ЭТНОС. Часть первая — ’Парадигма’

Глава 2. Негропарадайз

Рядом с нашей машиной паркуется другая, и я со злорадным удовольствием наблюдаю, как у Слона перекашивается физиономия. Его дорогущий пафосный внедорожник на этом фоне выглядит убогой телегой, брошенной за негодностью ассенизационным обозом.

— Вот и всё у них так, — говорит он с плохо скрываемой завистью, — выпендрёжники! Надо же, сам приехал…

— Кто?

— Пошли, познакомлю.

Представительный, холёный, хорошо одетый мужчина стоит возле своего транспортного средства, которое можно охарактеризовать только словом «обалдеть», что Нагма немедленно и проделывает.

— Обалдеть, красотища! — громко восхищается она незнакомой школой промышленного дизайна, разглядывая автомобиль.

Мужчина чуть-чуть, одними уголками губ, улыбается такой непосредственности.

— Господин Мейсер Ковиарди, — представил его Слон.

— Можно просто Мейсер, — улыбнулся мужчина.

— Это мой заместитель Док и его дочь Нагма.

— Наслышан, — улыбается тот, протягивая мне руку.

Ладонь сухая и твёрдая, рукопожатие крепкое и уверенное. Мужчине на вид около сорока, но это, скорее, трудно формулируемое «отсутствие возраста», которое я уже видел у тех, кто вольно обращается с личным ресурсом времени. Лицо правильное, располагающее, хотя и несколько жестковатое, подбородок с волевой ямочкой. На прямом породистом носу большие очки с затемнёнными стёклами. Одет в нечто среднее между военным кителем и гражданским полупальто, под которым виден необычного покроя костюм. Человек смотрится так же стильно, как машина, и я просто вижу, как у Нагмы ручки чешутся его рисовать.

И всё же что-то мне в нём сразу не нравится. Не то интуиция работает, не то зависть.

— Не будем терять времени, — сказал Мейсер. — В этой формулировке многовато внутренней иронии, но вы, я надеюсь, ещё получите возможность её оценить.

— Выпендрёжник, — снова бурчит Слон, заводя машину.

Наш сопровождающий сел в свою. Приоткрыл на секунду сногсшибательную роскошь салона и снова отгородил её непрозрачными снаружи стёклами.

Шикарная машина стартовала резко и бесшумно, Слон, выругавшись, вдавил педаль газа в пол, чтобы не отстать. Мы рванули по пыльному заброшенному шоссе, но оно почти сразу куда-то делось. Внезапно мир вокруг моргнул, и оказалось, что мы едем в каком-то туманном подобии придорожного пейзажа, через который смутно проступают размытые силуэты не пойми чего. Я видел такое однажды, поэтому рефлекторно поёжился.

— Это же… Как бишь его… Какое-то межпространство?

— Обычно его называют просто «Дорога», — сказал Слон мрачно. — Куда удобнее кросс-локусов, но, увы, я в такое не умею. Да и оборудования нет.

— А у него, — я кивнул на маячащие впереди габаритные огни, — значит, оборудование есть?

— Да хер его знает, чего у него есть. Навскидку я бы сказал, что всё.

— Откуда он взялся такой красивый?

— Не поверишь, один из моих первых клиентов. Ещё когда я в проводниках подвизался. Давно дело было. Ушлый такой паренёк, из сталкеров.

— Ты же не любишь сталкеров?

— Терпеть не могу, — признался Слон, — в большинстве своём они мародёры, грабители могил и просто жадные идиоты. Но этому, видать, повезло. Впрочем, в нём с самого начала были задатки видны. Не дурак, осторожный, продуманный, скрытный, всегда особняком держался. Я его водил несколько раз, но потом он вроде как-то сам навострился. Или кого другого нашёл, не знаю. Долго его не видел. А потом Мейсер объявился — уже с большими деньгами и своими задачами. Тебя как раз с нами не было, он нанимал несколько раз команду. Платил хорошо, найм был без гнили, задачи внятные. С тех пор мы с ним, пожалуй, приятельствуем. На деловой основе, но всё же. Бываю у него в гостях, там… В общем, сам увидишь.

— И что у него за бизнес такой сытый?

— Буст-команда. Но он тебе расскажет куда лучше, чем я. Обожает похвастаться, выпендрёжник. Но врать не буду, есть чем.

— Можно хотя бы вкратце? В рамках общей эрудиции. Чтобы совсем уж валенком в разговоре не выглядеть.

— Ну, в самых общих чертах, они прогрессоры…

— Нас можно, пожалуй, со всем основанием назвать «прогрессорами», — Мейсер полусидит-полулежит в кресле с бокалом в руке, и кресло это является тем идеалом мебели, о котором, не подозревая того, мечтает каждая жопа в Мультиверсуме.

Я это точно знаю, потому что сижу в таком же. И грубое слово «сижу» никак не отражает божественный процесс пребывания в оном. Уж не знаю, как этого удалось добиться его создателям, но реально оргазм всей задней части организма. Никогда в жизни я не получал столько наслаждения просто от того, что давлю задницей мебель.

— Посмотрите вокруг! — сказал он, сделав красивый жест бокалом. — Вам нравится то, что вы видите?

— Я в полном ахуе, — признался я честно.

Я в нём пребываю с того момента, как мы, прокатившись по странным туманным путям междумирья, вынырнули на окраине здешнего города. Катящаяся впереди машина, только что поражавшая глаз совершенством дизайна, вписалась в его архитектуру, как бриллиант в платиновый перстень. Пока мы неторопливо ехали по широчайшему проспекту, Нагма прилипла лицом к стеклу, и я уже начал всерьёз опасаться, что она теперь останется навеки курносой и пучеглазой.

— А-а-а! У-у-у! Ы-ы-ы! — подвывала она, как в детстве. — Я сейчас лопну от восторга! Какая красота! Так не бывает!

Город идеально расположен между двух зелёных гор в широкой долине, гармонично выливаясь из неё на морское побережье. От множества городов в разных мирах (а мне за годы контракта довелось повидать немало) он отличается тем, что кажется созданным в один миг.

Обычно города растут, как опухоль: старый центр прирастает новыми кварталами, те ещё более новыми, эти — новейшими, потом идут унылые коробки спальных районов, потом субурбии и прочие пригороды. Даже богатые столицы, строящиеся в рамках единого генплана, всегда несколько эклектичны, их эстетика либо размыта новостроем, либо локализована в каком-нибудь историческом центре. Здесь же сразу создаётся впечатление, что весь город от центральных зданий до последней лавочки в пригороде нарисован, как идеальная картинка, и по ней же дотошно построен. Гениально вписанный в пейзаж и великолепно продуманный внутри, он неправдоподобно хорош. Перечеркивают небо воздушно-лёгкие эстакады, впиваются в облака изящные шпили высоток. По шикарным улицам среди великолепных домов едут роскошные машины, и даже если среди них есть какой-то местный «лоукост», то я не могу выделить его среди потенциальных «роллс-ройсов». По широким тротуарам среди аккуратно подстриженных кустов и деревьев прогуливаются ярко одетые люди. И лишь одно меня смутило.

— Слон, а чего они все чёрные-то?

— Что вас больше всего удивило здесь? — продолжил выспрашивать меня Мейсер.

— Цвет кожи аборигенов, пожалуй.

— Как интересно! А почему?

— Я помотался по Мультиверсуму, но беспримесно чернокожих этносов нигде не встречал. Чисто белых — да, хотя и редко. Чисто азиатов — тоже. Разнообразных мулатов-метисов — сколько угодно. Мультирасовый мир — сам в таком вырос. Но целый срез чернокожих почему-то вижу впервые. Вроде бы, по логике, удивляться нечему, но всё равно как-то странно.

— Отчасти вы правы, — кивнул Мейсер, — в моей практике это тоже единственный чернокожий монорасовый срез. И он не всегда был таким. Некогда население представляло большее генетическое разнообразие, но здешний коллапс имел расово-неравномерную природу.

— Этот мир прошёл коллапс? — поразился я, невольно выглядывая в широкое, во всю стену, окно.

— А так и не скажешь, да? — засмеялся Мейсер.

Я видел много постколлапсных миров, и все они либо полностью вымерли, либо жалкие остатки выживших влачат крайне убогое существование на обломках.

— Когда мы пришли сюда, аборигены уже успели частично оправиться и нарастить численность населения, но пребывали на уровне развития, соответствующего в вашем мире примерно раннему средневековью. Уже есть железо, чтобы пырнуть им ближнего своего, но оно ещё слишком дорого, чтобы сделать из него плуг. Нам пришлось много поработать с их обществом, но посмотрите на результат! Впечатляет?

— Не то слово, — признал я. — И как вам это удалось?

— То самое «прогрессорство», с которого мы начали наш разговор. Технологии работы «буст-команды», услуги которой мы теперь предлагаем на платной основе в разных срезах, оттачивались здесь. Это был мир-полигон, ставший в итоге нашим шедевром. Я, признаться, горжусь им.

— И заслуженно, — кивнул я, отхлебнув вина из бокала.

Надо ли упоминать, что оно оказалось великолепным?

— И как много времени у вас на это ушло?

— Довольно много, — признал Мейсер, — но учтите, что это был наш первый серьёзный проект. Сейчас технологии отработаны, мы справляемся гораздо быстрее.

— И всё же сколько? Десять лет? Двадцать?

— Ну что вы, — засмеялся он. — Порядка пятисот.

— Вам… Так много? — поразился я.

— Нет, конечно! — захохотал Мейсер, явно наслаждаясь моей растерянностью. — Я выгляжу моложе своих лет, но не настолько. Мы с вами примерно ровесники, Док.

— Но… Как тогда?

— Давайте отложим этот разговор до встречи с моей командой. Объяснение некоторых вещей лучше доверить тем, кто в них действительно разбирается. Я же занимаюсь стратегическим планированием. Сейчас вам стоит отдохнуть с дороги, переварить впечатления, а также успокоить дочь. Встретимся за ужином, тогда и продолжим беседу.

— Успокоить дочь? Что с ней?

Отрада отцовских очей скачет на кровати, как обезьянка, но, увидев меня, падает в постель лицом вниз и застывает неподвижно.

— Что с тобой, колбаса?

— Сам сосиска, — отвечает она невнятно, не вынимая лица из простыней. — Погладь, ну, погладь, давай!

Я растерянно провёл ладонью по её растрёпанным волосам.

— Да не меня! Постель! — задрыгала босыми ногами Нагма.

Я потрогал простыни и понял, о чём она. В них хотелось замотаться и провести так остаток жизни. Мне доводилось как-то щупать настоящий натуральный шёлк, так вот — он, по сравнению с этой тканью, просто старый брезент.

— Скажи мне, отец, только честно, — она перевернулась на спину, и на меня уставились её пронзительные зеленущие глаза. — Мы умерли?

— Э… Что?

— Стоп, неправильно спросила, — она помотала белобрысой головой, потом потёрлась щекой о простыню и тихо мурлыкнула. — Я умерла, да? Меня всё-таки нашли и убили, и теперь всё ненастоящее? И ты тоже?

Она подкатилась ко мне, подскочила на кровати, вцепилась мне в плечи, потёрлась щекой об мою щеку, лизнула её, а потом вдруг сильно куснула мочку уха.

— Эй, — сказал я, — больно же.

— Нет, — она упала на спину и откатилась обратно. — Ты, кажется, как всегда. Зануда, борода колется и не мешало бы принять душ.

— Зануда?

— Ой, отстань. Так мы оба умерли?

— С чего вдруг?

— Здесь всё слишком. Так не бывает. Слишком мягко, слишком красиво, слишком вкусно.

— Вкусно?

— Там печеньки на столике, попробуй — ум отъешь.

— Поверю на слово. Ум мне ещё пригодится.

— А главное, пропало это ощущение.

— Какое?

— Что меня ищут. Пока оно не исчезло, я даже не знала, как это на меня давило! Как будто тащила на плечах собственный труп.

— Ну, ты и скажешь…

— Да, так вот, я подумала, что меня, наверное, уже нашли. И убили. Если человека внезапно убить, он, пожалуй, и не заметит. Я так думаю. Просто всё сначала станет очень странным, а потом, наверное, исчезнет. И страннее этого, — Нагма подняла с постели руки и ноги, указывая ими в четыре стороны сразу, как морская звезда, — я ничего отродясь не видала. Я только не могла решить, убили нас с тобой вместе, или ты тоже мне кажешься. Сначала думала, что кажешься. В идеальной загробной жизни у меня идеальный загробный папа. Но ты нифига не идеальный, так что я передумала. Кроме того, фиг бы ты дал кому-то меня так запросто убить, да?

— Определённо, — согласился я.

— Значит, тебя убили тоже. И у нас общий посмертный экспириенс, один на двоих. А вот насчёт Слона я не уверена. Может быть, он этот, как его… Проводник душ. Хотя нет, вряд ли. Проводник, наверное, тот мужик на красивущей тачке. Он лучше подходит. А Слона, наверное, тоже убили. Нас ведь если убивать, то всех разом, а то отомстим!

Нагма снова зарылась лицом в постель, и последние слова звучат невнятно.

— Интересная теория, — признал я. — Но её легко проверить.

— Как? — её лицо вынырнуло из мягких складок ткани, зелёные гляделки уставились на меня с любопытством.

Уже не первый раз за последнее время она ставит меня вот так в тупик. Не могу понять, насколько это игра, а насколько всерьёз. Может быть, она и сама этого не знает.

— Подождать, пока захочется писать. Если приспичит, то ты точно живая. Мёртвые не писают.

— Блин, а точно! — засмеялась она. — Давай подождём.

Она подняла руки, вцепилась мне сзади в плечи и уложила на кровать. Матрас оказался каким-то фантастически удобным, моя спина возликовала. Так, и правда, поверишь, что в рай попал.

Нагма подкатилась ко мне, легла на живот рядом и положила голову острым подбородком на грудь.

— Я хочу хотеть писать! — объявила она, подумав. — Самое странное желание в моей жизни. Если это, конечно, ещё моя жизнь.

— Скоро узнаем, — сказал я серьёзно.

— Пап, ты меня любишь? — спросила она вдруг после паузы.

— Больше всего на свете, — подтвердил я.

— А если окажется, что я всё-таки умерла, ты сильно расстроишься?

— Я ведь вместе с тобой умер, забыла?

— А, ну да, точно.

Она помолчала, задумчиво елозя голыми коленками по простыням, потом спросила снова:

— А если бы нет? Расстроился бы?

— Не то слово. Мне тогда и жить незачем.

— Не, — она перевернулась на спину, скатившись затылком мне на живот и теперь смотрит в потолок. — Так неправильно.

— А как правильно?

— Не знаю.

— Вот и я не знаю, колбаса.

— Как ты думаешь, мама меня вспоминает? — внезапно переключилась она. — Хоть иногда?

— Думаю, она очень по тебе скучает, — соврал я.

Ничего такого я не думаю. Уже скоро пять лет как её унесло куда-то с Калебом, и она определённо могла бы дать о себе знать. Если бы хотела. Калеб, вон, дважды с тех пор объявлялся.

— Я когда решила, что умерла, то подумала: «А мама-то и не знает!» А потом подумала, что ей, может быть, и плевать.

— Часто о ней вспоминаешь? — спросил я, чтобы не врать ребенку снова.

— Иногда. Чаще, чем раньше. Думаю, какой она была в четырнадцать. Такой же как я, или другой? Было ей так же странно от себя?

— Наверняка, — сказал я. — Не забывай, она росла в кыштаке. Вряд ли там подробно объясняют девочкам особенности процесса взросления.

— Да уж. Я уже почти забыла, каково там. Казалось, что ничего, норм. А сейчас подумаешь — ужас-ужас же. Козы эти. Одежда. Холод. Еда. Бе.

— Что бе, то бе, — согласился я.

— А знаешь что? Если я умерла, то всё правильно.

— Что именно?

— После смерти попала в антикыштак. Специальное место с офигенными простынями для тех, кто родился на вонючих шкурах.

— Глубокая теория, — оценил я, — но я всё же не думаю, что ты умерла.

— Я тоже, — вздохнула она. — Мне уже хочется писать, просто встать лень.

— Отнести тебя? Сказать «пись-пись-пись»?

— Фу, прекрати! — Нагма встала, потянулась и пошла к двери в здешний санузел.

Зайдя, она немедленно выскочила обратно, выпучив зелёные глаза.

— Ты это видел, ну?

— Видел, — подтвердил я, ранее посетивший аналогичное помещение в своих апартаментах.

— Охренеть же, да?

— Абсолютно согласен.

Ужин сервирован так, словно мы ждём Императора Вселенной. Но не исключено, что тут всегда так питаются. К такому столу захотелось переодеться в смокинг, но у меня отродясь не бывало смокингов. Впрочем, самыми шикарно и изысканно одетыми оказались внезапно слуги — чернокожие красавцы и красавицы с белоснежными улыбками идеальной зубной формулы, наряженные так, что наши кинозвезды на вручении «Оскара» разбежались бы в слезах убивать своих модельеров. Хозяева же стола вышли к нему одетые совершенно казуально, что выглядит странным диссонансом с прислугой.

— Позвольте представить вам наших гостей, — сказал Мейсер, постучав серебряной (а может, и платиновой) ложечкой по бокалу немыслимой тонкости и изящества. — Со Слоном вы знакомы, а это его заместитель Док и его очаровательная дочь Нагма. У вас всех будет возможность пообщаться с ними лично, а пока я, с вашего разрешения, кратко представлю вас. Итак, начнём по часовой стрелке. Теконис!

Мужчина с морщинистым худым лицом привстал и отсалютовал нам бокалом. Свет в обеденном зале неяркий, но он в глухих тёмных очках в массивной латунной оправе с металлическими боковинками. Они выглядят как некое техническое устройство, а не имиджевый аксессуар. Одет в нечто винтажно-старомодное, вызывающее ассоциации со словом «сюртук», хотя я не уверен, что знаю, как он выглядит.

— Наш специалист по физике фрактала, — кратко представил его Мейсер. — Вам есть о чём с ним побеседовать. Александр Павлович!

— Генерал Корц, с вашего позволения, — чётко, как складной метр, поднялся со своего места человек с лицом военного. Суровый, с квадратной челюстью, коротким ёжиком полуседых волос, классическими офицерскими усами и бледно-серыми стальными гляделками. Слуга царю, отец солдатам, надо полагать, хотя глаза слишком умные для такого кирзового имиджа.

— Генерал, наш главный военный эксперт, — продолжил Мейсер, — если наше сотрудничество состоится, он будет одним из тех, кто ставит вам задачи. Антонио, будь так любезен, отвлекись на секунду.

Пухлый лысеющий бородач в растянутой футболке рассеянно поднял глаза от какого-то гаджета, похожего на узкий планшет.

— Да, что? — спросил он без особого интереса.

На вид ему лет тридцать, причём, в отличие от остальных, скорее всего, натуральных. Глаза у него небольшие, близко посаженные, и, несмотря на отсутствие очков, производят впечатление близорукости. Так бывает у людей, прошедших коррекцию зрения — зрение уже нормальное, а мимика «напряженного приглядывания» осталась.

— Антонио Беневанто, специалист по вычислительным системам, — представил его Мейсер.

— Рад знакомству, — равнодушно сказал тот и уткнулся в свой гаджет обратно.

— Антонио — тот человек, который знает, какая информация вам нужна, раньше, чем вы сами это поняли. Фредерик…

— Я думал ты меня уж не представишь, — приветливо помахал мне рукой растрепанный седой бородач с располагающим улыбчивым лицом. — Просто Фред, ради бога.

Он одет в лёгкую джинсовую куртку. Закатанные рукава открывают жилистые предплечья, а мимические морщины на лице выдают преобладание улыбки над другими гримасами. Пожалуй, единственный, кто вызвал во мне симпатию с первого взгляда. Может быть, потому что выглядит моим ровесником. На вид мы с ним два самых возрастных человека в зале, но он похож на стареющего битника, а я чёрт знает на что похож.

— Фред — технолог-энциклопедист, — пояснил Мейсер. — Человек, знающий как из самовара сделать паровоз, а из паровоза — космолёт.

— А уж что я могу сотворить из пластиковой бутылки, фольги и пары зубочисток! — смеётся тот.

— И последний, но не по значению, член нашей команды…

— Не надо называть меня «членом», Мейс, — интересное, но жестковатое лицо женщины «неопределенно за тридцать», короткая причёска, строгие серые глаза. — И я могу сама представиться. Джулиана Ерзе, доктор социологии, эксперт по этнодинамике. И давайте уже ужинать.

— Как скажете, доктор Ерзе, — кивнул Мейсер, — приступим!

Передо мной склонилась умопомрачительно стройная негритянка в открытом платье, широко улыбнулась белоснежными зубами и с поклоном поставила на стол блюдо с каким-то мясом.

— Вина, господин? — спросила она глубоким бархатным голосом.

— Если несложно, — кивнул я.

— Служить вам — честь для меня, — ответила женщина, ловко и точно наполняя бокал.

Надо же, как тут всё интересно устроено.

После ужина Мейсер пригласил нас со Слоном в отдельную небольшую комнату, которая могла бы сойти за переговорную, не будь она столь роскошна. Кроме нас троих там уже сидит тот, который спец по фракталам, ну, в очках ещё… Как бишь его?

— Профессор Теконис, — очень своевременно освежил мою память Мейсер, — поможет мне разъяснить некоторые особенности нашей работы.

— А мне точно надо их знать? — уточнил я.

Ужин был чертовски вкусным, вино великолепным, кресло — само совершенство, вид из окна — выше всяческих похвал. Не хотелось портить впечатление ценником, который нам сейчас выставят.

— Мой друг и заместитель, — торопливо вставил Слон, — не в курсе сделанного нам предложения. Я решил, что вы изложите всё точнее.

— Вы правы, — кивнул Мейсер, — к чему пересказы? Давайте обсудим это напрямую. Итак, речь идёт о долговременном контракте. В перспективе — почему нет — о слиянии компаний. Но давайте не будем забегать вперед. Условия, которые мы предлагаем, вы уже могли частично оценить, и, думаю, в ближайшее время оцените их ещё глубже. Детально ваше вознаграждение мы обсудим позже, но поверьте, оно более чем щедрое по любым меркам. Давайте пока исходить из того, что оно вас устроит, ладно?

— Давайте, — согласился я.

За одно кресло под моей жопой можно душу продать, но для торга всегда есть место. Мало ли, что они захотят в нагрузку к душе.

— Тогда, — довольно кивнул Мейсер, — перейдём к тому, за что это щедрое вознаграждение будет выплачиваться. Ведь именно это вы хотите услышать, не так ли?

— Хочу, — кивнул я.

Главный обращается именно ко мне, а значит, Слон, надо полагать, уже их с потрохами. И это вызывает во мне некоторое недоумение.

— А почему вы просто не наняли нас через него? — указываю я на командира. — Не припоминаю, чтобы наниматели частной военной компании вели бы индивидуальные переговоры с бойцами или, к примеру, командирами подразделений. Обычно заключается контракт, который подписывает ответственное лицо, а остальным просто командуют «Ать-два, левой!».

— Действительно, — согласился Мейсер, — если бы нам нужна была просто боевая группа, мы бы так и поступили. Собственно, ранее мы нанимали вашу группу именно таким образом. Однако сейчас речь идёт о более глубокой интеграции и несколько ином спектре задач.

— Звучит очень… Уклончиво. И неконкретно. И в силу этого, уж извините, подозрительно. Сыр в этой мышеловке, — я обвёл рукой роскошный интерьер, — чертовски вкусный, но боюсь, что и хвост она прищемит больно.

— Прекрасно понимаю ваши опасения, уважаемый Док, — не стал спорить Мейсер. — Поэтому первым раскрою карты. Итак, как вы уже поняли из замечаний общего характера, наша команда предоставляет услуги социально-технического бустинга условно отсталых миров. Или, если угодно, прогрессорства. Мы помогаем этносам пройти за короткое время тот путь, который в естественных условиях занял бы столетия. Сейчас мы гарантируем заказчикам буст на порядок — сто лет за десять, — но это минимум. Наши компетенции растут, технологии совершенствуются, нарабатывается бесценный опыт. Наилучший достигнутый показатель сейчас — один к двадцати пяти. То есть век за четыре года. Это возможно, увы, не при всех стартовых условиях. Но даже один к десяти, согласитесь, недурно. Воспользовавшийся нашими услугами этнос экономит немало ресурсов, в первую очередь, человеческих, совершая за одно поколение рывок, который в нормальных условиях занял бы три-четыре. Как правило, это даёт ему достаточное преимущество для дальнейшего безусловного доминирования в своём мире, что само по себе становится долговременным вложением в развитие, которое продолжается даже после прекращения нашего вмешательства.

— Тащите за шиворот из каменного века в космический?

— Это серьёзное преувеличение, — покачал головой Мейсер. — На таких больших социально-технических диапазонах буст просто не окупится. В каменном, как вы выразились, веке просто нет структур, способных принять нашу помощь, а самостоятельное их выстраивание слишком трудоёмко. Впрочем, дело даже не в этом — на нижних ступенях развития этносов в них просто отсутствуют акторы, способные осознать предложенную услугу, принять её и гарантировать оплату.

— А можно полюбопытствовать, чем же они расплачиваются?

— А вот этого нельзя, — резко оборвал меня Мейсер, — это, уж простите, коммерческая тайна. Вы получите вознаграждение в иных, более общеупотребительных в Мультиверсуме ресурсах, а проблемы конвертации оплаты оставьте нам.

— Допустим, — пожал плечами я. — Но я всё ещё не понимаю, зачем вам мы.

— Прежде всего, ваша команда нанимается по прямому назначению. Прогрессорство — довольно конфликтная активность. Быстрый рост одних создаёт отставание других, а не имея возможности догнать соседей, можно попытаться их затормозить. Например, устранив фактор роста.

— То есть вас, — констатировал я.

— Именно. Доверять свою жизнь аборигенной охране при этом категорически не рекомендуется, потому что она может быть легко подкуплена или идеологически мотивирована. Поэтому группу силовой поддержки мы приводим с собой. Специализация вашей команды — сопровождение, охрана и экстракция, у вас хороший послужной список и отличные рекомендации, кроме того, что немаловажно, мы с вашим командиром давно знакомы, — Мейсер кивнул в сторону Слона.

— Пока всё логично, кроме этого самого разговора. Для найма он излишен.

— Для найма — да, но в этот раз мы предлагаем нечто большее чем найм. Теконис, вам слово…