертвует жизнью ради своего ребенка. А часть воинов, поднимающихся на стены осажденного города перед штурмом, о нем даже не задумываются.
— Хм…
— С сильной волей не рождаются: в глубоком детстве она слабенькая. А потом мы учимся ею пользоваться. Так же, как ложкой, иглой для вышивания или мечом…
— То есть, прежде чем бороться с большими страхами, можно потренироваться на маленьких и средних? — глядя на меня расширенными глазами, спросила она.
— Да. Скажем, для того, чтобы перестать бояться подбрасывать ножи, можно для начала потренироваться с деревяшками той же формы и веса.
Мелкая задумалась. А потом, видимо, придя к какому-то выводу, резко подалась вперед и взволнованно затараторила:
— Но ведь если почти все, что мы умеем, вкладывается в нас родителями и наставниками, то можно научить и справляться со страхами, верно?
Я утвердительно кивнул:
— Верно.
— И… вчера вы помогли мне сделать самый первый шаг?
— Не первый, но помог.
Алиенна еще раз облизнула пересохшие губки и робко спросила:
— Арр Нейл, а вы можете меня не только подталкивать, но и целенаправленно вести… туда, куда считаете нужным⁈
— Я обещаю, что буду идеальной ученицей! — почему-то решив, что я откажусь, взволнованно затараторила она. — Я буду верить слепо, как Майра, никогда не оспорю ни одного вашего решения и обязательно добьюсь тех целей, которые вы передо мной поставите!
— Мои представления о том, что хорошо для тебя, могут не совпадать с твоими… — сказал я для того, чтобы дать девушке еще немного времени на раздумья. — Поэтому не исключено, что очень скоро мои требования станут казаться тебе глупыми или невыполнимыми, ты начнешь считать меня черствым или жестоким, а жизнь под моим руководством — кошмаром.
— Исключено: я хочу этого всем сердцем, поэтому выполню любое ваше требование, каким бы безумным оно мне не казалось! Только… — тут она сделала маленькую паузу и на редкость тяжело вздохнула: — … только не запрещайте мне приходить к вам по утрам и держать за руку, ладно?
…Алиенна вышла на крыльцо «донжона» с первыми лучами Ати. Как я и просил, с собранными в хвост волосами, в белой рубашке, в штанах и в сапожках. По ступенькам спускалась, опустив взгляд, еле передвигая ноги и сутулясь. Но через несколько мгновений все-таки собралась с духом и, наконец, решилась посмотреть мне в глаза:
— Арр, я готова!
Румянца стыда, залившего ее лицо, шею и верх груди я «не заметил» — развернулся на месте и приказал следовать за собой. По дороге к воротам молчал. Пока открывал навесной замок на калитке, сдвигал засов и распахивал ее настежь — тоже. А когда вышел за стены заимки, негромко заговорил:
— Итак, сейчас мы с тобой немного пробежимся. Задач у тебя две: следить за дыханием и пытаться как можно точнее повторять каждое мое движение. Поняла?
Алиенна кивнула.
Я объяснил, как правильно дышать, как работать руками и ставить ноги, уточнил, на что обращать внимание в первую, а на что во вторую очередь, затем демонстративно согнул руки в локтях и медленно побежал по дороге в сторону леса. Чтобы через сто пар шагов перейти на шаг:
— Не смертельно?
Она снова покраснела, но отрицательно помотала головой.
— Отлично! Сейчас мы чуть-чуть восстановим дыхание и пробежим очередные сто пар. Только теперь я задам темп бега и чуть-чуть отстану, чтобы посмотреть, как ты ставишь ноги, как работаешь руками и как дышишь. А вперед выбегу только перед очередным переходом на шаг…
Она чуть не умерла от стыда, но возражать не стала. И делала все, что я сказал, все время пробежки. На пятой сотне сбила дыхание и начала уставать. К двенадцатой взмокла. К семнадцатой вымоталась так, что еле переставляла ноги. Но все равно старалась дышать носом хоть иногда, держать руки на уровне груди и во время моих «уходов» за спину поддерживать заданный темп.
Округлять число сотен до двадцати я счел неразумным. Поэтому после восемнадцатой остановился и обратился к ученице:
— На сегодня бега хватит. Поэтому обратно мы пойдем шагом. Правда, достаточно быстро. А когда доберемся до дому, еще половину стражи посвятим упражнениям для укрепления тела. Но это будет потом, а сейчас я хочу, чтобы ты посмотрела туда, откуда мы прибежали, и обратила внимание на то, что заимки отсюда не видно.
Алиенна послушно остановилась, кинула взгляд в сторону нашей «крепости» и поежилась.
— Теперь повернись ко мне спиной и попробуй представить себе огромный лес, который нас окружает. А в самой его середине две маленькие песчинки — тебя и меня…
Девушка немного поколебалась, но все-таки повернулась лицом к опушке.
— Ты слышишь мой голос, знаешь, что я рядом, и вместо того, чтобы бояться, пытаешься открыть лесу душу… — продолжил я говорить, заметив, что ее начинает колотить. — Посмотри, в переплетении веток на вершине дерева, растущего прямо перед тобой, можно увидеть гнездо. И хотя отсюда птенцов не разглядеть, не так уж и сложно представить маленькие пушистые комочки с широко раскрытыми клювами и зажмуренными глазами. А на соседней ветке — их суетящуюся мать, собирающуюся лететь за очередным червяком или кузнечиком…
— Представила… — через какое-то время сказала Алиенна.
— А теперь закрой глаза и улыбнись этим птенцам… Теплому ветерку, который качает их гнездо, как колыбельку… Ати, который вот-вот поднимется над лесом и начнет согревать этих крох своими лучами…
— Теперь представь себе какую-нибудь речку… — продолжил я, увидев, что спина и плечи девушки немножечко расслабились. — Перекат с искрящейся водой, семейку бобров, которые деловито таскают с берега небольшие ветки, чтобы достроить начатую еще весной плотину. И маленького бобренка, который, мечтая им помочь, сражается на берегу с палкой в три своих роста…
После этих слов мелкая склонила голову к левому плечу, словно прислушиваясь к лесу.
— А теперь почувствуй себя тем самым ветерком, который только что качал гнездо-колыбельку, потом взъерошил усы на мордочке бобренка, а сейчас, здороваясь с тобой, игриво шелестит листвой…
— Если представлять все так, как вы говорите, то лес кажется добрым… — тихо сказала девушка. — И тогда закрывать глаза почти не страшно!
— Открой их, оглядись по сторонам, снова закрой и снова улыбнись. Лесу, Ати, маме, мне. И попробуй почувствовать, как мы улыбаемся тебе в ответ…
Договорив, я бесшумно скользнул вперед и вбок, посмотрел на лицо Алиенны и мысленно хмыкнул — она действительно улыбалась. Спокойно, открыто и, кажется, без страха…
…Всю основную часть тренировки, которую я устроил Алиенне на крыше «донжона», она выкладывалась так, как будто от каждого выполняемого движения зависела по меньшей мере жизнь. Вдумчиво и предельно добросовестно разминала суставы и связки, делала вращения и махи, училась правильно передвигаться и правильно дышать. Но никак не могла справиться со своим стеснением. Особенно во время упражнений, во время выполнений которых рубашка слишком сильно обтягивала грудь, когда грудь колыхалась или требовалось делать что-то такое, что не вписывалось в обычные представления о допустимом.
В итоге, во время махов ногой назад с упором на колено и обе руки, сообразив, что с каждым повторением упражнения ее стеснение только усиливается, я решил, что с ним надо что-то делать. Поэтому дождался, пока девушка закончит, присел перед ней на корточки и поинтересовался:
— Скажи, твоя кобылка красивая?
Она непонимающе нахмурилась, не сообразив, какое отношение кобылка может иметь к тренировкам, затем вспомнила о данной клятве и решила просто отвечать на вопросы, поэтому утвердительно кивнула.
— А мощный, полный сил волкодав, возлежащий рядом с надвратной башней и глядящий на проходящих мимо людей?
Она зажмурилась, видимо, представляя себе эту картину, и снова кивнула.
— А могучий бык, которого с трудом удерживают на месте несколько взрослых мужчин?
Тут она ответила сразу:
— Да!
— Как ты думаешь, что делает красивыми твою кобылку, этого пса и быка?
Алиенна растерялась:
— Не знаю…
— Правильно развитое тело, уверенность во взгляде, легкость движений и много чего еще.
— Хм…
— А теперь скажи, ты краснеешь, когда видишь их красоту?
Ее опять бросило в жар:
— Нет!!!
— Значит, красоту животных, растений и птиц оценивать можно, а красоту людей… страшно?
Ее ответ был таким тихим, что я его еле услышал:
— А разве это тоже страх⁈
— Конечно! Ты боишься, что кто-то увидит твой интерес, восхищение или другие чувства, поэтому теряешься. Этот страх тоже надо перешагнуть, поэтому я даю тебе задание на день: как можно внимательнее рассмотри свою маму, Майру, Найту и Вэйль, а потом попытайся понять, что делает красивой каждую из них…
…После того, как мелкая отзанималась и на подгибающихся ногах поплелась в баню мыться, я, наконец, смог заняться собой. Сначала умотал себя упражнениями на скорость и силу, затем сбегал за родовым мечом и почти половину стражи отрабатывал любимую связку отца — выхватывание меча из ножен с последующим рубящим ударом в шею противника. Первое кольцо повторял связку крайне медленно, стараясь, чтобы клинок двигался предельно плавно и по идеальной траектории. Потом постепенно начал добавлять скорости и силы, и в итоге дозанимался до пятен в глазах и гудения в перетруженных предплечьях.
В баню спускался страшно довольным собой. А когда унюхал запах пирога с яблоками, сорвался на бег, чтобы побыстрее помыться, одеться, вломиться на кухню и снять пробу. Желательно несколько раз. Увы, мои планы не вынесли столкновения с реальностью. Нет, помыться мне удалось быстро. И навестить кухню тоже. Но оказалось, что пирога там уже нет — его кто-то коварно похитил и уволок в обеденный зал! Покосившись на дверь, ведущую наружу и даже качнувшись в ее сторону, я вдруг понял, что пробовать пирог не побегу, ибо до ужаса соскучился по Майре. Поэтому подошел к ней, помешивавшей здоровой деревянной ложкой кукурузную кашу, и ласково растрепал волосы:
— У меня такое ощущение, что я тебя не видел целую вечность!
— У меня тоже… — грустно сказала она, прильнула ко мне и потерлась щекой о плечо.
— Бегал и тренировался с Алиенной, мылся один, завтракать буду в толпе… — «пожаловался» я. — Потом уйду в лес ставить силки и устраивать ловушки для незваных гостей…
— А меня утащит Тина и будет терзать до обеда… — в унисон мне поддакнула она. И неожиданно сорвалась: — Только зачем — никак не пойму: какими бы изысканными ни были мои манеры, смотреть будут не на них, а на лицо!
— У-у-у, девушка, а ведь тебя припекло намного больше, чем меня! — расстроившись, буркнул я, развернул Майру к себе, заглянул ей в глаза и ужаснулся, обнаружив в них жуткую неуверенность, очень сильную усталость и, почему-то безнадежность. — И это меня очень расстраивает…
Она опустила взгляд и виновато вздохнула. Пришлось придумывать аргументы, которые она могла услышать, и выбирать самые весомые:
— Во-первых, ты умудрилась забыть о том, что я считаю тебя Совершенством. Во-вторых, не видишь очевидного: я, глава Старшего рода, не совершаю необдуманных поступков. Значит, подняв тебя на вторую ступень в иерархии рода, прекрасно представлял все последствия этого решения. И, в-третьих, почему-то не понимаешь, что я тобой по-настоящему горжусь. Поэтому с огромным удовольствием представлю королю Зейну, покажу тебе Сад Роз королевы Сайнты и всю ту часть жизни благородной дамы, которую ты еще не видела.
— Нейл, ты чего⁈ — с болью в глазах воскликнула она. — Ну, какая из меня, в Бездну, спутница главы Старшего рода? Возьмешь с собой Найту или Вэйль. Решишь, что их показывать нельзя — ту же Тину или ее дочку…
— Ты бы променяла Генора, доживавшего последние годы своей жизни и израненного с ног до головы, на воина помоложе и поздоровей? — не на шутку обиделся я. — А меня, главу захиревшего рода без манора и вассалов — на какого-нибудь советника короля?
— Что за глупости? Ни за что! — возмущенно воскликнула она, потом сообразила, что я имел в виду, покраснела и уткнулась лицом мне в грудь: — Прости. Просто ты занят днями и ночами, а я хандрю…
— У меня нет никого ближе тебя. Да и вряд ли будет. Поэтому выброси из головы все эти глупости, разверни, наконец, плечи… и вспомни про кашу, а то она вот-вот подгорит!
Майра ойкнула, развернулась к кастрюле, а я склонился к ее ушку и добавил последний штрих:
— Я соскучился и пришел. Что мешает тебе делать то же самое?
— А если я вообще перестану выходить из твоей комнаты? — грустно улыбнулась она.
— Я расстроюсь! — честно «признался» я. — Но лишь потому, что придется мыться одному…
…На завтрак Майра явилась при полном параде — в темно-зеленом платье с золотыми вставками, с волосами, поднятыми и уложенными в затейливую прическу, и в подаренных мною украшениях. Выглядела она настолько великолепно, что Тина сделала ей комплимент, а обе хейзеррки одобряюще улыбнулись.
Села по правую руку от меня, как и подобает второму человеку в роду, в шутливой форме назначила ответственной за смену блюд Вэйльку и с легкостью влилась в разговор. А я, пододвинув к себе тарелку с кашей, сначала щедро напихал в нее кусочков сыра, а затем, заработав ложкой, принялся с интересом разглядывать остальных дам.
Оказалось, что всего за одну ночь, прошедшую со времени последнее совместной трапезы, в их отношениях между собой наметились изменения. Алиенна, обычно сидевшая между мной и своей матерью, перебралась к Вэйльке и что-то вполголоса с ней обсуждала. Тина, обычно уделявшая Майре чуть больше внимания, чем Найте, теперь с одинаковым удовольствием говорила с обеими. А мое доверенное лицо в шутливых перебранках стала частенько принимать сторону младшей хейзеррки.
Кстати, последняя, куда быстрее матери привыкнув к нашему обществу, очень быстро и легко приняла все неписанные правила поведения. Например, называла всех, кроме меня, по имени и на «ты» и такое же обращение к себе считала нормальным. С радостью бралась за любую работу по хозяйству и никогда не вспоминала про свое происхождение. Совершенно не задурялась правилами этикета, касающимися одежды, поэтому при необходимости без какого-либо стеснения надевала штаны. И не возмущалась, что я тренируюсь полураздетым. А еще она оказалась очень остра на язык. И иногда ляпала такое, что в улыбке расплывалась даже Алиенна, а куда более смешливые Майра и Тина смеялись до слез. При этом не язвила, не пыталась уколоть, а просто веселилась. Кроме того, выздоровев и нормально отъевшись, она из тощего, изможденного и невзрачного подростка превратилась в настолько красивую и гармонично сложенную девушку, что я даже «посочувствовал» ее деду, потерявшему такой великолепный инструмент для реализации своих планов.
Единственным человеком, чье настроение и состояние души меня беспокоило практически постоянно, была Найта. Так как, кроме непреходящей грусти по моему отцу и такого же постоянного беспокойства о своей дочери, она постоянно дергалась из-за мыслей о мстительности арра Харзаха, возможного визита в Лайвен очередной боевой звезды и нашего общего будущего.
Последнее, само собой, волновало и меня. Ведь я прекрасно понимал, что наше бегство на эту заимку — мера временная, и, рано или поздно мне придется решать, где и как дальше жить роду. Или разбираться с главой рода Улеми. Только обдумывать проблемы я предпочитал спокойно, без лишних эмоций, а не погружаясь в бездну отчаяния, как это делала Найта…
…Когда и тарелки, и кружки всех собравшихся за столом окончательно показали дно, а все разговоры стали крутиться вокруг будущего занятия, я объявил завтрак законченным, первым встал из-за стола и вышел из обеденного зала. Ломиться в лес объевшимся я счел неразумным, поэтому спустился в подвал, ввалился в небольшую оружейную, и, перебрав имевшееся там охотничье оружие, принялся приводить его в рабочее состояние.
Проверил и хорошенько смазал все восемь исправных арбалетов, отложил в сторону два десятка связок болтов, несколько силков, очень неплохой лук с двумя колчанами стрел и шесть самых приличных ножей. Потом пошарил по сундукам, выгреб из них разнообразное железо под будущие ловушки, и нашел мешок чуть подржавевшего чеснока. А когда закончил, прихватил четыре арбалета, четыре тетивы и столько же связок болтов, неторопливо пошел вверх по лестнице, и вскоре услышал спокойный голос Тины:
— … тратить время я не буду, поэтому во время занятий вы запомните и научитесь делать только то, что пригодится в реальной жизни. Через месяц-полтора, когда в ваших головах уложится самое необходимое, придет черед и для того, что сегодня я назвала лишним — моды наших бабушек, тонкостей взаимоотношений не самых влиятельных родов Маллора и соседних королевств, а также….
Следующей части ее монолога я не слышал, так как занимался делом — проверял, как открывается окна и насколько плотно закрываются ставни с бойницами в единственных незанятых покоях нашего этажа, раскладывал два арбалета, тетивы и четыре связки болтов на столе гостиной.
Пока шел от этих покоев к покоям Майры, услышал еще один кусок объяснений, в котором Лиин-старшая описывала какие-то тонкости подготовки благородных дам к выходу в свет. Перечислив десятка четыре деталей их, женских, туалетов, она объяснила, на что намекает наличие или отсутствие каждого из них, а затем полезла в такие дебри сочетаний их цветов, форм и размеров, что я искренне обрадовался тому, что являюсь мужчиной.
Пока я спускался в оружейную за оружием и болтами для комнат хейзеррок и обеих ар Лиин, а потом поднимался обратно, «подслушал» кусок ответа Майры, как я понял, пытавшейся описать наряд, который она наденет на какой-то званый ужин. А затем многоголосый хохот и подробное перечисление тех ошибок, которые она допустила, с язвительными комментариями.
Подниматься наверх только из-за ножей поленился. Поэтому, сложив силки и железо в два здоровенных мешка, умотал в лес. Где и пропадал до середины четвертой стражи.
Вернувшись в «крепость» и закрыв за собой калитку на засов и висячий замок, обнаружил, что с кухни уже пахнет обедом, а из конюшни доносится веселый смех. Заглянул, полюбовался на идеально вычищенные стойла и чумазые лица чем-то довольных женщин, и сообщил, что вернулся голодным…
…После очень сытного обеда, когда, откинувшись на спинку кресла, я неторопливо потягивал взвар, а Вэйль с Алиенной носились на кухню и обратно, унося грязную посуду, Майра ненадолго пропала. А когда вернулась в зал, то потребовала тишины, вручила каждой даме по свертку и сказала, что это подарки «начинающим хозяйкам от главы рода Эвис и его правой руки».
Первый предмет — поварской колпак, лежащий сверху — «начинающие хозяйки» встретили веселым смехом и шутливыми советами по поводу блюд, приготовление которых каждой из них срочно требуется освоить.Домашние тапочки тут же нацепили и сочли нужными. А на банные халаты отреагировали по-разному. Тина и Вэйль мгновенно накинули их себе на плечи, покрутились на месте, любуясь, как развеваются полы, и заявили, что вечером их обязательно надо будет примерить. Найта свой развернула, кажется, только из уважения ко мне и к Майре. После чего сказала, что он красив, но слегка коротковат, и положила на соседнее кресло. А мелкая, покраснев до корней волос, спряталась за спину мамы. Откуда и поблагодарила.
Как оказалось, фраза про «примерить» была не сотрясением воздуха, а предупреждением о намерениях. Где-то через стражу после ужина, когда мы с Майрой, чисто вымытые и пахнущие душистым мылом, полулежали в креслах предбанника, не торопясь, прихлебывали чуть подостывший взвар и болтали о всякой ерунде, к нам ввалились ар Лиин-старшая и младшая хейзеррка. Возникнув на пороге, они заявили, что отдыхать без них абсолютно безнравственно, потребовали оставить что-нибудь попить и ушли мыться. А через некоторое время вышли обратно. В халатах! И попадали в свободные кресла!
Честно говоря, я ненадолго потерял дар речи. И совсем не из-за подаренного им предмета одежды — плотная ткань не просвечивала, запахнутый халат демонстрировал куда меньшую часть груди, чем вырез на любом бальном платье, а достаточно длинные полы скрывали ноги до середины голени. Нет, меня удивило другое — спокойствие, которое демонстрировали обе дамы. И непоколебимая уверенность в том, что ношение этой вещи в моем присутствии совершенно нормально…