Еще один баловень судьбы

Глава тридцать первая. Курфюрст Баварии и его вторая жена

Хваленый Нимфенбург показался Антону театральной декорацией. Его строения в 2–3 этажа выстроились по берегу пруда в виде длинной ленты, за которой больше ничего не было — только парковые деревья в некотором отдалении. В центре этой ленты стояло здание в 4 этажа, снабженное встречными лестницами вдоль фасада — к нему-то и подъехал церемонимейстер-провожатый. Бурсье, знавший немецкий язык с пятого на десятое, кивнул Антону и тот пошел следом за ним — обеспечивать перевод. В их кильватере шло еще несколько штаб-офицеров, а впереди семенил церемонимейстер, к которому на входе присоединился встревоженный собрат по профессии.

Все залы, через которые шли незваные гости, были очень высокими, светлыми и украшенными разнообразными панно. Покои курфюрста оказались в левом крыле второго этажа. Местный церемонимейстер умоляюще сложил ладонями ручки и поскребся в двери патрона. Почти сразу они отворились, и на пороге появилась эффектная брюнетка лет двадцати в свободном одеянии лимонного цвета — то ли платье это было, то ли шлафрок? Появление группы чужих офицеров перед дворцом не осталось, конечно, дамой не замеченным (иначе на кой ляд были бы нужны эти огромные окна?), но она сочла нужным состроить высокомерное лицо и спросить:

— Что вам нужно здесь, господа? И кто вы такие?

— Ихь бин генераль Бурсье, — браво начал изъясняться глава французской команды, но тут же споткнулся и обратился за помощью к Антону: — Спроси ее о куфюрсте…

— Гнедиге фреляйн, — специально оговорился Антон, уже знавший от церемонимейстера, что курфюрст Баварии год назад женился на дочери герцога Моденского по имени Мария Леопольдина. — Заген зи Ирем Фатер, дасс ди оффицире Франкрайхс цу им камен (Скажите Вашему отцу, что к нему с визитом пришли французские офицеры).

— Курфюрст Баварии Карл Теодор является мне мужем, молодой человек, а вовсе не отцом, — отчеканила дама, глядя в глаза Антону с большой строгостью.

Антон тотчас сделал покаянное лицо и поклонился ей, а после сказал:

— Простите меня, хох гештельте даме (высокородная дама). Меня обманул Ваш юный облик. Еще раз простите.

— Что ты там лопочешь и кланяешься, Фонтанэ? — подал голос генерал. — Здесь курфюрст или нет?

Тут Леопольдина улыбнулась ему и сделала приглашающий жест рукой, подкрепив его словами:

— Битте мельден зи зихь ан (Прошу вас войти, пожалуйста).

Навстречу вошедшим офицерам с кресла поднялся довольно бравый, хоть и морщинисто-седовласый мужчина, одетый в роскошный халат с кистями (шлафрок то бишь) и сказал по-французски:

— Я так понимаю, что мой Мюнхен теперь находится в вашей власти, господа революционеры?

— Именно так, херр курфюрст, — жестко сказал невысокий Бурсье, перекатываясь с пяток на носки и обратно. — Мы опрокинули и рассеяли всех ваших защитников и теперь вправе потребовать с вашего государства контрибуцию — в качестве компенсации за гибель наших солдат от рук баварцев и их союзников.

— Простите, — спросил вдруг курфюрст, — с кем я имею честь беседовать?

— Я — дивизионный генерал кавалерии Бурсье, а это мои штаб-офицеры.

— Но уполномочил ли Вас генерал Моро на проведение со мной переговоров о контрибуции?

— Ну, — смутился Бурсье, — я командую авангардом Рейнско-Мозельской армии и потому вправе требовать от Вас поставку фуража для моих коней, пищи для воинов и размещения их по квартирам.

— С этим у вас проблем не будет, херр генераль, — благожелательно улыбнулся владыка Баварии. — Но как долго ваша дивизия намерена пробыть в Мюнхене?

— А вот это секрет, Ваше Высочество, — осклабился Бурсье, — которого, поверьте, даже я не знаю. Мы живем по приказам, а они рождаются ежедневно в штабе армии. Что касается переговоров, то их проведет с Вами наш командующий, который прибудет в Мюнхен через два или три дня.

— Тогда до встречи в моей официальной резиденции, — подытожил встречу Карл Теодор. А потом обратился к городскому церемонимейстеру:

— Пауль, предложите господам офицерам поселиться в комнатах дворцового сада. Они ведь сейчас пустуют?

— Яволь, Ваше Высочество.

— Это прекрасные аппартаменты, господа, — добавил курфюрст, улыбаясь. — Их обслуга обязательно предложит вам изысканный ужин, а наутро и завтрак. Соглашайтесь.

— Вы умеете быть настойчивым, Ваше Высочество, — ответил Бурсье, коротко кивнул по очереди курфюрсту и его жене и, повернувшись, пошел к выходу как по струнке. За ним ушла в той же манере и его свита.

Так сладко Антон давно не спал. Вечером вежливая пожилая горничная приготовила ему горячую ванну, после нее привезла на тележке заказанный легкий ужин (гороховый суп-пюре с горсткой копченостей), а затем пригласила на застеленную атласной простыней перину, накрытую атласным же одеялом, под которое наш молодец нырнул (выждав ухода горничной) совсем голым. Благодать! В предутреннем сне к нему явилась мать (совсем молодая, цветущая, улыбающаяся), взяла его на руки и стала подбрасывать в воздух; он же сердился на нее и пытался сказать: «Мама, я уже взрослый, тяжелый, ты надорвешься!», но губы и язык ему не повиновались и он от досады заплакал — тотчас проснувшись. На глазах его, и правда, были слезы. Антон вытер их руками, вздохнул обреченно и стал готовиться к новому дню в суровом веке.

Пехотные части корпуса Сен-Сира заходить в Мюнхен не стали и обосновались в его северном пригороде — Дахау. Впрочем, штаб корпуса разместился в той же резиденции, что и штаб Бурсье. Антон явился к командующему корпуса и выдавил с него очередную записку к Моро: «Мой корпус стоит в Дахау. Жду Вас, мон женераль, в Мюнхене. Курфюрст готов к переговорам о контрибуции. Ваш Сен-Сир.». После чего он разыскал штатного разведчика корпуса и обязал его отправить записку с голубем в Донауверт. Ну а потом делать ему стало нечего, и он пустился бродить по многочисленным зданиям Мюнхнер Резиденц, поражаясь их великолепию.