Эта башня во мне

1.

Машина петляла по центральным улицам, простаивала на светофорах, словила с десяток локальных пробок. Я порывалась идти пешком, хоть к «Ленинградской», хоть в парк «Сокольники», прямо в концертном платье и с черным кофром через плечо, но Юэ Лун вызвал такси.

Пришлось назвать адрес: Песчаный переулок. Почему-то ехать в гостиницу в сопровождении Юэ Луна категорически не хотелось. Все равно нужно вещи забрать, нормальные повседневные платья, украшения, разные мелочи, коллекцию нот, безделушки, оставшиеся от мамы…

Юэ Лун сидел рядом, смотрел в окно и виновато молчал. Пару раз порывался взять меня за руку, но я спрятала ладони под мышки, будто мерзла и пыталась согреться, и Китаец оставил попытки сблизиться.

Удивительное дело, таксист ехал молча, даже радио выключил от греха. Очевидно, чувствовал весь напряг, сконцентрированный на заднем сиденье. Что до музыки – она раздражала, как прикосновение к обгоревшей коже.

– Не сердись, – вновь предпринял попытку Китаец. – Я не мог тебе все рассказать. Я же не знал, что ты из Бюро!

Объяснять, что я – не из Бюро, было как минимум глупо. Плакаться, что я устала от лжи, – о, только не в эту жилетку. Мне было тошно до отупения. Не было желания строить версии, проявлять любопытство, укорять, обижаться. Полный пофигизм, запредельный. Хотелось встать под горячий душ, чтобы смыть, наконец, всю мерзость, в которую меня окунули. Молодец, сходила на концерт развеяться!

Снова вспомнились тела на полу и в креслах концертного зала. Разбитые инструменты на сцене. Израненные гастролеры, вскинувшие руки в едином порыве и выпившие что-то из плоских бутылочек. Будто подчиняясь приказу извне…

Разругавшиеся до мордобоя командор Фролов и Юэ Лун тотчас забыли про распри и с матюгами кинулись к сцене, а там лишь с прощальным звоном падали возле стульев маски из чеканного серебра…

Второе групповое самоубийство, совершенное на моих глазах.

– Кто такой пастырь? – спросила я, припомнив, как Юэ Лун с традиционным поклоном протягивал Фролову жетон. Или верительную бирку? Запуталась. В общем, нечто со странным названием: пайцза. Красивую бляху из бронзы, размером с ладонь ребенка, в виде щита с резными краями. На бирке кусочками сердолика инкрустирован цветок ликориса, растущий из вспененной желтой воды, собранной из светлого янтаря. Еще там была лента с девизом, не иначе, такая же муть, что и в гербе агентства.

– Проводник душ до моста Найхэ, – ну прям очень понятно пояснил Юэ Лун. – А-ля, ты должна понимать, что значит «тайная операция» и «внедрение под прикрытием». Но диплом МГУ я получу обязательно!

Увы, рядом со мной в такси ехал не обычный студент, не раздолбай-испод, как представила Китайца Марго. Коллега из Китая с неофициальным визитом, что клятвенно подтвердили те самые дипломат и атташе по культуре, с которыми знакомил меня Юэ Лун. Инспектор I класса из Отряда Желтой реки, подразделение Найхэ.

Футы-нуты. Аж зубы сводит от официоза.

Кромешник – он и в Китае кромешник, пусть у них вместо Кромки был этот Желтый источник, за которым начинается ад.

Ох, что они орали друг другу с Фроловым, обвиняя во всех смертных грехах. Подумать только, команда пастырей во главе с инспектором I класса тайно приезжает в столицу и пытается провести захват дракона, чем срывает операцию агентства «Брюс»! – А какого ракшаса кромешники лезут в чужую облаву, не понимая всех тонкостей и взаимосвязей китайской культуры?! Кто этот парень, что сорвал концерт? Влез за пять минут до того, как должен был проявиться дракон и собрать разложенные дары? – А какого, простите, черта, милостивый государь, вы решили пожертвовать жизнями ни в чем не повинных российских граждан и иностранных туристов? Почему не доложили о теракте в Бюро? Что за мода – использовать, как приманку, пятьсот человек в зрительном зале?! Да еще и подвергли опасности внештатную сотрудницу агентства «Брюс»! – Императорские сокровища так не охраняют, господин командор, как я берег А-лю во время концерта! Посадил ее рядом с собой, выводил из музыкального транса! А кто играл Баха? Кто разбил инструменты, между прочим, важные улики по делу?

Их крики, взаимные обвинения перемешались в моей голове в один нескончаемый хор. Полифония смыслов. Хорошо хоть, Обухов влез между ними, а то бы действительно подрались, не магией, кулаками, как алкоголики из-за бутылки.

Было ясно: Синг Шё, черный дракон, если и присутствовал где-то поблизости, то спокойно улетел строить новые козни. Его сообщники ослабили цепи, пока начальство собачилось, и ускользнули в небытие. Итог экзотического концерта древнекитайской классической музыки – девять трупов, несколько случаев полной потери рассудка, без счета травм, как физических, так и психологических.

Официальная версия – теракт с применением психотропных веществ. Расследование ведется, усиленные меры безопасности, проверки на дорогах, досмотры… В общем, все, что полагается в подобных кризисных случаях.

Дане вынесен выговор по требованию отряда Найхэ. Погуглить бы, что это значит. Вроде, какой-то мост… Но ведь я видела своими глазами: если бы не вмешался Обухов, подставляясь под удар гастролеров, жертв было бы много больше!

Впрочем, Данила не рыпался: он привык к тому, что Фролов раздает наказания ни за что, а через пять минут отменяет. Но меня коробило от лицемерия. Не хотелось выбирать чью-то сторону. Мечталось замуроваться в башне и показывать им фиги с балкона.

Когда вокруг монстры, предатели, твари, трудно самой не запачкаться.

На подъезде к «Сокольникам» пробрало до слез. Как же хотелось проснуться! Вот здесь, сейчас, в родных переулках! Я обычная девочка из метро, не слишком удачливая скрипачка. Живу в понтовом сталинском доме, и влезаю в долги, чтоб оплатить коммуналку. Раньше мечталось прославиться, стать востребованной, разбогатеть! Осторожнее нужно мечтать, дорогуша. Вот тебе слава, почет и богатство, востребованность – знай отбивайся. А хочется проснуться обычной!

Поболтать по телефону с Элен, договориться о встрече с Лешкой. С дирижером обсудить новый проект. Но Ленка мертва, Лешка уехал, спасая остатки таланта. А дирижер и квартет… Теперь у меня не будет и этого.

Я видела, как меня провожали, когда Юэ Лун вызвал такси, оставив кромешников и китайских пастырей разгребать горы трупов в концертном зале. Моя музыкальная банда смотрела так, что делалось ясно: больше меня не пригласят. Никогда, никуда, ни за какие коврижки. Просто потому, что с такими, как я, приличные лабухи не здороваются и с одних нот не играют.

Больно, до чего больно!

– А-ля, не плачь, ну пожалуйста. Я же правда тебя берег! – Юэ Лун помог выбраться из машины и расплатился с таксистом. – Ты самая чудесная девушка, которую я встречал. Красивая и отчаянно смелая. А то, что ты вытворяешь со скрипкой, – настоящее волшебство! А-ля, ну не сердись на меня! Я не виноват, что служу в полиции, это ведь призвание, не работа…

Он ласково притянул за плечи, поймал в кольцо сильных рук. Мы застыли возле решетки, отделявшей внутренний двор от дороги, и мне слишком хотелось тепла, хоть чьего-нибудь, хоть ненадолго, чтобы сразу вырваться из объятий. Я уткнулась носом ему в плечо и задрожала всем телом, а Юэ Лун целовал мои волосы, ласково гладил по спине, по плечам, забираясь пальцами в вырез платья, все глубже и глубже по позвоночнику. Я вскинулась, посмотрела с укором, а он потянулся к моим губам, и не было сил противиться. Ни сил, ни смысла, ни проблесков разума.

Он успел коснуться, согреть дыханием, учащенным, прерывистым от желания, когда на квартал обрушилась тьма. Погасли окна в квартирах, фонари на улицах, подсветка храма. Даже луну затянуло тучами, смыв с деревьев лимонный сок.

Я вздрогнула, вырвалась из рук Юэ Луна, ласкавших меня все настойчивей. Зашипела от боли в запястье, вызванной травяным браслетом. Скользнула в калитку, хлопнула дверцей и побежала во тьме, наощупь, на звук, долетавший из моего подъезда. Осы бесновались разъяренным роем, грозили изжалить насмерть, а я спешила к ним за спасением! В чернильном мраке – на второй этаж, ни разу не споткнувшись, не оступившись, будто кто поддерживал под руку, темнее самой темноты. Ключ нашелся сразу и с первой попытки воткнулся в замочную скважину, провернулся, открывая проем.

– Входи! – прошептала я сгустку тени. – Тебе разрешаю проход за порог.

– Уверена, что именно мне? – послышался ехидный вопрос.

– Только тебе, всегда!

Меня подхватили на руки, внесли в квартиру, захлопнули дверь. Я снова оказалась в объятьях мужчины, но безразличие улетучилось, и каждое движение имело смысл. Каждое слово, каждый звук в темноте.

– Где этот пастырь успел коснуться? – яростный шепот в ухо. Треск запястий, с силой прижатых к стене, боль в вывернутых плечах.

– Везде! – подколка на грани фола. – Рискнешь повторить этот подвиг? Также как он, без боли?

Руки Грига комкали платье, касались бедер, груди, стягивали с плеч легкую ткань, губы обжигали поцелуями кожу, спускаясь все ниже, ниже… Я запустила пальцы в его роскошную гриву, с наслаждением перебирала волосы, ликуя каждой клеточкой тела.

– Если б знала, как я хочу…

– Тогда почему не возьмешь?

Я стояла перед ним, обнаженная полностью, только шпильки на ногах и колье на шее, почти как в тот раз, в «Ленинградской».

Григ застыл на коленях, прижавшись губами к напряженному животу, простонал, не скрывая лютой тоски:

– Я убью тебя, девочка из метро. А я этого не хочу. Никому не позволю тебя обидеть, даже себе, клянусь.

Я хотела тоже упасть на колени, обхватить его, удержать, но Григ успел увернуться, вырвался, отступил куда-то в глубину коридора. Сбежал, как и всегда, параноик. Шумно выдохнул в темноте, пытаясь прийти в себя.

– Сам не берешь, и другим не даешь! – в сердцах я сдернула шпильку с ноги и с размаху метнула на звук.

– Зато ты даешь! – парировал он, легко увернувшись от туфельки. – Экзотики захотелось? Ну-ну! Прямо на улице потекла!

– Ревнуешь? – возликовала я, швыряя вторую туфельку. Раздался звон разбитого зеркала, и ехидный смешок вдогонку. – А кто дал право меня ревновать?

– Так пожалуйся в ассоциацию по защите прав человека!

– Угу, – буркнула я, остывая. – А еще в федеральную службу по охране памятников архитектуры. Я не ведь человек, я культурное наследие нашей столицы. Раз мы откатились к исходной черте, может, вернешь электричество людям? Все-таки выходной, телевизоры, готовка, кондиционеры…

– Сколько сострадания, Аля, – Григорий вновь оказался рядом, укутывая меня в покрывало. – Удивительной доброты со-здание!

Вспыхнул свет, даже в моей квартире, а ведь я точно его отключала, отправляясь в театр «Фиона». Как же давно это было! В позапрошлой жизни, а может, раньше.

Григ стоял рядом, взъерошенный, схожий с вороном больше обычного. Неизменный тотал блэк в одежде, глаза – как угли, с красноватым отливом.

– Почему мы не можем быть вместе?

– Потому что я задолбался просыпаться наутро в кровати рядом с ошметками девочек, рискнувших со мной переспать, – грубо ответил Григ. – Потому что я монстр, и это не вылечить чистой любовью и поцелуями.

Он прошел в гостиную, порылся в серванте, выудил бутылку виски. Выпил из горла половину, не меньше, выхлебал, будто воду.

– Я не собака на сене, – заявил, с отвращением изучая пряник, успевший превратиться в окаменелость. – Уступлю, когда выберешь пару. Но китайский пастырь мне не по вкусу.

– Ты же не пробовал, – огрызнулась я, отбирая у Грига бутылку. После его откровений и мне потребовалось лекарство. – Но видишь ли, милый, не тебе решать.

– Юэ Лун подставил зрительный зал, чтоб приманить дракона. Я не ангел, случалось убивать и больше, не зря прозвали беспредельщиком Субаш. Но только дракона я не услышал, а люди уже умирали. Не нашлось за кулисами никого, похожего на Синга Шё. Если б не тот гардемарин… Кстати, ему уступлю, правильный парень, я оценил.

– Он меня еще сватает, вы поглядите! – я сделала вид, что швыряю бутылкой. Григ пригнулся, изображая испуг. – Я тоже не слышала Синга Шё. Ни гуциня, ни змеиного шороха, ни лунного океана. А ты круто сыграл на органе, маэстро!

– Тот редкий случай, когда в бою пригодился рояль в кустах. На самом деле, я ехал к тебе, чтоб похвалить, девочка Аля. Такая старательная ученица!

– Такой беспощадный учитель! – вернула я комплимент. – Подожди пять минут, хорошо? Я соберу одежду и ноты. А после поужинаем в «Ленинградской» и продолжим наши забавы. Только не бей, как в тот раз, мне завтра встречаться с Фроловым.

– У меня мотоцикл, а не такси, – Григ почесал подбородок.

– Навьючим котов, – отмахнулась я. – Это ведь ты разбудил помощников?

Через четверть часа, в привычном прикиде, в курточке, в джинсах, в кроссовках, хрустя по осколкам разбитого зеркала, я вручала Воронцову две объемные сумки, куда упихала всю прошлую жизнь.

– Я почувствовал одну странность, Алька, – Григ вышел на балкон и взглянул на луну. – То, что творила китайская труппа… Эта сеть над залом, как паутина. Слишком похоже на практики приснопамятного Дома Иллюзий. Но зрителей не просто отправили в транс. Музыканты пытались овладеть их сознанием. А это – технология марионеток. В зале собрались известные люди, послы, дипломаты, богема. Сделать их послушными куклами – замысел неплохой. Но откуда дракону известны техники Дома Манекенов, Аль? Мелочь, а цепляет, не отскрести.

– Василевский! – ответила я, наблюдая, как по веткам деревьев скользят коты – сполохами бронзы в лунном сиянии.

– Секретарь Кондашова? – не понял Григ.

Я рассказала обо всем, что увидела в жутком кровавом видении, мысленно млея от «Альки», так мило, по-домашнему прозвучавшей. Григорий мрачно кивнул.

– Этот дракон, будь он неладен, словно мысли мои читает! В тридцатых годах перед арестом я прошел по Москве, вырезая кланы, помогавшие рушить башню. Мстил за себя, за сестру. За отца, которого ненавижу. Благо, все жили культурно, в каждом доме рояль, как признак достатка. Я тогда никого не щадил. И вот опять. Башня «Москва» и трупы…

– Ненавидел отца и мстил за него?

– Противоречивая натура, не так ли?

На балконе коты не уместились, но Григ справился, навьючил одного и другого, отправив шлепком обратно в гостиницу. Оглядел на прощанье полусонный двор:

– Хороший район, спокойный. Этот дом в тридцать четвертом году построили для Наркомата путей сообщения. Самойлов с трудом выбил жилплощадь. Рядом парк, речушка, купола золотые. Софи согласилась на переезд: в Сокольниках прежде стояла дача того самого Якова Брюса, потомка, с которым дружила в прошлом. По ночам уходила гулять по безлюдным аллеям парка, читала книги в заброшенных дачах, наслаждаясь утекающей жизнью. Улица, у которой отняли имя. Боги, которым не молятся, постепенно исчезают с небес…

Он кратким свистом завел мотоцикл. Тот рыкнул в ночи и взлетел к балкону, мигнул фарами, приглашая к посадке. Я плотнее прикрыла балконную дверь, пристроилась сзади Грига, обняла его за талию, прижалась к спине, жадно втягивая запах кожи от его мотоциклетной куртки.

– В одном этот пастырь прав. Ты – удивительное со-здание. Говоришь тебе: монстр, спасайся! А ты бабочкой летишь на огонь, фанатично работая крыльями.

Я хотела ответить, но сверкающий байк неожиданно взлетел над крышами и понесся по лунным лучам, заставляя взвизгивать от восторга к тайной радости Воронцова.

Словно то, что я его не гоню, прижимаюсь сзади, паря над городом, приглашаю на ужин в ночи – величайшая драгоценность, счастливый лотерейный билет, в кои веки выпавший наследнику Субаш.