Помимо официальной версии событий, изложенных в данной главе, существует и альтернативная, апокрифическая. По сведению ряда историков, раб Ивернес утверждал, что леди Бригитта прибыла к месту первого боя потрясателя вселенной несколько позже, чем гласит официальная версия. Более того, он утверждал, что лично выжег глаза первой жертвы лорда Павла каленым железом, причем не по приказу повелителя, а самовольно, поскольку лорд Павел после боя впал в тоску, стал бредить и употреблять в разговоре взаимоисключающие параграфы наподобие того, что побежденных врагов надо прощать.
Отметим, что различия между официальной и апокрифической версиями первого боя лорда Павла непринципиальны. Проявил ли лорд Павел минутную слабость или нет, на дальнейшие события излагаемой истории это ничуть не повлияло.
Они пришли к оврагу, Павел спустился к воде, а Ивернес остался наверху. Павел приступил к магическим испытаниям.
Прежде всего он еще раз проверил «полет крысы», чуть не убивший его вчера. Повторять заклинание было страшно, прямо перед глазами чернела яма, которую он вчера пробил в грязи собственной задницей, осваивая эту самую магию. Сегодня края ямы заметно оплыли, но выглядела она все еще зловеще. И еще вокруг валялись ветки и листья, которые Павел вчера ободрал с дерева, безуспешно пытаясь справиться с заклинанием.
Сегодня все прошло как по маслу, волшебство сработало именно так, как должно было сработать. Павел взмыл в воздух метра на четыре, протиснулся через узкий промежуток между двумя деревьями, плавно проплыл по воздуху прямо перед Ивернесом и спустился вниз, не упал, как в прошлый раз, а именно спустился, медленно и плавно. Заклинание работало безупречно. Регулируя степень прозрачности нижнего квадранта, можно подниматься и опускаться, а задействуя боковые квадранты, можно двигаться горизонтально, только ветер немного напрягает, приходится вносить поправки, но к ветру можно привыкнуть, надо лишь попрактиковаться побольше. Но это подождет.
Павел разложил на траве изорванную хламиду и стал сосредоточенно разбирать собственную тайнопись. Некоторые буквы чуть-чуть поплыли, но это не мешало чтению, гораздо больше мешали разрывы ткани, не всегда можно было сразу разобрать, какая строка продолжает какую. Но если немного напрячься, все можно понять по контексту.
Более неприятно другое. Большинство заклинаний имеют собственные имена, не связанные напрямую ни с назначением заклинания, ни с сутью выполняемых действий. «Полет крысы» — это еще понятно, а вот, например, «ду ду ду ду ду» — что это такое? А что такое «место на линии»? В предлагаемых магических действиях ничего ужасного вроде нет, да и вообще никакого смысла не видно. Может, попробовать?
Павел попробовал вначале «ду ду ду ду ду», а затем «место на линии». На первый взгляд ничего не произошло. На второй взгляд — что-то изменилось в напряженности и направленности магического поля, особенно вокруг той ямы, которую вчера создал Павел собственной задницей. Похоже, в яме идет какой-то магический процесс, но что это за процесс — Павел не понимал. Наверное, потом станет понятно. Будем надеяться, здесь не появится черная дыра, которая сожрет всю планету. Или этот мир не планета, может, он плоский? Впрочем, какая разница?
Следующее заклинание — «сплошной файрбол». Ну, здесь все понятно, мозг даже не попытался проинтерпретировать это слово как «огненный шар». Попробуем. Открыть пустоту, сложить руки предписанным образом, за исключением того, что левый указательный палец поместить не поверх правого среднего, а под правым безымянным, а также согнуть левый мизинец только в первой фаланге, но не во второй… А что это, хотелось бы знать, за предписанный образ сложения рук при метании файрбола? Может, тот самый жест, который пытался сложить Людвиг, когда Хортон устроил его бой с Павлом? Ну-ка…
Павел сложил руки предписанным образом, затем переместил пальцы в соответствии с инструкцией и последовательно провел все нужные манипуляции с ультимативной силой. Смысл этих манипуляций был непонятен, пляски с бубном какие-то. Силовые линии вокруг рук Павла изменили напряженность и направленность, в магическом зрении это выглядело, как будто Павел зажал в руках какой-то незримый веник. Теперь осталось только навести этот веник на цель и освободить силу.
Толстая огненная струя вырвалась из рук Павла и ударила в болото. Зашипело, над водой вздыбились клубы пара, обезумевшая лягушка вылетела из этого облака и улетела в сторону по красивой параболе. Резкий запах горелой органики ударил по ноздрям, в лицо дохнуло жаром.
Павел попытался расцепить руки, но это было невозможно, они как будто склеились вместе. Не понимая, что делает, Павел повернулся в сторону, струя огня задела куст, растущий рядом, он вспыхнул и выгорел дотла за считаные секунды, жар стал нестерпимым. Павел отскочил в сторону, волшебное пламя крутанулось и рубануло по стволу дерева, растущего над обрывом. Дерево превратилось в большой факел, вниз посыпались искры.
Павел почувствовал, что впадает в панику. Он не мог остановить заклинание, никак не мог! Дурацкая привычка выполнять инструкцию последовательно, по шагам, по мере прочтения. Ну что стойло дочитать описание заклинания до конца и только потом проверить его на практике? Это не программа, тут не действует правило «написал оператор — проверь в отладчике», это магия, это реальная жизнь!
Воздух заволокло дымом, горело все, что могло гореть, лишь вокруг ног Павла осталась небольшая площадка, не тронутая огнем. К счастью, волшебное пламя было обычным пламенем, оно не обладало свойствами ни напалма, ни термобарического заряда. А то пришел бы Павлу конец прямо здесь.
Павел направил огненный меч вверх. Наверное, это красиво выглядит из замка — здоровенная огненная колонна, вздымающаяся высоко в небо и качающаяся из стороны в сторону, в такт дрожащим рукам мага. Впрочем, какой он маг? Убогий самонадеянный недоучка!
Однако шанс, кажется, еще есть. Немыслимо изогнувшись, Павел дотянулся взглядом до текстового описания сплошного файрбола. Вот оно! Все просто, расцеплять замок надо в определенном порядке, начиная с безымянного пальца, иначе не получится. Ну-ка, попробуем… Получилось!
Павел перевел дыхание и огляделся по сторонам. Вокруг полыхал ад. Деревья и кусты горели, клубы дыма вздымались к небу, нестерпимый жар опалял лицо, дым разъедал глаза и легкие, каждый вдох был пыткой. Павел подхватил с земли рваную расписанную хламиду, приложил ко рту, сразу стало легче, несмотря на мерзкую вонь, издаваемую пропотевшей одеждой. Надо выбираться отсюда.
Гром ударил с ясного неба. Первый удар был сравнительно негромким, а затем заревели и затрещали раскаты, они все гремели и не прекращались, и Бригитте стало интересно, что происходит.
Она вышла на крыльцо и увидела, как голубой небосвод перечеркнула огненная полоса. Это длилось лишь одно мгновение, полоса исчезла, а в том месте, где она только что была, вспух огромный клуб светло-серого дыма. Через пару секунд донесся треск разгорающегося пожара.
Бригитта сразу поняла, где это происходит. Это тот самый ручей, у которого она так любила сидеть, любуясь течением неспешной воды, наслаждаясь видом природы, не тронутой грязными холопскими руками. А теперь единственная нормальная рощица на день пути вокруг горит и вот-вот сгорит дотла. Гадкий барон, не мог найти другого места для тренировки! Ничего, лорд Хортон вернется, он ему объяснит, где можно применять боевое волшебство, а где нельзя. Бригитта расскажет повелителю об оплошности его вассала во всех подробностях и максимально красочно, пусть повелитель прогневается, мерзкий барон это заслужил. «Твой повелитель — я»… Тьфу на тебя, урод!
Бригитта спустилась с крыльца и быстро пошла туда, где ревел огонь и трещало пламя. Гнев переполнял ее, она поняла, что впервые в своей жизни разгневалась на воителя, и испугалась собственной смелости. Но сейчас она — не рабыня-наложница, а глаз повелителя, она идет к месту несчастного случая не из пустого любопытства, а чтобы передать лорду Хортону полные сведения о случившемся. Она выступает от имени повелителя, ее гнев — не только ее гнев, но гнев повелителя, это совершенно нормальное чувство, его не нужно стесняться. Но и демонстрировать его тоже не нужно, барон не станет разбираться в тонкостях душевного состояния рабыни, он просто даст волю своему гневу, куда более сильному, чем гнев Бригитты. Не будь Бригитта матерью незачатого, она не рискнула бы открыто являться на место позора воителя, но сейчас ее надежно защищает ее статус. Невозможно представить себе, чтобы вассал, даже такой дикий и необузданный, как барон Трей, решился бы причинить вред родоначальнице новой породы, выводимой его повелителем. Обычную рабыню он убьет запросто, просто от расстройства чувств, но Бригитте бояться нечего. Хотя ей все равно страшно.
Холопы, трудившиеся на ближних полях, перестали трудиться и смотрели на фейерверк, разинув рты и выпучив глупые и пустые глаза. При виде Бригитты многие возвращались к работе, но некоторые, наиболее глупые, так и стояли в бестолковом оцепенении, неспособные осознать, что любимая рабыня повелителя смотрит на них и запоминает, о каких участках надо сказать Флетчеру, чтобы подмастерья Ивернеса провели там локальную зачистку. Впрочем, таких участков слишком много, насчитав их до десяти, Бригитта бросила это занятие, все равно она не сможет точно запомнить и перечислить всех холопов, подлежащих зачистке. Лучше не нагружать память второстепенными вещами, а сосредоточиться на главной — на этом жутком пожаре.
Тем временем огненная струя перестала бестолково крутиться, сжигая деревья и кусты, барон установил ее вертикально, теперь огненный столб был направлен в небо, как высокое ярко-красное дерево без ветвей и листьев. Или как очень длинный и тонкий нож. Это было красиво. «Интересно, почему барон просто не погасит заклинание?» — подумала Бригитта, и в этот самый момент огненный столб исчез.
Минутой позже Бригитта приблизилась к пожарищу вплотную. Огонь, зажатый между ручьем и ирригационными канавками, почти прогорел, лишь самые большие деревья еще догорали, да тлела мокрая трава у воды. Прекрасный утолок нетронутой природы перестал существовать, превратился в грязное и вонючее пожарище, здесь больше нечего созерцать и нечем любоваться. Бригитта снова ощутила злость, она запомнит это и передаст повелителю, ничего не скрывая и не стесняясь в выражениях, и тогда барон Трей дождется-таки своего перерождения, которое и так уже запоздало. Это же уму непостижимо — быть таким дураком! Взял и сжег все вокруг! А где, кстати, барон? Неужели он зажег этот пожар, сам будучи внизу? Да он с ума сошел!
Над краем оврага показалась мужская голова, чумазая и закопченная. Бригитта пригляделась и поняла, что это не барон, да это и не мог быть барон, она вспомнила, что он с самого утра засел с Флетчером в кабинете повелителя и так и не выходил оттуда. Как она могла это забыть! Но кто же это тогда?
Это был мастер смерти, Бригитта помнила, что он представлялся ей, но его имя уже исчезло из ее памяти. Как он здесь оказался? Он же должен повсюду сопровождать демона Павла!
Мастер смерти выглядел растерянным. Увидев Бригитту, он странно дернулся, как будто она застала его за недозволенным действием. Неужели…
— Здравствуй, Бригитта, — сказал он и криво улыбнулся, на чумазом лице белые зубы ослепительно сверкнули, это выглядело ужасно. — Позволь представить тебе потрясателя вселенной. Павел, выходи, не бойся.
Мастер смерти повернулся боком, протянул руку вниз и помог подняться демону. Демон был еще более чумаз, его лицо и руки были красными, как свекла, а в руке у него была зажата скомканная грязная тряпка.
— Спасибо, Ивернес, — сказал демон.
Бригитта вспомнила, как зовут мастера смерти — Ивернес.
— Привет, красавица, — продолжил демон. — А где наш умственно отсталый повелитель? Я думал, он прибежит первым.
— Не смей его оскорблять! — возмутилась Бригитта. — Каким бы он ни был, он твой повелитель! Что здесь случилось?
Демон улыбнулся во весь рот, его зубы блестели еще ужаснее, чем у Ивернеса.
— Потрясатель вселенной впервые потряс ее, — сказал демон. — Это было не похоже на мужской член.
— Что ты имеешь в виду? — удивилась Бригитта. — Конечно, это не похоже.
Демон расхохотался.
— Извини, — сказал он. — Никак не привыкну, что вы ругаетесь совсем по-другому.
— Кто это сделал? — спросила Бригитта. — Ты видел это?
— Видел, — кивнул демон. — И видел, и слышал, и осязал. Я чуть не сгорел, как утомленная рабыня для услаждения. Эта боевая магия — страшная штука.
И тут до Бригитты начало доходить. Как его назвал мастер смерти?
— Так ты… — начала Бригитта и осеклась, не в силах произнести запретное, невозможное слово.
— Потрясатель вселенной, — закончил за нее Ивернес. — Наш повелитель призвал во вселенную потрясателя. Наша судьба становится все веселее и веселее, не правда ли?
— Это невозможно! — воскликнула Бригитта. — Это просто сказка для глупых холопов!
— Конечно, — согласился Павел. — Этот пожар — сказка, и я тоже — сказка. Честно говоря, ты права, я действительно сказочный долгоносик. Вот такие у нас сказки.
Бригитта не могла поверить в то, что видела и слышала, она вдруг решила, что это происходит не с ней, что она спит и видит сон, это не может быть правдой!
— Это не может быть правдой! — закричала Бригитта. — Вы лжете, вы обманываете меня, это просто ваши глупые шутки! Я пожалуюсь повелителю, он вас покарает!
Демон хихикнул.
— Ага, — сказал он. — Догонит и еще раз покарает, прямо в задницу. Кажется, опять непонятно выругался, извините.
Бригитту затрясло, она почувствовала, как приближается истерика. Предпоследняя ее вменяемая мысль была о том, что истерика недостойна родоначальницы новой породы, а последняя мысль — о том, что в сложившихся обстоятельствах глупо рассуждать, что достойно, а что недостойно. Когда рушится мир, понятие «достойно» неприменимо ни к чему.
Бригитта зашевелилась и едва слышно застонала.
— Вот ведь живучая тварь, — прошептал Ивернес. — Родоначальница духова. Душил ее, душил…
— Осторожнее, — тихо сказал Павел. — Совсем не задуши.
— Стараюсь, — пробормотал Ивернес. — А может, ну ее? Трупом больше, трупом меньше… А то услышит барон…
— Ну уж нет! Слушай, Ивернес, а этот потрясатель вселенной, он ее только потрясает, или ему положено учить людей чему-нибудь?
— Не знаю, все по-разному говорят. По идее, потрясатель должен кого-то оделить какой-то самостью, но что это такое, никто толком не знает. А ты хочешь чему-нибудь меня научить?
— Ну, не знаю, — замялся Павел. — Вообще-то там, откуда я родом, считается, что убивать — это плохо.
— А что в этом плохого? — удивился Ивернес. — Я ее аккуратно задушу, она ничего не почувствует. Смотри, как барон засуетился, не иначе унюхал что-то.
— Лучше сам смотри, — сказал Павел. — Я вдаль плохо вижу, барона вижу, а что он делает — не понимаю. Вниз спускается, что ли?
— Ага, вниз. Да как поспешно…
Бригитта жалобно пропищала нечто неразборчивое. Ивернес сильнее сжал пальцы на ее горле, она захрипела.
— Ивернес, отпусти ее, — потребовал Павел. — Отползи в сторону, я с ней поговорю.
Ивернес выполнил распоряжение мгновенно и беспрекословно, лишь сказал:
— Осторожнее, а то заорет…
— Не заорет, — сказал Павел. — Бригитта, ты меня слышишь?
Она кивнула, говорить она не могла. На ее шее ярко выделялись красные пятна, оставленные пальцами мастера смерти, она глубоко и неравномерно дышала, время от времени делая судорожные глотательные движения.
— Слушай меня внимательно, — сказал Павел. — Если ты сейчас закричишь или встанешь и побежишь, Ивернес тебя убьет. Или я тебя убью, если первым успею. Это понятно?
Бригитта кивнула. Ее расширенные глаза смотрели на Павла бессмысленным взглядом, она была не в себе, она настолько сильно боялась, что Павел на мгновение сам испугался, что она сейчас сойдет с ума или вообще скончается от инфаркта.
— Не бойся, красавица, — сказал Павел. — Я не сделаю тебе ничего плохого, ты ни в чем не виновата. Только не надо делать глупости. Ты такая милая…
Павел провел пальцами по щеке девушки, на щеке остался грязный след. Павел смутился, попытался его стереть, но лишь размазал.
— Мне очень жаль, — сказал Павел. — Ты ни в чем не виновата, ты просто оказалась не в том месте не в то время. Какой злой дух погнал тебя сюда? Ты же видела волшебный огонь, это опасно, надо же понимать.
— Я думала, это барон, — сказала Бригитта негромко и сипло. — Я хотела своими глазами увидеть, как он уничтожает заповедную рощу, чтобы доложить повелителю.
— Ты ничего не должна докладывать повелителю, — заявил Павел. — Это приказ.
Бригитта нахмурила лобик, состроила упрямую гримаску и сказала:
— Ты не имеешь прав мне приказывать. Я выше тебя по рождению и положению.
Ивернес хихикнул.
— Вот дура, — констатировал он.
Павел понимал, что мастер смерти прав, но он не мог согласиться с ним вслух. Ему вдруг стало очень жалко эту девушку, глупенькую, но такую красивую и такую беззащитную…
— Все равно придется ее придушить, — сказал Ивернес. — Она слишком тупа, чтобы осознать, что такое потрясатель вселенной. Трею она, пожалуй, ничего не скажет, а Хортону точно проболтается.
— Именуй повелителей, как положено! — возмутилась Бригитта.
— Я же говорил, она тупая, — прокомментировал Ивернес. — Все еще не поняла, что мы вне закона.
— Это вы вне закона! — прохрипела Бригитта, безуспешно стараясь, чтобы ее голос звучал грозно и внушительно. — А я не совершила ничего предосудительного, моя судьба чиста, ее путь не отклонялся от предначертанных направлений…
— И в следующем перерождении ты будешь более счастлива, чем сейчас, — закончил ее мысль Ивернес. — Все это правильно, но если ты будешь настаивать на своем, твое перерождение состоится прямо сейчас. Ух ты, гляди, что в овраге творится!
Павел посмотрел туда, куда показывал Ивернес, но не увидел ничего определенного. Там шевелилось что-то большое и темное, но что это такое, Павел не понимал.
— А что там творится? — спросил Павел. — Ничего не вижу.
— Какие-то мелкие твари типа жуков или муравьев, — объяснил Ивернес. — Из оврага поползли, ух ты, да сколько же их там!
Только теперь Павел сообразил, что именно он наблюдает. Без объяснения Ивернеса поверить в это было невозможно — темная масса уже заняла около десяти квадратных метров и ее площадь все время расширялась. Похоже, что сам овраг забит насекомыми полностью.
— Откуда они там взялись? — удивился Павел. — Я не колдовал ничего такого. Хотя нет, колдовал…
«Место на линии». Вот что это такое, оказывается. Интересно, какие наркотики употреблял автор той книги, когда придумывал название этому заклинанию?
Павел высказал эту мысль вслух, и Ивернес как-то странно поперхнулся.
— Место на линии? — переспросил он. — Ты точно ничего не перепутал? А ведь точно… Ты его что, прямо на болотную жижу навел? Обалденно, значит, там еще черви скоро поползут. Или жабы… Хотя нет, с жаб все должно было начаться. Гляди, Бригитта, подними голову, такое не каждый год увидишь. Бедный Трей… — Ивернес рассмеялся.
Бригитта села, Ивернес ткнул ее в бок и злобно прошипел:
— Не так, вот отсюда смотри, чтобы голова на фоне неба не светилась. Всему учить надо…
— Мне никогда не было нужды прятаться, — просипела Бригитта. — Я никогда не обманывала повелителя.
Тем временем в поле зрения появился барон Трей. Он передвигался какими-то странными скачками, прыгая из стороны в сторону, колдовать он не пытался. Двигался он в сторону замка.
— Убегает, — констатировал Ивернес. — Не справился, значит. Павел, ты замутил что-то совсем легендарное, начинай придумывать песню.
— Я не умею придумывать песни, — заявил Павел. — Я только чужие песни пою. А нам не пора тоже убегать?
— Да кто его знает… Нет, пожалуй, не пора, стороной пройдет. Может, я девчонку придушу все-таки?
«А ведь придется придушить, — подумал Павел. — Не тащить же ее в замок — заложит в момент». Подумав это, он посмотрел в большие и незамутненные глаза Бригитты и понял, что если сейчас позволит Ивернесу убить эту девушку, то потом никогда не простит себе этого.
Ивернес неожиданно громко хихикнул.
— Если не хочешь ее убивать, — сказал он, — можно ее повязать непростительным преступлением. Тогда она точно никому ничего не расскажет.
— Как это? — не понял Павел.
— Очень просто, — улыбнулся Ивернес. — Изнасилуй ее.
Гигантский клуб черного дыма вздымался к небу, это было не грибовидное облако, какое возникает от особо мощной боевой магии, а обычное бесформенное облако, как от большого пожара. Можно было подумать, что это и есть дым от пожара, Трей поначалу подумал именно так, но тут небо прочертил огненный жезл, и сразу стало ясно, что это не просто пожар. Трею не требовалось долго размышлять, чтобы понять, что происходит, все было ясно и так.
Мгновенное озарение пронзило мозг Трея, это было как вспышка понимания, все странности, происходящие вокруг Трея в последнее время, перестали быть странными, головоломка сложилась. Нелепый демон Павел, нелепая история, рассказанная повелителем (впрочем, какой он теперь повелитель?), внезапный визит к герцогу — все стало понятно. Граф Хортон, известный еретик, ни во что не ставящий законы и обычаи, в очередной раз продемонстрировал миру свой крайний, запредельный цинизм. Для Трея не было тайной, что Хортон не любит его. Когда Трей говорил графу непреложные общепринятые вещи, граф иногда тихо посмеивался, а иногда начинал упражняться в софизме, выворачивая мир наизнанку и превращая черное в белое. А теперь граф решил пожертвовать своим вассалом, верным и храбрым, но нелюбимым и, будем называть вещи своими именами, неприятным и неудобным для графа Хортона.
Воистину удивительно, на какие подлости может пойти недостойный воитель, чтобы продлить путь своей судьбы и отложить перерождение хотя бы на несколько дней. Уличенный в запретной магии, граф зачистил барона Хайрона, обвинил его в половине своих преступлений, а вторую половину, как сейчас очевидно, решил повесить на Трея. Трей выйдет навстречу опасности и будет сражен предательским ударом из-за туманной пелены волшебного морока. Трей не сомневался, что граф Хортон сейчас вовсе не спешит по вызову сюзерена, а прячется где-то неподалеку, ожидая, когда Трей выйдет на бой с неведомым воителем, посягнувшим на безопасность графских владений. Нет, пожалуй, этот воитель вовсе не неведомый. Скорее всего, когда граф официально вернется в Муралийский Острог, Флетчер предъявит ему труп сэра Трея, труп сэра Стефана и кучку обгорелых бумаг, похожих на остатки запретной книги. Всем все станет ясно — злокозненный юный воитель овладел тайными заклинаниями, возгордился и бросил вызов повелителю, а верный вассал принял этот вызов и положил свою жизнь за повелителя. Может быть, об этом подвиге барона Трея даже сложат песню.
Несмотря на все эти печальные размышления, поступь Трея была размеренна, спина пряма, а взгляд горд и преисполнен достоинства. Последнее испытание на пути воитель встречает с особым достоинством, от этого напрямую зависит качество перерождения.
Когда Трей подошел к месту прорыва огненной магии, пожар уже утих. Рощица для медитаций выгорела подчистую, даже кусты в овраге были заметно опалены. Земля под ногами дымилась и чадила, но открытого огня нигде не было видно. Пожар погас сам собой, поглотив все, что мог поглотить.
Странно, но Трей был еще жив. Неведомый наблюдатель мог уже десять раз нанести предательский удар, но никакого удара не последовало. В чем дело?
Внимание Трея привлекла глубокая яма в болотце, образовавшемся в месте разлива ручья. Странная это была яма, очертаниями она напоминала отпечаток человеческой задницы, и из нее тянуло какой-то непонятной магией. Некромантия, что ли?
Трей подошел поближе и заглянул в яму. Магия, таившаяся на дне ямы, была очень сильной, это чувствовалось по напряжению силовых линий, но внешне она никак не проявляла себя. Как будто она чего-то ждет. Трей присел на корточки и осторожно приложил палец к краю ямы. Земля была очень горячей. Трей все понял.
Дела обстоят еще хуже, чем он ожидал. Граф Хортон не счел нужным лично убивать неугодного вассала, он поручил это грязное дело магической ловушке. Трей и не знал, что Хортону известна формула «места на линии». Если то, что говорят об этом заклинании, правда… Кстати! А не встал ли Трей на эту самую линию, нечаянно коснувшись активной зоны?
Трей вскочил на ноги и поспешно отпрыгнул назад. И вовремя — земля на дне ямы зашевелилась, вспухла большим пузырем, и этот пузырь лопнул, испустив в воздух невыносимое зловоние. И не только зловоние — из ямы полезли жуки.
Это были обычные, ничем не примечательные мелкие жучки, каких полно на огороде любого нерадивого холопа. Но их было столько…
Трей ударил в яму файрболом. Разрушительная магия не причинила жукам вреда, «место на линии» поглотило энергию и преобразовало ее для своих нужд. Жуки стали появляться еще быстрее.
Под ногами захрустело. Трей посмотрел вниз и увидел, что первая волна жуков уже захлестнула его ноги, насекомые ползли по сапогам, быстро поднимаясь вверх. Сейчас они достигнут паха…
Трей побежал. Бежать было трудно, жуки под ногами скользили и перекатывались, затрудняя бег, их тонкие панцири хрустели, поглощая энергию ноги и не позволяя ступне пружинить, как положено. Трей ковылял, как не убитый в детстве урод, дважды он чуть не упал, взбираясь по склону оврага, но все же устоял на ногах.
Выскочив наверх, он побежал изо всех сил. Только бы успеть, только бы заклинание не успело захватить цель…
Обернувшись на бегу, он понял, что не успел. Теперь жуки не распределялись по окружающему пространству равномерно, а стремились к Трею. Вокруг него начала собираться кольцевая волна. Трей вспомнил, как Хортон рассказывал ему, как обманывать самонаводящиеся заклинания. Мелькнула непрошеная мысль: может, это не убийство, а испытание? Трей отбросил эту мысль с негодованием — недостойно воителя утешать себя надуманными надеждами, воитель не должен бояться смерти, он готов к ней всегда.
Теперь Трей передвигался быстрыми и резкими неритмичными прыжками из стороны в сторону. Он помогал телу волшебством, и каждый прыжок был, по меньшей мере, вдвое длиннее прыжка, доступного рабу, холопу или необученному воителю. Кольцевая волна, образованная сотнями тысяч насекомых, дрогнула, по ней прошла рябь более мелких волн, еще десяток прыжков, и волна распалась, миниатюрные мозги насекомых больше не были собраны в единый надмозг, каждый жук снова действовал самостоятельно. Конечно, каждым из них управляло заклинание, но оно управляло каждым жуком по отдельности.
Трей перешел на обычный бег, он бежал изо всех сил, не щадя ни мышц, ни связок, ни легких. Сейчас его жизнь зависела только от скорости. В глубине души он понимал, что это ненадолго, даже если он оторвется от смертельной погони, это не сильно продлит его жизнь, но он не мог не попытаться оттянуть перерождение хотя бы на час. Пусть Хортон восхитится в последний раз силой и мужеством вассала, пусть он поймет, что этот вассал достоин смерти в честном поединке, что подлые ловушки лишь унижают честь и достоинство убиваемого и убивающего. Впрочем, куда ему это понять…
Бригитта лежала на спине, ее руки были заведены за голову, там их крепко держал мастер смерти по имени Ивернес. Задранная хламида сложилась под поясницей в неудобную жесткую складку, под лопатку упирался острый сучок, по ногам ползали какие-то насекомые. Было больно, неудобно, противно и как-то опустошенно. Бригитта не сопротивлялась не потому, что не было сил, и не потому, что Ивернес сказал, что задушит ее, если она будет сопротивляться, просто сопротивление не имело смысла. Ничто во всем мире больше не имело смысла. Ее мир изменился, перевернулся вверх ногами, нежная девичья душа не могла вместить в себя эти изменения, и все, что сейчас могла Бригитта, — лежать, страдать, терпеть и делать вид, будто все происходящее происходит не с ней. Это было очень странное ощущение.
— Шляпа не пострижена, — сказал вдруг демон.
Он копошился пальцами в промежности Бригитты, пальцы были толстыми, горячими и грязными, их прикосновения были противны.
— Что? — не понял Ивернес.
— Шляпа не пострижена, — повторил демон. — Непривычно.
— Опять ругаешься непонятно, — догадался мастер смерти.
— Ага, — пробормотал демон и нервно хихикнул. — Ладно, придется как-нибудь так.
— Давай, я помогу, — предложил Ивернес. — Так у тебя не встанет, после такого потрясения-то. Иди ко мне, я его подниму.
Лицо демона приобрело брезгливое выражение, как будто Ивернес предложил ему сожрать целый ковш болотной жижи.
— Я этим не занимаюсь, — заявил он. — У нас, демонов, это не принято. Я не… — он произнес совершенно непонятное слово.
— Ох уж мне эти демонские заморочки, — вздохнул Ивернес. — А если она тебе отсосет, это у вас принято?
Демон замялся. Ивернес отпустил руки Бригитты, она повернулась на бок, отодвинувшись от острого сучка, и стала разминать затекшие запястья.
— Давай, девочка, — сказал мастер смерти. — Приступай. Покажи, чему тебя научили Хортон с Людвигом. Ну, живо!
Он демонстративно медленно потянулся к шее Бригитты, она испуганно отпрянула, затем села и приблизила лицо к паху демона. Глубоко вдохнула и сморщилась от отвращения. Демон пах потом и гарью, она никогда не думала, что придется взять…
— Помылся бы, что ли… — пробормотала Бригитта.
Демон вдруг вскочил на ноги, одернул хламиду и отступил на два шага.
— Я не могу так! — воскликнул он. — Это неправильно! Я нормальный человек, а не маньяк какой-то! Пусть стучит куда хочет, я ее насиловать не буду.
— Может, лучше я попробую? — предложил Ивернес.
— Не лучше! — рявкнул Павел. — Потрясателю положено учить людей? Так вот, я учу! Вот мой первый закон — девок насиловать нельзя. Отпусти ее, пусть рассказывает, что хочет и кому хочет, пусть идет, куда хочет, я ее сам не трону и тебе не дам. Все, Бригитта, ты свободна, иди отсюда.
Это было совершенно неожиданно, настолько неожиданно, что Бригитта даже не поняла сразу, чем вызваны слова демона. А потом она поняла, и это понимание ударило, смяло и ошеломило ее душу. В ней вспыхнул гнев, но это был совсем другой гнев, чем прежде. Он возник резко и неожиданно, как будто его вложили извне магическим образом.
— Ты брезгуешь мною! — воскликнула она. — Думаешь, я неумелая и не умею ублажать мужчин? Так ты ошибаешься! Иди сюда, я тебе покажу, что умею. И не смей мною брезговать!
Ивернес расхохотался, секундой позже к его смеху присоединился Павел.
— Я не сказала ничего смешного! — закричала Бригитта. — А ну иди сюда!
Демон встал на колени рядом с Бригиттой, протянул к ней руки, критически посмотрел на свои грязные ладони и сказал:
— Нет, я так не могу. Надо хотя бы руки помыть.
— Так помой! Пойдем к ближайшим холопам, помоемся у них, а потом я тебе покажу, что умею.
— Пойдем, — согласился демон.
Он протянул руку и помог Бригитте встать.
— Бедная девочка, — сказал он. — Запачканная, заплаканная, испуганная.
Он обнял ее за талию, стараясь не касаться тела грязной ладонью. Это было очень трогательно и… да, это возбуждало. Бригитта вдруг поняла, что готова нарушить запрет и совершить непростительное преступление. Вовсе не потому, что иначе ее задушит мастер смерти, и не потому, что демон такой уж привлекательный, мужчина как мужчина, ничего особенного в нем нет, хотя он очень умен, раз сумел так быстро разобраться в заклинаниях, хотя никто его не учил. Но это не главное, главное то, что Бригитта вдруг поняла, что нарушать законы легко и приятно, она не получила это знание как вывод из каких-то размышлений, никто не научил ее этому знанию, оно возникло в ее душе само собой, как будто под воздействием психотропного заклятья. Теперь Бригитта точно знала, что ее судьба в том, чтобы основать новую породу, но отцом первого ребенка станет не граф Хортон, а демон Павел. Она любила Павла, даже не любила, это неподходящее слово, и не преклонялась перед ним, она как бы отражала его непостижимую и неизмеримую сущность, готовую потрясти всю вселенную. Лишь теперь Бригитта поняла, насколько Павел велик, и этот великий отнесся к ней не как к забавной мягкой игрушке, которую приятно потискать, и не как к высокопоставленной рабыне, любимице повелителя, которой надо опасаться. Впервые кто-то отнесся к ней с искренним сочувствием, не стал причинять ей боль, без всяких внешних причин не стал, просто потому что пожалел. Теперь Бригитта точно знала, что встанет рядом с потрясателем вселенной и будет стоять с ним до конца. И пусть он одарит ее всей своей самостью, кстати, она только что поняла, что это за самость, о которой говорил древний пророк.
— Павел, ты психотропную магию сейчас не пробовал? — спросил вдруг Ивернес.
Павел пожал плечами.
— Я пробовал четыре заклинания, — сказал он. — «Полет крысы», «ду ду ду ду ду», «место на линии» и «сплошной файрбол». «Ду ду ду ду ду» вполне может быть психотропным. А что?
— Так, ничего, — сказал Ивернес.
Бригитта поняла, о чем сейчас подумал мастер смерти. Он решил, что ее странное поведение объясняется тем, что Павел поразил ее заклинанием. Бригитта не чувствовала на себе никакой магии, а если даже и так, то что с того? Сейчас Бригитта хотела сблизиться с Павлом и избавиться от дурацкого противоречия, которое, она предчувствовала, скоро начнет раздирать ее душу. С одной стороны, она должна хранить верность лорду Хортону, а с другой стороны, потрясатель вселенной… Лорд Хортон учил ее: если не знаешь, какое решение принять — принимай любое, но быстро и решительно, и никогда потом не отменяй свой выбор. Что сделано, то сделано, лучше решить неверно, чем не решить ничего. Вот и сейчас она принимает сторону потрясателя вселенной, возможно, это неверное решение, но лучше решить неверно, чем страдать и колебаться, и тем более это лучше, чем уйти в перерождение прямо сейчас, чтобы потом лорд Хортон смотрел на ее труп, на ее посиневшее лицо, на синие пятна на шее, на трупные пятна по всему остальному телу… Фу… Никакая верность повелителю не стоит такой жертвы, лучше быть живой подругой потрясателя вселенной, чем мертвой рабыней, сохранившей никому не нужную верность. И нечего терзаться сомнениями, надо просто побыстрее преступить закон, и тогда обратного пути больше не будет, можно будет успокоиться и не волноваться.
— Ну ты и силен в магии, — сказал Ивернес. — Гляди, она прямо светится вся.
Павел поморщился.
— Не опошляй, — сказал он. — Это зарождается большое светлое чувство. Кстати, что говорят пророчества про подругу потрясателя?
— Большинство пророчеств говорят, что повелитель будет любить мальчиков, — сказал Ивернес. — Выдержал паузу и добавил: — Я пошутил, ничего они не говорят.
Павел и Ивернес расхохотались, Бригитта тоже улыбнулась. Она всегда знала, что ее ждет великое предназначение, оно оказалось не таким, какого она ожидала, но так даже лучше. Побыстрее бы пройти ритуал, после которого больше не будет пути назад…
— Послушай, Павел, — сказала Бригитта, — а может, ну его, мыться? Ты вроде и так привлекателен.
У задней стены холопской хижины стояла большая деревянная лохань с водой. Поверхность воды была подернута жирной пленкой, сама вода имела зеленоватый оттенок и пахла затхло. Кроме того, она была холодной. Павел кое-как умылся из этой лохани, но залезть внутрь и помыться полностью не осмелился. Впрочем, для Бригитты и так сойдет.
Павел чувствовал себя на редкость глупо. Еще в той, другой жизни он много раз мечтал, как кого-то изнасилует, это казалось такой привлекательной сексуальной фантазией, Павел жалел, что никогда не сможет претворить ее в реальность, он мечтал: хорошо бы на час-другой оказаться рабовладельцем, призвать к себе хорошенькую рабыньку… И вот, жизнь сложилась так, что это не только можно, но и нужно, а Павел банально не смог.
Будь он прыщавым школьником, он бы, наверное, весь уже испереживался. Но он не был прыщавым школьником, он знал, что у каждого мужчины случаются неудачи, а после таких переживаний, как сегодня, на месте Павла не облажался бы только профессиональный порноактер. И еще Ивернес, пидор старый, добавил в ситуацию свою долю маразма. Давай я помогу… тьфу на тебя! Понятно, что он не со зла, что у них так принято, но от этого не легче.
В общем, неудачное изнасилование почти не удивило Павла. Куда больше его удивило немыслимое поведение Бригитты потом. Вначале он подумал, что все дело в том, что Бригитта тупа, как блондинки из анекдотов, потом — что заклинание «ду ду ду ду ду» все-таки психотропное, но он не чувствовал никакой магии на Бригитте. И вообще, он произнес его гораздо раньше и не направлял никуда, просто выстрелил им в пространство, и ничего не произошло.
Однако о причинах странного поведения Бригитты можно будет подумать позже, запланированный ритуал надо все-таки совершить, а то как бы не случилось еще что-нибудь неожиданное. Много раз Павел смотрел на Бригитту и думал «я бы вдул», думал абстрактно, не ожидая и не рассчитывая, что это может произойти в реальности, причем совсем скоро. Но вот время настало, пора вдувать, и нечего думать о посторонних вещах, а то опять не вдуешь.
Они совершили ритуал прямо около лохани, на мягкой траве рядом с грядками. Павел заранее попросил Ивернеса отогнать холопов и не подсматривать самому. Ивернес удивился, но Павел в очередной раз сказал «у нас так принято», и мастер смерти выполнил распоряжение, не задавая лишних вопросов. Кажется, его веселит, когда Павел начинает смущаться, когда, по мнению Ивернеса, не происходит ничего достойного смущения.
Бригитта была умела и нежна, Павел тоже старался быть нежным. Кажется, его старания увенчались успехом — если вначале Бригитта просто работала, как дорогая проститутка, то в конце она явно начала получать удовольствие. Занимайся они сексом не на траве, а в нормальной постели — удовольствия было бы еще больше.
Когда все закончилось, они лежали, обнявшись, Бригитта прижалась щекой к груди Павла и нежно поглаживала ему плечо.
— Спасибо, — сказала она. — Ты прекрасный любовник, я не жалею, что выбрала твою сторону. Хотя это очень странно, до сих пор не могу поверить, как все изменилось.
— А я-то как не могу поверить, — сказал Павел. — Ехал на машине, никого не трогал, бац, на пустом месте влетел в бензовоз и сгорел заживо. Прихожу в себя — ни рай, ни ад, а черт-те что, ты демон, говорят, рассказывай, что умеешь. Ничего не умеешь? Значит, будешь рабом, давай, раб, бренчи струнами, развлекай народ. А потом бац — ты потрясатель вселенной. А я из всей магии знаю только пять заклинаний, ну, может, шесть, но и все. Как потрясать, что потрясать, кого потрясать — вообще понятия не имею.
— Ты разберешься, — сказала Бригитта. — Раз сумел сам постичь магию, то в этом ты точно разберешься. А кстати, тогда, когда ты ко мне приставал с цветком, ты просто хотел увидеть магию в действии, все остальное было для отвода глаз?
— Именно так, — согласился Павел. — Тебя это обижает?
— Потрясатель не может обидеть простую рабыню, — заявила Бригитта. — Даже если она — родоначальница новой породы.
— Ну, это тебе уже не грозит, — сказал Павел. — Или Ивернес врал, а на самом деле то, что мы сделали, — не непростительное преступление для родоначальницы?
— Нет, Ивернес не врал. Но решение будет принимать лорд Хортон, он может меня пощадить, если захочет. Но я не то имела в виду, я ведь все равно родоначальница новой породы. Это будет род сэра Павла, потрясателя вселенной. У меня сейчас как раз середина цикла.
Павел натужно засмеялся, в его смехе проскальзывали истерические нотки. Вот уж чего-чего, а стать отцом он никак не ожидал. Достойное продолжение этого безумного дня, а то ли будет дальше… Не дай бог, конечно.
— Пойдем, — сказал Павел. — Полежали и хватит. Надо привести себя в порядок и возвращаться в замок.
— В замок? — удивилась Бригитта. — Ах да, конечно, ты бросишь вызов барону Трею. Я желаю тебе удачи.
— Какой вызов? — не понял Павел. — Я не собираюсь никому бросать никаких вызовов. Я собираюсь поесть, отдохнуть и подумать, что делать дальше.
— Барон Трей запретил тебе есть сегодня, — вспомнила Бригитта. — Он тебя наказал.
Они посмеялись, сейчас, после всего случившегося в овраге, это выглядело смешно. Наказал, как же.
— Я не буду бросать ему вызов, — заявил Павел. — По крайней мере, сейчас, пока не разберусь во всем, как следует. У меня еще неосвоенных заклинаний осталось штук десять, если не больше. Я ведь начал с самых простых заклинаний, они, наверное, самые слабые.
— Так ты собираешься просто вернуться в замок? — спросила Бригитта. — Как будто ничего не произошло?
— Ну да, а что?
— Ничего. Ты потрясатель, тебе решать.
— А что в этом такого? Ты не согласна со мной?
Бригитта пожала плечами.
— Кто я такая, чтобы не соглашаться с потрясателем вселенной? — спросила она.
Павел возмутился.
— А вот этого не надо! — заявил он. — Я тебе не какой-нибудь воитель, я в излишнем почтении не нуждаюсь. Если считаешь, что я не прав — так и скажи, нечего тут стесняться. Я ведь тоже могу ошибаться.
— Я не думаю, что это ошибка, — сказала Бригитта. — Я просто удивилась.
— Ну, тогда пойдем, — сказал Павел. — Возьмем Ивернеса и пойдем в замок, пока барон нас не хватился.
Услышав предложение Павла вернуться в замок, Ивернес удивился еще сильнее, чем Бригитта. Он долго молчал, а затем задумчиво произнес:
— А что? Это даже изящно. Ты не только сильный и умелый воитель, Павел, ты еще очень мудр. Я рад, что потрясателем стал именно ты.
— Спасибо, — пробормотал Павел, почему-то незамысловатая похвала Ивернеса смутила его. — Тогда пойдем. Кстати, когда придем, пошли кого-нибудь, чтобы принес мне пожрать в комнату.
— Это опасно, — сказал Ивернес. — Трею быстро донесут об этом.
— Ерунда, — отмахнулся Павел. — Что-то мне подсказывает, что в этом замке я надолго не задержусь. Изучу оставшиеся заклинания, и уйдем отсюда.
— Куда уйдем? — спросил Ивернес.
Павел неопределенно пожал плечами.
— Посмотрим, — сказал он. — Есть у меня несколько идей, но сначала надо разобраться с заклинаниями. Тогда станет ясно, какая из них наилучшая.
«Место на линии», созданное потрясателем, оказалось не таким мощным, как опасался Ивернес. Жуки, сотворенные заклинанием, напутали барона до полусмерти, но потом то ли вернулись в свою яму и превратились обратно в болотную грязь, то ли просто передохли, Ивернес не знал, что происходит с тварями, когда «место на линии» теряет силу. Как бы то ни было, когда Павел, Ивернес и Бригитта направились в замок, в овраге уже не было ничего опасного. Огонь догорел, нигде не было видно ни жуков, ни червей. Похоже, черви в этот раз вообще не народились.
Павел выглядел странно. Он принял предназначение потрясателя вселенной на словах, но ему все еще не хватало решимости перейти от слов к делу и начать реально исполнять свое предназначение. Он решил ничего не делать, пока не освоит остальные доступные заклинания, возможно, это разумно, а возможно — просто глупое промедление. Ивернес склонялся ко второму варианту, он считал, что заклинаний, уже освоенных Павлом, вполне достаточно, чтобы начать потрясать вселенную. В конце концов, если так уж одолели сомнения, применил бы «ду ду ду ду ду» на самого себя, и дело с концом.
Заклинание «ду ду ду ду ду» оказалось невероятно сильным. Как ловко Павел принудил им Бригитту сменить повелителя! Самое интересное, что он сам думает, что магия тут ни при чем, что он просто уговорил ее. Ага, как же, уговорил! Только круглый дурак может поверить, что такая избалованная девица может внезапно увлечься грязным, вонючим и пузатым рабом, будь он хоть тысячу раз потрясателем вселенной. А Павел — не дурак, иногда его слова и действия выглядят глупыми, но он не дурак. Ему просто трудно привыкнуть к новому миру и к своей роли в этом мире. Ничего, привыкнет.
Дорога к замку прошла без происшествий. Как и следовало ожидать, никто, кроме барона, не рискнул подойти к оврагу и посмотреть своими глазами на необычную магию. Холопы копошились на полях, как и в любое другое время, а кроме холопов, на всем пути к замку никого не встретилось. И у крыльца их никто не увидел, даже рабыни-служанки, что не может не радовать.
Очутившись в замке, Ивернес прежде всего направился в свои апартаменты, переодеться и принять ванну. Он сильно устал и пропотел, умываться в вонючей холопской лохани он побрезговал, так что ванна сейчас совсем не помешает. Позвать кого-нибудь из подмастерьев…
Никого звать не пришлось, подмастерье Ксикут сам нашел Ивернеса.
— Мастер! — воскликнул он. — Где вы были? Тут такое творилось…
Ивернес придал лицу строгое выражение и начал говорить, неторопливо и веско:
— Насколько мне известно, тут не творилось ничего, достойного упоминания. А в овраге, куда мать незачатого Бригитта любила ходить любоваться деревьями и ручьем, была применена сильная боевая магия, и вся роща сгорела. Что же касается того, где я был, то разве тебе позволено задавать подобные вопросы?
— Прошу простить меня, мастер, — склонил голову Ксикут. — От волнения я говорил косноязычно, непонятно и непочтительно. Я всего лишь хотел сказать, что вас разыскивает повелитель.
— Лорд Хортон вернулся? — спросил Ивернес с деланым изумлением.
Ксикут смутился еще сильнее.
— Нет, — сказал он, — вас ищет лорд Трей, наш временный повелитель. Просто он требует, чтобы все рабы именовали его повелителем…
— Не трудись объяснять дальше, я понял, — сказал Ивернес. — Подготовь ванну и чистую одежду, мне нужно помыться и переодеться, а потом я явлюсь к лорду Трею.
— Но, мастер! — воскликнул Ксикут. — Повелитель требует, чтобы вы явились к нему немедленно, прямо сейчас!
— Как давно он меня разыскивает? — спросил Ивернес.
— Часа три, если не четыре. Как только прибежал с пожара, сразу послал за вами.
— Тогда полчаса не сыграют большой роли. Готовь ванну.
— Но, мастер!
Ивернес посмотрел в лицо подмастерья и решил, что Ксикут прав. Надо идти к барону немедленно, а то Ксикут донесет барону о преступном промедлении мастера смерти, и придется объясняться. Если бы вместо Ксикута встретился Когус… Ну да ладно, что уж теперь…
— Хорошо, — сказал Ивернес. — Ты меня убедил, я иду к повелителю.
Ивернес рассчитывал, что Трей будет выглядеть помятым и обалдевшим, но барон уже справился с потрясением, помылся, переоделся и выглядел, наоборот, необычайно торжественно. Его лицо было неподвижно, как маска, глаза смотрели спокойно и жестко, как будто на смертельный поединок собрался.
— Приветствую повелителя, — произнес Ивернес, склоняясь в поклоне. — Подмастерье передал мне, что повелитель меня разыскивает.
— Ты долго шел на мой вызов, — произнес барон твердым и звучным голосом. — Что помешало тебе прийти вовремя?
— Я сопровождал мать незачатого Бригитту и демона по имени Павел, — начал Ивернес. — По повелению лорда Хортона они ежедневно ходят в рощу для размышлений. Сегодня они тоже пошли туда.
— По повелению лорда Хортона? — переспросил барон. — Что еще за повеление? Впервые слышу, чтобы повелитель требовал, чтобы родоначальница породы гуляла по кустам с каким-то рабом. Почему лорд Хортон приказал им так делать?
— Не могу знать, повелитель, — ответил Ивернес. — Если бы рабам было позволено обсуждать действия повелителя между собой, я бы…
— Короче! — оборвал его барон. — Ты знаешь о причине этого приказа, так назови ее и не испытывай мое терпение.
— Говорят, что лорд Хортон считал, что общение с демоном благотворно сказывается на умственных способностях юной Бригитты, — осторожно сказал Ивернес. — То есть если бы рабам было позволено…
Взмахом руки барон оборвал вежливое словоизлияние.
— Значит, гуляли, — сказал барон. — Подожди! Эта роща для размышлений — это же…
— Да, повелитель, — кивнул Ивернес. — Это именно то место, где начался пожар. К счастью, мы не успели войти в нее, когда появилось первое пламя. Но Бригитта все равно испугалась, побежала куда глаза глядят, а она очень быстронога, ее физическое состояние выше всяких похвал, если бы мне было позволено обсуждать решения лорда Хортона, я бы сказал, что он не зря выбрал ее в родоначальницы.
На лице барона появилось некое подобие улыбки.
— И, значит, вы с демоном целый день гонялись за этой девицей по полям? — спросил он.
Ивернес смущенно кивнул.
— Мой повелитель, — сказал он, — я сам удивился, насколько быстронога эта девица. Изловить ее было очень трудно, я понимаю, что был непростительно неловок, я понесу заслуженное наказание, если на то будет воля повелителя.
— На то не будет воли повелителя, — заявил барон. — Пока ты бегал по полям, я много думал и кое-что придумал. Сейчас я тебе кое-что расскажу, но перед этим…
Барон сделал обеими руками странный жест, непонятный, но явно магический.
— Вот так, — сказал он.
Ивернес кашлянул и смущенно произнес:
— Я должен признаться повелителю во многих преступлениях, некоторые из которых непростительны. В частности, я признаюсь во лжи. Сегодня все происходило совсем не так, как я рассказал, на самом же деле…
Накладывая на мастера смерти заклинание покорности, Трей не имел далеко идущих планов. Он решил наложить это заклинание на Флетчера, Ивернеса и еще десяток старших рабов Муралийского замка просто для подстраховки. Для Трея не было секретом, что рабы лорда Хортона не любят барона, временно замещающего их повелителя. Нет, рабы не позволяли себе высказывать свою нелюбовь вслух (за исключением наглого демона), но она проявлялась в тысяче разных мелочей. А если начнется вторжение и раб несвоевременно доложит о нем повелителю, это может стоить жизни и повелителю, и рабу. К сожалению, рабы этого не понимают, на то они и рабы, тупые животные, наделенные речью, но неспособные рассуждать и не имеющие понятия о чести и долге.
До встречи с мастером смерти Трей не понимал, что происходит. Первое предположение о магической ловушке не подтвердилось, Трей бежал с поля магического боя, но его никто не преследовал. Трей ожидал атаки на замок, но никакой атаки не последовало. Если происходит подготовка к вторжению, то это какое-то странное вторжение. А если это не подготовка к вторжению, то вообще непонятно, что это такое, кто и зачем применил в овраге сразу два мощнейших заклинания, ни одним из которых Трей не владел.
На всякий случай Трей решил подстраховаться, и эта подстраховка дала совершенно неожиданный результат. Мастер смерти Ивернес признался во множестве преступлений и рассказал то, что стало ключом ко многим загадкам, почти ко всем.
Однако каков наглец этот демон! Потрясатель вселенной, видите ли. Нет уж, эта вселенная как-нибудь обойдется без потрясателя. Трей не считал существующий порядок вещей идеальным, но он и не считал его настолько плохим, чтобы разрушить до основания и на руинах старого мира выстроить новый. Жизнь не так уж и плоха, каждый достойный рано или поздно, в том или ином перерождении, занимает достойное место, позволяющее пользоваться заслуженным почетом и иметь свою долю заслуженных радостей. Трей понимал, что демон Павел не согласится с ним, и будь Трей не бароном, а призванным из иной вселенной рабом с неопределенным статусом, Трей бы думал и действовал так же, как демон. Вот только если бы он собрался изнасиловать любимую рабыню повелителя, то обязательно довел бы дело до конца. Он не такой слюнтяй, как этот демон. Нельзя, видите ли, насиловать девок, это, значит, отныне будет новым законом. Нет уж, если каждая дрожащая тварь будет устанавливать свои законы, ни к чему хорошему это не приведет. Магию он освоил самостоятельно, видите ли. Как же, освоил, самого простейшего заклинания, придающего твердость детородному члену, и того не знает. И брюхо у него мерзкое, небольшое, но все равно мерзкое. Каждый воитель следит за своим обликом, здоровьем и физической формой, это совсем простая магия, требующая совсем немного внутренней силы. Если ты решил, что достоин участи воителя, так будь достоин во всем! А то получается, типа, тут я маг, а тут не маг. Вселенную потрясу, а с собственной плотью не справился — и вот вам, люди, новый закон. Тьфу!
— Пойдем, Ивернес, — сказал Трей. — Нанесем визит вежливости потрясателю вселенной.
— Моему повелителю нет необходимости совершать визит, как если бы демон был сюзереном вашего высокоблагородия, — заметил Ивернес. — С позволения повелителя я приглашу демона к вашему высокоблагородию, он ничего не заподозрит.
— Нет уж! — возразил Трей, и на губах у него заиграла ядовитая усмешка. — Он полагает себя сюзереном всего сущего, так окажем ему должные почести, в первый и последний раз. Пошли!
И они пошли. Ивернес показал дорогу, Трей распахнул дверь и прямо с порога метнул заклятие покорности. Получи, потрясатель!
Демон сидел на смятой и незастеленной постели (никакого понятия о дисциплине!), половину постели занимала грязная, вонючая и изорванная хламида (о гигиене тоже никакого понятия), вся изрисованная непонятными мелкими значками.
— Это и есть заклинания? — спросил Трей, обращаясь к Ивернесу.
— Да, это они, мой повелитель, — ответил Ивернес. — Демон записал их своими буквами и как-то исказил запись, чтобы прочесть ее мог только он.
Краем глаза Трей заметил похожую надпись на стене, состоящую из примерно таких же значков.
— А здесь, надо полагать, демон тренировался, — констатировал Трей. — Так, демон?
— Так, — ответил демон.
— Так, повелитель, — поправил его Трей. — Ивернес, всыпь-ка ему пару горячих, будем тренировать почтительность.
— Да, повелитель, — кивнул Ивернес. — Сейчас схожу за плетью.
— Нет времени, — остановил его Трей. — Сними с себя пояс и воспользуйся им.
— Да, повелитель, — повторил Ивернес и снял с себя пояс.
— Демон! — повысил голос Трей. — Нагибайся и задирай хламиду, сейчас будешь учиться хорошим манерам.
Демон покорно выполнил требуемое. Ивернес хорошенько размахнулся, веревочный пояс просвистел в воздухе и оставил красную полосу на тощей и мускулистой заднице демона. Даже странно — такой противный живот и такая привлекательная задница, необычное сочетание.
— Теперь ты понял, раб, как надо обращаться к воителям? — спросил Трей. — Демон, я к тебе обращаюсь!
— Понял, — ответил демон.
— Понял, повелитель! Ивернес, еще четыре удара!
Импровизированная плеть свистнула еще раз, на заднице демона нарисовался красный крест. Еще два удара, и крест получил две дополнительные перекладины: одну горизонтальную, повыше, и одну наклонную, пониже. Демон принимал наказание стоически, без единого стона.
— Подожди, Ивернес, — сказал Трей. — Раб-демон, как ты должен обращаться ко мне?
— Повелитель, — ответил демон.
— Прекрасно. Скажи мне, раб, правда ли, что ты — потрясатель вселенной?
— Да, повелитель, — ответил демон.
Трей захохотал. Это было невероятно, потрясающе смешно — легендарный потрясатель вселенной стоит, согнувшись в позе ожидания, его голый зад украшен свежими следами плети, и он все равно не отрекается от роли потрясателя. Причем не отрекается он словами «да, повелитель». Вряд ли древние пророки предвидели такого потрясателя вселенной.
— А теперь, раб, ты внятно и с выражением прочтешь все заклинания, что записал на своих грязных тряпках. Причем прочтешь их не так, как записал, а так, чтобы я понял, что ты имел в виду, их записывая. Начни с того, что написано на стене.
— Сосите крюк, пассивные любовники, владеющие магией, — прочел демон.
— Какой крюк? — не понял Трей. — Зачем его сосать?
— Я ошибся в начертании одного символа, — пояснил демон. — Я не стал исправлять ошибку, по-моему, так даже смешнее.
— Не вижу в этом ничего смешного, — заявил Трей. — Ивернес, может быть, ты понимаешь, что он имеет в виду?
— Кажется, понимаю, повелитель, — ответил Ивернес. — В той стране, откуда пришел демон, пассивная роль в мужской любви считается оскорбительной и позорной.
— А, вот оно в чем дело, — сказал Трей. — Он хотел оскорбить сэра Людвига. Непонятно за что, но это обычное дело, рабы не имеют понятия о логике. Что ж, раб, теперь я знаю, как тебя наказывать. Подойди ко мне и встань на колени. А ты, Ивернес, поможешь мне с другого конца.
Войдя в свои апартаменты, Бригитта почувствовала себя жутко уставшей, все, что ей сейчас требовалось, — вымыться и лечь спать. Рабыни-служанки приготовили теплую ванну, Бригитта погрузилась в нее, и это было настоящим блаженством. Вот только служанки отвлекали глупыми вопросами. Что было в овраге, правда ли, что там творилась страшная боевая магия, сильно ли испугалась Бригитта, откуда у нее синяки на шее, на спине и на пояснице?
— Отстаньте от меня, дуры, — сказала Бригитта. — Вы мои слуги, а я ваша госпожа, не вам требовать от меня ответа, я ведь могу и наказать за непочтительность. Попрошу Ивернеса прислать подмастерьев…
Глупые служанки попадали на колени по обе стороны от ванны и испуганно заголосили дуэтом. Некоторое время Бригитта наслаждалась их унижением, а потом ей надоело, и она велела им замолчать.
— И вообще, оставьте меня, — сказала она. — Подите прочь и никому не рассказывайте, что увидели, в особенности о синяках. Я буду держать ответ только перед повелителем, и больше ни перед кем. А если узнаю, что кто-то из вас проболтался — попрошу повелителя, чтобы вас обеих зачистили.
— Пощади, госпожа! — воскликнула рыжая. — Позволь, я заглажу свою вину, позволь подарить тебе наслаждение.
— Не сейчас, — отрезала Бригитта. — И вообще, я вроде ясно сказала — вон отсюда! Я позову вас, когда надо будет слить воду.
Наконец-то Бригитта осталась в одиночестве. Она погрузилась в теплую воду, так что над водой оставалось только лицо, она наслаждалась отдыхом, вода нежно ласкала ее уставшее и избитое тело.
Глупые девки, они думали, что, произнося слово «повелитель», Бригитта имеет в виду лорда Хортона. Они еще не знают, кто теперь истинный повелитель Бригитты, и никто не знает этого, кроме его самого и еще Ивернеса. Ничего, скоро вся вселенная узнает того, кому суждено ее потрясти. Как там говорится в пророчестве? Все изменится, все перевернется, ничто не останется таким, как было. Павел станет как минимум герцогом, а то и императором, он совершит великую зачистку, пройдется огнем и некромантией по всей стране. Лишь избранные переживут потрясение, и для них демон установит новые справедливые законы, настанет всеобщее счастье, и никто не уйдет обиженным. И начнется род лорда Павла, это будет величайший и знаменитейший род во всей вселенной, и родоначальницей его станет бывшая рабыня по имени Бригитта.
Она лежала в ванне и предавалась мечтам, пока вода не остыла. Тогда Бригитта вылезла, вытерлась, надела чистую одежду и вдруг поняла, что больше не хочет спать. Усталость исчезла, вода смыла ее без остатка. Бригитта даже есть не хотела, хотя сегодня не обедала и не ужинала. Все, что ей нужно было сейчас, — быть рядом с любимым, это воспринималось как голод, не тот голод, что утоляется пищей, а совсем другой, но ничуть не менее острый. Наверное, легендарные ночные кровопийцы так же страдают без холопской крови, как Бригитта сейчас страдает без общества демона Павла. Между ними зародилась великая любовь, такая любовь, которая не только понуждает разделять постель и плодить потомков, но и сливает души возлюбленных воедино, так, что путь судьбы одного становится путем судьбы другого. Судьба Бригитты влилась в судьбу Павла, как маленький ручеек вливается в большую реку, так, одна большая река, Бригитта точно знала, протекает в двух днях пути от замка, отделяя владения… Впрочем, кому какое дело, как зовут этих двух баронов? Грядет великое потрясение, великая зачистка, и все, что было до того, забудется и порастет свежими путями судеб, как перепаханное поле зарастает растениями, что посадили холопы в новом году. Для насекомых, копошащихся на грядке, холоп с лопатой — потрясатель их маленькой вселенной, а для людей таким холопом с лопатой станет Павел. А Бригитта будет помогать ему в меру своих сил и своего разумения.
Она шла по коридорам замка быстрым, летящим шагом, почти что бегом. Всеми силами, всей душой она стремилась к возлюбленному, она не думала, что ждет ее в его тесной комнатушке, она не думала вообще ни о чем, ее маленький мозг был так переполнен чувствами, что в нем не оставалось места мыслям. Лорд Хортон говорил, что Бригитта глупа, лорд Павел говорил прямо противоположное, но совсем неважно, кто из них прав, потому что сейчас все решают не ум и не хитрость, а любовь и искренность. Бригитта вручила Павлу не только свое тело, но и свою душу, свою любовь и свою судьбу. И да сбудется предначертанное, и плевать на то, каким путем оно сбудется, главное, что оно сбудется так или иначе.
Переполненная сумбурными обрывками мыслей, Бригитта распахнула дверь, ведущую в каморку Павла, и не поверила своим глазам. Это невозможно! Павел много раз говорил, что не приемлет таких развлечений, он говорил, что считает их оскорбительными! И барон Трей… Как мог потрясатель вселенной добровольно подчиняться этому грубому мерзавцу?!
— Что ты делаешь, Павел?! — воскликнула Бригитта. — Это безумие!
Павел вдруг резко вздрогнул, отдернул протянутые было руки и задумчиво произнес:
— Да уж, безумнее некуда.
И свернул кисти обеих рук немыслимым образом, и заорал во весь голос:
— Ду ду ду ду ду!
Бригитту затопила сладостная волна полной и всепоглощающей любви к своему прекрасному повелителю, своему потрясателю, самому лучшему мужчине и воителю во всей вселенной, да и не только одной вселенной, но и…
Нежный мозг Бригитты, не в силах вместить в себя понимание всех горизонтов, что открылись ему в этот момент, перестал подавать должные сигналы другим органам. Ноги девушки подкосились, она мягко сползла на пол по косяку двери. Она сидела на полу с раскрытым ртом и внимала происходящему в комнате. А происходило здесь такое, что не каждый день увидишь.
Ивернес быстро пятился к стене, прикрывая пах рукой и бессвязно бормоча:
— Извини, друг, я не по своей воле, он меня подчинил, так же как тебя раньше, я не хотел…
Трей одернул хламиду, которую только что начал задирать, принял боевую стойку и попытался совершить что-то заклинательное, но не успел, Павел развернулся навстречу ему и заорал прямо в живот барону:
— Ду ду ду ду ду!
А потом подобрал под себя ноги, резко распрямился и ударил Трея кулаком под челюсть, вложив в удар инерцию всего тела. И не успело тело барона рухнуть на пол, как Павел добавил ему коленом в торец и еще раз ступней в то же место. А потом Павел долго пинал бесчувственное тело, приговаривая незнакомые заклинания, самым частым из которых было «педрила гнойный». И от каждого заклинания тело барона мелко подергивалось.
У земных фантазеров принято считать, что боевая магия — это грубая сила. Есть такой штамп в литературе: если магия — то адский огонь, все рушится, горы осыпаются, с неба сыплется огненный дождь, как после ядерной войны, иногда, конечно, применяются и другие заклинания, всяких тварей, например, призывают, но это меняет лишь форму творимой магии, но не содержание. Магия может оперировать не огнем, а водой или воздухом или вообще какой-нибудь ультимативной пустотой, но главное в магии — грубая сила. Павел тоже раньше так думал, но теперь ему открылось, что грубая сила в магии — не самое главное. Потому что сколько энергии ни вкладывай в файрбол, с психотропным заклинанием, непосредственно действующим на мозг, он не сравнится.
— Это безумие! — крикнула Бригитта, и слово «безумие», исходящее от нее, снова стало ключом, вернувшим изнасилованную заклинанием душу Павла в исходное состояние. Он снова начал отдавать себе отчет, что он делает, а делал он… Черт! Чуть было не…
Павел резко вздрогнул, отдернул протянутые было руки и задумчиво произнес:
— Да уж, безумнее некуда.
И свернул кисти обеих рук немыслимым образом, и заорал во весь голос:
— Ду ду ду ду ду!
До этого момента Павел не был уверен, что это заклинание является психотропным, что именно оно подчинило ему Бригитту, вывернув наизнанку слабенький ум красивой девочки. Но теперь сомнений в этом не оставалось, на Ивернеса заклинание подействовало так, как надо, оно избавило его от наваждения, которое наслал… А кто это, кстати, подбирается сзади?!
Барон Трей попытался заклясть что-то ответное, но не успел, слишком увлекся, педрила. Хорошо, что у Павла руки уже сложены так, как надо. Получай, педераст! Ду ду ду ду ду!
И апперкотом его в челюсть со всей дури, так, чтобы удар начался даже не с корпуса, а с разгибающихся коленей, чтобы сила, не волшебная, а честная физическая сила пробежала по телу кумулятивной волной и вырвалась из сладостно ноющего кулака. Тело врага приподнялось в воздух и, пока оно не успело упасть, по яйцам его, по яйцам! Получай, пидор! И ногами его, ногами! Отомстить за чудовищное, невероятное унижение, к счастью, несостоявшееся, спасибо Бригитте, что успела в последний момент, спасла. Получай, тварь, за все!
Павел устал бить. Мышцы болели, и это была не мерзкая позорная боль, как после изнасилования, а сладостная боль справедливого мщения. Еще болела правая нога, кажется, Павел выбил себе палец, а может, и два. Бить со всей дури босыми ногами надо уметь, а то сам себя покалечишь. Только когда надо бить ногами со всей дури, об этом не думаешь.
Подал голос Ивернес, он сказал:
— Павел, позволь, я помогу. Я умею причинять боль, я покажу ему все, на что способен. Я сделаю то, чего не делал никогда, он проклянет сегодняшний день, а мучения, что я доставлю, будут являться ему в ночных кошмарах в каждом перерождении до самого конца времен. Позволь, я отомщу.
Павел начал понемногу успокаиваться.
— Да я и так уже отомстил, в общем-то, — сказал он. — Если бы Бригитта не успела, тогда другое дело, а теперь-то чего…
— Ну уж нет! — возвысил голос Ивернес. — За себя ты отомстил, а кто отомстит за меня? Я ведь тебя чуть было тоже…
— Оставь его, Ивернес, — сказал Павел. — Он не виноват, что дурак и мерзавец. В этом мире почти все дураки и мерзавцы, да и не только в этом мире. Он достоин зачистки, но если зачищать каждого, кто ее достоин, мир опустеет.
— И это будет великое потрясение, — подала голос Бригитта. — Любимый, ты промчишься от заката до рассвета…
— Заткнись, дура! — рявкнул Павел.
Дура заткнулась.
— Если уж потрясать вселенную, — продолжал Павел, — то совсем не так. Почему вы решили, что потрясатель будет прокладывать свой путь огнем и мечом? Вот в чем сила, — он указал на неподвижного Трея. — Ду ду ду ду ду!
Бригитта сладостно вздохнула, бесчувственное тело Трея дернулось судорогой, только Ивернес никак не отреагировал на заклинательную фразу. А ведь Павел не подкрепил ее ни жестом, ни ментальным усилием. Или все-таки подкрепил неосознанно? Да наплевать!
— Думаете, сила в силе? — продолжал вещать Павел. — Сила в правде. А правда — в глазах смотрящего. А если кто не согласен с твоей правдой, скажи «ду ду ду ду ду», и истина восторжествует. Вот в чем истинная сила и истинная правда.
Павел сделал паузу, переводя дыхание.
— Истинное пророчество, — прошептала Бригитта, ее лицо выражало запредельную степень благоговения.
— Не хочу обидеть тебя, Павел, — сказал Ивернес, — но, по-моему, ты преувеличиваешь. Я помню твой рассказ о зачистке Фанарейского замка. Сэр Хайрон, несомненно, владел этим заклинанием, однако он не применил его против сэра Хортона. Почему? Или у этой магии есть побочные эффекты, или она излишне истощает силы заклинающего, или что-то еще в том же духе. Если бы все было так, как ты говоришь, воители применяли бы только такую магию. Боюсь, ты ошибаешься. Я понимаю твои чувства, Павел. Ты чуть было не перенес чудовищное унижение, сильнейшее из всех, что ты мог себе представить. На мой взгляд, с тобой в любом случае не случилось бы ничего страшного, но я не ты, я готов поверить, что для тебя это ужасно. Но дело не в этом. Ты бросил вызов барону Трею и победил, так заверши же свою победу, добей его. А если не хочешь сам — прикажи мне, я сделаю это вместо тебя, мое действие ничуть не умалит твою славу, победу-то одержал ты. Или ничего не приказывай, я все сделаю сам.
— Нет, — решительно сказал Павел. — Я пришел сюда не для того, чтобы убивать. Слушайте, дети, следующий урок потрясателя — нельзя убивать, если можно не убивать. Мы не станем отнимать жизнь у этого мешка с дерьмом.
— Ты хочешь принять у него клятву верности? — спросил Ивернес. — Интересная идея, но, на мой взгляд, слишком рискованная. По собственной воле он не даст тебе эту клятву, а заклятие покорности, наложенное на него, может распасться в любой момент. Ты же сам видишь, какое оно нестойкое. На тебя его накладывали дважды, и дольше нескольких дней оно не продержалось. Я бы не рисковал.
Трей зашевелился, приподнял голову и вдруг резко дернул руками, Павел не успел определить, что именно он собирается сделать, тело отреагировало быстрее. Руки сами собой сложились в жесте сплошного файрбола, а сознание послало короткий импульс. Пахнуло жаром, в комнате резко запахло горелой плотью. Барон катался по полу из стороны в сторону, зажимая руками выжженные глазницы, из-под пальцев сочилась кровь и какая-то слизь.
— Добей его, — сказал Павел. И добавил пятью секундами позже: — Молодец, спасибо. А теперь забери куда-нибудь тело и оставь меня. И ты, Бригитта, тоже оставь меня, хочу побыть один.