Два дурака на чемодан алмазов

Глава 8 Ктулху для Роял Нэви

Пока шли на выход каналами к Северному морю, Василий дежурил на мостике. Хотя бы для того, чтобы не пугать аборигенов, которые вполне могли в бинокль увидеть есть или нет на мостике кто-нибудь. Поставить проекцию, вместо себя, он не догадался.

Поэтому скучал и молча прокручивал в голове разные варианты деятельности в области прогрессорства.

Внезапно, снизу на мостик вбежал чем-то сильно возбуждённый Григорий. В руках у него была зажата свежая газета.

— Ты гля, Василь, что творится! — выпалил Григорий и сунул ему под нос газету, свёрнутую так, чтобы была видна только одна, выделенная статья.

Василий опустил ноги с подножки пульта на пол, и углубился в чтение.

— И как твоё мнение? — всё также возбуждённо спросил Григорий, когда заметил, что брат прочитал.

Василий тут же полез чесать затылок.

— Соблазнительно… Но ведь… День ещё. И как быть, если нас засекут?

— Но если мы уберём мачты и паруса, изменим слегка очертания корпуса, включим «хамелеонство»…

— Ладно! Уговорил. Сейчас выйдем в море, тогда будем решать как крутиться.

— Лады! Тогда я сейчас посмотрю, вооружение. Хотелось бы чтобы их сразу и к рыбам.

— Не сомневайся. Там и мявкнуть не успеют.

— Но всё равно…

А статья, которая вызвала такое нездоровое оживление на яхте, рассказывала о том, что из Портсмута вышли четыре транспорта с войсками. И эти войска направляются в Южную Африку. Явно на войну с бурами.

Сколько войск за раз решили бритты перебросить — не называлось. Но наверняка несколько тысяч. Дата отправки была в статье вчерашняя. Значит, вся эта флотилия в плавании уже сутки. Могли отмотать миль пятьсот. Если не тихоходы.

Василий вывел на экран карту и принялся за расчёты.

Получалось по любому, что если их догонят, то вокруг будет много нежелательных наблюдателей. Топить наблюдателей вместе с наглами?

Западло!

Пропустить транспорты дальше, чтобы никто уже… Но ждать было очень долго. И вдруг они завернут именно на Суэц и далее через Сомали будут свои войска выводить?

Василий начал прикидывать. Когда и при каких обстоятельствах яхта могла догнать. И получалось, что если прямо сейчас убрать мачты и паруса, врубить полную мощность двигателей, причём со всеми наворотами, что Гайяна поставила для увеличения скорости, то… Нагонят корабли ночью.

Но, опять «но». Прямо сейчас придётся ломиться на максимальной скорости на виду у очень многих. Через Ла-Манш. Полностью дешифруя и себя, и возможности судна.

И тут помог случай. Точнее погода.

На радаре погоды обозначился край облачного фронта. Быстро просчитав что будет уже через три-четыре часа, Василий потёр руки и взялся за программирование компа.

К вечеру, ветер стал крепчать. На море сели тучи. Видимость тут же сократилась до километра и менее.

Убедившись, что в ближайшем радиусе кораблей нет, а следовательно, их никто не увидит, Василий включил режим хамелеона. Теперь, даже если яхта пройдёт в двухстах метрах от чужого корабля, её не увидят. Можно было развернуться и ложиться на курс к Ла-Маншу.

Паруса быстро убрались, а мачты бодро втянулись в корпус. Борта яхты слегка преобразились от чего внешний вид, даже без «хамелеона» претерпел изрядные изменения. И всё это — для достижения максимально возможной скорости.

Тут, правда, работало ещё одно соображение, которое братья решили обязательно использовать.

Если быстро «метнуться» туда и обратно, зарисовавшись после в «обычном» для себя месте — т. е. там, где яхта должна быть, если пойдёт своим и тихим ходом — то никто не свяжет их с тем, что должно произойти с английским войском на транспортах. С их планируемой пропажей.

Как показывал комп, преобразования корпуса яхты на простом изменении надводной части, не закончились. Что-то преобразовалось и в подводной. Василий не проявил особого интереса к этому, так что сия тайна так и осталась им нераскрытой. Тем не менее, судно постепенно набирало ход. И постепенно же, вылезало из воды. Всё больше и больше вытягивая то, что было ранее под водой, наверх. Уменьшая сопротивление. Наконец, совсем окутавшись облаком водяной пыли, корабль рванул так, что дух захватывало.

Не много времени прошло и скорость достигла расчётной — 180 узлов.

Наверное со стороны яхта сейчас выглядела феерически: несётся над водой что-то смутное. Как медуза прозрачное. В облаке водяной пыли.

В проливах намечался очередной приступ паники.

И тут прибежал радостный Григорий.

— Слуха-ай! Что я нары-ыл! — начал он с видом кошака дорвавшегося до сметаны.

— И что? — проявил вежливое любопытство брат.

— Оказывается, есть вообще фича, а не оружие!

— ?!!

— Гляди!

Григорий подскочил к терминалу и вывел описание на экран. Минут пять Василий углублённо изучал.

— Давай запузырим! Для Роял Нэви!

— Но тут говорится, что радиус действия небольшой.

— А нам что, нужно большой? Но ты прикинь, какой эффект будет! Да даже здесь, в Ла-Манше мы можем такое отмочить, что у наглов при слове «море» долго недержание мочи случаться будет!

— Что ты имеешь в виду?

— Ну… помнишь Ктулху?

— Ну… Хе! Ты хочешь показать его?

— А чего бы и нет?! И прямо сейчас. Ресурса материалов у нас на три раза накоплено.

— А нам по мозгам не даст?

— Не-а! Защита яхты — что надо!

Василий ещё с пару минут что-то просчитывал в уме. Но потом просто махнул рукой.

— Давай! — хищно оскалился он. — Но при проходе мимо судов в «канале», надо будет сбрасывать скорость.

— Зачем?

— Чтобы не усвистеть мимо так нихрена и не понявших моряков. Чтобы пр-рочувствовали!

— А-а! Точняк!

Ночка выдалась тёмная. Иногда накрапывал дождик. Ветер разогнал небольшую волну, так что иногда, рассекая очередную, нос судна окатывало веером брызг.

Вахтенный на сухогрузе «Гастон», спешащим в Лондон, запахнул дождевик и вышел на палубу. После пришествия «Летучего Голландца» в эти воды заходить стало не просто боязно, а жутко. Вообще проливы славились своими мелями, и подлыми течениями. Множеством кораблекрушений. А тут ещё и эта мистическая жуть из глубины веков, пронёсшаяся вихрем вдоль берегов, через территориальные воды Британии.

Теперь, заходя в эти воды капитаны и команды судов, испытывали двойной страх. И не факт, что мелей и течений тут боялись больше, чем Древнего Морского Ужаса. Но те, кому не посчастливилось попасть именно в эту ночь в это самое место, даже не подозревали какой по настоящему Большой Ужас их поджидает.

Вахтенный поёжился. На мгновение ему даже показалось, что огни кораблей, идущих в отдалении, размазались и тут… Тут он почувствовал, как воздух вдруг задрожал.

Море вдруг будто издало утробный рык. Заныли зубы, заболели кости. И дикий, ничем не передаваемый страх, сжал сердце.

Вахтенный схватился мёртвой хваткой за поручни, но всё равно не удержался на ногах и упал на колени. В кубриках просыпалась команда, выкидываемая из постелей Ужасом. В мгновение ока весь сухогруз превратился в бедлам.

Но, страх, как вспыхнул, так и угас, оставляя после себя мечущихся людей, не понимающих что же это их так ударило по мозгам. И чего это ТАК надо бояться, что вдруг захотелось срочно попрыгать за борт.

Полностью прийти в себя никому не удалось. Над морем внезапно загорелось марево и из него вывалилось ТАКОЕ страшилище… Морда опутанная щупальцами, руки, как те же щупальца, но снабжённые огромными когтями и присосками.

Чудовище вскинуло когти к облакам и заревело.

— Бойтесь, бойтесь грешники! Сам Ктулху идёт по ваши британские души! — раздалось над тёмными водами.

Вахтенный уже не знал куда деваться. В воду — так там вот это чудовище. Вниз в трюм — так этому, одной рукой хватит располовинить от носа до кормы их бедную посудину…

Мгновенно поседевший, бедный моряк стоял на коленях и созерцал зрелище Чудовища, проносящегося на немыслимой скорости мимо их корабля. Где-то внизу, под его бесчисленными ногами-щупальцами бурлила вода поднимая тучи водяной пыли, оставляя позади длинный шлейф плотного тумана.

Отбойная волна мощно ударила в борт сухогруза. Но вахтенный всё смотрел за корму, на удаляющийся Дикий Немыслимый Ужас.

Не он один дал зарок в тот злосчастный вечер, что больше в море не выйдет никогда.

Свето-звуковые эффекты отключили, когда проскочили основное скопление судов. Теперь можно было разгоняться до максимальной скорости. Если суда достаточно быстрые, то находиться они должны где-то за Брестом. В Бискайском заливе.

Вот тут пришлось пошарахаться по морю. По выходу в Залив, обнаружилось сразу три похожие «цели». И как назло то, что искали, оказалось как раз третьим. Впрочем, это уже никакой роли не играло. По крайней мере для англичан.

— Топить будем всех, или кого-то оставим? — с вожделением спросил Григорий разворачивая на своём мониторе систему управления оружием.

— Посмотрим как сработает эта инфразвуковая фиговина. А если что — под нами уже склон материкового шельфа. В обозримом будущем никакие водолазы не достанут.

— И концы в воду… — добавил Григорий.

Чем больше приближалась яхта к судам-жертвам, тем сильнее дёргался Василий.

Болезнь, которая его поразила, обычна для русской интеллигенции — дурная рефлексия. И лечится она только разумом. Если интеллигент последнего не имеет — он рефлексирует дальше, вгоняя в шок своими идиотскими поступками всех окружающих, кто разумом обладает.

Если имеет разум, то… просто выстраивает себе такую шкалу ценностей, которая не противоречит главному принципу любой цивилизации — минимизации потерь. А этот принцип имеет вполне конкретное воплощение в сугубо гуманистической сфере: Если убив одного мерзавца, можно спасти от гибели ХОТЯ БЫ ОДНОГО, но нормального гражданина — то так и надо сделать. Ибо ценность жизни мерзавца, тысячекратно ниже ценности жизни нормального. И ниже, хотя бы потому, что он убивает часто не одного, а множество людей. И если не напрямую — зарезав, зарубив, застрелив… — то опосредованно. Доведя до гибели от голода, до самоубийства и так далее.

Сейчас, во тьме ночи вырастали корабли. Несущие людей. На войну. На убийство других. На захват собственности и земли тех, кто не хочет покоряться мерзавцам-аристократам Великобритании и платить им дань.

По сути, главные виновники сидели в Палате Лордов и прочих центрах принятия решений Великобритании. Но вот эти… Эти были орудием предстоящей подлости. Виноваты ли они, что являются орудием?

И да, и нет.

Можно ли как-то пожалеть этих «инструментов»?

Можно.

Но чем это обернётся?

Страданиями и гибелью неизмеримо большего количества людей.

Василий знал, чем обернулись в двадцатом веке все войны и алчные поползновения, как он её называл Наглобритании. И если сейчас не дать этим всем Пэрам и Лордам чувствительно по носу, СЕЙЧАС слегка не притормозить, то вся эта мразь учинит всё, что знает Василий из истории двадцатого века — обе мировых войны, кучу разнообразных колониальных, в которых погибло как бы не больше людей, нежели от того побоища, которое устроил Гитлер.

50 миллионов говорите?

Но вой сейчас стоит вселенский потому, что погибли «белые европейцы».

А сколько погибло «аборигенов» и «дикарей», во всех колониальных и прочих захватнических войнах двадцатого века? Или просто вызванных подлостью англичан и прочих «цивилизаторов-колонизаторов» чисто колониальных рукотворных катаклизмах?

Больше, граждане. Значительно больше.

Особенно, если учесть все те великие голода, которые были прямым следствием политики колонизаторов на захваченных территориях.

Когда вся череда этих фактов всплыла у Василия в голове, когда проплыли перед глазами кадры кинохроники и фотографии умирающих от голода «дикарей», всякая жалость испарилась. Осталась только холодная отрешённость. Как будто обрабатываешь дихлофосом гнездилище мерзких тараканов.

Либералы часто любят патетически восклицать: «Что может быть ценнее человеческой жизни?!».

А ведь ответ прост: «Две и более человеческих жизней».

Расстояние до кораблей сократилось до необходимого минимума. Яхта вышла почти на центр ордера.

— Пора! — выговорил Василий и голос почему-то всё равно сорвался.

Но, в отличие от него, Григорий не страдал рефлексией в такой тяжёлой форме. Без всякого сожаления он нажал на пуск.

Тут же в воздух был дан бесшумный залп.

Снаряды взлетев на нужную высоту, лопнули и распылили большое облако порошка.

Да, облако имело вполне определённую структуру. И ионизацию. А вот дальше… По нескольким, раздельным каналам, в это облако полилась энергия…

Первые секунды не происходило ничего. Только вдруг, все части кораблей завибрировали в такт неведомому резонатору. Загудели сами собой трубы. Низко. Зарычали переборки.

И невыносимый ужас объял человеческую начинку этих стальных посудин.

Ужас, который усиливался тем, что был абсолютно необъяснимым. Тем, что никто не мог понять почему весь корабль сотрясается мелкой дрожью и эта мелкая дрожь явно не вибрация от парового двигателя. Потому, что у этой дрожи была своя «мелодия». Пробиравшая до костей, бьющая в сердце.

Те, кто спал мгновенно проснулись.

Те, кто не спал заорали хором и начали бегать кругами, не находя выхода. Ведь куда деться с корабля? Только за борт!

Но тут из трюмов попёрла толпа объятая паникой. Кого-то затоптали. И этим больше всего повезло.

Кто-то кинулся к шлюпкам и возле них немедленно возникло побоище. Ведь шлюпок было мало, а людей — много.

Наконец, что-то удалось спустить и туда немедленно набилось столько народа, что шлюпка перевернулась.

На крики офицеров, и стрельбу из табельного оружия, никто не обращал внимания. Паника перешла уже давно в ту стадию, когда толпа начисто отбрасывает всякий разум, заменяя его на чистое, и ничем не замутнённое желание во что бы то ни стало спастись.

Офицеров, которые хоть как-то боролись с накатывающими волнами Страха, просто смели. Затоптали. И паника как была, так и продолжилась.

Впрочем, довольно быстро палубы кораблей опустели. Остались только до хрипоты кричащие от страха кони, которые были просто заперты внизу, в загонах. Люди же все как один плыли в темноту. Не мысля куда они плывут, лишь бы подальше от кораблей, но страх всё длился, длился и длился.

Минут через десять, после начала бегства, перевернулась последняя шлюпка. Через двадцать на волнах моря не осталось ни одного живого.

Кого-то убил инфразвук, просто порвав сердце и лёгкие.

Кого-то убила паника.

Но дальше в неведомые дали моря плыли лишь пустые железные коробки. Пыхтя машинами, которые дожигали в своём нутре уголь, который закинули перед катастрофой, выплёвывая пар и копоть. Но скоро машины остановятся и корабли, подхваченные течением поплывут дрейфуя обратно — в сторону Бреста. Далее, циркулярное течение потащит вдоль западного побережья Франции на юг, где их и обнаружат, сначала, рыбаки. А после, заинтересовавшись причиной дрейфа, обследуют высадившиеся на их борт, с проходящих мимо судов, моряки.

Вот тогда и вспомнят… Ктулху.

Но это будет не скоро.

В далёком Амьене, борясь с наступающим недугом, Жюль Верн перелопачивал прессу.

Жизнь вокруг вдруг понеслась вскачь. За неделю случалось столько, сколько ранее не случалось и за год. Сотни статей, тысячи слухов. И большинство вокруг темы «эбола». А о тех, кто запустил её — просто забыли. И это было обидно.

Ведь ТАКАЯ ЯХТА!!! Чудо, а не яхта!

Про неё надо писать. Про её удивительные, чудесные качества. Про фантастические технические новшества. Но о них — ничего. А ведь великий писатель уже начал верить во все эти цветные фотоаппараты, маленькие переносные эфирные передатчики, передающие голос, а не треск. И многое, многое другое. Ему хотелось это увидеть. Хотя бы в репортажах газетчиков. Но этого не было.

Вдруг, взвилась паника. В «английском канале».

Десятки судов, вдруг как воробьи от сокола шарахнулись от миража пролетевшего вдоль пролива. И тут же, страхи про «эболу» дополнились не менее мощной истерикой на почве мистики.

Сначала месье Верн, как истинный материалист и апологет науки, игнорировал бред, изливающийся из уст газетчиков, из уст свидетелей и просто кликуш. Но потом, также вдруг в голове вспыхнула мысль. Из книги.

«Чем выше технология, тем меньше она отличается от сказочной магии».

«А вдруг?!! — подумал Верн. — Вдруг это не галлюцинации свихнувшихся от перепою или ещё как моряков? Вдруг этот „призрак“ — рукотворен?»

Но тогда возникал вопрос как это можно было сделать? И на ум приходило только одно сравнение — «магия» синематографа.

Он помнил, как первые ролики вызвали воистину фурор. Как возникла паника в зале, когда зрители увидели на экране, движущийся, казалось бы на них поезд. Но поезд был не более чем изображением на чистой белой простыне.

Может и «Корабль-призрак» тоже что-то типа того же «синематографа», только выполненного на уровне неизмеримо более высоком?

«А ведь действительно! — уже с энтузиазмом стал размышлять Верн. — Братья уже продемонстрировали множество технических чудес. Описали их. И, нет сомнений, что они описывали что-то очень реальное. Своё. И если можно создать „живого призрака“ на простыне экрана синематографа, то почему бы и не создать что-то более серьёзное в более крупном виде?!!».

Жюлю Верну чуть плохо не стало от такого предположения. И чем дальше он размышлял, тем более реальным казалось его предположение. Но, кстати, чуть плохо не стало, не из-за страха.

От восторга.

Мысль была действительно, как озарение.

Он вспомнил туго надутые паруса кораблей, споро бегущих по волнам. И он представил картину: множество проекционных синема-аппаратов, крутят картины на этих надутых парусах…

А если это возможно и так просто… То значит, так и есть!!!

Конечно, месье Верн заблуждался насчёт «так просто». Но это было уже не существенно. Главное — понять идею. Оставалось понять зачем это делалось. Но и это тоже было по его разумению, достаточно просто.

Газеты были полны «пророчествами» о грядущей Мировой Войне. О Великой Бойне. И эти «пророчества» почти все завязаны на явление «Корабля-Призрака», «Летучего Голландца» в Канале. Причём хорошо было заметно, что страх перед «исчадиями ада», перед «адским воинством, прошедшим по волнам моря» — неизмеримо больше, нежели страх перед войной.

Оно и понятно: адом и дьяволом стращают постоянно и с самого рождения. А вот о войне зачастую говорят как о лёгкой «героической» прогулке, где удачливые и всепобеждающие Герои Нации, тысячами истребляют врагов и получают медали со званиями. В людях, никогда не видевших войну, это порождает самоуспокоенность, сон разума… А сон разума известно что порождает!

Выходит, братья решили вот таким крайне необычным образом разбудить разум Европейцев? И кого? В первую очередь англичан!

Жюль Верн несколько даже злорадно рассмеялся. Будучи патриотом Великой Франции, он, естественно, упустил из виду, что хоть и небольшая часть моряков, видевших «Призрак», но была французами. И паника также захватила французское побережье. Есть такое свойство у патриотизма — всё пихать на исконных врагов, выгораживая своих. Но месье Верн был истинным патриотом. Так что у него даже и мыслей таких не возникло. Впрочем, это было не важно.

Но тут великий писатель нахмурился. Возникшая следом мысль очень сильно озаботила.

«А нужно ли с кем-то делиться догадкой? Но ведь если братья решили остановить Войну… Все их усилия пойдут насмарку! Однозначно не стоит!» — сделал вывод месье Верн и тут же повеселел. Он даже и не подозревал, что по странному стечению обстоятельств, оказался единственным человеком в Европе, кто твёрдо пришёл к таким выводам. Можно сказать, что этому же способствовала его романтическая и жаркая вера в Науку, в её силу. Мало кто обладал в те времена такой Верой. Такой силы. Но он даже и не подозревал этого.

Наоборот — испугался, что подобные мысли ещё кому-то придут в голову.

В дверь кабинета постучали.

Зашла служанка.

— Месье! Вам два письма и посылка!

Жюль Верн принял письма с посылкой и посмотрел от кого письма.

Одно из писем было сопроводительное. От издателя.

Он быстро вскрыл его и прочитал. В нём месье Этцель сообщал, что пришло очередное послание и заказ от братьев Эсторских. Но на этот раз с просьбой и пожеланиями. Что он и исполняет. А просьба была — передать первый экземпляр новой книги «Древние Цивилизации Земли» и письмо от автора с пожеланиями.

Прочитав эти строки, Верн бросил первое и схватился за второе письмо. И да, там действительно значилось «отправитель: Румата Дин Эстор».

В письме были поздравления, пожелания и выражение искреннего уважения. Вроде бы обычное… Но и тут, даже это письмо было крайне необычным — чернила!

Линии письма были тоненькими и явно писаны не чернильным пером. А неким другим устройством. Больше похожим на карандаш. Остро заточенный.

Пошарив по ящикам, Верн достал часовую лупу. Вставил в глазницу и уже с бОльшим увеличением разглядел написанное.

Нигде не было линий, которые были бы хоть чуть-чуть смазаны. Это значило, что чернила были не жидкими, а скорее всего пастообразными. И наносились действительно тонким инструментом. Не царапающим бумагу, как это неизбежно бывает при письме пером.

«Ролик! Шарик! — мелькнуло озарение. — Шарик, катающий чернильную пасту. Маленький шарик. И перо, которым письмо написано — шариковое!».

Уже это свидетельствовало о том, что письмо не розыгрыш заигравшихся шутников из многочисленных друзей.

Писатель вчитался в письмо.

В нём речь шла о новой книге, написанной братьями. На этот раз о Древнейших Цивилизациях Земли. О том, что было больше десяти тысяч лет назад. О тех удивительных временах, когда люди летали… К ЗВЁЗДАМ!!!

Писатель не поверил глазам. Не поверил автору. И дочитав до конца, с предвкушением удовольствия вскрыл посылку. В ней действительно оказалась большая книга. Но вместе с ней, на стол вывалилось и несколько фото. Цветных.

То, что это было не что-то рисованное красками — ясно было с первого взгляда. На первом фото — яхта. На втором, двое молодых людей, очевидно в капитанской рубке яхты. И, на что сразу же обратил внимание Верн, пульт управления яхтой выглядел совершенно фантастически. Он такого даже и представить не мог. И тем не менее…

Но последние фото ввергли его вообще в ступор.

На них были те самые звёзды. Только вблизи.

То, что Сатурн, на одном из фото изображён именно с близкого расстояния, Верн понял сразу. Ракурс был такой, что никогда с Земли, ни в один телескоп не видно.

Он посмотрел на обратную сторону фото. Там, тем же почерком и пером, было написано: «Только для ваших глаз!».

И последняя — Земля. Со стороны. Фото.

И такая же пометка «Только для ваших глаз!».

Верн спустя час спрятал фото. Оставил только два — с яхтой и братьями. На которых не было предупреждающих надписей. И взялся за книгу.

Книга не просто увлекла. Он напряг прислугу, чтобы они читали, когда уставали собственные глаза, потом читал сам, и так попеременно, пока не дошёл до конца.

Поразили иллюстрации. Подробнейшие. Поразило изобилие описаний. Да таких, от которых голова шла кругом. После фото, сейчас лежащих в дальнем углу ящика письменного стола, Верн поверил во всё.

Он увидел также и свои ошибки. Те, которые допустил в повести «Из пушки на Луну». Понял, что нельзя построить пушку. Невозможно перенести людям те перегрузки, что возникают при выстреле. И всё потому, что тут же в книге были даны объяснения. Почему. И что реально может поднять человека в космос. И не просто в космос. К звёздам.

На следующий день, он перечитывал книгу ещё раз, напрягая глаза, жадно. Разглядывал иллюстрации. И понял, что у него идей в голове — на две жизни. На две жизни писать, писать и писать. Стало на минуту обидно, так как он понял, что не успеет всё осуществить. Но решимость была такая, что он понял — будет писать до последнего вздоха.

Душу грело ещё осознание, что всё, что он написал, пусть и с ошибками, будет осуществлено. Появилась даже уверенность, что несмотря на все опасности, предсказанные братьями, человечество прорвётся. Победит свою алчность, и низменные инстинкты. Чтобы подняться к звёздам. Стать народом звёзд.

Вот как эти стали. Когда-то.

Древние.

Когда он закончил читать, на его столик горничная аккуратно положила свежую газету.

Жюль Верн посмотрел заголовок и рассмеялся. Он совсем забыл за чтением о «корабле-призраке». Но…

Видно братья снова «вышли на охоту».

«Удачи вам!» — пожелал Жюль Верн. И полез за стопкой свежей бумаги.

Пора было начинать работать. Над новыми книгами.