Утро пришло со звоном будильника на часах. Прошлая ночь стала для меня филиалом ада. Уснуть удалось только под утро. Да и то, сном это состояние назвать не получалось. Так, забытье, не больше.
Но, тем не менее, чувствовал я себя неплохо. Ну, относительно того, как неплохо может себя чувствовать человек с оторванным куском плеча.
— Доброе утро, дядь Юра, — сладко зевнула Лорель. — Мне такой сон приснился! Вы не поверите!
— Доброе утро, маленькая, — улыбнулся я девчушке. — Почему не поверю? Рассказывай, давай. А я пока нам завтрак приготовлю.
Под милое щебетание Лорель я готовил завтрак. С одной рукой получалось проблематично, но я справлялся. Боли, кстати, почти не было. Повязка, правда, практически полностью пропиталась кровью, так что очень хотелось её заменить.
— Кушай, — разогрев гречку, поставил её перед Лорель. — А мне пока нужно рану перевязать.
— Так не пойдет! — своим звонким голосом не согласилась со мной девочка. — Давайте помогу, а кушать будем вместе!
Посмотрев на её серьезное личико, надутые губы и руки, упертые в бока, спорить не стал. В три руки справились мы быстро. Рана выглядела неприятно, но не более того. Даже кровоточила уже не так сильно. По внутренним ощущениям же, ну не сказал бы, что умираю. Да, рука почти не слушается, да при неловком движении всю левую сторону тела простреливает болью. Но она была терпима.
После завтрака и горячего чая стало совсем хорошо. Проблема заключалась лишь в том, что рюкзак придется нести на одной лямке, да еще с правой стороны, а это слишком неудобно. Как в таком случае держать «Вепрь» вообще непонятно.
— Дядь Юр, как думаете, за сколько мы дойдем до ворот? — отвлекла меня Лорель.
— Часа три, наверно, — пожал я плечами и еле сдержался, чтобы не выматериться. Не при ребенке. — А если не придется стрелять, то можем и за два справиться.
— Я помогу, — кивнула девчушка. — Не буду обузой.
— Ох, маленькая, — взлохматил я её волосы. — Всё будет хорошо. Выберемся.
Первую металлическую дверь открывал с легкой опаской. Дико неудобно делать все одной рукой, но идти надо. В комнате было тихо. Металлический стеллаж всё так же лежал на полу. Пришлось повозиться, чтобы сдвинуть его в сторону. Но нам хватило небольшой щели, чтобы оказаться снаружи.
Лорель молодец, старалась лишний раз не шуметь. Постоянно пряталась за моей спиной, и не приставала с разговорами.
— Нам туда, — тихо произнесла она, указывая пальцем направо. — Там никого нет.
Бросив в ту сторону взгляд, внимательно оглядел дома по обе стороны от дороги и неспешно пошел вперед. Хотелось, конечно, сначала самому всё проверить, но и оставлять ребенка одного тоже не вариант.
Так мы и шли. Медленно, аккуратно, не издавая лишнего шума. Порой Лорель одергивала меня, заставляя менять направление. Называя тварей простым «они», девочка, тем не менее, страха не проявляла. Её серьезные ярко-зеленые глаза скользили по окрестностям внимательно и быстро. Я же только и делал, что прислушивался, в глубине души надеясь, что стрелять не придется. Сейчас моё состояние очень далеко даже до хорошего. Так что лучше бы обойтись без лишнего шума.
Когда впереди показалась стена, вот прямо в полукилометре перед нами, я всё еще не сделал ни одного выстрела. С ребенком под рукой в дома заходить даже не думал. Главное выбраться, главное вывести её живой.
— Дядь Юр, — шепотом начала Лорель, — нам надо идти очень тихо. Вон там слева их много.
В ответ я просто кивнул, приняв слова ребенка на веру.
Чем ближе мы подходили к выходу из города, тем хуже выглядели и дома, и дорога из серого камня. Здесь травяного покрытия она уже не имела, вся растительность пропала метров за триста до этого. Целых строений тоже практически не осталось. Местами и вовсе попадались приличных размером рытвины, сильно похожие на воронки от попадания снарядов.
Ворота выглядели… да не было их почти. Осталась только одна гигантская створка, которая накренилась и буквально вросла в землю. Сделана она была из рядов цельного бруса, к тому же обитого железными пластинами. И если дерево сильно изгнило, то вот пластины остались целыми. Сама стена, навскидку, толщину имела метров двадцать, в высоту же, все сорок. Проходя её насквозь, через ворота, даже не верил, что мы смогли выбраться. Внутри появилось какое-то щемящее чувство тоски. Будто что-то забыл. Даже замер на месте, оборачиваясь, но в голову так ничего и не пришло.
Сделав несколько шагов уже за пределами города, Лорель внезапно застыла, а после бросилась ко мне, крепко обняв.
— Спасибо, спасибо, спасибо, — затараторила она, стараясь прижаться сильнее. — Мы выбрались, выбрались! Дядь Юр, ты самый лучший!
Девчушка подняла на меня взгляд, и столько в нем было счастья, что оно невольно передалось и мне.
— Держи, — не смог я сдержать улыбку, протягивая ей медальон. — Он должен остаться у тебя.
Лорель взяла его, глубоко вздохнула и прижала к сердцу. После подняла на меня взгляд, где в глазах виднелись слезы, и растаяла в воздухе. Мне же только и оставалось, что сойти с места и двинуться дальше. В душе поселилось приятное такое чувство. Будто сделал что-то важное, будто совершил, если не подвиг, то близко к этому.
— Экий я молодец, — хмыкнул я, купаясь в этих эмоциях, но внезапно, как по щелчку пальца, всё прошло. — Что за!?
Я так и замер с занесенной для шага ногой. С глаз, словно пленку сняли. Какая нахер Лорель? Что за пиздец? И сразу за этими вопросами пришла боль. Тягучая, резкая. Она разлилась от места укуса и заполнила собой всю левую часть тела. В одно мгновение все конечности налились тяжестью, во рту пересохло. Мысли начали бегать, как бешенные. Ладони покрылись потом, а по спине пробежал целый табун мурашек.
Оборачивался на город я медленно, старясь не делать резких движений. Стена всё так же имела место быть. Как и одна из створок ворот. Опустив взгляд на землю, где был сухой песчаный дерн, увидел следы. Одну пару следов, что тянулись из города. Там, где исчезла девочка, топтался лишь я.
И даже смотря на всё это, в памяти присутствовал четкий образ Лорель. И наши с ней проведенные часы, и ее это «дядь Юра».
— Черт, черт, черт, — прохрипел я враз пересохшим горлом.
Было жутко, было не по себе. Страх снова начал накатывать волнами и вместе с ним накатывала боль. Уже не было того легкого состояния, что до этого. В глазах начало двоиться и пришла неприятная слабость.
Успокоиться удалось, только лишь сосредоточившись на ощущении прохода. Трещина находилась недалеко, в паре километров впереди. Чтобы окончательно не поехать кукухой, пришлось сойти с места и направиться туда. Один хрен в голову лезло всё, что угодно.
Идти я старался быстро, насколько это вообще можно было в моем положении. В таком состоянии боец из меня никакой. Один выстрел я может и смогу сделать, но вот дальше отдача ударит по всему телу и будет очень больно. Бежать тоже не вариант. Сейчас мне доступен только быстрый шаг, да и то, ноги заплетались знатно.
Каждый пройденный метр, каждый преодоленный буерак я ждал. Ждал пока удача, отведенная мне на эту вылазку, закончится. Каждый холм земли казался горбом мертвяка. За каждым деревом чудились силуэты. Неприятно это, когда с тобой начинает играть собственный разум.
В этот раз к трещине выходил я с лицевой её стороны. Обошел массивное дерево стороной и вот она, расположилась в десяти метрах передо мной. К этому времени плечо разболелось неимоверно. От боли левая рука отнялась полностью, а мысли начали путаться. По ощущениям температура перевалила за тридцать восемь градусов и это ничего хорошего мне не сулит.
Последние шаги в этом мире дались тяжелее всех предыдущих. А уж когда перед глазами замелькал калейдоскоп картинок, сознание и вовсе поплыло. Как я не рухнул на землю по окончанию перехода, сам не понял. Но стоило мне оказаться на Земле, как боль стала практически нестерпимой. Телефон доставал уже на морально волевых, хорошо хоть Костин номер стоял на быстром наборе.
— Да, слушаю, — ответил он слегка раздраженно. — Юр, ну мать твою, ну воскресенье же, шесть утра!
— Ты не поверишь, — сухо выдавил я из себя, — меня волк подрал.
— Чего? — не сразу въехал друг. — Ты, блять, издеваешься?
— Сейчас скину адрес, будь другом, забери, а, — собрал последние силы в кулак. — Точнее скину точку, где я на карте. Скорее всего, буду без сознания. Итак, держусь из последних сил.
Ответ друга слушать не стал, нажав на кнопку отбоя. Дальше уже как в тумане — сделать скриншот, открыть телеграмм, скинуть картинку и постараться не отключиться, когда случайно пошевелил рукой. Затуманенный взгляд заскользил по деревьям и остановившись на ближайшем, к нему я и побрел. С трудом преодолев пару метров, уперся в него рукой и кое-как развернулся спиной. Медленно сполз прямо на землю, уже даже не обращая внимания на телефонный вызов. Перед глазами заплясали черные пятна. Голова пошла кругом и стала неимоверно тяжелой. Еще успел заметить ворону, что села в десяти метрах передо мной. Крупная птица наклонила голову, и своими черными бусинками глаз буквально приковала к себе взгляд. Успел отметить её белые крылья, прежде чем разум решил закончить этот затянувшийся день.
Дальше всё было, как в тумане. Сначала какие-то далекие голоса, после меня трясут, но после одергивают руки. Чувствую, как поднимают и несут в четыре руки, сопровождая всё это матами. Легкость от снятия рюкзака и непонятное чувство незащищенности, когда «Вепрь» тоже оказывается не со мной. Потом хлопки дверей машины, гул мотора и снова маты. Много матов. Два голоса, которые спорят до хрипоты, и попытка аккуратно задрать мне рукав. Тут случился обрыв, ибо пришедшая боль просто-напросто меня выключила.
Следующее, что появилось перед глазами это яркие точки света. Лампы — пришло короткое понимание и снова темнота. Правда, ненадолго. Как только меня начали раздевать, сознание вновь вернулось. А уж когда дошел черед моей импровизированной повязки и попытки её убрать, кажется, я закричал. После были уколы, капельницы и промывка. Всё это время я балансировал на грани между сознанием и забытьем. Причем врачи видели это, и снова было много матов.
Закончился весь этот ад как-то плавно. Сознание всё-таки погасло, но я даже и не осознал, в какой момент это произошло. И так же плавно, словно ничего и не было, мне удалось прийти в себя. Открыл глаза и уставился в белый потолок. Вокруг было тихо и темно. Попробовал пошевелиться и это даже получилось. Только левую руку прострелило болью, но была она не столь яркой, как до этого.
Признаться, легкие опасения относительно дееспособности конечности были. Всё же кусок плоти вырвали с мышцами. Еще по ту сторону я уже практически не мог шевелить пальцами, а саму руку мог лишь немного приподнимать. Сейчас же всё ниже плеча не чувствовал вообще.
Предчувствуя плохое, перевел взгляд влево, но выдохнул с облегчением. Рука была на месте, так что с этой стороны можно не переживать. Хотя сама конечность практически не откликалась. Чувствовал лишь тугую повязку, что стягивала плечо и на этом всё.
Из правой же руки торчала капельница. В меня вливали два пухлых пакета, от чего по всей этой стороне растекался неприятный зуд. Умничать, как в крутых боевиках, и выдергивать иглу не стал. Ну его нафиг, врачам виднее.
Пока появилась свободная минутка, решил прислушаться к собственному организму. На удивление чувствовал себя сносно. Пить, например, хотелось и, о, да, только стоило подумать о еде, как голод напомнил о себе урчанием в животе и сильным слюноотделением. Пришлось в спешном порядке вставлять в разум другие картинки, вместо поселившихся там стейков и салатов.
Итак, я всё еще я. А был ли, собственно говоря, мальчик? С чего я вообще решил, что укус этой твари превратит меня в подобную? Стереотипы современной литературы? Скорее всего. Правда, больше всего меня беспокоит всё остальное, что произошло после. Есть очень даже занятные моменты, которые обмозговать нужно, как следует.
Хотел уже, было, заняться этим делом, но не дали. Дверь открылась и ко мне в палату зашла весьма милая особа. Причем взгляд прошелся по её телу, и казалось бы, ну с капельницей ведь лежу! Но нет, третий размер приковал внимание плотно. Девушка же, наткнулась на мой взгляд, словно на стену. Нахмурилась и даже замерла на мгновение.
— Здравствуйте, — поздоровался я.
— Вы уже очнулись? — взяла она себя в руки. — Интересно.
— А что, не должен был? — хмыкнул я.
— По крайней мере, не сегодня, — мотнула она головой, вытаскивая градусник. — Давайте температуру померим.
В палате я находился один, пусть она и имела еще четыре койки. Расположили меня на самой дальней, у окна и батареи. Вроде и не дуло, но чуть теплые чугунные болванки соседство тоже не из приятных.
— Я умираю, доктор? — протянул я слабым голосом, чем заставил девушку в удивлении вскинуть брови.
— Нет, — не поняла она шутки. — Но случай у вас интересный, тут не поспоришь.
— И что же в покусанном парне интересного? — вернул я себе обычный голос.
— Удивительно, — пробормотала она, а после посерьезнела. — Так, больной, отставить этот балаган! Вы еще дней пять должны были без сознания проваляться! Но с наркозом у вас, видимо, какие-то свои отношения. Хотя, выглядите вы на удивление бодро. Жалобы есть? Как самочувствие?
Пока мне под мышку запихивали градусник, видимо думая, что сам я не в состоянии, снова прислушался к себе. Медсестра пощупала мне лоб, посветила в глаза фонариком и на какой-то хрен приподняла мне верхнюю губу. Потом перешла к левой стороне тела. Отодвинула одеяло, бесцеремонно повернула мою голову вправо, чтобы лучше рассмотреть шею с левой стороны. Дальше легонько пробежала по повязке и опустилась к ладони.
— Ай! — вырывалось у меня, когда что-то острое впилось в большой палец.
— Хм, — выдала она, снова нахмурившись. — Чувствительность хорошая, следов сепсиса нет. Нагноение не идет, белки нормальные.
— Да нормально я себя чувствую, — хотел, было, пожать плечом, но только лишь начал движение, как всю левую сторону прострелило болью. — Относительно, — сморщился я. — Левое плечо при движении побаливает. А еще кушать хочется.
— Слабость? Недомогание? Зуд? Головокружение? Тяжесть и боли в правом подреберье? — начала перечислять девушка.
— Пожалуй, только зуд, — подумал я несколько секунд. — Под повязкой чешется, а так всё нормально. Сколько я уже здесь? Когда на выписку?
— Какая выписка? — брови девушки взметнулись вверх, делая её удивленное личико ну очень уж милым. — Вас привезли четыре дня назад! С заражением крови! У вас температура была сорок и восемь! Вы о какой выписке вообще говорите? Скажите спасибо, что сейчас не в бреду мечитесь!
— Спасибо, — послушно сказал я, чем заставил девушку запнуться. — Кушать хочется. Очень. И да, как можно к вам обращаться?
— Что? — возмущение её было сильно, хотя оно и понятно, мой взгляд сейчас был направлен понятно куда. Ведь там висел бейджик.
— Марина Игоревна, когда здесь завтрак? — не дал ей даже отвиснуть. — И еще, где мои вещи? Телефончик бы, а то у вас тут в палате скучно: ни телевизора, ни радио, на худой конец.
Девушка набрала в грудь воздуха, видимо, для длительной отповеди и даже руки на груди сложило, что только, хм, немножко подняло мне настроение. Затем её взгляд невольно соскользнул с моего лица ниже, от чего щечки её явственно заалели.
— Завтрак через час, — бросила она, уже на полпути к выходу. — Пусть с вами лечащий врач разбирается!
Хлопок дверью был громким. Даже и не знаю с чего такая реакция. Нет, ну, в самом-то деле! Куда мне еще смотреть, когда бейдж на груди висит!
— Женщины, — фыркнул я, закидывая правую руку за голову.
Хотел обе, но левая лишь слабо дернулась, снова щелкнув болью.
Телефон мне принесли вместе с завтраком. Перловая каша с маслом, два кусочка хлеба тоже с маслом и чай. На кровать я сел еще тогда, когда пожилая тучная медсестра только зашла в палату.
— Ой, а мне сказали, что вы не ходячий, — удивилась она. — Сейчас, сейчас, подождите.
Со своей порцией я закончил достаточно быстро. Медсестра еще, наверно, даже отойти не успела, как я с сожалением провожал последний кусочек хлеба в свой желудок. После попытался встать на ноги, но не преуспел. Только оторвал пятую точку, как повело в сторону и хорошо хоть в правую — успел опереться о стену. В остальном же, после завтрака стало клонить в сон, и в теле появилась приятная расслабленность.
С телефоном в руке попытался устроиться поудобнее, но после плюнул и лег, как есть. Опустил строку уведомлений и немного застыл. Всё моё внимание сосредоточилось не на оповещениях, нет, а на кольце. Оно всё так же располагалось на безымянном пальце правой руки, только вот цвет камней сейчас был другой. Бледно-голубой, против насыщенного и глубокого темно-синего по ту сторону.
— Допустим, — бросил я немного рассеянно.
Мне, совершенно точно, не мог привидеться другой цвет. Я четко помню, когда первый раз увидел кольцо. Хотя я так же четко помню и Лорель. И её помощь в перевязке. Черт.
Вдох, выдох и попытка перенастроить мысли на что-нибудь другое. Эти я оставил в копилке, и разбирать их буду чуть позже. Сейчас нагружать мозги теориями и догадками не самое подходящее время.
Лечащий врач заявился ко мне минут через двадцать после завтрака. Высокий мужчина, лет под сорок. Крупное телосложение, интеллигентное лицо и добрая, я бы даже сказал, отеческая, улыбка.
— Ну-с, голубчик, — улыбнулся он, потирая руки, — говорят, вы к моим девочкам пристаете?
— Врут, — моргнул я, откладывая телефон. — Причем нагло! Я вообще-то при смерти, как я могу к кому-то приставать? Заражение крови опасная штука.
— Шутим, значит, — посерьезнел он. — Это хорошо, хорошо.
Полчаса. Целых полчаса этот, хм, уважаемый человек мурыжил меня вопросами. Тыкал, куда попало, щупал, мял, дергал, короче издевался. Я же стойко терпел эти мучения, лишь изредка комментируя своё состояние.
— Кажется, при вашем поступлении что-то напутали, — с каждой манипуляцией взгляд доктора всё тяжелел и тяжелел. — Давайте так. Вы полежите еще деньков пять. Мы возьмем все анализы, сходите на УЗИ, сделаем вам рентген, а то в карте написано о каких-то сломанных ребрах и уже после поговорим о выписке. Договорились?
— Да, конечно, — кивнул я, без всякого желания спорить. — Можно часы посещений уточнить?
— Пока только передачки, — сказал, как отрезал док. — Вы в инфекционном отделении, молодой человек.
С Костей я созвонился сразу по уходу Андрея Васильевича, как представился врач. Слышать меня были рады, но вот и удивление в голосе прочувствовать удалось в полном объеме.
— Юрец, а Юрец, вот расскажи, как ты умудрился напороться в наших куцых лесах сначала на медведя, а теперь и на волка? — бухтел в телефоне голос друга. — Саныч волосы на себе рвет. Он ведь лесничий местный, и отчеты писать приходится. Десять лет всё тихо спокойно было, а тут, как ты решил в охотника поиграть, так всё через одно место! Нет, шатун еще понятно, с натяжкой, но понятно, но волчару ты как мог встретить? Тем более здесь!
— Это ты мне расскажи, — криво усмехнулся я. — Кто мне втирал, что леса у нас вокруг города спокойные? Кто про зайцев с глухарями заливал, а? Тоже мне, друг, называется. Или таким образом избавиться от меня хотел? Всё Нинку простить не можешь, а дружище?
— Эй, эй, Юр, ты чего? — в Костином голосе прекрасно слышалась его растерянность.
Я же, ну что я, тихонечко посмеивался.
— Шутка, — ответил я, спустя пару секунд молчания.
— Козел ты, Юрец, — и телефонные гудки.
— Перегнул, что ль? — почесал я кончик носа. — Да не, бред какой-то.
И снова набор номера, и долгие гудки, где трубку никто не снимал.
— Да, — когда уже хотел нажать отбой, Костя всё же ответил.
— Ты там обиделся что ли? — хмыкнул я.
— Хрена тебе на воротник, — хохотнул друг. — Рад слышать тебя живым. Как оно?
— Жив, цел, орел, — с улыбкой ответил я. — Ну, как цел, почти. Спасибо, что в больницу притащил и, что не медлил.
— Ага, пожалуйста, — затянулся Костя сигаретой. — Саныч, кстати, поговорить с тобой хочет, но не горит. После больницы нормально будет.
— Снова мне не верят? — вздохнул я, невольно потерев левое плечо.
— Знаешь, — вздохнул Костян, и замолчал на несколько секунд, — не видели бы кусок вырванного у тебя плеча, не поверили бы. Ну, какой волк? У нас, здесь? Серьезно? А гляди-ка ты, всё может быть. Ребра, кстати, как поломать умудрился?
— С дерева упал, — вздохнул я. — Ушел за хворостом для костра, без ножа и ствола, а там рыло это скалится. Ну, я не Рембо же, чтоб с голой жопой на хищника. Захотел на дереве отсидеться. Короче, на смоле поскользнулся и по веткам бочиной. Там уже на земле тварь эта вцепилась, еле камнем отмахался. Ну и потом пять часов ходу, ну а дальше ты знаешь.
— Ты, прям, как сахарная косточка, — было слышно, как друг покачал головой. — То шатун, то, теперь вот, волчара. Старый одиночка, поди, был, раз без стаи. Так тебя на куски бы и порвали.
— Спасибо, утешил, — недовольно буркнул я.
— Не за что, — хмыкнул Костя. — Пожрать привезти чё? А то знаю я, как там кормят, в больницах этих.
— О! — подобрался я. — Значит, записывай.
Выписали меня через девять дней. Какие там пять! Рассчитывал в пятницу вечером уже уйти домой, но хрена с два. Наивняк такой, право слово. В итоге, только в среду вечером, после пяти, меня отправили домой. Дали наказ на два дополнительных посещения терапевта со сдачей всех анализов, да выслали. При этом, правда, было много сомнений и недовольства на тех, кто меня принимал. Шутка ли, привезли человека, якобы, с сильнейшим сепсисом, и сломанными ребрами, а через пару дней он уже на своих двоих по палате ходит! Еще и матом ругается, когда домой не отпускают.
— Спасибо, Костян, — выдохнул я, садясь в машину. — Как же они меня все достали, ты бы только знал.
— Догадываюсь, ага, — пожал он мою руку. — Тебя домой или к Санычу сначала заедем?
— Давай к Санычу, — немного подумав, ответил я. — Не хочу с незавершенными делами домой ехать.
Всю дорогу мы ехали молча. Костя витал где-то в своих фантазиях, я же в который раз прогонял в голове легенду. Волк, дерево и вперед. Надеюсь, ловить на неточностях не будут, да и кому вообще оно нужно? Пострадавший только я, так что прорвемся.
Сан Саныч, который лесничий, оказался старшим инспектором природоохраны по нашему району. Человек немаленький и, чего уж греха таить, с определенными рычагами влияния. Так что мои пострелушки или же просто прогулки по лесу с оружием его касаются практически напрямую.
— Сан Саныч, можно? — приоткрыв дверь кабинета, бросил туда Костя.
— Да, да, проходите, — раздалось в ответ.
— Добрый день, — поздоровался я, как только оказался в кабинете.
Сам кабинет создавал впечатление запустения что ли. Ремонт еще совдеповский, мебель такая же. Только кресло у Саныча современное да компьютер имеется. Хотя и здесь монитор телепузик, а не плоский, что тоже говорит о многом.
— Сейчас писанину закончу, — даже не посмотрел на нас хозяин кабинета. — Кость, чаю пока налей. Печенье сам знаешь где.
Не хотелось мне чай, домой вот хотелось, а чай — нет.
Но спорить и показывать характер не стал, решив, что лучше потерплю, авось, что полезное скажут.
Чай майский, в пекатиках, с чабрецом, мать его, был люто невкусным. А уж про каменное печенье, особый вид, специально созданный для рабочих кабинетов, можно и вовсе не упоминать.
— Юр, вот скажи ты мне, — оторвался, наконец, Саныч от компа, — ничего, кстати, если на «ты»? Так вот, чего ты в лесу забыл-то? У тебя ни охотничьего билета нет, ни интереса вообще к добыче. Но ты уже дважды напарывался на диких зверей. Вот те крест! Не поверил бы твоим россказням, если бы своими глазами раны твои не видел! Можно было подумать, что в лес ходишь, золото мыть, но это ведь не так делается! Там на сезоны пропадают! Да и не моё это дело. Но вот, что моё дело, так это разрешение на оружие и шатуны всякие, в морду стреляные, недобитые, да волки, кровь человеческую попробовавшие. Вот здесь уже моя зона ответственности и именно ты в этой зоне уж, извини меня, конечно, жопой своей сидишь. Отчеты вот писать приходится. А завтра-послезавтра вообще комиссия приезжает, по лесам скакать пойдем. Так вот, накой ляд оно тебе сдалось, а? Просвети, будь добр.
Во завернул, мужик! Во дает!
Ну а если серьезно, то при разговоре о золоте червячок опасения в груди зашевелился. Интересно, они просто не нашли разрез в подкладке куртки, куда я мешочек с камнями убрал, или вообще не искали? Надо будет Костю потрясти. А то ведь если рылись в моих вещах, разговор можно пустить по другому пути.
— Жить скучно стало, — ответил я немногим погодя. — Пресно всё, неинтересно. Изюминки нет, борьбы, если хотите.
И то, каким взглядом одарил меня Саныч, позволило понять, что мне поверили. Такую бредятину сложно придумать специально.
— Еще один, — тяжело вздохнул лесничий, бросив короткий взгляд на Костю. — Ладно, я тебя понял. Пару бумаг подпишешь? Отчетность, сам понимаешь.
Я понимал. Прекрасно его понимал, так что артачиться не стал. Пробежал глазами по двум бумажкам, где сухим казенным текстом всё это описывалось. Подмахнул свою подпись и на этом всё. Больше нас никто задерживать не стал.
По дороге к дому Костя молчал. Да и я как-то не горел желанием разговаривать. Хотелось уже зайти в свою квартирку, принять душ, сварить пельменей, да просто отдохнуть. От мыслей, от суеты этой и сомнений. А еще хотелось поверить, что всё это закончилось и я, мать его, выжил.
— Слушай, ты как насчет баньки? — выдернул меня Костян из мыслей. — Посидим, девочек позовем, пивко, шашлык. Стас тут к себе звал, а у него сам помнишь, и банька и бассейн! Тебе бы как раз не помешало развеяться.
— Давай попозже, — согласно кивнул я. — Через пару деньков. Мозги в порядок приведу и звякну.
— О, тогда может к выходным как раз? — сразу повеселел друг. — Хотя, блин, у тебя же сейчас каждый день выходной. И как оно, кстати? Я бы вот на такую авантюру вообще не решился!
— Пока убыточно, — криво усмехнулся я. — Но поглядим. С документами всё вожусь, а там еще столько гемора впереди, что даже руки иногда опускаются.
— Это да, — покивал Костя. — Тир это, конечно здорово. Но вот работа в движении, да внутри помещений с выпадающими мишенями! Эх, прям бальзам на душу.
Как-то на автомате забрал из багажника рюкзак, шмотки, да «Вепря». Поудивлялся несколько секунд на заляпанную кровью одежду, да выкинул всё из головы. Сам жив, вещи куплю новые, так что переживать по этому поводу явно не стоит. И только оказавшись дома, понял, что видимо всё же себя переоценил.
Стоило только входной двери закрыться, а ключу упасть на тумбочку, как внутри что-то оборвалось. Всё показное спокойствие сдуло, словно его и не было. В голове роем взорвались мысли прошедших дней, и это буквально выбило из колеи. Я прошел на кухню, достал запотевшую бутылку пива и опустошил её буквально за пару глотков. В руках появилась легкая дрожь, ноги стали ватными, из-за чего на сидение кухонного уголка я просто-напросто рухнул. Хотел, было, взять еще выпить, но накатила такая слабость, что даже встать не смог. Ладно, монстры там, ладно город заброшенный, и подранное плечо. Там сам виноват, расслабился. Но вот Лорель, девочка, которой не было….
Порыв холодного воздуха, что прошелся по щеке не просто заставил вздрогнуть, я с места подорвался, как ошпаренный, с мыслями, что она снова рядом. Паника захлестнула с головой, пока взгляд не наткнулся на незакрытую дверцу холодильника. Истерический смешок вышел каким-то несерьезным. Зато он позволил взять себя в руки.
— Эмоциональные качели — наше всё, — хмыкнул я немного нервно.
Нужно было отвлечься, причем как можно более плотно. Иначе настолько себя могу загнать, что хоть в запой уходи.
Естественно, первым на очереди встал разбор вещей. Разобрал рюкзак, вытащил из него вообще всё и убрал в сторону. Среди кучи всего этого провел кое-какую ревизию, да разложил по местам. Следующим до моих рук добрался «Вепрь». Осматривая ствол, только не морщился. Падение вместе со мной с лестницы он пусть и пережил, но вот царапин на корпусе добавилось ого-го. Да и коллиматор пришел в негодность, просто-напросто развалившись. Не знаю, как не заметил этого еще там, но что есть, то есть.
Дальше черед одежды. Тут даже думать не стал, всё в мусорные пакеты и к двери, после выкину.
За пакетиком с камнями лез с легким сомнением — а вдруг? Но нет, он был на месте. Рубиновый песок, два квадратных камня, один из которых с трещиной и еще два, но уже заметно больше. Золотые монеты решил не продавать вовсе. Незачем это. По деньгам выйдет немного, относительно камней, конечно, а вот лишних вопросов появиться может куда как больше. Так что пока в сторону.
Как-то само собой взгляд зацепился за колечко. До этого почти не обращал на него внимания, а вот теперь время пришло. Что ж, от синего цвета в камнях не осталось практически ничего. Где-то там, в глубине присутствовала толика бледно-голубого градиента, но на этом всё. Мысли? О да, они были, как и мысли о рубиновом песке.
Чтобы эти самые мысли не потерять, нашел какой-то старенький блокнот, выдернул из него первые страницы, исписанные каракулями, и засел за стол. Итак, подведем итоги всех своих умозаключений. Ну ладно, не всех, а только двух.
Колечко на палец кольцо. Скорее всего, та вещь, которая спасла мне жизнь. Сомневаюсь, что здесь что-то другое. Провести параллель между обесцвечиванием и моим физическим состоянием не сможет только полный идиот. А, значит, что? Значит, синий цвет это сигнализатор наполненности артефакта. Сепсис, сломанные ребра, температура за сорок и кусок вырванной плоти — это в первый день. Через пять дней — никакого сепсиса и нагноения в ране, вместо сломанных ребер — трещины. Ну и до кучи недействующий на меня наркоз и более-менее стабильное состояние уже на третий день в больнице. Невозможно? В обычных условиях абсолютно нет.
Кольцо сошло с пальца спокойно, и никакого ухудшения состояния я не почувствовал. Решил проверку завести дальше и убрал его в ящик стола. Похожу, денек-другой без него, послушаю тело.
На страницу в блокнот записал всего несколько слов. Кольцо, регенерация, энергия. Обвел всё это кругом и поставил знак вопроса.
Пункт номер два. Рубиновая пыль, медальон, Лорель.
Вспоминая момент, когда левую сторону тела пронзило, словно электрическим ударом, я точно помнил, как медальон соприкоснулся с кожей. Направленный пучок боли пронёсся, как раз от ладони и до груди, образовав на ней ожог. И, что самое интересное, ожог случился именно там, где в кармане лежали рубины. Они же, по крайней мере, большая их часть, превратилась в песок. Вывод тут напрашивается сам собой. Защита амулета, которую приняло не моё тело, а камешки. Что, скорее всего и спасло мне жизнь. Ожог же, ну даже серьезной раной назвать нельзя.
Откинувшись на спинку кресла, прикрыл глаза, пытаясь сформировать мысль более четко, после чего вывел её на листке.
Возможные артефакты брать только при наличии рубинов. Подчеркнуть, обвести, поставить три восклицательных знака.
Лорель. Лорель. Лорель. Ну, здесь мои полномочия всё. Артефакт со слепком души, который нужно было вынести из города? А какой, мать его, слепок, может физически, сука, к тебе прикасаться? Что это вообще за херь? И, самое главное, с хера ли я отнесся к этому как к должному? Лорель? А да, маленькая, пойдем, провожу. Черт, черт, черт.
— Так, тише, — сделал я глубокий вдох, а когда не помогло, повторил еще пару раз. — Это причинило мне вред? Нет, скорее, даже, наоборот. Последствия? Кроме расшатанных нервов никаких. Значит, выбросить из головы, приняв, как должное.
Стало немногим легче. Вот, правда. Захотелось нажраться до зеленых соплей, но это мелочи. Это пройдет. Вот отдохну с Костиком, глядишь, и мозги на место встанут.
Далее мысли плавно перетекли к руке. Уже сейчас она более-менее слушается. Случаются иногда вспышки боли, когда забываюсь и делаю какие-то резкие движения, но по сравнению с тем, что было это прямо небо и земля. Чувствительность пальцев хорошая, да и двигаются они нормально. Сама рана, а точнее место, откуда вырвали кусок плоти, уже даже в глаза не бросается. Если в первый день в больнице во время перевязки смотреть на неё было страшно, то уже сейчас даже и не скажешь, что там что-то серьезное. Думаю, еще немного и о ней вообще ничего напоминать не будет.
Взгляд сам собой переместился на ящик стола, куда убрал кольцо, и оно тут же снова оказалось на пальце. Не-не-не, пусть сидит. Разобраться бы с возможностью его напитки и тогда вообще хорошо. Пока же только так.
Домашний вечер скрасился еще парой бутылочек пива. Точнее еще их было семь. Пока копался в инете относительно камней, пока наводил, какую-никакую уборку, они потихоньку опустошались. Под конец уже, ближе к двенадцати ночи, был настолько загружен инфой, что желаемого опьянения так и не достиг. Давно за собой заметил, что если разум нагружен работой, то хрена с два градус даст нужный эффект. Даже игра в покер, и та препятствует опьянению. Так что в сон я проваливался с относительно трезвым сознанием.