Единственная призрака. По праву рождения

17

Я моментально нахожу взглядом обтянутую в чёрную форму стать Аэрта. Как же он прекрасен всё-таки! Солнце запуталось в его чёрных волосах, золотые глаза сияют ярче, чем обычно, чёрные брови сдвинуты к переносице. Злится. И, конечно, есть на что.

— Твой любовничек? — лыбится боевик.

Отдергиваю плечо, не желая поддерживать беседу. Потом разберусь с этим уродом. Главарь позади нас хмыкает, щёлкает пальцами, и я с довольно сильным ускорением, которое придала мне твёрдая рука, лечу на твёрдую землю. Приземляюсь на четвереньки, больно ударившись коленями и содрав ладони. Аэрт не пытается меня поднять, даже не глядит в мою сторону. На душе становится ещё более тошно. Сволочи.

Аэрта берут под руки и ведут в покосившийся сарай, в котором только что сидела я. Как только все скрываются за трухлявыми дверями, ко мне подскакивает Лео, помогает подняться, осматривает, как маленькую и, взяв за запястье, уводит под тень деревьев.

— Лео…

— Ну что ж ты так, Мари, — покачает головой парень. — Ты ж нас подставила.

— Знаю, — я понуро опускаю голову, стараясь вытеснить из себя мерзкое давящее чувство.

— Но ты не переживай. Аэрт знал, что так будет, он всё рассчитал, — чуть ли не с благоговейным восторгом сообщает Леонгард. — Сейчас он их усыпит.

— То есть, как усыпит? Он знал, что так будет?

— Да, — с гордостью кивает Лео, будто бы это он сам всё придумал.

— А чего вы их не перебили, когда они меня вывели? — никак не могу сообразить я.

— Так потери же, — хмурится товарищ, явно припоминая слова самого Аэрта.

— Значит, он всё так и планировал? А почему тогда он на меня злится? Я ж, выходит, сыграла именно так, как он хотел… — недоумеваю я.

— Но фактически ты же нас подставила, — пытается объяснить Лео сложные для нас обоих истины. — Просто Аэрт тебя переиграл.

От того, что кто-то так просто меня просчитал, не по себе. Но погрузиться в раздумья мне не даёт звук скрипнувшей двери. С разных сторон из-за деревьев выскакивают Тиборд, Рот и Инди. Лео тянет меня в центр поляны, но мне и самой интересно, удалось ли.

Аэрт выбегает из сарая, глубоко и жадно хватая воздух. Использовал сонный газ из колбы и не дышал с момента её открытия, чтобы не уснуть самому. Умён, однако. Ребята радуются и хлопают его по плечам, как победителя. Хотя почему «как»? Он и есть победитель.

Аэрт поднимает на меня глаза, сразу, как только ему удаётся восстановить дыхание. Его взгляд не предвещает ничего хорошего. Ожившее чувство вины заставляет меня вновь опустить глаза. Да что ж это со мной делается-то?!

Он ничего не говорит, разворачивается и скрывается в зарослях с таким видом, что меня снова начинает тошнить.

— Аэрт! — я бросаюсь за ним, прежде чем успеваю осмыслить свои действия. — Аэрт, подожди!

Но он не слушает, идёт вперёд всё быстрее.

Куратора на выходе нет. Ивес не ждёт его, взлетает по винтовой лестнице, словно не касаясь ступеней. Я гораздо медленнее, но в Ветровом коридоре у меня все же получается его догнать. К сожалению.

— Аэрт, стой! — я хватаю его за рукав, силой поворачиваю к себе. — Давай поговорим!

Вокруг полно народу: кто-то из кадетов наблюдал за нашей тренировкой сверху, кто-то ждёт, когда откроются двери спортивного зала. Меня никогда не останавливали зрители. К сожалению, не останавливают и сейчас.

— Аэрт…

Он вырывается из моей хватки так резко и зло, что я делаю шаг назад, пугаясь бушующего в его глазах хищного пламени. Его зрачки сужены, ноздри трепещут.

— Поговорим? Да, давай поговорим! — он делает шаг ко мне, и я отступаю. — Ты эгоистичная, беспринципная, наглая, самоуверенная выскочка. Но при этом ты почему-то считаешь, что заслуживаешь большего, чем такие же бесталанные выскочки, как ты. Чего ты добиваешься? Внимания? Моего или мастера Ирэ? Плевать. Я смотрю только на тех, в ком есть хоть немного чего-то, кроме смазливой мордочки и задницы. А ты даже этим похвастаться не можешь. Тогда откуда, скажи, эта высокомерность? Ни чести, ни разума и гордости тоже нет. Иначе ты бы не бравировала своей тупостью, а сидела бы, как мышь. Я подам прошение о твоём отстранении от практики. И хоть знаю, что его не удовлетворят, я буду делать это до тех пор, пока ты не осознаёшь, где твоё место!

Вокруг царит тишина. Как мерзко! Я смотрю в золотые глаза, а жестокие слова мечутся по черепной коробке, как ополоумевшие блохи. Сзади слышится смешок. Нужно ответить, нужно поставить его на место. А я совершенно ничего не могу сказать. Уйти, надо просто уйти. Скорее. Но ноги будто срослись с каменным полом.

Хоть бы не расплакаться! Хоть бы не здесь, не при всех.

— Чего ты ждёшь? — склоняется надо мной Ивес. — Беги в свою милую комнатку и поплачь там, маленькая, глупая девочка.

Его шёпот бьётся в мой висок, и я не выдерживаю. Под всеобщими насмешливыми взглядами я медленно разворачиваюсь и направляюсь в другой конец коридора. Бегу в свою милую комнатку, чтобы поплакать там. Путь преграждает толпа, которая, похоже, счастлива тому, что я разбита. Я вижу улыбающиеся лица, взгляды, жадно следящие за моими наполняющимися влагой глазами, за дрожащими руками.

— Прочь! — голос не похож на мой, но меня пропускают.

Я дохожу до конца коридора, спускаюсь по лестнице, ведущей к жилым корпусам. Первый раз за всё время своего обучения в Кадетском Корпусе имени мастера Шедоху мне хочется умереть. Теперь ничего не отличает Крепость от отчего дома.

Мне нужно передохнуть. Прислоняюсь к стене и пустым взглядом смотрю в стену напротив. Мимо проходят какие-то люди, но я совершенно не могу на них сосредоточиться. За что он так со мной? Никто, кроме отца и брата, не унижал меня, никому больше я такого не позволяла. Папенька сейчас сказал бы, что я слабохарактерная немощь, раз не могу за себя постоять.

Мысли о родителе напоминают о жутком кольце, болтающемся на запястье. Я дотрагиваюсь до него пальцами, словно сейчас это единственная стабильная вещь в моей жизни. Несмотря на то что кольцо тесно прикасалось к коже, оно остаётся приятно холодным. Вот бы такими же холодными могли оставаться и мои мысли. Дальше я уже не задумываюсь. Порывисто сдёргиваю с цепочки кольцо и натягиваю его на безымянный палец левой руки. Украшение сидит, как влитое. А что? Очень даже неплохо выглядит. Не знаю, как насчёт защиты, но, может, хоть успокаивать будет.

Я оборачиваю кольцо вокруг пальца в одну сторону, потом в другую. Кажется, когда-то у мамы было похожее, и она так же вертела его, когда нервничала. Давнее воспоминание мутным пятном всплывает в сознании и тут же растворяется. А вместо него приходит знакомый панический страх и ощущение ледяной руки на горле.

Тёмную фигуру всё также никто не видит, а я всё также не могу дышать. Чувствую камни спиной, пальцы на моей шее, горячие слёзы в глазах. Силуэт наклоняется ко мне, как и в прошлые разы. Мне страшно. Сердце вылетело бы, если было на это способно. Но разве может мне быть больнее, чем сейчас? Или страшнее? Кажется, минуту назад я хотела умереть. Так почему бы и не от ледяной руки?

Я расслабляюсь и закрываю глаза за мгновение до того, как фигура дотрагивается до моего лица. Ледяная ладонь исчезает, а я жадно хватаю воздух. Лёгкий тёплый ветерок касается моих открытых губ, скользит по шее, избавляя от неприятных ощущений.

Облегчённо выдыхаю. Я справилась. Мне не страшно.

— Привет, дурёха, — вдруг раздаётся слева от меня хриплый мужской голос. — Я уж думал, не догадаешься кольцо надеть.