Часть 19

Наконец, адъютант решился и вошел без приглашения. Зайдя в кабинет, он вытянулся и, щелкнув каблуками яловых сапог, обратился по форме: «Ваше превосходительство, извините, но Вы сами просили сразу зайти...»

Изображение переключилось на генерала, разговаривающего по телефону, очевидно с женой:

«Веруша я понимаю, как тебе сейчас тяжело! Ты осталась одна там, в Москве, но знай — всей душой и сердцем я с тобой!.. Нет, Веруш, я не могу тебе этого обещать, потому что катастрофа неминуема и здесь уже ничего нельзя изменить. Будь мужественной, помни, что ты жена русского офицера и тебе нельзя показывать слабость… Я не могу бросить своих солдат и разделю с ними общую участь. Помни, я всегда любил и буду любить тебя, что бы со мной не случилось. Не надо плакать, будь сильной и прощай! — генерал положил трубку и, держа руку на телефоне, будто еще в чем-то сомневался, затем покачал головой. — Нет, все!..»

Подняв глаза, он только теперь заметил вытянувшегося у двери адъютанта: «А, штабс-капитан, это Вы, голубчик, принесли приказ войскам, давайте я подпишу.

Капитан подошел к письменному столу и передал генералу в руки Приказ по армии. Можно было легко рассмотреть лицо генерала: на вид ему было лет шестьдесят восемь, значительно поседевшие волосы были зачесаны назад, глубокие морщины на лбу и умные, немного грустные глаза выдавали честную, благородную и ответственную натуру. Обилие колодок и полный Георгиевский бант свидетельствовали о больших заслугах перед Отечеством. Прочитав Приказ, генерал подписал его и отдал распоряжение офицеру:

— Отправить в штабы дивизий по шифрованной спецсвязи. Самих командиров дивизий Вы вызвали ко мне?

— Так точно, Ваше превосходительство, прибудут с минуты на минуту, — отчеканил штабс-капитан. — Так же пригласил Их высокоблагородие начальника штаба армии полковника Шлюпе. Еще будут какие-нибудь указания?

Генерал вышел из-за стола и подошел к адъютанту:

— Скажите, штабс-капитан, сколько Вам лет, Вы ведь недавно командированы ко мне в штаб? Есть ли семья, дети?

— Тридцать пять, Ваше превосходительство, жена и двое детей сейчас в Астрахани, гостят у родителей. А почему Вы спрашиваете?

— Совсем еще молодые, Вам жить да жить! Предлагаю Вам покинуть расположение армии, я напишу рекомендательное письмо коменданту Астрахани. Наверное, это будет самое безопасное место, по крайней мере, завтра утром, а там как Бог даст!

Штабс-капитан стоял, шокированный словами командующего, но, вскоре овладев собой, с достоинством ответил:

— То, что Вы мало знаете меня, не значит, что я могу бросить Вас в самую трудную минуту! Что бы там не случилось, я буду до последнего с Вами, Ваше превосходительство.

Генерал долго всматривался в глаза молодому офицеру, затем по-отечески, нежно похлопал адъютанта по плечу:

— Спасибо за службу, голубчик, только имейте в виду — завтра утром здесь будет настоящая мясорубка!

В это время через открытую дверь в приемную стало видно, как в ней появилось несколько генералов и полковников — офицеры прибыли на срочное оперативное совещание. Штабс-капитан вышел и пригласил всех в кабинет командующего армией.

Четыре командира дивизий: два генерал-майора и два полковника, а также начальник штаба сели по бокам длинного стола, сам командующий занял кресло председателя с тыльной стороны:

— Господа, я срочно вызвал Вас вот по какому поводу. Только что мною в дивизии выслан приказ «О занятии войсками армии боевых позиций», — командующий сделал паузу, наблюдая за реакцией подчиненных.

— Аркадий Валерьянович, может быть, Вы торопитесь с этой инициативой? Вы же знаете позицию Верховного правителя: «Пока не будет секретной телеграммы из Лондона — в военные действия с Германией не вступать!» Вы рискуете навлечь на себя сильный гнев Колчака, — высказался первым уже немолодой генерал- майор.

— А вы что думаете, господа? — обратился он к остальным командирам.

С места поднялся полковник лет пятидесяти с аккуратно остриженной бородкой и усиками:

— Господин генерал-лейтенант, мы очень уважаем Вас как командующего армией! Но мы боимся, что Колчак отдаст команду военному министру сместить Вас, а у того давно руки чешутся убрать Вас из армии — это было бы очень плохо для всех, особенно для солдат!

— Спасибо за доверие, господа! Другого я и не чаял от вас услышать! — князь поднялся из-за стола. — К сожалению, обстановка заставляет меня поступать именно так, — он взял колокольчик и несколько раз позвонил, вызывая адъютанта. Когда тот зашел, генерал приказал. — Господин штабс-капитан, пригласите сюда офицера разведки, который только что прибыл с границы.

Через минуту ротмистр с колючими черными глазами вошел и отдал честь:

— Здравия желаю, Ваше превосходительство!

— Голубчик, — вежливо попросил его генерал, — перескажите присутствующим здесь моим командирам дивизий и начальнику штаба все, о чем мы говорили несколько часов назад, и не стойте, пожалуйста, присядьте за стол.

Расположившись рядом с начальником штаба и вытерев пот со лба белоснежным платком, ротмистр начал доклад:

— Мои разведчики привели ко мне в блиндаж перебежчика, которого взяли далеко впереди наших траншей. Я лично допросил его, так как хорошо знаю немецкий, неточности исключаются. Немецкий солдат говорил, что он член коммунистической партии и ненавидит фашизм, отчего и хочет предупредить нас. Он сообщил, что завтра на рассвете, 22 июня, около двухсот немецких дивизий Вермахта и пять воздушных флотов Люфтваффе обрушатся на Россию, а лучшие силы Кригсмарине запрут Балтийское, Черное и Белое моря. Это больше миллиона солдат, пять тысяч самолетов и около пятисот боевых кораблей и подводных лодок. Уже зачитан приказ о начале наступления в 4:00. Особое требование приказа — беспощадное отношение не только к военным, но и к мирному населению. Все евреи, проживающие на нашей территории, должны быть уничтожены, русские обращены в рабов, а наше государство присоединено к Германии! — руки офицера, скрещенные на столе, заметно дрожали. — Вот документы этого немца, можете удостовериться, — он положил перед командирами дивизий солдатскую книжку с орлом.

— Что теперь скажете, господа? — командующий встал из-за стола и прошелся по кабинету. Все молчали, находясь в подавленном состоянии. Было слышно, как шуршит теплый июньский ветерок за окном, а где-то недалеко в лесу ухает филин.

Открыв окно, генерал-лейтенант несколько раз глубоко вдохнул теплый летний воздух:

— Какой хороший вечер! А природа?! Как жаль, господа, что этот вечер, вероятно, последний у нас с вами, да и у всей нашей прекрасной страны тоже!

Генералы и полковники встали из-за стола как по команде. Один из них, совсем молодой, с прекрасной выправкой выхоленный дворянин в сердцах произнес:

— Ваше превосходительство! Что Вы такое говорите, ведь война еще даже не началась! А вдруг ее вообще не будет? Сколько ведь уже было подобной информации? Бог даст, все обойдется.

Князь закрыл окно и повернулся к присутствующим. Глаза его были полны слез: — Прошу вас принять эту участь как должное, завтра наша любимая Родина будет разгромлена! Отправляйтесь в войска и будьте с солдатами в этот тяжелейший для страны час! — он кивком головы дал понять, что разговор окончен. Командиры дивизий откланялись и вышли из кабинета. Остался лишь начальник штаба.

— Аркадий Валерьянович, господин генерал- лейтенант, ну почему Вы так категоричны, ведь это лучшие Ваши командиры!? Вы видели их лица, когда они выходили из кабинета? — полковник в смятении смотрел на командующего.

Генерал смахнул платком текущие из глаз слезы:

— Ах, Отто Карлович, да вы же меня хорошо знаете! Был ли раньше когда случай, что бы я говорил своим подчиненным такое? Все свои силы, знания и опыт я всегда отдавал нашей России, служа ей верой и правдой. Можете ли Вы хотя бы за что-нибудь упрекнуть меня? Отвечайте честно, не таясь?

— Никак нет, Ваше превосходительство, — полковник несколько вытянулся, соблюдая субординацию, но генерал взмахом руки остановил его:

— Не нужно сейчас этого, мы не на параде в Санкт-Петербурге. Лучше давайте подойдем к карте.

Генерал раздвинул шторы, закрывающие карту на

стене:

— Вот смотрите! Ротмистр доложил про 200 дивизий и 5000 самолетов, про флот я уж и не говорю! А у нас что? 62 дивизии и несколько полков авиации с устаревшими английскими истребителями! Вы же грамотный офицер и прекрасно знаете, что при таком раскладе у нас завтра не будет никаких шансов: их танковые ударные группировки просто рассекут нашу оборону, а у нас даже нечем будет их остановить. У нас и артиллерия-то в основном легкая — полевая. А Вы представляете, что значит такое обилие авиации? Да они завтра разбомбят не только все наши огневые позиции, но и ударят по тылам и военным заводам. Так что, если мы и выстоим несколько дней — долгую войну вести совершенно не в состоянии! — он достал из портсигара на столе папиросу и нервно закурил. — Сейчас нам нечего скрывать друг от друга: Верховный правитель Колчак всегда был и по сей день остается наивным, недалеким болваном, смотрящим только на Лондон, Париж и Вашингтон. Он до сих пор ждет обещанную союзниками бомбардировочную авиацию, которую должна ему выделить Великобритания на случай войны — свою-то ему строить не разрешали, все долги выплачивал за Гражданскую войну. По той же причине не строили танковые заводы и тяжелую артиллерию! Наша армия технически так и осталась на уровне 20-х годов: кроме порхатых казаков с шашками да кавалергардов в парадных кирасах нам и показать-то нечего!

— Но, господин генерал, ведь и Вы все эти годы находились в армии, значит, и на Вас есть часть вины за ее сегодняшнее состояние?

— Вы абсолютно правы, полковник! Вспоминаю, как мы все радовались — в «Гражданскую», когда засланный к «Красным» провокатор убил Сталина и мы, прорвав фронт, овладели Царицыным! Уж лучше бы этого подлого выстрела не было, и «Красные» победили нас тогда, возможно и Россия была бы другой?! Что дальше было, и вспоминать противно: публичные казни большевиков в Москве и Санкт-Петербурге — эти виселицы на каждом углу и наши самодовольные пьяные рожи! Теперь-то я точно знаю — это не большевики, а мы в действительности тянули Россию вспять, прикрываясь красивыми лозунгами.

И вот, что мы теперь имеем? — генерал показал указкой на карте. — От огромной державы наши добрые союзники оставили нам территорию, начинающуюся

чуть западней Минска и оканчивающуюся Уралом. Вся земля за Уралом — богатейший край вплоть до Чукотки находится в так называемых «Концессиях», а попросту под контролем Антанты. Какие там Босфор и Дарданеллы? Нам свое-то не отдали. От всей нефти и газа, что добываются в Тюмени и Сибири, нам и десятой доли не перепадает. В общем, перспективы собственного развития нас лишили начисто!

Видя все это, я несколько раз подавал прошения об отставке военному министру Корнилову, но тот, люто ненавидя меня, почему-то отклонял их. Это до сих пор для меня является загадкой!

— Он отклонял Ваши прошения в силу того, что очень боялся офицерского заговора — Вы очень популярны в армии во всех сословиях. Я слышал, что он все- таки хотел расправиться с Вами. Но после того, как вы разгромили японцев в Манчжурии, в Лондоне не дали на это добро, им же нужен был защитник их российских территорий! — ответил откровенностью на откровенность начальник штаба.

— Ах, Лавр Георгиевич, Лавр Георгиевич! — покачал головой генерал. — Из тактической операции, когда наши казачки порубали в степях япошек, он сделал далеко идущие выводы... «Кавалерия, как мобильный вид войск, способна разгромить любого противника!»

Лучше бы он поинтересовался тогда у меня:

«Сколько этих самых казачков вернулось с той самой операции в степи?» Наверняка оптимизма бы у него по- убавилось.

Честно говоря, я никогда не считал Корнилова талантливым военачальником, его всегда больше интересовали личные амбиции, чем интересы войск и военной промышленности. Все, что он мог создать за все эти годы, кроме войск прикрытия границы — три пехотные и две кавалерийские резервные армии, сосредоточенные в центральных областях страны. Это все, на что мы можем рассчитывать!

Генерал замолчал. Чтобы справиться с волнением, закурил еще папиросу, тяжело опустился на стул.

— Я совершенно согласен со всем тем, что Вы здесь сейчас сказали, — взволнованно проговорил Шлюпе. — Колчак с Корниловым оказались совершенно бездарными государственными деятелями, возглавить восстановление страны, как мы все надеялись, они оказались не в состоянии! Да, по правде говоря, кадетское большинство Государственной Думы не далеко от них ускакало — все та же пустая болтовня при полном отсутствии делового начала!

Посмотрите на наши города: рестораны, пьянство, проституция и ханжество интеллигенции, а рабочие на старых заводах и фабриках, как при царском режиме, работают по 12 часов — вот тебе и демократия!? Как говорится, «загнали быдло опять в подвалы». Не понятно только теперь, как немца воевать будем?

— Вы так по-русски это произнесли, — немного потеплел душой генерал. — Отто Карлович, но вы ведь сам немец по национальности. Вам бы проще, может быть, податься на ту сторону? Останетесь целы.

— Нет, Аркадий Валерьянович, я всю жизнь прожил среди русских и всегда был и остаюсь русским по духу. Судьба этой страны — моя судьба, что бы там не случилось!

— Ну, вот и объяснились! — с облегчением произнес командующий. А знаете, полковник, приказ в войска ушел, в вашем штабе, я уверен, все идет как надо, не поехать ли нам с Вами в Храм, наверняка там еще не закончилась вечерняя служба? — предложил генерал. Но неожиданный телефонный звонок заставил его вновь напрячься. Генерал поднял трубку. — Салтыков- Брянский на проводе.

— Господин генерал-лейтенант, — услышал он в трубке голос военного министра. — До меня дошло, Вы отдали приказ войскам вашей 10-й армии выдвинуться на боевые позиции, как это прикажете понимать?

Глаза генерал-лейтенанта налились гневом, но он сдержал себя:

— Данный приказ продиктован обстановкой, которая сложилась на участке моей армии. Я думаю, прежде всего, о людях, подчиненных мне.

— Хватит тебе там пороть отсебятину! — заорал в трубку министр. — Ты со своей любовью к сиволапым нам всю политику погубишь, спровоцируешь конфликт с германцами! Что мы тогда своим союзникам скажем?

— Ты просто конченый идиот, Лавр Георгиевич, — неожиданно спокойно парировал командующий армией.

— Да в 4:00 утра начнется такая война, какая тебе и во сне никогда не снилась! Уже к вечеру, думаю, тебе не понадобятся никакие союзники!

— Какая война, что ты несешь? — пробормотал в ответ Корнилов, но голос его сильно дрогнул.

— В расположении моих войск оказался перебежчик, который сообщил о распространенном среди немецкой армии приказе «О нападении на Россию завтра, 22 июня, в 4:00 утра». Он также сообщил о колоссальной силе, сосредоточенной против нас: 200 дивизий, 5000 самолетов, около пятисот кораблей.

— И ты веришь всяким этим перебежчикам, а вдруг это провокация? — попытался встать в позу Корнилов.

— Знаешь что, Лавр Георгиевич, сейчас я больше склонен верить этому коммунисту-перебежчику, который хочет хоть чем-то помочь русским солдатам и России, чем тебе, который все эти годы лицемерно заявлял о строительстве «новой демократической Родины», перевооружении армии в соответствии с духом времени! Много ты всего наговорил.

Сейчас же ты, проваливший все военное строительство, хочешь бросить людей под немецкие бомбы, чтобы их перебили всех, как куропаток в чистом поле!? Этот номер у тебя не пройдет.

— Я отстраню тебя от командования армией, — вновь заорал Корнилов.

— Полно, Лавр, это уже не имеет смысла, — засмеялся в трубку генерал. — Ты лучше вот о чем подумай, куда Вы завтра с Колчаком драпать будете? Подыщите местечко потеплее, — командующий армией бросил трубку.

Загрузка...