Когда я пришел в себя, то все тело покалывало, словно иголками, а спина закаменела. По прошлому опыту, так действовала заморозка нервных окончаний. А неприятные ощущения в теле были из-за того, что мне не позволяли перевернуться. Ненавижу спать на животе, значит, меня привязывали, чтобы не крутился. Так поступают в самых крайних случаях, значит, меня хорошо зацепили. Кстати, кто это сделал?
Расслабившись, я прокрутил воспоминания прошлого дня. Долгие разговоры с семейством Киль, прошедшие достаточно легко. Забавно, что мы поговорили нормально и с отцом, и с его дочерью, первый раз за все наше знакомство. И главное, где?! В камере для допросов! Они только там смогли услышать меня, а я понял их некоторые порывы. Пусть не все, и не со всеми их выводами я был согласен. Но я увидел двух человек, уставших от жизни и с не оправдавшимися надеждами.
Потом я занимался отчетами, пока не решил согласиться на приглашение на ужин от мамы. И покинул дворец, не спеша направляясь в дом родителей. А дальше, шагая по улицам, размышлял о мелочах и вдруг … Точно! Меня ранила в спину старая кормилица из дома Киль. А ведь я сам ее оправдал. Женщину провели по всем процедурам очистки, избавили от всех действий клятвы. Ей выплатили приличные отступные, и дали время на сбор вещей. Через три недели ее и еще сотню чистых слуг переместили бы в другой город, где они смогли бы начать другую, спокойную и счастливую жизнь.
Неужели она разгадала, что именно я был тем самым стражем, проводившим первый, еще не санкционированный, допрос? Нет. Не может такого быть! Я не мог проколоться, а распознать меня времени у нее точно не было. Мы не общались с ней после того дня. Виделись иногда мельком в доме Киль, но не разговаривали.
Тогда почему она пырнула меня ножом? В чем я лично ее предал? Или не ее? В голове завертелись мысли. Сейчас не особо работала голова, может, из-за долгого сна, а может, от действия микстур и зелий. Но пробиться одна умная мысль смогла.
Неужели это месть старой женщины за полученные сроки и высшие меры наказания сестер прежнего хозяина и их дочь, которую она считаешь своей внучкой? Если это ее правда, и по ее размышлениям, я предал семейство Киль, то да, я предатель их интересов. А вообще, как-то странно сложилось наша реальность. Я спасаю страну, переступая через неверных людей, совершенно не думая о них. О тех, кто потерял все от последствий моих действий.
Но разве я должен быть великодушным ко всем и каждому? Они будут творить зло, планировать разруху и хаос на наших улицах, а мне прощать их и давать второй шанс?! Ну уж, нет! Я не служитель храма, мне подобная мягкость не присуща. За подобным бредом пускай идут к ним под своды. А я, считайте, палач его величества Ульроса. Его пес, если угодно. Убойная сила и броня в одном лице, мы не просто так учились по корпусам и казармам. Таких нас много в стране, если они будут давить на одного, все обойдется. Но если на всех, то мы сломаемся без поддержки и железной силы воли, присущей нам после всех уроков и заданий.
Хочется ей винить меня? Да пожалуйста! Я не против так и не стать для нее героем, спасшим от участи однажды задохнуться под гнетом чувства вины и жалости к давно не маленьким девочкам. Только отныне я буду осторожнее на улицах, если нет за спиной у меня поддержки и дружеского плеча. Нет у меня больше безопасных улиц и безобидных людей, раз никто не может гарантировать что не прилетит в спину ножичек кухонный. Нужно привыкать всегда находиться настороже. И значит, пора заключать союз с драконом, ради нашей с ним общей целостности. Не сейчас, не в лазарете, а на улице или на природе. Перетекая из одной формы в другую, за разговором между двумя сущностями.
Тяжко вздохнув, я попробовал встать. Так как меня уложили на живот, я медленно приподнялся на локтях и коленках, затем осторожно встал рядом с кроватью, выпрямившись во весь рост, стараясь особо не шевелить спиной. Постояв, я уселся обратно на койку. Не шататься же голым по палате. Так хоть простынкой прикрыться можно, не срамно, как говорила бабушка.
— Какой ты быстрый пациент, глаз да глаз за тобой нужен, — услышал я со стороны двери знакомый вредный голоса Сальтора, — думал, еще сутки проспишь, а нет. Только двенадцать часов, и ты уже в сознании. Почти завидую такой скорости, хотя нет. Не дело это, на работу раньше выходить, если повезло получить несколько выходных по состоянию здоровья. Я лучше буду валяться в палате, пока не выгонят.
— Понять не могу, ты меня ругаешь или хвалишь, — хрипло спросил я.
Голос не слушался, и пришлось пару раз кашлянуть, прочищая горло.
— Сам пока не определился. Ты мне скажи, какого поперся пешком и куда? Это было нападение нераскрытых заговорщиков? Или тебе из-за других твоих дел прилетело за отменное исполнение служебных обязанностей?
— Нет, — хмыкнул я, прикидывая, как проще разъяснить о сути случившегося. — Это была материнская любовь, выражающаяся в извращенной форме собачьей преданности.
Целитель замер в несуразной позе, протянув руку за чем-то на полочке, остановился и задумался над моим ответом. Я бы посмеялся, но он слишком быстро отошел, обернулся ко мне лицом и нахмурился.
- Я слишком много работал и беспокоился за тебя. Не все, конечно, было по твоей вине, но предупреждаю, я тебе страшно отомщу. Придумаю, как, и отомщу, если будешь толкать свои речи в подобном стиле и дальше. Я же ничего не понял сейчас. Кто и кого извращенно любил и причем ты тут?
— Та старая кормилица отомстила предателю, жениху Элоизь Киль. По крайней мере, я на это надеюсь, — усмехнулся я.
— О как! Занятно. Мы тут о заговоре думаем, проверяем по второму кругу всех заговорщиков, а это безумная бабка с дятлом в голове, — расслабился лекарь и демонстративно смахнул пот со лба.
— Почему с дятлом? — порой юмор целителей меня все еще смущал.
Хотя, уже я понимал их лучше. Не впадал в ступор, как бывало с Эльзой в первые месяцы совместной работы. Таким темпом, через еще лет десять я буду с ними на одной волне.
— Потому что кукушка у нее явно давно свалила в теплые страны, а на ее место присел дятел и долбил по оставшимся извилинам слишком длительный период времени. Ну, не может нормальный здравомыслящий человек верить, что ваши отношения были добровольные. Вы же только что не цапались на публике, — пощелкав пальцами, маркиз махнул рукой. — Там любовью и не отсвечивало.
— Твои метафоры меня иногда вгоняют в ступор, неужели нельзя выражаться проще и понятнее?
— Можно, но я всегда пытаюсь хоть вслух, хоть мысленно, поставить границы творящемуся вокруг сумасшествию. Своего рода предварительный диагноз. Сказать, что женщина потеряла рассудок, можно легко. Но психи обычно в понимании окружающих — это рвущие на себе волосы, бормочущие под нос, с лихорадочно бегающими глазами. А она явно была не такая. Ее тихое помешательство не бросается в глаза. Так, вскользь брошенная нестандартная фраза, зацикленность на какой-то одной мысли или идее. Вроде как, она нормальная с первого взгляда, но рассудок уже не вернуть. Привыкай видеть хорошее в патовой ситуации, и черные пятна даже на солнце. Так жизнь не сможет тебя обескуражить и поставить на колени.
Проговаривая все это Сальтор провел диагностику, прощупал рану, и убедившись, что я в норме, подал мне чистую одежду из моего гардероба. Этот комплект я хранил на случай выхода в свет. Но не с Элоизь. С ней бы я скорее пошел в грязной и несвежей форме. Благо больше подобное мне не грозит.
— Переодевайся в санблоке, там к тебе уже целая делегация пришла. Стражи с вопросами, родители с самыми худшими предположениями, ну и парни из отряда отметились. Пока ты их всех не успокоишь, спокойно отдохнуть тебе не дадут. Хотя, последних я смогу успокоить и послать в штаб, но вот твоя родня… — подняв руки, целитель показал, что сдается перед напором моих родителей.
Скорее всего, его довела мама. Ну, она точно может достучаться до любого в этом мире.
— Я спину не чувствую. Там что-то серьезное было? — решил узнать, пока у меня еще есть такая возможность. Буду знать, что ответить.
— Нет. Я подстраховался и заморозил не только область, в которой зашивал и сращивал, а немного больше. По факту, остался небольшой шрам снаружи, и внутри у тебя образовался рубец с четыре сантиметра. Разойтись ничего не может, как и начать кровоточить. Походишь пока так, а ощущения вернутся сами. Повезло тебе, что нападавшая не была мясником. А то был у меня случай, когда при таком же ударе пострадавшему перерезали позвоночник. Три недели над ним трудились, стараясь восстановить все, как было до покушения.
— О! Я очень ей благодарен за непрофессионализм. И тебе за отменные способности спасать меня. Трех недель у нас нет. Мне работы притаскивают каждый день столько, что я уже ненавижу отчеты.
— А кому сейчас легко? — указав пальцем на закрытую дверь местного туалета с душем, целитель напомнил. — Тебя ждут. Пообщаться мы сможем и потом. Я даю тебе пять минут, потом разрешаю первыми войти стражам. Эти понимают смысл следования протоколу. А вот твоя маман заскочит сразу, как только я ей позволю. Пока ты даешь показания, я принесу тебе обед, и до встречи с семьей ты избавишься от чувства голода.
— Я не хочу есть, — удивленно ответил я, уже направляясь в санблок.
— Это пока. Пройдет еще минут двадцать, и проснется желудок, а с ним и лютый нечеловеческий голод.
Не став больше препираться, я отправился наводить марафет. И зачем он мне припер накрахмаленную белую рубашку и форменный жилет? Я же не на прием, да и службой текущее состояние назвать язык не поворачивался. Хорошо, что мундира тут не было. А вот отглаженные брюки и начищенные до блеска сапоги имелись.
Одеваться, и правда, было легко. После быстрого душа я чувствовал себя замечательно. Чистая одежда из привычной ткани успокаивала.
Встретив стражей через пять минут уже за небольшим столом, я был собран и полностью готов к допросу. Вернее, к беседе, но разница между ними не особенно велика, если подумать.
— Добрый день, полковник. Как вы себя чувствуете, готовы давать показания? — настороженно оглядев меня, спросил молодой капитан.
Зеленый дракон, судя по цвету волос и глаз.
— Поверьте, в моем отряде отличный целитель. Он и мертвого поднимет, тогда как у меня всего лишь ножевое в спину, — я жестом предложил трем стражам присесть со мной за стол.
— Хорошо. Тогда ответьте, как все было на самом деле? Что за женщина была убита вместе с вами? Кто именно напал? Показания неоднозначны, — подробностей капитан не выдал.
Понимаю. Он хочет сперва услышать меня, а потом подробно рассказать о том, к каким выводам они пришли.
— Нет никакой неоднозначности. Меня ранила та самая мертвая женщина. Она кормилица Элоизь Киль. Ей стало обидно за девочку, вот она меня и пырнула в спину. Она понимала, что ей грозит за покушение на жизнь лорда, да еще и полковника. Логично, что она покончила с собой. Она потеряла все: дом, семью, которую считала своей, и внучку, что теперь будет каторжницей. Тогда как для меня, весь этот цирк с обручением был лишь заданием. И пусть последнее не разглашалось, вас я решил поставить в известность. Просто для того, чтобы никаких сомнений у вас не возникло.
— Вот как. А нам рассказывали, что вы дрались, — пометив в своих бумагах что-то капитан мне кивнул.
— Вы серьезно? Я дракон, черный, как видите, и она женщина в годах. Если бы я ощущал от нее угрозу и боролся, даже щадя ее, то не позволил себя ранить. И, конечно, не допустил бы ее самоубийство. По крайней мере, до момента, пока не допрошу ее и не выясню все причины.
— Логично. Простите за сомнения, полковник Соринь. Я должен был спросить, сами понимаете. Увы, делу не помогают сплетни и небольшое количество свидетелей. Пара гуляющих женщин и один не совсем трезвый мужчина, с их показаний мы и строили общую картинку.
— Вот и не стоит их слушать. Я подтверждаю, что подобное было всего лишь местью частного характера. Никого искать не нужно, а допросы ее окружения можно проводить, не особо напрягаясь. У вас и так много работы сейчас, — я на самом деле хотел облегчить работу парней, но они даже слушать ничего не хотели.
— Нет уж! Все по протоколу и тщательно.
— Не обижайтесь на меня. Просто, я не верю в еще один заговор. Всего лишь безумная обиженная старуха, что нашла в моем лице врага номер один. Она ведь проходит у нас, как пострадавшая. Ей дали второй шанс, и тут такая благодарность прилетела. А ведь она знала, что я, как слуга короля, обязан работать на благо народа и Ульроса. Не ее младшей хозяйки и всей ее семьи.
— В вашей честности мы не сомневаемся.
— Бросьте. Ничего в моей преданности нет. Моя страна, мой король и мое будущее зависят от мира в нашей стране. Остальное приложится. Я принял к сведению свою ошибку и больше не буду столь беспечным.
В палату пришел Сальтор с подносом. Для меня он принес обед, а стражам чай и несколько бутербродов. Пусть и не полноценное питание, зато в рот мне никто не заглядывал тоскливым, голодным взглядом.
Мы обсудили все показания якобы свидетелей, которые рассказывали разные версии. Кроме тройки, что находились рядом, свое мнение о произошедшем описали еще несколько десятков прибежавших на крики и шум. Рассказывали они разное и порой нереальное, но убежденности в их словах было очень много. Точнее, они верили в собственные выдумки. По их словам, я напал на женщину убил ее, а она, умирая, ранила меня. Вот только упало ее мертвое тело на мое раненое. Да и нож покрывала сперва моя кровь, и только потом ее.
— Когда я шел по улице, людей было не больше пяти, включая погибшую. Допускаю, что один убежал, не желая быть участником расследования двойного убийства. Остаются те, первые, более информированные свидетели.
— Согласен. Но проверять мы будем всех. Повторной попытки переворота никто из нас не желает. У нас у всех есть семьи, — переглянувшись со своими ребятами, ответил за всех капитан.
— Согласен, и всегда к вашим услугам.
Распрощавшись со стражами, я приготовился к куда более сложному испытанию. От моей мамы отделаться скупым рассказом не выйдет. Подробности никому известны быть не должны, пока идет полноценное расследование. И вот тут придется изгаляться, переводя разговор на другие темы.
— Сын!
Я слегка растерялся. Судя по интонации родительницы, меня собирались ругать, но пока не определили, как серьезно и за что именно. Хотя, у нее все переплетается слишком крепко.
— Да, мама? — с улыбкой спросил я, устраиваясь на стуле максимально удобно.
Раз отменить взбучку не выйдет, то хоть встречу ее с комфортом.
— Почему мне приказал какой-то целитель ждать своей очереди, чтобы убедиться, что мой сын все еще дышит?
Актерская игра мамы, как и всегда, была на высоте. Ей не хватало только веера, которым можно столь эффектно стучать по раскрытой ладони. А еще отмахиваться от неинтересных ей вопросов.
— Ты преувеличиваешь, дорогая, — усмехнулся отец. — Он лишь вежливо попросил нас подождать.
— Скорее, переигрывает, — не особо стесняясь, вставила свой комментарий сестра.
Рея светилась от счастья снова быть в столице, а не у бабушки на перевоспитании за мелкие прегрешения, которых набрался целый ворох.
— О, тебя вернули из ссылки? Неожиданно, но и приятно, признаю, — она подошла, и я поцеловал ее в загоревшую щеку, — рад видеть, маленькая.
— Ха-ха. Братец, ты головой не ударялся? — после нежности, с которой она прижалась ко мне, ее дерзость была чем-то схожей с поведением Эльзы. — Хотя, о чем это я. Ты же падал, а значит, точно повстречался с дорожным покрытием. Вот последствия и проявляются.
— Тихо! Отвечай мне, а не им, — несколько раз щелкнув пальцами, родительница привлекла мое внимание.
— Мам, целитель был прав. Я должен отдыхать, правильно и плотно питаться, — сказал я, указав на пустые тарелки, все еще стоящие на столике. — А еще, по протоколу, первым делом потерпевший общается со стражами. Рассказывает все подробно и в деталях. Так меньше шанс, что родственники запугают, уговорят или помогут выстроить слаженную ложь. Тут ты обязана ждать. Мой целитель мог просветить тебя о моем состоянии. И о том, что я тут совсем не умираю.
— Он лишь смеется над окружающими.
— Он работает и отвечает, хоть и в вольной манере, но не отказывается разъяснить все подробно и простым языком. Твои недовольство и претензии меня, как его начальника, не интересуют. Моя служба лежит в параллельной реальности от тебя. И так будет всегда. Без исключений!
— Пусть так, — сжав кулаки, ответила мама, — но я тревожусь за тебя. Поставь себя на мое место. Я жду тебя на ужин, первый за очень долгий период времени, а приходит стражник и говорит, что ты ранен на улице. Куда же катится наш мир!
Отец приобнял любимую и привычно поцеловал в волосы. С его ростом, для поцелуя в висок или лоб нужно было прилично наклониться. А так, в макушку вполне удобно и очень нежно, если смотришь со стороны.
— Не драматизируй, родная. Наш сын не простой обыватель и он всегда на связи с тем же целителем. Да и не так-то просто убить полковника. К нам просто прибыл нервный страж…
— А это ожидание? Сколько часов мы простояли под дверью, сколько нас вообще не пускали в больницу?
— По-другому и быть не могло, — усмехнувшись, папа принялся разъяснять принцип труда целителей. — На живую ни один целитель лечить не будет. Нужно обезболить и усыпить, чтобы раненый не мешал работать. А со спящим под наркозом не особо пообщаешься. На твои вопросы наш мальчик точно бы не ответил. И ты выспалась, пусть и приняв успокаивающее зелье. Во сне никто не переживает и не грызет очаровательные ноготки.
Крыть маме было нечем. И я перевел взгляд на сестренку. Красивая, если не замечать легкую ухмылку на губах. Мелкий чертик. Самый любимый ребенок из нас троих. Как младшая, она получила море любви, и понятное дело, ее слегка разбаловали. Конечно, на людях она никогда не позволяла себе вольностей и строго следовала этикету. Однако, наедине с родными не притворялась.
— Что?! — спросила меня мелкая. — Я рада тебя видеть живым и все такое прочее, но все еще злюсь за расставание с Эльзой и за выбор мерзкой Элоизь.
— Она не моя невеста уже. У полковника не будет супруги-каторжницы.
— Ты хочешь убедить меня, что расстался с ней только из-за участия в темных делишках, за которые она теперь будет отвечать? Не нужно пороть чушь, братец! — фыркнула мелкая вредина.
— Дочка, — возмутилась наша мама, одергивая сестру, — не смей использовать в своем разговоре ненужные слова и обороты, за пределами дома.
— Прости, мама, но ты же не будешь отрицать, что я права? Он любил Эльзу, их глаза горели, а Элоизь, она не нужна моему брату. Он ее ненавидит. Хотя… Как вариант, он смог бы от нее избавиться, отыскав ее болевые точки. Не думаю, что нашему полковнику потребовалось на подобное много времени.
— Милая, порой бывают случаи, которые вынуждают нас поступать не так, как хочется, а так, как будет лучше для семьи и рода, — попробовал сгладить ситуацию отец, но она лишь скривилась. — Ты поймешь потом.
— Надеюсь, что нет. Не хочу рядом с собой терпеть ненавистного мне мужа и грезить о потерянной возможности на счастье.
Слова младшей сестренки больно кольнули. Пусть она не обвиняла меня, но я ощутил горечь.
— Немедленно извинись перед братом! — строго сказала мать.
Она всегда четко чувствовала всех нас, и сейчас защищала меня от душевной боли.
— Прости меня, Ресталь. Ты не думай, я тобой восхищаюсь и все такое. Но твой путь для меня не подходит, и никогда я не смогу пожертвовать собой. Я слабая.
— Ты наговариваешь на себя. Тебе и не придется поступать подобным образом, у тебя есть целых два старших брата. Мы спасем тебя от всего.
— Ну вот, ты меня смутил, — сестренка приложила ладони к горящим щекам, — не нужно никаких жертв и прочего. Я просто буду выбирать тщательно среди тех, кто достоин, и не из-за титула, а по своим моральным качествам. Пусть будет не дракон в отглаженном пиджаке, но такой, чтобы смог защитить и меня, и нашу с ним семью.
— Не спеши бросаться подобными громкими словами. Когда придет время, ты полюбишь. Не важно, кого. Мы примем любого твоего избранника, — растрогалась мама.
Отступив от отца, она погладила свою малышку по волосам.
— Ну вот, пришли проведать умирающего, а теперь души распахивать начали. И раз он в норме, — девушка указала рукой в сторону улыбающегося меня, — то я, пожалуй, пойду. У меня занятия по языкам сегодня.
— Какая ты добрая и отзывчивая, — усмехнулся я.
— Цени меня такой, какая я есть.
— И все-таки, она права. Я хочу поговорить с тобой об Эльзе. Сейчас ты не сможешь сбежать от меня.
— Мама! — окрикнул я родительницу. — Я не собираюсь ничего тебе рассказывать. Дело прошлое, тебя не касается моя личная жизнь.
Ни сейчас, ни потом я не собираюсь плакаться ей. Хватит уже того, что все мои проблемы обсуждали король и принц, жестоко и обидно критикуя каждую мелочь.
— Твои личные дела повлияли на финансы семьи, — подал голос отец. — Я лишился выгодного дела с выращиванием жемчуга. Теперь проблемы у нас и в других сферах. И выстраивает их брат Эльзы. Причем, он делает это постепенно и очень тонко. То тут куснет, то там. Увел пару заказов у меня, переманил часть поставщиков, купил склады, которые я наметил для себя. Вроде как, все чисто и прилично, но на душе осадок.
— Так и разбирайся с ним! Я не отвечаю за него. Более того, тебя-то он еще может послушать, а меня, скорее, задушит и прикопает на заднем дворе, — откровенно объяснил я.
— Вот это, я понимаю, мужик, — восхищенно произнесла сестра. — Что, прям так и прикопает? И убьет? Настоящего черного дракона завалить сил хватит у этого брата?
— Не нужно восторгов! — возмутился я.
— А почему без восторгов? Она права, герцог Ириден Ранев — достойный мужчина. Против такого зятя я не возражаю, — встала на сторону дочери мама. — Милая, ты присмотрись к молодому мужчине. У вас есть разница в возрасте, но он, и правда, силен, смел и умеет обеспечивать свою семью.
— О, да! Таким катком по семейству Киль прошелся. Порт в залоге! И это тот, который приносил им огромные деньги, и долгов у семьи не было ранее. Теперь они в тюрьме, и порт, вполне возможно, уйдет на торги.
— Вот же, — скривился я, и объяснил родне причину недовольства. — Недавно мы виделись на одном из совещаний, и герцог Ранев ответил, что порт ему не нужен, и мы можем его отдать дальним родственникам. А кому он нужен с долгами?
— Возможно, он слегка перестарался. Не важно. Мне не жаль гнилую семейку, — улыбнулся отец, — каторга редко отпускает здоровыми своих жертв.
— И мне не жаль, но слухи могут поползти. Хорошо, что я узнал об этом сейчас, есть время для маневра.
Шутить дальше я не желал, слишком сильно испортилось мое настроение. Слушал родных, и старался не вмешиваться в разговор. Постепенно они успокоились, прекратив делиться слухами.
Высший свет гудел растревоженным ульем, но особого недовольства никто не выражал. У них появляются новые перспективы, после ухода с шахматной доски некоторых лордов. Свое дело, оно всегда важнее.
Все дельцы похожи друг на друга. А нам приходится соблюдать баланс между всеми ними.
Когда семья, наконец, ушла, я подробно сообщил информацию по порту. Ульрос обещал все прояснить и, по возможности, выкупить его до того момента, как о проблемах станет известно всем вокруг.
Посмотрим, куда это дело нас приведет.