Тишина – это миф. Даже если выключить звук у телевизора, он продолжает говорить – глазами дикторов, нервными жестами рук, фальшивыми улыбками. Закроешь ноутбук – интернет всё равно просочится сквозь щели памяти, как сквозняк через неплотное окно, и зашепчет заголовками.
После событий у завода прошло четыре дня. Четыре дня, за которые я убедился: тишина умеет рождать новые виды шума, и все они – обо мне. Кто-то с жаром переписал мою биографию, которой у меня никогда не было; кто-то насчитал доли в наследствах, о которых я слышу впервые; кто-то выложил список моих будущих любовниц и политических врагов; кто-то уверенно нарисовал схему дворцового переворота, в котором я, оказывается, играю на флейте на крыше и отдаю приказы через голубей.
Жёлтая пресса соревновалась с розовой, белая делала вид, что она серая. Аналитики цитировали «надёжные источники», а интервью с людьми, якобы знавшими меня «в детстве», крутили блоком – сразу после прогноза погоды и перед рекламой эхо-пасты для зубов.
Иногда это было смешно. Иногда – чуть тревожно. Я успел пожить в мире без магии, потом в мире, где магия – банальность, но такого размаха коллективного воображения не видел нигде. Здесь реальность перестала что-либо значить. Любая тень на стене дома мгновенно становилась «доказательством». Любой стук за окном – «подтверждением». Слухи множились сами, как слизни после дождя.
Я ловил себя на том, что слушаю не ради веры, а из любопытства: насколько далеко они зайдут. И понял – до куда угодно. Уже ходили версии, что я внебрачный сын Императора, что мой род всегда был императорским, но «скромничал», что я женат на собственной тени, и тень эта – иностранка.
Чем громче раздавались эти истории, тем сильнее я отстранялся. Ни одного документа о заводе я не открывал, ни одной сцены у ворот не перебирал в памяти. Каждый раз, как мысль делала шаг в ту сторону, я перекрывал ей путь. К концу четвёртого дня это стало привычным дыханием: вдох – тренировка, выдох – бумаги, вдох – двор, выдох – кухня.
И вот этим утром я решил хотя бы на полчаса позволить себе самое мирное из возможных развлечений – кофе на кухне.
За последние дни я туда выбирался не часто. Чаще оставался в кабинете, где на столе вместо скатерти лежали слои бумаг, заметок и распечаток. Там же я пил кофе – не потому, что он был вкуснее, а потому, что каждое утро меня встречала куча вопросов, которые требовали разбирать здесь и сейчас.
Эти дни были как рассыпанная колода: не поймёшь, какую карту возьмёшь, с той и придётся играть. Завод и всё, что с ним связано, я сознательно держал в стороне, но параллельно разбирал накопившееся. Почему граф и барон решили у меня забрать завод? Что делать со свадьбой, в которую я согласился влезть, толком не успев понять, как это произошло? Я ведь не был женат ни здесь, ни в прошлой жизни. Там, в моём мире, сам факт брака был результатом долгих встреч, разговоров, выбора. Здесь – всё иначе. Пара слов, ритуал, и на тебе – союз, который вроде как всерьёз. Я не привык к таким скоростям, и тем более к тому, что брак заключается без привычных мне оснований.
Думал и о камне. Хранить его? Прятать? Искать способы применения? В его узоре Эхо были вещи, которые я ещё не понимал, и от этого он притягивал сильнее. И ещё – форма дружины. Какую выбрать, чтобы не стыдно было выйти в город и при этом удобно работать? Моих пятидесяти пяти тысяч, заработанных на монстрах, хватит, чтобы закрыть вопрос по снаряжению, но траты должны быть точными.
Сегодня я решил, что можно позволить себе выйти из кабинета. Подняться, выпрямиться, вдохнуть прохладный воздух, пройтись по коридору. И попасть туда, где пахнет хлебом и и вкусным кофе, а не бумагой и старыми книгами.
На втором этаже я толкнул дверь маленькой кухни – и увидел Марину. Она стояла у плиты, но повернулась, как только услышала шаги.
– Доброе утро, молодой господин, – Марина отложила лопатку и чуть приподняла бровь. – Неужели вы решили выбраться из своего кабинета?
– Доброе утро, тётя Марина, – я подошёл ближе, чтобы забрать у неё кружку. – Сегодня решил, что пора немного развеяться.
– Заботливый у нас господин, – проговорила она с лёгкой улыбкой, уже ставя на плиту турку. – Что желаете? Кушать? Кофе? Всё, что хотите, молодой господин, только скажите.
– Кофе, – кивнул я.
– Я уже начала переживать, – она поставила на стол чистую чашку. – Вас ведь несколько дней не видели ни в столовой, ни здесь. Я, конечно, носила вам еду, но пару раз… – она развела руками, – забирала тарелки нетронутыми.
– Извини, тетя Марина, – я сел и упёрся локтями в стол. – Много мыслей, много идей, много событий. Всё это нужно разложить, прежде чем браться за новое.
– Ну да, понимаю, – она кивнула, наливая густой, пахучий кофе. – А тем временем в городе жизнь идёт. И… – в её голосе появилась та интонация, с которой люди сообщают новости, не зная, будут ли они тебе приятны, – слухи идут тоже.
– Какие на этот раз? – спросил я, чуть улыбнувшись.
– На рынке говорили, что вы когда-то были придворным магом и бежали из дворца, – она усмехнулась. – И теперь тайно готовите переворот. Один мужик даже уверял, что у вас есть собственный отряд шпионов в Империи.
– Удивительное воображение, – я сделал глоток и чуть покачал головой.
– Это ещё не всё, – Марина поставила передо мной тарелку с хлебом и сыром. – А ещё двое спорили на всю лавку. Один клялся, что вы – внебрачный сын Императора, и потому у вас всё всегда по-особенному. Второй уверял, что вы – заграничный шпион, приехавший из азиатских стран, чтобы следить за Императором… и в подходящий момент убить его.
– И чем спор закончился? – спросил я, отламывая ломоть хлеба.
– Тем, что оба разошлись уверенные, будто победили, – вздохнула она. – У нас это называется «ничья с повышением самооценки».
– А журналисты? – я поднял взгляд от чашки. – Не пытаются домогаться?
Марина усмехнулась.
– После пары разговоров с нашими дружинниками, особенно с Максимом Романовичем, журналисты перестали вообще подходить к тем, кто выезжает из поместья. Но стоят у ворот. Ждут вас. Хотят, чтобы вы вышли и дали свои комментарии.
Я молча допил кофе, ощущая, как в голове начинает выстраиваться сетка мыслей. Надо будет собраться, разложить всё по полочкам и выйти к ним. Потому что эти не уйдут, пока не получат ответ. И чем дольше молчать, тем жирнее будут их фантазии.
Телефон на столе коротко вздрогнул, прорезав утренний уют. Новое письмо. От какого-то аристократа. Приглашение на бал. За последние дни таких пришло с десяток: званые ужины, деловые вечера, предложения «взаимовыгодных союзов». Были и откровенные нелепости – один упрямый сосед пытался «назначить войну», но законы Империи устроены так, что объявить её в порядке личной переписки не получится, как бы он ни старался.
Я отметил приглашение в списке «разобрать позже» и отложил телефон. Сейчас не время. Но где-то на краю сознания уже крутился вопрос – кто из этих зовущих тянет ко мне мост из дружбы, а кто расставляет его как ловушку.
Выйдя из кухни и поблагодарив Марину за кофе и утренние новости, я направился к себе в кабинет. На повороте меня уже ждал Яков. Стоял у стены, сливаясь с тенью так, что заметил его только тогда, когда он чуть склонил голову. В руках – аккуратно подшитая папка, как будто из архива музея.
– Молодой господин, – лёгкий кивок, безупречная осанка. – Рад видеть, что вы наконец покинули своё уединение.
– Вынужден был, – ответил я, скользнув взглядом к папке. – Опять бумаги?
– Всего лишь несколько, – он подал их с той осторожной точностью, с какой переносят старинные часы. – Документы, касающиеся вашего ближайшего… социального положения.
Мы вошли в кабинет. Я привычно обошёл стол и опустился в кресло, чуть откинувшись, а Яков начал медленно проходить вдоль стеллажей, проверяя, всё ли на местах.
– Социального? – я приподнял бровь.
– Помните, я говорил, что Милена вас не предаст? – в его голосе звучало ненавязчиво подтрунивание, словно он уже видел финал разговора. – Так вот, время подтвердило мои слова. И, полагаю, настало оно ещё раньше, чем вы думаете.
Он сделал паузу, чуть развернувшись, чтобы видеть моё лицо.
– У вас будет свадьба и с Миленой, молодой господин. Ритуал – такой же, как с Ольгой. Разница лишь в том, что он был совершен раньше. Я решил… – он чуть склонил голову, – сделать вам небольшой подарок. Сыграть сразу две свадьбы.
– Щедро, – протянул я, положив папку на стол, но не открывая.
– Обе, заметьте, были совершенно необязательны, – уточнил он с той самой вежливостью, которая превращала любое заявление в факт. – Но, раз уж обстоятельства сложились столь удачно, было бы расточительством не воспользоваться.
– Значит, необязательны… – я прищурился. – То есть ты меня просто заставил? Мягким, но настойчивым способом подвёл к этому?
– Молодой господин, – Яков чуть развёл руками, как будто отводя удар, – вы о чём? Я лишь упомянул, что это брачный ритуал.
– Ага, а я сам, по-твоему, внезапно решил, что надо сыграть свадьбу?
– Позвольте напомнить, – он даже не моргнул, – вы сами отдали распоряжение начать подготовку. Я всего лишь выполнил приказ.
– Приказ… – я тихо фыркнул. – То есть, по-твоему, я виноват, что у меня теперь две свадьбы?
– Я не смею делать выводы, господин, – уголок его губ чуть дрогнул, – но замечу, что редкому мужчине доводится столь удачно совместить полезное с… полезным.
– Полезное, говоришь? – я вскинул бровь.
– Разумеется. Обе госпожи происходят из весьма древних родов. Да, это не тринадцать старших, но их фамилии всё же несут вес, историю и… определённые уникальные эффекты, – он сделал лёгкую паузу, как будто балансируя между дипломатией и откровенностью. – С учётом вашего происхождения, дети получатся просто… замечательные.
– Ты сейчас серьёзно? – спросил я, но сам почувствовал, как уголки губ предательски дрогнули.
– Исключительно, – ответил он с почти незаметной тенью веселья. – Иногда стратегические союзы рождаются не за столом переговоров, а… иными, куда более приятными способами.
Я покачал головой, откидываясь в кресле. Этот разговор явно шёл не туда, куда я изначально собирался его вести. И снова – то самое чувство: Яков меня обыграл.
Не потому, что он умнее. В логике, стратегических схемах и чистой аналитике я мог разложить любую ситуацию быстрее любого. Но там, где я опирался на формулы и тысячи прочитанных книг, он действовал иначе. Вёл беседу, как опытный фехтовальщик, меняя траекторию удара так мягко, что я оказывался в нужной ему точке, даже не успев понять, когда именно потерял инициативу.
Мой ум – сверхскоростной вычислитель, способный просчитать любое уравнение за доли секунды. Яков – тот же вычислитель, но с десятками лет практики в реальных переговорах, в тысячах сделок и миллионах психологических движений, которые невозможно описать в учебниках. Он не просто знал, как люди действуют, – он видел это и умел использовать.
В итоге мы были на одном уровне по глубине восприятия… но в играх, где ставки – не числа, а люди, он был впереди. И это раздражало. И восхищало одновременно.
Я положил папку на стол и несколько секунд просто смотрел на неё, прокручивая в голове всё, что мы обсудили. Яков стоял у стеллажа, руки за спиной, как будто ожидал, пока я задам нужный вопрос.
– Яков, – поднял я взгляд, – ты мне ничего не хочешь рассказать? Кто убил того монстра?
Он посмотрел прямо, но без тени эмоций, только с той самой спокойной уверенностью, которая всегда делала его слова весомее.
– Не важно, кто его убил, молодой господин, – произнёс он ровно. – Важно, что от него осталось, и как это поможет вашему Роду.
Он сделал лёгкую паузу и добавил:
– А сейчас вам, Романов Аристарх Николаевич, нужно решить вопросы с журналистами и принять то, что произошло у завода.
Мое полное имя, фамилия и отчество опять – отдалось вибрациями в ЭХО. И так каждый раз, когда он их произносит.
Он чуть кивнул, как бы ставя точку, и, не дожидаясь ответа, направился к двери. Движения были выверенные, почти ритуальные. Дверь закрылась за ним бесшумно.
Я остался один. Внутри всё ещё шли быстрые вычисления, и на этот раз результат был однозначен: это был он. Других вариантов просто не существовало. Даже события у завода говорили в пользу этой версии – слишком много деталей, которые сходились только на нём. Никто, кроме нашего Рода, не мог бы претендовать на такую добычу.
Сколько бы я ни пытался отложить эту тему, она всё равно догоняла. Можно было убегать ещё день, два, четыре… но развязка всё равно придёт. Вернее, уже пришла. Вероятнее всего, она была запланирована ещё до того, как я появился в этом мире. Я просто не ожидал, что резонанс будет таким.