К пикировщикам вскоре присоединились более тяжелые фронтовые бомбовозы Хенкель-111 и Юнкерс- 88, они валили авиабомбы на жилые дома, заводы и фабрики, храмы, топили даже мирные корабли, стоявшие у речного порта на Днепре.
Люди в ужасе выбегали из своих домов и метались по улицам и площадям утреннего города, не находя защиты, было видно по всему: никто не ждал войны, население не было к ней готово. Везде отчетливо проступало ощущение катастрофы!
Картинка на экране вновь сменилась, уже можно было прочитать: «Модель 5 - Тульский оружейный завод, 5:30 утра»
Легковой автомобиль, скрипя шинами, резко затормозил у пропускного пункта завода. Из авто выбежал посыльный офицер и, назвав пароль часовому, резко приказал: «Командира охраны, подполковника Авксентьева срочно сюда, ему секретный пакет штаба округа», — часовой немедленно связался по телефону с начальником охраны.
Через несколько минут подполковник вскрывал конверт, привезенный прапорщиком. Прочитав содержание, он недоуменно поднял глаза на офицера связи: Здесь приказано немедленно занять места по боевому расписанию, как это понимать, вы что-нибудь можете пояснить? — в растерянности спросил он у прапорщика.
— Война, Ваше высокоблагородие, война с Германией, — тихо ответил посыльный. — Мы атакованы по всей границе, от Черного до Балтийского моря! — Оба некоторое время молчали, переводя дыхание.
— Это ужасно! — проговорил, наконец, подполковник.
Да, ужасно! — согласился прапорщик. — Но, самое ужасное — это их современная и до невероятности многочисленная авиация, которая уже полтора часа бомбит и наши войска, и наши города. Они настолько подготовлены и информированы, что гоняются даже за гражданскими летчиками, лишь бы увидеть синюю форму одежды. Так что как можно быстрей готовьте к бою зенитные расчеты, подвезите как можно больше патронов и снарядов — скоро и у вас начнется. Торопитесь, я должен проследить начало исполнения приказа.
Объезжая территорию завода, прапорщик видел, как расчеты занимали места у счетверенных «Максимов» и английских полуавтоматов, с горечью в душе осознавал, что этих мер хватило бы против «Альбатросов» образца 14 года, но совершенно не достаточно для ударных авиагрупп «Люфтваффе» образца 41 года:
— Эх, Россия-Россия и армия Белая наша! Все господствующий класс защищать готовились! Вот только к современной войне оказались совершенно не подготовленными! — он с тоской смотрел на корпуса еще не тронутого войной завода, отдавая себе отчет, что скоро здесь будет лишь груда камней и горы человеческих трупов.
Объехав завод и доложив по телефону в штаб, что приказ выполняется, прапорщик немного задумался, сидя на диване у телефона: вспомнилась жена и трое детей, небольшой дом на берегу Волги в Ярославле, чайки над синей гладью реки и теплое синее небо. Все казалось уже таким далеким и безвозвратным, но в то же время теплым и дорогим!
— Эх, если бы отыграть лет двадцать назад и все начать сначала, пусть так, как говорил этот Ленин со своими большевиками, только бы не видеть этого позора, который вскоре придется пережить всему русскому народу и стране в целом!
Сейчас он, прапорщик, прекрасно отдавал себе отчет в том, что согласен в душе на любой строй, лишь бы не позволить немцам поработить его Родину и русский народ! Думая так, неожиданно для себя прапорщик задремал, он больше суток был на ногах и сейчас просто органически не смог перебороть усталость… Его разбудил вой сирены, разносящийся по территории завода. Открыв глаза и сразу поняв то, что уже произошло, он выбежал из вахтенной и взглянул на небо: Хенкели и Юнкерсы уже висели над заводом, сбрасывая свой смертоносный груз, еще несколько мгновений, и бомбы начали рваться повсюду, сея смерть и разрушение. Чтобы бомбометание было более точным, бомбовозы пикировали, не боясь огня зенитных установок. Грохот, свист разлетающихся осколков и пулеметных очередей заглушили все вокруг, превращая раннее утро в кромешный ад. Люди, пришедшие на утреннюю смену, выбегали из помещений завода на улицу и в ужасе, схватившись за голову, в панике метались по территории, не находя спасительного убежища. Зрелище было душераздирающим!
К пропускному пункту бежали несколько человек в военной и штатской форме, среди них посыльный узнал подполковника Авксентьева:
— Что думаете предпринять? — прокричал он ему.
— Только что связался со штабом военного округа,— задыхаясь, выдавил подполковник. — Обещали прислать истребители, но не надеюсь — у них такая же мясорубка идет.
Прапорщик посмотрел на часы, он показывали пять минут седьмого:
— Ну, что ж, раз уж Москву вовсю бомбят, значит, уж точно конец России настал! Какая же разница, где помирать! — он еще раз обвел взглядом завод, видя, как рушатся под ударами авиации производственные блоки и даже целые корпуса. Взгляд его зацепился за зенитный полуавтомат, у которого убили наводящего, прижав саблю, посыльный побежал короткими перебежками к зенитке...
« Модель 6 - Кабина командира эскадрильи 3- го истребительного полка российских «Аэрокобр» Белой армии»
— Я первый, я первый. Вижу производственные цеха Тульского военного завода, над ними германские бомбардировщики. Приказываю атаковать вслед за мной!
Несколько звеньев истребителей с триколорами на фюзеляже и крыльях врезались в самую гущу немецкой авиации, завязав бескомпромиссный смертельный бой! Аэрокобры превосходили в скорости неприятельские бомбовозы, поэтому российские пилоты без особого труда поражали их из крупнокалиберных пулеметов, но немецких самолетов было в пять раз больше, и это вскоре сказалось на результате боя. Большая часть бомбовозов несколько отошли в сторону и, перегруппировавшись, тесней сомкнули строй. Когда же остатки российской эскадрильи попытались вновь атаковать, их встретили ее дружным бортовым огнем...
Русские пилоты сражались мужественно и уже почти переломили исход боя в свою пользу, но неожиданно к немцам прибыло подкрепление из двадцати самолетов. Видимо, уничтожение Тульского оружейного завода было одной из первостепенных задач германского командования? Через полчаса все было кончено: последний самолет Белой армии, задымившись, начал снижаться и упал в поле.
Прислуга зенитных установок видела все это с земли и мужественно помогала своим истребителям, несколько бомбардировщиков было подбито огнем зенитных батарей. Но силы были слишком не равные! Покончив с российскими истребителями, около трех десятков немецких бомбардировщиков вновь набросились на завод и сбросили на него остатки своих подбрюший: то, что раньше называлось Тульским оружейным заводом, теперь напоминало свалку из горящих и дымящихся развалин — с заводом было полностью покончено...
— Остановите демонстрацию, нет сил так больше смотреть — это же просто подлое, циничное уничтожение России!А где же ее друзья, у нашей страны всегда было много союзников? Они не могли бросить ее на произвол судьбы! — голос президента дрожал.
«Умница», Форин-офис британского правительства в Лондоне, пожалуйста, на экран! — сухо скомандовал Сергей.
— Слушаюсь, начинаю дополнительную загрузку файлов для седьмой модели.
«Модель 7 - Кабинет премьер-министра Великобритании 10:00 утра 22 июня 1941 г.»
Черчилль сидел в глубоком мягком кресле в простенке между окнами, завешенными бархатными портьерами. Только что секретарша принесла коньяк и сигары — непременный атрибут его утреннего делового начала. Рядом за столом сидел начальник штаба Королевских вооруженных сил и докладывал о положении дел на Европейском театре военных действий, в частности — нападении германской армии на Россию...
Настроение премьер-министра было противоречивым. С одной стороны, он был доволен, что наконец- то удалось направить агрессию «немецкого зверя» на Восток и теперь напор на Британию явно ослабеет. А с другой, он, как умный и дальновидный политик, не мог не понимать — в случае поражения России ему опять придется иметь дело с Гитлером, причем сильно усилившимся за счет российских природных ресурсов.
Откусив конец сигары и обмакнув ее в рюмке с коньяком, Черчилль почмокал ее во рту и чиркнул спичкой о бок коробка:
— А как Вы оцениваете общие шансы русских в начавшейся материковой кампании?
— По мнению британского Королевского штаба, шансов у России нет никаких. Примерно через две недели Российская демократическая республика прекратит свое существование как суверенное государство и германские войска возьмут Москву, Санкт-Петербург и все остальные крупные города. Через месяц прогнозируется выход немецких моторизованных частей к Уралу.
Премьер выпустил очередной клуб дыма и, тяжело вздохнув, произнес:
— Я так и думал примерно. Свяжитесь с Объединенным комитетом «Начальников штабов армии Соединенных Штатов Америки» и проработайте детали операции по взятию под наш контроль природных ресурсов Сибири и Дальнего востока — нельзя допустить, чтобы они попали в руки Гитлера!
Черчилль прихлебнул немного коньяка из рюмки и вызвал дежурного офицера:
— Мной был приглашен первый лорд адмиралтейства сэр Дадли Паунд, он подошел? Если так, пригласите его ко мне.
Через минуту адмирал флота Ее величества расположился в кресле напротив премьер-министра:
— Я знаю, о чем Вы хотите спросить, господин премьер-министр. Отдал ли я приказ нашей эскадре в Мурманске покинуть русский рейд и отправиться к берегам «Туманного Альбиона»? Такой приказ мною отдан, и эскадра уже в пути, будут какие- то указания на этот счет?
Черчилль задумался, дымя сигарой, торчащей во рту... Неожиданно зазвонил телефон на рабочем столе, что вывело главу Правительства из раздумий: секретарша докладывала о просьбе Верховного правителя России Колчака срочно переговорить с ним.
— Соединяйте, — глухо, с металлом в голосе приказал премьер-министр, глаза его стали наливаться кровью.
— Ваше превосходительство! — послышался в трубке заискивающий, холуйский голос Колчака. — Уже шесть часов не могу связаться с Вами! На нас напала Германия по всему фронту, бомбит все, что только можно, моя армия в панике бежит, нам нужна Ваша помощь!
— На какую помощь рассчитываете Вы, мистер Колчак, — резко оборвал его Черчилль.
— Нас может спасти только срочная переброска британских вооруженных сил на российский фронт, одни мы долго не продержимся!
Черчилль торжествовал внутри: он всегда ненавидел этого недалекого болтуна Колчака, возомнившего из себя политика общемирового масштаба, и вот теперь он унизительно просит о помощи всего лишь в первый день войны!
Овладев собой и как можно спокойнее Уинстон Черчилль ответил своему верному и преданному союз- нику:
— Успокойтесь, мистер Колчак, передайте наш пламенный привет братьям по оружию в России! Продержитесь хотя бы месяц, а затем отойдите за Уральские горы, там Вас будут ждать дружественные британские и американские войска, а пока извините, у меня сегодня слишком много дел! — Черчилль положил трубку на телефон. — Ну, что ж, решение принято, а
может, вернем нашу эскадру в Мурманск? — обратился он к Командующему британским Королевским флотом лорду Паунду.
— Этого делать ни в коем случае не нужно, все равно Россию нам не спасти, а флот пригодится нам здесь, для борьбы с немецкими линкорами, — убедительно произнес первый лорд Адмиралтейства.
— Ха-ха-ха, — глухо засмеялся Черчилль, вставая с кресла. — Теперь и мне стало понятно, почему во флоте Ее величества за вами накрепко закрепилась кличка «Не делай этого, Дадли!». Ха-ха-ха!
— Но, господин премьер-министр, — смущенно хотел оправдаться лорд Паунд.
— Ничего, ничего! Хотя вы бросили товарищей по оружию, Вы действовали в интересах Англии, а это все оправдывает, можете быть свободны, — Черчилль удовлетворенно подошел к столу и затушил сигару о золотую пепельницу...
Экран погас, несколько минут в зале была полная темнота, все сидели молча, ожидая заключительную модель.
«Модель 8 - 22 июля 1941 года, 4:00. Борт военного транспортника Британских ВВС» — засветилась строка на экране.
Александр Колчак смотрел в иллюминатор на эскорт сопровождения в виде звена «Спитфайеров» по каждому борту. Истребители шли рядом с транспортником, не подавая сигнала тревоги — все было спокойно. Неспокойно было только на душе у Верховного правителя России! Все политическое руководство покидало Москву, от которой в одном переходе находились немецкие танки. Фактически это было позорное бегство из обреченной столицы по приказу из Лондона.
Тупо уставившись в окно самолета, Колчак силился понять, как такое могло произойти, что его армия и страна в целом оказались разгромленными, а союзники палец о палец не стукнули для их спасения? Вроде бы все делалось правильно? Демократия развивалась, партнеров слушались, ни в чем им не перечили, как говорится, учились во всем! Почему партнеры бросили Россию на произвол судьбы? Вновь и вновь Колчак задавал себе эти вопросы и не находил на них ответа.
— А армия! Почему она так позорно бежит, совершенно не сопротивляясь? Все свиньи! Вздернуть всех на виселицу или кожу содрать с живых — тогда бы стали воевать!
— Как Вы думаете, Александр Федорович, — обратился он к сидящему рядом премьер-министру Керенскому, — почему вся наша армия бежит от немцев? Скажите откровенно, если можете.
— Почему бы и нет, Александр Васильевич, что нам сейчас кривить душой, как говорится, факт налицо! Что касается армии, то она бежит не вся, а лишь те части, в которых командующих назначал сам Корнилов, к великому сожалению, их оказалось большинство!
Вспомните, как Корнилов люто ненавидел князя Салтыкова-Брянского за его несогласие с концепцией военного строительства и критические отношение к нему, как к военному министру.
Так вот, именно этот командующий армией на своем участке успешно отразил немцев, когда другие уже бежали, бросив все вооружение. Этот Брянский и сейчас там, внизу, с остатками своей 10-й армии организованно дерется в окружении, когда мы, вот здесь, смазали пятки от страху и драпаем куда глаза глядят!
— Поздно Вы, Александр Васильевич, устранили Корнилова из армии, его вообще туда не следовало бы допускать — этого рыцаря с большой дороги.
— Да и эти то, — Керенский указал на членов руководства России, находящихся рядом в самолете, — они ведь тоже ничего Вам не сумели предложить, кроме старых, давно отживших политических клише и штампов!
— Думаю, большевики должны были победить нас в Гражданской войне, тогда бы не было сейчас этого позорного и никчемного полета!
Колчак вновь перевел взгляд на окно самолета и уставился на проплывающую внизу землю. Он совершенно не понял смысла только что сказанных Керенским слов, и поэтому в глазах его просматривалась крайняя и беспредельная тоска. Разрушенные города и пылающие нивы только добавляли в эту тоску черной краски.
Будучи начисто лишенный дара государственного строителя, совершенно не понимающий глубинный менталитет русского народа как государствообразующей нации, адмирал не знал страны, в которой он жил. Игрой случая воздвигнутый на вершину власти и живший только по чужим советам, он не мог больше никуда при- вести страну, кроме как всеобщему и всеобъемлющему краху!
Другой мир
Электронные диммеры постепенно зажигали свет в зале, хотя из акустической стереосистемы еще доносился гул удаляющегося самолета... Создавалось впечатление, что все только что увиденное было пережито теми, кто находился сейчас в зале. Именно это выражали их грустные и взволнованные лица.
Ирина встала и подошла к президенту:
— Вы очень бледны, пойдемте на свежий воздух, — она стала проверять пульс на запястье. — В общем-то, ничего страшного, небольшая тахикардия. Давайте на воздух