Эпопея эпохи легенд

Глава 5. Ай, заинька, ай, серенький

— Поверить не могу, что мы ушли от него живыми! Видел, какие там здоровые змеи? Бррр… — Всеволода передёрнуло.

— Я, если честно, их боюсь с детства, — признался Михаил, — Ребятня подсобила. Я мешок нёс, а мне на него положили ядовитую гадюку, прямо на плечо, и я за неё схватился, как за верёвку!

— Да ну? И она тебя не укусила?

— Не успела! Хотя мне и этого достаточно!

Бурунные Топи постепенно перешли в луга, разделённые рекой. Ещё совсем недавно Крестоплавский видел булькающую лужу, из которой эта река брала начало. Теперь же вода была почти кристально чистой, если присмотреться, под водой различались крупные рыбины со сверкающими спинами. Тельца стрекоз с металлическим отливом гудели в воздухе. Неподалёку послышался плеск рыбьего хвоста. Если бы не чужая действительность, Михаил бы с большим удовольствием устроился на траве, закинул бы в реку самодельную удочку из дубинки и шишки-поплавка и подставил лицо солнцу в ожидании улова.

Стук лап по тропинке, однако, прервал полёт его мысли. Вглядевшись в залитую солнечным светом даль, мужчина заметил уносящего ноги зайца. Косой петлял, поднимал вокруг себя облачка пыли. В три длинных прыжка зверёк оказался под ногами шедших навстречу путников.

Понимая, что животные в этом мире явно обладают магическими свойствами, Михаил, не без стеснения спросил у зайца, куда он так торопится. К его удивлению, заяц поведал, что в его лесу, что начинался в нескольких верстах за рекой, завелось чудовище непобедимое. В злобе яростной поломало оно деревья, осквернило ядовитым огнём плодородную землю и изгнало из леса всё зверьё. Навело чудовище погани всякой в чащу отвоёванную, повелело себе поклоняться да жертвы кровавые приносить. Ежели чудовище не сразить, не очистить от него лес осквернённый, быть беде!

Хотел было Крестоплавский посочувствовать зайцу, да пройти мимо, вот только тонкий палец напарника ткнул его под рёбра:

— Покажешь, куда идти надо?

Зверёк повернул ушастую голову по направлению к лесу.

— Я отведу вас, ступайте за мной!

Семеня за зверьком, Михаил почти неслышно, одними губами, шепнул:

— Ты что, совсем не в себе? Мы в город идём или ищем способ отправиться к праотцам поскорее?

— Ты не понимаешь, — коротко отозвался Всеволод, — Это же волшебный говорящий заяц!

— И что с того? Недавно говорящий змей нас чуть не скормил мёртвому медве… имею в виду, кому! Теперь что? Заяц же сказал — в лесу обитает чудовище! Лично как по мне, жаждать с ним встречи, когда можно просто пройти оставшийся путь до города, не очень умно!

— А то, что может, он нам пособит, как время придёт! Змок же, к тому же, дал нам чешуйку, которая силу даёт невиданную! Можно же в бою её попробовать!

— Или погибнуть!

— Мы всё равно когда-нибудь погибнем! И когда твой пращур, видевший множество боёв с разными ворогами, спросит тебя, не был ли ты малодушен в бою, что ты ему скажешь? Что не смог помочь беззащитному животному?

Несмотря на то, что Крестоплавский надеялся, что встретится с пращурами как можно позже, фраза задела его за живое. Что ж, может, и правда, чешуйка поможет?

Успокоив себя таким предположением, мужчина зашагал за мохнатым проводником.

Идти пришлось до ночи. В лунном свете лиственницы выглядели, словно башни неприступной крепости или шипы на спине заснувшего много веков назад дракона. Необъятные стволы росли так близко друг к другу, что вход в лес имел много общего со входом в пещеру. Ещё раз напомнив себе, что дар Змока поможет, Михаил скрылся в казавшемся осязаемым даже ночью, хвойном мраке. Один раз дед объяснял подросшему Мише, как вести себя в лесу, и среди советов наподобие «не трогай борщевик», «не смейся над словом «какашка», умение распознавать экскременты может однажды спасти тебе жизнь», несколько выделялись особенно — «всегда слушай зверей и птиц — лес никогда не молчит. Днём поют дневные птицы, ночью совы ухают, в кустах обязательно лягушки шуршат или зайцы, а если лес молчит, как будто там время остановилось, это очень плохо, бежать из такого леса нужно!».

Михаил не зря вспомнил дедовы советы — птицы и правда притихли. В клубящемся ночном воздухе чувствовалось напряжение, будто готовилось что — то грандиозное и вместе с тем опасное. Выбравшаяся из норы лиса, едва потянувшись, бросилась наутёк, освобождая широкую просеку, уже вибрировавшую под десятками ног, спешащими под сень тысячелетних дубов, туда, где из земли проступали бугристые валуны.

Перемещение Крестоплавского случилось летом. Судя по тому, что в новой действительности ему не требовались тёплые вещи (пока?), а трава вокруг была сочной и зелёной, здесь стояло лето.

Конечно же, Михаил не мог знать, что именно летом жители нескольких деревень проводили особенный очень сложный обряд, чтобы оградить себя от того, что называлось Лесным Юдом, существом огромного размера и разрушительной силой. По преданиям, Лесное Юдо родилось из души ведьмы, в давние времена скопившей в себе слишком много тёмной энергии. Когда магический поток стал достаточно мощным, ведьма лопнула с оглушительным треском, а её освободившийся дух поднял ветер такой силы, что не сравнится ни один ураган. Много деревьев было сломано тогда, бессчётное количество кустов разорвало на ветки, обломки коры, комья земли, насекомые — всё это, подхваченное ветром, сплеталось вокруг духа твёрдым туловом, толстые ветки, как рога, выросли из плетёной головы. Усаженная острыми каменными клыками деревянная пасть изрыгала, как поговаривал народ, огненные вихри и губительный свет, сжигавший всё на своём пути.

Лесное Юдо пробуждалось раз в год, и чтобы оно не очень сильно буянило и вредило, в его честь проводили ритуал. Для него ловили огромных чёрных летающих короедов, которых требовалось поджечь огнём кострищ и отпустить в небеса. Считалось, что горящие живьём жуки долетали до скрытого в чащобе монстра и грызли его плоть, ослабляя на весь оставшийся год. Лишившись древесно-земляной плоти, дух скрывался и наращивал новую, давая людям время на нормальную жизнь.

Стоило торопиться — если не успеть провести обряд с жуками ночью, прежде, чем взойдёт солнце, тело духа окрепнет, огонь станет смертоноснее, и тогда разрушениям и смертям не будет видно конца.

Это и заставляло ряженых в изображавшие рогатых насекомых ритуальные костюмы деревенских колдунов спешить, проносясь по лесу быстрее любого вихря.

Восток угрожающе покраснел, предвещая, что время было на исходе. Искры, высекаемые огнивом, еле — еле превращались в крохотные язычки пламени, которым только предстояло вырасти в настоящий огонь. Жуки в руках щелкали жвалами и дёргали лапками, стараясь вывернуться и улететь — некоторым, тем, кого держали неопытные жрецы, это удалось, и они, не полыхая, поднимались в небеса, унося в жвалах куски пальцев. Их менее удачливым собратьям вскоре предстояло стать живыми факелами, их тела, разрушаясь и сгорая, освобождали дух жуков, который, пролетая сквозь время и пространство, достигал Лесного Юда и изничтожал его жуткое тулово.

Небо светлело. Слишком много жуков улетели живыми в ту ночь — едва первый солнечный луч осветил камни, дремавшее в глуши чудище, ростом во много метров, раскрыло покрытые корой глазницы. Жирные красно-зелёные почки набухали там, где торчали тонкие веточки, даря силу тому, что когда-то было ведьмой. Длинные лапищи оттолкнулись от земли, заставив Лесное Юдо распрямиться под испуганные птичьи крики.

Пришло время оживать.

Опережая крепнущие солнечные лучи, по воздуху мчались горячие призрачные жуки, обуреваемые лютым голодом. Им не были страшны острые сучья и каменные зубы. Исторгнутый изо рта губительный луч, влетевший в самое скопление заколдованных духов, тоже не нанёс никакого вреда, если не считать полыхнувших огненным заревом деревьев и травы. Под треск пламени жуки выдирали кору из тела Лесного Юда, отвлекая его от наступления на деревни, до которых оставалось не так и далеко.

Наевшиеся жуки таяли в воздухе, прекращая своё существование — именно поэтому было важно, чтобы их прилетело как можно больше — громадина получила недостаточно повреждений, чтобы отступить — мощные ноги, покрытые землёй и спутанными ветками, несли её всё дальше и дальше.

— Скорее, оно уходит! — воскликнул Всеволод, хотя бежать за удаляющимся Лесным Юдом смысла не было — на каждый его шаг приходилось с десяток шагов его сильно уступающих в размерах преследователей.

— Нам за ним не угнаться! — горестно воскликнул заяц, — Здесь ноги нужны покрепче! Найдите у реки ветку толстую, да верёвку покрепче, затем ступайте в деревню, что однажды после нападения Юда уцелела. Там на грядке морковь растёт заворожённая. Принесите мне морковь эту, да спросите с конюха деревенского костяной гребень. После наберите воды студёной — сделаем мы коней удалых, догоним Юдо лесное, да и пустим его по ветру!

Сказано — сделано! Пошли Михаил и Всеволод в деревню, впервые за свои странствия не встретив никаких опасностей. На подходах к первым домам в воздухе почувствовался запах гари.

Присмотревшись, Михаил понял, что хоть первые дома не сильно пострадали, в глубине деревни в земле зияла дыра. Народ нёс в кувшинах воду, слышался плач, проклятия в адрес посетившего деревню чудища. Проходя по задымлённым дворам, стараясь не дышать дымным смрадом, Крестоплавский приметил чуть поодаль чуть покосившуюся избу с разбитым возле неё огородом.

Похлопав Всеволода по плечу, он указал в ту сторону.

На грядках росла морковь, но не привычная для эпохи желтоватая, а словно бы светящаяся изнутри, и оттого казавшаяся почти белой.

— Может, нарвём и осторожно уйдём? — шепнул рыжий.

— Нельзя! Там, откуда я родом, за кражу урожая знаешь, что делали?

— Розгами пороли?

— Хуже! Заряжали в самострел соль, а потом в зад палили! Притом соль такая едкая, что неделю сесть не можешь! — Михаил понизил голос, — Ощущение, как будто из тебя вся снеждь, какая только существует, выходит!

— Брр! Что ж, давай попросимся, авось, нас примут?

После стука дверь открыла девица лет двадцати.

— Мир дому твоему, краса! — немного растерялся Михаил. Услышав про волшебную морковь, он уже вообразил, что непременно встретит в избе ведьму минимум сотни лет от роду. Затем, мысленно укорив себя за забывчивость, поклонился.

— С миром принимаю, — улыбнулась хозяйка дома, — Чьи будете? Далёко ли путь держите?

— Испросил с нас один житель лесной морквы чудесной, сказал, растёт она на огороде вашем!

— Растёт, родимая, уж изсветилась вся! Я бы рада отдать её первому встречному, ибо люд окрестный боится такую есть, а по одежде вижу, нездешние вы, примете её в дар! Берите, сколько унести сможете, но прежде послужите службу мне — повадилась на мой огород Кривда-птица летать, окаянная! Прилетит, поклюёт весь урожай, а затем восвояси улетает! Как только солнце поднимается, является она каждый день! Говорят, спасает о неё вода заговорённая, надобно водою этой

ей в глаза плеснуть, тогда забудет она дорогу в нашу деревню!

С этими словами девица дала гостям прохладный горшок, закрытый тканью с изображением самой жуткой птицы, какую Крестоплавскому только доводилось видеть. Изображалась она настолько криво, будто бы её изобразил ребёнок, недавно научившийся рисовать что-то, кроме простых линий. Приплюснутая и вытянутая голова, дававшая птице сходство с динозавром, оканчивалась клювом, утыканным кривыми, идущими крест-накрест, загнутыми зубами. Крылья, расположенные несимметрично, оканчивались, если верить рисунку, не перьями, а толстыми острыми шипами. Хвост, длинный, как плеть, состоял из чешуек, толстых у основания, и мельчавших к концу, а лап было то ли три, то ли четыре, то ли изображавший забыл, как должны выглядеть птичьи лапы и нарисовал нечто очень отдалённое.

— Не желаете ли травяного отвара испить? — спросила девица, — Сама наварила, он покой дарит!

Только сейчас Михаил понял, как сильно хотел пить. Закон подлости, не иначе! Или дело в другом?

— Как звать тебя? — спросил Всеволод.

— Баяна я, знахарка местная.

Приняв из её рук каменную кружку, полную желтоватого отвара, Михаил принюхался, затем аккуратно попробовал, и, не почувствовав ни горечи — явного признака наличия яда, ни особенной сладости беладонны-красавки — единственной сладкой ядовитой ягоды, пригубил.

Вкус мяты, чабреца, тмина и мёда разлился во рту. Допивший отвар Михаил поднялся на ноги. Скорее всего, в нём был и хмель, так что мужчина уже не очень боялся встречи с таинственной птицей.

Едва стало светать, как пришло время отправляться на поиски кривда-птицы. Единственным сказочным пернатым, известным Михаилу по книжкам и сказочным фильмам, была Жар-Птица, славянская версия Феникса, обладавшая крутым норовом и способная в гневе сжечь даже гору. На что была способна местная напасть, которая, как и Жар-Птица, уничтожала урожаи, он не знал. Может, она напускала морок, отчего всё в глазах кривым казалось? Или скрючивало от неё человека, вот и Кривда?

Ничего, самое главное — вовремя плеснуть ей в глаза водой заговорённой, а там и морковь волшебная их с Всеволодом будет.

Окурила мужчин Баяна травами, чтобы Кривда-Птица точно прилетела, дала напутствие и отправила огород сторожить.

Долго ждать гостью не пришлось — едва стало светать, показался в небе кривой силуэт, грузно махавший крыльями. Это и была Кривда-Птица, и оказалась она гораздо хуже, чем на изображении. Казалось, что природа задалась вопросом «а что, если нарушить все законы, по каким работают живые существа?». Вдобавок к устрашающему виду, птаха обладала поистине исполинскими размерами — будь её когти расположены правильно, как у всех обычных птиц, она бы с лёгкостью могла уносить в небо самых крупных медведей.

— Воло, ты видишь это? Мне она не мерещится? — упавшим голосом поинтересовался Крестоплавский.

— Вижу, так же ясно, как и тебя! Вот это диво летучее! Интересно, а она только урожаи жрёт? Как она относится к мясу?

— Думаешь, она всех коров в округе поела?

— Нет, я размышляю, может ли она проглотить нас!

— У тебя голова рыжая, её с воздуха видно хорошо — давай ты Кривда-Птицу отвлечёшь, а я ей в глаза воду плесну? — блеснул идеей Михаил.

— Это почему это я должен отвлекать? Кому Змок чешуйку дал?

— Нам обоим!

— Но взял и носишь её ты! Значит, и сражаться с птицей тебе, а плесну в неё я!

И пока двое препирались на всю деревню, громадина приземлилась и проглотила румяную репу, выдернув её прямо из земли на соседнем огороде. Чертыхнувшись, Крестоплавский схватил сосуд с водой и бросился к разорительнице.

— Эй, ворона драная, смотри сюда! Мне нужны твои глаза!

Михаил понимал, что скорее всего, выглядит нелепо, но когда от тебя зависит чужой урожай, можно и потерпеть!

Где-то позади пыхтел бегущий Всеволод, призывающий хоть немого замедлиться и подождать его, а впереди вслед за репой с огорода исчезал капустный кочан.

До головы чудища оставалось совсем немного — надо только прицелиться и…

Если бы всё давалось так просто! Михаил уже пытался на бегу рассчитать, когда тварь поднимет голову, чтобы выплеснуть воду, но смотря за тем, как двигается птица, он забыл, что чудовища опасны не только спереди, но и сзади — необычный для птиц длинный, лишённый перьев хвост, метнулся наперерез бегущему мужчине и сбил его с ног. Понимая, что он падает, попаданец метнул в птицу сосуд. Тот сделал в воздухе несколько переворотов, лишь чудом не расплескав содержимое, затем приземлился птице на голову, зацепившись за вырост на голове монстра крохотной ручкой.

— Ого, ничего себе, какой бросок! Кинь в неё камнем, может, попадёшь в сосуд, и он разобьётся? — дал совет Всеволод, помогая товарищу подняться.

— Каким камнем? Я не понимаю, как у меня получилось попасть так, что сосуд повис на её башке! Если кинуть чем-нибудь, вдруг я не попаду? Или она рассвирепеет, а может, и вообще улетит, и мы застрянем здесь ещё на день?

Порыв ветра от взмахнувшей крыльями Кривда-Птицы растрепал волосы стоящих у неё на пути людей. За их попытками одолеть летающую бестию наблюдала в окно Баяна. Неужели тогда в лесу она ошиблась и зря проделала весь этот путь в деревню? Вот Мокей, вот лис хитрый! Она-то поверила, что он и правда знает, как добраться до камней Хранителей, раз легенду помнит наизусть, а оказалось, что только зря потратила время! Отвар, которым был напоен незадачливого Михаила, как назло, не начинал действовать, а ведь ей не нужны соперники, интересующиеся легендарным камнем великой силы! Поговаривают, что когда Хранители бились так, что чуть не уничтожили древнюю землю, от неё отпал кусок, унесённый океаном за ворон пядей. За многие тысячи лет превратился он в место, такой колдовской силой пропитанное, что утопили его древние боги в море, чтобы он разлад в течение земных дел не вносил. И теперь, если удастся поссорить Хранителей вновь, вернётся остров, поднимется из тёмных вод, словно наваждение, и всё, что на нём находится, будет принадлежать ей, Баяне. Станет она самой могущественной ведуньей, подчинит себе всю землю! А пока что, надо закончить одно начатое дело!

Осторожно выйдя из избы, перед этим затолкав подальше с глаз долой накидку с капюшоном, Баяна направилась к огороду, стараясь остаться незамеченной. Там она вырвала несколько светящихся морковок, принесла их обратно в избу и закинула в бочку с травяным отваром. Следом за корнеплодами там оказался неаппетитного вида цветок с чёрными лепестками, высушенный белый подснежник, длинный тонкий лист и головка репейника. Размешав там всё так же ярко светившиеся морковины, Баяна выудила их длинной ложкой, насухо обтёрла и сложила на столе, дожидаясь, когда Кривда-Птице надоест нападать. По замыслу хитрой девицы, пропитанная отваром морковка должна была наслать на съевшего её морок сознания, это и отвлекло бы от самого главного — разгадки тайны Алатыря-камня!

Крылатый ужас налетел на Крестоплавского совершенно неожиданно — он настиг его в один прыжок, схватил острыми, как лезвие бритвы, длинными когтями и рванул в небо. Всеволод рефлекторно схватился за хвост, решив, что его хотят им стегануть. В этот момент Кривда-Птица взмыла вверх, оторвав не успевшего охнуть рыжика от земли.

Михаил понимал, что навряд ли друг знает, что такое стиральная машина или русские, они же американские горки, однако именно на ощущения от этих предметов был похож полёт на твари. Она выделывала кульбиты на зависть асам из группы «стрижи» над Кремлём, мир перед глазами не только переворачивался вверх тормашками, но и искривлялся во всех возможных измерениях. Острые перья, куда больше имевшие право называться шипами, царапали тело. В нескольких местах, что у Михаила, что у Всеволода виднелись сочащиеся кровью порезы.

Подтянувшись, Крестоплавский замахнулся, чтобы сбить с головы птицы заветный сосуд с водой, но вместо того, чтобы выполнить задуманное, он едва не полетел вниз. Схватившийся за хвост напарник, вереща, как пожарная сирена, постепенно сползал всё ниже, к самому кончику.

Пришлось предпринимать последнюю попытку, и хоть сосуд по-прежнему достать не удавалось, Кривда-Птица потеряла баланс и вошла в штопор. Из последних оставшихся сил Михаил схватил пожирательницу урожаев за шею и дёрнул в направлении реки, благо, пока та лихорадочно металась в воздухе, река оказалась ближе.

— Воло, держись, сейчас мы приземлимся! — ободряюще крикнул Михаил. Ему не ответили, но он был уверен — напарник рад такому исходу событий!

С громким плеском Кривда-Птица влетела в реку. Фонтан брызг был виден даже из избы Баяны — настолько он получился высоким. Отплёвываясь и кашляя, мужчины вылезли на берег. Птица же словно растворилась в холодной воде.

— В-в-всё? На-на-надеюсь? — спросил Всеволод.

— Думаю, да. Пошли за морковками! — проворчал Михаил. Он был уверен на все сто процентов, что напарник уже пожалел, что согласился помогать так некстати встретившемуся на дороге говорящему зайцу.

— Вот, как и обещала! — лучащаяся радостью Баяна протянула несколько драгоценных морковок напарникам, — Благодарю от всей души, что вы эту птицу окаянную извели! Теперь процветать деревня будет!

Поблагодарив Баяну, Михаил и Всеволод взяли морковки и направились к конюху за гребнем. Их встретил парень в косоворотке, расшитой помимо цветочных узоров, целой картиной. На ней два могучих коня сошлись в бою у реки. Выслушал он, что нужно было путникам и затем вынес из конюшни гребень тонкой работы. Кость оказалась настолько отшлифованной, что блестела на утреннем солнце. Обрадовавшись, что на этот раз не придётся выполнять никаких дополнительных поручений, изначально следовавшие в Зазнобоград путники хотели отнести зайцу нужные ему морковины, но тут Всеволод треснул себя по лбу:

— Стой! Надо ещё рогатину! Ну, ветку, помнишь, заяц просил! А лучше две — нам обоим нужны кони, если мы хотим Лесное Юдо одолеть!

Михаил не хотел себе признаваться, но он бы не отказался от коня. Было в образе его самого, сидящего на коне, что-то величественное. Правда, что делать, если конь будет нести его в бой, учёный из другой эпохи как-то не думал.

Возле реки, после получаса поисков, нашлись две крепкие, довольно толстые отломанные ветки, покрытые паутиной и слоистым мхом. Очистив их и отломав тоненькие прутики на верхушке, напарники удовлетворённо кивнули и понесли весь собранный набор — морковки, гребень и ветки зайцу. Сложили они всё на том месте, где косого встретили и стали ждать. Прошёл час. Другой, третий, и вот, наконец, прискакал к месту встречи серый зверёк. Обрадовался он, позвал за собой к реке. Там окунул в воду ветку толстую, запрыгнул на неё верхом и полетел над водой быстрее всякой птицы.

Всеволод и Михаил, открыв рты, наблюдали, как ветка вздыбилась, выпустила из себя четыре отростка, начавшие утолщаться. Сзади распустился пышный хвост из лыка, а спереди мох так нарос, что стал похож на конскую голову. Окатило палку водой, да и застыла она ледяным лошадиным туловом. Соскочил заяц с коня получившегося, прозрачно-белоснежного, схватил гребень да как начал гриву конскую чесать! Заржал белый конь, встал на дыбы, а из-под его копыт искры ледяные полетели.

— А мы могли бы принести и воду — у нас же был сосуд от Баяны! — заметил Михаил.

— Точно! А где он? Ты его видел после битвы с Кривда-Птицей?

Крестоплавский призадумался. Он помнил только, что летучая бестия канула в ледяную воду и исчезла, словно бы её и не было никогда.

Растаяла, как наваждение?

Сосуд, скорее всего, покоился на дне реки. Если он, конечно, существует…

Затем схватил заяц вторую палку, окунул её в реку. Налип на неё густой тёмный ил, пристали водоросли речные тёмные. Стал и эту палку заяц объезжать, будто бы она — конь. Выросли у неё ноги могучие с копытами крепкими, затвердел ил в тело прохладное, расчесал заяц хвост, и вышел из реки конь чернее ночи. Накормил зверь лесной коней морковью колдовской и сказал:

— Дарю я вам этих коней быстроногих. Догонят они любого врага, какого вы их попросите! Не уйдёт теперь Лесное Юдо окаянное, да только помните — кони эти непростые — дух в них дикий, неукротимый. Как только победите чудовище, скормите коням своим водоросли из этой реки, а затем белому дайте отведать сока граба, а чёрному — сосновой смолы, да смотрите, не перепутайте, не то рассвирепеют кони, вырвутся на волю и не миновать беды!

Сложил затем заяц из трав луговых вожжи крепкие, из шерсти своей, что начесал гребнем костяным, свалял сёдла, из веток, с палок обломанных согнул стремена, да и ускакал прочь.

Поблагодарили путники зайца волшебного, оседлали коней — Михаил чёрного, Всеволод — белого и поскакали Лесное Юдо догонять. Найти его оказалось нетрудно — достаточно было просто следовать за разрушениями — сломанными стволами, развороченными берегами и выжженной травой. Лес вокруг становился темнее и гуще. Крестоплавский озирался по сторонам, боясь встретить в чащобе дикого зверя или вообще какого-нибудь монстра. С него вполне хватало будущей битвы с Лесным Юдом. Сперва победить, а потом очень строго поговорить с Всеволодом, чтобы тот не смел втягивать его в ненужные приключения!

Вскоре кони остановились посреди мрачной опушки, поганки, достающие им до колен, были единственным источником света — солнце не могло пробиться сквозь плотно переплетённые кроны.

— Что встали? Н-но! Пошли, кони! — не понял Михаил, пришпоривая своего коня, — Победим эту хреновину, я тебе сахара дам… или конфетку! Или что едят послушные ручные лошадки?

Чёрный конь водил ушами, махал хвостом, отгоняя комаров, но идти вперёд совершенно не желал. Стоило глазам чуть привыкнуть к мраку, стало понятно, почему.

У противоположного края опушки виднелся провал в земле. Судя по его размерам, в нём мог спокойно поместиться слон, а то и не один.

— Что там, впереди? — шёпотом поинтересовался Всеволод.

— Нора, кажется. Слушай, ты же неподалёку живешь, в паре дней ходьбы, может, тебе рассказывали что-нибудь про него? Юдо под землёй живёт?

— Клянусь, ничего о нём не знаю, не слышал, и, если честно, знать не хочу! Может, завалим нору, этот огнедых там застрянет и с голоду подохнет?

— Очень умный план! — съязвил Крестоплавский, — Чем ты такую дыру завалить собрался? Валуном? Или будешь деревья выкорчёвывать?

— А если найти поваленное дерево, притащить его сюда, и свалить внутрь?

— Такое найти-то можно, только вот, как ты натаскаешь столько деревьев?

Всеволод почесал за ухом.

— А мы запряжём наших коней, и пусть они тянут стволы, они же сильные, магические!

Крестоплавский огляделся, ища, откуда можно притащить поваленное дерево. В этот миг что-то под землёй заворочалось, из дыры выпросталась лапища, оканчивающаяся длинными когтями из веток.

— Твою ж мать! Воло, отбой, твоя идея не нужна, оно лезет!

Под испуганное ржание вставшего на дыбы коня, Михаил пытался нащупать спрятанную в рукаве чешуйку, подаренную царём змей. То ли она оказалась куда меньше, чем он помнил, то ли (и это самое страшное) — она выпала, пока хозяин собирал необходимые зайцу предметы.

На самом деле, чешуйка и правда, выпала, но совсем недавно — она валялась на ведущей на опушку тропинке, призывно поблескивая. Огненно-рыжая белка, с интересом прыгавшая вокруг интересной находки, сцапала её когтистой лапкой и потащила в дупло. К сожалению, это заметила ворона, сообразившая, что блестящий предмет в лапах белки — это что-то невообразимо вкусное, и оно, конечно же, должно принадлежать только вороне! Воинственно расправив чёрные крылья, птица полетела вслед за рыжей воровкой. Та, заметив летящую опасность, заверещала и поспешила скрыться в дупле, выкинув заветную чешуйку. Она, блеснув, упала в кусты, скатилась по листу волчьей ягоды на широко развешанную паутину, потревожив крупного паука, отдыхавшего после цело й ночи плетения. Восьмилапый немедля бросился к чешуйке, решив, что паучьи боги, если они существуют, сегодня к нему проявляли особую благосклонность, послав в качестве добычи такую большую муху.

Чем больше паук пытался завернуть чешуйку в пушистый белый кокон, тем больше она рвала паучьи труды. Прорвав достаточно большую дыру в паутине, блестящая частичка упала на землю. Там её нашёл ужик, открывший рот и проглотивший дар Змока…

Древний монстр, прозванный Лесным Юдом, поднимался из норы, и не было ему видно конца. Оно возвышалось над вековыми дубами, сосны и лиственницы ровнялись с его узловатыми рёбрами, или по крайней мере, тем местом, где в прямоходящем теле они располагаются… Рога, закрученные и загнутые назад, венчали голову, на которой, сколько бы не пыталась рассмотреть шокированные Михаил и Всеволод, не удавалось найти глаз. Под низким покатым лбом, сплетённым из веток, грязи, сухих листьев и разрушенных гнёзд, располагался тёмный проём, очень напоминавший пасть.

Имелись у Лесного Юда и крылья — широкие, сотканные из обрывков сброшенной змеиной кожи, паутины и хвои, они вряд ли могли поднять исполинское тело в воздух, но тем не менее, тварь размахивала ими, поднимая порывы ветра.

Длинные тонкие заскорузлые руки с непомерно длинными ладонями с треском сжимались и разжимались.

Лесное Юдо вертело головой под аккомпанемент оглушительного треска.

— Оно, кажись, ищет достаточно крупную добычу! Многим после сна очень хочется кушать! — сообщил Всеволод.

— Достаточно крупную добычу? Насколько крупную?

— Два всадника вместе с конями вполне сгодятся!

— Спасибо, обнадёжил! Как же я счастлив, что идеально подхожу на роль добычи! Мы еле-еле одолели Кривда-Птицу, я теперь знаю, кто будет являться мне в кошмарных снах или болезненном бреду, а тут ещё и это!

Управлять конями оказалось крайне тяжело — могучие животные не желали слушаться, они брыкались — несколько раз то белый, то чёрный конь был близок к тому, чтобы сбросить наездника. О том, чтобы браво скакать в бой, не было и речи!

Лесное Юдо сделало первый настоящий шаг. От него по земле прокатилось гудение, а чёрный и белый кони бросились в разные стороны. Михаил с ужасом вцепился в гриву своего скакуна, изо всех сил стараясь развернуть его в нужном направлении. Как бороться с противником, превосходящим тебя в размерах, когда ты не в ладах с конём, ещё предстояло подумать.

У Всеволода с верховой ездой тоже возникли проблемы — во-первых, спина скакуна оказалась по-настоящему ледяной, сидеть становилось всё холоднее с каждой минутой. Во-вторых, он скользил, так что он молился всем богам, чтобы конь не встал на дыбы, а то рыжий точно окажется под копытами.

Но самое главное — то, что сверху со свистом опустилась ладонь чудовища, попытавшегося прихлопнуть скачущего Всеволода, словно назойливое насекомое.

Как бы это не было страшно, но хлопок помог коню рыжего атаковать угрозу, повинуясь инстинктам. Всхрапнув, он ринулся вперёд, туда, где Лесное Юдо ещё не успело поднять руку достаточно высоко. Преодолев это расстояние стрелой, конь со всей силы ударил передними копытами по ветвистым пальцам.

Раздался хруст, и несколько отломанных деревяшек и колких щепок полетели вниз. Несколько секунд Лесное Юдо в исступлении вертело рукой, а затем показало, на что был способен провал под лбом.

Всеволод едва успел увернуться от огненной струи, вылетевшей ему навстречу. В нос ударил запах палёной травы и ткани.

Скосив глаза на рукав, наездник увидел, что тот медленно, но верно тлеет.

Испугавшийся огня белый конь впал в ярость и продолжил атаки. Разбежавшись, он нанёс удар по ноге Лесного Юда.

Сверху раздался оглушительный вой. Там, куда пришёлся удар копыт, распространялась ледяная корка.

— Кажется, я его разозлил! — крикнул Всеволод, — Как ты, справился с конём?

Михаил хотел бы ответить, как ему нелегко удерживаться на чёрной зверюге, абсолютно не признававшей никаких команд, но когда твой конь способен сливаться с тенями, а его копыта с лёгкостью проходили в землю сквозь тени.

Сперва Крестоплавскому показалось, что конь ведёт себя как-то странно, будто бы переваливаясь при ходьбе, но опустив глаза, попаданец заметил, что чёрный скакун опускает копыта в покрытую тенью землю, и уходит в неё почти до самых колен. При этом с землёй, на которую попадает солнечный свет, такой трюк не удаётся.

В голове возник вопрос, что будет, если конь погрузится в тень дальше, чем до колена? Что, если в тенях исчезнет его спина? Придётся ли Михаилу остаться без скакуна сидящим на земле? А что, если он тоже уйдёт под землю вместе с конём? Что ждало на той стороне теней? Параллельный мир? Негативная версия реальности? Бездонное чрево хтонической твари?

Навстречу выпросталась лапища с кривыми ветвистыми пальцами. Крестоплавский дал коню команду увернуться, но всё получилось совсем не так, как задумывалось — чёрный скакун запрыгнул на руку Лесного Юда и поскакал по ней, сцепляясь копытами с переплетёнными корнями, составляющими большую часть туловища чудовища. Сама собой в голову пришла рискованная идея, и наездник крикнул изо всех сил:

— Воло, веди его в тень!

— В тень? Хорошо, только вот мой конь не очень хорошо слушается! Тпру! В тень, пошёл!

— Да не коня веди! Чуду-Юду эту! Надо, чтобы в тени оказалась грудь!

Всеволод сперва не понял, что имелось в виду. Возможно, напарнику напекло голову? Но в лесу не было жарко! Может, грибы пылят, и тот надышался ядовитых спор?

К тому же, белый конь в тени будет значительно заметнее — какая удача для исполина, жаждущего прикончить коня вместе с наездником!

Рыжий несколько раз пытался рассмотреть, что такое поднимается по руке противника, трясущего конечностью, чтобы это сбросить, но так и не смог рассмотреть. Прицелившись, Лесное Юдо исторгло ещё одну огненную струю, но в этот раз она стала настолько плотной, что больше напоминала луч. Этот луч прошёлся по сухой лесной подстилке, шляпкам грибов и стволам деревьев у самой земли, отчего опушка заполыхала.

— Миха! Атас! Ты где? — Всеволод кашлял, давился расползавшимся повсюду дымом, озирался по сторонам в попытках найти товарища.

Крестоплавский старался не только не говорить, но и по возможности, поменьше дышать — чёрные смердящие клубы поднимались всё выше, за ними уже с большим трудом можно было рассмотреть очертания рогатого гиганта. Копыта коня проваливались в потемневшую руку, и это вызывало дискомфорт Лесного Юда. Оно прицелилось и втянуло воздух в провал, заменявший пасть. Внутри уже слышался грозный треск занимающегося пламени.

До локтевого сгиба оставалось совсем немного — лишь бы успеть разогнаться и прыгнуть!

Могучий волшебный конь развил приличную скорость. Огненная струя, однако, вылетела значительно быстрее. Крестоплавский едва успел пригнуться, и огонь пронёсся над головой, лишь чудом не опалив волосы.

И вот, долгожданный прыжок. Конь нанёс удар в грудь Лесному Юду, но из-за того, что всё, благодаря дыму, погрузилось во мрак, копыта прошли сквозь оболочку, и погрузились внутрь твари.

Михаил почувствовал, как неведомая сила захватывает его вместе со скакуном и затягивает всё глубже и глубже. Сперва исчезли передние ноги чёрного коня, затем грудь и голова, после втянулся торс вместе с сидящим на спине наездником, а последними — круп и хвост.

Только почувствовав, что висит в воздухе, и, казалось бы, никуда не падает, попаданец открыл до этого зажмуренные глаза. Увиденное ввергло его в ступор — такого он увидеть точно не ожидал.

Конь парил в пространстве, не касаясь копытами земли или какой-либо твёрдой поверхности. Всё вокруг заливал мертвенный болезненно-зелёный свет, по сравнению с которым освещение в угодьях Змока тянули на апартаменты класса люкс. Повсюду, куда бы ни падал взор, витали крохотные огоньки. Сперва Михаил принял их за светлячков, но когда один подлетел достаточно близко, стало понятно, что у него нет ни крылышек, ни вообще сколько бы то ни было, понятной осязаемой оболочки. Мелкие огоньки разлетались, словно перепуганные мошки, но попадались и такие, что не уступали размером шарикам для настольного тенниса. Словно заворожённый, Михаил протянул навстречу ему руку. Огонёк несмело подлетел и завис чуть поодаль. Конь тоже с интересом рассматривал летающее диво, стараясь дотянуться до него мордой.

Внезапно, огонёк, к которому проявляли столько интереса, быстро подался вперёд и коснулся пальцев Крестоплавского. Тот едва успел отдёрнуть ладонь — по всей руке вплоть до локтя прокатилась такая боль, словно её сперва обдали кипятком, а затем хорошенько ударили током.

Пострадавший непроизвольно вскрикнул. Испугавшийся конь галопом помчался вперёд — скакать в невесомости, на удивление, получалось значительно медленнее, чем по земле. Это всё равно, что пытаться быстро передвигаться внутри холодца.

По ту сторону туловища, Всеволод искал среди поднимавшихся всё выше языков пламени пропавшего напарника. Всё сильнее в голове укоренялось осознание того, что чёрное пятно, взбиравшееся по лапище Лесного Юда — это Михаил на коне.

Но куда он делся потом?

Рыжий ещё не видел магических свойств чёрного скакуна, поэтому предположил самое страшное — что чудовище проглотило Михаила вместе с конём.

Оставалось последнее, что мог сделать Всеволод в память о павшем товарище — сразить древесного исполина, заставить его исторгнуть останки храброго воина и захоронить с почестями на самой большой площади Зазнобограда.

Совсем рядом на землю опустилась ножища Лесного Юда, отчего по лесу прокатилась дрожь. Всеволод заметил, что замороженная древесина рассыпалась, обнажив тёмный провал. Внутри мерцало что-то зелёное.

Пришпорив коня, парень поскакал навстречу разверстой дыре. Внутри круто наверх уходила широкая и толстая коряга, в стороне от которой плавали в воздухе манящие зелёные огоньки.

Белый конь ворвался внутрь. Под его копытами коряга трещала и надламывалась, покрываясь тонкой коркой льда.

Извилистый путь вёл куда-то наверх. Всеволод скакал, пока не увидел сплетённый из корней, веток и хвоинок ствол, по-видимому, заменявший чудовищу позвоночник. Внутри него мерцала глыба, испещрённая письменами и знаками. Издалека сложно было понять, что именно изображалось на глыбе, но что-то в знаках чувствовалось знакомое. Где-то совсем недавно Всеволоду уже встречалось что-то похожее.

Внезапно рыжий услышал знакомый голос:

— Воло?! Ты тоже тут? Как ты сюда попал?

Всеволод обернулся, подняв голову, и увидел Михаила, державшегося одной рукой за конскую узду, а другую прижимая к себе. Ладонь свободной руки была явно повреждена.

— Мой конь пробил дыру в ноге Юда! Что это такое? Мы в чреве чудища?

— Не знаю, скорее всего! Что бы ни случилось, не касайся огней! Они жгутся!

— А, это светлячков этих?

— Это не светлячки, это… как бы объяснить, это такие духи, они защищают тело от инородного вторжения! — крикнул Михаил. Он не знал, как объяснить местному жителю, что такое иммунная система. Более того, учёный не понимал, каким образом существо явно не биологического происхождения могло иметь такую систему, и как она вообще распознавала, что подлежало уничтожению, а что — нет. Несколько огоньков, к слову, уже начали медленно дрейфовать по направлению к вторженцам.

— Они сюда летят, уносим ноги! — крикнул Михаил. Его конь сорвался на галоп, несмотря на всю тяжесть, с которой давались драгоценные метры. У Всеволода же проблема состояла в другом — он скакал немного быстрее, но везде за ним оставался ледяной след, поэтому стоило немного задержаться на одном месте, как коряги раскалывались и рассыпались. К тому же, парень не понимал, почему у его коня не получается летать и скакать по воздуху, как у чёрного скакуна.

Словно чувствуя более опасную добычу, разрушающую растительное тело изнутри, огоньки слетались на Всеволода, как пчёлы на цветок. Сперва вокруг летал десяток таких, но постепенно наездника на белом коне стало почти не видно за облаком из зелёного мерцания. Помня, насколько болезненным оказалось прикосновение огоньков, Крестоплавский почувствовал, как по телу бежит озноб.

Однако, хоть белый конь и не умел летать, у него в запасе оказалось куда более полезное умение.

Когда огоньки уже почти коснулись шевелюры Всеволода, белый конь всхрапнул и выдохнул облако белого ледяного тумана. Сперва казалось, что оно только мешалось, поскольку рассмотреть что-либо в промозглом белом мареве можно было с большим трудом. К тому же оказаться в нём было всё равно, что выйти зимой на улицу в одной майке и трусах.

Но, присмотревшись, Михаил заметил, что огоньки, попавшие в мороз, тускнеют, а затем и вообще гаснут. Оставшиеся принялись разлетаться в разные стороны.

— Они меня жгут? Я горю? Почему я не чувствую боли, только холод? — спросил Всеволод, не открывая глаз.

— Как ты это сделал?! — поразился Крестоплавский.

— Что сделал? Постой, я тебя слышу, значит, я не умер?

— Ты прогнал их! Огоньки боятся мороза!

Рыжий не без опаски открыл глаза и с удивлением обнаружил, что вокруг него нет ни одного обжигающего летуна.

— Надо же! Смотри, под копытами всё замёрзло!

И правда — под белым конём уже наросла толстая ледяная корка, похожая на панцирь древнего ящера. Стоило скакуну сделать шаг, как произошло страшное.

Сперва раздался треск, какой обычно бывает в лесу зимой — тихий и тревожный. Однако таковым он оставался недолго — лёд раскололся и ухнул в светящуюся от огоньков дымку внизу. Это запустило цепную реакцию — закрученная, как штопор, коряга, благодаря которой Всеволод смог подняться так высоко, стала рушиться, заставляя не умеющего летать коня спасаться бегством. Всхрапывая и испуская морозные клубы, конь помчался вниз по коряге, оставляя за собой пустоту и крошащиеся обломки внутренностей Лесного Юда. Мороз не щадил ничего, он окутывал извилистые корни, складывавшиеся в тулово, те бурели и крошились.

Михаилу пришлось гнать коня вслед за товарищем — мечущиеся жгучие огоньки рассеивали необходимую для перемещения тень. Полёт выручал, но всё равно приходилось уворачиваться от падающих сверху ледышек и деревяшек, а когда движение даётся с трудом, это ой, как нелегко!

Оледенение дошло и до глыбы, виденной Всеволодом. Саму её лёд не повредил, но заметно утяжелил, поэтому она рухнула вниз.

Лишившись ядра, роль которого выполняла выпавшая глыба, Лесное Юдо начало рассыпаться ещё быстрее, чем когда на него действовал холод белого коня. Вокруг двигались и расщеплялись коряги, огоньки вылетали наружу, словно встревоженные шершни из горящего улья. Два коня вывезли наездников из разваливающегося монстра, и тот рухнул оземь, замерев на мгновение.

— Поверить не могу, что мы живы. Хвала богам! — воскликнул Всеволод, обратив взгляд к небу.

— Всё, с меня странствий хватило, Воло, я хочу просто добраться до города, пошли! — Крестоплавский постарался придать голосу решимости, но вместо этого получилось нечто вымученное и звучащее совершенно не как фраза решительного человека.

— Обещаю, больше ни на что не отвлекусь! Смотри! Оглядись вокруг!

Наездник на чёрном коне осмотрел лес. Вокруг висела зловонная дымовая завеса, то тут, то там виднелись светящиеся угольки, ветер разносил повсюду не успевающий остыть пепел. Некогда зелёная, наполненная жизнью чаща теперь представляла собой выжженную пустошь. Лишь вдали ещё проглядывались какие-то деревья, но сказать, затронул ли их огонь, не представлялось возможным.

— Ничего себе… неужели, это всё Лесное Юдо выжгло?

Всеволод призадумался:

— Не думаю, что оно, хоть напасть и могучая. Мы же внутри, в утробе его были, мы бы и огонь видели, если б Юдо его исторгало!

Это было похоже на правду. Наездники хотели было спешиться, но тут Михаил вспомнил, что просил сделать с конями заяц:

— Постой, помнишь, велено же нам накормить коней, поблагодарить их за службу! Только вот, я забыл в бою, чем именно их кормить надо?

— Вроде сок для белого, и… хвоя для чёрного, так?

— Хвоя? Может, смола? Или кора?

— Кора? Что ж конь тебе, бобр зубастый, что ли, кору жрать? — Всеволод улыбнулся, — Хотя, мы вряд ли что-то найдём, всё равно тут сплошной пепел!

— Так нельзя, оставить коней совсем без съестного, они всё-таки в бою нам служили, из беды вынесли! Давай найдём хоть немного сочной травы!

Кони, тем временем, понемногу начинали проявлять норов. Попытки повести их за собой пока увенчивались успехом, но с каждой минутой это становилось всё труднее. Пепел мешал идти, он разлетался в разные стороны, поднимался с каждым шагом из-под ног, норовил забиться в глаза и рот, но путники упорно продолжали искать награду для скакунов.

И вот впереди показался нетронутый огнём лес. Могучая сосна, сочащаяся смолой и распространяющая вокруг дурманящий аромат, тут же привлёк внимание:

— О, вот и сосна! — радостно объявил Михаил. После запаха гари и постоянного сплёвывания пепла было очень приятно оказаться в лесу с нормальной растительностью и хвойной подстилкой, — Кажется, твоего коня надо покормить, тут вот, и смола имеется!

— Постой, а разве это не твой любит смолу? — насторожился Всеволод, — И ещё кору граба нужно отыскать!

— Граб? А как он выглядит?

— Он… белый такой! И раскидистый!

Крестоплавский задумался. Граб — это что-то, похожее на берёзу? Но в местном лесу ему не попадалась ни одна. Значит, и дерево, родственное берёзе, встретить проблематично! Может, подойдёт кленовый сок?

— Не видел такого! К тому же, твой конь не прочь отведать смолы!

С этими словами он указал на довольно жующего смолу белого коня. Закончив с большим куском, животное потянулось к следующему в радиусе досягаемости…

Ветер смёл нанесённый пепел с камня, оставшегося на месте битвы с Лесным Юдом. Неспешно подошедшая фигура в сером балахоне с капюшоном протянула к нему руки.

— Поверить не могу! Один из камней Хранителей — Летний! Что ж, осталось ещё три, и мой план претворится в жизнь, а пока — остаётся просто следовать за этими недотёпами!

— Ты уверен, что это правильно? — с опаской спросил рыжий, — Кажется, моему коню плохо!

Даже не имевшему дело с лошадьми до этого Михаилу, с каждой минутой становилось ясно, что товарищ прав. Съев ещё немного сосновой смолы, конь взревел, аки медведь, встал на дыбы, его тело испустило ослепительную вспышку, и он помчался, куда глаза глядят, лишь изредка оставляя за собой следы заледенелых копыт, отрывавшихся от земли, как изящные прозрачные подковы.

— Проклятье! Скорее, лови коня! — вскрикнул Крестоплавский, кидаясь следом за уносящимся вдаль скакуном.

Оставшийся с чёрным конём Всеволод попробовал его оседлать, и сперва это у него получилось, но вот затем магия из порченой моркови, наконец, проявилась во всей красе. Став совершенно неуправляемым, чёрный конь брыкался, бил стволы, вырывался и силился сбросить Всеволода, что есть мочи.

Решив не рисковать, рыжий спрыгнул со скакуна. Тот всхрапнул, в последний раз ударил копытом о землю и по-рыбьи нырнул в покрывающую землю тень.

Больше сегодня ни Всеволод, ни Михаил, коней не видели. На том месте, где чёрный скакун в последний раз ударил землю, остался только гладкий чёрный камень, чуть мельче речной гальки и такой же гладкий. Полагая, что оставленный чёрный окатыш поможет привлечь умчавшегося в неведомые дали скакуна, Всеволод взял его и убрал в карман. Затем посидел на почерневшем пеньке, подумал и пошёл по ледяным следам, вслед за Михаилом.

Нашёлся друг достаточно быстро — когда тебе далеко не двадцать лет и ты не приучен заниматься спортом, могучего коня тебе точно не догнать. Крестоплавский, опустив голову, понуро брёл по тропинке, отрывая от рукава приставший репей.

— Ушёл конь, упустил я его, — сообщил он.

— Чёрный тоже. Ударил копытом землю, да так в неё с головой и ушёл! Только камень оставил! — с этими словами рыжий извлёк из кармана находку. Даже солнечный луч, пробившийся между кронами и попавший на поверхность находки, не смог осветить её мрак.

— Ладно, будем надеяться, что раз заяц был волшебным, он найдёт своих скакунов. Надо думать, как обратно в город вернуться! — решил Михаил, — Далеко мы находимся?

— У леса несколько троп. Некоторые могут привести в Зазнобоград. Пойдём той, которая самая широкая — раз она такая, значит, её протоптали специально, и она точно ведёт в Зазнобоград!

— Ловко ты это придумал! В путь!

Идти пришлось недолго — вскоре за уцелевшими деревьями вдали показались башни из белого камня…