Два мутанта

22

Ночь была такой же, как и все предыдущие ночи, которые Буль провел в Зоне. И при этом совершенно другой. Ведь это была последняя ночь, которую судьба отвела немолодому генералу. Завтра днем он отведет людей Хука на заминированный пляжик и приведет в действие радиовзрыватель. Даже если часть бандитов уцелеет, они скорее всего испугаются лезть к плавучему дому, ведь от богатств есть толк лишь в том случае, когда ими удается воспользоваться.

Все тело болело от побоев, жутко саднили глубокие царапины на лице и руках, в разбитых губах неприятно пульсировала кровь, но при этом Буль чувствовал себя по-настоящему счастливым. Генерал Штык, Хомяки Крот смогут пережить очередной рейд бандитов, а это значит, что вся короткая жизнь, которую Буль помнил лишь на протяжении последних двух месяцев, прошла не зря. И хотя Штык неоднократно пытался рассказать ему и Хомяку какую-то другую историю их жизни, ефрейтор Буль в глубине души считал себя разведчиком, который раньше погибнет сам, чем позволит убить своих товарищей.

Люди Хука отдыхали по всем правилам сталкерской науки. Помимо основного костра, возле которого сидел ночной караульный с панелью системы контроля за расставленными на некотором удалении датчиками, в нескольких местах на границе чуть заметно тлели небольшие кучки углей, легко превращавшиеся в сплошные стены огня в случае нападения ночных хищников. Каждый сталкер спал, положив рядом автомат, подложив в качестве подстилки тонкий коврик-«пенку» и накрывшись куском непромокаемой ткани.

Буля привязали к дереву недалеко от основного костра. Ему дали воды для питья и умывания. А от еды он гордо отказался, хотя желудок, учуяв кашу с мясом, чуть было не оспорил право головы на принятие решений. Руки пленнику связали спереди, чтобы мог спать, при этом стягивать, как раньше, не стали. Первые полчаса караульный с любопытством поглядывал на Буля, но потом ему это надоело, и он устроился так, что был виден пленнику по большей части сбоку.

В абсолютной темноте освещенный костром пятачок земли казался Булю символом человеческой жизни. В безбрежном океане равнодушного холода и темноты на короткий миг вспыхивает теплый мерцающий огонек. А потом, оказавшись не в силах бороться с вечным равнодушием окружающего мира, гаснет, не оставляя после себя ничего, кроме золы.

Так, созерцая пляски языков пламени последнего в своей жизни костра, Буль неподвижно просидел не меньше часа. Он не бодрствовал, но и не спал, плавая в какой-то промежуточной трансовой полудреме. И с трудом вернулся к реальности, когда рядом послышался шорох.

Медленно повернув голову, он обнаружил рядом с собой Паленого.

— Ты кто такой? — прошептал Паленый, стараясь оставаться в тени дерева, у которого сидел Буль. — Где настоящий Крот?

Несколько секунд Буль непонимающе смотрел на молодого человека, которого еще несколько часов назад был готов разорвать на куски. Гнусный предатель всерьез верит, что сейчас Буль расскажет, где именно находится Крот и как его поскорее найти? Буль усмехнулся и вполголоса сказал:

— Немного, видать, дают за предательство, раз на второй круг заходишь.

Паленый дернулся, как удара, прошипел что-то невразумительное, и в этот момент дежурный, услышав шум, поднялся со своего места и с автоматом наизготовку подошел проверить пленника. Паленый принялся отползать назад, но ему в лицо ударил яркий свет тактического фонаря.

— Паленый, — удивился дежурный, водя ярким лучом фонаря по сторонам. — Ты чего здесь трешься? Больше тебе Крот артефактов не даст. Так что вали нахрен отсюда.

— Спасибо, — вежливо сказал Буль дежурному. — Ненавижу запах плесени.

— Как же ты, Крот, такую суку не разглядел? — риторически спросил дежурный, провожая светом фонаря сгорбленную фигуру Паленого. — Подумай, кстати, хорошенько. Хук толковый мужик и слово держит. Клан «Свобода» может взять тебя под свою защиту и больше ни один человек не осмелится тут появиться без твоего согласия.

— Я подумаю, — важно сказал Буль и демонстративно закрыл глаза.

Еще через пару часов дежурный сменился и Буль сквозь полудрему слышал, как старый часовой рассказывает новому о странном поступке Паленого. Получалось, что утром про это обязательно расскажут Хуку и если что-нибудь сочинить от себя, можно подвести Паленого под серьезные проблемы. Правда, в этом великолепном плане присутствовал изъян размером с дом: Буль умел терпеть боль и мог врезать, если требовалось, от души, но испытывал серьезные трудности при необходимости что-то придумать.