ЭХО 13 Род, Которого нет. Том 2

Глава 4

Мы продолжили движение. На отметке в пятьдесят метров Максим Романович, словно по невидимой команде, шагнул в сторону и включил боевой режим.

Мир вспыхнул.

Я замер на секунду, потом заставил себя выровнять дыхание. Как учился в последние дни – чуть изменил угол восприятия. Струны остались, но перестали слепить: их яркость успокоилась, линии стали тоньше, прозрачнее. Всё ещё видимые, но больше не заслоняющие мир.

И именно тогда я заметил то, что раньше ускользало. В толпе у ворот были не только журналисты, шумные и пёстрые, с поверхностными всплесками Эхо. Среди них стояли другие. Издалека я принял их за шестые ранги, но теперь, на ближней дистанции, картина изменилась. Седьмой. А кое-где – и восьмой. Воздух вокруг стал плотнее, тяжелее, словно сама среда набрала вес. Давление не имело формы, но ощущалось каждой клеткой.

Я краем глаза заметил, как изменился Максим Романович. Его шаг остался ровным, дыхание – спокойным, но сама фигура словно потяжелела. Не внешне – внутренне. Он не сразу вывалил всю мощь, на пятидесяти метрах это был лишь первый штрих, предупреждение. Но теперь, когда мы подошли ближе, он начал поднимать силу на новый уровень. И пространство вокруг него отозвалось – будто плотный купол разросся изнутри, давя на воздух, землю, даже на людей рядом.

Это нельзя было спутать ни с чем: аура Пути Силы. Я никогда о ней не читал, но понимал – именно так она должна ощущаться. Не вспышкой, не сиянием, не показной демонстрацией. А тихим, неотвратимым давлением, которое простирается на пять, семь, может, десять метров вокруг.

И в этой ауре начали проявляться струны. Они были не такие, как у магов: без узора, без завершённой формы, но всё же – струны. Плетение, которому не находилось названия. Я видел их, но не понимал, что именно происходит.

Даже не пытался.

Я знал: эта сила не убьёт меня, если я в неё влезу. Но есть разница между жизнью и тем, чтобы не упасть лицом в грязь при всех. Сознание могло просто отключиться, перегореть от давления. И потому я оставил это в стороне. Влезть внутрь – значило оказаться в дурацкой ситуации, потерять контроль там, где он важнее всего.

И всё же главное открытие было не в струнах. Я понял: Максим Романович тоже почувствовал тех магов. Увидеть их он не мог – это была моя особенность, но человек Пути Силы одиннадцатого ранга ощущал их по-своему. Вероятно, пока мы держались дальше пятидесяти метров, он либо не считывал их силу, либо знал: на таком расстоянии они не достанут. Но теперь, пройдя грань, он ясно отметил их присутствие.

Эту мысль я отложил про себя: потом, когда всё закончится, спрошу его напрямую. Мне нужно понять, как работает его восприятие, чем оно отличается от моего, и насколько далеко простирается чуйка Пути Силы.

Мы приблизились ещё ближе. Десять метров. Толпа гудела, но никто не отступал. Камеры ловили каждый наш шаг, объективы сверкали, как стайка голодных глаз. И только когда мы вышли за ворота, пространство дрогнуло: люди инстинктивно отшатнулись. Не все, но большинство, те кто были ближе. Будто до этого давление лишь скользило по ним, а теперь навалилось целиком.

И тогда я понял: Максим Романович управляет этой аурой. Он мог давить – и не давил. Мог сплющить толпу, но оставлял её в пределах допустимого. А когда мы вышли вперёд, он прижал сильнее, и люди инстинктивно подались назад.

В этом и был парадокс. Путь Силы в своём основании не подразумевает магии. Но аура, рождённая им, работала как магия. Я видел в ней струны, ощущал вес, чувствовал эффект – и это было неотличимо от плетения. И всё же я понимал: это не заклинание. Это что-то другое.

Камеры мигнули, вспышки сбились, но в этой общей волне сразу выделился один человек. Маг в первом ряду отступил театрально – слишком выверено, будто под давлением, хотя я ясно видел: сила Максима его не ломала. Он выдерживал спокойно, просто сыграл для зрителей.

Максим уловил то же самое. Его корпус едва заметно подался вперёд, заслоняя меня. Взгляд скользил по тем же лицам, что и мой, – мы словно шли по одной траектории, отмечая тех, кто был опаснее остальных. И когда за спинами толпы проступила ещё одна фигура, спрятавшаяся на краю, мы отметили её почти одновременно.

Это было странно. Я видел ядро, плетение, узоры Эхо – это особенность моего родового Эхо. Но он, человек Пути Силы, не имевший к магии прямого отношения, чувствовал тех же самых людей. Чувствовал именно магов. Почти как я. Обязательно нужно потом разобраться, как это у него работает.

Я упростил зрение до счёта ядер, чтобы быстрее понять картину. Итог не радовал: трое шестых рангов, трое седьмых, и двое восьмых. Один из них – тот самый «актёр» спереди, второй – в глубине, почти скрытый, но ядро с восемью гранями не оставляло сомнений.

Слова Якова всплыли сами собой: восьмые ранги – это великая сила. Даже для одиннадцатого ранга Пути Силы схватка с двумя такими могла стать смертельной, а не победной.

На фоне всего этого вспомнилась Милена. Её шестой ранг – в семнадцать лет. Я до сих пор не видел её силу в деле, не знаю, как именно она её использует и за счёт чего поднялась так высоко. Шестой уровень в таком возрасте – не просто редкость, а вызов самому пониманию силы.

Вся эта картина уложилась в пару секунд. Мы с Максимом успели отметить каждого из магов – и почти одновременно толпа пришла в себя. Журналисты быстро вернули себе маску профессионалов: камеры снова легли на плечи, объективы выстроились, вспышки готовы были ловить любой жест. Они будто отряхнули с себя напряжение и теперь ждали только сигнала – кадра, вопроса, возможности вцепиться в слова.

Толпа стихла. Впереди стояла почти идеальная тишина – только мерцали вспышки, щёлкали затворы, и каждый объектив был направлен прямо на нас. Но сзади пробивались приглушённые шепоты: кто-то ворчал, что попал в последние ряды, кто-то раздражённо обсуждал, что не успели занять лучший ракурс. Всё это звучало мелкой рябью, не нарушая общего напряжения. Казалось, все ждали одного – момента, когда я подам знак, и всё начнётся.

И именно тогда Максим Романович слегка наклонился ко мне, будто между делом, и тихо сказал:

– Здесь восемь магов. Пятеро седьмых. Остальные – шестые, может, даже пятые.

Я услышал его слова и едва заметно качнул головой.

– Две восьмёрки, Максим Романович, – поправил так же тихо. – Три семёрки. И три шестёрки. Ниже здесь никого нет.

Он посмотрел на меня – короткий, прищуренный взгляд. Ни возражений, ни удивления. Услышал и принял. Но после моих слов его фигура будто потяжелела, а напряжение стало ощутимее. Аура вокруг уплотнилась, в ней появилась новая тяжесть – как если бы он внутренне примерял, хватит ли сил, если всё это вдруг обрушится разом.

Я лишь отметил про себя: в оценке он ошибся. Максим чувствовал магов, но точных рангов знать не мог. Дополнительный факт к тому, что я уже понимал.

А я… Я пока ещё далеко не боец. Особенно против магов.

Шаг вперёд получился простым и вместе с тем окончательным. Всё лишнее ушло: шум мыслей, тревожные догадки, даже отголоски только что увиденных магов. Осталось одно – присутствие. Осознание того, что всё это время походка, дыхание, взгляд уже были аристократическими. Не роль, не маска, а привычка, ставшая плотью.

Толпа улавливала это все время. Журналисты без перерыва держали камеры, вспышки мигали, объективы следили за каждым движением, но сама их сдержанность говорила громче слов. Они чувствовали, что перед ними стоит не наследник на бумаге, а Глава тринадцатого древнего рода.

И только после этого прозвучал голос:

– Надеюсь, вас мои дружинники предупредили, – слова вышли негромкими, но в этой тишине разошлись ровной волной, и даже задние ряды уловили каждую. – Здесь не будет балагана. Как только начнётся крик или толкотня – я уйду. И больше никогда никому не дам интервью.

Камеры щёлкнули, вспыхнули вспышки, но ни один голос не решился вклиниться.

– Вопросы задаются по очереди, – продолжение прозвучало с той же уверенностью, без спешки, будто время подчинялось моим словам. – Один человек. Один вопрос. Всё остальное – в сторону.

Короткая пауза. Взгляд скользнул по первым рядам, где пальцы уже судорожно теребили кнопки диктофонов.

– Так что… можете начинать.

Вперед шагнул мужчина в сером пальто. Диктофон поднят, голос собранный, чеканный, будто он готовил эту фразу ещё в дороге:

– Игорь Сафронов, «Сибирский вестник». Аристарх Николаевич, ваш род принадлежит к древнейшим в Империи. Все двенадцать таких родов носят титулы князей и герцогов. Но шесть веков Романовы не давали миру ни одного пробуждённого Эхо, и сегодня ваш титул – барон. Не кажется ли вам, что для столь старого имени это… слишком скромно?

Он произнёс это без тени насмешки, с почтительной интонацией. Но каждый, кто слушал, понимал: вопрос шёл по самой кромке дозволенного. Ещё полшага – и это было бы прямым оскорблением, за которое любой аристократ имел право вынести приговор на месте.

Я выпрямил спину. В глазах Сафронова промелькнула тень удовлетворения: он попал в цель, вынудил меня отвечать.

– Скромность титула не унижает древность рода, – сказал я спокойно, сдержанно, как и подобает аристократу. – Баронство – не падение. Это форма. Удобная, чтобы начать рост заново. Шесть веков Романовы молчали, это верно. Но именно потому я здесь, чтобы этот род больше не молчал.

Я чуть наклонил голову, словно признавая его тонкую игру, и добавил твёрже:

– Когда придёт время, Император сам решит, какой титул дать моему роду. И если судьба благоволит, Романовы вновь поднимутся к тому месту, которое должны занимать древние рода. Но не через показное величие, а через силу и дела.

В ответ – лишь щёлчки камер и напряжённая тишина. Никто не осмелился перебить. Сафронов выдержал свой шаг на лезвии – но и я не позволил ему задеть честь.

Журналист чуть склонил голову, удерживая ровный тон:

– Благодарю, Аристарх Николаевич. Но позвольте дополнить мой вопрос. Если я не ошибаюсь, ваша дружина насчитывает сто двадцать четыре человека. Как вы собираетесь удерживать на себе зону расколов и аномалий? По традиции двенадцать родов… – он будто запнулся, мягко поправился: – Простите, конечно, тринадцать древних родов. Привычка, понимаете. Так вот, по традиции именно они отвечают за безопасность не только своей земли, но и соседних территорий. С вашими силами… разве это возможно?

Слова прозвучали учтиво, но я ясно уловил: оговорка не была случайной. Он сделал это намеренно, как ножом по тонкой грани – подчеркнув, что ещё не считает мой род равным остальным.

Толпа замерла в ожидании.

Я позволил себе едва заметную усмешку.

– Вопрос слишком недостоин, чтобы я тратил на него свой ответ, – произнёс спокойно. – Пусть ответит тот, кому принадлежит это право.

Я сделал шаг в сторону. – Представьтесь, мой друг.

– Максим Романович Васильков. Глава дружины рода Романовых. Одиннадцатый ранг. Путь Силы. – представился мой сопровождающий.

Щёлканье камер стихло. Даже вспышки погасли, словно фотографы разом забыли, что должны снимать. В воздухе повисло напряжение, плотное и густое, будто сама земля признала силу, прозвучавшую в его голосе. Те, кто знал, что означает одиннадцатый ранг по Пути Силы, обменялись быстрыми взглядами; остальные просто инстинктивно отшатнулись, как звери, чуя хищника.

Максим сделал паузу и добавил:

– На протяжении последних тридцати лет моей службы, и даже после гибели родителей нашего господина шесть лет назад, мы держали весь регион. И до того – тоже. Ни один соседний род не вмешивался, не предлагал плеча. У нас один раскол с зоной в двадцать километров в нашем регионе, и он сдерживается только дружиной Романовых. Это подтвердят имперские закупщики: лишь мы поставляли ресурсы с этой территории.

Он говорил негромко, без пафоса, но каждое слово било в цель. Это не была защита – это было утверждение, сухое и бесповоротное.

Я отметил про себя: если бы те же слова произнёс я, это прозвучало бы как оправдание, словно я ищу виновных на стороне. В устах Максима же это было свидетельством очевидца, человека, который несёт эту тяжесть на своих плечах десятилетиями. Чистая сила факта, без излишних красок. Именно так и должно было прозвучать.

И потому я позволил себе добавить лишь лёгкий штрих:

– Сейчас мы открываем набор новых бойцов в дружину, – сказал я, повернувшись к рядам камер. – Так что, господа журналисты, прошу вас осветить и этот момент. Воспользуемся вашим визитом как бесплатной рекламой.

По толпе пробежала нервная рябь: кто-то вскинул брови, кто-то поспешно проверил, включён ли микрофон. Я же уловил главное – в их глазах этот вопрос был закрыт. Не обороной, не бегством от ответа, а точкой. Род Романовых показал себя живым, стоящим, готовым к росту. И в придачу получил огласку, которой не купишь ни за какие деньги.

Выиграл и уничтожил, – отметил я холодно и спокойно. – Каждое моё слово попадёт в ленты. Его повторят, перекрутят, в нём будут искать подтексты, которых я даже не закладывал. И это только усилит эффект.

Я выпрямил плечи и позволил себе мельчайший, почти невидимый кивок. Вопрос завершён.

Игорь Сафронов чуть склонил голову, сделал вежливый шаг назад и больше не настаивал. Он знал: партия им проиграна. Не потому, что вопрос был слаб, а потому что я не позволил ему зацепиться. Крючок не нашёл точки входа.

Из соседнего сектора выступил следующий. Чёрное пальто, аккуратный узел галстука, голос мягкий – почти елейный, с уважительной наклонностью в каждую интонацию:

– Павел Нечаев, «Енисейские Ведомости», Красноярск. Господин Аристарх Николаевич, позвольте уточнить. В недавних сообщениях говорилось о поверженном монстре восьмого ранга и нескольких сопутствующих угрозах – впечатляюще. Но публика хотела бы понять: это заслуга именно вашего родового Эха? Настолько ли оно сильное, чтобы вести такие схватки в одиночку… или нам попросту повезло с обстоятельствами?

Он всё сделал правильно: представился, подчеркнул уважение, вставил льстивое «впечатляюще». Вопрос подан гладко, но нож прятался под бархатом. Расчёт прост – подтолкнуть меня к бахвальству, вытянуть то, что должно оставаться в тени. Яков предупреждал: родовые тайны не выносят на площадь.

Я позволил себе лёгкий полукивок и ответил ровным, спокойным тоном, будто речь шла о будничной мелочи:

– Зачем мне вмешиваться? Дружина справилась сама. В тот день они сняли восьмой ранг и всё, что шло в его тени. Если вы следили за сообщениями графа с бароном, то помните: угроз называли меньше. Их было больше. Мы действовали охотой, а не легендой: использовали туши слабых монстров как приманку, вытянули сильного и добили. Нашему роду нужно расти – мы работаем, а не рассказываем сказки.

Вспышки полоснули по лицам, но первые ряды молчали, не перебивая. Ответ лёг тяжёлым камнем – сухой, без бахвальства и цифр, без подарков для сплетников. Чистая практика: технология и расчёт вместо громких слов о «великих силах».

Нечаев ответил вежливым кивком, чуть ниже допустимого уровня. Лесть подавалась тонко: он пытался усыпить бдительность. Отмечено.

Я уловил больше, чем сказанные слова. Здесь, у ворот, значило всё: поворот головы, выдержанная пауза, как держат диктофон или наклоняют плечо. В этом читалось уважение или притворство не хуже, чем в узорах Эхо. И каждый мой жест теперь нес осознанный знак – я подавал их намеренно и читал их так же.

Место Нечаева уже занимал другой – шагнул вперёд, приподнял микрофон, готовясь открыть рот.

Но вопроса я так и не услышал.

Вместо слов в воздухе дрогнуло Эхо. Лёгкое, быстрое – и с убийственным подтекстом. Воздух. Не восьмой ранг, к счастью. Шестой. Но и этого хватило бы, чтобы в толпе превратить всё в бойню.

Я отметил лишь одно: не зря эти маги здесь собрались.

И в ту же секунду уловил перемену в Максиме Романовиче. Его Эхо расползалось по телу точечно и осмысленно. Струны стекали в ноги – в квадрицепсы, в тяжёлые пучки икр, в мышцы бёдер и ягодиц, готовя рывок. Другие легли на пресс и спину, чтобы удержать баланс в движении. Вверх ушли только отдельные нити: в плечи, предплечья, кисти – там, где решается точность удара. Остальные обтянули кожу невидимым слоем, превращая её в гибкий панцирь.

Он собирался добраться до врага быстрее, чем тот успеет вдохнуть. Сначала рывок – потом удар. Всё просто. Всё смертельно.

Я видел, как фигура Главы моей дружины становится тяжелее, хищнее. Передо мной уже стоял не Максим Романович. Передо мной вставал Василёк.

И я понял: вопросы закончились. Дальше начнётся совсем другое.