ЭХО 13 Род, Которого нет. Том 2

Интерлюдия 2 – Прощание.

Я щёлкнул пальцами – и мир застыл.

Толпа превратилась в безмолвные статуи. Всполохи эха повисли в воздухе, словно оборванные нити.

Сдерживаться больше не имело смысла. Моё время здесь подходило к концу.

Я сделал шаг – и оказался рядом. Поднял его, как ребёнка, легко, без усилий.

Господин. Я всё ещё зову его так, хотя знаю: скоро мне придётся покинуть его.

Я приложил ладонь к ране на груди и залечил её. Почему бы и нет? Пусть живёт. Всё равно для меня всё уже кончено.

Перевёл взгляд на Максима. Он видел. Он понимал. Но благоразумно молчал.

Да, он заметил – я изменился.

Я наклонился к его уху и прошептал те слова, которые останутся у него в голове навсегда.

Но вслух произнёс только одно:

– Когда господин придёт в себя, обязательно передай ему это.

Ирония ситуации заставила меня усмехнуться про себя.

Ведь он даже не понял, что не слышал того, что я сказал. И повторит это лишь тогда, когда увидит господина на ногах.

Почему я продолжаю называть этого мальчишку «господином»?

Хотя, мальчишку… Даже его сорокалетний возраст для меня всё равно – детство.

Но он гений.

Таким же гением когда-то считали и меня.

А сейчас?

Я даже не знаю, кем считают меня те, кто ещё жив… если вообще кто-то из них остался.

– Пошли, – негромко сказал я, и Максим двинулся следом.

Мы шли по замершему миру, и шаги отдавались в полной тишине.

– Максим, – я нарушил молчание, – ты ведь понимаешь, что произошло? Ты ведь знаешь… кто я. И на что способен.

Он кивнул, не отводя взгляда.

– Да, знаю, Яков. И я очень удивлён, что ты пошёл на это. Нет, я не знаю, кем именно ты являешься. Но одно знаю точно: не уверен, что в нашем мире есть тот, кто сможет противостоять тебе.

Я усмехнулся, но только в мыслях.

Если бы ты знал… Если бы ты только знал, насколько я слаб на самом деле.

– Ты и не представляешь, Максим, – произнёс я уже вслух, – насколько ваш мир может быть сильнее других. Ваша магия… иная. Она даёт вам преимущество. Но вы, к сожалению, его не используете. Это дело ваше.

Я остановился, глядя на его настороженные глаза.

Мы зашли за ворота.

Я щёлкнул пальцами во второй раз – и мир ожил.

Ну как ожил? Он и не останавливался. Продолжал жить. Просто чуть медленнее.

Это стоило мне сил. Но последний подарок этому мальчишке я обязан сделать сам.

Ещё два щелчка – и обо мне, в сущности, никто не вспомнит. По крайней мере, о том, что я сделал здесь и сейчас. Вспышка? Пусть. Для всех это будет выглядеть так, словно Максим Романович подхватил юного господина и унёс его за стены поместья, защищая щитом.

Я взглянул на Максима.

– Пока я несу его в комнату, он выживет. С ним всё будет в порядке. Найди Милену. И… возможно, мы больше не увидимся.

Я задержал паузу и добавил тихо, но так, чтобы каждое слово врезалось в память:

– Если он умрёт, я нарушу все правила, которые только возможны. Найду тебя. И убью.

Нет, Максим понял правильно. Это не была угроза. Это было предупреждение.

И уже вслед ему, едва слышно, я произнёс:

– Это правило работает, пока он слабее тебя. Пока его жизнь на твоих плечах. А я… заканчиваю здесь. И ухожу. Тихо вздохнул. – А ведь так хотелось увидеть, чем всё это закончится. Жаль. Особенно жаль, что я так и не смог получить вашу силу.

Я шёл и смотрел по сторонам. Всё такое привычное… стены, дорожки, сад, даже воздух. Я успел сродниться с этим миром. И всё же – чужак остаётся чужаком.

Эхо.

Да, я чувствовал его. Мог на короткое время ухватить тончайшие нити, заставить их колебаться, даже вплести их в действие. Но нормального, полноценного контроля так и не достиг. Настоящего мастерства, того, чем владеет любой уважающий себя маг этого мира, – у меня не было.

Всё, что я делал, требовало непозволительно много моих собственных сил. Я словно стрелял пушкой по воробьям, сжигая свою мощь ради того, что местные школьники выполняют по учебникам. Каждый раз, когда я пытался управлять эхом, оно отзывалось с неохотой, ломалось, сопротивлялось. А потом оставляло после себя пустоту, выжженную в моём теле и голове.

Можно ли назвать это владением? Скорее – имитацией. Жалкой попыткой сыграть роль, к которой я не был создан.

А потом я узнал об этом роде. О тех, кто способен управлять струнами эхо. Не просто пользоваться, как все остальные, а изменять их, переплетать, подчинять своей воле. И тогда мне нужен был гений. Тот, кто сумеет найти путь туда, куда я так и не смог пробиться.

Я ждал. Долго ждал.

И привык. К этому дому, к этим людям, к самому поместью. Словно стал частью их быта – тихим, незаметным, вечным.

И вот он появился.

Из другого мира.

Правда, я до сих пор не понимаю – как. Какие силы его сюда привели? Вряд ли ради меня. Слишком большая честь. Вероятнее всего – случайность. Или… равновесие. Баланс, который всегда требует жертвы и вознаграждения.

Если так – тем хуже.

Я ухожу именно сейчас, когда спектакль только начался. А ведь я бы хотел посмотреть это шоу до конца.

Я уже почти дошёл до особняка, когда рядом с моими шагами раздался другой ритм. Лёгкие, но быстрые шаги.

– Яков! – Милена догнала меня, её взгляд сразу упал на Аристарха в моих руках. – Что с ним?

Я остановился, чтобы дать ей возможность увидеть всё самой: кровь, разорванную одежду, его безжизненно расслабленное тело.

– Господин жив, – произнёс я ровно. – Но ему нужно восстановление.

Она вскинула глаза на меня. В них тревога, но не страх.

– Зачем ты позвал меня?

– Потому что это должна сделать только ты, – ответил я. – Госпожа Милена, ритуал, начатый в тринадцать лет, ещё не завершён. Тогда вы стали мужем и женой по обряду рода. Но официальное скрепление наступает лишь после брачной ночи.

Она нахмурилась, дыхание её сбилось.

– Но почему мне не сказали об этом раньше?

Я вздохнул.

– Я надеялся, что времени будет больше. Что всё объясню сам. Но сейчас выбора нет. Ваши узы должны быть доведены до конца. Когда вы ляжете рядом, ваши эхо переплетутся. Это не просто близость. Это слияние. Ты отдашь часть своей силы и получишь часть его. Эхо перемешается, и он поднимется сильнее, чем прежде.

Милена крепче сжала руки.

– То есть это не только… для него?

– Для вас обоих, – подтвердил я. – Вы станете единым целым. И род укрепится.

Она на мгновение замолчала, затем чуть тише спросила:

– А он узнает?

– Узнает, – кивнул я. – Ты расскажешь ему. И ещё… завтра найдёшь Ольгу. Она прошла через это раньше тебя, но я не успел объяснить ей всего. Теперь это твоя обязанность.

Милена перевела взгляд на Аристарха. В её лице боролись волнение и решимость. Но отступать она не собиралась.

– Я сделаю это, Яков, – тихо сказала она. – Ради него. Ради рода.

Я позволил себе лёгкую, почти невидимую усмешку.

– Вот и хорошо, госпожа Милена. Всё остальное он поймёт сам.

– Позвольте, госпожа Милена, – я слегка наклонил голову, – я отнесу его в комнату. А вы… поступайте так, как сочтёте нужным. Желаете – пройдём вместе, желаете – приведите себя в порядок у себя или у него, это ваше право. Чем чаще это будет происходить, тем быстрее и сильнее вы станете.

Она кивнула, сдержанно, но поспешно – и почти бегом скрылась за поворотом.

Я же продолжил путь один. Донёс господина до его спальни, аккуратно уложил на постель, поправил подушку. Несколько долгих секунд смотрел сверху вниз – слишком юное лицо для всех тех испытаний, что на него скоро обрушатся.

– А теперь, – выдохнул я тихо, будто про себя, – нам с тобой пора проститься, Аристарх.

18+ Дополнительная глава 1. Ночь после потери сознания

Заметка автора

Эта интерлюдия не является обязательной для понимания сюжета. В ней нет новых фактов о мире или о грядущих событиях. Это глава 18+ – исключительно про близость героев.

Если вам важна только история и развитие интриг, её можно смело пропустить. Но если хочется увидеть Милену и Аристарха в иной стороне их отношений, в сцене интимной и личной, – тогда эта глава для вас.

Все главы с пометкой 18+ можно пропускать. На сюжет они почти не влияют – важные события даются либо до, либо после них. Здесь больше про чувства, внутренний мир второстепенных героев, их отношения. Иногда это могут быть вовсе сторонние персонажи.

Можете спокойно пролистать до конца главы. Там будет кроткий пересказ, того что связано с Миром Эхо.

Конец Заметки.

Я шла по коридору к своей комнате, слова Якова всё ещё звенели в голове.

Он мне ведь всегда нравился. Всегда. Но раньше, пока тело было изуродовано мутациями, я и подумать не смела, что могу быть рядом с ним. Даже близко.

Когда мы выходили на спарринги, я ловила себя на том, что радовалась каждому его касанию. Пару раз мне казалось – вот бы он прижал меня к полу, победил… и я бы хотя бы на миг ощутила его близость. Глупо? Возможно. Но я тогда так этого хотела.

Я ведь аристократка, меня с детства учили прятать чувства. И я прячу их. Снаружи я холодная и собранная. Но внутри… внутри я всего лишь девушка. Простая. Та, что жаждет любви, ласки, тепла.

А он… до пробуждения был одним человеком, после – совсем другим. Будто два разных мужчины. Взгляд, речь, движения – всё изменилось. И это только сильнее тянет меня к нему.

Я зашла в свою комнату, привычным движением сняла с себя тренировочную одежду и направилась в душ. Тёплая вода стекала по коже, смывая усталость, но мысли от этого только становились ярче.

Раньше… до его пробуждения… он не казался таким. Простоватый, чуть глуповатый даже. Нет, не в том смысле, что он был хуже других аристократов. Манеры у него всегда были – вбитые, выученные, как и у меня. Он держался правильно, говорил правильно, умел улыбнуться в нужный момент. Но всё равно – он будто больше жил для боёв, чем для этого аристократического лоска.

И именно в бою я видела его настоящим. Видела, как он горит, как любит сражаться. Я редко могла победить его тогда. Почти никогда. Приходилось хитрить, использовать магию… странную, нестандартную магию, о которой лучше сейчас не думать.

Но после пробуждения он изменился. Будто Эхо не просто разбудило в нём силу – оно изменило всё. Его тело. Его походку. Его взгляд. Даже аура вокруг него стала другой. Я чувствую её каждой клеточкой. Она манит. Она притягивает.

И я сама не понимаю – то ли меня тянет к нему самой этой новой силой, то ли всё это было во мне всегда, просто теперь стало невозможно прятать.

Тёплая вода мягко стекала по телу, а мысли вновь возвращались к нему.

Да, он изменился. После пробуждения стал другим – манеры ещё чётче, движения ещё увереннее. Теперь я понимала: даже с магией я вряд ли смогла бы победить его в бою. Словно у него есть скрытый резерв, глубина, которую он сам ещё не постиг. Последние наши схватки только подтверждали это – он мог одолеть меня в любой момент, но что-то мешало. Может, последствия ритуала. Может, его потеря памяти, о которой говорил Яков.

Я провела руками по коже, смывая мыло, и на миг задержала взгляд на зеркале, что висело прямо в душевой. Отражение было знакомым и в то же время новым. Я поймала себя на мысли: сейчас я выгляжу так, как и должна была всегда.

Вода скользила по коже, оставляя влажные дорожки. Я провела ладонью по животу, задержавшись на талии, и улыбнулась отражению. Узкая, правильная линия – плавный изгиб, который переходил в бёдра.

Руки скользнули ниже. Я коснулась ягодиц, ощутила под пальцами упругость и округлость – ту самую форму, что делала фигуру законченной. Песочные часы. Красиво, женственно.

Пар висел в воздухе, оседал на стекле и на коже. Я провела ладонью по плечу, стирая мыльную пену, и почувствовала, как под пальцами дрогнули мышцы. Капли влаги скольз по изгибам тела, и мне на миг показалось, что это не капли, а чьи-то прикосновения.

Мысль вспыхнула внезапно, обожгла. Я словно ощутила, как он мог бы держать меня за талию, как его ладонь легла бы на бедро… Слишком ярко, слишком реально.

Я резко прикусила губу и отдёрнула руки, будто застала саму себя за чем-то запретным. Сердце ухнуло вниз.

«Нет… – почти вслух сказала я себе. – Ты просто моешься».

Но мысли не отпускали. И чем ближе я подносила руки к коже, тем отчётливее представляла его – и тем сильнее вспоминала, что впереди брачная ночь.

Поднялась выше. Грудь… тяжёлая, наполненная, с упругим весом, от которого хотелось то ли вздохнуть, то ли рассмеяться. Густой мыльный раствор стекал по ней, и я провела пальцами по изгибу, словно невольно подчёркивая его.

Волосы прилипали к плечам, белые, длинные, будто светились на фоне капель. Кожа же… ровная, чистая, гладкая, мягкая – бархат, который вода только оттеняла.

Я смотрела на себя и двигалась медленно, будто рисуя картину руками. Каждая линия казалась правильной, гармоничной. И я поймала себя на мысли: вот так, именно так, я и должна была выглядеть всегда.

Я остановила руки и смутилась от того, о чём только что подумала.

Нет… Я ведь девственница. И всегда знала: так и будет ещё долго.

Мутация настигла меня в двенадцать. С того самого дня я перестала видеть в себе девушку. Да и кто бы посмотрел? Изуродованная, изменённая. Даже среди аристократов, где и без того брачные связи редкость до совершеннолетия, мне казалось – для меня это и вовсе невозможно.

Максимум, на что могла рассчитывать, – это если кто-то из дружинников рода однажды посмотрит на меня с жалостью. Но о главе рода и думать было глупо. Тем более о брачной ночи.

Я вздохнула и провела рукой по коже. Теперь всё иначе. Теперь я чиста, здорова… и всё же внутри осталась та самая девочка, уверенная, что у неё не может быть мужчины.

Из душа вернулась тихая, полотенце соскальзывало с плеч, влажные волосы липли к спине. До вечера было ещё далеко – Яков ясно сказал прийти к ночи. Но ни тренироваться, ни отвлечься не хотелось. Внутри копошилось беспокойство, липкое, навязчивое, словно отголосок боя у ворот.

Помню, как почти добежала до выхода из поместья, уже собиралась выскочить наружу – и вдруг Максим перехватил меня, отправил к Якову. Сердце тогда пропустило удар. А потом – этот вид: Аристарх, весь в крови, обмякший в чужих руках… Я ведь клялась прикрыть его своим телом. И снова не справилась.

Яков успокоил, сказал, что он выживет, и объяснил про ритуал. Ночью нужно будет лечь рядом с ним. И тогда – удар: Ольга уже прошла через это. Ревность обожгла сильнее страха. Ведь первой клятву дала я. Первой связала судьбу с ним. Но первой всё равно оказалась другая.

От этой мысли дыхание сбилось. А что, если бы это была я? Если бы его руки держали меня, если бы он ощущал рядом моё тело? Картина вспыхнула слишком ярко. Ноги подогнулись, я опустилась на кровать, подушка оказалась между бёдер. Сначала хотела отдёрнуть её, но от лёгкого движения по телу пробежала искра. И стало ясно – тело знает больше, чем разум.

Первые движения были едва заметными, но вскоре я ощутила, как внизу становится влажно. С каждым скольжением между лепестков скапливалась тёплая влага, и она пропитывала ткань, делая её липкой и скользкой. Я понимала: я теку. Стыд жёг сильнее, чем сама горячка, но остановиться уже не могла.

Ткань проходила точно по цветку, цепляла края лепестков и иногда задевала набухшую жемчужину. От этих прикосновений ноги сами двигались, дыхание сбивалось, и я сильнее вжималась в упругую поверхность. Хотелось протянуть руку вниз, раздвинуть лепестки пальцами и коснуться самой бусины, но от одной мысли об этом лицо вспыхнуло жаром. Стыд не позволил – я не могла сама себя трогать.

Поэтому я только крепче прижималась к мягкой ткани, искала ею всё новые углы, движения становились резче. Лепестки скользили, влажность лилась всё сильнее, и каждая искра удовольствия только добавляла масла в огонь. Мне казалось, что если кто-то сейчас откроет дверь, я умру от позора. Но тело предало меня, оно само вело дальше, требовало большего, чем разум был готов принять.

Ткань подо мной уже насквозь промокла. Стыдно было даже самой себе признаться, сколько из меня вытекает. Я прикусила губу и скользнула чуть выше, туда, где подушка сходилась уголком. Края были плотнее, твёрже, и я обхватила его бёдрами. Осторожно подвинулась, и острый край прошёл между лепестков, разделяя их, заставляя мой цветок раскрываться.

Жар ударил в голову. Каждый раз, когда угол проходил чуть глубже, я вздрагивала, будто боялась, что зайду слишком далеко. Я знала – девственность нельзя потерять так глупо. Но лёгкое касание внутри, совсем неглубокое, дарило новые искры, и я снова двигалась вперёд, не позволяя себе остановиться.

Рука сама поднялась к груди. Третий с половиной размер налился тяжестью, от возбуждения она стала ещё чувствительнее. Я приподняла её ладонью, сжала сильнее, чем следовало, и вздрогнула от боли, смешанной с удовольствием. Сосок напрягся, и когда пальцы коснулись его, тело выгнулось дугой. Стыдно, до дрожи стыдно, но пальцы сжали его снова, сильнее, и я хотела продолжать.

Теперь угол подушки раздвигал мои лепестки, скользил по мокрому цветку, иногда чуть входя внутрь. Я прижималась к нему бедрами, искала именно это ощущение – разделяющее и наполняющее одновременно. Другая рука нашла второй сосок, и стоило зажать его, как из груди вырвался тихий стон.Я понимала, что теряю контроль, но прекратить не могла.

Мысли закрутились быстрее движений. Перед глазами возникла Ольга. Та самая, хитрая и уверенная. Сучка, которая никогда не упустит своего. Я почти видела её в его постели, представляла, как она делает всё, чтобы завладеть им до конца. И в этот миг злость вспыхнула сильнее стыда.

Нет. Я не уступлю ей. Я должна дать то, чего не дала она.

Картина сложилась сама. Если Ольга могла предложить только обычное – я обязана пойти дальше. Я слышала разговоры, краем уха – от дружинников, они меня воспринимали за свою. Мужики шептались, что они теряют голову, если женщина отдаёт им всё… абсолютно всё.

Мысль обожгла, заставила щеки вспыхнуть. Мой потаённый вход.

От этого повеяло чем-то запретным, почти постыдным. Но именно это и стало возбуждать ещё сильнее. Представить, как я сама предлагаю ему… как он берёт меня иначе, чем кого-либо до этого.

Я стиснула подушку бедрами. В голове уже мелькали практичные мысли, нелепые и пошлые одновременно: чем это делают дома? как разработать себя? что взять, чтобы подготовиться? Даже этот стыдный вопрос – лишь разжёг ещё больше.

Взгляд скользнул по прикроватной тумбе и зацепился за небольшой дезодорант-стик. Обычный, женский, аккуратный, с округлой крышкой. От одной мысли, зачем он вдруг привлёк внимание, по коже пробежал жар. Я резко отвернулась, но образ уже не уходил из головы.

– Господи… что за глупость, – прошептала сама себе и всё равно потянулась рукой. Пальцы сомкнулись на холодном гладком пластике. Внутри всё сжалось от стыда, но внизу между бёдер влага только прибавилась, будто тело радовалось моему решению.

Я прикусила губу. «Ну… он ведь совсем небольшой. И я уже и так достаточно мокрая…» – мелькнула мысль, и от неё кольнуло ещё сильнее. Ладонь дрожала, пока я медленно провела закруглённым краем по внутренней стороне бедра. Холод пластика и мой собственный жар встретились, и я едва не застонала.

Сердце билось так громко, что казалось, его услышат за стеной. Я задержала дыхание и всё же подвела игрушку-заменитель ниже, позволив ему на миг коснуться лепестков. От неожиданности вырвался тихий всхлип, и я дёрнулась, но уже не могла остановиться.

Стыдно, ужасно стыдно. Но желание оказалось сильнее.

Я провела стиком по краю лепестков, и сразу почувствовала, как на его гладкой поверхности остаётся след влаги. Ещё раз, медленнее – и он намок сильнее. Хотелось, чтобы он пропитался полностью, чтобы скользил свободно. Каждый раз, когда я дразнила им бусинку, тело откликалось дрожью, и жар разливался всё глубже.

Пальцы второй руки нерешительно скользнули ниже – к моему потаённому входу. Лёгкое прикосновение вызвало во мне новую, острую волну желания, дыхание сбилось, и щеки вспыхнули жаром. Я не смела давить сильнее, только касалась, будто проверяла собственную смелость.

А стик продолжал всё быстрее намокать от моих лепестков, становясь тёплым и послушным в руке.

Я осторожно решилась на большее – кончик пальца вошёл в узкий проход. Жар смешался с тугой теснотой, от чего я сама застонала сквозь зубы. Медленно, не спеша, несколько раз – и тело чуть расслабилось. Я замерла, набравшись смелости, и ввела глубже.

Я задержала дыхание, но вскоре ощутила, что сидеть так неудобно. Движения были скованы, мышцы сводило, и удовольствия не хватало. С тихим стоном я убрала пальцы, положила стик рядом на постель и, поправив подушку, опустилась на живот. Подложила её под бёдра, так, чтобы тело чуть приподнялось. Новая поза дала больше свободы, и я тут же почувствовала, что стало легче – и жарче.

Одной рукой я вновь повела по лепесткам, собирая влагу, намокая всё сильнее. Стик оказался под рукой, гладкий и тёплый, и я снова провела им по цветку, дразня бусинку, оставляя влажные следы на его поверхности. С каждым движением он становился всё более скользким.

Вторая рука медленно вернулась к потаённому входу. Сначала один палец – туго, тесно, жарко. Потом другой. Я зажмурилась и прикусила губу, чувствуя, как мышцы сопротивляются и уступают. Лежать так оказалось удобнее: я могла двигаться плавно, глубже, пока тело привыкало.

Несколько минут я осторожно работала пальцами, позволяя телу привыкнуть к ритму. Каждый толчок отзывался сладкой волной, и вскоре я поняла: больше ждать не имеет смысла. Узкий проход уже принимал меня послушнее, мышцы стали мягче, и жар внутри требовал большего.

Я осторожно вынула пальцы, с тихим вздохом перевернулась на спину. Подушки остались под бёдрами, приподнимая таз, и поза стала ещё откровеннее, открытой. Я поднесла стик к возбужденным лепесткам, смазала ещё раз, проведя по бусинке – так, что из груди вырвался невольный стон.

Потом медленно повела ниже – к потаённому входу. Тепло и влага делали поверхность скользкой, и он скользнул по чувствительной коже, готовый войти. Я задержала дыхание, на миг зажмурилась – и осторожно надавила. Узкий проход сопротивлялся, но постепенно уступил, впуская внутрь холодную гладь.

Я выгнулась, одна рука потянулась к груди. Тяжёлая, налитая, она отозвалась болью и сладким толчком. Я сжала сосок сильнее, и на этом движении стик вошёл глубже. Тело дёрнулось, в голове вспыхнули искры. Я чуть подвела бёдра навстречу, и ритм пошёл сам собой – медленный, горячий, требовательный.

Каждое движение внутрь было шагом за грань. Каждое возвращение – обещанием большего. Я извивалась на простынях, выгибая спину, сжимая грудь, кусая губы, и чувствовала, как мир сужается до этих двух точек – крохотного предмета в потаённом проходе и моей бусинки, которую я дразнила второй рукой.

Стик продолжал входить и выходить, туго, горячо, я чувствовала, как мышцы обхватывают его. Движения становились всё смелее, всё глубже, и от этого жар расползался по телу. Свободная рука то хватала грудь, сжимала её, играла с соском, то скользила вниз – к лепесткам, к бусинке, где от малейшего прикосновения меня пронзало током.

Блаженство накрыло внезапно. Тело выгнулось, стик глубоко вошёл, пальцы сильнее прижали бусинку, и я застонала, не в силах больше сдерживать голос. Всё внутри сжалось, пульсировало, выплёскивая жар, и влага хлынула наружу, пропитывая ткань подо мной.

Я едва отдышалась, но не остановилась. Стик продолжал свой ритм, пальцы снова нашли бусинку, и вторая волна настигла меня быстрее первой – обжигающая, рвущая изнутри. Я вскрикнула громче, чем хотела, прижимая лицо к простыне, и позволила телу трястись, пока соки не стекали по бёдрам, делая подо мной всё насквозь мокрым.

Я ещё долго лежала, ощущая, как тело подрагивает от отголосков, как простыни и ткань подо мной пропитались насквозь. Стыд и сладость сплелись воедино – я никогда раньше не позволяла себе подобного. Но теперь… теперь всё было иначе.

Собравшись с силами, я поднялась. Кожа липла, волосы спутались, и было ясно: без душа снова не обойтись. Тёплая вода смыла остатки жара, вернула дыхание и чуть охладила мысли, но внутри всё ещё горело предвкушением.

Вечером, подолгу перебирая платья, я всё же выбрала одно – лёгкое, струящееся, давно заброшенное. Надела его прямо на голое тело, решив обойтись без лишних слоёв. Зачем? Всё равно их придётся снять.

Зеркало отразило меня новой – чистой, женственной, готовой. Я глубоко вдохнула, прижимая ладони к груди, и впервые за долгое время ощутила уверенность. Сегодня я войду к нему не как воин, а как женщина.

И шаг за шагом направилась в его комнату.

Коридоры встретили тишиной. Я даже удивилась: ни одного дружинника, ни прислуги, ни случайного взгляда. Словно весь дом вымер. Лишь шаги отдавались гулко, и от этого внутри становилось ещё напряжённее. Наверное, Яков позаботился, чтобы никто не пересёкся со мной сегодня.

У двери в его покои сердце билось особенно громко. Внутри уже царил мягкий вечерний полумрак, золотые отблески заходящего солнца падали на стены. Я подошла к кровати – он лежал неподвижно, тихо дышал, лицо было спокойно.

На миг я просто смотрела на него. Усталость после тренировок, жар, который ещё плыл в крови, и то, что я сделала сама с собой, вымотали меня до предела. Но рядом с ним появилось другое чувство – тянущаяся нежность и желание быть ближе.

Я сняла платье – ткань легко соскользнула с плеч, упала к ногам. В лёгкости этого движения было что-то освобождающее. Осталась лишь я – настоящая, без масок и защит. Осторожно подняла край одеяла и скользнула рядом, ощущая тепло его тела.